Глава I

Охота на пуму

Cо времени убийства Алапаги прошло около двух недель, а ее гнусный убийца оставался еще неразысканным, несмотря на все старания Брауна, который после выздоровления дяди посвящал розыскам все свое время. Ассовум почти не помогал своему другу, дни и ночи проводя на могиле жены. Однако в одно прекрасное утро его не нашли на обычном месте: индеец скрылся, не предупредив никого, даже Брауна. Куда он отправился, никто не знал.

Окрестные фермеры, взволнованные двумя недавними убийствами и видя бессилие местных властей в деле розыска и наказания убийц, решили, несмотря на первые неудачи, сами приняться за это и хоть как-нибудь обезопасить свою жизнь и жизнь своих близких. Они почти все сочли за лучшее вступить в небольшой сначала отряд регуляторов и на ближайшую из суббот назначили общее собрание для обсуждения некоторых мер, в число которых входил допрос подозрительных личностей округа. Допросом регуляторы рассчитывали выяснить кое-что и, быть может, напасть на следы убийц.

Помимо розыска убийц Гитзкота и Алапаги, фермеры также надеялись, что при допросах подозреваемых может выясниться и виновник или виновники постоянных за последнее время краж лошадей, – обстоятельства, крайне беспокоившего колонистов, высоко ценивших своих действительно прекрасных и добытых путем тяжким трудов и забот лошадей. Многие высказывали предположение, что виновники конокрадств и убийств одни и те же лица, от которых нужно, стало быть, избавиться, и чем скорее, тем лучше.

На берегах Фурш Лафава, поросших густым тростником, обычное безмолвие векового леса и прерий в солнечный день, вскоре после описанных трагических событий, было нарушено звуком рогов и собачьим лаем, раздававшимся в чаще. Здесь происходила охота на зверей.

По широкой прогалине болота на взмыленной лошади полным галопом скакал наш знакомец Робертс, криком и свистом подбодряя своих собак, мчавшихся по следам зверя.

Другие охотники также старались не отставать от несшихся впереди собак, которые то показывались между кустами, то снова скрывались в чаще. Препятствия, встречавшиеся на пути, не смущали привычных к такого рода скачке всадников.

Впереди скакал Робертс, заметивший, что собаки уже учуяли зверя и бегут по верному следу. Чтобы не терять времени на объезд препятствий и задержки перед густой сетью лиан, переплетавших стволы деревьев, он держал в правой руке охотничий нож, успешно работая им на всем скаку и прочищая себе путь. В левой руке у него была наготове заряженная винтовка. Вдруг, огибая одно дерево, стоявшее на пути, всадник не успел разглядеть другого, и его лошадь со всего маху налетела на какой-то куст, поскользнулась, упала, а за ней покатился на землю и сам хозяин.

Животное, освободясь так внезапно от седока и почуяв свободу, снова ринулось вслед за гончими, оставив Робертса барахтаться в грязи. Тот собрался было кликнуть лошадь обратно, но только безнадежно махнул рукой, увидев, что она бесследно скрылась в чаще деревьев.

Постояв немного, охотник решил, что лучше хоть как-нибудь продвигаться вперед, чем оставаться на месте, и, вытерев нож о землю, бегом поспешил по тому направлению, куда умчались и собаки и лошадь. Но вскоре его остановило новое препятствие: перед ним протекала в довольно крутых берегах река, через которую необходимо было переправиться. Робертс остановился, обдумывая способ переправы. Неподалеку он заметил на берегу полусгнивший ствол дерева, около которого виднелись подозрительные следы какого-то хищника.

Несколько дней назад пума утащила из его табуна одного жеребчика, а на следующий день – прекрасную молодую лошадь. Охотник предполагал, что зверь должен был после такой лакомой добычи отправиться отдыхать в свое логовище, находившееся по ту сторону реки. Следовательно, нужно было предупредить хищника и самому направиться туда же.

Сбросив с большим трудом ствол в реку, Робертс поместился на нем и оттолкнулся от берега, старательно оберегая винтовку от брызг. В этот момент отчаянный лай и визг собак показал ему, что преследуемый ими враг недалеко. Не успел он опомниться, как на берегу, между кустами, мелькнул силуэт зверя.

То была пума, спасавшаяся от преследования собак. Не долго думая, она ринулась в воду, и так близко от охотника, что обдала его каскадом брызг, и быстро поплыла на противоположный берег.

Робертс на минуту остолбенел от неожиданности, но потом опомнился и схватил свой, к счастью, не замоченный карабин. Лишь только голова вынырнувшего зверя показалась над водой, он прицелился и выстрелил. Раненая пума высоко выпрыгнула из воды и снова поплыла к берегу. Ободренный более или менее удачным выстрелом, охотник испустил торжествующий возглас, но в ту секунду ствол под ним повернулся от неосторожного движения, и он свалился в воду. Собаки, появившиеся в это время у воды, разъяренные долгим безуспешным преследованием, приняли скрывшегося под водою, вместе с ружьем, охотника за зверя, и бросились в воду. Тут вынырнувший Робертс осознал всю опасность для себя такой ошибки собак и поспешил к противоположному берегу.

Едва он успел туда выбраться, как следом за ним там очутились и собаки, бросившиеся прямо на него. Робертс стал отбиваться от них ружейным прикладом, крича:

– Назад, проклятые собаки! Назад, Полли! Как тебе не стыдно бросаться на хозяина! Назад!

Стая гончих Робертса наконец узнала хозяина и обступила его, радостно виляя хвостами. Уклоняясь от неумеренной ласки своих собак, Робертс отступил назад, поскользнулся и опять рухнул в воду.

Как раз в этот момент на другом берегу показался Баренс и впал в ту же ошибку, что и собаки: он принял Робертса за упавшую в воду пуму. Прицелившись, Баренс уже готовился спустить курок, но собаки плотно окружили упавшего хозяина. Не желая подстрелить в этой свалке собаку, Баренс подождал с минуту, и велико было его удивление, когда он узнал в поднявшемся на ноги существе своего приятеля!

Пока все это происходило, собаки, почуяв след зверя по оставленной им кровавой дорожке, бросились снова вперед и настигли пантеру в лощине.

– Эй, Робертс! – закричал Баренс. – Какого дьявола вы залезли в реку? Что вы там забыли?

– Раков ловлю! – сердито отозвался охотник, безуспешно стараясь вылезти на крутой берег.

Несколько раз он обрывался, но наконец вылез и, не обращая внимания на оклики Баренса, скрылся в кустах. Тот поспешил обратно к лошади, которую оставил неподалеку, и поскакал вверх по реке к находившемуся немного выше броду. Переправляясь через реку, Баренс услыхал ружейный выстрел и ожесточенный лай собак. Подъехав к собравшимся охотникам, он увидел на дереве судорожно вцепившуюся в кору пуму. Однако раны, полученные ею, были, очевидно, довольно тяжелы, так как зверь вскоре ослабел и упал на землю в гущу окружавших ее собак, успев все-таки вцепиться в горло одной из них. Долго охотники не могли отнять у собак еще трепетавший труп пумы, который они остервенело рвали. Кук – владелец раненной пумой собаки, видя, что та все равно не выживет, пристрелил ее на месте, избавив от мучений.

– Это уже седьмая по счету собака, – сердито сказал Баренс, – которую приходится убивать. Глупые животные в пылу преследования нисколько не берегутся, и вот результаты!

– Да, – отозвался дрожавший после невольной ванны Робертс, – собаки вообще очень неосторожны; в прошлом году медведь на моих глазах искалечил сразу трех!

– Ба, Робертс! – рассмеялся Баренс. – Разведите-ка лучше костер, чтобы погреться. Кук, а вы откуда явились? Здравствуйте! Это вы убили пуму?

– Да, – отвечал Кук. – Я был у Гарпера, услыхал лай собак и присоединился к вам!

– А, так, значит, мы неподалеку от фермы Гарпера? – спросил Робертс.

– Всего в какой-нибудь четверти мили, – ответил Кук. – Пойдемте к нему сушиться, Робертс!

– Сначала мне бы хотелось отыскать мою лошадь!

– Да вон ее ведет Мулинс. Эй, Мулинс, где вы ее поймали?

– Возле брода. Лошадь стояла совершенно спокойно, несмотря на близость хищника, и мне не стоило большого труда поймать ее. Получайте!

Решив отдохнуть у Гарпера, охотники стали собираться в путь, созывая собак. Матерую пуму Кук предложил положить на спину его лошади, уверяя, что она – воплощение кротости, послушания и храбрости. Однако «воплощенная кротость» моментально взвилась на дыбы, едва лишь подтащили к ней хищника. Пришлось положить пуму на другую лошадь, которая тоже, чуя на своей спине страшного врага, дрожала, храпела и встряхивалась, как бы желая поскорее освободиться от почетного, но неприятного трофея сегодняшней охоты.

Через несколько минут охотники подъехали к дому Гарпера.

 

Глава II

Рассказ Кука. Гарпер и Баренс

Дом Гарпера пребывал все в том же беспорядке, как и в день смерти Алапаги. Со смертью индианки, приходившей прибирать внутренность жилища, некому было позаботиться о приведении в порядок запущенного хозяйства. Соседи жили далеко, а Браун был целыми днями занят розысками убийц и конокрадов. Сам Гарпер, хотя уже и начавший поправляться после болезни, выглядел еще скверно. Из цветущего, румяного, пышущего здоровьем мужчины он превратился в сгорбленного старика, с ввалившимися глазами, выдавшимися скулами и пепельно-серым цветом лица. Вообще он производил удручающее впечатление на прямо-таки не узнававших его соседей, которые, с тех пор как ему стало полегче, частенько стали заглядывать к нему на ферму скоротать с одиноким стариком вечерок. Наиболее частым гостем Гарпера стал Баренс, быстро подружившийся с ним.

Появление неожиданных гостей, да еще в таком большом количестве, произвело самое отрадное впечатление на фермера, в этот момент лежавшего на постели. Он сразу оживился, повеселел, глаза прояснились. Радушно протянул Гарпер свои исхудавшие руки к гостям и произнес:

– Какой приятный сюрприз, джентльмены! Робертс, это вы, наверное, догадались завернуть с охоты ко мне и пригласить с собой и друзей, благодарю вас! Ба, да вы точно из воды только что вылезли: платье совершенно мокрехонько. Билл, дай мистеру Робертсу переодеться!

– Нет, нет, не нужно, не беспокойтесь! – ответил Робертс, отказываясь от принесенной Брауном одежды. – Что за телячьи нежности! Вот лучше скажите, молодой человек, отчего вы так долго не заглядывали к нам? Жена очень обижается на вас. Помните случай с пумой, когда вы последний раз были у нас и ходили гулять с Мэриан? Так можете себя поздравить: Кук нашел ее через два дня, то есть не ее, а только шкуру да кости, остальное расклевали коршуны!

Браун молча слушал напоминание о своем последнем свидании с Мэриан, ни одним жестом не выдав своего волнения.

– Полно болтать, Робертс, – сказал Кук, – вы действительно рискуете простудиться. Садитесь-ка лучше к огоньку! Да и вам, Гарпер, не мешает лечь и укрыться как следует одеялом; мы столько холодного воздуха напустили в комнату, что и вам нетрудно простудиться.

– Сначала мне не мешало бы помыться, – сказал Робертс, – а то в этой проклятой речонке столько всякой грязи, что я больше похож на свинью, чем на человека. Нет ли у вас какой-нибудь посудины, Гарпер?

– Вон там в углу стоит ведро с водой. Мойтесь на здоровье!

Пока остальные охотники рассаживались вокруг приятно засветившегося в камине огонька, Робертс, точно утка, полоскался в воде.

– Дайте уж и полотенце, добрейший хозяин! – сказал он, подходя к камину.

– Вот еще! – отозвался за Гарпера Кук. – Можете вытереться и своим носовым платком. Нечего беспокоить больного человека!

– Вытереться моим платком? Да им можно только мыться, а не вытираться, дружище. Все на мне мокро насквозь, а следовательно, и платок.

– Ну, бог с вами, возьмите мой!

– Теперь расскажите мне о вашей охоте, господа, – сказал хозяин. – Этакая, в самом деле, чудесная шкура, просто прелесть! Вы, Кук, повесьте ее, пожалуйста, повыше, а то собаки разорвут, как это они сделали уже со шкурой убитого мною оленя.

Робертс стал рассказывать самым подробным образом все перипетии охоты, вплоть до своего курьезного купанья в реке. Слушатели с нетерпением ожидали конца этого обстоятельного и малоинтересного для них, как для участников, рассказа. Наконец Кук, не выдержав, спросил Робертса:

– Скажите, Робертс, вы всегда так подробно рассказываете? Вот я думаю, вы надоели своей супруге такими скучными и длинными повествованиями. Неужели вы не могли сказать все поскорее?

– Расскажите-ка лучше вы покороче о том, – рассердился фермер, – как вы по ложному следу гнались за конокрадами, а мы послушаем!

– Да, да, Кук, – подхватил Гарпер. – Я давно просил вас рассказать об этом. Отчего вы не хотите этого сделать?

– Раньше я не хотел вас утомлять своим длинным рассказом, – сказал Кук, – а теперь, если хотите, передам вам все, как было. Заметив, что следы идут к реке, мы переправились через нее и, найдя их опять на другом берегу, направились по ним, думая, что это и есть следы конокрадов, так как других не попадалось. Гарфильд, хозяин украденных лошадей, уверял нас, что это именно и есть настоящие следы, мы и скакали по ним. Потом ему показалось, что он ошибся. Однако встретившийся по дороге фермер сказал нам, что недавно видел какого-то человека с несколькими лошадьми, сильно спешившего куда-то. Масти лошадей и других примет, по которым можно было бы признать лошадей, он сообщить не мог, так как встретился с тем человеком в темноте и не сумел ничего толком разглядеть. Он прибавил только, что догнать его нетрудно, они расстались всего лишь за полчаса до встречи с нами. Мы прибавили ходу и скакали всю ночь, остановившись только на несколько минут покормить лошадей и дать им немного отдохнуть. По мере приближения к преследуемому Гарфильд становился все нетерпеливее, грозя всеми карами, земными и небесными, проклятому конокраду. Он даже веревку захватил с собой и заранее наслаждался картиною повешенного на первом суку грабителя. Только к рассвету мы приблизились к какому-то молодому человеку, сидевшему под деревом, к которому было привязано несколько лошадей. Как ни странно нам показалось с первого взгляда, этот нахал даже не пошевелился при нашем приближении, а не только не думал удирать. Велико было разочарование Гарфильда, когда, приглядевшись внимательнее, он заметил, что лошади были не его. Действительно, к ветвям деревьев были привязаны две лошади, совершенно неизвестные нам, и третья – самого всадника. Гарфильд, да и все мы узнали в молодом человеке некоего Джонсона, недавно появившегося в наших краях, жившего исключительно охотой и пользовавшегося не особенно лестной репутацией. Однако придраться было не к чему, и нам, несолоно хлебавши, приходилось убираться восвояси. На все вопросы Джонсон отвечал уклончиво и довольно грубо. Кому, мол, какое дело до того, откуда эти лошади? Ведь никто не скажет, что он их украл! Никому также нет дела, куда он их ведет и что намерен с ними делать. Обозленный неудачей Гарфильд, подозревая, что этот молодой человек причастен к краже его лошадей, стал намеренно искать с ним ссоры, но мы сочли за лучшее удержать расходившегося спутника, понимая, что таким способом ничего нельзя добиться. Так как наступившая темнота и пошедший дождь делали невозможным дальнейшее преследование, мы решили возвратиться обратно, обыскав, по просьбе Гарфильда, окрестности. Все оказалось бесполезно: лошади исчезли, как привидение. Как они могли исчезнуть, я до сих пор понять не могу!

– А как вы предполагаете, куда их могли угнать? – спросил Баренс.

– По всей вероятности, в Техас. Это такая подозрительная сторонка, что просто не дай бог! Там из всех лошадей, наверное, половина краденых, если не больше!

– В ночь преследования вами конокрадов было совершено еще другое, более гнусное преступление: была убита жена Ассовума. Вы ведь, кажется, уже знаете об этом? – спросил Робертс. – Кстати, вы не слыхали чего-либо подозрительного, когда переправлялись через реку?

– Как же. Я припоминаю теперь, что именно в этот момент нам послышался какой-то крик. То, вероятно, был крик индианки: ведь хижина, в которой она была убита, находится недалеко от места нашей переправы. Кстати, Браун, не знаете ли, что теперь поделывает краснокожий?

– Решительно ничего не знаю! – отозвался молодой человек. – С тех пор как он похоронил Алапагу, о нем нет ни слуху, ни духу, хотя, конечно, он бродит где-нибудь поблизости, отыскивая следы убийцы. Едва ли краснокожий успокоится, не отомстив за гибель жены. Только удастся ли ему это, вот вопрос. Во всяком случае, регуляторам он мог бы принести неоценимую пользу. Никто лучше него не сумеет отыскать самые незаметные следы.

– Говорят, Браун, регуляторы выбрали вас своим предводителем вместо убитого Гитзкота, правда это? – спросил Робертс.

– Да, – сказал Браун. – Меня они выбрали своим командиром в округе Фурш Лафав, Гарфильда – в Литл-Джен. Я с готовностью принял на себя это поручение, но откажусь от почетной должности предводителя тотчас же после отыскания убийц Гитзкота и Алапаги. Больше мне ничего не надо. Скажите-ка, кстати, Робертс, мне передавали, что Роусон в своих проповедях сильно осуждает действия регуляторов, называя их чуть не язычниками!

– Роусона теперь нет здесь, – ответил Робертс. – Он уже с неделю уехал в город устраивать свои дела. Вот везет человеку: он за бесценок покупает ферму и земли Аткинса, а ведь это прекрасное имение!

– Да разве Аткинс продает землю? Вот неожиданное известие! Что это он вздумал покинуть наш округ?

– Не знаю, но только слышал, что он продает все Роусону, – ответил Робертс. – Что ж, я ничего не имею против. По крайней мере, Мэриан поселится недалеко от нас и…

– Господа, пожалуйте к столу! – перебил его Браун. – Пора немного и перекусить чего-нибудь.

– Не хотите ли, я угощу вас куском жареной пумы? – со смехом спросил Робертс.

– Нет уж увольте, – отозвался Баренс. – Это вовсе не лакомое блюдо. Я раз попробовал его и с тех пор закаялся когда-нибудь даже прикасаться к такому противному жаркому!

– А где же это вам довелось насладиться столь чудным блюдом? – осведомился изумленный ответом Баренса Робертс.

– Где же, как не в лесах! Там только и можно натолкнуться на такие неожиданные сюрпризы. Как-то во время охоты я подошел к приятелям, когда те уже успели развести костер и закусить. На ближайшем кусте лежала какая-то туша. На мой вопрос они отвечали, что это молодой олень, ноги которого они съели, а голову и внутренности отдали собакам. Ничего не подозревая, я отрезал себе изрядный ломоть предполагаемой оленины и стал жарить на углях. Когда мясо достаточно прожарилось, я отрезал кусок и отправил было в рот, как прибежавшая откуда-то собака уронила перед костром принесенный во рту предмет, оказавшийся попросту головой пумы. Тут я понял гримасы товарищей, едва удерживавшихся от смеха, и кусок остановился у меня в горле. Постой, однако, подумал я, не дам я вам посмеяться надо мной, и, ничтоже сумняшеся, стал быстро прожевывать положенное в рот. Компаньоны мои готовы были лопнуть от смеха. Тогда я быстро проглотил кусок, отрезал еще, запихнул в рот и спросил, почему они прямо не сказали мне, что это мясо пумы. Тогда, сказал я, мне вдвое было бы приятнее есть такое отменное жаркое. Затем, я уверил их, что раньше целый месяц питался мясом пумы. Приятели прямо рты разинули от удивления, не смея не верить, раз я на их глазах с наслаждением жевал мясо хищника. К счастью, в это время все отошли от костра, и я смог избавиться от второго куска, который положительно не лез мне в горло.

– А не приходилось вам есть мясо гремучей змеи? – спросил один из охотников. – Говорят, что хвост их очень лакомое блюдо.

– Значит, нечего бояться действия яда? – спросил Баренс.

– О, нисколько. Не надо только жевать его. Глотайте, как сморчок, и баста. Я знаю одного охотника, съевшего большой кусок змеи без всякого вреда для здоровья.

– Но ведь мясо их страшно ядовито! – сказал Гарпер. – Как-то раз в лесу я увидал гревшуюся на солнце змею и тронул ее концом ружья. Она так рассвирепела, что впилась зубами в древесный сук. Тут я размозжил ей голову, однако через несколько времени все дерево засохло, завяли даже находившиеся поблизости кустарники.

– Это пустяки в сравнении с тем, что я вам расскажу! – воскликнул Баренс, не желая отдать пальму первенства в рассказах о необычайных приключениях кому-нибудь другому. – Когда я жил около Миссисипи, неподалеку от меня поселился один фермер с женой и двумя сыновьями. У фермера был работник, носивший по воскресеньям синий камзол с большими оттопыренными карманами, куда окрестные мальчишки кидали всякую дрянь. Камзол этот был очень длинный, доходивший работнику чуть не до пят, и…

– Нас вовсе не интересует камзол! – воскликнул Кук. – Рассказывайте лучше свою историю дальше!

– О, камзол играет большую роль в моем рассказе! – невозмутимо продолжал Баренс. – Работник, о котором я говорю, надевал всегда поверх него белый отложной воротничок, а на камзоле было нашито множество больших металлических пуговиц, которые…

– Да какое нам дело до пуговиц? – нетерпеливо перебил рассказчика кто-то. – Переходите скорее к делу!

– Доберемся и до дела, не торопитесь! Однажды этот молодой человек в синем кафтане с металлическими пуговицами и оттопыренными карманами отправился в церковь. Проходя по лесу, он заметил на земле какой-то зеленый клубок, который принял за свалившегося с дерева маленького попугая. Наклонившись, он было хотел поднять его, как клубочек развернулся, обвил его руку и ужалил – то была змея. Проходившие спустя некоторое время соседи нашли на тропинке лежавшего без чувств юношу и отнесли его домой. По дороге молодой человек, не приходя в себя, умер. Сняв с него праздничный наряд, хозяин похоронил его, а камзол аккуратно повесил на гвоздь.

– Ну и что же случилось дальше?

– Встав на следующее утро, хозяева заметили, что прокушенный змеею рукав весь покрылся какими-то полосами. После полудня с камзола начали отпадать пуговицы, карманы окончательно разбухли, подкладка расползлась, а к вечеру от камзола стало распространяться нестерпимое зловоние…

– Ой, Баренс, пощадите! – рассмеялся даже больной Гарпер.

– Да, говорю вам, кафтан распространял такое зловоние, что его пришлось вынести на двор и сжечь.

– Как же это могло случиться?

– Очень просто! – важно ответил Баренс. – Камзол пропитался ядом!

– Жаль, мне необходимо отправляться домой! – сказал Робертс, вставая из-за стола. – А то бы с удовольствием наслушался необыкновенных историй!

Баренс, обиженный всеобщим недоверием, смолк и не обратил даже внимания на слова Робертса. Тот, видя, что, кроме Мулинса, никто не собирается отправляться вместе с ним, обратился к Брауну:

– Послушайте, Билл, отчего бы вам не поехать ко мне? Я готовлюсь к предстоящей свадьбе, и вы могли бы помочь записать кое-что, так как хоть я учился когда-то, но совершенно перезабыл все, и мне легче застрелить оленя или медведя, чем написать строчку. Будьте добры, поедемте!

– К сожалению, не могу исполнить вашей просьбы, так как завтра должен быть на собрании регуляторов Фурш Лафава. Оно состоится у Бариля.

– Но ведь говорили, что собрание назначено у Смита?

– Да, так предполагалось раньше, но Роусон сумел убедить этого фермера отказаться от участия в союзе регуляторов, поэтому и пришлось переменить место, – ответил Браун. – Впрочем, это нисколько не повредит нашему делу, так как ферма Бариля расположена как раз в центре нашего округа, и всем очень удобно собраться там!

– Скажите, Браун, вам удалось напасть на след убийц Гитзкота?

– Пока – нет. Все первоначальные подозрения пали лишь на меня, и я чуть не был арестован. Однако с помощью Госвела, с которым я ехал в тот день, мне удалось доказать, что на мне были надеты мокасины. Тогда, конечно, подозрения относительно меня рассеялись. Единственная пара башмаков, подходящая к следам убийцы, нашлась у Роусона. Но кто же решится обвинить проповедник в убийстве? – с убеждением сказал Браун.

– Ну… это не так уж невероятно, – подозрительно сказал Робертс. – Весьма возможно, что Гитзкот, давно придиравшийся к Роусону, опять затеял с ним ссору и…

– К несчастью, – заметил Браун, – дождь смыл все следы, и больше нам не удалось ничего отыскать. Остается еще один подозрительный предмет, это – маленький нож, найденный возле места убийства. Никто, однако, не может сказать, кому он принадлежит.

– То был, кажется, простой перочинный нож? – заметил Робертс. – По такому ножу действительно трудно найти убийцу!

– Однако мы не теряем надежды, – сказал Браун. – У нас уже возникли подозрения относительно некоторых лиц, которых трудно считать способными на подобные преступления.

– А куда девался тот подозрительный молодой человек с лошадьми, с которым вы встретились во время погони за конокрадами?

– Джонсон? – переспросил Кук. – Да он все время болтается тут, а где живет – право, не знаю!

– Надеюсь, Браун, что вы хоть проводите меня немного? – спросил Робертс. – Когда вы думаете тронуться отсюда?

– Через полчаса. Я думаю заночевать у Вильсона!

– Так как завтра вы будете проезжать мимо Аткинса, то будьте добры сказать ему, чтобы он в будущий понедельник был дома. Мы с Роусоном собираемся побывать в этот день у него, чтобы окончательно сговориться относительно продажи фермы. Не забудете, а?

– С удовольствием исполню ваше поручение! – ответил Браун.

Затем Робертс почистил свое высохшее уже платье, сел на лошадь и вместе с Мулинсом отправился домой.

 

Глава III

Робертс и Роусон. Индеец

Уже несколько недель прошло со времени последнего свидания Брауна с Мэриан, и молодой человек твердо держал свое слово: он ни разу не был с тех пор у Робертсов. Тяжелое чувство разлуки с любимой девушкой смягчалось несколько теми заботами и трудами, которые выпали на его долю, как командира регуляторов. Поэтому он не особенно торопился с отъездом в Техас, решив предварительно во что бы то ни стало отыскать убийцу Алапаги и Гитзкота и тем избавиться от нежелательного для него всеобщего мнения, что убийцей регулятора является именно он, и никто иной.

Действительно, почти все фермеры считали вопрос об убийстве совершенно выясненным и не думали даже обвинять Брауна в этом преступлении, находя его совершенно естественным и вызванным прямой необходимостью.

Что касается Мэриан, то она решилась поскорей выполнить свое обещание, данное Роусону, и когда последний недавно сказал ей, что все его счастье зависит от нее, что с потерею ее согласия он готов пустить себе пулю в лоб, девушка уже твердо считала жестоким и несправедливым разбить жизнь этого благородного человека, чтобы доставить счастье другому. Она окончательно примирилась с мыслью, что станет женою Роусона, и в один прекрасный день без прежних колебаний и слез твердо высказала отцу и матери свое согласие на брак с проповедником.

Мать радостно обняла дочь, хваля за послушание родительской воле и разумный выбор, а отец только промолвил:

– Если думаешь быть с ним счастлива – выходи. Дай только Бог, чтобы тебе не пришлось раскаиваться в своем выборе!

Роусон, уехавший несколько дней тому назад, еще не возвращался, и Робертс с нетерпением ожидал его, чтобы окончательно скрепить брачный договор.

Стоял чудный вечер, когда вся семья вышла во двор, чтобы заняться обычными домашними работами. Мэриан, с корзиною корма в руках, стояла, окруженная тучей домашней птицы, и мать невольно залюбовалась этой мирной сценой. Вдруг Мэриан вздрогнула и от неожиданности выронила из рук корзину. У забора, отделявшего двор, стоял Роусон.

– Чего ты испугалась, дочурка? – спросила миссис Робертс, не заметив подошедшего проповедника.

– Мама, мистер Роусон вернулся! – ответила молодая девушка, оправившись от смущения и подходя к проповеднику.

– Добро пожаловать, любезный мистер Роусон! Очень рада вас видеть. А мы, признаться, уже соскучились по вам! – сказала старушка.

– И мисс Мэриан тоже? – спросил Роусон, здороваясь с хозяйкой.

– Вы прекрасно знаете, мистер Роусон, что я очень рада вас видеть! – смущенно произнесла молодая девушка. – Вы всегда дорогой гость в нашем доме!

– Мэриан, – сказал методист серьезным тоном, – мне удалось наконец справиться с делами. Теперь у меня собственный дом. Желаете войти туда хозяйкой? Желаете ли стать моей женой?

– О, конечно, конечно! – ответила за дочь миссис Робертс. – Мэриан уже призналась мне, что любит вас. Теперь ее счастье в ваших руках!

– О, что касается меня, несчастного грешника, – смиренно сказал Роусон, – то я, насколько позволят мне мои слабые силы, постараюсь сделать мисс Мэриан счастливой, как она заслуживает того!

Девушка молча протянула Роусону руку, которую тот нежно поцеловал.

– Вот, Роусон, вот это я называю держать слово! – воскликнул Робертс, показываясь на крыльце. – Как дела?

– Прекрасно, мистер Робертс! Даже лучше, чем я предполагал. Теперь остановка только за вашим согласием. Благословите нас с Мэриан, и на будущей неделе в воскресенье можно бы совершить и брачный обряд!

– А не слишком ли скоро? – осведомился Робертс.

– Отчего же скоро? – вмешалась мать. – Ведь Мэриан согласна, а наши приготовления почти совсем окончены. А как дела с домом, мистер Роусон?

– Я уже почти договорился с Аткинсом. Если хотите, завтра мы вместе съездим посмотреть ферму. В случае благоприятного исхода покупки у меня с женой будет прекрасная ферма на очень недурной земле.

– Так не лучше ли подождать со свадьбой до окончательной покупки фермы? – спросил Робертс.

– О, мистер Робертс! – возразил Роусон. – Мне столько пришлось перенести всякого рода затруднений и хлопот, что вы должны понять мое самое горячее желание поскорее устроить свою судьбу!

– Ну, как хотите! – согласился хозяин. – Берите Мэриан и будьте счастливы!

– О, как я вам благодарен, мистер Робертс! Поверьте, я постараюсь, чтобы Мэриан никогда не пришлось раскаяться в своем выборе! А теперь позвольте попрощаться с вами, дорогие родители! Надеюсь, вы разрешите мне теперь так называть вас?

– А я думала, что вы проведете вечерок с невестой! – сказала миссис Робертс.

– Страстно бы желал этого, – ответил Роусон, – но дела требуют моего немедленного возвращения в город!

– Мы отправимся к Аткинсу в понедельник, – заметил Робертс. – Не забудьте этого, Роусон! Я уже просил Брауна предупредить Аткинса о нашем приезде. Браун поедет мимо Аткинса на собрание регуляторов у Бариля и скажет ему об этом.

– А мне говорили, что общество регуляторов распадается, – оживленно заметил Роусон. – Разве это не правда?

– Конечно, не правда! Они, напротив, еще теснее сплотились и завтра обсудят свои дальнейшие действия.

– А нельзя ли и мне присутствовать на их собрании?

– Сколько угодно! – расхохотался Робертс. – Да не хотите ли сами вступить в число членов их общества? Впрочем, я и забыл, что вы не одобряете их образ действий!

– Я не одобряю их поступков, поскольку они безрассудны и бесчеловечны, – ответил Роусон, – но цель самого общества кажется мне почтенной, и я не прочь присоединиться к ним!

– Как? – изумился, не веря своим ушам, Робертс. – Да ведь еще недавно вы осуждали их и говорили…

– Я и теперь нахожу их собрания противозаконными, – перебил его Роусон, – но тем не менее…

– Что ж тут удивительного? – вмешалась миссис Робертс. – Мистер Роусон своим вмешательством хочет предохранить их от всякого рода заблуждений, которые позволяют себе эти молодые повесы, собственно говоря, желающие принести стране посильную пользу.

– Не забудьте, Роусон, – сказал Робертс, – что регуляторы принимают в свое общество только людей, поклявшихся всегда и во всем повиноваться их постановлениям. Не думаю, чтобы они охотно приняли в свои ряды вас, постоянно читающего им нотации и во всеуслышание заявляющего, что они не правы, поступая по-своему.

– Тем не менее я попытаюсь сделать это, – невозмутимо продолжал Роусон, – и если завтра у меня останется свободное время, я отправлюсь на собрание и не откажусь от своей цели до тех пор, пока мне прямо не скажут, что не желают иметь меня своим членом.

– Вот и прекрасно! – подхватил Робертс.

– А кто теперь командир регуляторов в нашем округе? – спросил Роусон.

– Браун!

– Как так? Ведь всего несколько недель назад в этой комнате он порицал действия регуляторов и…

– У Брауна есть основательная причина поступать так. После того, как подозрение в убийстве Гитзкота пало на него, ему больше ничего не оставалось, как присоединиться к регуляторам и всеми силами стараться разыскать настоящих убийц.

– Но ведь главной задачей регуляторов является поимка конокрадов! – воскликнул сильно взволнованный последними словами собеседника Роусон.

– Да, розыск конокрадов тоже входит в круг действий этого общества, – ответил Робертс. – Впрочем, вы скоро сами познакомитесь с их планами и намерениями. Теперь они предполагают допросить наиболее подозрительных людей!

– Дай бог, чтобы им удалось найти и убийцу Алапаги! – сказала миссис Робертс. – Знаете, мистер Роусон, я несколько раз молилась Богу, прося его указать этим людям убийцу бедной индианки, этой ревностной христианки и наиболее внимательной вашей слушательницы. Убить такое чистое, невинное создание! О, это ужасно!

– Да, ужасно! – ответил все еще не оправившийся от волнения Роусон. – А теперь я должен проститься с вами, дорогие родители, мне пора ехать. Передайте Мэриан мой сердечный привет и скажите, что я уехал, не прощаясь с нею, так как не желал беспокоить ее. Она, кажется, отправилась помолиться Богу. Прощайте!

С этими словами Роусон сел на лошадь и отправился в путь.

– Бетси, ты не находишь, что с нашей дочерью творится что-то странное? – спросил Робертс жену после отъезда будущего зятя.

– Вот глупости! – отозвалась та. – Что с ней может твориться?

– Не оказываешь ли ты слишком сильного влияния на ее выбор мужа?

– Какой ты странный человек! Конечно нет! Она грустна немного, это правда, но только потому, что ей придется расстаться с нами. Что же касается мужа, то лучше Роусона ей не найти!

– Ну, положим, я совершенно иного мнения. По-моему, она свободно могла бы найти какого-нибудь молодого человека, более подходящего ей, чем этот проповедник. Но раз ты и Мэриан желаете этого, я препятствовать не буду, тем более что Роусон обзаводится своим хозяйством и, как человек деловой, поведет его недурно.

Хотя у старого фермера раньше были кое-какие подозрения относительно методиста, однако последний сумел вкрасться к нему в доверие, да и могла ли существовать вообще, при всеобщем уважении и почтении к проповеднику, хотя бы тень недоверия к нему?!

Отъехав от фермы настолько, что деревья совершенно скрыли его из виду, Роусон сменил галоп на шаг, а вскоре и совсем остановился, бормоча себе под нос странные слова:

– Черт возьми! Арканзас действительно становится для меня опасным. Малейшая оплошность, какой-нибудь пустяк, и все полетит вверх дном: и мое благополучие, и предстоящая свадьба, и даже сама жизнь. Как бы то ни было, нужно вовремя убраться из этих мест, как сделали мои товарищи. Хорошо еще, что этот проклятый Ассовум куда-то запропастился, а то бы мне пришлось совсем скверно. Особенно меня беспокоит мой перочинный ножик…

В это время лошадь проповедника навострила уши, и почти тотчас же, точно из-под земли, вырос Ассовум.

– Здравствуйте, мистер Роусон, – пробормотал он, проходя мимо пораженного проповедника.

– Ассовум! – с ужасом воскликнул Роусон, бледнея как полотно. – Ассовум! – несколько оправившись, сказал он. – Где ты пропадал? Мы очень беспокоились о тебе.

– Но ведь и бледного человека тоже все время не было здесь! – загадочно произнес индеец. – Ассовум направляется теперь к могиле своей жены!

– Тебе не удалось еще отыскать следы ее убийцы?

– Нет еще! – тихо прошептал краснокожий. – Великий Дух не хочет сказать своему сыну его имени, хотя Ассовум беседовал с Великим Духом в священном месте, еще не оскверненном ногою белого. Теперь бедный краснокожий будет просить Маниту помочь ему!

– Да поможет он тебе! – воскликнул Роусон, забывая и свой сан, и свое презрение к суеверию индейца.

Ассовум поклонился, благодаря за такое пожелание, и скрылся за деревьями.

Методист сел на лошадь, дал ей шпоры и, быстро доскакав до лесной дороги, полным галопом пустил своего, не привыкшего к такой скачке, коня по ухабам и рытвинам размытой последними дождями дороги.

 

Глава IV

Вильсон. Прелестная служанка

Вскоре после отъезда Робертса от Гарпера Браун тоже собрался в дорогу, направляясь к Барилю, где должно было состояться собрание регуляторов. Кук тоже поехал с ним до развилки дорог, а Баренс остался у больного, хотя последний упрямо заявил, что в последний раз остается дома, точно собака на привязи.

– Право, мне нужно выбраться на свежий воздух да погулять как следует. Иначе мне никогда окончательно не выздороветь!

Чтобы успокоить больного, товарищи его обещали отвезти его к Баренсу на недельку, а так как подобное путешествие за один прием могло вредно отразиться на здоровье неокрепшего больного, то решено было, что он на полпути заночует у Робертсов.

Расставшись у поворота дороги с Куком, Браун пришпорил свою лошадь и быстро достиг фермы Вильсона. Велико было его удивление, когда он застал этого молодого человека готовившимся сесть на лошадь.

– Эй, Вильсон, неужели вы так рано собрались на сходку регуляторов?

– Да, да, – пролепетал в смущении Вильсон, почему-то сильно краснея.

– Вильсон! – рассмеялся Браун, видя, что тот без всякой надобности безжалостно затягивает подпругу. – Ведь так вы зарежете лошадь! Что вы, на скачку с препятствиями собираетесь, что ли?

– О, это пустяки, – пробормотал Вильсон. – А по какой дороге вы поедете к Барилю?

– Я было приехал к вам, но раз вы уже уезжаете…

– Я… я хотел поехать к Аткинсу!

– Ну и прекрасно! – отозвался Браун. – К вам я заеду в другой раз, а теперь отправлюсь вместе с вами к Аткинсу. Меня, кстати, Робертс просил передать ему кое-что.

Вильсон хотел было что-то сказать, но Браун, не обратив на это внимания, жестом пригласил молодого человека следовать за ним и тронулся вперед. Вскоре Вильсон нагнал своего спутника и некоторое время ехал молча.

– Не поручил ли вам Робертс передать что-нибудь Роусону? – спросил наконец Вильсон, прерывая молчание. – Он ведет переговоры с Аткинсом относительно покупки фермы, на случай, если последний уедет отсюда.

– Как на случай? Разве это дело не решенное?

– Кажется, нет еще. Впрочем, наверное сказать не могу. За последнее время Аткинс мрачен и озабочен и не поверяет мне своих соображений!

– Да с какой же стати он с вами будет откровенничать больше, чем со всяким другим? – изумился Браун.

Вильсон ничего не ответил, начав насвистывать какую-то мелодию и похлопывая хлыстом по сапогу. Тогда, заинтересованный последними словами, Браун повторил свой вопрос. Вынужденный отвечать, Вильсон сдержал лошадь и, приблизившись к спутнику, тихо сказал:

– Я знаю, Браун, что вы – хороший человек. Я вам все расскажу. Быть может, вы даже подадите дельный совет!

– С удовольствием! – отозвался тот. – Рассказывайте, в чем дело? Хотя, – добавил он, – как я догадываюсь, в подобных делах я плохой советчик.

– Я знаю, что под «подобными» вы называете сердечные дела, – проговорил в смущении Вильсон. – Да, дело идет действительно о любви! Вы знаете все семейство Аткинсов?

– Нет, я у них никогда не бывал!

– У Аткинса есть воспитанница – сирота. Я питаю к ней самые нежные, самые искренние чувства. С первого взгляда я почувствовал, что эта девушка стала для меня дороже жизни. Вот уже больше года, как я томлюсь от безнадежной любви к ней, так как Аткинс упорно отказывается выдать ее за меня замуж. Несмотря на все неприятности, которые ей пришлось и приходится переносить от хозяев фермы, они все-таки ее приемные родители. Теперь ее вздумали отдать замуж за совершенно нелюбимого ею человека. Но этой свадьбе не бывать! Пусть Аткинс хоть надорвется, уговаривая ее выйти замуж за выбранного им человека, я этому помешаю!

– Очень печальная история! – сочувственно произнес Браун. – А сколько лет этой девушке?

– К сожалению, только семнадцать! – грустно произнес Вильсон. – Будь ей двадцать один, тогда, по нашим законам, она могла бы сама распоряжаться собой, и мы были бы счастливы!

– А, так, значит, она вас тоже любит?

– Она мне это говорила чуть не тысячу раз!

– Ну, так чего же вы отчаиваетесь? Подождите немного, быть может, родители смилостивятся, и согласие будет получено вами! – стал утешать его Браун.

– О, я бы сумел тут что-нибудь устроить! – горестно воскликнул Вильсон. – Да времени-то остается очень мало! После продажи фермы Роусону, свадьба которого назначена на послезавтра…

– Как? Роусон женится послезавтра? – перебил его, бледнея от волнения, Браун.

– Да, – ответил молодой человек, ничего не подозревая. – Тогда Аткинс покинет Арканзас, и Эллен уедет вместе с ним!

– Отправляйтесь и вы за ними туда же, куда они переселятся!

– Но они предполагают переселиться в Техас, а у меня здесь живет больная старушка мать, которую я не вправе покинуть!

– Ну, тогда не представляю, как и помочь вам, – сказал Браун. – Хотя я мало знаю Аткинса, но мне кажется, что он не такой человек, чтобы не прислушаться, если я начну ходатайствовать за вас.

– О, это будет совершенно напрасно!

– Так кого же просить в таком случае?

– Будущую миссис Роусон! Я знаю, что мисс Мэриан относится к вам с большим уважением, и если бы вы попросили ее…

– Но при чем же тут мисс Мэриан? – изумился Браун.

– О, Аткинс очень любит ее. Когда его жена была больна, мисс Мэриан целые ночи проводила у ее постели. Я уверен, что Аткинс не откажет в просьбе мисс Мэриан!

– Тут, дорогой мой, я при всем желании ничего не могу сделать. Вы лучше обратитесь прямо к самому Роусону!

– Я сам думал об этом, но чувствую, что не отважусь на это. Роусона, любимого и уважаемого всеми, я почему-то терпеть не могу. В силу какого-то непонятного чувства я питаю к нему мало уважения и доверия. Мне кажется даже, что и теперешнее его благополучие достигнуто каким-то нечестным путем. Посудите сами, он появился у нас сравнительно недавно и тогда сам говорил, что не имеет гроша за душою. Теперь он занимается только проповедями, а это занятие не приносит ему никакого дохода. Откуда же у него деньги? Нет! Если бы вопрос шел даже о моей жизни, а не обратился бы к нему за помощью!

– Вы напрасно печалитесь, друг мой! – успокоительно сказал Браун. – Вы молоды, энергичны, у вас много друзей, молодая девушка, предмет вашей страсти, любит вас. Чего же вам не хватает?

– Ах, Браун, да ведь Аткинсы скоро уедут, а тогда все потеряно! – горестно воскликнул Вильсон. – Я не могу больше выносить такого положения. Если Аткинс не хочет отдать мне ее добром и если Эллен согласится, я хитростью или силой вырву ее из этого дома!

– А вы говорили с самим Аткинсом?

– Да, и совершенно безуспешно! Его жена, злее которой, пожалуй, нет на всем свете ни одной женщины, заявила мне прямо, чтобы я не смел и носа показывать к ним на ферму!

– И вы все-таки едете туда?

– О, я не пойду к самому дому! – рассмеялся Вильсон. – Эллен придет сегодня к ручью полоскать белье, там мы и свидимся. Затем я отправлюсь прямо к Барилю на собрание. Если хотите, поедемте вместе, я вас познакомлю с моей дорогой Эллен.

Молодые люди ехали еще некоторое время, затем остановились, привязали лошадей к дереву и, перейдя глубокую трясину по переброшенному стволу дерева, вышли к ручью.

У берега ручья на ветвях дерева была повешена люлька, а у воды стояла красивая молодая девушка, полоскавшая белье. В это время ребенок в люльке закричал, и молоденькая прачка, оставив на время свою работу, стала его укачивать, напевая какую-то песенку. Вильсон внезапно подошел к ней и обнял за талию. Молодая девушка вскрикнула от неожиданности и обернулась.

– Боже мой! Это вы, Вильсон? Зачем же было так пугать меня!

– Полно, не сердитесь, дорогая моя! – сказал он, целуя ее. – Посмотрите, я пришел не один, а с другом!

Молодая девушка быстро обернулась и, увидев постороннего человека, бывшего, очевидно, свидетелем поцелуя, так смутилась, что хотела было бежать прочь, но Вильсон удержал ее и сказал:

– Эллен, этот молодой человек, как я уже сказал, мой друг и все знает. Не можете ли вы на минуту бросить вашу работу и поговорить с нами?

– Вы прекрасно знаете, что я не могу этого сделать и не сделаю!

– Ого, как решительно! – воскликнул Вильсон. – Даже регуляторы не могут решительнее вынести приговор!

– Не говорите, пожалуйста, об этих мерзких регуляторах! – сказала Эллен с пренебрежением.

– Мерзких? Но мы оба принадлежим к их обществу!

– Неужели вы вздумали вступить в общество этих…

– Тсс! – произнес Вильсон. – Мой друг – предводитель регуляторов!

– Не может быть! – сказала Эллен. – Я никогда не поверю, чтобы вы решились присоединиться к этой шайке!

– Почему вы питаете такое отвращение к регуляторам? – спросил Браун.

– О, они внушают мне прямо ужас. Отец рассказывал про них много страшных вещей. Они нападают на всякого, кто им не понравится, без разбору. Они не щадят никого. Бьют, привязав к дереву, до смерти, а потом бросают на съедение хищным птицам. Отец поклялся убить первого регулятора, который только осмелится войти к нему в дом.

– Отец ваш сильно ошибается в своем предубеждении против регуляторов, – сказал Браун. – Они вовсе не так гадки, как…

– Однако довольно! – перебил его Вильсон. – Времени немного, а мне нужно серьезно переговорить с вами, Эллен. Говорили вы со своей матушкой?

– Да, – отвечала она, печально опустив голову, – но все напрасно. Скоро я должна буду стать женою Коттона!

– Коттона! – с изумлением воскликнул Браун.

– Да! – сказала молодая девушка. – Родители сказали, что не изменят своего решения, но я скорее умру, чем пойду за этого человека!

– И вы не пойдете за него! – решительно сказал Вильсон. – Я прибегну к исключительным мерам и, как только мне удастся справиться с поимкой конокрадов, похищу вас из этого жилища!

– О, какой вы решительный, мистер Вильсон! – удивилась Эллен порыву возлюбленного.

– Поверьте, я не шучу! – отозвался тот.

– Скажите, – обратилась молодая девушка к Брауну, – вы, кажется, знаете Коттона? Давно вы его не видели?

– Кажется, я с ним как-то встречался в прошлом году. Но… что это с Вильсоном? – спросил он, видя, что молодой человек, как пума, одним прыжком скрылся в кустах.

Причина столь внезапного исчезновения скоро выяснилась. Из-за кустов показалась молодая женщина, жена Аткинса. Ее белое платье, за несколько мгновений раньше мелькнувшее среди зелени, предупредило молодого влюбленного.

– Что это значит, Эллен? – спросила сердито миссис Аткинс. – Ты изволишь беседовать с этим джентльменом, а не работать. Я давно уже перестала слышать удары валька. Или ты думаешь, что белье само вымоется?

– Я качала ребенка! – отозвалась Эллен.

– Качала ребенка? Но он спит как сурок! Ты говоришь неправду!

– Простите, сударыня, – вмешался Браун, видя смущение молодой девушки, – это я помешал мисс заниматься своей работой. У меня есть к мистеру Аткинсу поручение от мистера Робертса, и я надеюсь, что вы позволите мне переночевать у вас.

– Но вы выбрали не совсем верную дорогу к нашей ферме! – отвечала несколько смягчившаяся миссис Аткинс.

– Теперь я это и сам вижу! – отвечал Браун. – Поэтому-то я и стал расспрашивать мисс о дороге, тем более что через эту трясину трудно будет перевести мою лошадь, оставленную мною там, в лесу!

– Мой муж дома, будьте добры пройти туда. А где ваша лошадь? Я пошлю за ней слугу!

– Тут, в лесу, около горы!

– Ну, так идемте! – пригласила его миссис Аткинс. – А вы, Эллен, продолжайте работу да постарайтесь закончить ее быстрее!

Затем миссис Аткинс склонилась над колыбелью, где лежал мирно спавший ребенок, тихонько поцеловала его и получше прикрыла покрывалом от комаров и мух.

– Эллен, – сказала она, обращаясь к девушке, – присматривай, кстати, и за ребенком!

С этими словами миссис Аткинс пригласила Брауна следовать за собой, и вскоре оба приблизились к ферме.

 

Глава V

Ферма Аткинса. Ночной гость. Пароль

Жилище Аткинса было построено гораздо лучше домов всех окрестных фермеров. Дом состоял из двух двухэтажных флигелей, соединенных между собой особой пристройкой. Внутренность дома также несколько отличалась своим убранством от других домов. По стенам были развешаны картины, хотя и довольно неважного качества, и какие-то странные афиши с намалеванными на них не менее странными фигурами. В правом флигеле находились спальни, а в левом прочие комнаты.

Жена Аткинса провела Брауна в комнату, где молодой человек увидел сидевшего в кресле хозяина. Подняв голову при звуке шагов входившего, Аткинс, узнав Брауна, страшно побледнел и схватил рукою карабин. Лишь увидев, что Браун один, он несколько успокоился. Браун, несколько удивленный необычной встречей, раскланялся с хозяином и сказал, протягивая ему руку:

– Простите, мистер Аткинс, что я беспокою вас!

– О, пожалуйста, пожалуйста! – возразил фермер. – Я только… я полагал…

– Вы, вероятно, полагали, что я не приеду сегодня? Я, разумеется, не решился бы вас беспокоить, но мое непрошеное появление вызвано особыми обстоятельствами!

– Помилуйте, мистер Браун, я очень рад видеть вас у себя. Надеюсь, этот ваш визит не будет последним!

– Весьма вероятно, хотя мне кажется, наше знакомство продолжится в другой стране. Вы ведь, как мне говорили, собираетесь уехать в Техас?

– Да, я думаю уехать туда. Но как же мы там с вами будем встречаться? По рассказам соседей, вы присоединились к регуляторам и даже выбраны их командиром.

– Совершенно верно! Однако это занятие отнимет у меня не больше двух-трех месяцев. Как только нам удастся найти и должным образом наказать гнусную шайку убийц и конокрадов, я переселюсь из Арканзаса в Техас!

– Кстати, что слышно о конокрадах? – с беспокойством спросил Аткинс.

– Пока мало. Эти негодяи так ловко сумели замести следы, что поймать их будет, вероятно, не так легко. Впрочем, они меня мало занимают. Мне важно только найти убийц Гитзкота и Алапаги. Не поздоровится им, если они попадутся в наши руки!

– Да, негодяи ловко скрыли свои следы, – заметил Аткинс. – Насколько мне помнится, сначала в первом убийстве заподозрили вас самих. Однако у вас нашлось много защитников, да и самая ваша ссора с Гитзкотом ясно показала, что вы не из тех людей, которые способны на предательское убийство из засады. По всей вероятности, бедняга был убит каким-нибудь мошенником, польстившимся на изрядную сумму денег, бывшую при убитом, о чем, кстати, знали все окрестные жители.

– Следовательно, вы думаете, что убийство совершено кем-нибудь из местных жителей?

– О нет! Хотя между нами и найдутся люди сомнительной нравственности, однако не думаю, чтобы кто-нибудь из них решился на убийство из-за денег.

– Совершенно согласен с вами, – ответил Браун. – Теперь я поджидаю со дня на день возвращения Ассовума. Краснокожий очень хитер и ловок; быть может, он сообщит мне что-нибудь очень важное относительно убийц.

– Ловок-то он ловок, – иронически заметил Аткинс, – но ведь не мог найти следы конокрадов!

– О, я приписываю это скорее небрежности индейца в этом деле, чем неловкости. Теперь же, когда дело идет о розыске убийцы его жены, он, несомненно, приложит все старания. К несчастью, в ночь убийства шел сильный дождь, смывший следы и убийц и конокрадов!

– Да, в ту ночь была преотвратительная погода! – произнес Аткинс, радостно потирая руки, на что Браун не обратил внимания. – Благодаря ей ворам удалось скрыться. Вероятно, это те же самые, что в прошлом году украли у меня двух прекрасных лошадей!

– Нам давно нужно было повнимательнее следить за тем, что творится в округе. Поговаривают, что по берегам реки у конокрадов есть среди фермеров приятели, скрывающие у себя краденых лошадей.

– Откуда вы это узнали? – взволнованно спросил Аткинс.

– Так говорили на последнем собрании регуляторов! – отозвался Браун. – Ввиду этого мы вскоре собираемся произвести повальный обыск у всех окрестных фермеров!

– Ну, это вам едва ли удастся! – резко возразил Аткинс. – Кто же позволит вам так своевольничать? Я, по крайней мере, прямо попрошу вас убраться куда подальше, а в случае несогласия возьмусь за оружие! Мы живем в свободной стране, и никто не смеет вмешиваться в нашу частную жизнь!

– Но позвольте! – возразил Браун. – Что же делать, если законным способом ничего нельзя добиться? Попробуйте обратиться к властям с требованием отыскать конокрадов и возвратить вам украденных ими лошадей, вам ответят, что этого они не в силах сделать. При таком положении остается только заботиться самим о себе, иначе ничего не выйдет!

– Так к чему же нам тогда законы? – спросил Аткинс. – Раз они не достигают своей цели…

– Они достигают своей цели, – перебил его Браун, – но, при теперешнем положении нашего округа, крайне трудно что-либо изменить законным порядком. Представьте себе, что преступники даже пойманы шерифом и посажены в городскую тюрьму. Да ведь эта тюрьма – обычный блокгауз, а кругом бродят друзья заключенных. Одно усилие, и преступники освобождены, и ищи опять ветра в поле!

Аткинс не смог удержаться от улыбки при последних словах Брауна.

– Да, – сказал он, – мне не раз приходилось слышать о подобных побегах. Говорили даже, что преступникам часто удавалось убегать и из городской тюрьмы в Литл-Роке!

– Вот видите! – подхватил Браун. – Что же за охота тратить уйму времени и труда на поиски преступников, раз они через неделю-другую опять окажутся на свободе, да еще посмеются над нами!

– Я, конечно, понимаю ваше недовольство! – сказал Аткинс. – Я знаю некоего Коттона…

– Где он теперь? – внезапно спросил Браун.

– Да я-то почем знаю! – отозвался Аткинс, озадаченный неожиданным вопросом гостя. – Разве я обязан знать место, где скрывается личность, за которой по пятам гонится шериф? Это едва ли и вообще кто-нибудь знает!

– Мне говорили, что он шатается где-то поблизости! – сказал уклончиво Браун, догадавшийся скрыть от хозяина рассказанное Эллен: увертки и отрицание Аткинса возбудили в молодом командире регуляторов кое-какие смутные подозрения.

Подождав немного, Браун прибавил, пристально всматриваясь в лицо Аткинса:

– Говорили еще, что его видели по дороге к вашей ферме!

– Весьма возможно! – ответил Аткинс. – Мало ли народу шляется по этой дороге, да и мало ли что люди болтают!

– Да, я чуть не забыл передать вам, – переменил начинавший обостряться разговор Браун, – я ведь приехал к вам по поручению Робертса и Роусона. Они просили меня… а вот и моя лошадь! – сказал он, увидев коня, которого вел по двору слуга.

– Полно, куда вы торопитесь! – поспешил сказать Аткинс. – Слуга позаботится о ней. Дан! – крикнул он конюху в окно. – Позаботься хорошенько о лошади мистера! Когда ты…

Последних слов Браун не расслышал, так как они были произнесены хозяином уже за дверями комнаты. Поговорив немного с слугою, Аткинс вернулся обратно.

– Так вы говорите, что у вас есть ко мне поручение? – спросил он, усаживаясь на прежнее место.

– Да, – ответил Браун. – Они просили передать вам, что приедут сюда в понедельник. Вы будете любезны подождать их?

– Конечно! – ответил довольным тоном хозяин. – Мы, надеюсь, скоро столкуемся с Робертсом и Роусоном. Они оба прекрасные, честнейшие люди! Кстати, когда назначена свадьба прелестной дочери Робертса? Кажется, на послезавтра?

– Кажется, так! – сдержанно ответил Браун.

– Вы будете на самом бракосочетании и пиршестве? – спросил Аткинс.

– Нет, не буду! – резко ответил Браун. – Наше завтрашнее собрание может затянуться, и мне не хватит времени на переезд!

– Какое совещание? – изумился Аткинс. – Что вы говорите?

– Я говорю о собрании регуляторов, назначенном на завтра у Бариля!

– На завтра? Почему же я ничего не знал? Неужели это такая тайна, что вы считаете нужным скрывать это даже от окрестных фермеров?

– О нем было сообщено только членам общества. Но я удивляюсь, как это Вильсон, – сказал Браун, желая прозондировать почву в пользу своего нового друга, – не сказал вам об этом!

– Он давно не был у меня, – холодно ответил Аткинс, – оттого я ничего и не знаю. Впрочем, я не принадлежу к обществу регуляторов, и мне все равно, когда состоится их собрание!

– Вильсон ведь, – прибавил раздосадованный такой хладнокровностью Браун, видя, что Аткинс старается увильнуть от подобного разговора, – собирается обзавестись хозяйством неподалеку от вас. По-моему, он станет приятным соседом.

– Но я собираюсь скоро покинуть эти края, так что мне это все равно, – ответил Аткинс. – Кстати, как поживает ваш дядюшка? Он, кажется, недавно болел? В Арканзасе, право же, легко получить какую-нибудь болезнь, которая сразу может свалить с ног самого здорового человека.

Браун замолчал, видя полную невозможность сделать что-нибудь для своего друга.

В это время в комнату вошла с ребенком на руках Эллен, взглядом поблагодарившая молодого человека за избавление ее от выговора миссис Аткинс. Вслед за девушкой появилась и сама хозяйка, и завязался общий разговор о семейных нуждах и заботах. Говорили о скоте, пастбищах, посевах, жатвах и прочем. Во время разговора спавший до сих пор совершенно спокойно ребенок внезапно раскричался и заплакал. Эллен пыталась было успокоить его, взяв на руки и нося по комнате, но малютка закричал еще пронзительнее. Очевидно, ребенок заболел. Испробовали сначала какие знали домашние средства, но так как ничто не помогало, то миссис Аткинс решила послать слугу за соседками фермершами, прося их прийти помочь.

Встревоженная мать посчитала причиной болезни ребенка небрежность и невнимательность Эллен и, несмотря на самые очевидные оправдания молодой девушки, так рассердилась на нее, что приказала ей вовсе замолчать.

Браун, ставший свидетелем явно несправедливых нападок на беззащитную девушку, решил приложить все усилия, чтобы выручить ее из затруднительного положения и вместе с тем услужить новому другу.

Несмотря на то что был уже двенадцатый час ночи, в доме Аткинса царили шум и суета. Эллен носилась с ребенком, на разные лады стараясь его успокоить, а миссис Аткинс не могла найти себе места, бегая по комнатам, ломая руки и причитая, что это Бог наказывает за грехи и преступления, отнимая у нее единственного сына.

Вдруг на дворе раздался чей-то голос, спрашивающий разрешения войти. Собаки, лежавшие у дома, лаяли и визжали. Ветер, до того времени бывший довольно слабым, переменил направление и задул такими порывами и с такой силой, что вековые деревья, росшие около дома, гнулись под ним, как тростник. Как только хозяин приотворил на голос дверь, ветер ворвался в комнату и потушил огонь. Все помещение сразу погрузилось в полный мрак.

– Эй, послушайте! – раздался на дворе тот же голос. – Нельзя ли у вас остановиться на ночь? Черт бы побрал этих проклятых собак! Цыц, негодные!

– Гектор, Джек, молчать! – закричал на них хозяин, выходя на двор. – Входите, пожалуйста! – сказал он, обращаясь к стоявшему там человеку. – О лошади вам нечего беспокоиться: о ней позаботится мой слуга.

– Что, ваши собаки очень свирепые? – спросил незнакомец, входя по приглашению хозяина в комнату.

– О, не бойтесь, при мне они никого не тронут! Входите; только осторожнее, ветер задул лампу. Эллен, да зажги же скорее огонь! – крикнул Аткинс, обращаясь к девушке, уже раздувавшей огонь в камине.

Вошедший в комнату медленно снял с себя плащ и шапку из шкуры выдры и, подойдя к запылавшему камину, раскланялся с находившимися в комнате. Он был небольшого роста, коренастый, плотного сложения, с большими серыми глазами и лицом, усыпанным веснушками. Под плащом у его был надет длинный коричневый охотничий камзол, а на ногах – башмаки такого же цвета. В руке он сжимал мешок, в котором находились, вероятно, провизия и другие предметы, необходимые в путешествии по малонаселенным местностям. Подойдя к свету, он пристально стал вглядываться в обоих мужчин, желая, по всей вероятности, угадать, кто из них, собственно, хозяин этого дома.

Миссис Аткинс, обеспокоенная болезнью ребенка и хлопотавшая около него, осталась не слишком довольна новым посетителем. Она взяла ребенка на руки и велела Эллен светить ей.

– Как, однако, силен ветер, – начал разговор незнакомец, все еще безуспешно стараясь разгадать, кто хозяин. – Скоро, пожалуй, он начнет вырывать деревья с корнем!

– Да, ветер очень силен! – отозвался Аткинс, пристально вглядываясь в говорившего. – Издалека едете?

– О нет, я из Миссисипи и отправляюсь в один из пограничных фортов. Далеко отсюда до Фурш Лафава?

– Очень близко. Мой дом стоит на берегу реки! – ответил Аткинс, в то время как Браун ворошил кочергой угли в камине. – Вы, вероятно, потому только не заметили воды, что река на большом пространстве поросла тростником!

– Я так и думал, – отозвался незнакомец, – что река недалеко. Тростник здесь действительно густ. Хороши ли окрестные пастбища?

– Прекрасные! – ответил Аткинс, бросая еще раз испытующий взгляд на незнакомца.

Браун перестал ворошить угли и начал прислушиваться к разговору, показавшемуся ему почему-то знакомым.

– Я проехал сегодня большое расстояние, – сказал спокойно вновь прибывший. – От этого у меня что-то пересохло в горле. Не будете ли добры дать стакан воды?

– Сию минуту! – быстро ответил хозяин, вставая, чтобы зачерпнуть воды в стоявшей здесь же кадке.

Браун, моментально вспомнив что-то, подозрительно уставился на незнакомца, а тот, бросив притворно любезный взгляд на него, тотчас же отвернулся к подошедшему Аткинсу и, взяв от него воду, залпом выпил стакан.

– При взгляде на вас, с таким наслаждением пьющего воду, мне самому захотелось попить! – сказал Браун, скрывая свои подозрения и желая оправдать свой внимательный осмотр. Молодой человек припомнил теперь весь разговор незнакомцев, слышанный им в заброшенной хижине.

– Ну, господа, – вмешался Аткинс, – кто же пьет в ненастную и холодную погоду такой, собственно говоря, противный напиток, как вода? Не хотите ли лучше разбавить ею изрядную порцию виски? Получится значительно вкуснее.

– Думаю, что вряд ли кто-нибудь откажется от вашего предложения! – довольным тоном ответил незнакомец.

Тогда Аткинс направился к шкафу, вынул оттуда бутылку и три небольших стаканчика и поставил их на стол.

– Ну-с, в таком случае прошу попробовать! – сказал он, подавая виски Брауну. – О, джентльмен, что вы делаете?! Вы не виски разбавляете водой, а воду – виски! Полно, наливайте-ка побольше! Знаете, чем хуже погода, тем больше надо пить. А теперь, мистер, будьте добры назвать свое имя. Меня зовут Аткинс, а этого джентльмена – Браун!

– А меня зовут Джонс! Не правда ли, очень легкое для запоминания имя? Так пью за ваше здоровье, мистер Аткинс и мистер Браун!

С этими словами он поднес стакан ко рту. Аткинса как-то странно передернуло, когда человек, назвавшийся Джонсом, стал пить за здоровье его и начальника регуляторов. Однако, не желая выдавать своего волнения, он сдержался, и лицо его приняло обычное холодное выражение. Он налил еще по стаканчику и произнес, чокаясь с гостями:

– Пью за наше знакомство! Думаю, что оно продолжится.

В это время вошла Эллен с тюфяками и одеялами и стала расстилать их на полу. На вопрос Аткинса о здоровье ребенка она отвечала, что малютка очень страдает.

– Но у тебя все-таки найдется время, чтобы состряпать нам ужин?

– Не знаю, если миссис…

– Ну ладно, иди на кухню, – сказал Аткинс, – и готовь ужин гостям, а я пойду сам посмотрю, что с ребенком!

Аткинс вышел, а молодая девушка стала накрывать на стол и готовить ужин. В комнатах воцарилось молчание. Браун следил за ловкими и грациозными движениями девушки, накрывавшей на стол, и думал о Вильсоне; а Джонс сидел у камина, ворочая угли и прерывая свое занятие только для того, чтобы по временам нетерпеливо взглянуть на часы и дверь, за которой скрылся хозяин.

Как раз, когда ужин был готов, пришел Аткинс. Вдруг внезапно на дворе послышался топот лошадей и какой-то шум, неясно доносившийся до слуха сидевших в комнате. В этом шуме можно было различить только пронзительный голос хозяйки, отдававшей какие-то приказания.

Закусив немного, Браун опять подсел к камину и удобно расположился там, когда хозяин, взяв свечу, вежливо сказал ему:

– Мистер Браун, думаю, пора бы и на покой! Пойдемте, я провожу вас в вашу комнату!

– О, пожалуйста, не беспокойтесь! – ответил молодой человек, заметив, что Эллен приготовила в одной комнате две кровати. – Я вовсе не устал!

– Наверху найдется прекрасное помещение, где вас никто не потревожит, – заметил хозяин, – а завтра утром вы можете отправиться к Барилю. Сейчас у нас собралось очень много соседок, и здесь спать не придется. Боюсь, однако, что и они не помогут ребенку!

– А, так у вас полно гостей! – сказал Браун. – Ну, в таком случае, я немедленно отправляюсь в отведенное мне помещение. Надеюсь, мистер Джонс тоже скоро присоединится ко мне?

– К сожалению, наверху только одна кровать, и Джонса придется уложить где-нибудь внизу!

– О, не беспокойтесь, ради бога, обо мне! – воскликнул Джонс, передавая Эллен стакан, чтобы она опять наполнила его виски. – Спокойной ночи, мистер Браун! Если вы поедете не рано, то я с удовольствием поехал бы с вами, если нам по дороге!

– Мне нужно будет отправиться вверх по реке и, чтобы поспеть в одно место к назначенному сроку, придется выехать рано утром! – сказал Браун. – Спокойной ночи!

Молодой человек раскланялся с Эллен и Джонсом и в сопровождении хозяина отправился в отведенную ему комнату.

Проводив нежелательного собеседника, Аткинс вскоре вернулся, но разговора все-таки не начинал: Эллен, убиравшая комнату, мешала хозяину по душам поговорить со своим таинственным гостем. Мужчины молча сидели у камина, пока девушка прибирала посуду после ужина в шкаф, отодвигала стол и приготовляла постели. Наконец, исполнив всю необходимую работу, она пожелала сидевшим спокойной ночи и удалилась.

Хозяин тотчас же встал, плотно прикрыл за ушедшей дверь и погасил свечу. Комната погрузилась в полумрак. Лишь догоравшие в камине угли бросали слабый красноватый отблеск на серьезные лица сидевших. Аткинс первый нарушил молчание, тихо предложив гостю:

– Выйдемте-ка на свежий воздух!

Догадавшись, что хозяин намерен продолжить разговор вдали от нескромных ушей, Джонс молча поклонился и вслед за хозяином вышел во двор. Когда они отошли на порядочное расстояние от дома, Аткинс обратился к спутнику:

– Мистер Джонс, вас, конечно, прислал кто-нибудь?

– Совершенно верно, я привел лошадей!

– Где же они сейчас находятся, в воде?

– Да, там!

– Скажите, пожалуйста, откуда вы так прекрасно знаете наши места? Я, по крайней мере, ни разу не встречался с вами!

– О, я в Арканзасе прожил много лет, когда был еще юношей! Эта самая ферма принадлежала раньше мне, а затем я продал ее одному лицу, у которого, в свою очередь, ее приобрели вы!

– Так, значит, это вы…

– Тсс! Не нужно высказывать догадок, даже если они и справедливы! – остановил его незнакомец. – Такие вещи говорить здесь не следует: мало ли кто может случайно услышать наш разговор! Осторожность никогда не мешает. Скажите-ка лучше, вход – у угла изгороди?

– Да, у самой реки!

– Вот и прекрасно! Я думаю тотчас же отправиться за лошадьми и спрятать их.

– Не помочь ли вам?

– О, не беспокойтесь, я и один управлюсь!

С этими словами незнакомец исчез в темноте. Аткинс же вернулся обратно, обошел весь дом, затем, пройдя через двор, направился к сараю, около которого на свободе бродило несколько лошадей. Войдя за изгородь, он тоже скрылся во мраке.

Браун, не забывший подозрительного разговора своих собеседников, внимательно смотрел в щели кровли отведенного ему на ночь помещения. При виде вышедших из дому мужчин он еще более укрепился в своих подозрениях. Некоторое время он находился в нерешимости. «Как поступить?» – размышлял он. Решиться ли немедленно попробовать накрыть их с поличным, или выждать дальнейших событий? Однако благоразумие взяло верх, и, несмотря на сильное искушение, Браун остался на своем наблюдательном посту. Что мог предпринять он один, без оружия против двух сильных мужчин, находившихся, конечно, начеку и готовых при первой надобности дать отпор? В то же время Браун решил, что Эллен не могла быть соучастницей таинственных операций ее приемного отца, иначе она не стала бы так откровенно рассказывать про посещения Коттона, которые хозяин тщательно скрывал от всех. По всей вероятности, негодяй скрывается где-нибудь поблизости в какой-нибудь заброшенной хижине.

Перебирая в уме всех окрестных фермеров, где бы мог затаиться Коттон, Браун становился в тупик: никто из них не мог оказывать гостеприимства этому мошеннику. Вильсон, живший неподалеку отсюда, уж ни в каком случае не мог быть их сообщником. Пельтер? Но тот тоже входил в отряд регуляторов. Джонсон? Может быть! Чем больше думал Браун, тем больше склонялся к мысли, что это – именно Джонсон. Тем более что во время преследования конокрадов фермеры встретили по дороге Джонсона с какими-то лошадьми. Странным казалось еще и то, что, по словам Гарфильда, на северном берегу реки тоже обнаружены следы его лошадей, а на южном – других. Следовательно, раз других следов больше не было, между Коттоном и Джонсоном существует какая-то связь. Сомневаться в этом больше не приходилось.

Ожидание и напряженное внимание утомили Брауна, к тому же уставшего накануне. Он сначала пытался бороться с дремотой, рассчитывая узнать еще что-нибудь, но сон все более и более овладевал им, – и молодой человек, не выдержав наконец, склонился на постель и крепко заснул.

 

Глава VI

Неожиданные посетители. Новый план

Джонсон жил в маленькой, наскоро построенной, но уютной хижине, совершенно затерявшейся в самой чаще большого леса. Она стояла одиноко, и к ней не вела ни одна тропинка. Авантюрист купил ее за бесценок у какого-то охотника, прельщенный ее удобствами, уединенностью и красотой окружающей местности, поселился здесь, сначала намереваясь заняться возделыванием земли. Он было уже приступил к работе, но вскоре тяжелый труд ему опостылел, и Джонсон ограничился тем, что отгородил только небольшой участок земли забором. Кроме того, он устроил еще небольшую конюшню для лошади. С тех пор в хижине из посторонних почти никто не бывал, так как сам хозяин постоянно находился в разъездах, и хижина стояла наглухо запертой. Лишь изредка сюда забредали какие-нибудь заплутавшие в лесу охотники. Все это пришлось по душе любившему уединение владельцу, и он очень был доволен своим выбором местожительства.

Постоянную связь он поддерживал только с Аткинсом, слуга-мулат которого, посвященный во все таинственные делишки своего хозяина, частенько ходил с различными поручения с фермы в хижину и обратно.

Вечером того дня, когда происходили описанные выше события на ферме Аткинса, хижина не была, вопреки обыкновению, заперта. Напротив, внутри горел яркий огонь, над которым висел чугунный котелок, а около сидели, мирно беседуя между собою, Коттон и Джонсон. Изредка кто-нибудь из них поднимался, чтобы взглянуть, как варится пунш.

– Ну, кажется, готово! – сказал Коттон. – Попробуйте, Джонсон, а то я опоздаю к Аткинсу!

– Не торопитесь-ка лучше, приятель! Если не дать воде как следует прокипеть, то получится такая бурда, которую и в рот-то противно взять… Вот теперь готово. Давайте кружку.

– Ой, как горячо! – воскликнул нетерпеливый Коттон, обжигая губы об оловянную кружку. – Из этой посудины невозможно пить. Губы обожжешь!

– Что делать! – хладнокровно ответил Джонсон. – Приходится довольствоваться тем, что есть. Откуда я вам наберу стеклянных стаканов или фарфоровых чашек? Э, да кого это бог несет?

– Что? Кто-нибудь едет? – встревожился Коттон, моментально вскакивая на лесенку, соединяющую верхний этаж с нижним.

– Полно, дружище, – успокоил его Джонсон, – прятаться вовсе нет надобности. Идет Дан, слуга Аткинса!

– Какого черта ему понадобилось? – сердито проворчал, возвращаясь на прежнее место, Коттон. – Надеюсь, не случилось ничего дурного?

– А вот сейчас узнаем! – произнес Джонсон, отворяя дверь мулату. – Что скажешь, Дан?

– Хозяин велел передать, что масса Коттон должен остаться здесь, – сказал, кланяясь сидевшим, мулат. – К хозяину приехал масса Браун и остался у нас ночевать!

– Что за дьявол! – рассердился Коттон. – Что понадобилось Брауну от Аткинса? Чертовски некстати, так как мне нужно многое бы передать нашему общему приятелю!

– Масса Браун остановился у нас по дороге к Барилю, у которого на завтра назначено собрание регуляторов! – ответил мулат, выплевывая, без всяких церемоний, прямо на пол жвачку табаку.

– Собрание регуляторов, говоришь? – переспросил Коттон. – О, чума побери всех этих мерзавцев! Я дорого бы дал, если бы мне представилась возможность передушить их всех до единого своими руками. Ну, да ладно! Настанет и на нашей улице праздник! Уж покажу же я им тогда!

– Не велел ли тебе хозяин передать еще что-нибудь? – спросил Джонсон.

– Нет, больше ничего, масса! Я думаю, впрочем, что завтра он сам сюда придет!

– Ну так передай ему, что мы его ждем. Ступай! Ну, чего вытаращил свои бельма? Не понимаешь, что ли?

– Масса, – сказал мулат, заискивающе улыбаясь и показывая свои ослепительно белые зубы. – Вон там кружка…

– Что, выпить захотелось? – догадался хозяин. – Ну что ж, держи кружку, плесну тебе джина. Пей и живо проваливай обратно!

Одним духом проглотив джин, Дан отер губы, щелкнул от удовольствия языком, поклонился хозяину и гостю, сбежал с крыльца и исчез в чаще. Джонсон затворил дверь.

– Ну, так мне здесь больше делать нечего, – сказал Коттон, поднимаясь, – я отправлюсь домой. Черт бы взял этого проклятого Брауна, совсем некстати его принесла нелегкая, а я-то…

Он не успел договорить, заслышав топот скачущей лошади. Не медля ни минуты, он опять быстро взобрался вверх по лестнице, не желая попадаться на глаза постороннему человеку. Но, как и раньше, его предосторожность оказалась излишней: подойдя к окну, Джонсон воскликнул:

– Ба, да это Роусон!

Не успели оба приятеля опомниться от изумления, как раздался нетерпеливый стук в дверь.

– Чего вы так долго не отпирали, черт вас подери?! – нетерпеливо произнес проповедник, входя в хижину.

– Советовал бы вам быть поосторожнее! – насмешливо произнес Коттон. – Ну что бы было, если бы здесь оказался посторонний и услышал, как ругается уважаемый патер Роусон?

– Да ну вас к дьяволу! – окончательно разозлился Роусон. – Есть мне время думать о мнении каких-то дураков, когда мне все равно приходится удирать отсюда!

– Что? – испуганно вскричал Джонсон, вскакивая с места. – Неужели уже все открыто? Неужели узнали, что…

– Полно пороть горячку! – оборвал его методист. – Пока еще ничего не узнали, но с минуты на минуту нужно ожидать этого: Ассовум вернулся!

– О, лучше бы он остался там, где был! – заметил с неудовольствием Коттон. – Этот чертов индеец постоянно становится нам поперек дороги!

– Да полноте, господа! – рассмеялся Джонсон. – Я уж невесть что подумал! Поверьте, что, несмотря на всю проницательность, краснокожий ничего не может с вами поделать.

С этими словами он налил себе и Роусону по кружке пунша.

– Следы наши исчезли давно, – продолжал он, прихлебывая из кружки, – теперь и черт ничего не отыщет, а краснокожий и подавно!

– Дело вовсе не в том! – возразил Роусон. – Регуляторы настолько вошли в силу, что каждый считает за честь попасть в их отряд. Благодаря этому они сделались настолько решительными, что на завтрашнем собрании окончательно будут утверждать решение произвести обыск у всех более или менее подозрительных людей нашего округа и подвергнуть их строгому допросу! Как это вам нравится?

– Ого, дело скверно! – воскликнул Джонсон при таком неприятном известии. – Я вижу, что мне полезно поскорее переменить климат! Нет сомнения, что их первый визит будет ко мне. Но вам-то, мне кажется, решительно нечего бояться. Не могут же они заподозрить в чем-либо предосудительном и вас?!

– Так-то так, если бы не Ассовум! – ответил Роусон. – Право, он что-то нюхом чует! Неужели нет средства избавиться от него?

– Средство-то есть, – ответил Коттон. – Но это будет чертовски трудно!

– Ну, то средство, о котором вы говорите, применять, пожалуй, не стоит, – ответил проповедник, – и так уж слишком много пролито крови. Нет, следует поискать другое средство, да поскорее, а то будет поздно!

– Да, мое средство верное, но опасное, – ответил, не обращая внимания на возражение методиста, Коттон. – Но у меня созрел хитроумный план. Вы ведь знаете, что Ассовум прибыл в Арканзас после изгнания родным племенем за убийство верховного вождя. Никто не удивится, что какой-нибудь родственник убитого вздумал отплатить Ассовуму! Чтобы все выглядело правдоподобно, краснокожего нужно прикончить отравленной стрелой. Мы-то, слава богу, за столько лет пребывания в Арканзасе и Техасе научились пользоваться ядом.

– А вы сумеете приготовить сильный яд? – спросил Роусон.

– Э, господа, полноте! – вмешался Джонсон. – Ну к чему тут яд? Дело вовсе не в этом паршивом индейском псе. Один он все равно ничего не сделает. А вот обезопасить себя от регуляторов необходимо! По-моему, Роусон прав, собираясь уносить ноги отсюда. Важно только сделать это вовремя. Пускай те из нас, кто пока совершенно вне всяких подозрений, отправятся на завтрашнее собрание регуляторов, хотя бы вы, Роусон, и Аткинс. Там вы все услышите и разузнаете, и если положение наше окажется более чем двусмысленным, садимся на коней, и поминай как звали! Поверьте, мы сумеем найти край и побогаче вашего хваленого Арканзаса.

– Хорошо вам рассуждать! – возразил Роусон. – Вы люди свободные, холостые, вскочил на коня, да и был таков. Ну а я…

– А вы что? Не то же самое? – спросил Джонсон.

– Сегодня то же, что и вы, ну а завтра – другое дело!

– По-моему, вам лично и удирать-то вовсе не придется. Вы совершенно напрасно волнуетесь. Да будь я на вашем месте и пользуйся таким же уважением, и в ус бы себе не дул! Ну а уж если вы так боитесь, то какого рожна вы женитесь, скажите на милость?

– Отступать слишком поздно! – ответил проповедник. – Если бы я все это мог предвидеть, то, конечно, отложил бы свадьбу. Теперь же подобная отсрочка может возбудить подозрения. Впрочем, жена волей-неволей должна последовать за мной. Что мешает мне написать самому себе письмо из какого угодно города?! Пусть, например, мне напишет моя мифическая старушка-тетка, которая перед смертью желала бы в последний раз повидаться со мной. Тогда я собираюсь и вместе с женой улетучиваюсь из пределов Арканзаса. А потом-то пускай обо мне думают и говорят, что хотят: тогда-то уж меня не достанешь – руки коротки! Но пока проклятый индеец не дает мне покоя!

– Прекрасно! – гневно воскликнул Коттон. – Если Ассовум окажется нам опасным, мы его живо спровадим на тот свет. Правда, подобное событие окончательно взбудоражит весь Арканзас, так что лучше постараться как-нибудь избежать убийства…

– Вот дался вам этот краснокожий! – с досадой воскликнул Джонсон. – Говорю вам, что опасность грозит нам вовсе не со стороны этого бродяги: нам опасны регуляторы, и больше никто. Так или иначе, от них необходимо скрыться. Роусон, постарайтесь завтра попасть на их собрание.

– Обязательно постараюсь. Думаю, что у них не найдется достаточно серьезных причин, чтобы помешать мне присутствовать на их сборище. Ну, да как бы там ни было, приложу все старания.

– В таком случае, пока не стоит и загадывать наперед. Будут намечены какие-нибудь опасные меры, мы узнаем их, постараемся нейтрализовать или попросту смоемся. Врасплох-то уж они нас в любом случае не застанут ни при каких обстоятельствах.

– Теперь мне, собственно говоря, довольно глупо покупать у Аткинса его ферму, – решил Роусон, – а вдруг и в самом деле нам придется бежать отсюда, тогда ведь это чистый убыток. Ну да будь что будет! Попробую начать жизнь честного человека, пора мне и отдохнуть!

– Так не желаете ли отправиться с молодой женой на остров? – спросил Коттон. – Там, я думаю, найдется немало заблудших овец, которых полезно было бы возвратить на путь истинный! Что вы можете возразить против такого предложения?

Роусон ничего не ответил.

– Да, кстати, об острове! – подхватил Джонсон. – Пора бы рассказать мне, что это за место и где оно находится. Я уже два раза водил туда лошадей, но ничего не мог узнать от тамошних обитателей. Больно уж они скрытничают. Я ведь знаю только, что остров расположен на Миссисипи.

– Да и я точно в таком же неведении! – проговорил Коттон. – Если бы в прошлый раз за нами гнались регуляторы, они наверняка сцапали бы нас с Уэстоном, как цыплят. Представьте только, островитяне не пустили нас к себе, а забрав лошадей на барку, отплыли, оставив нас на берегу. Через некоторое время они вернулись и привезли нам деньги.

– Подождите-ка, – перебил его Роусон, всюду чуя измену и шпионов, – нас не могут подслушать со двора?

– Конечно нет! – ответил Джонсон. – И чего только вы беспокоитесь, Роусон? Положим, у страха глаза велики!

– Ну, лишняя предосторожность никогда не мешает!

– Ладно, ладно, Роусон, рассказывайте про остров!

– Странно, – сказал Роусон, – вы хотите знать, где находится остров? Да ведь вам известна дорога туда. Это и есть главный остров. Ниже его находится другой, меньший, совершенно почти неприступный. Туда-то в случае крайней опасности и переберутся обитатели главного острова. Их предводитель ловкий и умный человек. Имени его я вам назвать не могу, так как связан клятвой молчания.

– Так, значит, это большая банда? – спросил Коттон.

– Ну да, и банда, заметьте, прекрасно организованная. Это, пожалуй, самое опытное войско, но о нем никто не знает, так как состоящие в сношениях с бандитами никогда их не выдадут ради собственных выгод.

– Так каким же образом они наживают деньги, если не трогают соседей, а те вследствие этого не выдают их?

– Очень просто! Они действуют по мудрому принципу: не грабь того, с кем живешь.

– Ну, ну, так рассказывайте дальше! – нетерпеливо перебил его Коттон, сгорая от любопытства.

– Видите ли, – продолжал Роусон, – обитатели острова не трогают жителей своего штата. Обыкновенно их жертвами становятся чужаки. У островитян имеется много специально нанятых агентов, весьма энергичных и ловких людей, которые, путешествуя по реке, разузнают подробности о проплывающих судах и их ценности, и если среди перевозимых грузов имеются предметы, годные им самим или удобные для сбыта в южные штаты, то агенты стараются наняться на них лоцманами или рулевыми. Если такому парню удастся его затея, он ведет судно прямо на мель у острова, где его выкидывает на берег и разбивает волнами. Обыкновенно это происходит ночью, когда на палубе остается, как правило, один дежурный матрос. Ну, конечно, на острове не зевают и, завидев поданный лжелоцманом сигнал, выскакивают на берег и расправляются по-свойски с экипажем.

– Так вот чем объясняется множество трупов, плавающих по Миссисипи! Однажды я ночью насчитал семь трупов, плывших подряд. Однако ни на одном из них не было признаков насильственной смерти, мы подумали, что это – утонувшие матросы с какой-нибудь разбитой бурею барки.

– О, в этом отношении наши приятели с острова дьявольски ловки, – сказал с некоторым содроганием Роусон. – Настоящие виртуозы. Признаюсь, подобные делишки мне не по душе: слишком уж много крови проливается!

– Да, промысел грязный, что и говорить, – поддержал его Коттон. – Прямо бойня какая-то!

– Зато они так же дороги для своих друзей, как грозны для врагов. Поверьте, если человек будет нуждаться в помощи, поддержке и убежище, они сумеют оказать ему это в полной мере!

– Ну, не думаю! По крайней мере, пока я дожидался их возвращения с деньгами, я чуть не умер с голода, а никто и не подумал дать мне поесть. Кроме того, я видел, что если мне будет угрожать какая-нибудь опасность, то ни один из них и пальцем не шевельнет, чтобы помочь мне!

– А это все оттого, что вы не знали условного знака! – сказал Роусон. – Не могут же они довериться всякому!

– А какой же у них условный знак?

– Если вам понадобится когда-нибудь помощь от них, отыщите большое дерево, зажгите головешку и перебегите с ней четыре раза от дерева к дереву. Тотчас же к этому месту подплывет барка с вооруженными людьми.

– Благодарю за информацию! – задумчиво сказал Коттон. – Как знать, может, вскоре нам придется ею воспользоваться и просить помощи у этих милых островитян.

– Не забудьте еще одного: как только вы попадете на остров, вы превращаетесь в их соучастника и должны навсегда отказаться от намерения вернуться обратно.

– А вы сами там были? – спросил его собеседник.

– Не довелось, – ответил методист. – А где Уэстон? Его тоже нужно было бы уведомить об угрожающей опасности.

– Он по поручению Аткинса отправился в горы, – сказал Джонсон. – Вернется завтра, тогда мы с ним и потолкуем.

– Мне что-то захотелось спать, – заметил, зевая, Коттон. – Джонсон, не осталось ли чего-нибудь в котелке?

– Вот чудак, да вы сами вылили оттуда остатки!

– В таком случае, спокойной ночи! Кто проснется раньше, пусть разбудит остальных!

Коттон взял несколько оленьих шкур, уложил их на пол и, завернувшись в старый плащ, несмотря на жесткость постели, почти тотчас же крепко уснул.

Оставшись сидеть у огня, Джонсон и Роусон молча смотрели на догоравшие угли. По-видимому, и тот и другой хотели заговорить о чем-то, но ни один из них не решался нарушить молчание. Наконец Джонсон спросил:

– Неужели вы в самом деле предполагаете, что вас могут выследить?

– Ну, сейчас-то это им не удастся, но я не исключаю возможности, что рано или поздно они застанут меня врасплох.

– Каким образом?

– Очень просто! Меня удивляет не это, а то, что мы до сих пор так долго оставались безнаказанными.

– Э, да вы начинаете трусить, приятель!

– Не трушу – опасаюсь. И мои опасения относительно индейца вполне основательны. Сегодня, по крайней мере, он бросил на меня такой взгляд, что готов побиться об заклад, он наверняка что-то раскопал!

– Да, в отношении вас у Ассовума, должно быть, имеются веские подозрения!

– Да вы-то откуда это знаете?

– Не горячитесь, друг мой! Вас выдает собственный голос. Впрочем, я нахожу, что вы поступили совершенно резонно. На вашем месте всякий сделал бы то же самое. Хорошо ли только вы замели следы?

– Неуместный вопрос! Конечно, я принял все предосторожности. Несмотря на боль в раненой руке, я тщательно отмыл одежду от крови, заштопал прорванный томагавком Алапаги рукав и даже закопал в землю свой нож. Тем не менее меня продолжает преследовать предчувствие чего-то недоброго. Я боюсь, и сам не знаю чего, но…

– Полноте, дружище! – успокоил его Джонсон. – Предоставьте бабам бояться и верить в непонятные предчувствия. А как другое дело? Следов не осталось? Перочинный нож вы тоже зарыли?

– То-то и есть, что нож попал к Робертсу, я сам видел его у него. Он мне показывал и спрашивал, не знаю ли я, кому он принадлежит. Как я тогда не выдал себя каким-нибудь неосторожным движением, один бог знает!

– Мне недавно рассказывали про покушение на жизнь одного богатого фермера с берега Арканзаса. Передают, что грабителям удалось похитить у него около десяти тысяч долларов, – сказал авантюрист, пристально вглядываясь в лицо собеседника. – Скажите, ведь вы в то время обитали как раз в тех местах, нет ли у вас каких-нибудь более подробных сведений об этом деле?

– Да я-то откуда это могу знать! – рассердился Роусон. – Кажется, вы готовы подозревать меня во всех убийствах, совершающихся в нашем округе! Обращайте лучше побольше внимания на свои собственные дела! Как вы думаете, предаст нас Уэстон или нет? Мне он кажется почему-то очень ненадежным, и я уже начинаю раскаиваться, что посылал его к острову.

– Полагаю, ему можно доверять, а впрочем, черт его знает, в душу человеку не влезешь!.. Итак, завтра ваша свадьба?

– Непременно завтра! Быть может, я допускаю ошибку, связывая себя брачными узами, которые, впрочем, в случае крайней необходимости нетрудно и разорвать. Попросту махну на все рукой, брошу жену на произвол судьбы и смоюсь. Мне ведь не привыкать: проделывал и не такие фокусы!

– Да, при таких взглядах на вещи можно спокойно жениться при любых обстоятельствах и на ком угодно! – засмеялся Джонсон. – Мне кажется, что вы не особенно увлечены девушкой, не понимаю, зачем только вы это делаете!

– Я не увлечен ею? Да зачем же я стал бы подвергаться таким лишениям и опасностям, если бы не любил ее?! Я питаю к ней самые страстные, самые нежные чувства, и эта страсть по отношению к такой чистой и непорочной, как ангел, девушке кажется мне самым большим преступлением в моей жизни!

– И, несмотря на все, вы все-таки решитесь ее бросить?!

– А что делать, если она откажется последовать за мною? Мне больше ничего не остается в таком случае. О, если б я мог вернуть былые годы!.. Как бы там ни было, но я не разлучусь с Мэриан до самой последней, самой страшной своей минуты!

– Надеюсь, вы приняли все меры на случай, если вас накроют в собственном доме?

– Конечно! В тростниках у меня запрятана лодка, в ней в плотно закупоренном ящике уложены съестные припасы. Оружие же у меня всегда под рукой. Вы знакомы с моим подземным ходом?

– Да. Сколько людей поместится в вашей лодке?

– Пять-шесть, она легка на ходу, и на ней за шесть часов можно добраться аж до Арканзаса!

– Прекрасно придумано, только я уверен, что нам не придется ею воспользоваться. Повторяю вам, вряд ли регуляторы сумеют обнаружить давно потерянный след. А теперь ложитесь-ка спать, вот на тюфяк, а я пойду взгляну на вашу лошадь!

Измученный физически и нравственно, Роусон быстро заснул. Вскоре к нему присоединился и вернувшийся со двора Джонсон, и в хижине раздался храп спящих крепким сном трех негодяев.

Но как ни крепко спали авантюристы, громкий крик филина, несколько раз подряд раздавшийся неподалеку от хижины, тотчас же разбудил Джонсона. Он мигом вскочил, осторожно обошел спящих Коттона и Роусона и направился к двери.

– Что за шум? Кто здесь? – раздался сердитый голос тоже проснувшегося и схватившегося за ружье Роусона.

– Неподалеку прокричал филин! – шепотом сказал Джонсон.

– А нам-то какое до этого дело? Вы что, охотиться на него вздумали? Чего вы всполошились?

– Погодите! Вот снова он кричит! – прервал его Джонсон. – Несомненно, явился Аткинс. Странно только, что ему понадобилось от меня ночью, да еще в такую погоду? Входите! – крикнул он в темноту, отворив дверь. – Здесь посторонних нет, все свои!

– Здорово, приятель! – воскликнул Аткинс, перепрыгивая через невысокую ограду и подходя к крыльцу. – Что, небось удивился нашему позднему приезду?

– Что значит «нашему»? Разве вы не один?

– Да, я прибыл с одним приятелем, у которого есть кое-какой товар для продажи. А кто у вас?

– Коттон и Роусон.

– Роусон? – удивился незнакомец, плотно закутанный в широкий плащ. – Неужели? Вот не ожидал встретить старинного знакомого!

– Знакомого? – переспросил поднявшийся Роусон, разгребая золу в очаге. – Разве вы знакомы с Роусоном?

– Черт возьми! – воскликнул незнакомец. – Неужели знакомство с ним такая редкость? Что, он по-прежнему проповедует?

– На это я сам вам отвечу! – недовольно пробурчал Роусон. Раздув головешку, он приблизился к говорившему. – А, это вы, Гаккер! – изумился он, увидев при свете огня лицо незнакомца. – Какой черт занес вас в Арканзас? Кажется, вам раньше не особенно нравился наш климат? Здорово, старый друг! Руку! Входите же и затворите дверь!

– Долго мы у вас все равно не останемся, – сказал Аткинс. – Мы ушли, никого не предупредив, ничего не сказав, поэтому…

– Во всяком случае, – перебил его Роусон, – если вы желаете разговаривать с нами, а не с запертой дверью, то входите в дом: холодный ветер так выстудит комнату, что потом в ней и не заснешь! Пожалейте хоть нас-то!

После такого заявления ничего не оставалось делать, как последовать приглашению Роусона. Аткинс, заметив при свете факела расставленные на столе стаканы и котелок, быстро подошел к нему и схватил посуду, намереваясь подкрепиться глотком горячего виски. Но его ждало полное разочарование: котелок был холоден и совершенно пуст.

– Черт бы подрал ваши ненасытные глотки! – выругался он. – Нет бы оставить глоток-другой своим приятелям!

– Да почем же мы знали, что вы придете сегодня, да еще ночью? – возразил Джонсон. – Впрочем, если вы повремените четверть часика, я приготовлю вам свежую порцию!

– Нет, спасибо! – отказался Аткинс. – Нам непременно надо…

– Ну ладно, ладно, – перебил хозяин, – рассказывайте пока, зачем вас сюда принесло, а тем временем, быть может, на ваше счастье, вскипит вода!

– А вы, Гаккер, – обратился к незнакомцу Роусон, – расскажите, что делается на Миссури и как идут ваши дела?

– Во-первых, – возразил тот, – я вовсе не Гаккер, а Джонс. Меня зовут Джон Джонс, зарубите себе на носу!

– Постойте-ка, Джонс, если это имя вам так нравится, не хотите ли принять участие в комическом розыгрыше? – спросил Роусон.

– Что ж, мне не привыкать стать к такого рода спектаклям! Я прекрасно играю комические роли и всегда не прочь одурачить какого-нибудь честного простофилю. Если вы думаете, что я могу быть вам полезен, рассказывайте, в чем дело. Коли игра стоит свеч – я весь к вашим услугам. Ну-с, что такое затевается?

– Готов посвятить вас во все подробности, – сказал весело Роусон, усаживаясь поудобнее, со стаканом уже поспевшего виски в руке. – Завтра назначено собрание местных регуляторов!

– Ну, если вы будете сообщать все такие же приятные новости, то я предпочитаю вас вовсе не слушать! – так же весело отозвался Джонс. – Из-за них мне зачастую приходится ездить гораздо быстрее, чем хотелось бы! Я здесь не задержусь.

– И совершенно напрасно! – заметил Роусон. – Напротив, вам следует присутствовать на их собрании!

– Мне? Да вы в своем уме, дружище? – изумился Джонс.

– Да, вам, потому что вас здесь никто не знает. Я было собрался присутствовать там сам, но, к сожалению, это не совсем удобно; да мне и нельзя. Заранее я познакомлю вас с Брауном и даже рекомендую вас ему как регулятора с Миссури и сообщу, что вы прибыли в Арканзас со специальной целью завязать непосредственные сношения со здешними регуляторами, так как, мол, это, по-вашему, единственный способ удачно справиться с многочисленными и дерзкими разбойниками обоих штатов.

– Блестящая мысль! – воскликнул Аткинс, сообразив, к чему клонит проповедник. – Браво, Роусон!

– Тут, видите ли, есть одна загвоздка… я не могу ручаться, что у меня хватит времени, чтобы присутствовать там! – нерешительно сказал Джонс, видимо желая уклониться от столь «лестного» поручения.

– Советую вам хорошенько обдумать мое предложение, – сказал Роусон, поняв, конечно, колебания своего сотоварища. – Дело в том, что если регуляторы выработают какие-нибудь решительные меры против нас и мы не сумеем вовремя нейтрализовать их планы, вам и вашим друзьям в Миссури нечего будет рассчитывать на какие бы то ни было сношения с нами. Тогда нам самим придется улепетывать как можно скорее, а не думать о прибылях!

– Я прекрасно понимаю всю справедливость и необходимость предложенного вами, – горячился Джонс, – но каким способом мне удастся убедить Брауна в верности моих заявлений? К сожалению, я сегодня уже познакомился с ним, но даже не заикнулся о намерениях регуляторов Миссури.

– Это ничего не значит! – нетерпеливо возразил Роусон. – Не могли же вы с первого раза разоткровенничаться с незнакомым человеком!

– Пусть так! А как же быть с другими регуляторами?

– Ваше предложение придется как раз кстати, так как точно известно, что регуляторы Арканзаса сами намерены войти в контакт с такими же обществами других штатов. На первое время, следовательно, они, во всяком случае, поверят вам!

– А ведь совсем неплохо придумано! – не мог не признать Джонс. – Пусть следят за действиями регуляторов те самые люди, которых они собираются ловить! Ловко!

– Так что же? Согласны?

– Теперь, конечно, колебаний больше и быть не может! – воскликнул Джонс. – Поверьте, я сумею заставить этих щенков взять ложный след. Часть я направлю вверх по реке, часть – вниз, вообще размещу их в петлях нашей сети небольшими группами, а затем – трах! И атмосфера сразу очистится от их зловредного дыхания!

– Следовательно, Роусон, вы не поедете на собрание? – спросил Коттон.

– Теперь в этом нет никакой надобности, – ответил проповедник.

– А как же мы узнаем о результатах?

– Если возникнет что-нибудь непредвиденное, – сказал Роусон, – Джонс сообщит Аткинсу, у которого должен непременно быть завтра вечером, и тот, в свою очередь, известит нас через слугу. Завтра я буду разъезжать по делам, а заночую у Робертсов. В воскресенье, рано утром, я буду поджидать вашего мулата, Аткинс, у известного и ему и вам дуба. Быть может, и у меня найдется, что сообщить вам.

– Итак, все решено. Прекрасно! – сказал Аткинс, поднимаясь с места. – Едемте, Джонс, меня особенно беспокоит, что с моим сыном, хотя там и ухаживают за ним три соседки, которые, вероятно, останутся у нас до утра.

– До моего возвращения не отпускайте Брауна! – сказал Роусон.

– Не беспокойтесь, но приезжайте поскорее. До завтрака-то я его, во всяком случае, задержу, ну а уж после – как получится!

Бандиты распрощались друг с другом. Аткинс и Джонс прежним путем, через забор, ушли в лес и растворились в темноте, а остальные снова улеглись и опять крепко заснули.

 

Глава VII

Встреча с пионером. Мнимый регулятор

Едва начало рассветать, как порывистый холодный ветер, дувший всю ночь не переставая, быстро стих, перейдя в легкое приятное дуновение. Петухи радостно-задорным криком приветствовали занимавшийся день и призывали своих подруг вместе наслаждаться прекрасной погодой. Хохлатые наседки оживленно сновали по двору фермы, тщательно отыскивая зерна или другую пищу для своих многочисленных прожорливых цыплят, стаями бегавших за ними. Лошади, продрогшие за ночь, бодро постукивали копытами о твердую землю. Раздавалось откуда-то гоготанье гусей и уток. Из труб поднимался уже голубоватый дымок, прихотливо извивавшийся на фоне светлеющего небосклона.

Отличная погода не могла не повлиять благоприятно на настроение одинокого всадника, рысившего по лесной тропинке. Всадник, весело насвистывая, пришпоривал по временам своего коня. То был Кук, торопившийся на собрание регуляторов.

Вдруг он внезапно осадил своего коня. Животное от неожиданности встало на дыбы и волчком завертелось на месте. Потом оно, как и сам хозяин, успокоилось и продолжило путь прежним аллюром, но и лошадь и всадник стали теперь гораздо внимательнее вслушиваться в окружающую лесную тишь.

Неподалеку раздавался какой-то странный шум.

Кук прекрасно знал эти места и был уверен, что на три мили в окружности не было ни одной фермы, а между тем из чащи доносилось кудахтанье куриц и петушиное пение.

Озадаченный всадник остановился и стал пристально оглядываться по сторонам, недоумевая, откуда могли доноситься эти звуки.

«Что за чудеса! – подумал он. – Уверен, что я не сбился с дороги. Когда же тут успел поселиться кто-нибудь? Место уж больно пустынно и дико, чтобы какой-нибудь, даже самый отважный, пионер рискнул поселиться здесь. Ого, да вот и следы колес! Вон и кора сорвана с дерева, несомненно, здесь недавно проезжал чуть не целый обоз! Вероятно, какие-нибудь переселенцы. От них я и узнаю, что все это значит!»

С этими мыслями Кук поехал вдоль колеи. Вскоре он достиг одного из тех биваков эмигрантов, какие часто встречаются в Арканзасе на дорогах к Дальнему Западу и к Техасу. Два больших фургона, крытые парусиной, стояли в центре небольшой лужайки; к ним было привязано несколько пар упряжных волов. Мальчик восьми-десяти лет, с белыми как лен волосенками, важно кормил животных колосьями маиса. Добродушные волы смиренно брали корм из рук ребенка и медленно жевали колосья.

Пять лошадей паслись на лужайке с сочной травой. Их шеи были украшены несколькими бубенчиками, а ноги спутаны веревками. Переселенцы ночевали, очевидно, под открытым небом, так как поблизости не было никакого навеса или прикрытия, под которым можно было бы укрыться от дождя.

Все семейство пионеров в это время сидело около наскоро сколоченного из досок стола, поджав ноги. Оно состояло из мужа, жены, двух дочерей и трех сыновей.

– Бен, поди сюда! – закричал отец. – Волы уже достаточно нащипались травы за ночь и вовсе не нуждаются в твоих колосьях! Но отчего это собаки забеспокоились? Неужто поблизости какой-то хищник? Да угомонитесь наконец! – прикрикнул мужчина на собак.

Однако, несмотря на окрики, собаки не успокаивались и даже начали лаять, повернувшись в ту сторону, откуда показался Кук.

– Здравствуйте! – приветливо сказал подъехавший Кук, слезая с лошади. – Приятного аппетита!

– А, вот на кого лаяли собаки! – воскликнул хозяин, увидя подъехавшего и отвечая на его приветствие. – Будьте здоровы и вы! Кстати, мы только что собирались сесть за стол, не хотите ли позавтракать с нами?

– Благодарю за вашу любезность! – ответил Кук, с удовольствием принимая приглашение. – Вот уж никак не ожидал встретить здесь кого-нибудь, а тем более таких приятных и гостеприимных людей и славный завтрак!

При этих словах Кук покосился на свою лошадь, щипавшую траву, и на маленького Бена, развалившегося на снопе маиса.

– Бен! – закричал отец, сразу поняв многозначительный взгляд гостя. – Тащи-ка скорее сюда котел да положи в него маиса и покорми лошадь нашего гостя!

Мальчик с готовностью исполнил требование; снял еще с лошади седло и уздечку, и животное с жадностью принялось за маис.

– Откуда путь держите? – осведомился Кук, утолив немного голод.

– Из штата Теннесси.

– А куда?

– К западу, к подножью Форкских гор!

– О, вы недурную местность выбрали. Земли там замечательные!

– Насколько мне известно, не все. Ну, да я надеюсь выбрать себе подходящий участок. В этом мне поспособствует брат.

– Зачем только вам ехать так далеко, если здесь есть много хорошей земли?

– Видел; но, к сожалению, жители Фурш Лафава славятся своим пристрастием к лошадиному мясу!

– О, это, вероятно, жители берегов Арканзаса рассказали вам такую чушь, не правда ли? Хотя, должен признаться, в этом есть доля правды. Сейчас я отправляюсь на собрание регуляторов и думаю, что нам наконец удастся положить предел пагубной привычке некоторых любителей красть лошадей. Ручаюсь, что в скором времени Арканзас будет очищен от этих негодяев!

– Прекрасная задача! – отозвался пионер.

– Знаете что, – сказал Кук, – вы человек, по-видимому, бывалый, и ваш совет мог бы принести нам пользу. Отчего бы вам тоже не отправиться на наше собрание? Ведь до завтра вы, наверное, не пуститесь еще в дорогу?

– Положим, завтра воскресенье, – сказал переселенец, – но я нахожусь в таких обстоятельствах, что приходится и в праздники работать. Нужно пользоваться хорошей погодой, поскорее добраться до места назначения и хоть как-нибудь устроиться там. Видите, времени-то у меня в обрез.

– Да, вам не мешает поторопиться. Ну, в таком случае я вас хотя бы ознакомлю с целями нашего общества и его планами.

– Это очень интересно! – сказал переселенец. – Но скажите, неужели правда, что вы прибегаете к линчеванию? Ведь это ужасно!

– Что делать! Положение нашего края таково, что волей-неволей приходится прибегать к жестокости. Наши законные власти совершенно бессильны в борьбе с конокрадами и другими грабителями. Что же прикажете делать? Не сидеть же сложа руки, когда у вас под носом расхищают ваше добро!

– Я немного знаком с образом действий регуляторов, – сказал пионер. – У нас в штате Теннесси тоже образовалось подобное общество. При помощи веревки и упорного преследования мы скоро избавились от мошеннической шайки, появившейся было у нас. Впрочем, и по ту сторону Арканзаса еще далеко не все благополучно. Так, когда мы поднимались вверх по реке на прошлой неделе, убили одного фермера, когда тот возвращался домой от индейцев после продажи им большого стада скота.

– Да, я уже слышал об этом, – сказал Кук. – Что же, нашли убийцу?

– Нет еще! – сердито воскликнул пионер, с такою силою ударив кулаком по столу, что посуда заплясала. – Но, клянусь, этому бледнолицему мерзавцу несдобровать, если он попадется под дуло моего карабина!

– Так вы его знаете?

– Нет, хотя и предполагаю, что это именно он. Пока наши повозки ехали по дороге, я со старшим сыном отправился на охоту и вышел на берег какого-то озера. Мы стали огибать его, когда услышали какой-то шум. Я с сыном, предполагая, что это какой-нибудь зверь, спрятался за дерево. В это время из-за кустов показались два всадника. Старший был одет обыкновенно, как и все фермеры, а младший носил широкополое сомбреро. Я хотел было окликнуть их, но потом раздумал, и всадники скрылись за поворотом дороги. Спустя какое-то время раздался выстрел. Так как в лесу мог стрелять какой-нибудь охотник, вроде меня, я совершенно не обратил на это внимания и спокойно продолжал путь. К вечеру, однако, мы встретили каких-то людей, рассказавших нам, что поблизости совершено убийство. Осведомившись у своих, я узнал, что виденные мною утром всадники не перегоняли повозки. Я тотчас же вскочил на лошадь и поскакал на ту ферму, где лежал убитый. Мои подозрения оправдались: убитый оказался не кем иным, как тем старшим всадником. Следовательно, убийцей мог оказаться его спутник в сомбреро. Я сообщил окрестным жителям точные приметы этого мерзавца, но никто не знал его. Пробыв несколько дней в тех местах, я внимательно посматривал, не встречу ли его ненароком, но напрасно. Говорили, что при убитом было не меньше тысячи долларов, которых, конечно, не оказалось.

– Какое гнусное преступление! – гневно воскликнул Кук. – Ну да будем надеяться, что нам удастся положить этому конец. Кстати, вы по какой дороге отправитесь дальше?

– Точно не знаю, но, наверно, поеду к реке, и затем уже прямо на восток.

– И по этой и по другой стороне реки есть дороги, но та, что на противоположном берегу, будет для вас удобнее, тем более что переправа фургонов в верховьях очень затруднительна!

– А как мне легче здесь перебраться? Далеко отсюда ближайшая ферма?

– Ближе всех отсюда ферма Вильсона, а затем – Аткинса. Около первой есть удобный паром, на котором вы спокойно можете переправиться, а затем пойдет хорошая, широкая дорога!

– Паром тоже принадлежит Вильсону?

– Нет, им владеет некий Кернильс.

– Чрезвычайно признателен вам за важные для меня сведения. Если вам когда-нибудь придется быть неподалеку от старика Стефенсона, заезжайте, всегда буду рад вас видеть.

– Благодарю вас! – отозвался Кук. – Пора и в путь. До свидания!

Они дружески пожали друг другу руки, Кук вскочил на коня и вскоре скрылся из виду. Через час скорой езды он прибыл на ферму Аткинса, где, к великому своему изумлению, застал Роусона. Тут же, возле своей уже оседланной лошади, стоял Браун, дружески беседуя с незнакомцем, прибывшим к Аткинсу накануне. Роусон представил Брауну этого незнакомца как своего хорошего приятеля.

– Ба, Кук! – обрадовался Браун приехавшему. – Вот и прекрасно, поедем теперь вместе!

– А я думал, что вы уже давно удрали! – сказал Кук, здороваясь с ним.

– Это вина не мистера Брауна, а моей жены, невероятно долго прокопавшейся с завтраком! – ответил за него Аткинс.

– Я в самом деле уже собирался ехать, но меня удержала миссис Аткинс!

– Не мог же я отпустить вас без завтрака, – заметил хозяин, – а теперь еще меньше оснований сетовать на задержку: благодаря ей вы поедете на собрание с хорошим приятелем!

– Пожалуй, я все-таки не опоздаю, – сказал Браун, пожимая руку Кука. – А вы, мистер Роусон, тоже едете с нами? Кажется, вы выразили желание побывать на нашем сегодняшнем собрании?

– Да, я предполагал так, но непредвиденные обстоятельства несколько изменяют мой план. Сами понимаете, накануне свадьбы, как обычно, масса хлопот!

– Да, конечно! – согласился Браун прерывающимся от волнения голосом. – Оказывается, этот джентльмен тоже регулятор. Почему же он вчера ничего не сказал об этом?

– Посудите сами, мистер Браун, – добродушно произнес Джонс, – не мог же я откровенничать с совершенно незнакомыми людьми!

– О, в таком случае вполне одобряю ваше молчание. Скажите, вы, кажется, отправляетесь к пограничным фортам?

– Да, и по дороге решил, по предварительному соглашению с товарищами, переговорить и, если окажется возможным, войти в непосредственный контакт со здешними регуляторами. Таким способом, мы полагаем, скорее можно достичь нашей общей цели. Сообща мы многое можем сделать, порознь же довольно трудно добиться сколько-нибудь ощутимых результатов.

– Истинная правда! – согласился Браун, тем не менее подозрительно поглядывая на говорившего. – Так вы желаете, чтобы я отвел вас к регуляторам?

– Да, мне бы очень хотелось этого, и я буду вам искренне благодарен…

– Со своей стороны, – вмешался Роусон, – я присоединяюсь к просьбе моего друга, безусловно ручаясь за правдивость его сообщений. Только благодаря тому, что хозяйство мое еще не устроено, я позволю себе надеяться, что мистер Аткинс не откажет моему другу в гостеприимстве на время его пребывания здесь.

– Об этом, мне кажется, не стоит и беспокоиться, – с иронической улыбкой произнес Браун, – мистер Джонс, так или иначе, проведет у нас несколько дней. Вот только понравится ли ему это – не знаю!

– Я человек нетребовательный и довольствуюсь малым, – ответил Джонс, – однако, я думаю, нам пора и в путь?

– Отправляйтесь с богом! – напутствовал отъезжающих хозяин. – Вон ваша лошадь, мистер Джонс!

Тем временем Кук отвел своего приятеля в сторону и прошептал ему на ухо:

– Послушайте, Браун, не нравится мне физиономия этого типа!

– Потерпите немного, – ответил также шепотом тот. – Когда мы приедем к Барилю, я вам сообщу по секрету кое-что!

– Следовательно, и у вас возникли подозрения?

– Молчите пока, вот приедем, тогда и расскажу!

Всадники уже садились на лошадей, когда мулат-слуга вывел из конюшни еще двух оседланных лошадей, причем одна была под дамским седлом.

– Ого, – сказал Кук, – да у вас, Аткинс, большое сегодня сборище! Даже дамы присутствуют!

– Это лошадь одной из соседок, приехавших помочь моей жене ухаживать за заболевшим ребенком. Впрочем, на ней сейчас поедет не она, а Эллен, собравшаяся навестить Робертсов.

Действительно, в эту минуту на пороге показалась Эллен, одетая по-дорожному, с каким-то свертком в руках. Несмотря на то что она быстро отвернулась, садясь на лошадь, Браун все-таки заметил заплаканные глаза девушки и обратился к хозяину фермы, спокойно пережевывавшему табак, осведомляясь, что так огорчило молодую девушку. Роусон, тоже заметивший это, сочувственно сказал:

– Бедная мисс Эллен! Отчего она плакала?

– Кто разберет девушек, отчего они плачут! – хладнокровно промолвил Аткинс. – Может быть, ее огорчила разлука с братом, который уехал далеко, а может быть, ей за что-нибудь попало от моей жены. Она, знаете, женщина, в сущности, добрая, но вспыльчивая, а Эллен иногда перечит ей. Впрочем, на эту девушку грех жаловаться, со временем из нее выйдет прекрасная жена и хозяйка.

– Браун, поторопитесь! – нетерпеливо закричал сидевший уже в седле Кук.

– Сейчас, сейчас! Экий вы нетерпеливый!

Браун сел на лошадь и вместе с Куком и Джонсом тронулся в путь. Вскоре крайние деревья леса заслонили всадников от глаз оставшихся.

 

Глава VIII

Мэриан и Гарпер. Приезд Эллен

День разгорался. Яркое солнце нестерпимо палящими лучами обливало дом Робертса. В густых ветвях деревьев и в чашечках цветов, подобно бриллиантам, искрились последние капли испарявшейся под жгучими потоками света росы.

По двору с громким кудахтаньем бродили дикие черные индейки, вылупившиеся из яиц найденных в лесу птиц. Мэриан, кормившая их с крыльца маисовым зерном, невольно залюбовалась красивыми птицами, веером развернувшими свои радужные хвосты и с нетерпением толпившимися у ее ног в ожидании обычной порции пищи, от которой они не отказывались, несмотря на всю свою дикость. В густых кустах орешника оживленно копошилась масса различных мелких пташек, перепархивавших с ветки на ветку, оглашая воздух немолчными криками и пением. Серебристо-серые белки, с умными остренькими мордочками и на диво пушистыми хвостами, то и дело перелетали, точно брошенные кем-то, с ветки на ветку, вспугнутые каким-нибудь подозрительным шумом.

И дочь и мать сильно были заняты приготовлениями к свадьбе. С засученными рукавами, подвязав передники, они с раннего утра хлопотали над различными соленьями и вареньями, не желая ударить лицом в грязь перед многочисленными гостями, приглашенными на свадебный пир. Старания их не пропадали даром, и домовитая миссис Робертс с гордостью любовалась тесными рядами разновеликих блюд, горшков, тарелок, бутылок и банок с различной снедью, загромождавшими столы. Женщины торопились покончить с своими занятиями, пользуясь полнейшей свободой, так как сам Робертс уехал еще с утра, и они оставались дома одни.

Скромно одетая и причесанная Мэриан, скрасившая свой будничный наряд только воткнутой в волосы розой, решила отдохнуть немного и вышла на порог дома вдохнуть свежий воздух. Невольно она замечталась о чем-то и грустно поникла головой. Глаза ее безучастно глядели на дорогу, а думы были далеко-далеко, вовсе не с тем, кому она готовилась вручить свое будущее.

– Что, он все еще не идет? – прервала ее размышления миссис Робертс, возившаяся с каким-то таинственным блюдом.

– Кто он? О ком вы говорите, мама? – рассеянно спросила девушка.

– Как о ком? Да все о нем же, о Сэме, которого я послала с приглашением к мистеру Гарперу. Мне кажется, ему нечего гордиться, и раз мы удостаиваем его своим приглашением, то он давно должен был прийти!

– Кто, матушка? Сэм?

– Да не Сэм вовсе, а мистер Гарпер! Что за непонятливая девчонка!

– Но ведь он болен!

– Ну, так вместо него мог прийти его племянник, новый командир регуляторов! Ты тоже была больна, и деликатность требует, чтобы он навестил тебя. Все равно ему нечего делать!

– Что вы, мама, он ведь должен ухаживать за больным дядей!

– Ну да, я знаю, что ты всегда готова его защищать, особенно после того происшествия с пумой. Но любой на его месте сделал бы то же самое. Положим, он спас тебе жизнь, я не отрицаю этого и очень благодарна ему, однако после этой истории с Гитзкотом…

– Ну так что ж? – с упреком произнесла Мэриан.

– Я знаю, что ты опять готова заступиться за него! – отвечала мать. – Но скажи, пожалуйста, отчего же, если совесть его чиста, он не кажет глаз?! По крайней мере, мистер Роусон в этом отношении одного со мной мнения!

– А между тем он должен был бы больше всех защищать его! – горячо произнесла молодая девушка. – Это именно мне и не нравится в мистере Роусоне!

– Он это и делал! Даже очень горячо защищал! Что же, однако, он может поделать и как поступить, если сам Браун не в состоянии оправдаться?

На последний довод матери девушка не решилась возражать и отвернулась в сторону, чтобы потихоньку смахнуть горячую слезу, набежавшую при воспоминании о любимом, огульно обвиняемом в нечестном поступке. В это время за деревьями послышались голоса, по которым стало ясно, что приближаются Баренс, Гарпер и негр, посланный за ними.

– Ах, боже мой, гости уже пришли, а у меня ничего еще не готово! – засуетилась миссис Робертс. Тем не менее она вышла им навстречу и приветствовала их, как и подобает образцовой хозяйке.

– Простите, миссис Робертс, – сказал, учтиво раскланиваясь, Баренс, – что я решился прибыть без приглашения. Но, узнав о том, что у вас соберутся мои друзья, я осмелился…

– Полно, мистер Баренс, я всегда рада вас видеть. Приглашения же не послала потому, что думала, что вы уедете на собрание регуляторов. Будьте добры, джентльмены, войдите, пожалуйста, в комнаты! Муж скоро приедет и очень обрадуется, увидев вас уже здесь!

Потом у гостей с хозяйкой завязался общий разговор о различных домашних делах, о хозяйстве, продуктах и прочем, причем Баренс не упустил случая рассказать несколько необычайных случаев о виденной им колоссальной величины спарже, о гигантских кочнах капусты и вызвался затем помочь хозяйке справиться с нарезанием салата в огороде. После их ухода Гарпер и Мэриан остались одни.

Давно уже мечтала молодая девушка потолковать по душам с симпатичным дядюшкой Брауна об их общем дорогом «друге» и узнав, что Гарпер придет раньше других, прямо сгорала от нетерпения поскорее увидать его, и теперь, когда он оказался рядом, когда наступила минута начать желанный, мучительно-приятный для нее разговор, волнение охватило ее. Мэриан чувствовала, как сердце ее сжимается от тревоги, и давно обдуманные слова не идут с уст, еще более смущалась и молча стояла перед Гарпером, тоже не решавшимся затронуть щекотливую тему.

Однако, чувствуя настоятельную необходимость так или иначе заговорить о Брауне и полагая, что разговор о пустяках и невозможен и неуместен, Гарпер поборол чувство неловкости и в замешательстве начал довольно бессвязно:

– Итак, мисс Мэриан, вы выходите замуж! Ваши родители выбрали вам хорошего жениха, простите, вы выбрали… нет, я хотел сказать, что мистер Роусон очень почтеннейший джентльмен. Итак, мисс Мэриан, вы выходите замуж, и я уверен, что составите счастье вашего будущего мужа… Я очень огорчен… простите, я не то хотел сказать… да, я очень рад, что вы выходите замуж. Браун лучше пускай утешится как-нибудь! Это не беда… он еще очень молод. Ну, да пусть все будет так, как желают ваши родители. У Брауна теперь на руках серьезное дело: он командир регуляторов. Знаете, он поклялся во что бы то ни стало отыскать убийц Алапаги и Гитзкота. Если ему удастся это, мы, да и вся округа, должны будем сказать ему большое спасибо. Нелегко поймать этих мерзавцев!

– Сам мистер Браун не виновен ни в чем, не правда ли? – с тревогою в голосе спросила Мэриан.

– Он виновен? – весь вздрогнув, переспросил Гарпер. – Надеюсь, что вы не думаете так? Да скоро и все убедятся в его правоте. Я мог бы еще допустить, что мой племянник при своем вспыльчивом характере пошел на убийство, но раз дело коснулось кражи, то я сразу и бесповоротно решил, что он, мой дорогой Билл не мог ее совершить. Нет, нет, Браун невиновен и в убийстве! Скоро, к счастью, все выяснится!

– Регуляторы сегодня для этого и собираются?

– Да, но усилий одних белых оказывается недостаточно. Тут нужен человек похитрее и поопытнее их. Ассовум, так долго вертевшийся у нас на глазах, вдруг куда-то исчез, и о нем нет ни слуху ни духу. А именно такой человек и нужен теперь регуляторам. Будь краснокожий здесь, все пошло бы удачнее!

– Недавно мистер Роусон говорил нам, что поспешное исчезновение индейца наводит невольно на некоторые подозрения!

– Ого, как он скор на подозрения! – недружелюбно произнес старик. – Лучше бы, в таком случае, он их не высказывал. Даже индейца нельзя заподозрить в этом гнусном преступлении без основательных причин. Знаете ли, мисс Мэриан, я готов дать голову на отсечение, что краснокожий тут ни при чем!

– А что, мистер Браун не отказался от намерения отправиться в Техас? – спросила Мэриан, не желая отвлекаться от интересовавшей ее темы разговора.

– К сожалению, нет! – с печальным вздохом ответил Гарпер. – Несмотря на все мои уговоры, он отвечает упорным отказом, и теперь мне придется в одиночестве коротать остаток жизни!

– О, мистер Гарпер! – с сочувствием воскликнула молодая девушка, хватая его за руку. – Простите мне, что я стала невольной причиной этой разлуки!

В голосе Мэриан слышались слезы, выражение ее лица было так печально, что старик не решился ни в чем упрекнуть ее, несчастную жертву долга и чужих расчетов. Он привлек ее к себе, нежно поцеловал в лоб и произнес:

– Полно, дитя мое! Никто не думает упрекать вас. Я знаю, как тяжела вам эта разлука. Но что делать! Пожалуй, и лучше, что дело приняло такой оборот. Не падайте только духом, дорогое дитя!

Много усилий потребовалось Гарперу, много горя и бедствий хлебнувшему на своем веку, чтобы удержаться от слез при виде неуемной печали прекрасной девушки которая, при иных обстоятельствах, могла бы осчастливить его Вильяма!

К счастью, в эту минуту в комнату вошли возвратившиеся с огорода миссис Робертс и Баренс. Гарпер усилием воли взял себя в руки и встретил их уже совершенно спокойно. Миссис Робертс смеялась над рассказами о невероятных происшествиях, которыми так и сыпал Баренс, однако было заметно, что она смеется больше из вежливости, на самом деле находя подобное бесстыдное вранье даже грехом.

Тем временем под окнами раздался топот лошадей, и к дому подъехала Эллен в сопровождении слуги-мулата.

Обе девушки, давно уже подружившиеся между собою, радостно бросились друг другу в объятия. Миссис Робертс тоже приветливо встретила Эллен, тем более что знала, со слов Роусона, об отвратительном отношении жены Аткинска к очаровательной девушке.

Баренс хорошо знал вновь прибывшую, Гарпер же даже никогда не видал ее.

Эллен, поздоровавшись с гостями, осведомилась у своей подруги, не опоздала ли она, и просила извинения за поздний приезд, объясняя его задержкой дома.

– Все равно, дорогая моя, – успокоила ее хозяйка, – часом раньше, часом позже – разница невелика. Спасибо за то, что не забыли нас! Завтра мы вместе отправимся в дом, где будут жить молодые. Там, вероятно, многого не хватает, и нам изрядно придется похлопотать. Да оно иначе и быть не может: бывший хозяин этого дома – холостяк, где же ему было содержать его как следует. Потом мы поедем к судье, где мистер Роусон произнесет проповедь, а потом состоится и обряд венчания. По окончании церемонии мы все отправимся в дом молодых, где вы, моя милая, надеюсь, проведете недельку-другую, не так ли?

После сообщения о важнейших событиях хозяйка повела разговор, не менее важный для нее и интересный для слушательниц, о предстоящем торжестве, о приглашенных гостях и угощении. Миссис Робертс пока была недовольна только тем, что так долго не возвращаются мистер Роусон с ее мужем. По ее просьбе Баренс взял рог и трижды протрубил. Вскоре в лесу раздался протяжный ответный звук, а затем донесся крик самого Робертса.

Спустя несколько минут показались и оба всадника, галопом скакавшие к дому в сопровождении целой своры радостно визжавших и лаявших собак.

 

Глава IX

Собрание регуляторов. Хитрость против хитрости

Приезжие наполнили дом Бариля, выбранный местом собрания регуляторов. Их собралось так много, что все не могли поместиться внутри, и часть расположилась на лужайке под открытым небом. В самом доме царил невообразимый хаос и суета. Две здоровые негритянки-служанки еле успевали справляться, готовя и подавая кушанья проголодавшимся фермерам, с раннего утра собравшимся сюда. Посередине комнаты на толстой палке висел над огнем большой котел с ключом кипевшей водой, а кругом были расставлены бутылки с виски и ромом для приготовления кулиса – любимого местного напитка.

Несмотря на обильные, по-видимому, возлияния, совершаемые собравшимися, отдававшими должное запасливости хозяина, на всех лицах была видна серьезная решимость и сознание ответственности за взятые на себя обязанности. Пока большинство хранило молчание или разговаривало вполголоса. Совещание должно было происходить на лужайке под громадным вековым дубом, широко раскинувшим узловатые ветви мощной кроны.

Вскоре отдельные группы фермеров стали сливаться в одну общую, обступившую оратора, говорившего убедительно и горячо. Оратор, канадец по происхождению, сделал сенсационное сообщение о своих исследованиях, по которым оказалось, что следы лошадей шли по направлению к ферме Бариля и исчезли мили за три до его дома.

К концу речи прибыл Браун с Куком и Джонсом. Тут же находился и Гарфильд, со вниманием прислушивающийся к речи, как человек, наиболее заинтересованный в установлении истины. Джонс, послушав немного, вдруг спросил оратора:

– Скажите, пожалуйста, не было ли между украденными белой лошади с одной черной ногой?

Канадец утвердительно кивнул головой.

– Черт возьми! – закричал Джонс. – Да ведь тогда выходит, что я видел ваших лошадей! Разрази меня гром, если я лгу!

– Где вы их видели? – заинтересовался канадец.

– Милях в пятнадцати отсюда, близ того места, где сливаются Мамель и Фурш Лафав. Они попались мне навстречу прошлой ночью.

– В каком направлении их вели? – с беспокойством спросил канадец. – По большой дороге или…

– Их гнали по большой дороге. Они спускались по склону горы, а я поднимался на него! – быстро отвечал Джонс.

– Сколько при них было людей? – следовал вопрос за вопросом без перерыва.

– При табуне, насколько позволяла мне различить темнота, был всего один человек. Так, по крайней мере, мне показалось!

– Чудесно! – воскликнул живо канадец. – Это были мои лошади. Один из пограничных фермеров также видел их, но так как они были далеко от него, то он не мог разобрать, сколько там было людей! Не можете ли вы указать мне, где я могу найти их следы?

– О, это будет очень трудно! Пожалуй, дождь и ветер уже изгладили их! – нерешительно сказал Джонс. – Во всяком случае, посмотрите на этом берегу реки, около холмов…

– Прекрасно! Благодарю за указания. Немедленно примусь за розыск. Пока до свидания, друзья мои!

С этими словами канадец быстро подошел к своей лошади и уже занес ногу в стремя, когда Браун дернул его за рукав:

– Не торопитесь, пожалуйста, мой друг! Мне кажется, что полученные вами сведения довольно неточны и сбивчивы. К тому же лошадь ваша выглядит такой истомленной, что все равно скоро не поскачет. Через час, если вы все-таки захотите ехать, я обязуюсь дать вам свою лошадь, которая поможет вам наверстать потерянное время. Останьтесь, прошу вас!

– Но если за это время воры успеют переправиться через Арканзас?

– Полноте! Через Арканзас ходят всего два парома, да и то редко!

Бариль слышал, как Браун уговаривает канадца остаться, и по выражению лица понял, что он делает это далеко неспроста. Он тут же присоединился к уговорам и предложил канадцу подкрепиться завтраком перед дорогой.

Предложение Бариля более убедило канадца, чем уговоры Брауна, и он, заявив, что с утра ничего не ел, с такой жадностью набросился на завтрак и виски, что негритянки только диву давались.

– Джентльмены! – громко произнес Браун, обращаясь к присутствующим. – Позвольте вам представить этого господина, – указал он на Джонса, – рекомендованного мне мистером Роусоном как его друга и тоже регулятора штата Миссури. Мистер Джонс выразил желание ознакомиться с деятельностью регуляторов нашего округа и, если окажется возможным, завязать постоянные сношения между нами и ими для пользы общего дела! Мне кажется, что он уже достаточно зарекомендовал себя с хорошей стороны, сделав важные указания относительно кражи лошадей. Согласны ли вы принять его в свою среду?

– Да, да, согласны! – раздалось со всех сторон.

Воспользовавшись тем, что вокруг нового регулятора образовалась толпа знакомившихся с ним, Браун отвел Кука в сторону и сказал:

– Хорошенько наблюдайте за этим господином! Он – один из грабителей. Тс! Не подавайте вида, что знаете об этом. Сообщите об этом незаметно Вильсону. Держите наготове револьвер. Необходимо постараться удалить отсюда негров: некоторые из них кажутся мне подозрительными!

– Выходит, он врал, что видел лошадей?

– Тсс! Он смотрит сюда! Скоро все выяснится, предупредите поскорее Вильсона и постарайтесь удалить негров!

Тем временем регуляторы опять распались на отдельные группы. Джонс беседовал с канадцем об украденных лошадях, сидя под деревом. Вскоре Кук подошел к Брауну и шепнул:

– Негров никак не удается удалить. Ну да я позабочусь, чтобы они нам не помешали!

– Говорили вы с Вильсоном?

– Да, все исполнено. Вот получится неожиданный эффект!

В это время к Брауну подошел Гарфильд с просьбой начать совещание и поспешить с решением намеченных вопросов. Молодой командир и ему сообщил свои подозрения относительно Джонса.

– Что же вы намерены предпринять? – спросил тот.

– Скоро узнаете. Я боюсь только присутствующих здесь негров. Мне кажется, что некоторые из них подкуплены конокрадами!

– Действительно, – кивнул Гарфильд, – мне и самому показалось, что этот хитрец делает какие-то знаки одному из них. Приготовьтесь связать этого негодяя по сигналу, когда я подойду к вам и сниму шляпу. А теперь, чтобы не возбуждать подозрений, разойдемся!

После этого Браун, как командир местных регуляторов, открыл совещание. Стоя на пне, он сказал речь, в которой определил главную цель сегодняшнего собрания. В заключение он поставил на голосование вопрос о том, применять ли закон Линча и предавать ли смертной казни любого виновного, решив его судьбу большинством голосов.

Единодушное «да» было ответом.

Между тем Браун заметил, что Бариль, поговорив с двумя молодыми людьми о чем-то, отошел, причем один из них сел на поваленный ствол дерева и взял винтовку, как бы проверяя курок, а другой взял под уздцы лошадь, точно собираясь сесть на нее.

– Отчего это, масса, – обратилась к первому негритянка, – вы не слушаете, о чем говорят другие белые господа?

– Но, милая моя, этого нельзя делать всем. Кто-нибудь да должен стоять на карауле!

– Так масса караулит двери кухни? – рассмеялась негритянка. – А что делает ваш товарищ?

– Ах, какая ты любопытная! Неужели тебе нет другого дела, как ухаживать за моим приятелем?

– Что вы, масса! Вы гораздо красивее его! – сказала со смехом негритянка, бросая кокетливый взгляд на молодого человека.

Исполняя возложенное на него поручение – отвлечь внимание негров, регулятор принялся развлекать их.

Тем временем Браун вновь обратился к регуляторам с речью, в которой еще раз подчеркнул настоятельную необходимость тем или иным путем избавить страну от убийц и грабителей, из-за которых ни один фермер не может спокойно лечь спать, не тревожась за сохранность своего имущества и даже за собственную жизнь. Молодой предводитель убеждал своих товарищей не падать духом вследствие первоначальных неудач розысков, говоря, что правое дело всегда найдет себе поддержку у Небесного Судьи и что злодеяниям, как бы они ловки и хитры ни были, будет положен конец. Стоит только неустанно, все с той же энергией идти по намеченному пути.

В этот момент к Брауну приблизился Гарфильд и, сняв шляпу, стал вытирать пот со лба. Браун, поняв, что настало время действовать, сказал:

– Так, друзья, благодаря помощи Всевышнего мне удалось раскрыть важную тайну. Мы теперь на верном пути! Пришло время сорвать с волка овечью шкуру. Мужайтесь, друзья мои!

– Что, что такое? – раздалось со всех сторон. – Что вы узнали, Браун? Где волк, с которого нужно сорвать личину?

Джонс, стоявший неподалеку, прислонясь к дереву, встревожился, хотя в душе еще надеялся, что его план удался. На всякий случай он бросил проницательный взгляд в направлении дома, подыскивая путь к бегству, как вдруг встретился с пристальным взглядом Кука. Тот подошел к нему и негромко спросил:

– Ну, что, как вы находите речь нашего предводителя? Думаю, что вам будет что рассказать своим товарищам в Миссури. Не правда ли?

– Да, речь превосходна! – ответил тот с некоторым замешательством. – Только… на кого это намекает мистер Браун? Хотел бы я знать…

В это время он повернулся в другую сторону и увидел стоявшего невдалеке Вильсона. Это окончательно смутило разбойника.

– Так я хотел бы знать… кого конкретно имеет в виду мистер Браун… к сожалению, я плохо знаком с здешними фермерами…

– О, вы очень скоро перезнакомитесь со всеми! – воскликнул Кук. – Но послушаем, о чем будут говорить дальше!

– Сейчас узнаете, господа, что мне удалось выяснить! – говорил тем временем Браун. – Я случайно узнал, что существует одно милое общество, члены которого, даже не будучи знакомы друг с другом, узнают, что они сообщники в одном и том же деле…

– Вам что-нибудь угодно? – спросил Кук Джонса, собиравшегося пробраться подальше отсюда к дому.

– О, не беспокойтесь, пожалуйста! – пролепетал Джонс. – Мне просто хочется пить. Я тотчас вернусь!

– Эй! – крикнул Кук так громко, что все присутствующие обернулись в его сторону. – Стакан воды мистеру Джонсу!

Браун также посмотрел в их сторону и заметил, как смертельно побледнел попавшийся разбойник. Тем не менее он хладнокровно продолжал:

– Господа, вот пароль, по которому узнают друг друга эти мерзавцы: «Далеко ли находится Фурш Лафав?», «Хороши ли окрестные пастбища?», «Дайте мне стакан воды»!

Осушив залпом поданный негритянкой стакан воды, Джонс пролепетал ей на ухо несколько слов, и та, скрывшись на минуту в доме, вышла оттуда с корзинкой маиса. Она подошла к лошади Джонса, закинула ей поводья на шею и стала кормить. Сам Джонс, видя себя окончательно изобличенным, сунул руку за жилет, нащупал рукоять ножа и приготовился к бегству. Кук и Вильсон внимательно наблюдали за ним и за негритянкой.

– Слушайте, – продолжал Браун. – Вчера я провел ночь у Аткинса и убедился, что он тоже член этой шайки.

Глухой ропот пронесся в толпе регуляторов.

– Но это не все! – гремел Браун. – Подлый грабитель, прикрывшийся честным именем регулятора, проник в наше собрание – вот он!

Регуляторы обернулись в сторону Джонса. Тот выхватил нож и ринулся сквозь толпу, размахивая им. Испуганные дерзким неожиданным нападением, регуляторы попятились, но Вильсон не дремал. Железной рукой схватил он Джонса за кисть, а другой хватил его кулаком по голове. Мошенник покатился по земле, извиваясь от боли и стараясь вырваться из рук Вильсона, но тот держал его как в тисках.

– Ловите вон того негра! – закричал Браун, увидя, как белая куртка мелькнула меж кустов.

По-видимому, один из негров решил поскорее улизнуть отсюда и предупредить соучастников о случившемся. Однако скрыться ему не удалось. Какой-то фермер мигом вскочил на лошадь и поймал его прежде, чем он успел добежать до леса. Обе негритянки после этого и не думали сопротивляться. Всех троих немедленно заперли в хижине и приставили к ней часовых.

Регуляторы, поняв всю серьезность положения, быстро и сноровисто выполняли приказания командира. Джонса с крепко связанными сзади руками привели в круг и поставили к дереву. Раздавались уже голоса, требовавшие немедленного повешения негодяя, но Браун воспротивился:

– Подождите, джентльмены, повесить его мы всегда успеем. Сначала нужно изловить более виновных, например Аткинса!

– Выходит, негодяй лгал, утверждая, что видел моих лошадей! – закричал разъяренный канадец.

– Напротив, – возразил Браун, – он их видел, так как сам же их и украл; лошади ваши сейчас у Аткинса!

– Так идем туда немедля, – предложил Гарфильд, – и накроем подлеца с поличным! Быть может, и мои лошади там!

– Сейчас отправляться туда не стоит, – возразил Браун. – За время своего пребывания на ферме Аткинса я узнал, что у него существует какой-то тайник, куда он и прячет на время украденных лошадей, и поверьте, мы не найдем его!

– Найдем! Обшарим все окрестности!

– Ну и что выйдет? Вы найдете лошадей, а доказательств виновности Аткинса не будет! Мало ли куда могут забрести заблудившиеся лошади?! Хозяин фермы, около которой они будут найдены, не виновен: они ведь у него не в конюшне и не во дворе!

– Все равно! Раз мы найдем лошадей около фермы Аткинса, это нам послужит явным доказательством его виновности. Тогда вздернем его на первом суку, и делу конец!

– Не забывайте, что Аткинс редко, или почти никогда, не выходит из дому, следовательно, у него должны быть помощники. Их-то нам тогда уж наверняка не поймать!

– Так что же делать? – раздались вопросы.

– Господа, – сказал Гарфильд, – у меня возникло еще подозрение относительно Джонсона. Основанием к тому является его появление с неизвестными нам лошадьми во время погони за конокрадами и близкое соседство с Аткинсом. Впрочем, наш командир, с таким искусством проникший в хитрости мошенника, несомненно, составил уже какой-нибудь план поимки их, пусть он поделится с нами, а мы послушаем. Не так ли, Билл?

– Я готов сообщить вам свой план, – согласился Браун, влезая на пень, чтобы его могли услышать все. – Вот как я намереваюсь поступить. Кто-либо, совершенно неизвестный Аткинсу, явится к нему, назовет пароль и предложит спрятать лошадей. Заручившись согласием, он приведет лошадей в тайник Аткинса и подаст нам сигнал. Дальше все просто!

– Но где мы возьмем человека, которого бы не знал Аткинс? – спросил Вильсон.

– А канадец, например? – предложил Браун.

– Что вы, да я вчера был у него! – ответил тот.

– А зачем вы туда пошли?

– Я справлялся у него, не видел ли он моих лошадей!

– И что же он вам ответил?

– Ответил, что и в глаза не видал!

– Солгал, негодяй: лошади у него! Однако это не меняет дела, вам к нему идти нельзя! Кирнер, видел вас когда-нибудь Аткинс?

– Эк спохватились, – ответил тот, – да я с ним знаком чуть не пять лет!

– А вас, Джонкинс?

– Ну, моя физиономия ему больше чем знакома!

– А вас, Вильямс?

– Он меня знает так же хорошо, как и вас, мистер Браун!

– Вот беда! – огорчился Браун. – Про остальных и говорить не приходится: он всех прекрасно знает. Нужно волей-неволей изменить первоначальный план!

– Погодите-ка! – радостно воскликнул Кук. – Решение найдено! Задержка на два-три дня не принесет старику особенных убытков, а семью мы возьмемся кормить на свой счет!

– О ком вы говорите? – заинтересовались регуляторы.

– Заметили ли вы, Вильсон, повозку, проезжавшую утром мимо вашей фермы? – спросил Кук.

– Я со вчерашнего вечера не был дома! – ответил тот.

– Видите ли какая штука, – сказал Кук, – здесь недавно проезжал переселенец из штата Теннесси, с женой, двумя дочерьми и тремя сыновьями. Он или его старший сын с успехом могут выполнить наше поручение: ни того ни другого Аткинс, конечно, не видал. Чего же лучше?

– Вот и прекрасно! – подхватил Вильсон. – Садитесь-ка на лошадь, Кук, и скачите за переселенцами. Надеюсь, они не откажутся помочь нам!

– Значит, дело слажено! – воскликнул Куртис, удовлетворенно потирая руки. – А что делать с неграми? Один уже пытался удрать из хижины. Если ему это удастся, он немедленно донесет обо всем Аткинсу!

– Конечно, они способны на это! – сказал Браун. – Связать их тотчас же и запереть в доме, а вокруг расставить часовых!

– А негритянок тоже связать?

– Ну, их можно и не связывать, а просто держать под присмотром!

– У меня для негра найдется прекрасная веревка под кроватью, – сказал Бариль. – А хорошо ли стерегут Джонса?

Он отправился к тому дереву, под которым оставили пленника, как вдруг связанный, каким-то способом освободившись от веревок, вскочил и бросился в лес. Пораженный такой неожиданностью, Бариль остановился в замешательстве. Однако Вильсон, продолжавший присматривать за разбойником, бросился за ним в погоню и, догнав через несколько секунд, свалил на землю ловким ударом кулака по затылку и, несмотря на то что Джонс оборонялся и ногтями и зубами, снова крепко связал его.

Тем временем Кук оседлал свою отдохнувшую лошадь и, распрощавшись с товарищами, отправился вдогонку за переселенцами.

Ферма Бариля и все шедшие от нее дороги и тропинки были взяты под наблюдение часовыми с заряженными ружьями, чтобы никто не смог выбраться отсюда и сообщить кому бы то ни было планов регуляторов. Часть регуляторов прилегла вздремнуть на траве, часть уселась в кружок, беседуя о событиях настоящего дня и ближайшего будущего, а некоторые отправились присматривать за освобожденными негритянками, которых заставили готовить обед оставшимся.

 

Глава X

Возвращение с собрания

В пустынных лесах и прериях Дикого Запада, где недавно появившиеся белые переселенцы строят свои фермы нередко на громадных расстояниях друг от друга, выбирая наиболее удобные и легкие для обработки участки, соседская помощь и участие служат, как правило, единственным средством борьбы пионеров с различными невзгодами и бедствиями, как стихийными, так и частными. Лишенному физической и нравственной поддержки фермеру в одиночку попросту не выжить. Поэтому-то все окрестные жители, при малейшей надобности, стараются оказать посильную помощь своему попавшему в беду соседу, зная наперед, что не сегодня завтра им самим потребуется такая же помощь, и что нравственно обязанный сосед не задумываясь, в свою очередь, поможет по мере сил и возможностей.

Этим только и можно объяснить, что переселенцам, живущим от соседей на расстоянии нескольких километров, удавалась расчистка под пашню девственной почвы, очистка ее от лесных великанов и пней, постройка жилища из гигантских толстых бревен, несмотря на то, что рабочую силу вся семья такого переселенца представляла прямо микроскопическую по сравнению с объемом работ. Все делалось руками соседей, собиравшихся сюда за десятки верст, и притом совершенно безвозмездно.

По мере того как хозяйства налаживались, переселенцы начинали заводить слуг – надобность в таких размерах помощи все уменьшалась и требовалась разве что при совместной охоте да при случаях массовых конокрадств и убийств, с которыми фермеру в одиночку тоже справиться не удавалось.

Теперь основным связующим звеном между фермами становились женщины, знания которых по домоводству и скотоводству частенько нуждались в подкреплении опытом со стороны соседок. Беспрестанно жены фермеров верхом преодолевали быстрым галопом, не хуже мужей и братьев, большие расстояния за какой-нибудь справкой. Был и еще один повод не разобщаться. В этих пустынных местах, где не только докторов, но и коновалов-то нельзя было сыскать ни за какие деньги, врачебная помощь и хоть кое-какие познания ценились на вес золота. Правда, взрослое население Запада редко нуждалось в медицинской помощи, но дети частенько страдали и от нечистоплотности, и от недостаточного ухода. В таких-то случаях болезни ребенка и собирался целый консилиум соседок, являвшихся к матери больного дитяти каждая с каким-нибудь советом и рецептом.

Такой именно случай произошел в семье Аткинсов. Хотя миссис Аткинс за свой сварливый нрав и нелюдимость и не пользовалась особыми симпатиями, однако жены окрестных фермеров, узнав, что ее ребенок тяжко захворал, оставили личные счеты в стороне и явились с различными мазями, солями и порошками.

Было уже около полудня, маленький страдалец заливался криком, а дамский консилиум все совещался, не приходя ни к каким результатам. Кто советовал накладывать компрессы, кто – пустить кровь, и так далее. Давали ребенку каломель, излюбленное их средство, и еще какие-то сиропы в таком количестве, что и взрослый бы не мог проглотить.

Как раз в это время по дороге от фермы Бариля к Аткинсу ехали три всадника, внимательно изучавшие каждую извилину дороги, каждый холмик, каждую тропинку.

Когда они поднялись на вершину холма, впереди на пригорке показался четвертый верховой и, размахивая шляпой, поскакал им навстречу.

– Эй! – закричал он еще издали. – Чего вы тащитесь, как на похоронах? Я загнал свою лошадь, рассчитывал переменить ее на другую у Бариля и поехать с вами. Неужели не могли меня дождаться? Ведь переселенец не стал бы ждать меня на оседланной лошади на большой дороге, чтобы по первому знаку скакать за мной!

– Конечно, он не ждал вас, но говорите скорее, догнали вы его? Соглашается ли он на ваше предложение?

– Неужели вы думаете, что он мог бы отказаться? – спросил Кук, равняясь с встретившимися товарищами. – Это дало бы повод подумать о нем не слишком хорошо!

– Так он едет за вами, что ли?

– О, господа, – сказал Вильсон, – неужели вы сразу не видите по физиономии Кука, что ему удалось выполнить поручение как нельзя лучше?

– Совершенно верно! – отозвался тот с довольной улыбкой. – Мистер Стефенсон со своим старшим сыном и тремя лошадьми скоро будет здесь!

– С тремя? Надеюсь, не считая той, на которой сам сидит?

– Конечно! Какой же конокрад поедет на краденой лошади? – изумился Кук. – Да вы, Браун, оказывается, новичок в этом деле! Конокрад никогда не ездит на одной и той же лошади больше недели и в большинстве случаев предпочитает ходить пешком. Собственная лошадь – слишком большая роскошь для конокрада! Однако что же мы предпримем дальше? Каков ваш план?

– А разве Гарфильд ничего не рассказывал вам?

– Нет, он, вероятно, предоставил вам сделать это. Лентяй попросту валялся под деревом и не проронил ни слова!

– Но он сообщил, по крайней мере, что Куртис и вы проведете сегодняшнюю ночь у Аткинса?

– Это-то он сказал, а еще что?

– А где переселенец?

– Направился к Барилю. Сначала Стефенсон с восторгом принял наше предложение: ведь он, кстати, оказывается, и сам был регулятором у себя в Теннесси. Однако нам немало пришлось повоевать с его женщинами, пока те согласились его отпустить со мной. Раз в округе такая уйма грабителей, говорили они, то мужчины должны оставаться дома и стеречь имущество. Порешили на том, что мы оставим им двух младших мальчишек, вооруженных ножами и пистолетами. Затем мы во весь опор поскакали к Барилю. Ну, так каков же ваш план?

– План самый простой! – ответил Браун. – Как зовут теннессийца?

– Стефенсон.

– Ну, так пусть Стефенсон останется у Бариля до ночи, а вы с Куртисом отправитесь к Аткинсу и под каким-нибудь предлогом останетесь у него до ночи. Я же с Вильсоном только проеду мимо.

– Так какого рожна вы подались сюда? Сидели бы себе у Бариля!

– Это мы сделали для отвлечения подозрения у Аткинса. Пусть он думает, что мы, вполне мирно настроенные, разъезжаемся по домам! – сказал Вильсон. – Увидя же Брауна в Фурш Лафаве, возвращающегося прямо домой, он подумает, что собрание кончилось ничем.

– А потом куда вы денетесь?

– Заедем к Вильсону, оставим там лошадей и вернемся сюда уже пешком.

– Особенно остерегайтесь шпионов! – наставительно сказал Кук. – Я своим соседям, например, не поверил бы ни на грош. Смотрите, не возбудите подозрений.

– О, для отвода глаз мы захватим карабины и отправимся к Соленой луже, которая находится недалеко от моего дома!

– Так, так! Ну а что будут делать остальные?

– Вильсон, прекрасно изучивший ферму Аткинсов, кажется, догадался, где находится тайник. Тростниковая заросль, тянущаяся от дома до Фурш Лафава, очевидно, служит прикрытием этого убежища, куда проникнуть прямо-таки невозможно. По крайней мере, Геккер, охотившийся в этих местах, по его словам, не сумел достать убитую им утку, упавшую, как он сам видел, неподалеку. Там нагромождено множество выкорчеванных пней.

– А сколько нас будет всего?

– Восемнадцать человек. Вполне достаточно!

– Что же мы скажем Аткинсу, когда он спросит нас о Джонсе?

– Куртис уже придумал ответ. Не сбейтесь, смотрите! Вы скажете, что Джонс уехал с Гарфильдом на собрание регуляторов в Литл-Джен.

– И вы думаете, что он поверит этому?

– Почему же нет? Он подумает, что Джонс сделал это нарочно, чтобы отвлечь подозрения от этих мест и увести подальше регуляторов нашего округа. Когда услышите резкий свист, знайте – это наш сигнал. Тогда сразу же постарайтесь овладеть всем оружием Аткинса: нужно во что бы то ни стало избегнуть лишнего кровопролития!

– А что нам делать с соседками, приехавшими к Аткинсу на ферму? Ведь они и теперь еще торчат там.

– Конечно, они – порядочная помеха. Но не обращайте на них никакого внимания. Они, вероятно, расположились в левой пристройке дома, следовательно, особенно помешать нам не смогут.

– Не лучше ли будет свисток заменить ружейным выстрелом?

– Выстрел среди ночи? Да вы с ума сошли! Этим мы всех поднимем на ноги!

– А вы не забыли о мулате Аткинса? Он кажется мне очень подозрительным и, безусловно, посвящен во все делишки своего хозяина. Если ему удастся бежать и если в окрестностях скрываются другие члены банды, то он как пить дать призовет их на помощь своему хозяину!

– О, об этом не беспокойтесь, мы расставим часовых на всех тропинках, – заметил Куртис, – так что ему вряд ли удастся проскользнуть незамеченным.

– Ну а вдруг он побежит лесом? Что вы тогда с ним сделаете?

– В таком случае нам, конечно, не удастся поймать его, хотя, я думаю, едва ли он изберет этот путь, да еще в глухую ночь, к тому же, раз главный виновник будет у нас в руках, мы сумеем заставить его назвать своих сообщников.

– Итак, за дело! – воскликнул Кук. – Нам нет резона торчать здесь, на холме, на виду у всех, не то нас выследят, и все пойдет прахом. Как жаль, что Ассовума нет, он был бы в данное время просто незаменим. Вероятно, его задерживают какие-нибудь очень важные дела. Что за причина, что он исчез так неожиданно, не сказав никому ни слова?

– Мулинс уверял, что видел его вчера вечером в лесу! – сказал Куртис. – Индеец тотчас же скрылся, и хотя Мулинс во все горло кричал и звал его, он не показался.

– Я так и предполагал, – сказал Браун, – что Ассовум бродит где-нибудь поблизости. Он ведь взял с меня слово, что я не покину этих мест, пока Алапага не будет отомщена. Впрочем, я думаю, что он сам снимет с меня заботу о наказании ее убийцы.

– Вскоре это все выяснится. Во всяком случае, мы не должны медлить из-за краснокожего. Он, если хочет, в любой момент может присоединиться к нам.

После этого всадники пришпорили своих отдохнувших лошадей и поскакали к ферме Аткинса. Хозяин стоял около забора, видимо поджидая их. При приближении их он вышел навстречу и приветливо поздоровался.

– Как здоровье сынишки, Аткинс? – спросил Браун.

– Очень плохо, – печально отвечал тот, – не пришлось бы мне его вовсе лишиться! А что, разве ваше собрание уже окончилось?

– Да, мы его уже прекратили. Скажите, соседки все еще у вас?

– Почти все остались! – отвечал с неохотой Аткинс, заинтересованный, скорее, результатами собрания, чем судьбою сына. – Расскажите-ка, к каким выводам пришли вы на собрании? Решили предпринять что-нибудь важное? Однако что же это я! – спохватился он. – Слезайте же с лошадей, джентльмены, и пожалуйте в дом! Быть может, у вас достаточно времени, и вы останетесь у меня ночевать?

– Благодарю вас, мистер Аткинс! – отозвался Браун. – Так как мой дядя гостит у Робертсов, то мне необходимо взглянуть, что делается у него на ферме, и позаботиться о скоте и лошадях. Простите, что я вынужден отказаться от вашего радушного гостеприимства!

– Ну, Браун как хочет, – заметил Куртис, – а я заночую здесь! Дома мне все равно нечего делать!

– В таком случае я составлю вам компанию, – подхватил Кук. – Конечно, в том только случае, если любезный хозяин разрешит мне это. У него и так хватает гостей…

– У меня найдется место для всех, не беспокойтесь, пожалуйста! – любезно произнес хозяин. – Заходите, джентльмены, я сгораю от нетерпения послушать ваши новости. А куда девался мой вчерашний гость?

– Он с Гарфильдом поехал в Литл-Джен. Ну, да об этом мы после расскажем вам, – заметил Куртис, – теперь самое лучшее, действительно, размять ноги!

С этими словами он расседлал свою лошадь, повесил седло на забор и распрощался с Брауном и Вильсоном, которые тотчас же поскакали дальше.

Войдя, по приглашению хозяина, в комнату, они увидели у камина какого-то молодого человека, которого хозяин представил им как своего двоюродного брата.

– Его зовут Уэстон, – сказал Аткинс. – Этот молодой человек прибыл в Фурш Лафав с намерением поселиться здесь, но предварительно думает пожить у меня несколько деньков, чтобы хорошенько осмотреться и выбрать подходящее место.

– Если я не ошибаюсь, – заметил Кук, обращаясь к Уэстону, – я уже имел удовольствие встречаться с вами!

– Кажется так, – смущенно отозвался тот. – Мне помнится, мы встречались с вами где-то на охоте!

– Да, да, я припоминаю! Возле хижины у верховьев реки.

– Вы сказали, что мистер Джонс поехал в Литл-Джен, – сказал с тревогою в голосе Аткинс. – Не знаете, случайно, долго он там пробудет?

– Нет, – отвечал Кук, – он просил нас передать вам, если мы заедем сюда, что он приедет, во всяком случае, не позже послезавтрашнего утра.

– А разве там также устраивается собрание регуляторов?

– Да, на завтра там назначено собрание, и Гарфильд уговорил нескольких человек из нашего округа отправиться туда вместе с ним.

– Но ведь, насколько мне помнится, вы собирались захватить несколько подозрительных человек и представить их суду! – сказал Аткинс. – Разве вы изменили свой план?

– Так, действительно, предполагалось раньше, – заметил Кук, садясь около камина и ставя на его решетку ноги, чтобы обсушить сапоги, – но среди нас возникли по этому поводу несогласия. Одни предлагали это, а другие не согласились, так что план наш, отвергнутый большинством голосов, пришлось отложить. На собрании было решено, что нельзя задерживать кого бы то ни было, не имея достаточно веских улик. Джонсу и Брауну очень не понравилось предложение некоторых членов, рекомендовавших подвергнуть строгому наказанию подозрительных личностей!

– Как, и Браун выступил против этого? – удивился Аткинс.

– Да. Тем не менее на будущей неделе мы соберемся снова, и тогда уже будут выработаны окончательные планы, иначе воры поднимут нас на смех! – простодушно заметил Кук.

– Уэстон, будьте добры позаботиться о лошадях господ, – сказал Аткинс, обращаясь к своему мнимому родственнику, – да не забудьте снять с забора седло. Затем зайдите к моей жене, она хотела о чем-то поговорить с вами.

Уэстон молча кивнул головой и вышел из комнаты. Сняв седло, он внес его обратно, затем обошел вокруг дома, но вместо того чтобы войти в конюшню, где стояли лошади, тихонько перескочил через забор и скрылся в лесу.

 

Глава XI

Ассовум и Джонсон. Покушение

– Почему Уэстон так долго не идет? Куда он запропал там? – нетерпеливо говорил Коттон, большими шагами ходя по земляному полу хижины Джонсона. – Еще сегодня утром он должен был прийти и рассказать, что решили проклятые регуляторы. Нет сомнения, что собрание уже давно кончилось, так чего же он не идет, черт бы его побрал! Право, такая жизнь мне становится невыносимой. Каждый день, каждый час дрожать за собственную шкуру, быть готовым ежеминутно попасться в ловушку, а затем подвергнуться суду Линча с его приятными последствиями! Нет, пора кончать с такой жизнью!

– Покончить с ней мы всегда успеем, – нехотя отозвался Джонсон, развалившийся на соломе в углу хижины, – но меня дьявольски прельщает предприятие, предложенное Джонсом. Оно завершится не позже будущей недели. Подумайте, ведь это даст нам не менее семнадцати лошадей! Право, из-за такой знатной добычи стоит рискнуть кое-чем!

– Но как же мы справимся с таким громадным количеством лошадей? – спросил Коттон. – Особенно если к этому времени пригонит своих Уэстон. Нужно, чтобы все окрестные жители ослепли и оглохли, если вы хотите незаметно для них прогнать целый табун.

– Мы их поведем, конечно, не лесом! – отозвался Джонсон. – Уэстон уже сговорился с капитаном одного парохода, тот согласен принять на борт лошадей недалеко от форта Джибсона.

– Вот это великолепно! – возмутился его собеседник. – Да ведь этак мы сами отдадим себя в лапы регуляторов!

– Вы говорите глупости, почтеннейший! – захохотал Джонсон. – Регуляторы не решатся напасть на пароход, а где они возьмут для преследования другой? Ведь мимо форта пароходы не пропускают. Если же им и удастся достать какой-нибудь пароходишко, то мы, во всяком случае, раньше них доберемся до болот Миссисипи, а следовательно, и до острова. А затем поминай как звали!

– Хорошо, если все выйдет так, как вы говорите! – неуверенно произнес Коттон. – Но вот идет Уэстон. Послушаем, что он скажет!

В это время молодой человек перепрыгнул через забор и, войдя в хижину, плотно прикрыл дверь.

– Что случилось, Уэстон? – спросил тревожно Джонсон, приподнимаясь со своего ложа при виде бледности, покрывшей лицо авантюриста. – Говорите скорее! Неужели регуляторы…

– Нет, нет, – откликнулся тот, – их-то пока нам нечего бояться.

– Так в чем же дело? Чего вы перетрусили?

– Ассовум вернулся! – произнес Уэстон, в изнеможении опускаясь на стул.

– И больше ничего? – насмешливо спросил Джонсон, снова спокойно укладываясь на солому. – Если у вас нет более важных сообщений, то лучше совсем молчите, чем пугать людей всякими глупостями. Право, можно подумать, что за вами гонится отряд регуляторов! Ну, что произошло у них на собрании? Где Джонс?

– Джонс с Гарфильдом поехал в Литл-Джен на собрание тамошних регуляторов. От приехавших к Аткинсу Кука и Куртиса я узнал, что регуляторы сегодня не приняли никаких решительных мер, так что в этом отношении все идет прекрасно. Что же касается краснокожего, то именно вам-то, Джонсон, и не следует относиться к этому столь легкомысленно. Вы прекрасно знаете, что между вами существуют личные счеты и что индеец с особенным старанием отыскивает вас.

– Меня? – с беспокойством спросил Джонсон. – Каким образом он мог отыскать мои следы, когда Гарфильд, со всеми своими приятелями гнавшийся за мною, не мог ничего найти?

– А вы проходили сегодня по тропинке, которая идет от хижины к ферме Аткинса? – спросил Уэстон.

– Да, и всего с полчаса назад. Но зачем же вам понадобилось это знать?

– Сейчас я шел по той же тропинке. Огибая какое-то свалившееся дерево, я услыхал подозрительный шум. Сначала я подумал, что это медведь или какое-нибудь другое животное, но, к изумлению своему, увидал впереди себя индейца, нагнувшегося к земле и тщательно рассматривавшего дорогу. Избегнуть встречи было нельзя. Я пошел вперед, не думая скрываться от него. Тут я заметил, что индеец, находившийся всего шагах в пятнадцати от меня, прикладывал к ясным отпечаткам чьих-то ног рукоятку своего томагавка, очевидно сверяя с чем-то. Наконец, он поднялся с колен, сделал угрожающий жест в направлении этой хижины и скрылся в лесу.

– Чьи же это были следы? – быстро спросил Джонсон.

– Ваши, – отвечал авантюрист, – по уходе краснокожего я рассмотрел их и убедился, что это точные отпечатки ваших ног!

– Отчего же вы не проследили индейца дальше? – спросил Коттон, тогда как Джонсон, пораженный сообщением товарища, стиснув зубы, в волнении заходил по хижине.

– Да, куда он направился? – спросил он, останавливаясь перед Уэстоном.

– Сначала я подумал, что выслеживать его опасно! – отвечал тот. – Но все-таки решился, взобравшись на холм, узнать хотя бы направление, по которому он пошел. Вскоре я увидел, что за оврагом блеснул огонек. Очевидно, индеец разложил костер и расположился там на ночлег.

– А где это? – отрывисто спросил Джонсон.

– У подошвы холма, там, где последнею бурей вырвано много деревьев и повалено вдоль склонов.

– Значит, там, где мы недавно убили дикую кошку?

– Да, там. Я заметил, что Ассовум расположился под выдавшейся вперед скалой, где, очевидно, рассчитывает укрыться от дождя!

– Ну, ему не долго придется укрываться там! – злобно прошептал Джонсон. С этими словами он схватил винтовку и начал заряжать ее.

– Что это вы собираетесь делать? – удивился Коттон.

– Раз навсегда свести счеты с краснокожим дьяволом! – гневно произнес Джонсон.

– По-моему, это и неосторожно и бессмысленно! – возразил Коттон.

– Вы можете думать все, что вам заблагорассудится, но я не успокоюсь до тех пор, пока этот несчастный шпион не очутится на том свете!

– Во всяком случае, – попытался уговорить Джонсона Коттон, – не пускайте в дело винтовку! Выстрел ночью привлечет всеобщее внимание, а это нам повредит. Возьмите лучше стрелы, которые я обещался вам приготовить. Умеете стрелять из лука?

– Не хуже любого индейца! – с гордостью отвечал Джонсон.

– Ну-ка, попробуйте! – сказал Коттон. Он быстро взобрался по лестнице на чердак и принес прекрасный лук с несколькими стрелами. – Стреляйте вон в ту картофелину, что лежит на очаге!

Джонсон взял лук и отошел в противоположный угол хижины. Внимательно прицелившись, он спустил тетиву. Стрела, свистнув в воздухе, пронзила картофелину как раз в середине.

– Браво! – в один голос воскликнули сообщники.

– Постарайтесь так же удачно попасть в сердце краснокожего! – добавил Коттон.

– Я все-таки боюсь, что этим оружием можно только ранить человека, но не убить его, – в раздумье произнес Джонсон.

– Что вы плетете! – обиделся за свое оружие Коттон. – Достаточно ничтожной царапины, чтобы раненный в руку или хотя бы в палец через пять минут превратился в безжизненный труп!

– Неужели этот яд так смертоносен?

– Я уверен в этом, как в самом себе!

– Господа, прошу вас, пощадите этого краснокожего! – с жаром воскликнул Уэстон. – Зачем проливать кровь совершенно безвинного человека? Нет, как хотите, но я вам больше не товарищ: пролить кровь человека – для вас все равно что убить оленя или медведя!

– Что за глупости! – иронически произнес Джонсон, рассматривая стрелы, которые держал в руке. – Вы рассуждаете как баба. Какое вам дело до того, что я намерен делать? Индеец должен умереть и умрет, что бы вы там ни болтали!

– В таком случае это мое последнее свидание с вами! – решительно произнес Уэстон. – Пусть вы одни будете виновны в этом убийстве! Завтра же я возвращаюсь в Миссури. Я сговаривался с вами воровать лошадей, но становиться участником убийств не намерен. Прощайте!

С этими словами Уэстон встал и собрался выйти из хижины.

– Стойте! – закричал Джонсон, загораживая ему дорогу. При этом он, как бы нечаянно, направил концы отравленных стрел прямо ему в грудь. – Вы, кажется, собираетесь нас предать?

– Караул! – в ужасе закричал Уэстон, отступая перед страшным оружием. – Помогите!

– О, черт бы вас подрал! – с досадою воскликнул Коттон, отталкивая в сторону Уэстона и становясь между ними. – Чего разорались? Вас режут, что ли?

– Ага, я понимаю, чего он кричит! – догадался Джонсон. – Он струсил отравленных стрел! Полно, Уэстон, зачем вы хотите покинуть нас?

– Во-первых, меня давно уже ждет Аткинс, а во-вторых, я не хочу стать свидетелем нового убийства. Но с чего вы взяли, что я хочу вас предать? Я просто разрываю с вами всякие сношения, но не намерен нарушать своей клятвы. В этом отношении вы можете быть совершенно спокойны!

– Тогда пожалуйста, дорога свободна! – произнес Джонсон, отходя от двери. – Но не думайте, что в случае предательства вам удастся скрыться от моей мести. Прощайте!

Молодой человек поклонился, быстро вышел из хижины, перескочил через изгородь и скрылся в густых кустах, окружавших дом.

– Нам, пожалуй, не следовало его отпускать, – заметил Джонсон, запоздало раскаиваясь в своей слабости, – я не доверяю ему. Что будет, если он предаст нас?

– По-моему, нам нечего бояться его, – возразил Коттон, – он слишком даже честен для наших предприятий!

– Ну, да черт с ним, мне пора идти: ночь уже наступает. Как хотите, но я захвачу с собой и винтовку. Не подействует яд, прибегну к свинцу! Если мне удастся застрелить Ассовума из карабина и окрестные жители услышат выстрел, то пока они соберутся что-либо предпринять, я буду уже далеко.

– Делайте, как знаете; смотрите только не промахнитесь!

– О, не беспокойтесь! Только бы мне подойти к нему поближе, а уж там-то он от меня не увернется! А вы что намерены делать тем временем?

– Займусь приготовлением пунша, изрядная порция которого покажется вам довольно приятной после опасного похождения. Кончайте скорее с индейцем и немедленно возвращайтесь обратно!

– Да уж времени понапрасну терять не намерен! – ответил Джонсон, выходя из хижины и затворяя за собой дверь.

Ночь выдалась темной. Черное небо, покрытое низкими тучами, производило подавляющее впечатление. Поднявшийся ветер раскачивал вершины деревьев и с минуты на минуту грозил превратиться в настоящую бурю. Где-то в лесу завывали волки; филин, забравшись на густую ель, вторил этому зловещему завыванию. Все живое старалось укрыться, где могло.

Однако вышедший на свое страшное дело Джонсон остался доволен погодой. Чем сильнее завывала буря, чем непрогляднее была ночь, тем больше у него было шансов удачно выполнить задуманное. Сжимая винтовку, он внимательно вглядывался в окружающую тьму, не опасаясь, что шум его шагов может привлечь чье-нибудь внимание. Свист ветра, вой волков, шелест деревьев совершенно заглушали шаги, и Джонсон неслышно, точно тень, скользил меж стволов, больше не сомневаясь, что незаметно подберется к Ассовуму.

Вместо того чтобы идти кратчайшим путем, он решил спуститься в извилистое ущелье, так как в такую темень даже человек, с детства привыкший к лесу, не рискнул бы пробираться напрямик. Бандит, во избежание пореза концом отравленных стрел, обмотал их куском материи и подвигался вперед с величайшей осторожностью. Наконец он остановился, решив, что уже достиг своей цели.

В этом месте ущелье делало изгиб, а в нескольких шагах от поворота возвышалась скала, под уступом которой должен был находиться индеец. Джонсон, в полной уверенности, что его невозможно заметить, решил произвести разведку. Он стал неслышно карабкаться по древесным пням и камням, спрятав винтовку в такое место, откуда ее легко можно будет достать в нужный момент. Приняв все меры предосторожности, негодяй, как змея, полз к скале, под которой укрылась его жертва.

Вдруг облегченный вздох вырвался из его груди: прямо перед ним у костра растянулся на земле Ассовум, не подозревая о грозившей ему опасности. Подперев голову рукою, индеец задумчиво смотрел на огонь.

Джонсон судорожно стиснул лук, наложил на него стрелу и стал выискивать на теле лежавшего удобное место для прицела. Между Джонсоном и Ассовумом было не более десяти шагов. Однако такого места, рана в которое была бы смертельна, не находилось.

Индеец, завернутый с ног до головы в одеяло от дождя и росы, был защищен им как броней. Толстая шерстяная ткань покрывала его всего, за исключением лба и части правой руки.

Разбойник решил было стрелять в лоб, и, будь у него в руках винтовка, он, не долго задумываясь, пустил бы пулю, но теперь он боялся, что стрела, задев материю, потеряет силу и яд не попадет в рану. Он колебался. Могучая фигура индейца внушала ему какой-то суеверный ужас, даже оставаясь беззащитной. Джонсон боялся, что индеец, даже раненный, вскочит и пустится за ним в погоню, и тогда ему крышка. Ассовум был таким образом завернут в одеяло, что стоило Джонсону отползти шагов на шесть вправо, и перед ним была бы открытая грудь ненавистного врага. Тогда, конечно, стрела прекрасно выполнила бы свое предназначение.

Внезапно сверкнула молния и ярко озарила всю местность. Деревья сильно закачались под напором налетевшего ветра и зашумели вершинами. Вслед за тем снова все погрузилось во мрак.

Джонсон осторожно приподнялся и стал перемещаться правее. Но в эту минуту из-под его руки вырвался камень и скатился на дно ущелья. Разбойник так и замер на месте, припав к земле, чтобы не обнаружить своего присутствия. Прошло несколько минут. Он осторожно приподнял голову, желая узнать, услышал ли краснокожий неожиданный шум.

Падение камня действительно не ускользнуло от чуткого уха Ассовума. Он стал внимательно прислушиваться и, прикрываясь краем одеяла, окинул взглядом ближайшие окрестности, освещенные слабым светом костра. Однако он не заметил Джонсона, скрытого тенью мощного дуба.

Новая молния привела убийцу в неописуемый ужас, он заметил, что индеец прикрыл глаза рукою. Однако тотчас же краснокожий принял прежнюю позу, и Джонсон объяснил его жест инстинктивным желанием защитить глаза от яркого блеска. Подождав еще чуть-чуть, бандит отполз немного назад и остановился. Прямо перед ним лежал Ассовум, справа возвышалась скала, а вокруг была такая масса травы и кустов, что даже днем его невозможно было бы разглядеть.

Джонсон натянул лук и прицелился. Вдруг невольный крик ужаса вырвался из его груди: Ассовума не оказалось перед костром! Прежде чем разбойник успел опомниться от изумления, железная рука до боли сдавила ему плечо.

Джонсон так и присел на месте. Сердце его замерло от ужаса, когда он увидел свирепую физиономию своего врага с занесенным над его головою томагавком, блестящее лезвие которого отражало красноватый отблеск костра и казалось обагренным кровью.

Как громом пораженный ударом смертоносного оружия, рухнул негодяй на землю, не испустив ни звука.

Спустя несколько минут он очнулся, но горько было это пробуждение! Молния по-прежнему бороздила небо, удары грома не смолкали, деревья с треском ломались под напором бури, а он беспомощно валялся на земле, связанный по рукам и ногам, с заткнутым тряпкой ртом. Негодяй попался в западню, которую расставлял для другого.

Тщетно старался он освободить руки, тщетно со злобою бился в своих путах: он был связан умелой рукой, и все его усилия не привели ни к чему. Измучившись от бесполезных стараний освободиться, Джонсон с отчаянием снова опустился на землю и затих.

Весь ужас положения сразу стал ему ясен. Брошенный на произвол судьбы в таком безлюдном, глухом месте, да еще лишенный возможности позвать на помощь, он рисковал умереть с голоду или быть растерзанным волками, вой которых становился все ближе и ближе.

Джонсон глухо застонал, и в ответ ему послышался какой-то звук, как будто крик человека. Сначала он принял его за галлюцинацию, но крик повторился.

Кто бы мог кричать в этих местах? Конечно, не Ассовум, бесследно исчезнувший. Так кто же? Быть может, Аткинс или Коттон, не дождавшись его возвращения и обеспокоенные его долгим отсутствием, отправились к нему на помощь и зовут его? Теперь он уже прекрасно различил крик филина – их обычный условный сигнал. Да, несомненно, это был кто-нибудь из них. Наконец-то! Однако радость его сменилась вдруг еще большим отчаянием. Как же он подаст им ответный сигнал, если не в состоянии не только крикнуть, но и пошевелиться? Холодный пот выступил у него на лбу. А голоса становились все яснее и яснее. Он теперь отчетливо слышал свое имя.

Вскоре на краю ущелья показалась человеческая фигура. Джонсон хорошо мог различить контуры знакомой физиономии на светлом фоне песчаного грунта. Крик филина повторился еще три или четыре раза. Пленник извивался на месте, как ящерица, не имея возможности освободиться от пут. Шаги приблизились. Тот, кто искал его, перебрался через ущелье и обошел кругом то место, на котором он лежал, но не заметил его. Филин крикнул снова, и Джонсон видел, как человек наклонился к земле, вслушиваясь в малейший звук, доносившийся из чащи. Джонсон, с отчаянием в душе, попробовал пошелестить ногою в листве, упавшей на землю, или потрясти молоденькое деревце – все напрасно.

Но вот его избавитель прошел совсем близко. Это был Коттон. Джонсон явственно слышал его шаги, видел шляпу на голове. Огонь костра на минуту даже осветил его бледное лицо, он шел прямо на него. Еще двадцать шагов – и Коттон наткнулся бы на неподвижное тело своего приятеля! Но он остановился, начал прислушиваться и повторил сигнал. По временам он бросал тревожные взгляды в ущелье, где, по его мнению, должен был скрыться индеец. Послушав еще с минуту, он скрылся в чаще кустарников.

С Коттоном исчез последний шанс на спасение. Джонсон даже перестал обращать внимание на завывание хищных зверей. Он сделался равнодушным к смерти, или, лучше сказать, желал ее. Бросив взгляд, полный бессилия и злобы, на звездное теперь небо, он закрыл глаза. Это было последнее прощание Джонсона с жизнью и надеждами.

 

Глава XII

У Робертсов. Охота на индеек. Подруги

После обеда, когда все оставшиеся кушанья и опустевшие приборы убрали со стола, гости Робертсов вместе с хозяевами вышли на крыльцо и уселись перед входной дверью, беседуя о различных домашних делах.

Роусон, на правах жениха, уселся рядом с Мэриан, руку которой он держал в своей, между тем как Гарпер разговаривал с Эллен, а Баренс – с Робертсом.

Каких бы вопросов ни касался разговор, он в конце концов сводился все к одному и тому же – предстоящей свадьбе. Кто-то спросил у Гарпера, почему он не женился.

– То есть лишил себя возможности наслаждаться прелестями семейной жизни, так, что ли? – спросил тот с усмешкой.

– Разумеется! – кивнул Робертс.

– Видите ли, мне рассказывали в штате Теннесси одну историю, случившуюся там. Но так как я не могу ручаться за достоверность передаваемого факта, то думаю о ней умолчать.

– Отчего же? Рассказывайте! – воскликнул Баренс. – Здесь всего две девицы и обе готовятся стать женами. Им, пожалуй, будет очень полезно выслушать вашу историю!

– Ну, полагаю, их будущие мужья останутся не особенно довольны этой историей! – скептически сказал Гарпер.

– Вы так заинтересовали меня, мистер Гарпер, что я готова попросить девушек уйти на время, лишь бы услышать вашу историю! – заявила миссис Робертс.

– О, этого не потребуется! Моя история вполне прилична! Главное лицо в ней – рандольфский судья!

– Так, значит, это истинная история, а не выдумка?

– Конечно, истинная! Слушайте. Бедный судья заболел. Его начали пичкать разными снадобьями, но он слабел и слабел, и, наконец, наши врачи, или, вернее, наши шарлатаны, отчаялись в его спасении и отказались от мысли его вылечить. Тогда жена стала его уговаривать исповедаться в своих грехах, но судья отказался да так и умер без покаяния. Жена тотчас же собрала соседей, и на следующее утро было совершено погребение.

Дело происходило летом в изнуряющую жару. Одна из соседок, сжалившись над ее страданиями, стала ее утешать и расспрашивать о последних минутах покойного. «Ах, дорогая моя, – рассказала та со слезами на глазах, – если б вы видели, как он страдал! Он страшно мучился, бился в судорогах на постели и ужасно кричал. Тогда я, сжалившись над ним, осторожно положила левую руку на рот, а правой крепко зажала ноздри. И он тихо, как настоящий праведник, отошел в вечность. Как я была рада, что доставила ему спокойную смерть, избавив от ужасных страданий!..»

– О боже! Да ведь она задушила его! – воскликнула миссис Робертс, в ужасе вскакивая со стула.

– Вовсе нет, – улыбнулся Гарпер, – она только помогла ему умереть!

– Как можете вы передавать подобные кошмарные вещи с улыбкой на устах? – изумилась Мэриан.

– Что же тут такого? – пожал плечами Гарпер. – Я вижу тут лишь комическую сторону: по-моему, это один из видов супружеской нежности!

– Немудрено, что с такими взглядами на супружескую нежность вы и не женились!

Роусон во время этого разговора не проронил ни слова. Он сидел со скучающим видом около Мэриан и отмахивал от нее высушенным крылом индейки москитов, мириадами вившихся над двором.

– Сегодня, должно быть, будет гроза, – заметил Робертс, снимая куртку, – парит невероятно, пойду, посмотрю, сколько градусов, – сказал он, вставая со стула. – Знаете ли, Роусон, что это были за люди, ехавшие мимо нас на телеге, когда мы были у соленого озера? Это были мои бывшие соседи по Теннесси; я был искренне рад их встретить. Посмотрела бы ты Мэриан, как выросли их девочки, просто не узнать!

– Почему же они не заехали к нам? – спросила миссис Робертс. – Мы всегда рады повидаться со старыми друзьями. Мистер Роусон, вы не знакомы со Стефенсонами?

– Не помню, хотя мне достаточно раз увидеть человека, чтобы узнать его через сколько угодно времени. Быть может, я и знаю его, но не припоминаю!

– Стефенсон находился как раз в том месте Арканзаса, где было совершено убийство, породившее столько толков, – вставил хозяин, возвращаясь из комнаты, – он даже видел самого убийцу… Тридцать пять градусов жары! Вот так погодка!

– Не может быть! – неосторожно воскликнул Роусон.

– Посмотрите сами, если не верите! – повторил Робертс, подумавший, что восклицание Роусона относится к температуре воздуха.

– Я не понимаю только, – произнес, овладевая собою, Роусон, – как это он мог видеть…

– Что мог? Кто?

– Да Стефенсон, как он мог видеть убийцу, когда говорят, что старик сам лишил себя жизни? Ведь около него не нашли никаких следов!

– Это ерунда! – возразил Робертс, качая головой. – Стефенсон спрятался за деревом и видел, как мимо него за пять минут до злодеяния проехали два человека, из которых один оказался убитым. Он мне поклялся, что узнает другого даже в толпе. Как жаль, что мы не свернули тогда с дороги и не зашли к переселенцам! Старик Стефенсон – славный человек и, безусловно, понравился бы вам!

– А ваш приятель долго намерен прожить здесь? – с беспокойством спросил Роусон, делая вид, что спрашивает об этом из простого любопытства.

– Ну, нет! Он торопится добраться до места своего постоянного жительства. Хотя ему и понравилось в Фурш Лафаве, но ему наговорили столько ужасов про здешнее конокрадство, что он как можно скорее торопится уехать отсюда!

– И совершенно напрасно! – воскликнул Баренс. – Слава богу, мы скоро избавимся от этой напасти.

– О, конечно! – подхватил с улыбкой Роусон. – Хотя в рассказах о злодеяниях конокрадов много преувеличений!

– Смотрите, как разлаялись собаки! – с живостью воскликнул Робертс. – Что это значит? Поппи чуть не целый час обнюхивает воздух и носится по полю, как паровик!

– А, это он гоняется, вероятно, за дикими индейками, – заметила Мэриан, – мы с Эллен ходили гулять перед обедом и видели по ту сторону ручья целый выводок.

– И ты молчала?! – встрепенулся Робертс. – Уже неделя, как я не добыл ни одной птицы. Пойдемте-ка, Баренс!

– С удовольствием! – отвечал тот, отыскивая винтовку. – Сдается мне, собаки и в самом деле почуяли птиц!

– Идемте скорее, а не то они, испугавшись собак, разбегутся, и тогда не так-то легко будет их подстрелить!

Пройдя по пролегавшей около маисового поля тропке, охотники вскоре достигли леса. Разгоряченные отыскиванием дичи, собаки метались здесь из стороны в сторону. Однако охотники так и не смогли увидеть птиц, так как листва была очень густа, а осторожные создания запрятались так далеко на сучьях деревьев, что самый опытный глаз не мог бы отыскать их.

– Что за проклятые собаки! – досадливо воскликнул Баренс. – Из-за них нам не удастся ничего! Оставайтесь здесь, а я взберусь на холмик. Если вам удастся усмирить собак, индейки тотчас же выползут на свет божий: они никогда долго не сидят на одном месте.

Робертс послушался своего приятеля и стал понуждать собак лечь у своих ног. С четверть часа сидели охотники молча. Наконец, Баренс так искусно заклохтал по-индюшачьи, что сейчас же ему в ответ раздался настоящий крик индейки с дерева, под которым сидел Робертс. Собаки порывались было вскочить, но хозяин удержал их.

Баренс повторил крик. Собаки опять заволновались, но Робертс оставался неподвижным, дожидаясь, пока его приятель убьет первую индейку. Вдруг со всех сторон раздалось многочисленное клохтанье, и Баренс, схватив ружье, выстрелил.

В ту же минуту крупная индейка высунулась из-за листвы, и раздался второй выстрел. Обе птицы грузно упали на землю. Собаки бросились к ним.

Пока Баренс с Робертсом преследовали птиц, миссис Робертс и Гарпер безуспешно пытались поддерживать беседу с проповедником, все время молчавшим или отделывавшимся уклончивыми односложными ответами: сегодня Роусон был как-то странно молчалив и задумчив.

Тем временем девушки прогуливались по двору, вспоминая прежних друзей, детские игры, удовольствия, развлечения, – словом, все дорогое для них прошлое.

– Скажи, Мэриан, почему ты грустна? – участливо спросила молодая девушка свою подругу. – Ты, кажется, должна быть счастлива. Вот-вот твоя свадьба с любимым человеком, какие же тут могут быть мрачные мысли? Конечно, замужество – серьезный шаг… но… нет ли у тебя какого-нибудь тайного горя?

– О нет, нет! – поспешно отвечала молодая девушка, отворачиваясь в сторону. – Конечно, не следовало бы так волноваться… но, что это, два выстрела, не так ли? А-а! Верно, отец с Баренсом стреляют! Я и забыла, что они пошли поохотиться.

Тут Мэриан заметила, что у Эллен в глазах стоят слезы, сдерживаемые с трудом, и в порыве нежного участия воскликнула:

– Прости, милая Эллен, что я не обратила внимания на твои страдания. Я думала только о себе, не замечая, что ты с некоторых пор становишься все печальнее и печальнее. Скажи, что с тобою?

– Хорошо, – улыбаясь сквозь слезы, произнесла Эллен, – но с условием, что ты, в свою очередь, будешь со мной так же откровенна.

– О, для меня будет большим облегчением раскрыть перед тобой мою душу! Извини, кажется, матушка зовет меня!

С этими словами Мэриан убежала в дом, хотя прекрасно знала, что миссис Робертс и не думала звать ее. Девушка ощутила потребность остаться наедине со своим горем, со своею еще не зажившею раной. Она считала грехом думать теперь о том человеке, которого должна была забыть навсегда…

В это время вернулись охотники с дичью, и женщины занялись приготовлением ужина, после которого все отправились на покой.

На следующее утро стали рассуждать о предстоящей свадьбе и пиршестве. Миссис Робертс предложила немедля всем поехать в дом к зятю, где заранее следовало приготовить вкусный обед, а затем всем отправиться к судье. Роусон согласился на это и попросил лишь обождать его около часа, так как ему нужно было отлучиться.

 

Глава XIII

Засада

После ухода Уэстона оба гостя Аткинса вольготно расположились возле камина, наслаждаясь теплом и уютом. Куртис на минуту встал и подошел к двери, рассматривая небо, по которому проносились обрывки желтовато-грязных туч, гонимые сильным ветром. Тучи с минуты на минуту становились все гуще и чернее.

– Пожалуй, ко всем сегодняшним нашим затруднениям присоединится еще и буря, – сказал он, выглядывая на двор. – Погода окончательно портится!

– Да, – подтвердил Аткинс, – когда я лет шесть назад жил в Уайт-Риверс, памятный ураган, причинивший массу бедствий краю, начинался именно так!

– А разве шесть лет назад вы обитали в Уайт-Риверс? – спросил Кук.

– Да, я жил там, милях в двух от большой дороги!

– Значит, как раз в то время, когда повесили отцеубийцу Уотлея?

– Нет, я прибыл туда через месяц после его казни, – ответил Аткинс.

– Должно быть, регуляторы Уайт-Риверс шутить не любят! – заметил Куртис. – А как звали того знаменитого конокрада, которого повесили эти джентльмены?

– Не знаю, – отвечал Кук. – Во всяком случае, я не порицаю их за слишком суровые меры. Ни один порядочный человек не может и не должен питать ни капли жалости к гнусным конокрадам. Не так ли, Аткинс?

– Ну, на этот счет я несколько иного мнения! – возразил тот. – Однако соловья баснями не кормят; не хотите ли закусить, джентльмены? Я сейчас пойду и…

– Не беспокойтесь, ради бога! – удержал его за руку Куртис. – Мы плотно пообедали и можем спокойно подождать ужина. Не церемоньтесь с нами, мистер Аткинс, я думаю, вам вовсе теперь не до угощений!

– Действительно, в доме такая суматоха, что можно голову потерять от беспокойства и забот!

– Что же, вашему сыну не легче?

– Нисколько. Да и странно было бы ожидать иного. Когда у крошки целых одиннадцать докторов, да еще в юбках, толку ждать не приходится. Если сынишка после такой переделки останется живым, ему всю жизнь больше нечего будет бояться никаких бедствий и болезней. Выйти невредимым из рук таких врачей – это чего-нибудь да стоит! Схожу-ка я за свечкой, а то скоро совершенно стемнеет. Ишь, ветер как завывает!

С этими словами Аткинс вышел из комнаты, а регуляторы остались одни и могли без помехи поговорить.

– Право, мне жаль, что Аткинс связался с конокрадами! – заговорил первым Кук.

– Тсс! Нас могут услышать! – заметил Куртис почти шепотом. – Мне и самому досадно. В сущности, Аткинс вовсе не злой человек и, сказать по правде, всегда был мне симпатичен, хотя у него скверная привычка смотреть на всех каким-то подозрительным взглядом, исподлобья, что по временам производит крайне неприятное впечатление. Точно он постоянно боится разоблачения!

– Но как решат его судьбу регуляторы? – задумчиво произнес Кук. – Мне лично не хотелось бы увидеть его на виселице. Конечно, Аткинс заслуживает сурового возмездия за свои подлые делишки, но его следовало бы пощадить, хотя бы из сострадания к жене и ребенку!

– Ну, это слабый аргумент защиты! – рассмеялся Куртис. – Тогда любому негодяю, чтобы избежать наказания, стоит только жениться. От петли-то он, пожалуй, отвертится, но все-таки…

– Тс! Он возвращается! – прошептал Кук.

В комнату действительно вошел ничего не подозревавший Аткинс со свечою. Ею он зажег дрова в камине.

– Мерзкая погода! Так и жди, что ветер снесет крышу! – сказал он, поправляя начавшие разгораться поленья. – Если ветер не разгонит тучи, через несколько минут разразится гроза. Что, много регуляторов отправилось на собрание в Литл-Джен? – спросил он, усаживаясь в кресло.

– Не очень, – спокойно отвечал Кук. – К нам приехал один иностранец, жаловавшийся, что у него украли лошадей.

– Уж не канадец ли? Он был у меня недавно и расспрашивал о своих лошадях, но что я ему мог сообщить? – пожал плечами Аткинс.

– Конечно! Вы ведь этих лошадей и в глаза не видали, не так ли? – спросил Куртис, пристально глядя хозяину в лицо.

– Ну разумеется! Как я мог их видеть, когда уже несколько дней не выхожу из дому! – ответил Аткинс, удивленный вопросом. – Конокрады не имеют к тому же привычки показывать всякому украденных лошадей!

– Само собою разумеется! – улыбнулся Кук. – Отчего это так разлаялись ваши собаки?

– Может, кто-нибудь из регуляторов завернул к вам укрыться от грозы? – высказал предположение Куртис.

– Весьма вероятно! – отозвался Аткинс, подходя к дверям. – Цыц, проклятые, марш на место! – прикрикнул он на собак и вышел на двор.

– Должно быть, пришел Стефенсон! – шепнул Кук на ухо своему товарищу. – Неудачно он выбрал время. Тем не менее нам нужно оставаться, пока пройдет гроза. Каково-то сейчас нашим друзьям в такую непогодь торчать в камышах!

– Далеко ли отсюда до Фурш Лафава? – спросил со двора чей-то голос.

«Что за дьявол! – подумал встревожившийся Аткинс. – Неужели второй табун? Странно, ведь Джонс говорил, что его пригонят лишь на будущей неделе!»

Тем не менее он вышел на двор и поспешно приблизился к изгороди, у которой увидел закутанного в плащ всадника на белой лошади.

– Фурш Лафав протекает недалеко отсюда! – ответил он. – Как вас зовут, джентльмен? Я – Аткинс.

– Хороши ли окрестные пастбища? – спросил, понизив голос, незнакомец.

– Откуда вы? – в свою очередь, спросил шепотом Аткинс, все более тревожась.

– Я хотел бы выпить стакан воды!

– Черт возьми! Джонс уверил меня, что вы не успеете приехать ранее будущей недели. Почему же вы прибыли так рано?

– Послушайте, – зашептал незнакомец, нагибаясь через изгородь. – Загоним поскорее лошадей, со мной прибыл еще конюх. Скоро разразится гроза!

– Дождь ничего не сделает вашим лошадям, а у меня сидят два гостя, которых я не могу оставить!

– Так-то так, но если мы немедля спрячем лошадей, то дождь окончательно смоет все следы!

– Правда. А сколько с вами лошадей?

– Три.

– Джонс уверял, что будет семь!

– Остальных пригонят завтра вечером. Я не повел всех сразу из опасения оставить слишком много следов!

– А нельзя ли отправить лошадей раньше с вашим конюхом?

– Конечно! Он все знает…

– И дорогу к Миссисипи?

– Да, мы только что…

Всадник чуть-чуть не проговорился, но вовремя спохватился и продолжал:

– Мы только что прибыли с запада, но этот малый бывал и на Миссисипи. Поспешим, дождь уже накрапывает!

– Подождите минутку, я только предупрежу, что вы просите у меня приюта на ночь. Эй, кто там? – закричал Аткинс, увидев какого-то человека, подходившего к изгороди. – А, это вы Уэстон! Тут прибыли лошади. Понимаете?.. Так отведите их в надежное место, а потом приходите в дом. Я не могу сам идти и заставлять регуляторов так долго ждать себя.

– У вас в гостях регуляторы? – встревожился незнакомец.

– Да, они попросились переночевать у меня на ферме, – успокоил его опасения Аткинс. – Нужно переждать грозу. Даже если вашим лошадям придется стоять по брюхо в воде, так будет лучше, к тому же тем незаметнее следы!

– Да разве вы думаете, что они стоят в реке? – спросил незнакомец. – Я оставил их на окраине поля.

– О, черт бы вас побрал! Отчего же вы не поставили их в обычное место, известное всякому, кто здесь бывает?

– Не забудьте, что я впервые еду по этой дороге!

– Ну, делать нечего! – с досадой произнес Аткинс. – Придется загнать их сейчас же, а то следы останутся вблизи моей изгороди. Уэстон, проведите джентльмена к задней калитке. Я всего на минутку загляну в дом и сейчас же вернусь!

Входя в комнату, он сказал сидевшим у камина регуляторам:

– Простите меня, что я покинул вас! Там какой-то незнакомец верхом и просит у меня приюта вместе с лошадью. Он сейчас придет сюда. Буря разыгрывается не на шутку…

– Действительно! – отозвался Куртис, подходя к окну. – Как красиво освещает молния все окрестности.

– Джентльмены, пожалуйте сюда, к огоньку! – засуетился с каким-то странным беспокойством Аткинс. – Что вы стоите на сквозняке? У камина гораздо приятнее.

– Да, да! – согласился Кук, с удовольствием греясь у огня. – Идите-ка, Куртис, сюда, пусть буря воет сколько угодно, нам она нипочем!

– Нам действительно приходится только благодарить судьбу за то, что мы оказались в теплой комнате, вместо того чтобы мокнуть под дождем! – сказал Куртис, отходя от окна и беря со стола бутылку с виски. – Эй, Аткинс, куда вы опять уходите?

– Я уйду всего на несколько минут проведать жену. Вы же знаете женщин, они страшно боятся грозы. Я скоро вернусь!

Сказав это, хозяин вышел из дому, закрыв дверь на задвижку, и поспешил к задней калитке.

Регуляторы переглянулись. Кук быстро вскочил и шепотом сказал:

– Куртис, смутное предчувствие не дает мне покоя. Эта ужасная ночь нагоняет на меня страх. Воображаю, как перемокнут наши приятели в камышах!

– Ничего не поделаешь! – отозвался Куртис, внимательно осматривая комнату. – Посмотрите, над каждой дверью висит по винтовке. Какая предусмотрительность! Приняты все меры предосторожности. По-моему, следует сделать так, чтобы наш почтенный хозяин не использовал их против нас самих!

Говоря это, Куртис влез на стул и снял обе винтовки.

– Ого, обе заряжены! Нет ли еще какого-нибудь оружия в комнате?

– Не видно! – ответил Кук. – Разве запрятано где-нибудь?

– Поройтесь-ка в кровати, под подушками!

– Ничего нет! Ага! Вот пара пистолетов, прекрасно!

– Поосторожнее с ними! Быть может, курки ослабли, и тогда они могут выстрелить сами, от малейшего сотрясения!

– Не беспокойтесь. Я на все четыре полки и у винтовок и у пистолетов напустил слюны. Теперь ни те ни другие уже не выстрелят!

– Пожалуй, ветер и впрямь сорвет крышу. Меня не на шутку начинает беспокоить проклятая непогодь! – сказал Куртис. – Не лучше ли было бы отложить наше предприятие до другого раза?

– Черт возьми, мне тоже не по себе! – отозвался, шагая по комнате, Кук. – Из-за воя ветра можно и не расслышать условленного свиста.

– Отступать поздно. Придется до конца выполнить возложенное на нас поручение. Ничего нет тревожнее неизвестности! Хоть бы начать действовать поскорее! Тс! Вы ничего не слышали?

– Нет, а что? В такую бурю трудно что-нибудь расслышать! Мне от души жаль старика Стефенсона и его сына, которым приходится возиться под ливнем с лошадьми! Бедняги долго не забудут нашего Арканзаса!

– А где канадец? Он тоже вместе с ними в тростниках?

– Нет, он остался с нашими товарищами и исполнит свой долг, когда понадобится. Слышите?

– Ничего не слышу. Что-то скажут женщины?

– Что нам за дело до них! Жаль только, что мальчик Аткинса заболел именно теперь.

– Мы-то тут ни при чем. Боже мой! Свист! Внимание, Кук!.. Развязка приближается; это начало конца.

В то самое время Аткинс прошептал человеку, стоявшему с Уэстоном возле задней калитки:

– Пошли скорее! Вот перегоним лошадей и будем совершенно спокойны: буря уничтожит все следы…

– Перестаньте, успеете наговориться, когда окажемся под крышей, – проворчал сердито незнакомец, – теперь не время болтать; если бы я предвидел, что разразится гроза, то предоставил бы это дело другому. Того и гляди, схватишь воспаление легких!

– Где же лошади?

– Там, у изгороди, под присмотром моего сына, если только не унес их ливень.

В то же мгновение Стефенсон (он и был старик незнакомец) приложил два пальца к губам и тихо, но резко свистнул.

– Что это вы делаете? – спросил с удивлением Аткинс.

– Что? Зову! Разве не слышите? Он мне ответил с той стороны; значит, жив. Где вход в тайник?

– Немного повыше, мы теперь недалеко от него. В другой раз, когда вас пришлют с лошадьми, поднимитесь шагов на сто вверх и войдите в ручей. Заметьте это место.

– Какого дьявола заметишь тут, когда света божьего не видать! Я и руку-то свою вижу только при свете молнии. А-а, вот и сын! Иди сюда, Нед! Очень рад, что ты цел и невредим.

– К счастью, отец! Но в такую погоду немудрено отправиться на тот свет. Я весь закоченел.

– Ну, полно, невелика беда, скоро обогреемся. Ступай за нами. Что, лошади не очень бились?

– Нет, только вороной все пугался молнии.

– В такую погоду и человек чувствует себя не особенно спокойно, не то что животное!

– Проходите за мной, господа! – сказал Аткинс.

– А далеко ли до тайника?

– Осталось шагов сто, не более!

Новая молния ярко осветила окрестность. При ее свете Стефенсон успел разглядеть внутреннюю, вторую изгородь, обвешанную связками тростника.

– Осторожнее, здесь навалены пни! – предупредил хозяин. – Сейчас я отворю калитку, ступайте за лошадьми!.. Что вы делаете?.. Измена!

Аткинс совершенно растерялся. Стефенсон, не дослушав его последних слов, громко свистнул, и при свете новой молнии перепуганный конокрад увидел толпу людей, бежавших к нему. Вдруг он почувствовал, что чья-то сильная рука хватает его за ворот. Однако сознание страшной опасности придало разбойнику новые силы и помогло ему опомниться от остолбенения. Он резким движением вырвался из рук Стефенсона и бросился бежать.

Уэстон, сразу поняв, что они попались в ловушку, бросился вслед за Аткинсом по той же тропинке. Надеясь на знание местности, беглецы рассчитывали скрыться благодаря ночной темноте, но при блеске почти непрерывно сверкающих молний увидели, что все пути впереди охраняются часовыми. Тогда оба повернули назад и, преследуемые по пятам регуляторами, помчались к дому, решив проскользнуть между строениями и скрыться в лесу с противоположной стороны.

Пробегая уже между пристройками, Уэстон услыхал вправо от себя какие-то крики и возню, а впереди так отчетливо раздавалось эхо криков преследующих, что он принял их за новую засаду и, вне себя от отчаяния, бросился в первую попавшуюся дверь, ведущую, как оказалось, в помещение, где находились женщины с больным малышом.

При виде внезапно появившегося мужчины женщины повскакали со своих мест, напуганные не столько внезапностью появления, сколько ужасом, написанном на лице молодого конокрада.

– Спасите, спрячьте меня куда-нибудь! – пролепетал он, чтобы перевести дух.

– Что случилось, Уэстон? – спросила, вся дрожа, миссис Аткинс.

Уэстон не успел ответить, как послышались чьи-то быстрые шаги. Разбойник моментально скрылся под кроватью, и как раз вовремя: на пороге показался разгоряченный преследованием канадец.

– Где он? Куда он скрылся? Я видел, что он вбежал сюда!

– Кого вам надо? Чего вы врываетесь ночью в чужой дом, да еще командуете? – спросила негодующим тоном одна из женщин, знавшая, с кем ведет дружбу хозяин дома. Не дав ошеломленному внезапным исчезновением беглеца канадцу опомниться, она бесцеремонно вытолкала его за дверь и заперла ее на задвижку.

Затем в комнате поднялась невообразимая суматоха, женщины все разом заговорили, задавая друг другу всевозможные вопросы и строя всякие предположения по поводу только что произошедшей сцены.

В это время в дверь громко постучали.

– Простите, сударыня, что я беспокою вас! – раздался за дверьми голос, по которому миссис Аткинс с ужасом узнала Брауна. – Не приходил ли сюда к вам молодой человек?

Тут та же соседка поспешила на помощь хозяйке, почти потерявшей сознание от ужаса. По странной логике, свойственной женщинам, ей почему-то не захотелось сказать правду, и в то же время, не желая лгать, она отделалась уклончивым ответом.

– Удивляюсь, как это вы решаетесь ночью беспокоить дам и больного ребенка расспросами о каком-то молодом человеке!

Браун, удовольствовавшись таким ответом, отошел, а миссис Аткинс, с отчаянием ломая руки, бегала по комнате. Она прекрасно поняла, что недаром явился в такой неурочный час этот Браун, недаром так перепугался Уэстон. Очевидно, темные делишки ее супруга стали известны регуляторам, и ему уже нечего ждать пощады.

Между тем оба регулятора, сидевшие в комнате, приготовились к появлению хозяина, заслышав голоса и шум на дворе. Действительно, Аткинс не замедлил появиться. Он решил захватить на всякий случай свое оружие и не сдаваться без сопротивления в руки ожесточенных регуляторов. Но, вбежав, Аткинс увидел, что обе винтовки находятся в руках его врагов. Тогда он оттолкнул Кука и бросился к постели, где лежали пистолеты. Кук тем временем загородил дверь.

В бешенстве Аткинс взвел курок, прицелился и нажал спуск. Увы! Курок щелкнул, но выстрела не последовало. Тогда Куртис и Кук бросились на него и крепко связали веревками.

– Оцепите дом и не впускайте никого. Второй разбойник может удрать отсюда и предупредить сообщников! – скомандовал Браун товарищам, входя в комнату.

Браун, прошептав несколько слов вошедшему с ним Стефенсону, собирался уже выйти из комнаты, как перед ним, точно из-под земли, вырос какой-то человек, с горящими страшным внутренним огнем глазами, до ужаса грозно сверкнувшими в полутьме.

– Ассовум! – в изумлении отступил Браун. – Откуда ты?

– Я привел с собой друга вон этого! – указал индеец на связанного Аткинса.

– Кого именно?

– Джонсона! Трусливая собака, боясь Ассовума, хотел убить его исподтишка. Вот отравленные стрелы, которыми он намеревался гнусно подстрелить краснокожего во время отдыха!

– Мерзавец будет наказан по заслугам! – ответил Браун. – Но где ты пропадал до сих пор, друг мой?

– Белый брат, конечно, не думает, как другие, что Ассовум бездействовал? Я знаю убийц Гитзкота!

– Браво, мой друг! – радостно воскликнул Браун. – Кто же они?

– Джонсон и Роусон!

Если бы в эту минуту в дом ударила молния, регуляторы не были бы так поражены этим, как сообщением индейца.

– Не может быть! – воскликнул Браун.

– Краснокожий никогда не лжет! – с достоинством произнес Ассовум. – Его язык скорее отвалится, чем изречет неправду! Кроме того, бледный человек – сообщник конокрадов!

– Ты уверен, Ассовум? Отчего же ты раньше не сказал нам об этом?

– Я полагаю, Роусон причастен и к смерти Алапаги, и хочу окончательно убедиться в этом. Если бы Ассовум сказал раньше белым о преступлении проповедника, они попросту повесили бы его, не заботясь о втором преступлении. Ассовум – мужчина и вождь! Он сам хочет отомстить за смерть жены!

В это время в лесу раздался крик совы, повторившийся три раза через определенные промежутки времени.

– Что это? – спросил Браун. – Сигнал чей-нибудь или действительно крик совы?

– Вот этот знает лучше! – ответил Ассовум, указывая на затрепетавшего при сигнале Аткинса, и сам повторил тот же крик. Однако ответа не последовало, и Аткинс, улыбнувшись, повернулся спиною к Брауну.

Вскоре вновь раздался пронзительный крик: Вильсон и Бариль схватили Уэстона, принявшего наступившую тишину за отъезд регуляторов и намеревавшегося скрыться в лесу.

Через несколько минут снова показался Ассовум с двумя регуляторами, несшими связанного Джонсона. Вся почтенная компания, за исключением Коттона и Роусона, таким образом, оказалась налицо.

– Теперь дело за бледнолицым! – сказал Ассовум.

– О ком еще говорит индеец? – поинтересовался Стефенсон.

– Завтра вы увидите его! – ответил Браун. – Надеюсь, вы погостите у нас денек-другой. Нам очень бы хотелось, чтобы вы присутствовали и на суде арканзасских регуляторов!

– Благодарю вас! А когда вы думаете провести суд?

– В понедельник утром!

– Где?

– На лужайке, в лесу, неподалеку от мельницы. Там есть, кстати, и пещеры, куда мы посадим пока этих, а позже и других пленников!

– А разве вы хотите захватить еще кого-нибудь?

– Да, Коттона и Роусона!

– Как! – вскричали с изумлением все присутствующие, не слыхавшие еще сообщений Ассовума. – Методистского проповедника?

– Его самого! – хладнокровно отозвался их командир.

– Кто же его обвиняет?

– Ассовум! – коротко сказал Браун, указывая на подошедшего индейца.

– Да, руки бледнолицего святоши обагрены кровью. Все воды Фурш Лафава не могли смыть этих кровавых пятен!

– И этот негодяй завтра женится на дочери нашего почтенного Робертса! – с ужасом заметил Кук. – Как хотите, но этому трудно поверить!

– Не может быть, чтобы этот праведный человек, – заметил Мулинс, – решился на такое гнусное преступление – убивать себе подобных!

– Теперь, господа, не время препираться о том, мог или не мог совершить Роусон преступление! – твердо сказал Браун. – Если он невиновен, ему нетрудно будет оправдаться. Теперь же поспешим к дому Джонсона, захватить его приятеля, Коттона. Ассовум укажет дорогу. Рано утром мы должны быть у Робертсов, чтобы взять Роусона и помешать его свадьбе с Мэриан!

По распоряжению Брауна отряд разделился на три части. Шесть всадников конвоировали пленников, которых повели сначала на ферму Вильсона. Двое остались на всякий случай на ферме Аткинса, а остальные во главе с Ассовумом отправились к дому Джонсона.

Наступила полночь. Из двери хижины Джонсона поспешно вышел Коттон с узелком необходимых вещей и оружием. После исчезновения Джонсона он догадался, что дело неладно, и спешил скрыться из опасного места. Запрятав лишние вещи в дупло дерева, конокрад раздул факел, поджег хижину и поспешно удалился, мысленно проклиная регуляторов.

 

Глава XIV

Свидание негодяев. Разоблачение

Стоявший неподалеку от берега Фурш Лафава на краю большого болота дуб с двумя скрещенными нижними ветвями часто служил местом свидания членов шайки конокрадов. Неподалеку от него находилась полуобгорелая хижина, сожженная одним неосторожным охотником.

Не раз Роусон, давно познакомившийся с этим местом, желая поразить суеверных, малообразованных слушателей крестообразной формой ветвей, читал здесь свои проповеди и устраивал молитвенные собрания.

Покинув хижину Джонсона, Коттон пришел несколько раньше к назначенному месту свидания и решил остаток времени посвятить охоте. Поиски дичи оказались бесполезными, а Роусон все не приходил. Нетерпение разбойника возрастало, а вместе с ним росла в душе Коттона и тревога. После подозрительных происшествий прошедшей ночи конокрад все время находился под постоянным страхом, и каждый упавший лист, каждая хрустнувшая поблизости веточка заставляли его настороженно озираться по сторонам.

Вдруг в лесу раздался громкий треск валежника. Перепугавшийся Коттон припал к земле, пополз, как змея, и скрылся за огромным пнем. Здесь он замер в такой позе, выжидая, что будет. Вскоре его опасения рассеялись – то шел его долгожданный Роусон. Тогда он вскочил и сердито произнес:

– Давно было пора прийти! Вы заставили меня промучиться здесь битый час, показавшийся мне чуть не вечностью!

– Я не опоздал. Сейчас всего половина девятого, а я обещался прийти в девять. Чего же вы горячитесь?

– Ну, значит, я ошибся во времени. Однако к делу, так как это наше свидание будет последним!

– Это почему? – удивился Роусон. – Да что с вами, Коттон? – спросил он, заметив состояние своего собеседника. – Что означает и эта бледность, и этот необъяснимый страх? Неужели…

– Я сообщу вам ужасные подробности! Кто навел регуляторов на след – не знаю, только Джонсон, ушедший ночью, долго не возвращался, и я, желая отыскать его, пошел на разведку и убедился, что регуляторы вломились в дом Аткинса и схватили его!

– О, проклятие! – вскричал, бледнея, Роусон. – Неужели Аткинс проболтался?

– Почем я знаю! Я уверен только, что они захватили Уэстона и Джонсона. Когда я убедился, что Джонсон пропал, то пошел к ферме Аткинса. Приближаясь к ней, я еще издали услыхал какой-то подозрительный шум. Вскоре до моего слуха донесся топот скачущих лошадей. Я дополз до нашего тайника и увидел, что ворота его отворены настежь. Понятно, что я с большой осторожностью уполз обратно в лес и издал наш условленный сигнал – крик совы. Ответа не последовало. Тогда я повторил крик во второй раз, в третий…

– И что же?

– Только через долгий промежуток времени раздался ответный крик, но совсем не столько раз и не с такими промежутками, как у нас было условлено. Я понял, что дело дрянь, и начал осторожно пробираться к лесу. В это время при свете молнии я разглядел, что регуляторы вяжут какого-то человека, и по голосу догадался, что то был Уэстон. Медлить более было нельзя. Я быстро бросился к нашей хижине, забрал все необходимое, спрятал в дупле, а хижину поджег. Даже идя сюда, на свидание с вами, я не был уверен, придете ли вы, не схватили ли регуляторы и вас!

– Положение чертовски затруднительное! Как вы думаете, где сейчас Джонсон?

– По-моему, тоже в руках регуляторов! Иначе он давно был бы здесь!

– Единственное, что нам теперь остается, – бежать, и как можно скорее.

– Если мы этого теперь не сделаем, нас поймают!

– Нам необходимо постараться тем или иным путем скрыться во что бы то ни стало!

– И мы покинем в несчастье наших друзей? – спросил Коттон.

– Нашел о ком заботиться! Да что, им легче, что ли, будет, если нас повесят рядом с ними? Не время думать о других, нужно позаботиться о собственной шкуре… О, проклятье! Я и забыл, что сегодня у меня должны собраться гости, черт бы их побрал!.. Вот что: направляйтесь к моему дому и спрячьтесь на чердаке, а я поспешу к Робертсам, постараюсь оттянуть их приезд и скоро вернусь к себе! – И методист поскакал к дому своей невесты, где шли спешные приготовления к брачной церемонии и где его с нетерпением ожидали.

Гарпер и Баренс уже находились тут. Хлопотливая миссис Робертс носилась по всему дому, укладывая и снова разбирая по десяти раз сложенные сундуки.

– Ты бы шла одеваться, Мэриан, – сказала она. – Эллен тебе поможет. Поспеши; как только приедет мистер Роусон, я с Самуилом уложу вещи на лошадей и отправлюсь вперед.

Девушки отправились к себе в комнату, а миссис Робертс снова принялась за свои хлопоты. Наконец она решила, что все сделано, приготовлено, вещи уложены, и она может немного отдохнуть. Только она подняла голову от последнего завязанного сундука, как увидела перед собой Ассовума. Лицо его, полускрытое густыми волосами, имело такое дикое выражение, появление его было так неожиданно, что миссис Робертс вскрикнула от страха и изумления.

– Господи, да это ты, Ассовум! Как ты меня напугал! Где это ты пропадал столько времени, скажи на милость?

– Состоялась ли уже свадьба бледнолицего человека с вашей дочерью? – ответил Ассовум вопросом на вопрос. – Не опоздал ли Ассовум?

– Что вы говорите? Не случилось ли чего-нибудь с мистером Роусоном? Вы ведь его, кажется, называете бледнолицым человеком?

– О, с ним ничего не случится! О нем теперь позаботятся регуляторы!

– Какое дело мистеру Роусону до регуляторов? Он ничего общего не имеет с ними и даже не одобряет их действий!

– О, без сомнения, не одобряет! – иронически произнес Ассовум, улыбаясь. Его улыбка вышла такой свирепой, лицо индейца так исказилось, что миссис Робертс, слышавшая, будто Ассовум после гибели жены стал несколько ненормальным, сочла его вконец помешавшимся.

Ассовум прекрасно понял, что подумала про него хозяйка дома, и сказал более мягким, но все же твердым тоном:

– Ассовум совершенно здоров и пришел спасти вашу дочь. Неужели ваш друг, краснокожий, опоздал?

– Спасти мою дочь? От кого?

– Ваша дочь стала уже женой бледнолицего человека?

– Нет еще! Но что же тебе нужно от мистера Роусона?

– Его ищут регуляторы! Он – убийца Гитзкота!

– О, боже мой! – воскликнула миссис Робертс, в совершенном изнеможении опускаясь на ближайший стул. – Нет, не может быть! Ты лжешь! Кто посмеет обвинить этого человека в таком ужасном преступлении?

– Я! – спокойно ответил индеец. – Он, конечно, будет иметь возможность защищаться, но у меня в руках неопровержимые доказательства. Я даже подозреваю, что он – убийца и моей дорогой Алапаги!

– Да не может же этого быть, говорю тебе! – с отчаянием в голосе воскликнула миссис Робертс. – Я никогда этому не поверю! Это просто какая-нибудь ошибка. Я уверена, что мистер Роусон будет оправдан каким угодно судом!

– Ну, я так не думаю! Где ваш муж? Где ваша дочь? Где, наконец, сам бледнолицый человек?

– Мистер Роусон вот-вот должен приехать и тогда сам опровергнет ложное обвинение против него!

– Ложное обвинение? Припомните, миссис, с каким жаром он схватился за мысль, что убийца Гитзкота – Браун; припомните, что на другой день после убийства Алапаги он был ранен, а вот томагавк, которым защищалась моя жена; наконец, вот пуговица, найденная мною в зажатом кулаке моей жены; многие, хорошо знавшие Роусона, утверждают, что она сорвана с его охотничьей куртки…

Слова индейца были прерваны топотом лошади. Приехал Роусон.

– Да вот и он сам! – торжественно произнес краснокожий, поспешно убирая со стола томагавк. – Если этот бледнолицый задрожит, когда старая женщина скажет ему в глаза, что он убийца, что, она и тогда тоже не поверит Ассовуму?

С этими словами Ассовум скрылся за альковом кровати, и почти тотчас же вошел Роусон. Не будь он так озабочен собственными проблемами, ему сразу бы бросилась в глаза неестественная бледность хозяйки. Но, не обратив на это внимания, он спросил, где его невеста и готова ли она.

Та отвечала, что все уже отправились к нему домой. Злобное проклятие чуть не сорвалось с губ проповедника. Однако, рассчитывая на быстроту своего коня, Роусон решил, что ему удастся догнать их раньше, а уж там поступать, как укажут обстоятельства. Он уже собирался выйти, но миссис Робертс остановила его.

– Мистер Роусон, мне нужно поговорить с вами. Обещайте быть со мною совершенно откровенным!

– Но разве я был когда-нибудь с вами неоткровенным? – спросил он, опуская глаза под пытливым взором хозяйки: негодяй точно чувствовал какую-то беду.

– Мистер Роусон, сегодня мне передали такие слухи относительно вас, что я попросту отказываюсь им верить!

– Относительно меня? – с содроганием произнес Роусон. – Кто же принес вам это сообщение?

– Я, конечно, не верю им и не сомневаюсь, что вы окончательно опровергнете подобные обвинения, но…

– О чем вы говорите? Решительно отказываюсь понимать вас! – пробормотал Роусон, искоса поглядывая на всякий случай на дверь и опираясь руками на стол, на краю которого лежала оставленная Ассовумом, нарочно или нечаянно, пуговица.

– Бога ради, не дотрагивайтесь до этой пуговицы! – в ужасе воскликнула миссис Робертс. – Это…

– Это пуговица от моей охотничьей куртки. Чего вы испугались, миссис Робертс? Вероятно, она случайно оторвалась…

– Так это ваша пуговица? – перебила его миссис Робертс.

– Ну да! Что ж тут удивительного или ужасного?

– Эта пуговица найдена в кулаке убитой Алапаги! – произнесла миссис Робертс, поднимаясь со стула. – Потерять ее мог только убийца индианки!

Роусон быстро схватился за пистолет, спрятанный в кармане. В эту минуту из-за занавески показался Ассовум с наведенной на него винтовкой и произнес:

– Если двинешься с места, я тебя прикончу!

Миссис Робертс, думая, что Ассовум на самом деле убьет Роусона сейчас, бросилась между ними и отвела рукой ствол винтовки.

– Ради Создателя, не убивайте его хоть при мне!

Роусон мгновенно воспользовался моментом – выскочил в окно, вскочил на лошадь и помчался в лес.

Ассовум, осторожно отстранив обессилевшую от пережитых волнений хозяйку, выскочил вслед за ним, вырвал у негра, водившего лошадь, приготовленную для миссис Робертс, повод, сбросил женское седло, вскочил на нее и поскакал вслед за удиравшим негодяем.

 

Глава XV

Осада

– Вот и дом Роусона! – сказал Робертс, указывая на уютный домик, стоявший почти на самом берегу реки.

– А я не знал, что он находится так близко от моей фермы. Значит, мы теперь будем соседями, мисс Мэриан!

– Ну, Мэриан, нравится тебе твое новое жилище? – спросил отец. – По-моему, здесь немного пустынно. Впрочем, густые вековые деревья несколько скрадывают пустынность и оживляют картину!

– Да, здесь как-то одиноко и жутко! – ответила Мэриан дрожащим голосом. – Я думаю, что здесь жить не слишком весело!

– О, все это скоро примет более оживленный вид, стоит только пустить на лужайку скот с бубенчиками на шее, а во двор – домашнюю птицу!

– Да зачем же мистеру Роусону обзаводиться хозяйством, если через несколько дней он переселится на ферму Аткинса? – спросил Гарпер.

– Все равно, – сказал Баренс. – Семейному человеку и дня не прожить без привычной домашней обстановки…

– Что с тобою? – спросила вдруг Мэриан у Эллен. – Отчего ты вздрогнула?

– Мне показалось, что кто-то смотрел вон в то чердачное окно! Впрочем, я, вероятно, ошиблась!

– Конечно, ошиблись! – засмеялся Робертс. – Если и предположить, что какой-нибудь гость забрался в дом спозаранок, то зачем ему торчать на чердаке, когда в доме несколько удобных комнат!

Тем временем гости спешились и подошли к крыльцу.

– Какая крепкая дверь! – сказал Гарпер, входя в сени. – Такую не скоро сломаешь. Право, здесь вовсе не дурно! Как жаль, что мой дом, особенно после смерти Алапаги, не сравнить с этим!

– Полно, Гарпер, вскоре, может, и у вас заведется хозяйство. Брауну давно пора жениться, думаю, он приведет в ваш дом хозяйку, а она живо все устроит как следует!

– Эй, Мэриан, иди сюда, принимай гостей: теперь ведь это твои владения! А мы, господа, пока наберем дров да растопим камин, так что к приезду моей жены все будет готово. Где топор у хозяина? Должно быть, во дворе! Пойдемте, друзья мои!

Мужчины вышли во двор, а девушки остались одни в комнатах.

– Отчего ты все плачешь, Мэриан? – участливо спросила Эллен. – Какое горе тебя удручает? Ты не поделишься с подругой?

– Да, я все скажу! – всхлипнула девушка, горячо обнимая подругу. – Все равно, теперь ничего не вернешь! Но что ты увидела в окне?

– Мэриан, смотри, кажется, твой жених. Его понесла лошадь!

– Стойте, Роусон, стойте! – кричал тем временем на дворе Баренс. – Чего вы скачете как безумный!

– О, дьявол! – воскликнул Гарпер, чуть не сшибленный лошадью, отскакивая в сторону. – Что с ним стряслось?

Роусон не удостоил их ответом, даже не взглянул на них. Быстро соскочив с лошади, он вбежал в дом, запер дверь на задвижку и оглянулся вокруг. Видя, что в доме нет никого, кроме девушек, он схватил со стены винтовку и, сверкая глазами, громко крикнул:

– Коттон, вы здесь?

– Здесь, – раздался голос сверху, – я вижу индейца. Он, вероятно, преследует вас, будьте внимательнее!

– Живо спускайтесь! – продолжал Роусон. – Сколько там наших врагов? Нам придется выдержать неравную борьбу!

Коттон спустился вниз. Эллен, увидя человека, которого боялась больше всего на свете, зашаталась от волнения.

– Мистер Роусон, что все это значит? – спросила Мэриан. – Пустите меня к отцу. Еще раз спрашиваю вас, что это значит?

– Скоро вы все узнаете! – иронически произнес Коттон, беря вторую, стоявшую в углу винтовку. – А вас, Роусон, я не поблагодарю! Зачем вы заставили меня целый час сидеть на чердаке? Чтобы попасться в западню? Да будь я теперь в лодке, не дожидаясь вас, уплыл бы себе преспокойно!

– Убирайтесь к черту! – закричал кому-то через дверь Роусон. – Если вы еще сунетесь сюда, я пущу вам пулю в лоб!

В подтверждение своих слов он выстрелил и, бросив карабин на пол, быстро достал из-под матраца кровати еще четыре ружья.

– Ну, теперь проклятый краснокожий не так-то легко отделается от меня!

– А что будем делать с этими девчонками? – спросил Коттон.

– Оставим здесь как заложниц: их жизнь служит обеспечением нашей собственной. Только бы продержаться до вечера, а там мы спасены!

– Все-таки не понимаю, на кой дьявол они нам сдались? Все равно эти негодяи подожгут дом!

– В том-то и штука, что не посмеют! Девчонки поумерят их прыть. Вон подходит старик Робертс, без оружия. Должно быть, ему хочется повидаться с дочерью, но я ему этого не позволю.

Когда ошеломленные охотники расступились перед быстро скакавшим Роусоном, тотчас же скрывшимся в доме, из лесу показался гнавшийся за ним Ассовум с винтовкой в руке.

– Ассовум! – закричал Баренс. – Почему ты преследуешь Роусона? Что ты от него хочешь?

– Я разорву его на части, вырву сердце и выпущу кровь! – яростно проревел краснокожий, соскакивая с лошади и влезая на изгородь.

В этот-то момент и раздался выстрел Роусона. Индеец свалился с забора, но через секунду вскочил и укрылся за большим деревом, откуда мог удобно наблюдать за домом и, следовательно, воспрепятствовать бегству Роусона.

Баренс и Гарпер поспешили присоединиться к индейцу, а Робертс направился к дому, чтобы вырвать из рук Роусона свою дочь. Он еще не знал, что именно совершил Роусон, но уже был уверен, что тот сотворил что-то недоброе.

– Назад! – закричал ему через дверь Роусон, не подпуская близко к дому. – Назад, говорю вам, если жизнь вам дорога!

– Выпустите мою дочь! – крикнул Робертс. – Что вы имеете против нас? Отпустите ее ко мне!

– Назад! – закричал Роусон, вскидывая винтовку.

Мэриан, увидев опасность, грозившую ее отцу, бросилась к своему жениху и помешала ему выстрелить.

– Коттон! – крикнул взбешенный таким вмешательством методист. – Да уберите от меня эту несчастную девчонку!

– Так давайте свяжем обеих!

Негодяи набросились на беззащитных пленниц и стали их связывать.

– На помощь! На помощь! – закричали девушки, пытаясь вырваться.

– Мерзавец, негодяй, разбойник! – гремел за дверью Робертс, налегая на нее плечом; она не поддавалась. Баренс и Гарпер, еще не совсем оправившийся от болезни, бросились на помощь своему другу, но было уже поздно: девушек связали, и оба разбойника приготовились к защите с винтовками в руках.

– Первому, кто приблизится к дому, всажу пулю в лоб!.. – громко заявил Роусон, переходя затем к устроенной им из досок бойнице, откуда он намеревался высмотреть индейца. Однако Ассовум предвидел это и спрятался за дерево, лишь по временам посматривая назад: регуляторы вскоре должны были приехать к дому Роусона.

После отступления огорченный Робертс предложил своим приятелям остаться за оградой, а сам, один, без оружия подошел снова к дому. Но не успел он начать переговоры, как Роусон прервал его:

– Пожалуйста, без долгих рассуждений! Что вам надо? Возвратить вам дочь? На каких условиях?

– Я согласен на любые ваши условия. Берите мою лошадь и спокойно уезжайте, куда хотите! – отвечал вне себя от горя несчастный отец. – Возвратите нам мою дочь и Эллен, и никто не подумает преследовать вас!

– Роусон, соглашайтесь скорее! – прошептал Коттон. – Конечно, в случае, если мне будут предложены такие же условия.

– Что я, дурак, чтобы поверить болтовне старого черта? Да Ассовум тотчас же угрохает нас на месте, едва мы высунем нос! Неужели вы думаете, что он добровольно согласится отпустить того, кого он ненавидит больше всего? Подождем до ночи, тогда и постараемся спастись!

– Отчего бы не попробовать сделать это сейчас? Наши враги немногочисленны и почти безоружны!

– Они-то нам не страшны, а вот краснокожий портит все дело!

– А что будем делать, когда прибудут регуляторы?

– Поджечь дом они все равно не решатся, так как им придется проходить под нашими пулями, если же мы продержимся здесь до ночи…

– И тогда?..

– Тогда мы спасены: под полом подземный ход, вырытый мною и Джонсоном; он ведет к реке, туда, где спрятана лодка!

– Так отчего же мы не пользуемся этим прекрасным средством спасения до прибытия регуляторов?

– Вы совсем перестали что-нибудь соображать! Ассо-вум засел у реки совсем недалеко от того места, где укрыта лодка. Если бы даже нам и удалось незаметно от него спустить ее в воду, он по шуму догадается, что происходит.

– А регуляторы?

– Черт бы их побрал! Во всяком случае, пока девчонки в наших руках, мы в относительной безопасности.

– Что же вы не отвечаете? – раздался у дверей голос Робертса. – Согласны на мое предложение? Быть может, вы не одни в доме, так мы согласны отпустить и ваших сообщников. Отдайте девушек и проваливайте!

– Ассовум грозился убить меня и непременно исполнит свою угрозу. Постарайтесь уговорить индейца подтвердить ваше условие, тогда я соглашусь. В противном же случае при первой попытке взять дом штурмом я убью девчонок!

– О, конечно, Ассовум согласится! – радостно воскликнул в ответ на это предложение Робертс. – Он подтвердит мое обещание!.. Но, боже мой, уже поздно, подъезжают регуляторы!

Робертс сказал правду: это были они. Обрадованный этим, Ассовум поспешил к ним навстречу, испустив полный торжества воинственный клич своего племени.

Роусон сразу понял, какой смертельной опасности он подвергнется, если попадет в руки своего непримиримого врага и мстителя. Однако ужас не помешал ему воспользоваться неосторожностью Ассовума, покинувшего свое укрытие. Разбойник быстро прицелился и выстрелил, на этот раз удачнее: кровь индейца из задетого пулей предплечья брызнула на землю. К счастью, рана оказалась пустяковой, и индеец возвратился на прежнюю позицию. Возмущенные регуляторы быстро спешились и бросились к дому, но вернувшийся в это время Робертс предупредил их об опасности, которой они подвергают девушек своим нападением.

– О, неужели Мэриан во власти этого негодяя? – с ужасом воскликнул Браун. – Что же теперь делать?

– Выломаем дверь и ворвемся в дом, – предложил Гарфильд, – а если негодяи попробуют причинить хоть малейший вред девушкам, мы сожжем их заживо. В противном же случае мы готовы удовольствоваться повешением! Вот и веревки!

– Нет, это вряд ли нам удастся! – отвечал Браун. – Разбойники, доведенные до крайности, готовы на все. Нужно придумать что-то другое. Где Ассовум?

– Господа! – вмешался Стефенсон. – Пока мы здесь будем совещаться, негодяи могут удрать. Нужно расставить вокруг дома часовых!

– Дом оцеплен! – ответил Браун. – У самого опасного места – у реки стоит Ассовум, он-то уж не упустит их!

– По-моему, – продолжал Стефенсон, – следует хорошенько стеречь их – вот и все. К вечеру нужно будет разложить костры, чтобы негодяи не воспользовались темнотою. Я полагаю, что ночью они непременно попытаются бежать к реке, через которую рассчитывают перебраться вплавь или на лодке, если таковая имеется у них! Но вон подходит Ассовум, послушаем, что он скажет.

Браун поспешил перевязать своему другу руку и спросил:

– Отчего вас так боится Роусон?

– Потому что чувствует, что я узнал, кто убийца Алапаги!

– Кто же?

– Он сам!

– Как! Убийца Алапаги – Роусон? – воскликнули окружающие.

– Алапага убита им. Его кровь запеклась на рукоятке ее томагавка.

– Вот так праведник! – с иронией воскликнул Гар-фильд.

– Не вздумайте нападать на дом, – продолжал Ассовум, – так как, во всяком случае, Роусон умрет и умрет мужественно, даже с удовольствием. Но он принадлежит одному мне, прекрасно это знает и потому не дастся живым в руки. Подождите, пока стемнеет. Тогда Ассовум берется провести вас к такому месту, где можно захватить негодяев живыми!

В это время подъехал негр, слуга Робертсов, посланный своей госпожою с поручением узнать, как обстоят дела. Ей решили пока ничего не говорить об опасности, которой подвергается ее дочь.

– Когда мы проезжали мимо их дома, – сказал Кук, – миссис Робертс кричала нам, чтобы мы спасли ее дочь от негодяя Роусона. Откуда она могла узнать о его преступлении?

– Он сам выдал себя! – ответил Ассовум. – Ну, да об этом я расскажу позже.

 

Глава XVI

План Ассовума

– Смотрите, – сказал Коттон, – Ассовум покинул свой пост. Не воспользоваться ли удобным моментом и ускользнуть на лодке?

– Вы с ума сошли! Если теперь заметят лодку, мы лишимся последней надежды на спасение. Дождемся ночи!

– Ну а если регуляторы оцепят дом так, что нам не удастся прорваться? Ведь в таком случае мы рискуем умереть с голода!

– Ладно, – усмехнулся Роусон. – Девчонки скорее подохнут, чем мы!

– Так-то так, но…

– Постойте, – перебил его методист, – есть еще одно соображение, подойдите-ка поближе, чтобы нас не услыхали пленницы. Регуляторы, конечно, уверены, что мы в темноте попытаемся пробраться к берегу, и совсем не догадаются поставить часового в густых камышах, куда выходит подземный ход.

– А что мы будем делать с девушками? Возьмем с собой?

– Конечно, черт возьми! Они послужат нам на всякий случай, прикрытием от пуль.

– А если они поднимут крик и выдадут нас?

– Заткнем им рты, а кроме того, придумаем какую-нибудь уловку, чтобы обмануть их. Послушайте, – сказал он, подходя к связанным девушкам, – обещайте, что будете молчать, по крайней мере, час после нашего ухода отсюда! Тогда мы оставим вас здесь!

– О, с удовольствием, – радостно воскликнула Эллен. – Только, будьте добры, развяжите веревки!

– Ну уж нет! – отрубил Роусон. – Будьте довольны, что вам предоставили возможность действовать языком!

– Но веревки нестерпимо режут мне руки!

– Пожалуй, я ослаблю веревки, – сказал Роусон, подходя к кровати, к которой были привязаны девушки.

– Роусон, смотрите, вон ползет проклятый Ассовум! К сожалению, он так припал к земле, что нет ни малейшей возможности прицелиться в него, он извивается как уж!

– Вот вам прекрасный случай доказать свою меткость, которой вы не устаете хвастаться! – насмешливо отвечал Роусон. – Попробуйте попасть в краснокожего. Плачу за удачный выстрел сотню долларов!

– Ого! – воскликнул Коттон, внимательно следя за то исчезающим, то снова показывающимся индейцем. – Значит, вы немало заработали вашим прибыльным занятием!

С этими словами он вскинул винтовку, прицелился, но принужден был снова опустить ее.

– Черт возьми! – пробормотал он. – Сотня долларов за выстрел… стоит постараться! Ну-ка, еще разок!

Разбойник медленно стал наводить дуло и, наконец, улучив удачный момент, приготовился спустить курок. Как раз в этот момент краснокожий сделал еще одно ловкое движение и скрылся совершенно.

– Проклятый! – выругался одураченный Коттон. – Легче поймать молнию, чем его! Однако, смотрите, Роусон, как бы он не добрался до лодки!

Собственно говоря, у Ассовума не было никакого определенного плана. Он даже не подозревал о существовании лодки и хотел только отвлечь внимание осажденных. Он решил во что бы то ни стало овладеть своим врагом до восхода солнца, не обращая внимания даже на его угрозы убить девушек. Разве его возлюбленная Алапага не была убита тем же Роусоном и так же предательски? Ассовум предпочел рискнуть жизнью Мэриан и Эллен и попытаться осуществить свою месть.

Меж тем, как ни долго казались и осажденным, и осаждающим часы томительного ожидания, начинало смеркаться. Приближалось время, когда предстояло решиться на что-то и действовать энергичнее, не довольствуясь пассивным поддержанием статус-кво.

– Лишь только совершенно стемнеет, – сказал Роусон своему товарищу, – я спущусь к реке и посмотрю, как обстоят дела с лодкой. А затем перенесем туда наших пленниц!

– Если они будут сопротивляться, я без церемоний угощу их ударом кулака. По крайней мере, они тогда очнутся не раньше, чем мы успеем уплыть миль за пять отсюда!

– Говорите тише, а то ваша будущая супруга что-то внимательно прислушивается к нашему разговору. Если они догадаются о наших планах, то поднимут такой крик, что регуляторы бросятся им на выручку, несмотря на наши угрозы. Будьте внимательнее! – предупредил его Роусон, поднимая половицу, скрывавшую ход в подземелье. – Я сейчас вернусь!

– Мэриан, – тихо произнесла Эллен, – не теряй надежды. Я сумела освободить одну руку. Сейчас развяжу и другую!

– Ради бога, – взмолилась Мэриан, – развяжи руки и мне! Я изнемогаю от боли!

Освободясь от веревок, Эллен внимательно окинула взглядом помещение, отыскивая какое-нибудь оружие. К счастью, как раз у кровати, на стуле, лежал пистолет, а на стене висели две винтовки. Стоило только протянуть руку, чтобы достать и то и другое.

Только Эллен потянулась к Мэриан, чтобы освободить ее от веревок, как половица приподнялась, и из-под нее показалась голова Роусона.

– Вы ничего не слышали, Коттон? – прошептал он подошедшему товарищу.

– Нет!

– Мне послышался звук ломаемых досок. Неужели кто-нибудь успел пробраться к дому?

– Не может быть. Вы, должно быть, ослышались! Лодка в порядке?

– Все готово к бегству. Нужно немедленно же воспользоваться тем, что почти все регуляторы собрались перед фасадом дома, и темнота совершенно скроет нас от преследователей.

– А как быть с пленницами?

– Заставим молчать и потащим с собою!

– Каким образом мы вдвоем потащим оружие, чемодан с провизией да еще этих проклятых девчонок?

– Берите оружие и отправляйтесь. Через десять минут вы уже вернетесь, я вас подожду здесь. Провизия в лодке.

– Ну и прекрасно! Я постараюсь вернуться как можно скорее!

Коттон исчез в подземелье, а Роусон тревожно принялся ходить взад и вперед по комнатам. Все было тихо. Эллен осторожно приподнялась, схватила со стула пистолет и приняла прежнее положение.

Роусону наконец стало надоедать тоскливое ожидание. Он нетерпеливо прошелся еще раз и быстро спустился в подземелье послушать, не идет ли Коттон.

– Как жаль, что под руками нет ножа, чтобы перерезать путы! – прошептала Эллен дрожащей от волнения подруге.

– У меня под ногою шевелится доска, – сказала Мэриан. – Что это значит?

– Неужели? Тебе это не кажется? – радостно спросила Эллен. – Ведь это наши спасители… Река находится с противоположной стороны дома, следовательно, подземный ход не может проходить здесь.

– О, если бы можно было развязать мои руки! – простонала Мэриан.

– Черт побери этого Коттона! – проворчал Роусон, возвращаясь в комнату. – Ничего не видно и не слышно. Уж не вздумал ли он удрать один? Приходится идти одному. Во всяком случае – вперед!

В этот момент доска возле Мэриан приподнялась, и показалась голова краснокожего.

Роусон, схвативший ружье, приготовился уже спуститься в подземелье, когда доска, приподнятая Ассовумом, отлетела в сторону. Методист быстро обернулся на стук и увидел, при слабом свете сумерек, голову своего заклятого врага, готового воспользоваться замешательством Роусона, чтобы выскочить из-под пола.

Роусон, действительно, был страшно поражен, но моментально оправился и ринулся на индейца, находившегося в крайне невыгодном для борьбы положении. Методист уже замахнулся, готовясь нанести смертельный удар краснокожему прикладом, как Эллен вскинула пистолет и выстрелила. Все это она проделала так быстро, что негодяй не успел ни броситься на нее, ни ударить Ассовума.

С проклятием Роусон рухнул на пол, а краснокожий, воспользовавшись этим, вскочил в комнату, как ягуар, прыгнул на него и придавил его грудь коленом.

Вслед за Ассовумом из отверстия показался Куртис, и в то же время из подземелья высунулась голова Коттона. Увидев опасность, угрожавшую его товарищу, он отважно бросился ему на помощь. Тем временем Куртис влез в комнату, а Эллен бросилась отодвигать засовы двери, в которую уже ломились регуляторы.

Коттон понял, что борьба проиграна; шмыгнул в подземный ход и, пользуясь темнотою, добежал до реки. Куртис, бросившийся за ним, споткнулся и упал головою вниз.

– Скорее давайте факелы! – крикнул ворвавшийся в комнату Гарфильд. – Один из негодяев скрылся под полом!

– Тут подземный ход! – закричал снизу Куртис. – Разбойник, наверное, уже бежал! Проход тянется до самой реки!

– Нет ли у кого-нибудь платка? – спросил Ассовум, связывая Роусона по рукам и ногам ремнями.

– Зачем он тебе, друг?

– Бледнолицый ранен!

– Индеец чувствует сострадание к своему врагу! – изумился Стефенсон. – Это что-то новенькое!

– Какое тут сострадание! – сурово произнес краснокожий. – Кто смеет утверждать, что Ассовум питает сострадание к убийце Алапаги? Этот негодяй не умрет от пули девушки! Месть принадлежит Ассовуму!

– Вот платок! – сказал Стефенсон, подавая фуляровый платок Ассовуму и наклоняясь над раненым. – Ба, да эта противная рожа кажется мне знакомой!

Роусон с удивлением посмотрел на говорившего.

– Ого, – продолжал тот, – да это убийца скотопромышленника!

– Проклятье! – прошипел раненый.

– Где Браун? – спросили несколько человек.

– Я здесь, господа! – отозвался командир. – Нет ли у кого-нибудь уксуса?! Мисс Мэриан в обмороке!

– Уксуса нет, а вот виски и вода! – сказал молодой Стефенсон, подавая две жестяные фляжки.

– Поймали кого-нибудь? – спросил Гарфильд, увидя группу возвратившихся регуляторов.

– Нет, – отвечал один из них. – Когда мы подбежали к реке, то вдалеке заметили лодку. Мы выстрелили; через минуту послышался шум, точно от падения тела в воду. Не могу утверждать точно, но думаю, что один из беглецов непременно убит!

– С Роусоном здесь был только Коттон! – заметила Эллен.

– Жаль, что нам не удалось захватить и этого мерзавца! – сказал Вильсон. – А что станется с Роусоном?

– Завтра его и остальных пойманных разбойников будут судить! – ответил Браун. – Мистер Робертс, надеюсь, что вы также придете на суд. Кто на карауле у входа?

– Канадец, – отвечал Кук. – Двое наших пустились в погоню за беглецом. Я полагаю, что в окрестностях никого из шайки этих негодяев не осталось, раз в доме были только Роусон и Коттон!

– Не напали ли на след мулата?

– Нет, – ответил подошедший в это время Ассовум. – Его след идет по направлению к горам, так что за ним теперь гнаться бесполезно!

– Не забудьте осмотреть завтра утром весь дом! Я попрошу об этом вас, Гарфильд!

– А как мы перевезем нашего пленника? – спросил Куртис. – Ведь у нас нет лодки!

– Вы можете быть совершенно спокойны! Ассовум о нем позаботится. Смотрите, он сидит около Роусона, как нянька у постели больного ребенка. Не желал бы я теперь быть на месте почтенного проповедника!

– Пожалуй, – подхватил Куртис, – если бы мы вздумали освободить его, Ассовум непременно прирезал бы несчастного и снял с него скальп!

– Рана не позволит ему ехать верхом! – заметил Стефенсон, осматривая руку раненого. – У него совершенно раздроблен локоть!

– Так рана опасна? – с тревожным беспокойством спросил Ассовум, только при последних словах вышедший из состояния какой-то мрачной озабоченности.

– Конечно! – ответил переселенец. – Особенно если он простудится при переезде на сыром ночном воздухе!

– В таком случае, я понесу его на руках! – воскликнул индеец.

– Кого? Роусона? – не поверил своим ушам Баренс.

– Да, его! – отвечал спокойно краснокожий, принимаясь заботливо укутывать пленника в шерстяное одеяло.

– Господа! – громко заявил Робертс, обращаясь ко всем присутствующим. – Надеюсь, завтра вы все соберетесь у меня? А теперь пора! Неужто краснокожий в самом деле потащит Роусона на себе?

Не отвечая ни слова, Ассовум взвалил тяжеловесную ношу на плечи и тронулся в путь.

– Он убьет его? – со страхом спросила Мэриан у стоявшего рядом с ней Брауна.

– Сегодня, по крайней мере, нет! – отвечал тот. – Но завтра суд регуляторов вынесет приговор негодяю, запятнавшему себя тройным убийством. Пойдемте, Мэриан! Ваш батюшка с моим дядей и Баренсом уже на лошадях. Нужно скорее вернуться к вам домой и успокоить миссис Робертс.

Вся компания помчалась вскачь. Обгоняя индейца, они увидели, что Ассовум озабоченно, почти с тоскою, вглядывается в лицо своей жертвы. Вдруг на лице его мелькнуло выражение успокоения: дикарь убедился, что Роусон еще жив.

 

Глава XVII

Суд Линча

Собрание регуляторов, решивших судить пойманных бандитов, было назначено неподалеку от Фурш Лафава на вершине высокого холма. В полумиле отсюда находилась заброшенная хижина, где была убита Роусоном Алапага, а несколько дальше вниз по течению река пересекала дорогу, на которой сбились с верного пути преследователи конокрадов, благодаря хитрости того же Роусона.

Обыкновенно вся эта местность и сам холм бывали совершенно пустынны и безлюдны. Теперь же на холме царило необычайное оживление. Под густыми кронами деревьев пылали несколько больших костров, вокруг которых расположились около двадцати окрестных фермеров и охотников.

Несколько далее от них находилась другая группа, относившаяся, по-видимому, совершенно безучастно ко всему происходившему. Она состояла из Аткинса, Джонсона, Уэстона и Джонса под охраною двух регуляторов с заряженными ружьями в руках. Еще далее помещалась третья, самая малочисленная группа: Роусон и Ассовум.

Вскоре на холме показались Браун, Робертс и Гарпер с каким-то незнакомым субъектом, которого командир регуляторов представил как адвоката из областного города, и открыл заседание.

Из отряда регуляторов избрали двенадцать человек в качестве присяжных, причем каждому из подсудимых предоставлено было право отвода двух из них и просить о замене их другими. Но никто не воспользовался этим правом.

– Господа! – обратился к присутствующим Браун. – Кто возьмет на себя роль защитника обвиняемых?

– Я, если позволите! – сказал приехавший с ним незнакомец. – Меня зовут Уартон, я – адвокат по профессии!

– Вот и прекрасно! – ответил Браун. – Если вам удастся поспособствовать хоть малейшему смягчению их наказания, это будет большой заслугой и великодушным поступком. Но предупреждаю вас, наше собрание намерено руководиться только законом Линча, и никаких уступок не допустит. Решение большинства обязательно в любом случае, каков бы ни был приговор! Итак, заседание открыто!

Сначала заслушали обвинения против Аткинса и Уэс-тона как укрывателей и против Джонсона как пособника в конокрадстве.

Так как потайная конюшня для ворованных лошадей на ферме Аткинса была детально обследована, то факт преступления не подлежал сомнению. Так же обстояло дело и с Уэстоном, хотя он сначала и запирался, что особенно раздражило регуляторов, возмущенных его явной ложью.

– Повесить этого негодяя и лжеца сейчас же на первом суку! – требовали почти все регуляторы.

Однако Браун умерил их пыл, заявив, что прерогатива произнесения приговора принадлежит присяжным, причем преступник в любом случае имеет право защищаться. Участие Джонса тоже настолько было очевидным, что все единогласно решили считать его уличенным в конокрадстве. Даже адвокат Уартон не нашел никаких мотивов к его оправданию.

Затем перешли к разбирательству дела об убийстве Гитзкота. Тут обвинителями Джонсона и Роусона выступили Куртис и Гарфорд. Их обвинения были поддержаны Ассовумом, измерившим следы, и заявлением Брауна, напомнившим о покушении Джонсона на индейца. Уартон хотел что-то сказать, но связанный разбойник выступил вперед и перебил его:

– Полно, не нужно оправданий! Я знаю прекрасно, что эти молодцы решили меня повесить и повесят. Но я не хочу унижаться и оправдываться. Я убил Гитзкота и очень жалею, что не могу сделать этого и со всеми остальными!

– На сук его, на сук негодяя! – закричали обозленные слушатели, готовые уже ринуться на связанного преступника.

– Постойте, друзья мои! – вмешался Браун. – Сначала выслушаем методиста и тогда уже приступим к произнесению приговора. Иначе присяжные не смогут ничего уяснить себе!

– Ну, ладно! – согласились некоторые. – Выведите сюда Роусона! Пусть проклятый святоша даст нам отчет в своих злодеяниях!

Роусон задрожал при звуке раздавшихся по его адресу угроз и проклятий, поняв, что пощады не будет. Он хотел было подняться, но ноги отказывались служить ему. Несчастный преступник опустился на землю и впал в бессознательное состояние. Тогда к нему поспешил на помощь Ассовум, привел его в чувство и почти на руках донес до собрания.

– Роусон! – обратился к нему предводитель. – Вас обвиняют…

– Постойте, – взмолился самым смиренным голосом струсивший негодяй. – Я все скажу сам, надеюсь, что вы примете во внимание мое искреннее признание в преступлениях и смягчите смертную казнь, совершив ее без мучений. Я хочу…

– О подлец! – вскричал Джонсон. – Так позорно дрожать перед лицом этих мерзавцев!

– Если вы произнесете еще хоть слово, – обратился к нему председатель, – я раздроблю вам череп!

Затем обвинитель перечислил совершенные Роусоном преступления и предательства.

– Господа! – заявил вне себя от ужаса перед столь явными уликами Роусон. – Послушайте меня, ради бога, я готов признаться…

– Я протестую против теперешнего суда над этим субъектом! – вмешался Уартон. – Если он чистосердечно сознается во всех преступлениях, вы должны передать его правительственному суду!

– Я вас предупреждал, – возразил Браун, – что этого не будет и что постановление нашего суда обжалованию не подлежит!

– Отпустите меня на свободу! – кричал окончательно отчаявшийся Роусон. – Я расскажу, что делается на Миссисипи. Я открою вам…

– Замолчите, и я спасу вас! – прошептал ему на ухо Уартон.

Роусон с удивлением посмотрел в глаза своему защитнику, но лицо того оставалось бесстрастным и сдержанным.

Вместо того чтобы сделать преступнику какой-нибудь одобрительный знак, тот стал внимательно прислушиваться к начавшимся уже дебатам присяжных, отошедших в сторону.

Через несколько минут присяжные вернулись. Первым огласили определение относительно Аткинса:

– Единогласно признан виновным!

Услышав роковое решение, несчастный упал на землю и закрыл лицо руками.

– Уэстон? – спросил Браун.

– Виновен!

– Джонс?

– Виновен!

– Джонсон?

– Виновен!

– Роусон?

– Виновен!

Таков был единогласный приговор присяжных. Преступники поникли головами в ожидании наказания. Уэстон принялся было плакать и жаловаться, а Джонсон лишь скрипнул зубами.

Тем временен Роусон, не обращая внимания на происходившее, следил только за движениями Уартона, обещавшего выручить его. Для преступника это был последний луч надежды, блеснувший в самый последний, критический момент.

– Судом Линча вы все признаны виновными и приговариваетесь к повешению! – громко заявил Браун.

– Повесить их немедленно же! – крикнули несколько голосов из толпы. – Нечего с ними церемониться! На веревку их!

– Постойте! – выступил навстречу бросившейся было на преступников толпе Браун. – Они все, правда, приговорены к смертной казни, но вина их неодинакова, поэтому и наказание должно быть неодинаковым. Не найдется ли среди вас кого-нибудь, кто сказал бы в их оправдание хоть слово!

– Я! – отозвался Вильсон, выступая вперед. – Сын Аткинса сегодня ночью скончался, а жена сильно больна. Кроме того, Аткинс собирался уехать в Техас, не отпустить ли его?

Аткинс с затаенной надеждой обвел глазами собрание. Молчание, почти гробовое, было ему ответом.

– Я подаю голос за помилование! – нарушил наконец это молчание Браун.

– Я тоже! – присоединился Гарфильд. – По-моему, следует помиловать и Уэстона ввиду его чистосердечного признания. Нежелание же его выдать сообщников только заслуживает уважения. Он и так, пожалуй, достаточно наказан!

– Да! – согласились присяжные. – Пусть только он даст обещание исправиться!

– Пощадите и меня! – завопил Джонс, желая воспользоваться общим добродушным настроением. – Ведь я совершил преступление впервые, к тому же житель другого округа!

– Прекрасно! – сказал Браун. – Вас, как гражданина другого округа, передадут в руки тамошних властей. Снять с вас обвинение совершенно – нельзя!

– Отослать его в Литл-Рок, и баста! – постановило собрание большинством голосов.

– Так-то так, – заметил Куртис. – Но ведь он моментально сбежит из кутузки местного шерифа, и наказание, таким образом, сведется к нулю. Лучше всыплем-ка ему на дорогу несколько десятков розог!

Собрание пришло в восторг от такой меры, и Джонса немедленно потащили к дереву.

– А как порешить относительно Джонсона и Роусона? – спросил Гарфильд.

– Смертная казнь! – был единодушный ответ.

– Послушайте, – пролепетал методист Уартону. – Если вы действительно хотите спасти меня, поторопитесь! Регуляторы не замедлят привести в исполнение приговор!

– Молчите и ждите! – отозвался тот.

Роусона только покоробило от такого наставления. Тем временем Вильсон, подойдя к связанному Аткинсу, перерезал на нем веревки. Фермер поднялся, отвесил глубокий поклон и, сев на лошадь, любезно предоставленную ему тем же Вильсоном, умчался прочь.

– Спасите же меня, а то будет поздно! – снова прошептал, дрожа от страха, Роусон. – Вы обещали мне это, и вам следует исполнить свое слово.

– Ведите осужденных на казнь! – твердо и спокойно распорядился Браун.

– Подождите! – вскричал адвокат. – Преступники заслужили смерть, я не спорю, но нужно отдать их в руки правительства, а то ваш приговор является таким же жестоким убийством, как и те, за которые вы их приговорили к смертной казни.

– Исполняйте мое приказание! – тем же тоном произнес Браун, не обратив внимания на заявление Уартона. – Осужденные, кажется, ничего больше не скажут в свое оправдание!

– Я открою вам многие тайны! Я должен…

– Вы приговорены к смерти и умрете! – оборвал методиста Браун.

– Нет, бледный человек принадлежит мне! – вмешался Ассовум.

– Ни за что! – заревел Роусон. – Лучше повесьте меня, но не отдавайте в лапы краснокожего дьявола!

Ассовум, не дожидаясь ответа, связал ремнем руки Роусона, взвалил его на плечи и стал спускаться с холма. Несмотря на протесты Уартона, никто ему не препятствовал.

Тем временем регуляторы подвели Джонсона к дереву. Исполнявший обязанности палача негр влез на сук и привязал веревку. Джонсона поставили на спину лошади и накинули на шею петлю. Стоило лошади тронуться с места, и осужденный тут же повис бы. Но лошадь почему-то не трогалась, и все молча ждали неизбежного конца.

Наконец, Браун решил прекратить эту тягостную сцену, вскочил на лошадь и пустился вскачь с холма. Все остальные последовали за ним.

Через пару минут на холме не осталось никого, кроме Джонсона, неподвижно стоявшего, со связанными руками и ногами и с веревкою на шее, на собственной лошади, вот-вот готового повиснуть…

 

Глава XVIII

Месть индейца

По широкой, прозрачной реке, осененной густыми деревьями, скользил челнок. Стояла тишь, лишь олень, пришедший к воде напиться, испугавшись человека, бросился обратно в чащу, ломая на пути засохшие ветки.

На носу челнока лежал связанный бесчувственный Роусон.

Вскоре челнок повернул, пересек реку поперек и врезался носом в песок небольшой, усеянной камнями отмели. Методист очнулся, но снова готов был лишиться чувств, увидев место, где он совершил преступление, а перед собою грозное лицо мужа убитой им жертвы. Он понял теперь, что его ожидает ужасная казнь и что спасения ждать неоткуда. Ассовум выпрыгнул на берег и привязал челнок, притянув его к самому берегу, бережно поднял своего связанного пленника.

– Что ты хочешь со мной делать? – прохрипел обессилевший Роусон.

Краснокожий не удостоил его ответом.

– Да говори же, дьявол! – с энергией отчаяния настаивал несчастный методист.

Ассовум, все так же молча, направился со своей ношей в хижину, где было совершено убийство. И без того измученный страхом, Роусон не мог без содрогания взглянуть на место гнусного преступления. Индеец выволок его на середину хижины и положил на землю. Он все еще не произносил ни слова, а мрачная, зловещая тишина нарушалась лишь прерывистым дыханием методиста.

Роусон, желая скорее убедиться, какая участь ждет его, приподнялся на локтях и обвел хижину взглядом.

Около него на корточках сидел Ассовум, внимательно следивший за своим пленником, но, по-видимому, погруженный в глубокое раздумье. В глазах его светилось чувство полной удовлетворенности и даже торжества. Он, точно ягуар, сторожил свою добычу.

Наконец индеец встал, отвязал от пояса ремень и прикрутил методиста к центральному столбу. Напрасно Роусон сулил ему золотые горы, напрасно обещал открыть какие-то сказочные сокровища и поделиться сокровенными тайнами, Ассовум оставался неумолим, не соглашаясь даже прекратить его мучения ударом томагавка.

Индеец на минуту вышел, и вскоре он вернулся с большой охапкой сухих ветвей, листьев и хвороста.

Теперь Роусон, знакомый с обычаем индейцев Дальнего Запада, понял, какую казнь готовит ему краснокожий. Судорожно забился он на земле, стараясь освободиться от пут. Бессильная злоба и ужас исторгли из уст проповедника жуткий крик, но индеец и не думал унимать его, хотя легко мог сделать это, заткнув ему рот какой-нибудь тряпицей.

Напротив, стоны пленника звучали в ушах Ассовума как самая приятная музыка. Теперь только он мог вполне удовлетвориться мщением и с каким-то дьявольским наслаждением упивался стонами своей жертвы.

Затем краснокожий зажег огонь, и через несколько минут яркое пламя большими языками стало лизать стены хижины, окружив ее каким-то грозным сверкающим кругом. Вопли ужаса несчастного Роусона раздавались все сильнее и сильнее среди лесной чащи, но Ассовум по-прежнему спокойно относился к ним и только старательно поддерживал огонь, скоро окончательно охвативший всю хижину и находившегося в ней Роусона.

Когда жар стал нестерпимым, индеец вышел из хижины и, размахивая томагавком, запел победную торжествующую песнь, все время держась около входа. Отчаянные вопли Роусона, доносившиеся из хижины, сливались с треском пылавшего строения и песнью дикаря в дикую душераздирающую какофонию.

Густыми клубами поднимался дым среди весело зеленевших древесных крон, но, теряясь в них и не находя выхода вверх, медленно расплывался по лесу.

Вопли Роусона стали еще пронзительнее, но победная песнь краснокожего заглушала их и звучала все громче и громче. Такой хаос диких звуков напугал даже лесных обитателей, и белка, притаившаяся в ветвях, почувствовала ужас и стала искать себе более спокойного пристанища.

Наконец, громкий треск возвестил о падении кровли; искры взлетели снопом, облако дыма закружилось над пламенеющим костром; раздался еще один отчаянный вопль и замер в воздухе…

Мщение совершилось.

В этот момент солнце исчезло за горизонтом, окрашивая багровым отблеском отдаленные вершины гор. День сменился ночью, но Ассовум все еще бродил вокруг догоравших остатков хижины. Размахивая томагавком, он повторял дикий и однообразный напев, который выражал всю душевную радость, испытываемую дикарем при сознании о достойном возмездии за смерть возлюбленной Алапаги.

 

Глава XIX

Браун и Робертсы

Пока Ассовум упивался долгожданной местью, в доме Робертсов царили мир и тишина. Успокоенная миссис Робертс хлопотала по хозяйству, угощая прибывших вместе с ее мужем и дочерью Баренса и Гарпера.

Против обыкновения, последние не старались перещеголять друг друга рассказыванием различных необыкновенных историй и приключений, а наперерыв старались успокоить и утешить взволнованную, еще не оправившуюся от волнений предыдущих дней Мэриан. Однако счастливый исход всей истории, полная свобода, полученная благодаря стараниям и отваге ее дорогого Брауна, сделали свое дело лучше всяких искусственных мер. Мэриан чувствовала себя все лучше и лучше, только по временам с нетерпением поглядывала на дорогу, дожидаясь приезда любимого, с которым ее не разлучало теперь данное другому обещание.

– Как вы думаете, чем окончится суд? – спросил Гарпер. – Пожалуй, регуляторы вздернут на веревку не одного молодца из шайки!

– Конечно! – отозвался Робертс. – Да и поделом! Впрочем, Браун собирался тотчас же после окончания суда приехать ко мне и рассказать все, как было, а кстати, и навестить наших дам! – прибавил старик, лукаво посмотрев на зардевшуюся при упоминании о Брауне дочь.

– Ба, да это не он ли и скачет? – произнес Гарпер, высовываясь в окошко. – Так и есть – он! Ишь, как несется!

Действительно, спустя некоторое время к ферме подскакал на взмыленной лошади командир регуляторов и, соскочив с лошади, вошел в дом, дружески здороваясь с находившимися там.

– Мистер Робертс, у меня к вам очень серьезное дело! – сразу начал Браун. – Раньше я не считал ни нужным, ни возможным говорить об этом, но теперь пользуюсь первой подходящей минутой, чтобы сказать вам то, что считаю необходимым! Мистер Робертс, я давно люблю вашу дочь и прошу у вас ее руки!

– Отчего же вы раньше ничего не говорили, если давно ее любите? – степенно осведомился Робертс. – Поверьте, я очень рад вашему предложению и думаю, что дочь тоже не опечалится. Я давно замечал вашу взаимную симпатию. Очень рад, повторяю, но что бы вам сказать об этом пораньше?

Браун, взволнованный торжественной минутой, с чувством пожал протянутую ему руку.

– К чему повели бы слова? – откровенно сказал он. – Я опоздал и не имел права ни становиться другому поперек дороги, ни жаловаться!

– А в то время этот прохвост, этот негодяй… чуть было не стал мужем моей чудной Мэриан!

– Не вспоминайте больше о нем, он понес уже заслуженное наказание! – возразил Браун. – Мне довольно вашего согласия на мой брак с Мэриан, а все остальное я готов навсегда забыть!

– Да, вот вы теперь спрашиваете моего согласия, а когда дело шло с Роусоном, у меня никто не потрудился спросить! – с укоризной сказал старик, искоса взглянув на жену.

– Робертс, как тебе не стыдно! – только и могла сказать хозяйка, чувствовавшая, конечно, свою неправоту.

– Ну, ладно, ладно! Следует теперь узнать, что скажет Мэриан! – ответил Робертс, покачав головою. – Какого она мнения относительно тех планов, которые вы строите о своей и ее будущности? Как ни толкуй, а все-таки это ближе всех касается ее!

– Батюшка! – воскликнула молодая девушка, обвивая шею отца руками и скрывая у него на плече свое зардевшееся личико.

– А, вот оно что! – весело произнес старик. – Здесь, значит, дует благоприятный ветер. Мне на самом деле кажется, что вы не сегодня успели потолковать об этом вопросе!

– А что скажет миссис Робертс? – спросил молодой человек, подходя к хозяйке дома.

– Берите ее, я вам смело вручаю судьбу Мэриан. Она вас любит, а я уже потеряла право выбирать ей мужа!

– Матушка, ради бога, не думайте так! – с укоризной воскликнула Мэриан. – Предлагая мне брак с Роусоном, вы, конечно, были уверены, что я буду счастлива!

– Бог свидетель тому, что я именно так и думала. Кто же мог предполагать, что он окажется таким мерзавцем? Один Господь может знать душу человека!

– Благодарю вас за все, дорогие мистер и миссис Робертс. Поверьте, я постараюсь сделать вашу дочь счастливой, и вам никогда не придется раскаиваться в том, что доверили ее мне!

– Послушай, дружище! – вмешался Гарпер. – Кажется, ты должен был бы спросить разрешения у своего дяди! Право, можно подумать, что у тебя вовсе и нет старого родственника!

– О, дорогой дядя, я знаю вашу снисходительность и надеюсь на нее! – воскликнул Браун, обнимая растроганного до слез Гарпера. – Теперь у нас будет приятный и уютный уголок, где вы отдохнете наконец от неудобств холостой, бивачной жизни.

– Да, да, – согласился тот, переходя из объятий племянника в объятия будущей племянницы. – Мне давно пора переменить образ жизни. Такой, какой я вел до сих пор, вести больше невозможно. Мы с Баренсом порешили…

– Вы хотели куда-нибудь отправиться? – с удивлением спросила миссис Робертс. – Куда же?

– Куда? – переспросил Гарпер. – Да прямо в плен супружества, и мы устроились бы здесь же. Но мой племянник корчит гримасу, точно хочет сказать, что я очень стар для женитьбы. Нет, ты послушай…

– Сюда скачут верховые! – закричал Баренс, указывая на дорогу, которая вела к реке.

– Правда! Кто бы это мог быть? – удивился Робертс.

Через несколько минут перед крыльцом остановились Стефенсон, Кук и Куртис. Стефенсон раскланялся с женщинами, как со старыми знакомыми, и не мог удержаться от улыбки при вопросе, почему не приехали его жена и дочери.

– Впрочем, мы вскоре соберемся к вам, в лагерь! – сказал Робертс.

– Это, по-моему, будет совершенно излишним, так как мои женщины и без того скоро надоедят вам!

– Что вы хотите сказать этим? – спросил Робертс с радостным удивлением. – Неужели вы решили поселиться в нашей округе?

– Совершенно верно! – отвечал теннессиец. – Я купил ферму Аткинса. Бедняга так торопился убраться отсюда, что отдал ее за бесценок.

– Да вы хорошо ли осмотрели местность?

– О, это пустяки! – спокойно отвечал Стефенсон. – Если место мне не понравится, то я всегда найду обратную дорогу. Если же оно так хорошо в действительности, как уверяют Куртис и Кук, то я далеко не в убытке. Фермеры здешние мне нравятся, в особенности с тех пор, как мы избавились от неприятного соседства конокрадов. Мне начинает казаться, что Фурш Лафав вовсе не такое дурное место, как о нем говорят!

– Прекрасно, прекрасно, мистер Стефенсон! – воскликнул Робертс, пожимая руку своего нового соседа. – Мне сегодня особенно весело, чего уж давно не бывало со мной. Но, господа, а где же Эллен? Эта прекрасная и мужественная девушка должна провести с нами вечерок!

– Она здесь, в доме! – отвечал Браун.

– Так чего же она сидит одна?

– Я полагаю, что она не совсем одна. Ее усиленно развлекает Вильсон и, кажется, не без успеха!

– А! – произнес Робертс. – Стало быть, и здесь затевается свадьба?! Вот и прекрасно!

– Не сделает ли вам губернатор выговор за ваши действия? – спросила у Брауна Мэриан.

– Я думаю, что он так же, как и другие, поймет мотивы, которыми мы руководствовались. Общество регуляторов, благодаря своей сплоченности и энергии, сумело очистить округу от преступников. Теперь мы складываем оружие и можем спокойно работать топором и плугом, корчевать леса и пахать поля!

В заключение остается сказать несколько слов о дальнейшей судьбе героев нашего повествования.

Вскоре состоялись обе намеченные свадьбы, и молодые люди, забыв перенесенные лишения и невзгоды, обрели свое счастье.

Розыски Коттона оказались тщетными. Только через несколько дней в реке была найдена лодка, пробитая пулей. Также осталась неизвестной участь мулата, слуги Аткинса, а сам Аткинс через несколько дней покинул Арканзас.

Ассовум в продолжение десяти дней оставался у могилы жены и только по истечении этого срока, с винтовкой и небольшой котомкой за плечами, пришел проститься со своими былыми друзьями. Несмотря на все уговоры, он отказался остаться с ними, обещав когда-нибудь навестить их.

– Ассовум перенес слишком много бедствий и горя в этой стране! – печально сказал краснокожий. – Могила Алапаги, хотя и достойно отомщенной, постоянно будет навевать грусть на вождя. Великий Дух говорит Ассовуму, что он наказал его за разлуку со своими соплеменниками, а Алапагу за вероотступничество. Легкий воздух дремучих лесов и необозримых полей развеет грусть. Соседство с белыми не пойдет на пользу краснокожему!

– Но, надеюсь, ты не забудешь нас? – спросила с участием Мэриан. – Я ведь тебе обязана жизнью и счастьем и по мере сил хотела бы отблагодарить…

– О, вождь исполнил только свою обязанность! Его не нужно благодарить за это!

– Друг мой! – сказал Браун, дружески пожимая его руку. – Мы вместе мстили нашим врагам, вместе охотились и жили, неужели ты решил навсегда разлучиться со мной?

– Нет, краснокожий не забывает своих друзей, хотя бы они были и белыми! Я отдохну немного, подышу родным воздухом и снова вернусь хоть на короткое время пожить с вами и полюбоваться вашим счастьем. Теперь мне нужно исполнить еще один долг!

– Какой?

– Проститься с мисс Эллен!

– Вот и прекрасно! Она сама хотела видеть вас и отблагодарить за освобождение от ненавистного Коттона!

– Напротив, смелости этой отважной девушки Ассовум обязан жизнью. Если бы она не выстрелила в проклятого бледнолицего, Ассовум лежал бы теперь с раздробленным черепом!

– О, не вспоминайте об этих ужасах! – побледнев, воскликнула Мэриан. – Не тревожьте печального прошлого. Слава богу, что все кончилось благополучно!

– Ну, теперь я отправлюсь! – сказал Ассовум, окидывая пристальным взглядом окрестность и останавливая его на лицах своих верных друзей. – Прощайте! Ассовум не долго будет оставаться в пустыне и хоть на минутку да заглянет на ферму своих друзей! Прощайте!

– До свиданья! До скорого свиданья, храбрый и честный человек! – ответил ему Браун.

Индеец дружески пожал руку своего друга и его молодой жены. Затем он вышел из дому, кивнул еще раз головой и перескочил через забор. Через минуту густая листва поглотила его. Ассовум исчез в дремучем лесу, в котором так привольно когда-то дышалось его предкам.