Небольшая шлюпка отчалила от таинственного острова, пересекая реку к берегу штата Арканзас.
В лодке сидело двое: негр Боливар и молодой метис Олио. Негр сильно работал веслами; товарищ его лениво правил рулем. Метис был в нарядной ливрее из серого сукна с красными украшениями по швам; такая же серая фуражка лежала возле него, но он прикрывал голову от солнца широкополой шляпой. Спутники никогда не водили дружбы, они не разговаривали и теперь; Боливар смотрел вниз, усиленно налегая на весла, а Олио насвистывал небрежно какую-то песенку. Жена Келли любила и баловала этого молоденького метиса; он позволял себе обращаться заносчиво даже и с пиратами, принадлежавшими к белой расе. Боливару, единственному негру во всей шайке, приходилось особенно страдать от выходок юнца, и он ненавидел его всей душой. Но в эту минуту он казался очень довольным и бросал на метиса такие взгляды, которые не предвещали тому ничего хорошего.
- Правьте же хорошенько! - проговорил он в сердцах. - Вы неумеха, мне вдвое труднее приходится, а это не особенно приятно при таком зное.
- Ну, ты не загоришь более от солнца, как бы оно ни пекло! Но куда же ты ведешь лодку? - вскричал Олио. - Разве можно лезть под эти нависшие ветви? С них так и стекает на меня вода.
- Подожди, - прошептал негр сквозь зубы, - скоро и не так еще вымокнешь.
Через минуту среди густой, непроницаемой листвы раздался пронзительный крик и плеск воды, как от взмахов хвоста исполинской рыбы. Потом все смолкло, камыши и древесные ветви перестали колыхаться, волнение на воде стихло. Лодка выплыла вновь; в ней сидел один Боливар.
Он перевел дух с трудом и направил лодку к срубленному дереву, лежавшему вершиной в воде. Привязав к сучьям лодку, он надел на себя рубашку и куртку, снятые им прежде, и выронил при этом два письма из кармана. Он не умел читать, но долго рассматривал, однако, адреса на их конвертах. На одном из них было кровавое пятно. Он хотел стереть его мокрым пальцем, но только размазал его более. Тогда он подумал: не бросить ли его в воду? Однако не решился и спрятал письмо в карман.
Фуражка метиса оставалась в лодке. Вот это надо потопить, сказал он себе. Он вынул из другого кармана складной нож с толстой деревянной ручкой, воткнул лезвие в фуражку и бросил ее в реку, говоря:
- Дома найдутся ножи и получше. Так-то вернее…
Сделав все это, он направил лодку к острову.
Накануне пиратам досталась богатая добыча, впереди была другая, еще лучшая; к тому же ни Келли, ни его ближайших подручных не было, поэтому можно было разгуляться на славу. На острове пировали. Один из пиратов, Питер, более воздержанный, чем другие, тщетно старался обуздать своих товарищей. Он старался внушить им, что их крик и пение могли быть услышаны с проходивших судов, что подвергало опасности всю шайку. Но разбойники не хотели ничего слушать; они уверяли, что веселятся так уже не в первый раз и это не приводило к беде никогда.
Когда Боливар появился среди пировавших, его приняли с шумными восклицаниями. Он, большей частью молчаливый и угрюмый, был тоже в возбужденном состоянии на этот раз и охотно согласился петь и плясать по просьбе своих товарищей.
- Браво! Ура! - кричали они, угощая его водкой, но один матрос, Корни из Иллинойса, отнял у него бутылку, говоря: - Нет, пусть заслужит ее сперва. Покажи нам силу своей башки, Боливар. Я только что говорил товарищам, что ты можешь пробить круг сыра своей головой. Они не верят, а я прозакладывал двадцать долларов, что ты способен это сделать. Хочешь помочь мне выиграть спор, беленький цветочек? Мы разделим доллары пополам.
- Не желаю. Что мне ваши двадцать долларов! Я заработал сегодня их целую кучу!.. Двадцать долларов! Нашли чем удивить!
Он отвернулся, но Корни вытащил из кармана великолепный кинжал, говоря:
- А такую вещицу хочешь получить, белая сахарная голова, прелестная белая роза?
Присутствовавшие окружили Корни и негра.
Негр, не обращая внимания ни на чьи слова, смотрел только с жадностью на кинжал. Лезвие было из дамасской стали, рукоятка украшена золотом и серебром. Сам султан не отказался бы от такого оружия.
Если бы Боливар был в полном уме, он догадался бы, что Корни разыгрывает его, обещая подобную драгоценность за пустое пари. Но уже выпитая им водка производила свое действие. Он сдернул старую соломенную шляпу и крикнул:
- Идет! Подавайте круг сыра!
Но прежде чем принесли сыр, он начал плясать с кинжалом в руке, распевая во все горло негритянскую песню. Товарищи вторили ему, и гвалт становился оглушительным. Он стих, лишь когда внесли один из тех сыров, которые изготовляются преимущественно в Огайо и Пенсильвании. Такой круг сыра, диаметром в два фута, при толщине в четыре или пять дюймов, бывает всегда покрыт темно-желтой, упругой и твердой коркой, но черепа негров отличаются гибкостью и твердостью, позволяющей им переносить удары, от которых голова белого человека разлетелась бы вдребезги, как яичная скорлупа. Когда двое негров дерутся, головы служат им таким же оружием, как и кулаки. Боливар пробивал уже не раз круг сыра лбом, но Корни намеревался сыграть с ним злую шутку.
По его распоряжению круг сыра прислонили к бочке с сахаром, и негр, откинув сначала голову назад, разбежался, ударил лбом об сыр и разделил его пополам.
Со всех сторон раздались шумные рукоплескания, а Боливар, швырнув разбитый сыр на пол, крикнул с торжеством:
- Подбирайте свою творожную лепешку!
- Правда, что это не более чем творожная лепешка, - заметил один уроженец Индианы, - а вот попробовал бы кто проделать такую штуку с нашими сырами!
- Что такое особенное в ваших сырах? - закричал Корни. - И вы думаете, что Боливар тут спасует? Эй, подайте сюда круг индианского сыра! Я плачу за него пять долларов. Выберите самый твердый, и я ручаюсь, что выиграю пари! Не так ли, Боливар?
- Так, так! - пробормотал негр, который прикладывался еще несколько раз к бутылке и смотрел на всех посоловевшими глазами. - Где ваш сыр?.. Подавайте его…
- Вот, готово! - сказал индианец, и негр хотел уже повторить свой опыт, но Корни остановил его, говоря:
- Постой, дружище, я заплатил за этот сыр наличными и потому не желаю, чтобы на нем остались клочья той шерсти, что растет у тебя на голове; не больно вкусно, если она попадет мне в рот. Поэтому позволь прикрыть сыр платком.
- Хоть одеялом… Мне все равно, - ответил негр, которого обступили пираты, чтобы отвлечь его внимание, между тем как Корни быстро подменил круг сыра небольшим камнем, прикрытым платком. Потом все расступились, и Боливар, закрыв глаза и откинув назад голову, бросился с разбега вперед…
Удар был так силен, что уложил бы на месте быка. Негр упал навзничь и пролежал несколько минут неподвижно, лишась сознания. Потом он поднялся медленно, посмотрел вокруг бессмысленным взором и сжал себе виски. Голова у него так болела, что он едва не потерял сознание, но хохот товарищей привел его в себя. Он увидел камень, с которого свалился платок, и понял все. Угадал и кто был зачинщиком жестокого обмана, когда Корни подошел к нему и спросил насмешливо, не находит ли он, что сыр слишком уж пересох на солнце.
Прежде чем кто-нибудь подумал его удержать, негр кинулся на врага, ударил его изо всей силы кулаком и вцепился зубами ему в горло. Остальные бросились на помощь товарищу и с трудом оттащили Боливара от жертвы. Он бился так, что потребовались усилия десятка человек, чтобы одолеть его и связать ему руки. Шум поднялся страшный, и Питер кинулся к Джорджине, прося ее восстановить порядок и говоря, что Келли требовал спокойствия именно теперь. Но Джорджина боялась покинуть Марию. Бедная пленница порывалась бежать уже не раз, а в этот день с самого утра сидела безмолвно и неподвижно в углу, как потерявшая рассудок.
- Не бойтесь, она просидит спокойно до вашего возвращения, - сказал Питер, поглядывая гневно на Марию. - Недоставало еще этих хлопот: женщина, да еще помешанная!
Усиливавшийся шум заставил Джорджину решиться: накинув на себя шаль, она пошла за Питером.
Даже наиболее бушевавшие притихли при виде красавицы. Ее стройный, величественный стан, прелестное лицо с чудными черными глазами, обрамленное прядями темных волос, ниспадавших на ее белоснежную шею, произвели впечатление на толпу.
- В чем виновен этот человек? - спросила она, указывая на негра, отбивавшегося от своих преследователей.
Поднялся новый шум, все орали разом. Наконец Питер рассказал наскоро все, что произошло. Когда он объяснил, что Боливар едва не убил Корни, многие закричали:
- Смерть этому скоту! Кидается на людей, как пантера!
- Разве вы люди? - спросила смело Джорджина. - О чем вы думаете? Об удовлетворении своей личной мести, когда недруги окружают нас со всех сторон? Разве вы не сами возбудили ярость этого негра? На что вы жалуетесь? Разве змея не ужалит, когда на нее наступят? Идите все на места! Атаман может воротиться каждую минуту, и вы знаете хорошо, что грозило бы вам, если бы говорил теперь здесь он, а не я. Идите, проспитесь после вашей попойки, успокойтесь… Но знайте, что нарушение наших правил не сойдет вам так дешево в другой раз. Если негр виноват, атаман будет знать, что с ним сделать. Я вовсе не защищаю виновного; атаман разберет дело, но до тех пор ждите спокойно.
Эта твердая речь произвела свое действие. Хоть и ворча, зачинщики ссоры отпустили негра. В эту минуту из дома Келли промелькнула какая-то тень, раздался странный смех, и видение исчезло между пятым и шестым домиком.
- Это она! - воскликнула Джорджина. - Питер, Боливар, бегите за ней!
Питер бросился исполнять приказание, несколько человек последовали за ним, связанный негр оставался на месте. Джорджина поспешила разрезать веревки, но хмель с него еще не сошел, страшный удар о камень давал о себе знать, силы изменили Боливару после неистовой борьбы, и он, сделав лишь два-три шага, упал, как подкошенный.
Джорджина была уверена, что беглянку тотчас же поймают. Но полупьяные люди совались бесполезно из стороны в сторону, сбивая с толку Питера. Они возвратились ни с чем. Питер был убежден, что помешанная утонула, но Джорджина приказала возобновить розыски на рассвете.