Ученый и фотограф Виталий Матвеев, 35 лет, после многих лет учебы и работы в Японии, Британии и Америке вернулся в Москву. Он не гей-активист и не революционер, но так получается, что жить открыто, как он привык за годы, проведенные за рубежом, — само по себе невольный активизм и борьба с предрассудками.

Я запомнил это на всю жизнь. Мне лет шесть, мы с мамой идем в кино на «Человека-амфибию». Посреди фильма мама наклоняется ко мне и шепчет: «Смотри, какая красивая Гуттиэре!». Я вяло кивнул, а сам только на Ихтиандра и смотрю. Буквально влюбился в него, и просил еще несколько раз сводить меня на этот фильм. Это к вопросу о том, почему идея «пропаганды гомосексуализма» абсурдна. Я как биолог знаю, что сексуальная ориентация закладывается в утробе матери, повлиять на нее невозможно ни в ту ни в другую сторону, это не вопрос выбора. В детстве, конечно, я ничего этого не знал и не понимал, почему меня так притягивает красавец Ихтиандр.

В школе и университете я встречался с девушками. Девственность с парнем потерял только в 24 года, когда решил, что больше себя обманывать и сопротивляться нет смысла. Дело было в Таиланде, где я отдыхал перед научной экспедицией в Камбоджу. Это был молодой европеец, с которым мы познакомились на пляже. Я вообще много езжу, побывал более чем в тридцати странах, в трех жил подолгу, но нигде я не придавал особенного значения открытости.

В Англии я столько работал, что почти никакой личной жизни у меня не было. В Японии прожил три года, и там у меня был парень. Японская культура бесконечно толерантна, геем там быть не предосудительно, но друзья опять же ничего не знали про нас по другой причине: обсуждение личной жизни в Японии — строжайшее табу. У нас была компания, мы вместе работали, путешествовали и тусовались. О том, что некоторые девушки и ребята в этой компании встречались друг с другом, я узнал только после отъезда, когда они прислали мне свои свадебные фотографии. До свадьбы даже на вечеринках они не подавали виду — не принято.

Смешнее всего получилось в Америке. Туда до меня приехала моя русская коллега, с которой мы были знакомы с детства. Она еще в школе пыталась завоевать меня, а когда не получилось, решила, что я гей. И много лет спустя, в Штатах, узнав, что я еду в ее институт, она пустила слух про мою сексуальную ориентацию. А я еще недоумевал, почему со мной все такие вежливые и так подчеркивают свою толерантность.

В России, конечно, было трудно, с родителями вышла настоящая сцена. Как ни странно, мой глубоко верующий отец воспринял это с большим спокойствием, чем мама. Она по-настоящему была в ужасе и до сих пор, кажется, не смирилась. Но уже на следующий день она заверила меня в своей любви, и это самое главное. Вообще, реакция человека на камин-аут — отличный фильтр. Лишние люди отсеиваются, а все мои настоящие друзья эту проверку выдержали.

В России проблема даже не в открытости, а в атмосфере. Вернувшись из Японии, я не узнал любимую Москву. Люди, общее ощущение — все другое. Один раз утром мы с другом шли из гей-клуба к метро, было светло, я направлялся на работу, мы проходили мимо компании подростков, человек десять, которые пили пиво. Услышали крик: «Эй, пидоры!», тут же удар в спину ногой. Я развернулся и ударил нападавшего, но на нас тут же накинулись все разом, повалили на землю и начали пинать. Пинали по голове, по ребрам — везде. Я занимался карате четыре года, и в какой-то момент от ярости и боли я вскочил, выхватил у одного бутылку и кинулся на них. Нас спасла проезжавшая мимо патрульная машина. Эти бросились врассыпную, мы сели в машину и двоих-таки догнали и привезли в отделение.

Это был единственный неприятный случай, связанный с моей ориентацией.

Но здесь небезопасно не только гею, а, в принципе, любому человеку. Поэтому многие мои друзья уезжают за границу или просто в другие города. Сейчас у меня интересная, ответственная работа, которая мне очень нравится, но вопрос с отъездом всегда остается открытым, с этими нравами и законодателями я ничего не исключаю. Кстати, на работе не знают о моей сексуальной ориентации. Но я не беспокоюсь на этот счет и специально скрываться не собираюсь. Недавно была смешная история: я ходил на яхте по Адриатике в такой чисто мужской суровой компании с питерскими ребятами. Речь зашла об острове Миконос, и начался разговор в том духе, что бить надо пидорасов. Я не выдержал и все про себя им объяснил. Ну, говорят, ты-то наш человек, ты нормальный, а остальных все равно бить надо.

Не думаю, что личная жизнь гея в Москве чем-то отличается от жизни любого другого. То же вечное отсутствие времени и сил на то, чтобы найти подходящего человека и построить серьезные отношения. За три года, что я в Москве, у меня было несколько коротких историй и только один настоящий роман, и снова с иностранцем. Мы познакомились два года назад, 10 декабря, в день протеста на Болотной площади. Помню, как я собирал рюкзак на случай возможного ареста, а уже вечером показывал город своему будущему парню и другу. Мы больше полугода встречались по разным странам, а потом решили съезжаться. Сначала думали о Москве, так как у его компании здесь есть офис, но перевестись у него не получилось, да и мы решили, что Австрия для гей-пары подойдет лучше. К тому же мне как ученому проще было бы найти работу там, чем ему в России. Разговоры шли и о детях. Мы даже определились с кандидатурой матери. А потом все в один момент закончилось, буквально накануне моего пробного заезда. Так бывает.

Интервью впервые напечатано в журнале «Афиша» № 339 (25.02.2013). Публикуется с разрешения журнала. Обновлено и дополнено автором