Она была слаба, но она была жива. Выглядела она ужасно. Сплошной синяк.
Рыжие волосы свалялись, лицо было черным от грязи. На лбу запеклась кровь.
Она была голодна, ее мучила жажда, а голос так охрип, что она не могла говорить. Лиз напоминала человека, подорвавшегося на мине. Но она была жива.
И первыми ее словами, когда носилки спустили с разбитого корабля, были:
- Где Джим?
- С ним все в порядке.
Но этого ей было недостаточно. Она настояла, чтобы ее сразу же отнесли ко мне. Ее носилки поставили рядом с моими, и, пока доктор Шрайбер пыталась отмыть ее лицо и обработать раны, она повернула голову и протянула мне руку.
Кончики наших пальцев лишь слегка соприкоснулись, но тут я изо всех сил потянулся и схватил ее руку. Лиз сжала мою в ответ так сильно, как только могла. Я почувствовал, что она вся дрожит, но это не имело никакого значения. Она жива. Мы просто держались за руки, потрясенные и изумленные, тонули в глазах друг друга, и смеялись, и плакали, и пытались говорить — все сразу в немыслимом порыве радости, облегчения и печали.
- Я так испугался, - задыхаясь, сказал я. - Я боялся, что никогда больше не увижу тебя. Испугался, что у меня больше не будет возможности сказать тебе, как сильно… я люблю тебя.
- Мне сказали… - Ей было трудно говорить. - Мне сказали, что это ты спас меня.
- На самом деле это Дуайн, - ответил я. - И Рэнди Данненфелзер. И даже доктор Шрайбер. Дорогая, тебе нельзя говорить. Мы оба живы и сейчас улетим отсюда, а все остальное не важно. Мы летим домой!
Она согласно кивнула и просто лежала, отдыхая, глядя на меня, и устало, но счастливо улыбалась.
- Я люблю тебя, - прошептала она и была при этом так прекрасна, что мне стало больно.
Доктор Шрайбер плотно завернула Лиз в серебристое медицинское одеяло.
- Мы эвакуируемся отсюда. Держитесь, о'кей? Вы будете в полном порядке.
Но когда за ней пришли, Лиз отказалась лететь.
- Нет, нет, - неистово запротестовала она. - Я должна остаться с Джимом. - Она не допускала и мысли, что мы снова расстанемся. - Черт возьми, я все-таки генерал! - прохрипела она. - И это, мать вашу, приказ! - Она не успокоилась, пока доктор Шрайбер клятвенно не заверила, что нас обоих отправят одним рейсом.
Отдаленные звуки сражения постепенно приближались. Ревущие вертушки над нашими головами шли сплошным потоком, а за деревьями стоял неумолкаемый грохот фугасных и зажигательных бомб.
- Хорошо, хорошо! - сказала доктор Шрайбер. - Только давайте убираться отсюда.
И на этот раз я с ней согласился. Все здесь становилось чуть более пурпурным, чем хотелось бы.
Наши носилки подняли и бегом понесли на расчищенную площадку. Навстречу с шепотом опускался военно-морской десантный корабль "Дрэгонфлай", поднимая смерч пыли и мелких камешков. Из вертушки доносилась музыка. Бах! "Маленькая фуга соль-минор" на синтезаторах! Сначала ее, а потом мои носилки грубо запихнули внутрь. Переглянувшись, мы улыбнулись. Следом в машину забрались те, кто тащил наши носилки. За ними влезли огнеметчики и санитар. Санитар наклонился и два раза хлопнул пилота по плечу:
- Все чисто. Поехали.
Пилот взмахнул рукой с оттопыренным большим пальцем. Взвыли моторы.
Музыка стала еще громче. Вертушка рванулась в небо. Мы улетали.