Медведь крутил баранку своего потрепанного «доджа», Тим сидел с противоположной стороны; между ними втиснулся Геррера. Машина колесила по извилистой дороге, ведущей из Мурпарка в Филлмор через каньон Граймс. Когда они миновали незаасфальтированный съезд к гаражам, где Тим впервые встретился с убийцей своей дочери Джинни, его желудок снова сжался. Он уже так болезненно не реагировал на детский смех, на запах леденцов «Джолли Ранчерс» и на пилы-ножовки, но знакомый грязный закуток на дороге все еще напоминал ему о прошлом. Геррера отвлекся на телефонный звонок и не заметил симптомов его старой болезни; но Медведь знал о тайных переживаниях друга, и его взгляд сказал об этом.

Осенние пожары мало что оставили после себя. Выжженные холмы, кучки древесной золы, кактусы, испекшиеся до бледно-желтого оттенка и скрючившиеся почти до земли. Несколько деревьев, чудом избежавших огня, торчали из почерневшей земли, словно обугленные скелеты. Вечернее солнце опускалось к горизонту, придавая унылому пейзажу такой вид, как обычно любят снимать в кино.

Перед выездом Тим велел Хейнсу и Циммеру узнать подробности недавнего убийства в Пиру; это давало возможность добавить кое-какую информацию к довольно скудным материалам по делу и расшевелить командный пост – бюрократические обязанности, которые были ему особенно по душе. Послеобеденное совещание, которое он созвал в штаб-квартире окружного шерифа в Монтерей-Парке, прошло нормально, как он и ожидал. Судебно-исполнительская служба всегда тесно сотрудничала со службой шерифа, и обе организации расценивали это расследование как дело первостепенной важности. Соглашение о взаимопомощи между их департаментами было передано в Управление шерифа округа Вентура, где работала Дрей. Технический персонал уже внес в базу запрошенные Тимом данные о местах байкерских остановок – теперь следователи из разных округов могли их изучать и корректировать в сетевом режиме. Перед тем как Тим покинул совещание, уже начали поступать имена и описания членов главного филиала клуба «грешников». Наибольшее количество обвинительных материалов предоставили помощники из округа Вентура, которым и раньше приходилось арестовывать некоторых из «грешников» за распространение наркотиков.

Геррера закончил говорить и захлопнул ноутбук.

– Хейнс утверждает, что свидетелей стрельбы в Пиру не нашлось. Парня по имени Чуч Миллан пристрелили на безлюдной дороге на окраине города. Они сняли с него косуху с эмблемой, только на майке осталась надпись «muchacho» – мальчик.

– Зачем им его куртка? – спросил Медведь.

– У беззаконников знаки отличия – главный предмет гордости, даже байк на втором плане. Эмблему получают только один раз, и куртки никогда не моют.

– Никогда?

– Куртки не чистят с самого обряда посвящения, когда их и их счастливых владельцев крестят бензином, мочой и дерьмом. Самые заядлые даже оставляют на ночь свои косухи под мотоциклами, чтобы они пропитались маслом из-под картера. Почистить куртку после такого – ты что, это же святотатство! Иногда это даже карается смертью.

Зная, как сильно интересует Медведя подобная чепуха, и предчувствуя долгий и весьма содержательный разговор, Тим поспешил спросить Герреру о деле:

– Что еще говорит Хейнс?

– Похоже, стреляли из AR-15, как и во время нападения на конвой. Шериф расставил там уйму народа, но это ничего не дало. Байкеры действуют слишком быстро. Эти ребята смылись еще до того, как шерифу позвонили.

Медведь жестом указал вперед, где между холмов петляла дорога.

– Пиру находится менее чем в десяти милях от клуба «грешников».

Грузовик проехал рядом с высокой отвесной скалой, и Тим увидел нацарапанные на ней граффити: «Шон+Сьюзи»; «Микки П. дружит с колесами», «Территория грешников: прячь своих женщин».

– Этот Чуч Миллан, – поинтересовался Тим, – у него были какие-то обязанности в клубе?

– Хейнс такого не говорил.

– Может, он был бродягой?

Геррера покачал головой:

– Да не был он никем особым. Просто так, рядовой «метис». А что?

– Странно. «Грешники» сильно рисковали. Если они хотели таким образом расквитаться за смерть Нигера Стива – первого убитого бродягу «грешников», почему бы не прикончить какую-нибудь птицу покрупнее? Или не устроить пакость посерьезнее? Застрелить обычного байкера на безлюдной трассе – это какая-то ерунда, бессмыслица.

– Может, им просто захотелось кого-нибудь грохнуть, – предположил Медведь.

– Нет, Рэк прав, – ответил Геррера. – Эти парни не такие. Им с каждым разом нужно все больше, понимаешь? Так устроено их самолюбие.

– Откуда ты про них столько нахватался? – поинтересовался Медведь.

Геррера пожал плечами.

– Я вырос в одном пакостном городишке рядом с Майами. Мы с братьями вступили в молодежный мотоклуб, он назывался «Ватос» – там больше некуда было податься. Поэтому мы только тем и занимались, что чинили свою рухлядь и гоняли на ней. Эти засранцы потом пошли в «метисы».

– А ты? – спросил Тим.

– А я нет. Как видишь, я езжу с тобой.

Ствол дерева с почти выгоревшими корнями каким-то чудом держался на скале, и вся троица подивилась его стойкости.

– Я ненавижу этих парней. Они прибрали к рукам весь наш квартал. Многие мои братья теперь кормят из-за них червей.

– Твои родные братья?

– Нет, мы все ушли из клуба.

Тем временем они въезжали в забытые богом окрестности города Филлмор. Геррера заметил флаг конфедерации, развевающийся над машиной со снятыми колесами, стоявшей на газоне.

– Нам ведь не понадобится прикрытие, а? – он попытался придать голосу непринужденный тон, но у него это плохо получилось.

– Бродяги не настолько тупые, чтобы быть здесь, – сказал Тим. – Нам придется очень постараться, чтобы их найти. И наверняка это удастся лишь в том случае, если они попытаются за нами проследить.

– Или убить нас, – предположил Медведь.

– Ну да.

Медведь подрулил к бордюру, припарковавшись в конце бесконечного ряда «харлеев». За дырявым забором виднелось обветшалое здание с покосившимися стенами. Оно было спроектировано в деревенском стиле, но из-за многочисленных пристроек и следов ремонта не воспринималось как нечто законченное. Во дворе валялись запчасти от мотоциклов. У «грешников» было предостаточно средств на счетах, чтобы возвести здесь настоящий дворец, но их привлекала суровая дорожная романтика. Вокруг стен на уровне пояса были навалены мешки с песком, в незастекленных оконных проемах была натянута мелкая проволочная сетка, как в инкубаторе, чтобы в один прекрасный день туда не залетела граната.

Геррера вытер пот со лба, проверил обойму своего пистолета и снова вложил его в кобуру. Его руки чуть заметно дрожали.

– Видели бы вы, что они творили с латиноамериканцами.

– Ничего, – сказал Тим, – мы и с этим разберемся.

– Не то чтобы я так переживаю, просто хочу сказать, что ненавижу их.

Они вышли из машины. Внезапно включились прожекторы, и две дворовые псины с громадными, как у питбулей, челюстями, рванулись на цепи в сторону непрошеных гостей. Камера слежения, установленная на столбе, повернулась в их сторону, словно голова робота. Тим вынул свой значок и удостоверение и поднес их к объективу.

Секунду спустя какой-то здоровяк с вытатуированным на лысом черепе бубновым тузом вышел на крыльцо и, свистнув, успокоил собак. Тим узнал его по описанию в базе данных: Бубновый Пес Филлипс.

– У вас есть ордер?

– Мы здесь не для того, чтобы надрать вам задницу, – сказал Тим. – Просто пришли познакомиться с Дядюшкой Питом.

– Можем съездить за ордером… – любезно предложил Медведь, протянув свои огромные руки в сторону грузовика.

Бубновый Пес нахмурился и снова зашел в клуб. Они терпеливо ждали. Он вернулся через пять минут и отпер бесчисленные замки на воротах. Они последовали за ним внутрь и вошли в почти неосвещенный зал, похожий на пещеру.

Здесь было несколько «грешников» и их «мочалок», затянутых в тугие лифы из эластана и мини-юбки красного и зеленого цвета. На нескольких телемониторах, подключенных к одному кабелю, в разных ракурсах был виден двор клуба. На фоне раздражающей мелодии из автомата для игры в пинбол пищали радиосканеры «Панда», настроенные на полицейские частоты. Вдоль стен от пола до окон высилась стальная арматура и шлакобетонные блоки. На обеих створках двери, снятой с огромного сейфа «Мослер», было вырезано по несколько бойниц. В сыром воздухе витал запах гнили; вероятно, это пахла грязная кожа. Само здание было примером высококлассной, правда, слишком своеобразной архитектуры, просто обустроили его согласно байкерским запросам и нуждам.

– Можете сесть на диван, – сказал Бубновый Пес.

Мимо них, покачивая бедрами, прошла одна из «мочалок»; татуировка в виде языков пламени, вырывающихся из-под ее джинсов, сгодилась бы для рекламы какого-нибудь «горячего» видеофильма. Спереди на ее футболке была надпись: «Я сучка, упавшая с байка»; на руках она держала маленького ребенка с татуировкой в виде цепи на шее. Медведь с Геррерой сели на диван, но Тим все никак не мог оправиться от этого зрелища.

– Расслабься, легавый. Это хна.

– Это не просто легавый, это федерал.

Бубновый Пес стоял над ними со скрещенными руками, позади него маячили еще двое, как на каком-нибудь плакате фильмов Тарантино. На одном из байкеров были темные очки, хотя вокруг было довольно темно; другой красовался в байкерском жилете на голое тело, из-под которого торчала побрякушка в виде пальца ноги, приколотая к соску.

Парень в темных очках повернулся и на лету поймал брошенную ему банку пива. Сзади на его футболке значилось: «Если ты это читаешь, значит, сучка упала с байка».

– Теперь понятно, что к чему, – сказал Медведь.

Перед диваном лежал гроб, служивший кофейным столиком. Слева стоял мотоцикл, украшенный ярким орнаментом из черепов; из-под него на потертый ковер капало масло. Выпуклое медицинское зеркало, прикрученное к рулю, напоминало леденец на палочке.

Геррера показал на байк:

– Хорошо поработали распылителем.

Бубновый Пес почесал промежность, разрушая образ крутого парня.

– Работа Оглобли Дэнни, сынок. На одном бензобаке двенадцать слоев краски. Ты недостоин даже смотреть на это.

– Оглобля Дэнни? – переспросил Медведь. – Это тот, что похож на киноактера Джона Холмса?

Бубновый Пес расхохотался вместе со спутниками; передний зуб у него был выбит.

– Да, вроде того. Дэнни – крутой малый.

Несколько «грешников» собралось у дверей в соседнюю комнату. Протезы, банданы, отсутствующие мочки – они выглядели как сборище уродов на карнавале.

– Эй, Энни! – пожилой байкер поманил шедшую мимо девицу пальцем.

За дверным косяком был виден край голого матраца. Когда Энни опускала на него малыша, Тим заметил лоснящиеся шрамы, которые тянулись вдоль ее ног, будто швы. Уж не Дэн ли это портняжил?

Она прошла в другую комнату. Заметив выражение отвращения на лице Медведя, Бубновый Пес глупо ухмыльнулся и кивнул головой в ее сторону:

– Хочешь попробовать?

– Я бы даже твоим членом драть ее не стал.

– Я не трахаюсь с копами, – процедила Энни, обернувшись.

– Да, конечно, не хочешь опускаться ниже канализации, – ответил Медведь.

Ее окружили мужчины. Пожилой схватил ее за плечи, они отступили на матрац и исчезли из вида. Другие дожидались своей очереди, выдергивая ремни и ухмыляясь.

– Ну и чего вы ждете? – сказал Медведь, показывая в ту сторону, где скрылись любовники. – Им наверняка надо бросить якорь!

Кто-то из байкеров рассмеялся.

– Бубновый здорово отъелся на мексиканских харчах.

Кожа на лице Герреры натянулась.

– Что, за границей еда вкуснее?

– Да, – ответил байкер с неплохим мексиканским акцентом. – Кроме того, там не страхуют машины!

Все засмеялись и ударили по рукам.

Геррера сказал:

– Теперь понятно, почему у тебя нет переднего зуба.

Звуки из комнаты с матрацем становились все громче. Кто-то позвал:

– Эй, Палец на Соске! И ты, Щенок! Вам что, нужно особое приглашение?

– Ну и клички, – сказал Медведь. – У вас, ребята, есть, наверное, и детская площадка с деревянными грибками?

Те двое, что пришли с Бубновым Псом, тоже разделись и встали в очередь; когда они отошли, Тим увидел на противоположной стене кожаные куртки, развешанные, словно рыбачьи трофеи. К ним были прикреплены подписи с именами. Они были сняты с изгнанных членов клуба. Чтобы вернуться в клуб или просто остаться в живых, они должны были доказать свое превосходство над другими во время совместных вылазок.

Тим подумал о куртке Чуча Миллана, которую сняли с его тела всего несколько часов назад, и предположил, что «грешники» уничтожают те куртки, которые могут стать вещественными доказательствами. Из всех курток только парочка принадлежала бывшим «грешникам»; косуха Нигера Стива была еле различима.

Тим указал на другую куртку, где красовался пламенеющий череп «грешников»:

– Что, Хлыста тоже убили?

– Нет, старина Хлыст просто вел себя неправильно. Вот его и вытурили.

Тим с Медведем переглянулись. Парень, которого вышвырнули из клуба, мог бы дать полезную информацию.

– За что?

– Что-то ты слишком любопытен, тебе не кажется?

Медведь положил ноги на гроб, и Бубновый Пес скинул их своим ботинком.

– Тебя что, уважению не научили?

Медведь встал перед ним в полный рост. Он был на голову выше Пса. Притрусил Щенок, за ним поспешил Палец на Соске, натягивая на ходу штаны. Геррера вскочил, вслед за ним поднялся Тим. Собралось еще с десяток байкеров; их будто притянуло магнитом. В дверном проеме появилась Энни. Она тяжело дышала и прикрывалась курткой.

Медведь, никого не замечая, продолжал смотреть в глаза Псу.

Вдруг на лестнице послышался цокот каблуков. Появилась женщина в кожаной куртке, с выстриженными перьями каштановыми волосами. Она сказала:

– Дядюшка Пит ждет вас.

Медведь, Тим и Геррера вышли из-за гроба и последовали за женщиной, на куртке которой раскачивалась табличка: «Собственность Дядюшки Пита». На ее левой руке не было мизинца.

Они прошли по темным коридорам второго этажа. Тим чуть не наткнулся на внезапно откуда-то появившуюся девушку. Опустив голову, она прикрывала руками разорванную блузку. Она проскользнула мимо них, перед самым носом у их спутницы, что-то бубня про себя. Спутанные светлые волосы налипли на ее мокрые щеки, под глазом вздулся синяк.

Женщина в кожаной куртке показала на двустворчатую дверь, из которой только что выскочила плачущая девушка.

– Туда.

Троица вошла в просторную комнату – своего рода «люкс». Громадная туша владельца «люкса» высилась на еще более громадной кровати. Рядом с ним лежал пудель; он тихо оскалился на вошедших. Окна были занавешены, и Тиму понадобилось некоторое время, чтобы зрение адаптировалось к полутьме.

Дядюшка Пит прижимал к пухлой руке грязную марлю, делая это с тайным удовлетворением вышедшего на пенсию генерала, который на досуге раскрашивает игрушечные танки. Три глубоких царапины, похожие на след от ногтей, наливались кровью выше его локтя. Простыни на кровати были скомканы; на ковре у его ног виднелась прядь длинных светлых волос.

– Игривая девка. Люблю таких. – Дядюшка убрал марлю и снова приложил к руке, не сводя с нее своих блеклых глаз. Его густая борода, стянутая резинкой, свисала с подбородка, словно канат. – Это вы, что ли, породили тот неподдельный интерес, с которым нас осматривают на улице копы? У нас среди них развелось столько поклонников, что и проехать нельзя.

– Ага, – ответил Тим. – Скорее всего, это мы.

Дядюшка покачал головой:

– По утрам не стоит и высовываться на дорогу, тебя просто разжуют с потрохами, пока минуешь оцепление…

Он поднял голову, и его глаза сузились:

– Уберите отсюда этого мексикашку!

Голос Герреры прозвучал несколько неуверенно:

– Я кубинец.

– А, ну тогда… – Дядюшка Пит рассмеялся, и на его груди затряслись волны жира. – Тогда я скажу так: мне не нужны здесь никакие латиносы, только истинные американцы!

– Брось, Покахонтас.

Дядюшка Пит уставился на Тима, признавая его за главного.

– Уберите латиноса, или я не стану с вами разговаривать.

Геррера резко двинулся к байкеру, но Тим преградил ему путь, глядя в глаза Дядюшке. Геррера уткнулся в спину Тима.

Дядюшка никак не отреагировал на поведение Герреры и повторил:

– Латиносам не место в нашем клубе. Уберите его.

– Хочешь выставить его? Тогда попробуй сам, – ответил Тим.

Медведь демонстративно встал за спиной Герреры.

Дядюшка Пит нахмурился: назревала конфронтация. Вдруг он улыбнулся:

– Я тебя узнал. Ты тот парень, что присматривает за порядком, да? Это ты тогда завалил тех ублюдков? Тебе нужно прозвище.

– Спасибо, я предпочитаю свое имя.

– Извини, приятель, но всем нужны прозвища. – Он закинул голову, глядя вверх – придумывал прозвище Тиму. Марля свалилась в измятые простыни, когда толстая ладонь Пита опустилась рядом с задними лапами пуделя. – Я буду называть тебя Специалистом.

– Оригинально, – заметил Медведь. – Уж не хочешь ли ты сделать из этого прозвища ярлык?

– Точно. Я вспомнил, что где-то уже слышал его – должно быть, в «Фокс Ньюс».

– Знаешь, почему мы пришли? – спросил Тим.

– Что, у наркоманок рождаются дети с отклонениями?

– Меня интересует Дэн. Это твой головорез, он выполняет твои приказы. Они с Кейнером не начнут куролесить, пока не будет слова сверху.

– Дэн не подчиняется приказам, и у нас нет «верха». Мы, «грешники», словно перекати-поле.

– Для чего он тебе понадобился?

– Я не обязан трепаться с тобой по этому поводу.

– Как ты думаешь, что я сейчас скажу?

– Что же?

– Ты смышленый малый, Дядюшка Пит. Догадайся сам, что я скажу?

Борозда между бровями Дядюшки разгладилась. Он не улыбался, но его лицо выражало скрытое веселье, почти восторг.

– Ты сходишь за ордером и превратишь мою жизнь в ад.

– Прямо в точку.

Громадная туша поднялась с кровати; по сравнению с ним даже Медведь выглядел тощим. Пит залез в ящик письменного стола, вынул оттуда цифровой диктофон и поставил сверху на стол позади металлического предмета в форме буквы Z. Когда он снова сел на кровать, пружины жалобно запищали под его весом. Он закурил, затянувшись с очевидным наслаждением, но Тим задал ему очередной вопрос:

– Где они?

– Понятия не имею. На то они и бродяги, понимаешь? Бро-дя-ги! Дошло наконец?

– Ну а Козел, Том-Том и Вождь? Мы и с ними хотели бы обменяться парой слов на досуге. Знаешь, где они?

– Конечно. Колесят у Тихоокеанского побережья, где-то в окрестностях Пойнт Дюм. А двадцатифутовые следы заноса там – это лицо Козла. – Дядюшкин громогласный хохот закончился приступом кашля. – Если хотите, думайте, что я вам хамлю. – Он потянул за свою туго стянутую бороду, и его улыбка постепенно угасла. – Вы, законопослушные, не понимаете юмора. Вот почему я презираю вас. Вас и весь ваш законопослушный мир. Я уже слишком далек от всего, что представляет собой эта проклятая американская нация. Когда я беру в руки газету или включаю телевизор, то чувствую отвращение. Я не понимаю того, о чем там говорится. И я думаю: «А не пошло бы все это к черту». Я не хочу жить в этом дерьме. – Он постепенно взвинчивался. – Все это государство построено на запретах. Нельзя превышать скорость, нельзя снимать шлюх, нельзя курить травку! Нам запретили ездить без шлемов на наших «чопах»! Завтра мы будем хоронить Нигера Стива, но даже не сможем проводить его, как воины!

– Воины разве не носят шлемов?

– Не наш стиль.

– Большинство настоящих воинов понимают, что голова дороже прически.

– Считай, что это дань уважения погибшим.

– Мы завтра тоже будем хоронить двух человек. – Тим запрокинул голову. – Я разрешаю вам ехать на похороны без шлемов.

– Тогда давай справку. Сейчас ты пичкаешь меня этим дерьмом, а завтра заговоришь по-другому.

– Я предоставлю вам муниципальное разрешение.

Медведь кинул на Тима взгляд, полный злобы и укора.

Дядюшка подозрительно сверлил Тима глазами, но, видя реакцию Медведя на такое предательство, постепенно успокоился, и на его лицо вернулась улыбка довольного жизнью человека.

– Ладно, может, я и поверю, если правда принесешь разрешение. Кто его знает, может быть, и ты, наконец, стал нормальным парнем, Специалист! Мы ведь неплохие ребята. Просто мы устали от всей этой чепухи. Мы никогда не выходим за рамки, разве что отдерем разок-другой какую-нибудь шлюшку да стащим чего-нибудь, чтобы погонять адреналинчик.

Все еще вне себя от такой серьезной уступки Тима, Медведь выпалил:

– Отдерете, как ту автостопщицу, которую насиловали весь август и еще два месяца подряд?

– Чушь собачья, мы ее не насиловали. Просто мы на ней тренировались. Вот те парни внизу – да, они действительно устроили групповуху с Энни Наручные Часы. Но вы ведь не слышали, чтобы она жаловалась?

– Просто у нее был занят рот, – ответил Тим.

Дядюшка Пит рассмеялся:

– Ну вот, ты и сам понимаешь, что хорошая шутка никому еще не вредила. Смотри: если бы мы и правда насиловали ту девку, то почему же она не обратилась в полицию? Черт подери, да мы же ей услугу оказали, она ведь с нами не скучала. Знаешь, что я думаю? Вы, граждане, слишком завистливы. Ваши гробы на колесах никогда не подарят вам того ощущения, которое бывает у байкера: сердце не замирает, не свищет в лицо ветер. А вы, копы? Вам же платят за то, чтобы вы присматривали за нашим весельем. В моем распоряжении целая куча «мочалок», и это только здесь, а дома я могу приласкать свою любимую милашку.

– Господи, у тебя что, телевизора нет? – спросил его Медведь.

Дядюшка Пит вытянул шею, соображая, смеяться ему над этим или нет.

– У нас свой мир, со своими правилами, мы живем и умираем согласно им, как и вы, только вы живете и умираете по чужим правилам.

– Зато в ваши правила входит мочиться друг на друга и коллекционировать нашивки летчиков, чтобы потом вставлять их между ног мертвым женщинам, – сказал Медведь. – Так чьи же правила лучше?

– Да, но мы занимаемся этой дребеденью только для того, чтобы отпугивать добропорядочных граждан. Нам слюнтяев не надо. Не стоит недооценивать политику устрашения. Но мы уже не заставляем новичков сношаться с Кобельком. – Дядюшка потрепал пуделя по голове.

– Это большой прогресс, – заметил Тим.

– Теперь мы клянемся делать настоящие поступки.

Тим вспомнил слова Герреры об убийстве в качестве испытания и подумал: уж не это ли Дядюшка считает «настоящим поступком».

– Сейчас я играю по-крупному. У меня есть особняк на холме. На байке я выезжаю только во время слетов или похорон, потому что у меня есть жемчужно-голубой «лексус-купе» с автопилотом, французским литьем и интерьером цвета слоновой кости; там есть даже спутниковая навигационная система. Эта тачка колесит практически без посторонней помощи. Мы не зацикливаемся на мелочах. К черту белое братство. На нас цветные очки, и все, что мы видим вокруг, – зеленого цвета. – Он примиряюще улыбнулся Геррере. – Так мы присоединили к нам другие байкерские клубы. Мы молоды и агрессивны, мы верим только в себя и в звонкую монету.

– Вы пытаетесь присоединить и «метисов»?

– Нет, они нас не интересуют. Эти ублюдки только рисоваться горазды.

– А Чуч Миллан? Я слышал, что он больше не рисуется.

Пудель встал на все свои четыре лапы, и Дядюшка Пит почесал ему брюхо; кобель перевернулся на спину и затряс лапами от удовольствия.

– Все, разговор окончен. Если хотите продолжать, езжайте за ордером, а я позвоню адвокату, и уж тогда потанцуем.

Тим прошел к столу и выключил диктофон. Затем он взял в руки Z-образную деталь и подошел к Дядюшке Питу. Совершенно сбитые с толку Медведь и Геррера напряженно следили за ним. Пудель оскалил на Тима зубы, но это был всего лишь пудель.

– Мы с тобой оба знаем, что при нападении на конвой и при убийстве Чуча Миллана применялся пулемет AR-15. Мы оба знаем, что это, – Тим подбросил металлическую деталь, – съемный автоматический спуск, в данном случае незаконный, так как применяется только в полностью автоматическом боевом оружии. Наши эксперты не могут подтвердить, что использовалась данная модель автоматического спуска, – пули были другие. Вполне возможно, что при стрельбе использовался другой спуск. Но мы все-таки сможем сделать так, чтобы у тебя появились поклонники еще и в лице тюремных надзирателей. – Тим наклонился, чтобы проговорить это в лицо Питу: – Ты можешь и дальше соблазнять других своей грязной пропагандой, но для нас ты – обычный убийца. Меня не интересует, как будет продвигаться расследование этой истории с разборной пушкой, я просто хочу, чтобы тебе наконец-то надрали задницу.

Перед тем как отойти, Тим вдавил деталь автомата в мясистую грудь Дядюшки, откуда она упала ему на колени.

Дядюшка Пит одарил Тима змеиным взглядом, но затем по его широкому лицу расползлась улыбка. Он качнул бородой и захлопал в ладоши:

– Неплохо, Специалист! Мне нравится твой подход к делу.

Тим вышел, за ним Геррера и Медведь.

Дядюшка Пит крикнул им вслед:

– Я все еще настроен прокатиться без шлемов во время похорон. Вы и вправду обещаете?

– Обещаем.

– Ну смотри, Специалист! Утром передай бумагу моему адвокату. Мы выезжаем в полдень.

Женщина все еще ждала в коридоре. Она отвела их вниз. У дверей Тим, несмотря на ее протесты, снял куртку. Байкеры насторожились. Не обращая на них внимания, он подошел к девушке с подбитым глазом, сидевшей на диване. На ее тонкой руке была татуировка: «Собственность грешника. Руками не трогать». У нее тоже было четыре пальца на левой руке; и в области пятого сустава виднелись свежие швы.

– Сколько тебе?

– Девятнадцать.

– Ты в порядке?

– Я в порядке, коп. Не маячь.

– Ну ладно, – Тим встал с корточек. – Будь счастлива со своим достойным возлюбленным.

Он подошел к Геррере и Медведю, уже стоявшим у выхода, и они шагнули наружу, жмурясь от яркого света прожекторов.