К вечеру воскресенья сказанные несколькими неделями раньше слова мистера Силайа «Все будет не так плохо, как тебе кажется» отозвались в моей душе. Все было не так уж плохо. Я хорошо спала, кошмары мне больше не снились, и свободного времени у меня почти не оставалось: то я помогала принцу Фэллону с домашним заданием по английской литературе, то слушала, как двоюродные братья без устали добродушно поддразнивают друг друга, то восхищалась бальными платьями леди Элизабет, которые заполняли дом ее парня. Иногда даже ощущение того, что сам воздух хотел стащить меня в изнуренность и бездеятельность, улетучивалось, как туман над пустошью, и у меня получалось поддерживать разговор или размышлять не только о том, как бы пережить этот день, а даже задумываться о будущем. Я чувствовала себя лучше, чем все это время после возвращения летом из Лондона.
Одним из самых приятных моментов были, несомненно, конные прогулки. Конюшни в поместье были прекрасные: они держали четырнадцать лошадей, из которых четыре предназначались для семьи, одна принадлежала Лизбет, а остальными гости и персонал могли пользоваться в любое время. У них даже были четыре дартмутских пони, которых принц Лорент спас от бойни после того, как их никто не захотел купить на аукционе. В субботу мы проехали по дорожке для верховой езды до самых холмов, а в воскресенье оставались недалеко от дома, наслаждаясь более живописным видом ручьев и деревьев и позволяя пони бежать следом за нами. И я поняла, как сильно скучаю по Сент-Сапфаер и всему, чем могла там заниматься.
— Так что ты собираешься делать после Кейбл? — спросил принц Фэллон, когда мы, выполнив домашнее задание, неспешно шли по коридору. Мы надеялись снова отправиться на прогулку, но проливной дождь, который начался в конце дня, нарушил наши планы. — Я так полагаю, продолжать там обучение ты не планируешь.
— Нет, не планирую. Хотя мне придется продолжить образование, чтобы поступить в Атенеанский университет. Жаль, что в Сент-Сапфаер нет старших классов. Думаю, я выберу одну из лондонских школ, а может, уеду в Женеву.
— А как насчет атенеанской школы?
— Сомневаюсь, что у меня будут достаточно высокие оценки.
— Конечно будут!
Я искоса посмотрела на него сквозь ресницы.
— Ты мне льстишь. В любом случае, в Кейбл мне не дадут хорошего рекомендательного письма из-за плохой посещаемости.
Побежденный, он вздохнул. На это возразить было нечего.
— Ну, в таком случае Лондон я еще понимаю, но почему Женева?
— У меня там живет подруга. Джоан Ллоаррона. Ты ее знаешь?
Он нахмурился и покачал головой.
— Если у нее нет титула, то я наверняка с ней не знаком. У тебя только одна подруга?
Я пожала плечами.
— Бабушка заставляла меня много упражняться в магии. У меня никогда не было времени на друзей… да я их никогда особенно и не ценила.
— Ах, так вот в чем дело!
Я остановилась внизу лестницы.
— Что ты имеешь в виду?
Он обошел перила и стал с другой стороны, так что они оказались между нами. Облокотившись на них, он опустился до моего (гораздо более низкого) уровня.
— Ты всегда говоришь, будто чувствуешь, что у тебя нет друзей, — я украдкой прочитал сочинение, которое ты сдавала Силайа, — но ведь в Кейбл у тебя есть друзья, которым ты небезразлична. — Взмахом руки принц не дал мне перебить его. — Я надеюсь, что однажды ты поймешь, какой важной и сильной может быть их дружба.
Я только собиралась ответить, что моя депрессия необязательно должна основываться на рациональных чувствах, как в зал со стороны зимнего сада вошел Элфи, который промок под дождем до нитки, и теперь с его одежды вода капала на пол.
— Вы непременно должны пойти посмотреть.
Не дожидаясь ответа, он исчез в коридоре по левую сторону. Лицо Фэллона отражало мои мысли: что бы ни вынуждало Элфи так торопиться, это стоило увидеть. Мы помчались следом, оставляя за собой эхо мокрой обуви, скрипящей по плитке.
Мы остановились на веранде, где принц Элфи и леди Элизабет стояли, облокотившись на перила. Из переполненных водосточных желобов хлестал поток. Вода лилась на клумбы внизу, сокрушая особый сорт нежных подснежников, которые цвели осенью. Я недоумевала, по какому поводу такой ажиотаж, ведь дождь лил уже не первый час.
А потом все стало понятно. Небо резко изменило цвет на электрик — похожий на цвет глаз семейства Атенеа, — и на землю обрушилось множество молний, дорогу которым преградил купол щита. Он проявился так же, как в тот раз, когда принц запустил в него камешком. Поверхность щита снова выглядела треснувшей, и послышался тот же жуткий звук, похожий на гудение электропроводов, но на этот раз он сопровождался низким жужжанием, как завывание сирены, что раздавалось по Бриксему, когда в путь снаряжалась спасательная лодка. Меня пробрала дрожь, которая унялась только тогда, когда молния пробежала по всему щиту в поисках слабого места и ушла в землю, предварительно поглотив все пространство над нами. Это была слишком дикая форма энергии, чтобы щит пропустил ее, как дождь или ветер, поэтому она воспринималась как твердый объект или магия.
— Я в жизни не видела такой молнии. — Леди Элизабет, казалось, шептала, хотя на самом деле я видела, что она говорит очень громко, пытаясь перекричать шум дождя.
Ответ принца Элфи полностью заглушили гром и последовавшая за ним очередная молния, которая произвела тот же эффект, но была более яркой и разветвленной. Я вскрикнула от удивления и инстинктивно сделала шаг назад, натолкнувшись на принца Фэллона. Он остановил меня, положив руки мне на плечи, и я почувствовала их тепло сквозь промокшую футболку.
Но его руки не могли оставаться там долго. Третьей молнии мы не увидели, потому что шум и крик — настоящий крик! — пронеслись по коридору, ударив нам в спины и вырвав меня из рук принца. У меня перехватило дыхание и замерло сердце, но мы уже мчались к двери.
Я услышала, как принц Элфи выкрикивает имя отца, и побежала в гостиную, где принцесса полулежала в кресле, а ее муж ходил взад-вперед по комнате. Одетый в форму свиты атенеанского короля мужчина нервно следил за ним, оставаясь в углу.
Принц Элфи осмотрел каждого из них по очереди.
— Что произошло?
Его отец резко развернулся, только сейчас заметив наше появление. Даже издалека я видела его глаза. Они были черными. Черными, а потом полностью белыми.
— Атакована!
Принц Элфи сделал нерешительный шаг вперед.
— Кто? Отец, о чем ты говоришь?
— Виолетта Ли, — пробурчал тот, словно само ее имя было для него проблемой.
Леди Элизабет ахнула. Я почувствовала движение воздуха, когда принц Фэллон выступил из-за моего правого плеча.
— На прошлых выходных, — сказал мужчина, который, должно быть, был посланником. — На балу в честь Осеннего Равноденствия, хотя Совет вампиров известил короля Ллириада всего час назад. Нападавшим был наследник графа Валахии, некий Илта Кримсон. Он пил ее кровь и пытался изнасиловать…
— Но ведь это самоубийство! — выпалил принц Элфи. — Она же находится под защитой короля и короны!
— Она настаивает, что он пытался убить ее. И… согласно допросу его отца, у него действительно был на то мотив. А потому… да, это, по сути, было самоубийство.
Под нашими тяжелыми взглядами он переступил с ноги на ногу. В комнате стояла гробовая тишина, которая нарушалась только шагами принца Лорента.
— Выяснилось, что он был провидцем и знал что-то о развитии ситуации вокруг этой девушки. Они ограничили свободу передвижения его отца вторым измерением и графством Кент, потому что он, по всей видимости, что-то знает, но отказывается раскрывать эту информацию…
— Заставьте его говорить! — выпалил принц Элфи, сидя на полу возле кресла матери и крепко сжимая ее руку. Она не шевельнулась с момента нашего прихода.
— Это невозможно, — пробормотал принц Фэллон, и все взгляды обратились в сторону моего плеча. — Это запрещают Терра. Все провидцы и их доверенные лица имеют право хранить молчание, если только их не призовут к ответу перед Советом измерений.
— Charnt! Я забыл об этом, — пробормотал принц Элфи.
Ругательство заставило его мать пошевельнуться.
— Надо было учить политику в университете, — раздраженным шепотом пробормотал принц Фэллон.
Я не была уверена, предназначалось ли это для моих ушей.
Он заговорил громче:
— А созвать Совет они не могут потому, что это привлечет чрезмерное внимание и Майкл Ли обо всем узнает. Если же это случится, то… Все правильно, не так ли? — обратился он к посланнику, который хмуро кивнул.
— Вот почему были изданы запреты на передачу информации СМИ. Нельзя, чтобы эта новость распространилась. А это значит, что вы, девушки, не должны никому об этом рассказывать. Даже близким, — сказал его дядя.
Я своим в любом случае рассказывать не собиралась. Сомневаюсь, что они поймут или станут сопереживать.
— Что же случилось с этим Илтой Кримсоном? — спросил кто-то, но кто — я не разобрала, потому что мой взгляд упал на подборку газет на столе.
— Его убили.
Лицо Виолетты Ли смотрело в потолок. Они всегда печатали одну и ту же школьную фотографию. Она сидела так неестественно. Это был портрет, который обрывался на уровне логотипа школы на ее груди.
— Кто?
Я мысленно раздела ее, разрывая блейзер так же легко, будто он был сделан из бумаги, на которой напечатана фотография. Ее волосы стали кудрявыми, а из-за столбцов текста выступили ноги. Они были довольно длинными; она была выше меня, и я видела их белизну, потому что ее платье было задрано вверх.
— Принц Каспар Варн.
Я побледнела. Побледнела и побежала.
В «своей» комнате я оказалась в считаные секунды. Я с трудом дышала, нагнувшись над столом и сдерживая рвотные позывы. Я схватилась за его край, не чувствуя под собой ног.
Этого не может быть!
На бумаги полились слезы. У меня жгло в груди, и я опустилась на колени, едва не ударившись головой о стол, но чьи-то руки удержали меня.
— Нет. Все не так плохо.
Принц поднял меня, и я упала ему на грудь, будучи не в состоянии держаться прямо, ведь тот вес, что медленно поднимался с моих плеч, теперь снова обрушился на них.
— П-плохо, — выдавила я из себя, рыдая, — плохо!
Перестань рыдать, дитя!
— Нет, не плохо, — прошептал он на сейджеанском в мои распущенные кудрявые волосы. — Твоя бабушка была провидцем. Одним из лучших. У тебя тоже есть этот дар. Ты можешь стать такой, как она.
— Нет! Я не хочу!
Я вырвалась, ненамеренно переходя вслед за ним на сейджеанский, и уставилась на принца. «Как он может понять? Как он может говорить такое, когда знает, почему она умерла?»
— Как я могу быть провидцем? Ведь я еще подросток!
Люди благоговеют перед нами, дитя.
Я принялась ходить по комнате, а он следил за мной взглядом, и выражение его лица становилось все более обеспокоенным. За окном продолжали сверкать молнии, периодически разбивая мой путь полосками света.
— Ты ведь знаешь, что у некоторых способности проявляются рано.
Родители внимательно следят за своими подрастающими детьми в надежде, что у последних будут достаточно сильные и благовещáющие видения, чтобы они стали пророками, как Контанал; или чтобы их видения были столь же прозорливыми, как у Иглена; или точными, как у Антэ; или такими же мощными, как у кри-дома, предводителя Экстермино.
— Не настолько рано!
Бабушка, ты тоже великий провидец.
— Но ты не настолько маленькая, чтобы начинать паниковать по этому поводу!
Принц протянул руку, когда я проходила мимо, но я отпрыгнула в сторону. Я не хотела, чтобы он прикасался ко мне.
Нет-нет, дитя! Я — проклятый провидец. Как и все мы.
— Отэмн Роуз, пожалуйста, просто остановись!
На этот раз он смог схватить меня за плечи, остановив на полушаге, и держал так крепко, что я чувствовала его пальцы даже через кардиган.
— Прости! Я просто не хочу, чтоб ты натворила глупостей.
У меня к горлу подступил комок, а слезы, которые уступили место гневу, вернулись.
— Я не хочу быть провидцем! Они всегда оказываются замешанными в политические игры. Это означает свидетельствовать в суде, а я к такому еще не готова и…
Принц выглядел так, будто тоже сейчас заплачет. Грубо, словно повинуясь импульсу, он прижал меня к себе и обнял так крепко, что пришлось подняться на цыпочки и не дышать. Мой рот приоткрылся, и я сделала вдох, уткнувшись в его пахнущую дезодорантом футболку.
И тут же вырвалась, задыхаясь.
— Отэмн, с тобой все в порядке?
Я чувствовала его руку на своей спине и, согнувшись пополам, уставилась на его туфли, пока он вел меня к одному из диванов.
— Твой д-дезодорант, — задыхалась я. — С-слишком сильный!
Его глаза округлились, а лицо вспыхнуло и почти слилось с красновато-коричневыми шрамами, которые выходили из-под воротника и тянулись до самых волос.
— Это AXE, — сказал он извиняющимся тоном, скрещивая мускулистые руки и кладя одну из них на плечо.
Он отступил назад, ударился об угол кофейного столика и, споткнувшись, сделал несколько крошечных шагов, чтобы удержать равновесие. Мне с трудом удалось сдержать смешок.
Он провел рукой по затылку.
— Я… это специально сделал.
На этот раз сдержать взрыв смеха я не смогла и заставила себя замолчать, только прижав руку к губам, все еще улыбаясь. Он наклонил голову сначала вправо, потом влево, глядя на меня в замешательстве, а потом, аккуратно огибая углы всех предметов мебели, сел на край стеклянной крышки кофейного столика лицом ко мне. Мы были так близко, что наши колени соприкасались.
Он протянул руку и выпустил мои волосы из-за уха. Высыхая после дождя, они свернулись в локон.
— Тебе идут кудряшки.
Он улыбнулся и отодвинулся, поставив локти на колени и соединив ладони. Мне очень хотелось снова заправить волосы за ухо, но я сдержалась.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.
— Нормально. Я просто…
— Продолжай.
— Мне не хочется выступать в суде в качестве провидца. Люди будут многого от меня ждать, потому что моя бабушка была хорошим провидцем. Ее тень велика. Она контролировала свои видения… а я только и видела, что эту Виолетту Ли. Мне никогда не сравниться с бабушкой.
Я опустила голову и закрыла глаза, почувствовав, что их начинают пощипывать подступающие слезы.
— Не говори так. Тебе только будет шестнадцать, а ты уже видишь столь важное событие, как эта атака. По-моему, ты затмеваешь многих других провидцев.
— Но они-то хоть могут контролировать то, что видят. А у меня не остается выбора, как только наблюдать за этими жуткими событиями… — заканчивать предложение мне не было необходимости.
— Событиями?
Я наконец подняла глаза. Принц сидел в том же положении, упираясь на локти. Я была так близко, что видела, как постепенно исчезает загар там, где рукава его футболки с V-образным вырезом — он носил только такие — завернулись.
— Да, событиями, — прошептала я.
— Можно я посмотрю? — Он поймал мой взгляд и уже не отводил глаз, что мешало мне подумать об отказе. — Пожалуйста… — добавил он.
Я так долго защищала свое сознание от вторжения, что было даже удивительно, что он не попросил об этом раньше. Сейчас же он хотел увидеть самые сокровенные картинки, и хотя я не сомневалась в барьерах, которые выстроила за последние девять лет, мне было страшно впускать его.
И все же я закрыла глаза и, методично передвигаясь от пещеры к пещере, стала проверять цепи и замки вокруг коробок, в которых почти постоянно хранилось большинство моих мыслей. Подметая, я убрала все эмоции по углам, туда, куда он не будет заглядывать. Будто пыль, они поднялись облаком, но в конце концов неохотно улеглись там, где я хотела. Удовлетворенная, я достала сны и расположила их в хронологической последовательности.
У сознания, даже безопасно спрятанного за ментальными барьерами, есть запах или мелодия; что-то, что позволяет так же легко отличать его от других, как будто смотришь на самого человека. Его сознание не было исключением. Оно было похоже на крутящуюся перед глазами цветовую гамму; она вертелась так быстро, что все цвета сливались в радужно-синий.
Но, отгороженная кирпичной стеной, почувствовать я могла далеко не все. Сознание легко ощутить и узнать, а в зависимости от степени знакомства можно даже определить местоположение человека. Однако барьеры дают возможность только неглубоко узнать его — это как быстрый взгляд на человека.
А потому, когда мои барьеры упали, словно занавес, я почувствовала, как меня помимо воли полностью засасывает в его сознание — одновременно с тем, как он проникает в мое. У меня перехватило дыхание. Я как будто вошла в новый мир.
Этот мир был полон холмов, которые плавно поднимались и опускались, удаляясь в сторону гор и кряжей вдалеке. Здесь было много деревьев, волн с белыми гребнями и синих небес. Позади равнина плавно перетекала в образованное белыми скалами ущелье, которое с годами становилось серым. На скалах желтели бревенчатые блиндажи; они казались заброшенными, но это была только видимость. Вся сцена была только видимостью.
Это был его дом, Атенеа, или, по крайней мере, ее самая крайняя граница лишь с небольшими изменениями. У деревьев стояли сундуки: одни — перевернутые и ободранные, другие — аккуратно составленные и оберегаемые. Многие из них были закреплены цепями. Некоторые оказались с откинутыми крышками. Из одного я услышала эхо нашего разговора об Аманде, в другом мельком увидела иллюстрации к тому, что принц мне рассказывал.
Но этот хаос был только видимостью, и здесь было оставлено ограждение. Ни его чувств, ни эмоций я не увидела и не ощутила, за исключением одной — восторга от этого пейзажа, который принц явно очень любил. Это было пьянящее чувство, и я пила его, согреваясь с головы до ног, ощущая, как рассеиваются тени в голове и исчезает груз, который все время пытался раздавить меня.
Но долго продолжаться это не могло. Я почувствовала, что принц досмотрел последний из снов, который откатился назад, ко мне, и поняла, что нужно уходить, — не сделать этого было бы невежливо.
Открыв глаза, я увидела, что принц сидит точно так же, как я: очень прямо, руки напряжены и сжимают край кофейного столика (я цеплялась за обивку дивана), глаза часто моргают, адаптируясь к реальному свету.
— Ты видела лондонскую бойню, — пробормотал он в недоумении. — После того, как все случилось?
Я отрицательно покачала головой.
— Нет, за несколько минут до того, — ответила я тихо.
Он снова провел рукой по затылку.
— Miarba! — выругался он и вдруг замер. — Прости, пожалуйста. Я обычно не ругаюсь. — Рука его медленно опустилась и легла на колени. Он проследил за ней глазами и нервно засмеялся. — Честное слово, — добавил он, посмотрев на меня.
Может быть, я была немного пьяна от его жизненной энергии, потому что по моим щекам разлилось тепло.
Это мило. Это так мило!
— Я тебе верю. — Я помолчала. — Но ты не должен никому рассказывать о моих снах. Прошу тебя! У меня есть право не разглашать их.
На фоне проливного дождя и грома настойчивость в моем голосе звучала жалко, и меня не удивило бы, если бы он отказал мне в том, что должно было быть требованием.
— Я попробую, герцогиня. — Он протянул руку и снова выпустил мой локон из-за уха, куда я его убрала. — Но ты же знаешь, что если Виолетта Ли или кто-то…
Внезапно он вскочил, а я повернулась к двери, которая с грохотом отворилась, и покраснела при мысли, что просто сбежала из гостиной. У двери стоял Элфи, и принц, как и я, сразу понял значение выражения, написанного на его лице. Впрочем, выражения их лиц были почти одинаковыми.
— Что случилось?
— Боюсь, что новости снова плохие, — ответил Элфи, потирая голову ладонью.
Губы Фэллона приоткрылись, а на меня второй раз за несколько минут обрушился тяжелый груз.
— Опять Экстермино.
У меня перехватило дыхание, и чувство безопасности, которое начало было возникать после их последнего нападения и приезда Атенеа, испарилось.