– Огонь! – снова закричал Луи, и несколько ракет со свистом вонзились в небо, избавляя Мэдди от необходимости выдумывать то ли полуправду, то ли стопроцентную ложь.

Эти ракеты были мощнее предыдущих, и взорвались они, выпуская облака цветных искр. Луи пустил в действие тяжелую артиллерию, однако никто, похоже, не встревожился. Никто, за исключением Мэдди.

– Я хочу остаться здесь, на пляже! – возмутился Трэвис, когда Майк повел его и Пита вверх по ступенькам, ведущим к террасе.

– Скоро начнется «большой салют», – сказал Майк. – Вы же знаете, что детям положено уйти туда, где безопасно.

Большой салют? Мэдди взяла свой бокал и осушила его до дна. «Интересно, – подумала она, – не хочет ли Майк вывести женщин из затруднительного положения и застегнуть рубаху?» Конечно, днем было жарко, но сейчас воздух становился прохладным.

– Дональд тоже ребенок… – хныкал Пит.

– Дональду четырнадцать, – возразила Лайза. – Если будешь спорить, я посажу тебя возле бабушки и тети Наркиссы.

Пит проворно шлепнулся на ступеньки.

– Я останусь здесь! – заявил он.

Трэвис сел рядом с ним, но ни тот ни другой явно не были в восторге от того, что их загнали на террасу.

– Привет, Майк! – крикнула Таня.

Он повернул голову, но посмотрел не на Таню, а на Мэдди. Несколько мгновений Майк не отводил от нее глаз, затем перевел взгляд на миниатюрную красотку.

– Привет, Таня. Как дела?

– Отлично. У меня еще остался солодовый «Бушмиллс». Что ты делаешь после шоу?

– Нужно отвезти Трэвиса домой, потом пойду на работу, – ответил Майк. – Так что как-нибудь в другой раз.

Он прошел к кулеру, поднял белую крышку, и его рубаха распахнулась еще шире.

– Эй, Трэвис и Пит! – крикнул он. – Не желаете ли шипучки?!

Оба мальчика разом подскочили к Майку.

– Да!

– Конечно!

Расплескивая воду и разгребая лед в охлаждающей емкости, Майк вытащил две банки «Хайерс» и бросил мальчишкам, жадно тянувшим к нему руки. Потом извлек банку «Ред Булл» и водрузил крышку на место.

– Мэдди, вы знакомы с Майком Хеннесси? – спросила Лайза.

Мэдди кивнула:

– Да, мы встречались. – И она протянула Майку руку, хотя это было не в ее правилах.

Он улыбнулся и коснулся ее пальцев своей мокрой прохладной ладонью.

– Ну, сколько мышей сегодня убили?

– Ни одной. – Она не знала, намеренно ли он это сделал, однако легкое прикосновение его пальцев к ее запястью разлилось по всему телу жарким покалыванием. Настоящее сексуальное возбуждение – такого она не чувствовала уже много лет. – Увы, пока ни одной дохлой мыши. Но я надеюсь, что прямо в эту минуту они испускают предсмертные хрипы.

Мэдди отдернула руку. Отдернула, чтобы не забыть окончательно, кто он такой и зачем она сама явилась в этот город. А он, когда узнает, кто она такая, вряд ли станет брать ее за руку столь волнующим образом. Впрочем, не очень-то и надо.

– Вызовите специалиста по истреблению грызунов, – посоветовал Майк.

Мэдди уже звонила специалисту, и за целый месяц он так и не добрался до ее дома.

– Только не вызывайте кого попало, – предупредила Лайза. – Здешние плотники и истребители грызунов работают «от звонка до звонка». У них есть обыкновение бросать работу часа в три.

– Да, самое время попить пива. Три часа – «время “Миллер”»!

– Да уж… – кивнула Лайза. Тут ее позвала свекровь, и она пробормотала: – Отойду с вашего позволения.

– Могу дать телефон человека, который точно придет, если пообещает. – Майк откупорил банку «Ред Булл». – И останется, пока все не сделает.

– Пусть ваш муж или друг займется проблемой мышей, – подсказала Таня.

Мэдди взглянула на нее и вдруг поняла, как изменилось настроение Тани после того, как на веранду явился Майк. Дружелюбие ее вмиг улетучилось, и Мэдди была почти уверена, что Таня вряд ли станет ей хорошей подругой.

– У меня нет бойфренда, и я никогда не была замужем.

– Никогда?.. – Таня в изумлении уставилась на нее – будто она была какой-то странной ошибкой природы.

– Верится с трудом, да? – Мэдди усмехнулась. Тане нечего беспокоиться. Майк Хеннесси был последним мужчиной на планете, с которым ей захотелось бы закрутить роман. Даже несмотря на манящую полоску волос у него на груди. – Я слишком завидная добыча.

Майк хмыкнул и сделал глоток пива. Потом взглянул на нее поверх жестяной банки «Ред Булл», и в сгущавшихся сумерках Мэдди все-таки смогла увидеть, как от смеха в уголках его голубых глаз собирались морщинки.

Улыбнувшись в ответ, она решила, что самое время сменить тему.

– Ну как, удалось вам вышвырнуть Дарлу из «Морта» с голой задницей?

Опустив банку, Майк слизнул каплю влаги с нижней губы.

– Нет. Она вела себя паинькой.

– Что, дамы по-прежнему сбрасывают трусики? – поинтересовалась Делани.

– Слава богу, не так часто. – Покачав головой, Майк усмехнулся, сверкнув в темноте белозубой улыбкой. – Поверьте, выводить из бара пьяных полураздетых женщин – это совсем не так весело, как можно подумать.

Мэдди рассмеялась. Ни за что на свете она не могла бы предположить, что Майк Хеннесси покажется ей столь неотразимо обаятельным.

– А как часто это случается? – поинтересовалась она.

Майк пожал плечами:

– «Морт» был настоящим притоном, пока я не взял дело в свои руки. Но есть и такие, которые до сих пор не смирились с новыми порядками.

– Они так и не привыкли, что вместо «Тексако» Джонсона у нас теперь «Топливная компания» Гровера. – Делани тяжело вздохнула. – Ноги ужасно болят…

– Огонь! – заорал Луи за секунду до того, как взлетел целый шквал ракет.

Повернувшись, Мэдди подняла глаза к небу и проводила взглядом искрившиеся во тьме ракеты. Тихий смех Майка за ее спиной почти потонул в грохоте салюта. Когда же она обернулась, он уже ушел с террасы, чтобы помочь Делани найти стул. Таня потащилась вслед за ними, и Мэдди совсем не жалела, что она ушла. Эта дамочка сначала была такой милой – и в один миг из-за мужчины сделалась стервозной ведьмой. Этого Мэдди никогда не понимала. На свете полным-полно мужчин, так зачем же сходить с ума из-за одного-единственного? Тем более что этот «единственный» пользовался репутацией ветреника… Что называется, «переспал и отвалил». То есть Мэдди вовсе не ставила это свойство мужчине в упрек, просто она не понимала женщин, которые легко теряли голову. Несколько свиданий, хороший секс – и они по уши влюблены. Как это может быть? Как такое вообще возможно?

Софи Аллегрецца и ее друзья подошли к перилам и стали позади Мэдди, чтобы лучше видеть салют. Мэдди поставила свой бокал на перила и тоже стала смотреть, как Луи снаряжал три больших ствола. Ей не нужен мужчина для того, чтобы повысить свою самооценку и чувствовать, что жизнь удалась. Она не такая, как ее мать.

– Огонь! – На этот раз громкий свист раздался за несколько секунд до того, как из стволов вырвались три снаряда и поочередно взорвались с оглушительным грохотом.

Испугавшись, Мэдди отскочила назад и натолкнулась на что-то твердое. Крепкие руки подхватили ее в тот момент, когда огненные вспышки пролились на озеро зеленым, золотым и красным дождем.

– Простите. – Обернувшись, она увидела прямо перед собой тонувшее в полумраке лицо Майка.

– Ничего страшного, – ответил он. И почему-то продолжал держать Мэдди. – Скажите-ка мне вот что…

– Что именно? – насторожилась Мэдди.

И в тот же миг она услышала его тихий голос прямо над ухом:

– Если вы – такая завидная добыча, то почему же вас до сих пор никто не поймал? – Его теплое дыхание пощекотало ей висок, затем скользнуло вниз по шее.

– Вероятно, по той же самой причине, что и вас.

– Не понял.

– Ну, вы ведь тоже не хотите, чтобы вас поймали, верно?

– Дорогуша, все женщины мечтают быть пойманными. – Его ладони скользнули вниз, к ее локтям, затем снова вверх, по руке. – Все женщины мечтают о белом свадебном платье, заборе из штакетника и об отце для своих детей.

– Говорите, все? Вы что, знакомы со всеми женщинами на свете?

Ей показалось, что он улыбнулся.

– Я их повидал достаточно.

– Да, мне говорили.

– Не следует верить всему, что вам говорят.

– А вам не следует верить, что все женщины только и мечтают о том, чтобы завести личного самца-производителя.

– И вы не хотите, чтобы я стал вашим личным самцом-производителем?

– Нет, не хочу. И это вас шокирует, правда?

Он рассмеялся. И этот тихий рокочущий смех отдавался у нее в висках.

– От вас вкусно пахнет. – Она почувствовала, как он потянул носом воздух.

– «Немецкий шоколадный торт».

– Что?..

– «Немецкий шоколадный торт» – это для ванны.

– Сто лет не ел немецкого шоколадного торта. – Мэдди ошибалась, когда думала, будто прикосновение его пальцев было ее самым острым сексуальным переживанием за долгое время. Вот это – легкое дуновение в волосах, прикосновение рук к плечам – грозило довести до оргазма. Что делало ее в собственных глазах особенно жалкой. – Вы пробуждаете у меня аппетит, – прошептал он ей в ухо.

– Страсть к тортам? К десертам?

Его ладони легли ей на плечи, затем снова скользнули к локтям.

– Нет, к главным блюдам.

– Дядя Майк! – позвал Трэвис – Когда начнется городской салют?

Майк поднял голову. На мгновение его руки сжали ее еще крепче, а потом она оказалась на свободе.

– С минуты на минуту, – ответил он, отходя от Мэдди.

Секунду спустя земля вздрогнула от серии мощных залпов, и ночное небо вспыхнуло огромными шарами разноцветных огней. Софи Аллегрецца нажала кнопку стереосистемы, и ночь наполнилась звуками акустической гитары Джими Хендрикса, выводившей национальный гимн – «Звездно-полосатое знамя». Лесные обитатели попрятались кто куда, когда над озером десятками стали взрываться ракеты, запущенные со всех сторон, – они состязались с пиротехническими чудесами, которые устраивали городские власти.

Добро пожаловать в Трули! Шок и благоговение!

– Весело тебе было, Трэвис?

Из другого угла грузовика последовал затяжной зевок.

– Ага… Может быть, на следующий год я смогу запустить большой фейерверк.

– Может быть. Если будешь держаться подальше от неприятностей.

– Мама сказала, что если я буду хорошо себя вести, то смогу завести щенка.

Майк свернул в переулок и вскоре остановил машину возле дома Мэг, рядом с ее «фордом-таурус». Собака – это удачная мысль. Мальчику нужна собака.

– Какого щенка тебе бы хотелось?

– Мне нравятся черные с белыми пятнами.

В доме горел свет, и единственная лампа освещала веранду. Они вместе вышли из машины и направились к ступенькам. Близилась полночь, и Трэвис едва волочил ноги.

– И как долго тебе нужно продержаться?

– Один месяц.

Мальчишка и недели не мог прожить, чтобы у него не возникало проблем с матерью.

– Что ж, просто придержи язык. Тогда, возможно, все получится. – Майк распахнул дверь перед племянником.

Мэг сидела на кушетке в белой ночной рубашке и пушистом розовом халате. Слезы лились из ее зеленых глаз, когда она оторвала взгляд от того, что было зажато в ее руке. Вымученная улыбка заиграла у нее на губах, и страх тяжелой ношей лег на плечи Майка. Было ясно: сегодня – одна из «этих ночей».

– Ты видела салют? – Трэвис если и заметил слезы матери, то виду не подал.

– Нет, милый, я не выходила. Но я слышала. – Она встала, и Трэвис обхватил ее руками.

– Салют был такой огромный!..

– Ты хорошо себя вел? – Мэг положила ладонь на макушку сына и взглянула на брата.

– Да, хорошо, – ответил Трэвис, и Майк утвердительно кивнул.

– Замечательно. Ты послушный мальчик.

Трэвис поднял голову.

– Пит сказал, что я мог бы остаться у него на ночь, а его мама сказала: «Как-нибудь в другой раз».

– Посмотрим. – Как и их мать, Мэг была красавицей с гладкой белой кожей и длинными черными волосами. И, как у матери, ее настроение менялось самым непредсказуемым образом. – Надевай пижаму и иди спать. Через минуту я приду поцеловать тебя на ночь.

– Ладно, – сказал Трэвис, зевая. – Спокойной ночи, дядя Майк.

– Спокойной ночи, приятель. – Майк едва не поддался порыву – хотелось немедленно сбежать от сестры. Сбежать подальше от того, что сейчас неминуемо произойдет.

Мэг проводила сына взглядом, потом протянула к брату руку и разжала пальцы.

– Вот… Я нашла мамино обручальное кольцо.

– Мэг, дорогая…

– В тот вечер она сняла его и оставила на ночном столике, прежде чем пойти в бар. До этого она его никогда не снимала.

– Я думал, что ты никогда больше не будешь рыться в ее вещах.

– Я и не рылась. – Мэг зажала кольцо в кулаке и прикусила ноготь большого пальца. – Оно было среди украшений бабушки Лорейн. Я нашла его, когда искала ее ожерелье с четырехлистным клевером. То самое, которое она носила не снимая, потому что оно приносило удачу. Я хотела надеть его завтра на работу.

Боже, как он не любил, когда на сестру накатывало что-нибудь такое… Майк был пятью годами младше Мэг, но ему всегда казалось, что он – ее старший брат.

Ее большие зеленые глаза пристально посмотрели на него, а руки бессильно опустились.

– Майк, неужели папа действительно хотел нас бросить?

Черт, откуда ему знать? Этого не знал никто, кроме самого Лока, а он давно в могиле. Умер, похоронен и оставлен в прошлом. Почему Мэг никак не может все это забыть?

Ей тогда уже исполнилось десять. Исполнилось за несколько месяцев до того, как мать вечером зарядила короткоствольный револьвер тридцать восьмого калибра и всадила шесть пуль в их отца и юную официантку по имени Элис Джонс. Мэг помнила слишком много о том вечере двадцатидевятилетней давности, когда мать не просто убила Лока и его любовницу. Слишком много она помнила о том вечере, когда мать сунула ствол револьвера себе в рот и спустила курок, убив заодно и себя. Увы, Мэг так и не оправилась от этого кошмара.

– Я не знаю, Мэгги. Бабушка так не думала. – Но это не значило ровным счетом ничего. Лорейн всегда закрывала глаза и затыкала уши, если дело касалось многочисленных романов ее мужа и сына. А позже – и всего того, что вытворял сам Майк. Всю жизнь она прожила, отрицая очевидное. Ей легче было делать вид, что все прекрасно. Хотя ничего хорошего вокруг нее не было.

– Но ведь бабушка тогда с нами не жила. Она не знала, как все было. И ты не знал. Слишком был маленький. Ты не помнишь.

– Я помню достаточно. – Майк потер виски. Они с сестрой уже много раз говорили об этом, но безрезультатно. – Да и какая теперь разница?..

– Майк, неужели он больше не любил нас?

Он уронил руки, чувствуя, как нарастает тупая боль где-то в области затылка. «Пожалуйста, прекрати!» – мысленно кричал он сестре.

По ее щекам текли слезы.

– Если он по-прежнему нас любил, зачем же она его застрелила? – продолжала Мэг. – У него ведь и раньше были связи на стороне. Все в городе знали, что у него было множество романов.

Майк подошел к сестре и положил руки ей на плечи.

– Мэгги, забудь.

– Я пыталась. Я пыталась быть такой, как ты, и иногда у меня получается, но… Почему ее не похоронили с обручальным кольцом?

Главный вопрос заключался в том, зачем она зарядила револьвер. Неужели действительно хотела убить? Или просто решила напугать мужа и его юную любовницу? Ох, ломать над этим голову – значит потерять рассудок, вот и все.

– Теперь уже не важно. Наша жизнь не осталась в прошлом, Мэг.

Сестра тяжело вздохнула:

– Ты прав. Я спрячу кольцо и забуду о нем. – Она сокрушенно покачала головой. – Просто иногда случается, что никак не могу выбросить все это из головы.

Майк крепко обнял сестру и прижал к груди.

– Я знаю, Мэгги.

– И мне становится так страшно.

Ему тоже становилось страшно. Он боялся, что сестру увлечет та же адская воронка, которая засосала их мать и из которой бедняжка так и не выбралась. Майку не давала покоя мысль: неужели мать ни разу не вспомнила о них с Мэг? Думала ли она, какое опустошение, какие утраты повлечет за собой ее безрассудство? Когда мать в тот вечер заряжала револьвер, мелькнула ли у нее хоть тень мысли, что она оставит сиротами своих детей, что им придется жить изгоями? Когда она ехала к бару «Хеннесси», неужели ни разу не подумала о них и не пожалела?

– Ты принимаешь таблетки?

– От них я чувствую себя усталой.

– Ты должна их принимать. – Отстранившись, Майк взглянул сестре в лицо. – Ты нужна Трэвису. И мне тоже нужна.

Мэг вздохнула:

– Тебе я не нужна. И Трэвису, наверное, было бы без меня только лучше.

– Мэг, милая… – Он заглянул ей в глаза. – Ты лучше всех знаешь, что это неправда.

– Знаю. – Мэг убрала волосы со лба. – Я только хочу сказать, что очень нелегко воспитывать мальчика.

Он от всей души надеялся, что она не кривит душой.

– Для этого у тебя есть я. – Майк улыбнулся, хотя чувствовал себя на десять лет старше, чем до того, как вошел в этот дом. – И я никуда не денусь. Даже если ты и дальше будешь готовить отвратительнейшую мясную запеканку.

Мэг тоже улыбнулась, и настроение у нее сразу же изменилось. Будто кто-то сунул руку ей в голову и щелкнул переключателем.

– Но мне нравится моя мясная запеканка.

– Да, знаю. – Майк сунул руку в карман в поисках своих ключей. – Тебе нравится стариковская еда. – Мэг готовила так же, как готовила когда-то их бабушка. Наверное, точно так же готовили в домах для престарелых.

– Ты злюка! И плохо влияешь на Трэвиса. – Мэг рассмеялась, скрестив руки на груди. – Но ты всегда умеешь меня развеселить.

– Спокойной ночи, – сказал Майк, шагнув к двери.

Ночной воздух холодил лицо и шею, и он сделал глубокий вдох и медленный выдох, направляясь к своему грузовику. Майк всегда умел заставить сестру развеселиться, и ей становилось легче. Всегда. Зато ему потом было гадко. У Мэг часто случались припадки, но потом, когда все заканчивалось, она чувствовала себя прекрасно. Никогда, кажется, не замечала ни битой посуды, ни разгромленной мебели – всего того, что оставляла в результате непредсказуемого приступа дурного настроения.

Майк отсутствовал почти двенадцать лет и почти забыл, как выглядят перепады ее настроения. Иногда ему казалось, что зря он сюда вернулся.