Мы летели 1 час 10 минут, храня полное молчание. Каждый был занят собственными мыслями. Под самолетом с монотонной регулярностью мелькали гребни волн. Отражение луны плясало на волнах, превращаясь в колдовской гипнотический кристалл. Лишь голос Терри вернул нас к действительности. Он сообщил:

«Через 5 минут будет голландский берег, командир».

«Хорошо», — сказал я и посмотрел вперед.

Палфорд включил прожектора и сказал мне, что нужно спуститься чуть ниже. Джим Диринг, сидевший в носовой башне, начал вращать ее, чтобы обстрелять корабли ПВО, которые могли караулить под берегом самолеты-минные заградители. Тревор снял спасательный жилет и отправился на свое место в хвостовую башню. Летевшие по сторонам пилоты еще ближе сдвинули тупоносые «Ланкастеры». Вероятно, их экипажи делали то же самое, что и мы. Кто-то начал нервно насвистывать, что было слышно в переговорном устройстве. Ему сразу посоветовали:

«Заткнись».

Затем Спэм сообщил:

«Вижу берег».

Но я возразил:

«Это не берег. Это низкая туча и тень от нее».

Однако прав был штурман, а я ошибался. Вскоре перед нами появились голландские острова. Они казались низкими и плоскими. В лунном свете они выглядели очень неприветливо, отовсюду палили зенитки, так как радар сообщил немцам о нашем приближении. Но мы знали об их системе обороны абсолютно все, поэтому, оказавшись в неприятной близости от зениток, начали высматривать ориентиры, которые указали бы место прорыва сквозь огневую завесу. Мы вели себя, как корабль, пробирающийся через минное поле, когда малейший неверный шаг приведет к гибели, но если ему повезет и будет выбран правильный курс, то все закончится благополучно. Терри уселся рядом со мной, чтобы контролировать Спэма. Он открыл форточку и выглянул наружу, чтобы рассмотреть берег в ночной бинокль.

«Ничего не вижу, — пожаловался он. — Мы летим слишком низко. Но мне кажется, мы летим правильно, потому что ветра почти не было».

«Надеюсь, что так».

«Носовой стрелок, приготовиться. Мы подходим».

С ревом мы пронеслись над Западным валом, огибая позиции зениток, и повернули на тот курс, который обещал призрачную безопасность. В этот момент все затаили дыхание. Затем я облегченно вздохнул: не раздался ни один выстрел. Мы захватили их врасплох.

«Нормально, Терри. Новый курс».

«105 градусов по магнитному».

Однако мы продержались на новом курсе всего 2 минуты, после чего опять увидели море. Мы проскочили над маленьким островком, то есть где-то ошиблись. Наш правильный курс должен был проходить между двумя островами, причем оба были хорошо защищены, но благодаря божьему вмешательству мы пролетели прямо над одним из них, пока немецкие артиллеристы еще спали. Мы поднялись на 300 футов, чтобы оглядеться и выяснить, где же мы находимся, а потом снова спустились к самой земле. Терри сказал:

«Прекрасно, вон там мельница и мачты радиостанции. Мы должны пойти справа. Новый курс — 095 градусов по магнитному и осторожнее с маленьким городком, который появится впереди».

«О'кей, Терри, я обогну его».

Теперь мы повернули влево, и я успел с удовлетворением отметить, что Хоппи и Микки все еще держат строй.

Мы летели низко. Мы летели так низко, что Спэм не раз предостерегающе вскрикивал, чтобы я успел перескочить через высоковольтные линии или деревья. Справа мы заметили небольшой город, его трубы четко обрисовались в ночном небе. Мелькнул какой-то огонек. Сначала мы подумали, что кто-то прожектором просигналил нам «V», но потом решили, что просто разбудили человека, и тот выглянул в окно. Ведь моторы ревели просто ужасно.

На новом курсе мы должны были лететь над каналом, который соединялся с другим, а дальше уже лежала граница Голландии и Германии. Все начали пристально вглядываться во мрак, разыскивая это самое водное «Т», так как мы не могли позволить себе вторую ошибку. Канал медленно плыл у нас под правым крылом, и я старательно держался точно над ним, так как мы пролетали недалеко от Эйндховена, который славился сильной ПВО. А через несколько минут мы заметили впереди серебристый проблеск. Это было Т-образное соединение каналов, точка второго поворота.

Спэм быстро определился, где мы находимся, на сей раз все было нормально. Терри задал новый курс прямо к Рейну. Через несколько минут мы пересекли германскую границу, и Терри невозмутимо проинформировал:

«До цели полтора часа. Нашим следующим ориентиром будет Рейн».

Однако прорвались не все. Лейтенант Райс коснулся воды при перелете через море. Хотя самолет сумел подняться, у него вышли из строя оба внешних мотора и оторвалась мина. Ему пришлось возвращаться назад на двух внутренних моторах. Немного позднее Леса Манро подбили зенитки. Самолет получил тяжелые повреждения, и ему пришлось возвращаться на базу. Я мог представить себе ощущения экипажей, которые после нескольких недель интенсивных тренировок и ожидания в последний момент были вынуждены повернуть, так ничего и не сделав. Мне было жаль их. Теперь у нас осталось 16 самолетов и 122 человека.

Путешествие к долине Рура прошло не слишком спокойно. Немцам явно не понравились непрошеные визитеры, а в эту ночь только наша группа находилась в воздухе. Поэтому где-то в глубоких бункерах немецкие офицеры наведения истребителей начали перебрасывать ночные эскадрильи навстречу нам. Повсюду зазвучали сирены воздушной тревоги, расчеты зенитных батарей встали у орудий. В общем, противник постарался организовать «теплую» встречу тем, кто сейчас летел над «Счастливой долиной». Однако они не знали, куда мы направляемся, так как планом операции предусматривалась ложная атака, которая должна была сбить их с толка. Вдобавок истребители не смогли нас разыскать, так как мы летели слишком низко. Однако когда мы прибудем на место, у них появится шанс, так как мы проторчим там довольно долго.

Мы продолжали полет. Германия казалась вымершей. Ни малейшего движения, ни огонька на земле. Ни зениток. Вообще ничего. Что нам и требовалось.

Чуть позднее мы вышли к Рейну. Это был в буквальном смысле вход в долину Рура. Нашим армиям придется форсировать его по пути к крупным городам Эссен и Дортмунд. В лунном свете река казалась белой и тихой. Однако для нас она проблемой не являлась. Когда появился Рейн, Спэм сообщил:

«Мы отклонились на 6 миль к югу. Лучше поверни вправо, командир. Дуйсбург совсем рядом».

Как только он упомянул Дуйсбург, мои руки сработали вперед головы, так как подобные маневры были отработаны до автоматизма. Огромный «Ланкастер» резко накренился, чтобы следовать вдоль реки к намеченной точке. Дуйсбург — не слишком приветливое место, когда летишь на высоте 100 футов. Там расположены сотни зениток, легких и тяжелых, не считая этих проклятых прожекторов, а система ПВО города давно приобрела огромный опыт…

«Как это случилось?»

«Не знаю, командир. Компас в порядке?»

«Вроде бы».

«Так держать. Сейчас проверю расчеты».

И немного позднее:

«Виноват, но, кажется, я ошибся. Нам следует взять на 10 градусов левее».

«О'кей, Терри. Эта ошибка могла нам дорого стоить».

Во время этих крутых поворотов парни оторвались от нас, но теперь мы снова начали восстанавливать строй. Я ошибся, закладывая слишком крутые виражи, однако такие названия, как «Дуйсбург» и «Эссен», слишком дурно действовали на меня. Пока мы летели над Рейном, заметили несколько барж с установленными на них зенитными автоматами. Немцы обстреляли нас, но и наши стрелки тоже не дремали. Когда мы увидели то, что нам было нужно, нечто вроде маленькой бухточки, то плавно повернули на восток. Терри монотонно известил:

«Еще 30 минут, и мы на месте».

По мере того как мы углублялись в долину Рура, трудности начали нарастать. Теперь мы пролетали над внешним кольцом зенитных батарей, и они немедленно отреагировали. Однако их огонь был довольно хаотичным, и мы смогли уклониться от большинства зениток. Несколько раз прожектора ловили нас, но мы летели слишком низко. Хотя это прозвучит довольно глупо и невероятно, но мы избежали большого числа зениток, прячась от них за деревьями. По пути мы пролетели над только что построенным аэродромом, который имел сильную ПВО и еще не был нанесен на наши карты. Немецкие прожектора немедленно поймали три наших самолета. Тревор тут же открыл по ним огонь, пытаясь заставить противника выключить прожектора, а затем крикнул, что они исчезли за высокими деревьями. Одновременно Спэм предупредил, что вскоре мы сами врежемся в деревья на краю летного поля. Хатч немедленно сообщил по радио о зенитках, чтобы остальные самолеты могли обойти этот район. Летевшие по обеим сторонам от меня Микки и Хоппи держались чуть выше. Их самолеты были ярко освещены, и я ясно видел огромные буквы «T-AJ» и «M-AJ», напоминавшие бродвейскую рекламу. Затем длинная струя трассирующих пуль протянулась от хвостовой башни самолета Хоппи. Самолет немедленно пропал в темноте, так как прожектор погас. Однако одному из наших пилотов повезло меньше. Он летел слева от меня на довольно большом расстоянии. Вероятно, прожектор ослепил его, и он на секунду потерял управление. Самолет дернулся, как пришпоренная лошадь, клюнул вниз и пропал в огромной вспышке огня. Через 5 секунд с ужасным грохотом взорвалась его мина. Билл Эстелл погиб.

Медленно тянулись минуты. Мы все взмокли. Взмокли потому, что ночь была жаркой. Взмокли от постоянного напряжения. Взмокли от страха. Каждый поезд, каждая деревенька, каждый мост, мимо которых мы пролетали, таили в себе опасность. Мы пролетели мимо Дортмунда, мимо Хамма — хорошо известного Хамма, который бомбили много раз. Сейчас мы его видели прекрасно: все его фабричные трубы, заводы, аэростаты заграждения и разноцветный зонтик трасс, напоминающий рождественскую елку. Все это осталось в 5 милях справа. Потом мы начали поворот направо между Хаммом и маленьким городком Зост, где меня чуть не сбили в 1940 году. Сегодня Зост мирно спал, не стреляло ни одно орудие. Из тумана впереди медленно выплывали холмы Рура.

«Мы прибыли», — сказал Спэм.

«Слава богу», — с облечением вздохнул я.

Когда мы перевалили через холм, то увидели озеро Мён. Затем мы увидели и саму дамбу. В полумраке она выглядела приземистой и тяжелой, даже несокрушимой. В лунном свете ее поверхность казалась серой. Ее можно было принять за какой-то холм. Это сооружение по всей своей длине было утыкано зенитками, как палуба линкора. Несколько стволов торчали на крыше здания электростанции и окрестных холмах. Прожекторов не было. Но зенитные автоматы уже вели огонь, выплевывая зеленые, желтые, красные шары. Очереди трассеров отражались в воде. Благодаря этому, нам казалось, что выстрелов вдвое больше, чем на самом деле.

«Ты, кажется, говорил, что у этих зенитчиков не хватает практики?» — саркастически спросил Спэм.

«Кажется, они уже проснулись», — сказал Терри.

Оба были правы. Но что бы ни говорили пилоты, немцы имели неплохую систему оповещения. Я посмеялся сам над собой, когда вспомнил, как час назад или около того убеждал парней, что мы встретим только германский вариант наших территориалов, и те будут валяться в постелях.

Было трудно сказать, сколько точно орудий здесь было установлено. Трассирующие снаряды летели из пяти точек, вероятно, тут было около 12 орудий. Сначала мне было сложно определить их калибр, но позднее один из пилотов, получивших попадания, передал по радио, что стреляют 20– или 37-миллиметровые автоматы. А это чертовски противные штуки, как мы все уже успели убедиться.

Мы описали несколько кругов, старательно выглядывая наземные ориентиры, чтобы выбрать правильный метод атаки: какие высоты придется обогнуть, какие использовать в качестве укрытия. Каждый раз, когда мы пролетали мимо этих проклятых зениток, они открывали огонь.

«Немного агрессивно, не так ли?» — сказал Тревор.

«Пожалуй».

Я сказал Терри:

«Эти зенитки начинают действовать мне на нервы».

«Мне тоже», — вздохнул он.

Пока мы обсуждали проблему зенитных автоматов, лишь один человек хранил молчание, это был Хатч. Он ничего не мог видеть, а потому ничего не говорил. У нас не было времени на разговоры. Я опросил всех членов группы, чтобы получить информацию, и к своему облегчению обнаружил, что прибыли все самолеты, разумеется, кроме Билла Эстелла. Далеко на юге Джо МакКарти начал свою отвлекающую атаку на Зорпе, Но туда тоже прибыли не все. Байерс и Барлоу были сбиты зенитками, когда пересекали линию берега. Их заменили самолеты резервной группы. К сожалению, они попали под огонь, пролетая над береговой чертой. Почему это произошло — сказать трудно. Может быть, они сбились с курса на милю, и это им дорого стоило. В этом и заключена суть полета: или тебе повезло, или нет. Мы тоже пересекли берег не там, где следовало. Но нам повезло.

Внизу, молчаливое и черное, лежало озеро Мён. Я обратился к своему экипажу:

«Ну что, парни, я полагаю, пришло время начать игру в кегли».

Взрыва энтузиазма не последовало.

«Хэлло, все самолеты „Кулер“. Я начинаю атаку. Остальным приготовиться атаковать в указанном мною ранее порядке».

Затем я обратился к Хоппи: «Хэлло, „М Мавэ“, приготовься принять командование, если что».

В ответ раздался спокойный голос Хоппи:

«О'кей, лидер. Удачи».

Парни рассыпались по намеченным заранее точкам за холмами. Они постарались укрыться, чтобы их не заметили с земли или с воздуха, а я начал выходить на исходную позицию. Мы описали широкий круг и зашли против луны, оказавшись над восточным концом озера. Мы легли на прямой курс и начали пикировать к неподвижной воде, мерцающей в 2 милях впереди. Перед носовой турелью возник силуэт дамбы, четко обрисовавшись на фоне затянувшего долину тумана. Мы могли видеть башни. Мы могли видеть шлюзы. Мы могли видеть вообще все. Мой бомбардир Спэм заметил:

«Чудесная картина. Просто волшебная».

Он немного волновался, как и все бомбардиры в тех случаях, когда не видят точку прицеливания. Но когда мы перескочили через высокие ели, он отреагировал довольно быстро:

«Ты собирался их срезать? Мы едва не зацепили деревья».

«Спокойно, Спэм. Я сейчас наберу высоту».

Затем я обратился к Терри: «Проверь высоту, Терри».

К Палфорду: «Контролируй скорость, бортинженер».

К Тревору: «Приготовить пулеметы, стрелки».

К Спэму: «Начали, Спэм».

Терри включил прожектора и начал командовать:

«Ниже — ниже — ниже. Ровно — ровно».

Мы летели на высоте точно 60 футов.

Палфорд принялся колдовать со скоростью. Сначала он немного выпустил закрылки, чтобы притормозить самолет, затем чуть добавил газ, чтобы стрелка индикатора скорости установилась точно на красной риске. Спэм начал ловить башни в свой прицел. Затем он щелкнул тумблером, ставя взрыватели на боевой взвод. Я лег на боевой курс.

Вражеские зенитчики видели, как мы приближаемся. Они могли видеть свет прожекторов в 2 милях от дамбы. Они открыли огонь, и светящиеся трассы понеслись навстречу самолету. Это был ужасный момент. Мы тащились со скоростью 4 мили в минуту, не имея права даже вильнуть, навстречу орудиям, которые собирались нас уничтожить. Парни не хотели этого, да я и сам не хотел. Я успел подумать: «Еще минута — и все мы будем мертвы, не так ли?» Затем я подумал: «Это ужасное чувство — страх. Жуткий страх». Нам еще предстояло пролететь несколько сот ярдов, но я бросил через плечо Палфорду:

«Оставь в покое свои рукоятки и будь готов стащить меня с кресла, если меня убьют».

Когда я взглянул на него, бортинженер был немного ошарашен.

Но «Ланкастер» мчался вперед, и я начал вглядываться в специальный прицел на лобовом стекле. Спэм прилип к прицелу в своем закутке, держа руку на кнопке сброса. Специальный механизм на борту уже заработал. Он должен был (как мы надеялись) сбросить мину в требуемой точке. Терри продолжал следить за высотой. Джо и Трев начали вертеть стволы своих пулеметов. Зенитчики могли видеть нас совершенно четко, но мы летели слишком низко. Во мне зашевелились дурные предчувствия относительно исхода операции в целом. Мой самолет такой маленький, а эта дамба такая огромная. Она толстая и твердая. А мой самолет ужасно мал. Мы скользили над гладью озера, и мои стрелки открыли огонь по вражеским зениткам. Те, в свою очередь, принялись поливать нас раскаленным свинцом, снаряды так и свистели вокруг. По какой-то причине ни один не попал в нас.

Спэм сказал:

«Левее — еще чуть левее — ровно — ровно — ровно — так держать».

В следующие несколько секунд практически одновременно случилось несколько событий.

Затрещавшие пулеметы носовой турели Джо выплюнули светящуюся трассу, которая ударила по левой башне на дамбе.

Палфорд съежился рядом со мной.

Запахло сгоревшим порохом.

Холод заполз под кислородную маску.

Мимо окна пролетела трасса — все они казались одного цвета — выпущенная со здания электростанции. Но немцы стреляли уж очень неточно.

Стена дамбы оказалась совсем рядом.

Спэм вскрикнул: «Мина сброшена!»

Хатч выпустил красную ракету, чтобы ослепить зенитчиков.

И все завертелось.

Кто-то сказал по радио:

«Здорово выглядит, лидер. Прекрасная работа».

Затем все кончилось. По крайней мере, мы выскочили из-под обстрела, и я облегченно перевел дух, испытывая наслаждение от чувства безопасности.

Тревор сказал:

«Ну, сейчас я задам этим ублюдкам».

Он принялся поливать дамбу длинными очередями, пока та не оказалась за пределами досягаемости пулеметов. Когда мы начали разворачиваться, то увидели столб воды высотой 1000 футов, который показал, что наша мина взорвалась. Мы с удовлетворением отметили, что Спэм прицелился верно, и взрыв произошел именно там, где требовалось. Когда мы подлетели ближе, то увидели, что взрыв мины вызвал большой водоворот, и вода кипит и пенится, как под ударами урагана. Сначала мы подумали, что дамба пробита, потому что огромная масса воды перехлестнула через гребень. Нам пришлось подождать, так как наши мины можно было сбрасывать только на ровную поверхность. Требовалось дождаться, пока озеро успокоится.

Мы ждали.

Мы ждали 10 минут, однако они показались нам часами. Для Хоппи они, наверное, тянулись еще дольше, так как он должен был атаковать следующим. Тем временем все истребители Германии должны были собраться над нашей целью. Они знали, что мы затеяли, но мы летели слишком низко для них. Они не могли нас увидеть и не могли атаковать.

Наконец:

«„М Мавэ“. Вы можете атаковать. Удачи».

«О'кей, атакую».

Хоппи был всегда несколько небрежен, что не мешало ему действовать очень аккуратно, когда дело касалось единственной вещи, которую он знал — войны. Он начал заход.

Он проскочил над деревьями, где я был несколько минут назад. Мы могли отчетливо видеть свет его прожекторов, которые сошлись в одно пятно, когда самолет заскользил над водой. Мы видели, как он приближается к дамбе. Зенитчики, наконец, сообразили, с какого направления идут самолеты, и обрушились на него. Когда он был в 100 ярдах от цели, кто-то с ужасом крикнул по радио:

«Черт! Его подбили!»

«М Мавэ» горел. Случайный снаряд попал в один из бензобаков, и за самолетом тянулся длинный хвост пламени. Он сбросил мину, но его бомбардир, похоже, был ранен, так как мина перелетела через дамбу и пошла прямо на здание электростанции. Хоппи отчаянно боролся, пытаясь набрать высоту, чтобы дать экипажу возможность выпрыгнуть. Когда он поднялся на 500 футов, в небе мелькнула яркая вспышка, и у самолета отвалилось одно крыло. Затем сам самолет разлетелся на куски, и на землю посыпался град пылающих обломков. Примерно в 3 милях позади дамбы в поле образовался большой костер.

Кто-то сказал:

«Бедный старый Хоппи!»

«Эти ублюдки еще заплатят».

Внутри меня все вскипело, а Тревор предложил:

«Давай сделаем еще заход и расстреляем их».

В это момент взорвалась мина Хоппи. Она упала перед зданием электростанции, вверх взметнулся столб яркого желтого пламени, и поднялось огромное облако черного дыма. Нам пришлось ждать, чтобы оно рассеялось. В долине не было ветра, поэтому ждать пришлось долго.

Потом я приказал Микки выходить в атаку. Он казался совершенно уверенным. Мы летели рядом с ним, чуть впереди. Тревор постарался покрепче всыпать зенитчикам.

Боб Хэй, бомбардир Микки, сработал на отлично. Его мина упала точно в намеченном месте. Снова прогремел ужасный взрыв, от которого содрогнулось все озеро, затем поднялся столб белой пены. С Микки все было нормально, хотя самолет все-таки получил несколько попаданий. Один крыльевой бензобак был пробит, из него начал вытекать бензин. Я мог видеть вихрь трассирующих пуль из кормовой башни «Ланкастера». Затем Микки вышел на связь:

«О'кей, атака завершена».

Именно тогда я подумал, что стена дамбы подалась. Разумеется, мы ничего не могли видеть, но если теория Джеффа верна, дамба треснет именно сейчас. Если мы будем продолжать сбрасывать мины так же точно, она определенно подастся назад и рухнет.

Снова нам пришлось ждать, пока вода успокоится. Затем я вызвал Мелвина Янга на «D Доге». Я крикнул ему:

«Будь осторожнее с зенитками. Там достаточно жарко».

«Ладно».

Я снова передал:

«Тревор намерен обстрелять их с другой стороны. Он хочет отвлечь их от тебя».

Мелвин спокойно отозвался:

«Спасибо».

Пока «D Дог» выполнял атаку, мы оставались на безопасном расстоянии с другой стороны, обстреливая из пулеметов зенитки. Уловка сработала, и они принялись обстреливать нас. Но мы находились слишком далеко, и вреда они нам не причинили. Мы даже включили полетные огни, чтобы немцы лучше увидели нас. Мина Мелвина упала именно там, где требовалось. На сей раз, высокая стена воды перехлестнула через дамбу и понеслась дальше. Мелвин передал:

«Я думаю, что сделал ее. Я ее сломал».

Но мы могли видеть происходящее лучше и видели, что дамба стоит. Мы все были страшно взволнованы, и я буквально взвизгнул по радио:

«Нормально, Мелвин. Я думаю, следующая ее снесет».

Мы уже довольно долго находились над дамбой Мён. Все это время я поддерживал связь с базой в Скэмптоне. На связи находились командир авиагруппы и главнокомандующий бомбардировочной авиацией. Рядом с ними сидел ученый, следивший за величайшим экспериментом дамбологии. Он сидел в центре управления полетами, положив голову на руки и слушая поступающие донесения. Вдоль другой стены метался взад и вперед глава Бомбардировочного Командования. В некотором смысле их ожидание было даже более скверным, чем мое. Единственная разница заключалась в том, что они не видели, как дергается стена дамбы, хотя даже я не все видел отчетливо.

Наконец вода опять успокоилась, и я вызвал номер пятый — Дэвида Малтби — и приказал ему атаковать. Он пошел слишком быстро, и я видел, что его мина упала в нескольких футах от нужного места. Снова пальба зениток, снова взрыв и стена воды. Но теперь мы находились с противоположной стороны дамбы и могли видеть, что произошло. Мы подождали примерно 5 минут. Все это было трудно описать. В воздух взметнулось огромное облако брызг, которое осело на моем лобовом стекле. Время начало поджимать, я вызвал Дэйва Шэннона и приказал ему атаковать.

Когда он начал разворот, я подлетел вплотную к стене дамбы и увидел все происходящее. Она начала рушиться, но я не верил собственным глазам. Кто-то истерически крикнул:

«Мне кажется, она падает! Падает!»

Тут же раздались ответные крики, но я быстро приказал:

«Держаться рядом, пока я не проверю».

Я помнил, что Дэйв намерен атаковать, и приказал ему пока отвернуть и не приближаться к цели. Мы подлетели еще ближе. Сомнений не осталось. В дамбе образовалась брешь шириной около 100 ярдов, и вода потоком рвалась сквозь нее, огромным водопадом низвергаясь в долину Рура, где находились промышленные центры Третьего Рейха.

Почти все зенитки умолкли. Остальные парни вынырнули из-за холмов, чтобы подлететь поближе и посмотреть, что мы натворили. Теперь развеялись последние сомнения — дамба Мёна была разбита. Зенитчики бросили свои орудия и, спасая свои жизни, мчались на берег. Лишь один отважный человек остался у орудия, но наши стрелки быстро уничтожили его метко нацеленной очередью трассирующих пуль. Теперь все успокоилось, если не считать ревущего потока воды, который рушился с высоты 150 футов. Мы начали кричать и вопить, в эфире начался настоящий шабаш. Перед нами была картина, которую вряд ли кто еще увидит.

Я сразу приказал Хатчу отстучать на базу короткую радиограмму: «Ниггер». Когда эту радиограмму передали командиру группы, говорят, в центре управления полетами тоже началась суматоха. Ученый прыгал и танцевал.

Затем я еще раз посмотрел на дамбу и поток, и все летчики делали то же самое. Это было крайне волнующее зрелище. Всю долину постепенно затягивал туман от бурлящего потока. В этой пелене мы увидели автомобиль, который мчался по дороге, уходя от водяной стены. Однако вода двигалась гораздо быстрее и быстро нагнала машину. В последний раз мелькнули фары, потом вода захлестнула их. Цвет фонарей под водой изменился с ярко-голубого на зеленый, с зеленого на темно-красный, а потом… Потом остались только кипящие волны. Вода мчалась дальше, снося все на своем пути — виадуки, рельсы, мосты. В 3 милях от дамбы догорали остатки самолета Хоппи, маленький багровый костер. Но мы за него отомстили сполна.

У меня возникло странное чувство, я не верил в реальность происходящего. Я сидел в теплой кабине «Ланкастера», следя за ужасной мощью, которую мы высвободили. Затем я обрадовался, так как мы находились в самом сердце Германии, ее индустриальном сердце. В том месте, которое стало причиной ужасных несчастий, обрушившихся на весь мир.

Мы прекрасно знали, что это наводнение не выиграет войну. Ни один подобный удар ее не выиграет, и все-таки для Германии это была катастрофа.

Мы покружили над рухнувшей дамбой еще 3 минуты, потом я вызвал все самолеты и приказал Микки и Дэвиду Малтби лететь домой. Остальные должны были последовать за мной к дамбе Эдер, где нам предстояло повторить этот спектакль.

* * *

После этого мы полетели прочь от южной оконечности озера Мён, которое пересыхало буквально на глазах. Мы летели навстречу солнцу на юго-восток — навстречу первому свету занимающегося утра. Мы летели над маленькими городами, разбросанными по долинам гор Рура. Эти местечки, своеобразные Эксетеры и Баты Германии, казались совершенно тихими и спокойными. Утром 17 мая они крепко спали. Все это вихрем проносилось у меня в голове. Мы еще раз удивились исковерканной психике германских летчиков, которые, не задумываясь, бомбили такие же беззащитные города. В то же самое время ни единая британская бомба не обрушилась на немецкие города даже в виде возмездия.

Джо МакКарти и Джо Браун быстро завершили работу над дамбой Зорпе. Они сделали 12 пробных заходов и сбросили свои мины прямо впритык к бетонной стене дамбы. Однако им не довелось увидеть эффектное зрелище, так как земляные дамбы разрушить очень трудно. Дамба устояла. И все-таки, если бы у нас было достаточно самолетов, мы сумели бы уничтожить и ее. Но мы понесли тяжелые потери на пути к цели. Впрочем, дамба Зорпе не числилась у нас первостепенной целью, так как обеспечивала лишь незначительный объем воды в долине Рура.

После полета над самыми вершинами деревьев, вверх и вниз по долинам, мы, наконец, прибыли к озеру Эдер. Через 5 минут мы оказались над дамбой Эдер. Нам потребовалось некоторое время, чтобы заметить ее, так как утренний туман уже начал выползать на озеро из горных долин. Мы несколько минут кружили над дамбой, ожидая появления Генри, Дэйва и Леса. Мы потеряли их по дороге. Затем я запросил по радио:

«Хэлло, „Кулер“, ответьте. Вы видите дамбу?»

Дэйв откликнулся немедленно:

«Я думаю, что нахожусь где-то рядом. Но я ничего не вижу. Я не могу обнаружить дамбу».

«Приготовьтесь, я выпущу красную ракету прямо над дамбой».

Лишь после того, как Хатч высунул ракетницу в форточку и выпустил ракету, Дэйв снова вышел в эфир.

«О'кей. Я немного южнее. Подхожу».

Остальные парни тоже увидели сигнал, и через несколько минут мы встретились, кружась против часовой стрелки над целью. Но время начало поджимать. Небо на севере засветилось, предвещая наступление утра. Скоро рассветет, что могло привести к скверным последствиям для наших слабо вооруженных и лишенных брони «Ланкастеров».

Я приказал:

«О'кей, Дэйв, начинай атаку».

Вокруг высилось множество холмов. Дамба была расположена в очень живописном месте — в глубоком ущелье, склоны которого заросли густым ельником. В дальнем конце долины вырисовывался величественный готический замок. Чтобы правильно выйти на цель, нашим самолетам предстояло круто снизиться над замком, опуститься с 1000 футов до 60 футов, выровняться, сбросить мину, круто пойти вверх, отворачивая вправо, чтобы не врезаться в скалистую гору, которая находилась всего в миле от дамбы. Обстановка была более сложной, чем у дамбы Мёна, и требовала от пилота незаурядного владения самолетом. Мы не видели никаких зениток. Это могло объясняться тем, что система ПВО не получила предупреждения. А может, и получила, и сейчас наводчики выпрыгивают из постелей в соседней деревне и полуодетые прыгают в автомобили, чтобы мчаться на холмы, где расположены батареи. Дэйв описал широкий круг, а потом начал заход. Он пошел вниз слишком круто, и я увидел, как из моторов посыпались искры. Ему пришлось дать полный газ, чтобы не врезаться в гору на северном краю ущелья. А потом…

«Виноват, командир. Слегка промазал. Сейчас попробую еще раз».

Он попробовал еще раз. Всего ему пришлось совершить пять заходов, и каждый раз он чем-то был недоволен. Его бомбардир так и не сумел сбросить мину. Потом Дэйв передал:

«Лучше я сделаю еще пару кругов, успокоюсь и пригляжусь к местности получше».

«О'кей, Дэйв, покружись. Я вызову другой самолет. Хэлло, „Z Зебра“ (это был Генри), можешь начинать».

Генри совершил два захода. Он сказал, что это было очень трудно, и успел дать совет остальным пилотам, как лучше выходить на эту цель. Затем он снова вызвал меня и сообщил, что начинает последний заход. Мы следили, как его самолет снижается. Внезапно он резко отвернул, что-то пошло не так. Однако он перескочил через гору и тут же опустил нос самолета вниз, буквально воткнув его в долину. На сей раз он шел правильно, целясь прямо в середину дамбы. Мы видели свет прожекторов, значит его самолет держал высоту точно 60 футов. Затем мы увидели красную ракету, выпущенную из хвостовой башни. Это значило, что мина сброшена. А через несколько секунд мы увидели кое-что еще. Генри Модели опоздал со сбросом мины. Она врезалась прямо в гребень дамбы и взорвалась при ударе. Огромная желтая вспышка на мгновение осветила всю долину. Мы успели увидеть силуэт самолета, круто идущий вверх прямо над эпицентром взрыва. Может, его подбросило взрывом. Все произошло так внезапно, вспышка была яростной и ужасной. Кто-то сказал:

«Он подорвал сам себя».

Тревор добавил:

«Наверное, бомбардир был ранен».

Генри не повезло, он нарвался на капкан, в который мог угодить любой из нас.

Я быстро начал вызывать его:

«Генри… Генри… „Зебра“… „Зебра“… Вы в порядке?»

Но ответом было молчание. Я повторил вызов. И когда мы уже начали думать, что все кончено, нам показалось, что усталый голос тихо произнес: «Я думаю, нормально». Похоже, его слегка контузило взрывом, так как голос звучал как-то неестественно. Но Генри пропал. Мы не видели на земле горящих обломков, мы не видели горящего самолета в воздухе. Не было ничего. Генри исчез и на базу не вернулся.

Дым взрыва затянул долину, поэтому нам пришлось ждать несколько минут, прежде чем он рассеется. Свечение на севере стало ярче, нам следовало поторопиться, если мы намеревались вернуться назад.

Но мы терпеливо ждали, пока дым исчезнет. Наконец Дэйв передал:

«О'кей, атакую. Удачи».

Дэйв спикировал и после отличного пробного захода всадил свои мину прямо в дамбу, почти точно в самую середину. Во время поворота он включил посадочный прожектор, и мы видели, как пятно света круто идет вверх по горному склону. Огромный «Ланкастер» набирал высоту почти вертикально. Позади прогремел такой же страшный взрыв, как и все предыдущие, однако дамба Эдер не шелохнулась.

Тем временем Лес Найт продолжал терпеливо кружить, не говоря ни слова. Я приказал ему приготовиться, а когда вода успокоилась — атаковать. Лес тоже испытал определенные трудности, однако Дэйв успел дать несколько советов, как с этими трудностями справиться. Мы держали постоянную связь по радио, устроив нечто вроде планерки.

«Заходи, Лес. Снижайся по лунной дорожке. Пикируй на цель, а потом поворачивай влево».

«О'кей, „Диггер“. Это достаточно трудно».

«Не туда, „Диг“. Чуть в сторону».

«Пожалуй, слишком трудно. Я набираю высоту и делаю еще один заход».

Слушая это, я постепенно терял терпение. Наконец, я был вынужден вмешаться и напомнить, что шутки шутками, но нам пора убираться отсюда. Тогда Лес спикировал, чтобы провести атаку. У него осталась последняя мина нашей эскадрильи. Если она не пробьет дамбу Эдер, та не будет разрушена никогда. По крайней мере, не сегодня.

Я видел, как он приближается к цели, и скрестил пальцы на удачу. Но Лес был хорошим пилотом и выполнил самый аккуратный из заходов, какие я видел этой ночью. Мы летели над ним примерно в 400 ярдах правее и видели, как мина упала в воду. Мы видели, как она погрузилась. Мы видели ужасный удар, потрясший дамбу до самого основания, а затем словно гигантская рука пробила дыру в карточном домике, который тут же сложился весь. Бурлящая масса воды хлынула в долину Кассель. Лес был очень возбужден. Он даже забыл выключить передатчик, и мы могли слышать замечания, которыми обменивался его экипаж. Но мы не будем заставлять бумагу краснеть, приводя их здесь. Дэйв страшно обрадовался и сказал:

«Прекрасно сработано, „Диг“!»

Я вызвал их обоих и приказал немедленно поворачивать домой. Мы с ними встретились в нашей столовой на самой грандиозной вечеринке всех времен и народов.

* * *

Долина ниже дамбы Эдер опускалась круче, чем течение Рура, и мы какое-то время следовали за водяным валом. Мы видели, как бурлящая и клокочущая масса воды рвалась сквозь пробоину и рушилась вниз. Мы видели, как вниз по долине помчались шесть огромных волн. Для начала они смели здание электростанции. Мы увидели, как тут же погасли огни в соседних деревнях, словно огромная черная тень накрыла долину. Водяная стена мчалась вперед, словно курьерский поезд. Мы знали, что в нескольких милях отсюда находится крупная тренировочная база Люфтваффе. Это был большой современный аэродром с массой построек, в том числе подземными ангарами и подземными казармами… Я повернул домой.

Дэйв и Лес продолжали трещать по радио, как сороки, но все-таки тоже повернули следом за мной. Их голоса постепенно умолкли вдали, так как я взял курс на озеро Мён, чтобы проверить, опустело ли оно. Хатч передал на базу кодовый сигнал «Динги». Получив известие об успешной атаке, командование тут же запросило меня, не осталось ли еще самолетов, которые смогли бы уничтожить третью цель. Я приказал Хатчу сообщить, что больше самолетов нет, что он и сделал.

Мы вышли за пределы дальности радиотелефонов и теперь могли держать связь только с помощью морзянки. Постепенно кодовые сообщения показали нам, где находятся уцелевшие самолеты. Питер Таунсенд и Андерсон из резервной группы были отправлены атаковать дамбу Зорпе. Мы слышали, как Питер сообщил, что сбросил мину нормально, однако ничего не услышали от Андерсона.

«Давайте сообщим на базу, что мы возвращаемся, и скажем им приготовить небольшой праздник», — предложил Спэм.

Это было резонно, и мы передали, что возвращаемся.

Мы уже прилетели к Мёну и дважды описали круг над озером. Уровень воды продолжал понижаться. Мосты теперь торчали подобно странным архитектурным украшениям. На поверхности озера появились илистые отмели, на которых лежали опрокинутые яхты. Ниже дамбы болталась противоторпедная сеть, сорванная с одного берега. Электростанция пропала. Карта изменилась. Ниже дамбы появилось новое озеро, которое не имело ясно очерченных берегов. Он медленно двигалось вниз по долине на запад.

На базе, похоже, началась небольшая паника, поэтому Хатч отправил еще одну радиограмму, посоветовав не беспокоиться за нас. Затем мы бросили прощальный взгляд на дело рук своих и повернули на север к Зейдер Зее.

Затем Тревор побеспокоил меня вопросом. За последние 2 часа он израсходовал около 12 000 патронов, но ему было мало.

«У меня почти не осталось боеприпасов, но есть еще одна или две зажигалки. Как вы думаете, если Спэм заметит какую-нибудь деревню, стоит сбросить туда подарок? Мы расплатились бы за Хоппи, Генри и Билла».

«Вперед», — приказал я.

Мы летели на север в утренней тишине, прижимаясь к земле, и хотели поскорее добраться до дома. Было уже достаточно светло, и мы начали различать детали, которые ранее не были видны: пасущихся коров, разлетающихся в стороны кур, которых пугал рев наших моторов. Слева мы видели какой-то самолет, летящий над Хаммом на высоте 500 футов, потом он пропал. Никто не знал, что это было. Спэм предположил, что это германский ночной истребитель, который пытался перехватить нас.

Я думал, что теперь за нами будут охотиться все. Проследить наш путь к побережью не составляло труда, и вражеские офицеры наведения могли бросить на нас множество истребителей. Я представил, как фюрер лично приказывает «остановить воздушных пиратов любой ценой». В конце концов, мы сделали нечто, что до нас не удавалось никому. Вырвавшаяся на свободу вода была страшной силой, подобно землетрясению. Но в долине Рура никогда не было землетрясений.

Кто-то из нас вспомнил про налет на Дуйсбург прошлой ночью и предположил, что наводнение поможет немцам, потушить пожары. Кто-то добавил вполголоса:

«Если мы их не сожжем, так хотя бы утопим». Но мы не пытались сделать это. Мы хотели уничтожить вполне законный военный объект, чтобы сорвать выпуск вооружений предприятиями долины Рура. Человеческие жертвы были только случайным побочным эффектом. Мы совсем не ставили задачей утопить кого-то и надеялись, что наблюдатели на дамбах успеют предупредить жителей долины. Никто не любит массовых убийств, и мы не хотели стать виновниками чего-то подобного. Разве что нам попался бы Гиммлер со своими парнями.

Терри посмотрел на карту и сообщил:

«Берег будет примерно через час».

Я повернулся к Палфорду.

«Поставь моторы на максимальную крейсерскую скорость и не беспокойся о расходе бензина. — Затем я обратился к Терри: — Я думаю, нам лучше выбрать самый короткий путь домой и пересечь берег возле Эгмонта. Ты знаешь, где там находится брешь в системе ПВО. Мы летим последними, и они могут постараться прикончить нас, если мы слишком задержимся».

Терри усмехнулся и посмотрел на шкалу спидометра. Мы сейчас делали около 240 миль/час, и выхлопные патрубки раскалились докрасна — с такой силой вылетали горячие газы. Неожиданно на панели зажглась лампочка, а потом послышался голос Тревора:

«Неопознанный вражеский самолет сзади».

«О'кей, я поворачиваю на запад, там темнее».

После того, как мы повернули, стрелок сообщил:

«О'кей, я потерял его».

«Нормально. Но все-таки, Терри, нам лучше лететь пониже».

Эти истребители означали досадную помеху, однако им мешали условия освещенности. Мы замечали их раньше, чем они нас.

Огромный «Ланк» шел вниз, пока не оказался на высоте несколько футов над землей. Для нас это был единственный способ сохранить жизнь. Два часа назад мы хотели взорвать дамбы, а теперь мы хотели совершенно иного — как можно быстрее попасть домой. Тогда мы сможем расслабиться.

Через несколько минут снова возник Терри:

«30 минут до берега».

«О'кей, добавить обороты».

Стрелка завертелась, и в кабине стало немного шумно.

Мы летели домой, и знали это. Но пока мы не знали, находимся ли мы в безопасности. Мы не знали, что произошло с остальными самолетами. Билл, Хоппи, Генри, Барлоу, Байерс, Оттли погибли. Все они разбились. Большинство стало жертвой зенитных автоматов, как часто случается с низколетящим самолетом. Что ж, им не повезло. Все они погибли быстро, может быть, за исключением Генри. Генри был прирожденным лидером. Это была тяжелая потеря, однако он отдал жизнь за дело, которым следует гордиться. Парни, подобные Генри, являются цветом нашей молодежи. Они умирают отважно и умирают молодыми.

А канадец Бэрпи? Его жена-англичанка ждала ребенка. Отец Бэрпи имел большой магазин в Оттаве. Он не вернется назад, потому что пропал без вести. Пропал где-то межу Хаммом и целью. Бэрпи был нетороплив в речах и движениях, но это не мешало ему быть хорошим пилотом. Он был соотечественником Терри, как и несколько человек его экипажа. Мне нравились их поведение и манеры, их незашоренный взгляд на вещи, их открытость. Я прощал им многое, даже то, что они постоянно жевали резинку.

Потом я вызвал по радио Мелвина. Во время обратного полета он являлся моим заместителем, после того как Микки пришлось поторопиться из-за текущего бака. Над Эдером он был в полном порядке, но сейчас я не получил ответа. Мы начали гадать, что могло случиться. Терри сообщил:

«Осталось 15 минут».

15 минут. Еще достаточно долго. Долгий путь, который мы можем и не одолеть. Мы все еще на вражеской территории. Они захлопнули ворота своих крепостей, поймав нас внутри. Однако нам известна брешь в стене — это участок над мачтами радиостанции Эгмонта. Если мы найдем ее, то сможем благополучно вырваться.

Остальные парни, вернувшись на базу, будут ждать нас. Мы не знали, что радисты приняли наш кодовый сигнал «Динги». И тогда в центре управления полетами началось такое, чего раньше девушки из вспомогательной службы не видели. Командир группы подпрыгнул и обнял Джеффа, едва не задушив его. Главнокомандующий Бомбардировочного Командования схватил телефон и приказал соединить его с Вашингтоном. В Вашингтоне в это время проходила очередная англо-американская конференция. Главнокомандующий Королевских ВВС сэр Чарльз Портал устроил обед. Его вызвали к телефону. В Скэмптоне глава Бомбардировочного Командования радостно заорал: «„Даунвуд“ прошел успешно. Да!» В Вашингтоне Портал еле сумел это расслышать. Наконец гости расслышали, как он тихо сказал: «Хорошая работа». После этого торжественный обед превратился в нечто иное.

Мы не знали ничего этого. Мы не знали, что прессе после этого разрешено оповестить мир о нашем успехе. Мы не подозревали о почестях, которые будут ждать нашу эскадрилью, о путешествиях в Канаду и Америку, о визитах очень высоких персон. Мы вообще об этом не думали. Мы только хотели вернуться домой.

Мы не подозревали, что открыли новую страницу в истории авиации, и что наша эскадрилья станет эталоном для всех КВВС как образец снайперского бомбометания. Что мы будем уничтожать всевозможные цели, от виадуков до орудийных казематов, с малых и больших высот, днем и ночью. Эскадрилья с отборными экипажами будет получать новейшее оборудование, самые тяжелые бомбы, даже «бомбу-землетрясение».

Терри сообщил:

«Роттердам в 20 милях слева по носу. Мы будем в бреши через 5 минут».

Если теперь нас заметят, то стянут истребители со всей Голландии, чтобы закрыть дыру. Они собьют нас.

Я еще раз вызвал Мелвина, однако он не ответил. Я не знал, что самолет Мелвина упал в море в нескольких милях впереди меня. Он проделал долгий путь из Калифорнии, чтобы сражаться с врагом, совершил более 60 боевых вылетов в Англии и на Среднем Востоке, дважды садился в море. А теперь он совершил вынужденную посадку на воду в последний раз. Мелвин внес огромный вклад в тренировки, благодаря которым стал возможен этот рейд. Парни полюбили его, а сейчас он погиб.

Из 16 самолетов, которые пересекли берег, чтобы атаковать дамбы, 8 были сбиты, в том числе самолеты обоих командиров звеньев. При этом спаслось только 2 человека, которые попали в плен. Только двое из 56. У экипажа, сбитого на высоте 50 футов, почти нет шансов.

Они все погибли. Оправдана ли была их смерть? Или их жизни были растрачены попусту в сомнительной операции? С военной точки зрения мы заплатили очень дешево. Мы нанесли серьезный удар по германскому промышленному потенциалу. Но была и другая сторона вопроса. Вскоре должен был начаться пятый год войны. Потери в этой войне оказались меньше, чем в прошлой. Тем не менее, именно Бомбардировочное Командование отличал высокий уровень потерь. Эти 56 парней были лишь одними из очень многих. Кровавый серп войны собирал богатую жатву в Бомбардировочном Командовании. Когда мы пролетали над низинами Голландии, над дамбами и польдерами, мы не могли не думать: «Разве мы обязаны воевать каждые 25 лет? Почему люди должны сражаться? Как остановить это? Как заставить страны жить нормальной мирной жизнью?» И никто не мог ответить на эти проклятые вопросы.

Разгадка заключалась в том, что нужно быть сильным. Мощная стратегическая бомбардировочная авиация, развернутая так, чтобы контролировать важнейшие морские коммуникации, может удержать агрессора от соблазна скомандовать: «Вперед!» Но в остальном все зависит от людей, людей, которые склонны забывать. После долгих лет мира они могут потерять бдительность или потребовать разоружения, требуя снизить налоги, чтобы повысить уровень жизни. Если люди забудут, они сами навлекут войну на свои головы, и им придется обвинять только самих себя.

Да, все нормальные люди в мире должны помнить войну. Кинохроника должна напомнить им, что происходило в период с 1936 по 1942 год. Если мы сумеем помочь каждому помнить об опасности, нас никогда больше не застигнут врасплох. Только так наши дети получат шанс на жизнь. Ведь именно для этого они появились на свет. Мы рождаемся не для того, чтобы умирать.

Но всем нам предстоит учиться. Мы должны как можно лучше узнать и научиться уважать наших великих союзников, которые сделали достижимой конечную победу. Мы должны научиться понимать их, их образ жизни и обычаи. Мы, британцы, склонны считать себя фундаментом, на котором держится весь мир. Не следует заблуждаться. Нам есть чему поучиться.

Мы должны учиться политике. Мы должны делать правильный выбор, путь даже не в пользу привычных традиций. Мы желаем, чтобы наша страна оставалась великой, как сегодня, — навсегда. Все зависит от людей, их здравого смысла и памяти.

На что мы можем надеяться? Что следует сделать? Можем мы быть уверены, что найдем путь к мирному будущему для наших детей?

«Парни, впереди Северное море», — сказал Спэм.

Действительно. Позади пресловутой «бреши» вдали серебрилась морская гладь. Свобода! Для нас это был самый прекрасный пейзаж. Самый прекрасный в мире!

Мы поднялись на высоту примерно 300 футов.

«Полный газ, Палфорд!»

И он до отказа потянул сектора газа. Я слегка наклонил нос самолета, чтобы придать ему дополнительное ускорение, и мы набрали скорость около 260 миль/час.

«Пропусти это маленькое озеро слева», — приказал Терри, держа в руках карту.

Сделано.

«Теперь над железнодорожным мостом».

Больше скорость.

«Вдоль этого канала…»

Мы летели над каналом как можно ниже. Наше брюхо буквально касалось воды, а крылья могли свалить любого, кто оказался бы на берегу.

«Видишь те мачты антенн?»

«Да».

«Примерно 200 ярдов вправо».

«О'кей».

Море стало ближе. Они стремительно неслось навстречу нашему самолету. На борту все напряглись.

«Так держать. Все нормально».

«Ясно. Носовой стрелок, приготовиться».

«Пулеметы готовы».

Затем мы оказались над Западным валом. Мы проскочили над противотанковыми рвами и заграждениями. Под нами неслышно промелькнула желтая полоса песчаных дюн. Мы оказались над морем, и перед нами появилась длинная лунная дорожка, которая вела нас прямо в Англию.

Мы были свободны. Мы проскочили сквозь брешь. Это было чудесное ощущение облегчения и безопасности. Теперь — вечеринка.

«Прекрасная работа», — заметил Тревор.

«Курс домой?» — спросил я.

Позади нас остался голландский берег, пустынный и блеклый, кое-где расцвеченный выстрелами зениток.

Мы еще вернемся.