Тёмная сцена. Спальня АННИ и ДЖОНА. Звонит будильник.
ДЖОН. О, боже, убей его! Который час?
АННИ. Семь.
ДЖОН. Семь что?
АННИ. Часов.
ДЖОН. Утра?
АННИ. Нет.
ДЖОН. Какой сегодня день недели?
АННИ. Воскресенье.
ДЖОН. Воскресение… Я съем эти часы.
АННИ. У Хэлен режим. Она живет точно по расписанию.
ДЖОН. Ну дай ты ей еще час? Иди ко мне!
АННИ. Не могу. У меня нет сил.
ДЖОН. Никогда не говори ничего подобного в первый год замужества.
АННИ. Не ворчи… Вставать! Вставать! У нас сегодня полно работы! (Раздвигает воображаемые занавески, заполняя комнату солнечным светом). Вставать!
ДЖОН. Воскресенье! Сегодня — воскресенье, божественный день заслуженного отдыха.
АННИ. Да, ОН заслужил этот день отдыха, ОН столько полезного сотворил!
ДЖОН. Да! Заслужил, потому что — сотворил! Праздность — наслаждение души. Но за спиной я то и дело слышу: «Время летит, летит неудержимой колесницей…»
АННИ уже внизу, находит свои темные очки, берет огромную пачку писем, медленно распечатывает каждое, так же медленно читает.
АННИ. О, господи, пошли мне терпение! (Забирает пачку писем, идет на кухню).
ДЖОН. Не такое уж это и безрассудство — раз в неделю поваляться в постели и поразмышлять… (Спускается вниз, подходит к пишущей машинке, пробегает глазами вставленную страницу). Просто превосходно! (Сам себе). Скажите, мистер Мэйси, отчего ваши книги не раскупаются? Все разберут, до одного экземпляра, и того не оставят, если бы только мне разрешили говорить то, что я думаю… (Уходит).
АННИ появляется с подносом, на нем фрукты, всякая всячина — все-это предназначается ХЭЛЕН. Накрывает на стол, целует ХЭЛЕН.
ХЭЛЕН. Только что здесь сидела птичка. На столе. Она пела.
АННИ садится за стол, они едят.
Она пела, и стол вместе с ней выводил веселые трели.
АННИ. И будильник — он тоже заливался без устали…
Входит ДЖОН с кофейником и чашками.
Джон, милый, не смотри так!
ДЖОН. Как?
АННИ. Мрачно.
ДЖОН. Мне кажется, Хэлен смертельно хочется на волю.
ХЭЛЕН. Конечно! Сколько можно быть невольниками закрытых дверей?
АННИ. Но у нас истекает срок договора.
ХЭЛЕН. Давайте лучше станем невольниками свободы!
АННИ. Я сказала — нет!
ДЖОН. Э! Как вы позволяете себе разговаривать с Душой Американской Литературы, ее мэтром?!
АННИ. И у души американской литературы есть договорные обязательства, и если их не выполнить, то…
ДЖОН. Устроим пикник, а?
АННИ. Ты забываешь — у тебя работа! И у нас тоже!
ДЖОН. Я пригласил Пита. Для Хэлен.
АННИ. Что?
ДЖОН. Он странный, этот Пит, — время от времени посещает друзей. Меня… Ну можем мы позволить себе пикник, хотя бы по случаю написания новой главы?
ХЭЛЕН. Позволим себе пикник, а?
ДЖОН. На берегу озера. С Питом.
ХЭЛЕН. И поплаваем.
ДЖОН. Ну? Большинство — «за»!
АННИ. Я пойду в дом. Очень яркое солнце.
Пауза.
Мы все будем работать!
ДЖОН. А что прикажете делать с Питом?
АННИ. Устрой пикник с ним. (Забирает пачку писем). Письма, письма… Просто всемирный потоп писем…
Пауза.
ХЭЛЕН. Наверное, она права. Сейчас не до пикника. Предстоит безумная неделя. (Садится в кресло с книгой).
АННИ (ДЖОНУ). Прости меня, я все-таки страшный тиран.
ДЖОН. Мне ужасно одиноко.
АННИ. Мне тоже.
ДЖОН. Но у тебя есть Хэлен Келлер для компании.
АННИ. А у тебя — король! Король рассказов ужаса — Эдгар Аллан По.
ДЖОН. Он потрясающе веселый малый, но… Ты можешь уделить мне минутку?
АННИ. Да.
ДЖОН. Пока я мараю бумагу, исследуя загадки По, гаснет незаметно и мой собственный литературный талант. Я серьезно. Тебе нравятся мои стихи?
АННИ. Я в восторге от твоих стихов, иди наверх и напиши еще один. Для меня.
ДЖОН. А где взять вдохновение? Ты поглощена работой…
АННИ. Вот именно. У меня полно дел, Джон, иди наверх и твори, тебе никто не будет мешать.
ДЖОН. Я хочу, чтобы мне мешали. Чтобы ты мне мешала сколько есть сил! Пошли со мной!
АННИ. Я с тобой.
ДЖОН. Нет. Не со мной.
АННИ. Телом я внизу, а душой — это важнее, согласись, — я наверху. Иди, иди! Я куплю замок на дверь и буду запирать тебя.
ДЖОН (неожиданно). Вот тогда я точно не буду чувствовать себя лишним в этом счастливом доме… (Поднимается, садится за машинку).
ХЭЛЕН. Любовники… Всюду — любовники… И нигде ни глотка воды… И нигде — ничего…
АННИ (кричит). Ну почему я как Чингисхан в этой орде?! Все! Хватит! Джон!
ДЖОН. Да!
АННИ. Спускайся! (ХЭЛЕН). Мы едем на озеро и будем бесконечно наслаждаться природой.
ХЭЛЕН. Но у тебя болят глаза.
АННИ. Я их закрою.
ДЖОН. Я жду в изгнании ваших сообщений.
АННИ. Одевайся! Быстрее! Быстрее! Я устала распоряжаться! Положи скатерть, салфетки, в холодильнике холодная ветчина, вино.
ДЖОН. Я в полном замешательстве! Громы небесные!
АННИ (продолжая отдавать приказы). Костюмы в кладовке, там же рядом весла! И не забудьте "Короля Лира", мне необходимо какое-то, но утешение! Им и будет Шекспир. Джон почитает нам Шекспира с выражением. Не свои стихи — это тоже утешение…
ДЖОН. Что с тобой? Откуда столько злости?
АННИ. Где бы она была, если бы не я… безобразная герцогиня?.. А я не хочу её вместо ребенка от тебя… Господи, что я говорю?! Собирайся, иначе я уйду одна? (Поднимается в спальню).
На пороге уже давно, никем не замечаемый, стоит ПИТ с коробкой конфет.
ПИТ. Я… (Показывает коробку). Я…
ДЖОН. Подожди… Я — к ней! (Быстро поднимается к АННИ).
ПИТ один со своей неизменной коробкой.
ПИТ. Этот дом еще ненормальнее, чем тот…
Входит ХЭЛЕН, в руках у нее скатерть и салфетки, чувствует присутствие кого-то, останавливается.
ХЭЛЕН. Кто здесь?
ПИТ (размахивая коробкой, как флагом). Усталый путник, с трудом прокладывающий себе дорогу сквозь океан жизни…
ХЭЛЕН (подходит к нему, дотрагивается до лица). Вы всегда так поэтичны?
ПИТ. С этой минуты!
Свет гаснет, а когда вспыхивает снова, мы видим доктора ЭДА, спускающегося по лестнице, за ним АННИ, застегивает пуговицы блузки.
АННИ. Один бог знает, как я его молила о наследнике… Его молила, господа, и он не захотел услышать меня…
ЭД. Сколько вам лет?
АННИ. Сорок два. А совсем недавно мне было двадцать два.
Пауза.
И все-таки, что это, доктор?
ЭД (осторожно). Быть может, какая-нибудь крохотная опухоль мышечной ткани.
АННИ. Звучит просто чарующе.
ЭД. Это случается с женщиной… в середине жизни..
АННИ. Значит, причина только в этом?
ЭД. Слишком много причин… Мне надо увидеть Джона.
АННИ. Мы оба уже сошли с ума в своем желании иметь ребенка. Своего ребенка. Ведь это так просто у людей. Ребенок!..
ЭД. Я сделаю все, что смогу.
Пауза.
И еще — берегите глаза. Операция не проходит бесследно, дайте глазам хоть какой-то отдых. В общем, рецепт один и самый верный: отдыхать! Лежать на берегу и загорать! К черту все дела и заботы! О Хэлен я позабочусь.
АННИ. Отдых утомляет меня еще больше.
ЭД. И уберите из дома Джона! Это тоже изменит обстановку!
АННИ. Как изменит?
ЭД. Как-то… Соберите волю в кулак!
АННИ. Я с волей в кулаке просто обворожительна, никто и не знает какая я тогда…
Она провожает доктора. В доме ночь, где-то внизу — свет, словно горит камин. ДЖОН вводит ХЭЛЕН.
ХЭЛЕН. Я люблю учительницу, но жить с ней становится все труднее, будто живешь в тисках… Знаешь, порой, мне кажется, что я не живая, обычная скульптура. Она вытесала меня кусочек за кусочком… И даже лицо у меня из камня.
ДЖОН. Удивительно!..
ХЭЛЕН. Удивительно… Но разве может статуя жаловаться на скульптора? Обижаться на него? Быть чем-то недовольной?
ДЖОН. Нет, если ты действительно из камня.
ХЭЛЕН. Многие убеждены, что я вылепленное ею изваяние.
ДЖОН. С крыльями.
ХЭЛЕН. Нет. С ногами из простой глины… Даже теперь, когда я делаю всего лишь одну ошибку на целой странице текста, она не задумываясь выбрасывает страницу… Я не могу ошибаться! Я запрограммирована на безошибочную жизнь!
ДЖОН. Ее можно понять — она хочет, чтобы ее творение было совершенно! Она одержима! И это то, что я больше всего люблю в ней. Иногда.
ХЭЛЕН. Иногда?
ДЖОН. Преимущественно по вторникам.
ХЭЛЕН. А в промежутках?
ДЖОН. Я жду.
ХЭЛЕН. Ее?
ДЖОН. Ее искусство!
ХЭЛЕН протягивает ладони, ДЖОН берет их в свои руки.
Не прячься... от меня.
ХЭЛЕН. Я теряю голову от запаха сосен.
ДЖОН. Только сосен?
ХЭЛЕН. Не только.
ДЖОН. О, да, ты порочна?
ХЭЛЕН. Это от соседства с пленительным созданием…
ДЖОН (принимая на свой счет). Так, так, продолжай. И это самое пленительное создание…
ХЭЛЕН. Белочка.
ДЖОН. Кто? Белочка?
ХЭЛЕН. Белочка… Я давно уже знаю, что она живет здесь. И не одна, с малышами.
ДЖОН. Откуда тебе это известно?
ХЭЛЕН. Я чувствую запах их гнезда… Они там копошатся, крохотные, не больше мизинца…
ДЖОН. Что еще из жизни дикой природы наличествует в этом доме?
ХЭЛЕН. Вы.
Пауза.
ДЖОН. Я думал, меня уже одомашнили… Похоже, что нет. (Похлопывает ее по руке, встаёт).
ХЭЛЕН. Не уходите! Вы разве не понимаете, что вы для меня в этом доме — всюду… Везде.
ДЖОН. То есть?
ХЭЛЕН. То и дело занятая ванная.
ДЖОН. О боже, прости?
ХЭЛЕН. Подтяжки на дверных ручках, запах табака…
ДЖОН. Я кажусь вам ужасным неряхой?!
ХЭЛЕН. Как все мужчины… И ваши башмаки, куда тяжелее, чем белочкины. Дом живет тайной, и тайна эта — что есть мужчина…
Пауза.
Моя вечная тьма озарилась неожиданными мыслями с тех пор как появились вы… Думаете, я и вправду камень, когда за дверью, в соседней комнате; она лежит в объятиях мужчины… А мне никогда не суждено узнать, что это такое… Вот он, удел изваяния..
ДЖОН. Ну почему же никогда?
ХЭЛЕН. Потому что я могу только прочесть об этом в книгах. Не более…
ДЖОН (после паузы). Это происходит так… (Он поворачивает ее и лицо, чтобы поцеловать в губы).
ХЭЛЕН. Как это, оказывается, любопытно! А?! Я для этого гожусь?! Неужели подхожу?
ДЖОН. Очень.
Целуются.
ХЭЛЕН. Так нежно?
ДЖОН. Да.
ХЭЛЕН. Ваше сердце так колотится. (Касается его рукой).
ДЖОН. Твое тоже… (Касается ее груди).
ХЭЛЕН. О…
ДЖОН. Нежность и страсть — смертельное сочетание! (Его рука скользит вниз, по телу ХЭЛЕН).
ХЭЛЕН. Не надо! Не надо!
Он отводит руку.
Надо!
ДЖОН. Прыжок с обрыва не всегда оценивается как устойчивое состояние!
ХЭЛЕН. Почему? Почему? Я не слышу ответа!
ДЖОН. Твоя учительница — вот один-единственный ответ!.. (Собирается уйти).
ХЭЛЕН. Не уходите! Я прощу вас! Я…
Где-то совсем рядом слышится голос АННИ: «Почему здесь так темно?»
Учительница говорит, что единственный опыт, который она не может мне передать — тюрьма, полное, беспросветное одиночество. Она ошибается…
АННИ уже на сцене, она в пальто, со свертками.
ДЖОН (ХЭЛЕН). Наша патронесса уже здесь!
Входит ПИТ с еще большим количеством свертков.
ПИТ. А это все куда положить?
ДЖОН. Пит? Ты?
ПИТ. Я. Прошу простить.
АННИ. Представляешь, мы встретились в поезде.
ДЖОН. Представляю. Ну что ж, заходи на огонек… (АННИ). Есть будешь?
АННИ. Нет.
ДЖОН. А как насчет моей фирменной томатной приправы? Необыкновенно соблазнительна! Я готовил, а Хэлен вымыла всю посуду!
ПИТ. Я ел.
ДЖОН (АННИ). Давай твое пальто!
ПИТ (ДЖОНУ). Мне нужно с тобой поговорить. Пошли?
ДЖОН. Пошли! (Он берет бутылку виски, уходит с ПИТОМ).
АННИ и ХЭЛЕН одни. Молчание.
ХЭЛЕН. Смотри — мы зажгли огонь.
АННИ. В тюрьме?
ХЭЛЕН. Что?
АННИ. Чему я помешала?
ХЭЛЕН. Ничему.
АННИ. А почему тогда — тюрьма?
ХЭЛЕН. Потому что я — несчастная!
АННИ. А кто сегодня счастлив? Все ищут счастья… В поисках и проходит жизнь… Чаще всего — в пустых поисках. Это тебе.
ХЭЛЕН. Что это?
АННИ. Журнал с твоей статьей.
ХЭЛЕН. Да?
АННИ. Да! И фотография автора, очень симпатичная. И еще тебе! Держи! (АННИ протягивает ей флакон духов). Те, что так тебе понравились.
ХЭЛЕН открывает флакон, нюхает. АННИ зажигает свет. ХЭЛЕН тихо плачет, АННИ неотрывно смотрит на нее. Входят ДЖОН и ПИТ, в руках у них стаканы с виски.
ПИТ (ноет). Я уже совсем запутался, ну чего он от меня хочет, чего?
ДЖОН. Уважения к старшим! Всё? Наш разговор закончен!
АННИ. Что здесь происходит?
ДЖОН. Ничего, просто юноша слишком суетится в храме жизни.
АННИ. Я не о юноше? Почему она в слезах?
ДЖОН. Одному богу известно… Слушай, у меня есть хорошие новости: три главы удалось пристроить в Атлан… (Он не договаривает, потому что АННИ, буквально толкая его, идет к ХЭЛЕН).
Съежившись, сжавшись в комок, ХЭЛЕН плачет. АННИ садится рядом.
АННИ. Что случилось?
ХЭЛЕН качает головой, АННИ поворачивается к ДЖОНУ.
Что случилось?
ДЖОН. Ничего. Мы…
АННИ. Вы разожгли огонь…
ДЖОН. Да.
АННИ. Которые и стал причиной ее слез.
ДЖОН. Эй, эй, не так быстро, я не успеваю принимать твои вопросы.
АННИ. Почему она плачет?
ДЖОН. Но я же не плачу! Спроси ее?
АННИ. Что случилось, девочка моя?
ХЭЛЕН. Спроси Джона. (Рыдает).
АННИ. Я не должна была оставлять вас… О, ты — бесстыдник! Ты…
ДЖОН. Полегче!
АННИ. Попугай! Ты и ее… Перестань улыбаться! Победитель!!! Завоеватель! Ты взгляни на свое завоевание, смотри, ну, смотри!
ПИТ (АННИ). Что вы, что вы! Я не могу в это поверить!
АННИ (тихо, ХЭЛЕН). Джон… Джон… любил тебя?
ХЭЛЕН. Это я пыталась его любить!
АННИ. Что?
ПИТ. Я не могу в это поверить!
ХЭЛЕН. Мне так стыдно… (АННИ медленно отходит, словно хочет увидеть ХЭЛЕН со стороны).
Господь дал мне душу, но еще и тело, и я не могу противостоять тому, что… наверное, так естественно… (АННИ). Это и есть тюрьма.
АННИ. О боже, боже — помоги нам!
ХЭЛЕН. Простишь ли ты мне это?
ПИТ (ДЖОНУ). Ты и Хэлен?! И давно у вас…
ДЖОН (сразу). Заткнись! (Протягивает АННИ свой стакан). Выпей и успокойся! Что произошло? Мы только поцеловались разок!..
АННИ. Всего-то?
ДЖОН. Всего-то!
АННИ резко поворачивается, замахивается, ДЖОН пытается отвернуться, расплескивает виски.
Тпру! Осторожнее! Это же живительная влага!
АННИ. Сегодня поцеловались разок, а завтра? Что — завтра? А? (Яростно, ХЭЛЕН). Говори, слышишь! Ты хочешь Джона?
ХЭЛЕН. Нет. Нет. Не сейчас. Нет.
АННИ (ДЖОНУ). Ты хочешь Хэлен?
ДЖОН. Господь всем нам дал и душу и тело…
АННИ. Отвечай: да или нет? Да или нет?
ДЖОН. И да и нет.
АННИ. Все равно — бери ее! На, получай! (Она толкает ХЭЛЕН к ДЖОНУ).
ХЭЛЕН. Что? Что?..
АННИ поднимается к себе в комнату.
ДЖОН. Анни!
ПИТ берет ХЭЛЕН за руку, она вся дрожит.
ХЭЛЕН. Это вы? Здесь? Тоже здесь?
ПИТ. Нет. До свидания! (Отпускает руку ХЭЛЕН, поворачивается, выплескивает содержимое своего стакана в лицо ДЖОНУ). Скотина! Вот ты кто? Понял? Ско-ти-на! (Уходит).
ДЖОН. Ура! Аплодисменты! (ХЭЛЕН). Вот так — мы попали в немилость! Общество отвернулось от нас!
ХЭЛЕН. Как вы можете сейчас шутить?
Но ДЖОН уже на лестнице — навстречу ему спускается АННИ, она в ночной сорочке, с зубной щеткой в руках.
ДЖОН. Прости меня.
ХЭЛЕН. Разве можно смеяться над тем, что мы сотворили? (Она пригубливает стакан, который вручил ей перед тем, как подняться на лестницу, ДЖОН). Разве можно?!
АННИ (выхватывает из ее рук стакан). Запомни — она никогда ничего не пьет! Ни капли!
АННИ быстро поднимается к себе, выходит с сумкой, набитой вещами, лихорадочно заталкивает в сумку все новые и новые вещи.
ХЭЛЕН. Учительница!
ДЖОН (АННИ). Послушай, я же сказал — прости меня!
АННИ. Значит, запоминай: во-первых, она не пьет, во-вторых, потрудись передать своей подопечной последнее послание от меня.
ДЖОН. Моя подопечная?
АННИ. Зачем она тебе по крохотным кусочкам? Возьми ее всю, сразу! Что растягивать удовольствие? Хотя ты же обожаешь…
ХЭЛЕН (перебивая). Где вы? Где вы?
АННИ. Скажи ей, что, начиная с сегодняшнего вечера…
ДЖОН. Чего ты несешь?
АННИ (кричит). Скажи ей, что отныне она принадлежит тебе двадцать четыре часа в сутки! Надзиратель покидает тюрьму! Заключенные свободны для счастья и любви!
ДЖОН. О, господи! Куда ты собираешься?
АННИ. В Китай! Где мое пальто? Где мое пальто?
ХЭЛЕН (доведенная до полного отчаяния). Где вы? Что происходит? Что?
АННИ. Скажи ей!
ДЖОН. Она говорит, что уходит… от нас.
АННИ. Сегодня я переночую у доктора! Дом и ночь в вашем распоряжении!
ДЖОН. Остановись же! Ты совершенно невменяемая!
ХЭЛЕН. Учительница!
АННИ. Невменяемая? Я? Боже правый!
ХЭЛЕН. Учительница!
АННИ. Дай же мне выдержки, господи, я молю тебя, дай мне… Где мое пальто?!
ДЖОН. В кладовке!
АННИ идет к кладовке, ХЭЛЕН ощупью движется за ней.
ХЭЛЕН. Учительница!
ДЖОН. Ее нет здесь! Нет! (Кладет руку ей на плечо). Понимаешь, нет!
ХЭЛЕН сбрасывает его руку и вдруг кричит нечеловеческим голосом. Все в нем, в этом крике: и боль, и любовь, страх. Подходит к кушетке, падает, тут же поднимается.
ХЭЛЕН (повторяя, как заведенная). Учительница… Учительница… Учительница…
Входит АННИ, она уже в пальто.
ДЖОН. Что же мне делать?
АННИ. Хоть тебе — совладать с собой.
Идет к двери, ДЖОН бросается за ней, успевает схватить ее за руку у самого порога.
ДЖОН. Ты не можешь оставить этот дом!
АННИ. Но один из нас должен сделать это! Может быть — ты?
ДЖОН. Я клянусь тебе! Клянусь!
АННИ. Или мы с тобой вышвырнем вон Хэлен?
ДЖОН. Ты сумасшедшая! Сумасшедшая! (Поворачивает её резко к себе). Теперь слушай внимательно: если что и впрямь трагично, так это…
АННИ (перебивает). Убери руки!
ДЖОН. Если кто в этом доме близок к трагедии — это я! Я кончаюсь здесь, я!
АННИ. Ты?
ДЖОН (в неистовстве). Я! Я!..
ХЭЛЕН делает еще несколько непонятных шагов, наталкивается на лампу, что стоит на столе, она с грохотом и звоном падает, стол загорается — на нем ведь множество бумаг, ХЭЛЕН пронзительно кричит. ДЖОН бежит к ней, АННИ за ним. Он хватает подушку с кушетки, пытается сбить пламя. АННИ медленно за руку ведет ХЭЛЕН в дальний угол сцены, они обе опускаются на колени, АННИ продолжает держать ее за руки.
Она обожглась?
АННИ. Ты обожглась?
ХЭЛЕН. Нет.
ДЖОН. Еще год назад я орал: провод надо было тянуть не там и не так!
АННИ. Мы все сделаем, как надо… Мы все сделаем…
ДЖОН (также на крике). Когда? Когда сгорит весь дом? Когда подвал заполнится пеплом?
АННИ. Все будет хорошо… (ХЭЛЕН). Покажи, ты нигде не обожглась?
ХЭЛЕН. Мне хорошо… Я… хорошая…
АННИ. Нет, ты вовсе не хорошая! Ты упрямое, ужасное, невоздержанное, неизвестно кем и как воспитанное создание.
ХЭЛЕН. Если вы уйдете, учительница, я задушу его. Во сне.
ДЖОН. Благодарю! Теперь в этом милом доме уже две сумасшедшие!
АННИ. Где мой стакан? Надо как-то успокаиваться.
ДЖОН. Сейчас я приготовлю.
АННИ. Я сама.
ХЭЛЕН. Вы остаетесь? Вы не уходите?
ДЖОН. Она — остается! Она — не уходит!
ХЭЛЕН. Это никогда больше не повторится. Верьте мне.
ДЖОН. Верь ей… Это больше не повторится, это лишь останется сладким воспоминанием…
ХЭЛЕН. Не сладким — горьким. Видите, и я не безупречна…
АННИ. Скажи ей, что я достаточно сегодня с ней навозилась, пусть идет спать.
ХЭЛЕН. Я не безупречна, а вот Джон оказался истинно неумолимым…
ДЖОН. Она говорит, чтобы ты шла спать. Она прощает тебя.
АННИ. Разве?
ХЭЛЕН. Учительница! (Она протягивает к ней руки, целует руку АННИ). Спокойной ночи! (Идет к себе, неожиданно останавливается). И снова нас трое… Одного не хватает.
АННИ. Еще новости.
ХЭЛЕН. Нас должно быть четверо.
ДЖОН. Что?
ХЭЛЕН. Чтоб у вас было больше времени друг для друга. Я хочу, чтобы приехала моя мать.
ДЖОН. Вот уж кто мне не нужен, так это свекровь…
ХЭЛЕН. Я напишу ей завтра же.
АННИ. Только через мой труп!
ХЭЛЕН. Я ужасно проголодалась от этой битвы… (Идет на кухню).
ДЖОН. Битва… Поцеловал девочку, а она заплакала…
АННИ. У тебя отсутствует элементарный такт, чтобы ощущать себя хотя бы неловко.
ДЖОН. Напротив — я смущен и изрядно, оттого и шучу.
АННИ. Совсем не до шуток. Ничего смешного.
ДЖОН. Но и ничего грустного. А вообще, тебе следует почаще плакать, ты просто обворожительна, слезы тебе так к лицу.
АННИ. Господи, что происходит? Влюбленная идиотка, потерявшая всякую надежду родить, безумная труженица, не разгибающая спину пятнадцать часов в сутки — все это я о себе, — так вот, эта самая идиотка застает тебя целующимся с молоденькой девушкой, и что же я слышу в ответ?! То, что ты умираешь в этом доме! Есть ли бог на небесах?
ДЖОН. Я вовсе не умираю.
АННИ. Конечно! После таких жарких поцелуев… (Наливает себе в бокал, пьет).
ДЖОН (молча наблюдает за ней, после паузы). Ты не должна жить в одиночку. Тебе это противопоказано. (Приближается к ней, она отстраняется).
АННИ. Возьми себе стакан,
ДЖОН. Не хочу. Для этого нужно оставить тебя, даже на мгновение. А я не хочу.
АННИ. Просто новость за новостью…
ДЖОН. Я люблю тебя, балда! Вот самая главная новость, если это и впрямь для тебя новость!
АННИ. Так оказывается, именно это и называется любовью?
ДЖОН. Именно это. А что еще?
АННИ. Что еще? Привычка. Инерция.
ДЖОН. Хорошо, я готов пить из твоих туфель! Сначала из одного, потом из другого! Это уже классика! Иных подтверждений не знает даже литература!
АННИ. Все правильно — любишь меня, люби и пыль ног моих…
ДЖОН. Я серьезное
АННИ. И я серьезно… Много у тебя дам для любовных утех?
ДЖОН. Ни одной. Мне не нужен никто! Только ты! Сказал же — я умираю…
АННИ. Выпьешь со мной?
ДЖОН. Нет! Умираю, потому что любовь — это тот самый сок, что питает нас жизнью, а я чувствую — он вытекает из меня и уходит по капле жизнь. Мне тридцать один, потому я и перепугался… Рано еще прощаться…
АННИ. Почему вытекает?
ДЖОН. Потому что я маленький, ничего из себя не представляющий человек. Мелкая сошка — знаешь такое?! И здесь, и в журнале, везде!
АННИ. Почему вытекает?
ДЖОН. Потому что я женат на сиамских близнецах!.. Всякий раз, приближаясь к тебе, я встречаю на пути ее!
АННИ. Сегодня ты приблизился к ней. И встретил на пути меня.
ДЖОН. Я же живой! Живой пока! И всё равно — не соблазняю беспомощных девственниц!
АННИ. Она не беспомощна.
ДЖОН. И не собираюсь впредь! Никогда!
АННИ. Если она беспомощна, значит, вся моя исковерканная жизнь была напрасной…
ДЖОН. Вся твоя жизнь будет бесценной, если хоть немного ты посвятишь ее мне!
АННИ (горячо). Я только то и делаю, что пытаюсь соединить, наверное, несоединимое! Я действительно очень люблю тебя, я действительно ношусь с ней на руках каждую минуту, и я представить себе не могу, что ты чувствуешь, глядя, как я разрываюсь между вами пополам! И, как видишь, безуспешно.
ДЖОН. Я…
АННИ. Ты ощущаешь себя брошенным, нелюбимым, ты убежден, что я должна кормить тебя с ложки… А мне тоже нужна забота. Тепло. Внимание. Как любой женщине. Что тут странного?..
ДЖОН. Ничего! Можно я назначу тебе свидание?
АННИ. В этом доме у меня круглосуточное свидание с реальной действительностью!
ДЖОН. Я женился не на доме!? А?
АННИ. Именно так.
ДЖОН. Тогда вызывай немедленно ее мать!
АННИ. Знаешь, что я называю домом? Умение видеть Хэлен моими, понимаешь, моими глазами. Она наша с тобой, только так — наша с тобой, и мы с тобой должны быть для нее добрыми, верными, чуткими и преданными друзьями, иначе — что ты делаешь в этом доме?
ДЖОН (растерянно). Ну…
АННИ. Обещал ты мне это или нет?
ДЖОН. Говори прямо — ты хочешь, чтобы я ушел?
АННИ (после паузы). Я вручила свою жизнь в руки единственного мужчины, который увидел во мне женщину, а не коврик для Хэлен… Вот как было… И спустя немного времени я нашла этого мужчину в объятиях…
ДЖОН (перебивает). Замолчи!
АННИ. Если мы поженились для этого, да, я хочу, чтобы ты ушел!
ДЖОН. Да перестань же, наконец, произносить громкие слова!! Хватит! Скажи — ты знаешь, чего хочешь? Точно — чтоб я ушел? Этого?
АННИ. Сегодня — да.
ДЖОН. Чего ж ты не ушла сама?
АННИ. Почему не ушла я? Потому что я оставила ее с тобой на минуту и она преобразилась, я никогда не видела ее такой, пылающий огонь…
ДЖОН. Сволочь!
АННИ. А все очень просто — тебе не нужна ни она, ни я… Тебе нужен только ты…
ДЖОН. Все! Ты победила!
АННИ (продолжая). Только ты сам, нежно-нежно любимый, и заботиться тебе хочется тоже — только о себе, милый мой юноша…
ДЖОН. А кто еще будет заботиться обо мне? Всю неделю я высушиваю мозги на работе, и все, что удается сберечь, я бережно несу сюда, в… дом… В дом, где у меня нет ни жены, ни ребенка…
АННИ. О…
ДЖОН.…который мог бы многое изменить…
АННИ. Осторожно!
ДЖОН. Дав нам обоим совершенно неведомое!
АННИ. Или я начну то же, что делаешь сейчас ты! Хочешь получить в ответ? Получай! Ты — жалкий хвастун, пошел бы да проверился у врача вместо красивых речей…
ДЖОН. Лучше я продолжу красивую речь! Все те непостижимые силы, что ты отдала в эти двадцать лет Хэлен, лишили тебя всего, кто же это может выдержать — двадцать лет на невиданной, нечеловеческой диете?! Ты слишком жесткий кусочек для усвоения, это не для моих зубов. Да и для чьих?! Господи, полчаса я провел с ребенком, которому так нужно, чтобы его попросту согрели, и что вышло?! Преступление века!
АННИ (кричит). Потому что это она, понимаешь ты или нет — она!
ДЖОН. Да, она! Она мне дала истинное ощущение нежности! Она! Не ты!
АННИ сидит, закрыв лицо руками. Плечи сотрясаются от рыданий. Она действительно сломлена… ДЖОН тихо подходит, пытается коснуться ее плеча, она уворачивается, бежит по лестнице. ДЖОН стоит молча. Входит ХЭЛЕН с кастрюлей в руках. ДЖОН угрюмо смотрит на нее. Словно полупьяно произносит негромко: «Если бы я столько ел, я бы стал лошадью…» Идет за АННИ, поднимается к ней в спальню, но она пуста. Возвращается ПИТ. Стоит у порога, смотрит на ХЭЛЕН. ДЖОН садится на кровать, закуривает. Он весьма несчастлив… Внизу ПИТ подходит к ХЭЛЕН, берет ее за руку.
ХЭЛЕН. О, вы вернулись!
ПИТ. После кровопролития.
ХЭЛЕН. Я действительно виновата! Все это я! Я! Плохая… Нехорошая…
ПИТ. Нет! Просто этот дом нехорош для вас.
ХЭЛЕН. Они любят меня!
ПИТ. Никто в этом доме не любит. Любите только вы.
ХЭЛЕН. А кто мог бы любить?
ПИТ. Кое-кто. Тот, кто здесь абсолютно от всего свободен.
ХЭЛЕН (после долгой паузы). Свободен? Это не то слово.
ПИТ. То. Учительница не сможет быть с тобой всегда. Я — смогу.
ХЭЛЕН. Мне страшно.
ПИТ обнимает ее за плечи, уводит. АННИ с полотенцем в руках входит в спальню.
ДЖОН. Тебе лучше?
АННИ (раздевается, садится напротив него). Ты действительно хочешь оставить меня?
ДЖОН. Я этого не говорил.
АННИ. У меня есть уши.
ДЖОН. В таком случае — послушай! Странный, неведомый мне колокол вдруг начинает звучать во мне, будто зовет к греху… Вот что такое было внизу сегодня… Но чаще он зовет к добру… К тебе… Все изменится, Анни…
АННИ. Изменятся? Как?
ДЖОН. Ты изменишься, я изменюсь…
АННИ. У нас есть на это время?
ДЖОН. Боже мой, конечно!
АННИ (после паузы). Тогда… у меня… вот какая идея. Если доктор Эд согласится… Господи, как же у меня тяжело на сердце! Что я делаю, господи?
ДЖОН. Что доктор Эд?
АННИ. Он с Идой предлагали мне…
ДЖОН. Что? Что предлагали?
АННИ. Я не могу так жить! Нельзя разрываться пополам, у меня нет сил!
ДЖОН. Так что же?
АННИ. Я хочу уйти… с тобой!
ДЖОН (удивленно). Оставить Хэлен?
АННИ. Ведь есть зимние круизы? Отправляются люди путешествовать зимой?
ДЖОН. Оставить Хэлен — это впрямь перемена из всех перемен…
АННИ. Лежать на солнечном берегу и плакать… Можно?
ДЖОН. Нет, я уже большой… Ты будешь плакать, а я…
АННИ (сразу). Иди ко мне;
ДЖОН. Никогда не мог подумать, что услышу подобное…
АННИ. Идиотство — когда я с Хэлен, я могу найти сотни, тысячи верных решений, а когда я с тобой, словно слепой котенок, я…
Он не дает ей договорить, целует ее.
У тебя хорошо получается… Люби меня… Не уходи от меня… Люби меня…
ДЖОН. Я только об этом и думаю. Я только это и делаю…
АННИ. Ты изменишься, я изменюсь… Будешь меня любить другой, изменившейся?
ДЖОН. Буду! Еще больше!
Гаснет свет.