Маленькая комнатка изящного домика, убранная с баснословной роскошью, была уже до того переполнена всякими вещами - десятой доли которых было достаточно для ее украшения, - что походила более на магазин, чем на будуар.

Три стены этого покоя были затянуты драгоценнейшими шелковыми материями, затканными серебром, но и эта чудная обивка закрывалась зеркалами, картинами, статуэтками из бронзы и слоновой кости, великолепными канделябрами и роскошным оружием. Четвертая стена была разукрашена всевозможными дорогими вещами, сама же представляла собой подобие стенки в корабельной каюте. Такое сходство особенно придавали ей крошечные оконца со ставнями. Простенки между этими окнами были почти закрыты тропическими растениями, вьющимися до потолка, одеждами из индейских тканей и оружием тоже индейского ремесла.

Все это убранство производило впечатление излишества, неумеренного, не смягченного вкусом великолепия и скорее неприятно поражало взор, нежели очаровывало его.

Посредине роскошного помещения стоял диван, на котором лежала, опираясь на мягкие подушки, молодая женщина в белом платье.

Рядом с нею, на низеньком табурете, сидела другая женщина, закрывшая лицо руками в глубоком отчаянии.

- Он не умер, дитя мое! - говорила женщина в белом, ласково поглаживая ее волосы. - Верьте мне, он жив и уже, может быть, ищет вас. Но как ему знать, где вы находитесь?

- Нет! - отвечала та, поворачивая к ней лицо, орошенное слезами. - Он не воротится более, он на дне реки. Разве я не видела, как его поразила пуля, как он упал… Я слышала плеск воды при его падении… и после этого я лишилась чувств.

- Слушайте, Мария, я все же не знаю ничего обстоятельно. Если вы хотите, чтобы я была вам полезна, вы должны рассказать мне все.

- Вы хотите, чтобы я еще больше растравила свои раны?.. Но не сердитесь. Шесть месяцев назад, он, которого я потом полюбила, ступил к нам в дом первый раз. Он был так добр, благороден, благочестив… Родители мои не отвергли его любви ко мне и благословили наш союз…

Я стала женою моего Эдуарда. Но он все восхищался Югом, на котором бывал прежде, и уговорил моего отца переселиться из Арканзаса туда. Отец продал свое здешнее поместье, получил за него хорошие деньги, и мы отправились в Луизиану, нагрузив все наше имущество на плоскодонную барку. Эдуард взялся править ею сам, без лоцмана, он знал отлично наши реки. Действительно, мы прошли благополучно Уабаш, Огайо и вступили в Миссисипи… Но третьего дня, по ошибке Эдуарда, быть может, мы наткнулись на островок… О, я не могу больше, я схожу с ума!

- Что сталось с Эдуардом?.. С вашим отцом, с вашей матерью?..

- Они все погибли…

- А вы?..

- Пожалейте меня! Не спрашивайте более… О Боже!.. Эдуард, мой Эдуард не мог даже защитить своей жены… не мог избавить ее от этих отвратительных воспоминаний!..

Она замолчала, беспомощно опустив свою голову на грудь.

- Вы останетесь со мною, Мария, - произнесла слушавшая ее женщина. - Не вырвут вас от меня… Он не посмеет! - прибавила она, как бы говоря с собою. - Я употреблю все усилия… Но отдохните.

Она встала и отвела несчастную в небольшую комнатку, примыкавшую к той, в которой они находились. Едва успела она затворить дверь, как послышались мужские шаги, и Келли вошел, спрашивая с заметным раздражением:

- Где эта женщина?

- Так-то здоровается теперь Ричард со своею Джорджиной? - проговорила красавица шутливо. - Ему нужно видеть чужую женщину, а не меня!

- Нет, Джорджина, - сказал он ласковее, - ты знаешь, что я вижу только тебя среди всех…

Он нежно обнял ее.

- Мне нужно знать, где она. Ты поступила нехорошо, взяв ее сюда.

- Слушай, Ричард, - сказала Джорджина, обвивая прелестными руками его шею, - я попрошу тебя оставить ее при мне. Ты сам знаешь, до чего грубы, невоспитанны здешние женщины… и они ненавидят меня за то, что я не разделяю их циничных удовольствий… Эта Мария - дочь простого фермера, но такая милая, образованная… Она будет мне подругой, и это утешит ее в ее собственном горе…

- Дорогая моя, ты знаешь наш устав, - возразил Келли, усаживаясь на оттоманку. - Женщины не должны вмешиваться в распоряжения, касающиеся общей безопасности…

- А я тебе скажу, Ричард, что ты никогда не делаешь ничего для меня. Что бы я ни попросила, у тебя найдется всегда причина отказать. Вот ты не взял меня ни разу с собой в Елену…

- Я уже говорил тебе, что и сам не смею туда показываться.

- Так оставь мне хотя бы эту прелестную женщину, единственную, на которую я могу смотреть здесь без отвращения.

- Это очень лестно для меня…

- Ты несносен сегодня, Ричард!

- Будь благоразумна. Оставаясь здесь, эта женщина неизбежно увидит Сандерса…

- Так это он, негодяй…

- Не брани его, он нам очень полезен. Но мне надо поговорить с тобою о деле. Наше положение здесь становится очень опасным; нам необходимо скрыться отсюда, в глубь Техаса. Будь готова на всякий случай.

- А твои товарищи?

- Они выберут себе нового атамана.

- А если они не захотят тебя отпустить?

- В таком случае они последуют за мною, - ответил Келли. - Но, как бы то ни было, эту женщину нельзя здесь оставить… Надо опасаться всего, что может выдать наши намерения.

- Но что станется с нею, если я соглашусь с ней расстаться? - спросила с тревогой Джорджина.

- Боливар отвезет ее в Натшец. Ты довольна?

- Мне приходится всегда только повиноваться тебе, - проговорила она, хмуря брови. - Прошло то время, когда мое желание было законом для тебя!..

- Но рассуди же, пойми, что мы не можем жертвовать нашей безопасностью, нашей жизнью ради какой-то полупомешанной! - сказал Келли, обнимая жену. - Если бы я еще оставался постоянно здесь, мне было бы легче исполнять твои прихоти… Я сам охранял бы тебя…

- Ты опять уезжаешь?..

- Необходимо.

- Слушай, Ричард, - начала она, смотря ему пристально в глаза, - если я только узнала бы, что ты мне не верен, что ты обманываешь меня… тогда как я пожертвовала тебе не только свою жизнь, но и жизнь родителей моих, если бы уверилась в твоей измене… о, клянусь тебе духом тьмы, я отомстила бы тебе так, как не мстила еще никому ни одна женщина!

- Ты ревнива, Джорджина? - сказал он, снова обнимая ее. - Но для кого же я тружусь? Ради кого стал я вне закона, пролил первую кровь?.. Твоя ревность не сердит меня, она говорит о твоей любви, но ты все же несправедлива. Я знаю, что ты не равняешь меня с другими, что ты уважаешь меня, что ты и не полюбила бы меня, если бы я был недалеким малым. Но имей же доверие ко мне…

- Хорошо! - воскликнула она, - я буду доверять тебе во всем, но не запирай же и ты меня совершенно, познакомь со своими друзьями…

- Исполнить такую просьбу труднее, чем ты думаешь…

- Ты отказываешь?

- Кто же говорит это? А ты стала недоверчива, Джорджина. Скажи, кстати, зачем был послан на берег твой метис? Подсматривать за мной?

- Если бы и так?.. Что же из этого?

- Я так и подумал. Ты совершенно перестала доверять мне, бедняжка? Ну, хорошо, посылай своего соглядатая, я не буду его прогонять, пусть следит за мной повсюду и доносит тебе обо всем, что увидит. Довольна ты?

- Но как решишь ты насчет этой несчастной?

- Пусть она останется пока при тебе, потому что я увожу с собой Сандерса. Но когда Блэквуд воротится сюда, ты не будешь уже противиться, я надеюсь, исполнению тех правил, которые установлены для безопасности не только нас, но и для личной твоей?.. Ты все еще сердишься на меня?

- Могу ли я сердиться, когда ты такой добрый? - проговорила она, обнимая его.

- У нас столько внешних опасностей, что не надо создавать себе еще внутренние бури… Будем жить в мире!

Пока Келли говорил со своей женой, Блэквуд и негр тоже беседовали кое о чем.

- Что-то он затевает, - говорил Блэквуд. - Хотелось бы знать его настоящие намерения.

- Он решительно никогда не скажет правды, только я умею угадывать! - отвечал негр. - Если он говорит, что пойдет вверх по реке, это значит, что по течению. Если скажет, что едет в Арканзас, то, поверь, Арканзас последнее место, о котором он думает.

Блэквуд, посмотрев на нефа, принялся расхаживать взад и вперед и потом спросил неожиданно:

- Ты сопровождал его в Елену когда-нибудь?

Негр взглянул на него тоже пристально и только через минуту кивнул утвердительно головой.

- И тебе известно… - продолжал Блэквуд.

- Молчи! - шепнул Боливар, поглядывая с испугом на дом пирата. - Я не стану говорить ни слова о его делах; я поклялся молчать, да и помню хорошо, как он обошелся с тем испанцем: отрезал ему нос, уши, руки… и потом кинул издыхать в болоте… О, белые свирепее черных!

С вершины соседнего дерева раздался свист.

- Вот еще какая-нибудь новая работа привалила! - проворчал негр. - Старых мало… Всех лошадей зараз перевезут?

- Нет, Регуляторы настороже и подметят наши следы. Тех двух коней, которых мы ждем из-за реки, проведут через болото. Это поручено Бойсу, а прочих доставят водой… Но пойдем же скорее на пристань, надо помочь вывести лошадей.

Животные были страшно измучены, они отказывались есть превосходный корм, который им засыпали в ясли, приведя их в конюшню. Джонс Бойс рассказывал, что загнал коней так, потому что за ним самим гнались Регуляторы. Речь его была прервана появлением Келли, который не стал расспрашивать Бойса, а отвел Блэквуда в сторону и сказал:

- Джорджина настаивает на том, чтобы посылать метиса на тот берег… В первый же раз, когда она его пошлет, пусть перевозит его Боливар… но чтобы тот до берега не доехал… Ты меня понимаешь?

- Не доехал… то есть вы разумеете метиса Олио?

Келли кивнул головой и продолжал:

- Приказания Сандерсу изложены в этом конверте. Все остальное тебе известно.

- Когда вы поджидаете Сэвэджа?

- Очень скоро. Согласно его расчету, он должен был прибыть со своими пассажирами в Елену еще вчера. Вы условились насчет сигнала?

- Как же, ваша милость. Он пойдет близехонько от острова, сделает выстрел у подводных камней и потом выбросит судно на берег немного пониже.

- Отлично. Лошадь моя отдохнула?

- Совершенно, ваша милость. А как же насчет этой молодой женщины?

- Ты передашь ее негру, которому я уже сам отдам приказания. Ложись спать… А тебе надо наблюдать за этим молодцом.

- За кем еще? За Джонсом?

- Да! Не выпускай его с острова, пока я не прикажу.

- Он кажется таким преданным…

- Тем лучше для него. Прощай.