Небольшая церквушка. У входа глянцевые плакаты с изображением святых, электрические свечи с помпадурной формой энергосберегающих лампочек – «Свеча на ветру». В глубине несколько настоящих икон, рукописных. Там же восковые желтые свечи горят неколеблющимся белым светом, не хуже энергосберегающих. Алексей в шапке входит, не решается пройти туда, вглубь, где все и висит, и горит настоящее. Усаживается на лавочку при входе, ждет, что будет. Но ничего не происходит, его даже не замечают продавщица в церковной лавке и пожилая прихожанка, болтающие здесь же, на полосе электрического света.
Прихожанка. Я думаю, уж не Бог ли войну-то нам прислал. (Крестится и зачем-то трижды сплевывает.) Внук мой Тиша, это который от дочки, что за хохла вышла да укатила туда. Помнишь, я рассказывала?
Продавщица. Помню, конечно. Вы его так назвали хорошо, по святцам, – Тихон. Мы еще со старухами смеялись, что вырастет из него батюшка с таким именем…
Прихожанка. Так вот он такую бороду лопатой отпустил…
Продавщица. Какую бороду? Ему ж лет двадцать?
Прихожанка. Вот-вот. Я ж даже не знала, что у молодых такая нарасти сможет. Я говорю: «Что ж ты, Тиша, ее хоть ножницами-то не подрубаешь? Так и ходишь, как леший». А он говорит: «Все сейчас так ходят». Мода вроде. Ну и ладно, думаю. Не беда. Зимой тепло, летом – не обгоришь. А тут дочь звонит и говорит, мобилизация у них, во Львове. Парнишек убивать увозят.
Продавщица. Ай, беда…
Прихожанка. Думаю, побреют моего Тишеньку, да застрелют. А дочь говорит: «Не боись. Тишка с однокурсниками институт кинули, да в духовную семинарию пошли. Тех, кто в семинарии, воевать не берут». Я Тишу попросила к аппарату. Говорю: «Внучек, ты теперь в Бога уверовал с войной-то этой что ли?» А он: «Да-да, бабушка. Мы тут всей компанией сильно уверовали». А что? Пусть. Я рада.
Продавщица. Не зря по святцам назвали.
Прихожанка. Ага. И в семинариях по их районам теперь перекомплект. Вот и Бог войну прислал, вот и уверовали.
Продавщица. Ой, лишь бы по России не пошло, а то граница недалеко, страшно. Я только ремонт на кухне кончила.
Прихожанка. Да не дай Бог… Мужичок! (Алексею.) Мужичок, ты чего с покрытой-то головой уселся?
Алексей (снимает шапку). Так холодно.
Прихожанка. И чаго холодно?! Ты к Господу нашему в гости пришел. Ты что, когда в гости ходишь, так и сидишь на диване околпаченный?
Алексей. Не хожу я в гости.
Прихожанка. А ты откуда взялся-то? Ты не наш, я всех наших знаю.
Алексей. Да я из города. К матери в гости еду.
Прихожанка. А мать как звать?
Алексей (раздельно). Анна Брониславовна.
Прихожанка. Повидать, значит… Она ведь у тебя совсем старуха поди.
Алексей (раздраженно). Да.
Прихожанка. И часто вы видитесь?
Алексей (раздраженно). Да.
Прихожанка. Это молодец. А моих вот не дождешься. (С гордостью.) Они за границей ведь у меня живут, в Европе. А сюда ты чего пришел?
Алексей. Меня крестили здесь. Я уже взрослый был. Лет двадцать назад. Не знаете, здесь еще отец был с такой рыжей бородой…
Продавщица. Михаил? Отец Михаил? Краснощекий такой?
Алексей. Да! Да! Он здесь?
Продавщица. Да ты чего! Он уж лет пять как в тюрьме.
Алексей. Как? Ему разве можно?
Продавщица (хохочет). В тюрьму-то? В тюрьму-то можно. Туда всем можно. А вот людей убивать нельзя.
Алексей. Он убил кого-то?
Прихожанка. Да сожительницу свою. Бедная женщина.
Алексей. Так у него еще и сожительница?
Прихожанка. Да. Он не со зла. Она просто крикливая и злобливая, прости Господи, была… Нельзя про покойников… А он видно выпимши…
Алексей. Что?
Прихожанка. Да нет! Ты не думай! Он не злоупотреблял. Тут, видать, случай какой был, праздник…
Продавщица. Да день рождения у него был!
Прихожанка. Тем более, грех не выпить. А так он был добрый и скромный. Щеки-то у него от этой самой скромности и краснелись. А тебе он куда?
Алексей. Он крестил меня. И с Соней нас, с женой, венчал.
Прихожанка. Ты затем поди и покрестился, чтоб повенчаться?
Алексей. Да.
Прихожанка. Ну, это не грех. Так все и делают. А жена где?
Алексей. Развелись.
Прихожанка. А это грех страшный. Развелись венчанные…
Алексей. Ну, я ж не убил ее.
Прихожанка. Тьфу-тьфу-тьфу… Плюй, плюй, окаянный. Да не дай…
Алексей. Бог?
Прихожанка. Ну.
Алексей. А кто теперь тут главный?
Продавщица. Отец Федор.
Прихожанка. Ой и славный какой. Он прогрессивный у нас, молодой. Тебе благословление на дальнюю дорогу к матери?
Алексей (ухмыляется). Можно и так сказать. Куда не иду, а всё к матери.
Прихожанка. Красиво как сказал!
Двери распахиваются. Поспешно входит юный и подвижный отец Федор. Близоруко щурится, зажимает под мышкой небольшой кожаный портфель, чтобы освободить руки, на ходу протирает краем рясы очки.
Продавщица. Батюшка, тут на благословление на дальнюю дорогу к матери.
Отец Федор (бодрым, чистым голосом). Да, пройдемте поскорее.
Алексей (в ужасе). Нет, не надо мне на дорогу к матери! Мне на исповедь или на прича… щение… Или что там у вас еще в ассортименте?
Отец Федор (удивленно останавливается). Что с вами?
Алексей. Ну… я не знаю.
Продавщица (подсказывает). Груз с души.
Алексей (заводится). Да, мне груз с души нужно снять! Облегчиться мне нужно… Не то говорю?? Надо слова какие-то специальные?! И лет мне много уже, но слов я до сих пор не знаю. И мне стыдно сейчас должно быть, но мне не стыдно! Вы же по этим делам специалист, я – по другим. Мне не должно быть стыдно. Кто по шлакоблокам, кто по душам. Чего вы тогда на меня так уставились? Мне не стыдно!
Прихожанка. Ой, дурной…
Отец Федор (весело). Как вас зовут?
Алексей. Какая разница? Что здесь всех так имена волнуют. А если меня не по святцам звать, вы меня обслуживать не будете?
Отец Федор. Служить мы будем все и всегда, ибо мы все – слуги Божьи. Меня зовут Федор.
Алексей. А меня Алексей Иваныч.
Отец Федор. Алексей Иваныч, я вижу, что вам худо. Но я очень тороплюсь, на освящение. Очень тороплюсь. Вы можете прийти завтра?
Прихожанка. Из города он, специально сюда ехал.
Отец Федор. Я как раз туда, давайте я вас и довезу, и выслушаю.