Ранним утром следующего дня Джек сидел в нефе лондонского собора Святого Павла под огромным куполом напротив высокого алтаря. Кафедральный собор открылся всего несколько минут назад, и народу пока не было. Все равно Джек выбрал ряд вдали от центрального прохода, чтобы никто не подслушивал. Он взглянул на часы. Костас должен прийти через пять минут. Договорились на девять. А Джереми обещал появится сразу же после возвращения из Оксфорда.

Джек с Костасом ночевали в институтской квартире с видом на Темзу. Джек часто останавливался в ней в перерывах между проектами, когда нужно было покопаться в лондонских библиотеках или музеях. После эйфории от обнаружения древней гробницы, а потом и цилиндра, правда, пустого, не осталось сил на разговоры и даже на то, чтобы в полной мере ощутить разочарование. Откинувшись назад, Джек потянулся и закрыл глаза. Он чувствовал себя опустошенным после вчерашнего необыкновенного приключения. Даже чашка утреннего кофе не привела в норму. Похоже, рухнул весь план. Непонятно, куда двигаться дальше. Может быть, стоит оглянуться назад, на то, что уже обнаружено, и успокоиться? Вдруг найденные артефакты всего лишь предметы прошлого, а не подсказки к чему-то большему?

Джек открыл глаза и замер, наслаждаясь великолепием свода над головой, так похожего на свод ватиканского собора Святого Петра и на свод римского Пантеона, построенного почти на пятьсот лет раньше. И все же Джеку казалось, будто он смотрит не на копию и даже не на продолжение шедевров, а на уникальное, гениальное творение архитектора сэра Кристофера Рена. Внутренний свод располагался ниже яйцеобразного внешнего. Благодаря такой конструкции снаружи собор выглядел выше, но это нисколько не портило его красоты. Джек прищурился. Как всегда, в лучших творениях человека внешний вид на самом деле не соответствовал тому, чем казался на первый взгляд.

— Доброе утро, Джек! — крикнул Костас, пробираясь по ряду от центрального прохода.

Археолог озадаченно посмотрел на друга. Тот надел одну из рыбацких фуфаек Джека, которые хранились в квартире ММУ. Фуфайка оказалась узкой в плечах и на два размера длиннее. Костас закатал рукава, оголив накачанные руки. Он был бледен. Кожа вокруг носа покраснела. Глаза слезились.

— Только не надо ничего говорить! — с ходу заявил Костас, плюхнувшись рядом с Джеком. Выглядел он неважно. — В аптеке от насморка ничего не нашлось! Что-то я совсем расклеился. — Костас шмыгнул носом, роясь в карманах в поисках платка. — Не представляю, как вы дышите таким влажным воздухом! И холодно ведь. Жуть! — Он громко чихнул и застонал.

— Полагаю, расчистка в Сити идет полным ходом, — сказал Джек.

— Ага, сейчас убираю барьеры. Ликвидационная группа провела раскопки через мощеную дорожку во дворе Гилдхолла, вытащили бомбу, а ночью ее вывезли за город для контролируемого взрыва. Так громыхнуло! Круто! Я, кстати, проследил, чтобы ребята зашли с востока и ничего не повредили в гробнице.

— А я только что разговаривал с друзьями из лондонской археологической службы, — сказал Джек, поигрывая мобильным телефоном. — представляешь, какой шанс у них появился! Нужно только закрыть место защитной пленкой, чтобы поддерживать в гробнице атмосферные условия, иначе все содержимое разрушится. Привлечены лучшие специалисты. На проведение полномасштабных раскопок уйдут месяцы, но дело того стоит. Думаю, гробницу оставят на месте, а музей возведут под землей. Вход сделают из амфитеатра.

— Да, им не хотелось бы тревожить ее… — Костас шмыгнул носом.

— Тебя что, пропустили на место работ ликвидационной группы?! — удивился Джек.

— Начальник группы водолазов оказался моим давним приятелем. Сапер инженерных войск и преподаватель школы аквалангистов при министерстве обороны. Познакомились дав года назад, когда я проходил курс «Обезвреживание взрывчатых орудий и мин». Я сказал ему, что второй взрыватель бомбы слишком проржавел, чтобы вскрыть его сразу же. Надо вначале нейтрализовать его химикатами. Правда, мне не разрешили помочь. Сам знаешь, все эти условности, правила техники безопасности. — Костас громко чихнул. — Беда с этой страной! Законы слишком строги.

— А ты бы хотел, чтобы все события происходили в Италии, да?

Глаза Костаса заблестели.

— Кстати говоря, когда мы вернемся к кораблю святого Павла? Неделька-другая на Средиземном море спасла бы меня! Может, и простуда прошла бы…

— «Сиквест II» все еще на том же месте. Самолет «эмбраер» в полной боевой готовности, — ответил Джек. — Я недавно разговаривал с Морисом по поводу освещения в прессе сенсационной археологической находки — древнейшей библиотеке в Геркулануме. Пока Джереми не раздобыл для нас ничего новенького, я даже и не знаю, что могло бы вывести нас на след Клавдия. Хотя стоит ли расстраиваться? Мы уже внесли значительный вклад в историю благодаря удивительным открытиям в Риме и здесь, в Лондоне. Возможно, местонахождение манускрипта так и останется одной из величайших тайн всех времен и народов. — Джек, тяжело вздохнув, вновь поднял взгляд к своду. — Не в моем духе. Но тупик так тупик. Ничего не поделаешь!

Костас кивнул на ноутбук на коленях Джека.

— Просматривал фотографии геркуланумской библиотеки, сделанные Марией? — спросил Костас, ткнув мокрым платком в экран с пиктограммами. Джек выжидающе посмотрел на друга. — Ой, не люблю я это выражение лица!

— Да, сижу вот, выбираю фото для журналистов, и вдруг как будто осенило! — сказал Джек. — Папирус, который я нашел в Геркулануме на столе под чистыми листами, «Historia Britannorum. Narcissus Fecit». — Джек щелкнул курсором по пиктограмме, и на экране появилась страница древнего документа. — Слава Богу, Мария сделала много фотографий!

Костас громко высморкался.

— Я так и знал, ты что-нибудь откопаешь!

— Вначале эта страница ускользнула от моего внимания. Я думал, что это скорее всего трактат о военной стратегии. Что еще мог написать Клавдий, кабинетный военачальник, чтобы доказать, что сведущ в военном деле и достоин отца с братом? Ну, возможно, добавил еще что-нибудь о подготовке к вторжению в Британию, о планировании военных действий вместе с командующим легиона. Но потом я мысленно вернулся в ту комнату в Геркулануме. Нам теперь известно, что перед извержением Везувия Плиний Старший часто навещал его. Плиний см военный историк, опытный вояка — но он консультировался с Клавдием, бывал у него, и что действительно захватило его в последние годы, так это «Естественная история», над которой он усердно трудился, пытаясь собрать воедино разрозненные факты.

— Например, об Иудее, как на этой странице? Ты имеешь в виду заметки на полях? — спросил Костас.

— Точно! По-видимому, Плинию так нравилось общество Клавдия благодаря разговорам о Британии. Но не в плане военной кампании, а именно из-за того, что император мог рассказать о естествознании, географии, населении, о чем-то необычном, уникальном. Я прямо вижу, как Плиний уговаривал Клавдия. Вот они сидят вместе в той самой комнате. Плиний неустанно задает вопросы, уводящие в сторону от военного триумфа и стратегии к разным мелочам, которые удивили императора во время путешествия в Британию. А старый хитрец Нарцисс тщательно записывает каждое слово Клавдия. Император все прекрасно помнил, он ведь бывал в Британии не один раз, а дважды. Второй раз он приехал туда тайно в старости, специально чтобы посетить гробницу незадолго до извержения. Завоевание Британии — величайшее достижение Клавдия. По-моему, вполне логично, что он с удовольствием рассказывал Плинию все, что знал о стране, играя в старого военачальника, с гордостью вспоминающего о своих доблестях во имя Рима и чести императорской семьи.

— И что дальше? — спросил Костас, громко чихнув.

— Я прочитал весь текст, сохранившийся на этой странице со стола. «История Британии» Клавдия. Здесь своего рода предисловие, вводная глава, обозначающая, что к чему. — Джек показал на ровный почерк на экране. — Написано на простом латинском и очень четко. За что Нарциссу отдельное спасибо. Речь идет о религии и ритуалах. Как раз то, чем увлекался Плиний.

— Как раз то, что нужно нам! — гнусаво добавил Костас. — Помнишь вчерашний разговор о железном веке, Боудикке и Андрасте? Далеко не все там ясно и понятно, полно белых пятен.

Джек кивнул:

— Начало страницы особенно удивило меня. Это конец описания огромного каменного круга, увиденного Клавдием.

— Каменный круг? Стоунхендж, что ли?

— Император утверждает, что камни было поставлены бриттами в честь племени гигантов, которые пришли с востока в поисках убежища от наводнения, — продолжал Джек. — Каждый камень олицетворяет короля-жреца и королеву-жрицу, которые впоследствии правили островом.

— Великое переселение! — воскликнул Костас. Жрецы Атлантиды. Похоже, Клавдий даром времени не терял!

— Гиганты принесли с собой богиню-матерь, которую позже стали почитать и в Британии, — перевел Джек. — Потомками этих королей-жрецов и королев-жриц стали друиды. Ptaesidium posthac inpositum victis excisisque luci saevis superstitionibus sacri: nam cruore captive adolere aras et hominum fibris consulere deos fas haberant, — прочитал по-латыни Джек, а затем перевел: — Те, кто считал своей священной обязанностью покрывать алтари кровью жертв. Я собственнолично видел их в каменном круге, месте, которое они именуют druidaeque circum — кругом друидов.

— В последнее время мы слишком часто сталкиваемся с приношением в жертву людей! То тольтеки, то карфагеняне. А теперь еще и древние бритты! — пробурчал Костас.

— Первые собиратели древностей, современники сэра Кристофера Рена, действительно считали Стоунхендж кругом друидов. И, получается, были совершенно правы! — сказал Джек. — Невероятно! Вот решающий аргумент. Послушай! «Из благородных семей бриттов выбирали верховную жрицу. Я встречался с одной избранницей, девочкой, которую все называли Андрасте. На самом деле ее имя Боудикка — принцесса племени иценов. Девочку привели ко мне как рабыню. Но я освободил ее. Так велела Сивилла. Кумская Сивилла сказала мне, что верховная жрица друидов и есть тринадцатая сивилла, пророчица всех племен Британии».

— Подожди-ка, — прервал Джека Костас.

— Это все. Конец страницы.

— Ты сказал, что Боудикка — наша Боудикка, королева-воительница — была верховной жрицей?! Она еще и главный друид?!

— Это не я сказал, а Клавдий.

— И к тому же одна из сивилл?..

— Похоже на то. По-моему, Клавдий не мог ошибаться. Нам ведь доподлинно известно, что он часто наведывался в пещеру Кумской Сивиллы.

— Еще бы! Сивилла снабжала его наркотой!

— Есть в этом что-то необычное… То, о чем люди всегда догадывались, но не могли доказать, — прошептал Джек, переставляя ноутбук на скамью рядом с собой. — Давай отмотаем пленку назад. Начнем с самого начала. Итак, Клавдий получает документ от жителя Галилеи, назареянина.

— Мы же понимаем, о ком идет речь, Джек!

— Неужели?! В то время на берегу Галилейского моря было полным-полно потенциальных мессий. Иоанн Креститель, например. Давай не будем торопиться в выводами.

— Хорошо, прошу вас, продолжайте, глубокоуважаемый «адвокат дьявола».

— Не будем приплетать сюда еще и дьявола. У нас и так достаточно неприятностей. — Джек выдержал многозначительную паузу. — Стариком Клавдий совершает тайную поездку в Британию, а именно в Лондон. У него с собой манускрипт. По всей видимости, везет он его в металлическом контейнере, полученном во время первого посещения Британии, возможно, от принцессы племени иценов.

Джек нежно погладил сумку. Костас посмотрел вначале на сумку, потом с укором на Джека и сказал без намека на шутку:

— Это называется мародерством. И по-моему, у тебя оно входит в привычку.

— Всего лишь мера предосторожности. А если бы взорвалась бомба? У нас должно было остаться доказательство того, что мы видели гробницу.

— Не надо ничего объяснять, Джек.

— Ладно, проехали. Итак, Клавдий прячет клад. Но, как и требуют правила игры, оставляет подсказку. Я бы даже сказал: серию подсказок. Некоторые, кстати, сделаны его другом Плинием.

— По-моему, Клавдий рассчитывал от души повеселиться над нами! — заявил, шмыгая носом, Костас.

— Ага, он был просто помешан на загадках. Всю жизнь советовался с Сивиллой. А там все эти бесконечные пророчества на дубовых листьях. Предсказательница из него веревки вила. Естественно, Клавдий превратился в криптолога, заядлого кроссвордиста! Ди и как же спрятать клад и не оставить карты или подсказки? — продолжал Джек. — Когда прячешь что-то, всегда стараешься выбрать какое-нибудь оригинальное местечко, но такое, чтобы ищущий потом смог все же отыскать его. Если оставить подсказки, создается ощущение, что можешь контролировать процесс поиска, что о тебе всегда будут помнить.

— Значит, Клавдий приезжает в Британию, находит могилу Боудикки. Что дальше? — спросил Костас. — Закон гласит: «Прятать нужно в самых неожиданных местах». А-а-апчхи! Слово Мессии в мертвых руках языческой жрицы. Логично!

— Это одна из нитей нашей истории, — согласился Джек. — Клавдий и мотивы, движущие им. Но есть и другая нить, от которой я в полном восторге! Женщины.

— Катя, Мария, Элизабет? Ох, Джек, осторожнее. Как бы эти нити не опутали тебя!

— Я говорю о женщинах из прошлого. Далекого прошлого…

— Богиня-мать?

— Если культ, о котором пишет Клавдий, существовал со времен неолита, есть все основания полагать, что в то время был актуален культ богини-матери, — сказал Джек. — Magna Mater — Великая Мать, Веста в древнегреческом и римском пантеонах, чей храм мы обнаружили в Риме. Встречается она и среди кельтских богов. Но по-моему, важнее заострить внимание не на самих богах, а на первых приверженцах религии — жрицах и предсказательницах.

— На сивиллах? — уточнил Костас.

— Похоже, все начинает складываться в целостную картину, — прошептал Джек. — Сколько веков до нас пытались донести эту истину! Пророчества Сивиллы у Вергилия, «Судный день». Только сейчас мы обнаружили дополнительный компонент, который сделал историю правдоподобной, осуществил перевес в сторону реальности…

— Продолжай, я слушаю.

— Все дело в зарождении христианства. — Джек почувствовал, как его затрясло от волнения, от осознания того, куда ведут его мысли. — Точнее, в роли женщин.

— О чем ты?

— Что первое пришло тебе на ум, когда я это сказал? Ну… Самая первая мысль?

— Дева Мария.

— Культ Девы Марии скорее всего основан на языческом почитании богини-матери, — сказал Джек. — Но если вспомнить первых последователей Христа, первых верующих, кем они были? — С этими словами он вытащил из сумки книгу в красном переплете. — Помнишь, я говорил, насколько расплывчаты первые письменные упоминания о христианстве и что до наших дней не сохранилось почти ничего, кроме Евангелия? Одно из немногих исключений — работы Плиния. Не нашего старого приятеля Плиния Старшего, а его племянника — Плиния Младшего.

— Который описал извержение Везувия? — медленно спросил Костас. — И что-то там о весталках?

— Да. О Везувии упоминается в письме историку Тациту, написанном спустя двадцать пять лет после извержения. Существует еще одно письмо Плиния Младшего, написанное незадолго до его смерти в 113 году. К тому времени он уже стал римским правителем Понта и Вифинии — территории современной Турции на черноморском побережье. Он пишет императору Траяну о деятельности христиан во вверенной ему провинции. Плиний не был большим поклонником христианства, он просто следовал официальной государственной политике. Что началось во времена Клавдия как тайный культ, еще одна малопонятная загадочная религия с Востока, через пятьдесят лет стало вызывать реальные опасения у императоров. В отличие от других значимых восточных культов, почитания Митры или Исиды, христианство приобрело политическое звучание. Именно поэтому христиане вышли в лидеры. Дальновидные римляне заметили, что церковь становится силой, ведущей к расколу, особенно когда христианство расположило к себе рабов — низший, но довольно широкий слой римского общества. После восстания Спартака римляне опасались второго подобного бунта. Их также настораживал фанатизм христиан, готовность умереть за свои убеждения. Такого не было ни в одном другом культе. И кое-что еще пугало римлян.

— Все римляне, которые ты назвал, — мужчины, — сказал Костас, вытирая нос платком. — Но до этого речь шла о роли женщин.

Кивнув, Джек открыл книгу.

— Так… Вот письмо Плиния Младшего императору Траяну. Плиний просит совета о том, как преследовать христиан, потому что никогда не делал этого прежде. Плиний называет христианство вырождающимся культом, достигшим только на данном этапе небывалого влияния. Он рассказывает Траяну, что нераскаявшихся христиан казнит, а тех, кто преподносит в жертву вино и ладан к статуе императора — бога живого, — великодушно щадит. Но потом. Только послушай. Для того чтобы узнать правду о политической деятельности христиан, Плиний приказывает прибегнуть к пыткам «duabus ancillis, quae ministrae dicebantur». Оба слова — ancillis и ministrae — означают женщин-служительниц. Ministra часто приравнивают по значению к греческому diakonos.

— Диаконисы… — задумчиво прошептал, сбившись с толку, Костас. — Жрицы?

— Вот чего или, вернее, кого боялись римляне! — воскликнул Джек. — Поэтому они так испугались бриттов и Боудикку в частности. Она поражала их воображение, будоражила фантазию и пугала. Женщинам принадлежала истинная закулисная власть Рима. Вспомни хотя бы жену императора Августа Ливию или жен-интриганок Клавдия. Но внешне вся система принадлежала мужчинам. Cursus honorum, «путь чести» — последовательность военных и политических магистратур, через которые проходила карьера древнеримских политиков сенаторского ранга. Его могли пройти только настоящие мужчины. Плиний Младший, его дядя, например. Они бы никогда не признали власть женщины! Словно образ дикой варварки, королевы-воительницы, сама идея о новом культе, при котором жрицы будут править наравне с мужчинами, пугала больше, чем рабство.

— Я всегда думал, что в христианской церкви доминируют мужчины.

— Это и есть самое необычное в письме Плиния Младшего. Всего одно слово deaconesse подразумевает, что церковь не основывалась раньше на превосходстве мужчин. Позже, вероятно, вскоре после смерти Плиния Младшего политически ориентированные лидеры среди христиан поняли, что им никогда не победить Рим, действуя напрямик. Скорее ликвидируют их самих. Поэтому было решено разрушить систему изнутри. Всего-то ничего. Нужно лишь обратить в свою веру нескольких влиятельных римлян, личные амбиции которых и политическая карьера могут быть реализованы церковью. А потом добраться до самого императора, как и случилось с Константином I Великим через двести лет после смерти Плиния. Сила римской церкви, ее политическая власть целиком опирались на мужчин. Но во время древнего христианства, до того как церковь обрела политический вес, слово Иисуса несли как мужчины, так и женщины.

— Джек, давай вернемся к разговору о сивиллах и их связи с древним христианством.

— Хорошо. — Закрыв книгу, Джек снова взглянул на свод собора и прищурился. — Несколько достоверных фактов и догадка.

— Приступай! — Костас громко чихнул.

— К концу I века до Рождества Христова с появлением Римской империи власть сивилл пошла на спад, — сказал Джек. — Для Кумской Сивиллы римляне, занявшие старые греческие поселения на берегу Неаполитанского залива — Помпеи, Геркуланум, Неаполь, стали палкой о двух концах. Выражаясь современным языком, они вроде бы обеспечили ее работой. Римляне приходили на Флегрейские поля в поисках исцеления и предсказаний или как туристы, поглазеть на огонь и вход в потусторонний мир. И в то же время многие римляне считали Сивиллу всего лишь забавной выдумкой. Относились к ней так же, как к греческим предметам искусства — статуям на Вилле папирусов, или как к липовым философам, которых держали при богатых домах ради развлечения в послеобеденное время. Судя по всему, со временем жизнь и пропитание Сивиллы стали все больше зависеть от распространения наркотиков, а не божественных пророчеств, которые люди теперь не воспринимали всерьез.

— Но поэт Вергилий, по-моему, верил ей, — не согласился с Джеком Костас. — Вспомни предсказание Сивиллы о наступлении золотого века, которое Вергилий включил в поэму.

— Сложно сказать наверняка, относился ли он к Сивилле серьезно или просто решил приукрасить произведение ее пророчеством, — сказал Джек. — Хотя вполне возможно, что в Вергилии Сивилла увидела человека, чье слово может пережить его самого, человека, которому суждено стать великим, как когда-то разглядела нечто подобное в Клавдии. Возможно, она передала Вергилию слова, которые, по ее мнению, должны были сохраниться на веки вечные, обессмерченные великим произведением. Сивиллы всегда славились особой проницательностью. Как и положено провидице, Сивилла умела на шаг опережать клиента, притворяться, что знает о нем больше, чем тот считал возможным. Скорее всего на Сивиллу работала целая группа шпионов и информаторов, благодаря которым она всегда была в курсе событий. Вспомни пещеру весталок под Палатином в самом центре Рима под землей и то, что рассказал Клавдий о британской жрице — дочери вождя. Может, сивилл, как и весталок, отбирали из богатейших семей Рима или даже из императорской семьи? Что, если в пещере под Палатином их воспитывали и обучали основному, что должна уметь сивилла, — как незаметно разговорить человека?

— Так это проще простого, если клиент под кайфом, — заявил Костас.

— Похоже, так она узнала секрет Клавдия, — прошептал Джек.

— А как это связано с христианством?

— Дошла очередь до догадки. — Джек пристально посмотрел на Костаса. — В общем, к тому времени, когда Вергилий посетил Кумы, когда на престол взошел первый император Август, сивиллы знали: их дни сочтены. Миром начал править Рим. Пантеон римских богов обступил пророчиц со всех сторон, будто храмы и дворцы великого города. Однако сивиллы не зациклились на одном только Риме, они обратили взор на Восток и увидели зарождающиеся там новые силы, способные поглотить римский мир, пока императоры сражались на собственных территориях, а затем начали завоевание древних земель, некогда принадлежавших Александру Великому. Сивиллы предвидели приход в Рим восточного культа поклонения божественному правителю, превращение императора в бога, живущего на Земле. К тому же они предсказывали кое-что еще. Сивиллы увидели это в рабах и изгоях, прятавшихся на Флегрейских полях рядом с пещерой Кумской Сивиллы, и в людях, пришедших с Востока в Неаполитанский залив после установления мира Августом. Плиний Старший, должно быть, заметил это в матросах, служивших в Мисене. Я говорю о новых религиозных идеях с Востока, о новых пророках, о Мессии. Зарождался мир, в котором сивиллы не могли больше властвовать, в котором людям не нужно было становиться рабами оракулов и жрецов, чтобы узнать слово Божье.

— Золотой век Вергилия, — еле слышно прошептал Костас.

— По всей видимости, Кумская Сивилла догадалась о грядущих событиях до общения с Вергилием. Она знала об этом до того, как Клавдий пришел к ней. Просто христианство к тому времени уже проникло в Рим.

— Неужто Сивилла услышала грохот под землей?! — спросил Костас. — В буквальном смысле?

— В 62 году в Неаполитанском заливе произошло крупное землетрясение, — ответил Джек. — В Помпеях до сих пор сохранились поврежденные здания, которые ремонтировали в течение семнадцати лет до извержения Везувия. Сивилла, висевшая в клетке в пещере на Флегрейских полях, должно быть, не раз прикладывала ухо к земле, понимая, что катастрофа неизбежна. Речь об эмпирических наблюдениях, а не о мистике. Температура повышалась. Запах серы становился все невыносимее. Возможно, воспоминания о предыдущих извержениях вулкана передавались от одного поколения сивилл другому, как профессиональные знания. Извержение на острове Теры в Эгейском море в железном веке, например, или более ранние извержения вулканов на заре цивилизации. К тому же Сивилла действительно верила в божественную силу, которая ведет ее и вкладывает пророчества в ее уста. Сивилла видела все признаки того, что ее веку пришел конец. Что-то вроде предчувствия. С извержением Везувия погибнет ее бог Аполлон.

— И что же делать? Исчезнуть самой. И как можно быстрее, — прошептал Костас.

— Остается только показать финальный фокус, самый изощренный трюк! — сказал Джек. — Несколькими десятилетиями ранее, во времена императора Клавдия, Сивилла убедилась, что ее пророчество Вергилию сбылось. Родился мальчик, золотой век приближался. Вероятно, Сивилла отметила появление христиан на Флегрейских полях. Слышала, по-видимому, об Иисусе и Марии Магдалине. Знала, что христианами могут быть и мужчины, и женщины и что в этой религии священников нет.

— Ты снова заговорил о женщинах, Джек. Неспроста ведь? Куда ты клонишь? К женской силе?

— Женская сила. — Джек усмехнулся. — Вот именно, не сила богинь, а реальных женщин, из плоти и крови! Это и увидела Сивилла. В Риме власть женщин пошла на спад. Весталки оказались в прямом смысле заперты за стенами храма. Вечная фантазия мужчин-деспотов о подавлении женщин. Развился культ императора-мужчины, которого окружали священники-мужчины. Что же касается сивилл, их призванием свыше было не поклонение Аполлону или какому-нибудь древнему богу. Они служили матриархату, стремились продолжить женскую линию правления, которая брала начало в железном веке, когда женщины возглавляли семьи и кланы. В христианстве Сивилла, возможно, увидела надежду на возрождение матриархата в будущем.

— Почему же была выбрана Британия? — спросил Костас.

— Потому что самые значимые изменения обычно начинаются на периферии, — ответил Джек. — В самом Риме цивилизация пришла в упадок, процветала коррупция. Христианство появилось с далекой восточной границы и уже через несколько лет достигло другого конца империи — северо-западной, а точнее, Британии, которая считалась в те времена «новым миром», как для европейских диссидентов в семнадцатом веке, местом, где можно было придерживаться своих религиозных убеждений, не опасаясь гонений. Сами британцы — местные жители — были чрезвычайно независимым жестоким народом с таинственной религией, которую римлянам так и не удалось подогнуть под себя, в которой римские боги не могли занять главные роли. Британскими племенами правили королевы-воительницы — Боудикка и ее предшественницы. И как утверждает Клавдий, их духовенство — друиды — подчинялось верховной жрице. Если друиды преклонялись перед женщиной, то получается, что именно женщины объединили воинствующие племена кельтского мира. Прямо как тысячи лет назад в доисторической эпохе.

— Откуда Боудикка узнала о христианстве? — поинтересовался Костас.

— Вполне вероятно, что Клавдий лично говорил с Боудиккой, когда ее привели к нему во время первого посещения Британии после завоевания римлянами. Видимо, было что-то в той девочке, да и в самой стране, что заставило Клавдия открыться и рассказать о путешествии в Иудею, которое он совершил в молодости. А еще вспомни, что писал монах Гильдас Мудрый уже после ухода римлян. О римском императоре, который лично привез христианство в Британию. Возможно, это реальный факт, вросший позднее в фольклор первых британских христиан. Клавдий, по всей видимости, знал о связи Сивиллы с друидами. К тому времени он оказался полностью в ее власти. Наверняка Сивилла повлияла на его решение о захвате Британии, что приблизить страну к себе. Сивилла оставила для Клавдия пророчество на листьях.

— Наркоманы согласны на любые условия дилеров, — прошептал Костас.

— В следующие после разговора с Клавдием годы Боудикка многое узнала о христианстве, — продолжал Джек. — Как всех наследников покоренных вождей, ее воспитывали по римским обычаям, обучали латыни, отправляли в Рим, возможно, на побережье Неаполитанского залива и в кумскую пещеру. Вернувшись на родину в Лондон, Боудикка могла услышать о моряках и солдатах, несущих новые идеи с Востока — поклонение Митре, Исиде, христианство. Потом ее начали готовить к роли верховной жрицы — британской сивиллы. Боудикка стала тринадцатым звеном секретной цепочки знаний, которая соединяла сивилл всей Римской империи. Вероятно, она видела в христианстве то же самое, что и Кумская Сивилла, — то, что приблизило ее к последователям Христа еще сильнее после восстания против римлян. Религия, вступившая на встречный курс Риму, который оскорбил Боудикку, изнасиловав ее дочерей. Религия открытого неповиновения. Поиск рая на земле — основная идея христианства — быстро нашел отклик в сердцах бриттов. Ведь их религиозные убеждения всегда гармонично вписывались окружении священников. Может быть, Боудикка и не кричала об этом, но для себя наверняка решила, что христианские идеи помогут ей и сохранению матриархата.

— Мы говорим сейчас о христианстве, не имеющем отношения к Римско-католической церкви? — уточнил Костас. — О кельтской церкви, церкви бриттов и пелагианстве, так ведь?

— Мне кажется, именно поэтому Кумская Сивилла убедила Клавдия привезти тайный документ в Лондон, — продолжал Костас. — Он преподнес своеобразный подарок первым христианам в Британии, который укрепил их веру и способность выдержать то, что происходило перед глазами Сивиллы на Флегрейских полях после приезда святого Павла.

— Ты имеешь в виду появление религии, которая позднее стала государственной в Риме? — спросил Костас, высморкавшись.

— Похоже, в документе, привезенном Клавдием из Иудеи, были слова — какие, можно только догадываться, — обнадежившие Сивиллу. Предположим, что Клавдий под гипнозом проговорился о документе. Сивилла тут же смекнула, что эта информация чрезвычайно ценная и ее необходимо спрятать в тайнике, сохранить истинную основу христианства. Она прекрасно понимала: Клавдия окружают люди, которые не остановятся ни перед чем, чтобы уничтожить манускрипт.

— К тому же Сивилла знала первых христианских священников. Ее пугало, что все они были мужчинами. Христианство пошло по тому же пути, что и другие культы, существовавшие тогда в Риме.

— Верно подмечено! — воскликнул Джек.

— Поэтому пророчица заявила Клавдию, что он не получит больше опиума, пока не выполнит ее просьбу.

Джек усмехнулся:

— Она-то знала, почему император приходил к ней вновь и вновь и что притупляло его боль. Возможно, Клавдий даже не догадывался об этом. Но каждый раз, оказавшись за дымовой завесой пещеры, он чувствовал себя лучше. Поэтому не мог отказать Сивилле. К тому же она могла предложить ему нечто реальное, что заставляло Клавдия возвращаться в пещеру к входу в потусторонний мир. Можно предположить, что, как и Энею из поэмы Вергилия, Сивилла пообещала Клавдию взять его с собой вниз повидаться с отцом и братом. Об этом император мечтал. Как и положено предсказательнице, Сивилла прекрасно разбиралась в психологии.

— А еще она знала, что Клавдий обожает загадки!

— Точно! Поэтому она передает ему пророчество на дубовых листьях. Клавдий принимает все за чистую монету и как одержимый пытается расшифровать тайное послание. Видимо, то, которое мы обнаружили в Риме, — Dies Irae. Проклятие и в то же время пророчество, дающее надежду. Клавдий знал, кто Андрасте и где ее могила. А Сивилла понимала, что ему это известно. Император записал предсказание, спрятал его в каменный цилиндр и поручил Плинию отвезти в Рим. А потом Клавдию оставалось только воплотить пророчество в жизнь — положить манускрипт на могилу Андрасте. И тогда Сивилла исполнит обещание — отведет Клавдия в потусторонний мир.

— Вот он, звездный час, — пробормотал Костас.

— Когда дело дошло до выполнения обещанного, в последние мгновения перед наступлением ада на земле Клавдий стоял у бесконечной пропасти на Флегрейских полях, закрыв глаза. И думал только об отце и брате, изображения которых мы нашли в его комнате в Геркулануме. Эти образы навсегда запечатлелись в памяти старого императора. В последние годы он думал только о них.

— Джек, по-моему, ты нашел очередную родственную душу! — воскликнул Костас. — Первой была душа короля викингов Харальда Сурового. И вот теперь душа римского императора Клавдия.

— Странно, я чувствую то же самое, что и на островке к северу от Ньюфаундленда, где мы искали иудейскую менору, — сказал Джек, закрывая книгу. — Харальд заставил нас отправиться в удивительное путешествие на поиски его сокровища — туда, куда даже во сне не приснится. И теперь происходит нечто подобное. Только, по-моему, Клавдий бросил нас. Он помог найти подсказки. И за это ему огромное спасибо. Но я, увы, никак не пойму, куда идти дальше!

— Кстати, о родственных душах. Вот идет моя! — Костас, шмыгая носом, показал на человека, пробирающегося к ним. — Может, он знает ответ на твой вопрос.