В Птивиле должны были состояться выборы городского шерифа и его помощника. Первую должность явились оспаривать три претендента, а вторую - два. Кандидатом в шерифы выступил некий Коулер, богатый местный землевладелец, страстно желавший попасть на эту почетную должность. Для этого он даже неоднократно угощал своих избирателей. Его неизменными спутниками были бутылка виски и жевательный табак. Всякий раз, как этому фермеру удавалось завербовать себе нового избирателя, он неуклонно прикладывался к горлышку бутылки, а затем, отрезав порцию табака, с наслаждением отправлял ее за щеку, не преминув угостить и избирателя.

Вторым кандидатом был давно уже поселившийся в Арканзасе немец, имеющий в городе небольшой магазин.

Третьим и наиболее опасным для первых двух конкурентов был Ватель, тоже местный житель, слывший за отчаянного пьяницу. Он уже был раз избираем на эту должность, но его непомерная страсть к бутылочке лишила его возможности быть избранным на эту почетную должность вторично. Граждане Птивиля говорили: «Ну, напейся два-три раза в неделю - это ничего; лежать же без задних ног каждый день без просыпу - это неприлично». Но теперь прошел слух, что Ватель начал разбавлять вино водой и уж не хлещет его гольем. Пример такой трогательной воздержанности пленил горожан, и многие избиратели говорили, что подадут голос за него. К тому же это был очень веселый человек, не сердившийся на шутки, но при отправлении своих почетных обязанностей умевший надеть маску величия и серьезности.

Выборы должны были начаться вскоре после полудня. У маленькой избушки или, вернее, барака, перед столом, на котором разложили бумагу, перья и чернила толпились уже окрестные фермеры и охотники. Внутри эта избушка была обставлена кроватью, приткнутой к стене, столом да двумя-тремя стульями.

По стенам висело несколько ружей, пороховых мешков с пулями и дробью. Несколько пионеров, проживших целый год среди лесов, лежали на полу, кто завернувшись в шкуры, кто просто на куче стружек. Они разговаривали о своих домашних делах, расчистке земель, охоте, находках золота в горах Фурш-ла-Фава и т. п.

Характернее других, находившихся в хижине, была группа мужчин, прислонявшихся к постели, стоявшей у стены. На этом прямо-таки первобытном ложе, с ногами, свисающими до пола, лежал очень высокий, худой мужчина, одетый в светло-серое пальто из мохнатой материи. Сукно спины этой одежды цветом своим совершенно отличалось от цвета рукавов и воротника. Голова была прикрыта широкой поярковой шляпой, дно которой было в нескольких местах продрано, вероятно, для того, чтобы поддерживать постоянную вентиляцию. Башмаки столь странно одетого господина прочностью своей напоминали шляпу. Что касается его панталон, около колен обвязанных ремешками, то они состояли из такого множества различных кусков и заплат, что их можно, было принять за какую-то фантастическую, пестро разрисованную географическую карту. Робин, как звали заплатанного человека, как он сам говорил был американского происхождения. На его плече висела старая охотничья сумка, а за поясом, несколько дополняя непрезентабельный костюм, торчал большой нож с деревянной ручкой.

Несмотря на то что этот бедняк был весь обмотан самой невозможной одеждой и, кроме того, лежал на страшно жесткой постели, он, по-видимому, находился в самом благодушном настроении и с наслаждением перебирал струны скрипки, бывшей у него в руках. Звуки, извлекаемые им, были так резки и дики, что собаки, лежавшие на дворе, с беспокойством вскакивали со своих пригретых солнцем мест, чтобы посмотреть, кому это понадобилось нарушать их спокойствие.

Люди, находившиеся в самой хижине и потому сильно рисковавшие оглохнуть или сойти с ума от такой музыки, относились, однако, к ней гораздо хладнокровнее, вернее, совершенно не обращали на нее внимания, разговаривали между собой, шутили, смеялись, продолжая третировать музыканта, несмотря на все его старание обратить на себя внимание такой чудной игрой на не менее чудном инструменте.

Однако, как и всегда, из общего правила нашлось исключение. Один из находившихся в хижине, растянувшись на полу во весь рост на звериных шкурах, видимо, с наслаждением насвистывал довольно верно, хотя и в другом тоне, мотив, который играл верзила на скрипке. Скрипач невозмутимо в пятьдесят первый раз начал ту же песенку сначала. Тогда даже самый терпеливый поклонник его таланта почувствовал, вероятно, скуку. Дав виртуозу легкий толчок ногой в локоть, дабы обратить на себя его внимание, он громко закричал:

- Послушайте, дружище, вот уже целых полчаса я вынужден насвистывать одну и ту же песню, неужели, черт вас подери, не знаете ничего другого? Хотя, признаться, и я всему предпочитаю «Янки Дудль»!

Любитель «Янки Дудль» снова улегся на полу, начав опять чуть не с остервенением гораздо громче прежнего насвистывать тот же мотив.

- Не узнали ли, господа, чего-нибудь нового об убийстве Гитзкота? - спросил фермер, живший неподалеку от Фурш-ла-Фава. - Я по крайней мере не слыхал никаких подробностей.

- Да и я ничего не слыхал, - ответил тот, к кому он обратился. - Наши товарищи, разыскав тело и прикрыв его ветвями, отправились по следам на поиски, чтобы разыскать, если возможно, или по крайней мере узнать, кто был второй, находившийся при убийстве. К несчастью, полил проливной дождь, уничтоживший всякие следы и лишивший наших друзей возможности узнать что-либо.

- Как бы то ни было, это, несомненно, дело рук Брауна.

- В этом нельзя даже и сомневаться, - вмешался подоспевший к беседовавшим местный судья. - Все доказывает виновность этого молодого человека. Не может быть, чтобы он забыл или простил смертельные угрозы, сделанные ему Гитзкотом. Но меня занимает вопрос: кто это помог ему совершить убийство? Ведь оскорбленным был один Браун, а больше, кажется, никто не мог пожаловаться на грубость Регулятора.

- Вот кому я поистине удивляюсь, так это индейцу, вытащившему труп Гитзкота! Давайте мне какую угодно сумму, а я не стану нырять за мертвецом!

- Да, этот краснокожий - молодец! Не будь его, мы так и не узнали бы, кто был жертвой убийства. Разве мы могли бы подозревать, что кому-то понадобится убивать Гитзкота?

- Не соверши своего геройского поступка Ассовум, - сказал судья. - я был бы в состоянии заподозрить его в сообществе с Брауном, так как оба они первейшие друзья, их водой не разольешь. Теперь же ясно, что Ассовум ни при чем в этом деле. Если бы он был соучастником в деле убийства, то, конечно, не стал бы нырять и вытаскивать труп. Таким образом ведь он оказал бы медвежью услугу своему другу, вытаскивая тело Гитзкота и тем прямо обличая его и себя.

- А что, не знаете, выбрали ли Регуляторы себе другого начальника?

- Они хотели собраться для этого еще на прошлой неделе у фермера Бурта, но отложили собрание на несколько дней; поговаривают, что найдены какие-то новые доказательства.

- Теперь с достоверностью утверждают, что будто убийцы ограбили несчастного Гитзкота.

- Мне действительно рассказывали, - подтвердил Кук, человек, лежавший у постели, - что у Гитзкота была при себе изрядная куча денег.

- Я сам видел и знаю, что он носил свои деньги всегда при себе в красном сафьяновом бумажнике, который прятал в карман своей охотничьей кожаной блузы. Этого бумажника не было найдено, следовательно, он был украден убийцами.

- Я поклянусь, господа, чем угодно, - возразил судья, - что Браун не был участником грабежа и не мог участвовать в подобном воровском деле, он честный и вполне порядочный малый. Удивляюсь только, зачем это ему, такому храброму и ловкому человеку, понадобился помощник, чтобы отделаться от этого хвастуна Гитзкота.

Теперь, джентльмены, - сказал, помолчав, судья, - пора перейти к нашим текущим делам. Два часа уже пробило. Начнем с выборов секретаря. Я подаю голос за Кука. Согласны, господа? Так по рукам. Кук, ведь вы умеете писать?

- Да, конечно, имя-то свое подписать сумею, но дело в том, что я не записан кандидатом, следовательно, о выборе меня и речи быть не может.

- В таком случае я предлагаю Гукера, Смита или

Мура. Что? Вы отказываетесь? Неужели, черт вас подери, ни один из вас не умеет писать?

- Вон там, у двери, стоит немец Геккер, он страсть какой ученый! - сказал Робин, указывая на него кончиком своего смычка.

- Геккер, подите сюда! - закричал судья. - Располагаете ли вы свободным часом, чтобы составить список избирателей?

- О, конечно! Даже двумя или тремя, если вам это требуется. Мне только к сумеркам нужно освободиться, чтобы быть у соленых болот, на склоне горы. Мне достаточно уйти отсюда в пять часов, чтобы вовремя прийти на место.

- Так ставьте ваше ружье в угол и принимайтесь за дело. Ваш карабин заряжен, Геккер?

- Конечно!

- Осторожность в обращении с заряженным ружьем не может быть излишней.

Геккер, молодой блондин, подобно большинству своих соотечественников, с открытой румяной физиономией, жил на средства, доставляемые ему охотой. Вынув из-за пояса широкий нож, мешавший усесться поудобнее, он положил его на стол возле себя.

- Теперь, господа, - обратился он к окружающим, - нельзя ли уговорить Робина и Кука прекратить их дьявольский концерт? Он видите ли выводит из себя.

- Думаю, едва ли удастся, - рассмеялся Смит, - они убеждены, что оба прекрасные музыканты и доставляют нам громадное удовольствие своей чудной игрой. Ага, вот и Вельс пришел! Зачем только он притащился сюда в день выборов, мне всегда казалось, что его нисколько не интересуют они.

- Всем известно, что он предпочитает более практичное занятие - убивать волков, - возразил судья. - Мы должны быть вам за это очень благодарны, Вельс, тем более что эти проклятые звери приносят нашей стране немало вреда.

- Доброго здоровья всей почтенной компании! - приветствовал находившихся в хижине охотников вошедший Вельс, подходя к столу и бросая на него волчьи головы. - Здравствуйте, господин судья! Вот плоды моей недавней охоты! Пожалуйте-ка мне за это обычную награду.

Вновь прибывший, несмотря на некоторую худощавость, был прекрасно сложенным мужчиной. С виду он скорее походил на одного из диких сынов прерий, чем на белого охотника, да и многие из знавших его уверяли, что в его жилах течет больше индейской крови, чем крови белого. Одеждой он также скорее походил на краснокожих обитателей лугов. Подобно им, Вельс ходил всегда с непокрытой головой, а его густые вьющиеся волосы красиво рассыпались по плечам. По Арканзасу среди его знакомых фермеров и охотников ходило немало самых разноречивых слухов об образе его теперешней жизни, а еще больше фантастичного рассказывали о его прежней жизни в Техасе. Теперь он жил на собственной ферме, стоявшей среди прекрасно обработанных им самим и его двумя сыновьями полей. Сыновья Вельса, несмотря на их крайнюю молодость, немало помогли отцу в его хозяйственных занятиях.

Однако земледелием Вельс занимался только летом во время жатв и посевов, а весь остальной досуг посвящал охоте, преследуя волков. Несмотря на грубую внешность и манеры, он пользовался всеобщим уважением и любовью за свой мирный и веселый нрав и безграничную любезность и гостеприимство, с какими он встречал всякого, кому случалось посетить его дом.

- Послушайте, дорогой Вельс, - сказал Геккер, старательно вытирая рукавом с бумаги кровавые брызги от брошенных охотником на стол волчьих голов. - Вы сделали бы мне огромное одолжение, если бы отправили трофеи вашей охоты прямо под стол, а то они окончательно перепачкают всю бумагу!

- Ну, ну, не сердитесь, дружище! - добродушно отозвался охотник, отодвигая головы. - Ваша бумага еще годится для писания, она запачкана только в одном углу. Итак, господин судья, мне причитается получить с вас премию за убитых волков по три доллара за штуку. Здесь три головы - следовательно, трижды три - девять!

- Совершенно верно. Недурной гешефт. Однако прежде вы должны дать присягу, что эти животные были убиты лично вами и непременно в нашем округе.

- Ну, такой клятвы я вам дать не могу, потому что этих бестий убил не собственноручно, а они, попавшись в расставленные мною ловушки, были загрызены моими собаками.

- Все равно! - возразил судья. - Вы только подтвердите, что и ловушки были ваши, и собаки тоже ваши, а до остального мне дела нет: не все ли равно, ружьем, собакой или ловушкой вы истребляете опасных зверей.

- А, в таком случае клянусь, и пусть меня повесят, если я лгу!

- Вот, Робин, - услыхав клятву Вельса, вскричал Кук, толкая ногой скрипача. - Теперь самое время, чтобы играть «Янки Дудль»!

- Такая клятва не соответствует требуемым правилам, дорогой Вельс, - сказал судья. - Мы-то вам верим, но нужно соблюсти известные формальности. Мой секретарь расскажет вам, как это нужно сделать, а теперь нам пора перейти к более важным делам, для которых мы и собрались сегодня здесь. Геккер, приступайте к исполнению своих обязанностей. Теперь, джентльмены, кого вы желаете выбрать в члены комитета? Ага, Смита и Гова! Прекрасно. Садитесь, господа, и приступим.

- Какое сегодня число? - осведомился Геккер.

- Двадцать седьмое.

- А какой день?

- Да неужели же вы не знаете, Геккер? Как не стыдно! Сегодня пятница!

- При жизни среди лесов легко и сбиться со счета. Мне, например, казалось, что сегодня воскресенье, - сказал Геккер.

Вслед за тем один из находившихся здесь фермеров подошел к столу, и Геккер занес его имя в список.

- Здравствуйте, Госло, - обратился он к подошедшему. - Господа, я полагаю, вам не нужно требовать от этого господина каких-либо удостоверений в верности его показаний, ведь мы все его прекрасно знаем.

- Ну конечно! - отозвалось несколько голосов.

- За кого вы желаете подать свой голос? Кто, по-вашему, достоин занять почетную должность шерифа нашего округа?

- Вателя.

- А в его помощники?

- Гопера.

- Робин! - закричал наконец выведенный из терпения невозможной какофонией судья. - Ради Бога, прекратите вы вашу игру, она мешает нам заниматься делом! Вы нам просто уши раздираете такой визготней.

- А это все оттого, что у меня нет канифоли, - спокойно отозвался скрипач, ни на секунду не прерывая своего пиликанья. - Смит, будьте добры, загляните-ка под стол. Там лежит кожаный мешок, в котором должен найтись хоть маленький кусочек канифоли.

- Нет, уж лучше вы вовсе прекратите вашу игру и уберите под стол, поближе к канифоли, и вашу скрипку!

- Черт знает что такое! - возмутился Робин. - Нужно затыкать уши, если они такие нежные и не могут переносить моей музыки! - Недовольный своими неблагодарными слушателями Робин вышел из комнаты.

Подача голосов пошла обычным порядком.

- Как ваше имя? - спросил Геккер у подошедшего к столу вслед за Госло фермера, чтобы подать свой голос.

- Катлин.

- Сколько времени живете вы в нашем штате?

- Семь месяцев.

- А в нашем округе?

- Восемь недель.

- Так как вы почти никому не известны, то должны принять присягу в верности ваших показаний. Согласны?

- Конечно.

- Секретарь! - сказал судья. - Примите его присягу тотчас же.

Секретарь судьи быстро пробормотал установленную форму присяги и поднес фермеру, назвавшему себя Катлином, Библию, чтобы тот в подтверждение своих слов поцеловал ее. Эта процедура закончилась словами принявшего присягу: «Да поможет мне Бог!»

- Это ему дьявольски необходимо! - сострил Кук, зевая и потягиваясь у кровати.

Выборы продолжались два часа. Наконец все собравшиеся избиратели подали свои голоса. Оба секретаря уже собирались закончить список и закрепить его своими подписями, как несколько голосов, раздавшихся в это время на дворе, закричали, чтобы они подождали, - приехал старый Баренс.

- Я рад, что поспел как раз вовремя, господа! - радостно воскликнул он, входя в хижину. - Все-таки один лишний голос в пользу Вателя не помешает. Правда, он иногда перехватывает лишнее, но это еще не особенно большой недостаток, если пить с умом. Ватель быстренько справляется с хмелем, и тогда он именно такой человек, какого нам нужно. Пишите, Геккер, что я подаю голос за Вателя.

- Готово, дружище! Хорошо, что вы поторопились, а то мне сейчас нужно уже отправляться. Иначе я не успею попасть к известному часу в одно место.

- Это что еще за место?

- Мне нужно отправиться на ближайшее соленое болото, не хотите ли составить мне компанию?

- Ну уж дудки! Вы сегодня никуда не пойдете, а останетесь с нами. Мы будем пить, есть, веселиться, а завтра все отправимся по делам. Сегодняшний день должен быть отпразднован, а то не стоило стольким почтенным людям тащиться за несколько миль только для того, чтобы записать свое имя на бумаге. Ведь мы спрыснем наши выборы, ребята, не так ли?

- Что дело, то дело, Баренс! - весело отозвался Кук, подходя к столу. - Уж таков у нас обычай, чтобы изрядно промочить горло на выборах. Я принес с собой две оленьи шкуры и променяю их на вино. Вот вам и начало! А какова у вас охота, Баренс? Убили сегодня что-нибудь?

- К сожалению, ничего, но зато я был свидетелем такой охоты, что, право, про нее следует послушать. Погодите же, Геккер, вы всегда успеете отправиться на свои соленые болота. Торопиться же вам некуда, все равно сегодня ничего не убьете.

- Ну, ну, рассказывайте, в чем дело!

- О, это было что-то невероятное. Слушайте. С час назад я ехал из Фурш-ла-Фава. Недалеко от больших утесов, которые всем вам, друзья мои, прекрасно известны, я заметил огромного орла, который, распустив крылья, большими кругами парил над водой. Я, как вкопанный, остановился, готовясь тотчас же спустить курок, лишь только он приблизится ко мне на расстояние выстрела. Вы, конечно, знаете, что нет более удобной цели, чем парящий в воздухе орел. В тот момент, когда я спокойно выжидал удобного положения, орел, как камень, ринулся в реку и почти тотчас же поднялся, унося в клюве большого угря.

- Только и всего? Да что ж тут удивительного? Мне сколько раз приходилось наблюдать подобную охоту орла за рыбой!

- Э, почтенный господин, будьте потерпеливее. Дайте мне время сначала рассказать по порядку все, как было, а затем уже беритесь решать вопрос, удивительна моя история или нет. Совершенно с вами согласен, что в такой охоте нет ничего оригинального и что всякий охотник, хоть немного постранствовавший по обширным полям, рекам и скалам нашей благодатной родины, мог наблюдать подобное зрелище, но дело вовсе не в том. Слушайте, орел, поднимаясь все выше и выше, продолжал держать в клюве угря, которого наконец и проглотил. Теперь, подумал я, орел утолил свой голод, и ему больше незачем спускаться на землю, и, следовательно, нечего и мне торчать здесь с наведенным ружьем. Я спустил курки, взял ружье на плечо и готовился идти дальше. Вдруг я заметил - клянусь, все рассказываемое мною чистейшая правда, - что угорь стал выползать из глотки орла. Орел сначала не обратил было внимания на это обстоятельство, но, когда заметил, что его добыча целиком выскользнула из клюва, бросился в погоню и - да не будьте так недоверчивы к старому Баренсу, видавшему на своем веку вещи и поудивительнее этого, - настигнув ее в воздухе, проглотил снова, прежде чем хитрый угорь успел коснуться поверхности воды.

- Баренс, Баренс, - укоризненно произнес судья, - если у вас хватает духу рассказывать нам подобные небывальщины…

- Да вы, быть может, думаете, что дело тем и кончилось? Как бы не так! - продолжал старик, не смущаясь подобным перерывом своего рассказа. - Орел и угорь вовсе не хотели еще уступать друг другу. Только что птица успела вторично проглотить рыбу, как последняя опять стала вылезать у нее из глотки и…

- Да чем же это все кончилось? - нетерпеливо перебил неутомимого рассказчика Геккер.

- Чем кончилось? Неужели вы думаете, что у меня только и дела было, что смотреть за таким состязанием хитрости и изобретательности птицы и рыбы? Почем я знаю, кто из них перехитрил другого? Я оставил их воевать между собой, а сам отправился своей дорогой.

- Теперь и я, пожалуй, могу идти своей дорогой? - спросил Геккер.

- Конечно, раз у вас явилось такое непреодолимое желание покинуть нашу компанию. Перестаньте лучше подсмеиваться над почтенным человеком и отправляйтесь скорее восвояси. А вы, друзья мои, отправьтесь за виски. Вы знаете, что я терпеть не могу толкаться в давке, где его продают. Это занятие наводит на меня ужасную тоску. Геккер, подождите хоть минутку и хватите добрый стакан этого чудного напитка, что будет лучшим предохранительным средством против возможности заполучить лихорадку, охотясь в болотах. Мне лично скоро совсем придется отказаться от этого прелестного занятия, увы, я больше не могу охотиться при дневном свете на оленей. Что же касается ночной охоты, то я также не люблю проводить ночь в лесу в ожидании зверя. В таких случаях приходится следить с головней в руках, а жар ее не слишком достаточен, чтобы согреть меня. Кроме того, я боюсь задремать во время такого продолжительного ожидания и, пожалуй, выроню смоляной факел как раз в ту минуту, когда олень подойдет ко мне. Судите сами, что будет за картина, когда олень с удивлением уставится на меня и услышит храп когда-то неутомимого охотника, спящего среди соленых болот! Впрочем, вы не думайте, что я собираюсь вас уговаривать. Всякий волен поступать, как ему вздумается. Но прежде дайте мне рассказать о том, что случилось со мной, когда я был еще в Техасе.

- Ладно, рассказывайте, только нельзя ли покороче, - согласился Геккер, перекладывая карабин с одного плеча на другое. - У меня и так осталось не много времени.

- Хорошо! Поверьте, у меня вовсе нет желания помешать вам как следует промокнуть под собирающимся пойти ливнем. Если вы мне не верите, то посмотрите над собой и вокруг, какие собираются на небе тучи. Ну, да все равно. Я начинаю. Слушайте! Однажды ночью - нужно вам заметить, что в те времена я был таким же сумасбродом, как и наш милейший Геккер сейчас, и постоянно проводил время с ружьем в руках под открытым небом, - я вышел из дома и остановился на берегу небольшого соляного озера. Дичи, должен вам сказать, водилось там множество. Я спрятался в засаду, давая себе слово не уходить, не настреляв изрядного количества добычи. Всю ночь напролет, до зари, просидел я, скорчившись, за сосновым пнем в наскоро построенном шалаше, как вдруг неподалеку услышал страшный рев, точно сотня пантер собиралась броситься на меня. Да, то был страшный шум. Точно тысячи ружей стреляли зараз. Словом, я был совершенно оглушен всем этим и просто не знал, куда деваться. Долго я не мог понять, в чем дело, как вдруг заметил, что с соседнего хлопкового поля на берег несется несметная стая диких гусей. Никогда в жизни я еще не видал и, наверное, не увижу подобного количества. Они летели прямо на сосну и, достигнув места, где стоял мой шалаш, стали спускаться на землю. Теперь угадайте-ка, что было дальше?

- Черт возьми! Угадать довольно легко: гуси посидели и улетели, а вам не удалось убить ни одного! - со смехом сказал судья, чтобы подзадорить Баренса.

- Вовсе нет! Гусей были тысячи. Когда они опустились на землю, то такой массой навалились на мой шалаш, что разрушили его совершенно, затушили зажженный мною огонь и чуть не задавили меня самого. Не имея возможности схватить ружье, я вытащил из-за пояса нож и стал наносить им удары направо и налево. Птицы догадались, что попали в довольно скверное положение, но было уже поздно. Всех находившихся поблизости я успел переколоть раньше, чем они успели опомниться и криком предупредить товарищей о грозящей опасности. Когда наконец остальная стая поднялась в воздух, вокруг меня валялись на земле пятьдесят один гусь и пятьдесят восемь голов.

- Это каким же образом? Оказывается ведь, что голов на семь штук было больше, чем тел. Куда же девались гуси, которым принадлежали эти семь лишних голов?

- Я отыскал их потом. Представьте себе, стая была так велика и летела так плотно, что на своих крыльях живые гуси на довольно порядочное расстояние, шагов за сто, отнесли мертвых в сторону. Теперь. Геккер, история кончена, и вы можете лететь на соленое болото!

- Какой вы мастер рассказывать всякие небылицы, Баренс, - сказал судья. - Вы просто незаменимы!

- Небылицы? Да какого же черта вы всегда слушаете их с разинутыми от удивления ртами, если знаете, что я рассказываю неправду? Нет, право, не стоит больше вам ничего рассказывать. А как обстоят дела с виски?

- Его только что принесли, и как вовремя. Виски поможет нам проглотить рассказанную вами историю, Баренс. - сказал Куртис. - Теперь я в свою очередь расскажу, что случилось со мной прошлой ночью. Предупреждаю, что это будет чистейшая правда! Чего вы ухмыляетесь, Баренс?

- Да знаете ли, я никогда не начинаю рассказов с такими предисловиями и никогда заранее не стараюсь уверять слушателей, что мой рассказ чистейшая правда. Делать так - значит наверняка возбуждать ненужные сомнения у своих слушателей. Примите себе это за правило, Куртис! - наставительно сказал тот.

- О, вам-то этого действительно не нужно делать, - с улыбкой сказал судья, - потому что ваши истории, с предисловием они или нет, будут иметь одну и ту же судьбу у слушателей. Рассказывайте, Куртис, не смущайтесь. Да не забудьте оставить немного виски, чтобы промачивать горло во время рассказа.

- Вчера вечером, - начал Куртис, - я шел по берегу Литл-Джен, отыскивая свиней, которые, по словам Баренса, бродили в этих местах, тех самых свиней, в поисках которых мы наткнулись на труп Гитзкота. Несколько раз за то время, когда я бродил по лесу, я натыкался на кабаньи норы, но ни разу не находил там обитателей. Наконец, когда совершенно стемнело, я заметил, что в чаще деревьев что-то шевелится, и, представьте мою радость, увидал там старую свинью с десятью поросятами. Одиннадцатого, вероятно, съели медведи. Как только я заметил, что свинья носит метку своего хозяина - дыру на правом ухе и рассеченное левое, - я высыпал перед ней из захваченного мешка маис и постарался отыскать на ночь удобное местечко, теперь, в такую темень, ничего нельзя больше предпринять. Признаться, я не очень то люблю болота Литл-Джен. Они и сыры, и неудобны, не говоря уже о целой массе всяких жужжащих, кусающихся и жалящих насекомых, тучами висящих над болотом. После долгих тщетных поисков сухого местечка, я нашел его наконец, развел огонь и улегся на землю. Собак со мной не было, потому, во-первых, что я боялся испугать свиней, а во-вторых, и не собирался охотиться. Усталость была так велика, что я почти тотчас же заснул. Сколько времени я спал, не знаю, чаща была настолько густа, что из-за нее нельзя было различить звезд. Вдруг я проснулся от странного предчувствия. Казалось, что кто-то приближается к тому месту где я лежал. Я тотчас же приподнялся и насторожился, потом, зарядив ружье, прицелился в ту сторону, откуда послышался шум, и стал ждать. Я подумал, что все это мне почудилось во сне, и опять улегся на землю. Признаюсь, я чувствовал себя не особенно-то важно. А вдруг, думал я, мне придется иметь дело с пантерой. Это ведь легко могло случиться, а в такую темень да без собак трудно было что-нибудь поделать с хищным зверем. Несколько времени я колебался, потом, прислушиваясь внимательнее, как будто опять стал различать какой-то шум. Сдернув платок, которым я прикрыл лицо, чтобы защититься от комаров, я почувствовал, что около меня стоит какое-то живое существо, теплое дыхание которого ясно ощущалось на лице. Сквозь легкий ночной полумрак, окутывавший меня, я рассмотрел какой-то черный силуэт, склонившийся надо мной. К моему великому удивлению и страху, наклонившееся надо мной существо оставалось неподвижным. Я прислушивался, теперь несколько успокоенный тем, что это не могла быть пантера, в противном случае я был бы уже мертв. В то же время я положительно терялся в догадках, что это было за существо. К несчастью, мне нельзя было даже вытащить нож, заткнутый за пояс, чтобы защищаться от врага, сражаясь с ним, как подобает порядочному охотнику, грудь в грудь. Итак, я неподвижно, как труп, лежал без движения на земле, пристально вглядываясь в наклонившуюся ко мне черную фигуру, глаза которой так и светились в темноте. Вы все знаете, я не из трусливого десятка, но, признаюсь, в эту минуту дрожал, как лист, до такой степени был напуган, и всякое животное могло бы безнаказанно броситься на меня.

- Да говорите же скорей, что это такое было? - разом воскликнули слушатели.

- Что было? - продолжал Куртис. - Я увидел над своей головой сияние звезд, и вдруг дыхание подозрительного существа перестало согревать мне лицо. Через минуту мой темный посетитель удалился, и только легкий треск ломавшихся под его ногами сухих ветвей указывал, что он действительно ушел. Я тогда вздохнул свободно, как человек, избегший смертельной опасности.

- А что было с вашим огнем?

- Он едва тлел. Это произошло оттого, что я выбрал недостаточно сухое место.

- Что же вы потом стали делать?

- Подробностей приключения припомнить не могу. Знаю только, что я собирался или вытащить нож и положить его возле себя, или держать в руке наготове, потом хотел прислониться к дереву и стоять так до конца ночи, но странно, что ничего этого не сделал, а преспокойно опустился на землю и заснул. Когда я открыл глаза, был уже день.

- Весьма странно, - заметил судья. - Что это за животное посетило вас?

- Вы находите это странным? - спросил Баренс. - Если бы я стал вам рассказывать такой случай, вы, наверное бы, не дослушав и половины, расхохотались мне в лицо и назвали бы лгуном, а тут человек сочиняет такие фантастические рассказы, а вы находите это только странным!

- Я стал тогда отыскивать следы, - продолжал Куртис, не смущаясь словами Баренса, - но долго не мог ничего найти, так как земля сухая, на ней навалено столько листьев, что положительно нельзя различить никаких следов. Наконец, после долгих поисков, невдалеке от того места, где я улегся на ночлег, я нашел берлогу старого медведя и убедился, что именно он и был тем странным существом, так напугавшим меня.

- О, это нисколько не удивительно, это даже входит в привычку у медведей, - сказал Смит. - Несколько лет назад у меня был ручной медведь. Так он по ночам часто вставал, чтобы подойти к моей постели и смотреть на меня в упор, когда я спал.

- Ваш рассказ, дорогой Куртис, - сказал судья, - напомнил мне о вашем обещании достать мне медвежонка. Жене давно хочется иметь его. Теперь весна. Это, пожалуй, лучшее время для выполнения вашего обещания.

- Ну, я начинаю бояться, что не сдержу своего обещания, потому что теперь эти маленькие негодяи бегают быстрее лошадей. Вот уже с месяц я ношусь во все стороны, рассчитывая поймать его для вас. Я побывал даже в горах, заглядывал во все пещеры, но не нашел ничего. Я бы и сам не прочь завести одного медвежонка у себя на дворе. Право, эти маленькие животные бывают иногда очень забавны.

- Вот глупости, - вмешался Баренс. - Эти проклятые медвежата скоро становятся невыносимыми. В первый же год они начинают бедокурить, бьют посуду, переворачивают кастрюли, сдергивают со стола скатерти и все, что на них находится, кусают свиней, обижают собак и обдирают деревья. Я, признаться, терпеть не могу этих беспокойных животных; есть много других, гораздо более безопасных и интересных. Во время моего пребывания в Северной Каролине я держал у себя ручную селедку, которая везде следовала за мной, куда бы я ни пошел. Она ходила за мной по пятам по всему дому.

- Ха, ха, ха, Баренс, погодите хоть минутку, дайте опомниться! - воскликнул судья, надрываясь от смеха. - Ваша фантазия не знает никаких пределов. Селедка, ходящая по суше! Да как же она могла жить?

- Как! - возмутился охотник. - Как она могла жить, спрашиваете вы? Да очень просто! Вы ведь сами прекрасно знаете, что всякое животное может приучиться жить везде, где только придется. Ну вот, и эта селедка так же. Ее поймали очень молодой на песчаной отмели, и с тех пор она не видала соленой воды. Нужно было только раз в день подержать ее немного в мокром песке. У меня есть теперь дома поросенок, - продолжал Баренс, не давая возможности слушателям опомниться и что-нибудь возразить ему, - который, вот поистине удивительная штука, покрыт пятнами, как молодая лань, а хвостик его до того завернут кверху, что несчастное животное вот уже три недели как не может коснуться земли задними ногами.

- Да здравствует старый Баренс! - закричал Куртис.

- Несколько дней назад я чуть-чуть не достал для вас медвежонка, судья, - сказал Кук, придвигаясь к столу. - Истлей, принесите-ка сосновых сучьев или хоть стружек. Здесь стало так темно, что я даже не вижу, есть виски в моем стакане или нет.

- Каким же образом он увернулся ог вас? - спросил судья.

- Я ехал в Ливинсбург и уже в семи-восьми милях от цели своего путешествия, при переезде через поляну, заметил в высохшем русле ручья медведицу и медвежонка, искавших себе пищу. Со мной, правда, было ружье, но, к несчастью, незаряженное, я и ехал-то в город именно затем, чтобы отдать его в починку. Остановив лошадь, я не знал, на что решиться. Что мне делать? Возвращаться домой за другим карабином? Но я успел отъехать от дома уже очень далеко. Забежать к знакомому за ружьем? Но ближайший из фермеров жил милях в четырех от этого места. Пока я скакал бы туда за оружием да возвращался на место, медведица с маленьким, несомненно, не стала бы дожидаться и ушла в чащу. Я решил сделать так. Прислонил ружье к дереву, рассчитывая позабавиться испугом зверя в ту минуту, когда он заметит меня, затем, не слезая с лошади, пробрался сквозь кустарник, который, по счастью, был не очень густ, потом поехал напролом прямо вперед, листья же были не очень сухи и не производили большого шума, а животные были очень заняты и за таким занятием не заметили моего приближения до того момента, когда, подойдя к медведям шагов на десять, мой пони заржал, почуяв зверей. Медведица тотчас же с быстротой молнии бросилась вперед. Потом, обхватив лапами толстый сук дерева, собиралась, казалось, влезть на него. Я поскакал вслед за ней, а в тот момент, когда она остановилась, мой добрый конь, легко перескочив через пень, чуть не коснулся ее своей мордой. Старая ведьма в страшном ужасе пустилась бежать без оглядки. Мой охотничий клик до того испугал ее, что она мчалась от меня, как паровоз на всех парах.

- А что же сталось с тем интересным медвежонком? - спросил судья.

- Погодите. Сейчас расскажу и о нем. Я подумал, что раз старая медведица так позорно покинула своего малыша, то мне уже нетрудно будет завладеть им, он еще был очень молод. Дело, надо вам сказать, происходило в начале марта. Я тотчас же повернул назад, потому что и пони мой чувствовал себя не особенно приятно на такой опасной охоте, и возвратился на то место, где оставил медвежонка. Бедный малыш уселся спокойно за деревом и продолжал рыть землю, отыскивая червяков. Завидев мое приближение, он спрятался. Разумеется, лошадь моя скакала быстрее маленького животного, и я скоро настиг его. Тогда проклятый медвежонок запрятался между корнями гигантской сосны и жалобно завыл. Только что собрался я слезть с лошади и завладеть так легко доставшейся добычей, как услыхал около себя страшный рев; повернув голову, я заметил, что мать вовсе и не думала бросать своего детеныша на произвол судьбы, а лезла прямо на меня. Ее лапы были подняты, а пасть со страшными зубами была открыта, точно медведица собиралась проглотить меня. Тут уж нужно было подумать о спасении собственной шкуры, а не о поимке медвежонка. Сделав поворот налево кругом, я поскакал в чащу, преследуемый по пятам разъяренной медведицей. Бороться с ней было бы бессмысленно, у меня был с собой только нож, ни о чем другом, кроме самого постыдного бегства, думать не приходилось. К счастью еще, медведица не долго преследовала меня и вскоре возвратилась к своему детенышу.

- Такой случай, как с вами, может повториться со всяким, кто будет иметь неосторожность ездить по нашим местам без оружия или с незаряженным ружьем, - сказал Смит. - Вот однажды со мной… Но что это такое? Кажется, ружейный выстрел?

- Да, выстрел. Вероятно, Геккеру удалось напасть на дичь. Никто из вас уже давно не охотился на соленых болотах. Ну вот нашему соседу и выпала сегодня на долю счастливая охота.

- Так я говорил, - сказал Смит, продолжая прерванный рассказ, - что со мной был случай, подобный вашему, в одном фруктовом саду, вы хорошо знаете это место, Кук…

- Алло! Выйдите-ка сюда кто-нибудь! - раздался зычный голос перед дверью хижины.

При этом возгласе собаки принялись лаять.

- Нас зовет кто-то из соседей! - сказал судья, вставая из-за стола.

- Эй, кто-нибудь! - снова раздался тот же голос, покрывший даже лай собак.

- Кто туг? Что нужно?

- Давайте скорее огня!

- Да кто тут?

- Гарфильд, из Ширинг-Крика, с друзьями. Нет ли у вас сосновых факелов или нескольких фунтов смолы, чтобы сделать их?

- Что касается смоляных факелов, то они в избытке, а смолы нет ни фунта! - отвечал Истлей. - Слезайте-ка пока в лошадей да входите сюда. Цыц! - закричал он на собак.

- Гарфильд, что за дьявол носит вас по полям в такую ночь? - воскликнул судья, вместе с Куком подойдя к двери, чтобы встретить прибывших. - Кто это с вами?

- Соседи из Ширинг-Крика, - отвечал фермер.

Всадники спешились и вошли в хижину.

- Здравствуйте, джентльмены! Не знает ли кто-нибудь из вас брода через Фурш-ла-Фав и не укажет ли нам?

- А зачем он вам понадобился? В чем дело? Преследуете вы кого-нибудь, что ли?

- Да! В ночь со среды на четверг какие-то негодяи украли у меня шесть лошадей. К счастью, я еще до рассвета заметил пропажу. Лошади, испугавшись чужих людей, метнулись к дому, что они всегда делают при нападении хищных животных. Разбуженный этим шумом, я вышел на двор и заметил пропажу, но было так темно, что пуститься тотчас в погоню за похитителями не имело смысла. Но лишь только рассвело, я собрал соседей, и мы бросились в погоню. Сначала следы были ясно видны на дороге, но вскоре разделились: трех лошадей погнали вправо, а остальных налево. Ну, да мы тоже стреляные птицы, понимаем, что это значит. Нас было пятеро, тогда мы разделились и объехали горную цепь на север от Литл-Джен. Дорога там ужасная, и можно удивляться, как это наши лошади не переломали себе ноги. У поворота одного из притоков Литл-Джен конокрады соединились и направились в лес. Там мы нашли место их привала. Откуда они достали корма для лошадей, один черт знает, вероятно, тоже украли. Чтобы окончательно не измучить лошадей, мы остановились в лесу на отдых, а затем продолжали путь, но ехали не особенно скоро, не желая мучить лошадей и потерять следы, которые разбойники всячески старались запугать. Так мы ехали и ночью, освещая дорогу факелами, пока не добрались сюда и не увидели, что лошади переведены через реку. Будьте же добры помочь нам найти брод, иначе мы рискуем заблудиться.

- Да, да, не теряйте времени. Я уверен, что завтра будет дождь: солнце садилось сегодня за большими тучами.

- Вот это-то и заставляет меня спешить, - ответил Гарфильд. - Теперь благодаря вам у нас хватит факелов, и если разбойники продолжают ехать по большой дороге, мы к рассвету догоним их.

- А уверены ли вы, что они едут по большой дороге? - спросил Кук. - Слишком уж, по-моему, это для них рискованно. Чтобы избежать преследования, им, пожалуй, было бы лучше переправиться через Арканзас.

- Приму к сведению. На том берегу Фурш-ла-Фава я повнимательнее рассмотрю следы.

- Жаль, что с вами нет Ассовума, - сказал судья. - Очень порядочный парень, большой мастер разыскивать следы. Он мог бы вам быть очень полезен.

- Мы около соленых болот встретили какого-то человека, плохо говорившего по-английски, - ответил Гарфильд, - это не он?

- Нет, один немец, Геккер. Скажите, пожалуйста, далеко отсюда следы конокрадов?

- О нет, очень близко! Всего шагах в четырехстах. Этот немец, встреченный нами, сказал, что видел воров, когда садился на отдых и разводил огонь. Он не мог, конечно, различить их лиц, но один из конокрадов показался ему знакомым. Их было только двое с моими шестью лошадьми. Не правда ли, эти проклятые разбойники прекрасно знают свое ремесло - управляться с лошадьми?

- А каким образом вы отыскали Геккера?

- Да очень просто. Мы заметили среди леса разведенный огонь. Не желая, однако, своим присутствием пугать дичь, мы предпочли, поговорив с ним немного, тотчас же удалиться и не мешать его охоте.

- Желал бы я знать, что это за люди украли ваших лошадей! - сказал судья. - Я нисколько бы не удивился, если бы узнал, что всем этим делом заведовал мерзавец Котгон. Мною недавно был получен приказ арестовать его, но мошенник, все время раньше вертевшийся поблизости, точно пронюхал об этом и с тех пор куда-то пропал и больше не показывается.

- Тюрьма ждет не дождется этого негодяя! - воскликнул Смит. - Все равно, рано или поздно, но он попадет туда!

- Тюрьма, говорите вы? Как бы не так! - возмущенно ответил хозяин украденных лошадей. - Неужели вы считаете, что я задумаюсь расправиться с ним по-свойски, если он попадется мне в руки с поличным? Видите вы это? - спросил он, показывая судье веревку из тонких кожаных ремешков. - Не будь я Гарфильд, если я не повешу его в таком случае на первом же дереве! Надо проучить этих разбойников и отбить навсегда у них охоту воровать наших лошадей!

- Не лучше ли прибегнуть в таком случае к закону? - сказал судья, неодобрительно покачивая головой.

- Закон!.. Закон хорош там, где он может быть применим. В городах, а не в наших лесах! Не можем же мы пользоваться законом, написанным людьми, совершенно не знавшими условий нашей жизни и не могущими оказать нам защиты! Что бы сказали, например, граждане Нью-Йорка, если бы их заставили руководствоваться правилами, пригодными для нашей местности? Там большинство статей, крайне необходимых для нас, оказалось бы совершенно излишним для них. Пока же мы сами должны защищать свою честь и имущество, не ожидая поддержки правительства, мы сами и будем творить суд и расправу тоже по нашему усмотрению. Если бы мне стали теперь запрещать делать это, то мне пришлось бы отправиться на запад. А теперь скажите, кто укажет нам дорогу и брод?

Куртис, Смит, Кук и еще несколько фермеров и охотников выразили свое согласие. Выбор пал на Куртиса, как на самого старого фермера этой страны, прекрасно знавшего ее вдоль и поперек. Вскоре он вывел преследователей на дорогу, ведущую к броду в реке. Гарфильд, проехав несколько десятков сажен, увидал конские следы. Это, по его уверению, были следы его лошадей. Не было основания не верить ему, так как кто же лучше мог определить это, как не их хозяин?

Небо все более и более покрывалось тучами. Пошел мелкий, но частый дождь. Хотя он насквозь промочил одежду преследователей, но за такой короткий срок не мог смыть лошадиных следов.