Наши дни.

Джек с Костасом зависли в воде, словно в невесомости, на глубине восьми метров под моторной лодкой «Зодиак» у юго-восточного берега Сицилии. Солнечные лучи проникали до самого основания клифа на тридцать метров, отражаясь на металлических приборах. Джек наблюдал за происходившим наверху, покачиваясь в нескольких метрах от якорного троса, поддерживая идеальную плавучесть благодаря правильному дыханию. Вертолет «линкс» с «Сиквеста II» прилетел несколько минут назад. Его изогнутый воздушный винт создавал вокруг лодки идеальный ореол. Сквозь толщу спокойной воды Джек разглядел фигурки аквалангистов запасного состава. Они опустились, чтобы обеспечить безопасный подъем Джека и Костаса, если что-то пойдет не так.

Джек чувствовал вибрацию от винта вертолета, передающуюся по воде. Шлем и наушники приглушали рев двигателей. По внутренней связи Костас выдавал инструкцию аквалангистам, готовящимся к погружению, об использовании спецприборов по списку, который охватывал чуть ли не все оборудование на складе ММУ.

— Отлично, Джек, — сказал Костас. — Энди считает, мы можем двигаться. Я хочу еще связаться с ребятами из материально-технического обеспечения на «Сиквесте II» на случай, если все шоу не зря.

Голос, доносившийся из динамика, был похож на механический. Все из-за особой конструкции модулятора, которая нивелировала воздействие гелия на голос. Выпрямившись, Джек поплыл обратно к якорному тросу. Благодаря двум гофрированным шлангам регулятора Джек чувствовал себя водолазом времени Кусто, но на этом все сходство заканчивалось. Приближаясь к Костасу, он оценивающе взглянул на желтый держатель на спине друга, регенеративную систему замкнутого цикла с кислородными баллонами и необходимый для погружения тримикс. Гофрированные шланги соединяли шлем с лицевой маской, что позволяло дышать и разговаривать без все время мешающего микрофона у рта.

— Не забывай, что я говорил на инструктаже! — сказал Костас. — Не включать фонари, пока не наткнемся на что-нибудь.

Джек кивнул. Конечно, когда глаза привыкнут к темноте, проще будет увидеть место кораблекрушения, чем светить маломощным фонариком на шлеме и беспомощно глазеть по сторонам, точно кроты.

— Сообщи параметры погружения, — попросил Джек.

— Максимальная глубина — восемьдесят метров. Продолжительность нахождения на максимальной глубине — двадцать пять минут. Можно опуститься и глубже, но я не хочу рисковать, пока не вернется «Сиквест II» и пока не запустят камеру рекомпрессии. И не забывай о красной кнопке. — Костас показал на многофункциональный регулятор, который можно подключить к шлему в случае неполадок в регенеративной кислородной системе, что позволит направить углекислый газ напрямую из газосборника в баллон.

— Вас понял! Да ты просто профи!

— Вспомним об этом, когда в следующий раз увидишь блеск золота на дне пропасти или внутри айсберга. — Костас нажал кнопку контроля над погружением на мини-компьютере и строго взглянул на Джека. — И еще одно, прежде чем начнем.

— Что?

— Ты сказал, что все, связанное с жизнью Христа, подобно золотой пыли. Люди принялись искать останки корабля святого Павла сразу, как только овладели искусством погружения, еще задолго до Кусто. Это, пожалуй, мечта любого археолога. Почему ты решил, что повезет именно нам?

— То же самое ты говорил об Атлантиде! Удача плюс всесторонний подход — вот и все, что помогает мне добиваться успеха.

— Да, и еще помощь друга.

— Точно! И еще помощь друга. — Джек ухватился за клапан сброса давления на гидрожилете. — Готов?

— Готов!

Через несколько секунд Костас уже быстро погружался в обычной для него манере — будто сиганул в бочке с Ниагарского водопада. Джек опускался следом за ним более изящным способом. Он вытянул ноги и руки, как парашютист, наслаждаясь невесомостью и раскрывающейся перед ним панорамой, прислушиваясь к собственному дыханию. Именно таким он все и помнил: каждая впадина, каждый хребет запечатлелись в памяти еще двадцать лет назад. Сколько часов он провел за исследованиями и анализом записей! Сколько кропотливой работы потребовалось, чтобы изучить место кораблекрушения и составить план раскопок! Естественно, Костас прав. Технологии подводной археологии за последние двадцать лет совершили огромный рывок в развитии. Его можно сравнить с тем, если бы Мария Кюри открыла ускоритель элементарных частиц. Раньше измерения проходилось проводить вручную. Теперь для этого есть лазерные дальномеры и цифровая фотограмметрия, которые используются даже не водолазами, а роботами с дистанционным управлением. То, что несколько лет назад занимало месяцы, теперь выполнялось за пару дней. Даже неудобства, связанные с погружением, больше не казалось такими уж невыносимыми. Специальные костюмы защищали от перепадов температур. Новые технологии позволяли погружаться глубже, тем самым расширяя границы и отодвигая порог опасности. Но на кону, как обычно, оказывалась жизнь, риск ведь никто не отменял.

Джек был одержим работой, всегда решался на большее. Тем не менее, прежде чем потянуть за собой подчиненных, он должен был убедиться, что конечный результат того стоит.

Джек окинул взглядом то место, где Пит с Энди бросили якорь, где он сам нашел ручной лот. Затем увидел дрожащий трос, обвитый водорослями, которые, казалось, тянут его на дно ущелья. Джеку вдруг почудилось, что он перенесся в прошлое. Вот канат, размотанный много лет назад. Так и лежит, где оставлен, будто ждет его возвращения. Костас тоже задумался и едва успел притормозить, чтобы не врезаться со всего маху в морское дно. Он дождался Джека, и они вместе поплыли над канатом, пока не достигли последнего плато, находившегося на глубине пятьдесят метров, — самой дальней точки. Там двадцать лет назад обнаружили амфору, упавшую с останков римского корабля. Проплывая над плато, они заметили среди илистых отложений решетчатых объектов длиной около двух метров с едва видимым прямоугольным отверстием посередине.

— А вот и мой старый друг! — Джек дотронулся до ручки управления радиосигналом на шлеме, чтобы отрегулировать передачу голоса. — Это то, что осталось от римского свинцового якоря. Через метров пятьдесят на краю плато должен быть еще один такой же. Я обнаружил их во время последнего погружения. Именно здесь им и положено находиться. Когда на корабле два якоря, для остановки в открытом море один выбрасывается вслед за другим. Мы можем воспользоваться этим фактом, чтобы определить компасный азимут.

— Вас понял.

Они поплыли дальше за канат и, как предполагалось, увидели остов второго якоря, застрявшего в расщелине. Оттуда можно было разглядеть конец каната, свисающий с горной гряды, — точку, глубже которой Джек не осмелился опуститься во время последнего погружения двадцать лет назад. Прямо как конец страховочного троса, по которым им столько раз приходилось спускаться в пещеры в поисках предметов старины!

Не останавливаясь, Джек с Костасом доплыли до каменистого склона, где морское дно превращалось в бесформенную песчаную пустыню. На краю Джек заметил ленту с заржавевшими пулеметными патронами, лежавшую поверх снарядов, — видимо, для зенитных орудий. Он вспомнил, что уже видел эти реликвии Второй мировой. Оказавшись рядом, Костас потянулся к клапану сброса давления на барометрическом компенсаторе.

— Даже не думай! — остановил его Джек.

— Да я только краем глаза взгляну! — взмолился Костас.

Песок, казалось, простирался далеко за горизонт, а очертания серо-голубой пустыни терялись вдалеке. Через пятьдесят метров друзья подплыли к месту, где обнажилась горная порода. Песок там образовал низкие дюны. Ближе и ближе. Казалось, что это не просто песок, а морское чудовище, залегшее на дне. Неровности простирались на десять метров в каждую сторону от центрального возвышения под прямым углом по отношению друг к другу.

— Боже мой! Джек, это же самолет! — воскликнул Костас.

— А я все думал, наткнемся мы на них или обойдем. Это британский десантный планер «Хорса». Видишь вот здесь, как верхние крылья сложились над фюзеляжем? В 1943 году британские парашютно-десантные части особого назначения атаковали итальянцев. В ту же ночь произошло единственное серьезное сражение за Сицилию. И самое кровавое. Планеры выпустили слишком далеко от берега, причем против ветра. Десятки просто не смогли долететь. Сотни ребят утонули. Осторожнее, там будут тела погибших.

— Вот туда я точно не хочу опускаться, — прошептал Костас.

— Наверху иногда кажется, что тех войн никогда и не было, — сказал Джек. — Все подчищено, обработано. А под водой остается нетронутым и не дает забыть…

— Глубина семьдесят пять метров. — Костас напряженно смотрел на экран компьютера, проплывая над последней песчаной могилой. — У нас не так уж много времени, Джек. Максимум минут десять, если, конечно, не планируем остаться здесь навечно.

— Вас понял, — отозвался Джек.

— Проясни ситуацию. Вряд ли мы ищем гигантский крест, торчащий из морского дна, так ведь?

Джек улыбнулся Костасу.

— Если бы все оказалось так просто! На сегодняшний день нам даже неизвестно, был ли крест в те времена христианским символом. Кораблекрушение произошло через двадцать… ну, скажем, двадцать пять лет после распятия. Большинство знакомых нам символов христианства, таких как крест, рыба, якорь, голубь, греческие буквы «хи» и «ро», стали появляться только в следующем веке, да и то использовались тайно. Археологические находки периода раннего христианства не дают однозначного ответа. К тому же считалось, что Павел был заключенным под охраной римских солдат, поэтому он вряд ли держал реликвии при себе.

Джек взглянул на глубиномер. Семьдесят семь метров. Чувствовалось, как потоки воздуха надували гидрокостюм, но он спускался все ниже и ниже, сопротивляясь давлению воды. Джек ликовал: подобное чувство он испытал двадцать лет тому назад, находясь на той же самой глубине, всего лишь на волоске от смерти. Он хорошо помнил пьянящий эффект «глубинного наркоза» и приторно-сладкий вкус сжатого воздуха там, внизу, на глубине пятидесяти метров в опасной зоне. Вдыхать газовые смеси — все равно что пить вино, не содержащее алкоголь. Те же ожидания, но абсолютно никакого опьянения. Только сейчас он понял, что наркоз не подействовал, голова оставалась ясной. Но погружение все равно давало ощущение своеобразной эйфории. Джек чувствовал себя бодрым и предельно сосредоточенным. Сознание обострялось ощущением неминуемой опасности, поджидающей впереди. Волнующее, как будто погружаешься в первый раз!

— У них от восхищения, наверное, башни снесло, — сказал Костас.

— У кого? У водолазов Кусто?

— Не верится, что они взяли эту глубину.

— Почему же, — ответил Джек, — мне приходилось работать с последним поколением таких ребят. Настоящие борцы. Крепкие французы, бывшие военные. Перед каждым погружением они делали глоток вина, чтобы расширить кровеносные сосуды, а перед тем как сунуть трубку в рот, затягивались французскими «голуаз». То погружение напомнило мне соревнование, кто больше выпьет и устоит на ногах! Испытание для настоящих мужчин.

— Да уж, пройти через все или умереть…

Наконец Джек увидел их в темноте. Сначала одну, потом вторую. Он сразу же узнал амфоры, покрытые илом. Они вели назад к отвесному рифу, именно в том направлении, откуда Джек с Костасом приплыли. С ходу невозможно было определить происхождение этих сосудов — греческие или римские. Нужно пройти дальше. Джек снова посмотрел на глубиномер — восемьдесят метров. Костас все время плыл за Джеком. Внезапно они очутились около другого рифа. Только внизу был не песок, а чернильная пустота. Природа завораживала. Они достигли границы непознанного, места, пожалуй, столь же неприступного и неизведанного, как космос. Здесь начинался склон, который пролегал через широкие каньоны и бесконечные горные цепи и заканчивался где-то на глубине пяти тысяч метров в самой глубоководной зоне Средиземного моря. Конец пути! Джек по инерции проплыл еще несколько метров над краем. Разум меркнул перед огромной зияющей пропастью.

— Джек, не надо, — тихо сказал Костас, голос его исказился до неузнаваемости из-за резкого скачка в содержании гелия. — Мы можем вернуться сюда позже с более современным глубиномером гелия. — Мы можем вернуться сюда позже с более современным глубиномером и проверить еще пару сотен метров. Не стоит рисковать.

— Мы ничего не нашли, чтобы рассчитывать на дальнейшее исследование. — Голос Джека звучал откуда-то издалека, отрешенный, совершенно безразличный, чужой. Так Джек пытался скрыть разочарование. — Похоже, в отчетах водолазов Кусто речь шла о разбросанных здесь амфорах и об этом выступе. Вряд ли они могли уйти глубже под откос.

Медленно повернувшись, Джек как будто случайно включил фонарь на шлеме. Теперь нечего терять. Свет буквально ослепил. Как же темно вокруг! Он направил луч вниз по поверхности скалы, выхватывая из темноты красно-оранжевые морские растения, невидимые при естественном освещении. Очень немногие существа способны жить на такой глубине. Джек скользнул лучом вверх, затем снова опустил его в бездну.

Ура! Наконец-то он увидел узкий выступ, который невозможно заметить сверху из-за нависшей глыбы. Целый курган разнообразных сосудов. Двадцать, может быть, тридцать точно таких же амфор, которые они только что видели.

— Нашел! — взволнованно крикнул Джек. — В десяти метрах под нами.

Костас плыл неподалеку с включенным фонарем, вглядываясь в темному.

— Похоже на разрушенные обломки корабля, — прошептал он. — Нос корабля ударился о риф, корма отплыла назад, а амфоры выпадали по ходу движения, а здесь корабль ушел на дно. Вот где должны быть лучшие артефакты, корабельные запасы, личные вещи пассажиров и команды!

— Можешь определить тип амфор?

— Нет, нужно спуститься ниже.

— Джек, мы, конечно, можем, но прежде необходимо перенастроить профиль погружения. А как раз это не входит в мои планы. Произойдет переход в режим пониженного давления. Не стоит рисковать, пока не подошел «Сиквест II». Просто мы останемся без поддержки. Даже безопасное погружение не сработает. И что еще?.. Ах да! У нас осталось всего десять минут.

— Любое погружение рискованно, — прошептал Джек. — Но если правильно вычислить уровень риска, есть возможность безопасно осуществить его. Кстати, разве не ты постоянно твердишь мне об этом? К тому же ты наверняка уже все рассчитал!

— Помнишь, ты говорил мне о новой технике погружения, о том, что дайверы зачастую забывают, где предел возможностей, где край, за которым обрыв и возврата оттуда нет? Так вот, сейчас мы как раз стоим на таком краю!

— Я полностью доверяю твоему оборудованию, а ты — моей интуиции. Это лучшее судно, которое нам приходилось находить. Мы не вправе упускать такую возможность!

— Можно подождать. Сейчас у нас достаточно доказательств, чтобы вернуться и возобновить раскопки.

— Можно…

— Ну хорошо! Я прикрою тебя, ты — меня.

— А как иначе? По рукам.

— Тогда вперед!

Они одновременно скользнули за выступ. Костас перепрограммировал мини-компьютер, а Джек направил луч фонаря на груду амфор внизу.

Подплывая к рифу, Джек возбужденно крикнул:

— Греко-итальянские! По типологии Дрессела такие же, как на рисунках два, три и четыре. Посмотри — высокие ручки, угловатая форма. Это I век. Итальянский тип. Такие делали в Кампании у подножия Везувия. Супер! Мы нашли то, что так долго искали. Корму судна, затонувшего в середине I века нашей эры!

— У нас еще девять минут, — произнес Костас. — Я все перепрограммировал, можно потянуть время.

Оба тут же бросились к сосудам, осматривая каждый сантиметр морского дна. Свет фонаря раскрывал все великолепие амфор, красноватых от налета.

Вдруг Джек заметил какие-то странные предметы, покрытые илом, — плоские, широкие, около метра в длину. Опустившись чуть ниже, от стер рукой налет, затем вынул нож и аккуратно отскоблил часть поверхности.

— Все, как я и предполагал, — прошептал он. — Свинцовые слитки.

— А вот на этом есть надпись! — воскликнул Костас. Джек подплыл к нему и прочитал — ТИБ.КЛ.НАРЦ.БР.ЛТ.ЭКС.АРГ. На секунду повисло молчание.

— Не может быть… — прошептал Джек. — Тиберий Клавдий Нарцисс!

— Ты знал этого парня? — Костас с улыбкой взглянул на друга.

— Раб императора Клавдия. После освобождения он взял себе два первых императорских имени — Тиберий Клавдий. Еще он был секретарем Клавдия, а затем стал одним из его министров. Позже жена Клавдия, Агриппина, убила его. Кстати, мужа тоже она отравила.

— Как это поможет нам?

— Вольноотпущенники быстро становились богачами в те времена. Они не заморачивались, как снобы-аристократы, на инвестировании капитала в развитие торговли и промышленности. Все происходило по той же схеме, как и в XIX веке. Доподлинно известно, что Нарцисс участвовал во многих грязных делишках в Риме. Свинцовые слитки лишний раз доказывают, каким коварным он был.

— Понятно. Значит, БР — это Британия?

— Да. ЛТ — Лутударум в Дербишире, центр добычи свинца в Британи. ЭКС АРГ означает ex argentariis — то есть, из свинцово-серебряных рудников. Об этом я сразу догадался, как только сковырнул налет.

— Свинец очень хорошего качества, — заметил Костас. — Изготовлен из галенита с добавлением серебра. Чем меньше примесей, тем меньше окислителей и свинец ярче. Я прав?

— Совершенно верно. Известно, что британский свинец экспортировали в средиземноморские страны. К такому выводу пришли после экспертизы свинцовых труб, найденных в Помпеях. Такой товар вполне мог быть на корабле богатого торговца. Свинец действительно очень чистый, его даже коррозия не тронула. Мне почему-то кажется, его специально сбросили по пути.

— Возможно. Все это, конечно, очень увлекательно, но я до сих пор не пойму, какой нам от этого толк.

— Римляне завоевали Британию в 43 году. Свинцовые рудники уже вовсю работали к 50 году. Нарцисс — вот пройдоха! — сразу сообразил, что к чему, и с ходу заключил выгодный контракт, прямо как современный делец. Эти слитки, должно быть, относятся к началу пятидесятых годов. Таким образом, мы приближается к таинственной пока дате крушения корабля святого Павла!

— Ну это-то понятно.

По внутренней связи пошли помехи, и вскоре раздался прерывистый гудок — получено радиосообщение с «Сиквеста II».

— Прими, — попросил Джек. — Мне нужно подумать.

Он уменьшил громкость внешнего приемника на шлеме и поднялся на несколько метров над останками корабля. Костас, наоборот, опустился на дно около амфоры, прослушивая сообщение. Луч фонаря на шлеме Джека выхватывал из темноты ряды опрокинутых амфор. В запасе осталось всего несколько минут. Они с Костасом обнаружили даже больше, чем ожидали. Намного больше. Радость охватила Джека. Наконец-то проект сдвинется с места! Внезапно все вокруг стало священным. Не препятствием на пути к открытию, а возможностью, цепочкой взаимосвязанных событий, когда любая деталь могла превратиться в бесценную подсказку, ключом к разгадке. Предупреждение о том, что осталось только три минуты, высветилось внутри шлема. Джек тут же опустился ниже, чтобы подхватить с собой Костаса.

— Погоди, твой старый приятель Морис Хибермейер на проводе, — сказал Костас. — Мы-то думали, он по уши увяз в раскопках египетских мумий. А он, оказывается, сидит под землей в Италии!

— Морис? — переспросил Джек. — Только не сейчас!

— Говорит, что-то срочное. Он ведь не отвяжется, лучше пообщайся с ним.

— Морис с Марией на руинах Геркуланума, — ответил Джек. — Недавно там произошло землетрясение. В общем, проводят вроде как спасательные работы. У них были проблемы с инспекцией, контролирующей раскопки на этой территории. Наверное, возник вынужденный перерыв, вот Морис и решил со мной поболтать. Поди, опять хочет поддразнить меня разговорами о папирусе, который якобы как-то связан с Александром Македонским. В прошлый раз Морис вот так же вышел на связь, когда мы доставали пушку времен осады Константинополя. Умеет выбрать момент! Скажи, я поговорю с ним, сразу как поднимемся на поверхность.

Компьютер издал настойчивый сигнал. Костас быстро посмотрел на панель:

— Джек, кислород на исходе! Осталось максимум минуты на две.

— Вас понял. Я готов.

— Джек?

— Что еще?

— Прямо передо мной амфора, а на ней надпись.

Джек завис над Костасом и увидел слово на горлышке — EGTERRE.

— Это латинский глагол. Означает «идти». Ничего особенного, стандартная пометка на экспортных товарах, — объяснил Джек.

— Нет, посмотри ниже. Там что-то высечено. — Костас осторожно протер амфору, пока Джек опускался. — Похоже на большую снежинку или звезду…

— И в этом ничего особенного, — сказал Джек. — Скучающие матросы и пассажиры коротали время, расписывая глиняную посуду или играя в игры. Если путешествие было долгим, думаю, мы найдем много таких горшков. Но я, конечно, скажу ребятам, чтобы сфотографировали эту надпись при первой возможности…

— «А-рис-тарх», — медленно прочитал Костас. — Написано по-гречески.

— Вероятно, матрос, — рассеянно бросил Джек и, глянув на панель компьютера, заторопился наверх. — Среди моряков было много греков. Может, твой предок… — Джек запнулся. — Погоди, как ты сказал?!

— Аристарх. Сам посмотри.

Подплыв ближе, Джек впился взглядом амфору. Имя как имя. Только вот буквы выведены слишком уж четко, уверенной рукой. Вряд ли простой матрос сумел бы так. А вдруг это… Джек побоялся сказать вслух. Вдруг это Аристарх Самосский?

— Вот еще одна надпись! — взволнованно воскликнул Костас. — На первый взгляд почерк тот же. «Loukas». Джек! Вспомни «Деяния апостолов». Павла сопровождали двое…

Мысли вихрем закружились в голове Джека. Loukas… Лука… Он снова взглянул на звездообразный символ, начертанный над именами.

— Нет, я ошибся. — Джек даже охрип от волнения. — Мы ошиблись!

— О чем ты?

— О символе. Это не звезда. Гляди, у вертикальной черты наверху маленькая петелька. Это греческая буква «ро», а крест или «икс» — на самом деле греческая буква «хи». Вместе это монограмма Христа. Получается, ее все же использовали в I веке! — Джек с трудом верил в то, что говорил. — Первые две буквы слова «Христос», что по-гречески означает «Мессия».

— Думаю, это еще не все. — Костас аккуратно протер поверхность амфоры под словом «Loukas», и показалась третья надпись. Четкая, не вызывающая сомнений. Костас с Джеком смотрели на буквы, не произнося ни слова.

«Paulos».

Павел из Тарсы. Святой Павел, евангелист. Человек, который высек свое имя и имена своих спутников на глиняном горшке почти две тысячи лет назад под символическим обозначением того, кого уже тогда чтили как Помазанника, Сына Божьего.

Одновременно оттолкнувшись от дна, Джек с Костасом начали подниматься навстречу слабому мерцающему свету туда, где солнце играло на волнах почти в ста метрах над ними. Джек был словно в шоке. Он смотрел на Костаса, но не видел его. Мысленного его взгляд гулял по палубе большого корабля, скользящего две тысячи лет назад, во времена Цезаря, по глади Средиземного моря и уносившего своих пассажиров в анналы истории.

— В яблочко, — прошептал потрясенный Костас.