Постепенно Екатерина начала свыкаться с мыслью, что придется довести затеянное до конца. Если она не решилась признаться во всем старому барону вчера, и он принял ее как родную, поздно каяться. Теперь подобное признание будет выглядеть как вероломное предательство ее благодетеля.

Она все глубже погружалась в обман, и слезами тут не помочь. Ей надо продержаться меньше недели и доиграть эту отвратительную комедию до отъезда Александра Львовича, а потом постараться забыть все как страшный сон.

Девушка начала понимать, что хотя лгать ей неприятно, она быстро учится этому. Слишком быстро. Если вчера она просто сгорала от стыда, то теперь почти готова к общению с бароном и, скорее всего, слезы уже не будут ее душить.

«Надо стараться почаще молчать и, по возможности, пореже говорить. Или говорить обтекаемо, – думала она. – И не показывать, как мне омерзителен Генрих. Все-таки я его вроде как люблю». Последнее было сложнее всего, так как даже думать об этом негодяе она не могла без презрения и ненависти.

Екатерина не хотела выходить к завтраку, но понимала, что такое поведение будет выглядеть странно. Она и так не появилась вчера на ужине. Не может же она все время сидеть в комнате, как затворница.

Кроме того, ей передали приглашение старого барона и отказываться было уже просто неприлично. Хотя это приглашение ее несколько удивило. Не все ли равно, будет она за столом или нет?

Видимо, барон опасался, что она из-за стеснительности станет избегать общения с ним в качестве будущей невестки. Хорошо, что Александр Львович не заподозрил ее в желании выйти замуж по расчету. Вот это было бы поистине ужасно… Старый барон так добр к ней.

Что будет, если он узнает правду? Что вся эта ложь нагромождена ради его Генриха? А она просто взяла деньги за исполнение своей роли. Она снова почувствовала себя жалкой лгуньей.

Сегодня завтрак подали рано – барон вместе со старшим сыном ехал на фабрику. Андрюша всегда вставал позже и кушал отдельно от взрослых членов семьи.

Когда Екатерина спустилась в столовую, барон и Генрих уже сидели за столом и ждали ее. Девушка пожелала им доброго утра и села за стол, стараясь не поднимать глаза ни на барона, ни на Генриха. Даже смотреть на этого самоуверенного наглеца ей не хотелось.

Подали завтрак. На длинном блюде среди вареного картофеля лежала жареная рыба, похожая на змею, украшенная специями и зеленью с лимоном. Старый барон любил угрей и с удовольствием принялся за еду.

Генрих поковырял вилкой в тарелке с кушаньем, но к рыбе не притронулся. Он не сводил встревоженных глаз с Екатерины, будто опасался, что она сделает что-то не так или выкинет какой-нибудь неподобающий фокус.

Ей это совсем не нравилось и сильно нервировало.

– Генрих Александрович, вы так внимательно на меня смотрите, – не удержалась Екатерина. – В чем дело? – Она невольно провела рукой по волосам. Может, прическа не в порядке? Или платье?

– Просто любуюсь вами… – он изобразил улыбку, но получилось фальшиво.

Генрих нагло врал, и Екатерина это прекрасно понимала. Он не был хорошим актером. Впрочем, она тоже играла свою роль совсем не убедительно.

Даже странно, что барон до сих пор не раскусил их. Видимо, списывает все на «беременность» Екатерины и их взаимное смущение. Интересно, может ли Генриха вообще что-то смутить?

Девушка взяла в рот кусочек угря, но не смогла проглотить его и выплюнула на тарелку:

– Это же невозможно есть, она горькая, как хина! – воскликнула Екатерина с удивлением.

– Деточка, в твоем положении это нормально, – снисходительно улыбнулся старый барон, с удовольствием поглощая рыбу.

– В моем положении? – не поняла Екатерина. – В каком? Ах, ну да… Да… Конечно…

Она с плохо скрываемой ненавистью посмотрела на Генриха и увидела в его взгляде озабоченность и тревогу.

«Может, он хочет меня отравить или приворожить? – подумала девушка. – Но у ядов и зелий нет вкуса, или он очень слабый. А тут страшная горечь. И зачем травить меня в столовой? Я не запираю комнату, и у меня на столе стоит кувшин с водой. Да и барон ест эту же рыбу с удовольствием».

Она заметила, что Генрих не притронулся к рыбе.

– А вы почему не едите? – спросила Екатерина, стараясь придать голосу если не приветливость, то хотя бы равнодушие.

– Я не ем угрей, – Генрих был мрачен.

Это все начало казаться девушке странным.

– Катенька, – ласково начал барон. – Я думаю, вам с Генрихом стоит пожениться после моего отъезда. Если мы сделаем это до того, как я уеду, а осталось всего несколько дней, поспешность будет выглядеть нехорошо. И может вызвать подозрения и толки, что плохо отразится на твоей репутации. Поженитесь через пару недель – это будет похоже на ваше решение пойти наперекор моей воле повременить со свадьбой до осени. А когда я вернусь, вы уедете в одно из наших отдаленных поместий и останетесь там до положенного срока. Но не затягивайте со свадьбой надолго – время не на вашей стороне.

Екатерине опять стало стыдно от такой заботы и деликатности барона.

– Да, вы правы, Александр Львович, – только и смогла выговорить она.

– Я тоже с вами полностью согласен, отец, – поддержал ее Генрих с неестественной живостью.

Когда завтрак был закончен, Екатерина обратилась к сыну барона с плохо сдерживаемым раздражением:

– Генрих Александрович, уделите мне пару минут.

– Да, конечно, Екатерина Павловна, – он был сама любезность.

– Как вы друг к другу обращаетесь! По имени-отчеству, как на званом обеде! – воскликнул фон Берг. – Хватит уже меня стесняться и притворяться чужими людьми. Почему вы даже не поцеловались при встрече? Вам незачем скрывать свои чувства! – барон был настроен благодушно и весело.

«Только этого мне не хватало!» – с досадой подумала Екатерина.

На лице Генриха тоже отразилось некое замешательство, которое не ускользнуло от девушки.

– Ну что ж, помилуйтесь наедине, но недолго, время не ждет, – барон одобрительно похлопал сына по плечу и вышел из столовой пружинистой походкой, довольно мурлыкая себе под нос фривольную песенку из модного водевиля.

– Что все это значит?! – гневно начала допрос Екатерина.

– Вы о вкусе рыбы? – невинно поинтересовался Генрих, будто могла быть еще какая-то причина для подобного вопроса.

– Да!

– Скажу вам через несколько дней, сейчас не могу, – было заметно, что Генрих хотел побыстрее отделаться от девушки и ее неудобных вопросов.

– Не можете!? Не лгите мне! Просто не хотите, не так ли? – наглое поведение молодого повесы ее все сильнее и сильнее раздражало.

– Не имею права, – его слова звучали искренне, он она ему больше не верила.

– Хватит изворачиваться и врать! Это яд?

– Нет, конечно! Как вы могли такое подумать! – возмутился Генрих. Подобное предположение заметно оскорбило его. – В ваших глазах я, определенно, негодяй. Но неужели я похож на отравителя и убийцу?

– Приворотное зелье? – с некоторым сомнением предположила девушка, гадая, что все это может значить.

– И не надейтесь. Я уже вам сказал, что все объясню через несколько дней. Наберитесь немного терпения. А сейчас проводите меня как примерная невеста. Отец уже, наверное, меня заждался.

– Целовать я вас не буду! – она с нескрываемой злостью сверкнула глазами на Генриха.

– И не надо, – применительно согласился он. – Но только давайте хотя бы обращаться друг к другу по имени, а то мы какая-то странная влюбленная пара в глазах отца.

– Хорошо. Но и только!

Екатерина проводила Генриха до автомобиля, прощаясь, молодой барон поцеловал ей руку.

– До свидания, Екатерина! – с фальшивой нежностью проговорил он и широко улыбнулся, изображая влюбленность.

– Удачного дня, Генрих! – слащавым голосом проворковала девушка и тоже скривилась в подобии милой улыбки. Больше всего на свете в этот момент ей хотелось придушить своего «жениха».

Однако со стороны все выглядело более или менее убедительно.

Екатерина вернулась в дом и пошла в свою комнату, думая о странной рыбе. Она не понимала, что происходит, и это ее очень беспокоило. Никаких разумных объяснений последним событиям она не находила.

Девушка видела, что Генрих чем-то серьезно озабочен, но не догадывалась, что все это может значить. Объяснять он ей в ближайшее время ничего не собирался, да и она не хотела умолять его об этом. Вопросов у Екатерины было много, а ответы она не получала, и это ее крайне раздражало.