Светает. Становится громче, потом стихает музыка. На полу видны мешки с письмами, посылками, две весьма приличные посылки на кушетке.
ХЭЛЕН в зимнем пальто проходит по комнате, наталкивается на кушетку. Садится — и точно на одну из посылок. Вскакивает, отшвыривает посылки на пол, сама — за ними, ничком на пол. ПИТ поспешно выходит из кухни.
ПИТ. Мой боже! (Подходит к ней, опускается на колени, берет ее за руку, она вырывается, отворачивается от него, он встает, идет почему-то к двери, словно ждет кого-то, возвращается, снова берет ее за руку, и она снова столь же резко вырывает руку). Скоро они будут здесь.
ХЭЛЕН. Как? Уже? Господи, как же я дурно выгляжу…
ПИТ. Зачем тебе быть здесь?
ХЭЛЕН. А что — мне есть из чего выбирать?
ПИТ (после короткой паузы). Что мы ей скажем? Как мы… им объясним?
ХЭЛЕН. Скажем правду. Так и объясним…
ПИТ. У меня нет никакого желания видеть их.
ХЭЛЕН. Уходи!..
ПИТ. Хэлен… ты можешь всю вину переложить на меня… Ты ни при чем! Все — один я!
ХЭЛЕН. Спасибо! Я так и сделаю!
Слышатся голоса за сценой — АННИ и ЭДА.
АННИ. Это непостижимо! Этому нет прощения!
ЭД (оправдываясь). Я и понятия не имел о том, что здесь происходит.
АННИ. Но вы могли хотя бы написать?
ЭД. Куда? На Саргассово море?
АННИ (появляется на сцене). Наконец, существует телеграф! Да мало ли чего еще!..
ПИТ отступает на лестницу, чтобы его не увидели.
ЭД. Все это произошло три дня тому назад.
АННИ. Вот именно — уже три дня прошло! А я должна, вы помните, доктор, мы так договаривались, должна знать о том, что с ней происходит ежесекундно! Что она делает в это мгновение или следующее! Все! (Она уже в комнате).
Подходит к ХЭЛЕН, обнимает ее, они долго стоят молча обнявшись. ЭД и ДЖОН ставят чемоданы на лестнице.
ЭД. Я ничего не мог добиться от них. Ни слова.
АННИ (ЭДУ). И потому вы оставили вообще ее одну?
ЭД. Я оставил ее дома! Дома! Вместе с моей Идой! Я понятия не имею, что она здесь делает, как она здесь вообще оказалась?!
АННИ (ХЭЛЕН). Дай же мне посмотреть на тебя!
ХЭЛЕН. Обнимите меня! Еще! Боже, кто бы знал, как я соскучилась!
ДЖОН (садится на кушетку). Я так и понял сразу — это работа Пита! (ЭДУ). Как же вы об этом все-таки узнали?
ЭД (с искренней наивной улыбкой). Представьте — из газет! Об этом вычитала Ида!
АННИ. Как? Газеты?
ЭД. Да, уже сообщено в газетах… Этот юный болван решил, что Хэлен Келлер правомочна сама подписывать брачные контракты, не согласовав это…
АННИ (перебивает, резко). Где он?
ЭД. Не знаю.
ДЖОН. Сейчас разберемся! (Берет бутылку, стаканы, доктора — под руку, и они отправляются на кухню). Сейчас все выясним — кто, где?..
АННИ. Скажи мне только, девочка, — ты счастлива?
ХЭЛЕН. Я словно сошла с ума.
Стоят молча. Входит ЭД.
ЭД (АННИ). Я хочу сказать, что мне весьма не нравится цвет вашего лица.
АННИ (продолжая смотреть на ХЭЛЕН). А какой бы цвет вы предпочли, доктор? Поначалу там, на море, преобладал зеленый… Вас устраивает зеленое лицо?
ЭД. Только честно — кровотечения были?
АННИ. Да.
ЭД. Надо что-то делать.
АННИ. Мне сейчас совсем не до этого. Где же этот милый юноша Пит?
ХЭЛЕН. Сбежал…
АННИ. Сбежал?
ЭД. Вот уж сукин сын — как он нам всем наподдал?!
Появляется ПИТ, в это же время из кухни выходит ДЖОН.
ДЖОН. О, так наш счастливчик, оказывается, здесь?!
ПИТ. Я и не думал сбегать.
ДЖОН. Однако ты тут натворил делов…
ПИТ (ЭДУ). И к тому же прошу не называть меня болваном, хотя бы потому, что это не соответствует истине!
ЭД. Болван — мягко сказано, малыш! Моя бы воля, я бы голову тебе свернул!
ДЖОН. Поласковее, доктор!
ПИТ. Я не совершил ничего, за что мне нужно было бы стыдиться! Что произошло? Что?
ЭД. Что? А вы не в курсе?! Воспользоваться моим гостеприимством? Мне было поручено отвечать за Хэлен!
АННИ. Успокойтесь, доктор!
ЭД. Приходить к нам ежедневно, мило улыбаться, помогать Иде, просто — олицетворение невинности, откуда же мне догадаться, что у него на уме?
ДЖОН. Неужели и Ида тоже не догадалась?
ЭД. Ида такая же идиотка!
ДЖОН. Надо же, сплошные открытия… (ПИТУ). Как ты собирался ее содержать?
ПИТ. Я не собирался… Сейчас… Мы…
ДЖОН. Тебе было запрещено появляться в этом доме, кутила!
АННИ. Оставьте все это… Пит, у меня к тебе один лишь вопрос…
ПИТ (сразу). Почему я пришел сюда, когда Хэлен осталась одна? Я действительно полагал, что стану ее правой рукой, я хотел этого по-настоящему, потому что я…
АННИ. Идиот…
ПИТ. У вас своя жизнь. Своя!
АННИ. Спасибо. А у кого ее нет?
ПИТ. Да потому что… потому что она заслуживает лучшего! Лучшего! Вы уезжаете и…
ХЭЛЕН. Это я заварила кашу.
АННИ. Я должна знать только одно!
ПИТ. Хэлен ни в чем не виновата!
АННИ. Только одно: ты любишь ее?
ПИТ. Ну…
АННИ. Ну!!!
ПИТ. Я… да… Конечно, это все так сложно… все сразу как-то… Раз, и иная жизнь: масса репортеров, лезут прямо в окна, шум, словно в аквариуме… В общем, непривычно, столько неудобств, неловкости… Не знаю…
АННИ. Вот что такое женитьба!..
ПИТ. Что?
АННИ. Неудобства… Аквариум…
ПИТ. Но мы же не поженились!
Замешательство в комнате! ЭД вскакивает, что-то пытается объяснить, ДЖОН пытается остановить его, чтобы спросить, наконец, и получить ответ, АННИ мрачно смотрит по сторонам, то и дело бросая мрачные взгляды на ХЭЛЕН.
ЭД (ПИТУ). Вы… Вы…
ДЖОН. Доктор! Вы же сказали совершенно недвусмысленно: они поженились! ЭД. Я… Я верю нашим газетам!
ПИТ. Условия брачного контракта не выполнены… Одно из его условий.
АННИ. Ничего не понимаю! (ХЭЛЕН). Что стряслось, девочка? Ты беременна?
ХЭЛЕН. Конечно же, нет, откуда…
АННИ. Ты любишь его?
ХЭЛЕН. Он такой нудный…
ДЖОН кладет ПИТУ руку на плечо.
Правда — нудный…
ДЖОН. Старик…
ПИТ стремительно выбегает.
ЭД. Наверное, я был с ним непозволительно груб.
ДЖОН. Не переживайте, доктор. Я найду его и взбодрю! Я знаю как. А сегодня ему и впрямь лучше отвалить…
АННИ (ХЭЛЕН). Тогда почему же?
ХЭЛЕН. Почему — что?
АННИ. Ну весь этот фарс…
ХЭЛЕН. Отправь всех отсюда!
АННИ. Мне надо с ней поговорить! Одной! Наедине!
ДЖОН. Пожалуйста! Я готов!
ЭД. А я нет! Мне тоже необходимо поговорить!
АННИ. Не сейчас, доктор!
ЭД. А когда?
АННИ. У меня раскалывается голова.
ЭД. Если бы только голова…
ДЖОН. Доктор, ей просто необходимо еще одно зимнее путешествие!
АННИ. Достаточно одного! Вот что получилось в результате наших путешествий..
ДЖОН. А что получилось? Не очень умелая шутка, — и все!
АННИ. Шаг до катастрофы, один лишь шаг, я знаю, я знала! Я была нужна ей, я! И только я! Всегда? Каждую секунду! А меня не было рядом…
ДЖОН. Но ты была со своим законным мужем! Или мне все привиделось в нашем потрясающем путешествии? Работа и любовь, любовь и работа — все, о чем мечталось… И вот мы переступаем родной порог и мечты летят к черту… (Уходит).
ЭД. Я хочу, чтобы вы приняли решение.
АННИ. Я и думать об этом не могу… Правда, доктор, поверьте, у меня раскалывается голова.
ЭД. Вы самый трудный тип пациента — всезнающая упрямица! Я вынужден обратиться к вашему мужу! (Уходит).
АННИ устраивается рядом с ХЭЛЕН.
АННИ. Что же все-таки произошло?
ХЭЛЕН. Мы одни?
АННИ. Да.
ХЭЛЕН. Он врал. Все это как бред… Из одной глупой мечты, которая вконец одолела меня — в другую, правда, мне казалось, совсем не глупую… Даже благородную… Я хотела освободить вас от себя.
АННИ. Боже мой? Хэлен!
ХЭЛЕН. И освободиться самой. Что уже не так благородно.
АННИ. Без любви?
ХЭЛЕН. Он говорил, что любит меня.
АННИ. О…
ХЭЛЕН. Я была вне себя от радости! Мы могли все устроить — и работу и жизнь…
АННИ. Слова… Лишь одни слова…
ХЭЛЕН. Но я переоценила себя… Или его… Нет — себя… Мы остались одни, и… у нас ничего не получилось…
АННИ (не сразу, медленно). Девочка, это иногда…
ХЭЛЕН (перебивая). Не называй меня — девочка! Слышишь?! Я должна почувствовать себя, наконец, полноценной! И кто, как не ты, должна мне в этом помочь!
АННИ. Да, да…
ХЭЛЕН. Я — урод! Я — чудовище!
АННИ крепко сжимает ее руку. Входят ЭД и ДЖОН.
Итак, будем подводить итоги?! Моя задача проста — жить и дальше в этом мире!.. Только — как, где?!
АННИ. Да здесь же, здесь!
ХЭЛЕН. Это не мой дом… Этот дом — не мой.
АННИ. Твой же, твой!
ДЖОН (ХЭЛЕН). Твой! А чей же еще? (Садится рядом с АННИ, очень тихо). Почему ты мне ничего не сказала об операции?
АННИ. Потому что думала — подождать покуда…
ДЖОН. Доктор говорит — нельзя ждать!
ХЭЛЕН. Я пойду наверх!
ДЖОН (ловит ее руку). Постой!
АННИ. Если эта операция состоится — все, у меня никогда не будет ребенка. Твоего ребенка. Не будет…
ДЖОН. Ну обходился же я тридцать с лишним лет без ребенка… Эд говорит — все будет в лучшем виде, просто некоторое время тебе лучше побыть в больнице.
ХЭЛЕН. Что все это значит?
АННИ. Я тебе сейчас объясню. А вообще, это все не ваше дело! Это мое дело, слышите, мое!
ХЭЛЕН делает шаг по лестнице, спотыкается о чемодан, берет его и тащит наверх.
Хэлен! Девочка!
ДЖОН. Пусть! Она донесет! (Поворачивая ее к себе). Послушай! Этот последний месяц был самым счастливым в моей жизни! Ты мне нужна! Здоровая и любящая, и я сделаю все, чтоб тебе было хорошо! Чтобы нам было хорошо! Вместе! Вдвоем!
АННИ. Джон, я люблю тебя!
ДЖОН. А я — тебя! (Берет почтовый мешок, высыпает из него ворох писем). О, слава!. Как ты велика!..
Звучит музыка. Свет гаснет. Прошло время.
Сумерки. В комнате, что внизу, никого. Появляется ХЭЛЕН, в руках у нее стакан и лекарство. Точно, не отклоняясь ни на шаг, идет к кушетке, дотрагивается до руки АННИ, сидящей в странной позе.
ХЭЛЕН. Выпейте это, поможет! Вам надо сейчас же в постель!
АННИ (вскидывая голову). Как ты узнала, что я здесь? Очень болит спина.
ХЭЛЕН. Доктор Эд сказал — полный покой.
АННИ. Что меня доконает окончательно, это полный покой… (Поднимается, медленно, с трудом идет, ей очень больно).
ХЭЛЕН. Выпейте же лекарство, пожалуйста, выпейте!
АННИ останавливается, пьет таблетку, снова идет к кушетке, ложится.
А как вы себя чувствуете там… внутри?
АННИ. Кое-где даже хорошо… Пройдет… (Неожиданно). С завтрашнего дня будем работать над твоим голосом. Ежедневно.
ХЭЛЕН. Зачем?
АННИ. Чтобы добиться полной чистоты голоса.
ХЭЛЕН. Ну и дальше? Для чего все это?
АННИ. Мы не можем жить на средства от наших статей! Этого уже не хватает! Наймем хорошего учителя пения.
ХЭЛЕН. Но не будем же мы жить на средства, зарабатываемые моим пением??
АННИ. Будем!
ХЭЛЕН. Зарабатывать моим пением?!
АННИ. Да. Я имела много времени поразмышлять, и вот что я придумала…
Она не договаривает — входит ДЖОН, с продовольственными большими сумками в руках, да еще и с портфелем.
ДЖОН. Милые дамы, прощу простить за опоздание, я опоздал на четырехчасовой поезд, потому соскучился еще больше чем мог бы…
АННИ. А мы — по тебе!
ДЖОН целует АННИ, уходит на кухню.
ДЖОН (из кухни). Это великое счастье — знать, что тебя ждут… Что ты нужен! Нет? Я неправ?
ХЭЛЕН. Прав!
АННИ. Эта зима, болезнь отняли у меня слишком много времени… И ты пьешь все больше и больше. Пора с этим кончать навсегда.
ДЖОН (все еще из кухни). Могу я позволить себе расслабиться?..
АННИ. И из этого журнала тебе пора уходить. Когда ты допишешь книгу?
ДЖОН (входит). Ну, предположим, я ушел из журнала, а жить нам как? На что?
АННИ. Выход есть. Хэлен!
ХЭЛЕН. Смешно — как я могу быть выходом?
АННИ. Ничего смешного. Можешь читать лекции.
ХЭЛЕН (скептически). Я — лекции?
ДЖОН. Вот это да!!
АННИ. Конечно, вот это — да! Этими лекциями можно прекрасно заработать на троих!
ДЖОН. Не знаю. Может быть.
АННИ. А я знаю! Я должна форсировать свою работу с Хэлен — это поможет мне выздороветь быстрее, а тебе — наконец-то закончить книгу.
ХЭЛЕН. Лекции… И на какую тему?
АННИ. Жизнь.
ХЭЛЕН. На Луне?
АННИ. Сейчас Джон все скажет нам. Скажи, Джон!
ДЖОН. Ну, ты могла бы просто рассказать о своей жизни… Это, если подумать, не такая уж и нелепая идея.
АННИ. Мы пойдем в мир и разбудим его!
ХЭЛЕН. Это совершенно нереально.
АННИ. Это совершенно реально! (Протягивает ХЭЛЕН бокал, наливает и себе). Ну — давай?
ХЭЛЕН (пригубливает). Здесь же ром!
АННИ. Надо отпраздновать рождение новой идеи! За ее свершение!
ХЭЛЕН. Вот будет номер — два лектора сопьются!
АННИ. Не сопьются, один лектор — точно, потому что мне еще на кухню…
ХЭЛЕН. Приготовь что-нибудь нормальное! Джон такое придумывает, что есть это… (ДЖОНУ). Это я дразню тебя. (Уходит).
АННИ. Джонни!
ДЖОН. Да?
АННИ. Ты устал? Надоело сражаться? Потерял всякий интерес?
ДЖОН. Какие сражения? Какой интерес?
АННИ. Я спрашиваю — ты устал?
ДЖОН. Нет!
АННИ. Нет так нет… (Идет на кухню).
Звучит музыка. Меняется свет. Прошло время. ДЖОН и доктор ЭД на террасе. ДЖОН пьет.
ЭД. Нет, с этим надо кончать!.. Кончать! Это мое последнее слово.
ДЖОН. Вы о чем?
ЭД. О выпивке. Лучше возьми да полей всей этой отравой розы Хэлен.
ДЖОН. Может, вы и ничего себе доктор, но садовник из вас… Розы погибнут, док-тор! Погибнут!
ЭД. Вот видите, даже розы не выдерживают!..
ДЖОН. И потому — выпьем за благоухающие розы, доктор! (Наливает ему и себе, оба пьют).
ЭД. Какие новости от дам?
ДЖОН. Завтра возвращаются. Хэлен пишет… (Достает из кармана письмо, читает). «В Канаде у нас был грандиозный успех! Мы были исключительно привлекательны и очаровательны, словом — прекрасны!»
ЭД. Так оно и есть!
ДЖОН. И еще они — прекрасные кормилицы! Вот чек! Деньги гребут лопатой! (Читает). «Только что меня избрали почетным членом ассоциации социалистов в Лос-Анджелесе».
ЭД. Хэлен? Социалистка?
ДЖОН. Хэлен! Так что, доктор, мне теперь есть на что рассчитывать в будущем! Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Нас ждут великие дела! Не понимаю только, почему я еще здесь?!
ЭД (выливает содержимое стакана). Это просто пойло! Невозможно!.. Слушай, а я ведь зашел, чтобы пригласить тебя на обед. Ида приготовила мясо.
ДЖОН. Будьте начеку, доктор: обожаю женщин, умеющих готовить мясо!
ЭД. Прошу тебя только: не говори, что я пил с тобой.
ДЖОН. А кто пил, доктор?! А? Я восхищен достижениями своих девочек! (Зловеще комкает письмо, смотрит по сторонам — но ЭДА уже нет).
Музыка. Меняется свет. Яркий солнечный день.
Приближающиеся возбужденные громкие голосе АННИ и ХЭЛЕН.
ДЖОН сидит на террасе, читает газету. Где-то на заднем плане мелькает нарядная ХЭЛЕН, появляется АННИ с подносом, на нем еда и письма. АННИ в темных очках.
АННИ. Могу я присоединиться к тебе?
ДЖОН. Буду счастлив.
АННИ. Что тебе нужно? (Показывает на поднос). Я имею в виду — еще что-нибудь принести? Нужно?
ДЖОН. Что мне нужно? (Свернул газету). Здесь написано — необходимо быть на передовой или в тюрьме! Или — или! Только — борьба! Может, мне попробовать посидеть в тюрьме?
АННИ. Я не последую за тобой.
ДЖОН. Самые великие книги были написаны в тюрьме.
АННИ (протягивает ему конверт). Это чек от Хэлен в фонд бастующих. К нему прилагается записка.
ДЖОН (читает записку). Да, она настоящий друг.
АННИ. Согласна.
ДЖОН (смотрит на чек). И — благодетельница!
АННИ. Знаешь, во время выступления творится вообще нечто невообразимое! Прямо на глазах преображаются люди! Верят! И в них буквально светится надежда… Они смеются, плачут, снова смеются, потом рыдают… Господи! У нее такой талант!
ДЖОН. Да, ты мне не раз это рассказывала…
АННИ. Я надоедаю тебе?
ДЖОН (неожиданно). Скажи — моя Италия возможна в этом году? Чтобы завершить книгу, мне надо все-таки туда.
АННИ. Но мы… не можем… мы связаны по рукам и ногам новым договором…
ДЖОН. Я готов и один… Для этого мне понадобится всего лишь пятьсот долларов.
АННИ. Но я не видела тебя целую зиму!
ДЖОН. Целую зиму я был здесь.
АННИ. Мне было очень одиноко без тебя.
ДЖОН. И тут, чего греха таить, не очень весело было… Но — жизнь есть жизнь.
АННИ. Мы… мы совсем как чужие. Мы даже… не разговариваем…
ДЖОН. Видишь ли, я сам себе кажусь порой чужим… Когда пребываешь в тени таких звезд, перестаешь понимать, кто вообще есть кто?! Мне бы хоть немного солнца, хоть каплю…
АННИ. А я… нет?
ДЖОН. У тебя есть Хэлен, у меня… туманная поездка в Италию и задумка еще одной книги.
АННИ (внимательно смотрит на него). И расчет на нее? Да? Меня не покидает ощущение, что ты принимаешь ее за губку. Выжать! Еще раз!
ДЖОН. Черт побери, до чего же мерзко!
АННИ. Да! Хотя все это не украшает и меня!
ДЖОН (подходит к ней). Кто уговаривал меня согласиться на эту историю? На всю эту затею — лекции, концерты, аншлаг, цветы, зрители, чеки?! Кто?!
АННИ. Это было необходимо для того, чтобы ты завершил книгу! Но не начинал новую, которую опять требуется завершить! И, оказывается, у него опять идеи, опять великие замыслы?..
ДЖОН. Да, да! Это моя жизнь! Моя!
АННИ. Твоя! Но ты в ней все менее и менее требователен к самому себе! Ты не рассчитываешь…
ДЖОН (перебивает). Я не рассчитал, что хозяйка здесь ты? И ты — и только ты — распоряжаешься здесь всем, потому что ты платишь! Когда ты далеко, я стремлюсь к тебе всей душой, всем сердцем, я хочу к тебе, но стоит тебе вернуться, и я…
Очень громко поет ХЭЛЕН.
Я не могу выносить ваших песен! Где следующее выступление? В Метрополитен-опера?
АННИ. Думаешь — пригласят?
ДЖОН. Это ужасно, но ты способна и это сотворить!
АННИ. Пусть поет девочка! Это укрепляет голос! Это залог успеха на лекциях и в концертах! Это гарантия денежного успеха! Пусть поет!
ДЖОН. Да, ты — настоящий друг… (Смотрит на нее, выходит).
АННИ (сидит, как сидела, всем видом показывая, как она противна самой себе). Поганый язык! Вырвать бы его!
Пение ХЭЛЕН стихает. Прошло еще какое-то время. Но это — тот же день…
На террасе АННИ с письмами в руках, появляется ХЭЛЕН.
Ты восхитительна! Очаровательна!
ХЭЛЕН. Похожа я на нарождающуюся женщину?
АННИ. У меня нет слов!
ХЭЛЕН. А мне они нужны! Я должна очаровать мужчину по имени Харри Вебер!
ДЖОН (появляясь). Сегодня?
АННИ. Сегодня. За обедом.
ДЖОН. И это тоже в твоих силах, хотя надлежит взять приступом режиссера мюзиклов! (Садится рядом с ХЭЛЕН). Хэлен, мне нужна твоя помощь! Небольшое одолжение! Мог бы я…
ХЭЛЕН. Джон, мы же договорились! Не далее как десять минут назад!
ДЖОН. Но они прошли — эти десять минут!
ХЭЛЕН. Я серьезно, Джон! Что станет с нами, если ты уедешь? На кого нам опираться? У нее значительно хуже с глазами.
ДЖОН. Зато с языком полный порядок.
ХЭЛЕН. В Буффало она упала с лестницы. Ты не знаешь об этом? Она не рассказывала?
ДЖОН. Нет.
ХЭЛЕН. Так что вот: я рассчитываю на тебя!
ДЖОН. Я лишний здесь, лишний, ненужный… Но я сделаю, я все сделаю, чтобы ей было хорошо! Чтобы она отдохнула!
ХЭЛЕН. Как ты это сделаешь?
АННИ (входит). Джон, вот письмо для тебя! Из Нью-Йорка! Они предлагают несколько лекций о американской литературе. Это замечательно!
ДЖОН. Пять долларов за вечер?
АННИ. Это почетно.
ДЖОН. Возможно.
ХЭЛЕН. Джон, оцени мое выступление! (Готовится). Главное, чтобы было смешно! Мистер Вебер говорит, что люли приходят на мюзикл, потому что хотят веселья.
АННИ. Хэлен — не теперь!
ХЭЛЕН. Теперь! Именно! Я хочу знать мнение Джона!
АННИ. Ты будешь выступать перед ним со своим номером?
ХЭЛЕН. Я не слишком печально выгляжу в этом наряде и в такой вот позе? Скажи — что не так? Это все деньги, деньги! Большие!
ДЖОН. Сколько же — интересно?
АННИ. Не имеет значения.
ХЭЛЕН. Тысяча долларов в неделю!
ДЖОН. Значит, водевиль… Мюзикл… И в перспективе — Метрополитен-опера. Если возьмут… с водевилем…
ХЭЛЕН (она готова начать, пережидает несколько мгновений, собирается с духом и начинает свое выступление). Моя учительница уже рассказывала вам, дамы и господа, как слово, дарованное ее руками мне, достигло души моей и сердца… Благодаря любви я обрела душу! Я обрела счастье!
ДЖОН. Не качайся, ведь это самый важный момент! Или — не важный?
ХЭЛЕН (продолжая). Поодиночке мы можем сделать так мало… Объединившись же — очень много… Только любовь… (Раздраженно). Куда мне деть эти руки?! Они мне мешают, мешают! В рот разве их засунуть?
ДЖОН. Нет, это лучше проделать с ногами. А в руки возьми цветок, очень романтично… (Убегает).
АННИ. По-моему, достойнее всего — книга. Вот так — стоишь и держишь в руках книгу, благородно и даже торжественно.
ДЖОН (вбегает, с бутылкой в руках). Это еще лучше, чем цветок! (Вкладывает в руки ХЭЛЕН бутылку).
ХЭЛЕН. Забери это!
АННИ. Джон!
ДЖОН. Что — не забавно разве?
АННИ. Не вижу ничего забавного, лишь…
ДЖОН (резко). А вы что, решили — ко всему этому можно относиться серьезно? К этому водевильному балагану?!
АННИ. Но нам необходимо все время расширять зрительскую аудиторию! И потому — все средства хороши!
ДЖОН. А если вас освистают в первую же минуту? Дрессированные тюлени! Эстрадные дивы в колготках! Господи! Откуда эти отработанные пошлые штампы! «Обрела Господа и Счастье… Благодаря любви…» Надо же придумать такое?!
ХЭЛЕН. Я верю в бога!
АННИ. Да, она верит в бога, у нее есть жизненный опыт, и она им чистосердечно и щедро делится, по-божьи…
ДЖОН. Ну так организуй ей концерты в церкви! Какая разница — где? Все равно — экспонат, выставляемый за деньги!
АННИ. Я знаю, как убога эта сцена…
ДЖОН. Нет, ты не знаешь! Твои ритуальные танцы, это постыдное шоу — унижает! О каком человеческом достоинстве можно говорить, когда смотришь подобное?! Тысяча долларов в неделю! За моральное и духовное раздевание на глазах миллионов! А я, как последний нищий, вымаливаю поездку в Италию… Нет, как — последний идиот, не уважающий себя, опустившийся, ничем не брезгующий…
ХЭЛЕН. Он пьян! Он вовсе не хочет произносить эти слова, он пьян!
ДЖОН. Я не пьян! Я действительно хочу произнести эти отрезвляющие слова! О тебе плохо заботятся, очень плохо.
ХЭЛЕН. Кто?
ДЖОН. Твоя учительница!
АННИ. Боже, дай мне выдержку!
ДЖОН. Тебе важно хоть сколько-нибудь мое мнение? Ты никогда не должна делать всего этого!
ХЭЛЕН. Но я же зарабатываю нам на жизнь! Всем нам!
АННИ (встает перед ХЭЛЕН, закрывая от нее ДЖОНА). Прочь! Отойди от нее! Кому сказано?!
ДЖОН. Чего вдруг? Я нарушаю границы твоего частного владения? Прячь, прячь ее подальше от всех! Заточи ее в самую глухую камеру твоей непостижимой, нечеловеческой тюрьмы!
АННИ (сильно берет ХЭЛЕН за плечи). Стой и слушай! Единственное его желание — пятьсот долларов на поездку в Италию! У него одна цель — эти проклятые пятьсот долларов! А на нас ему наплевать!
ХЭЛЕН. Что?
ДЖОН. Ну хотя бы четыреста, и я уберусь с ваших глаз навсегда!
АННИ. Вот, уже четыреста… Может, согласишься на триста?
ДЖОН. Я уберусь из этого дома?! Избавлюсь от этого ада! Даже бесплатно!
ХЭЛЕН. Не надо! Не надо говорить так!
ДЖОН. А как? Как?
АННИ (показывая на ХЭЛЕН). Ты ей, ей объясни!..
ДЖОН. Что я могу ей объяснить? Что ей вообще кто-нибудь может объяснить? Ее голова забита твоими бреднями, и все в них — против меня! И если уж я начал, то скажу до конца: запомни, ты так и не стала для меня хоть сколько-нибудь стоящей женой!
АННИ. Ты выбрал самое удачное время для этого признания!
ДЖОН. С первыми встречными проститутками мне было куда интереснее, веселее! Эта убогая, невыносимая жизнь в вашем доме, где я погибал день за днем, минута за минутой… Кончался!..
АННИ. Так возвращайся к своим проституткам! Кто тебя держит?! (Резко разворачивает ХЭЛЕН к лестнице, чтобы подняться вместе).
ДЖОН (разворачивает ХЭЛЕН к себе). Выслушай меня внимательно, Хэлен! Я хочу сделать тебе одно-единственное предложение… (Еще ближе прижимает руку Хэлен к своим губам, чтобы она понимала буквально каждый слог). Ты…
АННИ (отталкивает его). Оставь ее в покое!
ДЖОН. Да заткнись ты хоть на миг! (ХЭЛЕН.) Слушай, тебе будет лучше, если…
АННИ (снова пытаясь встать между ними). Ты не имеешь права! Ты не имеешь права этого делать, когда мы ждем такого важного для нас гостя! Слышишь ты или нет?! Прекратишь ты ее мучить?!
ДЖОН. Ты заслуживаешь лучшего, не этой кошмарной жизни, когда тебя превращают в выставочную куклу! Оставь же ее! Брось!
АННИ. Что? Ах ты!..
ДЖОН. И уедем, уедем вместе в Италию, со мной, сейчас же, вместе! Мы сбежим отсюда, выберемся, выберемся из этой тюрьмы…
АННИ. Ревнивец! Убогий ревнивый идиот!
ДЖОН. Сбежим, прежде чем она изведет тебя до смерти, как она извела меня…
АННИ. Я извела тебя до того, что ты написал две книги!!
ДЖОН. Нудная гадина! Дрянь, доводящая людей до запоев! Я не могу тебя выносить! Не могу!
АННИ. Это результат того, что ты постоянно пьян. И потому ты — отвратителен!
ХЭЛЕН. Остановитесь! Вы оба! (Еще пронзительнее). Остановитесь! (ДЖОНУ). Неужели я должна защищать учительницу от тебя?
АННИ. Дай ему пятьсот долларов, этого он добивается, только этого! Дай ему деньги!
ДЖОН. Нет, я добиваюсь совсем другого: вернуть себе себя самого! Этого не сделаешь ни за какие деньги…
ХЭЛЕН. Джон!
Пауза.
Видит бог, не я начала этот мерзкий разговор о деньгах. Но, если угодно, деньги, что я зарабатывав расходуются на то, чтобы оплачивать твои литературные занятия, клуб, еду, портного, благотворительную деятельность и, наконец, твоё пристрастие к алкоголю. И, хоть и горько мне это признавать, если ты не перестанешь пить, мне придется оплачивать и твои похороны… Однако, запомни — все, все, что я зарабатываю, предназначается учительнице! Ей решать, что и как тратить! Только ей! И я лично не дам тебе более ни копейки!
ДЖОН нервно мечется по комнате с бутылкой в руке.
АННИ. Джон! Джон!
ДЖОН (АННИ). Радуйся! Ликуй! Ты добилась своего! (Вдруг начинает сначала медленно, потом все быстрее отбивать в центре комнаты чечетку). Любовь снизошла на нас! Любовь, господи! Джон любит Анни. Анни любит Хэлен! Хэлен и Анни любят Джона! Джон любит Анни и Хэлен! Хэлен, Анни и Джон — монолит любви! Благодаря любви… (налетает на письменный стол) я обрел душу… господа… и… (разбивает бутылку о пишущую машинку) и счастье!.. (Оседает на пол).
АННИ подходит к нему, садится рядом.
АННИ (тихо, как с ребенком, ласково). Джонни, милый, мы же действительно любим тебя…
ДЖОН. Вы убиваете меня! (Отталкивает ее, она падает, встает сам, крадучись подходит к ХЭЛЕН).
Так ты говоришь — ни цента не дашь? И не просить?! Не видать мне долларов и в помине?! А кто до посинения в глазах исправлял твои каракули? Кто тебя, пиявка, научил писать так, чтобы это кто-то мог понять, кто приводил в должный вид твои дешевые лекции?! (Он больно сжимает ей руку).
Лицо ХЭЛЕН искажает гримаса ужаса.
Ты высосала нас до дна, ангел мой, пожрала ее жизнь и мою, и я клянусь тебе, я сделаю все, чтобы забыть тот страшный день, когда ты, чудовище, появилась на свет…
АННИ. Я убью тебя!
У нее в руках нож для разрезания бумаги, ДЖОН видит ее глаза и отступает.
Я тебя убью!
ДЖОН. Да? Это единственное, что нам осталось — убийство! Любовь и следующий шаг — убийство! Вот уж, от любви до убийства…
АННИ с силой бросает нож на пол. Пытается подхватить почти падающую ХЭЛЕН, усаживает ее на кушетку.
ХЭЛЕН. Учительница!..
АННИ. Все в порядке! (Ее трясет, она ходит взад-вперед). Все в порядке, не волнуйся!
ДЖОН. Нет, совсем не в порядке! (Поднимает нож с пола).
АННИ. Да, не в порядке… В этом доме как-то ничего не удается… И этот год… Джонни, я не хотела говорить того, что сказала. Деньги — это ничто! Италия? Пожалуйста! Какой разговор — езжай… Но… этого ли на самом деле ты добиваешься от меня?
ДЖОН. Нет.
АННИ. А то, что я очень хотела бы дать тебе, не в моей власти. Не в моих силах.
ДЖОН. Я знаю.
АННИ. И потому нам так плохо. Тебе — значительно хуже.
ДЖОН. Да.
АННИ. А исправить что-то в этом доме — нет, нельзя… Мы мешаем тебе, и для тебя будет лучше освободиться от нас…
ДЖОН. Да?
АННИ. Да. Это тупик. Я тоже устала. У меня больше нет сил.
ДЖОН. Да, да, да!.. Хорошо, хорошо, хорошо!.. Я напишу тебе. Там — целый мир, может, я найду себя… Или себе — что-нибудь подходящее… Милая Мейси, я полагал, что могу быть вам полезен… Прости!.. (Направляется к выходу).
АННИ (совершенно растеряна, опускается на колени, рыдает). Джонни-и-и!
В этом положении на нее и натыкается ХЭЛЕН, двигаясь ощупью, АННИ отскакивает, смотрит ненавидяще, бешено на нее, мечется, как в бреду, выбегает на кухню. Постепенно гаснет свет. ХЭЛЕН на сцене одна.
Звучит музыка. Прошло время. Сумерки. АННИ медленно и очень дотошно укрывает мебель чехлами. Ей помогает доктор ЭД. На лестнице, на самом верху, стоит ХЭЛЕН, она в пальто, и другое пальто у нее в руках.
ЭД. Отъезд — это всегда очень грустно… Жаль, что вы продали этот дом.
АННИ. Уж слишком много в этом доме привидений.
ЭД. Я буду скучать о вас, милые дамы!
АННИ. Отныне мы — странницы… Надо выставить кушетку на террасу, кто-то ее хотел забрать…
Поднимают с ЭДОМ кушетку, несут.
ЭД. Я видел Джонни в Нью-Йорке.
АННИ. Да? Как он?
ЭД. Работает. Пьет беспробудно. И ждет… Ждет.
АННИ. Ждет? Чего же?
ЭД. Мне, наверное, не следовало говорить этого…
АННИ. Ребенка?
ЭД кивает.
Кто же она?
ЭД. Женщина. Кажется, скульптор.
АННИ. Молодая?
ЭД. Кажется, да.
АННИ. Хорошенькая?
ЭД. Я ее не видел.
АННИ (после паузы). Надеюсь, он нашел то, что хотел…
ЭД. Она — глухонемая… (Уходит).
АННИ стоит, буквально застыв.
ХЭЛЕН. Учительница… И снова только она — учительница… Так я отвечу во мраке жизни, когда смерть призовет меня… Это стихи… Тебе…
АННИ (подходит к ней, берет за руку). Я что-то совсем плохо вижу…
ХЭЛЕН. Я стану твоими глазами.
АННИ (улыбаясь). Ну не так сразу, дай старушке еще немного времени…
ХЭЛЕН. Все наши страдания — благотворны…
АННИ (продолжая улыбаться). Да, проповедница моя!..
ХЭЛЕН. Что?
АННИ. Ничего… Я смирилась с жизнью… Как говорится в книгах — слилась с миром, я едина со вселенной…
ХЭЛЕН. Да…
АННИ. И еще пишут, что посеянные семена добра, труд во благо — единственное, что оправдывает существование человека на земле…
Пауза.
Я теперь не раз задумываюсь над тем, что если бы нам не было нужды так много работать, мы бы посвятили себя целиком философии… Поискам смысла жизни… А?
Они медленно уходят, так же медленно, как гаснет свет за ними. АННИ на мгновение оборачивается и смотрит в зал, может быть, чтобы запомнить тех, кто в зале или, наоборот, запомниться им…
Конец.