Боги, вразумите молодого базилея, мысленно взывал Арет, в то время как сам он молча сидел рядом с Одиссеем, вслушиваясь в неторопливую беседу. Странны были речи правителей, еще страннее — слова лысого Родота. А когда предложили базилею принять бразды правления, и вовсе растерялся старый воин. Неужто не видит ловушки базилей! Стоит дать слабину, как им начнут пользоваться вовсю Родот и его сумеречные дружки, что стоят мрачно у стен и ждут, когда добыча сама влезет в паутину. Видно же, что не правители здесь хозяйничают, а этот плешивец всем заправляет, остальные так, для отвода глаз.

Совсем худые времена настали, сокрушался про себя Арет. Будь здесь старый базилей, сразу бы раскусил хитроумцев, придумал бы, как выбраться отсюда. Но увы, давно уже отошел от дел мудрый Лаэрт, вверив сыну Итаку. Не вовремя Менелай свару затеял! Только-только юному базилею жена родила сына, как покинул Одиссей свой дом, чтобы не было урона чести. Впрочем, этим он весь в отца! И того никто не гнал силой в давнее, уже многими позабытое плавание к Дикому Берегу за руном. Довелось и ему тогда плыть вместе с отважным Лаэртом и его веселыми приятелями, что откликнулись на призыв Ясона…

Славно начиналось плавание, да закончилось скверно. Иных убило в пути, кто пропал без вести, были и такие, кто повернул назад. Арет помнил одного мускулистого бычка, который хвастал все время, что он, мол, полубог, а когда дело уже запахло доброй сечей, вдруг заявил, что в другом месте его ждут подвиги великие, и сгинул. А Ясону не надо было ту дикарку с собой брать! Может, и не врут гадириты, что через баб собирались царствами ворочать? Раз про Елену такое говорят, кто знает, вдруг и Медею они сотворили! Известно ведь, что не зря ее отец так гневался — обещана была она какому-то могучему воителю из борисфенских степей, имени которого Арет уже не помнил.

Встреча закончилась, всех обнесли неприятным вином, от пары глотков которого стены вдруг перекосились, настроение вмиг улучшилось, захотелось одновременно есть, пить и щупать местных баб. Силенки-то еще хватает, не зря в молодые годы он был прославленным борцом в панкратионе!

А потом Арет проснулся от рези в животе и громкого разговора над головой. Метнулся в укромный закуток и, облегчив желудок, вдруг увидел, как сдвинулась круглая крышка в потолке и оттуда спрыгнул полуголый человек с завязанными в косицу волосами.

Юного Полита оставили в первой комнате за входом, чтобы он предупредил, если объявится кто-либо из гадиритов.

Незнакомца освободили от пут и отвели в дальние покои. Арет встал за его спиной с обнаженным мечом. Кто знает, что на уме у новоявленного брата Калипсо?!

Получив обратно свои ремешки, Филотий принес остатки вчерашнего ужина и немного вина. У брата при виде жалких кусочков мяса на костях и недоеденных овощей разгорелись глаза. Было заметно, что он едва сдерживает себя, чтобы не наброситься, как зверь, на пишу. Руки его, однако, дрожали, когда он пристойно утолял свой голод. Потом заговорил…

Имя его было Седдер — по крайней мере так послышалось Арету, когда нимфа пересказывала базилею все, о чем поведал ее внезапный родич.

Если верить его словам, а сомнение все же проскальзывало в голосе Калипсо, он и впрямь является сыном Плейоны. Нет-нет, предвосхитила она вопрос, у них не было одного отца. Как, впрочем, не было и разных, добавила она еле слышно. Арет не понял, о чем идет речь, но Медон понимающе кивнул.

Вскоре после побега Плейоны и тех, кто последовал за ней, на плавающей горе воцарилась смута. Многие хотели высадиться на сушу, дабы заложить город сильный, а уж потом приступить к осуществлению великих замыслов. Но усомнившихся беспощадно карали, справедливо усматривая в их поползновениях откровенное посягательство на власть правителей.

— Я не заметил, чтобы они цеплялись за власть, — сказал базилей. — Скорее, они торопятся отдать ее любому удачливому гостю.

Калипсо что-то спросила у брата, у того брови полезли на лоб, он зачастил словами, Калипсо ответила, а потом пояснила базилею.

— Седдер не понял, кого ты назвал правителями. Он говорит, что истинные правители, нынче те, кто ведает хранилищами знаний.

— Ага! — вскричал Арет, но осекся, заметив строгий взгляд базилея.

Калипсо добавила, что ее брат считает себя единственным законным наследником царского трона гадиритов.

Старый воин убедился в своей правоте, но это его не радовало. Чутье подсказывало, из-за этого плечистого молодца дерьма наплывет выше головы, а ежели его обнаружат здесь, то как раз на голову всех и укоротят. Эх, знай он тогда, кто ему на голову свалился, да будь у него с собой меч — отправил бы смутьяна в дыру маленькими кусочками.

Между тем Калипсо поведала о том, как усмирили недовольных, а затем всех, кто уцелел, обратили в рабство без различия пола, возраста и былых заслуг. С тех пор Седдер и обретается во тьме нижних ярусов. Но с годами он оброс верными людьми, которые знают, кто он на самом деле, и кому дороги заветы Гадира и наставников его.

Дождавшись благоприятного стечения обстоятельств, Седдер сбежал из-под стражи и тайными ходами добрался сюда. Удача вела его, а встреча с сестрой благоприятный знак, сулящий успех. Трех-четырех воинов хватит, чтобы нанести внезапный удар и, перебив стражу, освободить его товарищей. Тогда все решится мгновенно. Он уверен, что помощь спутников его сестры вполне уместна, а в случае победы награда окажется достойной трудам.

— О какой награде он говорит? — спросил базилей.

— Если ему удастся захватить власть, Седдер обещает нам свое благоволение, — ответила Калипсо, слабо улыбнувшись. — Он собирается подбить рабов на бунт.

— Лихой у тебя брат, — нахмурился Одиссей. — На такое злодейство не всякий разбойник решится!

Доселе молчавший Медон наклонился к базилею и шепнул ему на ухо что-то. Базилей удивленно выслушал его и вновь обратился к Калипсо:

— Спроси его, каким оружием сражаются гадириты? Седдер выслушал сестру, обвел глазами комнату и, сказав что-то, указал на лук, стоящий в изголовье ложа базилея.

— Он говорит, что хоть мощь их оружия велика, но хороший лучник не подпустит к себе никого ближе десяти шагов, а оттуда его не достанет огненный бой.

— Видел я, как сожгли огнем беглых рабов, — сказал Медон. — На десять и на двадцать шагов мечет пламя огненное копье. Но не в том суть! Рабов на бунт подстрекать — преступление не только перед людьми, но и перед богами.

— Скажи ему так, — проговорил базилей. — Мы рады встрече с братом нашей Калипсо, но что касается права его на трон — негоже гостям вмешиваться в дела хозяев.

В ответ Седдер что-то процедил. Надменное выражение его лица не понравилось Арету.

— Он благодарит за участие… — Щеки Калипсо слегка порозовели, она замялась. Базилей мягко сказал ей:

— Не скрывай его слов, даже если они обидны!

— Седдер понимает твое опасение за свою жизнь и зла не таит, поскольку одним дано сражаться, другим стареть у очага.

Одиссей даже бровью не повел, лишь скривил губы, сдерживая улыбку, и так же мягко продолжил:

— И еще скажи, что нет мне резона биться за возвышение беглого раба, когда мне самому предложен трон гадиритов.

Вскочил с места Седдер, полетели в разные стороны поднос с едой и кратер с вином недопитым. Замахнулся он кулаком на базилея, но в тот же миг Арет, не поднимаясь, сильным ударом ноги в бедро свалил наглого раба на пол. Медон тоже не растерялся и, выхватив короткий меч, прижал его к горлу Седдера. Тот метал глазами огненные стрелы, но резких движений не делал.

— Удавить его, и в дырку! — посоветовал Арет базилею.

— Что скажешь? — обратился базилей к Калипсо.

Нимфа лишь пожала небрежно плечами.

— Может, он и впрямь мне брат, а может, врет складно. Если он стоит у тебя на пути, воля твоя: обойти его или уничтожить.

Базилей глянул на поверженного, задумчиво огладил бороду и покачал головой. Арет от досады аж крякнул. Надо кончать беглеца, а не раздумывать долго!

— Не пойму я, — вполголоса обратился Арет к нимфе, — если он сын твой матери, то почему она не взяла его с собой, когда отсюда сбежала? Выходит, самозванец, а?!

— Он родился после того, как Плейона покинула эту плавающую гору, — таким же тихим голосом ответила Калипсо. — Если ты приглядишься к нему, то заметишь некий изъян.

Арет вытаращил на нее глаза. Вопросы готовы были посыпаться с его языка, но тут заговорил базилей.

— Жизни лишать его мы не вправе. Пока мы здесь гости, он для нас лишь раб чужой. По всем законам полагается вернуть его хозяину, но поскольку он родич Калипсо, мы его отпускаем. Пусть нас он покинет, а там, как ему повезет.

— Эх! — только и сказал Арет.

Потом легко поднял Седдера и повлек к выходу, не обращая внимания на его злобные взгляды.

Полит, стоявший на страже у полога, увидел, как старый воин тащит, ухватив за косицу, их незваного гостя, и отскочил в сторону. Арет высунулся в коридор, посмотрел, нет ли там кого, обнаружил, что он пуст, и пинком вышиб Седдера из покоев. Тот улетел к противоположной стене и чуть не врезался в одну из больших ваз, украшавших коридор. Однако мгновенно вскочил на ноги, огляделся, показал Арету два сцепленных крючком больших пальца и, нырнув в тень, исчез за статуей многорукого бога. Старый воин вздохнул разочарованно. Вернувшись в комнату базилея, услышал его слова, обращенные к Калипсо.

— Неприятный у тебя братец, однако!

Ответ прекрасной нимфы снова удивил Арета.

— При большом желании таких братьев здешние мудрецы могут вырастить хоть тысячу тысяч.

Задумался базилей, хотел еще что-то сказать, но тут в разговор вмешался Медон.

— Сомневаюсь, что ныне им такое под силу.

— А ты откуда знаешь? — нахмурилась Калипсо. — Опять привиделось во сне или голоса богов поведали тебе великую тайну гадиритов?

Рассмеялся Медон, но невеселым был его смех.

— Нет, прекрасная, на этот раз мне самому довелось увидеть гнезда, в которых высиживают людей.

И он рассказал о беседе с Родотом, который показал ему удивительные яйца, из которых вылуплялись не птенцы, но люди, о своем нисхождении в темные глубины плавающей горы, о том, при каких обстоятельствах ему довелось увидеть оружие гадиритов, и как удалось Седдеру избежать гибели.

— Теперь мне понятно, что замыслы о великом царстве родились в умах мудрецов, — завершил Медон свой рассказ. — Кому, как не хранителям знаний нужен покой и порядок, тогда как вождям и храбрецам хочется свары кровавой, добычи и славы. А для ученых занятий и тихих бесед нужна сильная власть, и желательно, чтобы повсюду.

— Ради бесед своих тихих готов ты признать власть гадиритов над Земом? сердито буркнул Арет. — Ну, извини, только я полагаю, что наш базилей не позволит хозяйничать им на Итаке!

Медон посмотрел на Арета, перевел взгляд на Одиссея и вдруг, рассмеявшись, промолвил:

— Так ведь сам Одиссей будет царить повсеместно! Не скрою, мне более это по нраву, чем власть гадиритов или даже правителя Зема.

— Дело осталось за малым — уговорить базилея, — ответил Арет. — Ну а как быть с Родотом?

— Почему тебя он беспокоит? — удивился Медон. — Я думаю, с Седдером хлопот будет больше.

— Не будет! — отрезал старый воин. — Если на базилея ополчится, тогда или он нас, или мы его, вот и все хлопоты. А твой лысый дружок, небось, в советники метит?

— С чего ты решил, что он друг мне?! — возразил Медон.

Он хотел что-то еще сказать, но смолчал, задумавшись. Арет видел, какая в нем идет борьба — с одной стороны, и впрямь здесь всем заправляют мудрецы, хранители знаний, а с другой — кто мешает ему, Медону, войти в их число?

— Если будет угодно богам, то приму я трон гадиритов, — сказал Одиссей. Но кто знает волю богов? Что означает появление и исчезновение брата Калипсо знак ли это худой или добрый?

Много вопросов стал задавать базилей, загрустил Арет. Раньше он не был таким говорливым. Молча вершил свое дело и лишь после гадал, угодно оно богам или нет. Вроде годы его не согнули, крепка рука и глаза остры, а все ж постарел базилей.

Цепляясь за стены, в комнату пробрался Ахеменид.

— Не знаю, о чем вы тут говорите, — угрюмо сказал он, — но не пора ли нам поесть, отважные воители?!

— И то верно, — отозвался из-за полога соседнего покоя Филотий, который помогал маленькому Латину сооружать из покрывала шатер походный. — Такое небрежение их будущему царю может дорого встать. Вот назначит меня базилей хранителем дома, живо гадириты жирок свой растрясут!

— Где ты здесь видел тучных людей? — спросил Арет.

За стеной послышались легкие шаги, в комнату вбежал Полит и сообщил, что по коридору только что прошествовал отряд вооруженных пиками гадиритов, а за ним другой. Когда он выглянул наружу, то увидел, что у развилки коридора остались трое воинов в латах.

Одиссей поднялся с ложа и приказал Филотию отвести Калипсо и детей в дальнюю комнату и слепого с собой взять. Арет же проскочил анфиладу комнат и замер у дверного полога, прислушиваясь. Затем подал знак Политу, что последовал за ним, откинуть плотную ткань, расшитую красными и синими полосами. Юноша осторожно ухватил за край и приподнял ее.

За дверью никого не было. Арет вытянул клинок из ножен и шагнул вперед. Он встал посередине прохода и огляделся по сторонам. И впрямь, в конце коридора в свете масляных плошек блеснули латы. Над головой загудело, зазвенело, словно по металлическим плитам пробежал отряд воинов. Арет поднял глаза и поморщился вытянув руку с мечом и слегка подпрыгнув, можно достать до потолка. Затем шаги наверху смолкли, лишь слабый прерывистый звук гонга шел откуда-то из глубины плавающей горы.

Подошли базилей и Медон. В руке Одиссея был его грозный лук, за спиной висел колчан, а Медон вооружился коротким мечом.

Неподалеку от статуи многорукого бога открылся проем. Оттуда один за другим вышли четыре воина и пошли в их сторону. У троих были длинные тонкие клинки, а в руках последнего — копье со странным утолщением на конце.

Они подошли к покоям базилея и окружили Арета.

Гадирит в серебряных латах повелительно что-то произнес, в ответ старый воин презрительно посоветовал ему говорить по-человечески, а не квакать. Тот, что держал копье с неким подобием маленькой амфоры вместо острия, бросил взгляд в сторону базилея, заморгал и торопливо сказал что-то гадириту в серебряных латах.

Обладатель серебряных лат внимательно посмотрел на Одиссея, перевел взгляд на Медона, затем опустил клинок и увел свой отряд в другой конец коридора.

— Странное копье, — сказал базилей, глядя им вослед.

— Это не копье, — тихо пояснил Медон. — Таким вот оружием на моих глазах сожгли взбунтовавшихся рабов.

— Не наш ли незваный гость суматоху учинил? — спросил Арет. — Как бы с нас не спросили за укрывательство беглого раба!

— Кто спросит? — сердито отозвался Медон.

— А вот твой мудрец спросит… Смотри-ка, сам и пожаловал!

И впрямь, к ним шел Родот в сопровождении гадирита в серебряных латах. Родот сутулился и беспокойно крутил головой по сторонам. При виде базилея и его спутников он облегченно вздохнул и ускорил шаги.

— Не угодно ли будет славному Одиссею подняться в верхний чертог? спросил Родот. — Пока внизу мы наводим порядок, там, в зале правителей, самое безопасное место.

— Базилею не к лицу избегать опасности, — ответил Одиссей. — Но кто угрожает вам?

— Горстка смутьянов, недостойных вашего внимания, — нахмурился Родот. Рабы захватили нижние ярусы. Скоро их загонят на место, зачинщиков казнят. Однако жизнь правителя настолько драгоценна, что мы не можем допустить, чтобы на нее пала даже тень опасности.

— Пока я не дал согласия… — начал было базилей, однако Родот, учтиво склонившись, но твердо прервал его.

— Не время сейчас, о правитель, блюсти уместный ритуал отказов и уговоров. Твой долг прямой взять бразды в крепкие руки, иначе хаос поглотит наш островок разума среди моря дикости. Идем же, а о людях твоих позаботится доблестный Заксан.

— Без спутников своих никуда не пойду! — отрезал базилей. — И почему, ответь, ко мне ты обращаешься, тогда как правители, наверно, ждут твоего совета?

Родот снова наклонил голову в поклоне.

— Твое повеление исполняется! Прошу вывести всех из покоев и подняться наверх. А кроме тебя, нет здесь иных правителей.

— Куда же они делись? — удивился базилей.

— Передушили их согласно обычаю, — равнодушно ответил Родот. — Когда ты не ответил отказом, это было сочтено решением.

Арет и Одиссей обменялись взглядами, базилей кивнул, и старый воин пошел в дальние покои, ругаясь вполголоса. Ловко подвел базилея лысый мудрец к трону, теперь и не откажешься! И ведь не успел Одиссей согласием ответить, как Родот уже наставляет и направляет! Нет, с этим надо быстро порешить, как только порядок здесь воцарится. Мудрецов сразу же отправить к их гадиритским богам, пока чего не умудрили. Не знают они еще базилея! Хоть и сдал он, мягок стал нравом, а в хитроумии все же никому не уступит. Самому, конечно, придется сесть и воинскую силу под себя подвести, Медон займет место мудрецов, Филотий разберется, как гору к Итаке направить…

Арет поймал себя на мысли, что уже распределяет, кого куда пристроить, и усмехнулся в бороду. Великие дела и ему вскружили голову, да только неизвестно, как на это посмотрит Одиссей! С другой стороны, на кого еще ему опереться, как не на своих!

На вершину плавающей горы они поднимались иным путем. Их теперь вели не широкими коридорами и пологими лестницами, как ранее на встречу с правителями, а узкими темными переходами и по крутым ступенькам, которые прогибались и мерзко скрипели под ногами. По мере восхождения Арет все больше и больше мрачнел. Здесь не было ковров и украшений на стенах, видно, как давно эти места не прибирались. И не запущенностью пахло здесь, а дряхлой и безысходной древностью несло от изъеденных временем медных колонн и странных бронзовых шаров, что без всякого порядка лежали на полу и рассыпались от малейшего прикосновения в зеленую труху.

Одиссей и его спутники вышли в небольшой пустой зал, освещенный лишь двумя светильниками. В середине шествия находилась Калипсо. Маленького Латина она держала на руках, а Лавиния крепко ухватилась за край ее туники. Дети испуганно озирались, но молчали. Сзади шли два стражника, а впереди быстро шагал Заксан.

Он и получил топором в грудь, когда металлический лист в стене вдруг рухнул, подняв тучу ржавой пыли, а из черный дыры посыпались грязные полуголые люди, вооруженные чем попало.

Потом выяснилось, что часть восставших рабов сразу же проникли в тайные ходы, пронизывающие гору, которые давно перестали быть тайными для многих гадиритов, в том числе и для Седдера.

Огромный детина, чьи лохмотья были испачканы красными и зелеными пятнами, перепрыгнул через тело Заксана и замахнулся топором на Арета. И в тот же миг скорчился, выронив топор: это юный Полит не растерялся и из-за спины старого воина, только успевшего вынуть меч, ткнул острием пики в живот детины.

— Молодец — только и гаркнул Арет.

И тут началось!..

Рабы, увидев, что вожак их отряда пал, завыли и кинулись гурьбой на Одиссея и его спутников. Первого нападающего уложил Арет, рубанув его наискось по лицу, со вторым справился Полит. Юноша бросил пику и, ухватившись за рукоять меча двумя руками, выставил его перед собой — бегущий сам напоролся на лезвие.

Стражники отбивались длинными острыми мечами, не подпуская рабов к базилею и Калипсо, которая вжалась в стену, обхватив детей.

Один из нападавших поднырнул под клинок и полоснул кривым ножом по ногам стражника, но тут же схватился за лицо и упал — из окровавленных пальцев его торчало оперение. Это базилей, поняв, что не успеет наложить стрелу, на тетиву, попросту воткнул ее в глаз рабу.

Ярость двигала бунтарями, а она плохой советчик.

Рабы, вооруженные чем попало, неистово размахивали своими ножами и топориками, но они мешали друг другу и один за другим падали под ударами мечей Арета и стражников. Дважды пропел смертоносный лук Одиссея, насквозь пробили стрелы двух негодяев. Даже Медон изловчился и мечом своим отрубил руку по локоть рабу, что за горло его ухватил. Потом он заметил, как верткий коротышка прыгает вокруг Полита, стараясь достать его острым крюком, размахнулся, и голова коротышки треснула от удара.

Слепой Ахеменид, пока шла скоротечная схватка, откатился в сторону, вскочил и прижался к колонне, выставив перед собой посох.

Когда все было кончено, среди тел они нашли и Филотия. Старый кормчий лежал, вцепившись мертвой хваткой в горло своего противника, но задыхающийся раб успел несколько раз ударить его ножом в грудь.

Базилей велел добить раненых бунтовщиков, а тело Филотия перенести наверх, чтобы потом воздать ему должные почести и оплакать.

Стражник, единственный из гадиритов, что-то взволнованно сказал, указывая пальцем на дыру в стене. Калипсо в это время успокаивала маленького Латина и не расслышала его слов. Но Арет насторожился и подскочил к темному пролому. Он разглядел узкую щель, пропадающую во мраке. Откуда-то издалека доносились глухие крики, звон металла и нарастающий топот множества ног.

— Надо уходить отсюда, — шепнул он базилею. — Не отобьемся!

Одиссей кивнул, и все они последовали за стражником, который повел их к лестничным скобам, ведущим к круглому отверстию в потолке. Детей взяли на руки базилей и Арет, Калипсо отказалась от помощи и сама легко поднялась, Полит и Медон остались вниз, у, дожидаясь, пока слепой Ахеменид вскарабкается по скобам. Наконец его подхватили сверху, и Арет велел подниматься. А потом, когда юноша и Медон присоединились к остальным, он перекрыл тяжелой плитой отверстие и попытался задвинуть бронзовый засов. Однако тот сломался в его руках. Старый воин помянул не к месту хозяина подземного царства и вбил, заклинив, обломок засова в щель между плитой и полом.

Там, где раньше на возвышении располагались три сиденья для правителей, ныне осталось только одно. Заметив это, Арет хмыкнул и покачал головой. Знать, уверены были мудрецы, что согласится базилей на их предложение. Или попросту не сможет отказаться.

У двери встали с клинками на изготовку трое стражников, у одного из них было огнеметное копье. Полит хотел было присоединиться к ним, но базилей приказал ему быть рядом с Калипсо и детьми. Сам Одиссей по настоянию Родота, встретившего их в зале, воссел на трон. Лук и колчан, однако, пристроил рядом.

— Еще немного, о правитель, — сказал Родот, — и все будет закончено. Бунтовщики разбежались, как корабельные крысы по закоулкам, сейчас их хватают поодиночке.

Базилей ничего не ответил, лишь Арет сердито рявкнул на мудреца:

— Что же ты не предупредил нас о тайных ходах?! Зашли бы они к нам со спины и уложили бы всех!

— Не думаю, что двигала ими отвага, — усмехнулся Родот. — Скорее, мечтали они о спасении, да не повезло, нарвались на вас. Мы же истребляем лишь самых ярых, остальные должны работать. И чем скорее, тем лучше! Больше всего требуется людей в нижние поплавки вычерпывать воду. Много времени плавает наше последнее убежище, сколько раз приходилось латать прохудевшую обшивку, и если бросят нерадивые рабы свое занятие, то недолго плыть нам.

— И часто они бунтуют? — спросил Медон.

— По-всякому бывает. Порой два или три поколения в тиши и мире проведут, а то вдруг бунт за бунтом.

— На что же они надеются? — нахмурился Арет. — Если уж базилея вы на трон призвали, то выкладывай все!

Родот пристально глянул на старого воина, перевел взгляд на Одиссея, что, задумавшись, молча сидел.

— И в мыслях нет скрыть что-либо от вас, достойнейшие! Надеются рабы стать господами, что же еще! Такое бывало не раз. Побеждали они, и тогда господа опускались вниз, ведь кто-то должен откачивать воду, а кто-то ими управлять. Теперь никто и не помнит, кто из господ, а кто из рабов. Не важно, кто ты, важно — где!

— Хитро придумано… — протянул Арет.

— Но разумно вполне, — отозвался Медон. — Однако ты говоришь о поколениях, мудрый Родот. Сколько же лет вас носит по волнам?

— Трудно сказать. Речь о годах ты ведешь, когда следует вопрошать о столетиях.

Наступила тишина. Лишь у бойниц шумно сопел Ахеменид, нюхая воздух, и дети возились, норовя выглянуть наружу, а Калипсо держала их за руки, чтобы не вывалились ненароком.

— Так, значит, горе этой плавающей многие сотни лет! — благоговейно прошептал Медон. — Неужто так давно погибла Посейдония?

— Ну что ты, достойный Медон, — благодушно ответил Родот. — Посейдония исчезла не сотни, а тысячи лет назад. Мы уже счет годам потеряли. Долгое время уцелевшие поселения по обе стороны Великого Моря, которое вы называете Океаном, пытались возродить былое величие, но втуне! Пропали, рассыпались в прах города блестящие, исчезли царства сильные, пришлось нам сначала все начинать. Давным-давно в далекой земле, что по ту сторону Океана, соорудили последние умельцы гадиритов нашу плавающую пирамиду, и с тех пор мы не ищем пристанища, а пытаемся его создать, чтобы, укрепившись, вернуть Посейдонию обратно…

— Темны слова твои! — буркнул Арет и отошел к бойницам.

За дверью послышалась какая-то возня. Стражники выставили клинки, а тот, что держал огнеметное копье, отошел назад и нацелил его в проем. Появился гадирит в бронзовых наплечниках. Он быстро подошел к Родоту и что-то сказал ему.

— Бунт подавлен! — торжественно провозгласил Родот, преклонился в поклоне перед базилеем. — Твое правление теперь восславятся порядком.

Глядя на лысого мудреца, согнулись в поклоне и стражники.

— Вот напасть с этим Родотом, — тихо сказал Арет стоящей у бойницы Калипсо. — Неужто базилею теперь придется через этого плешака распоряжаться? Я бы вмешался, да языка не знаю.

С этими словами он испытующе поглядел на нимфу, но та лишь покачала головой.

— Напрасно ты думаешь, что дело решенное, — так же тихо ответила она. Одиссей не станет глиной в руках гончара. Ему не суждено быть царем гадиритов.

Арет хотел ей возразить, но не успел. В зал правителей вошли стражники, которые вели закованного в цепи раба. Голова его была опущена, но еще до того, как он поднял глаза, по длинной косице Арет узнал его.

— А вот и зачинщик, — сказал Родот. — Как пожелаешь, правитель, отдать ли его вышивальщицам искусным или попросту жизни лишить, милость твою явив?

Помолчал базилей, потом окинул взглядом стражу, будто считая, сколько их тут на него и спутников его приходится, а потом строго заметил Родоту:

— Раз уж признал ты меня правителем вашим, так изволь удалиться и стражу с собой уведи. Я же решу, как нам быть с бунтарем.

Одобрительно кивнул Арет, нахмурился Медон, опасливо покосившись на Родота, но гадиритский мудрец расплылся в довольной улыбке и, кланяясь, попятился к выходу. В дверях он щелкнул пальцами и стражники ушли вместе с ним, оставив пленника в зале.

Когда дверь прикрылась за последним гадиритом, Арет подскочил к рабу, смерил его с ног до головы и злорадно сказал:

— Что, допрыгался, собачий сын!..

Тут он поперхнулся и виновато скосил глаза на Калипсо, но она и бровью не повела. Седдер же ответил ему дерзким взглядом, сплюнул и уселся на пол, загремев цепями.

— Забить ему плевок обратно в глотку? — спросил Арет базилея.

— Нет! Сними с него оковы, — велел Одиссей.

Старый воин пробормотал родосскую поговорку о глупом родственнике, что хуже двух врагов, взялся за цепь и рывком поставил Седдера на ноги. Долго возился с замком, наконец потерял терпение и мечом разрубил толстое медное звено. Острие клинка задело руку Седдера и оставило длинную царапину на локте, но тот даже не вздрогнул.

— Что же ты ключ у стража не взял? — удивился Медон.

— Что же ты мне раньше не сказал? — сверкнул глазами Арет. — Много тут мудрецов развелось?..

Базилей поднял руку, призывая к молчанию.

Между тем Седдер сбросил с себя цепь и подошел к Одиссею. Старый воин мигнул Политу. Юноша переместился ближе к трону, встав за спиной Седдера с обнаженным мечом.

— Ну и что мне с ним делать? — спросил базилей у Калипсо. — Начинать правление с казни — дурная примета, а помиловать — скажут, что нерешителен, мягок…

— Не о том говоришь, о возлюбленный мой, — еле слышно ответила прекрасная нимфа, и такая горечь прозвучала в ее голосе, что Арет и Медон переглянулись в удивлении. — Что тебе замыслы гадиритов, когда нам, возможно, расстаться вскоре придется навеки! Пусть не прельщают тебя замыслы их о царстве великом, нет в том царстве места тебе или мне.

— Что ж, и о том поразмыслим, — сказал Одиссей. — Но пока мы во власти твоих соплеменников, не разумно ли им до поры не перечить? А пока расспроси несчастного брата своего, есть ли возможность жизнь ему подарить, и будет ли верен он мне за эту милость?

Нехотя заговорила Калипсо, горделиво вскинул голову Седдер и коротко ответил.

— Он говорит, что тому, кто упал, не подняться.

— Что это значит?

— Как бы ты ни решил, ему все равно. А верен он лишь богу гадиритов живому.

— Вот как! — насупил брови Одиссей, но тут в разговор вмешался Медон.

— Да будет мне позволено задать вопрос, правитель? — И, дождавшись кивка базилея, продолжил:

— Спроси у него, о прекрасная, каким богам он поклоняется? Родот сказал мне, будто имена их забыты.

Снова заговорила Калипсо. Рассмеялся Седдер неприятным скрипучим смехом и, указав пальцем в сторону Одиссея, ответил что-то.

Не сразу пояснила Калипсо, что сказал ей брат, задумалась нимфа над его словами и лишь потом произнесла:

— Он говорит, что вы поклоняетесь богам, которых никогда не видели, а потому множите их число, тогда как он может узреть своего бога вживе.

— Да? — слабо улыбнулся Одиссей. — И как же он зрит своего бога — упившись непентеса или наевшись грибов?

— Нет, по словам его, бог гадиритов всегда с ними, и тот, кто не убоится встречи с ним, и есть истинный правитель, а не тот, кто восседает на божестве.

— Кто восседает на божестве? — кротко спросил базилей.

Разговор между братом и сестрой затянулся. Вопросы Калипсо становились все короче, а ответы Седдера длиннее. Наконец вздохнула нимфа и сказала:

— Не знаю, безумен он или и впрямь чего-то наелся, но он утверждает, что под троном есть тайный ход в заветное место, где бог дремлет в некоем ожидании. И что правитель гадиритов должен прикоснуться к богу, не сойдя при этом с ума, а если разума лишится, так на то воля божества — значит недостоин трона.

Дело плохо, решил Арет, лукавый раб задумал недоброе, пахнет ловушкой. Так когда-то заманил Эврилох своего ученика в пещеру, соблазняя его обещанием показать дриаду. Показал… С тех давних пор не верил Арет сокрытым чудесам и, ожидая подвоха, всегда был настороже. Зря базилей затягивает дело. Казнить раба — и кончен разговор. Хоть он и брат Калипсо, а все ж бунтарь. Такие опаснее всего, потому что близко к трону могут подобраться. Сейчас подаст знак базилей, и голову долой!

Но Одиссей решил иначе.

— Ну так давай спустимся к твоему божеству и спросим его — достоин ли я быть правителем вашим, — сказал он после раздумья, поднявшись с трона. — А там и с тобой решим, как быть! Показывай, где тут дорога.

Хотел возразить Арет, но не успел.

— Стоит ли слушать бредни безумца! — воскликнула Калипсо, а белое лицо ее сделалось бледным. — Что, если он в ловушку тебя заманивает, вот о чем подумай! Не знаю, о каком божестве он говорит, но неспроста пугали меня в детстве чудовищем в сердце горы!

— Прислушайся к ее словам…

Базилей не дал Арету договорить.

— Пристало ли мне опасаться гадиритского чудища, тогда как светлые боги Олимпа деяниям моим не смогли помешать? — грозно вопросил он. — Был бы могучим их бог, не допустил бы гибели Посейдонии! А ты, кичливый раб, веди к нему! обратился он к брату Калипсо.

Седдер увидел глаза базилея, вздрогнул и мгновенно понял смысл его последних слов. Смуглое лицо раба посерело, он спросил что-то у Калипсо, но та лишь пожала плечами и указала пальцем себе под ноги. Тогда Седдер подошел к трону и принялся ощупывать края возвышения, на котором он был установлен. Базилей уже стоял рядом с Калипсо, Арет тенью шел за рабом, дыша ему в затылок, а Медон с интересом наблюдал за ними. Политу же было не до этого, он оттаскивал расшалившихся детей от жалобно вскрикивающего слепца, которого они щипали за уши и нос.

Щелкнула тайная задвижка, сбоку от возвышения появилось отверстие. Седдер заглянул в него и отшатнулся. Схватив его за плечо, Арет удержал раба на месте и сделал шаг к отверстию.

— Ну и вонища! — вскричал он, зажав свободной рукой нос.

И впрямь, из дыры шел такой смрадный дух, что в зале стало нечем дышать. Заслезились глаза у Медона, ноздри базилея дрогнули и он отошел к бойницам, а слепой Ахеменид лишь спросил, кто умудрился разлить драгоценный черный соус из перебродивших рыбьих голов? Впрочем, струи морского воздуха из бойниц быстро выдули тяжелый запах.

Арет слегка приоткрыл дверь и выглянул наружу. Родот и стражники исчезли. Тогда он снял с крюков два горящих светильника и вернулся в зал. Посветил над дырой и, обнаружив в железном колодце скобы, вздохнул. Оставил себе один светильник, а второй отдал базилею. Зажал в зубах кинжал и, нащупывая ногой скобы, начал спуск.

Базилей указал Седдеру на отверстие, и тот полез вслед за Аретом. После этого Одиссей велел Политу и Медону быть настороже и никого не пускать в зал, ободряюще улыбнулся Калипсо и скрылся во тьме. Медон посмотрел им вслед. Некоторое время были видны светлые блики от огонька масляной плошки, а потом исчезли и они.

Чем ниже спускался Арет, тем шире становился лаз. Скобы под ногами угрожающе хрустели, но держались крепко. Пару раз старый воин останавливался, прислушиваясь, а когда Седдер наступал ему на голову, лишь негромко рычал. Запах сильно не досаждал, то ли выветрился, то ли уже принюхались к нему.

На семь или восемь человеческих ростов они опустились, как нога Арета вместо скобы уперлась в пол. Он взял кинжал в руку и поднял светильник повыше. Большое круглое помещение было заставлено непонятными предметами.

Седдер, оказавшись внизу, благоговейно прижал ладони ко лбу и принялся кланяться во все стороны. Базилею пришлось слегка пнуть его, чтобы тот дал ему сойти.

— Это, что ли, обитель гадиритского бога? — вполголоса спросил базилей.

В свете плошек странные предметы казались обломками больших колонн с квадратными жерлами в сердцевине. Подойдя ближе, Арет пригляделся к одному из «обломков» и нахмурился. Он вспомнил, что нечто подобное он уже встречал, хотя эти устройства выглядели более необычно: поверхность вся иссечена глубокими трещинами, словно их укутали сетью рыболова, а короткие выступы, торчавшие отовсюду, напоминали обрубленные пальцы.

— Подобное видел я в чреве «Харраба», — сказал Арет базилею. — Оно поглотило без следа тело Перифета. Лучше держись от этих штуковин подальше!

— Была бы моя воля, от всего держался бы подальше, — пробормотал Одиссей, а потом вскричал: — Где наш проводник?

В это время Седдер возился у стены, в темной щели между двумя «обломками». Он постукивал по металлу стены, водил руками по еле заметным выпуклостям, а когда нащупал впадину, громко вздохнул и надавил пальцем.

Над головами что-то заскрипело, заскрежетало, пол под ногами дрогнул и мелко затрясся. Арет вытянул руку с кинжалом и закружился на месте, ожидая нападения из любого темного уголка. А базилей заметил, что на месте соединения стены и пола возникла светлая щель, которая росла с каждым мгновением, превращаясь в овальный проем, ведущий в коридор, освещенный зеленоватым светом.

Раздался громкий щелчок, пол перестал трястись, наступила тишина.

Одиссей хотел шагнуть вперед, но Седдер придержал его за рукав и молча указал на тонкие шипы, торчащие у входа. На них непременно ступил бы неосторожный гость.

Арет отодвинул в сторону Седдера и перешагнул через шипы, а за ним последовали остальные. Идти по коридору было неудобно, он был похож на огромную трубу, сплюснутую по бокам. Ноги скользили по закругленному полу, а головы приходилось наклонять. Откуда исходило свечение, было непонятно, а огоньки плошек тоже почему-то стали зелеными. Пройдя десятка два шагов, Арет сообразил, что впереди могут быть еще отравленные ловушки, и, прижавшись к стене, пропустил Седдера вперед.

Коридор закончился решеткой, преграждающей путь. Человеческие кости белели под ногами — давным-давно тяжелая кованая бронза обрушилась на неосторожного, угодившего в ловушку. То ли с тех пор никто здесь не ходил, то ли оставили в назидание другим…

Седдер глянул мельком на спутников, осклабился, показав кривые зубы, и, встав на колени, принялся ворошить кости. Нащупал маленькое кольцо, дернул решетка беззвучно втянулась в щель, показав заостренные прутья.

Проходя под ней, Арет внимательно смотрел под ноги, чтобы не задеть спусковой штырь ненароком, и лишь на миг задрал голову, высматривая, не падают ли на него смертоносные острия. А базилей нагнулся и поднял истлевший кусок ткани, рассыпавшийся у него в руках.

— Узор двойного зигзага был на одеянии мертвеца, — негромко сказал он в спину Арету.

Старый воин, не оборачиваясь, вздохнул — смерть свою нашел здесь муж итакийский. Таким узором ткани свои украшают пряхи острова, и не на продажу, а лишь для родни. Кто пропал здесь, воин или мореход, теперь и не узнать, подумал Арет.

И вот они вышли из узкого коридора и оказались в зале, потолок которого был подобен куполу. Здесь тоже разливалось зеленое свечение из неведомого источника. В этом призрачном свете Одиссей и Арет разглядели в середине зала огромную глыбу, похожую на валун из темного камня. А вокруг в беспорядке были раскиданы валуны поменьше.

Долго смотрели они на этот валун высотою в два человеческих роста. Чем дольше вглядывались, тем меньше он напоминал им камень, а когда разглядели мохнатые ноги, прижатые к телу, то поняли, что это и не валун вовсе. Седдер уже подползал на коленях к чудищу, непрестанно прикладываясь головой к полу, а потом замер, распластавшись перед своим божеством.

От невероятного создания исходил странный запах, который Арету казался одновременно и звуком. Тихое тонкое жужжание или слабый звон раздавался не в ушах, а прямо в голове, и при этом словно шершавый голос шептал непонятные слова о великих тайнах и великой силе, надо лишь подойти ближе, чтобы разобрать смысл этих слов, которые медленно выговаривал невидимый шептун…

Вот и базилей что-то услышал, вяло подумал Арет, заметив, как Одиссей, не отрывая глаз от гигантского жука, сделал к нему шаг, а затем другой. Но тут застонал Седдер, и Арет замотал головой, стряхивая одурь. Он ухватил базилея за руку и сильно сдавил ему локоть. Взгляд Одиссея стал осмысленным, он кивнул благодарно Арету и подался назад, к проходу.

— Этого здесь оставим? — шепотом спросил Арет.

Губы поджал базилей, но раздумывал недолго. Подскочили они с Аретом к лежащему Седдеру и за ноги оттащили к дыре, ведущей в коридор. Задергался в судороге беглый раб, а потом притих, закрыв глаза.

— Помер, — решил Арет. — Ушел к своему жучиному богу.

Он дотронулся до головы Седдера и отпрянул в изумлении, когда тот вдруг вскочил, злобно прошипел что-то и, выскочив в коридор, исчез в глубине.

Поднимаясь вверх, в зал правителей, первым по скобам полез базилей, за ним Седдера погнал Арет, а сам замыкал восхождение. Вот в светлом круге исчез Одиссей, за ним брат нимфы прекрасной, тут и Арет с облегчением вздохнул, вылезая. Прищурил глаза, ничего не видя из-за яркого солнечного света, что слепил из бойниц сиянием своим, и. сказал недовольно:

— До чего же у этого бога вид мерзопакостный!

И очень удивился, услышав голос Родота:

— Зато, о достойный Арет, он не принимает обличье людей, чтоб соблазнять ваших жен.