Этель настояла, чтобы Эбби присоединилась к ним пообедать на скорую руку сырными горячими сандвичами и салатом.

– У меня такое чувство, что я вас объедаю, – смущенно улыбнувшись, сказала Эбби.

– Чепуха какая! – ответила Этель, заметив, как ей подмигнул Кайл, и ставя блюдо с сандвичами на кухонный стол. – Ты наша любимая соседка. – Она заговорила с Брэдом, обняв мальчика за плечи, и во взгляде, брошенном на Эбби, была благодарность.

Стоя на крыльце, Эбби потянулась.

– Пора и тебе отдохнуть, – сказал Кайл. – Как насчет того, чтобы посидеть где-нибудь в романтическом месте? Только вдвоем.

Она вздохнула:

– Я бы с удовольствием. Но мне надо перепечатать свои заметки и наметить, где я буду собирать образцы растений в следующий раз. Я должна перенести все это на бумагу, пока не забыла.

– Но можешь же ты отдохнуть хоть раз в неделю?

– Извини, Кайл. Но я должна это сделать.

Его грубые пальцы погладили ее мягкую кожу.

– Просто проверка, беби. Ты женщина или робот?

– Видишь ли, мне кажется, что спасти эту землю очень важно.

– Все это очень трогательно, Эбби, но ты одна. Эта задача тебе не по силам. Даже вместе с Брюсом и другими энтузиастами этого маленького Центра.

– Вот в этом ты не прав. Каждый из нас может сделать хоть что-то. Пусть даже мы спасем совсем маленький участок земли. Время работает не на нас, Кайл.

Он покачал головой:

– Ты просто одержима.

– Ну что ж. Эта одержимость того стоит. Мне жаль, Кайл, если ты считаешь, что на это не стоит тратить время. Наверное, это потому, что ты слишком долго жил в Нью-Йорке.

– Эбби, я…

– Твой город, Кайл, еще не центр мироздания. И ты сам тоже. Может быть, пора начинать возвращать что-то миру.

Напряжение и усталость дня стали сказываться на Кайле. Его слова звучали более грубо, чем ему хотелось.

– Может быть, пора и тебе заметить, что я делаю для тебя. И для Индейского центра. Я не стою на трибуне и не толкаю речи.

Эбби сердито посмотрела на него. Он заговорил прежде, чем она успела ответить.

– Забудь. Ты не хочешь понять, почему я… уезжаю сегодня вечером в Нью-Йорк. – Не дождавшись ее ответа, он вошел в дом Гроффов.

Кайл потягивал пиво и уныло смотрел на свою упакованную сумку. Какая-то невидимая сила удерживала его от того, чтобы прыгнуть в автомобиль и помчаться в Нью-Йорк. В сумерках он посмотрел на дом Эбби. В кухне мерцал огонь.

Он неожиданно для себя улыбнулся. Эта сумасшедшая кухня, заваленная всякой мишурой, собачьим печеньем, пакетами от крендельков, записями… уютная и теплая. Как он любил это место!

Коттедж? Или милую женщину, которая живет в нем?

Взъерошив руками волосы, он тихо выругался. Черт возьми, как ему быть? Он сделал все, чтобы угодить ей, но ничего не получилось.

Даже когда он согласился поработать в Центре, она держала его на расстоянии. Даже после того, как разрешила ему заняться с ней любовью – а в ее ответной страсти сомневаться не приходилось, – она по-прежнему для него недоступна. Она непредсказуема и пуглива, как олениха в лесу.

Кайл наклонился над перилами крыльца. Он слышал шум приближающегося грузового поезда. Вечерний бриз шевелил влажную траву и ветви сосен. В траве стрекотали ночные насекомые.

Кайл вдруг напрягся. Справа от него в кустах мелькнуло что-то темное. Легкое и осторожное. Его пульс участился. Сжав кулаки, он двинулся навстречу неизвестному.

– Привет.

Этот чувственный голос он узнал сразу. Хотя ее лицо оставалось в тени, бледный свет луны освещал стройное тело. На ней было легкое платье с цветочным рисунком. Эбби подошла ближе. Ее волосы цвета меда рассыпались по плечам.

У Кайла заныло сердце. Отвернувшись от нее, он молча смотрел на освещенные луной холмы.

Она подошла к нему сзади и обвила руками его талию. Он накрыл ее маленькие руки своими. «Как, ну как, – думал он, – мне освободиться от растущей любви к этой необычной женщине?»

С каждым разом ему все труднее прощаться с ней, когда он уезжает. «И почему вообще надо уезжать?» – продолжал нашептывать ему внутренний голос.

Да потому, что только так можно положить конец его тяге к ней. Если он еще в состоянии как-то соображать, ему надо срочно мчаться в Нью-Йорк, даже не оглянувшись. И немедленно.

Тысячи крошечных листочков шептались меж собой в ночном бризе. Эбби положила голову Кайлу на спину. Она чувствовала тепло, комфорт, защищенность.

Он повернулся к ней лицом. Руки Эбби упали с его талии, когда он взял двумя руками ее лицо. Она почувствовала его великолепную мужественность, его желание, сопротивляться которому было невозможно.

Он вдохнул чистый запах ее длинных волос и наклонился, чтобы поцеловать в губы. Она зашевелилась в ответ, крепче обнимая его.

– Я рада, что ты не уехал.

– Я хотел.

– Знаю.

– К сожалению, моя прекрасная искусительница, ты заняла мое сердце, и я не знаю, как тебя оттуда извлечь.

В уголках рта Эбби заиграла улыбка.

– Нужно найти выход.

Его глаза таинственно мерцали.

– Я слышал, что нечистую силу можно изгнать с помощью ритуала.

Она поморщилась:

– Не сказала бы, что мне нравится, как это звучит.

– Слушай меня. Дай припомнить. Сначала ты крепко хватаешь искусительницу – вот так. – Он прижал ее к себе. Эбби засмеялась. – Затем ты как следует целуешь ее. Вот так… – Он долго целовал ее губы, пока она не задрожала. – Ты пахнешь солнечным закатом и розами, – прошептал он, покрывая поцелуями ее шею.

Эбби вздохнула. Ей так не хотелось разрушать волшебство момента.

– Кайл, дорогой, москиты просто сожрут нас заживо, если мы не войдем в дом… – Взяв за руку, она повела его к своему дому.

Как всегда, в кухне Эбби царил беспорядок.

– Выпьешь вина? – спросила она Кайла, открывая пакет с крендельками и высыпая их на блюдо. – У меня есть потрясающий сыр, если только Сэм не съел его.

– Здорово. Ты питаешься нерегулярно, правда? Я имею в виду, что сегодня, например, ты не ела ничего, кроме крендельков, сандвичей и всякой зелени…

– Примерно. Но я что-то жую весь день.

– Эбби, так нельзя… Это вредно. – Он с трудом верил, что произнес подобное. Ему ли при его образе жизни это говорить! Вот что с ним делает любовь.

Она засмеялась:

– Ты беспокоишься обо мне? Прыгая по этим холмам вверх-вниз, я стала сильной и здоровой, как горная коза. Не вздумай сказать, что я и похожа на нее, – добавила она. – Это ты ведешь опасный образ жизни. Живешь в Манхэттене, летаешь по свету во всякие странные места. Я действительно беспокоюсь о тебе, Кайл.

– Не надо. Я могу поберечь себя сам. – Он крутил кнопки ее пластикового радиоприемника, пока не поймал спокойную классику. – Помнишь ту ночь, когда мы танцевали у тебя в гостиной… при свече?

Открыв кухонный шкафчик, Эбби достала красную свечу, зажгла ее и выключила лампу.

Лицо Кайла с жесткой линией скул стало при свете свечи более мягким. Он подошел к Эбби и поклонился. Это был довольно комичный жест, при том, что на нем были потертые джинсы и футболка.

– Мадемуазель, могу я рассчитывать на этот танец? Или вы обещали его другому? – Он обворожительно улыбнулся, протягивая к ней руку.

– Дорогой месье Таннер, какая удача! Это единственный незанятый танец в моей бальной книжечке. – Она прильнула к нему, и они тут же начали покачиваться в такт музыке.

Кайл двигался так, как будто на нем был изысканный фрак и галстук-бабочка. Летнее платье Эбби, казалось, превратилось в роскошный бальный наряд. А крошечная гостиная летнего домика вполне заменяла им бальный зал с паркетным полом и хрустальными люстрами.

Держа в объятиях друг друга, они наслаждались волшебством ночи до тех пор, пока огни машин за окном не оповестили о возвращении Сэма Мартина и его друзей.

– Привет, молодые влюбленные, – воскликнул Сэм. – Надеюсь, мы не помешали чему-то важному?

– Конечно, нет, – лукаво ответил Кайл. – Мы тут все истосковались по вам.

– Что я тебе говорил, – обратился к другу Сэм. – Я оказываю на людей такое действие повсюду. Эти двое, по-видимому, не могли придумать, чем бы им без меня заняться. – Он подмигнул сестре.

Воскресенье прошло не лучше. Целый день гости заходили к Эбби и Этель.

– Укрыться от них невозможно, – сказал измученный Кайл. – По сравнению с этим местом Центральный вокзал кажется просто пустыней.

Его мрачный юмор рассмешил Эбби.

– Так бывает не всегда. Но у Сэма действительно дар отвлекать людей от работы.

Некоторые гости отпускали замечания по поводу неоконченного портрета Кайла и мрачно-мистического выражения его лица.

– Мне кажется, нам надо закончить его, Кайл, – сказала Эбби ближе к вечеру, когда ушел последний гость.

– Обещаю, что в следующий приезд я позволю тебе привязывать меня к этому незабываемому стулу на всю вторую половину дня.

– Мм-м… Звучит привлекательно.

Кайл посмотрел на часы и нахмурился:

– Мне пора.

Ее улыбка погасла. У нее нет к нему претензий. Нет права задерживать его. Но как ей плохо, когда его здесь нет! Несмотря на напряженный график работы, без Кайла ее дни так одиноки. Но она не скажет ему об этом. Пока.

– Еще одна деловая неделя? – Она постаралась, чтобы голос ее звучал небрежно и не выдал ее боль.

Ей было обидно, что Кайл возвращается к работе с другими женщинами. Великолепными, обольстительными женщинами. Но она не выдаст своих чувств, а то он может подумать, что действительно нужен ей. А ей не нужен мужчина, который будет проводить с ней время от времени несколько дней.

– Боюсь, что да, – ответил он. – Завтра мы улетаем в Афины.

– На всю неделю?

– На две. Афины, Стамбул, Каир. Нам нужно отработать тему «Колыбель цивилизации» для «Нэшнл джиогрэфик».

Эбби вздохнула:

– Мы? – И тут же пожалела, что задала этот вопрос.

– Обычная съемочная группа – два техника и Ева для координации и переговоров.

Ева. Это она вошла в жизнь Кайла, а не Эбби. Ева, с ее элегантными нарядами, длинными алыми ногтями, изысканной прической и чарующей улыбкой. Он вернется в объятия Евы, была уверена Эбби, и забудет Тукан. Почему эти мысли столь мучительны для нее? Эбби проглотила слезы. Каждое следующее расставание становилось все более мучительным. Но она постаралась отбросить эти мысли.

– Звучит роскошно. Пришли мне открытку… если не забудешь, – небрежно сказала она.

Кайл как-то странно посмотрел на нее. Неужели он тоже испытывает к ней нежность? Ему тоже трудно расставаться с ней?

Эбби пожала плечами. Вряд ли стоит на это надеяться. Надо держать себя в руках, напомнила она себе.

– Открытку? – переспросил он сердито. – Я надеюсь придумать что-нибудь поинтереснее. – Он обнял Эбби и поцеловал ее. – Береги себя, дитя природы. Генри, дружище, присмотри за ней.

Эбби смотрела, как он сел в машину и запустил мотор. Она помахала ему и только после этого позволила себе заплакать.

Неделю спустя Этель Грофф сидела в гостиной Эбби рядом с тюбиками красок, кистями и портретными набросками.

– Я так волнуюсь! – воскликнула она, обращаясь к Эбби. – Прямо как ребенок. Но с чего мне начать? Может, у меня и способностей-то никаких нет.

Эбби пыталась ее подбодрить:

– Не беспокойтесь. Если у вас есть потребность, значит, все получится. Художники – это просто люди, которые стараются интерпретировать свои внутренние чувства или отразить окружающий их мир.

Эбби была возбуждена не меньше, чем Этель. Ее подруга, неуверенная в себе, стояла перед входом в новый волнующий мир. В шестьдесят два года она собиралась раскрыть в себе еще одну грань своей личности.

– Учиться никогда не поздно, – сказала Этель.

В качестве первой натуры Этель выбрала простенький букетик из своего сада. Цветы разной высоты стояли в маленьком кувшинчике. По совету Эбби Этель сделала на холсте эскиз углем.

– Ты ничего не слышала о Кайле? – спросила она.

Эбби застенчиво улыбнулась:

– Слышала. Он звонил два дня назад из Афин.

– Подумать только! Люди сегодня запросто летают и разговаривают через океан. Когда я была маленькой… О! Посмотри! Я все испортила! – Цветы на ее наброске получились криво.

– Ничего страшного. – Двумя ловкими движениями Эбби исправила эскиз.

– Бедняга. На него сейчас столько навалилось. Гвен, Брэд. А со смерти его матери прошло только пять месяцев.

– Правда? – Кайл никогда не говорил Эбби о своей матери, этой строгой женщине из семейного альбома Этель. – Она была замужем за твоим братом?

– Элиза? Да. Она и Эд были блестящими, но совершенно неподходящими друг другу людьми. Эд – добрый, веселый, успешный адвокат в Манхэттене. Он с удовольствием ходил на рыбалку с местными рыбаками. Обожал свою семью. Был так счастлив, когда родились Кайл и Гвен.

Эбби старательно растирала краски на своей палитре. Она выбрала для картины более сложный по составу букет.

– А Элиза?

– Она была совсем другой. Всегда великолепно одевалась. Делала подтяжки лица, чтобы казаться моложе. В волосах ни одного седого волоса. Возглавляла собственную фирму в Нью-Йорке. – Этель стерла ненужную линию. – Но никогда не интересовалась детьми.

– Своими?

– И своими, и чужими. Она не обращала внимания на Гвен и Кайла. Они были поручены заботам экономок. Эд старался исправить положение. Он делал для них все, что мог. Бедный Эд умер, когда Кайлу было двенадцать лет. Врач сказал, что это был рак. Но я всегда подозревала, что этот брак разбил его сердце. Элиза могла быть чудовищно жестокой – по отношению к Эду и к детям. Извини. Я мешаю тебе своей болтовней.

– Нет-нет. Продолжай, пожалуйста. – Эбби безумно хотелось обо всем рассказать Этель. Сказать, что Кайл стал продолжением ее собственного «я», что она любит его так, как никого не любила раньше.

– И как к этому приспособился Кайл?

– После смерти Эда я видела, что Кайл изменился. Он запрятал свои эмоции глубоко внутрь и стал внешне более спокойным – Элиза не выносила слез. Он изо всех сил старался угодить своей матери, завоевать ее любовь. Он хотел стать мужчиной типа тех, которые ей нравились. Жестким, холодным, успешным. Но что бы он ни делал, не мог ей угодить. Ничем! Она почти не обращала на него внимания – только критиковала.

– Он, наверное, любил приезжать к вам.

– Элизабет ненавидела наш сельский образ жизни. Она фыркала, уверяя, что здесь грязно, полно всяких насекомых, и не пускала к нам детей, пока они были маленькие. Я очень жалела об этом. Мы всегда были так близки с Эдом. Он очень любил природу, и Элизу это просто бесило.

Эбби стала что-то понимать. Эти фото… Рассказы Этель… Нежелание Кайла посвятить жизнь одной женщине… природа, которую его учили не любить. Кайл Таннер всю жизнь старался угодить двум самым близким людям, которые были столь различными, и кончилось тем, что он потерял их обоих.

Набрав на кисть охры, Эбби бросила ее на холст.

– Как умерла Элиза?

– Весьма трагично. Семь месяцев назад она попала в автокатастрофу. В ее машину врезался пьяный водитель. Она выжила, но осталась инвалидом, ее лицо было изуродовано. Она не позволяла своим друзьям видеть ее такой – одинокой, испуганной. В конце концов она повернулась к своим детям. Единственным, кто ее любил. Но ту дистанцию, которую она всегда устанавливала между собой и Кайлом с Гвен, оказалось не так легко преодолеть. Они все трое рыдали о том, что их жизнь сложилась именно так. Когда детей не было в городе, Элиза умерла одна в своих апартаментах. Я думаю, Кайл до сих пор казнит себя за это.

– Наверное, ты права, – ответила Эбби. Она жалела того мальчика, которым он некогда был. Мальчика, которому не к кому было потянуться.

Эбби решила, что пора сделать новый шаг в отношениях с Брэдом. Она медленно, ненавязчиво приобщала его к природе.

Каждый день она задавала ему новый вопрос.

– Знаешь, где олениха каждый день спускается к водопою? Хочешь посмотреть со мной ее следы?

– Самые сладкие ягоды в этом лесу растут на холме. Хочешь попробовать?

– Здесь недалеко живет дрозд, который поет так, словно звучит флейта. Хочешь послушать?

Каждый день она отыскивала для него что-то новое. Сначала раз в день. Потом дважды в день. Наконец Брэд начал выползать из своей раковины и интересоваться тем, что она ему предлагает. Он по-прежнему сторонился людей. Но природа принимала его таким, как он есть, без вопросов.

И у него пробудился к ней интерес.