ГЛАВА 1

Лили Дарлингтон ненавидела, когда ее называли сумасшедшей. Она бы предпочла, чтобы ее назвали сучкой — или даже глупой сучкой — потому что знала, что не являлась ни той ни другой. По крайней мере, осознано. Но замените «сучку» другим словом на букву «с», и Лили была готова превратиться в сумасшедшую сучку и надрать кому-нибудь задницу.

По крайней мере, так она делала в прошлом, когда была более импульсивной и позволяла своим чувствам и эмоциям брать верх. Когда она разгонялась с нуля до ста меньше чем за пять секунд. Когда вылила молоко на голову Джимми Джо Дженкина в третьем классе и проколола шины на велосипеде Сары Литл в шестом. Когда думала, что каждый поступок окружающих заслуживает реакции на него. Когда была беспечной и случайно перебарщивала. Как, например, когда заехала на своем «Форде Таурусе» в гостиную бывшего мужа.

Но теперь она ни в чем не перебарщивала. Теперь Лили умела контролировать свои чувства и эмоции. Теперь она была уважаемой деловой женщиной и матерью десятилетнего сына. Ей было тридцать восемь лет, и она очень много трудилась, чтобы избавиться от слова «сумасшедшая» в своей жизни и перед своим именем.

Лили схватила пакет с вещами и вылетела из задней двери салона красоты и спа «У Лили». Последняя стрижка и окраска заняли больше времени, чем предполагалось, и вечер уже перевалил за семь часов. Лили предстояло проехать шестьдесят пять миль, приготовить ужин сыну, помочь ему с домашним заданием и заставить помыться. А когда он окажется в постели, ей нужно будет упаковать все коробочки с подарками для спа-праздника в следующую субботу.

Над головой Лили сиял фонарь, когда она запирала дверь. Вечерний воздух холодил щеки, а легкий ветерок путался в полах шерстяного пальто. В Техасе стоял конец марта, и ночи были все еще достаточно холодными, чтобы дыхание облачком зависало перед лицом.

Сколько Лили помнила, люди всегда звали ее сумасшедшей. Сумасшедшей Лили Брукс. Потом она вышла замуж за этого крысеныша Ронни Дарлингтона, и ее стали звать Сумасшедшей Лили Дарлингтон.

Стук каблуков ее сапог эхом отражался от мусорных баков, пока она шла к своему «Джипу Чероки». Нажав большим пальцем на кнопку, Лили разблокировала двери, и багажник автоматически открылся. Поставив тяжелую сумку рядом с коробками со средствами по уходу за кожей и волосами, она захлопнула дверцу.

Хорошо, может быть, Лили и была немного сумасшедшей во время своего брака, но это бывший муж заставлял ее сходить с ума. Он крутил интрижки с половиной женского населения Ловетта, Техас. Лгал, говоря, что Лили все придумывает. Ронни так хорошо прятался, что она почти убедила себя, что действительно все придумывает. А затем он бросил ее ради Прошмандовки Келли. Лили даже не помнила фамилию этой Келли, но бывший уехал и оставил жену, даже не оглянувшись. Он также оставил ей пачку счетов, пустой холодильник и двухлетнего мальчика.

Ронни думал, что может просто переехать. Думал, что может уйти, сделав из жены дуру. Думал, что она просто все проглотит. И вот это больше, чем что-либо другое, заставило ее въехать на машине в его гостиную. Лили не пыталась убить бывшего или что-то еще. Его даже не было дома. Просто хотела дать ему понять, что ее нельзя грубо использовать. Что он не может просто уйти, не страдая так, как страдал она. Но Ронни не стал страдать. Лили оказалась в больнице с сотрясением мозга и сломанной ногой, а ему было плевать на все, кроме разбитого телевизора.

Лили заблокировала дверцы внедорожника и завела двигатель. Красный «Чероки» стал первой новой машиной за всю ее жизнь. До прошлого года Лили всегда покупала подержанные машины. Но когда салон красоты стал приносить прибыль, она смогла раскошелиться на что-то, что всегда было мечтой, которая, как ей думалось, никогда не станет реальностью. Двойные фары осветили черный вход в салон, когда машина задом выехала с парковки и направилась к маленькому дому с тремя спальнями, стоявшему рядом с домом матери Лили, в Ловетте — маленьком городе к северу от Амарильо, где она родилась и выросла.

Жить рядом с матерью было и проклятьем, и благословением. Проклятьем, потому что Луэлла Брукс была на пенсии и не занималась ничем, кроме как вмешивалась в дела ближних своих. Благословением, потому что мать была на пенсии и могла присмотреть за Пиппеном, когда тот возвращался из школы. И насколько Луэлла сводила дочь с ума своим «садовым» искусством и бессвязными историями, настолько она была хорошей бабушкой, и Лили радовалась, что не должна беспокоиться о сыне.

Лили выехала на шоссе, ведущее к Ловетту, и настроила радио на станцию с музыкой кантри. Она никогда не хотела растить сына в одиночестве: ее саму вырастила мать-одиночка. Луэлла тяжело трудилась, чтобы содержать Лили и ее старшую сестру Дейзи, день-деньской наливая кофе и подавая жареные стейки из цыпленка в «Диком койоте». Своему ребенку — Филипу Рональду Дарлингтону или, как все его звали, Пиппену — Лили желала лучшего. Ей было двадцать восемь, когда родился сынишка. Она уже знала, что в ее браке, который длился к тому времени три года, есть проблемы, но отчаянно держалась, изо всех сил пытаясь сохранить семью и подарить сыну то, чего не имела сама — отца и мать-домохозяйку. И на многое закрывала глаза. Только чтобы увидеть, как Ронни в итоге все равно уходит от них с Пиппеном.

В семь вечера движения на дороге в Ловетт почти не было, и пока Лили ехала, фары «Чероки» освещали асфальт и заросли полыни. Она выключила радио, повозилась с айподом и запела вместе с «Раскал Флэттс». Ограничение скорости здесь было семьдесят миль в час, что на самом деле означало семьдесят пять. Все об этом знали, так что Лили прибавила до разумных семидесяти шести.

Через год после развода Лили, возможно, стала немного… дикой. Возможно, импульсивной и эмоциональной. Может быть, она потерялась, может быть, ее увольняли со слишком многих работ, может быть, она опрокидывала в себя слишком много шотов текилы и спала со слишком многими мужчинами. Может быть, совершила несколько опрометчивых поступков, как, например, набила татуировку на бедре и увеличила грудь. Но это не значит, что Лили сделала себе буфера, как у стриптизерши. Просто перешла от второго размера, который оказался у нее после рождения сына, к третьему, который был у нее раньше.

Теперь Лили ненавидела то, что потратила деньги на тату, и испытывала противоречивые эмоции по поводу денег, потраченных на имплантаты. Если бы в жизни все было в порядке, она, скорее всего, не сделала бы этого. Если бы у нее была та уверенность в себе, что сейчас, Лили, возможно, потратила бы деньги на что-то более практичное. И все же ей нравилось, как она выглядит. И на самом деле она не сожалела об этом. В свое время новые буфера Сумасшедшей Лили Дарлингтон стали главной темой для разговоров в городке. Или, по крайней мере, в баре «Роад Килл», где она проводила слишком много времени в поисках мистера Подходящего, только чтобы связаться с очередным мистером Неподходящим.

На самом деле Лили не очень нравилось вспоминать тот год своей жизни. Тогда она была не лучшей матерью. Но сейчас полагала: это то, через что нужно было пройти, чтобы стать той, кем она являлась сегодня. То, что должна была пережить, прежде чем смогла поднять голову и подумать о будущем — своем и Пипа. То, что должна была вытравить из своего организма, прежде чем отправиться в школу косметологии, получить лицензию и наработать клиентуру.

Теперь, через семь лет после того, как Лили накрутила свою первую химию и сделала первую стрижку, она была хозяйкой салона красоты «У Лили», где у нее арендовали помещения другие массажисты, маникюрши и косметологи. Она наконец-то получала прибыль. Такую, что больше не использовала определитель номера, чтобы скрываться от коллекторских агентств.

Лили подумала обо всем, что еще должна была сделать этим вечером, и понадеялась, что мать уже накормила Пиппена ужином. Этот ребенок был выше, чем большинство мальчиков в его возрасте. Он собирался вырасти таким же большим, как и его отец — паршивый ублюдок. Хотя со временем Ронни стал уделять немного больше внимания сыну. Он собирался забрать его на следующие выходные, и это было очень кстати, поскольку у Луэллы намечался вечер бинго, а Лили проводила мероприятие в салоне.

Телефон в ее сумочке и гарнитура на руле зазвонили, и Лили опустила глаза. Джип все еще был так нов для нее, что она часто нажимала не те кнопки и прерывала звонок, вместо того чтобы ответить. Особенно вечером. Лили нажала кнопку, которая, как она надеялась, была той, что нужно.

— Алло?

— Когда ты будешь дома? — спросил сын.

— Я уже еду.

— Что на ужин?

Улыбнувшись, Лили потянулась к сумочке, лежавшей на соседнем сиденье.

— Бабушка не покормила тебя?

— Она приготовила спагетти, — вздохнул Пиппен.

— Ой.

Луэлла отвратительно готовила итальянские блюда. И техасско-мексиканские тоже. По правде говоря, для женщины, которая провела всю жизнь, подавая еду, она была плохой кухаркой.

— Я прячусь в ванной.

Лили засмеялась, вытащила бутылку воды и сказала, откручивая крышку:

— Я сделаю тебе тосты с сыром и суп.

В горле першило, и Лили подумала, не заразилась ли чем-то. Лишь один из факторов риска работы в окружении многих людей.

— Опять?

Теперь пришел черед Лили вздохнуть.

— Что ты хочешь? — Она посмотрела поверх бутылки, делая глоток. У нее не было времени болеть.

— Пиццу.

Усмехнувшись, Лили опустила бутылку.

— Опять?

Ее внимание привлекла вспышка света в зеркале заднего вида. Прямо за ней ехала патрульная машина, и Лили притормозила, ожидая, пока полицейский обгонит ее. Когда тот не сделал этого, она с удивлением поняла, что он здесь по ее душу.

— Круглые сутки на страже порядка, — пробормотала она. — Ну что ж такое-то.

— Что?

— Ничего. Поговорим потом, Пиппи. — Ей не хотелось тревожить сына. Лили притормозила. — Скоро буду дома, — сказала она, отключилась и посмотрела через плечо на шоссе.

Когда машина шерифа остановилась позади, салон джипа заполнили красно-синие вспышки.

Возможно, в жизни Лили было время, когда она испугалась бы. Когда ее сердце пустилось бы вскачь, пульс заколотился, голова закружилась от мыслей, за что ее могут поймать на этот раз или что может быть спрятано в бардачке или в магнитоле, или в багажнике. Теперь все это закончилось, и сегодня Лили чувствовала лишь раздражение. Которое, как ей думалось, означало, что она стала законопослушной гражданкой. Взрослой тридцативосьмилетней женщиной. И все равно, раздражение накатило.

Она перевела рычаг коробки передач в положение «парковка» и нажала кнопку опускания стекла на подлокотнике. Окно открылось, и Лили посмотрела в боковое зеркальце на распахнувшуюся дверцу машины шерифа. Лили знала большинство помощников шерифа в Поттер Каунти, ходила в школу с половиной из них или их родственниками. Если ее задержал Нил Фледжер или Марти Дингас, она очень разозлится. Нил был другом, который не стал бы долго раздумывать и остановил бы ее только чтобы потрепаться, а Марти недавно развелся. Лили делала ему стрижку на прошлой неделе, и он застонал, когда она ударила его бутылкой шампуня. У Лили не было времени стоять на дороге ради того, чтобы Марти снова мог попытаться пригласить ее на свидание.

Меж бровей у нее появилась морщинка, пока Лили смотрела на идущего к ней помощника шерифа, освещенного сзади. Он был ниже, чем Марти, и стройнее, чем Нил. Она видела, что на нем коричневая нейлоновая куртка, а на груди — звезда. К воротнику куртки были прицеплены какие-то гаджеты, а ремень, казалось, оттягивали разнообразные полицейские штучки. Облачко пара от дыхания полицейского тянулось за ним в свете фар. Пока он приближался, слышалось равномерное тук-тук-тук его ботинок, отмерявших шаги.

— Не думаю, что превысила скорость, офицер, — сказала Лили, когда он остановился у двери ее машины.

— Вообще-то, превысили. — Красно-синие огни освещали одну половину его лица, черты которого Лили не могла четко разглядеть, но могла сказать, что полицейский молод. — В вашей машине есть оружие, мисс Дарлингтон?

А-а-а. Он уже пробил по базе номера «Чероки» и знал, что у нее было разрешение на скрытое ношение оружия.

— Под моим сиденьем. — Полицейский вытащил фонарик и посветил Лили на колени и между ног. — Вы его не увидите.

— Удостоверьтесь, что не увижу. — Он перевел фонарик ей на плечо. — Мне нужно посмотреть ваши права и страховку.

Взяв сумочку, Лили вытащила бумажник, достала права и страховку.

— Для местного вы слишком быстро говорите. Наверное, недавно в городе.

— Я в Поттер Каунти несколько недель.

— Это все объясняет. — Она взяла из бардачка документы на машину и передала все офицеру. — Никого не останавливают за превышение скорости на пять миль в час.

— Я не поэтому вас остановил. — Он посветил фонариком на документы. — Вы несколько раз пересекли двойную сплошную.

Серьезно? Что ж, Лили была не самым лучшим водителем, когда пыталась одновременно заниматься двумя делами. Вот почему использовала беспроводную гарнитуру.

— На шоссе никого нет на ближайшие десять миль, — заметила она. — Не было никакой опасности лобового столкновения.

— Это не значит, что стоит ездить по середине дороги.

Лили посмотрела на его лицо, которое частично скрывала темнота. Свет же касался чисто выбритого подбородка, квадратной челюсти и рта, который выглядел впечатляюще от тени, пересекавшей изгиб верхней губы. Все остальное было спрятано в чернильной черноте ночи, но Лили вдруг стало ясно, что он не только молод, но и очень горяч. Настолько горяч, что будь она помоложе, ее сердце затрепетало бы. Но теперь Лили не чувствовала ничего, кроме желания добраться домой и надеть старую фланелевую пижаму. Вероятно, это должно было огорчать, но не огорчало.

— Вы сегодня что-нибудь пили?

— Только воду. — Лили улыбнулась, вспомнив, как в последний раз Нил подвозил ее домой из бара «Роад Килл».

— Я сказал что-то смешное?

И все те разы, когда она прибегала домой с вечеринок под утро, запрыгивая в постель в тот момент, когда мать вставала на работу.

— Да, — сказала Лили, начиная смеяться.

Вот только офицер ее не поддержал.

— Сейчас вернусь, — сказал он и направился с документами к своему автомобилю.

Лили откинула голову назад и закрыла окно. Помощник шерифа задерживал ее, и она подумала о сыне и ужине. Казалось, все, чего Пип хотел в эти дни, — пицца, но это же Пип. Если какая-то мысль застревала у него в голове, трудно было заставить его выбросить ее вон.

Пока Пиппен был послушным ребенком. Правда, ему всего лишь десять, но с Лили и Ронни Дарлингтоном в качестве родителей дурное поведение должно быть заложено в ДНК парня. Лили видела в сыне какое-то подобие агрессии, только когда тот занимался спортом. Он любил спорт, любой — даже боулинг. И всегда стремился к победе, что обычно было не так уж и плохо, но Пип слишком сильно стремился к победе. Он думал, что если добьется успехов в спорте, отец придет на его игры. В этой схеме имелось два пробела. Пип слишком быстро рос и с трудом мог ходить, не путаясь в собственных ногах. Он был неуклюжим и поэтому завсегдатаем скамейки запасных. Но даже если бы Пип стал лучшим во всем, Ронни был слишком эгоистичен, чтобы думать о футбольных или баскетбольных играх сына.

Стук в окно заставил Лили повернуть голову налево и нажать кнопку опускания стекол.

— Нашли какие-нибудь действующие ордеры на арест? — спросила она, зная ответ.

— Сегодня нет. — Офицер передал ей документы через окно. — Я остановил вас за невнимательное вождение, но штрафовать не буду.

Лили полагала, что должна что-то сказать.

— Спасибо, — догадалась она, — офицер..?

— Мэтьюс. Держитесь своей стороны дороги, Лили. Вам нужно быть рядом с сыном, чтобы вырастить его. — Повернувшись на каблуках, он направился обратно к своему автомобилю. Галька захрустела под подошвами его ботинок.

Он знает, что у нее есть сын? Лили тронула «джип» с места и выехала обратно на шоссе. Откуда? Эти сведения стали доступны, когда офицер проверял номера «джипа»? Узнал ли он ее вес? Лили посмотрела в зеркало заднего вида. Машина полицейского все еще была припаркована на обочине, но мигающие огни погасли. Как и большинство женщин, Лили заявляла свой вес на два килограмма меньше. На самом деле она не весила пятьдесят семь килограмм, но хотела. Казалось, что как только ей исполнилось тридцать пять, она набрала лишние два килограмма, от которых не могла избавиться. Конечно, наличие в доме десятилетнего мальчика, которому требовались сладости, не помогало.

Через несколько секунд Лили забыла об офицере Мэтьюсе. У нее имелись другие поводы для беспокойства, и десять минут спустя она нажала кнопку на пульте, прикрепленном в солнцезащитному козырьку, проехала мимо баскетбольной корзины, стоявшей рядом с подъездной дорожкой, и заехала в гараж. Лили была уверена, что Пиппен у бабушки, поглядывает в окно и будет дома, прежде чем она успеет поставить на стол свой пакет и сумку.

Как она и предвидела, Пиппен выкрикнул:

— Мам, — врываясь в дом с черного хода. — Бабушка сказала, что собирается прийти с еще одной порцией спагетти. — Он бросил рюкзак на кухонный стол. — Прячься.

Вот дерьмо.

Лили вытащила мобильник из сумочки.

— Привет, ма, — сказала она, как только Луэлла сняла трубку. — Пиппен сказал, ты принесешь спагетти.

Жалко, что я не знала, потому купила еду на вынос в «Пальчики оближешь».

— О, черт побери. Я же знаю, как ты любишь мои спагетти. — Лили понятия не имела, откуда у матери такая уверенность. — Я рассказывала тебе про нашего нового соседа?

Лили закатила глаза и расстегнула куртку. Почти годи дом слева был выставлен на продажу. Его купили всего несколько недель назад, и Лили удивилась, почему Луэлле понадобилось столько времени, чтобы представиться и узнать всю подноготную новых соседей.

— Это одинокий парень с кошкой по имени Розочка.

Мужчина с кошкой? По имени Розочка?

— Он гей?

— Не выглядит таковым, но ты же помнишь Милтона Фарли.

— Нет. — В любом случае Лили было все равно.

Что не останавливало Луэллу, когда та хотела чем-то поделиться.

— Он жил в Пондеросе и был женат на Бренде Джин. У них были те тощие маленькие дети с сопливыми носами. Несколько…

Закрыв рукой трубку, Лили прошептала сыну, который обнимал ее за талию:

— Я отправлюсь в ад за то, что ради тебя солгала бабушке.

Пиппен поднял голову от ее рубашки. Улыбнулся, демонстрируя полный рот брекетов с голубыми резинками. Иногда Пип был так похож на отца, что это разбивало Лили сердце. Золотистые волосы, карие глаза и длинные загибающиеся ресницы.

— Я люблю тебя, мам, — сказал он, согревая ей душу.

Лили с радостью отправилась бы в ад ради Пипа. Прошла бы сквозь огонь, убийства, воровство и ложь матери ради своего сына. Чтобы он вырос сильным, здоровым и отправился в Техасский механико-сельскохозяйственный университет.

Филип «Пиппен» Дарлингтон станет кем-нибудь. Кем-нибудь лучшим, чем его родители.

Пока мать щебетала о Милтоне Фарли и его тайном бойфренде в Одессе, Лили наклонилась и поцеловала сына в макушку. Почесала ему спинку через толстовку с логотипом Техасского университета, почувствовав, как Пип вздрогнул. Она не всегда была лучшей матерью на свете, но благодарила Бога за то, что никогда не лажала так, чтобы испортить сыну жизнь.

— …и ты просто узнаешь, что он дурил всех своим…

Лили закрыла глаза и вдохнула запах волос Пиппена. Она сделала все, чтобы сын, придя в школу, не стал выслушивать истории о своей странной маме. Потому что знала, каково это. И очень старалась, чтобы быть чертовски уверенной, что никогда не будет смущать его и что ему никогда не придется услышать, как другие дети зовут его маму Сумасшедшей Лили Дарлингтон.

 

ГЛАВА 2

По Ловетту, Техас, уже поползли серые тени, когда офицер Такер Мэтьюс завел свою «Тойоту-Тундра» в гараж и заглушил двигатель. Рассвести должно было только через полчаса, и температура воздуха застыла на отметке близкой к нулю.

Такер работал всего лишь третью неделю в офисе шерифа Поттер Каунти и только что вернулся с двенадцатичасовой ночной смены. Он взял с соседнего сиденья служебный «глок», небольшую спортивную сумку и, пройдя в кухню, поставил ее на стол и положил оружие рядом. Из кошачьего домика, стоявшего в гостиной, раздалось мяукание, и Розочка прибежала на кухню поприветствовать хозяина.

— Подожди, Розастер, — сказал он, снимая коричневую служебную куртку и вешая ее на крючок рядом с черным входом. Потом подошел к холодильнику.

Ветеринар утверждал, что молоко не очень полезно для Розочки, но она его любила. Такер налил немного в маленькую тарелочку на полу, пока угольно-черная кошка с розовым носом терлась о его ногу и мурчала, и почесал ей голову. Чуть менее года назад кошки даже не нравились ему. Он жил в Форте Блисс, готовился уйти в отставку после десяти лет службы и переехать к своей подружке Тиффани и ее кошке Розочке. Через две недели после того как они съехались, Тиффани исчезла, забрав гитару Такера «Гибсон Ле Пол» ручной работы и оставив ему свою кошку.

Встав, Такер прошел через кухню. В тот период у него было два выбора: снова пойти в армию или сделать что-то еще со своей жизнью. Он любил службу. Парни были его братьями. Офицеры — единственными настоящими отцами, которых он знал. Такер завербовался в восемнадцать, и армия стала его единственной семьей. Но пришло время двигаться дальше. Делать что-то еще, кроме как взрывать все вокруг и ловить пули. И нет ничего лучше пули в голове, чтобы заставить парня понять, заботит ли его собственная жизнь или нет. Пока не почувствовал, как кровь течет по лицу, Такер не думал, что именно для него важно. Казалось, что он не нужен никому, кроме как товарищам по оружию.

А потом он встретил Тиффани, и ему показалось, что она заботится о нем. Парни предупреждали, что его подруга — любительница военных, но Такер не слушал. Он встречал любительниц военных, пару раз плавал в целом бассейне из них, но Тиффани сумела обдурить его и заставила поверить, что заботится о нем, что хочет чего-то большего, чем солдата, который меняет дислокацию раз в месяц. Может быть, Такер хотел, чтобы его обдурили. Потом он догадался, что подругу больше интересовала его гитара. Сначала он был в ярости. Что за человек бросает котенка? Оставляет его неизвестно с кем? С парнем, у которого никогда не было ни единого животного и который понятия не имел, что с ними делать? Теперь же он считал, что Тиффани оказала ему услугу.

Так что предпринимает бывший армейский стрелок, ушедший в отставку? Конечно же, поступает в Академию шерифа в Эль-Пасо. Полугодовая тренировочная программа стала для Такера легкой прогулкой, он завершил ее с лучшими оценками на курсе, а когда закончился испытательный срок, подал заявление на место в Поттер Каунти и несколько месяцев назад переехал в Ловетт.

Солнце осветило задние дворы дома Такера и соседского. Он купил свой первый дом несколько недель назад. Свой собственный. Такеру было тридцать, и за исключением первых пяти лет жизни, когда он жил с бабушкой, это было первое жилище, которое по-настоящему принадлежало ему. Такер не был аутсайдером. Или скваттером. Это не было временным приютом, пока он не сорвется с места в поисках другого временного пристанища.

Он был дома. Чувствовал это до мозга костей и не знал почему. Он жил в разных частях страны, мира, но Ловетт, Техас, казался правильным местом с первой минуты.

Красный «джип» Лили Дарлингтон Такер узнал раньше, чем увидел номера. За последнюю неделю, с тех пор как переехал, он привык готовиться ко сну в то время, как она с сыном выезжала на машине с подъездной дорожки.

Прежде чем посветил фонариком в салон ее «джипа», Такер думал о своей соседке как о… матери-одиночке с длинными светлыми кудрями и стройной фигурой. Остановив ее, он узнал, что ей тридцать восемь, хотя выглядела миз Дарлингтон моложе и симпатичнее, чем ему представлялось после беглых взглядов на нее. И была явно недовольна, что офицер имел наглость задерживать ее. Хотя он привык к этому. Люди вообще не очень любили видеть мигающие огни в зеркале заднего вида.

Дома Такера и Лили разделял двор и невысокий белый забор, за которым виднелись окна ее кухни. Сегодня — суббота. Огни в соседском доме еще не горели, но Такер знал, что к десяти сынишка Лили будет на улице стучать баскетбольным мячом по подъездной дорожке и мешать ему спать.

После двух лет отставки сон все еще был чуток. Один легкий звук, и Такер просыпался, определяя его местоположение, источник и точную природу.

Розочка вылакала молоко и вслед за хозяином из кухни прошла в гостиную. Пульт лежал на кофейном столике, который Такер сделал из старой двери. Он шлифовал ее и покрывал лаком, пока та не стала гладкой, как шелк.

Такер любил работать руками. Любил брать старую деревяшку и превращать ее во что-то прекрасное. Взяв пульт, он включил большой телевизор на канале новостей. Розочка запрыгнула на диван рядом, когда Такер наклонился развязать шнурки ботинок. Низкое мурчание вибрировало в груди кошки, пока она протискивала свое маленькое черное тельце под локоть хозяина. Наблюдая за последними новостями из Афганистана на экране телевизора, он закончил развязывать один ботинок и принялся за другой. Изображение танков и военных в камуфляже вызвало воспоминания о возбуждении, жестокости и скуке. О выбивании дверей, выстрелах в сторону всего, что движется, и том, как выглядели умиравшие товарищи. Об адреналине, страхе, от которого сжималось горло, и крови.

Розочка боднула макушкой его в подбородок, и Такер повернул голову, чтобы не задеть кошку. То, что он видел и делал в армии, совершенно точно повлияло на него. Изменило, но не так, как некоторых парней из тех, что он знал. Возможно, потому что Такер получил свою долю травм и стрессов еще до того, как завербоваться. К восемнадцати он научился профессионально справляться с тем, что подкидывала ему жизнь. И знал, как запереть это на замок и позволить катиться куда подальше.

Офицер Мэтьюс не получил в армии посттравматический синдром, как некоторые парни. О, конечно, Такер был нервным и на грани, но через несколько месяцев сумел приспособиться к жизни на гражданке. Возможно, потому что вся его жизнь была одним сплошным приспособлением.

Хотя теперь уже нет.

— Боже, Роз.

Мурчание и бодание кошки стали такими раздражающими, что он поднял ее и посадил на диван рядом с собой. Конечно, она не осталась на месте и свернулась клубочком у хозяина на колене. Вздохнув, Такер почесал ей спинку. Каким-то образом он позволил трехкилограммовой черной кошке с розовым носом взять под контроль всю его жизнь. Такер не знал точно, когда это случилось. Привык думать, что кошек заводят старушки, страшные девицы или геи. Тот факт, что у офицера Мэтьюса был построенный собственными руками кошачий домик размером в пять квадратных футов и кладовка, забитая кошачьей едой, успешно посылал все предрассудки к черту. Такер не был старушкой или страшным, или геем. Хотя он знал меру в покупке кошачьих принадлежностей.

Оставшись лишь в форменных брюках и термобелье, которое надевал под рабочую рубашку, Такер сделал себе солидный завтрак из бекона, яиц и сока. А когда мыл тарелки, то услышал первый стук баскетбольного мяча соседского мальчишки. Восемь тридцать. Парень появился раньше, чем обычно. Такер выглянул в окно, которое выходило на подъездную дорожку соседнего дома. Светлые волосы парнишки стояли на затылке торчком. На нем была серебристая парка «Даллас Ковбой» и красные спортивные штаны.

Когда Такер работал в ночную, то предпочитал ложиться спать до десяти и вставать к четырем. Он мог бы воткнуть беруши, но не хотел этого делать: ему не нравилась мысль, что во время сна один из его органов чувств будет заблокирован. Такер натянул кроссовки и серую толстовку с капюшоном. Может, если они с пацаном поговорят, то смогут что-то придумать.

Нажав на пульт и открыв гаражную дверь, он вышел на подъездную дорожку. Промозглый утренний воздух холодил руки, дыхание облачком зависало у лица. Такер направился к мальчику по полоске подмерзшей травы, пока в ушах звучало размеренное бум-бум-бум и звук удара мяча о баскетбольный щит.

— Эй, приятель, — сказал Такер, останавливаясь на участке соседки. — Холодновато, чтобы играть в такую рань.

— Я должен стать лучшим. — Белый пар от дыхания струился позади, пока парень пытался забить двухочковый и промахивался. Мяч ударился о кольцо, и мальчишка поймал его, прежде чем тот упал на землю. — Я стану лучшим в школе.

Такер засунул руки в карманы толстовки.

— Ты отморозишь себе яйца, малыш.

Замерев, мальчик поднял на него взгляд. Ясные карие глаза расширились, и парнишка засунул мяч под рукав своей объемной куртки.

— Правда?

— Нет. Неправда. Такер пожал плечами.

— Я бы не стал рисковать. Я бы подождал часов до трех или четырех, чтобы воздух прогрелся.

Парнишка попробовал сделать бросок в прыжке, и мяч снова прошелся по кольцу.

— Не могу. Сегодня выходной. И я должен тренироваться так много, как смогу.

Дерьмо. Когда мяч подкатился к ноге, Такер, наклонившись, поднял его. Он полагал, что мог бы пригрозить пацану каким-то штрафом или испугать арестом. Но не верил в пустые угрозы и применение силы против слабого. Он знал, каково это. А слова о том, что малыш отморозит яйца, не считались. Это и в самом деле могло случиться на равнинах Техаса. Особенно в ветреный день.

— Как тебя зовут?

— Филипп Дарлингтон, но все зовут меня Пиппен.

Такер протянул свободную руку:

— Такер Мэтьюс. Сколько тебе лет, Пиппен?

— Десять.

Такер не был экспертом, но мальчик казался слишком высоким для своего возраста.

— Моя бабушка сказала, что ты назвал свою кошку Розочка. Странное имя.

И это говорит ребенок по имени Пиппен? Такер несколько раз ударил мячом о землю.

— Кто твоя бабушка?

— Луэлла Брукс. Она живет напротив нас. — Он указал большим пальцем себе за спину.

А. Пожилая леди, которая безостановочно болтала и принесла ореховый пирог.

— У нас проблема.

— Правда? — Пиппен шмыгнул красным носом и вытер его тыльной стороной ладони.

— Да. Мне нужно поспать, а твой мяч заставляет меня просыпаться.

— Накройся подушкой. — Он склонил голову набок. — Или можешь включить телевизор. Моя мама иногда спит с включенным телевизором.

Ни то ни другое не подходило.

— У меня есть идея получше. Давай сыграем в Л-О-Ш-А-Д-Ь. Если я выиграю, ты подождешь до трех часов. Если ты — я накроюсь подушкой.

Филипп покачал головой:

— Ты взрослый. Это нечестно.

Черт.

— Я дам тебе фору в первые три буквы.

Пацан посмотрел на свои пальцы, считая.

— И мне останется сделать только три броска?

— Ага. — Такер совсем не беспокоился. Он наблюдал за Пиппеном пару дней: тот играл отстойно. Такер бросил мальчишке мяч. — Я даже разрешу тебе начать первым.

— Ладно.

Пиппен поймал мяч и подошел к невидимой линии свободного броска. Дыхание облачком пара повисло перед его лицом, глаза сузились, он несколько раз набил мяч перед собой. Встал в неловкую для броска позицию, прицелился и промазал. Мяч пролетел мимо щитка, и Такер постарался не улыбаться, пока бежал к собственной подъездной дорожке, чтобы вернуть его. Он привел мяч назад и забросил двухочковый с левой руки.

— Это «Л», — сказал он, кидая мяч Пиппену. Тот попытал удачи в двухочковом и промахнулся.

Такер сделал бросок в прыжке.

— «О».

— Ого. — Пиппен потряс головой. — А ты хорош.

Такер много играл в баскетбол в свободное время в армии и сейчас ничуть не смущался тем, что кольцо у пацана висело ниже, чем надо, и не было никакой защиты.

Мальчишка подошел к точке, где стоял Такер. Глаза Пиппена снова сузились, он набил мяч перед собой, встал в позицию для броска и… Такер вздохнул.

— Держи локти прямо, — услышал он свой поучающий голос. Боже, Такер не мог поверить, что дает пацану указания. Он даже не был уверен, что ему нравятся дети, и никогда не был рядом с ними с тех пор, как сам был ребенком и нравился большинству детей. Лирическое отступление.

Пиппен держал мяч прямо перед своим лицом, локти торчали в сторону корзины.

— Нет. — Такер подошел сзади, заставил опустить мяч на пару сантиметров и поставил холодные руки Пиппена в правильное положение. — Держи мяч вот так, согни колени и кидай.

— Пиппен!

И Такер, и мальчишка одновременно повернулись кругом. За их спинами стояла Лили Дарлингтон, закутанная в красное шерстяное пальто и в белых тапочках в виде кроликов. Резкий утренний свет запутался в ее светлых волосах, намотанных на большие, размером с Техас, бигуди. Холодный воздух застрял в легких Такера, а щеки Лили заставил окраситься розовым. Она была симпатичной, хоть ее ледяной голубой взгляд и угрожал порвать незнакомца на мелкие клочки. Она смотрела на него, разговаривая со своим ребенком.

— Я дважды позвала тебя.

— Прости. — Пиппен принялся набивать мяч. — Я отрабатывал броски.

— Иди завтракай. Вафли остывают.

— Мне нужно тренироваться.

— Баскетбольный сезон закончился до следующего года.

— Вот почему я должен тренироваться. Чтобы стать лучшим.

— Ты должен пойти поесть. Прямо сейчас.

Пиппен страдальчески вздохнул и бросил мяч Такеру.

— Можешь поиграть, если хочешь.

Тот не хотел, но мяч поймал.

— Спасибо. Увидимся, Пиппен.

Когда мальчишка проносился мимо матери, та протянула руку и поймала его. Крепко обняла и поцеловала в макушку.

— Тебе не нужно быть лучшим во всем, Пип. — Она чуть отстранилась и посмотрела ему в глаза. — Я люблю тебя сильнее, чем солнце и звезды.

— Я знаю.

— Во веки веков. Всегда. — Лили обхватила ладонями его щеки. — Ты хороший мальчик, — улыбнулась, глядя на его обращенное вверх лицо, — с грязными руками. Помой их, когда зайдешь в дом.

Такер смотрел, как ее узкие ладони касаются щек и висков сына, обхватывают его уши. Ногти у нее были красными, а кожа выглядела мягкой. Тонкие голубые вены расчерчивали запястья и исчезали под манжетами красного пальто. Холодный воздух заставлял легкие Такера гореть огнем.

— Иди в дом или отморозишь себе уши.

— Яйца.

Ой.

— Что?

— Я отморожу себе яйца. — Пиппен обернулся и засмеялся: — Такер сказал, что здесь так холодно, что я отморожу себе яйца.

Лили посмотрела в глаза Такеру, подняв бровь.

— Прелестно. — Она провела пальцами по коротким волосам сына. — Иди ешь, пока твои вафли не стали такими же холодными, как твои… уши. — Тот убежал, и Лили сложила руки на груди. Бигуди в волосах должны были заставлять выглядеть ее нелепо. Но это было не так. Они заставляли Такера хотеть увидеть, как она будет снимать их. Это было глупо, и он стал набивать мяч вместо того, чтобы думать о ее волосах. — Вы, должно быть, новый сосед.

— Такер Мэтьюс. — Он засунул мяч под мышку и протянул руку.

В течение нескольких ударов сердца соседка смотрела на нее, потом пожала. Кожа Лили оказалась такой же мягкой, какой была на вид. Такер задумался, как бы ощущалась ее ладонь на его щеке. А затем задумался, почему вообще задумывается об этом.

— Лили Дарлингтон. — Ее голубые глаза смотрели в его, и она, очевидно, не узнала Такера по прошлому вечеру. Лили засунула руку в карман. — Я уверена, вы милый человек, но я очень осторожна и не подпускаю мужчин к своему сыну.

Такер считал, что это мудрое решение.

— Вы беспокоитесь, что я причиню вред вашему ребенку?

Она покачала головой:

— Не беспокоюсь. Просто предупреждаю, что я защищаю Пипа.

Тогда, возможно, ей не следовало называть его Пипом, потому что такое имя — гарантия драк. Хотя… это же Техас. Правила для имен в Техасе отличались от правил в оставшейся части страны. И парень по имени Гуппи не обязательно выбьет всю дурь из Пипа.

— Я не причиню вреда вашему ребенку. — Такер скрестил руки на груди и качнулся на пятках.

— Просто чтобы не было недоразумений: если вы хотя бы подумаете о том, чтобы тронуть хоть один волосок на его голове, я убью вас и сна из-за этого не потеряю.

По какой-то извращенной причине после этой угрозы Лили понравилась Такеру.

— Вы меня даже не знаете.

— Я знаю, что вы играете в баскетбол с десятилетним мальчиком в девять утра, — сказала она, и ее голос был полон предупреждения. — Сейчас примерно тридцать два градуса, и вы говорите об отморожении яиц с моим сыном. Это не совсем нормальное поведение для взрослого мужчины.

Поскольку Лили явно была не замужем, Такер задумался, знает ли она хоть что-то о нормальном поведении взрослого мужчины.

— Я играю в баскетбол и отмораживаю свои яйца, чтобы немного поспать. Я только что пришел с работы, а баскетбол вашего ребенка будит меня. Я решил, что если мы сыграем в Л-О-Ш-А-Д-Ь, Пип даст мне передышку. — Это было достаточно близко к правде.

Лили моргнула.

— О. — Она склонила голову набок и нахмурилась, как будто внезапно попыталась вспомнить его. — Вы работаете в ночную смену на мясокомбинате? Я работала там несколько недель пять лет назад.

— Нет. — Он несколько раз стукнул мячом о землю и подождал.

— Хм. — Складка меж ее бровей разгладилась, и Лили повернулась, чтобы уйти. — Мне надо проверить Пипа. Была рада познакомиться, мистер Мэтьюс.

— Мы встречались вчера вечером. — Она повернулась обратно и снова нахмурилась. — Я остановил вас за невнимательное вождение.

Рот у нее приоткрылся.

— Это были вы?

— Ага. — Он кивнул. — Вы отстойный водитель, Лили.

— Вы — шериф.

— Помощник.

— Это объясняет ваши трагичные штаны.

Такер опустил взгляд на свои темно-коричневые брюки с бежевыми полосками по бокам.

— Вы разве не считаете их горячими?

Лили тряхнула головой:

— Простите?

Он бросил ей мяч, и она поймала.

— Скажите Пиппену, что если завтра утром он даст мне поспать, то около четырех я научу его попадать в корзину.

— Скажу.

— Вы не боитесь, что я извращенец?

— Пиппен знает, что ему запрещено покидать двор, не предупредив меня или бабушку. — Она пожала плечами. — А вы уже знаете, что у меня есть лицензия на скрытое ношение оружия. И девятимиллиметровая «беретта». — Лили засунула мяч под мышку. — Просто к сведению.

— Прекрасно. — Такер умудрился не засмеяться. — Но вы хвастаетесь или угрожаете офицеру?

— От отца Пиппена немного толка. Я все, что есть у моего сына, и это моя работа — быть уверенной, что он в безопасности и счастлив.

— Ему повезло с вами.

— Это мне повезло с ним.

Такер посмотрел, как она уходит, затем повернулся и пошел к себе. Только один человек за всю его жизнь заботился о его безопасности. Бабушка Бетти. Если хорошенько постараться, Такер мог вспомнить прикосновение ее нежной руки к своей голове и спине. Но Бетти умерла через три дня после того, как внуку исполнилось пять.

Он зашел в кухню и стянул толстовку через голову. Мать бросила его, когда он был совсем малышом, и у него не осталось никаких воспоминаний о ней. Только фотографии. Кто его отец, Такер не знал и сомневался, что и мать знала. Она, в конечном счете, убила себя коктейлем из наркотиков, когда сыну было три. Ребенком он думал о ней, думал, какой бы была его жизнь, если бы мать не сидела на игле. Став взрослым, он чувствовал лишь отвращение к женщине, которую больше заботили наркотики, чем собственный сын.

По дороге в спальню Такер выключил новости и снял обувь. После смерти Бетти его отправили к тетушкам, которые не хотели заботиться о нем, и к десяти годам он снова вернулся в штат Мичиган и попал в систему опеки.

Сняв брюки, Такер бросил их в корзину, которую использовал для сухой чистки. Никто не хотел усыновлять десятилетку с его историей и плохим поведением. С десяти до шестнадцати лет он большую часть времени провел, убегая и возвращаясь в детские дома и в судах по делам несовершеннолетних, что в итоге поместили его в реабилитационный центр, которым управлял ветеран Вьетнама в отставке. Элиас Пирс был по-настоящему суровым мужиком с жесткими правилами. Но справедливым. Когда Такер в первый раз нахамил, Элиас выдал ему старое кресло с плетеной спинкой и наждачку.

— Сделай его гладким, как попка младенца, — рявкнул он.

Такеру понадобилась неделя, но после ежедневной работы по дому он шлифовал кресло, пока оно не стало гладким как шелк. А после кресла взялся за книжный шкаф и маленький стол.

Такер не сказал бы, что они с Элиасом Пирсом были близки, как сын с отцом, но ветеран изменил жизнь своего подопечного и никогда не относился к нему как к брошенному ребенку. Элиас заставил его использовать подавляемую злость и агрессию во благо.

Такеру не нравилось говорить о прошлом — не нравилось говорить о своей жизни. В обычной беседе, когда кто-то спрашивал об этом, он просто отвечал, что у него нет семьи, и менял тему.

Он подумал о Лили Дарлингтон и о том, как она касалась Пипа. Как смотрела в глаза сыну и трогала за щеки, и говорила, что любит его сильнее, чем звезды. Такер был уверен, что бабушка любила его, но он также был уверен, что она никогда не угрожала надрать задницу ради него. Ему приходилось драться за себя самому. Ему всегда приходилось самому заботиться о себе.

Теперь он был мужчиной — тридцатилетним — и стал тем, кем стал, благодаря тому, что пережил. Такер знал многих парней, которые вернулись из Ирака или Афганистана и с трудом могли приспособиться к жизни вне армии. Но не он. По крайней мере, не в такой степени. Такер давным-давно научился разбираться с дерьмом, которое сваливалось на него. Справляться с травмой и оставлять ее позади. О, у него имелись очень мрачные воспоминания, но он не жил с ними. Он с ними разбирался. И двигался дальше.

Раздевшись до серых боксеров, Такер лег в кровать. Все, что у него было, он заработал. Никто не дал ему ничего, и он был самодостаточным мужчиной.

Такер заснул через несколько минут после того, как его голова коснулась подушки, и в какой-то момент, когда ему было тепло и уютно, в быстрой фазе сна, в его сновидения вторглась Лили Дарлингтон. На ней было что-то красное и шелковое, и она трогала лицо и шею Такера. Смотрела ему в глаза и улыбалась, поглаживая его щеку.

— Ты замерз, Такер, — сказала она. — Надо тебя согреть.

Сон начался мило и невинно, но быстро стал жарким и грязным. Ее руки скользили по груди Такера, пока она прижималась губами к его шее, и те слова, что Лили шептала ему в кожу, меньше всего казались невинными.

— Хочу тебя, — говорила она, пока ее ладонь двигалась по его груди, вниз к животу, затем снова вверх. — А ты хочешь меня? — Ее прикосновения были медленными и нежными, будоражившими, скользившими вверх и вниз, сводившими Такера с ума.

— Да, Господи, да. — Он запутался пальцами в ее волосах, сжимая пряди в кулаке, а она целовала его в шею и медленно опускала горячую ладонь ниже… ниже по животу, пока ногтями не царапнула кожу Такера прямо над поясом боксеров.

Ее пальцы скользнули под пояс, и она обхватила своей нежной теплой ладонью каменно-твердый член.

— Ты хороший мальчик с грязными руками.

Сердце грохотало у Такера в груди, когда он толкнул Лили к стене и вошел в нее. Первобытный голод и ярость. Во сне Лили нравилась каждая секунда этого. Она встречала каждый жесткий толчок твердого члена с ненасытной алчностью, вжимаясь бедрами в бедра Такера, моля о большем и выстанывая его имя.

— Такер! — вскрикнула она у него в голове, и Такер открыл глаза. Он сидел на кровати, судорожно втягивая воздух в легкие, в ушах грохотал пульс.

Серебристый свет просачивался сквозь плотные шторы и полосами расчерчивал темную комнату. Звук тяжелого дыхания наполнял пространство вокруг. Такеру только что приснился дикий сексуальный сон про Лили Дарлингтон. Очевидно, слишком много времени без секса свело Такера с ума. Он не знает ее. Она мать-одиночка. Он чувствовал себя извращенцем.

Извращенцем, которому нужно с кем-то переспать, прежде чем он снова лишится разума.

 

ГЛАВА 3

В воскресенье примерно в четыре пополудни в дверь Лили постучал верный своему слову помощник шерифа Такер Мэтьюс. Она открыла и застыла в ошеломленном молчании, как будто получила удар по голове.

— Пиппен дома?

Под мышкой сосед держал новый баскетбольный мяч, серебристые «авиаторы» скрывали глаза — глаза теплого карего оттенка, от которых лучиками разбегались морщинки, когда офицеру Мэтьюсу было весело. Например, вчера утром. Когда Лили пообещала пристрелить его.

Она была потрясена тем, что Такер сдержал свое слово, и смогла выдавить лишь:

— А-а-а-а-а, да.

И конечно, потрясение Лили не имело ничего общего с тем, как хорошо он выглядел. Она же видела его вчера и знала, что сосед симпатичный. Шрам прорезал его лоб от середины правой брови до коротких темных волос. Что, вкупе с жесткими, мужественными чертами, не позволяло назвать Такера смазливым мальчиком, но было достаточно интригующим, чтобы в голове у любой девушки появились грязные мысли о персональном досмотре. Почему же сегодня Лили чувствовала себя такой ошеломленной? На соседе была та же отвратительная серая армейская толстовка, что и вчера, с обтрепанными рукавами и порванным воротом — и он выглядел так, будто только что вылез из постели.

— Я говорил, что приду.

Ростом Лили была сто семьдесят два сантиметра, и она заметила, что офицер Мэтьюс всего на несколько сантиметров выше ее, возможно, чуть больше метра восьмидесяти. Но недостаток роста он компенсировал чистой, неразбавленной сексуальностью. Настолько жаркой, что та зажигала маленькие костры в желудке Лили и подгоняла ее пульс. Она придержала для офицера Мэтьюса дверь и снова сильно удивила сама себя, задумавшись, как бы он выглядел, если сорвать с него эту ужасную толстовку и приковать его запястья к чему-нибудь.

— Заходите, я приведу Пипа.

Вместо этого сосед сделал шаг назад. Глаз Такера не было видно, но по его шее к щекам поползла краска, как будто он прочел мысли Лили.

— Скажите ему, что я буду на подъездной дорожке, разогреваться, — велел он и повернулся, чтобы уйти.

Очевидно, неприличные мысли были написаны у Лили на лице и испугали его. Ее они тоже испугали.

— Пиппен, — крикнула она через плечо. — К тебе пришел помощник шерифа Мэтьюс.

Тот остановился, сделав несколько шагов, и, обернувшись, посмотрел на нее:

— Можете называть меня Такер.

Нет. Не может. Этому парню, наверное, лет двадцать пять, а она думаете о нем полуобнаженном и прикованным к спинке кровати. Что заставляло Лили чувствовать себя немного извращенкой. Хотя, если быть честной с собой, раньше у нее на пороге никогда не стоял настолько привлекательный парень. Даже когда ей было двадцать пять. Даже этот ублюдок Ронни, за которого она вышла замуж. А Ронни, хоть ей и не хотелось этого признавать, был чертовски привлекательным.

— Иду! — крикнул Пиппен, пробегая мимо матери и надевая на ходу куртку.

Лили закрыла за собой дверь и прислонилась к ней спиной. Что ж, все это странно и непонятно. Вчера все было нормально. Она видела Такера, видела, что он выглядит, скорее, как фальшивый полицейский из журнала «Плэйгерл», чем настоящий. Признавала его красоту, думала о персональном обыске и умудрялась говорить, как интеллигентная женщина. По крайней мере, сегодня она без бигуди и с подкрашенным лицом.

Волосы Лили собрала в «хвост», надела белый свитер из толстой пряжи, джинсы и кожаный плетеный ремень на бедрах. Если бы она знала, что на пороге появится гость, то распустила бы волосы и накрасила губы помадой.

Оттолкнувшись от двери, Лили прошла через гостиную к дивану. На дубовом кофейном столике и спинке красного дивана лежали маленькие сине-зеленые коробочки с логотипом салона Лили, вытесненным белым цветом в центре каждой. Несколько упаковок с сине-зелеными и белыми пакетами и коробочки с продуктами для ухода за кожей и волосами лежало на диванных подушках. Отодвинув пакеты в сторону, Лили села.

Такер Мэтьюс не был гостем. Он был соседом, который играет с Пиппеном в баскетбол после обеда, чтобы поспать с утра. Он дал слово и сдержал его, чего нельзя было сказать об отце Пипа, который не обращал внимания на такие скучные вещи, как судебные повестки, посещения и верность данному слову. У Ронни было свое собственное понятие о времени, которое обычно зависело от трусиков последней шлюхи, с которой он путался.

Вчера, когда Лили вышла на улицу и увидела, как на их подъездной дорожке незнакомец играет в мяч с ее сыном, она немного испугалась. Сегодня же не была уверена, что чувствует. Пип так отчаянно хотел отца. Ему нравилось любое мужское внимание, и сын будет разбит, когда помощник шерифа устанет играть, заберет свой мяч и отправится домой в поисках лучшего.

Встав с дивана, Лили прошла в свою сверкающую белую кухню с желтыми шкафами. Она разберется, когда это случится. Господь — свидетель, Пиппену хотя бы на несколько часов нужно немного тестостерона в окружении. Большую часть времени он проводил с бабушкой и Лили. Иногда встречался с мужем ее сестры Джеком и их сыном Натаном, когда тот приезжал домой из колледжа. У Дейзи с Джеком была дочка шести лет и еще одна на подходе.

Лили подошла к раковине и, потянувшись так далеко, как смогла, прильнула к окну. Она отодвинула бамбук, цветочный горшок и занавеску с маргаритками. Но смогла увидеть только узкую полоску подъездной дорожки и баскетбольное кольцо. Мяч ударился о щиток и отскочил.

Лили ясно слышала размеренные удары, затем увидела мяч, который летел куда угодно, но не в корзину. Бросок явно сделал Пип, который еще не привык к своему росту.

Лежавший на столешнице мобильник зазвонил, и Лили посмотрела на дисплей. Ронни. Великолепно. Он, вероятно, звонит сказать, что не сможет забрать Пиппена в следующие выходные.

— Если ты собираешься вывести меня из себя, лучше не звони, — сказала она в трубку.

— Ха-ха-ха, — рассмеялся Ронни тем глупым смехом, который раньше казался Лили крутым, а сейчас походил на скрип ножом по стеклу. — Мне нужно поговорить с Пипом.

— Нет, если ты собираешься отказаться от своего обещания по поводу следующих выходных, то не нужно.

— Я не собираюсь отказываться. Просто подумал, что он, возможно, захочет увидеть моих родителей в Одессе, вот и все.

Пип не видел дедушку с бабушкой примерно год.

— Серьезно?

— Ага.

Ронни — паразит. Это точно. Но Пиппен думал, что солнце встает из задницы этого крысеныша и садится туда же. Лили могла стоять на голове и жонглировать кексами, чтобы сделать сына счастливым, а его папочке нужно было лишь подъехать на своем ужасном пикапе, чтобы Пип оказался на седьмом небе.

— Я уверена, ему понравится, — сказала Лили, подходя к гаражной двери и нажимая кнопку на стене. — И лучше бы тебе не отказываться от своих слов.

— Я не отказываюсь от своих слов.

— Именно это ты говорил, когда в последний раз отказался. — Дверь поднялась, и Лили, пригнувшись, вышла на подъездную дорожку. Сын и помощник шерифа стояли около воображаемой линии броска. — Если ты так поступишь, это будет последний раз, Ронни.

— Он мой сын.

— Ага. Вот и постарайся помнить об этом постоянно. — Холодный воздух тронул лицо и шею Лили, каблуки ее ботинок застучали по бетону. — Пип. Твой папа звонит. — Она передала телефон сыну, глядя, как его маленькое личико засветилось от радости.

— Такер выигрывает, — сказал, забирая трубку, Пип, возбужденный, как обезьянка, попавшая на ореховую ферму. — Еще один бросок, и я — труп.

Лили посмотрела на мужчину, что стоял посреди подъездной дорожки и медленно набивал мяч.

Солнечные лучи отражались от линз его очков и сверкали в густых каштановых волосах.

— Я тебя прикрою, — сказала она сыну и сделала несколько шагов, чтобы оказаться перед офицером.

— Что вы делаете?

— Убеждаюсь, что вы не забьете, пока Пип разговаривает по телефону. — Она подняла руки над головой, чтобы стать повыше.

— Мы играем в Л-О-Ш-А-Д-Ь.

Лили смутно помнила эту игру с уроков грамматики в школе. Смысл был в том, что выигрывал участник, который первым произнесет по буквам это слово. Лили никогда не играла. Поскольку она была из Техаса и девушкой, то играла в волейбол. И была отвратительной нападающей.

— В этой игре нет защиты.

Лили опустила руки:

— Что?

Он повторил снова, только на этот раз очень медленно:

— В… этой… игре… нет … защиты.

Лили все еще не совсем понимала, что сосед имеет в виду.

— Вы издеваетесь?

Он несколько раз ударил мячом о землю и подошел на несколько сантиметров ближе. Достаточно близко, чтобы ей пришлось запрокинуть голову, смотря на него.

Достаточно близко, чтобы Лили могла почувствовать запах свежего пота и чистого техасского воздуха.

— Нет. Вы же сказали, что я быстро говорю.

— Разве? — Она сглотнула и почувствовала внезапное желание сделать шаг назад. Назад на безопасное расстояние. — Когда?

— Когда я вас остановил.

Лили не помнила, чтобы говорила такое, но это было правдой.

— Откуда вы, помощник?

— Родился в Детройте.

— Далековато забрались.

— В последние одиннадцать лет я жил в Форте Блисс, потом в Эль-Пасо и Хьюстоне.

— Служили?

— Старший сержант, второй батальон, третья полевая артиллерия.

Он служил в армии, а теперь пришел в полицию?

— Как долго вы служили?

— Десять лет. — Он медленно набивал мяч. — Если хотите, можем сыграть один на один. — Десять лет? Тогда он старше, чем выглядит. — Или один на одну. — Темная бровь приподнялась, а голос помощника шерифа стал чуть ниже и грубее. — Хотите немного поиграть один на одну, Лили?

Лили моргнула. Она не совсем понимала, что он имеет в виду. Шутит или говорит серьезно, или это такая игра, или что-то из баскетбола?

— Мне придется попотеть? — Она не любила потеть в хорошей одежде.

— Получится не очень хорошо, если хотя бы один из нас не вспотеет.

Ладно, теперь Лили была точно уверена, что он говорит не о баскетболе. Она оглянулась на Пиппена, который стоял на краю дорожки и слушал отца. Затем снова посмотрела на Такера, на свое отражение в его очках. Если она хоть чуть-чуть наклонится, то сможет прижаться лицом к его шее, как раз над разорванным воротником толстовки. Где кожа будет прохладной и пахнуть теплым мужчиной.

— Вы покраснели.

В стеклах очков Лили видела, как краска ползет по ее щекам. Чувствовала, как жаром заливает грудь. Помощник шерифа был молодым и привлекательным, а Лили не привыкла, чтобы мужчины флиртовали с ней. По крайней мере те, кого она знала большую часть жизни.

— Вы ко мне подкатываете?

— Если вы задаете этот вопрос, значит, все идет не так гладко, как я думал.

Он подкатывает к ней!

— Но я намного старше вас, — выпалила Лили.

— Восемь лет не так уж и много.

Восемь лет. Он знает ее возраст. Без сомнения, из водительских прав. Лили так смутилась, что едва могла произвести простые подсчеты. Ему тридцать. Молодой, но не настолько, насколько думала Лили. Не настольно, чтобы считать мысли о нем в роли фальшивого копа из «Плейгерл» извращенными. Ну, не очень извращенными. В любом случае, это незаконно.

— У вас очень красные щеки.

— Здесь холодно. — Она повернулась было к дому, но Такер положил ладонь ей на руку, останавливая. Лили посмотрела вниз на его длинные пальцы на своем белом свитере. Скользнула взглядом вверх по потертому манжету, руке и плечу к колючей щетине на квадратном подбородке. Губы Такера очень хорошо ощущались бы на ее коже.

— О чем вы думаете, Лили?

Она посмотрела в зеркальные очки:

— Ни о чем.

С его губ слетел низкий смешок:

— Значит, мы с вами на одной волне.

Во второй раз меньше чем за час помощник шерифа Такер Мэтьюс поверг Лили в ошеломленное молчание.

— Ма-а-а-ам! — крикнул Пиппен, подбегая к ней. — Мы с папой едем в Одессу в следующие выходные к бабушке и дедушке.

Лили отвела взгляд от лица Такера.

— Я знаю, милый. — Она забрала у сына телефон. — Соберем тебе с собой побольше еды.

Пиппен повернулся к помощнику шерифа:

— Мой бросок?

Тот покачал головой.

— Прости, мне надо принять душ перед работой. — Его губы изогнулись в легкой улыбке. — Я вспотел.

— А я нет, — сказал Пиппен. — Я не потею. Слишком маленький. Мама тоже не потеет.

Брови Такера поднялись над золотистой оправой солнечных очков.

— Позор-то какой. Ей надо что-то с этим делать.

Брови Лили сошлись в одну линию, а рот приоткрылся. Он что, флиртует с ней в присутствии ее сына? А она так давно этим не занималась, что не понимает?

Засмеявшись, Такер опустил взгляд на мальчика, стоявшего перед ним.

— Но завтра и во вторник у меня выходные. Тогда и закончим.

— Ладно.

Помощник шерифа переложил мяч из одной руки в другую:

— Увидимся, Лили.

Она ни за что не будет называть его Такером. Может, он и не так молод, как ей показалось сначала, но все-таки молод. И горяч. И возмутительно флиртует. Он опасен для матери-одиночки в маленьком городке. Огромная обжигающе-горячая опасность для женщины, которая, наконец-то, справилась со своей дикой репутацией.

— Помощник шерифа Мэтьюс.

* * *

Такер потянулся и покрутил головой из стороны в сторону. В Амарильо было 8.00, и он только что закончил всю бумажную работу, накопившуюся с прошлой ночи. Он провел два ареста за вождение в нетрезвом состоянии, выписал три штрафа за нарушение правил дорожного движения и ответил на вызов с кодом 10-91Б в Ловетте. Шумное животное, о котором шла речь, оказалось толстым чихуахуа по имени Гектор. Пожилая хозяйка собаки Вельма Паттерсон плакала и обещала, что малыш будет молчать, и Такер отпустил ее, сделав устное предупреждение.

— Вам звонила та ужасная Нельма Баттерсфорд. Ведь так? — прорыдала мисс Паттерсон в скомканный платочек.

— Я точно не знаю, — ответил Такер.

Он поднялся из-за стола. Вот что ему нравилось в округе Поттер: здесь мало чего случалось в воскресные ночи, — не то что в округе Харрис, — неспешный темп, который давал время разобраться с бумагами.

Нет, происшествий было не так чтобы много, и Такеру это нравилось. Он видел слишком много… всего в Ираке и Афганистане. И позже, когда работал в управлении в Хьюстоне. Здесь же происходило достаточно, чтобы Такер не скучал, но не так много, чтобы он не мог спать ночами.

По крайней мере, пока. Но все может измениться. Плохое иногда случается, и его работа — справляться с ним. Сколько Такер себя помнил, он справлялся с плохим. Он знал, как выживать, когда вокруг сплошное дерьмо.

Пройдя в раздевалку, Такер открыл шкафчик со своим именем, написанным на куске тканевого лейкопластыря. Расстегнул бежево-коричневую форменную рубашку и потянул липучку на плечах и по бокам. Жилет весил немногим более десяти фунтов. Не сравнить с бронежилетом, который Такер носил в армии. Он положил его в шкафчик и застегнул рубашку поверх черной майки.

— Эй, Мэтьюс, — окликнул его помощник шерифа Нил Фледжел, заходя в раздевалку. — Слышал о коде 10–32 на озере Мередит?

Такер слышал вызов по рации.

— Ага. Что за идиоты полезли на озеро ночью?

Фледжел открыл свой шкафчик и принялся расстегивать рубашку.

— Два дурня рыбачили в протекающей десятифутовой алюминиевой лодке, никаких спасательных жилетов и холодильник, полный «Лоун стар».

Из переговоров по рации Такер узнал, что они нашли одно тело у берега. В раздевалку зашел другой помощник — Марти Дингус, и они с Нилом начали трепаться как старые соратники. Братья. У Такера было много соратников. Братьев по оружию. Некоторых он стойко ненавидел, но умер бы за них. В этом отношении управление шерифа было похоже на армию. Оба помощника вели себя как старожилы. Такер был новичком в округе Поттер. И он бывал в таком положении раньше, знал, как приспосабливаться и сосуществовать на благо общего дела. Он предвкушал знакомство с другими помощниками здесь, в своем новом доме.

— Как тебе в округе Поттер? — спросил Марти. — Здесь не так жарко, как в округе Харрис.

Такер достал куртку из шкафчика. Марти говорил не о температуре.

— Это мне и нравится. — Он провел достаточно времени в «жарких» местах, чтобы хватило на всю жизнь.

Нил снял жилет.

— Ты уже нашел, где жить?

Кивнув, Такер закрыл шкафчик.

— Я последовал твоему совету и нашел дом в Ловетте. На улице Винчестеров. Поблизости от школы.

— Винчестеров? — Нил нахмурился в задумчивости. Оба помощника шерифа родились и выросли в Ловетте и все еще жили там со своими семьями. — Мы знаем кого-нибудь, кто живет на улице Винчестеров? — спросил он Марти.

— Сейчас? — Пожав плечами, Марти покачал головой. — Когда мы ходили в школу, Ларкинс… Каттерс… и девочки Брукс.

— Вот почему мне это показалось знакомым. — Нил положил жилет в шкафчик. — На улице Винчестеров живет Лили Дарлингтон. Она купила дом по соседству со своей мамой.

Марти засмеялся:

— Сумасшедшая Лили?

Сумасшедшая Лили?

— В юности некоторые из моих мокрых снов были о Сумасшедшей Лили. — Оба парня засмеялись, и Такер оценил бы юмор, если бы самому недавно не приснился сексуальный сон о Лили Дарлингтон.

— Она — моя соседка. — Такер надел куртку. — Почему вы зовете ее сумасшедшей?

Она не была похожа на сумасшедшую. Скорее, вчера сводила его с ума этим белым свитером. Такер бросил лишь один взгляд на ее грудь в этом свитере, и вся кровь из головы устремилась к паху.

— Не думаю, что она и сейчас не в себе, — сказал Нил. — Не как раньше, когда танцевала на столах.

Лили танцевала на столах?

— Профессионально?

— Нет. На вечеринках в школе. — Марти засмеялся. — На эти длинные ноги в маленьких шортах и сапогах стоило посмотреть.

Иисусе.

— Теперь она не такая, — вступился Нил. — Я думаю, то сотрясение мозга, которое она получила, когда въехала на машине в гостиную Ронни в две тысячи четвертом, сделало ее более рассудительной.

Иисус, Иосиф и Мария.

— Кто такой Ронни?

— Ее бывший.

— И она заехала на машине в его гостиную? Намеренно?

— Лили всегда говорила, что у нее нога соскользнула из-за мигрени, — ответил Нил. Парни засмеялись, и Нил продолжил: — Она ни в чем не призналась, но все уверены, что Сумасшедшая Лили Дарлингтон заехала на машине в тот дом намеренно. И была на волосок от кода 5150. — Нил пожал плечами. — Но она и так провела в госпитале несколько дней, так что это не имело значения.

5150? Такер выезжал на 5150 в прошлом году в Южном Хьюстоне. Женщина-шизофреничка три дня сидела взаперти в спальне и питалась матрасом.

— Хорошо, что Ронни избавился от своей последней пассии, — добавил Марти.

Святые угодники. Такеру снились сумасшедшие сексуальные сны, и он желал сумасшедшую женщину. Которая, вероятно, пыталась убить бывшего мужа, заехав на машине в его дом, и которую едва не заперли по коду 5150. Этой информации должно было быть достаточно, чтобы заставить скукожиться хозяйство Такера. Но ничего подобного. Он подумал о Лили и Пиппене, и ее неукротимости. Подумал о ее руках на своей груди, и своих руках, скользящих по ее длинным ногам. Он не знал, кто из них более сумасшедший. Он или Сумасшедшая Лили Дарлингтон.

 

ГЛАВА 4

Лили завела «джип» в гараж и оставила ворота поднятыми. Она уже забросила Пиппена в школу и заехала к Альбертсону за продуктами. И ей еще много чего нужно было сделать, прежде чем сын вернется домой из школы.

Выйдя из машины, Лили подошла к тротуару. Пиппен был так взволнован после вчерашнего разговора с Ронни. Мысль о поездке в Одессу с отцом держала его в возбуждении весь день и всю ночь и не давала уснуть.

На тротуаре стоял большой бежевый мусорный бак, и Лили взялась за ручку, чтобы затащить его в гараж. Прохладный пластик холодил ей ладонь. Лили подняла взгляд, когда на соседскую подъездную дорожку заехал серебристый автомобиль Такера. Она быстро махнула соседу в ответ и наклонила голову, таща бак в свой гараж. Сын и о Такере говорил не переставая. Тот собирался научить Пипа выполнять броски сверху и штрафные. Что бы это ни значило.

Лили прислонила бак к стене, подошла к «джипу» и открыла багажник. Она слушала Пипа до тех пор, пока не почувствовала, что уже не в состоянии выносить этот поток слов ни единой секунды. Тогда развела руки в стороны и спросила:

— Кто я? Пенек, полный пауков?

Пип закатил глаза.

— Ты просто моя мама.

Да, просто его мама, а он считает, что солнце встает и садится в заднице Ронни. Лили взялась за ручки пакетов с продуктами и услышала шаги Такера за мгновение до того, как его тень упала на порог гаража.

— Я возьму это, — сказал сосед.

Лили взглянула на него через плечо, когда он остановился рядом. В своей коричневой куртке и удручающих брюках. Потом повернула голову еще сильнее и посмотрела себе за спину. Такер, играющий в баскетбол на ее подъездной дорожке с Пиппеном, — одно, а помощь с сумками — другое. Лили — мать-одиночка в маленьком городке, который никогда полностью не забудет ее дикое прошлое. Казалось, никого из соседей нет дома.

— Можете забрать остальное, — сказала она и поспешила к черному входу. — Спасибо.

— Не за что. — Такер взял оставшиеся четыре пакета и закрыл багажник «джипа».

— Пип говорит, вы собираетесь научить его выполнять верхний бросок. — Лили нажала большую кнопку за лестницей, и гаражная дверь закрылась.

— Постараюсь. — Сосед прошел за Лили на кухню и поставил пакеты на стол рядом с ее сумками. — Сначала ему нужно поработать над техникой.

Лили расстегнула куртку и повесила ее на крючок у двери. Этим утром она надела розовые штаны для йоги, белый спортивный бюстгальтер и топ из спандекса, потому что позже собиралась вытащить коврик, поставить видеодиск с Родни Уи и постоять немного в позе «собака мордой вниз» в своей гостиной. Лили посмотрела на профиль Такера. На его подбородок и рот, и широкие плечи. Кроме ее шурина и племянника, Пиппен был единственным представителем мужского пола, который когда-либо бывал в ее доме. Присутствие Такера ощущалось здесь странно.

— Еще раз спасибо.

— Поблагодарите меня чашечкой кофе. — Он повернулся к ней лицом и взялся за молнию темно-коричневой куртки. Длинные пальцы потянули «собачку» вниз. Один медленный сантиметр за другим, пока взгляд совершал ленивое путешествие по телу Лили, демонстративно оценивая ее.

Она должна была сказать что-нибудь умное и язвительное или возмущенное, но, как всегда рядом с Такером, мыслей в голове не обнаружилось. Очевидно, его тестостерон нарушал равновесие в этом доме. Нарушал равновесие Лили.

— Кофеин же помешает вам заснуть.

Такер поднял взгляд к ее лицу, задержавшись на мгновение на губах, прежде чем посмотреть ей в глаза.

— У меня выходные сегодня и завтра.

Боже, его энергия создавала вихрь бабочек у нее в животе. Яростных и опасных, тех, что она не позволяла себе чувствовать очень долгое время. Подойдя к кофе-машине, Лили наполнила контейнер зернами итальянского кофе. С Такером не стоял вопрос о том, что она себе позволяет. Это, скорее, походило на бомбардировку.

— У меня сегодня тоже выходной. И миллион дел перед мероприятием в салоне в субботу.

Не было необходимости намекать Такеру, чтобы уходил. Пока. Через несколько минут она его выставит. В жизни Лили было время, когда ей нравилось играть с огнем, но теперь она была сознательной матерью десятилетнего сына. Теперь такие игры ей не подходили.

— Вы работаете в салоне?

Одна чашечка, и Лили его выставит. Она взглянула на Такера через плечо, когда тот подошел к маленькому кухонному столу и повесил свою куртку на спинку стула. Подобно двум тонким стрелкам двойные вытачки спускались вниз по его спине от плеч до талии, словно указывая на симпатичную накаченную задницу в этих ужасных брюках.

— Я владелица салона в Амарильо. — Лили занялась кофе: налила в графин воды, затем вылила ее в аппарат. Не каждый парень смог бы заставить эти брюки выглядеть хорошо. Она нажала кнопку «включить» и повернулась лицом к Такеру. — Салон красоты «У Лили Белль». — Он взял сине-белое приглашение из маленькой стопки на столе. — У меня большой праздник в эту субботу. Вам надо прийти и выиграть массаж лица, — пошутила она.

— Я даже не знаю, что это такое. — Он положил приглашение обратно. — Белль — ваше второе имя?

— Да. Мама назвала нас сестрой в честь цветов.

— Как мило.

За спиной Лили пришел в действие аппарат, наполнив воздух кофейным ароматом. Такер прошел через кухню. Такие же вытачки спускались от темно-коричневых погон на его широких плечах, скользили под золотой звездой, табличкой с именем и карманами на груди. Взгляд Лили следовал за тонкими линиями вниз по плоскому животу и дальше.

— А где ваше, — она указала на свою талию, а потом на его, — полицейское добро?

— Мой рабочий пояс?

— Ага. — Лили снова посмотрела вверх в карие глаза. — Ваше оружие и наручники?

— Заперты в машине. — Такер смотрел прямо на Лили и даже не пытался прятать свой интерес. Это было страстно и горячо, заставляло сладко сжиматься низ ее живота и жарким пламенем прокатывалось по всему телу. — И как давно вы владеете своим салоном?

— Три года. — Она отступила влево, отвела взгляд от его глаз, сбегая от замешательства, что они вызывали, и открыла шкафчик. Там стояли разнообразные кружки. Лили взяла парочку. — Хотите сахар или сливки?

Одна кружка. Всего одна кружка. Лили повернулась и чуть не задела грудь Такера розовой сверкающей чашкой с надписью «Диан Дудс».

— И то и другое. — Он забрал у нее чашки и поставил на стол рядом с ее бедром. — Но не в мой кофе. — Обхватил руки Лили и провел ими вверх по своей груди. — Потрогай меня, — сказал он. И его голос отозвался низкой вибрацией под ее рукой.

Лили подняла взгляд от их ладоней, лежавших на его груди, к глазам Такера. Внезапно стало невозможно сглотнуть или вздохнуть. Он был опасен, и Лили вытащила ладони из-под его. Холодный воздух остудил разгоряченную кожу, и она сжала пальцы в кулаки.

— Пожалуйста, Лили.

Едва сдерживаемому желанию в его голосе эхом вторило тайное желание в ее душе. Такер наклонил голову, и Лили резко выдохнула.

— Что ты делаешь? — прошептала она, когда его теплые губы скользнули по ее щеке. — Я не думаю, что это хорошая идея.

— Тогда не думай вообще. — Его жаркое дыхание согревало ей кожу. — Мне вот трудно думать рядом с тобой. — Он поцеловал ее под ухом.

— Не говори так.

— Почему?

— Ты не знаешь меня.

— Давай это исправим. — Такер прижался приоткрытым ртом к ее чувствительной коже. — Рядом с тобой мне трудно делать что-то, кроме как хотеть тебя.

— Слишком быстро. Это несерьезно. — Лили склонила голову набок.

— Это правда. Ты хочешь, чтобы я лгал?

Слишком быстро. Нет. Иногда Лили нравилось быть несерьезной, но она знала, что не должна делать этого. Знала, что не должна позволять ему целовать себя в шею. Должна заставить его остановиться, но не могла.

— Обними меня, — прошептал Такер, лаская губами ее кожу. И Лили разжала кулаки и провела ладонями вверх по его груди и плечам. От прикосновения к его обнаженной шее по позвоночнику пробежала дрожь. — Хорошо. — Его губы скользнули по ее щеке и прижались к губам.

Это действительно происходит? Она действительно позволит этому случиться? Прямо здесь на кухне? Где она готовит завтрак своему сыну?

Такер обхватил ладонью затылок Лили и заставил откинуть голову назад, касаясь губ в обещании поцелуя. Теплые мурашки пробежали у нее по спине, и Такер поднял голову. Его губы дразнили Лили, и ей пришлось приподняться на цыпочки, следуя за его ртом. Очевидно, она позволит этому случиться. Прямо здесь на кухне, где готовит вафли и тосты.

Под легким давлением губ Такера губы Лили приоткрылись, и его язык скользнул внутрь. Страстный и жаркий, он порождал вспышки пламени у нее в горле, спускавшиеся по груди к сжавшемуся в ожидании животу.

Такер положил руку на талию Лили и притянул к себе, прижав грудью к своему телу. Поцелуй стал еще глубже. Такер слегка прикусывал ей губы, касаясь языком языка, и это было так грязно и так восхитительно, что огонь в животе Лили охватил ее бедра и заставил соски напрячься.

Низкий стон завибрировал у Такера в груди. Рука на талии Лили напряглась, расслабилась, сжалась, а затем опустилась ей на ягодицы. По коже прошлась вспышка удовольствия, и Лили открыла рот шире, целуя Такера еще глубже. Она скользила руками по его плечам и груди. Он выпутал пальцы из ее волос, погладил ей шею и пока языком ласкал рот Лили, большим пальцем провел по спандексу, задев ей грудь. Вперед и назад, сводя Лили с ума от желания его прикосновений. Ее грудь напряглась, а тело плавилось от страсти. Лили все сильнее вжималась в Такера. Ощущала жесткие очертания его члена и потиралась о него, наслаждаясь этим чувством. Размером, весом и твердостью.

Руки Такера скользнули по ее спине, пальцы коснулись обнаженной кожи над топом. Нужно было это остановить, но Лили не хотела. Не сейчас. Сейчас ей нужно было больше. Это было сумасшествием. Она сама была сумасшедшей. Как все и говорили. Сумасшедшая Лили, которая хотела своего соседа, и ее это совсем не смущало. Такер разбудил в ней что-то, чего она уже очень давно не ощущала. Сумасшедшее, всепоглощающее желание.

Такер сделал шаг назад, удерживая ее за плечи. Руки Лили скользнули по его рубашке. Под ладонью оказалась холодная звезда. Мощная грудь вздымалась от тяжелого, хриплого дыхания.

— Лили. Мне нужно больше.

Великолепно. Ей тоже нужно больше. Она сделала шаг вперед, но руки Такера на ее плечах напряглись, удерживая Лили на расстоянии. Она не понимала. Если ему нужно больше, почему он ее отталкивает?

— Мне тоже, — сказала она, хотя считала это очевидным.

— Я хочу тебя. — Он опустил голову, не отводя тяжелого взгляда от ее глаз. — Всю тебя.

Лили подняла руку ко рту и коснулась своих влажных, онемевших губ. Он что, говорит о какой-то странной сексуальной позиции? Если так, она к этому относится нормально. Вероятно, Лили ко всему отнесется нормально. Вероятно, она уже делала это. Несколько раз. Но Такер молод, а она на восемь лет опытней. Возможно, именно это привлекало его в ней.

— Чего конкретно ты хочешь?

Но была одна часть ее тела, которая всегда оставалась девственной. Лили не осуждала женщин, которые заходили настолько далеко. Просто она была не из таких.

— Когда я увидел тебя сегодня, понял, что хочу тебя всю без остатка. Хочу узнать каждую часть тебя.

Лили опустила руки.

— Ты сказал это. — Она действительно не хотела идти напролом и говорить такое, но… лучше сразу расставить все точки над «и», потому что настоящие леди не делают этого сзади. — Моя задница — не взлетно-посадочная полоса.

Брови Такера сдвинулись в линию над внезапно посуровевшими карими глазами.

— Что?

— Я просто подумала, что ты должен знать.

— Спасибо, что прояснила этот вопрос. — Он нахмурился и сделал еще шаг назад. — Боже, Лили. Ты решила, что я хочу анального секса?

Она покачала головой, чувствуя еще большее смущение, чем прежде. А Такер очень хорошо умел смущать. Сжала руками голову и медленно выдохнула.

— Это не только непонятно, но и оскорбительно.

— Я непонятна? — Лили положила ладонь на его грудь. — Ты сказал, что хочешь узнать каждую часть меня. Так вот, эта часть закрыта для посещений.

— Ради Бога, я говорил не о твоей заднице. — Он поднял руку ладонью вверх. — Я говорил о тебе. Твоей жизни. Твоем сердце и душе. — Ее сердце и душе? — Мне нужно больше, чем секс.

Повернувшись, Лили схватила кружку, чтобы хоть чем-то занять руки. Чего он мог хотеть? Большего, чем секс? Все мужчины хотят секса. Ее сердце и душу? Лили взяла кофейник и стала наливать себе кофе. Что это значит?

— У меня были отношения, которые ограничивались лишь сексом. Я больше не хочу этого. Я не хочу этого с тобой.

— Отношения? — Кофе перелилось через край кружки с надписью «В Техасе все большое», и Лили повернулась к Такеру.

— Оторваться от тебя оказалось самым трудным решением в моей жизни. — Он потер лицо ладонями и опустил руки. — Все еще не могу поверить, что сделал это, но я не хочу начинать таким образом.

— Начинать? Мы ничего не можем начать. У нас не может быть отношений.

— Почему?

— Потому.

— Это не причина.

— Ладно. — Лили указала на него пальцем: — Тебе тридцать, а мне тридцать восемь.

— И?

— И у меня маленький сын. — Она опустила руку. — Я просто… просто не могу встречаться… с тобой.

— Потому что мне тридцать?

Лили уже так много пережила.

— Люди будут болтать.

А было так хорошо заходить в комнату и не слышать шепот за своей спиной.

— И что?

Если Такер так говорит, значит, люди никогда не болтали о нем.

— Они скажут, что я извращенка, и что ты, наверное, захотел найти кого-то, кто бы содержал тебя.

— Чушь. — Он прошел через кухню и взял свою куртку. — Ты недостаточно старая, чтобы быть извращенкой. — Надел ее. — У меня есть дом, машина и деньги. Мне не нужна женщина, чтобы содержать меня. Я сам могу содержать себя и еще кого-нибудь. — Он промчался через кухню, но чуть притормозил в дверях, чтобы сказать: — Сегодня я пытался поступить правильно, но когда в следующий раз ты окажешься в моих объятиях, я не остановлюсь. — Лили услышала, как он прошел через гостиную и открыл входную дверь. — Здравствуйте, миссис Брукс.

Дерьмо! Мама.

— Помощник шерифа Мэтьюс? — Лили поднесла руку к горлу, рот у нее открылся. Пожалуйста, Господи, пусть ее мама просто зайдет в дом, не останавливаясь, чтобы поболтать. — Как ваша кошечка?

Очевидно, Бог не слышал Лили Дарлингтон. Вероятно, из-за того, что она обжималась с молодым соседом.

— У Розочки все хорошо. Спасибо, что спросили.

— У Мэрилил Джефферс была такая же черная кошка, как у вас. Мэрилил заболела диабетом, и ей пришлось отрезать ступню. — Неудивительно, что Лили иногда поступала необдуманно: у ее матери явно были не все дома. — Ногу тоже.

— О, как жаль.

— Потом она подхватила плеврит и умерла. Я не говорю, что это из-за кошки, но Мэрилил была ужасно неудачлива. До этого ее ударила…

— Мам, ты весь дом выстудишь! — перебила Лили, заглядывая в гостиную. Она не могла смотреть на Такера, поэтому уставилась на копну седых волос матери. Лили была уверена, что щеки у нее ярко-красного цвета, и не знала, что смутило ее больше: то, чем занимались они с Такером, или глупая болтовня матери. — Спасибо еще раз, что помогли мне донести пакеты, помощник шерифа Мэтьюс.

— Пожалуйста. До встречи, леди.

Луэлла Брукс посмотрела на закрывшуюся дверь, потом перевела взгляд на младшую дочь.

— Ну…

В этом одном возгласе содержалось очень многое. Лили спряталась обратно в кухню, посмотрела на две кофейные кружки и поднесла ту, что с надписью «В Техасе все большое», ко рту. И умудрилась проглотить половину. Кофе обожгло язык и горло, и Лили поставила кружку обратно, когда в кухню зашла мать.

— Он, определенно, красивый мальчик.

Лили сглотнула, не обращая внимания на обожженные вкусовые рецепторы и горло. Взяла свою розовую кружку от «Диан Дудс» и повернулась с легкой улыбкой на лице.

— И милый. Помог мне донести покупки.

Морщинистое лицо матери посуровело.

— Ты одинокая женщина, Лили. И должна смотреть, кого пускаешь в свой дом.

— Он помощник шерифа. Что, по-твоему, он собирался сделать? Убить меня?

Коснуться меня? Поцеловать меня? Сделать меня такой сумасшедшей, как считают окружающие?

— Я говорю не о твоей физической безопасности.

Лили понимала.

— Он просто принес мои покупки и выпил полчашки кофе. — Свободной рукой она указала на кружку, стоявшую на столе. — А потом ушел.

Благодарение Господу. Если бы Такер не остановился тогда, когда сделал это, ее мать воспользовалась бы своим ключом и прокралась в дом. Мысль о матери, которая увидела бы их с Такером, была слишком ужасной, чтобы допустить ее в голову.

— Осторожность будет не лишней, когда речь идет о репутации одиноких девушек. Вот недавно электрик провел в доме Дорин Яворски три часа. — Мать бросила на Лили многозначительный взгляд. — Починка проводки не занимает три часа.

— Ма, Дорин семьдесят лет.

— Именно. Она всегда одевалась немного неожиданно. Конечно, это было до того, как она вышла замуж за Лина Яворски…

…и это доказывает, что память у людей длиннее, чем ириска.

Прикрыв глаза, Лили подула на кофе.

— Ее дочь Дорлин не падала с того дерева. Она…

Лили не стала останавливать мать. Луэлла будет говорить, пока у нее не кончатся слова, что могло занять некоторое время. С того момента, как она ушла на пенсию из «Ужина Дикого Койота», болтовня ее стала еще хуже. И Лили не могла ничего поделать с этим, кроме как отрешиться от голоса матери и уйти в собственные мысли. К сожалению, ее мысли были наполнены Такером. Он сказал, что хочет отношений, но он не знал ее. Не знал ее прошлого и того, что говорили о ней. По крайней мере, пока. Без сомнения, он передумает, когда услышит о происшествии с Ронни в две тысячи четвертом.

Лили глотнула кофе и вздрогнула, когда жидкость попала ей на обожженный язык. Но прошлое было не самой главной причиной того, что любые отношения были невозможны. Лили была занята. У нее не было времени. Она не могла связаться с Такером.

Ему тридцать. В тридцать Лили даже не знала, чего хочет.

Может, у него и не было проблем с разницей в возрасте, но у нее были. Люди назовут ее извращенкой. Сумасшедшей извращенкой Лили Дарлингтон. Если бы все это касалось только ее, она бы рискнула. Могла бы показать миру средний палец. Но речь шла не только о ней. Она знала, что значит быть школьницей, чья мама не особо держит себя в рамках. Дети могут быть очень жестоки, и она не могла поступить так с Пипом.

 

ГЛАВА 5

Светильники в салоне красоты «У Лили Белль» сияли золотым огнем, отражаясь от блесток на наряде хозяйки. Платье с длинными рукавами закрывало Лили от ключиц до середины бедра и могло бы считаться скромным, если бы не обрисовывало каждый изгиб тела. Тела, которое Лили сохранила подтянутым с помощью тяжелой работы, Родни Уи и занятий пилатесом в одной из подсобок салона. Она не только делала стрижки, но была лицом своего бизнеса, и ей было очень важно создать положительный, здоровый имидж.

Волосы Лили собрала в свободный сексуальный пучок и, болтая с посетителями, стояла в центре салона с первым бокалом шампанского за весь вечер. Праздник официально закончился полчаса назад, и Лили не могла дождаться, когда сможет снять сверкающие золотые туфли на шпильках. Салон продал товаров и услуг более чем на десять тысяч долларов, и множество клиентов записалось на спа-процедуры. Учитывая затраты на организацию вечеринки, Лили решила, что покрыла свои расходы, и это радовало. Ей нужно было привлечь новых клиентов и сделать их счастливыми, чтобы они снова вернулись. А с каждым повторным визитом счастливые клиенты обычно хотели попробовать новейшие процедуры для лица или самые последние продукты по уходу за собой.

— Мне нужно идти, — к Лили, надевая коричневый тренч и вытаскивая светлые волосы из-под воротника, подошла ее сестра Дэйзи. Она была на шестом месяце беременности, и красное платье для будущих мам облегало ее животик. Дэйзи была старше, а Лили — выше. Между ними имелись еще кое-какие различия, но девочки Брукс были достаточно похожи, чтобы в них безошибочно угадывали сестер.

— Я провожу тебя.

— Не надо.

— Я хочу. — Лили поставила бокал на стол и прошла через салон к входной двери. — Я так рада, что ты пришла сегодня.

— Хотя я ни черта не выиграла.

Улыбнувшись, Лили открыла дверь.

— Не переживай. Я знаю хозяйку и познакомлю тебя с ней.

— Хорошо. Потому что когда родится этот малыш, мне нужно будет покрасить волосы и сделать пару уколов ботокса в лоб.

Лили сложила руки на груди, съежившись от холода ночи.

— Я пыталась уговорить маму на ботокс, ты же знаешь, она не хочет колоть «наркотик» себе в лицо.

Дэйзи засмеялась.

— Как вчера прошло с Ронни?

Лили пожала плечами, пока они шли через парковку к новому фургончику сестры, стуча каблуками по асфальту.

— Ронни, конечно, опоздал на час. Но приехал.

— Разве мы не считаем, что это прогресс?

Лили покачала головой, и золотая сережка-кольцо коснулась ее шеи.

— Мы считаем, что это счастливая случайность. Он тупее, чем дорожная ящерица, и признал, что последняя подружка сбежала вместе с его телевизором и приставкой. Когда Ронни найдет себе новую пассию, то снова забудет о Пиппене.

— О, Боже, — произнесла Дэйзи голосом полным отвращения. — Он все еще играет в приставку? В его-то возрасте? Ну и дебил.

— Я знаю. Правда ведь? — засмеялась Лили. — Тридцативосьмилетний «геймер». Он, наверное, сидит на диване, держа одну руку на джойстике, а вторую у себя на яйцах.

— Фу.

— Какой позор, что я была за ним замужем.

— Ну, по крайней мере, Пиппен пошел в тебя. — Между сестрами повисло напряженное молчание, потом Дэйзи сказала: — У тебя были трудные времена, но ты со всем справилась. И посмотри на себя теперь. — Они остановились у фургончика, и Дэйзи открыла водительскую дверь. — Я действительно горжусь тобой, Лил.

На сердце у Лили потеплело.

— Спасибо.

— И я хотела спросить, не будешь ли ты возражать, если мы назовем эту малышку в твою честь?

Согревшееся сердце сжалось, а в глазах у Лили защипало.

— Ты уверена?

— На сто процентов.

— А Джек? — Учитывая прошлое Лили, это могло быть тем, с чем малышке придется мириться.

— Изначально это была его идея, но как только он озвучил ее, я поняла, что тоже хочу назвать малышку именно так. Это просто кажется правильным, но я хотела удостовериться, что ты не планируешь однажды завести свою собственную малышку Лили.

Лили засмеялась.

— У меня даже любовника нет. — По какой-то странной причине у нее в голове всплыло лицо Такера. — И я не вижу какого-либо мужчину в своем будущем. Не думаю, что хорошо в них разбираюсь.

— Этот ублюдочный крысеныш не в счет. Он твоего мизинца не стоит, а ты заслуживаешь кого-то такого же классного, как ты, Лили. Кого-то, кто будет смотреть на тебя и знать, что он — счастливчик.

Кто-то вроде Джека. Джек смотрел на Дэйзи именно так.

Лили обняла сестру:

— Сейчас расплачусь. — Она сделала шаг назад и помахала рукой перед лицом.

Дэйзи забралась в фургончик:

— Иди обратно, пока не замерзла до смерти.

— Езжай аккуратно и позаботься о маленькой Лили.

Лили отошла, когда сестра завела двигатель, и махала рукой, пока Дейзи выезжала с парковки. Маленькая Лили. Снова сложив руки на груди, Лили улыбнулась, подходя к входной двери в салон. Несколько лет назад сама она отказалась от мечты найти хорошего мужчину и подарить Пипу сестренку или братика, хотя всегда хотела иметь счастливую семью с двумя детьми и собакой. Но у судьбы были свои планы на ее счет. И это было нормально. Семья Лили была не идеальной, но счастливой.

Открывая дверь в салон, она широко улыбалась. Когда-то они с Дэйзи не были так уж близки, а теперь та называет свою малышку в ее честь. Маленькая Лили.

Пока хозяйка салона была на улице с сестрой, все клиенты ушли, и осталось только несколько сотрудников. Салон наполнял звук женского смеха, а когда поставщики провизии начали собирать столы, этот смех смешался с низким мужским смешком. Лили резко остановилась, ее взгляд метнулся к знакомому темноволосому затылку, широкой спине, сужавшейся к талии, и симпатичной заднице. Лили не нужно было видеть униформу или старую толстовку, чтобы узнать Такера Мэтьюса.

— Помощник шерифа Мэтьюс.

— Привет, Лили. — Он обернулся и окинул ее всю взглядом карих глаз. — Ты сказала, я могу зайти и получить уход за лицом.

Лили посмотрела на сотрудников, уставившихся на нее. На любопытные взгляды своей помощницы, двух косметологов и дерматолога.

— Помощник шерифа Мэтьюс — мой сосед, и я сказала, что он должен прийти и выиграть процедуру по уходу за лицом. — Лили повернулась к Такеру: — Я не думала, что ты поймаешь меня на слове.

— Да. Я заметил, что здесь сегодня нет других мужчин.

Некоторые женщины притащили своих мужей или бойфрендов, но те ушли, как только был разыгран главный приз. Лили посмотрела на часы, висевшие на стене над столиком для маникюра.

— Вечеринка заканчивается через пятнадцать минут. Если ты хотел выиграть уход за лицом, то опоздал.

Улыбка Такера говорила, что он знал об этом.

— Ты должна показать мне свой салон. На случай, если мне понадобится, — он огляделся, — постричься или еще что-то.

Нет, не должна. Поставщик провизии поймал ее взгляд и кивнул.

— Мне нужно подписать несколько чеков, — сказала Лили. — Может, одна из девушек покажет тебе.

— Я покажу, — вызвалась молодая, самоуверенная Мелинда Хартли.

Такер приподнял бровь, и шрам у него на лбу изогнулся.

— Извини, — и Лили прошла в свой кабинет.

Поставщик провизии последовал за ней. Она села за стол, на котором лежали бумаги и большой открытый ежедневник; на одном конце стоял компьютер, а позади него висело массивное изысканное зеркало, которое когда-то украшало бордель в Таскозе. Поставщик провизии сел напротив, придвинул большое красное бархатное кресло к столу, и они с Лили занялись счетом. И пока подсчитывали выпитые бутылки вина, шампанского и стоимость дополнительных скатертей, которые Лили заказала в последнюю минуту, ее разум был занят чем угодно, но только не салоном. Мелинде Хартли около двадцати пяти. Она симпатичная и очень хороший колорист. А также немного высокомерная и громкая. Если Мелинда заходила в комнату, все тут же узнавали об этом. Вульгарная девица. И Лили пришлось поговорить с ней о поддержании приличной беседы на рабочем месте. Если бы не тот факт, что на техасских равнинах было очень трудно найти хорошего колориста, Лили уволила бы Мелинду несколько месяцев назад.

А теперь она тут. В салоне. С Такером. Может быть, рассказывает ему о своей сексуальной жизни. Такер — парень. Ему, вероятно, понравится.

Лили написала сумму, которую была должна поставщику, оторвала чек и протянула тот через стол. Несколько секунд смотрела, как поставщик выходит из кабинета. Мелинда была ближе Такеру по возрасту, у нее не было ребенка и незавидного прошлого. Лили подвинула бумаги на столе, раскладывая по пачкам анкеты клиентов и графики процедур. Она не видела Такера с того самого утра на кухне пять дней назад и до сегодняшнего вечера, но слышала от сына, что они играли в баскетбол, когда Пип возвращался домой из школы и перед тем, как сосед уходил на работу. К тому времени, как Лили приезжала домой, Такер уже уезжал, и это было хорошо. Он явно не подходил ей во всех отношениях.

— Это было не очень мило.

Лили подняла взгляд: Такер, прислонившись плечом к дверному косяку, стоял на пороге ее кабинета. В сером свитере с вырезом лодочкой и «Левисах» с ширинкой на пуговицах. Стоял, скрестив руки на груди, и выглядел раздраженным — раздраженным и достаточно аппетитным, чтобы попробовать его со всех сторон.

— Что?

— Мелинда.

Встав с кресла, Лили обошла стол:

— Она тебе не понравилась?

Такер пожал плечом.

— Нет. Громкая и слишком болтливая. — Он оттолкнулся от косяка и закрыл дверь. — Хотела, чтобы я нагнул ее на массажном столе.

Это было немного грубо, и смысл его слов дошел до Лили через минуту. Как и неуместность того, что он закрыл дверь, но сначала она хотела узнать…

— Мелинда в самом деле сказала это?

— Не совсем так. Она гораздо более ярко описала то, чего хотела.

— О. — Лили прошла мимо красного кресла к центру стола и присела на краешек. — Мелинда может выдавать совершенно неприемлемые и оскорбительные вещи. Она из тех, кто не фильтрует, что говорит, но я не думала, что она может зайти так далеко.

Такер пожал плечами.

— Я не оскорбился. Я провел в армии десять лет. Приходилось слышать и что похуже.

Лили вдохнула и медленно выдохнула.

— Спасибо, что не стал раскладывать ее в массажной комнате.

Такер подошел ближе.

— Она — не та, женщина, которую я хочу разложить на столе. — Он остановился перед ней, и Лили встала, чтобы не задирать голову. Лишь несколько миллиметров отделяли ее грудь от его. — И не ее трусики я хотел бы увидеть, стянутыми на лодыжки. — Такер взял руку Лили и провел ею по своей груди. — Ты — та женщина которую я хочу усадить на стол со стянутыми трусиками.

— Такер! Не говори таких вещей.

— Почему нет? — Он запутался пальцами в ее локонах. — Это правда. Я говорил тебе, что чувствую. Я хочу тебя. Хочу всю тебя. И получить тебя обнаженной — лишь одно из моих желаний. — На двенадцатисантиметровых шпильках Лили была почти одного роста с Такером, и он прижался лбом к ее лбу. — И я знаю, что ты хочешь того же.

После встречи тем утром Лили не могла отрицать: она была слишком стара для игр в неприступность.

— Сюда может войти кто угодно.

Огонь, появившийся в ее венах несколько дней назад, опалил ей грудь. Сумасшедшая всепоглощающая страсть, которой здесь явно было не место.

Такер покачал головой, и его глаза стали на тон темнее.

— Твои сотрудники надевали куртки и уходили, когда я зашел сюда.

— Они могут вернуться.

— Я запер дверь.

— Мы не можем сделать этого здесь. — Лили хотела произнести это более убедительно, но сумасшедшая всепоглощающая страсть обожгла ей горло и поджарила ее жалкую силу воли.

— Я тоже так считал, пока ты не встала и не подошла ко мне. Тебе не следовало надевать это платье.

— Ты винишь мое платье?

Это же Амарильо, попыталась найти себе оправдание Лили. Не Ловетт. В городке размера Ловетта тот факт, что помощник шерифа заявился сюда, тем же вечером — да в ту же секунду — стал бы известен всему городу. В Амарильо Лили была просто еще одной владелицей салона, до которой никому нет дела.

— Да. И тот обтягивающий костюм, что ты надевала в понедельник. То, что ты была в моей голове эти пять дней, и стояк, который не желал пропадать, неважно, сколько раз я отжимался. Я не рассчитывал, что мы сделаем это здесь, но теперь думаю, что нам придется.

— Что, если кто-то…

Его губы заглушили протест Лили. Тем утром Такер начал медленнее, целуя ей шею и лицо, втягивая в поцелуй постепенно. Сегодня он быстро ударил ее горячим желанием и страстным наслаждением. Он целовал жарко и жадно. Заставляя приподниматься на цыпочки и вжиматься в его тело так сильно, что Лили чувствовала биение его сердца. Ее ладони скользили по его рукам, плечам, затылку. И как в то утро низкий стон завибрировал в груди Такера, как будто он не мог насытиться ее прикосновениями. Лили нравилась знать, что она делает это с ним. Сильный красивый мужчина, который не может насытиться Лили Дарлингтон.

Она поцеловала его в ответ, плавясь от чувственного наслаждения. Такер прижался возбужденным членом к ее паху, и Лили пришлось сжать колени, чтобы не упасть. Она провела ладонями вверх по широкой груди, затем вниз, чувствуя каждую напряженную мышцу и твердость его пениса.

Такер взялся за подол блестящего платья и потянул вверх до талии Лили. Обхватил ее обнаженные ягодицы, проникая пальцами под тонкий шелк трусиков. Гладил ладонями ее попку и терся джинсовой ширинкой на пуговицах о треугольник шелка, прикрывавший ей пах. Затем поднял голову, задыхаясь, жадно хватая воздух:

— Лили.

Она посмотрела в глаза Такера, темные и затуманенные желанием, и взялась за подол свитера. Стянула его через голову и отбросила на деревянный пол. Опустила взгляд на темные волоски на мощной груди. По какой-то причине Лили думала, что его грудь будет гладкой. Но это было не так. Такер был мужчиной с мужской грудью и тоненькой дорожкой волосков, спускавшейся по плоскому животу, окружавшей пупок и уходившей под ремень «Левисов». На плече скалился вытатуированный бульдог с надписью «Армия США» под ним. На внутренней стороне предплечья черными жирными буквами было запечатлено слово «Неумолимый», что идеально описывало Такера: его руки, его губы и желание, исходившее от него тяжелыми, неумолимыми волнами.

Подавшись вперед, Лили поцеловала его в плечо, провела пальцами по груди и животу к застежке джинсов. Сжала твердый член, лаская сквозь плотную ткань. Желание, горячее и неотступное, заставило напрячься ее грудь и желудок и сгустилось между ног.

— Подожди. — Такер схватил Лили за плечи и повернул так, что она прижалась спиной к его груди. Взялся за «собачку» молнии на спине платья и потянул вниз.

В старом зеркале из борделя Лили видела, как он спускает платье с ее плеч. За секунду до того, как оно скользнуло вниз, она прижала ладони к стразам на груди и сообщила:

— У меня имплантаты.

На ней не было лифчика, потому что бретельки виднелись бы под облегающим платьем, и через секунду Такер увидел бы маленькие шрамы под сосками.

— Что? — Он нахмурился в замешательстве.

— У меня грудные имплантаты. У тебя с этим проблемы?

— Это вопрос с подвохом?

Лили покачала головой, когда он взял ее за запястья.

— Некоторым это не нравится.

Такер поднял взгляд от рук Лили и посмотрел на ее отражение в зеркале.

— Тебе так какой-то мужчина сказал?

Она покачала головой.

— Некоторые женщины, сидевшие в моем кресле, упоминали об этом.

— Мужчина никогда не скажет ничего подобного, если только не думает, что это поможет ему заняться сексом. — Он развел ее руки в стороны. На секунду платье задержалось на отвердевших сосках, затем скользнуло вниз до талии. — Лили. — Теплое дыхание коснулось ее виска. — Ты прекрасна.

Платье упало на пол, и Лили оттолкнула его в сторону. Она стояла перед зеркалом в одних лишь белых трусиках — владея салоном, легко поддерживать в зоне бикини идеальный треугольник, спрятанный сейчас под стрингами — но Лили смотрела на свой живот… он был плоским, но не настолько подтянутым, как ей бы хотелось. Она изучила желто-оранжевую лилию размером с ладонь, вытатуированную на внутренней части бедра, которую шесть лет назад считала хорошей идеей.

— А ты врешь, чтобы получить секс? — Лили попыталась повернуться к Такеру лицом, чтобы не смотреть на свое отображение в зеркале, но сильные руки скользнули ей на живот, и Такер притянул ее к себе. Волоски на его груди щекотали ей спину. Лили чувствовала себя закутанной, окруженной его неумолимой страстью.

— Я никогда не солгу тебе, Лили. — Такер накрыл ладонью ее грудь. Твердый сосок коснулся его теплой ладони, и Лили задохнулась. — Ты такая красивая, что мне до боли хочется быть с тобой.

Лили знала это чувство. У нее тоже болело от желания. Все тело. Такер скользнул рукой под маленький треугольник стрингов и коснулся ее там, где болело сильнее всего.

— Ты мокрая, — прошептал он ей на ухо. — Сними свои трусики. Пожалуйста. Стяни их на лодыжки.

Он коснулся большим пальцем ее соска, и Лили снова пришлось сжать колени, чтобы не упасть на пол. Она сделала, как просил Такер, а потом посмотрела на его большие руки — одна лежала у нее на груди, другая между ее ног. Он скользнул пальцами глубже меж ее бедер, и Лили завела руку назад, забралась ладонью под пояс его джинсов, обхватила огромный горячий член и сжала. Подняла другую руку и притянула Такера к себе для поцелуя. Она целовала его долго и страстно, а ее сердце грохотало в груди. Лили нравилось, как Такер касался ее. Она хотела получить каждую частичку его так же сильно, как хотел этого он.

Такер оторвался от губ Лили и посмотрел в ее полуприкрытые голубые глаза. Затем перевел взгляд на зеркало и посмотрел на свои руки на ее теле… на идеальном треугольнике между ног, на свои пальцы, легко касавшиеся розовых сосков. Ее рука сжимала каменный член, подводя Такера к самому краю. Лили расстегнула пуговицы на «Левисах», и Такер вытащил презерватив из заднего кармана за секунду до того, как джинсы упали к его ногам.

— Держись за стол.

Лили переступила через стринги, потом наклонилась вперед и оглянулась на Такера через плечо.

— Ты ведь помнишь, что там запретная территория для мужчин?

— Я никогда не сделаю чего-либо, что тебе не нравится. — Он не хотел сделать ей больно. Он хотел сделать все так хорошо, чтобы Лили захотела еще. Такер стащил боксеры и раскатал презерватив по пенису. — Раздвинь немного ноги для меня.

Лили так и сделала, и он провел рукой по ее ягодицам и меж бедер. Она была мокрой и готовой. Лили выгнула спину, когда Такер скользнул в жаркое удовольствие ее тела. Она была невероятно узкой. Затягивала его глубже и глубже, пока он просто не мог уже погрузиться даже на миллиметр.

Низко застонав, Лили прошептала его имя. Такер посмотрел в зеркало, на свою обнаженную фигуру позади Лили, на ее красивое лицо, обращенное назад, к нему. Моя, подумал он, выходя из нее и снова толкаясь глубже. Лили прижалась ягодицами к его паху. Напряженная, желающая большего. И он дал ей это длинными, мощными толчками. Он двигался в ней. Еще и еще. А его сердце стучало бум-бум-бум. Моя. Моя. Моя. Сквозь шум в ушах и голове Такер услышал, как Лили зовет его. Говорит, что хочет его. Больше. Сильнее.

— Такер, — застонала она так громко, что могли бы услышать и в соседнем округе, когда он почувствовал первый пульсирующий спазм ее оргазма.

Хорошо, подумал Такер на каком-то первобытном уровне. Он был уверен, что они остались вдвоем в салоне, но и обратное его не волновало. Если кто-то был поблизости, то сразу бы понял, чем занимаются Такер с Лили. Понял бы, что они вместе. Что теперь Лили принадлежит ему. Он никогда не считал себя собственником, но когда ее оргазм вытянул его собственное освобождение из самого нутра, то понял, что хочет, чтобы это длилось вечно.

Самое сильное наслаждение из всего, что Такер чувствовал за свою жизнь, волнами прошло по его телу и ударило в самое сердце. Огнем растеклось по коже, сжало внутренности и лишило дыхания. Он наклонился и оперся ладонями о стол рядом с руками Лили. Зарылся лицом в изгиб ее шеи и закрыл глаза.

Как бы ненормально это ни звучало… как бы ненормально это ни чувствовалось… как бы ненормально это ни было — Такер влюбился в Лили даже до того, как зашел в ее салон этим вечером. Он влюбился в нее в первый же день на подъездной дорожке.

— Иисусе, — прошептал он.

Такер никогда не влюблялся так быстро и так сильно, и это чертовски пугало. Пугало сильнее, чем пули талибов, которые пролетали мимо его носа и рядом с левым ухом ударялись в гранитную скалу. В армии его тренировали, как вести себя в бою. В управлении шерифа его тренировали, как разобраться с негодяем, пытающимся сбежать. Но это? Это была новая территория. И тут не существовало тренировок. Не было никакого прикрытия. Никакой возможности дать отпор. Это была просто Лили и то, как она заставляла Такера чувствовать себя.

 

ГЛАВА 6

В понедельник утром Лили заехала на парковку начальной школы Крокетта, приткнула внедорожник у тротуара и повернулась к сыну, сидевшему сзади.

— У меня последний клиент в четыре. Стрижка и укладка, так что я должна быть дома около шести. — Лили передала Пипу его рюкзак с «Энгри бердс». — Что тебе приготовить на ужин?

Молния на красной крутке Пиппена была застегнута до самого подбородка, и он буркнул в нейлоновый воротник:

— Пиццу.

Ну кто бы сомневался. Лили потянулась к сыну:

— Ну-ка обними меня.

Тот отстегнул ремень безопасности и сказал:

— Вечером. — Пиппен перестал обнимать Лили у школы в прошлом году, но мама имеет право попытаться. — Такер придет сегодня играть в баскетбол?

Лили пожала плечами.

— Он работает, так что не знаю. Я не говорила с ним.

С того момента, как Такер ушел из ее дома вчера днем. Всего за полчаса до того, как Ронни завез Пиппена домой. На четыре часа раньше обговоренного: Ронни верен себе. Лили совсем не удивилась. Она была просто рада, что оказалась в тот момент одна и уже успела принять душ.

Пиппен открыл дверцу и выскользнул из машины.

— Может, придет.

— Может. — Лили помахала ему. — Люблю тебя, Пип.

— Я тебя тоже, мам. — Он закрыл дверь, и Лили смотрела, как сын побежал к друзьям, стоявшим рядом с игровой площадкой.

Сняв ногу с педали тормоза, она выехала с парковки. Сегодня ее первый клиент был назначен на вторую половину дня. Помощница, несомненно, была в состоянии управиться с салоном, пока хозяйка отсутствовала.

Лили остановилась на красный сигнал светофора и подумала о том вечере, когда занималась сексом в своем кабинете в салоне. Секс был так хорош, что она, возможно, выстанывала имя Такера слишком громко. Лили надеялась, что это не так и что все уже ушли из здания, как Такер и сказал. К тому времени, как они оделись и вышли из кабинета, салон был пуст. Слава богу. Такер на своем пикапе поехал вслед за машиной Лили домой, и они провели остаток ночи в постели: занимаясь сексом и разговаривая. По крайней мере, Лили разговаривала. Казалось, будто каждый раз, как она задавала вопросы о нем самом, Такер менял тему. Расспрашивал Лили или целовал, пока у нее не пропадало желание болтать.

Поставив джип в гараж, Лили закрыла ворота. Она не могла сильно злиться на нехватку информации о жизни Такера. В ее прошлом тоже были кое-какие моменты, о которых она не собиралась говорить.

Мобильный телефон, лежавший в сумочке, зазвонил, прежде чем Лили успела дойти до черного входа. Она решила, что это кто-то из салона, и ответила, не посмотрев на номер.

— Это Лили.

— Это твой сосед. Заходи, чтобы я поцеловал тебя на ночь.

— Мама? — улыбнулась Лили.

Такер рассмеялся, и она представила его улыбку. Улыбку, от которой его губы изгибались, а карие глаза зажигались огнем.

— Заходи, или я приду и заберу тебя.

Только не это: мать могла зайти в любой момент.

— Дай мне несколько минуток.

Отключившись, Лили сняла костюм для йоги, который надела в надежде потренироваться. Теперь же у нее на уме были совсем другие тренировки, и она переоделась в сорочку в розово-голубой горошек, розовые стринги и розовые ковбойские сапоги. Завязала пояс тренча на талии и подкрасила губы розовой помадой.

В конце забора, который отделял двор Такера от ее, отсутствовали три доски. Гриффин, ньюфаундленд предыдущих хозяев дома, всегда предпочитал двор Лили своему. И неважно, сколько раз она чинила забор: пес выбивал доски, как только слышал, что Пиппен играет на улице. Гриффин был огромной собакой-душкой, душкой, которая питала настоящую любовь к Пипу. После где-то пятого раза, когда он выбил доски, Лили сдалась и оставила их лежать на земле.

По дороге к двери Лили взяла термос с кофе.

Такер несколько раз говорил, что хочет ее. Он хотел всю ее, но не знал о ней ничего. Не знал ее прошлого. Не знал, что люди считают Лили сумасшедшей. По крайней мере, она решила, что если бы он знал, то бы упомянул об этом прямо перед тем, как убежать от нее, сверкая пятками. Сама же рассказывать ему об этом она не собиралась.

Лили прошла через двор, проскользнула сквозь дырку в заборе и постучала в дверь черного входа.

— Итальянский кофе? — спросила она, показав термос, когда Такер открыл дверь.

Он нахмурился, шрам изогнулся.

— Как ты сюда попала? — На нем было бежевое термобелье, которое обтягивало грудь и руки как вторая кожа. И конечно, рабочие брюки и ботинки.

— В заборе нет нескольких досок.

Такер придержал дверь, и Лили зашла внутрь.

— Удобно.

Кухня была примерно такой же, как Лили запомнила по прошлому разу, когда риэлтор переставлял мебель, чтобы подготовить дом для продажи. Дубовые шкафчики, белые стены, новая серая столешница и виниловый пол с каменной мозаикой. У выхода в гараж маленькая черная кошка лакала молоко из пурпурной чашки с нарисованными по краю цветами, вторая чашка стояла рядом на маленьком белом коврике с именем «Розочка», написанным розовым цветом.

Лили поставила кофе на стол и взялась за свой ремень.

— Мама говорила, что у тебя есть кошка.

— В тот день, когда мы встретились с твоей мамой, Розочка сбежала, и мне пришлось ловить ее, — сказал Такер, подходя к шкафчику и доставая две обычные белые кружки. — Малышка не умеет выживать в дикой природе.

Лили прикусила губу, чтобы не рассмеяться.

— И как ты завел кошку, которая не умеет выживать в дикой природе?

— Она принадлежала бывшей подружке.

— И та просто отдала тебе свою кошку? — Лили сняла тренч, повесила его на стул и присела рядом с маленькой кошкой.

— Не совсем. Подружка уехала и бросила ее.

Подол сорочки скользнул вверх по ногам Лили, пока она медленно гладила кошку по спинке.

— Бросила своего питомца? — Лили не могла представить себе такое. Ей нравились кошки, но она не заводила питомца, потому что слишком редко бывала дома, чтобы заботиться о нем. Теперь, когда Гриффин уехал, Пиппен приставал к ней с покупкой собаки.

Когда Такер не ответил на вопрос, Лили посмотрела на него через плечо. Он с двумя кружками в руках, стоял в центре кухни, как будто примерз к месту.

— Что?

— Что на тебе надето?

Лили встала.

— Удобная сорочка и ковбойские сапоги.

— А трусики? — Он протянул кофе, скользя взглядом по ее телу.

— Ни одна уважающая себя южанка не выйдет из дома без прически, макияжа и трусиков. — Она взяла кружку из его рук и подула на кофе. — Иначе такое поведение может испортить девушке репутацию. Я ходила в школу с Франсин Холкомб, и она не раз выходила из дома без нижнего белья. Теперь ее репутацию ничто не спасет. Конечно, все знали, что Фрэнси была такой же распущенной, как либералы, благослови ее Господь. — Лили сделала глоток. Она нервничала и должна была остановиться, прежде чем начнет говорить как мамуля. — Как твой день?

Такер посмотрел на нее.

— Теперь лучше.

В первый раз с тех пор, как Лили зашла в дом, она заметила морщинки усталости в уголках его глаз.

— Выглядишь усталым. Что-то случилось на работе?

Он пожал плечом и прислонился бедром к столу.

— Я ответил на вызов из магазина «Родэйл Джеверли» на семнадцатой улице рядом с шоссе. Когда приехал туда, парень пытался взломать дверь черного входа. Увидел меня и сбежал. — Такер глотнул кофе. — Я гнался за ним примерно полмили, прежде чем поймал, когда он залезал в мусорный бак за рыболовным магазином Рика.

Лили наморщила нос:

— Тебе пришлось лезть в мусорный бак?

— Я схватил парня за ремень, когда он запрыгивал туда, и вытащил обратно. Мусорный бак на самом деле вонял. Как будто Рик только что выкинул туда наживку с истекшим сроком годности. Если бы мне пришлось туда залезть и измазаться в рыбьей икре и дохлых сверчках, я бы разозлился.

Лили не могла представить, как бегать в тяжелых ботинках и полном снаряжении. Она была в хорошей форме, но, вероятно, упала бы в обморок после первой сотни метров.

— Этот парень отсюда?

— Из Одессы. — Такер посмотрел на свою оцарапанную руку. — Для такого тощего парня он оказался очень воинственным.

Лили подошла и взяла его за руку.

— Как это случилось?

— Он очень сильно не хотел надевать наручники, и я поцарапался о бетон, пытаясь вывернуть ему руку.

Лили поднесла ладонь Такера к губам и легонько поцеловала.

— Лучше?

— Да. — Он посмотрел ей в глаза и кивнул. — Парень еще и по яйцам пытался меня пнуть.

— Я не собираюсь целовать твои волосатые яйца, Такер.

Он засмеялся, будто считал это действительно смешным.

— Могла бы и не упоминать об этом.

Лили отпустила его руку и на секунду задумалась:

— Ну, может, если бы ты сделал там эпиляцию воском…

Такер втянул воздух сквозь зубы.

— Мужчины делают это?

— Некоторые да. — Такер выглядел таким испуганным, что настала очередь Лили засмеяться. — Они удаляют волосы со всего тела. Это называется «бритье ниже пояса».

Такер поставил кружку на стол.

— Никто не приблизится к моим яйцам с горячим воском. — Он провел ладонями по рукам Лили и притянул ее ближе.

— Не будь ребенком. — Она поставила кружку на стол рядом с его. — Я тоже делаю восковую эпиляцию.

— Я заметил. — Он улыбнулся. — И мне нравится. Это делает тебя там очень красивой и аккуратной. И я могу видеть, чем занимаюсь.

Глаза Лили округлились, и она почувствовала, как краска ползет по ее щекам.

— Ты смотрел на мой… мой пах?

— Конечно. Там было мое лицо. Не понимаю, почему ты смущаешься. У тебя очень милый… — он замолчал на секунду, будто подыскивая правильное слово, но затем сдался. — Мне не нравится слово «пах». Это у меня пах. А ты там вся такая греховная и узкая, и красивая. Как сочный персик. — Он нахмурился. — Или я не должен такого говорить?

Лили не знала. Она полагала, что это комплимент, но прошло уже много времени с тех пор, как она флиртовала с мужчиной. И не могла вспомнить, разговаривали ли они так же свободно с самого начала или приберегали свои настоящие мысли на потом, после того как достигнут комфортной стадии отношений. Или все дело в Такере?

— Ты всегда так говоришь с женщинами?

Или, может, парни его возраста просто более откровенны?

Он поднял глаза к потолку и на минуту задумался.

— Нет. — И снова посмотрел на Лили. — Я привык к «грязному» трепу. Когда я был в армии, то разговаривал еще хуже. Мне пришлось очень постараться, чтобы избавиться от слова на букву «б» в каждом предложении. Я даже не мог попросить кетчупа, не упомянув это слово дважды. На войне ругательства — это не только стиль жизни, это целое искусство. — Он провел ладонями по плечам и шее Лили, лаская большими пальцами ее подбородок и щеки. — Жизнь с кучей парней месяцами в бункере в Афганистане кого угодно превратит в животное. Ты каждый день можешь поймать пулю, живешь в грязи, а еда отстойная. Затейливые ругательства — просто что-то, что помогает скоротать время и впечатлить других парней.

— Тебе, должно быть, нравилось это. Ты делал это в течение десяти лет.

— Мне нравилось это ровно до той секунды как разонравилось.

— Что заставило тебя понять, что тебе больше не хочется служить? — Лили положила ладони на его плоский живот и потерла пальцами ткань рубашки.

— В последний раз, когда я поймал пулю, в меня стреляли пять раз. Четыре пули остановила моя броня. — Пальцы Лили замерли, и она подняла взгляд к шраму на лбу Такера, куда он указывал пальцем. — Пятая попала сюда, и я решил, что не хочу уйти из жизни таким образом. Я отдал армии достаточно. Пришло время сделать что-то еще. Так что когда мой контракт истек, я не стал его продлевать.

Лили в ужасе смотрела на его лоб.

— Ты мог умереть, Такер. Могу поспорить, твоя семья очень беспокоилась.

— Я не умер, и я здесь с тобой. — Он поцеловал ее в губы. — Мне нравится видеть тебя здесь, когда я возвращаюсь домой. Ты должна приходить каждое утро.

Лили прижалась к его груди.

— Я не могу приходить каждое утро. Мне надо работать.

— Во сколько тебе на работу сегодня?

— К полудню.

Такер поднес свою руку с большими часами на запястье к глазам.

— Тогда почему мы теряем время?

Он взял Лили за руку, вывел из кухни и провел через гостиную. Лили мельком увидела дерево, кожу и настоящие картины на стенах. Никакой обнаженной натуры или нарисованных на бархате собак, играющих в покер. В комнате был большой телевизор и книги. Лили с Такером прошли по коридору, и она заглянула в ванную, которая оказалась удивительно чистой. Лили не знала, чего ожидала, но точно не этого. Не такого взрослого дома с мебелью для большого мальчика. Это просто не вписывалось в ее первоначальное мнение о нем.

— Ты играешь в приставку?

— Мне тридцать, а не тринадцать. — Он остановился у кровати с деревянным изголовьем. — Я только рад продемонстрировать тебе, что уже взрослый человек. Хотя после нашего сексуального марафона прошлой ночью я удивлен, что у тебя еще возникают такие вопросы.

На протяжении следующих недель Лили еще несколько раз прокрадывалась через дырку в заборе, после того как отвозила Пиппена в школу. Она полагала, что некоторые женщины переживали бы из-за необходимости делать это тайком. Ощущали бы дискомфорт или чувство вины, или что делают что-то неправильное. Лили к таким не относилась. Ей нравился Такер. Нравилось проводить с ним время. Он дико привлекал ее и заставлял смеяться. Прямо выражал свои мысли. Был добр к ее сыну. И очень хорош в постели. Лили не хотела прекращать пробираться через дырку в заборе на встречи с Такером.

И чем больше времени Лили проводила с ним, тем больше нового узнавала. Например, что Такер работает со старым деревом. Он сделал кофейный столик из старой двери, а кресло и тумбу для телевизора из дерева, которое взял из разрушенного ранчо около Хьюстона. Она также узнала, что Такер пробегает пять миль на тренажере и поднимает тяжести, что шло ему на пользу, потому что он любил вкусно позавтракать перед тем, как отправиться спать утром.

Пока Такер ел, Лили наливала себе кофейку и отвечала на вопросы о своей жизни, которые он задавал. Хотя сам Такер очень мало рассказывал о своей. Он говорил о работе, о том, кого арестовал и по какой причине, об игре в баскетбол с Пиппеном, пока Лили была на работе. Немного рассказывал о парнях, с которыми служил в армии, о том времени, что провел в Ираке и Афганистане. Такер сказал, что после ухода в отставку стал замкнутым, но теперь уже не такой. Для парня, который не считал себя «замкнутым», он бы мог побольше рассказывать о своей жизни, но когда Лили спросила его о семье, Такер ответил, что они все умерли. Тема закрыта. Конец истории.

Он же задавал много вопросов о семье Лили, но и она, следуя его примеру, не стала сильно углубляться: рассказала о жизни в таком маленьком городе и что она влюбилась в крысеныша Ронни Дарлингтона, потому что тот водил грузовик и хорошо выглядел в джинсах и футболке. Рассказала о своих низких ожиданиях и еще более низкой самооценке. Рассказала, что Ронни бросил ее с двухлетним ребенком, опустошив банковский счет, но не упомянула, что заехала на машине в его дом.

В третий понедельник, когда у них обоих был выходной, Лили рассказала Такеру о том, как ее сестра Дэйзи пыталась ударить Ронни между ног около торгового центра. Конечно, не упоминая, что сама в это время таскала за волосы Шалаву Келли. Пусть Такер думает, что ответственная Дэйзи — самая сумасшедшая из сестер.

Следующие несколько часов Лили с Такером провели в постели. И когда Лили встала, чтобы одеться, он закинул руки за голову, посмотрел на нее и спросил:

— Когда ты придешь ко мне через парадный вход?

Лили взглянула на Такера через плечо, пытаясь застегнуть на спине лифчик.

— Я не могу сделать этого. — Она была темой для слухов и любопытных взглядов бòльшую часть жизни, но уже долгое время не давала жителям Ловетта повода для разговоров о ней. И собиралась и дальше продолжать в том же духе. — Люди будут болтать.

— Кого это волнует?

Она взяла блузку и надела ее.

— Меня. Я — мать-одиночка. — Вытащила волосы из-под воротничка. — Мне нужно быть осторожной.

И если и когда их отношения закончатся, никто не узнает об этом. Лили, вероятно, будет расстроена. Это будет неловко, но город не проведает, что ее снова бросили — в этот раз мужчина моложе ее. Она сможет ходить с гордо поднятой головой, а Пиппену не придется жить с этим.

* * *

Сев, Такер спустил ноги с кровати. Он посмотрел, как Лили застегивает блузку, встал и надел джинсы. Ему нравилось открывать дверь черного входа и видеть ее на крыльце, но он хотел большего.

— Между осторожностью и необходимостью хранить маленький грязный секрет есть разница.

Она подняла взгляд от своих рук.

— Я не считаю нас грязным секретом.

Секретом — да. Грязным — нет.

— Ты рассказала обо мне сестре? — Такер застегнул ширинку. — Матери? Еще кому-нибудь?

Светлые волосы коснулись щек Лили, когда она покачала головой.

— Зачем? Разве это их дело?

— Потому что мы прячемся, будто делаем что-то плохое, а это не так. — Он взял футболку и натянул ее. — Я прямо сказал, чего хочу от тебя. Я не хочу обращаться с тобой так, будто ты просто тело.

— Я ценю это, Такер. — Она надела черные брюки. — Но у меня десятилетний сын, и мне нужно быть очень осторожной.

— Мне нравится Пиппен. Я играю с ним в мяч, даже когда тебя нет рядом. Он веселый маленький мальчик, и мне кажется, я нравлюсь ему.

— Так и есть.

— Я никогда не причиню ему боль.

Застегивая брюки, Лили посмотрела на него.

— Дети — жестоки. Я не хочу, чтобы наши отношения стали чем-то, о чем Пиппену придется услышать в школе.

Такер лучше других знал, какими несносными могут быть дети.

— Принято к сведению.

Но дело было не только в Пиппене. Может, Такер и младше Лили, но это не значит, что он родился вчера. По какой-то причине Лили хотела сохранить их отношения в тайне. И не только из-за сына.

Он хотел бы взять мегафон и объявить об их связи на весь город. И это чувство было новым для Такера. Он и раньше влюблялся, но так — никогда. Никогда так сильно, чтобы хотеть взять Лили за плечи и хорошенько встряхнуть, хотя в то же самое время ему хотелось притянуть ее к груди и держать так вечно.

Вся ситуация была для него новой. У Лили сын. И Такер должен быть осторожен с чувствами Пиппена, но это не значило, что он будет прятаться, как будто делает что-то плохое. Как будто Лили должна жить монашкой, а им нужно скрываться, как грешникам. Он с уважением относился к ее чувствам, но не был ничьей тайной, а прятаться было не в его привычках.

 

ГЛАВА 7

— Моя мама работала в ресторанчике «Дикий койот», до того как ушла на пенсию в прошлом году, — рассказывала Лили, намазывая краской волосы клиентке, записанной на одиннадцать тридцать. Для объема она добавляла карамельный оттенок на каждую третью прядку: кончиком расчески отделяла тонкую прядь, затем подсовывала фольгу под волосы. — А мой зять владеет «Парриш Американ Классикс».

— Раньше я все время кушала в «Диком койоте». Открытые сэндвичи и пирог с орехом пекан. — Клиентка, закутанная в черную накидку, наблюдала за Лили в зеркало. — Как зовут твою маму?

— Луэлла Брукс.

— Конечно я ее помню.

И тут Лили поняла, кто перед ней. Сэйди Холлоуэл. Она была на несколько лет младше Лили, но все знали, кто такие Холлоуэлы. Они владели ранчо «Джей Эйч» и на протяжении нескольких поколений выращивали коров на равнинах. И если в городе и был человек, о котором местные любили сплетничать больше, чем о Лили, то этот человек всегда носил фамилию Холлоуэл. Сэйди давно уехала из Ловетта, но теперь вернулась заботиться о больном отце. Оставшись последней из Холлоуэлов, она стала номером один у сплетников Ловетта. Нельзя было и шагу ступить, чтобы не натолкнуться на кого-то, болтавшего о ней.

Как раз вчера Лили делала стрижку Уинни Стоукс и слышала, что Сэйди уехала с празднования Дня основателей в прошлую субботу с племянником Лоралин Джинкс — Винсом Хэйвеном. По словам Уинни, Винс был новым владельцем заправки, бывшим «морским котиком», горячее — предположительно, — чем перцовый пластырь, а пикап Винса засекли у дома на ранчо Холлоуэлов на рассвете. Очевидно, Сэйди не заботило, что люди о ней говорят, иначе она бы заставила Винса спрятать пикап в кукурузе. Лили завидовала этому «да-пошли-вы-все» поведению. Может, если бы она, как и Сэйди, уехала в свое время из городка, то тоже смогла бы так себя вести.

Колокольчик над дверью звякнул, и Лили увидела в зеркало, как в помещение зашел огромный букет красных роз, скрывая человека, что его нес.

— О, нет.

Курьер положил цветы на стойку, и одна из девушек расписалась за их доставку.

— Это для тебя? — спросила Сэйди.

— Боюсь, что да.

Вчера Такер прислал лилии. Так он давал ей понять, что не будет скрываться. Что он не прячется.

— Как мило.

— Нет. Он слишком молод для меня, — сказала Лили, чувствуя, как по шее расползаются красные пятна.

В салоне все знали о Такере. После того как он заявился на вечеринку и запер дверь в ее кабинет, мало кто сомневался, чем конкретно Лили Дарлингтон занималась там с молодым помощником шерифа. Интересу и поводов для разговоров добавлял и тот факт, что иногда Лили приезжала в салон попозже. До Такера она всегда была первой, кто приходил на работу.

Лили покрасила прядь волос и завернула ее в фольгу. Салон, полный женщин, был настоящим рассадником слухов и сейчас гудел больше обычного. Лили должна была что-то сделать. Что-то, что остановило бы слухи, прежде чем те доберутся до Ловетта. Но приказ всем заткнутся только бы подтвердил их.

— Сколько ему?

Лили отделила еще одну прядь волос.

— Тридцать.

— Значит, разница всего восемь лет. Так?

— Да, но я не хочу походить на педофилку.

Боже, Лили не могла даже думать об этом слове. Пока слухи распространялись только по салону здесь, в Амарильо, но это просто вопрос времени, когда они доберутся до Ловетта. Не нужно было заниматься с Такером сексом в своем кабинете. Для женщины, которую волнуют слухи, Лили явно сделала ошибку. Ту, о которой будет жалеть сильнее, чем уже жалела.

— Ты совсем не похожа на педофилку.

Она и не чувствовала себя таковой.

— Спасибо. — Лили подсунула фольгу под волосы и добавила: — Он выглядит где-то на двадцать пять.

— Я думаю, он должен быть просто-таки мальчишкой и годиться тебе в сыновья, чтобы это выглядело как педофилия и материнские отношения.

— Ладно, я не хочу встречаться с мужчиной на восемь лет меня моложе. — Она зачерпнула краску из миски и продолжила красить волосы Сэйди. Нет. Лили не хотела встречаться с человеком на восемь лет младше себя, но и не хотела перестать видеться с Такером. Только одна мысль о нем вызывала у нее в желудке это смешное, тревожное ощущение и заставляла сердце болеть. Эти чувства пугали ее. Пугали так, как ничто не пугало уже очень давно. — Но, Боже, как он горяч.

И умен, и мил. Боже, да он построил для Розочки кошачий домик!

— Используй его для секса.

— Я пыталась, — вздохнула Лили, думая о цветах и вчерашнем предложении Такера съездить вместе с Пиппеном в «Шоутайм Пицца» или боулинг. Такер хотел от Лили большего, и это не было новостью. Он с самого начала говорил ей, чего хочет. «Всю тебя». Но Лили не знала точно, что он имел в виду. Всю ее сейчас? Пока ей не исполнится сорок? — У меня десятилетний сын, я стараюсь управлять собственным бизнесом. Я просто хочу тихой мирной жизни, а Такер — это сплошные сложности.

Но был ли Такер сложностью? Может быть, если говорить точнее, их отношения были сложными. А Такера лучше описывало слово «непреклонный».

— Почему?

— Он служил в армии и много чего видел. Говорит, что раньше был очень замкнутым, а теперь изменился. — Были вещи, которые он не затрагивал. И Лили понятия не имела, что это. Вещи, которые Такер мог делать в армии или в детстве, или Бог знает когда. — Но для мужчины, который утверждает, что больше не замкнут, он не очень-то любит рассказывать о себе.

Как и она сама.

Следующий час она красила волосы Сэйди. Они болтали о детстве в Ловетте и отце Сэйди, которого лягнула лошадь, и теперь он был пациентом реабилитационного центра в нескольких кварталах от салона Лили.

Закончив накладывать краску, Лили посадила Сэйди под фен на двадцать минут и ушла в свой кабинет. Прошла за стол и взяла телефонную трубку.

— Спасибо за цветы, — сказала она, когда включилась голосовая почта Такера. — Они великолепны, но тебе в самом деле надо прекратить тратить на меня деньги.

Перед Лили лежала огромная пачка бумаг: накладные и счета, которые следовало оплатить. Раковина в кабинете косметолога требовала внимания, и Лили вызвала слесаря. Она закончила с Сэйди Холлоуэл, подрезала кончики ее прямых волос и высушила феном, придавая им объем и техасский шик.

Следующая за Сэйди клиентка хотела стрижку каскадом на длинные волосы, как нравилось большинству техасских женщин и самой Лили. Постриженные каскадом волосы можно было забрать в хвост, завить или взбить и начесать. Когда Лили закончила, было уже три часа, и она решила захватить бумаги и отправиться домой. Ей не часто удавалось забрать Пиппена из школы, так что она сказала своей помощнице, что уезжает и вышла через черный ход. На улице было около пятнадцати градусов. Лили положила бумаги на заднее сиденье джипа. И, выезжая с парковки, позвонила матери.

— Я освободилась рано, так что заберу Пиппена из школы, — сообщила она, выбираясь на шоссе.

— Хорошо. Он будет рад. — Затем последовала пауза, после чего Луэлла сказала: — Он проводит много времени, играя с помощником шерифа Мэтьюсом.

— Да, я в курсе.

— Ну, я не знаю, хорошая ли это идея.

— Он милый человек. — Не отрывая взгляда от шоссе, Лили нашарила солнечные очки на приборной панели.

— Мы этого не знаем. Мы его совсем не знаем.

Если бы ее мать была в курсе того, насколько хорошо Лили знает помощника шерифа. Знает, что он умеет делать своими руками и что ему нравится, когда она скачет на нем, как на Бастере — механическом коне рядом с аптекой Петерсона.

— Ма, он играет с твоим внуком в мяч на виду у всех соседей. И нравится Пиппену. Давай смотреть правде в глаза, Пип проводит слишком много времени с женщинами. Побыть немного с мужчиной ему только на пользу.

— Хм. — Последовала еще одна пауза, и Лили ждала какой-нибудь истории о чьем-нибудь сыне, на которого напал снежный человек и вырастил из него серийного убийцу в библейских масштабах. — Ладно, — сказала Луэлла.

— Ладно? И никакой истории? Никакой болтовни о несчастьях?

— Ладно. Если он добр к моему внуку, то достаточно хорош для меня.

Лили надела очки. Что ж, наверное, только что случился апокалипсис. Слова матери не были прямым одобрением, но, по крайней мере, она не обвиняла Такера во всех грехах.

* * *

— Вчера мама сказала, что она не против, чтобы ты играл с Пиппеном.

Такер нахмурился, передавая Лили только что вымытую тарелку.

— Ты рассказала ей о нас?

Лили взяла тарелку и поставила ее в сушку.

— Не совсем, но она знает, что ты иногда играешь с Пипом, когда он приходит из школы.

Взяв полотенце, Такер вытер руки.

— Что значит «не совсем»?

Лили закрыла дверцу сушки.

— Это значит, я скажу ей. Просто не сейчас.

— Почему?

— Потому что она захочет знать о тебе все. — И это была лишь одна из причин, но не самая главная. — А ты очень скрытный. Это заставляет меня задумываться, о чем ты мне не говоришь? — Она должна была прояснить кое-что, например, свои чувства к нему. И может ли верить в то, что, по словам Такера, он испытывает к ней. И если все это исчезнет, сможет ли она справиться с этим? — Какие темные секреты ты прячешь от меня? Что-то случилось в армии?

Он покачал головой.

— Армия спасла мне жизнь.

— Такер! — Лили толкнула его, но он не пошевелился. — В тебя стреляли пять раз.

— В меня стреляли гораздо больше. — Он улыбнулся, будто в этом не было ничего особенного. — То был лишь последний раз. Если бы не армия, я бы умер или отправился в тюрьму.

Тюрьму? Лили забрала полотенце у Такера и медленно вытерла руки. Она вглядывалась в его улыбку и чувствовала, как в сердце закрадывается тревога.

— Почему ты так говоришь?

Отвернувшись, он открыл холодильник.

— До армии я шел в никуда и был никем. Я уже провел несколько лет в центре для несовершеннолетних преступников и жил в детском доме. — Он вытащил бутылку молока и подошел к черному входу. — Они выставляют тебя в восемнадцать лет, но я все равно был готов уйти.

Опустившись на колени, он налил молоко в пустое кошачье блюдце. Такер не смотрел на Лили, так что она подошла и опустилась на колени рядом с ним.

— Где была твоя мать?

— Мертва, — сказал он без единой эмоции, не глядя на Лили. — Умерла от передозировки наркотиков, когда я был ребенком.

— Такер, — она положила руку ему на плечо, но он встал и подошел к холодильнику. — А твой отец?

— Я не знаю, кто он. Мать, вероятно, тоже не знала. Уверен, он был торчком, как и она.

— Кто же заботился о тебе?

— Бабушка, но она умерла, когда мне было пять. — Он убрал молоко и закрыл дверцу. — Потом разные тетушки, в основном из штата Мичиган.

Лили подумала о Пиппене, и сердце сжалось у нее в груди.

— Такер. — Она схватила его за руки и заставила посмотреть на себя. — Каждый ребенок должен рождаться в семье. Мне жаль, что с тобой этого не случилось. Это ужасно.

— На самом деле, это было хреново, — он посмотрел на пол. — Я жил в одиннадцати различных семьях, но они все были одинаковы: люди берут детей, только чтобы получить деньги от штата. Они были лишь остановкой на пути.

Если честно, Лили не знала, что сказать. Она думала, что его секреты связаны с… Ну, она не знала, с чем, но не с этим. Хотя это объясняло острые углы Такера и почему он мог бывать непреклонным.

— Почему ты не сказал мне?

— Люди смотрят на тебя по-другому, когда обнаруживают, что никто не хотел тебя в детстве. Они смотрят, будто с тобой что-то не так. Будто это твоя вина.

Лили хотелось расплакаться из-за этого большого, сильного мужчины, который когда-то был потерянным ребенком, но она чувствовала, что должна быть такой же сильной, как и он. Глаза защипало, и она сморгнула слезы.

— И особенно я не хотел, чтобы ты знала.

— Почему?

— Когда люди узнают, что ты бывал в тюрьме для несовершеннолетних, они смотрят на тебя так, будто ты можешь украсть фамильные драгоценности. Неважно, что еще ты сделал в своей жизни.

Лили обхватила его лицо ладонями и посмотрела ему в глаза.

— Я бы никогда так не подумала. Я горжусь тобой, Такер. Ты должен гордиться собой. Посмотри на себя. Ты так много пережил. Было бы легко и понятно, если бы ты пошел по плохой дорожке, но ты не сделал этого.

— Некоторое время делал. Я тащил все, до чего мог добраться.

— Ну, у меня нет фамильных драгоценностей. — Она провела руками по плечам Такера, утешая его. — Но, может, я должна обыскать тебя перед тем, как ты в следующий раз уйдешь из моего дома.

Такер вспыхнул и отвел глаза.

— Я бы никогда не стал красть у…

— И мне понравится обыскивать тебя. Может, я обыщу тебя, когда ты войдешь в дом. Для ровного счета. Может, я обыщу тебя прямо сейчас.

Такер посмотрел на Лили. В его глазах мелькнуло облегчение.

— Но это мой дом.

Лили пожала плечами.

— Не думаю, что должна упускать прекрасную возможность обыскать тебя. Никогда не знаешь, что можешь найти.

— Я знаю, что ты найдешь. — Он притянул ее к своей груди. — Начни с переднего кармана.

Лили последовала совету и обнаружила, что Такер тверд и готов заняться сексом.

— Ты предохраняешься? — Голос его плавился от желания.

Лили подумала, что это странный вопрос на данной стадии.

— У меня уже почти семь лет стоит спираль. — С тех пор, как она испугалась беременности, когда Пипу было три.

— Ты доверяешь мне?

— Смотря что.

— Я проходил полное медицинское обследование, прежде чем устроился на работу в офис шерифа. Сверху донизу. Я чист. Ты доверяешь мне?

Он просил заняться сексом без презерватива. Перевести их отношения на новый уровень, а Лили хотела того же так сильно, что ей было страшно. Если они все будут делать постепенно, может, это сработает?

— Да. А ты доверяешь мне?

— Да.

Такер взял Лили за руку и повел в спальню. Он целовал и трогал, и раздевал ее. Он занимался любовью с ее телом и когда вошел в нее, горячий и пульсирующий, кожа к коже, Лили застонала и выгнула спину. Такер обхватил ее лицо ладонями и смотрел ей в глаза, двигаясь в ее теле.

— Лили, — прошептал он. — Я люблю тебя.

Чистейшая эйфория разлилась по ее венам и зажгла все тело. Такер сказал, что любит ее, и она почувствовала это каждой клеточкой своего существа. Эта эйфория оставалась с Лили еще долго время после того, как она ушла от Такера тем утром. Долгое время после того, как она отправилась на работу и возвратилась домой тем вечером. Лили проснулась с ней, но когда, отвезя Пиппена в школу, вернулась домой, этот счастливый наполненный эйфорией пузырь лопнул к черту.

Лили заехала в гараж, как раз когда Такер приехал с работы. Был день вывоза мусора, так что она вышла на тротуар, чтобы затащить пустой мусорный контейнер.

Такер оставался Такером, поэтому он встретил ее на подъездной дорожке и занес контейнер в дом. Быстро закрыв гаражные ворота, Лили прошла на кухню.

Уголки ее губ изогнулись в улыбке.

— Хочешь кофе?

— Что ты делаешь завтра вечером? У меня выходной. Я подумал, мы могли бы сходить в ресторан «У Руби». Парни говорят, там подают отличный стейк, но лучше избегать морепродуктов.

«У Руби»? Улыбка Лили увяла. Ресторан в центре Ловетта, откуда новость, что она встречается с молодым помощником шерифа Мэтьюсом, распространится по городу к десерту. Разве это называется постепенно? То, что Лили чувствовала, было так ново для нее, что она оказалась не готова.

— У меня же Пип.

— Разве он не может побыть с твоей матерью или сестрой пару часов?

— Слишком мало времени до завтра.

Такер сложил руки на груди, обтянутой бежевой рубашкой.

— А как насчет воскресенья?

— Я не знаю. — Такер давил на нее. Лили понимала его, но ей о стольком нужно было подумать. Все происходило слишком быстро. Он сказал, что любит ее, но могла ли она позволить себе любить его так сильно, как Такер этого заслуживал? Той сумасшедшей любовью, что поглощала и сжигала? Лили была слишком стара и у нее было слишком много того, что можно потерять, чтобы снова так полюбить. — У меня много работы.

— В понедельник.

— Как насчет того, чтобы сходить куда-нибудь в Амарильо? — Это прекрасный компромисс. — В Амарильо рестораны лучше.

— Нет. Как насчет «У Руби»?

— Почему?

— Потому что я устал прятаться. Я хочу целую жизнь с тобой. С тобой и Пипом.

— Ты молод. Откуда вообще ты знаешь, чего хочешь? Когда мне было тридцать, я думала, что хочу совсем не того, чего хочу сейчас.

— Хватит относиться ко мне как к ребенку. Может, я на восемь лет тебя младше, но я прожил кучу разных жизней, достаточно, чтобы знать, чего хочу и чего не хочу. Я люблю тебя, Лили. Я говорил тебе это и имел это в виду. Я хочу быть с тобой. Я люблю тебя на сто процентов, но если ты не любишь меня, ты должна сказать. Я — не грязная тайна. Или ты на сто процентов со мной, или я выхожу из игры.

Выходит из игры? В желудке Лили возник маленький ледяной комок.

— Прошло всего чуть больше месяца!

— Прошло уже почти два месяца с тех пор, как я влюбился в тебя в то первое утро, когда увидел с бигуди в волосах и тапочках в виде кролика. Не нужно много времени, чтобы понять, что любишь человека. Не нужно десять лет или десять месяцев, чтобы выяснить это. Нужно лишь посмотреть на подъездную дорожку и почувствовать, что тебя будто ударили в грудь, будто ты больше не можешь дышать.

Выхожу из игры? Голова у Лили кружилось, а в желудке разрастался ледяной ком паники. Любовь делала ее импульсивной, эмоциональной и иррациональной. Заставляла паниковать и сходить с ума, а Лили так старалась быть рациональной и разумной. Она не хотела быть сумасшедшей, но и не хотела отпускать Такера. Лили так запуталась, что не могла думать, а она ненавидела такое чувство. Это вызывало в памяти все другие чувства и воспоминания… о боли и предательстве, и драках с выдергиванием волос.

— Мне нужно немного больше времени.

Такер покачал головой.

— Я не буду сидеть и ждать крошек с твоего стола. Я все свое детство занимался этим. Наблюдая со стороны. Ожидая. Желая того, что никогда не будет моим. Я больше не могу делать это, Лили. — Он скрестил руки на груди. — Ты со мной или нет? Это же так просто.

Ей нужно было о стольком подумать. О себе. О Пипе. Что, если Такер бросит ее через несколько месяцев или лет? Переживет ли она такое еще раз? Сойдет ли с ума снова?

— Почему ты так упорствуешь с этим?

— Я не упорствую, Лили. Я просто знаю, чего хочу. Если ты не хочешь того же, если ты не хочешь быть со мной, скажи это сейчас. Прежде чем я завязну еще глубже и начну думать, что могу получить то, чего на самом деле не могу.

— Все не так просто, Такер. Ты не можешь ждать, что я приму решение в эту самую секунду.

— Ты только что его приняла.

 

ГЛАВА 8

— Ты все еще играешь в баскетбол с помощником шерифа Мэтьюсом?

Прошло три дня с тех пор, как Лили видела Такера. Он даже не пытался общаться с ней. Она звонила ему дважды, но он не взял трубку и не перезвонил.

Пиппен кивнул, собирая детали «Лего».

— Сегодня я почти обыграл его в «Л-О-Ш-А-Д-Ь».

Лили чувствовала пустоту и зависть — зависть к собственному сыну, потому что он видел Такера.

Вечер субботы. Лили надлежало быть расслабленной и счастливой. В салоне все шло великолепно, с сыном тоже все было хорошо, а впереди ее ждали выходные. Вместо этого она чувствовала раздражение и была готова выпрыгнуть из кожи.

— Он тебе нравится?

— Ага, и Розочка тоже.

Такер хотел жизнь с Лили. Он хотел, чтобы она окунулась в это с головой и никак иначе.

— Ты ходил к нему домой?

Пиппен покачал головой.

— Розочка выбралась и побежала на наш задний двор, как делал Гриффин. Я принес ее обратно, потому что она маленькая и у нее нет навыков выживания.

Лили подумала о Такере, наливавшем молоко в маленькую кошачью чашку. Большинство мужчин, которых она знала, говорили, что ненавидят кошек. Только в высшей степени уверенный в себе мужчина мог завести кошку по имени Розочка.

— Что бы ты сказал, если бы Такер иногда приходил к нам поужинать? — Эта уверенность в себе была одним из качеств, которые Лили любила в нем.

— А мы будем есть пиццу?

— Конечно.

— И может, он смог бы пойти с нами в боулинг? — предложил сын, защелкивая детальки «Лего». — Хотя он, скорее всего, выиграет.

Скорее всего. Лили с Пипом отстойные игроки. Раньше Пиппен всегда доставал ее просьбами позвонить Ронни и позвать с ними в боулинг.

— А как насчет твоего отца?

Пиппен пожал плечами.

— У него новая подружка. Так что я, наверное, не увижу его какое-то время.

Лили грустно улыбнулась. Сердце болело за сына: десять лет, а уже понял всю подноготную Ронни Дарлингтона.

— Что, если я пойду на свидание с Такером? Если он пригласит меня на ужин или еще куда-то? Только он и я. Это будет тебя беспокоить? — спросила Лили, хотя и не была уверена, что Такер вообще захочет с ней разговаривать. Она помнила выражение его глаз в последнюю встречу. Грустное. Разочарованное.

Пип защелкнул еще несколько деталей конструктора.

— Нет. Ты поцелуешь его?

Лили бы хотела поцеловать Такера.

— Может быть.

Пип скорчил рожицу.

— Взрослые занимаются ужасными вещами. Не хочу идти в среднюю школу.

Среднюю школу?

— Почему?

— Там люди начинают целоваться. Ти Джей Бриско сказал мне, что его старший брат целует свою подружку, пока родители не придут домой с работы.

Наступит день, когда мысли Пипа радикально изменятся. Слава Богу, что у Лили есть еще пара лет до того, как это случится.

— Ты не должен никого целовать, если не хочешь. — Лили прикусила губу, чтобы удержать улыбку. — Кроме меня.

Встав с дивана, она прошла на кухню и посмотрела в окно на дом Такера. Свет не горел, Такер, очевидно, работал. Прятался в одном из своих любимых мест в ожидании ничего не подозревающих нарушителей скоростного режима.

Последние несколько дней он избегал Лили. Он был честен относительно своей жизни. Рассказал Лили все, потому что любил ее. Она не была так же честна. Не сказала ему всего, потому что… не хотела, чтобы Такер бросил ее.

Закрыв глаза, Лили надавила пальцами на брови. Она не была честной и открытой, потому что не хотела, чтобы Такер ушел, но он все равно ушел. Не хотела встречаться с ним из-за возраста. Боялась, что скажут люди. Ему было все равно. Он был смелым и отважным. Лили когда-то тоже была смелой и отважной. Когда-то она любила всем сердцем, как и Такер.

Опустив руки, она посмотрела на его пустой дом. Сердце сжималось и болело. Она любила Такера. Боролась с этим, но любила его всем своим сжимавшимся и ноющим сердцем. Любила его так сильно, что это чувство забиралось ей под кожу и вызывало слезы на глазах. Голова кружилась. Лили не могла взять под контроль свои чувства. Они были слишком яркими. Слишком. Но в отличие от себя тридцатилетней, сейчас Лили не потерялась в них. Она не могла управлять своей любовью к Такеру, но могла управлять собой. И точно знала, что делает, когда взяла куртку и сумочку.

— Пиппи, мне нужно кое-куда сходить.

— Куда?

Она не знала точно, но ей в голову пришла хорошая идея.

— Подышу немного воздухом.

Лили позвонила матери и сочинила ложь насчет того, что забыла кое-что в салоне. Когда Луэлла зашла в дом, Лили надела куртку, вышла и, сев в джип, направилась на шоссе 152. Она не была сумасшедшей и собиралась получить то, что хотела. То, чего очень долго боялась хотеть.

Такер упоминал, что ему нравится прятаться за знаком «Добро пожаловать в Ловетт» в ожидании нарушителей. Лили проехала мимо и удостоверилась, что полицейский автомобиль округа Поттер стоял в нескольких метрах за вывеской. Она развернула машину на сто восемьдесят градусов, в этот раз повысила скорость до девяноста шести миль в час и, взглянув в зеркало заднего вида, улыбнулась, когда красно-бело-синие огни осветили техасскую ночь. Лили остановила машину и принялась ждать. Сложив руки на груди, она смотрела прямо перед собой и ждала. Сердце стучало, а в груди болело. Если она не успокоится, то начнет задыхаться. В окно постучали фонариком, и Лили опустила стекло.

— Лили.

— Нил? — Она высунула голову из окна и посмотрела на шоссе. — Что ты здесь делаешь?

— Свою работу. А что ты делаешь, мчась так, будто у тебя хвост горит?

— Я кое-кого ищу.

Если Такер не на шоссе 152, то где же он?

— Мне нужны твои права, свидетельство о регистрации и страховка.

Лили задохнулась.

— Ты же не собираешься меня штрафовать?

— Собираюсь, мэм. Ты ехала со скоростью девяносто восемь.

Девяносто шесть, но кто считает.

— У меня нет времени, Нил, — сказала Лили, роясь в бардачке. — Не мог бы ты просто прислать мне штраф по почте? — Она нашла свидетельство о регистрации и протянула его вместе с правами и страховкой.

— Нет. Сейчас вернусь.

— Но…

У нее не было времени рассиживать тут. Взглянув в зеркало заднего вида, Лили увидела, как Нил идет к машине. Она позвонила Такеру, но отключилась, когда у него сработала голосовая почта. Где же он? Лили не хотела взламывать черный ход ювелирного магазина в надежде, что Такер отзовется. Она не была настолько сумасшедшей. Пока.

Через несколько минут Нил вернулся.

— Подпиши здесь, — сказал он, наведя фонарик на квитанцию, пришпиленную к планшету.

— Не могу поверить, что ты выписал мне штраф.

— Не могу поверить, что ты дважды превысила скорость, проезжая мимо меня. Что с тобой, девочка?

— Я думала, здесь прячется кое-кто другой. — Лили подписала квитанцию и отдала Нилу ручку.

— Кто?

Он все равно узнает.

— Помощник шерифа Мэтьюс.

Нил качнулся на пятках и рассмеялся.

— Такер?

Лили понятия не имела, что тут смешного.

— Мы встречаемся. — Она положила руку на руль. — Вроде как.

— Бедняга. Ты собираешься заехать на джипе в его дом?

— Не смешно, и я не могу поверить, что ты вспомнил об этом.

Вообще-то, она могла. Нил был одним из первых, кто прибыл на вызов в ту ужасную ночь. И это Ловетт. Никто ни о чем не забывает.

— Такер в баре «Роад Килл» с парнями. Сегодня день рождения Марти, и кто-то заказал ему стриптизершу. Если поедешь туда, не сходи с ума.

Лили нахмурилась.

— Я больше не схожу с ума.

— Тогда чего носишься взад и вперед по шоссе?

Может, это так и не выглядело, но Лили держала все под контролем.

— Я не сумасшедшая. — Нил оторвал квиток и протянул его Лили. — Я думала, ты мой друг, Нил.

— Так и есть. Вот почему я выписал тебе штраф на один-двадцать вместо один-восемьдесят пять, как ты заслуживала.

Лили снова задохнулась.

— Сто двадцать долларов? — Она положила квиток в карман куртки.

— Рад был увидеться, Лили.

— Хотела бы и я сказать то же. — Ну и козел, но Лили хорошо воспитали, поэтому она нехотя добавила: — Передавай Сюзанне и детям привет.

— Передам, езжай аккуратно.

Нил отошел, и Лили вывела джип на шоссе. Бар «Роад килл» был примерно в двадцати минутах езды, и она очень старалась не превышать допустимую скорость. Даже ехала на несколько миль в час медленней, но ее мысли скакали, вращались и сталкивались, а сердце, казалось, вот-вот разорвется. Лили влюбилась в Такера. Она сделала глубокий вдох и медленно выдохнула, проверяя себя. Все было нормально. Она не чувствовала себя сумасшедшей. Ну, ладно, может быть, чуть-чуть, но не достаточно, чтобы заехать на машине в чей-то дом. Это было сумасшествием. Разрушающим сумасшествием, а Лили больше такой не была.

Засыпанная гравием парковка бара «Роад килл» была полна машин, но Лили удалось найти местечко рядом с входом. Она просто зайдет, скажет Такеру, что любит его, и все получится. Должно… потому что думать о жизни без Такера Лили не хотела.

Танцевальная музыка доносилась из щелей здания и стала громче, когда Лили вошла. Все знали, что внутренние залы можно было арендовать, и она прошла через бар. Несколько человек окликнули ее, и она помахала им рукой, двигаясь сквозь толпу. Добравшись до одного из внутренних залов, Лили проскользнула через двери, как раз когда стриптизерша в полицейской форме приковывала Марти Дингуса наручниками к креслу. Из плеера доносился голос Кида Рока, поющего о том, как он снял «маленькую плохую мисс» в Батон Руж. Лили осматривала комнату, пока не увидела Такера, который стоял сбоку. На нем была черная футболка и джинсы, голова наклонена набок, как будто он изучал задницу стриптизерши.

Сердце Лили стучало, как сумасшедшее. Она прошла мимо удивленных помощников шерифа. Такер, прикипевший взглядом к стриптизерше, подносил ко рту бутылку «Лоун Стар».

— Серьезно, Такер? — Лили остановилась рядом с ним. — «Киска в кадиллаке»? — Она указала на плеер, имея в виду музыку, несшуюся из маленьких колонок. — Ты же знаешь, что я думаю о грубом языке.

Такер повернул голову и опустил бутылку с пивом.

— Что ты здесь делаешь, Лили? — Он выглядел потрясенным, но ни в коей мере не пристыженным.

— Очевидно, охочусь на тебя. — Она указала пальцем на извивающуюся полуобнаженную девушку. — А ты смотришь, как Марти получает свой приватный танец.

Такер покачал головой.

— Она еще не перешла к приватной части. Это никогда не случается до того, как дамочка разденется до стрингов.

И сказал так, будто его и не должно смущать, что он знал такие тонкости.

Пока Лили получала штраф и вела себя немного импульсивно, Такер пил пиво и смотрел на полуобнаженную девушку. Теперь… теперь Лили начала чувствовать, что ее ненормальность начинает немного выходить за границы.

— Если ты сможешь оторваться от созерцания ее задницы, я бы хотела перекинуться с тобой парой слов. На улице.

— Конечно.

Такер начал пробиваться через небольшую группу мужчин, и Лили взяла его за руку. Он взглянул ей в глаза и чуть сжал ее ладонь. Это пожатие отозвалось в сердце Лили. Они прошли по короткому коридору и вышли через черный ход. Сзади к бару был пристроен навес, который в это время года пустовал.

Лили остановилась у столика. Сделала глубокий вдох, пытаясь справиться с комком в горле. Лампы сверху освещали их с Такером, но на его лице ничего нельзя было прочитать.

Сейчас Лили должна была нырнуть. Сразу с головой.

— Я люблю тебя, Такер. Я люблю тебя и хочу быть с тобой. — Она с трудом сглотнула и опустила взгляд к ямке в основании его шеи. — Ты был честен со мной и рассказал мне о прошлом и о себе, но я не рассказывала тебе о себе. — Она покачала головой и выпалила: — Меня все считают сумасшедшей. Признаю, в прошлом я совершала безумные поступки. Поступки, с последствиями которых мне пришлось долго справляться, и я боюсь, что когда ты узнаешь, то бросишь меня.

— Я никуда не собираюсь. — Он поддел ее подбородок пальцем и заставил посмотреть на себя. — Я знаю, кто ты, Лили. Знаю о тебе все. Знаю, что ты была на волосок от кода 5150 за то, что въехала на машине в дом своего бывшего. Я знаю, что он разбил тебе жизнь, но ты собрала ее и добилась успеха. Ты должна гордиться собой. Знаю, что ты любишь своего сына, и когда я в первый раз увидел вас с Пиппеном, то понял, как сильно ты любишь его. Ты сказала, что убьешь за него, и я понял, что хочу любить и быть любимым так же сильно.

Лили моргнула.

— Ты знаешь, что люди зовут меня сумасшедшей? Почему ты мне ничего не сказал?

— Потому что это неправда. Ты страстная и любишь всем сердцем и душой, и я хочу этого.

— Что, если это правда? Я очень старалась не быть сумасшедшей, но признаю, что прямо сейчас чувствую себя немного безумной. Я получила штраф за превышение скорости, потому что думала, что ты прячешься за знаком «Добро пожаловать в Ловетт».

— Ого. — Такер потряс головой. — Что…

— Ты меня игнорировал, а я хотела добиться твоего внимания. Так что я проехала туда-сюда по шоссе. — Она вытащила квитанцию из кармана. — Но это оказался Нил.

Запрокинув голову назад, Такер расхохотался. Он смеялся громко и долго, а потом прижал Лили к груди.

— Ты вела себя как сумасшедшая, чтобы привлечь мое внимание?

— Не как сумасшедшая. А как немного ненормальная.

— Это смешно.

— Не очень. Теперь Нил думает, что я снова сошла с ума, и, наверное, расскажет парням, с которыми ты работаешь.

— Я большой мальчик. И могу справиться со всем, пока у меня есть ты.

— Я у тебя есть, Такер, но не только я.

— Знаю. И знаю, что я не отец Пиппена. И никогда не смогу быть его отцом. Черт, я даже не знаю, как быть отцом, но знаю, что никогда не буду относиться к нему плохо, игнорировать или бросать его. Я никогда не позволю ему думать, что он мне безразличен, и не разочарую его. — Если бы это было возможно, сердце Лили стало бы еще больше. Она обняла Такера. Тот отстранился и посмотрел ей в глаза. — Я все сделаю для тебя, Лили, но я не могу изменить свой возраст.

— Знаю. — Она привстала на носочки и поцеловала его в щеку. — Мне плевать.

Такер вздрогнул.

— Еще несколько дней назад тебе было не плевать.

— Несколько дней назад я была испугана. Боялась того, что скажут люди. Боялась еще кучу всего, но ты не боялся. Ты был смелым и отважным.

— Ты шутишь? Все это время я боялся до чертиков, что ты никогда не полюбишь меня.

Он никогда не показывал, что боится — до чертиков или как-то еще.

— Два дня назад ты сказал мне, что я должна или быть с тобой, или нет. — Лили легонько прикусила ему ухо. — Я хочу быть с тобой, Такер. Целиком. Навсегда.

Она отстранилась и посмотрела ему в лицо, которое уже не было ничего не выражавшим. Улыбка Такера оказалась такой же широкой, как и у самой Лили.

— И я хочу тебя целиком, Лили Дарлингтон.

— Люди скажут, что ты без ума.

— Мне все равно, что скажут люди. — Он коротко поцеловал ее. — Пока я без ума от тебя.