Глава первая

Брина Макконнелл обула пару туфель на бесстыдных десятисантиметровых каблуках и застегнула узкие ремешки на щиколотках. Туфли из красной замши выглядели так, будто только что были извлечены из шкафа хорошо одевающейся шлюхи. Брина любила носить туфли, которые увеличивали ее рост до восхитительных ста семидесяти сантиметров. Ее ноги в них казались длинными и стройными – об этом мечтала каждая невысокая девушка, а каждой высокой это было дано от природы.

Она встала и прошла к зеркалу походкой женщины, которая привыкла носить обувь на высоких каблуках и на платформе. Волнуясь, Брина опустила ладонь на живот и критически оглядела себя от носков туфель до кончиков темных волос. На вечеринку следовало идти в платье для коктейля, и красное платье без рукавов подходило идеально. Оно было незамысловатого фасона и облегало ее формы, округлившиеся только после окончания школы. Каштановые волосы Брины мягко опускались до середины спины. Губы она накрасила темно-красной помадой, а глаза подвела карандашом. Девушка привлекала к себе внимание благодаря экзотической внешности, и бо́льшую часть времени ей нравился ее облик. Но не сегодня. Сейчас, глядя на себя в зеркало, она видела худую девочку-подростка с плоской грудью, которую одноклассники дразнили «жевуном». Это когда они вообще помнили о ее существовании. В основном же ее просто игнорировали, будто ее не существовало.

Брина подошла к прикроватному столику и взяла приглашение, присланное на адрес ее офиса в Портленде. Вверху было напечатано: «Встреча выпускников 1990 года школы Геллитона». Ниже были перечислены мероприятия. Список открывали вечеринка с коктейлями и танцы. Завтра утром организационный комитет предполагал катание на лыжах и поездку в старую школу, а ночью – празднование Нового года. Встреча заканчивалась воскресным завтраком.

Брину не удивляло то, что комитет решил провести эту встречу в канун Нового года вместо обычного летнего времени. Геллитон Пасс был небольшим городком, оживавшим в период лыжного сезона. Он мог похвастаться лишь белоснежными склонами, и, поскольку никаких особых достопримечательностей там не было, летом город практически пустовал. Новый год в Геллитон Пасс всегда был масштабным событием – местные жители старались вытрясти из туристов побольше денег.

Внизу в бальном зале одноклассники Брины начали собираться еще полчаса назад. Вместе с ней школу окончили семьдесят восемь человек, и ей было интересно, кто из них приедет.

Брина знала, что ее лучшая подруга, Стефани, приехать не смогла. Она жила в Восточном Техасе и лишь недавно родила вторую дочь. Оставить новорожденную Стефани не решилась, а о том, чтобы везти младенца в Геллитон, не могло быть и речи. Не стоило рисковать ради того, чтобы повидать людей, которые, будучи детьми, ее игнорировали.

В Геллитон Пасс никогда не было среднего класса. Здесь жили люди, которые имели все, и люди, у которых не было ничего. Были те, у кого был бизнес в курортном городке, и те, кто на них работал. Брина и ее друзья относились ко второй категории.

Листок бумаги выскользнул из ее руки и упал на кровать. Брина нарочно медлила, и отдавала себе в этом отчет. Она работала частным детективом в фирме «Кейн, Фостер и Морган», разыскивала людей, которые не желали, чтобы их нашли, и раскрывала факты, которые предпочитали замалчивать. В начале карьеры Брина занималась супружескими изменами, но теперь ей в основном поручали розыск пропавших людей и вещей и расследование случаев мошенничества со страховкой. Не однажды она доказывала, что так же хорошо справляется с этим, как и любой мужчина. Брина могла быть очень напористой, разговаривая с родителями, не желающими поддерживать материально своего ребенка, или с супругами, которые предпочитали, чтобы их считали пропавшими без вести.

Взяв красную шелковую шаль, Брина накинула ее на плечи. Вернувшись домой, она снова почувствовала неуверенность. Но она должна была приехать. Должна была показать им, что смогла чего-то добиться. Что она больше не была той неприметной девочкой, которая отчаянно пыталась привлечь к себе внимание. Девочкой, которая во время этих попыток потеряла кое-что важное.

Брина взяла сумочку и вышла из номера триста шестнадцать в «Тимбер Крик Лодж», не остановившись для того, чтобы бросить последний взгляд на свое отражение. Спустившись в лифте на первый этаж, она услышала звуки вечеринки, доносящиеся слева по коридору. В гостиной справа у камина отдыхали лыжники.

Брина подошла к регистрационной стойке. Перед ней стояли лишь мужчина и женщина, похоже, его жена, которая была на сносях. Вскоре Брина уже смотрела в глаза Минди Франклин, главе группы поддержки и секретарю класса. Минди была по-прежнему симпатичной. Казалось, что она вот-вот начнет размахивать помпонами, требуя от окружающих продемонстрировать боевой дух школы. Только теперь на ее табличке значилось: «Минди Бертон». Наверняка она вышла замуж за своего парня, капитана лыжной команды и наследника «Тимбер Крик Лодж», Бретта Бертона.

– Ваше имя?

Она и не надеялась, что Минди ее узнает. После выпуска Брина подросла на пять сантиметров, а ее грудь и бедра заметно округлились.

– Брина Макконнелл.

– Брина Макконнелл? – Минди открыла рот от удивления. – Я тебя не узнала.

– Я поздно расцвела.

– Не ты одна. Подожди, увидишь Томаса Мака. – Минди выдала Брине бейдж. – Но ты и так, наверное, его все время видишь. Он ведь был твоим парнем?

Да, недолгое время Томас Мак был парнем Брины, но до этого они с первого класса были друзьями. Брина вспомнила мальчика с большими синими глазами и длинными черными ресницами. Он всегда был высоким не по возрасту, таким худым, что были видны его кости, и таким умным, что ведущие университеты страны предлагали ему стипендию.

Она приколола бейдж к платью и ответила:

– Нет, я не видела Томаса с двенадцатого класса.

«С тех пор как бросила его в год выпуска ради Марка Харриса, здорового, мускулистого быка, который был квотербэком футбольной команды».

Одиннадцать лет они с Томасом были близкими друзьями. Шесть месяцев, летом и осенью 1989 года, они были больше, чем друзьями. Но последние одиннадцать лет они не разговаривали. С той самой ночи, как Брина пришла к нему домой, чтобы сказать, что Марк Харрис пригласил ее на рождественский бал и она согласилась. Она разрушила свои отношения с Томасом ради такого парня, как Марк. Слава богу, что она выросла и поняла свою ошибку.

Тогда же Брина думала, что очарована им, – в таком маленьком городе, как Геллитон, квотербэк футбольной команды был местной знаменитостью, ярче которой сияла разве что звезда капитана лыжников. Марк был кем-то, и он заметил ее.

Брина не хотела ранить Томаса, не хотела терять его дружбу и шла тем вечером к нему домой, надеясь, что они останутся друзьями. Как же она ошибалась! В тот день, когда она порвала с Томасом, он посмотрел на нее холодным взглядом и сказал: «Ты всегда хотела добиться чего-то большего. Это твой шанс. Но не ожидай, что я буду помогать тебе, когда твое сердце разобьется. Меня рядом не будет». И его действительно не было рядом с ней.

Ровно месяц спустя Марк бросил ее, а Томас продолжал жить своей жизнью. С тех пор, если они с Бриной оказывались в одном помещении, он делал вид, будто не знаком с ней.

– Он добился успеха.

– Кто?

– Томас Мак. Он организовал компанию про производству программного обеспечения. Слышала, недавно он продал ее за несколько миллионов.

«Вот и хорошо», – подумала Брина. Томас всегда хвастался, что к тридцати годам станет миллионером. И похоже, ему это удалось. Он был одним из изгоев. Родителей Томаса убили, когда он был еще ребенком. Мальчика воспитали бабушка и дедушка, которые любили его, но не могли обеспечить всем необходимым. Но он добился успеха. Здорово будет снова его увидеть.

– Уверена, мы еще встретимся, – сказала Брина Минди и вошла в бальный зал.

Комната была украшена белыми лентами серпантина, а по полу были разбросаны белые воздушные шарики. В дальнем конце зала виднелась сцена, украшенная серебристыми блестками. Музыканты раскладывали инструменты, но, кроме них, на сцене никого не было. На дюжине подставок были размещены фотографии выпуска 1990 года. У каждой подставки собралась небольшая толпа, вспоминающая славные школьные деньки. Брина на фотографии не смотрела. Скорее всего, ее не было ни на одной из них.

Огромные окна во всю стену и двери с левой стороны зала выходили на террасу, откуда открывался вид на полную неровностей лыжную трассу под названием «Снежная лодка». В стекле отражались люди, находившиеся внутри, но если присмотреться, можно было увидеть, что снаружи идет снег.

Брина прошла мимо расставленных по периметру зала круглых столов и заметила несколько знакомых лиц. В баре она заказала джин с тоником и оглядела зал в поисках высокого нескладного мужчины с непослушными волосами. Ее взгляд скользил от столика к столику, затем остановился на группе, стоявшей у фонтана с шампанским. Брина знала их всех по школьному оркестру. Кроме одного.

Мужчина, которого она не узнала, обернулся, будто почувствовав ее взгляд, и внезапно Брина ощутила не только волнение, но и легкое возбуждение.

Его темные волосы были коротко подстрижены, но все равно выглядели так, будто им нужна расческа. Она не могла разглядеть цвет его глаз, но они были глубоко посажены, и в его ответном взгляде можно было прочесть напряжение. У мужчины были широкие скулы и квадратная челюсть, а темно-синий костюм сидел на его широких плечах идеально – он явно был сшит на заказ. Одна пола пиджака была отброшена в сторону. Левую руку мужчина держал в кармане брюк. Белая рубашка прилегала к груди, синий галстук удерживала на месте тонкая золотая булавка.

Брина поднесла к губам стакан. «Какой-то девушке очень повезло с мужем», – подумала она, когда его взгляд скользнул по ней, с губ и шеи на грудь. Обычно ее оскорбляло подобное бесцеремонное разглядывание, но сейчас было не похоже, что этот мужчина смотрел на нее с сексуальным интересом. Скорее с любопытством, изучая ее. Но когда его взгляд переместился на ее ноги, а затем снова пополз вверх, на губах мужчины появилась одобрительная улыбка, увидев которую Брина едва не подавилась кусочком лимона, плававшим в ее стакане.

Возможно, он не женат, подумала она. Наверное, какая-нибудь девушка упросила этого красавчика сопровождать ее сегодня. Или наняла манекенщика. Брина и сама подумывала над этим, но решила этого не делать – это заставило бы ее чувствовать себя неуютно.

– Брина Макконнелл?

Брина отвлеклась от созерцания мужчины в другом конце комнаты и перевела взгляд на женщину, стоявшую перед ней. Она мгновенно узнала эти зеленые глаза и темно-рыжие волосы.

– Карен Джонсон? Как дела?

Они с Карен были президентом и вице-президентом клуба «Будущие домохозяйки Америки» и не раз напивались домашним вином отца Карен.

Карен развела руки в стороны, затем положила ладонь на круглый живот.

– Беременна в третий раз, – ответила она.

В третий? С тех пор как Брина окончила школу, она вступала в серьезные отношения всего дважды, и ни разу они не были продолжительными.

– Кто твой муж?

– Который по счету? – рассмеялась Карен.

Брина не знала, что на это ответить. «Срань господня» было явно неподходящим выражением. Вместо этого она спросила:

– Ты видела Томаса Мака? Я слышала, что он здесь.

Карен огляделась, а потом указала на манекенщика:

– Да вот же он.

* * *

Томас Мак мог определить с точностью до секунды, когда Брина Макконнелл его узнала. Ее глаза округлились, рот удивленно открылся, прежде чем она сказала: «Боже, ты шутишь!» До этого момента она даже не догадывалась, кто перед ней. Он изменился со школьных лет. Как и она. По сравнению с той девочкой, которую он знал, Брина похорошела, да и формы у нее округлились.

Томас вспомнил, как увидел ее впервые – в первый день занятий в первом классе, ее карие глаза и огромную косу. У Брины всегда были пышные волосы, отчего ее голова казалась слишком большой.

Он также вспомнил, как впервые купил ей подарок. Это было в третьем классе, после того как Брине удалили миндалины. Томас приобрел для нее голубое мороженое на палочке, которое стоило четвертак и растаяло по пути к ее дому.

Он вспомнил день, когда умерла его собака, Скутер, похороны, которые они устроили старому черному лабрадору. Томас обнимал Брину, когда она плакала навзрыд. Томасу было тринадцать, и он не плакал, но ему тоже хотелось разрыдаться. В этот день он впервые заметил изменения, происходящие с ее телом. Он держал ее в объятиях, пытаясь вести себя как мужчина и сдерживая слезы, а руки Брины, обнимавшие его в ответ, и маленькие груди, прижимавшиеся к его груди, сводили его с ума. Томас старался не представлять ее обнаженной. Он вспомнил, как оттолкнул ее и велел идти домой, потому что от ее нытья ему только хуже. Брина ушла, разозлившись, и так и не узнала, что он прогнал ее вовсе не из-за слез. Он поступил так из-за странного ощущения в груди и в паху. С того самого дня Брина Макконнелл мучила его, сама не зная об этом.

Лишь летом перед выпускным классом Томас решил, что с его чувствами к Брине нужно что-то делать. Они с друзьями были в кинотеатре «Рил ту Рил», смотрели фильм «Человек дождя», когда он наклонился к ней и впервые поцеловал. Брина не была его первой девушкой, но, когда порвала с ним, оказалась первой, кто причинил ему боль. Понадобилась пара лет и несколько подружек, чтобы Томас наконец забыл Брину Макконнелл.

Он многого добился с тех пор, как десять лет назад уехал из Геллитон Пасс. Томас поступил в Беркли и стал получать стипендию. Во время школьных выпускных экзаменов он набрал достаточно высокий балл, чтобы пойти сразу на второй курс. Три года спустя Томас защитил диплом по экономике и информатике. После колледжа он устроился на работу в «Майкрософт», но быстро понял, что не хочет работать на кого-то другого. Спустя недолгое время он и двое его друзей уволились и основали собственную компанию по производству программного обеспечения, «БизТех». Они разрабатывали программы для анализа тенденций рынка, и поначалу работа Томасу нравилась. Но вместе с компанией росло его разочарование.

День, когда они выпустили «Форчун 500» и о «БизТех» заговорили, был днем, когда Томас вспомнил, почему ушел из «Майкрософт». Компания больше не принадлежала ему, а до конца жизни думать о долях рынка и об акционерах ему не хотелось. Пять месяцев назад он продал свою долю и ушел.

Томасу было двадцать восемь лет, у него было достаточно денег, которых хватило бы на несколько жизней, и впервые у него не было цели. Теперь он понимал, чем руководствовались врачи и адвокаты, которые сворачивали успешную практику, чтобы стать ковбоями или автогонщиками. Впрочем, разведение скота и вождение машины не привлекало Томаса. Он подумывал о работе консультантом. Он не был уверен в том, что ему это придется по вкусу, но времени на то, чтобы поразмыслить, у него было вдоволь.

Джордж Аллен, поставщик медицинского оборудования, бывший тромбонист школьного оркестра и главный шутник класса, закончил рассказывать анекдот, и все вокруг засмеялись.

Всю жизнь Томас прилагал максимум усилий, чтобы добиться успеха, и никогда не оглядывался назад. До тех пор, пока не получил приглашение на встречу выпускников. Когда он увидел в списке имя Брины, ему стало интересно, как она поживает. Растолстела ли она или, может, у нее пятеро детей? Чем больше он об этом думал, тем интереснее ему становилось.

Честно говоря, отчасти он приехал сюда лишь затем, чтобы выяснить, заставит ли она его сердце сжиматься.

Нет, не заставила.

Томас поднял свой стакан и посмотрел на Брину через стекло. Она наклонилась влево, рассматривая прическу Карен Джонсон. Затем на лице Брины появилась улыбка, которая не давала ему покоя с восьмого класса по двенадцатый. Тайна чуть приоткрытых женских губ заставляла Томаса дышать чаще. Его рукам не терпелось прикоснуться к Брине. Он вспомнил, как в ее комнате, у него дома или в старом дедушкином автомобиле он испытывал возбуждение. Тогда Томас задумывался о том, что бы сделала Брина, если бы об этом узнала. Если бы он взял ее за руку и позволил почувствовать, что она с ним делает. У Томаса перед глазами все плыло от желания, но он так и не решился на что-то большее, чем просто поцеловать ее.

Он допил свой стакан к тому моменту, когда Джордж рассказал очередную шутку, на этот раз о женщинах и рыбах, и снова не засмеялся лишь Томас. Ему не нужно было колотить себя в грудь или унижать кого-нибудь, чтобы чувствовать себя мужчиной. Может, он и не расстался с девственностью в первый же год обучения в колледже, но наверстал упущенное время и мог с уверенностью сказать, что ни от одной женщины, которую он знал, не пахло рыбой. Рассмеяться значило признать, что такое было. В конце концов это заставило Томаса задуматься о том, с какими же женщинами путается Джордж.

– Поговорим позже, – сказал Томас и направился к бару.

Кто-то мог бы подумать, что у него нет чувства юмора. Нет, оно у него было, но в свое время Томас сам был объектом для слишком многих унизительных шуток, чтобы теперь над ними смеяться.

Он заказал скотч с водой, повернулся и снова посмотрел на Брину, которая сейчас стояла прямо напротив него. Томас опустил взгляд и заглянул в ее карие глаза, которые так хорошо помнил.

– Привет, Томас, – сказала она.

Ее голос звучал не так, как прежде. Он стал более низким, более мелодичным. Это был голос женщины, а не девочки.

– Привет, Брина.

– Ты сегодня один?

– Сегодня и весь уик-энд.

Томас думал о том, чтобы прийти со спутницей. Его последняя девушка рекламировала белье для «Виктория сикрет». Они все еще были друзьями, и, если бы он попросил, она бы поехала с ним.

– Слава богу. – Брина тихонько усмехнулась. – А то я уж было подумала, что я единственный здесь одинокий человек.

– Джордж Аллен тоже один.

– Неудивительно, если он совсем не изменился, – покачала головой Брина. – Ты отлично выглядишь, Томас. Я тебя даже не сразу узнала.

Он узнал ее в ту же секунду, как только она вошла в зал.

– Я сильно изменился после школы.

– И я. Подросла на пять сантиметров.

В ее фигуре изменилось не только это, но Томас держал себя под контролем, глядя девушке в лицо, а не бегая глазами по ее телу. Хотя ему и хотелось это сделать. Не то чтобы он все еще продолжал желать ее, но ему было любопытно. У Брины теперь была неплохая грудь, и, из чистого любопытства, Томас был бы вовсе не против снять с нее платье и осмотреть повнимательнее. Нахмурившись, он попытался думать о чем-то другом. О погоде. О мировой политике. О том, кто выиграет Кубок Стенли в этом сезоне. О чем угодно, только не о том, как раздеть единственную женщину, которая разбила ему сердце.

 

Глава вторая

Брина посмотрела в синие глаза Томаса, сохранявшие серьезное выражение, и склонила голову. Стоявший перед ней человек напоминал худого мальчика из ее прошлого разве что цветом глаз и волос.

– Не знаю, известно ли тебе об этом, – предприняла она попытку завязать разговор, – но все сегодня говорят о тебе.

Томас приподнял бровь.

– Правда? И что же?

– А ты не знаешь?

Он сделал глоток и покачал головой.

– Ну… – протянула Брина. – Говорят, что ты богаче Дональда Трампа и встречаешься с Эль Макферсон и Кэти Айрленд одновременно.

– Выходит, я лучше, чем сам о себе думал.

В первый раз с тех пор, как Брина увидела его сегодня, морщинки в уголках его глаз подсказали ей, что ему весело.

– Жаль всех разочаровывать, – сказал Томас, – но это неправда.

– Хм. – Брина отхлебнула из стакана. – Значит, вторая сплетня тоже ложь.

– Какая?

– Это худшее, что можно представить себе в этом городе.

– Кто-то сказал, что я гей? – Томас улыбнулся краешком губ.

– Нет, хуже. Говорят, что ты стал демократом.

Он усмехнулся, сначала чуть изогнув губы, и лишь потом его лицо расплылось в широкой улыбке.

– Боже упаси! – Томас хмыкнул, а затем расхохотался грудным смехом, от которого по коже Брины побежали мурашки. – Не хотелось бы, чтобы местная НСА устроила на меня охоту.

Когда он улыбался, его глаза немного щурились и лицо преображалось, превращаясь из просто симпатичного в умереть-не-встать красивое.

– Нет, – сказала Брина, скользнув взглядом от его прямого носа к впадинке над верхней губой. – Этого тебе точно не хотелось бы.

– Как твоя семья? – спросил он.

– Хорошо, – ответила Брина, снова посмотрев Томасу в глаза. И она бросила этого парня ради Марка Харриса? И о чем она, черт возьми, только думала? – Никто из нас тут больше не живет. А как твои бабушка с дедушкой?

– Стареют. Я перевез их в Палм-Спрингс, там они чувствуют себя лучше. Сначала им там не нравилось, но сейчас они обожают это место. – Он поднял стакан и сделал глоток. – А где ты теперь живешь?

– В Портленде, – ответила Брина и, пока рассказывала Томасу о своей работе, всматривалась в его лицо, пытаясь найти в нем черты мальчика, которого она знала.

Его глаза по-прежнему были темно-синими, а ресницы густыми. Щеки больше не были впалыми, а темные волосы были коротко подстрижены и уже не торчали непокорными прядями.

Когда их взгляды снова встретились, Томас спросил:

– Что ты ищешь, Брина?

– Тебя, – ответила она. – Думаю, знаю ли я тебя.

– Сомневаюсь.

– Помнишь то лето, когда мы охотились в лесу на ведьм и вампиров?

– Нет.

– Мы мастерили копья и деревянные кресты.

– Да, точно. Вспомнил, – сказал Томас.

В этот момент свет стал более тусклым, и они оба обратили взгляды на сцену. Там, где прожектор освещал серебряные блестки, казалось, лежал первый снег.

– Всем привет, я Минди Франклин Бертон, – огласила Минди со сцены. – Добро пожаловать на собрание выпускников 1990 года школы Геллитон Пасс!

Все захлопали, кроме Брины. Она не могла – ее руки были заняты стаканом. Покосившись налево, девушка заметила, что Томас тоже не аплодирует. Внезапно она подумала о том, а что он вообще здесь делает. Насколько она помнила, он всегда говорил, что, когда уедет из Геллитона, больше никогда сюда не вернется. В тот единственный раз, когда она спросила, приедет ли он повидать ее, он ответил, что ей стоит поехать с ним.

– В 1990-м мы слушали Роберта Палмера, «Нью Кидс он зе Блок» и «Ю-Ту», – продолжила Минди.

«К Томасу это не относится, – припомнила Брина. – Он слушал Боба Дилана и Эрика Клэптона».

– Джордж Буш, сорок первый президент, принял присягу, а Люсиль Болл умерла в возрасте семидесяти семи лет. По телевизору мы смотрели «Веселую компанию» и «Закон Лос-Анджелеса», а в кинотеатрах – «Арахнофобию» и «Призрака». А в нашем…

Мысли Брины вернулись к высокому человеку в идеально подогнанном костюме, стоявшему рядом с ней, и она снова задумалась о том, почему после многочисленных обещаний не возвращаться он здесь. Возможно, как и она, Томас приехал, чтобы показать: он больше не изгой, его жизнь состоялась. Но ему никогда не было дела до того, что думают окружающие. В сущности, Брина не знала другого человека, который придавал бы мнению окружающих так мало значения. Но это было десять лет назад. Люди меняются. Она уж точно изменилась, и Томас наверняка тоже.

– В 1990-м году наша футбольная команда прошла на чемпионат штата, а лыжники заняли первое место на местных соревнованиях.

Во внутреннем кармане пиджака у Томаса запищал телефон. Он вынул его и поднес к уху, заговорив приглушенным голосом.

– Как ты себя чувствуешь?.. И что он сказал?.. Оу… – Он помолчал, сдвинув брови. – Ты подключил его к порту, как я говорил?.. Да, к этому… Бабушка пролила свой постум на клавиатуру? Конечно, это проблема… Что? Подожди минутку… – Томас посмотрел на Брину. – Уверен, мы еще увидимся до конца уик-энда, – сказал он и вышел из зала, держа в одной руке телефон, а в другой стакан.

Брина снова обратила взор на сцену. В последний раз она была в зале «Тимбер Крик Лодж» во время рождественского школьного бала. Той ночью она тоже была в красном – на ней было красное сатиновое платье, которое мама сшила ей из ткани, купленной в местном магазинчике. В волосах у Брины были розы. Ее парень, Марк Харрис, был в черном смокинге.

Брина долгие годы была влюблена в Марка, но он заметил ее и пригласил на бал лишь после того, как его девушка, королева бала и капитан черлидеров Холли Баханан бросила его – за две недели до Рождества. Они встречались еще пару недель, пока Холли не щелкнула пальцами и Марк не помчался к ней. Брина была раздавлена.

И, будто бы призванный этими мыслями, перед ней возник Марк Харрис. Он посмотрел на бейдж с ее именем и улыбнулся:

– Жевун?

Брина нахмурилась, а он запрокинул голову и рассмеялся. Сколько она помнила Марка, у него всегда были самые белые зубы, какие ей только доводилось видеть. За прошедшие десять лет он почти не изменился. Правда, его светлые волосы сильно потемнели, а в уголках глаз залегли едва заметные морщинки. Но с годами Марк лишь похорошел. Его зеленый галстук гармонировал с рубашкой, заправленной в брюки цвета хаки. Марк был не таким уж мускулистым, каким его помнила Брина, но все же выглядел довольно крепким.

Минди продолжала говорить, и ее слова периодически заглушались аплодисментами. Марк положил руки на плечи Брине и заглянул ей в глаза.

– Боже, ты потрясающе выглядишь! – сказал он, сверкнув своей идеальной улыбкой. – Не могу поверить, что бросил тебя ради Холли. Каким идиотом я был!

То же самое она думала по поводу Томаса, и эти слова вызвали у Брины улыбку.

– Да, был. Но не стоит себя корить. Холли была ходячей куклой Барби. – Она покачала головой. – Я всегда думала, что вы поженитесь.

– Мы и поженились. А потом развелись. – Марк произнес это так, будто не придавал этому факту большого значения.

«Интересно, сколько еще человек из нашего класса успели пожениться и развестись?» – подумала Брина.

– Ты тут одна? – спросил он.

– Да.

– Вот повезло. Я тоже. – Рот Марка растянулся до ушей. – Идем, поболтаем с парнями. Все пытаются угадать, кто ты такая, но никому это не удалось. – Он приобнял девушку за талию и объяснил: – Никто тебя не узнал, когда ты вошла. Потом мы видели, как ты разговаривала с Томасом Маком, и подумали, что ты с ним. Но ты не с ним, да?

– Нет, не с ним.

Брина оглядела комнату и заметила Томаса у входа – он разговаривал с высокой блондинкой в облегающем черном платье. Несомненно, это была Холли Баханан, королева школьного бала. Сколько Брина ее помнила, Холли всегда была прекрасной блондинкой. Ей было неведомо, что такое подростковое уродство, и если в мире существовало неписаное правило, что все богатые и красивые девушки должны быть милыми и добрыми, то Холли никогда о нем не слышала. Или же ей просто было на него наплевать.

Томас и Холли стояли вполоборота к залу, она положила руку на его локоть и улыбалась. «Что такого смешного он ей сказал?» – подумала Брина. Томас не сделал ничего такого, чтобы заставить улыбаться ее. Да и вообще, с ней он держался скованно, совсем не как тот мальчик, которого она помнила.

– Думаю, нам стоит послушать Минди, – сказала Брина, когда Марк указал ей на небольшую группу людей справа.

Было время, когда его прикосновение заставляло ее сердце трепетать. Теперь же это был просто мужчина, которого она знала. Один из тех, с кем она когда-то переспала и теперь жалела об этом.

– Никто не слушает Минди. Даже Бретт, – сказал Марк, подведя ее к своим друзьям.

В школе это всегда были люди с деньгами, гордо носящие свои абонементы на лыжных куртках как символ статуса просто потому, что могли себе это позволить. Брина узнала некоторых из них, а остальных не вспомнила, пока они не представились. Живя в таком маленьком городе, она росла вместе с ними, но они никогда не были ее друзьями.

Слушая их теперь, Брина поняла, что большинство из них по-прежнему обитали в Геллитоне. Многие женились сразу после школы или в колледже, но быстро развелись, и сейчас у них были новые отношения. Пока они вспоминали девяностые так, как будто это была лучшая пора их жизни, Брина смотрела на Томаса.

Школьные годы точно не были лучшей порой ее жизни, да и его тоже. Будто прочтя ее мысли, Томас посмотрел поверх головы Холли, встретившись с Бриной взглядом. Он смотрел на нее несколько долгих секунд с непроницаемым выражением лица, затем нахмурился и отвернулся.

Стало еще темнее, когда Минди закончила свою речь, и Брина уже не могла видеть лицо Томаса. Он стал лишь силуэтом в темной комнате.

На сцену вышли музыканты и, настроив инструменты, начали вечер с вполне приличного исполнения «Turn You Inside Out». Марк взял Брину за руку и вывел ее в круг танцующих. Обняв девушку и прижав ее к себе, он спросил:

– Что ты будешь делать позже?

Брина поздно прилетела, и ей больше всего хотелось принять душ и улечься спать.

– Направлюсь в свою комнату.

– Мы потом планируем пойти ко мне. Присоединяйся.

Брина отстранилась и посмотрела Марку в лицо. Поразмыслив, она решила, что лучше лечь спать, чем снова слушать о том, как он и его друзья катались на лыжах голышом или как они разыграли членов шахматного клуба, спрятав всех королей.

– Думаю, сегодня мне нужно как следует выспаться, – ответила она.

– Ладно, тогда давай встретимся завтра. Мы будем на заднем склоне.

Проведя столько времени в Геллитоне, Брина знала, что Марк имел в виду задний склон горы Сильвер Доллар, где они будут кататься на лыжах. Но жить в горнолыжном курортном городе – это одно, а уметь кататься на лыжах – другое. Брина не умела.

– Постараюсь прийти.

Марк привлек ее ближе к себе. Брина посмотрела через его плечо и заметила Томаса среди танцующих.

– Твои волосы приятно пахнут, – сделал ей комплимент Марк.

– Спасибо.

Томас держал в объятьях Холли, двигаясь с такой грацией, какой Брина никогда в нем не замечала. Холли обнимала его за шею, а он прижимал ее к себе слишком близко. Видеть, как его руки лежат на ее талии, как соприкасаются их тела, было невыносимо.

Марк говорил о своем бизнесе и периодически делал Брине комплименты. Он был очарователен, но внимание девушки было сосредоточено на другом конце комнаты. Брина не могла не смотреть на Томаса и Холли, и ей не давали покоя мысли о том, почему же ее так гложет то, что они вместе.

Ответ пришел с последним гитарным аккордом. Брина считала, что Томас принадлежит ей. Он так долго был для нее добрым другом, и, несмотря на то, что она повела себя с ним ужасно, Брина все равно испытывала привязанность к нему. Честно говоря, она не могла видеть его вместе с Холли. Возможно, потому, что знала: будь Томас водителем автобуса или механиком, Холли не потрудилась бы даже пересечь комнату, чтобы поговорить с ним. Но было кое-что еще, что-то похожее на ревность. Чувства Брины были бессмысленны и нелогичны, и девушка запутывалась все больше.

Она оставила Марка и направилась к бару. Чувствуя себя немного уставшей, Брина раздумывала о том, выпить ли ей еще или сразу идти спать. Но ни того, ни другого она не сделала. Брина наткнулась на свою бывшую партнершу по лабораторным работам в десятом классе Джен Ларкин. Джен набрала около сорока килограммов и по-прежнему была обладательницей самого большого количества веснушек в мире. Они немного поболтали, но громкая музыка делала разговор практически невозможным, и в итоге они просто выкрикивали друг другу вопросы. Через несколько песен Брина потеряла Томаса из виду и не могла не думать о том, не ускользнул ли он, чтобы завалить королеву бала.

Но нет, Томас и Холли прошли мимо нее и встали в очередь в бар. Брина не могла не признать, что они отлично смотрятся вместе.

На сцене музыканты начали исполнять мелодию, которую Брина сразу узнала – она годами слушала ее на дешевом магнитофоне Томаса. Не успев одернуть себя, она подошла к нему и сказала:

– Они играют нашу песню.

В тусклом свете люстры Томас долго смотрел ей в глаза, будто раздумывал над чем-то. И когда Брина уже решила, что он так ничего и не ответит, он наконец сказал: «Прости нас, Холли» и взял Брину под локоть.

Он взял ее за руку и отвел на переполненный танцпол.

– С каких это пор «Lay Lady Lay» – наша песня? – спросил Томас, кладя другую руку ей на талию.

Брина положила ладонь ему на плечо. Ткань его пиджака была холодной на ощупь.

– С тех пор, как ты часами крутил мне Боба Дилана.

– Ты ненавидела его, – ответил Томас, глядя поверх ее головы.

– Нет, просто мне нравилось тебя дразнить.

Он держал ее на расстоянии нескольких сантиметров, будто не хотел, чтобы она вторгалась в его личное пространство. Будто был бесстрастным учителем танцев. А вот когда в его пространство вторгалась Холли, он был совсем не против. Брина сама не ожидала, что ей будет так горько от этого. Эти чувства сводили ее с ума.

– Томас?

– Ммм?

Брина посмотрела в его скрытое в тени лицо, в плохо различимые в полумраке глаза, на его нос и четко очерченный рот.

– Ты все еще злишься на меня?

– Нет. – Он наконец опустил глаза на Брину.

– Как думаешь, мы сможем снова быть друзьями?

Опять, как будто ему нужно было подумать над этим, Томас помолчал и ответил лишь через несколько тактов:

– Что ты имеешь в виду?

На самом деле Брина и сама не знала ответа на этот вопрос.

– Ну, что ты планируешь делать завтра?

– Кататься на лыжах.

– Когда ты успел этому научиться? – спросила Брина, удивленная таким ответом.

– Около шести лет назад.

– И как, тебе нравится? – поинтересовалась она, не придумав ничего умнее.

Томас притянул девушку чуть ближе к себе и крепче обнял ее за талию.

– У меня есть дом в Аспене, – ответил он так, как будто это все объясняло.

В каком-то смысле так оно и было.

Его палец погладил ее ладонь, и Томас прижал ее руку к груди. По коже Брины пробежали мурашки, как будто она почувствовала дуновение ветерка.

– Ты катаешься с Холли? – спросила Брина обыденным тоном, словно не умирала от желания выяснить это.

– С кем угодно. А ты собираешься встретиться с Марком Харрисом и его сворой?

– Нет. – Брина не хотела тратить время на разговоры о Марке. – Помнишь, как я копила деньги, работая няней, чтобы купить лыжный инвентарь и вступить в клуб?

– И в первый же день сломала ногу.

– Ага. Больше я не пыталась научиться кататься на лыжах. – Брина провела рукой по плечу Томаса, коснувшись воротника его белой рубашки. Тепло его тела нагрело полотно. – Завтра я думаю пройтись по магазинам и посидеть в отеле.

Рука Томаса скользнула по ее талии, и он прижал девушку к груди. У Брины перехватило дыхание.

– Довольно скучное занятие.

Губы Томаса были у ее правого виска. Он так и не предложил составить ей компанию.

– Ты видел, сколько в этом зале беременных? Я найду, с кем поболтать.

Брина слегка повернула голову и глубоко вдохнула аромат его одеколона и теплой кожи. От него так приятно пахло, что она с трудом подавила искушение прижаться к его шее носом. Брина подняла большой палец, коснувшись его кожи над воротником, и почувствовала ее тепло.

«Интересно, что бы он сделал, если бы я сказала ему, как сильно по нему скучала? – подумала Брина. – Сказала, что даже сама не понимала этого, пока не увидела его здесь сегодня. Я была счастлива снова увидеть его».

Она подумала, чувствует ли он то же самое, но боялась спросить. Брина хотела послушать его, ведь она даже не знала, где он сейчас живет.

– А что ты будешь делать остаток вечера? – спросила Брина, подумав, что, возможно, они могли бы сесть где-нибудь и наверстать упущенные десять лет.

– Есть несколько вариантов, но я еще не знаю, какому из них отдать предпочтение.

Брина не хотела выглядеть в глазах Томаса жалкой и потому ответила:

– Да, и со мной то же самое. Марк пригласил меня на вечеринку к себе домой.

Из динамиков прозвучали последние аккорды «Lay Lady Lay», и Томас отпустил Брину, отступив на шаг.

– Может, пойдем вместе? – предложила девушка.

– Спасибо, но нет, не думаю. – Томас смотрел поверх ее головы на высокую блондинку, ждавшую его у бара. – Холли Баханан пытается меня соблазнить, – сказал он. – Она тренер по йоге и изучает «Камасутру».

– Шутишь?

– Нет. Она говорила что-то насчет того, что может научить меня позе козла.

– Это пугает.

Конечно, Томас понимал, что Холли даже не взглянула бы на него, если бы он все еще был беден, и уж тем более не стала бы предлагать ему козлиные позы. Томас не мог быть настолько глупым, чтобы клюнуть на это. Он ведь всегда был очень умным.

– Она хочет тебя использовать.

– Ага.

– И что ты будешь делать?

– Думаю, я позволю ей это.

 

Глава третья

Проснувшись на следующее утро, Брина чувствовала себя такой же усталой, как и когда ложилась спать. После танца с Томасом ее снова пригласил Марк, и в конце концов она оказалась у него дома с его друзьями. Выяснилось, что все они не так уж изменились. Брина ушла с вечеринки, чувствуя, что довольна своей жизнью в Портленде. Хоть у нее и не было парня, она явно сделала правильный выбор.

Когда Брина добралась до своего номера в отеле и забралась в кровать, у нее из головы не выходили Томас и Холли, изображающие козлов. Чем дольше Брина думала об этом, тем сильнее злилась. Ей хотелось, чтобы Томас сейчас оказался рядом с ней и она могла его ударить. Девушка так и не заснула до трех часов утра. Сейчас было восемь тридцать, и Брина все еще чувствовала себя обессиленной.

Она села на краю кровати, отбросив одеяла, позвонила в обслуживание и заказала кофе и бейгл. На кухне сказали, что завтрак будет готов через двадцать минут. Девушка направилась в душ. Стоя под струями теплой воды, льющимися ей на голову, Брина думала о том, почему же ее так беспокоит ведущий себя как козел Томас? Возможно, потому, что она была о нем лучшего мнения, по крайней мере, в том, что касается его вкуса. Конечно, Холли все еще была красива, и после окончания школы прошло десять лет. Может, Холли изменилась и стала лучше? Брина в этом сомневалась.

Девушка взяла шампунь и принялась втирать его в волосы. Может, она просто придумала себе Томаса, а на самом деле он был вовсе не такой? В ее памяти сохранился образ мальчика, которого она знала, который ходил с ней в кино, просто чтобы составить ей компанию. Брина думала, что он остался прежним. Но люди меняются. И Томас изменился. Он стал… мужчиной.

После душа Брина замотала волосы полотенцем и почистила зубы. Раздался громкий стук в дверь, и девушка быстро натянула бежевые трусики.

– Минутку! – крикнула она, хватая халат и просовывая руки в рукава.

Вынув из кошелька десять долларов, она торопливо завязала пояс. «В девять утра, – подумала Брина, – обслуживающий персонал привык видеть людей в банных халатах».

Но открыв дверь, она увидела вовсе не официанта. На пороге стоял Томас. Он выглядел чистым, свежим и довольно хорошо отдохнувшим для человека, который вместе с королевой школьного бала всю ночь пробовал позы различных животных. Его белая водолазка была заправлена в черные лыжные штаны, а на рукавах было написано «DYNASTAR».

– Я думал, ты уже готова, – сказал Томас.

Брина плотнее запахнула халат.

– Лучше бы ты позвонил.

– Почему?

Она посмотрела в его синие глаза и констатировала очевидное:

– Я не одета, Томас.

– Я уже видел тебя голой.

– Когда?

– Когда ты потеряла плавки.

– Тогда мне было восемь лет. С тех пор мы немного подросли.

– Не так уж ты и подросла.

Принесли завтрак, и, прежде чем Брина успела запротестовать, Томас заплатил официанту и внес поднос внутрь. Брина закрыла за ним дверь, пока он мерил комнату шагами. Томас поставил поднос на стол напротив окна и отодвинул драпировку, чтобы найти шнур, открывающий шторы. Занавески разъехались в стороны, и яркий солнечный свет заполнил комнату, освещая все углы, кроме входа, где стояла Брина.

Она прислонилась к закрытой двери, разглядывая короткие черные волосы Томаса и его загорелую шею. Она оценила его широкие плечи, узкую талию и упругие ягодицы. У него всегда были длинные ноги и большие ступни, и, когда он вошел внутрь, комната стала казаться меньше. Свежий запах его кожи смешивался с ароматом кофе, и в животе у Брины заурчало от голода – она не знала, что именно стало тому причиной: вид бейгла или Томаса.

Потом Томас обернулся, посмотрев на нее, и Брина смогла ответить на этот вопрос. В дневном свете его лицо было еще более красивым и идеально симметричным. Его кожа казалась более гладкой и загорелой. Он казался более… на ум приходило слово «смуглым». Смешение кровей отца-англосакса и матери-испанки создало идеальное сочетание страстности и контроля.

Под взглядом Томаса Брина чувствовала себя обнаженной. Она сняла с головы полотенце, и ее влажные темные волосы рассыпались по плечам, прикрывая грудь и спину.

– Почему ты не катаешься с Холли на лыжах?

Вместо ответа Томас налил кофе в чашку.

– Ты ушла прошлой ночью от Марка? – спросил Томас, подув на кофе и отпив.

– Я отправилась на его вечеринку, но мне стало скучно, и я ушла.

Томас приподнял бровь, опустив чашку.

– Очень жаль, – совершенно неискренне сказал он, быстро сокращая своими широкими шагами дистанцию между ними.

Нынче утром он выглядел куда более раскованным, более похожим на того беззаботного мальчика, с которым Брина вместе выросла, а не на мужчину, с которым она повстречалась вчера ночью.

В отличие от Томаса, нервы у Брины были напряжены, как будто она получила заряд электрошокера, которым иногда пользовалась на работе. Она взяла у него чашку и протянула ему десять долларов.

– Возьми.

– Оставь деньги, Брина.

Вместо того чтобы спорить, она наклонилась и засунула купюру в карман его лыжных штанов. В ту же секунду, как ее рука скользнула между слоями нейлона и синтетики, Брина поняла, что это было ошибкой. Томас замер, и она отдернула руку, но было уже поздно. Воздух между ними зазвенел от напряжения. Брина убрала руку за голову, все еще чувствуя тепло его тела на кончиках пальцев. Она была уверена, что коснулась его члена, и теперь не знала, извиниться ей или сделать вид, будто ничего не произошло. Она выбрала последний вариант, но не могла заставить себя поднять глаза и встретиться с Томасом взглядом. Уставившись на его грудь, она спрашивала себя, сгорает ли и он со стыда.

– Ты пришел сюда, чтобы налить мне кофе?

– Я пришел, чтобы позвать тебя покататься на лыжах.

Она подняла глаза и с облегчением увидела, что Томас смотрит на нее так, будто ничего не произошло.

– Я же говорила – я не умею кататься.

– Я знаю. Я научу тебя.

– У меня и лыжной куртки нет.

– Можешь взять все, что нужно, напрокат, – ответил Томас и добавил, когда Брина уже собиралась сказать, что ей ничего не нужно, поскольку она не хочет кататься: – Я за все заплачу.

– Нет, не заплатишь.

– Хорошо, не заплачу. – Томас посмотрел на свои серебряные часы. – Прокат открылся пять минут назад.

– Ты уже позвонил туда?

– Конечно. Как долго тебе одеваться?

Брина задумалась о том, что же ей делать: позволить Томасу научить ее кататься на лыжах или сидеть в гостинице и надеяться, что в следующие пять часов ей найдется с кем поговорить.

– Полчаса.

Томас окинул Брину взглядом, быстро скользнув глазами сверху вниз. Он успел рассмотреть ее халат, идеальную кожу, влажные волосы, розовый лак на ногах.

– Сможешь управиться за двадцать минут? В прокате маленькие размеры быстро заканчиваются. – Он обошел ее и положил руку на ручку двери. – Буду ждать тебя в холле, – сказал Томас и вышел из комнаты в коридор, окруженный запахом ее шампуня – ароматом ананаса и киви.

Он прошел в конец коридора и вошел в свой номер. Во всю дальнюю стену тянулось окно, из которого открывался вид на лыжные трассы внизу. Шторы были раздвинуты, впуская в комнату солнечный свет. Свет отражался от хрустальных бокалов в баре, отбрасывал разноцветные блики на толстый бежевый ковер.

Лыжи Томаса были прислонены к камину. Костюм от «Хьюго Босс», который он носил вчера вечером, лежал на подлокотнике дивана, а салфетка с телефонным номером Холли, выпавшая из кармана брюк, валялась на кофейном столике.

Несмотря на то что Томас сказал Брине, он даже не думал о приглашении Холли. Ну ладно, может, и думал, но не более пары минут. Холли Баханан была как всегда красива, но он вовсе не хотел обманывать себя, убеждая, что ее влекла к нему его личность. И, откровенно говоря, ему нравился процесс исследования.

Томас вошел в спальню, вынул из шкафа черные лыжные ботинки и обул их. Женщина, которую он хотел исследовать сейчас, жила дальше по коридору. Прошлой ночью, когда она подошла к нему и пригласила на танец, он еще не был уверен, что хочет вспоминать Брину Макконнелл.

Но затем Томас обнял ее, и чем дольше держал ее в объятиях, тем больше понимал, что относится ко всей ситуации неправильно. Он решил понять, почему же Брина так занимала его мысли в юношеские годы. Тогда она не была настолько симпатичной. Ну, по крайней мере, до тех пор, пока не перешла в старшую школу.

Томас закончил застегивать ботинки и поднялся на ноги. До следующего полудня у него не было никаких планов, так что он решил, прежде чем уехать, разобраться в своих чувствах. Часть его была уверена, что Брина у него в долгу за все то время, когда он не давал воли своим рукам, хотя и мечтал прикоснуться к ней. Когда он хотел ласкать не только ее губы, а и прикоснуться губами к ее груди, погладить руками ее мягкие бедра.

Но если бы Томас был честен с собой до конца, то он бы признал, что его план не имеет никакого отношения к девочке из прошлого, а связан с женщиной, которая открыла ему дверь с полотенцем на голове, порозовевшая после душа, с сосками, проступившими сквозь ткань халата. Его куда больше влекло к женщине, покрасневшей, когда она наткнулась в его кармане на то, на что не рассчитывала, когда клала туда деньги, чем к Холли, которая, засовывая в его карман салфетку с телефонным номером, ясно дала понять, на что рассчитывает.

Вспоминая лицо Брины в тот момент, когда она засунула ему в карман руку, Томас улыбнулся. Хихикнув, он взял в углу лыжные палки, которые поставил туда накануне. Если Брина не будет осторожна, то в следующий раз, когда она его коснется, это уже не будет случайностью.

Последний день двухтысячного года был великолепен. Светило солнце, голубело почти безоблачное небо, а температура колебалась в районе нуля. Идеальная погода для катания на лыжах.

– Ты уверен, что я не упаду?

– Уверен. А если упадешь, я тебя поймаю.

Хоть Томас и знал, что делает, Брина чувствовала себя неуверенно. Несмотря на то что он помог ей выбрать одежду и инвентарь, подобрать нужной длины палки и лыжи, она по-прежнему боялась подъемника.

Очередь подвинулась вперед, и Брина, оттолкнувшись палками, направилась следом за Томасом. Перед тем как отправиться на подъемник, она успела получить лишь несколько базовых уроков.

– Может, сначала покатаемся на Бани Хилл?

– Бани Хилл для сосунков. Ты ведь не хочешь быть сосунком?

Вообще-то Брина ничего не имела против.

– В этом наряде я буду там на своем месте, – ответила она, имея в виду свой нелепый комбинезон со змейкой спереди и поясом. Он был зеленовато-голубого цвета, а на левой груди красовалось название бренда – «Патагония».

– Ты очень мило выглядишь, – сказал Томас, стараясь, чтобы это прозвучало искренне, но его улыбка выдала его с головой.

В отличие от Брины, он не выглядел нелепо. Одетый в черное, он был похож на одного из профессиональных лыжников из рекламы «Рэй-Бэн».

– Ну, я не могу не думать о своей последней лыжной прогулке. О том, что снова упаду и сломаю ногу, только на этот раз, когда меня бросятся спасать симпатичные парни из лыжного патруля, я буду наряжена в костюм Пасхального Зайца. – Брина почесала нос рукой в перчатке. – Представляю, какой это будет отстой.

Томас посмотрел на нее сквозь солнцезащитные очки, через которые не было видно его глаз.

– Тогда выбрось это из головы.

Брина нахмурилась.

– Пф-ф, и как это я сама до этого не додумалась?

Очередь немного продвинулась, и Брина вспомнила инструкции о том, как забираться на подъемник. Нужно посмотреть назад, взяться за внешнюю перекладину и сесть, когда кресло подъедет к бедрам. Легко.

К ее удивлению и облегчению, с помощью Томаса это и правда оказалось легче, чем она думала. А вот оставаться на подъемнике было куда труднее. Ее ботинки и лыжи были такими тяжелыми и, казалось, тянули ее вниз, да и неудобный комбинезон не улучшал ситуацию.

Запаниковав, Брина схватилась за спинку кресла.

– Я соскальзываю.

Томас потянулся рукой вверх и опустил предохранительную планку. Брина устроила лыжи на нижней перекладине и расслабилась, пока подъемник ехал все выше и выше, над засыпанными снегом верхушками деревьев. Люди внизу были похожи на разноцветных муравьев, и только кабель между металлическими колесами нарушал тишину, наполняя скрежетом морозный воздух, пощипывавший щеки.

– А каким именно частным сыском ты занимаешься? – спросил Томас, прерывая молчание.

Брина посмотрела на него, на его темные волосы и черную куртку, контрастирующие с ясным голубым небом. Его щеки слегка порозовели. Солнце поблескивало, отражаясь в линзах очков и заставляя ее отвести взгляд и посмотреть на нижнюю губу Томаса.

– В основном розыском пропавших, – ответила она. – И иногда мошенничеством со страховкой.

– Как это?

– Как я расследую мошенничество? Ну, скажем, у страховой компании с Востока есть какие-то дела в Портленде. Они звонят мне в офис и нанимают меня, чтобы я расследовала случай. К примеру, в прошлом году женщина упала на рабочем месте и предположительно повредила спину, из-за чего оказалась прикована к инвалидной коляске. Она потребовала компенсацию, но никто не видел, как она падала, и там не было камер наблюдения. Страховая компания наняла меня, и я следила за ней три недели.

– Это не опасно?

– Обычно это скучно. Но в итоге я сфотографировала, как она катается на автодроме с детьми в Сисайде.

– Ты всегда была упрямой, – улыбнулся Томас, сверкнув белыми зубами. – Я думал, ты собираешься стать медсестрой.

Брина чувствовала себя странно, глядя на его губы. Она подумала о том, каким будет его поцелуй. Потянуться к Томасу, прижать свои холодные губы к его губам, целовать его до тех пор, пока их тела не наполнятся теплом… Брина отвернулась и посмотрела вниз, на верхушки деревьев.

– Ты собирался стать врачом.

Его тихий смех снова привлек ее взгляд к его губам.

– Ты давала мне «лекарственный порошок» из перемолотых «Смартиз».

– А ты колол мне в попу уколы.

– Но ты никогда не снимала штаны до конца, так что я видел лишь краешек ягодицы.

– Ты поэтому все время хотел делать мне уколы? Чтобы поглядеть на мою задницу?

– О да!

– Но мы же тогда учились в начальной школе!

Томас пожал плечами.

– Сестер у меня не было, а с тех пор как с тебя свалились плавки, меня мучило любопытство.

– Да ты был маленьким извращенцем!

Солнце спряталось за облаком, и Брина почувствовала взгляд Томаса, который будто проникал сквозь ее комбинезон.

– Ты даже не представляешь себе каким, – сказал он, и от этих слов у нее потеплело внизу живота.

Томасу Маку хотелось пялиться на ее задницу. Он вовсе не был безобидным маленьким мальчиком, как она всегда думала, помогая ему строить домик на дереве рядом с дорогой через старый лес недалеко от его дома.

Подъемник приближался к вершине. Томас поднял предохранительную планку.

– Ты помнишь, как я учил тебя слазить с подъемника?

Брина взяла палки в руку.

– Главное – развернуться, как я показывал тебе у подножия холма.

Брина кивнула. Ее лыжи коснулись земли, и она встала. Край кресла подтолкнул девушку, и она поначалу подумала, что у нее все получится. А затем спуск ушел куда-то влево, а Брина так и продолжала движение вперед со все возрастающей скоростью.

– Направь лыжи туда, куда ты хочешь ехать! – крикнул Томас откуда-то сзади.

– Что?! – Брина воткнула палки в снег, пытаясь затормозить, но это было бесполезно.

Она соскользнула со спуска, угодив в оранжевую пластиковую сетку, которая как забор окружала трассу, чтобы уберечь лыжников от столкновения с деревьями. Кончики лыж попали в отверстия сетки, а сама Брина не упала только потому, что крепко уцепилась за ее верх.

– Брина!

Она оглянулась через плечо.

– Ты в порядке?

Маленькая девочка, которая была Брине по пояс, промчалась мимо на крохотных лыжах, покачав головой, будто говоря: «Ну что за неумеха!»

– Как мне отсюда выбраться?

Томас подъехал сзади, схватил Брину за пояс и освободил ее из сетки. Приблизившись к спуску, он сообщил ей новый план:

– Держись за мою палку. Я поеду впереди. Поставь лыжи клином, а я поведу.

Брина сомневалась, но этот план неплохо сработал. На поворотах трассы он контролировал скорость, держа лыжи параллельно, легко маневрируя, оставляя на снегу извилистый след, похожий на змеиный. Брина держала свои палки одной рукой, а другой вцепилась в кончик его палки, и вместо того чтобы смотреть на дорогу, пытаясь не наехать на выступы и не сбить проезжающих лыжников, она смотрела на бедра Томаса. У него все так легко выходило.

Они остановились возле указателя на трассе и приготовились к спуску. Брина взглянула на склон.

– Я думала, мы будем кататься на трассе для новичков.

– Это она и есть.

Брина схватила Томаса за руку, чтобы не скользить. Через ткань куртки она чувствовала его твердые мышцы.

– На мой взгляд, это Эверест какой-то.

– Боишься? – Томас поглядел на нее.

– Не хочу снова сломать ногу.

– Давай попробуем так. – Отпустив ее, Томас переместился Брине за спину, взяв палки в одну руку. – Я видел, как в лыжной школе учили детей.

Поставив свои лыжи по обе стороны от нее, он прижал Брину к себе, положив руку ей на живот. Внутренняя поверхность его бедер касалась ее тела, а ее макушка была под его подбородком.

Брина посмотрела на Томаса. Ее губы были всего в нескольких сантиметрах от его губ. От него пахло кремом для бритья и морозным воздухом. Облачко пара сорвалось с губ Томаса, и Брина вдохнула его. Если он хотя бы чуть-чуть опустит голову, их губы соприкоснутся, и Брина хотела, чтобы это произошло. Она хотела сорвать перчатку и коснуться своей теплой ладонью его холодной щеки. Брина чувствовала его тепло через нейлоновые лыжные штаны. Это было невозможно, но сквозь ткань он согревал ее спину, и ягодицы, и бедра, и низ живота.

– Что мне теперь делать? – спросила она у своего отражения в его очках.

– Сложи свои палки вместе и держи их перед собой.

– Зачем?

– Не знаю. – Томас покачал головой, задев подбородком ее висок. – Я видел, как инструктор учил детей. Думаю, это как-то связано с равновесием. Но я хочу, чтобы ты так сделала. И чтобы ты не проткнула мне палками ногу.

Брина рассмеялась и сделала так, как говорил Томас.

– Что еще?

– Я буду вести, а ты расслабься, – сказал он ей на ухо.

Затем он повернул и они понеслись вниз по горному склону, сворачивая то влево, то вправо.

Расслабься. Брина попыталась это сделать, и если бы таз Томаса не вжимался в нее, когда он тормозил, а его бедра не стискивали ее, когда он ускорялся, это было бы осуществимо. Может, она бы даже расслабилась настолько, что наслаждалась бы ветром в волосах и холодным воздухом, дующим ей в лицо, и осознанием того, что катается на лыжах. Но она чувствовала, как его пах прижимается к ее талии. Брина опустила руки, прижав к бедрам лыжные палки.

– Ты в порядке? – спросил Томас, перекрикивая скрип лыж по снегу.

– Да, – ответила Брина, хотя она и не была в этом уверена.

Пока Томас готовился к повороту, он рассказывал, как разворачивать носки лыж. Но вместо того, чтобы слушать, Брина думала о сегодняшнем утре, вспоминала, как засунула руку ему в карман и что именно нащупала кончиками пальцев. Томас продолжал говорить, а она в это время представляла его обнаженным. Брина чувствовала себя извращенкой, ей было стыдно, и внезапно страх упасть сменился страхом из-за того, что она, похоже, влюбляется в Томаса Мака.

Он растопырил пальцы на ее животе и прошептал ей в ухо:

– Твои волосы пахнут как «пина колада». В школе они пахли детским шампунем.

Брина почувствовала его дыхание на своей щеке, и ее лыжи скрестились. Каблуки ботинок оторвались от земли, и Брина качнулась вперед.

Томас подхватил ее за пояс.

– Черт! – выругалась она, и оба упали в снег – лыжи и палки, руки и ноги, все вперемешку.

Томас свалился сверху, выбив из легких Брины воздух. Они скользили вниз по склону еще метра три, прежде чем наконец остановились где-то на полпути к подножию холма.

– Брина?

Она подняла голову.

– Да?

– Ты ушиблась? – спросил Томас, приподнявшись.

Во время падения Брина потеряла лыжи и палки и перевернулась на спину. Томас лежал сверху, и ее локоть упирался в его грудь. Он оперся одной рукой на снег у ее плеча, а его бедро касалось ее промежности. Одну лыжу он потерял, а другая прижимала к земле ее ботинки. Солнцезащитные очки Томас сдвинул на лоб.

– Все в порядке, – ответила Брина. – Просто ветер сбил меня с ног.

Томас улыбнулся. В уголках его синих глаз залегли морщинки.

– Неплохой был прыжок.

– Спасибо. Ты не ушибся?

– А если ушибся, ты поцелуешь меня, чтобы все прошло?

– Это зависит…

– От чего?

– От того, куда придется целовать.

Томас тихо рассмеялся, обдав ее своим дыханием.

– В лобик, – ответил он.

Брина положила руки в перчатках ему на щеки и поцеловала между бровей.

– Теперь тебе лучше?

Он посмотрел ей в глаза и кивнул, едва не касаясь губами ее губ.

– Гораздо.

У Брины перехватило дыхание. Ее губы разомкнулись. Она ждала поцелуя, однако вместо этого Томас привстал на коленях и поглядел на трех девочек-подростков, промчавшихся мимо.

– Тебе повезло, – сказал он, уперся ботинком в снег и встал.

Морозный воздух и разочарование несколько охладили жар предвкушения. Томас ведь собирался поцеловать ее. Не так ли?

– Я знаю, – ответила Брина, надеясь, что он не услышит смятения в ее голосе. – Я могла опять сломать ногу. – Она села и принялась искать свои лыжи.

– Я не это имел в виду. – Томас опустил солнцезащитные очки обратно на переносицу. – Я возьму твои лыжи.

Пока Томас собирал инвентарь, Брина вытряхивала снег из рукавов и размышляла над тем, что же он в таком случае имел в виду. Чем дольше она находилась рядом с ним, тем бо́льшую растерянность ощущала. Томас помог ей разобраться с лыжами и палками и на этот раз поехал рядом с ней. Он говорил Брине, когда нужно начинать поворот, и к концу трассы она упала всего два раза.

Пока они ждали очереди на подъемник, Томас проинструктировал ее, как все-таки правильно выставлять носки лыж, и развлекал историей о том, как он наехал на ледышку и прокатился «задницей вперед» по склону. Они завели приятный разговор, как люди, которые давно знают друг друга, но изменились с годами. Они двигались по жизни в разных направлениях, но все еще были связаны на уровне скрытых воспоминаний, ждущих, пока их развернут, словно подарки. Брина слушала звук его голоса и грудной смех и думала, что могла бы делать это вечно. С того момента, когда Томас утром вошел в ее комнату, она чувствовала себя абсолютно расслабленной.

До тех пор, пока Холли Баханан не подкатила к ним с грацией олимпийской спортсменки и, взметнув снег, не остановилась. Облегающий комбинезон выставлял напоказ ее формы куклы Барби. Ее лыжный костюм был того же цвета, что и у Брины, и они обе напоминали кроликов. Только Холли походила на ту породу кроликов, которые тусуются с Хью Хефнером, а Брина напоминала разновидность, что приносит крашеные яйца.

– Я думала, ты встретишься с нами на заднем склоне, – сказала Холли Томасу, не удостоив Брину взглядом.

Прошло десять лет, но кое-что осталось неизменным. Брина была довольна своей жизнью и работой, она была счастлива и успешна, но рядом с Холли все еще чувствовала себя бесцветной.

– Я учу Брину кататься на лыжах.

Наконец-то взгляд Холли из-под синих лыжных очков переместился на Брину, и та будто снова оказалась в седьмом классе. Идеальная Холли Баханан смотрела на нее и не находила ровно ничего интересного для себя. И, как и в седьмом классе, Брина ждала, что Холли смерит ее презрительным взглядом и спросит, купила ли она свою одежду в «Сирс».

– Марк сказал мне, что ты изменилась, – сказала Холли, а затем снова обратила все свое внимание на Томаса. – Приходи, все уже там. Кто-то поставил ворота. Мы устроили слалом.

– Может, позже, – ответил Томас, пока они с Бриной двигались в очереди на подъемник.

Холли последовала за ними.

– А, ну ладно. – Когда Холли снова посмотрела на Брину, ее взгляд был таким, будто она увидела что-то, чего никак не ожидала: угрозу. – Там весело. Ты тоже приходи.

– Не думаю. – Брина покачала головой.

Они с Томасом встали так, чтобы забраться на следующее кресло. Брина взяла палки в одну руку и оглянулась. Кресло подхватило их с Томасом, оставляя Холли позади.

– Ух ты, какой костюмчик! – сказала Брина, когда Томас опустил предохранительную планку.

Ей хотелось, чтобы он опроверг ее утверждение. Чтобы сказал, что Холли ужасный человек. Хотела, чтобы он солгал и заявил, что она толстая и уродливая.

– Да, и йога идет ей на пользу.

Иррациональный гнев заставил Брину нахмуриться. Она крепче сжала лыжные палки.

– Можешь больше не кататься со мной. Если хочешь, можешь идти к Холли.

– Я знаю, что могу.

Брина отвернулась, изучая сосны. Она хотела, чтобы Томас сказал ей, что Холли шлюха.

– И что, она и правда вела себя как коза?

Когда он не ответил, Брина взглянула на него. Томас смотрел вперед, как будто у него ничего не спрашивали.

– Что такое? Тебе стыдно?

– Почему мне должно быть стыдно?

– Потому что у тебя был грязный секс с Холли Баханан! Мне на твоем месте было бы стыдно!

– Почему? Ты что, ханжа?

– Нет.

– А у тебя бывал грязный секс?

Брина не была в этом уверена. Один раз она делала это в общественном туалете со своим парнем.

– Конечно.

Наконец Томас посмотрел на нее, но из-за очков она не видела выражения его глаз.

– Насколько грязный?

Говорить об этом ей не хотелось.

– Так и думал. Ты ханжа.

– А вот и нет!

Томас приподнял бровь.

– Нет! – настаивала Брина. – Я могу быть грязной. Очень грязной, – добавила она для пущего эффекта.

– Расскажи. – Он поднял другую бровь.

– Нет.

– Если расскажешь, я расскажу тебе про Холли.

– Общественный туалет в Роуз Гарден. – Брина не упомянула, что ее парень там работал, «Трэйл Блэйзерс» играли на чужом поле и стадион был пуст. – Два раза. Теперь твоя очередь.

Томас выдержал паузу, прежде чем спросить:

– Хочешь услышать гнусные подробности обо мне и о Холли?

Брина не была уверена, действительно ли хочет этого, но она уже слишком далеко зашла, чтобы давать задний ход.

– Нет. Я просто хочу выяснить, что такое поза козла.

– Я не знаю. Я не занимался с ней сексом.

– Что?

– Именно это ты на самом делехотела услышать, правда? Что я не занимался сексом с девушкой, которая издевалась над тобой.

Да, именно это Брина и хотела услышать.

– Серьезно? Ты не провел с ней ночь?

– Нет.

– Зачем же ты тогда утверждал обратное?

– Я не утверждал, это ты так решила.

Но он явно умышленно позволил ей предположить худшее. Брина не знала почему. Она слишком многого не знала об этом взрослом Томасе.

– Где ты живешь? – спросила Брина.

Томас поправил перчатки.

– В данный момент нигде. Несколько месяцев назад я продал дом в Сиэтле и пока перебрался в Аспен. К сожалению, приходится проводить много времени с дедушкой и бабушкой в Палм-Спрингс.

– Почему к сожалению?

Томас посмотрел на нее и отвернулся.

– У моего деда проблемы со здоровьем, – сказал он. – Я хочу жить в Болдере.

– Ты можешь просто приезжать когда захочешь?

Томас пожал плечами.

– Я временно не работаю.

– И чем ты занимался?

– Путешествовал. Катался на лыжах. Смотрел «Шоу Салли Джесси».

Она подумала, сколько же у Томаса должно быть денег, раз он может позволить себе кататься на лыжах и целыми днями смотреть ток-шоу. Минди упоминала о его миллионах, но это могло быть преувеличением, как слух о Кэти Айрленд.

– А чем ты занимался до того, как стать бездомным лыжником?

– Слышала о «БизТех»?

– Нет, прости. – Брина помотала головой.

– Тебе не за что извиняться. Это компания по производству программного обеспечения, которую мы с друзьями основали около пяти лет назад.

 

Глава четвертая

Брина слушала рассказ Томаса о том, как он основал компанию, продав акции «Майкрософт». Он рассказал, как создал программы для анализа бизнес-трендов, но она понятия не имела о том, что это значит. Да для нее это было и не важно. Пока они проезжали над верхушками сосен, Брина была рада просто сидеть рядом с Томасом и слушать его голос.

До полудня они успели спуститься еще несколько раз, и хотя с каждым разом у нее выходило все лучше, нельзя сказать, чтобы у Пикабо Стрит был повод для беспокойства. Они сделали перерыв на ленч. Рестораны в отеле были переполнены, так что они переобули ботинки и направились в закусочную, расположенную в нескольких кварталах.

После ленча Брина не захотела больше кататься, пожаловавшись на натертые лодыжки. Она убедила Томаса проехаться по окрестностям. Они сели в его «джип чероки» с номерными знаками штата Колорадо и направились на окраину города. Проехали мимо двухэтажного дома, где выросла Брина, затем еще полмили до небольшого домика, где вырос Томас. Во дворе двое маленьких детей играли с золотистым ретривером и околачивались возле припаркованного старенького «вагонира». Это навевало воспоминания о том, как они с Томасом входили или вбегали в этот дом, а его бабушка заставляла их снимать обувь.

– Как думаешь, стены там все еще покрыты этой зеленой дрянью?

Томас посмотрел на Брину, затем на дом.

– Наверное. Она способна выдержать атомный взрыв.

– Интересно, выжило ли наше дерево.

– Не думаю.

– Спорим, что выжило?

Томас поднял солнцезащитные очки и сдвинул их на макушку.

– И на что спорим?

– На десять баксов.

– Это несерьезно. – Он посмотрел на Брину. – Приз выбираю я.

– Я не стану показывать тебе задницу.

– Я не думал о твоей заднице, – рассмеялся он.

– Тогда о чем?

– Узнаешь, когда я выиграю.

Брина немного беспокоилась о том, что именно он собирается загадать, но решила, что Томас не будет требовать от нее чего-то такого, что ей бы не понравилось.

– Если я выиграю, купишь мне бутылку шампанского, – сказала она. И, поскольку он не выглядел обеспокоенным, добавила: – И выпьешь ее из моего ботинка.

– Не думаю, – усмехнулся Томас.

– Ладно. Но купишь мне хорошее шампанское, а не какую-нибудь дешевку.

Через полмили от дома Томас свернул на лесную просеку. Дорога была перегорожена воротами, но обильно растущие сосны не дали снегу ее засыпать.

Томас первым перелез через ворота, Брина последовала за ним. Она свесила ноги с верхней перекладины, посмотрев на Томаса, и тот подхватил ее за талию. Брина положила руки в перчатках ему на плечи, и он медленно опустил ее на землю.

– Ты не намного тяжелее, чем раньше, – заметил Томас, поставив Брину на ноги.

Но она знала, что это не так. В год выпуска она весила сорок семь килограммов, а за последние десять лет набрала килограммов семь.

Они тонули в снегу по щиколотки, пока шли по узкой дороге вдоль горного склона. Брина была уверена, что узна́ет место, где провела столько времени в детстве. Но не узнала его.

– Ты догадываешься, куда мы идем?

– Ага. – Их плечи столкнулись, и Томас спросил: – Тебе холодно?

На самом деле Брине стало даже немного жарко.

– Нет. А тебе?

– Не-а. – Томас поглядел поверх ее головы, осматривая местность. – У тебя есть парень? – спросил он таким тоном, как будто ему не было дела до ее ответа. – Встречаешься с кем-нибудь?

– Нет. А ты?

– В данный момент нет.

Брина споткнулась о спрятавшийся в снегу камень и схватила Томаса за руку, чтобы не упасть. Тот посмотрел на нее через плечо.

– Вижу, ты грациозна, как всегда.

Брина заглянула ему в лицо. Это была правда – в детстве у нее были проблемы с координацией движений, но и Томас родился не идеальным. Чего нельзя было сказать, глядя на то, как он выглядит сейчас. Брина отпустила его руку. Пожалуй, следовало напомнить ему о его недостатках.

– А что случилось с твоей монобровью?

– То же, что и с твоей. – Томас остановился и указал направо. – Кажется, это там.

Совершенно растерянная, Брина последовала за ним через небольшой луг. Томас снова остановился, огляделся и повел ее мимо возвышавшихся сосен.

Корни цеплялись за их ботинки, пока метров через пятнадцать деревья не расступились и Томас и Брина не вышли на поляну, утопая по щиколотку в снегу.

– Вот оно. – Томас указал на сосну, стоявшую прямо перед ними.

Брина подошла ближе и посмотрела вверх на то, что осталось от их домика. Ступеньки отвалились, а некоторые доски сгнили и упали на землю.

– Часть его еще там. Думаю, это ничья.

Томас подошел к Брине сзади.

– Или же мы оба выиграли. – Его руки легли ей на плечи и скользнули ниже, по рукавам ее лыжного комбинезона. – Я заплачу за половину бутылки шампанского и получу половину того, что хочу.

Брина повернулась и посмотрела ему в лицо. Тень от дерева падала на его переносицу.

– А именно?

Томас притянул ее ближе и громко прошептал:

– Я получу половину тебя.

Конечно же, это была шутка.

– Какую половину? – спросила Брина.

– Верхнюю. – Томас положил руку ей на затылок и склонился к ней. – Или, может, нижнюю. – Его теплое дыхание коснулось ее губ. – Всегда хотел как следует рассмотреть твою нижнюю половину.

У Брины перехватило дыхание, и она издала нервный смешок. А может, он вовсе не шутил?

– Держи руки подальше от моей задницы!

Томас тихо рассмеялся.

– Спорим, я смогу заставить тебя передумать?

Не дождавшись ответа, он поцеловал ее. Его раскрытые губы прижались к ее губам, и по спине Брины пробежали мурашки.

Ее руки легли ему на плечи, а затем переместились на затылок. Она поднялась на цыпочки и прильнула к его груди.

– Я так рада, что я здесь с тобой, – прошептала Брина, коснувшись его верхней губы кончиком языка.

Его руки в перчатках зарылись в ее волосы. Томас запрокинул ее голову, но вместо того, чтобы поцеловать, принялся посасывать ее нижнюю губу. С каждым его движением Брина чувствовала ответную пульсацию в груди и между ног. Ее глаза закрылись, и она позволила этим сильным сладким чувствам наполнить ее тело.

Томас был не тем мальчиком, которого она знала. Мужчина, который сейчас накалял ее тело среди зимы, знал, чего хочет, знал, что делает, и виртуозно владел этой техникой. Он явно занимался этим раньше и неплохо справлялся с тем, чтобы избавить голову Брины от каких-либо мыслей, заставить ее желать большего, чем прикосновение сквозь плотную одежду. Брина сняла перчатки и бросила их на землю. Ее пальцы зарылись в его короткие волосы. Холодные и приятные на ощупь, они вились, щекоча ладони.

Томас наклонил ее голову набок и плотнее прижался к ее устам, впился в них жарким поцелуем, исполненным жадности и стремления к чему-то большему. Его язык ворвался в ее рот, и Брину охватило жаркое возбуждение, всепоглощающее, головокружительное. Поцелуй был долгим и страстным. Их языки соприкасались и переплетались, заставляя Брину стонать. Наконец Томас отпрянул, глядя на нее и тяжело дыша.

Да, это был не тот Томас, который никогда не пытался добиться большего, чем взять Брину за руку и поцеловать ее в губы. Этот Томас смотрел на нее из-под полуопущенных ресниц, взглядом ясно давая понять, чего он хочет. Он хотел гораздо большего, чем держаться за руки, и где-то внутри, там, где хранятся старые воспоминания и чувства, в глубине сердца Брины смешивались сейчас прошлое и настоящее, сбивая ее с толку. Мальчик, которого она любила, стал мужчиной, в которого она могла влюбиться.

– Помнишь, как я приходил к тебе домой? – спросил Томас. – Твоя мама открывала дверь, и я спрашивал, выйдешь ли ты поиграть.

– Мгм.

Он зубами стянул с себя перчатки и бросил их на землю.

– Что скажешь, Брина? – Томас взялся за застежку на ее комбинезоне и посмотрел девушке в глаза. Он не спрашивал разрешения, но Брина знала, что могла бы остановить его, если бы захотела. – Желаешь поиграть?

– Что у тебя на уме? – спросила она, хотя и так об этом догадывалась.

– Что-то вроде этого. – Томас потянул змейку вниз – к середине ее груди и ниже.

Холодный воздух забрался под комбинезон, коснувшись разгоряченной плоти. По коже пробежали мурашки, а соски напряглись так, что Брине стало даже немного больно. А Томас все смотрел ей в глаза, взявшись за края ее комбинезона и приоткрывая его на груди.

Брина ждала, затаив дыхание. Прошло несколько долгих секунд, прежде чем он опустил взгляд на ее лифчик. Внезапно Томас замер, моргнув пару раз, и изумленно покачал головой.

– Боже, ты не надела футболку!

– А должна была?

– Наверное, нет, – ответил Томас, запуская руку внутрь. Его теплая ладонь коснулась живота Брины, потом поднялась вверх, накрывая ее грудь. – Может, ты и не начала расцветать в старшей школе, но подождать стоило. Ты прекрасна.

Сердце Брины билось часто-часто. Она подалась вперед, прижимаясь грудью к его ладони, и поцеловала Томаса в щеку. Потом она сдвинула воротник куртки и оттянула вниз ворот свитера, касаясь губами его теплой шеи.

Томас чуть присел, подхватил девушку под бедра и приподнял ее, заставив обхватить ногами его талию. Сделав два широких шага, Томас преодолел расстояние до ближайшего дерева, прижимая Брину к себе, и его лицо вновь оказалось рядом с ее лицом. Его поцелуй был жарким и страстным, уже без нежностей и поддразниваний. Распахнув ее комбинезон, Томас положил руки на ее груди, сжимая их ладонями, лаская соски пальцами. Его язык проник в ее рот, его пах прижимался к ее промежности. Сквозь нейлон и синтетику Брина почувствовала его возбуждение и сильнее сжала бедра на его талии. Томас расставил ноги шире, целуя Брину в подбородок, в шею и не прикрытую бельем часть груди. Девушка выгнулась, прижимаясь спиной к коре дерева и запуская пальцы в волосы Томаса.

Кончик его языка скользнул вдоль верхнего края лифчика до застежки между грудями. Затем сомкнутыми губами он приник к проступавшему сквозь лифчик соску. Пальцы Брины вцепились в его волосы, когда он взял в рот ее маленький сосок, посасывая его сквозь ткань бюстгальтера.

Она понимала, что не должна позволять ему этого, что это неправильно. Но ощущения говорили обратное.

Брина посмотрела на затылок Томаса, а затем закрыла глаза, позволяя чувствам, которые он разбудил в ней, править ее телом. Она ощущала прикосновения его мягкого влажного языка сквозь шершавую ткань лифчика. Жар, окутавший тело Брины, заставлял ее поджимать пальцы ног, обутых в ботинки. Она гладила Томаса по волосам, спускалась руками к его шее и обратно, жадно касаясь его, но этого было недостаточно. Его бедра двигались, и она чувствовала его возбуждение через все слои одежды. И этого тоже было недостаточно. Брина хотела его, всего без остатка, но зимняя одежда мешала им.

Еще один стон вырвался из груди Томаса, и он крепче схватил девушку за бедра, придерживая ее. Он поднял голову, и Брина посмотрела ему в лицо, на его влажные губы, на горящую в его синих глазах неутоленную жажду. Холодный воздух остудил жар его губ, наконец приводя девушку в чувство.

Она опустила ноги на землю. С каждой секундой страсть в глазах Томаса утихала, до тех пор, пока он не стал выглядеть таким же потрясенным, как и Брина. Она открыла рот, но тут же закрыла его, не зная, что сказать.

Томас, похоже, чувствовал себя точно так же. Не говоря ни слова, он взялся за застежку змейки и потянул ее вверх, застегивая комбинезон Брины, затем обернулся и поднял с земли ее перчатки.

– Уже поздно, – наконец сказал он. Его голос показался Брине напряженным.

– Да, – ответила она, хотя оба они знали, что до захода солнца оставалось еще несколько часов.

Брина взяла у него свои перчатки и надела их.

На обратном пути к машине они почти не говорили, произнося лишь ничего не значащие слова и делая долгие, неловкие паузы. Оба думали о своем, и лишь хруст снега под ногами нарушал тишину.

В первый раз с тех пор, как Томас расстегнул ее комбинезон, Брина почувствовала, что краснеет. Она не испытывала смущения, когда его губы и руки касались ее, но смутилась сейчас. «Неужели, – думала она, – он считает, будто со мной такое происходит постоянно?»

Обычно Брина позволяла страсти взять над ней верх, только когда влюблялась. Мама говорила ей, что тело священно. Что это храм. Учась в колледже, Брина решила, что ее мать была слишком консервативна, и отбросила весь этот священнохрамовый концепт в пользу более современного подхода: потрахались и разбежались. Она какое-то время встречалась с мужчиной, потом обнаруживала в нем что-то, что ей не нравилось – вроде грязного белья, оставленного в ее комнате, или нечищеных ногтей, – и бросала его.

Теперь Брина стала старше и мудрее. Она вернулась к идеалам матери и была очень разборчива в том, что касалось людей, получавших доступ к ее телу. Человек должен был иметь значение для нее, и обычно проходило некоторое время, прежде чем случалась интимная близость.

Так было до сегодняшнего дня.

Сегодня все было иначе. Все перевернулось с ног на голову и вывернулось наизнанку. Ничто не имело смысла, и Брина не знала, что и думать. Она хотела бы иметь ответы на все вопросы, которые роились сейчас у нее в голове. Она была частным сыщиком, и находить ответы было ее работой. Только на этот раз речь шла о ее частной жизни и она не могла представить, с чего ей следует начать.

Томас помог Брине перебраться через ворота, но на этот раз обошлось без длительных прикосновений. Он открыл перед ней дверь со стороны пассажирского сиденья, и она забралась в автомобиль, отряхнув с ботинок снег. Все больше и больше было заметно неловкое молчание между двумя людьми, которые еще пятнадцать минут назад даже не пытались сдерживаться. Дружеская симпатия, которой Брина наслаждалась последние несколько часов, исчезла без следа.

– Думаю, вечером пойдет снег. – На обратном пути в отель Томас наконец нарушил молчание.

– О да, – отозвалась Брина.

«Интересно, о чем он сейчас думает?» – размышляла она, но солнцезащитные очки вновь мешали разглядеть его глаза.

Опять повисла тишина, пока они не добрались до отеля и не въехали на парковку. Когда Томас заговорил, то произнес совсем не то, что Брина хотела услышать.

– Прости, я увлекся. Обычно я не хожу по округе, прижимая женщин к деревьям, – сказал он, глядя в лобовое стекло.

– Я тоже. М-м… в смысле, не прижимаюсь. – Брина на секунду задумалась. – Может, это произошло потому, что мы с тобой давно знаем друг друга?

– Но это не так. – Томас наконец повернулся к Брине, однако его лицо не выдавало его чувств. – Мы совсем друг друга не знаем.

Брина вглядывалась в его ничего не выражающее лицо и думала о том, что он, наверное, прав. Это был не тот Томас, которого она знала. Едва она начала думать, что знает его, как поняла, что не знает о нем вообще ничего. Теперь – нет. «И очень жаль», – сказала она себе с тяжелым сердцем.

– Пока, Томас, – произнесла Брина, выходя из джипа.

Через солнцезащитные очки Томас смотрел, как Брина входит в отель сквозь вращающуюся дверь, затем припарковал машину, заглушил двигатель и закрыл глаза.

Что, черт возьми, произошло? Он не мог поверить в то, что прижал Брину к дереву и зарылся лицом в ее груди. Она была не права: это произошло вовсе не потому, что он хорошо знал ее. Десять лет назад он всегда мог остановиться. Это было что-то другое. Что-то, в чем он не хотел признаваться самому себе.

Томас потерял контроль над собой. Он не хотел думать о том, что могло бы произойти, если бы на дворе было лето и, чтобы раздеть Брину, ему нужно было лишь задрать ее юбку и сорвать с нее трусики. Тогда бы он не смог остановиться. Он занялся бы с ней любовью прямо у дерева, у которого они играли, когда были детьми. Он потерял бы голову в объятиях Брины Макконнелл.

Что там говорят о том, что нужно быть осторожнее со своими желаниями? Это пари было лишь шуткой. Весь день Томас думал, что под комбинезоном Брина носит термобелье. Ему и в голову не пришло, что там только лифчик. Все знали, что нельзя так одеваться. Похоже, все, кроме Брины. Когда Томас расстегнул ее комбинезон, он думал, что она остановит его. Он хотел шокировать ее, но, едва опустив взгляд, сам был шокирован, как подросток, впервые увидевший разворот «Плейбоя».

Теперь, сидя в джипе, Томас думал о том, почему же Брина не остановила его? Десять лет назад она всегда пресекала его поползновения своей излюбленной фразой: «Мое тело – это храм», которой научила ее мамочка. Теперь она не только не остановила его, а еще и обхватила ногами и прижималась к нему грудью, и Томас не мог понять почему. Очевидным ответом было то, что они оба взрослые люди, которым нравится секс, но Томас не верил очевидным ответам. Иначе он не преуспел бы в бизнесе.

По дороге в отель ему в голову пришла еще одна мысль. Он хотел выкинуть ее из головы, но не смог. Ему это не нравилось, но она продолжала звучать у него в ушах. Его более старшие бизнес-партнеры сталкивались с этим – с женщинами типа Холли, которые были готовы на все ради денег, и мужчинами, которые лгали сами себе о том, что их любят за личные качества.

Томас не хотел верить, что Брина могла быть такой поверхностной, но он ведь не видел ее десять лет. Может, именно этого она и хотела: денег, которых у нее никогда не было, и чтобы ее видели с кем-то значительным. И хотя Томас знал, что несправедливо судить ее по прошлым поступкам, раньше она уже так поступала. Только раньше это он был бедняком, которого она выбросила на помойку.

Томас открыл дверцу и вышел из машины. Быстрыми шагами он прошел в отель мимо регистрационной стойки. Не дожидаясь лифта, поднялся на третий этаж по лестнице. Нужно было выкинуть Брину из головы, пока она не свела его с ума. Нужно было думать о чем-то другом. Не о том, как она его возбуждает.

Не останавливаясь у ее двери, Томас прошел к себе в номер, расстегнул куртку и уселся на диван у камина, снимая лыжные ботинки. В Брине было что-то особенное, даже когда они еще были детьми. Что-то, что зацепило его. Что-то, что заставляло его запускать пальцы в ее волосы и прижиматься к ее шее. Прошлой ночью он думал, что ничего к ней не чувствует, но оказался не прав. Этим утром Томас думал, что готов поцеловать Брину и, возможно, заняться с ней любовью. В этом не было ничего сложного. Просто два человека, которые знали друг друга в детстве, сходятся, став взрослыми, и приятно проводят время вместе. Просто мужчина и женщина дарят друг другу удовольствие…

И снова он ошибся. Они были не просто мужчиной и женщиной. Они были Томасом и Бриной, и его тело отреагировало так, как будто ему снова было семнадцать, как будто в нем была активирована какая-то программа, заставившая желать ее так сильно, что он думал, что вот-вот умрет. Только на этот раз все было еще хуже.

Когда Томас держал Брину в объятиях у дерева, глядя в ее подернутые поволокой глаза, он уже не просто хотел ее. Она была ему необходима.

Томас взял свои лыжи и направился в коридор. Давать Брине такую власть над ним – последнее, чего он хотел. Последнее, чего он хотел, – это нуждаться в Брине Макконнелл.

 

Глава пятая

Брина покосилась в темноте на часы, стоявшие рядом с кроватью. Была половина одиннадцатого вечера. Она пропустила банкет и поездку в свою старую школу. В этом не было ничего страшного, но перед церемонией награждения Брина хотела пообщаться с Карен Джонсон и Джен Ларкин. Она хотела убедиться в том, что ей будет с кем сесть за стол и она не останется в одиночестве.

Брина убрала с лица прядь волос и присела на край кровати. После того как Томас высадил ее у отеля, она переоделась и вернулась в лобби. Карен и Джен как раз собирались пройтись по городским бутикам. Брина присоединилась к ним и купила себе футболку на смену той, в которой спала. Она хорошо провела время, общаясь с девушками, с которыми у нее было кое-что общее. Девушками из оркестра. Девушками из клуба домоводства. Девушками-зубрилами-которые-не-катаются-на-лыжах.

Брина помогла Карен выбрать комбинезончик для ее будущего ребенка, и они зашли выпить кофе на отреставрированной старой пожарной станции. Брина находила себе занятие, отвлекаясь от мыслей о Томасе с помощью шопинга. Бо́льшую часть времени это работало.

Вернувшись в отель, Брина собрала лыжный инвентарь, взятый напрокат, – в нем уже не было необходимости, ведь она больше не собиралась кататься. Когда она стояла в очереди, чтобы вернуть свой ужасный голубой комбинезон, ее внимание привлек чей-то смех. У камина в зале отеля уютно расположилась загорелая компания. Они хохотали как закадычные друзья. Это были Холли, Минди Бертон и Томас.

Пока Брина сжимала в руках комбинезон, который расстегнул Томас, запустив внутрь него руки, и чувствовала себя неловко, Томас как ни в чем не бывало флиртовал с другими женщинами.

Она увидела, как Томас наклонился вперед, чтобы услышать, что говорит Холли, и, почувствовав укол в сердце, поспешила отвернуться. Он бросил ее, чтобы потусоваться с Холли и ее друзьями. Осознавать это было еще больнее, чем она предполагала.

Отдав костюм, Брина вернулась в свой номер, пытаясь убедить себя в том, что ей нет дела до Томаса, но сердце не слушало ее, а глаза наполнялись слезами. Брина включила телевизор, решив посмотреть местные новости, прежде чем начнется вечернее действо. Глядя в потолок, она слушала репортаж о каком-то дурацком заседании городского совета и не заметила, как уснула. К сожалению, ей приснились Томас и Холли, счастливо хохочущие вместе. Проснувшись, Брина подумала, что ей не стоит снова засыпать. Видеть вместе Томаса и Холли ей было тяжело.

Мерцающий экран телевизора освещал комнату. Брина представляла, что сейчас происходит в банкетном зале. Да, может быть, ей и будет больно видеть Томаса с Холли, но если она останется в комнате одна, воображая наихудшее, это ее погубит.

Без какого-либо намека на энтузиазм Брина потащилась в душ второй раз за день. Выйдя оттуда, она облачилась в джинсы и сатиновую водолазку с короткими рукавами светло-зеленого цвета. На груди красовалась надпись «Келвин Кляйн», сделанная серебристыми буквами. Брина надела черный кожаный пояс и сапоги с овечьей шерстью, которые носила раньше. Они не были модными, но в них ногам будет тепло, когда она пойдет на улицу смотреть фейерверк, который запускали в отеле каждый год с последним ударом часов.

Брина высушила волосы феном и заплела косу, прихватив ее лентой. Она накрасилась – скорее для того, чтобы почувствовать себя лучше, чем чтобы казаться кому-то более привлекательной, вдела в уши серебряные кольца, надела серебряные часы и посыпала голову блестками. Она отлично выглядела, пусть и не вышла ростом.

Выходя из номера, Брина захватила куртку, которую привезла из дому.

Когда девушка спустилась вниз, было уже одиннадцать тридцать. Она прошла мимо зала, где проходила вчерашняя вечеринка. Сейчас там праздновали Новый год, а встреча выпускников проходила в банкетном зале.

Брина вошла внутрь и остановилась у двери на тот случай, если ей придется тихонько ретироваться. По комнате разносился голос Минди Бертон, стоявшей на трибуне и раздававшей небольшие сувениры.

– Следующую нашу награду – паре с наибольшим количеством детей – получают Боб и Тамара Хендерсон. У них семеро малышей, – объявила Минди с таким воодушевлением, как будто сотворение семерки спиногрызов было чем-то вроде создания семи чудес света.

Все поаплодировали репродуктивным способностям Боба и Тамары, и Брина подумала, что, возможно, дело в ней и в ее скверном настроении. Впрочем, она все еще не считала деторождение чем-то, заслуживающим награды. Следующий приз, наверное, вручат за самые каштановые волосы.

Она обвела взглядом зал, ища Карен и Джен, но, конечно же, наткнулась на Томаса. И, конечно же, он сидел за круглым столом в компании женщин. Будто почувствовав ее взгляд, он посмотрел на Брину, а потом медленно поднялся со стула. Брина смотрела, как Томас приближается к ней. Его лицо было загорелым от солнца, а губы слегка потрескались. На нем были потрепанные джинсы, белый хлопчатобумажный свитер с расстегнутым воротом и белая футболка под ним. С каждым шагом Томаса сердце Брины билось быстрее. И чем быстрее оно билось, тем больше Брина злилась и тем меньше придавала значения тому, что злится совершенно иррационально. Он целовал и прикасался к ней, как будто она что-то для него значила, а потом просто избавился от нее, словно это было не так. Он заставил Брину задуматься о его и ее мотивах. Заставил ее почувствовать себя неуверенно. А она не чувствовала себя так с тех пор, как окончила старшую школу.

«Томас ничего мне не обещал», – напомнила сама себе Брина. И она ничего ему не должна. Она больше не знает этого человека.

Вот только она не чувствовала себя так, как будто он был для нее чужим. Когда Брина смотрела в эти знакомые синие глаза, ей казалось, что она вернулась домой. Ее душа узнавала родную душу. Томас был единственным человеком на Земле, с которым ее связывали радостные воспоминания. От них у нее перехватывало дыхание и сердце билось чаще. Он был единственным, кто знал о ее детских страхах и о том, что в шестом классе она хотела куклу Шарлотту Земляничку.

– Привет, – сказал Томас, остановившись напротив Брины. – Ты только что вернулась?

– Да. Из своей комнаты.

Минди огласила награду человеку, который меньше всех изменился, и Томас подождал, пока стихнут аплодисменты, и продолжил:

– Ты весь вечер была в своей комнате?

– Да.

– Одна?

Так она и знала. После того что случилось днем, он, видимо, решил, что она неразборчива в выборе партнеров, да еще и после того, как она упомянула о грязном сексе в Роуз Гарден, что не пошло на пользу ее имиджу. Держа в одной руке куртку, Брина уперлась другой рукой в бедро.

– А ты где был весь день?

– С тобой.

Брина проигнорировала пробежавшие по спине мурашки.

– После того как бросил меня.

Глаза Томаса немного сузились.

– После того как мы вернулись в отель, я пошел кататься на лыжах.

– Да, я видела, как ты катался.

– Что это должно означать?

– Ничего.

– Ты что, злишься?

– Нет.

– Да. Я всегда знал, когда ты злишься. У тебя на переносице появляются морщинки.

Брина предпочла бы наесться червей, чем признать, что она злится. Она посмотрела Томасу за спину, ища в толпе Карен и Джен.

– Прости, – сказала она. – Пойду к друзьям.

Она прошла мимо столов и едва повесила куртку на спинку стула, как Минди огласила следующую номинацию:

– Награда человеку, который изменился больше всех, достается Брине Макконнелл.

Брина, замерев, уставилась на подиум. Она была удивлена, что о ней вообще кто-то вспомнил. Она посмотрела на Карен и Джен, увидела их награды и поняла, что приз достанется каждому. Боже, а ведь на мгновение она едва не почувствовала себя особенной. Брина прошла вперед, и Минди вручила ей дешевый сувенирный кубок на такой же дешевой пластиковой подставке.

– Отлично выглядишь, Брина, – сказала Минди.

Посмотрев в ее голубые глаза, Брина решила не обижаться. Они никогда не были друзьями, но Минди и не вела себя с ней как сволочь.

– Спасибо, – сказала Брина. – Ты тоже.

Она вернулась к столу и села, бросив взгляд на дверной проем. Томаса там уже не было, но он и не сидел рядом с Холли. Поискав его взглядом, Брина увидела, что он разговаривает с Джорджем Алленом. Томас надел лыжную куртку. Перенеся вес тела на одну ногу, он поигрывал ключами, которые держал в руке. Он помотал головой и вышел из банкетного зала. Брина невольно подумала о том, куда это он собрался и с кем должен встретиться.

– За что тебе дали награду? – спросила Брина у Карен, пытаясь не думать о Томасе.

– Девушке, которая с наибольшей вероятностью родит на встрече выпускников.

– Уверена, у них ушло несколько часов, чтобы это выдумать. А тебе? – Она повернулась к Джен.

– Человек с наибольшим количеством веснушек, – нахмурившись, ответила та. – Я хотела приз за лучшие волосы, но его получил Донни Донован.

– Он гей?

– Нет. А вот его спутник – да.

– А кто его спутник? – спросила Брина.

– Помнишь парня, который окончил школу на год раньше, Дика Роджерса?

– Да ну тебя! – выдохнула Брина. – Иди ты! Дик Роджерс? Тот парень, что был похож на Брэда Питта и гонял на маслкарах? В него все были влюблены по уши.

– Ага, все.

Брина покачала головой.

– Боже! Ну почему не может быть геем кто-нибудь вроде Джорджа Аллена? Он оказал бы услугу все женщинам – никому бы не было до этого дела.

– Это точно.

Джен кивнула.

– Да, всем плевать на то, что Ричард Симмонс гей, а вот Руперт Эверетт… – Она вздохнула и подперла голову пухлой рукой. – Я бы попыталась вернуть его в гетеросексуалы.

Брина прикусила губу, чтобы не рассмеяться, но Карен не стала сдерживаться. Она расхохоталась так громко, что заглушила Минди, и Брина испугалась, что у ее подруги отойдут воды.

После того как Минди раздала последние награды, она сделала еще одно объявление:

– Конечно, все приглашаются на празднование Нового года. За пять минут до полуночи всем предложат шампанское, и я знаю, что некоторые из вас будут тут как тут в очереди за халявной выпивкой.

– Это точно! – крикнул кто-то с задних рядов.

– Утром, – продолжала Минди, перекрикивая пьяный смех некоторых одноклассников, которые явно перебрали, – мы соберемся в зале для прощального бранча. Не стоит пропускать это мероприятие, потому что мы приготовили кое-что особенное.

Поднявшись со стула и взяв куртку, Брина подумала о том, что может быть более особенным, чем дешевые сувениры.

– Пойдете на улицу смотреть фейерверк? – спросила она Карен и Джен.

– О нет! – ответили те хором.

– Там слишком холодно.

– Ты отморозишь себе задницу.

Когда Брина росла в Геллитоне, она любовалась фейерверком, который запускал отель, но тогда, поскольку она не была постояльцем, его приходилось смотреть с парковки. А ей всегда хотелось занять место в первом ряду. Они с Томасом гадали, на что это похоже с другой стороны отеля. Теперь, идя через переполненный холл, Брина невольно искала взглядом Томаса. И с каждым встреченным ею черноволосым мужчиной, который оказывался не Томасом, ей становилось чуточку грустнее. Она никогда не думала, что может так злиться на кого-то и в то же время так хотеть его увидеть.

Зал был переполнен гостями и местными жителями, заплатившими за вход. Одежда разнилась от официальной до повседневной, а музыкальная группа играла в основном ретро. Фрэнк Синатра и Эд Эймс были всеобщими любимцами. Свет отражался от сверкающего шара под потолком, заливая комнату.

Поскольку ни Джен, ни Карен не захотели мерзнуть, Брина вышла наружу одна. Кто-то схватил ее сзади за руку, и она обернулась, надеясь, что это Томас.

– Привет, Брина! – перекрикивая музыку, воскликнул Джордж Аллен.

Разочарованная, она даже не удосужилась улыбнуться ему в ответ – не хотела его обнадеживать.

– Джордж.

Пока группа пела что-то о леди-бродяге, Джордж устроил целое представление, задирая рукав, чтобы посмотреть на часы.

– Одиннадцать пятьдесят три, – сообщил он. – Семь минут до полуночи.

Джордж всегда думал, что притягивает к себе девушек. Как же он ошибался!

– Ага. Сходи возьми свое бесплатное шампанское.

– Точно. – Он покачался на каблуках, уставившись на Брину стеклянным взглядом. – Сейчас вернусь. Не уходи никуда – я планирую подарить тебе новогодний поцелуй.

– Ой божечки, – ответила Брина, но ее сарказм остался незамеченным. – Я буду тут, обещаю.

– О’кеееей, – протянул Джордж, кивнув головой, и растворился в толпе.

Брина, не медля, по кратчайшему пути направилась на террасу, на ходу продев руки в рукава куртки и застегивая ее. Проталкиваясь сквозь толпу, она добралась до двери и вышла наружу.

От морозного воздуха у нее перехватило дыхание. Брина подняла воротник и вынула из карманов тонкие перчатки. Они не согреют рук, но если она будет держать руки в карманах, то не замерзнет.

– Две минуты! – огласил фронтмен музыкальной группы через динамики, расставленные по углам террасы. – Хватайте свое шампанское и обнимайте своих любимых!

Брина подошла к ограждению и посмотрела на людей внизу. Снова ее мысли вернулись к Томасу. Жаль, что его нет рядом с ней. Он любил этот фейерверк так же, как и она. Они даже сами делали ракеты, используя головки от спичек. А может быть, он и был поблизости, собираясь смотреть фейерверк с кем-то другим.

– Брина!

Она перегнулась через ограждение и помахала Марку. Он стоял вместе со своими друзьями, среди которых была и Холли, и Брина была удивлена, что Томаса среди них нет.

– Спускайся! – крикнул Марк. – У нас есть шнапс, чтобы согреть тебя!

Последний раз, когда Брина пила шнапс, у нее было похмелье на протяжении трех дней.

– Нет, мне и тут хорошо!

– Одна минута, – огласили динамики.

– Пожалуйста, Брина! – попросил Марк, уже неуверенно стоявший на ногах. – Спускайся, или мне придется подняться и забрать тебя.

Брина перевела взгляд с Марка на Холли, которая даже не пыталась скрывать раздражение.

– Хм, ну ладно, – ответила Брина и отошла от перил.

С одной стороны, ей было приятно, что эти люди звали ее к себе, да и позлить Холли было бы неплохо, но сейчас это не казалось ей важным.

– Двадцать секунд.

Брина отошла еще на шаг и прикрыла замерзшие уши руками в перчатках. Она вовсе не собиралась идти к Марку и остальным, ей и тут было неплохо.

Отсчет начался с пятнадцати и когда добрался до десяти, кто-то прижался к ее спине, обхватив за талию. Брина оглянулась через плечо, готовая ударить Джорджа Аллена. Она опустила руки и уставилась в лицо Томаса.

– Я знал, что найду тебя здесь, – прошептал он ей на ухо.

Брине не пришлось спрашивать, как он об этом догадался. Он тоже помнил те годы, когда они стояли на другой стороне и гадали о том, какой же вид открывается с террасы, и клялись, что, когда разбогатеют, будут стоять именно тут.

Отсчет продолжался. Три… два… один. С вершины горы Снежная Лодка взлетели первые фейерверки. Группа заиграла «Auld Lang Syne», и Томас медленно наклонил голову и коснулся холодными губами ее губ. Глядя на красные, белые и золотистые вспышки, Брина чувствовала, что тоже сейчас взорвется. Ее сердце колотилось, норовя выпрыгнуть из груди, заставляя кровь пульсировать в висках.

Потрескавшиеся губы Томаса были чуть шероховатыми и хранили вкус холодного воздуха и крепкого скотча. Брина подумала, что, возможно, следует оттолкнуть его. Она злилась, и имела на это право, но эта злость была побеждена нахлынувшими на нее чувствами, моментально лишившими ее воли. Она больше не могла сказать «нет». Кроме того, убеждала она себя, это всего лишь новогодний поцелуй.

Брина обняла Томаса. Он приподнял ее, заставив встать на цыпочки. Обнимая одной рукой ее за талию, он положил свою холодную руку на столь же холодную щеку девушки. Их губы разомкнулись, и Брина закрыла глаза. Мороз пощипывал ей лицо и уши, а теплый язык Томаса касался ее языка. Поцелуй продолжался под аккомпанемент песни и залпы фейерверка, грохот которых Брина чувствовала подошвами. По ее телу пробежал озноб, соски затвердели. И мороз не имел к этому никакого отношения.

– Ты замерзла? – спросил Томас, отстраняясь.

Он превратно истолковал ее дрожь.

Брина кивнула, не желая, чтобы он догадался, что это не так.

– Я знаю теплое местечко, откуда мы можем смотреть на фейерверк, – сказал он, беря ее за руку.

– Какое?

– Увидишь, когда придем.

Томас отвел Брину в отель, сквозь конфетти и серпантин, заполнявшие зал. Брина верила ему и готова была следовать за ним куда угодно, но когда они вошли в пустой лифт, у нее появилось подозрение, что она знает, куда они направляются. И ей это не понравилось. То, что произошло днем, было ошибкой, и она не собиралась повторять ее.

– Из моей комнаты мы ничего не увидим.

– Поэтому мы в твою комнату и не пойдем.

– Ого.

Двери открылись, и они вышли в коридор.

Брина прошла за Томасом мимо своего номера к последней двери слева. Он вставил в замок свою ключ-карту и открыл дверь. Брина почти ничего не могла разглядеть с того места, где стояла. Комната скрывалась в темноте, лишь цветные вспышки за окном отбрасывали отблески на ковер.

– Не уверена, что это хорошая мысль, – сказала девушка, не двигаясь с места.

Брина опасалась, что, войдя в номер, она решит, что прыгнуть в постель Томаса – отличная идея. Но было огромное количество причин, почему идея заняться сексом с Томасом была неудачной. И номером первым в этом списке значилось то, что Брина не могла понять, что она к нему чувствует, и уж тем более – что он чувствует к ней.

– Почему нет?

– Потому что… – Брина осеклась, пытаясь решить, как же это сказать, но ничего так и не придумала и выдала правду: – Я не хочу, чтобы ты думал, будто я готова заняться с тобой сексом. После того что сегодня произошло, ты, наверное, думаешь, что я всегда так поступаю, но это не верно.

– Боже, – вздохнул Томас. – Во-первых, я никогда так не думал. Во-вторых, я пригласил тебя сюда, потому что решил, что ты хочешь посмотреть фейерверк и не отморозить себе пальцы. И в-третьих, я должен тебе полбутылки шампанского. – Он помедлил и добавил: – Если тебе неудобно, мы можем вернуться вниз.

– Нет, я останусь. – Теперь Брина чувствовала себя глупо.

Не включая свет, Томас взял ее за руку. Дверь захлопнулась, и он подвел ее к окнам.

– Ух ты! – сказала Брина, сняв перчатки и сунув их в карманы. – Твоя комната намного больше моей.

Томас встал у нее за спиной, помогая ей с курткой, а когда он заговорил, его голос, казалось, доносился ниоткуда.

– Лучше всего джакузи. В него помещается шесть человек. Тебе стоит это оценить.

Он отошел, держа в руках ее куртку, и Брина невольно подумала о том, что он имел в виду. Она должна посмотреть на джакузи или забраться в него? Одна или вместе с ним? Или же она снова придает его словам слишком большое значение?

Очередной залп фейерверка взвился в воздух, и внимание Брины переместилось на огненные вспышки в небе, раскрывающиеся сияющими зонтиками и дождем падающие на снег. С этой стороны отеля зрелище определенно было лучше, чем с парковки.

Услышав хлопок пробки от шампанского, Брина обернулась через плечо и взглянула на бар.

– Похоже, у тебя теперь лучшие места, Томас.

Он тихо рассмеялся в ответ, приблизившись к ней.

– С Новым годом, Брина.

– С Новым годом. – Она поднесла бокал к губам, глядя поверх него на Томаса. Красная вспышка осветила его лицо и белый свитер. – Ты должен гордиться собой, – добавила Брина, отпив шампанского.

– Почему?

– Потому что ты всегда говорил, что к тридцати годам заработаешь миллион. Похоже, так и вышло.

– Да, так и вышло. – Томас опустошил свой бокал наполовину.

Очередной залп салюта за окном вышел особенно громким, заставив дрожать пол под ногами.

– Я заработал кучу денег, Брина, – продолжил Томас, когда снова стало тихо. – Но деньги сами по себе не важны.

Наверное, он смотрел слишком много ток-шоу, о которых упоминал.

– Ты говоришь, как Опра.

Томас улыбнулся, сверкнув белыми зубами.

– Это потому, что Опра знает.

– Что?

Он пожал плечами.

– Что это здорово, когда ты можешь платить по счетам и купить себе новую куртку, когда возникнет такая необходимость. Но деньги не сделают тебя худой. Или счастливой.

Именно так и говорят люди, которые не беспокоятся о том, чем платить по счетам.

– Не согласна. Если бы я была богата, я бы наняла повара и он готовил бы мне обезжиренную пищу. И я бы купила себе горностаевое пальто.

– Как Золушка, – сказал Томас, улыбаясь.

Он все помнил.

– Да, как Золушка. Это сделало бы меня чертовски счастливой.

– На какое время?

– Навсегда.

– Ошибаешься. Ты лишь некоторое время можешь быть Золушкой, а потом становится скучно. – Томас сделал еще один глоток и выглянул в окно. – Поверь, я знаю.

– Деньги дают новые возможности, – ответила Брина, любуясь видом из окна.

– Да, но они не могут остановить время. Тебе отведен определенный срок, и когда он подходит к концу, деньги не предотвратят болезни и смерть. Я могу позволить себе лучшее медицинское обслуживание, но это ничего не гарантирует.

Она резко обернулась, похолодев.

– Ты же не болен, нет?

– Я? – Томас помотал головой. – Нет.

– А о ком ты говоришь?

– Ни о ком.

Брина ему не поверила, но догадаться о том, кого он имеет в виду, было не так уж сложно.

– Ты никогда не умел лгать. Ты упоминал о том, что у твоего деда проблемы со здоровьем. Что с ним?

– Он уже старый. – Белая вспышка за окном осветила лицо Томаса. – Последние несколько лет у него плохо с сердцем. Иногда, когда я навещаю его, у него синеют губы. Боже, это меня пугает. Он просто глотает таблетку, и она заводит его сердце. Я водил его к лучшим специалистам в стране, но он уже старый, и никто ничего не может сделать.

– Мне жаль, Томас. – Брина взяла его за руку и сжала ее.

– Мне тоже. – Он посмотрел на нее, поднеся бокал к губам. – Я никому раньше не говорил о том, как это меня пугает. Не знаю, зачем сказал тебе.

– Я рада, что ты это сделал.

Его большой палец погладил тыльную сторону ее ладони. Еще одна вспышка, сопровождаемая грохотом, раздалась за окном. Взгляд Томаса переместился с шеи Брины на ее футболку.

– Насколько рада? – спросил он, когда вспышка угасла и они снова погрузились во тьму.

Брина рассмеялась, хоть волосы у нее и встали дыбом.

– Не настолько, чтобы выпрыгивать из одежды.

Томас поднес ее руку к губам и поцеловал.

– А что нужно сделать, чтобы ты выпрыгнула из нее? – Кончик его языка коснулся ее кожи между пальцев, и по ее руке пробежали мурашки.

– Не думаю, что выпрыгивать из одежды – это хорошая идея.

– Почему? Днем ты была не против. – Томас перевернул ее руку и поцеловал, прильнув губами к центру ладони.

– Это была ошибка. Ты сам сказал. Мы просто увлеклись. – Брина едва сдержала дрожь, когда почувствовала теплое дыхание Томаса на своей ладони. – Нам стоит просто забыть об этом.

– Ты сможешь об этом забыть?

– Попробую. А ты?

– Нет, – ответил Томас, целуя ее руку и приближаясь к запястью. – У тебя пульс зашкаливает.

Брина поджала пальцы, почувствовав очередной поцелуй.

– Томас?

– М-м?

– Я серьезно. Мне не кажется, что это хорошая мысль.

– Просто скажи мне, когда я должен остановиться, – ответил Томас, коснувшись губами кожи над ее запястьем.

На этот раз Брина не смогла унять дрожь удовольствия. Она чувствовала, как пульсирует кровь у нее в жилах. От прикосновений его влажных губ у нее щемило в груди и стало тепло между ног. Ее соски уперлись в ставший тесным лифчик. Брина подумала, что нужно немедленно потребовать, чтобы Томас остановился, пока его губы опять не добрались до ее груди. Но потом снова раздался грохот, ночь осветили цвета финального залпа, и она увидела лицо Томаса. Брина глядела в его глаза, в которых отражались золотые и белые вспышки фейерверка. Он смотрел на нее поверх запястья, и его взгляд горел ярче, чем огни в ночном небе. Он хотел ее. Хотел так же сильно, как и она его. И глядя ему в глаза, Брина уже не могла вспомнить, почему секс с Томасом – это неудачная мысль.

Она поднесла бокал к губам и осушила его.

– Почему ты бросил меня сегодня и пошел кататься с Холли?

– Я просто захотел покататься на лыжах, – прошептал Томас, щекоча ее кожу своим дыханием. – А Холли была там. И я не бросил тебя, а лишь высадил у отеля, чтобы подумать.

– О чем?

– О тебе, – ответил Томас, наконец отрываясь от ее запястья, а затем осушил свой бокал.

Брина не знала, можно ли ему верить, но ей бы очень этого хотелось.

– И до чего же ты додумался?

– Я хочу тебя, Брина. Хотел всегда, всю свою жизнь. Сейчас, возможно, мое желание стало еще сильнее. Ты прекрасна, и с тобой так же весело, как и раньше. – Он взял ее бокал и бросил его вместе со своим, и они беззвучно приземлились на ковер. – Я знаю, почему хочу тебя, и могу с уверенностью сказать, почему ты хочешь меня.

Он не мог говорить серьезно.

– Когда я вчера вошла в зал, я решила, что какая-то девушка наняла себе манекенщика для эскорта. – Брина могла видеть лишь очертания его лица в бледном свете молодой луны, и, кажется, он нахмурил брови. – Потом Карен сказала мне, что это ты, и я обрадовалась. Не только потому, что ты выглядел как парень, которому стоит все время ходить в одних трусах, но и потому, что наши отношения испортились к окончанию школы, и мне всегда было стыдно из-за того, что произошло…

– А что произошло? – спросил Томас, отпустив ее руку.

– Ты знаешь.

– Думаю, да. Но почему бы тебе не сказать мне об этом?

Брина скрестила руки на груди и выдохнула.

– Ты помнишь, как это было. Как я всегда хотела есть в школьной столовой за большим столом, хотела быть популярной. Я думала, если я нравлюсь Марку, то во мне есть что-то особенное. – Она опустила взгляд. – Что я не Жевун Макконнелл, костлявая девочка, которой мама шьет одежду.

Томас приподнял ее голову за подбородок, встретившись с Бриной взглядом.

– Мне нравилась Жевун Макконнелл.

– Я знаю. Но мне нет.

– А теперь? Ты все еще хочешь попасть за большой стол?

– Нет. Теперь я себе нравлюсь.

– Мне тоже.

Томас провел большим пальцем по ее губам. Приоткрыв их, Брина лизнула его подушечку.

– Мне нравится твоя футболка. – В его голосе звучала страсть. – Я заметил ее сразу же, едва ты вошла в банкетный зал.

Рука Томаса легла на ее затылок, и он притянул девушку к себе.

– Милый светло-зеленый цвет… – сказала Брина, гладя его по груди через рельефную ткань свитера.

– Я обратил внимание не на это, – усмехнулся Томас.

– А на что же?

– На то, что через твою грудь тянется надпись «Келвин Кляйн». – Он наклонился и прижался лбом к ее лбу. – И я подумал, как долго я буду ее снимать.

– Я полагала, ты пригласил меня к себе для того, чтобы у меня не замерзли ноги, и потому, что должен мне полбутылки шампанского.

– Все это правда. О том, что хочу стянуть с тебя футболку, я просто не упомянул. – Томас распустил ленту, удерживавшую ее волосы. – И еще я не упомянул о том, что блестки в твоих волосах сводят меня с ума и я хочу, чтобы они рассыпались по подушке, когда я буду заниматься с тобой любовью, – продолжил он, распуская косу Брины. – И что я хочу видеть твое лицо утром, когда открою глаза.

Запустив пальцы в ее волосы, он запрокинул голову Брины, как сегодня днем. И, как и прежде, он поцеловал ее, зная, чего хочет, и намереваясь это получить. Его язык словно занимался любовью с ее ртом: входя и отстраняясь, мощными жаркими толчками. Томас посасывал ее язык, наслаждался ее губами, гладил ее по волосам.

Брина прижалась к его груди, чувствуя его тепло через свитер и свою футболку, согревающее ее сердце так, как никогда раньше. Томас хотел заняться с ней любовью. Она тоже этого хотела. Брине всегда нравился Томас, но только теперь она влюбилась в него. Ее тело трепетало. Она хотела его так, как женщина хочет любимого мужчину.

Брина задрала его свитер, а затем и футболку, и вскоре ее руки уже гладили его горячую твердую плоть и нежные волоски.

– Включи свет, – сказала Брина. – Ты меня уже видел. Теперь моя очередь.

 

Глава шестая

Томас наклонился и подхватил Брину на руки.

– Я знаю подходящее место. – Он отнес ее на диван. – Возьми мой плащ.

Когда она выполнила его просьбу, он пронес ее через сумрак гостиной, а потом по коридору. Они очутились в темной комнате. Поставив Брину на пол, Томас нажал выключатель. Слепящий свет ударил в глаза, и Брина прижалась лицом к шее Томаса.

– Ой, прости, – произнес он, приглушив свет.

Когда ее глаза привыкли к полумраку, Брина оглядела огромную комнату. В центре стояла гигантская кровать с оливковыми и бежевыми полотняными покрывалами.

– Эта кровать просто огромная.

Томас взял свой плащ, улыбнувшись краешком губ.

– Да уж. Придется потрудиться, чтобы добраться от одного края до другого.

Он порылся в кармане плаща и достал оттуда упаковку презервативов.

– Ты всегда носишь их в кармане?

– Не-а. Я же сказал, мне понравилась твоя футболка. Когда ты пошла к своим друзьям, – сказал Томас, бросая упаковку на подушку, – я направился в аптеку.

– Ты был настолько уверен?

– В отношении тебя? – Томас заставил ее попятиться, пока ноги Брины не уперлись в край кровати. – Нет. Но я был бойскаутом, поэтому ко всему готов.

Брина села на кровать, и Томас присел перед ней, помог снять сапоги и носки и отшвырнул их прочь. Его собственная обувь последовала за ними.

– Раздевайся, Брина, – сказал Томас, падая вместе с девушкой на середину кровати, а затем перекатываясь так, чтобы Брина оказалась на нем сверху. – Давно хотел это сказать.

Брина села на бедра Томаса, взялась за край своей футболки, медленно стянула ее через голову, затем швырнула на пол и тряхнула волосами, разбрасывая их по плечам. Она посмотрела на Томаса, в его лицо, в его синие глаза, горящие огнем желания. Брина через джинсы чувствовала его возбуждение, и это заставляло ее хотеть большего. Того, что он мог ей дать, прикосновений горячей плоти. Брина склонилась к нему, и Томас взялся за застежку лифчика и расстегнул ее одним движением, а затем накрыл ее груди своими ладоням. Брина просунула руки под его футболку и погладила ладонями живот над поясом джинсов. Томас шумно вздохнул.

– У тебя куда больше волос, чем было в школе. – Брина провела руками по мускулистому животу вверх, к груди. Теперь в нем нельзя было узнать того худощавого мальчика. – И ты стал еще чуть выше и больше.

Томас схватил девушку за талию, перекатившись так, чтобы она оказалась на спине, а он сверху.

– Я вырос кое-где еще. – Он стянул через голову свитер и футболку и швырнул их на пол. – Угадай где, Брина.

– Мы что, играем в угадайку?

– А что, разве ты не хочешь посмотреть?

Брина кивнула, гладя его бедра, талию и крепкий мускулистый живот. Короткие черные волосы росли у него на груди, тонкая полоска спускалась к пупку. В приглушенном свете спальни глаза Томаса, казалось, сияли. Сердце Брины трепетало.

Томас опустил лицо к ее правой груди.

– Мы будем играть в «Я покажу, если ты покажешь». – Он ласкал ее сосок языком, пока тот не затвердел, а затем обхватил его губами.

Брина запустила руку в волосы Томаса. Удовольствие было таким сильным, а его рот таким жарким, что она выгнулась ему навстречу, спустившись руками к его талии и бедрам. Томас поцеловал ее между грудей, обжигая ее кожу своим дыханием. Затем он привстал на коленях. Холодный воздух коснулся влажных сосков Брины, когда она протянула руку к пуговице на его джинсах. Опершись на локоть, девушка приподнялась и присела напротив бедер Томаса. Расстегнув все пять пуговиц, она поцеловала его в пупок.

Томас глубоко вдохнул, затаив дыхание. Брина продолжала целовать его живот у самого края плавок.

– Я где-то читала, – прошептала она, положив руки на талию Томасу и просовывая их под его джинсы и белье, – что женщина не должна ласкать мужчину ртом на первом свидании.

Ее руки нащупали его ягодицы и сжали их.

– А это не первое наше свидание, – хрипло ответил Томас.

Брина медленно приспустила его джинсы и трусы и воззрилась на густо поросшую волосами промежность.

– В статье сказано, что это отпугнет мужчину и он больше не позвонит. – Брина подняла глаза на Томаса и спросила: – Ты испугался?

Он покачал головой.

– Я боюсь только, что ты уйдешь.

– Хороший ответ, – сказала Брина и опустилась ниже, чтобы было удобнее делать то, что не рекомендовала статья.

Томас застонал. Ее язык облизывал и дразнил его, пока мужчина не оттолкнул девушку. Томас тяжело дышал, а его синие глаза затопило желание. Он сорвал джинсы с себя, а затем с нее.

Твердые соски Брины прижимались к его груди, их ноги переплелись, его губы жадно впились в ее рот. Их разгоряченные тела прижимались друг к другу в страстных объятиях. Томас скользнул рукой по телу Брины, добравшись до ее лона и коснувшись пальцами влажной плоти. Девушка гортанно застонала.

– А что в твоей статье написано о женщинах? – спросил он, оторвавшись от губ Брины. – Их тоже может напугать оральный секс?

Лишь через несколько секунд Брина поняла, о чем он спрашивает. Она хотела испытать оргазм, когда Томас будет в ней, а не сейчас, от его решительных пальцев. Она сжала бедра, останавливая его движения.

– Об этом там ничего не написано. – Брина облизнула влажные губы. Язык ее почти не слушался, и ее голос прозвучал глухо, когда она сказала: – Займись со мной любовью.

Она потянулась за упаковкой с презервативами, повалила Томаса на бок и натянула презерватив.

– Может быть больно, – сказал Томас, входя в нее.

Едва он проник в нее, как Брина не смогла сдержать стон удовольствия. Томас упирался локтями в кровать, обхватив лицо Брины ладонями, и двигался внутри нее, глядя девушке в глаза. Он стимулировал именно ту точку, где находился центр удовольствия, сводя ее с ума. С каждым толчком наслаждение было все ближе.

Руки Брины скользнули по его спине к ягодицам.

– Быстрее, – шепнула она, двигаясь Томасу навстречу, пока он проникал в нее глубже, быстрее, сильнее.

От жара и страсти ее нервы звенели как натянутые струны. Также обхватив его лицо ладонями, она взглянула Томасу в глаза.

– Томас, – простонала Брина в такт его все более и более сильным толчкам, – я люблю тебя.

Она охнула, когда волны наслаждения прошли по ее телу, наполняя ее острыми, ни с чем не сравнимыми ощущениями. Они прокатывались вновь и вновь, и ее лоно сжималось, обхватывая его естество. Томас продолжал входить в нее, толкая к изголовью кровати.

Затем его пальцы сжались и Томас издал первобытный рык, который, казалось, длился вечно.

– Брина, – сказал он, тяжело выдохнув, когда его бедра прекратили движение. Он смотрел девушке в глаза, тяжело дыша, затем проник в нее еще раз и остался внутри. – Ты в порядке?

Брина была более чем в порядке.

– Со мной все отлично, – улыбнулась она.

– Да, это точно, – согласился Томас, поцеловав девушку в переносицу и в нос. – Ничего не натерла?

Брина запрокинула голову, увидев опасную близость изголовья.

– Не заметила.

– Через минуту я могу это проверить, – сказал Томас, вставая. – Сейчас вернусь.

Он пошел в ванную. Брина, перекатившись на живот, прижалась щекой к холодной полотняной ткани. Она сказала ему, что любит его. А он ничего ей не ответил.

– Эй! – крикнул Томас из соседней комнаты. – Если ты голодна, можем поискать в баре. Тут есть кое-что вкусненькое.

И они поискали. Они съели крекеры, сыр и открыли банку консервированной ветчины. На десерт были трюфели и орехи макадамии в шоколаде. Затем Брина и Томас занимались любовью на полу возле бара и в джакузи, погрузившись в горячую воду.

Томас не говорил ей «люблю», но касался ее так, как будто это было правдой, когда осторожно вытирал ее полотенцем и расчесывал ей волосы.

Когда он говорил это слово, он употреблял его в предложениях вроде «Всегда любил твои волосы. Я могу делать это бесконечно» или «Я люблю свой дом в Аспене. Он великолепен».

Где-то в четыре часа утра Томас провел Брину в ее комнату.

– Уверена, что не хочешь вернуться со мной в кровать? – спросил Томас, открывая дверь ее ключ-картой. – Я хочу спать вместе с тобой. – Он открыл дверь и зевнул. – Просто спать, обещаю.

И проснуться с растрепанной головой и неприятным запахом изо рта? Ни в коем случае.

– Позвони мне, когда проснешься, – сказала Брина, гладя ладонями его грудь и поднимаясь на цыпочки.

Ее сердце билось часто-часто, когда она обняла Томаса за шею и поцеловала его на ночь. Никогда раньше она не чувствовала себя такой счастливой. Возможно, потому, что никого не любила так, как Томаса Мака.

Когда Брина проснулась утром, экран ее телефона мерцал. Было одиннадцать тридцать, и Томас ей еще не звонил. Наверное, он спал.

Она взяла трубку и включила автоответчик, а затем упала головой на подушку и стала слушать.

– Брина, это Томас. Кое-что случилось, и мне нужно немедленно уехать. Сейчас шесть тридцать, и я не хотел тебя будить, но… Слушай, я еду в Денвер и сяду на самолет, летящий в Палм-Спрингс. Не знаю, когда… – Он вздохнул. – Я свяжусь с тобой, когда смогу.

Брина прослушала сообщение еще трижды. Он уехал. Просто уехал. Даже не постучался в ее дверь, чтобы поговорить с ней. Уехал, не сказав, когда она снова его увидит. Не сказав, что любит ее, не поцеловав на прощанье.

Брина убрала с лица прядь волос и натянула джинсы. Позвонив на ресепшн, она спросила, не оставил ли Томас для нее сообщения.

Нет, не оставил.

Надев джинсы и свитер, она взяла свою ключ-карту и пошла по коридору. Дверь в номер Томаса была открыта. Внутри стояла тележка горничной. Брина вошла в номер и огляделась. Мебель была отполирована, ковер вычищен, а бар снова наполнен. Брина направилась в спальню и замерла. Две горничные меняли простыни на кровати.

Здесь не осталось ничего, что напоминало бы о Томасе: ни его одежды, ни простыней, на которых он спал, ни полотенец, которыми он вытирал ее.

– Я могу вам помочь? – оглянулась одна из горничных.

– Нет, спасибо. – Брина покачала головой, отвернувшись.

Он и правда уехал. До этого момента, сама не отдавая себе в этом отчета, она надеялась, что это не так, что это какая-то ошибка. Что Томас ждет ее в этой комнате.

Брина вернулась к своему номеру и вставила карту в замок. Томас сказал, что летит из Денвера в Палм-Спрингс. Там живут его бабушка с дедушкой. Наверное, что-то случилось.

«Я свяжусь с тобой, когда смогу», – сказал он.

Брина села на край кровати, уставившись на неработающий телевизор. Она вспомнила, как умерла собака Томаса, Скутер, и как он пытался держать себя в руках. Томас не плакал, хотя она видела, что ему хотелось разрыдаться. Он старался не подавать виду, но его щеки раскраснелись. Тогда ему не нужна была помощь Брины. Не нужна была она ему и теперь. Если бы это было не так, Томас по крайней мере оставил бы номер телефона, по которому Брина могла бы до него дозвониться.

Конечно, она могла бы выследить его. В конце концов, именно этим она зарабатывала на жизнь. Можно было бы спуститься по лестнице и попросить у Минди копию его регистрационной формы. Но тогда Минди поняла бы, что Томас не оставил Брине ни адреса, ни номера телефона, а с таким унижением она не желала мириться. Ей отчаянно хотелось поговорить с ним, но гордость не позволяла ей этого сделать.

Целый день ушел на то, чтобы выяснить адрес Томаса в Аспене. Брина помнила некоторые цифры номера его джипа и несколько раз связывалась с автотранспортной инспекцией Колорадо, прежде чем узнала то, что хотела. Теперь ей был нужен номер его телефона. Поскольку Брина жила в Орегоне, ей нельзя было просто пойти в местную телефонную компанию и посмотреть их файлы. Брина не знала никого из телефонной компании в Аспене, и ей пришлось бы получать на это судебное разрешение.

Тогда она попыталась отыскать дедушку и бабушку Томаса – и это сработало. Она не только нашла их имена в телефонном справочнике, но и поговорила с работниками местных больниц и больниц в Палм-Спрингс. Как выяснилось, дедушку Томаса перевели в больницу в городке Ранчо Мираж.

На третий день после встречи одноклассников у Брины уже были адрес и телефон не только его дедушки и бабушки, но и его самого. «Я свяжусь с тобой, когда смогу», – сказал он. Но Брина полагала, что он солгал. Он отшил ее!

Его номер телефона лежал в папке у нее на столе рядом со стопкой текущей документации. Откинувшись в кресле, Брина посмотрела в окно офиса. На улице шел дождь. Итак, что же изменилось?

Капли били по стеклу и стекали вниз, выводя странные узоры, скапливались на металлическом карнизе. Теперь, когда Брина получила всю необходимую информацию, у нее не было ни малейшего желания ею воспользоваться. Прошло три дня, а Томас не попытался с ней связаться. Она проверяла свой домашний автоответчик каждые полчаса, и тот факт, что у него не было ее телефонного номера, Брину не останавливал. Она проинструктировала секретаршу, чтобы та сразу переводила звонок в ее рабочий кабинет, если позвонит мужчина. И всякий раз, когда звонил телефон, сердце выпрыгивало у Брины из груди. Но это был не Томас.

Девушка сбросила туфли на каблуках и босиком подошла к столу. Она решила поработать над делом, которое сейчас вела, коллективным иском рабочих. Но, прочитав всего два абзаца отчета, она поняла, что ее мысли возвращаются к Томасу.

Брине было страшно. Еще никогда в жизни ей не было так страшно. Что, если он больше не захочет с ней разговаривать? Что, если он ничего к ней не испытывает? У Брины случались чудовищные перепады настроения: то у нее учащался пульс при воспоминании об их поцелуе, то она впадала в тоску при мысли о том, что больше никогда не увидит Томаса. Брина погрязла в эмоциональном хаосе и не знала, что теперь делать. То она думала, что нужно позвонить ему, то напоминала себе о его словах. «Я свяжусь с тобой, когда смогу», – сказал он.

– Я надеялся, что ты мне поможешь. – Чей-то голос отвлек ее от мыслей.

Брина медленно закрыла папку и подняла голову. И взглянула в синие глаза Томаса. Ее сердце остановилось. На нем была черная водолазка и темно-серый пиджак. В руках он держал три маленьких букета роз – красный, белый и желтый.

– Помогу тебе в чем?

Он прошел в ее кабинет и остановился у стола.

– Я надеялся, что ты сможешь помочь мне найти кое-кого.

– Кого?

– Девочку, с которой я учился в школе. Она бросила меня ради одного придурка, но я решил дать ей шанс все исправить.

Брина старалась не улыбаться. Он был тут, в ее кабинете. Теперь в ее жизни все наладится. Ей на глаза навернулись слезы.

– Что ты задумал? Это легально?

– Не уверен насчет южных штатов.

Встав, она обошла стол.

– Как ты меня нашел?

– Я позвонил Минди Бертон.

Ну конечно.

– Как твой дедушка?

– Не очень. – Томас нахмурился. Какими же красивыми были его синие глаза! – Но я не хочу говорить об этом прямо сейчас. Если ты не против, обсудим это позже. Сейчас мне хотелось бы поговорить кое о чем очень важном для меня. Я хочу поговорить о нас. – Он протянул ей цветы. – Продавец сказал мне, что красные розы символизируют страстную любовь, белые – любовь истинную, а желтые – дружбу. Вот я и купил все три букета.

Брина поднесла цветы к лицу и вдохнула их аромат.

– Они великолепны, Томас. – Она сморгнула, чтобы не расплакаться. – Спасибо тебе.

– Вначале мы были друзьями, потом – любовниками. Я хочу, чтобы мы оставались и друзьями, и любовниками.

Брина опустила цветы на стол и бросилась ему в объятия.

– Я тоже этого хочу!

– Помнишь ту субботу, когда я сказал тебе, что мы не знаем друг друга?

Кивнув, Брина спрятала лицо у него на груди. Она глубоко вздохнула. Вдохнула запах мужчины, которого любила всем сердцем.

– Это было и осталось ложью. Я знаю тебя, Брина. Я знаю, когда ты расплачешься, и знаю, когда рассмеешься. Знаю, что сделает тебя счастливой, что опечалит, а что разозлит. Прошло десять лет, но я по-прежнему знаю тебя. – Томас поцеловал ее в макушку. – И я скучал по тебе.

– Я тоже скучала по тебе. – Брина подалась вперед и нежно коснулась его губ.

Томас опустил ладони ей на щеки, отстраняясь.

– Но мне нужны не только любовь и дружба. Я говорил себе, что пришел на встречу одноклассников вовсе не потому, что хотел увидеть тебя. Но на самом деле именно так и было. Я солгал об этом. И о розах тоже солгал. Белые розы – это не просто истинная любовь. Это истинная любовь в браке. – Он заглянул в ее глаза. – Я хочу быть с тобой. Всегда. Я люблю тебя.

Брина больше не могла сдерживать слезы.

– Я тоже люблю тебя.

Томас смахнул слезинки с ее ресниц.

– Мне нужно было это услышать.

– Но я же сказала тебе, что люблю тебя, еще тогда, ночью. Разве ты не слышал?

– Да. – Он улыбнулся. – Но тогда мы занимались любовью и я не знал, говоришь ты серьезно или просто… Ну, знаешь… в порыве чувств.

– Я говорила серьезно.

Он медленно наклонил голову и коснулся ее губ поцелуем – вначале нежным, но уже через три секунды ставшим страстным. Словно чтобы удостовериться в том, что он здесь, Брина обняла его покрепче.

Томас отстранился и глубоко вздохнул.

– Моя жизнь превратилась кошмар. Мой дедушка умирает, и я ничего не могу с этим поделать. Мне приходится сидеть рядом с ним и смотреть, как он медленно уходит. Все, чем я владею, находится в Колорадо, а я сейчас живу у бабушки в Палм-Спрингс. А еще я сейчас безработный. Я ни в чем не уверен в этой жизни, кроме своих чувств к тебе. Ты единственное, что кажется мне настоящим. Я знаю, это может прозвучать странно, но я все равно спрошу. Ты поедешь со мной?

– Куда? – изумленно спросила Брина.

– Сейчас – в Палм-Спрингс. А потом – кто знает. Куда захочешь.

– Когда? – Брина подняла брови.

– Прямо сейчас. Сегодня. Или завтра. Или на следующей неделе. Или в следующем месяце. – Томас покачал головой. – Когда сможешь. Я прошу тебя выйти за меня замуж. Быть со мной отныне и навсегда. Я знаю, что это решение может показаться поспешным и иррациональным, но я люблю тебя с первого класса.

Брина улыбнулась. Это решение не казалось ей поспешным и иррациональным.

– Я буду тебе другом, любовницей и женой. Я выйду за тебя. Сегодня. Или завтра. Или на следующей неделе. Или в следующем месяце. – Она прижалась лбом к его лбу. – Я хочу быть с тобой. Отныне и навсегда.