Надзиратель терпеливо ждал, держа ключ в руке. Тим уперся кулаком в прохладную стальную дверь, собираясь с мыслями. Когда он выскользнул с командного поста, его ухода никто не заметил – так там было шумно. По сравнению с командным постом в тюремном корпусе царила умиротворяющая тишина. Ее прерывал только скрип ботинок по кафельному полу и покашливание в одной из ближайших камер.
Обыск, проведенный в клубе, позволил добыть все необходимые доказательства вины Дядюшки Пита. Архивы Даны Лэйк, вероятнее всего, содержали много интересного, но вначале ФБР придется пройти по минному полю требований, которые закон предъявляет к неразглашению конфиденциальных сведений – Генпрокуратура строго следит за этим. Тим уже сталкивался с такой позицией прокуратуры, когда разбирались крупные дела. По пути на командный пост он встретил Уинстона Смита, работника прокуратуры, который как-то слишком жизнерадостно посвистывал.
Медведь с Геррерой арестовали Бэйб Донован в ее квартире на западе Лос-Анджелеса. В одной из комнат они обнаружили аппарат для ламинирования. Рядом с ним были разбросаны заготовки для фальшивых документов, включая карту допуска обслуживающего персонала в бэрбанкский аэропорт. В выдвижном ящике они нашли служебные значки, снятые с убитых полицейских. В гараже был спрятан катафалк «кадиллак миллер метеор». Один пожилой сосед рассказал, что раньше Бэйб парковала там желтый «вольво». Машина той же модели, что заблокировала движение на 10-м шоссе в день побега Дэна и Кейнера. Камера слежения, установленная в гараже, подтвердила соответствие номеров. Этот факт делал Бэйб соучастницей убийства двух федеральных офицеров и одного гражданского лица.
Спустя шесть часов после захвата клуба помощники все еще продолжали просмотр изъятых документов. Смит начал готовить обвинительные акты еще на одиннадцать «грешников». Таннино заявил, что обвинений достаточно для закрытия всей организации.
Но по поводу Дэна Лори ничего так и не выяснилось.
Тим известил все пограничные пункты и аэропорты, а также все ведомства прилежащих штатов. Он связался с правоохранительными органами всех городов, где были филиалы «Смеющихся грешников», настаивая на тщательнейшем поиске. Пресс-секретарь службы передал подборку фотографий Дэна службам новостей и сейчас договаривался с «Таймс» на размещение его фото на первой странице завтрашнего выпуска. Чем больше проходило времени, тем больше была вероятность того, что следы Дэна затеряются окончательно, и через некоторое время фотоснимок бандита, напавшего на Дрей, перекочует в дальний коридор здания суда на стенд с лицами других преступников. Недоказанные обвинения, текущие расследования. Каждый раз, выходя на задание, помощники видели фотографии этих людей.
Тим кивнул, и надзиратель открыл стальную дверь. Тим увидел за сеткой Бэйб, сидящую с по-мужски вытянутыми ногами на пластиковой скамье. Он вошел и встал напротив нее.
Ее волосы, выстриженные перьями в стиле семидесятых, приподнялись, когда она прислонила голову к стене. У нее была большая, возможно, искусственно увеличенная грудь, но довольно хрупкая фигура, и оранжевый комбинезон болтался на ней, как клоунский костюм. На ее переносице темнела полоска загара, синие глаза казались непроницаемыми, но лицо заметно осунулось от страха, а нижняя челюсть выдвинулась вперед. Впервые Тим увидел в ней ребенка почти того же возраста, что девчонки из колледжа или дочери его старших коллег. Согласно досье, она выросла в семье среднего класса. Потом ступила на кривую дорожку, а теперь попала сюда. Было почти невозможно поверить в то, что она активно помогала Дэну Лори в осуществлении его планов.
– Здравствуйте, мисс Донован. Я Тим Рэкли.
Она вскинула голову и посмотрела на Тима:
– Есть закурить?
– Ой, нет, не захватил. – Он присел на корточки, чтобы смотреть ей в лицо. – Некоторое время ты не будешь ничего получать, но потом я смогу помочь тебе.
– Хочешь, чтобы я продала своего мужчину? Ты что, шутишь?
– Впереди у тебя еще много времени, Бэйб. Но вся твоя жизнь может пройти за решеткой.
– Ну и что? В тюрьме тоже можно жить настоящей жизнью.
– Кто сказал тебе это? Дэн?
– Нет, не он. Многие из наших там побывали.
– Жизнь в тюрьме – сущий ад. Год тянется словно вечность. Через несколько лет ты даже не вспомнишь, кто ты такая. Это не жизнь.
– Быть предателем еще хуже. Вам, законопослушным, этого не понять.
– А ты не задумывалась, что исполнять приказы Бен Ладена – тоже предательство?
– Мы, «грешники», не исполняем приказов. Тем более приказов всяких чокнутых мусульман.
– Тогда подумай о себе, Бэйб. Твой путь окончен, да и Дэну теперь никуда не деться. Помоги нам поскорее покончить со всей этой историей, пока еще кого-нибудь не убили.
Она насмешливо хмыкнула:
– Какой же ты болван. Даже если бы я не любила своего мужчину – а я люблю его сильнее всех на свете, – сдать одноклубника у нас считается самым низким поступком. Самым низким. А если ты живешь по кодексу чести, нарушать его нельзя, что бы ни случилось.
– Но ты ведь не одна из «грешников». – Тим увидел, как в ее глазах сверкнула затаенная злоба: эти слова пришлись ей не по нраву. Он заговорил дружелюбным тоном: – Если поможешь нам найти его, он может остаться в живых. Просто мы тщательнее спланируем захват. Взвесь ситуацию. Ты ведь не хочешь, чтобы его увезли в мешке для трупов.
– Да? Но в этом случае вы сможете сделать ему смертельную инъекцию или что-нибудь в этом роде. Вы, ублюдки, на это горазды. Ни за что я на это не пойду. Мы оба знаем, почему ты здесь. Ты размышляешь, где его искать. Но если мой мужчина не хочет, чтобы его нашли, никто его не найдет. Удача тебе не светит.
– Пока что у нас все идет по плану, ты должна признать это.
Она отвела от него взгляд, откинувшись на скамейке, и сдула челку с глаз. Широкий ворот комбинезона делал ее изящную шею совсем худой.
– Пока что у вас есть только громкие заголовки в газетах, но пройдет месяц, а он так и останется лишь в заголовках. О нем все забудут. А он будет жить так, как ему вздумается. – В глазах Бэйб читалась надежда, наивная и в то же время фанатичная.
– Он стрелял в мою жену, – сказал Тим. – Этого я ему не забуду.
Она вскинула голову. Ее голос прозвучал удивленно:
– А кто твоя жена?
– Помощница шерифа.
– Вот как. – Она закусила губу. – Вот как. И я должна поверить, что ты хочешь взять его живым.
– Только ты можешь помочь нам организовать захват с наименьшим риском.
– А если я не соглашусь?
– Я не хочу убивать его. Но если мне придется…
– То убьешь. – Ее глаза наполнились слезами, и она посмотрела в потолок. Ее голос задрожал: – Он никогда не сдастся живым. Никогда.
– Ты не можешь этого знать. Мне случалось видеть, как непредсказуемо меняется ход событий. Если поможешь нам, что-нибудь решим с прокурором. Ты же не хочешь до конца дней своих просидеть в тюрьме.
– Да пошел ты, ничего ты от меня не узнаешь.
Ее внезапная ярость застала Тима врасплох. Она снова подалась назад, прижав колени к груди.
– Со мной все кончено. Я буду с честью нести свой крест.
– Что значит – с тобой все кончено?
– Ты думаешь, мой мужчина захочет теперь говорить со мной? Заскочит ко мне в камеру, чтобы поцеловаться? Ты думаешь, он не поменял номера и не сменил свое тайное укрытие? Наше тайное укрытие? Я сижу здесь – значит, он вычеркнул меня из своей жизни. Навсегда. – С ее черных ресниц свисали слезинки. – Если бы сейчас он прошел по улице рядом со мной, он даже не взглянул бы на меня. И я была бы рада, потому что он не должен страдать. – Слезы потекли по ее лицу, но ей было все равно, и она не стала вытирать щеки. – Даже если бы я хотела помочь, я не смогла бы. Он слишком умен, чтобы доверять мне теперь.
Ее лицо исказилось, она уткнула лицо в колени и горько заплакала. Тим вышел из камеры и затворил за собой стальную дверь. Ее рыдания были слышны даже в конце коридора тюремного корпуса, и другие заключенные раскричались, требуя, чтобы она немедленно заткнулась.