Мы все знаем, кто это такие — люди, чье поведение отклоняется от нормы, или, по крайней мере, нам кажется, что мы знаем. Индивидуумы с девиантным поведением — это люди, отказывающиеся жить по правилам, которым следует большинство из нас. Это безжалостные преступники, наркоманы или опустившиеся бродяги, которые явно не соответствуют приемлемым для большинства людей стандартам нормальности. В действительности, однако, ситуация не вполне такая, как она представляется на первый взгляд, — этот урок нам часто преподает социология, потому что она побуждает нас заглянуть в суть явлений. Понятие отклонения от нормы объяснить отнюдь не просто, и связь между девиантным поведением и преступлением вовсе не является такой уж прямой.

Кевина Митника характеризовали как «самого знаменитого компьютерного хакера в мире». По справедливости следовало бы наверное сказать, что тридцатишестилетний житель Калифорнии Митник вызывал в равной мере и восхищение и презрение. Для 100 000 компьютерных хакеров, существующих в мире, Митник — гениальный новатор, которого несправедливо и безосновательно осудили в США на пять лет тюрьмы, что является конкретным доказательством того, насколько ошибочно стало трактоваться компьютерное хакерство по мере распространения информационной технологии. Что же касается американских властей и хай-тек корпораций, таких как «Сан Майкросистемс», «Моторола» и «Нокиа», то для них Митник — один из самых опасных людей в мире. Он был арестован Федеральным бюро расследований (ФБР) США в 1995 г. и позднее осужден за хищение основных кодов и кражу у этих и других компаний программного обеспечения стоимостью, как утверждалось, в многие миллионы долларов. В качестве условия для его освобождения из тюрьмы в январе 2000 г. Митнику было запрещено пользоваться компьютерами и выступать с публичными заявлениями по проблемам технологии.

За последнее десятилетие или около того хакеры постепенно превратились из малозаметной горстки компьютерных энтузиастов в широко осуждаемую группу людей с девиантным поведением, которые якобы угрожают самой стабильности информационного века. Атака, которой в феврале 2000 г. подверглись веб-сайты ряда известных фирм торговли по Интернету, от имени которых рассылались отказы в обслуживании (The distributed deniel of service, DDoS), привела к «антихакерской истерии» в средствах массовой информации, в мире корпораций и среди международных правоохранительных организаций. Некоторые из наиболее посещаемых сайтов Интернета, как, например, Yahoo!, e-bay.com, Amazon.com, на много часов прервали свою работу в связи с тем, что их серверы подверглись бомбардировке ложными запросами информации, посланными с компьютеров со всех концов Земли. И прежде чем кто-либо из участников онлайн-налетов был пойман, люди стали указывать пальцем на «компьютерных хакеров», изображаемых как сомнительная группа населения, состоящая из «социально неадаптированных» молодых людей, (преимущественно мужчин), избегающих контактов с людьми и создающих себе альтернативную жизнь под прикрытием псевдонимов онлайн-пользователей.

Вместе с тем, по мнению Митника и других членов сообщества хакеров, такие патологические характеристики весьма далеки от истины. «Хакер — это термин, выражающий уважение и почет, — утверждал Митник в статье, написанной им вскоре после освобождения из тюрьмы, — это термин, характеризующий мастерство, а не деятельность, совершенно так же, как термин „доктор“ указывает на высокую квалификацию. Термин „хакер“ употреблялся десятилетиями для обозначения талантливых компьютерных энтузиастов, людей, чье мастерство в использовании компьютеров для решения технических проблем и головоломок вызывало и вызывает уважение и восхищение у других людей, обладающих аналогичным техническим мастерством» (Mitnick 2000). Хакеры не замедлили заявить, что большая часть их деятельности не имеет никакого отношения к криминалу. Напротив, в первую очередь они заинтересованы в исследовании возможностей компьютерной технологии, с тем чтобы обнаружить ее слабые места и определить, насколько глубоко возможно проникнуть в чужие компьютерные системы. В случае обнаружения изъяна, согласно «хакерской этике», данная информация должна быть сделана публичной. Многие хакеры даже служили в качестве консультантов крупных корпораций и правительственных организаций, помогая им защищать их системы против вмешательства извне.

Хакеры считают, что в последние годы их несправедливо превратили в некую угрозу обществу, и это связано с тем, что термин «хакер» стали широко — и неточно — применять для обозначения все увеличивающегося числа компьютерных «взломщиков» — «крэкеров», которые бесчинствуют на интернет-сайтах, совершают преступления онлайн или устраивают атаки с рассылкой отказов в обслуживании. Впечатляющая онлайн-кража 12 млрд долл. со счетов Сити-банка в 1992 г. и недавнее хищение 300 000 номеров кредитных карт с сайта CD Universe — эти преступления были приписаны хакерскому сообществу, несмотря на возражения с их стороны. Хакерами называют также множащуюся в числе «компьютерную мелюзгу» («script-kiddies») — тинэйджеров, которые прячутся за личностями других людей онлайн и дезорганизируют работу Интернета, вмешиваясь в частную интернет-переписку. Митник и другие хакеры относят себя к другой категории, чем те люди, целью которых является причинение вреда. Как сказал Митник американским СМИ после своего освобождения из тюрьмы, «я считаю себя крутым гонщиком на электронном автомобиле, и отнюдь не считаю себя вором».

Мы уже говорили выше о том, что социальная жизнь людей подчиняется правилам и нормам. Наша деятельность превратилась бы в хаос и потерпела бы крах, если бы мы не придерживались правил, которые определяют известные виды поведения в определенных контекстах как надлежащие, адекватные, а другие как неадекватные. Когда мы начинаем изучение девиантного поведения, мы должны посмотреть, какие именно правила люди соблюдают, а какие нарушают. Никто не нарушает всех правил. Мы создаем правила, точно так же мы их нарушаем. Даже люди, казалось бы, находящиеся за пределами респектабельного общества, как, например, неоднократно поносимые компьютерные хакеры, обычно следуют правилам тех групп, членами которых они являются. Так, хакеры признают себя частью более широкого общества, придерживающегося определенных коллективных принципов и кодекса чести. Тех, чьи действия отклоняются от неформальных законов поведения, — как «взломщики»-крэкеры — сообщество хакеров может подвергнуть остракизму.

Исследование преступлений и девиантного поведения представляет собой одну из самых увлекательных и вместе с тем сложных областей социологии. Оно учит, что никто из нас не является таким уж нормальным, как нам, вероятно, хотелось бы думать. Оно также позволяет увидеть, что людей, чье поведение кому-то, возможно, кажется непостижимым или странным, можно считать разумными существами, если понять, почему они поступают именно так.

 

Социология девиантного поведения

Девиантное поведение можно определить как несоответствие данной совокупности норм, которая принята значительным числом людей в группе или обществе. Ни одно общество, как уже подчеркивалось, невозможно разделить сколько-нибудь простым способом на тех, чье поведение отклоняется от норм, и тех, чье поведение соответствует им. Большинство из нас в тех или иных случаях нарушает общепринятые правила поведения. Мы, возможно, когда-то совершили небольшую кражу, например, унесли что-то из магазина, не заплатив, или взяли какие-то мелочи на работе, вроде фирменной почтовой бумаги или пишущей ручки — для личного пользования. В тот или иной момент жизни мы, возможно, превысили скорость, допустимую при езде на автомобиле, позвонили в шутку по телефону или выкурили сигарету с марихуаной.

Девиантное поведение и преступление — отнюдь не одно и то же, хотя во многих случаях они могут пересекаться. Понятие девиантного поведения гораздо шире понятия преступления, которое относится только к отклоняющемуся от нормы поступку, при котором происходит нарушение закона. Многие формы девиантного поведения закон не карает санкциями. Так, изучение отклонений от норм поведения может включать такие столь различные явления как натурализм (нудизм), экстатическая культура или странники Нового Века.

Смотри дополнительно материал о «Ценностях и нормах» в связи с понятием культуры (глава 2, раздел «Концепция культуры»).

Понятие девиантности может относиться как к поведению отдельного человека, так и к действиям целых групп людей. Иллюстрацией может служить культ Харе Кришна — религиозная группа, верования и образ жизни которой отличаются от верований и образа жизни большинства жителей Великобритании. Этот культ возник в 1960-х гг., когда на Запад из Индии приехал, чтобы распространять учение «Сознание Кришны», Шри Прабхупада. Он обращался со своим призывом в первую очередь к молодым людям, употреблявшим наркотики, провозглашая, что, следуя его учению, можно «все время пребывать в возвышенном состоянии и найти вечное блаженство». Последователи культа Харе Кришна стали привычным зрелищем в Великобритании — они танцуют, сопровождая свои танцы песнопениями на улицах, содержат вегетарианские кафе, раздают прохожим литературу о своих верованиях. Большинство населения относится к ним как правило с терпимостью, несмотря на то что их взгляды представляются несколько эксцентричными.

Приверженцы культа Харе Кришна являют пример субкультуры отклонения. Хотя количество членов этого культа в наши дни сократилось по сравнению со своим пиком, наблюдавшимся несколько лет назад, они смогли довольно легко выжить внутри более широкого общества. Харе Кришна — организация богатая, финансируемая за счет пожертвований своих членов и сочувствующих. Ее положение существенно отличается от положения другой субкультуры отклонения, которую можно было бы упомянуть здесь в порядке контраста: субкультуру людей, лишенных постоянного места жительства. Люди, потерпевшие крушение в жизни, живут на улице, проводя дневное время в парках или общественных зданиях. По ночам же они спят на улице или находят себе прибежище в каких-нибудь ночлежках. Большинство людей, постоянно не имеющих крыши над головой, еле-еле перебиваются и влачат жалкое существование на самой обочине общества.

Изучением преступлений и девиантного поведения занимаются две разных, хотя и связанных между собой дисциплины. Криминология занимается формами поведения, которые предусмотрены уголовным законодательством. Криминолога, как правило, интересуют критерии преступления, изменения в уровне преступности и политика, направленная на сокращение преступности в общинах. Социология девиантного поведения использует данные криминологических исследований, но, кроме того, изучает поведение людей, которое не относится к компетенции уголовного права. Социологи, изучающие девиантное поведение, стремятся понять, почему некоторые виды поведения обычно рассматриваются как девиантные и как эти представления об отклонениях от нормы по-разному применяются к людям в пределах общества.

Изучение отклонений от нормы связано, таким образом, с властью в обществе, также как с влиянием социального класса, — с разделением на богатых и бедных. Если мы рассматриваем отклонение от социальных правил или норм или соответствие им, мы всегда должны задавать себе вопрос: чьи правила имеются в виду? Как мы увидим дальше, на социальные нормы огромное влияние оказывают отношения к власти и классу.

 

Попытки объяснения преступления и девиантного поведения

В отличие от некоторых других областей социологии, в которых с течением времени сложились конкретные теоретические подходы, ставшие доминирующими, в изучении девиантного поведения ни одна из теорий не дает исчерпывающего объяснения данному явлению, и здесь по-прежнему сохраняют свое значение многие теоретические подходы. Кратко рассмотрев биологические и психологические объяснения, мы обратимся к четырем социологическим теориям, оказавшим влияние на исследования в области социологии девиантного поведения: к функционалистским теориям, теориям интерактивности, теориям конфликта и теориям контроля.

├───────────────────────────┐

■ Нормы и санкции

Чаще всего мы следуем социальным нормам, потому что вследствие процесса социализации мы привыкли поступать именно так. Все социальные нормы сопровождаются предусмотренными законом мерами наказания, которые стимулируют подчинение нормам и защищают от нарушений. Санкция — это любая реакция со стороны других людей на поведение отдельного человека или группы, которая направлена на то, чтобы обеспечить подчинение данной норме. Санкции могут быть позитивными (предоставление награды за соблюдение норм) или негативными (наказание за поведение, не соответствующее нормам).

Санкции могут налагаться формально или неформально. Формальные санкции осуществляются особым органом или организацией, гарантирующей соблюдение конкретной совокупности норм. Основные типы формальных санкций в современных обществах представлены судами и тюрьмами. Закон — это формальная санкция, определенная властями в качестве правила или принципа, которому должны следовать граждане: он используется против людей, которые ему не подчиняются. Неформальные санкции представляют собой менее организованные и более спонтанные реакции на подчинение нормам. Разновидности неформальной санкции может подвергнуться, например, прилежный ученик, когда одноклассники дразнят его за то, что он много работает, или юноша или девушка, когда им дают прозвище «зануда» за то, что они отказываются гулять по вечерам. Неофициальные санкции имеют место также, например, в тех случаях, когда какой-то человек сделал замечание, оскорбительное для представителей того или иного пола или расы, и это встретило неодобрительную реакцию со стороны друзей или коллег.

└───────────────────────────┘

Биологические теории: «криминальные типы»

Некоторые из первых попыток объяснения преступления были по своему характеру преимущественно биологическими. Причину преступных наклонностей и девиантного поведения видели во врожденных свойствах человека. Итальянский криминалист Чезаре Ломброзо, работавший в 1870-х гг., считал, что криминальные типы можно идентифицировать по определенным анатомическим признакам. Он изучил внешность и физические характеристики преступников, такие как форма черепа и лба, величина челюсти и длина рук, и пришел к выводу, что они обнаруживают черты, отражающие более ранние стадии развития человека. Ломброзо признавал, что социальные условия могут влиять на развитие криминального поведения, но считал большинство преступников с биологической точки зрения дегенеративными и умственно отсталыми. Именно потому что они якобы не достигли полного развития как человеческие существа, их действия обычно не соответствуют установлениям человеческого общества. Взгляды Ломброзо были в целом опровергнуты, но сходные с ними идеи высказывались неоднократно вновь и вновь.

В одной из более поздних теорий выделялись три основных физических типа людей и утверждалось, что один из этих типов прямо связан со склонностью к правонарушениям. Согласно этой теории, мускулистые энергичные типы (мезоморфы) являются более агрессивными и физически сильными и потому они более склонны к правонарушениям, чем люди более субтильного телосложения (эктоморфы) или люди более полной комплекции (эндоморфы) (Sheldon 1949; Glueck and Glueck 1956). Подобные взгляды также вызвали резкую критику со стороны многих ученых. Даже если допустить, что существует некоторая общая связь между физическим строением человека и склонностью к правонарушениям, это еще ничего не говорит о влиянии наследственности. Возможно предположить, что людей с мускулистым телосложением привлекает криминальная деятельность, потому что она дает им возможность физического проявления силы и ловкости. Более того, почти все исследования в этой области были ограничены изучением правонарушителей в исправительных колониях, и вполне вероятно, что в такие учреждения обычно направляют именно более крепких атлетически сложенных юношей, а не хилых и слабых людей.

Криминальные типы, представленные в книге Чезаре Ломброзо (1835–1909): грабитель из Неаполя; фальшивомонетчик из Пьемонта; Борджиа-убийца; Картуш, чьи криминальные склонности разнообразны; жена бандита; отравитель

Некоторые люди, возможно, склонны к раздражительности и агрессивности, и это может найти выражение в преступлениях, связанных с физическим насилием над другими людьми. Однако нет никаких убедительных доказательств того, что какие-либо черты личности при этом наследуются, и даже если бы они наследовались, их связь с преступными наклонностями, самое большее, была бы только весьма отдаленной.

Психологические теории: «анормальные психические состояния»

Подобно биологическим теориям, психологические теории преступления ищут объяснение отклонений поведения в индивидууме, а не в обществе. Но если при биологическом подходе внимание фокусируется на физических качествах, которые якобы предрасполагают человека к преступлению, психологические теории сосредотачиваются на типах личности.

Значительная часть криминологических исследований в прошлом проводилась в тюрьмах и психиатрических лечебницах. В подобных условиях, вполне естественно, существенное влияние оказывали идеи психиатрии. Упор делался на отличительных чертах преступников — включая «слабоумие» и «моральную деградацию». Ханс Эйсенк высказал предположение, что анормальные психические состояния наследуются: они могут либо предрасполагать человека к преступлению, либо создавать трудности для него в процессе социализации (Eysenk 1964).

Некоторые ученые предположили, что у небольшого числа людей развивается аморальный, или психопатический тип личности. Психопатические личности, или психопаты, — это замкнутые в себе, лишенные эмоций личности, действующие импульсивно и редко испытывающие чувство вины. Некоторые психопаты получают наслаждение от насилия как такового. Индивидуумы с психопатическими чертами действительно иногда совершают жестокие преступления, но главные трудности как раз и вызывает определение понятия психопатической личности. Совсем не очевидно, что психопатические черты обязательно свидетельствуют о преступных наклонностях. Почти все исследования, посвященные людям, которые, как считалось, обладали такими характеристиками, проводились среди осужденных в тюрьмах, и их личности неизбежно должны были изображаться в негативном свете. Если же мы опишем те же самые черты в положительном свете, тип личности получается совершенно другим, и нет, по-видимому, никаких оснований считать людей подобного рода прирожденными преступниками.

Психологические теории преступления в лучшем случае могут объяснить только некоторые аспекты этого явления. Хотя отдельные преступники, возможно, и обладают личностными свойствами, отличающими их от остальной части населения, крайне маловероятно, что это относится к большинству преступников. Существуют самые разные виды преступлений, и вряд ли можно предположить, что у тех, кто их совершает, имеются какие-то особые общие характерные психологические черты.

И при биологических, и при психологических подходах к явлению преступности предполагается, что девиантность является знаком того, что что-то «неладно» с индивидуумом, но не с обществом. Утверждается, что преступление обусловлено факторами, которые человек не может контролировать, и что они заключены либо в его теле, либо в его мозгу. Поэтому если бы научной криминологии удалось установить причины преступления, появилась бы возможность воздействовать на такие причины. В этом отношении как биологические, так и психологические теории преступления являются по своей сущности позитивистскими. Как мы выяснили при обсуждении взглядов Конта в главе 1, позитивизм — это вера в то, что, применяя научные методы к изучению социального мира, можно выявить его основные законы. В случае позитивистской криминологии это приводило к вере в то, что с помощью эмпирического исследования можно точно установить причины преступлений и потом высказывать рекомендации о том, как их искоренить.

 

Социологические теории преступления и девиантного поведения

Последующие поколения ученых подвергли старую позитивистскую криминологию резкой критике. Они утверждали, что удовлетворительным объяснением преступления может быть только объяснение социологическое, поскольку то, что признается преступлением, зависит от социальных институтов общества. Со временем внимание исследователей переместилось от индивидуалистических объяснений преступления как свойства человека к теориям, выдвигающим на первый план социальный и культурный контекст, в котором имеет место девиантное поведение.

Функционалистские теории

Функционалистские теории рассматривают преступление и девиантное поведение как результат структурных сбоев и отсутствия в обществе морального регулирования. Если чаяния отдельных людей или групп в обществе не совпадают с получаемым вознаграждением, этот разрыв между желаниями и их осуществлением может проявиться в девиантных мотивациях некоторых его членов.

Преступление и аномия: Дюркгейм и Мёртон

Как мы видели в главе 1, понятие аномия было впервые введено Эмилем Дюркгеймом, высказавшим предположение о том, что в современных обществах традиционные нормы и стандарты разрушаются, не успев замениться новыми нормами и стандартами. Аномия наблюдается в тех случаях, когда отсутствуют ясные стандарты, которые управляли бы поведением людей в той или иной сфере социальной жизни. По мнению Дюркгейма, в таких условиях люди чувствуют себя дезориентированными и незащищенными: аномия, следовательно, — это один из факторов, побуждающих людей к самоубийству.

Дюркгейм рассматривал преступление и отклонение от нормы как факты социальные: он считал, что оба эти явления представляют собой неизбежные и необходимые элементы современных обществ. Согласно Дюркгейму, в современную эпоху люди менее скованы, чем это было в традиционных обществах. Именно потому, что современный мир предоставляет индивидууму более широкую свободу выбора, с неизбежностью возникает некоторый нонконформизм. Дюркгейм указывал, что ни в одном обществе никогда не бывает полного консенсуса в отношении господствующих в нем норм и ценностей.

Девиантное поведение также, по мнению Дюркгейма, необходимо для общества: оно выполняет в нем две важные функции. Во-первых, отклонение от нормы выполняет адаптивную функцию. Вводя в общество новые идеи и проблемы, девиантность выступает как фактор обновления. Она осуществляет изменение. Во-вторых, девиантность способствует сохранению границы между «хорошим» и «плохим» поведением в обществе. Преступное деяние может вызвать такую коллективную реакцию, которая укрепит групповую солидарность и прояснит социальные нормы. Например, жители какого-то района, где действуют наркодилеры, могут объединиться в ответ на перестрелку, возникшую в ходе борьбы между торговцами наркотиками за сферы влияния, и принять решение сделать свой район зоной, свободной от наркотиков.

├───────────────────────────┐

■ Роберт К. Мёртон: упования и вознаграждение

Мёртон рассматривал девиантность как естественную реакцию людей на те ситуации, в которых они оказываются. Он выделил пять возможных реакций на напряженность, возникающую из-за несоответствия между социально одобряемыми ценностями и ограниченными средствами для их достижения:

•    Конформисты принимают как общепринятые ценности, так и обычные способы их достижения, независимо от того, добиваются ли они успеха или нет. Большинство населения входит в эту категорию.

•    Инноваторы также принимают социально одобренные ценности, но используют незаконные или околозаконные средства, чтобы следовать им. Примером подобного типа людей являются преступники, достигшие благосостояния путем противозаконной деятельности.

•    Ритуалисты ведут себя в соответствии с социально принятыми стандартами, хотя они давно уже утратили ощущение смысла ценностей, стоящих за данными стандартами. Правила выполняются ради самих правил без какой-либо более широкой цели впереди, как бы помимо воли. К ритуалистам относятся люди, посвятившие себя скучной и утомительной работе, даже при том, что такая работа не дает перспективы продвижения по службе и приносит мало удовлетворения.

•    Ретриатисты (отступники) полностью отказываются от участия в конкурентной борьбе, отвергая, таким образом, и господствующие в обществе ценности, и принятые способы их достижения. Такие люди обычно «выпадают» из общества. Примером могут служить члены какой-либо независимой коммуны.

•    Бунтари отвергают как существующие ценности, так и нормативные средства их достижения, но активно стремятся заменить их новыми и преобразовать социальную систему. В эту категорию входят члены радикальных политических группировок.

└───────────────────────────┘

Взгляды Дюркгейма на преступление и девиантное поведение способствовали переключению внимания ученых с объяснений, в основе которых — индивидуум, на социальные факторы. Его понятие аномии было использовано американским социологом Робертом К. Мертоном, создавшим широко известную теорию девиантного поведения, в которой источник преступления оказался в самой структуре американского общества (Merton 1957).

Мёртон модифицировал понятие аномии, отнеся его к напряженности, возникающей в поведении человека, оказавшегося в ситуации, когда общепринятые нормы вступают в конфликт с социальной реальностью. В американском обществе, а в известной степени и в других индустриальных обществах, общепринятые ценности акцентируют внимание на материальном успехе, и средствами для достижения успеха считаются самодисциплина и интенсивная работа. Соответственно, люди, которые действительно упорно работают, должны, исходя из этих установок, добиться успеха, независимо от того, с чего они начинали в жизни. На самом же деле, это мнение не соответствует реальности, потому что большинство людей, находящихся в неблагоприятных обстоятельствах, располагает только ограниченными возможностями для продвижения в жизни или вообще не имеет никаких шансов. И тем не менее тех, кому не удалось «преуспеть», осуждают за их якобы неспособность добиться материального благополучия. В подобной ситуации возникает сильное искушение попытаться продвинуться вперед любыми средствами, законными или незаконными. По мнению Мертона, таким образом, девиантность является побочным продуктом экономического неравенства и отсутствия равных возможностей.

В трудах Мертона затрагивается одна из основных загадок, с которыми сталкивается изучение криминологии: если в наше время общество в целом становится более богатым, то почему же продолжает расти уровень преступности? Указывая на противоречие между растущими чаяниями и сохраняющимся неравенством, Мертон считает относительную депривацию важным элементом девиантного поведения.

Объяснения, исходящие из понятия субкультуры

В более поздних теориях девиантность рассматривается в связи с субкультурными группами, в которых приняты нормы, поощряющие или вознаграждающие криминальное поведение. Подобно Мертону, Альберт Коэн считал основной причиной преступлений противоречия, существующие в американском обществе. Однако, если Мертон делал упор на девиантной реакции индивидуумов на несоответствие между ценностями и средствами для их достижения, то Коэн на первый план выдвигал реакции, возникающие коллективно посредством субкультур. В книге «Подростки-правонарушители» Коэн утверждает, что молодые люди из низших слоев рабочего класса, разочарованные своим положением в жизни, часто сбиваются в субкультуры правонарушителей, подобные бандам. Такие субкультуры отвергают ценности среднего класса и заменяют их нормами, прославляющими неповиновение, как, например, правонарушения и другие акты нонконформизма (Cohen 1955).

Ричард А. Кловард и Ллойд Е. Олин в своем исследовании соглашаются с Коэном в том, что большинство юношей-правонарушителей происходит из низов рабочего класса. Вместе с тем, наибольший «риск», по их мнению, представляют те молодые люди, которые усвоили ценности среднего класса и которых поощряли, исходя из их способностей, стремиться к будущему, характерному для среднего класса. В тех случаях, когда такие молодые люди оказываются не в состоянии реализовать свои цели, они особенно склонны прибегать к противоправной деятельности. Изучая молодежные преступные группировки, Кловард и Олин обнаружили, что такие банды возникают в общинах с субкультурой, где мало шансов достичь успеха легальными способами, как, например, среди обездоленных групп этнических меньшинств (Cloward and Ohlin 1960).

Оценка

Функционалистские теории справедливо подчеркивают связь между конформностью и девиантностью в различных ситуациях. Отсутствие благоприятной возможности добиться успеха в рамках более широкого общества — это главный разграничивающий фактор между людьми, прибегающими в этом случае к криминальным действиям, и теми, кто этого не делает. Следует, однако, проявлять осторожность относительно утверждения о том, что люди в более бедных сообществах стремятся к тому же уровню благополучия, что и более богатые граждане. Большинство людей обычно приспосабливает свои устремления к тому, что они считают своим реальным положением. Мёртон, Коэн, Кловард и Олин — всех этих ученых можно критиковать за то, что они были убеждены, что ценности среднего класса в обществе являются общепринятыми. Ошибочно также полагать, что несовпадение стремлений и возможностей присуще только непривилегированным слоям населения. И в других группах существуют обстоятельства, подталкивающие к криминальной деятельности, о чем свидетельствуют так называемые преступления «белых воротничков», такие как хищения, мошенничество и уклонение от уплаты налогов, которые мы рассмотрим дальше.

Интеракционистские теории

Социологи, изучающие преступления и девиантное поведение, исходя из традиции интеракционизма, трактуют девиантность как феномен, порождаемый обществом. Они отвергают идею о том, что существуют типы поведения, являющиеся изначально «девиантными». Напротив, интеракционисты задаются вопросом, почему некоторые типы поведения первоначально получили определение «девиантных» и как случилось, что одни группы людей характеризуются как девиантные, а другие нет.

Воспринятая девиантность: дифференцированные связи

Одним из первых авторов, предположивших, что девиантности можно научится путем взаимодействия с другими людьми, был Эдвин X. Сазерленд. В 1949 г. Сазерленд выдвинул теорию, которая оказала влияние на многие последующие работы интеракционистов: он связал преступление с дифференцированными связями. Его идея была очень простой. В обществе, включающем множество субкультур, некоторые социальные окружения обычно поощряют нелегальную деятельность, тогда как другие ей не способствуют. Индивидуумы становятся правонарушителями, общаясь с людьми, которые являются носителями криминальных норм. По большей части, согласно Сазерленду, криминальному поведению обучаются в первичных группах, в частности в группах сверстников. Теория Сазерленда противостоит мнению, согласно которому преступники отличаются от других людей своими психологическими особенностями: Сазерленд считает, что криминальной деятельности люди научаются совершенно так же, как законопослушному поведению, и что она направлена на те же самые потребности и ценности. Воры совершенно так же, как люди занятые обычной деятельностью, стараются заработать деньги, но только для достижения этой цели они выбирают противозаконные методы.

Теория стигматизации (наклеивания ярлыков)

Один из наиболее важных подходов к пониманию преступности получил название теории стигматизации, т. е. теории наклеивания ярлыков. Сторонники этой теории трактуют девиантность не как совокупность характерных признаков индивидуумов или групп людей, но как процесс взаимодействия между людьми с девиантным и недевиантным поведением. С их точки зрения, необходимо выяснить, почему на некоторых людей навешивают ярлык «девиантные», и таким путем понять сущность девиантного поведения как такового.

В преобладающем большинстве случаев наклеиванием ярлыков занимаются люди, представляющие силы закона и порядка, или имеющие возможность навязывать другим определение принципов традиционной морали. Таким образом, ярлыки, создающие категории девиантности, отражают структуру власти, существующую в обществе. В общем и целом, правила, на основе которых определяются отклонения от нормы, составляются богатыми для бедных, мужчинами для женщин, старыми людьми для молодых и этническими группами, составляющими большинство населения, для этнических меньшинств. Скажем, дети часто забираются в чужие сады и воруют фрукты или прячутся там и прогуливают уроки. В богатом районе такие поступки скорее всего были бы сочтены в равной степени родителями, учителями и полицией как невинная детская шалость. В бедных районах такие поступки, как правило, были бы расценены как доказательство склонности к подростковым правонарушениям. А если уж на ребенка хоть однажды наклеили ярлык правонарушителя, и учителя, и возможные будущие работодатели его будут клеймить как преступника и будут считать не заслуживающим доверия. В обоих случаях поступки были одинаковы, но им было приписано разное значение.

Одним из социологов, наиболее тесно связанных с теорией стигматизации, является Говард Беккер. Его целью было показать, что девиантные индивидуальности создаются не девиантной мотивацией или поведением, но приклеиванием соответствующих ярлыков. По словам Беккера, «девиантное поведение — это поведение, которое так определяют люди». Он в высшей степени критически относился к криминологическим теориям, которые заявляли о наличии четкой границы между тем, что «соответствует норме» и тем, что «отклоняется от нормы». Для Беккера девиантное поведение не является фактором, который обусловливал бы обязательное превращение человека в «девианта». Существуют процессы, не связанные с поведением как таковым, которые оказывают огромное влияние на то, будет ли на человека наклеен данный ярлык или нет. Ключевыми факторами могут здесь выступать одежда человека, его манера говорить или страна, откуда он приехал.

Теория стигматизации теперь часто ассоциируется с исследованиями Беккера, посвященными курильщикам марихуаны (Becker 1963). В начале 1960-х гг. курение марихуаны рассматривалось как маргинальная деятельность внутри субкультур, а не как выбор стиля жизни, как в наши дни. Беккер установил, что стать курильщиком марихуаны человек мог, только если он был принят в состав определенной субкультуры, если он близко общался с опытными курильщиками и если он соответствующим образом относился к тем, кто не курит марихуану.

Наклеивание ярлыков воздействует не только на то, как окружающие люди представляют себе того или иного человека, оно также оказывает влияние на восприятие человеком самого себя. Эдвин Лемерт предложил модель для понимания того, как девиантность может сосуществовать с индивидуальностью человека, либо стать ее центром (Lemert 1972). Лемерт утверждал, что в отличие от распространенного мнения девиантность в действительности представляет собой вполне обыденное явление, и людям она обычно сходит с рук! Например, некоторые девиантные поступки, такие как нарушения правил дорожного движения, редко выходят наружу, а на другие, как, например, на мелкие кражи с места работы, зачастую смотрят сквозь пальцы. Лемерт называл «правонарушение, совершенное впервые», первичной девиантностью. В большинстве случаев такие поступки остаются «периферийными» для самоиндентификации человека — происходит процесс, посредством которого девиантный поступок нормализуется. Однако в некоторых случаях нормализации не происходит, и на человека наклеивают ярлык преступника или правонарушителя. Лемерт использует термин вторичная девиантность для обозначения случаев, когда люди принимают наклеенный на них ярлык и воспринимают себя как преступивших норму. В таких случаях ярлык может стать центром индивидуальности человека и привести к продолжению или усилению девиантного поведения.

Возьмем конкретный пример. Люк, гуляя с друзьями в субботу вечером по городу, разбивает витрину магазина. Этот поступок можно, по всей вероятности, назвать случайным результатом чересчур бурного поведения, извинительного для молодых людей. Возможно, что Люк отделался бы выговором и небольшим штрафом. Если бы он происходил из «респектабельной» семьи, такой результат был бы вполне вероятен. Если юношу воспримут как человека приличного, который в данном случае вел себя слишком буйно, разбитая витрина останется первичной девиантностью. Если же, напротив, полиция и суд вынесут Люку условный приговор и заставят его являться к социальному работнику, инцидент может превратиться в первый шаг на пути к вторичной девиантности. Процесс «обучения девиантному поведению» обычно усугубляется теми же самыми организациями, которые, казалось бы, были призваны исправлять девиантное поведение — тюрьмами и социальными органами.

├───────────────────────────┐

■ Усиление девиантного поведения

Лесли Уилкинса интересовали способы «управления» людьми с девиантным поведением и включения их в повседневную жизнь (Wilkins 1964). Он предположил, что зачастую результатом этого процесса является усиление девиантного поведения. Этот термин указывает на те неожиданные последствия, которые могут возникнуть, когда, объявив некоторое поведение девиантным, контролирующий орган практически провоцирует усиление этого самого девиантного поведения. Если лицо, которое заклеймили таким ярлыком, включает эту характеристику в свою индивидуальность, совершив вторичный девиантный поступок, это обычно вызывает еще более сильную реакцию со стороны контролирующих органов. Иными словами, то самое поведение, которое было признано нежелательным, получает еще большее распространение, а люди, которым приклеили ярлык нарушителей норм, начинают еще больше сопротивляться изменению своего поведения.

Широкие последствия усиления девиантного поведения были проиллюстрированы в известной книге Стэнли Коэна «Народные дьяволы и моральная паника» (1980). В этой классической работе Коэн проанализировал, почему попытки полиции проконтролировать определенные молодежные субкультуры в 1960-х гг. — так называемых модзов и рокеров — завершились только тем, что привлекли к ним еще больше внимания и сделали их еще более популярными среди молодежи. Процесс наклеивания на группу ярлыка чужаков и смутьянов — в попытке установить над ней контроль — привел к прямо противоположным результатам и создал еще большие проблемы для общественного правопорядка. Чрезмерное и сенсационное освещение модзов и рокеров в средствах массовой информации породило моральную панику — этот термин употребляется социологами для обозначения инспирированной СМИ неадекватной реакции по отношению к определенной группе людей или типу поведения. Моральную панику часто вызывают общественные проблемы, рассматриваемые как симптомы общего социального беспорядка; моральная паника возникала в последние годы по поводу таких тем, как молодежная преступность и незаконные притязания на получение политического убежища.

└───────────────────────────┘

Оценка

Теория стигматизации важна потому, что она исходит из допущения, согласно которому один поступок не является изначально криминальным. Определения преступлений устанавливаются людьми, наделенными властью, — они формулируют законы и регламентируют их интерпретацию полицией, судом и исправительными заведениями. Критики теории стигматизации иногда обращали внимание на то, что существуют деяния, которые однозначно запрещаются практически во всех культурах, такие как убийства, изнасилования и грабежи. Однако такой взгляд, несомненно, неверен: в Великобритании, например, лишение жизни не всегда признается убийством. Во время войны уничтожение врага воспринимается положительно, и до самого последнего времени законы Великобритании не признавали изнасилованием половой акт, насильственно совершенный с женщиной ее мужем.

Теорию стигматизации можно критиковать более убедительно по другим причинам. Во-первых, делая упор на активном процессе наклеивания ярлыков, данная теория упускает из виду те процессы, которые привели к действиям, характеризуемым как девиантные. Дело в том, что определение некоторых видов деятельности как девиантных не является абсолютно произвольным: различия в социализации, настроениях и возможностях в известной мере обусловливают степень вероятности для тех или иных людей поведения, которое скорее всего будет оценено как девиантное. Например, дети из бедных семей чаще, чем дети более богатых родителей, совершают кражи в магазинах. Однако на воровство их, в первую очередь, толкнуло не наклеивание ярлыка, а окружающая их обстановка.

Во-вторых, не вполне ясно, действительно ли наклеивание ярлыков приводит в результате к большему распространению девиантного поведения. После признания человека виновным у него обычно усугубляется девиантное поведение, но является ли это результатом наклеивания ярлыка как такового? Возможно, здесь действуют другие факторы, например усиление взаимодействия с другими правонарушителями или знакомство с новыми возможностями совершения преступлений.

Теории конфликта: «новая криминология»

Публикация в 1973 г. Тейлором, Уолтоном и Янгом книги «Новая криминология» ознаменовала существенный отход от прежних теорий девиантности. Указанные авторы использовали элементы марксистской философии, стремясь доказать, что девиантное поведение выбирается сознательно и часто носит политический характер. Они отвергли идею предопределенности девиантного поведения такими факторами как биология, индивидуальность, аномия, социальная дезорганизация и наклеивание ярлыков. По их мнению индивидуумы активно решают, прибегнуть ли им или нет к девиантному поведению как к реакции на неравенство, царящее в капиталистической системе. Таким образом, члены контркультурных групп, признаваемых «девиантными», — такие, как последователи движения «Власть черным!» или движения за освобождение геев — совершали явно политические действия, направленные против социального порядка (Taylor, Walton and Young 1973). Теоретики школы «новой криминологии» сформулировали свое понимание преступления и девиантного поведения исходя из понятий структуры общества и стремления господствующих классов к сохранению своей власти.

Широкие перспективы, намеченные авторами книги «Новая криминология», получили конкретное развитие в исследованиях других ученых. Стюарт Холл и другие исследователи в Бирмингемском центре изучения современной культуры провели важное обследование явления, которое в начале 1970-х гг. привлекло к себе в Великобритании огромное внимание, — ограблений при нападении сзади. Несколько ограблений получили громкую известность благодаря средствам массовой информации и подогрели широкую общественную озабоченность новым взрывом уличной преступности. Грабителей в подавляющем большинстве случаев изображали чернокожими, и это укрепляло бытовавшее мнение, согласно которому вина за упадок общества лежит в основном на иммигрантах. В книге «Меры по преодолению кризиса» Холл и его коллеги утверждали, что моральная паника, вызванная ограблениями, поддерживалась как государством, так и СМИ, с тем чтобы отвлечь внимание от растущей безработицы, сокращения заработной платы и других глубоких структурных пороков общества (Hall et al. 1978).

Примерно в то же время другие криминологи изучали создание и использование законов в обществе и пришли к заключению, что законы — это орудие, используемое для сохранения своего собственного привилегированного положения. Они отвергли мнение о «нейтральности» законов и о том, что законы одинаково применяются ко всему населению. По их словам, напротив, по мере того как растет разрыв между господствующим классом и классом рабочим, закон становится все более важным инструментом в руках властей предержащих для сохранения существующего порядка. Эту динамику можно видеть в действии системы уголовного правосудия, которая становится все более жестокой в отношении «нарушителей закона-» из среды рабочего класса; или в применении налогового законодательства, которое является непропорционально выгодным для богатых. Такой дисбаланс власти наблюдается, однако, не только при создании законов. По утверждению ученых, богатые тоже нарушают законы, только их очень редко привлекают к ответственности. Эти преступления в целом гораздо более значительны, чем повседневные преступления и правонарушения, на которые обращают обычно наибольшее внимание. Однако опасаясь последствий, которые может иметь судебное преследование преступников из числа «белых воротничков», служители закона вместо этого сосредоточивают все свои усилия на менее могущественных членах общества, таких как проститутки, наркоманы и мелкие воришки (Pearce 1976; Chambliss 1978).

Эти и другие исследования, связанные с «новой криминологией», имели важное значение — они расширили рамки обсуждения проблемы преступления и девиантного поведения, включив в него вопросы социальной справедливости, власти и политики. Они показали, что преступления совершаются на всех уровнях общественной структуры и что их следует понимать в контексте неравенства и противоречия интересов различных социальных групп.

Новый левый реализм

В 1980-х гг. возникло новое направление в криминологии, известное как новый левый реализм. Оно опиралось на некоторые идеи неомарксизма, использованные теоретиками «новой криминологии», о которых говорилось выше, но дистанцировалось от «левых идеалистов», которые, по их мнению, романтизировали девиантное поведение и недооценивали подлинный страх перед преступлениями, испытываемый значительной частью населения. В течение длительного времени многие криминологи обычно преуменьшали важное значение всплесков преступности, отмечаемых в официальной статистике. Они пытались доказать, что СМИ создали никому не нужную обеспокоенность у людей по этому поводу, или утверждали, что большинство преступлений — это завуалированная форма протеста против неравенства. Новые левые реалисты заявили, что криминологам нужно отойти от этой позиции, подчеркивая, что рост преступности действительно произошел и что люди вполне обоснованно этим озабочены. Новые левые реалисты кроме того признали, что криминологам следует больше заниматься актуальными вопросами контроля за преступлениями и социальной политикой, вместо того чтобы вести о них абстрактные дискуссии (Lea and Young 1984; Matthews and Young 1986).

Новый левый реализм привлек внимание к жертвам преступлений и утверждал, что изучение жертв преступлений (см. раздел «Модели преступности в Соединенном Королевстве» этой главы) дает более соответствующую действительности картину размаха преступности, чем официальная статистика (Evans 1992). Такие обследования показывают, что преступления представляют собой серьезную проблему, особенно в бедствующих районах внутренних городов. Новые левые реалисты указывали, что наибольшее количество преступлений и жертв приходится именно на маргинализированные округа — обездоленные группы общества подвергаются гораздо большему риску преступлений, чем другие группы. Опираясь на Мертона, Кловарда, Олина и др., новые левые реалисты считают, что во внутренних городах создаются криминальные субкультуры. Подобные субкультуры рождаются не из-за бедности как таковой, но потому, что они исключены из более широкого общества. Криминализованные молодежные группировки, например, действуют на периферии «респектабельного общества» и борются против него. Тот факт, что количество преступлений, совершенных черными, в последние годы выросло, объясняется провалом политики расовой интеграции.

В качестве адекватной реакции на подобные тенденции в области преступности новые левые реалисты выдвинули «реалистические» предложения об изменении действий полиции. По их мнению, силам правопорядка следовало бы больше прислушиваться к нуждам общин, а не опираться на методы «военной полиции», которые вызывают отчуждение людей и лишают полицию их помощи. Новые левые реалисты выдвинули предложение о «минимальном использовании полиции» — чтобы выбранные местными жителями полицейские власти были подотчетны гражданам, чье мнение стало бы более веским при определении приоритетов для полиции в их округе. Кроме того, полиция могла бы вернуть доверие к себе со стороны местных общин, если бы тратила больше времени на раскрытие преступлений и меньше на рутинную или административную работу. В целом новый левый реализм представляет собой более прагматический и ориентированный на некарательные меры подход, чем многие предшествующие ему теории криминологии.

Критики нового левого реализма признают важность изучения жертв преступлений. Однако они указывают, что восприятие преступления в обществе часто основывается на стереотипах. Представители нового левого реализма, возможно, ненамеренно подкрепили стереотип: черный — преступник. Данный подход критиковали также за то, что он уж очень сосредоточил внимание на жертвах преступлений. Необходимо же исследовать опыт не только жертв, но и нарушителей закона. Сосредоточившись на жертвах, новые левые реалисты недостаточно внимания уделили мотивам, способствовавшим криминальному поведению (Hughes G. 1991).

Теории контроля

Теория контроля постулирует, что преступление совершается в результате дисбаланса между побуждениями к криминальной деятельности и социальными или физическими факторами контроля, удерживающими от преступления. Для нее меньший интерес представляет мотивация индивидуумов, толкающая их на преступления; более того, она утверждает, что люди действуют рационально и что при удобном случае любой человек способен совершить девиантный поступок. Согласно этой теории, многие типы преступлений являются результатом «ситуационных решений» — человек видит представившуюся возможность, и это побуждает его к совершению поступка.

Один из наиболее известных социологов — приверженцев теории контроля Тревис Хирши считает, что люди, в принципе, эгоистические существа, которые сознательно принимают решения относительно того, заниматься им преступной деятельностью или нет, взвешивая потенциальные выгоды и риски. В книге «Причины правонарушений» (1969) Тревис Хирши выделил четыре типа отношений, привязывающих людей к обществу и законопослушному поведению: привязанность, обязательство, вовлеченность и вера. Когда эти факторы достаточно сильны, они помогают сохранить социальный контроль и конформность, делая людей несвободными и удерживая от нарушения правил. Если же эти связи с обществом слабы, могут возникнуть правонарушения и девиантность поведения. По мнению Хирши, правонарушителями часто являются индивидуумы, низкий уровень самоконтроля которых представляет собой результат недостаточной социализации дома и в школе (Gottfredson and Hirschi 1990).

Некоторые сторонники теории контроля видят причину роста преступности в увеличении в современном обществе числа возможностей и объектов для совершения преступлений. По мере того как население становится богаче, а потребительство превращается в смысл жизни, все больше и больше людей становятся обладателями таких товаров, как телевизоры, видеотехника, компьютеры, автомобили и одежда от кутюрье — того, что воры любят больше всего. Жилые дома все чаще остаются без хозяев в дневное время в связи с тем, что все большее число женщин работает по найму вне дома. «Мотивированные правонарушители», заинтересованные в совершении преступления, могут выбирать себе «подходящую цель» из широкого круга возможностей.

Реагируя на такие изменения, многие официальные органы, стремясь к предупреждению преступлений, в последние годы сосредоточили внимание на ограничении возможностей совершения преступлений. Центральной для такой политики является идея укрепления мишени — попытки затруднить совершение преступления, вмешавшись непосредственно в потенциальную «ситуацию преступления». Например, законы, согласно которым требуется установка ограничителя поворота колес во всех новых автомобилях, имеют целью ограничить поле действия угонщиков автомобилей. В некоторых регионах общественные телефоны-автоматы были оснащены более прочными коробками для монет для защиты от способных воспользоваться удобным случаем вандалов. Установка систем визуального наблюдения в городских центрах и общественных местах — еще одна попытка предотвратить криминальные действия. Сторонники теории контроля утверждают, что чем пытаться изменить преступника, лучше избрать политику практических мер и контролировать возможности преступника совершить преступление.

Методы укрепления потенциальных мишеней преступления и политика нулевой терпимости к правонарушителям стали в последние годы популярными среди политиков и по-видимому в некоторых обстоятельствах оправдали себя, сократив число правонарушений. Но у такого подхода также есть слабые места, вызывающие критику. Укрепление потенциальных объектов преступлений и политика нулевой терпимости никак не воздействуют на скрытые причины преступлений, но нацелены на защиту и ограждение от преступлений определенных слоев общества. Растущая популярность частных охранных служб, охранных устройств на автомобилях и в домах, использование сторожевых собак и закрытых охраняемых поселков с пропускной системой — все это привело к тому, что людям стало казаться, что они живут в «бронированном обществе», в котором одни слои населения чувствуют необходимость защищаться от других. Такая тенденция наблюдается не только в Великобритании и Соединенных Штатах в связи с увеличением разрыва между самыми богатыми и самыми бедными гражданами, но она особенно заметна в таких странах, как бывший Советский Союз, ЮАР и Бразилия, где у тех, кто находится в привилегированном положении, сформировалась ментальность «людей, живущих в крепости».

Существует еще одно неожиданное последствие подобной политики: по мере «укрепления» излюбленных преступниками мишеней модели преступности могут просто передвинуться из одной области в другую. Например, оснащение противоугонными устройствами стало в Соединенном Королевстве обязательным для всех новых автомобилей, но этого не требуется для более старых автомобилей. И в результате мишени автомобильных краж сместились: вместо новых моделей автомобилей стали в основном угонять более старые автомобили. Подходы, основанные на укреплении мишеней преступлений и на политике нулевой терпимости, таят угрозу перемещения уголовных преступлений из лучше защищенных областей в более уязвимые области. В бедных районах или в районах, где отсутствует социальная сплоченность, вполне может произойти рост преступлений и правонарушений, если богатые регионы усилят свою защищенность.

├───────────────────────────┐

■ Теория «разбитых окон»

Теория контроля связана с популярным курсом практических мероприятий, известным как теория «разбитых окон». Выдвинутая около двух десятилетий назад (Wilson and Kelling 1982), эта теория содержит предположение о существовании прямой связи между появлением беспорядка в том или ином регионе и собственно преступлениями. Если в каком-либо районе одно разбитое окно остается непочиненным, подобное событие как бы подает сигнал потенциальным преступникам, что ни полиция, ни местные жители не занимаются поддержанием порядка в данной общине. Со временем к разбитому окну присоединятся другие свидетельства беспорядка — граффити, скопление мусора, различные проявления вандализма и брошенные автомобили. Начинается постепенный процесс деградации, «респектабельные» жители этого района будут стараться уехать из него, и вместо них появятся «девиантные» новые жители — наркоторговцы, бездомные и условно освобожденные правонарушители.

Теория разбитых окон послужила основой для так называемой политики нулевой терпимости — подхода, при котором ключевым моментом для уменьшения числа серьезных преступлений считается расширение процесса поддержания порядка. Политика нулевой терпимости направлена против мелких преступлений и хулиганства в различных формах, таких как вандализм, шатание без дела, приставание к людям, выпрашивание денег, появление в публичных местах в нетрезвом виде. Считается, что жестокие меры, применяемые полицией против правонарушений незначительного масштаба, дают положительные результаты, сокращая число более серьезных форм преступлений. После явных успехов, к которым привела политика нулевой терпимости в Нью-Йорке, она стала широко применяться в больших городах Америки. Начав с решительной кампании за восстановление порядка в городском метрополитене (подземке), департамент полиции Нью-Йорка распространил свою политику нулевой терпимости на происходящее на улицах, ужесточив ограничения против нищих, бездомных, уличных торговцев и владельцев книжных лавок и клубов для взрослых. При этом не только резко снизился уровень стандартных преступлений (таких, как ограбления и кражи), но до самого низкого почти за сто лет уровня сократилось число убийств (Kelling and Coles 1997).

Важный недостаток теории разбитых окон заключается, однако, в том, что она предоставляет полиции право определять, что именно следует считать «общественным беспорядком». При отсутствии четкого определения «беспорядка» полиция получает полное право объявлять почти все свидетельством беспорядка и почти в любом человеке видеть угрозу. В действительности же, в то время как уровень преступности в Нью-Йорке в 1990-х гг. упал, увеличилось количество жалоб на неправомерные действия и преследование полиции, особенно со стороны молодых чернокожих городских жителей, которые соответствовали «портрету» потенциального преступника.

└───────────────────────────┘

Теоретические выводы

Какие же выводы можно сделать из этого обзора теории преступления? Прежде всего следует напомнить сказанное нами раньше: хотя преступление — лишь одна подкатегория девиантного поведения в целом, оно включает огромное многообразие форм деятельности — от кражи в магазине плитки шоколада до массового убийства, поэтому вряд ли возможно создать единую теорию, которая объясняла бы все формы криминальной деятельности.

Вклад социологических теорий в изучение преступлений носит двоякий характер. Во-первых, эти теории справедливо указывают, что между криминальным и «респектабельным» поведением существует бесконечный ряд переходов. Значительно варьируют ситуации, в которых определенные типы деятельности рассматриваются как криминальные и преследуются законом. Это вне всякого сомнения связано с проблемой власти и неравенства в обществе. Во-вторых, все ученые согласны, что в случае криминальных действий важно окружение, контекст. Совершит ли некто криминальный поступок и будет ли он назван преступником, во всем этом определяющую роль играют социальный опыт и социальное окружение.

Несмотря на все свои недостатки, теория стигматизации имеет, по-видимому, наиболее широкое применение как подход для понимания преступления и девиантного поведения. Данная теория позволяет нам осмыслить, при каких условиях некоторые действия определяются как противозаконные, а также осознать роль властных структур в создании таких определений и тех обстоятельств, при которых конкретный индивид вступает в конфликт с законом.

От того, как понимаются преступления, прямо зависят меры, разрабатываемые для борьбы с ними. Например, если преступление рассматривается как продукт нищеты или социальной дезорганизации, предпринимаемые меры должны быть направлены на уменьшение бедности и укрепление системы социальной помощи. Если же преступление воспринимается как нечто умышленное и свободно выбранное человеком, попытки борьбы с ним примут иную форму. Далее мы переходим к обсуждению современных тенденций в сфере преступлений в Соединенном Королевстве и рассмотрим некоторые политические отклики на них.

 

Модели преступности в Соединенном Королевстве

Начиная с 1950-х гг. в Соединенном Королевстве наблюдается неуклонный рост количества зарегистрированных преступлений. Среди населения широко бытует представление о том, что с течением времени преступлений становится все больше и они приобретают все более серьезный характер. Если раньше преступления воспринимались как нечто маргинальное и исключительное, то за последние полвека они стали существенной проблемой в жизни многих людей. Обследования показывают, что люди в наши дни гораздо больше опасаются преступлений, чем раньше, и испытывают острое чувство тревоги, когда надо выходить из дома после наступления темноты, боятся, как бы не обокрали их дом и как бы не стать жертвой насилия.

Насколько в реальности распространены преступления и насколько реально велика опасность для населения стать жертвой преступления? Что можно сделать, чтобы сдержать такой резкий рост преступности? Эти вопросы в последние несколько десятилетий бурно обсуждались, поскольку средства массовой информации стали более широко освещать преступления, отражая растущее возмущение общественности и в связи с тем, что сменявшие друг друга правительства обещали «вести бескомпромиссную борьбу с преступностью». Однако разобраться в природе преступлений и их распространении, не говоря уже о методах борьбы с ними, оказалось далеко не просто.

Таблица 8.1

Причины, по которым люди не сообщают о преступлении в полицию. Англия и Уэльс. 1997 г.

Цифры указывают процентное соотношение количества людей, ставших жертвами преступлений, но не сообщивших об этом в полицию. Иногда называлась не одна причина, а несколько.

Источник: British Crime Survey. Home Office. From Social Trends. 29. 1999. P. 156. Crown copyright.

Таблица 8.2

Соотношение совершенных преступлений — тех, о которых было заявлено в полицию, и тех, которые были зарегистрированы полицией. Англия и Уэльс

Источник: British Crime Survey. Home Office. From Social Trends. 29. 1999. P. 152.

Преступления и криминальная статистика

Чтобы определить масштабы преступности и наиболее обычные формы преступлений, можно для начала обратиться к официальной криминальной статистике. Поскольку такие статистические данные публикуются регулярно, казалось бы, не должно было составить труда определить уровень преступности, однако такое допущение оказывается совершенно ошибочным. Из всей официально публикуемой информации по социальным вопросам статистика преступности и правонарушений является, вероятно, самой ненадежной. Многие криминологи неоднократно подчеркивали, что официальную статистику нельзя считать вполне надежной, и следует обращать внимание, как эти статистические данные были получены.

Наиболее существенным ограничением официальной криминальной статистики является то, что она учитывает только те преступления, которые были реально зарегистрированы полицией. Однако между возможным преступлением и его регистрацией в полиции существует длинная цепь проблематичных решений. О большинстве преступлений, особенно о мелких кражах, сведения вообще никогда не доходят до полиции (см. табл. 8.1). Даже в случае насильственных преступлений более одной трети жертв предпочитает не обращаться в полицию, заявляя, что это их личное дело или что они разберутся с ним сами (HMSO 1999).

Причины представлены в виде процентного соотношения людей, ставших жертвами преступлений, но не сообщивших об этом в полицию. Иногда называлась не одна причина, а несколько.

Что касается тех преступлений, о которых полиция узнает, то многие из них не находят отражения в статистике. Номинальный «Британский обзор преступности» 1998 г. показал, что лишь немногим больше половины преступлений, о которых поступило сообщение в полицию Англии и Уэльса в 1997 г., были зарегистрированы. Это может произойти по ряду причин. Полиция может усомниться в достоверности некоторой информации о преступлении или жертва может не захотеть подать официальную жалобу. Таким образом, до полиции доходит только часть информации о преступлениях, да еще только часть ставших известными полиции преступлений регистрируется. И в результате официальная статистика преступлений отражает лишь часть всех случаев преступления (см. табл. 8.2). Преступления, не зафиксированные в официальной статистике, называют «темной цифрой» незарегистрированных преступлений.

До «Британских обзоров преступности», опубликованных в 1982 и 1984 гг., в Соединенном Королевстве не было официальной оценки незарегистрированных преступлений. Начиная с того времени данные БОП играли важную роль, демонстрируя расхождения между официальной статистикой и реальным опытом людей, столкнувшихся с преступлениями. Задавая респондентам вопрос, не были ли они жертвой преступления в предыдущем году, исследователи установили, что гораздо более высокий процент населения оказался жертвой преступления, чем считалось раньше. Такие типы обследований стали известны как изучение жертв. Хотя подобные исследования жертв содержат ценный материал, к ним следует относиться с осторожностью. В некоторых случаях, таких, например, как при исследовании насилия в семье, методология самого обследования может дать в значительной мере недостоверные результаты. БОП проводятся путем опроса респондентов у них дома, поэтому вполне вероятно, что жертва домашнего насилия не сообщит о случаях насилия в присутствии обидчика.

Для определения истинного уровня преступности недостаточно к официальным цифрам полиции просто добавить число несообщенных преступлений, потому что существенно различается практика регистрации преступлений местных органов полиции. Некоторые докладывают о меньшем числе преступлений из-за некомпетентности или стараясь, чтобы их журнал арестов выглядел более выигрышно. В Великобритании правительство регулярно проводит Всеобщий обзор домовладений, исследуя домовладения по всей стране. Обследование включало вопрос о домашних кражах со взломом в 1972, 1973, 1979 и 1980 гг. Домовладельцам был задан вопрос, не было ли у них краж со взломом в течение двенадцати предшествовавших месяцев. По данным Обзора 1981 г., в количестве краж со взломом между 1972 и 1980 гг. не произошло почти никаких изменений, тем не менее за тот же период официальная криминальная статистика в Великобритании, основанная на информации о преступлениях, поступившей в полицию, засвидетельствовала рост на 50 % (Bottomley and Pease 1986, 22–23). Такой заметный рост количества квартирных краж, возможно, объясняется тем, что люди стали более серьезно относиться к преступлениям и чаще сообщать о них в полицию, а также тем, что полиция стала применять более эффективные способы сбора информации о фактах преступлений. Кроме того, в это же время выросло число домовладельцев, застраховавших свои жилища, — еще один фактор, который, вероятно, привел к более широкому информированию полиции о преступлениях.

Рис. 8.1. Заявленные правонарушения, зарегистрированные полицией в 1971–1997 гг.

Источник: Home Office; Royal Ulster Constabulary. From Social Trends. 29. 1999. P. 151. Crown copyright.

Если судить по статистике преступлений, ставших известными полиции, уровень преступности в Соединенном Королевстве на протяжении более полувека рос более или менее постоянно. До 1920 г. в Англии и Уэльсе ежегодно регистрировалось меньше 100 тыс. правонарушений. К 1950 г. эта цифра достигла 500 тыс., а к 1992 г. — 5,6 млн. После этого число преступлений несколько сократилось, — до 4,5 млн в 1998 г. Таким образом, в настоящее время полиция регистрирует ежегодно свыше восьми преступлений на каждые сто человек населения. В Северной Ирландии, хотя она, вероятно, ассоциируется с высоким уровнем насилия, связанного с терроризмом, общий уровень преступности, судя по полицейской статистике, значительно ниже, чем в Англии и Уэльсе, — только четыре зарегистрированных преступления на каждые сто человек (см. рис. 8.1).

Важно отметить, что наблюдаются различия в темпах роста и сокращения разных типов преступлений. Данные Национального обзора преступности свидетельствуют, что в 1980-х гг. имущественные преступления увеличились на 95 %, тогда как число насильственных преступлений против личности выросло на 21%. В 1990-х гг. число имущественных преступлений — самой многочисленной категории преступлений — начало уменьшаться. В Англии и Уэльсе, например, между 1991 и 1997 гг. количество квартирных грабежей сократилось на 17 %, а количество краж и торговля краденными вещами упали на 22 %. Мошенничество и подлоги сократились за этот же период на 23%, но в 1998–1999 гг. их количество резко подскочило, в значительной степени в связи с ростом преступлений, связанных с Интернетом (см. подраздел «Киберпреступления» в разделе «Организованная преступность» этой главы). В 1998 г. насильственные преступления, на протяжении предшествующих двух десятилетий, обнаруживавшие крутой рост, впервые за многие годы стали уменьшаться в числе. 

Среди ученых нет единого мнения относительно того, имело ли демонстрируемое статистикой сокращение числа преступлений место в действительности, и отражает ли оно реальное уменьшение их количества или же просто связано с проблемами регистрации правонарушений. Вполне возможно, что это объясняется ростом «темной цифры» незарегистрированных преступлений, поскольку люди предпочитают не сообщать в полицию об имущественных преступлениях из страха, например, что будут увеличены их страховые взносы. Тот факт, что в середине века происходил непрерывный рост уровня преступности, приводит к мысли о том, что спад преступности, о котором говорят в последние годы, является просто заблуждением.

 

Стратегия снижения преступности в обществе рисков

Несмотря на то что официальная статистика преступлений создает картину, не соответствующую действительности, если ее данные рассматривать вместе с данными обследований жертв преступлений, становится ясно, что уголовные преступления приобретают более важную роль в британском обществе. Более того, граждане осознают, что они подвергаются большему риску стать жертвой преступления, чем в прошлые времена. Жители районов внутренних городов имеют больше оснований беспокоиться об опасности преступлений, чем люди, живущие в других районах (см. табл. 8.3). В 1998 г. на основе материалов Британского обзора преступности впервые был создан «индекс риска», указывающий, какие части населения в наибольшей степени подвергаются риску стать жертвами определенных преступлений (см. рис. 8.2).

Перед лицом огромного множества перемен и неопределенностей в окружающем  мире мы все заняты непрерывным процессом управления рисками. Преступление — это один из наиболее очевидных рисков, с которыми сталкиваются люди в конце XX в. Однако управлением рисками занимаются не только отдельные люди, правительства также имеют теперь дело с обществами, по-видимому, более опасными и более неопределенными, чем когда-либо раньше. Одной из центральных задач социальной политики в современных государствах является контроль за преступлениями и правонарушениями. Но если прежде государства старались обеспечить своим гражданам безопасность, то теперь политика все больше нацеливается на «управление» опасностями.

Таблица 8.3

Распределение преступлений по типам округов. Англия и Уэльс. 1998 г.

Цифры показывают процент людей, ставших жертвой преступления один раз или более. Данные о преступлениях, связанных с автомобилями, представлены как процент от владельцев машин.

Источник: British Crime Survey. Home Office. From Social Trends. 30. 2000. P. 155. Crown copyright.

Рис. 8.2. Домовладельцы, подвергающиеся наибольшему риску квартирной кражи: в каждой категории указан процент домовладельцев, ставших жертвами преступлений один или более раз

Источник: British Crime Survey. 1998. From Sociology Review. 8.4. Apr. 1999.

Реакция политиков на преступность

Приход к власти Маргарет Тэтчер в Великобритании и Рональда Рейгана в Соединенных Штатах двадцать лет назад привел в обеих странах к появлению мощной тенденции трактовать преступления с позиций «закона и порядка». Рост преступности и правонарушений был связан с моральной деградацией, упадком семьи и разрушением традиционных ценностей. Публичные дискуссии и многочисленные материалы в средствах массовой информации концентрировали внимание на том, что общество стоит перед угрозой кризиса насилия и беззакония. Девиантность изображалась как индивидуальная патология — совокупность разрушительных противоправных действий, сознательно выбранных и совершенных индивидуумом, лишенным самоконтроля и нравственных устоев. В ответ на заметную эскалацию беззакония и общего страха перед преступностью консервативные правительства начали усиливать деятельность правоохранительных органов. Были укреплены полицейские силы, расширено финансирование системы уголовного правосудия, приговоры к длительному тюремному заключению все больше признавались наиболее эффективным средством против преступности.

Популярным подходом к «управлению» риском преступлений было предупреждение «ситуации» преступления — укрепление возможных мишеней преступления и система наблюдения. Такие приемы часто привлекали политиков, потому что их достаточно просто можно было ввести наряду с уже существующими полицейскими методами, а кроме того они приободряют граждан, создавая у них впечатление, что против преступников принимаются решительные меры. Однако поскольку подобные методы никак не затрагивали глубинных причин преступности, таких как социальное неравенство, безработица и нищета, самое большее, чего с помощью таких методов удалось добиться — это защитить от преступников определенные сегменты населения и переместить правонарушения в другие сферы.

Рис. 8.3. Правонарушители в процентном отношении к населению, по половым и возрастным группам. Англия и Уэльс. 1997 г.

Источник: Home Office. From Social Trends. 29. 1999. P.158. Crown copyright.

Одной из иллюстраций подобного развития событий можно считать физическое исключение некоторых категорий людей из общественных мест в попытке сократить преступность и осознаваемый риск преступления. В качестве реакции на чувство незащищенности у населения в целом публичные места в обществе, такие как библиотеки, парки и даже уличные перекрестки, все более превращаются в «мыльные пузыри безопасности». Меры по предотвращению рисков, как, например, полицейский мониторинг, команды частных охранников и системы наблюдения имеют целью защитить людей от возможных рисков. В местах массовой торговли, например, принимаемые меры безопасности становятся все более заметными как часе, «договорной сделки» между бизнесом и покупателем. Чтобы привлечь и удержать покупателей, торговые фирмы должны обеспечить безопасность и комфорт своих клиентов. Подростки обычно исключаются из таких мест непропорционально, потому что считается, что они представляют большую угрозу для безопасности и, согласно статистике, более склонны к правонарушениям, чем взрослые (см. рис. 8.3). И получается, что создание «мест доверия» для потребителей все более сокращает общедоступные площади, открытые для подростков.

Эти проблемы обсуждаются также в подразделе «Преступность и социальное отчуждение» (глава 11, раздел «Социальное отчуждение»).

В связи с ростом преступности были также увеличены силы полиции. Когда уровень преступности растет, почти неизбежно население требует, чтобы «на улицах» было больше полицейских. Правительства, стараясь продемонстрировать свою решимость в борьбе с преступностью, обычно с готовностью идут на увеличение количественного состава и ресурсов полиции в попытке сдержать преступность. Широко распространено мнение, согласно которому действия полиции — это краеугольный камень в поддержании законности и порядка. Но какова же реально роль полиции в контроле за преступлениями? Отнюдь не очевидно, что увеличение числа полицейских обязательно приводит к снижению уровня преступности. В Соединенном Королевстве, например, официальная статистика уровня преступности и численности полицейских заставляет усомниться в наличии между этими факторами прямой связи. А это ставит перед нами несколько весьма трудных вопросов. Если увеличение сил полиции не предотвращает правонарушения, почему же тогда люди требуют, чтобы полицейские зримо присутствовали на улицах? Какую же роль играет полиция в нашем обществе?

Полиция в обществе рисков

Некоторые социологи и криминологи предполагают, что видимые действия полиции, такие как патрулирование улиц, оказывают на людей успокаивающее воздействие. Такие действия соответствуют представлению о том, что полиция активно занимается контролированием преступности, расследованием преступлений и поддержанием системы уголовного правосудия. Однако в недавно вышедшей книге «Полиция в обществе рисков» Ричард Эриксон и Кевин Хэггерти говорят о том, что следует по-новому оценить роль полиции в конце XX в. Хотя поддержание законности и порядка, взаимодействие с гражданами и предоставление услуг действительно является частью работы современной полиции, все это составляет только небольшую долю того, что полиция делает на самом деле. Функции полиции, утверждают авторы книги, заключаются сейчас не столько в том, чтобы контролировать преступность, сколько в том, чтобы выявлять и нейтрализовать риски. В значительной мере это означает: сообщать информацию о рисках другим общественным институтам, нуждающимся в такой информации (Ericson and Haggerty 1999).

По мнению Эриксона и Хэггерти, полицейские — это в первую очередь и преимущественно «люди, работающие с информацией». Под этим они подразумевают, что подавляющая часть времени полицейских уходит на то, чтобы обрабатывать информацию, составлять доклады или передавать данные. «Простой» случай, связанный с автомобильной аварией в Онтарио (Канада), может послужить иллюстрацией этого утверждения. Полицейский был вызван на место автомобильной аварии, затронувшей две машины. Никто не погиб, но некоторые участники получили незначительные травмы, а один из водителей был пьян. Расследование инцидента заняло один час: пьяному водителю было предъявлено обвинение в неумелом управлении автомобилем, что привело к причинению телесных повреждений, а также в управлении автомобилем в нетрезвом виде. Его водительские права автоматически были приостановлены на двенадцать часов.

После этого рутинного расследования полицейский пишет шестнадцать различных рапортов, документируя происшествие, и тратит на это не менее трех часов. Именно в этом и проявляется роль полицейских как «брокеров» информации.

•    Отдел регистрации автомобилей провинции Онтарио требует информацию о месте, где произошло дорожно-транспортное происшествие, об автомашинах и людях, которые в нем участвовали. Эта информация необходима, чтобы определить «контур риска», используемый в мероприятиях по предотвращению ДТП, для управления движением на дорогах и для распределения финансовых ресурсов.

•    Автомобильной промышленности нужно знать об автомобилях, попавших в аварию, чтобы повысить стандарты безопасности, сообщить об этом обратно в органы власти и предоставить информацию о безопасности группам потребителей.

•    Страховые компании нуждаются в информации о дорожно-транспортном происшествии для того, чтобы определить ответственность и в данном случае назначить страховые премии. Им также требуется информация от полиции для создания собственных статистических контуров риска, чтобы определять размеры страховых выплат и компенсаций клиентам.

•    Государственная система здравоохранения требует подробности о полученных травмах и о том, как они были получены. Эта информация используется для составления статистических профилей и для планирования работы служб неотложной помощи в чрезвычайных обстоятельствах.

•    Судам по уголовным делам нужна информация от полиции как материал для судебного преследования и как доказательство того, что дело было должным образом расследовано и что были собраны все свидетельские показания.

•    Полицейское управление само требует отчета об инциденте как для внутреннего пользования, так и для общенациональной компьютерной базы данных.

Приведенный пример показывает, что полиция является центральным узлом в сложном информационном кругообороте институтов, которые все занимаются проблемой управления рисками. Эриксон и Хэггерти утверждают, что с помощью новых форм технологии работа полиции все более связана с «картированием» и предсказанием рисков среди населения.

Эриксон и Хэггерти высказывают предположение, что суть работы полиции в настоящее время прямо определяется информационными запросами других институтов, таких как, например, индустрия страхования. Полиция вынуждена собирать данные и передавать информацию таким образом, чтобы она была совместима с информационными потребностями других, посторонних организаций. Сейчас способ передачи информации в полиции определяется компьютеризированными системами и формами. Полиция теперь не пишет отчетов, повествующих об инцидентах, но вводит «обстоятельства» того или иного дела в стандартизированные формы, проверяя файлы и делая выбор среди подходящих «опций». Информация, включенная в такие форматы, используется для распределения по категориям людей и событий как часть работы по созданию профилей риска. Однако, по мнению Эриксона и Хэггерти, такой «краткосрочный» характер форматов сообщения оказывает воздействие на то, что полиция замечает и расследует, как полицейские понимают и трактуют инцидент и как они подходят к решению той или иной проблемы.

Подобный упор на сбор информации и ее обработку может быть для полиции разочаровывающим и вызывающим фрустрацию. Для многих полицейских существует различие между «настоящей полицейской работой», такой как расследование преступлений, и «мартышкиным трудом», таким как составление рапортов и возня с бумагами. Бюрократические процедуры по составлению отчетов для многих полицейских — это «движение в одну сторону», они не понимают смысла в той обширной документации, которую от них требуют.

По мнению Эриксона и Хэггерти, главной формой деятельности полиции в обществе рисков является активизация полицейских в общинах и групп по охране порядка на местах. В таких случаях полиция стимулирует местных жителей к активному участию в мониторинге их собственных рисков и в оказании содействия в управлении рисками. В свою очередь, эти группы могут вводить информацию о местных рисках в информационные сети благодаря своим связям с местной полицией, которая, подобно посреднику, передает информацию другим институтам.

Работа полиции в общинах

Предотвращение преступлений, также как и уменьшение страха перед преступлениями, тесно связано с восстановлением крепких общин. Как можно было видеть из нашего обсуждения теории «разбитых окон» выше в настоящей главе, одним из наиболее значительных открытий в криминологии в последние годы было установление непосредственной связи между существованием разрухи в повседневной жизни людей и преступностью. В течение длительного времени внимание было сосредоточено на серьезных преступлениях — грабежах, изнасилованиях или разбойных нападениях. Однако мелкие преступления и незначительные формы нарушения общественного порядка обычно имеют кумулятивный характер. Когда в городах Европы и Америки жителей беспокойных районов просят рассказать о своих наиболее острых проблемах, они обычно называют брошенные автомобили, надписи на стенах, граффити, проституцию, молодежные банды и подобные явления.

Опасения, вызванные указанными явлениями, заставляют людей действовать: если могут, они переезжают из подобных районов или ставят на двери крепкие замки, а на окна — железные решетки; кроме того, они перестают посещать общественные места. Хулиганские поступки, совершаемые безнаказанно, являются для граждан знаком того, что их регион небезопасен. Напуганные жители держатся подальше от таких улиц, избегают определенные районы, ограничивают объем своей обычной деятельности и круг общения. По мере того как жители сокращают свое физическое присутствие, уходят в себя, они также отказываются от выполнения долга взаимной поддержки по отношению к своим согражданам, тем самым отказываясь от функции общественного контроля, которая раньше помогала поддерживать гражданскую жизнь в данной общине.

Что же следует делать, чтобы предотвратить подобное развитие событий? Идея, которая приобрела популярность в последние годы, заключается в том, что полиции нужно работать в тесном контакте с гражданами по повышению стандартов жизни в местной общине и нормализации поведения в общественных местах, используя при этом образование, убеждение и рекомендации, а не заключение под стражу.

Работа полиции в общинах предполагает не только опору на самих жителей, но изменение подходов, характерных для полиции. Возрождение внимания в первую очередь к предупреждению преступлений, а не к насаждению правопорядка может идти одновременно с процессом сближения полиции с общиной. Изоляция полиции от тех, кому она, как предполагается, должна служить, часто приводит к появлению у полицейских ощущения, будто они находятся «в осажденной крепости», поскольку у них практически отсутствует регулярный контакт с обычными гражданами.

Для того чтобы работа велась по-настоящему, сотрудничество между правительством и социальными органами, системой уголовного правосудия, местными ассоциациями и общинными организациями должно быть всеобъемлющим — в нем должны принимать участие все экономические и этнические группы общества (Kelling and Coles 1997). Правительство и бизнес могут действовать вместе, помогая устранить городскую разруху. Одной из моделей сотрудничества является создание округов, в которых бизнесмены будут помогать восстановлению порядка, и предоставление налоговых льгот корпорациям, участвующим в стратегическом планировании и вкладывающим инвестиции в соответствующих регионах. Чтобы подобные схемы оказались успешными, необходима длительная работа по воспитанию в обществе приверженности к социальным целям.

Внимание к таким стратегиям отнюдь не означает отрицания связи между безработицей и бедностью, с одной стороны, и преступностью, с другой. Напротив, борьба против указанных социальных зол должна координироваться с работой по предупреждению преступлений, проводимой в общине. Эти меры могут в действительности прямо или косвенно способствовать расширению социальной справедливости. Там, где общественный порядок пришел в упадок вместе с социальными службами, другие возможности, как, скажем, возможность найти новую работу, также оказываются подорванными. Улучшение качества жизни в том или ином регионе может привести к его возрождению.

 

Жертвы преступлений и преступники

Можно ли сказать, что определенные индивидуумы или группы более, чем другие, склонны совершать преступления или становиться жертвами преступлений? Криминолога отвечают на этот вопрос утвердительно — исследования и статистика преступлений показывают, что преступления и жертвы распределяются среди населения не случайно. Мужчины, например, совершают преступления чаще, чем женщины; молодежь вовлекается в преступления чаще, чем пожилые люди.

Вероятность того, что тот или иной человек станет жертвой преступления, тесно связана с местом его проживания. В районах, страдающих в большей мере от материальных лишений, как правило, наблюдается более высокий уровень преступности. Люди, живущие в районах внутренних городов, подвергаются гораздо большему риску стать жертвой преступления, чем жители более благоустроенных пригородных районов. Существенную роль в том, что среди этнических меньшинств более высок процент жертв преступлений, играет то обстоятельство, что этнические меньшинства в непропорционально большом количестве сконцентрированы в районах внутренних городов.

Дополнительный материал об отношении между этническими меньшинствами в Соединенном Королевстве и преступностью и системой уголовного правосудия см. в подразделе «Раса и преступность» (глава 9, раздел «Иммиграция в Соединенном Королевстве»).

Гендер и преступность

Так же как и в других областях социологии, в криминологических исследованиях женская половина населения традиционно игнорировалась. Феминисты совершенно справедливо критиковали криминологию за то, что эта дисциплина ориентировалась только на мужчин, а женщины как в теоретических рассуждениях, так и в эмпирических исследованиях были в основном «невидимы». Начиная с 1970-х гг. появилось много феминистических работ, которые привлекли внимание к тому, что нарушения закона женщинами происходят в иных обстоятельствах, чем преступления мужчин, и что на отношение системы уголовного правосудия к женщинам оказывают влияние некоторые гендерные предубеждения относительно надлежащей роли мужчин и женщин. Феминисты также обратили внимание на то, что насилие против женщин преобладает как в семье, так и в общественных местах.

Уровень мужской и женской преступности

Статистика, посвященная гендеру и преступности, поражает. Например, из всех признанных виновными или задержанных за уголовное преступление в Англии и Уэльсе в 1997 г. подавляющее большинство — 83 % — составляли мужчины. Не только в Великобритании, но и во всех индустриальных странах существует огромный дисбаланс в числе содержащихся в тюрьмах мужчин и женщин. Женщины составляют только 3  % заключенных британских тюрем. Существуют также различия в типах преступлений, совершаемых мужчинами и женщинами. Преступления, совершаемые женщинами, редко связаны с насилием, и они почти все являются незначительными. Типичные женские преступления — это мелкие кражи, подобные кражам из магазинов, или нарушения общественного порядка, подобные появлению в публичных местах в нетрезвом виде или проституции (Flowers 1987).

Разумеется, вполне вероятно, что в действительности различия в уровне преступности по признаку пола не столь велики, как это следует из официальной статистики. Такое предположение было высказано в 1950-х гг. Отто Поллаком, утверждавшим, что о некоторых преступлениях, совершенных женщинами, обычно не сообщается в полицию. Он считал, что поскольку женщины находятся преимущественно дома, это дает им возможность совершать преступления в домашней и частной сфере. По мнению Поллака, женщины по природе лживы и в высшей степени ловко скрывают свои преступления. Это якобы основано на биологии, поскольку женщины научились скрывать от мужчин испытываемую ими боль и дискомфорт при менструациях и способны также симулировать интерес во время полового акта так, как не умеют мужчины! Поллак также утверждал, что с женщинами-преступницами обращаются более мягко, потому что полицейские-мужчины обычно придерживаются «рыцарского» отношения к ним (Pollak 1950),

Представление о женщинах как о существах хитрых и лживых, созданное Поллаком, строилось на беспочвенных стереотипах, а его заявление о том, что система криминального правосудия обращается с женщинами более снисходительно, чем с мужчинами, вызвало много споров и проверок. Тезис «рыцарского отношения» был истолкован двояко. Во-первых, возможно, что полицейские и другие официальные лица считают правонарушителей-женщин менее опасными, чем мужчин, и прощают им действия, за которые мужчина был бы арестован. Во-вторых, в качестве наказания за уголовное преступление женщины обычно реже приговариваются к тюремному заключению, чем мужчины. Был предпринят ряд эмпирических исследований для проверки тезиса о рыцарском отношении, однако результаты их остаются неубедительными. Одна из главных трудностей заключается в том, чтобы оценить относительное влияние гендера по сравнению с другими факторами, такими, как возраст, класс и раса. Например, представляется, что к пожилым женщинам-преступницам обычно относятся менее сурово, чем к их сверстникам-мужчинам. Другие исследования показали, что полиция обращается с черными женщинами хуже, чем с белыми женщинами.

Другим направлением исследований, предпринятых феминистами, было изучение того, как социальное понимание «женственности» влияет на судьбу женщин в системе криминального правосудия. Так, Фрэнсес Хейденсон утверждает, что с женщинами обращаются более сурово в тех случаях, когда они якобы отклоняются от норм женской сексуальности. Например, молодых женщин, замеченных в сексуальной распущенности, чаще подвергают аресту, чем молодых мужчин. В подобных случаях женщин считают «дважды виновными» — ведь они не только нарушили закон, но они также попрали «достойное» поведение женщин. В этих случаях женщин судят не столько за конкретное преступление, которое они совершили, сколько за выбор «девиантного» образа жизни (Heidenson 1985). Хейденсон и другие указали на существование в системе уголовного правосудия двойных стандартов: если агрессия и насилие у мужчин рассматриваются как естественное явление, объяснение для женщин, нарушивших закон, пытаются искать в «психологической» неуравновешенности.

Стремясь сделать женскую преступность более «видимой», феминисты осуществили серию детальных исследований женщин, совершивших преступления, — начиная от молодежных преступных группировок, состоящих из девушек, кончая женщинами-террористка-ми и другими женщинами, заключенными в тюрьмах. Такие исследования показали, что насилие характерно не только для мужских преступлений. Хотя женщины гораздо реже, чем мужчины, склонны участвовать в преступлениях с применением насилия, им не всегда удается удержаться от участия в насильственных действиях. Почему же тогда уровень преступности среди женщин настолько ниже, чем среди мужчин?

Существуют некоторые свидетельства того, что нарушившие закон женщины довольно часто избегают судебного разбирательства, поскольку им удается убедить полицию или другие властные структуры рассматривать их действия в особом свете. Они взывают к тому, что им удается убедить полицию или другие властные структуры рассматривать их действия в особом свете. Они взывают к тому, что получило название «гендерный контакт», к молчаливому соглашению между мужчинами и женщинами, по которому быть женщиной — значит быть сумасбродной и импульсивной, с одной стороны, и нуждающейся в защите, с другой (Worrall 1990).

Однако неодинаковое отношение органов правопорядка и правосудия к мужчинам и женщинам вряд ли может объяснить различие между уровнем мужской и женской преступности. Причины здесь почти наверняка те же, что объясняют гендерные различия в других сферах. Существуют, конечно, определенные специфические «женские преступления» — в первую очередь проституция, — за которые женщин привлекают к ответственности, тогда как их клиенты-мужчины наказания избегают. «Мужские преступления» остаются «мужскими» из-за различий в социализации и потому что деятельность и интересы мужчин все еще лежат вне дома больше, чем деятельность и интересы большинства женщин. Как мы видели, анализируя теорию Поллака, гендерные различия в области преступности зачастую пытались объяснить якобы врожденными биологическими или психологическими различиями — исходя из того, что женщины менее сильны физически, более пассивны и заняты воспитанием детей. В наши дни женские качества рассматриваются как обусловленные в основном социумом, так же как и черты «мужественности». При социализации многие женщины приучаются ценить иные ценности в социальной жизни, нежели те, которые ценят мужчины (беспокоиться о других, поддерживать личные связи). Не менее важно, что под влиянием идеологии и других факторов, таких как идеал «порядочной девушки», поведение женщин часто сдерживается в определенных рамках и контролируется так, как не регламентируется деятельность мужчин.

С конца XIX в. криминологи предсказывали, что уравнивание женщин в правах с мужчинами сократит или вообще устранит различия в масштабах преступности мужчин и женщин, однако до сих пор в области преступлений различия по признаку пола сохраняются. И до сих пор невозможно сказать с уверенностью, исчезнут ли когда-либо расхождения в уровне преступности среди мужчин и среди женщин.

Преступность и «кризис мужественности»

Высокий уровень преступности, характерный для более бедных районов крупных городов, ассоциируется в первую очередь с деятельностью молодых людей. Почему же так много молодежи в этих районах совершают преступления? Некоторые ответы мы уже упоминали. Юноши нередко с раннего возраста являются членами банд, в субкультуре которых известные формы преступлений представляют собой образ жизни. И поскольку власти назвали членов банды преступниками и этот ярлык за ними закрепился, они постоянно занимаются криминальной деятельностью. Несмотря на то что в настоящее время существуют и женские банды, такие субкультуры являются преимущественно мужскими и вдохновляются такими мужскими ценностями, как стремление к приключениям и опасностям и чувство товарищества.

В главе 5 («Гендер и сексуальные отношения») обсуждалась теория о том, что современные общества являются свидетелями «кризиса мужественности». Если некогда молодые люди могли с уверенностью смотреть в будущее и надеяться на успешную карьеру в течение жизни и на то, что они будут стабильно выполнять роль кормильцев семьи, то сейчас для многих мужчин такая роль все более превращается в ускользающую мечту. Изменения на рынке труда привели к тому, что безработица и неуверенность в завтрашнем дне стали для них реальной угрозой, в то время как женщины приобретают все большую финансовую, профессиональную и другую самостоятельность. Мысли Коннелла о «мужественности гегемона» (см. раздел «Черты женственности, мужественности и гендерные отношения» в главе 5) были использованы многими социологами и криминалистами для объяснения, почему стремление к насилию и агрессии можно считать приемлемой стороной индивидуальности мужчины.

Уровень преступности среди молодых людей тесно связан с безработицей: среди тех, кто совершил имущественные преступления и преступления с применением насилия, непропорционально много безработных молодых людей в возрасте 16–24 лет. Анализ, проведенный по отдельным регионам, подтверждает указанную связь. Основные места, где сосредоточены чернокожие рабочие в Великобритании — Мерсисайд, Большой Манчестер, Западный Мидлендс, Южный Уэльс и Большой Лондон — являются также и средоточием преступлений чернокожих людей (Wells 1995).

Некоторые авторы предположили, что высокий уровень безработицы среди мужчин приводит к тому, что возникает такая новая категория, как профессиональные преступники. Опубликованный в 1996 г. министерством внутренних дел доклад содержит материалы исследований по этому вопросу. Исследование, описанное в докладе, представляет собой интервью с 2 500 молодых людей обоего пола в возрасте между 14 и 25 годами. Исследователи не полагались на официальную статистику, не просили интервьюируемых сообщить конфиденциально, совершали ли они какие-либо преступления. Результаты опроса показали, что к тому времени, когда респонденты достигли возраста 25 лет, не менее 30 % из них были заняты той или иной формой криминальной деятельности, включая нелегальное употребление наркотиков или нарушение правил дорожного движения. В прошлом криминальная деятельность молодых мужчин обычно резко обрывалась вскоре после того как им исполнялось 20 лет, однако данное исследование продемонстрировало, что сейчас дело обстоит иначе. Так, доля молодых людей 22–25 лет, совершивших кражу собственности, оказалась выше, чем в возрастной группе 18–21 года.

Такие факты указывают на то, что молодые люди больше не «перерастают тягу к преступлению», как это было раньше. В 1996 г. 70  % мужчин, осужденных за уголовные преступления, уже были в прошлом судимы один или более раз. В отличие от этого только меньше половины женщин повторно становятся на путь преступления (HMSO 1999). Такие данные указывают, что отсутствие перспективы стабильной работы мешает значительной части молодого поколения стать ответственными взрослыми людьми.

Преступления против женщин

Существуют определенные категории преступлений, при которых мужчины в подавляющем большинстве случаев являются агрессорами, а женщины — жертвами. Преступления, в которых мужчины используют против женщин свое превосходство в социальном или физическом плане, — это домашнее насилие, сексуальное домогательство, сексуальное посягательство и изнасилование. Хотя каждое из этих преступлений может применяться и женщинами против мужчин, они все-таки остаются почти исключительно преступлениями, направленными против женщин. Считается, что четвертая часть женщин в какой-то момент их жизни были жертвами насилия, но такие преступления прямо или косвенно представляют угрозу для всех женщин.

Многие годы система уголовного правосудия игнорировала преступления против женщин: жертвам приходилось проявлять огромное упорство, чтобы добиться помощи закона против преступника. Даже в наши дни рассмотрение в судебном порядке преступлений против женщин остается далеко не простым делом. Тем не менее феминистической криминологии удалось многое сделать, чтобы привлечь внимание к преступлениям против женщин и сделать их предметом общего обсуждения на дискуссиях по поводу преступлений в целом. В этом разделе мы рассмотрим преступление — изнасилование, оставив обсуждение проблем домашнего насилия и сексуальных домогательств для других глав (см. главы 7 «Семья» и 13 «Труд и экономическая жизнь»). Масштабы такого преступления, как изнасилование, очень трудно определить сколько-нибудь точно. Только небольшая часть подобных преступлений становится известна полиции и находит отражение в статистике. Ежегодно в полицию в среднем сообщается о 6 000 случаев изнасилования и о 17 300 случаев непристойных приставаний. Однако в исследовании, опубликованном министерством внутренних дел в феврале 2000 г., указывается, что, согласно их подсчетам, истинное число изнасилований и нападений сексуального характера в Великобритании в действительности колеблется между 118 000 и 295 000 ежегодно (Guardian. 18 Febr. 2000).

В течение 1990-х гг. наблюдался рост числа инцидентов, о которых сообщается в полицию, когда насильник был известен жертве. 43  % сексуальных преступлений совершалось родственниками, друзьями, бывшими партнерами или новыми знакомыми — так называемые изнасилования «знакомыми» или теми, с кем идут на «свидание». Подсчитано, что половина всех случаев изнасилования «знакомыми» совершается людьми, с которыми жертвы были знакомы менее суток. Хотя общее число изнасилований, совершенных «знакомыми», выросло, число доведенных до сведения полиции изнасилований, совершенных незнакомыми людьми, сократилось и составляет 12 % всех нападений.

До 1991 г. в Великобритании насилие в браке не признавалось изнасилованием. В своем судебном постановлении, принятом в 1736 г., сэр Мэтью Хэйл объявил, что муж «не может быть признан виновным в изнасиловании собственной законной жены, потому что по их взаимному брачному согласию и контракту жена отдала себя в этом качестве своему супругу и не имеет права расторгнуть контракт» (цит. по: Hall R. et al. 1984, 20). Это постановление считалось законом в Англии и Уэльсе вплоть до последнего десятилетия XX в., когда палата лордов вынесла постановление, согласно которому в современную эпоху мнение о том, что муж имеет право силой принуждать жену к сожительству, является неприемлемым.

Существует много причин, по которым женщина предпочитает не сообщать о сексуальном насилии в полицию. Большинство женщин, подвергшихся насилию, либо хотят как можно скорее забыть об инциденте, либо не хотят принимать участие в достаточно унизительном процессе медицинского освидетельствования, дачи показаний в полиции и перекрестного допроса в суде. Судебный процесс иногда длится очень долго и может быть устрашающим. Судебное разбирательство является публичным, и жертве приходится сталкиваться лицом к лицу с обвиняемым. Необходимо представить доказательство совершения полового акта, установить личность насильника и доказать, что половая близость имела место без согласия женщины. У женщины может появиться ощущение, что это ее судят, особенно когда начинают публично анализировать ее сексуальную жизнь, как это зачастую бывает.

В последние несколько лет под давлением женских организаций произошло некоторое изменение в отношении юристов и общественности к проблеме изнасилования. Женские организации настойчиво утверждают, что изнасилование следует рассматривать не как сексуальное преступление, но как разновидность преступления, совершенного с применением насилия. Это не просто физическое насилие, но преступление против неприкосновенности и достоинства личности. Изнасилование явно предполагает ассоциирование мужественности с властью, господством и жестокостью. В большинстве случаев оно не является результатом непреодолимого сексуального желания, но следствием связи между сексуальностью и ощущением власти и превосходства. Сам половой акт менее важен, чем унижение женщины (Estrich 1987). Кампания, проведенная женскими группами, дала реальные плоды, и в наши дни изнасилование обычно законодательно признается частным случаем преступления против личности с применением насилия.

Можно сказать, что в каком-то смысле все женщины так или иначе являются жертвами изнасилования. Женщины, никогда не подвергавшиеся насилию, испытывают такую же тревогу, как те, кто был изнасилован. Они могут бояться выходить без провожатых по вечерам даже на многолюдные улицы, и испытывают почти такой же страх, оставаясь одни в доме или квартире. Подчеркивая близкую связь между изнасилованием и обычной мужской сексуальностью, Сьюзен Браунмиллер утверждает, что изнасилование — это часть системы запугивания со стороны мужчин, которая держит в страхе всех женщин. Тех, кто не подвергся насилию, терзают страхи, вызванные возможностью насилия и необходимостью быть гораздо более осторожными в повседневной жизни, чем приходится быть мужчинам (Brownmiller 1975).

Преступления против гомосексуалистов

Феминисты указывают, что понимание насилия существенно различается у представителей разного пола и что на него оказывают влияние исходящие из «здравого смысла» представления о риске и ответственности. Поскольку обычно считается, что женщины менее способны защитить себя против насильственного нападения, здравый смысл якобы подсказывает, что им надо изменить свое поведение, чтобы уменьшить риск стать жертвой насилия. Например, женщинам не только не следует ходить без провожатых по небезопасным районам и по вечерам, но им следует быть осторожными и не одеваться вызывающе и не вести себя так, чтобы их поведение могло быть неправильно истолковано. Женщин, которые нарушают указанные правила, можно обвинить в том, что они «сами напрашиваются на неприятность». На суде их поведение может быть использовано как обстоятельство, смягчающее вину насильника (Richardson and May 1999; Dobash and Dobash 1992).

Было высказано мнение, согласно которому аналогичная логика «здравого смысла» применима и в случае насильственных актов против гомосексуалистов и лесбиянок. Обследование жертв преступлений показывает, что люди с нетрадиционной сексуальной ориентацией часто подвергаются насилию и преследованиям. Общенациональное обследование 4 000 гомосексуалистов и лесбиянок засвидетельствовало, что за предшествующие пять лет одна третья часть гомосексуалистов и одна четвертая часть лесбиянок были жертвами по меньшей мере одного насильственного нападения. Одна треть подверглась в той или иной форме преследованиям, включая угрозы и нападения. А подавляющее большинство из них — 73 % — подверглись на публике словесным оскорблениям (Mason and Palmer 1996; цит. по: Richardson and May 1999).

Диана Ричардсон и Хэйзел Мэй утверждают, что поскольку люди с нетрадиционной сексуальной ориентацией по-прежнему являются презираемыми и отверженными во многих обществах, наблюдается тенденция считать их «заслуживающими» преступления, а не его невинными жертвами. Гомосексуальные отношения все еще рассматриваются как явление частной жизни людей, тогда как в публичной жизни господствуют гетеросексуальные отношения, признаваемые нормой. По этой причине, согласно Ричардсон и Мэй, лесбиянки и геи, нарушающие это соглашение о приватности — публичности и проявляющие свои гомосексуальные отношения на публике, часто порицаются за то, что они напрашиваются на преступление. Существует мнение, что проявление гомосексуальности в публичной сфере представляет собой якобы форму провокации.

Такое мнение образует основу довода о законной защите, вызванной «паническим страхом перед гомосексуалистами», который может быть использован в судебных системах Великобритании и Америки, чтобы заменить обвинение в убийстве обвинением в непредумышленном лишении жизни. Представший перед судом убийца может заявить, что нежелательное гомосексуальное предложение заставило его потерять над собой контроль и напасть на жертву. Такой метод защиты был недавно успешно применен молодым человеком в американском штате Вайоминг в судебном процессе по делу об убийстве студента университета Мэтью Шепарда. Обвиняемый и два других человека зверски избили Шепарда около бара, а потом отвезли его в лес и, привязав к дереву, оставили его в лесу, где он и умер пять дней спустя. В подобных случаях насилие в отношении гомосексуалистов, вызванное гомофобией, воспринимается как извиняющая реакция, а неотъемлемая «индивидуальность» или право на жизнь жертвы не принимается в расчет или отрицается. Преступления, подобные убийству Мэтью Шепарда, побудили многие социальные группы выступить с призывом принять законы против «преступлений на почве ненависти» и защитить людей, относящихся к группам, которые по-прежнему остаются в обществе униженными.

Молодежь и преступность

Наибольший страх у людей вызывают «уличные преступления» (такие как воровство, грабежи, разбойные нападения и изнасилования), которые в основном рассматриваются как характерные для молодых людей из рабочего класса. При освещении в средствах массовой информации роста преступности внимание часто фокусируется на «моральном упадке» в среде молодых людей, и такие явления как вандализм, прогуливание уроков и употребление наркотиков изображаются как иллюстрация «вседозволенности», все более распространяющейся в обществе. По мнению ряда социологов, попытки связать молодежь с криминальной деятельностью отнюдь не являются чем-то новым. Молодежь часто рассматривается как показатель здоровья и благополучия самого общества.

Как мы видели выше (рис. 8.3), официальная статистика преступлений действительно свидетельствует о более высоком уровне правонарушений среди молодых людей. Две пятых всех правонарушителей, получивших предупреждение или осужденных за уголовные преступления в 1997 г., относились к возрастной группе до 21 года. И для мужчин, и для женщин больше всего преступлений совершается в возрасте 18 лет (HMSO 1999). Вместе с тем, как заметил Джон Манси, к высказываниям о связи молодежи с преступностью следует относиться с известной осторожностью. По его мнению, «моральная паника» по поводу юношеской преступности, вполне возможно, не отражает сколько-нибудь точно социальную действительность.

Изолированный пример преступления, совершенного молодым человеком, может символически трансформироваться в полный «кризис детства», требующий жесткой реакции в духе политики «закона и порядка» (Muncie 1999). Широко известное убийство двухлетнего Джеймса Балджера двумя десятилетними подростками является примером того, как моральное возмущение может отвлечь внимание общественности от более широких социальных проблем. В данном случае замкнутая цепь видеокамер в торговом центре зафиксировала образ старших мальчиков, которые вели за руку малыша Балджера, и этот образ запечатлелся в сознании людей. По мнению Манси, это жестокое убийство явилось определенной вехой в том, как стали изображаться молодежные преступления политиками и средствами массовой информации. Даже детей стали представлять как потенциальную страшную угрозу. Десятилетние мальчики были заклеймлены как «демоны», «чудовища» и «звери», и гораздо меньше внимания было уделено личным историям малолетних преступников или тому факту, что, несмотря на ранние проявления склонности к жестокости и агрессии у одного из мальчиков, никаких мер к нему не было принято (Muncie 1999).

Сходным образом следует проявлять осторожность относительно распространенного мнения, будто бы большая часть молодежных преступлений совершается в связи с наркотиками. Так, Манси заметил, что согласно общепринятому представлению грабежи, например, совершаются молодыми людьми, чтобы добыть деньги для покупки наркотиков. Исследования последнего времени показывают, что употребление наркотиков и алкоголя в среде молодежи относительно «нормализовалось». Обследование почти 7 000 подростков в возрасте 15 и 16 лет обнаружило, что более 94 % из них употребляют алкоголь, примерно одна треть за предшествовавшие обследованию тридцать дней выкурила хотя бы одну сигарету и 42  % хотя бы однажды попробовали запрещенные наркотики (Miller and Plant 1996). Тенденция в употреблении наркотиков изменилась: сдвиг от «тяжелых» наркотиков, таких как героин, к сочетанию субстанций, подобных амфетаминам, алкоголя и экстази. В особенности экстази стал наркотиком, который символизирует определенный образ жизни, ассоциируемый с рейвом и субкультурой клубов, а не с дорогостоящими наркотическими пристрастиями. По утверждению Манси, «война с наркотиками» приводит к криминализации больших групп молодежи, которые обычно в целом законопослушны (Muncie 1999).

Изучение молодежной преступности в большинстве случаев сопряжено с трудностями. Дело в том, что преступление предполагает нарушение закона, юношеская же преступность часто ассоциируется с действиями, которые, строго говоря, преступлениями не являются. Антиобщественное поведение, субкультуры и неконформность молодых людей можно рассматривать как правонарушение, но в действительности они не представляют собой криминального поведения.

Преступления «белых воротничков»

Хотя существует тенденция ассоциировать преступления с молодыми людьми, особенно с молодыми людьми мужского пола, представляющими низшие классы, участие в криминальной деятельности отнюдь не ограничивается этим слоем населения. Многие богатые и могущественные люди совершают преступления, последствия которых могут быть гораздо более значительными, чем те мелкие преступления, которые в большинстве случаев совершают бедные.

Термин преступления «белых воротничков» был впервые введен Эдвином Сазерлендом для обозначения преступлений, совершенных представителями более состоятельных слоев общества. Термин охватывает многие типы криминальной деятельности, включая уклонение от уплаты налогов, нелегальные торговые сделки, махинации с ценными бумагами и земельными участками, растраты, изготовление или продажу опасных для жизни продуктов, а также прямые хищения. Распространенность подобных преступлений определить еще труднее, чем в случае других типов преступлений: большинство форм преступлений «белых воротничков» вообще не находит отражения в официальной статистике. Можно разграничить преступления «белых воротничков» и преступления, совершаемые людьми, наделенными властью. Преступления «белых воротничков», как правило, представляют собой использование положения представителя среднего класса или специалиста для занятия противозаконной деятельностью. Преступления лиц, наделенных властью, предполагают использование власти, которую дает служебное положение, в преступных целях, как, например, получение официальным лицом взятки за поддержку определенной политики.

Хотя власти относятся к таким преступлениям гораздо более терпимо, чем к преступлениям менее привилегированных людей, цена преступлений «белых воротничков» огромна. Исследованием преступлений «белых воротничков» больше занимались в Соединенных Штатах, чем в Великобритании. В Америке было подсчитано, что суммы денег, вовлеченных в преступления «белых воротничков», такие как уклонение от уплаты налогов, махинации в сфере страхования, мошенничество, связанное с недвижимостью и ремонтом автомобилей, в сорок раз превышают суммы, фигурирующие при «обычных преступлениях» против собственности (грабежах, кражах со взломом, карманных кражах, изготовлении фальшивых денег и угонах автомобилей) (President’s Comission on Organised Crime 1986).

Корпоративные преступления

Некоторые криминологи выделяют в особый тип корпоративную преступность — разновидности правонарушений, совершаемых в обществе крупными корпорациями. Загрязнение окружающей среды, использование фальшивых этикеток на товарах и нарушение правил, охраняющих здоровье и безопасность потребителей, затрагивают гораздо большее количество людей, чем мелкие преступления. Растущая власть и могущество крупных корпораций и их все большее распространение в мире означают, что они оказывают воздействие на нашу жизнь с разных сторон. Корпорации участвуют в производстве автомобилей, на которых мы ездим, и продуктов питания, которые мы потребляем. Они также оказывают огромное влияние на окружающую природу и финансовые рынки, т. е. на стороны жизни, затрагивающие всех нас.

Гэри Слэппер и Стив Томз проанализировали как количественные, так и качественные исследования корпоративной преступности и пришли к выводу, что значительное число корпораций не выполняет предписаний закона, относящихся к ним (Slapper and Tombs 1999). Как они утверждают, корпоративные преступления не ограничены несколькими «паршивыми овцами», но являются широко распространенными и всепроникающими. В исследованиях было выделено шесть типов нарушений закона, связанных с деятельностью крупных корпораций: административные (нарушения в ведении документации, несоблюдение правил); природоохранные (загрязнение окружающей среды, нарушение разрешения на деятельность); финансовые (налоговые нарушения, незаконные выплаты); трудовые (нарушения, связанные с условиями труда и практикой найма на работу); производственные (нарушения, связанные с безопасностью производимых товаров, с товарными знаками), некорректные формы профессиональной деятельности (нарушение законов конкуренции, лживая реклама).

При корпоративных преступлениях установить потерпевших отнюдь не просто. Иногда жертвы «очевидны», как в случае катастроф для окружающей среды, подобных выбросу вредных химических веществ на химической фабрике в Бхопале (Индия), или опасности для здоровья женщин, возникающей при имплантации силиконовой груди. В последние годы люди, пострадавшие в железнодорожных катастрофах, и родственники погибших призвали привлечь к суду руководителей компаний, отвечающих за состояние железных дорог и поездов, если будет установлено, что компании проявили недобросовестность. Однако очень часто жертвы корпоративных преступлений не считают себя таковыми. Причина заключается в следующем. При «обычных» преступлениях контакт между жертвой и преступником является достаточно тесным — трудно, скажем, не заметить, что тебя на улице ограбили! В случае же корпоративных преступлений, при больших расстояниях во времени и пространстве, разделяющих преступление и жертву, жертвы могут не осознавать, что являются пострадавшими, или не знают, где искать возмещение ущерба, причиненного преступлением.

Последствия корпоративной преступности зачастую ощущаются разными слоями общества неодинаково. Так, люди, находящиеся в неблагоприятных условиях из-за других типов социально-экономического неравенства, обычно страдают в наибольшей степени. Например, риски, связанные с безопасностью и охраной здоровья на рабочем месте, обычно сконцентрированы главным образом в низкооплачиваемых профессиях. Многие из гигиенических и фармацевтических товаров воздействуют больше на женщин, чем на мужчин, как обстоит дело с противозачаточными средствами или средствами для лечения от бесплодия, которые имеют вредный побочный эффект (Slapper and Tombs 1999).

Представляющие угрозу для жизни аспекты корпоративной преступности менее очевидны, чем в случаях убийств или разбойных нападений, тем не менее они столь же реальны, и иногда они могут быть гораздо более серьезными по своим последствиям. Например, нарушение предписаний, связанных с производством новых лекарств, с безопасностью на рабочих местах или с загрязнением окружающей среды может причинить вред здоровью или даже принести смерть большому количеству людей. Число смертей от несчастного случая на работе значительно превосходит число убийств, хотя точные цифры о несчастных случаях на работе получить трудно. Разумеется, нельзя утверждать, что все или даже большинство случаев смерти или увечий, полученных на рабочем месте, являются результатом пренебрежения со стороны предпринимателей правилами безопасности труда, за которые они несут ответственность перед законом. Тем не менее есть некоторые основания предполагать, что причиной многих несчастных случаев является действительно пренебрежение со стороны предпринимателей или управляющих обязательной по закону техникой безопасности.

├───────────────────────────┐

■ Распространение наркотиков

Насколько легко можно купить марихуану в школе или колледже? Был ли когда-либо хоть один фестиваль поп-музыки, свободный от наркотиков? Как это ни прискорбно, большинство молодых людей в Великобритании имеют сравнительно легкий доступ к нелегальным наркотикам.

От каких факторов зависит доступность нелегальных наркотиков в вашей общине? Важен, разумеется, уровень бдительности полиции, с одной стороны, и величина спроса на местах, с другой. Однако не менее важным является наличие сети торговцев наркотиками, способной доставить наркотики из стран, где их выращивают, в ваш родной город. Условия, при которых эти сети имеют возможность процветать, сложились частично благодаря глобализации.

Хотя выращивать марихуану можно даже на заднем дворе у себя дома, почти все плантации коки и опиумного мака находятся в странах третьего мира. Каждый год миллиардные суммы тратятся на помощь странам третьего мира в их попытках выкорчевать эти плантации, но, несмотря на столь массивные траты, практически нет никаких свидетельств того, что усилия по уничтожению плантаций и запрету на выращивание наркосодержащих растений сколько-нибудь существенно уменьшили поставку нелегальных наркотиков в Великобританию и другие европейские страны. Почему же все указанные усилия пропали даром?

Один из ответов заключается в том, что просто слишком силен мотив выгоды. Фермеры в Боливии или Перу, с трудом сводящие концы с концами, чтобы выжить, члены наркокартелей в Колумбии и мелкие наркодилеры на улицах наших городов и в наших клубах — все получают значительное денежное вознаграждение за свою противозаконную деятельность. И такое вознаграждение создает мощный стимул для изобретения способов противостояния антинаркотическим усилиям, даже при наличии риска быть пойманным.

Еще один ответ — ответ, который в последнее время обсуждался на саммите лидеров восьми главных индустриальных держав, — состоит в том, что торговцы наркотиками сумели воспользоваться глобализацией. Во-первых, стремясь избежать столкновения с властями, они использовали все коммуникационные технологии, которые предоставил в их распоряжение глобальный век. Как выразился один из участников дискуссии, торговцы наркотиками «сейчас применяют изощренную технологию, например, перехват сигналов, чтобы ускользнуть от радара и избежать мониторинга... [и] они имеют возможность использовать факсы, компьютеры и сотовые телефоны для координации своих действий и для того, чтобы их операции проходили гладко». Во-вторых, глобализация финансового сектора помогла создать инфраструктуру, в которой большие суммы денег могут передаваться по всему миру в считанные секунды с помощью средств электроники, что значительно облегчает «отмывание» денег, полученных от торговли наркотиками (придавая им вид денег, полученных от занятия законным бизнесом). В-третьих, произошедшие в последние годы изменения в политике правительств, направленные на то, чтобы сделать более свободным поток людей и законных товаров через границы между государствами, привели к расширению возможностей для контрабанды.

В то же время глобализация может создать новые возможности и для правительств в их совместной борьбе против торговли наркотиками. На деле мировые лидеры недавно призвали к усилению международного сотрудничества в наведении порядка в этой области, подчеркивая необходимость обмена информацией и объединенных усилий по выполнению законов.

└───────────────────────────┘

 

Организованная преступность

Организованная преступность — это формы деятельности, которые имеют многие характеристики, присущие обычному бизнесу, но являются противозаконными. Организованная преступность охватывает контрабанду, незаконный игровой бизнес, торговлю наркотиками, проституцию, крупные хищения, рэкет и т. п. занятия. Она часто прибегает к насилию или к угрозам насилия при осуществлении своих операций. Хотя организованная преступность развивалась традиционно в отдельных странах своеобразными путями в зависимости от конкретных культур, она становится сейчас все более интернациональной по своим масштабам.

Влияние организованной преступности ощущается в настоящее время во многих странах по всему миру, но исторически она имела особенно большую власть в некоторых странах. В Америке организованная преступность — это огромный бизнес, сравнимый с любой из самых крупных сфер экономического предпринимательства, такой, например, как автомобильная промышленность. Общенациональные и местные преступные организации предлагают запрещенные законом товары и услуги массовому потребителю. Подпольные тотализаторы на скачках, в лотереях и во время различных спортивных соревнований являются крупнейшим источником дохода, созданным организованной преступностью в Соединенных Штатах. Вероятно, организованная преступность приобрела столь важное значение в американском обществе благодаря тому, что в самом начале была связана и частично строилась по образцу деятельности промышленных «пиратских баронов» XIX в. Многие из первых промышленников составили свои состояния, эксплуатируя труд иммигрантов и как правило нарушая предписания закона относительно условий труда и используя методы коррупции в сочетании с насилием для создания своих промышленных империй.

Хотя сколько-нибудь систематическая информация об организованной преступности в Соединенном Королевстве практически отсутствует, известно, что в ряде районов Лондона и в других крупных городах существует разветвленная сеть криминальных организаций. У некоторых из них есть связи в других странах, в частности Лондон является центром международных криминальных операций, базирующихся в Соединенных Штатах или где-то еще. «Триады» (китайские гангстеры, ведущие свое происхождение из Гонконга и Юго-Восточной Азии) и «Ярдиз» (наркодилеры, связанные с Карибами) — две крупнейших криминальных сети, другие криминальные группировки, представляющие организованную преступность Восточной Европы, Южной Америки и Западной Африки, занимаются отмыванием грязных денег, торговлей наркотиками и различными махинациями.

Организованная преступность в Великобритании представляет собой сейчас более сложное явление, чем это было несколько лет назад. Единой общенациональной организации, которая связала бы между собой различные преступные группировки, по-видимому, не существует, вместе с тем деятельность организованной преступности стала гораздо более изощренной, чем когда-либо раньше. Например, некоторые из более крупных криминальных организаций находят способы отмывать деньги через большие клиринговые банки, несмотря на все меры, принимаемые, чтобы воспрепятствовать этому, и используют потом «чистые» деньги, инвестируя их в легальный бизнес. Полиция полагает, что ежегодно через банки Соединенного Королевства проходит от 2,5 до 4 млрд фунтов стерлингов, имеющих криминальное происхождение.

Меняющийся облик организованной преступности

В книге «Конец тысячелетия» Мануэль Кастеллс пишет, что деятельность организованных преступных групп приобретает все более интернациональный размах. По его словам, координация криминальной деятельности в разных странах с помощью новых информационных технологий становится главной чертой новой глобальной экономики. Занятые различными видами деятельности, начиная от торговли наркотиками и кончая изготовлением фальшивых денег, нелегальным ввозом иммигрантов и человеческих органов, организованные преступные группировки действуют в виде гибких международных сетей и не ограничиваются пределами собственных территорий (Castells 1998).

По мнению Кастеллса, криминальные группировки заключают между собой стратегические альянсы. Международная наркоторговля, торговля оружием и ядерными материалами, а также отмывание грязных денег — все это осуществляется с помощью связей между разными странами и разными преступными группами. Криминальные организации обычно создают базу для своих операций в странах «с низкими рисками», где для их деятельности существует меньше угроз. В последние годы одним из главных мест для объединения международной организованной преступности был бывший Советский Союз. Гибкий характер сетевой организации криминальной деятельности позволяет преступным группировкам сравнительно легко обходить все меры, предпринимаемые силами закона. Если какая-то одна «гавань безопасности» становится слишком опасной, «геометрическая форма организации» может измениться и преобразоваться в новую модель.

Интернациональный характер преступности ощущается и в Соединенном Королевстве. В Великобритании обосновались банды японских якудза и представители итальянской и американской мафии. Среди тех, кто появился в последнее время, — представители преступного мира из бывшего Советского Союза. По мнению ряда комментаторов, новая русская мафия представляет собой самый опасный синдикат организованной преступности в мире. Криминальные сети в России заняты отмыванием денег и действуют в сговоре с практически не контролируемыми российскими банками. Некоторые наблюдатели считают, что русские преступные группировки могут превратиться в самые крупные криминальные сети в мире. Их основой считается связанное с мафией российское государство, в котором обычным делом является наличие «уголовной крыши» для многих бизнесменов. Наибольшую обеспокоенность вызывает то обстоятельство, что новые представители преступного мира России, возможно занимаются в международном масштабе контрабандой ядерных материалов, похищенных из советских ядерных арсеналов.

Несмотря на многочисленные кампании, проводимые правительством и полицией, торговля наркотиками является наиболее быстро растущей международной криминальной индустрией, имевшей в 1980-х и начале 1990-х гг. ежегодный коэффициент прироста более, чем 10 %, и чрезвычайно высокий уровень прибыли. Героиновые сети проходят через весь Дальний Восток и особенно Южную Азию и охватывают также Северную Африку, Ближний Восток и Латинскую Америку. Поток наркотиков идет, кроме того, через Париж и Амстердам, откуда они обычно переправляются в Великобританию.

Киберпреступления

Прогресс в информационных технологиях, наблюдающийся в последнее время, не только значительно облегчает деятельность международной организованной преступности; несомненно вместе с тем, что революция в области информации и телекоммуникаций приведет к коренным изменениям типов преступлений. Успехи технологии создают захватывающие новые возможности и перспективы, но они одновременно делают общество более уязвимым перед преступностью. Хотя трудно выразить в цифрах масштабы киберпреступлений — криминальных действий, совершенных с помощью информационных технологий, можно наметить некоторые из основных форм, в которых они, по-видимому, находят выражение. П. Н. Грабовски и Рассел Смит выделили девять основных типов преступлений, основанных на применении современных технологий (Grabovsky and Russel 1998):

•    Возможность нелегальной прослушки телекоммуникационных систем означает, что легче становится подслушивание. Это может иметь широкий круг применения, от «мониторинга» супруга до шпионажа.

•    Увеличивается уязвимость перед электронным вандализмом и терроризмом. Люди в западных обществах все более полагаются на компьютеризированные системы, и вмешательство извне в такие системы, подобное упомянутым выше атакам на веб-сайты торговых фирм, может привести к серьезной угрозе для безопасности.

•    Возможность кражи телекоммуникационных услуг означает, что люди могут заниматься нелегальным бизнесом, не опасаясь быть пойманными, или просто манипулировать телекоммуникациями и мобильными телефонами, пользоваться их услугами бесплатно или со скидкой.

•    Все более серьезной проблемой становится конфиденциальность телекоммуникаций. Все легче теперь нарушать законы авторского права, копируя материалы, компьютерные программы, фильмы и компакт-диски.

•    В киберпространстве трудно контролировать порнографию и оскорбительные по содержанию материалы. Откровенные сексуальные материалы, расистская пропаганда и инструкции по изготовлению боевых зажигательных средств — все это может быть введено в Интернет и получено из него. «Киберпутешествие» может представлять для онлайн-пользователей не только виртуальную, но и вполне реальную угрозу.

•    Отмечен рост махинаций в сфере телемаркетинга. Трудно отслеживать мошеннические схемы благотворительности и предложения по инвестированию.

•    Увеличивается опасность преступлений, связанных с электронной пересылкой денежных средств. Широкое использование банкоматов, интернет-магазинов и пересылки денег через Интернет усугубляет опасность перехвата некоторых операций.

•    Электронное отмывание денег может быть использовано для «перемещения» нелегально полученных криминальных доходов, с тем чтобы скрыть их происхождение.

•    Телекоммуникации могут быть использованы для расширения деятельности криминальных подпольных группировок. Из-за применения ими шифровальных систем и из-за огромной скорости передачи сведений органы правопорядка испытывают трудности в отслеживании информации о криминальной деятельности. Это в первую очередь относится к новым международным криминальным организациям.

Судя по некоторым показателям, киберпреступность уже идет в гору. В конце 1990-х гг. в Великобритании мошенничества, связанные с Интернетом, были самой быстрорастущей категорией преступлений. За год до сентября 1999 г. количество случаев мошенничества и подлогов выросло на 29 % — увеличилось на 70 000 преступлений в течение одного года. Этот рост объясняется увеличением числа преступлений, основанных на использовании Интернета.

Глобальный размах телекоммуникационных преступлений представляет собой особенно сложную проблему для сил правопорядка. Преступные действия, совершенные в одной стране, способны приводить к жертвам на другом конце Земли. Как указывают Грабовски и Смит, это имеет последствия, усложняющие раскрытие преступлений и наказание преступников. Полиции теперь приходится определять юрисдикцию, в которой деяние было совершено, и соглашаться на экстрадицию преступников и предоставление необходимых доказательств для судебного преследования. Хотя сотрудничество полиции разных стран, возможно, в будущем приостановит рост киберпреступности, в настоящее время у киберпреступников имеется огромное поле для деятельности.

В то время как с помощью электронных средств происходит интеграция финансовых, торговых и производственных систем в странах по всему миру, рост мошенничества в Интернете и участившиеся случаи неправомочного вмешательства, наподобие атак на веб-сайты торговых фирм, служат убедительным предупреждением об уязвимости существующих систем компьютерной безопасности. Начиная от Федерального бюро расследований (ФБР) в Соединенных Штатах до нового отдела полиции по борьбе с хакерами при японском правительстве, правительства прилагают все усилия, чтобы противостоять новым трудноуловимым формам международной компьютерной деятельности.

├───────────────────────────┐

■ Преступления будущего

Представьте себе мир, в котором деньги в их материальном виде больше не существуют, все личные принадлежности человека соединены с электронными микросхемами, а самым ценным богатством является индивидуальность человека. Согласно докладу «Сразу за углом», опубликованному министерством труда и промышленности (ОТТ 2000), в скором будущем под влиянием прогресса и технологий должен измениться характер преступлений. В докладе предполагается, что в течение ближайших двух десятилетий многие товары, такие как автомобили, кино- и фотокамеры и компьютеры потеряют привлекательность как объекты краж: они будут запрограммированы таким образом, что будут работать только в руках своих законных владельцев. Повсеместным станет использование персонализированных «индивидуальностей» — таких как компьютерные микросхемы, номера личного секретного кода и кода безопасности. Они будут необходимы при осуществлении операций онлайн, чтобы использовать «смарт-карты» (виртуальные деньги) и пройти через системы безопасности. Согласно докладу, по мере того как все больше и больше аспектов жизни будет основываться на высоких технологиях, будут умножаться и случаи «мошенничества с индивидуальностью» и кражи личных индивидуальностей.

└───────────────────────────┘

 

Тюрьмы: ответ на преступления?

Основополагающий принцип современной тюремной системы заключается в том, чтобы «исправить» преступника и подготовить его к выполнению соответствующей и надлежащей роли в обществе после освобождения. Тюрьмы и приговоры к длительным тюремным срокам считаются также мощным фактором, сдерживающим преступность. По этой причине многие политики, стремящиеся «проявить решительность» перед лицом быстрыми темпами растущей преступности, высказываются за более карательную систему правосудия и за увеличение количества тюрем. Дают ли тюрьмы желаемый результат — способствуют ли они «исправлению» осужденных преступников и предотвращению новых преступлений? Как мы увидим, это вопрос достаточно сложный, но факты, по-видимому, свидетельствуют о том, что на него приходится дать отрицательный ответ.

Рис. 8.4. Количество заключенных и количество мест в тюрьмах Великобритании. 1971 –1997 гг.

Источник: Home Office; Scottish Ноте Office Department. From Social Trends. 29. 1999. Crown copyright.

├───────────────────────────┐

■ Карательное правосудие: случай Соединенных Штатов

Система правосудия в Соединенных Штатах самая карательная в мире. 8 американских тюрьмах сейчас находится свыше 2 млн заключенных и еще 4 млн подпадают под юрисдикцию карательной системы. Хотя население Соединенных Штатов составляет только 5 % всего населения Земли, на их долю приходится 25 % всех преступников, отбывающих тюремное заключение.

Рис. 8.5. Количество людей, приговоренных к смерти в США. 1957 –1997 гг.

Источник: US Bureau of Justice. Capital Punishment 1997. Statistics Bulletin. US Government Printing Office, 1998.

Обслуживающий персонал американских тюрем насчитывает свыше 500 000 человек, и на содержание тюремной системы расходуется ежегодно 35 млрд долл. Кроме того, тюремная система в Америке является частично приватизированной, частные компании имеют сейчас возможность выиграть правительственные контракты на строительство тюрем и управление ими, чтобы вместить растущее количество заключенных. Критики утверждают, что «возник тюремно-индустриальный комплекс»: множество людей, в том числе чиновники, политики и обслуживающий персонал тюрем, материально заинтересованы в существовании и дальнейшем расширении тюремной системы.

В Соединенных Штатах широкой поддержкой пользуется высшая мера наказания («смертная казнь»), В 1999 г. 71  % опрошенных взрослых американцев заявил о том, что верит в высшую меру наказания, и только 21 % высказался против нее. Эти цифры свидетельствуют о значительном сдвиге по сравнению с 1965 г., когда только 38 % опрошенных поддержали смертную казнь, а 47  % выступили против нее. Число заключенных, ожидающих исполнения смертного приговора, неуклонно росло начиная с 1977 г., когда Верховный суд поддержал законы штатов в отношении смертной казни (см. рис. 8.5). В конце 1997 г. в «очереди на смерть» стояли свыше 3 000 заключенных. Из них 99 % составляли мужчины, 56 % белые и 42 % черные (US Bureau of Justice 1998.).

Сторонники суровых приговоров указывают на общее падение преступности в Соединенных Штатах в последнее десятилетие как на доказательство того, что тюрьмы выполняют свое назначение. Их оппоненты возражают, указывая, что уменьшение преступности может быть объяснено другими факторами, такими, например, как крепкая экономика и низкий уровень безработицы. Они утверждают, что высокий процент заключенных в тюрьмах приводит к разрушению семей и общин без особой на то необходимости. Более одной четвертой всех афроамериканцев-мужчин либо находится в тюрьме, либо под контролем пенитенциарной системы. Около 60  % заключенных в американских тюрьмах отбывают наказание за преступления, не связанные с насилием (распространение наркотиков). По мнению критиков, столь явное несоответствие доказывает, что заключение в тюрьму больше не является «крайней мерой», — к тюрьме теперь прибегают как к средству для решения всех социальных проблем.

└───────────────────────────┘

В Великобритании система уголовного правосудия в последние годы приобрела более карательный характер. Как показывает рис. 8.4, количество заключенных в тюрьмы неуклонно росло: в 1997 г. в тюрьмах находились 67 000 заключенных, что на 10 % больше, чем в предыдущем году (HMSO 1999). По отношению к населению в целом в Англии и Уэльсе в тюрьмах сидит больше людей, чем во всех западноевропейских странах за исключением Португалии (Guardian. 23 Febr. 2000). Кроме того, суды Англии и Уэльса обычно приговаривают преступников к более длительным срокам тюремного заключения, чем суды других европейских стран. Некоторые критики опасаются, что Великобритания слишком точно повторяет путь Соединенных Штатов — самой карательной страны в мире (см. предыдущую врезку «Карательное правосудие: случай Соединенных Штатов»).

Заключенных обычно больше не подвергают физическим издевательствам, что было некогда общераспространенной практикой, однако они тем не менее страдают от многих других видов наказания. Их лишают не только свободы, но и надлежащего дохода, общения со своими близкими и бывшими друзьями, гетеросексуальных связей, собственной одежды и других личных вещей. Они часто живут в переполненных камерах и вынуждены подчиняться строгим дисциплинарным предписаниями жестокой регламентации своей повседневной жизни.

Жизнь в таких условиях скорее вбивает клин между обитателями тюрем и остальным миром и вовсе не способствует адаптации их поведения к нормам этого общества. Заключенные вынуждены принимать условия, которые совершенно отличны от «внешнего мира», а навыки и отношения, усваиваемые ими в тюрьме, весьма часто прямо противоположны тем, которые, как предполагается, они должны были усвоить. Например, у них может развиться чувство недоброжелательства по отношению к обычным гражданам, возможно, что они научатся воспринимать насилие как вполне нормальное явление, познакомятся с закоренелыми преступниками-рецидивистами и сохранят эти контакты и после освобождения, возможно также, что они приобретут криминальные навыки, которых у них раньше не было. По этой причине тюрьмы иногда называют «университетами преступности». Неудивительно поэтому, что так устрашающе велики масштабы рецидивизма — повторного совершения преступлений теми, кто уже сидел в тюрьме. Свыше 60 % всех мужчин, освобожденных после отбывания срока в тюрьме в Соединенном Королевстве, снова подвергаются аресту в течение четырех лет со времени совершения ими первого преступления. Как мы уже видели раньше, молодые правонарушители теперь менее склонны «перерастать преступления», чем это было раньше.

Хотя факты, по всей видимости, свидетельствуют о том, что тюрьмы не справляются с задачей реабилитации заключенных, по-прежнему наблюдается сильное давление общественности, требующей увеличить количество тюрем и сделать еще более суровыми тюремные сроки за многие преступления. Тюремная система перегружена, что порождает призывы к строительству новых исправительных учреждений. Вместе с тем, критики заявляют, что программы строительства тюрем представляют собой не только необоснованно дорогое бремя, ложащееся на налогоплательщиков, но что это никак не повлияет на уровень преступности.

Некоторые сторонники реформы пенитенциарной системы считают, что необходим переход от карательного правосудия к формам правосудия восстановительного. «Восстановительное правосудие» ставит целью добиться осознания преступником последствий своего преступления с помощью «наказания», которое преступник отбывает в общине. От правонарушителей можно было бы потребовать участия в проектах по организации услуг в общине или попытки с помощью посредника добиться примирения с жертвой преступления. Вместо того чтобы изолировать преступников от общества и закрывать их от последствий их преступных деяний, этих людей следует поставить перед лицом того, что они совершили, так, чтобы они осознали цену преступления.

Не существует простого ответа в споре о том, «работают» ли тюрьмы или нет. Хотя тюрьмы, судя по всему, не достигают успеха в перевоспитании заключенных, возможно, они удерживают людей от совершения преступлений. Хотя тех, кто уже сидит в тюрьме, удержать от преступлений не удалось, неприглядные стороны тюремной жизни, вполне возможно, предостерегут от преступлений других людей. Для реформаторов тюремной системы здесь имеется одна почти неразрешимая проблема. Если сделать тюрьмы абсолютно неприемлемым местом для пребывания, это вероятно поможет удержать от преступлений потенциальных правонарушителей, однако это сделает в высшей степени трудновыполнимой поставленную перед тюрьмой цель реабилитации заключенных. Однако, с другой стороны, чем менее суровы условия содержания заключенных в тюрьме, тем больше теряется сдерживающий эффект тюремного заключения.

Хотя благодаря тюрьмам улицы действительно освобождаются от некоторых опасных личностей, факты свидетельствуют, что нужно искать другие способы сдерживания преступности. Социологическая трактовка преступления неопровержимо доказывает, что быстрых путей здесь не существует. Причины преступности связаны со структурными условиями общества, включая нищету, обстановку внутренних городов и ухудшающиеся обстоятельства жизни многих молодых людей. Хотя необходимо и дальше осуществлять такие краткосрочные меры, как реформы, направленные на превращение тюрем из мест простого отбывания срока наказания в места перевоспитания, а также проводить в жизнь эксперименты с наказаниями, альтернативными тюремному заключению, такими как работа в общине. Тем не менее, чтобы добиться эффективного решения проблемы, следует обратиться к долгосрочным мерам (Currie 1998 b).

 

Заключение: преступление, девиантное поведение и социальный порядок

Было бы ошибкой рассматривать преступления и девиантное поведение исключительно в негативном свете. В любом обществе, признающем, что у человеческих существ могут быть различные ценности и интересы, должно найтись место для отдельных людей и групп людей, чьи действия не соответствуют нормам, которых придерживается большинство. Люди, создающие новые идеи в политике, науке, искусстве или других областях, зачастую вызывают подозрение или враждебность у людей, следующих ортодоксальными путями. Например, политические идеалы, рожденные американской революцией, — свобода личности и равенство возможностей — были в то время встречены многими людьми с ожесточенным сопротивлением, а теперь они приняты во всем мире. Отступление от господствующих в обществе норм требует мужества и решительности, но оно нередко играет ключевую роль в осуществлении процессов изменения, которые впоследствии будут признаны отвечающими интересам всех людей.

Являются ли «опасные отклонения в поведении» той платой, которую должно платить общество, если оно предоставляет значительную свободу своим гражданам, действия которых отличаются неконформностью? Например, следует ли признать высокий уровень преступлений, связанных с насилием, той ценой, которой приходится расплачиваться обществу в обмен на индивидуальные свободы, которыми обладают его граждане? Некоторые социологи придерживаются именно такого мнения, утверждая, что преступления, связанные с насилием, неизбежны в обществе, где не существует жестких правил поведения. Однако такие взгляды не выдерживают критики при более пристальном рассмотрении. В некоторых обществах, где признается широкий спектр личных свобод и наблюдается терпимость к девиантным поступкам (например, в Нидерландах), количество преступлений с применением насилия невелико. И наоборот, в странах, где рамки индивидуальных свобод ограничены (как, например, в некоторых латиноамериканских обществах), может обнаруживаться высокий уровень насилия.

Общество, проявляющее терпимость к девиантному поведению, совсем не обязательно должно страдать от социальной дезинтеграции. Однако избежать негативных последствий можно, по-видимому, только в том случае, если индивидуальные свободы будут сочетаться с социальной справедливостью — при социальном строе, где нет вопиющего неравенства и где у каждого есть возможность вести полноценную и приносящую удовлетворение жизнь. Если свобода не сбалансирована равенством и если многие люди не могут успешно самореализоваться в своей жизни, девиантное поведение обычно принимает деструктивные формы.

 

Краткое содержание

1.    Термином «девиантное поведение» называют поступки, которые нарушают общепринятые нормы. То, что признается «девиантным», может быть различным в разное время и в различных местах: «нормальное» поведение в условиях одной культуры может быть признано «девиантным» в другой культуре. Понятие девиантности шире понятия преступления: последнее относится только к неконформному поведению, при котором нарушается закон.

2.    Для поддержания социальных норм общество применяет санкции как формальные, так и неформальные. Законы — это нормы, устанавливаемые и приводимые в действие правительствами.

3.    Существуют биологические и психологические теории, пытающиеся доказать, что преступления и другие формы девиантного поведения генетически обусловлены, однако в настоящее время эти теории в основном не встречают поддержки. Социологи утверждают, что подчинение нормам и уклонение от них по-разному трактуется в разных социальных контекстах. Огромное влияние на то, какие возможности открыты для разных групп индивидуумов, и на то, какого рода действия будут признаны криминальными, оказывает существующее в обществе неравенство в распределении богатства и власти. Криминальным видам деятельности научаются совершенно так же, как навыкам законопослушания, и обычно они направлены на достижение тех же целей.

4.    Согласно теориям, связанным с функционализмом, преступления и девиантное поведение порождаются структурным напряжением в обществе и отсутствием морального регулирования. Для обозначения чувства тревоги и дезориентации, возникающего в современном обществе из-за разрушения традиционных устоев жизни, Дюркгеймом был введен термин «аномия». Роберт Мёртон расширил понятие аномии и включил в него напряженность, которую испытывают индивидуумы, когда принятые в обществе нормы вступают в конфликт с социальной реальностью. Объяснения, исходящие из субкультур, привлекают внимание к таким группам людей, как криминальные сообщества, которые отвергают ценности, разделяемые большинством, и заменяют их нормами, прославляющими неповиновение, правонарушения и неконформность.

5.    Теория стигматизации, утверждающая, что если определить поступки какого-либо человека как девиантные, то это еще более усилит девиантный характер его поведения, ценна потому, что исходит из допущения, согласно которому ни один поступок сам по себе изначально не является ни криминальным, ни, наоборот, нормальным. Последователей теории стигматизации в первую очередь интересует вопрос, как получается, что некоторые типы поведения определяются как девиантные, и почему именно данные группы, а не другие, характеризуются как девиантные.

6.    Теории конфликта анализируют преступления и девиантное поведение, исходя из структуры общества, конфликта интересов различных социальных групп и стремления элиты сохранить свою власть. Новый левый реализм (НЛР) представляет собой направление в криминологии, которое испытало влияние указанной традиции, но отходит от нее в ряде важных отношений. НЛР привлекает внимание к жертвам преступлений и призывает к изменению практической деятельности полиции, с тем чтобы сделать работу органов правопорядка и охраны закона более чутко реагирующей на нужды общин, особенно в районах внутренних городов.

7.    Теории контроля постулируют, что преступления совершаются там и тогда, где и когда существующие формы социального и физического контроля оказываются недостаточными для их предотвращения. Рост преступности в современных обществах связан с ростом возможностей и мишеней для преступлений. Согласно теории разбитых окон, существует прямая связь между появлением в том или ином регионе беспорядка и совершением здесь реальных преступлений.

8.    Подлинные масштабы преступности в обществе оценить нелегко, поскольку не обо всех преступлениях сообщается в полицию. «Темной цифрой» незарегистрированных преступлений называют правонарушения, не зафиксированные в официальной статистике. Изучение жертв преступлений (обследования, в которых респондентам задают вопрос, не были ли они жертвами каких-либо преступлений в предшествующем году) обнаруживает расхождения между официальными данными о преступлениях и реальным опытом людей.

9.    Число зарегистрированных преступлений в Великобритании растет начиная с 1950-х гг., и граждане осознают, что подвергаются сейчас большему риску стать жертвой преступления, чем в прежние времена. Реакцией на рост преступности со стороны правительства было усиление правоохранительной деятельности, использование методов предупреждения ситуационных преступлений (таких как надзор и укрепление потенциальных мишеней преступления), частные охранные службы и полицейские инициативы в общинах.

10.    Уровень преступности среди женщин значительно ниже, чем у мужчин, возможно, в силу общих различий, наблюдающихся при социализации мужчин и женщин плюс более активное участие мужчин в деятельности вне дома. Более высокий уровень мужской преступности объясняли также влиянием безработицы и «кризиса мужественности». При некоторых типах преступлений жертвами являются в подавляющем большинстве женщины. С почти полной уверенностью можно сказать, что изнасилования гораздо более распространены, чем показывает официальная статистика. Существует мнение, согласно которому все женщины являются жертвами изнасилования, поскольку все они должны для своей защиты принимать особые меры предосторожности и жить под страхом возможного изнасилования. Гомосексуалисты и лесбиянки часто становятся жертвами преступлений и преследований, однако из-за маргинализированного положения в обществе их нередко признают «заслуживающими» преступления, а не безвинными жертвами.

11.    Страх людей перед преступлениями зачастую концентрируется прежде всего на уличных преступлениях, таких как кражи, грабеж и разбойное нападение, которые совершаются в основном молодыми мужчинами из среды рабочего класса. Официальная статистика свидетельствует о высоком уровне правонарушений среди молодых людей, тем не менее следует относиться с осторожностью к моральной панике, которую вызывает молодежная преступность. Во многих случаях девиантное поведение молодых людей, например антиобщественное поведение или неконформность, в действительности преступлениями не являются.

12.    Преступления «белых воротничков» и корпоративные преступления — это преступления, совершаемые людьми, которые относятся к более благополучным слоям общества. Последствия таких преступлений могут быть гораздо более серьезными, чем последствия мелких преступлений, совершаемых бедными, однако органы законности и правопорядка обращают на них меньше внимания. Организованной преступностью называются институционализированные формы криминальной деятельности, обладающие многими чертами обычных организаций, но деятельность которых неизменно носит противозаконный характер. Киберпреступлениями называют криминальную деятельность, которая осуществляется с помощью информационной технологии, как, например, электронное отмывание денег или мошенничество в Интернете.

13.    Тюрьмы были созданы отчасти для защиты общества от преступников, а отчасти с целью «исправления» преступников. По всей видимости, тюрьмы не предотвращают преступления, и степень перевоспитания заключенных в тюрьмах, чтобы они потом могли жить в мире, существующем за тюремными стенами, не обращаясь снова к криминальной деятельности, вызывает большие сомнения. Рецидивизм — это повторное совершение преступлений людьми, уже отбывавшими наказание в тюрьмах. Были предложены некоторые альтернативы тюремному заключению, как, например, отбывание наказания в общине, с выполнением работы, полезной для ее членов.

 

Вопросы для самостоятельного анализа

1.    Как можно было бы интерпретировать действия человека, получившего ярлык «девиантный», так, чтобы они отличались от действий «нормального» человека?

2.    Почему изучение жертв преступлений могло бы дать более правдивую картину масштабов преступности, чем официальная статистика?

3.    Верно ли, что полицейские работают теперь по большей части с информацией?

4.    Повлечет ли тот факт, что все больше женщин работает сейчас в публичной сфере, неизбежные изменения в женской преступности?

5.    Является ли исполнительный директор корпорации более типичным преступником, чем безработный юноша?

6.    Какое влияние оказывают на преступность процессы глобализации?

 

Дополнительная литература

Goode Erich. Deviant Behaviour. Upper Saddle River, N.J.: Prentice Hall, 1997.

Holdaway Simon and Rock Paul (eds.). Thinking about Criminology. London: UCL Press, 1998.

Walton Paul and Young Jock (eds.). The New Criminology Revisited. London: Macmillan, 1998.

Интернет-линки

Австралийский институт криминологии

Британский криминологический журнал

www3.oup.co.uk/crimin

Министерство внутренних дел Великобритании Home Office (UK)

Институт криминологии при Кембриджском университете

Национальная ассоциация по попечению и переселению заключенных