В тот самый вечер, когда Келли отдавал приказания в харчевне «Серый Медведь», жена его, Джорджина, ходила в волнении по роскошному будуару. Глаза ее блестели от гнева, губы судорожно сжимались. Она была крайне раздражена всем, что произошло в последние дни. Келли не было дома двое суток; молодой метис, ее любимец, безгранично преданный ей, не возвращался, Мария бежала неизвестно куда, Питер, посланный разыскивать метиса, не являлся с ответом.
Неизвестность томила ее. Не зная, что думать, она вышла из дома, но тут увидала возвращавшегося с поисков Питера. Она сделала ему знак последовать за ней в комнату, он повиновался, но казался смущенным и молчал. Джорджина схватила его за руку, взглянула пытливо в лицо и спросила:
- Где Олио?
- Не знаю.
- Где он? - повторила она повелительно. - Смотри мне прямо в лицо, Питер, и отвечай.
- Я говорю, не знаю! Во всем лесу нет ни малейшего следа.
- В лесу? Зачем ты искал в лесу? Следы могли быть только по дороге в Елену, а не там.
- Я смотрел везде… не нашел ничего.
- А в воде, Питер? - проговорила она слабым голосом.
- В воде? - повторил он, оглядываясь с ужасом. - Почему вы думаете о воде?..
Джорджина заметила этот взгляд, побледнела и крикнула:
- Да, в воде, в воде!.. Говори, Питер, не мучь!
- Но я, право, не заглядывал в реку… Только Гаррис полагает, что Олио не выходил на тот берег. Гаррис хотел передать ему что-то. Завидя лодку, он стал поджидать его на тропинке - единственной, по которой можно пройти. Но Олио не показывался.
- Может быть, Олио спрятался, не признав его голоса? Не догадался, что его зовет кто-нибудь из наших?
- И Гаррис тоже подумал, - сказал Питер, говоря уже смелее. - Но ему показалось странным; что негр плывет уже обратно один. Стало быть, он высадил Олио; куда же тот девался? Гаррис пошел к маленькому затону, у которого должна была пристать лодка, он обошел его весь, не найдя следов, что она здесь причаливала. Трава тут густая и помялась бы от ног, если бы кто вышел на берег…
- Что же далее? - спросила Джорджина, видя, что он снова замялся.
- На берегу-то никакого следа, - проговорил Питер в смущении, - но в воде…
- В воде? - повторила она.
- Гаррис мог и ошибиться… Ведь это только его пред-положения, - произнес Питер. Он знал привязанность мистрис Келли к молодому метису, подозревал многое и боялся навлечь на себя страшный гнев атамана за вмешательство во всю эту историю.
- В чем же состояло предположение Гарриса? - продолжала Джорджина с прежним притворным спокойствием. - Не бойся, Питер, рассказывай все.
- Если вы хотите все знать, - начал он, теребя шляпу в смущении, - то Гаррис видел кровь на поверхности воды. Но могло и почудиться.
- Он не нашел трупа? - спросила Джорджина так тихо, что Питер не сразу расслышал ее вопрос.
- Трупа? Нет. Ведь он ничего не знает, только предполагает. Может быть, Олио воротится еще сегодня или завтра и вы только напрасно тревожитесь.
- Питер, - сказала Джорджина, держась руками за спинку кресла, - я хочу знать всю правду об Олио.
- Так пусть рассказывает вам сам Боливар! - ответил Питер уже резко. - Я признаюсь, что очень желал бы вовсе не вмешиваться в это дело. Капитан может прогневаться.
- Ты разве предполагаешь?..
- Он не жаловал этого метиса и знал, что он служит у вас шпионом.
- Ты думаешь, ему было бы приятно избавиться от этого мальчика и он мог приказать…
- О, мистрис Джорджина, позвольте! - перебил Питер с испугом. - Я еще не потерял здравого смысла и потому не позволю себе никаких догадок! Все это никак до меня не касается, я не суюсь в чужие дела, желаю быть в стороне!
- Ты совершенно прав, Питер. Но если я попрошу тебя оказать мне услугу, за которую пообещаю тебе заплатить по-царски, ты не откажешь мне?
- Отчего же нет, если только я в силах.
- Дай мне свою правую руку в знак клятвы.
Питер поколебался: это дело принимало слишком серьезный оборот, но в глазах молодой женщины было столько мольбы, что он не выдержал и сжал ее нежные белые пальчики.
- Хорошо. Ты дал мне слово, - сказала она. - Сдержи его! Возьми багры и веревки, обыщи тот маленький залив и найди труп.
Она опустилась в кресло и закрыла лицо руками.
- Когда найдешь, принеси сюда. Надо похоронить Олио по-христиански. Ты исполнишь все?
- Исполню. Но если капитан вернется в это время? Если он хватится меня?
- Я найду предлог. Иди же, я надеюсь на тебя. Принеси тело сюда, в ту комнату за моей спальней. Остальное уже мое дело. Но где негр?
- Мы его связали и заперли, потому что Корни умер от его укуса. Этот негодяй перекусил ему вену, ее никто не сумел перевязать. Мы ждем капитана, он рассудит дело. Если бы Боливар был не негр, то мы все сказали бы, что и поделом этому Корни.
- Приведите сюда Боливара, - сказала Джорджина.
- Что вы! Разве можно без капитана?
- Приведите его связанного и пришлите сюда двух приятелей этого Корни.
- Если вы хотите выудить у него признание насчет Олио, - сказал Питер, - то это напрасно, я думаю. Он упрям, как мул. Но я исполню ваше приказание и попрошу вас, не упоминайте обо мне капитану.
Оставшись одна, Джорджина залилась слезами, но они не могли утолить ее горя. Страстная и порывистая, не знавшая границ ни в любви, ни в ненависти, она была не способна прощать обид и платила за них только мщением, жестоким и беспощадным. А теперь обидчиком был человек, которому она пожертвовала все, ради которого она порвала все связи со светом, переносила опасности. Он, так безгранично любимый ею, изменял ей! Она была в этом уверена, иначе зачем ему было губить бедного, невинного мальчика? И Боливар был орудием его злобы…
«О, - говорила она себе, - если только открою все, узнаю, что сделалось с Олио, берегитесь тогда, Ричард Келли!»
Несколько человек ввели Боливара. Голова его, ушибленная о камень, была обвязана платком и в крови, один глаз заплыл.
Джорджина вынула пистолет, навела его на негра и проговорила:
- Ты в моей власти, твое преступление мне известно, и ничто не спасет тебя от кары, которую ты заслужил. Ты убил юношу, моего питомца, и бросил его тело в воду. Если хочешь остаться в живых, признавайся во всем. Бедный Олио не сделал тебе ничего; шалости его были простительны. Что же побудило тебя погубить его? По чьему наущению ты это сделал? Говори! Я знаю все, но хочу, чтобы ты подтвердил это своим признанием.
- Не знаю, кто наговорил вам всякого вздора, - отвечал Боливар. - А вот меня так действительно обидели ни за что… Если бы масса Келли был здесь…
- Он заступился бы за тебя, это весьма вероятно. Но не уклоняйся от вопроса, или я прострелю тебе голову. Ты должен знать, я не произношу угроз понапрасну.
- Как не знать! Но что мне в том, что убьете? Моя жизнь здесь хуже собачьей. Стреляйте, не боюсь!
- Освободите его от веревок и привяжите его к дереву! - крикнула с бешенством Джорджина. - Увидим, что он скажет под кнутом. Бейте его, пока не признается! Хотя бы на нем не осталось ни лоскута его отвратительной черной кожи!
- Давно надо было погладить его так, - сказал разбойник по прозвищу Клык. Кличка эта была ему дана из-за зуба, торчавшего из-под верхней губы. - Посмотрим, такая ли у него черная кровь, как и шкура. Ну, приготовься, Боливар! Да не признавайся подольше, чтобы дать нам натешиться!
Страшная казнь началась, но негр молчал. Удары сыпались на него, вся спина покрылась одной кровавой раной, но он смотрел твердо в глаза Джорджине, утратившей женскую мягкость в эту минуту. Она не спускала глаз со своей жертвы, произнося ругательства и проклятия, но Боливар молчал; он слабел, взгляд его становился мутным, колени его подогнулись.
- Не молиться ли вздумал? - крикнул Клык. - Поднимайся! Еще успеешь!
И он замахнулся кнутом с новым остервенением.
- Стойте! - произнес повелительный голос, и толпа расступилась, узнав атамана.
Келли, закутанный в мексиканский плащ и в широкополой шляпе, закрывавшей ему лоб, устремил взгляд на исполнявшего приговор и произнес строго:
- Кто осмеливается наказывать здесь помимо моего приказания?
- Я отдала этот приказ! - воскликнула Джорджина. - Этот злодей убил Олио, которого я воспитала и так любила! И ты не можешь противиться исполнению этого приговора. Не можешь, - прибавила она грозно, - если не хочешь оказаться его же сообщником!
- Уведите этого негра, - сказал Келли, не отвечая ей. - Я разберу дело.
- Неужели у тебя достанет духа оправдать его, взять под свою защиту? - гордо заметила Джорджина.
- Уведите этого человека! - повторил Келли грозным голосом. - А ты, Джорджина, уйди. Тебе не место здесь.
Молодая женщина побледнела, но повиновалась и ушла. Клык не уступил так скоро. Он дерзко взглянул на Келли и крикнул:
- Этот мерзавец набросился на белого и его искусал! Он заслужил виселицу! Подчинение вещь хорошая, но и ей есть границы. Мы все американские свободные граждане, большинство у нас порешило, что негра следует наказать…
Он не успел договорить. При свете факелов в руках Келли сверкнув нож, и Клык, простояв несколько секунд с вытаращенными глазами, рухнул навзничь и испустил дух. Между разбойниками послышался ропот, и они двинулись к Келли. Он произнес спокойно:
- Безумные! Мы окружены изменой, наше убежище открыто, нам грозит опасность, а вы сводите свои личные счеты, повинуетесь ревнивой женщине и восстаете против того, кто один еще может вас спасти. Глупцы! Воротитесь на свои места; знайте, что к нашему острову причалила лодка, и тот, кто на ней, выслеживает нас. Надо не выпускать его отсюда. Я переговорю с вами подробнее тотчас, но прежде всего освободите негра и похороните этого негодяя. Смерть его была еще слишком сладка; он дал в Елене клятву выдать нас, и если не успел сделать это, то потому, что надеялся выторговать себе солидный куш.
Люди молча повиновались, и Келли пошел к Джорджине.
- Где Олио? - воскликнула она. - Где ребенок, которого я воспитала? Единственное существо, бескорыстно преданное мне?.. Он был виновен лишь тем, что так любил меня!
- Что за выходки, - проговорил он спокойно, бросая шляпу на стол. - Почем я знаю, где этот метис? Верно, забаловался в Елене. Скажи лучше, где эта молодая женщина?
- Олио! Ты говоришь, он вернется! Он там, на дне залива! Милый мальчик! Умереть так…
Она закрыла лицо руками и зарыдала. Келли смотрел на нее с недоумением.
- Чем был этот Олио для тебя, Джорджина? - проговорил он наконец. - Метис, на которого ты могла смотреть только как на слугу… Я никогда не расспрашивал тебя о рождении этого мальчика, но теперь желал бы знать.
- В его жилах текла кровь великих вождей из рода семинолов! - произнесла она гордо. - Имя его бессмертно в памяти народа.
- А как звали мать? - иронически спросил Келли.
Она не ответила, и он вышел из комнаты.
Негр все еще оставался под деревом.
- Боливар, - сказал Келли, - тебя мучили так за то, что ты предан мне? Я знаю все, и ты не можешь оставаться здесь. Джорджине известно твое дело, и она не пропустит первого случая тебе отомстить. Слушай: собери все, что можешь захватить с собой. Мы уедем вместе. Спеши: время дорого, а плыть далеко.
- Но я не могу поднять весла, руки у меня исполосованы кнутом.
- Сядешь у руля. Тебе слишком часто приходилось грести за меня; сегодня будешь отдыхать. С этой минуты, Боливар, мы неразлучны. Будешь верен мне? Исполнишь всякое приказание?
- Вы отомстили за мою обиду, - проговорил негр. - Кровь этого злодея брызнула на меня, и каждая ее капля была бальзамом для моих ран. Этого я никогда не забуду.
- Хорошо! - сказал Келли. - Я верю. Пойди, отдохни в лодке.
Он хотел уже уходить, но негр остановил его.
- Масса, вот два письма, которые я нашел в кармане у метиса.
- Благодарю тебя, - сказал Келли, пряча письма и удаляясь через ворота.
Боливар пробирался к своему шалашу. Он собрал пожитки, не говоря ни с кем, и пошел, старясь не сбиться, среди тумана.