Отец Александр. Ты не расстраивайся, Петр Георгич. Давай яичницу пожарим?
Мишка. Давай, давай!
Клюшников. Последний десяток остался. По плану раз в неделю. А сегодня у нас что?
Мишка. Паршивое настроение.
Клюшников. Четверг. Вот в понедельник и пожарим.
Мишка. Ну и ладно, я буду гречку.
Клюшников. Дай-ка нам, Саша, с устатку.
Отец Александр. Беленькой?
Клюшников. А у тебя серенькая есть?
Отец Александр. Вот. За дружную зимовку!
Клюшников. За Ленина!
Левон. Я за него не буду.
Клюшников. А ты его видел?
Левон. Нет, конечно.
Клюшников. А ты сходи, сходи. Там теперь очереди нет. Сходи, тебе понравится.
Отец Александр. Чему там нравиться-то?
Клюшников. А ты был?
Отец Александр. В детстве.
Клюшников. И ты сходи.
Отец Александр. Так там, поди, с тех пор перемен-то немного. Лежит, как лежал. Уберет его Ельцин скоро, я думаю.
Клюшников. Его убирать нельзя, тем более сейчас. Чем хуже, тем лучше его охранять надо. Вот сунься к нам чужой, мы перед ним чем – ядерной кнопкой трясти будем? Ее из кармана-то не вынешь. А Ленин – пожалуйста, заходи, гость дорогой. Такие вот у нас тут традиции, что посередь страны вот тебе – налево храм, направо храм, а посередине вот он лежит, нас охраняет. Вы видели, как он там лежит? Не как покойники, руки сомкнувши, а так, что встанет он в любой момент. Одной рукой аж о толчковую ногу оперся. Вот-вот глаза откроет. А под ногтями кровь засохла. Видел ты, отец Александр, как кровь засохла?
Отец Александр. Ты серьезно?
Клюшников. А я вообще никогда не шучу. Не умею. Ногти у него коричневые. Там хоть на секунду пускают, а я заметил.
Левон. Это реакция какая-то, наверное. Формальдегид…
Клюшников. Лева, ты знаешь хоть, чё такое формальдегид-то?
Левон. Нет, вообще-то…
Клюшников. И зачем ты его сказал? Сказал бы «Вшивка» – то же самое.
Левон. А что такое Вшивка?
Клюшников. Река. Неважно. А важно, что не зря Ильич на площади в своем коробке лежит. Да еще по расписанию открывается. Да мальчики эти бледные из темноты по углам на посетителей шипят: «Круг обходи, не останавливайся». Круг! Понимаешь, Лева? Круг!
Левон. И что значит – круг?
Клюшников. А в том-то и дело, что ничего. Зачем тогда именно круг? Никто ж не ответит, но надо ритуальный круг без остановки. Словно утром сегодня он преставился. Словно – «Тише, не разбуди»! Такой мы, мол, дикий народец, и гордимся этим. Не подходи, мы себя не контролируем. Так вот, пока он там лежит, они нас боятся.
Отец Александр. Так живой же он был! Не Царь-пушка! У него ж душа успокоения не находит, пока он не в земле.
Клюшников. А нельзя, батюшка, каждую душу-то под одну гребенку чесать! Его б душа рада была еще сто лет тут в парче народу служить, а не без толку червей кормить.