Почему некоторые группы в обществе обладают большим богатством и властью по сравнению с другими? Насколько значима проблема неравенства в жизни современных обществ? Каковы шансы человека из социальных низов достичь верхних ступеней экономической лестницы? Вот лишь некоторые из вопросов, которые мы рассмотрим в этой главе. Изучение социального неравенства в его различных аспектах — один из важнейших разделов социологии, поскольку материальные ресурсы, доступные тем или иным людям, в значительной мере влияют на их жизнь.

 

Системы социальной стратификации

Неравенство существует в человеческих обществах любых типов. Даже в самых примитивных культурах, где имущественные различия между людьми почти отсутствуют, существует неравенство между индивидами, мужчинами и женщинами, молодыми и стариками. Человек может иметь высокий статус потому, что он, например, храбро ведет себя на охоте, или потому, что он (или она) обладает, по мнению других членов племени, способностью общаться с духами предков. Описывая социальное неравенство, социологи говорят о социальной стратификации. Стратификация может быть определена как структурированные различия между группами людей. Для большей наглядности стратификацию можно представить в виде своего рода геологических пластов. Общества также состоят из слоев, расположенных в иерархическом порядке, причем привилегированные находятся ближе к вершине, а непривилегированные внизу.

Различают четыре основные системы стратификации: рабовладельческую, кастовую, сословную и классовую. Иногда они сосуществуют, например, рабовладельческая и классовая в древних Греции и Риме, а также в южных штатах США до гражданской войны.

Рабство

Рабство — это крайняя форма неравенства, при которой одни люди являются в буквальном смысле собственностью других. Правовые нормы, регулировавшие отношения рабовладения в различных обществах, весьма существенно отличались. Иногда по закону рабы лишались почти всех прав — так было на юге США, в других же случаях положение рабов скорее напоминало положение слуг.

В Соединенных Штатах. Южной Америке и Вест-Индии в восемнадцатом-девятнадцатом столетиях рабы использовались исключительно для работы на плантациях и в качестве домашних слуг. Однако в Афинах классического периода их можно было обнаружить в самых разнообразных сферах, иногда даже на постах, облеченных большой ответственностью. Рабы не допускались только к политическим и военным должностям. Некоторые из них были грамотными и работали в качестве правительственных чиновников, многие были обучены ремеслам. В Риме, правящие слои которого считали торговлю занятием низким, рабы занимались коммерцией, и часто весьма успешно. Некоторые богатые рабы даже имели собственных рабов. Однако с теми из них, которые находились в самом низу социальной шкалы — были заняты на плантациях и в шахтах, обращались очень сурово.

Рабство во все времена вызывало сопротивление. История полна рассказами о восстаниях рабов, иногда рабам удавалось коллективными усилиями освободиться от гнета хозяев. Системы, базировавшиеся на рабстве, например, плантаторство, были, как правило, нестабильны. Для достижения высокой производительности труда требовался постоянный надзор за рабами и жестокие наказания. Причинами распада систем, основанных на рабском труде, было отчасти сопротивление рабов, а отчасти большая эффективность экономических и других стимулов по сравнению с прямым принуждением. Рабство, попросту говоря, было не слишком продуктивным. Работорговля, которой западные державы занимались вплоть до девятнадцатого века, была последним, хотя и наиболее масштабным проявлением данной системы. С тех пор, как рабы Северной и Южной Америки обрели свободу, данный институт начал разрушаться, и в настоящее время почти полностью исчез с лица земли.

Касты

Касты прежде всего ассоциируются с культурами полуострова Индостан. Сам термин “каста” не индийского происхождения. Он происходит от португальского слова casta, которое означает “раса”, или “чистая порода”. У индийцев нет единого термина, обозначающего кастовую систему в целом, различные ее аспекты имеют свои названия. Основными являются понятия варна и джати. Варны — это четыре основных сословия, различающихся по степени социального престижа. Ниже этих четырех групп находятся “неприкасаемые”. Джати — это местные обособленные группы, внутри которых и происходит деление на касты.

Кастовая система очень сложна, и структура ее меняется от региона к региону, меняется до такой степени, что фактически представляет собой даже не единую систему в полном смысле слова, а набор отдаленно связанных между собой верований и обычаев. Однако их объединяет ряд общих принципов. Брахманы, образующие высшую варну, олицетворяют собой самую высокую степень чистоты, неприкасаемые — самую низкую. Брахманы должны избегать определенных контактов с неприкасаемыми. И лишь неприкасаемым позволен физический контакт с предметами или животными, которые считаются нечистыми. Кастовая система тесно связана с индуистской концепцией реинкарнации (переселения душ), согласно которой люди, пренебрегающие ритуалами и обязанностями своей касты. в следующем воплощении должны родиться в касте, занимающей более низкое положение. Индийская кастовая система никогда не была абсолютно статичной. и хотя отдельному человеку не позволяется переходить из одной касты в другую группы в целом часто меняют свое положение в кастовой иерархии.

Понятие касты иногда используется вне контекста индийской культуры. в случаях, когда две или более этнических группы отделены друг от друга, в первую очередь, из соображений чистоты расы. В подобных обстоятельствах существуют строгие табу (а иногда и законодательные запреты) на межгрупповые браки. После отмены рабства в южных штатах США степень размежевания черных и белых была настолько сильной, что применительно к данной системе стратификации иногда использовался термин “каста”. Можно с полным основанием говорить также о существовании каст в Южной Африке, где между белыми и черными сохраняется жесткая сегрегация и где межрасовые браки и сексуальные контакты были до недавнего времени запрещены законом (см. главу 8, “Этническая принадлежность и расы”).

Сословия

Сословия были частью европейской феодальной системы. Они существовали также во многих других традиционных цивилизациях. Феодальные сословия состояли из страт, обладавших различными правами и обязанностями, некоторые из которых устанавливались законом. В Европе высшее сословие состояло из аристократии и джентри (мелкопоместного дворянства). К другому сословию относились священнослужители. Его статус был несколько ниже, зато оно пользовалось особыми привилегиями. Те же, кого позже стали называть “третьим сословием”, принадлежали к простому народу. Это были крепостные, свободные крестьяне, купцы и ремесленники. В отличие от каст, сословия были менее замкнутыми, и допускались межсословные браки. Простолюдин мог быть возведен в рыцари в награду за особые услуги, оказанные монарху, а купцам иногда удавалось купить титул. Некоторые отголоски сословной системы сохранились в сегодняшней Великобритании, где по-прежнему наследуются и пользуются почетом дворянские титулы и где крупные бизнесмены, правительственные чиновники и другие лица могут, в награду за особые заслуги, получить звание пэров или быть возведенными в рыцари.

В прошлом сословия возникали там, где существовала традиционная аристократия и понятие благородного происхождения. В феодальных системах, подобных средневековой европейской, сословия были связаны с местными феодальными сообществами — в каждом из них формировалась своя собственная, а не общенациональная система стратификации. В более централизованных государствах, например, в императорском Китае или Японии, сословия были сформированы на национальной основе. Иногда сословные различия оправдывались религиозными убеждениями, но, как правило, они носили менее жесткий характер, чем в индуистской кастовой системе.

Классы

Классовые системы во многих отношениях отличаются от рабовладельческих, сословных и кастовых. Рассмотрим подробнее четыре их основные особенности.

1. В отличие от других типов страт, классы не зависят от законодательных или религиозных установок. Классовая принадлежность не связана с врожденным статусом, чем бы он ни определялся — законом или обычаем. Классовые системы гораздо более подвижны по сравнению с другими стратификационными системами, границы между классами никогда не бывают ясно очерчены. Формальных ограничений на браки между людьми из различных классов не существует.

2. Классовая принадлежность достигается индивидом, хотя бы отчасти, а не просто “дается” при рождении, как в других системах стратификации. Социальная мобильность — движение вверх и вниз в рамках классовой структуры — распространена здесь гораздо шире, чем в других системах (в кастовой, например, индивидуальный переход из одной касты в другую вообще невозможен).

3. Классы связаны с различиями в экономическом положении групп людей, с неравенством в отношении владения материальными ресурсами и контроля над ними, тогда как в других системах стратификации первостепенную роль играют неэкономические факторы (например, религия в индийской кастовой системе).

4. В других типах стратификационных систем неравенство проявляется в первую очередь в личных взаимоотношениях людей, в различии прав и обязанностей — крепостного и господина, раба и его владельца, представителя низшей и высшей касты. Классовая же система, наоборот, проявляется в основном в крупномасштабных отношениях безличного характера. К примеру, важнейшей основой для классового деления служат различия в условиях труда и оплаты, которые касаются людей любой категории и, в свою очередь, зависят от ситуации в экономике в целом.

Классы можно определить как крупномасштабные группы людей, обладающих сходными материальными ресурсами, что, в свою очередь, определяет образ жизни, которую они ведут. Классовые различия прежде всего зависят от благосостояния людей и рода их занятий. В современном западном обществе существуют следующие основные классы: высший класс (богачи, предприниматели, промышленники, а также высший слой управленцев, владеющих или непосредственно контролирующих средства производства), средний класс (который включает большинство “белых воротничков” и специалистов) и рабочий класс (“синие воротнички”, или люди, занятые физическим трудом). В некоторых индустриальных странах, например, во Франции и Японии, до недавнего времени важную роль играл четвертый класс — крестьяне, люди, занятые традиционным сельскохозяйственным производством. В странах третьего мира крестьяне по сей день составляют наиболее многочисленный класс.

Рассмотрим теперь важнейшие социологические теории стратификации, причем особое внимание будем уделять ситуациям, сложившимся в современных обществах.

 

Теории стратификации в современных обществах

Наиболее влиятельные теоретические подходы были разработаны Карлом Марксом (1818–1883) и Максом Вебером (1864–1920). Их идеи легли в основу почти всех последующих стратификационных теорий. Кроме того, мы рассмотрим две более поздние теории — Эрика Олина Райта и Фрэнка Паркина. Идеи Маркса и Вебера явились серьезнейшим вкладом в развитие социологии в целом и ее конкретных областей в частности. К различным аспектам их творчества мы будем обращаться позднее. (Общий обзор их работ можно найти в главе 22, “Развитие социологической теории”.)

Теория Карла Маркса

Маркс родился в Германии, но большую часть жизни провел в Великобритании. Его идеи всегда были противоречивыми, но их значение признано во всем мире. Многие авторы (в том числе и Макс Вебер), отвергая политические взгляды Маркса, во многом отталкивались от его идей.

Большинство работ Маркса связано с темой стратификации и прежде всего с понятием общественного класса, хотя, как ни странно, систематического анализа этого понятия он не дал. Рукопись, над которой работал Маркс вплоть до своей смерти (позднее опубликованная в виде одной из частей его главного труда “Капитал”), обрывается на вопросе: “Что составляет класс?” Таким образом, марксовское понимание класса должно быть реконструировано из всего его наследия в целом. Поскольку его многочисленные обращения к теме классов не всегда согласуются между собой, ученые постоянно дискутируют относительно того, что же Маркс в действительности имел в виду. Тем не менее, основные положения его концепции достаточно ясны.

Природа класса

Для Маркса класс — это группа людей, находящихся в одинаковом отношении к средствам производства, с помощью которых они обеспечивают свое существование. До возникновения современной промышленности основными средствами производства были земля и орудия, использовавшиеся в земледелии и скотоводстве. Основными классами доиндустриальных обществ были владельцы земли (аристократия, мелкопоместное дворянство и рабовладельцы), и те, кто непосредственно на ней трудился (свободные крестьяне и рабы). В современных индустриальных обществах более важное значение приобретают фабрики, офисы, промышленное оборудование, а также капитал, необходимый для их приобретения. Два основных класса сейчас — это те, кто владеет такими средствами производства, то есть промышленники или капиталисты, и те, кто зарабатывает на жизнь, продавая свой труд — рабочий класс, или, если пользоваться несколько архаичным термином самого Маркса, “пролетариат”.

По Марксу, отношения между классами носят характер эксплуатации. В феодальных обществах эксплуатация нередко носила форму прямого производства продуктов крестьянами для аристократов. Крепостные были обязаны отдавать часть урожая своим повелителям или ежемесячно отрабатывать определенное число дней на господском поле, чтобы обеспечить господ и их окружение. В современном капиталистическом обществе источник эксплуатации не столь очевиден, и Маркс уделяет значительное внимание прояснению его природы. В течение рабочего дня, считает Маркс, рабочие производят больше, чем необходимо их работодателям для оплаты их труда. Эта прибавочная стоимость и есть искомый источник прибыли, которую капиталисты могут обратить на собственные нужды. Например, группа рабочих швейной фабрики может сшить сто костюмов в день. Продажа половины из них дает предпринимателю средства, достаточные для выплаты жалованья рабочим. Доход от продажи остальной одежды изымается в виде прибыли.

Маркс был потрясен неравенством, порождаемым капиталистической системой. Хотя в прежние времена аристократы также жили в роскоши, а крестьяне — в бедности, земледельческие общества в целом были небогатыми. Даже если бы не было аристократии, уровень жизни оставался бы невысоким. При современной индустрии материальные блага стали производиться в масштабах, которые раньше невозможно было себе представить. Однако рабочие почти не имеют доступа к плодам своего труда. Они по-прежнему пребывают в нищете, тогда как богатство собственников растет. Более того, с появлением современных заводов и механизацией производства работа нередко приобретает однообразный рутинный характер, исключительно гнетуще действующий на рабочего. Труд, служащий источником богатства, часто изнуряет рабочего физически и отупляет его — и в этом отношении он ничем не лучше ручного труда на прежних фабриках, когда изо дня в день в одном и том же помещении надо было снова и снова проделывать одни и те же операции.

Сложность классовых систем

Маркс говорит лишь о двух основных общественных классах: классе собственников на средства производства и классе тех, кто не имеет собственности. Однако он понимает, что реально существующие классовые системы гораздо сложнее, чем предложенная им модель. По мнению Маркса, помимо двух основных классов существуют так называемые переходные классы. Это классовые группы, которые сохранились от прежних производственных систем и которые могут существовать еще очень долго после того, как старые системы распались. Например, в некоторых современных западных обществах (таких, как Франция, Испания или Италия на протяжении большей части нынешнего века) значительную часть населения составляет крестьянство, труд которого почти не изменился с феодальных времен.

Большое внимание Маркс уделяет расслоению внутри классов. Вот некоторые из примеров такого расслоения:

1. В среде высшего класса нередко возникает конфликт между финансовым капиталом (банкирами) и промышленниками

2. Интересы представителей малого бизнеса и владельцев или управляющих крупных корпораций также существенно различаются. И те и другие принадлежат к классу капиталистов, но политика, проводимая в интересах большого бизнеса, не всегда выгодна малому.

3. Внутри рабочего класса имеются люди, долгое время остающиеся безработными, и условия их жизни значительно хуже, чем у большинства остальных рабочих. Как правило, эти группы состоят в основном из представителей этнических меньшинств.

Марксовская концепция класса указывает на экономическое неравенство, которое является объективным фактором общественного устройства. Классовая принадлежность определяется не представлением людей о своей социальной позиции, а объективными условиями, позволяющими одним группам получать преимущественный по сравнению с другими доступ к материальным благам.

Теория Макса Вебера

Как и Маркс, Макс Вебер был немцем. Болезнь не позволила ему сделать классическую академическую карьеру, однако он располагал небольшим состоянием и смог посвятить большую часть жизни научным занятиям. Вебер считается одним из основателей социологии, но круг его интересов был гораздо более широким и охватывал многие разделы истории, теории права, экономики и религии.

Веберовский подход к теме стратификации основывается на анализе идей Маркса, которые он развил и модифицировал. Между этими двумя теориями существует два важнейших различия.

Во-первых, Вебер, соглашаясь с представлениями Маркса о связи класса с объективными экономическими условиями, считает, что на формирование класса оказывает влияние гораздо большее число факторов, чем смог заметить Маркс. Согласно Веберу, разделение на классы определяется не только наличием или отсутствием контроля над средствами производства, но и экономическими различиями, не связанными напрямую с собственностью. К числу таких определяющих факторов в первую очередь относятся мастерство и квалификация, влияющие на возможности данного человека выполнять ту или иную работу. Люди, принадлежащие к категориям профессионалов и управленцев, также работают по найму, но зарабатывают больше, условия труда у них лучше, чем у рабочих. Квалификационные удостоверения, ученые степени, звания, дипломы и полученная профессиональная подготовка ставят их в более выгодное положение на рынке труда по сравнению с теми, кто не имеет соответствующих дипломов. Аналогичным образом и среди рабочих опытные и хорошо подготовленные зарабатывают больше, чем низкоквалифицированные или неквалифицированные рабочие.

Во-вторых, Вебер выделяет помимо класса еще два важных аспекта стратификации. Одному он дал название статус, другому — партия. Фактически Вебер адаптировал понятие статусной группы, почерпнутое им из анализа средневековых сословий (в немецком оба понятия обозначаются одним словом — Stand).

Статус

Понятие статуса связано с различной степенью социального престижа соответствующих социальных групп. Отличительные черты конкретного статуса могут меняться независимо от классового деления; при этом социальный престиж может быть как позитивным, так и негативным. К позитивно привилегированным статусным группам относятся люди, обладающие высоким престижем в рамках данной социальной системы. Например, в английском обществе высокий престиж имеют врачи и юристы. Негативно привилегированными статусными группами являются группы парий. Именно они становятся жертвами дискриминации, закрывающей для них возможности, доступные другим группам. В средневековой Европе такими париями были евреи, которым запрещалось заниматься определенными видами деятельности и, в частности, занимать государственные должности.

Обладание богатством обычно связано с высоким статусом, но существует и множество исключений, о чем свидетельствует, например, существующий термин “благородная бедность”. В Великобритании люди из аристократических семей продолжают пользоваться почетом и уважением, даже потеряв все свое состояние. Наоборот, к “новым богачам” представители традиционного высшего класса часто относятся с пренебрежением.

Если классовая принадлежность — характеристика объективная, то статус, напротив, зависит от субъективных оценок людьми социальных различий. Классы связаны с экономическими факторами — собственностью и доходами, статус определяется различными стилями жизни соответствующих групп.

Партия

В современных обществах, указывает Вебер, важным инструментом власти становятся партии, которые оказывают влияние на стратификацию, независимо от класса и статуса. “Партия” определяется как группа людей, которые работают вместе, потому что у них общие истоки, цели и интересы. Маркс объяснял возникновение различных статусов и партий, используя понятие класса. Однако Вебер считает, что ни формирование статуса, ни возникновение партий не может быть объяснено только с точки зрения классового подхода, хотя определенное влияние классов здесь очевидно. В свою очередь, и статус, и партийная принадлежность могут весьма существенно влиять на экономические условия жизни отдельных людей и групп, а следовательно — классов. Партии могут взывать к эмоциям, идущим вразрез с классовыми различиями, например, они могут основываться на религиозной принадлежности или националистических идеях. Марксист может попытаться объяснять конфликт между католиками и протестантами Северной Ирландии в терминах классовой борьбы, так как среди рабочих больше католиков. Однако последователь Вебера сочтет такое объяснение неудовлетворительным, поскольку многие протестанты также являются выходцами из рабочего класса. Партии, к которым принадлежат данные люди, отражают как классовые, так и религиозные различия.

Работы Вебера по стратификации показывают, что на жизнь людей, помимо классовой принадлежности, существенно влияют другие виды стратификации. Большинство социологов согласны с важностью такого подхода, поскольку схема Вебера предлагает более гибкую и совершенную основу для анализа стратификации, чем марксовская.

Современные теории классов

Идеи, развивавшиеся Марксом и Вебером, по-прежнему широко используются в современной социологии, хотя чаще всего в модифицированном варианте. Последователи марксистской теории разрабатывают идеи Маркса, последователи Вебера заняты развитием его концепций. Поскольку эти позиции во многих отношениях сходны и дополняют друг друга, появляются новые теории, которые их обобщают. В этом можно убедиться, обратившись к двум современным теоретическим конструкциям.

Эрик Олин Райт: теория классов

Позиция американского социолога Эрика Олина Райта во многом основывается на учении Маркса, однако включает и ряд идей Вебера. Согласно концепции Райта, в современном капиталистическом производстве существует три вида контроля над экономическими ресурсами, что позволяет идентифицировать основные существующие классы.

1. Контроль над инвестициями или финансовым капиталом.

2. Контроль над физическими средствами производства (землей, предприятиями, офисами).

3. Контроль над рабочей силой и властью.

Та часть населения, которая принадлежит к классу капиталистов, контролирует хотя бы одну из этих трех составляющих производственной системы. Представители рабочего класса лишены возможности что-либо контролировать. Однако помимо этих важнейших классов существуют группы, позиция которых неопределенна. Для таких людей, говорит Райт, характерно противоречивое классовое положение, поскольку они способны влиять на некоторые аспекты производства, но лишены контроля над остальными. Например, работники умственного труда, “белые воротнички”, продают свою рабочую силу предпринимателям так же, как и простые рабочие. Но при этом они могут в большей степени контролировать условия своего труда, чем рабочие. Райт называет классовое положение таких работников “противоречивым”, потому что по своей классовой принадлежности они не являются ни капиталистами, ни рабочими, но имеют черты, сходные с каждым из этих классов.

Фрэнк Паркий: веберовский подход

Подход, предложенный британским автором Фрэнком Паркином, в большей степени основывается на учении Вебера, чем Маркса. Паркин, как и Вебер, соглашается с Марксом, что в основе классовой структуры лежит собственность на средства производства, однако собственность, по Паркину, лишь один из социальных барьеров, которые могут быть монополизированы меньшинством и использованы для достижения власти. Возведение социальных барьеров можно определить как процесс, в результате которого группы пытаются обеспечить себе исключительный контроль над ресурсами, ограничивая доступы к ним. Кроме богатства и собственности на средства производства, по мнению Вебера, для создания социальных барьеров могут быть использованы статусные различия, такие, как этническая принадлежность, язык или религия.

В основе формирования социальных барьеров лежат два типа процессов. Первый — это стратегия исключения, с помощью которой группам удается изолировать чужаков, перекрывая им доступ к ценным ресурсам. Так, например, белые профсоюзы в США раньше не допускали в свои ряды черных, стремясь тем самым обеспечить свои собственные привилегии. Ко второму типу — узурпация — относятся попытки менее привилегированных слоев овладеть ресурсами, ранее принадлежавшими другим; такой была борьба негров за получение равных прав в профсоюзах.

В некоторых обстоятельствах обе стратегии могут использоваться одновременно. Профсоюзы, например, могут выступать в качестве узурпаторов по отношению к работодателям (идя на забастовки, чтобы увеличить получаемую ими долю доходов фирмы), и в то же время они могут не допускать в свои ряды представителей этнических меньшинств. Паркин называет это двойным барьером. Здесь взгляды Паркина и Райта сходны. Двойной барьер в существенной степени отражает те же процессы, которые рассматривались Райтом при обсуждении противоречивого классового положения. Оба эти понятия свидетельствуют, что те, кто находится в середине стратификационной системы, не спускают глаз с верхних и в то же время стремятся отделить себя от тех, кто занимает более низкое социальное положение.

 

Классы в западных обществах сегодня

Некоторые авторы утверждают, что в современных западных обществах классы утратили свою значимость. Они соглашаются, что полтора столетия назад в период становления промышленного капитализма классовые различия имели важное значение. Даже те. кто наиболее критично относится к марксистским теориям, признают, что действительно существовало вопиющее противоречие между трудящимися бедняками и богатыми работодателями-промышленниками. Однако утверждается, что с того времени материальное неравенство в индустриальных странах значительно уменьшилось. Налоги, направленные против богатых, в сочетании с пособиями для неимущих и нетрудоспособных сгладили различия между верхами и низами. Более того, теперь, когда образование стало общедоступным, всякий человек, обладающий талантом, может проложить себе путь на самый верх социальной и экономической лестницы.

На самом деле такая картина далека от истины. Влияние классовых различий, возможно, стало меньшим, чем полагал Маркс, но лишь немногие сферы социальной жизни не тронуты ими. Даже физические различия коррелируют с классовой принадлежностью. Представители рабочего класса имеют меньший средний вес при рождении, более высокую детскую смертность, они медленнее растут, чаще болеют и умирают в более молодом возрасте, чем представители высшего класса. Такие серьезные заболевания, как сердечно-сосудистые, рак, диабет, пневмония и бронхит, все еще более распространены на нижних этажах классовой структуры.

Различия по уровню богатства и доходов

Маркс считал, что зрелый промышленный капитализм увеличивает противоречия между богатством меньшинства и бедностью широких масс. По его мнению, уровень зарплаты рабочего никогда не сможет подняться выше жизненно необходимого, тогда как в руках владельцев капитала будут сосредотачиваться все новые богатства. На нижних этажах общества, особенно среди тех, кто не имеет постоянной работы, будут расти нищета, непосильный труд, рабство, невежество, жестокость, моральная деградация. Как мы увидим, Маркс был прав, говоря о постоянстве и живучести бедности в индустриальных странах и неравенства в распределении богатства и дохода. Но он ошибался, когда думал, что доходы большинства населения останутся чрезвычайно низкими и что диспропорция между богатством меньшинства и нищетой большинства будет увеличиваться. Большинство людей в западных странах сегодня обеспечены в материальном отношении гораздо лучше, чем аналогичные группы во времена Маркса. Чтобы понять, как и почему это произошло, нужно проследить за теми изменениями в распределении богатства и дохода, которые произошли за последние сто лет.

Богатство означает все достояние, принадлежащее конкретному человеку — акции, сбережения, недвижимость, например, дома или земля, то есть все то, что можно продать. Доход состоит из заработной платы, получаемой за выполненный труд, а также из “незаработанных” денег, получаемых от капиталовложений (проценты или дивиденды). В то время как большинство людей живут на деньги, получаемые за работу, богатые извлекают основную часть своих доходов из инвестиций.

Богатство

Достоверную информацию о распределении богатства получить трудно. В одних странах статистика менее надежна, в других более, но в любом случае о многом можно говорить лишь предположительно. Богатые обычно не афишируют всех своих активов, и уже не раз отмечалось, что о бедняках мы знаем гораздо больше. Что известно точно, так это то, что богатство концентрируется в руках немногих. В Великобритании 1 % “верхушки” владеет 21 % всех личных богатств (находящихся в собственности индивидов, а не организаций). И только треть национального богатства находится в собственности 80 % населения. Распределение акций и ценных бумаг еще более неравномерно, чем богатства в целом. В Соединенном Королевстве 1 % “верхушки” владеет 75 % акций частных корпораций, 5 % владеют 90 % всех этих акций. В 1987 году акциями владели около 20 % населения. Двумя годами ранее эта цифра составляла 14 %, можно предположить, что многие впервые приобрели акции, когда правительство консерваторов начало осуществление своей программы приватизации. Если рассматривать более продолжительный период, то перемены будут просто разительные. В 1979 году держателями акций были лишь 5 % населения. Большинство владели акциями на небольшую сумму (менее 1 тысячи фунтов стерлингов по ценам 1987 года). Что касается институционального владения акциями, которые имели компании, то оно росло быстрее, чем индивидуальное.

Рис. 4. Личное богатство различных групп населения Великобритании, 1987. Источник: New Society, 24 April. 1987. P. 44

Доход

Одним из важнейших изменений в жизни западных стран, произошедших в течение последнего столетия, был рост реальных доходов большей части работающего населения (реальный доход — это фактический доход с учетом инфляции; это обеспечивает фиксированный стандарт для сравнения в разные годы). Современный западный рабочий получает в 3–4 раза больше, чем это было на рубеже века. Доходы “белых воротничков”, управленцев и работников умственного труда поднялись несколько выше.

Если оценивать доходы на душу населения и уровень доступных благ и услуг, которые могут быть приобретены, сегодня большинство людей живет гораздо богаче, чем когда-либо прежде за всю историю человечества. Одна из важнейших причин роста доходов — рост производительности труда (количества продукции на одного рабочего), что связано с появлением новых промышленных технологий. Ценность товаров (услуг), произведенных одним рабочим, растет более или менее непрерывно во многих отраслях, начиная с 1900 года.

Тем не менее, доходы, как и богатство, распределены крайне неравномерно. В Великобритании 5 % “верхушки” получают около 16 % общего дохода, 20 % высших слоев получает 42 % всех доходов; в то же время 20 % представителей нижних слоев получает лишь 5 % дохода (по данным 1985 года). В большинстве западных стран, включая Великобританию, богатство и доходы распределяются сейчас более равномерно, чем полвека назад (см. табл.). В США эта тенденция гораздо менее выражена, за последние 25 лет там произошли крайне незначительные изменения в этом направлении. Поскольку состояния богатейших американцев очень велики, разница между бедными и богатыми в США более значительная, чем в большинстве стран индустриального мира.

Взгляды всех четверых названных выше теоретиков совпадают в одном: материальные ценности, в особенности капитал, является базисным показателем классовой системы. Рассмотрим теперь основные классовые различия, существующие в британском обществе.

Высший класс

Высший класс Великобритании включает в себя относительно небольшое число индивидов и семей, которые владеют значительной собственностью. По приблизительным подсчетам, это 1 % нации. Внутри высшего класса наблюдается четкое разделение на тех, кто является владельцами “старых” и “новых” денег. Семьи, собственность которых передавалась из поколения в поколение, свысока смотрят на тех, кто разбогател благодаря собственным усилиям. В некоторых обстоятельствах эти две категории смешиваются, однако люди низкого происхождения часто не допускаются в круги наследственной знати.

Собственность, как подчеркивали Маркс и Вебер, наделяет властью, и представительство высшего класса в верхних эшелонах власти непропорционально велико. Их влияние отчасти является следствием прямого контроля над промышленным и финансовым капиталом, отчасти объясняется их доступом к руководящим постам в сферах политики, образования и культуры. Стэнворт и Гидденс обнаружили, что с 1850 по 1970 год доля выходцев из высшего класса среди председателей крупнейших компаний Великобритании почти не изменялась и составляет около 66 %.

По мнению Джона Скотта, в девятнадцатом веке в высшем классе Великобритании существовало три группы: крупные землевладельцы, финансисты и промышленники. Первая считала себя аристократией, но постепенно на протяжении прошлого столетия стала признавать в качестве таковой и наиболее удачливых представителей финансовых кругов. Промышленников, предприятия которых располагались в основном на Севере, аристократия держала на расстоянии, да и сами они в какой-то мере держались особняком. По мере того, как век мужал, а богатство промышленников росло, партнеры по классу стали все чаще считать промышленников “своими”. К концу столетия промышленники имели вложения в землю, банки и страховые компании, тогда как землевладельцы пополняли свои доходы за счет того, что председательствовали в промышленных фирмах. Слияние различных группировок высшего класса продолжилось и в двадцатом веке, считает Скотт, хотя не все конфликты угасли и некоторые различия сохраняются. Например, финансовые лидеры Сити нередко не находят общего языка с главами промышленных корпораций, а политические акции, выгодные одной группе, не всегда устраивают другую. Землевладельцы как отдельная группа высшего класса на сегодняшний день практически исчезли. Множество поместий перешло в общественное владение, а те немногие частные владельцы, которые могут позволить себе заниматься землей по старинке, как правило, сделали деньги другим способом.

Британская общественность не питает иллюзий в отношении важности роли унаследованных состояний: 45 % опрошенных Институтом Гэллапа в 1986 году считают, что наилучший способ получить (и сохранить) богатство — это унаследовать его или иметь “подходящих” родителей. Наоборот, в США 43 % респондентов (большая часть опрошенных) полагают, что путь к богатству лежит через “упорный труд”.

Средний класс

Понятие “средний класс” охватывает представителей различных сфер деятельности. В соответствии с различными точками зрения, в этот класс попадает сегодня большинство населения Великобритании, поскольку число рабочих мест для “белых воротничков”, в отличие от вакансий для рабочих, значительно возросло (см. главу 15, “Труд и экономическая жизнь”).

Внутри среднего класса можно выделить три относительно обособленные категории. Старый средний класс — это представители малого бизнеса, владельцы небольших магазинов и мелкие фермеры.

Рис. 5. Уровни оплаты за различные работы в Великобритании в 1986 году. Мужчины и женщины могут получать разную заработную плату, даже если они выполняют одинаковую работу. На втором рисунке показано, что женщины зарабатывают гораздо меньше мужчин: 46 % женщин и лишь 13,5 % мужчин получают менее 120 фунтов в неделю. Источник: NewSociety, 24 April. 1987. P. 44.

Численность этой категории в течение нынешнего века постоянно менялась, но они по-прежнему составляют значительную часть работающего населения. Мелкий бизнес менее стабилен, чем крупный, и часто разваливается в течение двух лет после основания. В Великобритании лишь 20 % из тех, кто начал свое маленькое дело, удается удержаться в течение хотя бы пяти лет. Небольшие фирмы и магазины часто оказываются неспособными конкурировать с крупными компаниями, супермаркетами и ресторанными сетями. И если старый средний класс не сократился в той мере, как предсказывали многие (включая Маркса), то только потому, что всегда находится немало людей, желающих попробовать себя в собственном деле. Поэтому большинство тех, кто вынужден покинуть бизнес, сразу же заменяется новыми. Социально-политические взгляды мелких бизнесменов, как правило, весьма разноречивы. В ряде стран, например, во Франции, многие из них оказывают неизменную поддержку крайне правым политическим партиям.

Высший средний класс состоит в основном из менеджеров и специалистов высокого класса. В эту категорию входит значительное число людей, и делать какие-либо обобщения относительно их взглядов следует с большой осторожностью. Большинство из них имеют высшее образование, и среди них, особенно если говорить о специалистах, довольно высока доля людей с либеральными взглядами.

Низший средний класс — это еще более разнородная категория. В нее входят конторские служащие, продавцы, учителя, медсестры и множество других. Большинство представителей низшего среднего класса придерживаются взглядов, отличающихся от взглядов рабочих, хотя условия их труда часто во многом совпадают.

На разнородный характер среднего класса в целом обращается специальное внимание в концепциях Райта и Паркина. Средний класс оказывается в “противоречивой” ситуации “двойного барьера”. Он попадает под влияние сверху и испытывает давление снизу. Многие представители низшего среднего класса привержены тем же ценностям, что и люди из более состоятельных слоев, хотя живут на доходы, нередко меньшие, чем у высокооплачиваемых рабочих.

Рабочий класс

Рабочий класс состоит из так называемых “синих воротничков” — людей, занятых физическим трудом. Внутри рабочего класса, так же, как и внутри среднего, существует четко выраженное деление, основанное на уровне профессиональной квалификации. Высший рабочий класс, состоящий из квалифицированных рабочих, нередко рассматривается как “рабочая аристократия”. Ее представители имеют более высокий доход, лучшие условия труда и большие гарантии занятости, чем другие рабочие. Хотя появление новых технологий неблагоприятно сказалось на некоторых профессиях (на печатниках, например) и положение ряда рабочих изменилось, в целом экономические условия квалифицированных рабочих за последние годы улучшились. Их заработная плата остается относительно высокой, занятость — стабильной и менее зависимой от уровня безработицы, чем у малоквалифицированных рабочих.

Низший рабочий класс занят неквалифицированным и полуквалифицированным, не требующим подготовки трудом. Как правило, такой труд является низкооплачиваемым, а гарантии занятости хуже, чем у квалифицированных рабочих.

Занятость рабочих различается по показателям времени — полная или частичная занятость — и по уровню гарантий. Различия между центральными и периферийными сферами экономики позволяют проиллюстрировать это. К центральным секторам относятся те, где рабочие заняты полный рабочий день, получают относительно высокую зарплату и имеют гарантии долговременной занятости. В периферийных секторах работа нестабильна, зарплаты невысоки, и значительное число рабочих занято неполный день. В центральных секторах экономики доминируют квалифицированные рабочие, хотя там есть и полу-, и неквалифицированные; в основном это белые рабочие мужского пола, и часто в этих секторах имеются сильные профсоюзы. Остальные рабочие заняты в периферийных секторах, профсоюзное движение в этих секторах слабое.

Основная демаркационная линия внутри рабочего класса проходит между этническим большинством и непривилегированными национальными меньшинствами, составляющими низшие слои общества, низший класс (underclass). Его представители имеют плохие условия труда, их жизненный уровень ниже, чем у большинства населения. Многие из них подолгу остаются без работы либо постоянно ее теряют. В Великобритании низшие слои почти целиком состоят из чернокожих и выходцев из азиатских стран. В некоторых европейских странах значительную часть этого сектора составляют рабочие-мигранты, приехавшие на Запад в поисках работы в эпоху значительного процветания 60-70-х годов. Это касается алжирцев во Франции и турок в Германии.

Исследования классового сознания: различные подходы

Большое число исследований посвящено классовому сознанию — тому, что люди думают о классе и классовом делении. В этих исследованиях используются различные стратегии.

Метод определения репутаций

Этот метод направлен на то, чтобы выяснить у респондентов, к какому классу они бы отнесли других людей. Одно из самых известных исследований этого типа было предпринято У. Ллойдом Уорнером и Полом Лантом в небольшом городке Ньюберипорт в штате Массачусетс, США. У жителей города было взято множество интервью, с целью составить картину мнений о классовом делении внутри общества. При этом респонденты постоянно пользовались характеристиками типа: “ребята с деньгами”, “бедные, но честные” и “никто”. На основе полученных ответов удалось выделить шесть классов: высший, средний и низший, каждый из которых подразделялся еще на два.

После Уорнера этот подход использовался неоднократно, но у него есть ограничения: он может быть эффективным лишь в ситуации небольших сообществ. Более того, при таком подходе сливаются два явления, которые в теоретическом плане не идентичны друг другу — класс и классовое сознание. Классовые различия существуют независимо от того, осознаются они людьми или нет.

Субъективный метод

При субъективном методе анализа людей просто спрашивают о том, к какому классу — и себя относят. Первое исследование такого типа было проведено в Соединенных Штатах Ричардом Сентерсом, который брал ответы из общенациональной случайной выборки.

Сентерс использовал результаты опроса общественного мнения, организованного журналом “Форчун”. Выяснилось, что 80 % американцев относят себя к среднему классу. Сентерс отметил, что в ходе опроса респондентам было предложено на выбор лишь три варианта ответов: “высший класс”, “средний” и “низший”. Он сделал вывод, что если бы был предложен четвертый вариант — “рабочий класс”, то половина выборки с легкостью отнесли бы себя к этому классу. Но когда им предлагали записаться в “низший”, они испытывали дискомфорт. В целом результаты такого рода опросов оценить трудно, поскольку ответы зависят от постановки вопросов.

Тем не менее, недавно Мэри и Роберт Джекмен (1983) попытались использовать позитивные стороны подхода Сентерса. Они проанализировали данные национального опроса, посвященного отношению к классам и классовому сознанию, который был проведен исследовательским центром Мичиганского университета. Людей спрашивали, к какому из перечисленных классов они бы отнесли себя: к бедным, к рабочему классу, к среднему, к высшему среднему или к высшему. Лишь 3 % опрошенных не смогли идентифицировать себя ни с одной из пяти предложенных категорий. Около 8 % отнесли себя к “бедным”, 37 % — к “рабочему классу”, 43 % — к “среднему”, 8 % — к “высшему среднему”, 1 % — к “высшему”. Обнаружилась высокая степень соответствия классов профессиональным категориям. Например, представители деловых кругов, врачи и юристы единодушно относили себя к “высшему среднему” или “высшему” классам, причем сколько-нибудь существенного различия в оценках между черными и белыми не было. (Результаты классовой самооценки населения Великобритании приведены в табл.)

Представления о классовой структуре

Третий подход к изучению классового сознания направлен на анализ представлений о классовой структуре. Подобные исследования оказываются наиболее информативными, поскольку они показывают, что люди думают о природе и источниках классовых различий. Иногда, например, используется не само понятие класса, а позиция или мировоззрение, которое отражает важные аспекты классового сознания. Так, представители высшего и высших слоев среднего класса отрицают существование классов вообще. С социологической точки зрения это отрицание является выражением определенного классового сознания. Люди, принадлежащие к названным классам, 213 обычно рассматривают социальный мир как иерархию позиций, где возможности для продвижения одинаково открыты для всех. Их представление о стратификации отражает их собственный опыт, но экстраполируется на общество в целом.

С другой стороны, представители нижних этажей классовой структуры очень часто воспринимают стратификацию через призму противостояния между “мы” и “они”. “Они” — это люди, занимающие властные посты, чиновники, боссы, управленцы. “Мы” — это объекты власти, одинаковые в плане подчиненного положения на работе и относительного бесправия в жизни. Классическая работа, в которой анализировались представления о классовой структуре, была написана в 60-х годах Дэвидом Локвудом. Он считал, что представления людей о классовой структуре в огромной степени определяются обстоятельствами их жизни. Их видение классовой системы определяет окружение на работе, локальное сообщество, район и город их проживания. Работа Локвуда касалась рабочего класса, он выделил три типа представлений рабочего класса о классовой структуре общества.

Пролетарский традиционализм характерен для групп, живущих в промышленных обществах. Они изолированы от остального населения, работают в сходных условиях и тесном сотрудничестве. Примером могут служить шахтерские поселки Южного Уэльса. В таких сообществах очень быстро вырабатывается чувство единой принадлежности к трудящемуся классу. Носители таких представлений о классовой структуре рассматривают социальный мир через призму деления на “мы” и “они”. Все они, как правило, преданные члены профсоюзов.

Почтительный традиционализм характерен для групп рабочего класса, живущих и работающих в более разнородном окружении, например, для сельскохозяйственных рабочих. Они видят классовую структуру в более позитивном и гармоничном свете. Согласно их видению, в нашем мире каждый знает свое место, существующие социальные различия лишь отражают степень одаренности и ответственности и, таким образом, оправданны. Такие люди относятся к начальству или хозяевам с почтением и считают наличие классовой иерархии легитимным и необходимым. Большинство рабочих с подобными взглядами относятся к профсоюзам индифферентно либо враждебно.

Рабочие-собственники по своим взглядам отличаются от вышеназванных групп. Они живут отдельно и от хозяев, и от традиционных рабочих поселений, где-нибудь в пригородах, в собственных домах, и придерживаются “индивидуалистских” взглядов. Работа для них лишь средство обеспечить как следует себя и свою семью, особой приверженности к классовым идеалам они не испытывают. Исследование, проведенное Голдторпом, Локвудом и их коллегами среди рабочих автомобильной промышленности Лутона показало, что многие из них придерживаются именно такой позиции.

Типология Локвуда породила множество работ подобного рода, хотя в некоторых из них предложенные категории были поставлены под сомнение. Большинство исследователей обнаружили, что разделение представлений о классовой системе на три типа отнюдь не столь однозначно, как предполагал Локвуд. Рабочие, чьи взгляды приближались к пролетарскому традиционализму, оказались ничуть не воинственнее других. В свою очередь, “собственники” выразили готовность участвовать в разного рода акциях протеста, что свидетельствует об их недовольстве и склонности поделить мир на “мы” и “они”.

Традиционные “рабочие общины” в последние десятилетия постепенно исчезают вследствие перемен, произошедших в экономике. Так, угледобывающая и сталеплавильная промышленность пришли в упадок. Многие рабочие уезжают из прежних мест, этот процесс связывается также с развитием “собственнического” отношения к работе. Однако деление на “мы” и “они” не исчезло, этот тип мировоззрения по-прежнему господствует во многих рабочих районах. В местах, где сосредоточиваются группы национальных меньшинств, к классовому сознанию примешивается и этническое.

 

Изменения в классовой структуре

Распад высшего класса?

Как было замечено раньше, высший класс (как и все другие общественные классы) всегда был внутренне дифференцирован. Однако некоторые авторы утверждают, что сегодня высший класс стал настолько внутренне разнороден, что в качестве единой классовой категории он более не существует. В девятнадцатом веке и в начале двадцатого, утверждают они, принадлежность к высшему классу определялась наличием собственности — предприятий, финансовых учреждений или земли. Сегодня земля, как мы уже заметили, не является больше источником власти, а в экономике доминируют крупные корпорации, не принадлежащие отдельным индивидам. В каждой из них тысячи акционеров, практически не имеющих реального влияния на управление компанией. Руководство крупными корпорациями сосредоточилось в руках высших исполнительных служащих, которые не являются владельцами возглавляемых ими компаний: они просто высокопоставленные специалисты, “белые воротнички”.

Таким образом, в классовой схеме современного общества, предложенной Джоном Голдторпом, высший класс отсутствует. То, что Голдторп называет “сервис-классом”, состоит из находящихся на высших ступенях менеджеров, квалифицированных специалистов и администраторов. Другие авторы указывают на феномен институционального акционирования (см. главу 15, “Труд и экономическая жизнь”), знаменующего конец эпохи индивидуального владения корпорациями. Значительный процент акций принадлежит сегодня страховым компаниям, пенсионным фондам, инвестиционным фондам и т. д., а эти организации, в свою очередь, обслуживают широкие слои населения. Около 50 % населения Британии, например, являются сегодня вкладчиками в частные пенсионные фонды.

И все же мнение о том, что высшего класса как особого различаемого целого не существует, крайне спорно. Джон Скотт, к работе которого мы обращались раньше, утверждает, что высший класс изменил внешнюю форму, но сохранил свое специфическое положение. Он состоит из людей, связанных с большим бизнесом тем, что Скотт назвал “созвездием интересов”. Высшие служащие крупных корпораций, если и не являются их владельцами, то могут аккумулировать в своих руках значительное количество акций, а это приближает их, с одной стороны, к традиционным предпринимателям, а с другой — к “финансовым капиталистам”. “Финансовые капиталисты”, в число которых входят люди, управляющие страховыми компаниями и другими инвестиционными организациями, составляют ядро современного высшего класса.

Квалифицированные специалисты, менеджеры, администраторы

Рост числа занятых в управленческой, административной и профессиональной сферах связан с возрастанием роли крупномасштабных организаций в современном обществе (см. главу 9, “Группы и организации”). Помимо этого, он обусловлен увеличением доли населения, занятой в секторах экономики, где важную роль играет государство — в правительственных учреждениях, в сфере образования, здравоохранения и социального обеспечения. В 1991 году 25 % рабочей силы использовалось на государственных предприятиях. Большинство специалистов — бухгалтеров, юристов, врачей — фактически состоят на службе у государства.

Специалисты, менеджеры и администраторы высшего звена занимают высокое положение прежде всего потому, что располагают “верительными грамотами” — учеными степенями, дипломами и другими квалификационными свидетельствами. Их карьера, как правило, относительно стабильная и выгодная, в отличие от тех, кто занят обычной, рутинной непроизводственной деятельностью, и в последние годы это стало более явным. Поэтому некоторые исследователи видят в квалифицированных специалистах и других высших представителях “белых воротничков” новый “профессиональный управленческий класс”. Однако различие между ними и рядовыми “белыми воротничками” не столь глубоко, чтобы данную позицию можно было бы считать обоснованной.

Белые воротнички, синие воротнички: феминизация и пролетаризация

Сегодня в непроизводственной сфере работников занято больше, чем раньше, однако вопрос о том, пополняют ли эти люди ряды среднего класса или нет, вызывает в социологии острейшие дискуссии. Два момента представляются спорными. Во-первых, значительная доля вновь созданных рабочих мест в наиболее рутинных секторах непроизводственной сферы занята женщинами. Здесь имеет место процесс, именуемый несколько тяжеловато — феминизация рутинного непроизводственного труда. Раньше мы уже показывали, что проблема класса и гендера вообще представляется сложной.

Во-вторых, условия труда на должностях такого рода заметно упростились, произошла деквалификация — навыки, которые требовались при выполнении такой работы в прошлом, утратили свое значение из-за внедрения техники, призванной взять ряд функций на себя. Так, появление пишущих и фотокопировальных машин, позднее компьютеров и текстовых процессоров привело к дисквалификации секретарской и конторской работы: организационные навыки, счетная и письменная работа стали ненужными.

Оба процесса связаны напрямую. Например, чем большая доля населения занята рутинной конторской и подобной работой, тем выше процент женщин, занятых на этих должностях, и тем более рутинными эти должности становятся. На низших должностях расширяющихся сфер маркетинга, торговли и услуг численность женщин превзошла численность мужчин. Работа продавца или кассира становится чисто женской.

В интереснейшем исследовании “Труд и монополистический капитал”, опубликованном 20 лет назад, Гарри Брэверман утверждал, что квалификационные требования к конторскому труду в целом настолько понизились, что в настоящее время он почти не отличается от физического труда. Таким образом, мы имеем дело не с ростом среднего класса, а, напротив, с увеличивающейся “пролетаризацией”. Группы, занимающиеся этим трудом, оказываются сброшенными в рабочий класс, который растет за счет “непроизводственных” должностей.

Большинство социологов полагает, что Брэверман преувеличил. Некоторые профессии реквалифицируются, а не деквалифицируются, с прогрессом технологии, поскольку требуется рост, а не понижение, квалификации. В частности, это относится к видам деятельности, затронутым компьютеризацией (хотя тот же самый процесс привел к деквалификации некоторых из них). Более того, как указывалось ранее, классовая позиция человека, состоящего в браке, зависит и от положения супруга. Женщина, занятая на рутинной непроизводственной работе, может быть замужем за администратором высшего звена, в таком случае семья будет относиться к среднему классу.

Исследования, посвященные рутинной непроизводственной деятельности и положению занятых в ней работников, дали достаточно противоречивые результаты относительно идеи пролетаризации. В исследовании Розмари Кромптон и Гэрет Джонс участвовали служащие банка, местных органов власти и страховой компании. Обнаружилось, что женщины-клерки гораздо реже выдвигались на высшие посты, чем мужчины. По мнению исследователей, большинство выполняемых работ были пролетаризованными: работники выполняли ряд рутинных операций без какой-либо возможности для инициативы. Мужчины чаще всего имели возможность избежать этого, в то время как женщины были не в состоянии это сделать, поэтому именно женские непроизводственные должности подвергаются дисквалификации в первую очередь.

С этими выводами, а также с оценками Брэвермана, не согласилась исследовательская группа Гордона Маршалла. Исследователи интервьюировали мужчин и женщин, представителей ряда профессий. Был задан вопрос, требует ли их должность большей квалификации по сравнению с тем, когда они начинали работать. Только 4 % заявили, что их работа требует более низкой квалификации, причем доля феминизированных профессий здесь была практически такой же, как и доля непроизводственных должностей. Исследователи сделали вывод, что “белые воротнички” по-прежнему пользуются в своей работе большей автономией, чем представители физического труда; в отношении классового сознания они чаще относят себя к среднему классу, чем работники физического труда.

Изменения, затронувшие рабочий класс

Значительная часть британцев, так же как и граждане других индустриальных стран, живет в условиях бедности. Об этом пойдет речь в конце главы. Однако большинство “синих воротничков” отнюдь не прозябает в нищете, как некогда (взгляды Маркса по этому вопросу оказались ошибочными). Реальный доход, то есть доход с поправкой на инфляцию, работников физического труда вырос по сравнению с началом века на 300 %. Рост уровня жизни выражается также в возросшей доступности потребительских товаров для всех классов. Около 50 % рабочих живут сегодня в собственных домах. Значительная часть семей имеет автомобили, стиральные машины, телевизоры и телефоны.

Феномен богатого рабочего класса, по-видимому, предполагает возможность перехода к “обществу среднего класса”, Возможно, рабочие, достигнув процветания, приблизились к среднему классу. Данная идея, учитывая любовь социологов к неудобоваримым названиям, получила известность в качестве тезиса обуржуазивши”. Обуржуазиться означает стать более буржуазным — термин, выдержанный в марксистском стиле.

В 1960-х годах Джон Голдторп и его коллеги провели знаменитое исследование гипотезы обуржуазивания. Материалы исследования, базировавшегося на опросах рабочих автомобильных и химических предприятий г. Лутона, опубликованы в 3 томах. В ссылках оно часто фигурирует как исследование “состоятельного рабочего”. Всего было опрощено 229 рабочих, и для сравнения взяты 54 представителя “белых воротничков”. Многие рабочие приехали в Лутон в поисках высокооплачиваемой работы, и по сравнению с другими они получали действительно много больше, чем основная масса низших “белых воротничков”.

Результаты исследования, по мнению авторов, были совершенно однозначны — тезис обуржуазивания оказался фальшивым. Никакого перехода этих рабочих в средний класс не наблюдалось. Все они придерживались “инструментального” (по определению Голдторпа и его группы) отношения к работе, рассматривая ее как средство, подчиненное единственной цели — заработать хорошие деньги. Их работа в основном была монотонной и неинтересной, и душу в нее они вовсе не вкладывали. В свободное время со средним классом они не объединялись и не горели желанием подняться вверх по классовой лестнице. Деньги зарабатывались, как правило, с целью приобретения каких-то конкретных товаров или имущества.

С тех пор исследование, подобное проведенному Голдторпом, не проводилось, и потому неясно, насколько его выводы, если они имели силу в то время, верны сейчас. Общепризнанно, что старые традиционные сообщества рабочих (с ними связано понятие пролетарского традиционализма Локвуда) становятся все более фрагментарными или разрушаются вовсе. Вопрос о том, как далеко зашли эти процессы, остается открытым. Рабочий класс давным-давно делится на разные слои в зависимости от квалификации, отрасли и местоположения, и некоторые авторы указывают, что это в значительной мере является продолжением прошлых различий.

Деление внутри рабочего класса отражает различие не только между индивидами, но и между семьями. Так, Рэй Пал в работе “Разделение труда”, посвященной семьям рабочих с острова Шиппи в Кенте, говорит о расколе, существующим между домами рабочих-богачей и рабочих-бедняков. У первых два или более члена семьи имеют стабильную работу; как правило, такие люди имеют собственные дома и живут весьма комфортно. Бедняки же вынуждены бороться хотя бы за то, чтобы сводить концы с концами.

В целом, следует согласиться с тем, что стратификация внутри рабочего класса, как и межклассовая, сегодня определяется не только профессиональными различиями, но и различиями в потреблении и образе жизни. Современные общества — во многом общества потребления, неразрывно связанные с приобретением материальных благ. В некотором смысле общество потребления — это “массовое общество-. в котором классовые различия в известной степени преодолены, и выходцы из разных классов смотрят одни и те же телевизионные передачи. Однако, с другой стороны, вариации “вкуса” и стиля жизни могут усугублять классовые различия.

 

Гендер и стратификация

В течение многих лет исследования по стратификации страдали своеобразной слепотой в отношении роли, которую играют половые различия. Авторы писали свои труды так, будто женщин не существовало, или будто они считали, что при анализе неравенства в обладании властью, богатством и престижем женщины не играли никакой роли и не представляли ни малейшего интереса. Однако гендер сам по себе является одним из ярчайших примеров стратификации. Нет таких обществ, в которых в ряде сфер социальной жизни мужчины не обладали бы большим богатством, влиянием и статусом, чем женщины.

Классовое деление и гендер

Одна из важнейших проблем, стоящих перед современными исследователями гендера и стратификации, заключается в следующем: насколько гендерные различия могут быть представлены в терминах классового деления. Гендерные различия имеют более глубокие исторические корни, чем классовые системы; мужчины находились в преимущественном положении даже во времена древних охотников и собирателей, то есть в бесклассовых сообществах. Однако в современном обществе классовые различия настолько значимы, что, вне всякого сомнения, “перекрывают” гендерные. Материальное положение большинства женщин, как правило, отражает положение их отцов и мужей, и это дает основания утверждать, что сегодня мы должны объяснить гендерные различия через понятия классов.

Эта точка зрения была весьма удачно сформулирована Фрэнком Паркином:

Безусловно, статус женщин влечет за собой множество минусов в самых разных областях социальной жизни, включая возможности трудоустройства, наличия собственности, размер зарплаты и т. д. Однако рассматривать этих различия, связанные с половой принадлежностью, в качестве одной из составляющих стратификации, не очень полезно. Для подавляющего большинства женщин распределение социальных и экономических благ определяется прежде всего положением их семей и, в особенности, мужей. Конечно, сегодня для статуса женщин характерны общие черты, обусловленные их половой принадлежностью, однако их отношение к социально-экономическим ресурсам определяется, как правило, не их собственным положением или родом занятий, а положением и профессией их отцов и мужей. И если жены и дочери неквалифицированных рабочих имеют что-то общее с женами и дочерьми богатых землевладельцев, то, без сомнения, различия между ними гораздо более очевидны. Только тогда мы с полным правом сможем считать пол важным аспектом стратификации, когда недостатки и ущербность, связанные со статусом женщины. покажутся столь значительными, что превзойдут в наших глазах классовые различия. [188]

Считается, что женщины более ограничены сферой “частной жизни”, их удел — семья, дети и дом. С другой стороны, мужчины в большей степени принадлежат “общественной сфере”, где берут свое начало властные и имущественные различия. Их мир — оплачиваемая работа, производство и политика.

Точка зрения, согласно которой именно классовые различия определяют в основном гендерную стратификацию, существовала достаточно долго, однако сегодня это утверждение стало предметом дискуссии. Джон Голдторп выступил с защитой “традиционного подхода” в классовом анализе, согласно которому оплата работы женщин весьма незначительна по сравнению с оплатой работы мужчин, и поэтому женщин можно причислить к тому же классу, что и их мужей. Голдторп подчеркивает, что эта точка зрения не является отражением идеологии сексизма. Напротив, обнаруживается подчиненное положение многих работающих женщин. Женщины чаще, чем мужчины, имеют неполный рабочий день, зачастую их карьера прерывается, поскольку они вынуждены надолго оставлять работу для ухода за детьми. Большинство женщин находятся в экономической зависимости от мужей, и поэтому их классовая принадлежность чаще всего определяется классовым положением мужа.

Аргументы Голдторпа могут быть подвергнуты критике по нескольким направлениям. Во-первых, во многих семьях зарплата женщин является значительным вкладом в поддержание экономической стабильности семьи и ее образа жизни. Во-вторых, занятость жены может оказывать влияние на положение мужа, а не только наоборот. Хотя женщины редко зарабатывают больше своих мужей, работа жены может быть “ведущим” фактором для определения классовой принадлежности мужа. Подобная ситуация может, например, иметь место, если муж — неквалифицированный или полуквалифицированный рабочий, а жена, скажем, управляющая в каком-нибудь магазине. Тогда положение жены обуславливает положение семьи в целом.

В-третьих, во множестве семей наблюдается как бы “пересечение классов”, когда работа мужа относится к более высокой классовой категории, чем работа жены, или (что случается реже) наоборот. Отношения такого рода практически не исследовались, и поэтому мы не можем быть уверены в правильности той точки зрения, что именно работа мужа является определяющим фактором. В некоторых случаях целесообразно и реалистично рассматривать членов одной семьи в качестве представителей различных классов. В-четвертых, возрастает доля семей, в которых единственным кормильцем является женщина. За счет алиментов женщина может иметь доход, уравнивающий ее экономический уровень с уровнем бывшего мужа, что оказывает определяющее влияние на ее собственное классовое положение.

Недавние исследования подтверждают вывод о том, что экономическое положение женщины нельзя попросту “вывести” из положения ее мужа. Исследования, проведенные в Швеции, продемонстрировали, что семьи с “пересечением классов” распространены достаточно широко. В большинстве случаев более высокую должность занимает муж, хотя бывает и наоборот. Исследование показало, что люди в подобных семьях имеют тенденцию вводить элементы разных классовых позиций во внутрисемейные отношения. Например, решение о том, кто останется дома с больным ребенком, принималось в соответствии с классово-гендерной ситуацией в данной семье: если жена занимала более высокое служебное положение, чем муж, то эта обязанность падала на мужа.

Изучение положения женщин в работах по стратификации

Женщины редко оказываются непосредственным объектом исследований, посвященных анализу рода занятий и профессиональной занятости. Если о них и говорится, то значительно меньше, чем о деятельности и взглядах мужчин. Рослин Филдберг и Эвилин Гленн выделяют две концептуальные модели, к которым прибегают в исследовании классовых и гендерных различий. Первая, производственная, используется в основном применительно к мужчинам, вторая, гендерная, преимущественно к женщинам. Производственная модель строится на предположении, что базовые социальные отношения определяются работой, что мужчина является главой семьи и что на жизнь человека основное влияние оказывают работа и заработок. Гендерная модель также принимает во внимание главенство мужчины в семье, но в качестве основных социальных отношений в ней предстают семейные, а не производственные. Исполнение семейных ролей рассматривается как ключевой момент человеческой жизни.

Анализируя некоторые широко известные исследования занятости, Филдберг и Гленн показывают, что приверженность их авторов упомянутым моделям существенно искажает полученные ими выводы. В частности, они рассмотрели под этим углом зрения работу Роберта Блаунера “Отчуждение и свобода”. В исследовании Блаунера проводилось сравнение мужчин и женщин, работающих в текстильной промышленности. Работа, которой занимались опрошенные, была в основном неинтересной и рутинной. К женщинам предъявлялись более высокие требования, поскольку их труд был больше связан с машинами и это заставляло постоянно поддерживать напряженный ритм работы. Однако, имея более тяжелые по сравнению с мужчинами условия труда, женщины не высказывали большего недовольства. Блаунер объясняет это тем, что работа, по-видимому, не играет главной роли в их жизни, для них главное — роль матери и жены. Другими словами, он интерпретирует это поведение в рамках гендерной модели. Никаких доказательств такой интерпретации Блаунер не приводит, хотя в отношении мужчин им собрана самая детальная информация. Читатель не найдет в книге Блаунера сведений о том, какова была доля матерей и домашних хозяек среди обследованных им женщин, в чем заключались их домашние обязанности. Считалось, что на женщин выполняемая работа не оказывает влияния, тогда как, если речь заходила о мужчинах, проводился кропотливый анализ того, как они относятся к своей работе. Филдберг и Гленн делают следующие выводы:

В ситуации, когда одинаково правдоподобными могут быть несколько объяснений, предпочтение отдается тому из них, которое ближе всего к тендерной или производственной моделям, причем без каких-либо аргументов… поиск альтернатив на этом заканчивается. Модели предлагают уже готовое объяснение, и исследователь идет по пути наименьшего сопротивления. Искажения, вносимые таким подходом, весьма серьезны. Но еще важнее то, что при этом задается неверное направление целого ряда исследований. Производственно-гендерная парадигма становится базовой, определяющей предмет изучения.

Сложности в изучении гендера и стратификации

В настоящее время не существует достаточно приемлемых концепций, в рамках которых могли бы эффективно анализироваться проблемы гендера и стратификации. Необходимы как теоретические, концептуальные инновации, так и переориентация эмпирических исследований. Модели Филдберг и Гленн выявляют давно существующие ошибки в анализе классовой и семейной сфер. При исследовании стратификации все внимание уделялось мужчинам, а их семьи рассматривались в качестве некоего “приложения”. В тех случаях, когда социологи изучали положение женщин, в поле их зрения практически всегда попадала частная сфера — дом и семья. До сих пор почти ничего не известно о связи между семейной жизнью женщин и их работой.

Однако исследования в этом направлении уже начинаются. Кэтлин Герсон изучала, как женщины делают выбор между работой, карьерой и материнством. За последнюю четверть века образ домохозяйки, обычно связываемый с женщиной, начал меняться. Появилась “недомашняя женщина”, бросившая вызов привычной “домохозяйке”. Традиционный дом с женой-домохозяйкой и мужем-кормильцем становится уделом меньшинства нынешних британских семей.

Герсон различает четыре пути, по которым может следовать женщина в своей жизни. Некоторые по-прежнему предпочитают традиционный путь. Они обретают себя в материнстве. Материнство заменяет им карьеру, в нем они находят удовлетворение. Работают они лишь эпизодически, если это вообще случается. Другая часть женщин выбирает промежуточный путь между традиционными ориентациями и хорошо оплачиваемой работой. Они испытывают возрастающее желание работать, и в то же время имеют двойственное отношение к материнству. Как правило, эти женщины выходят замуж в ранней молодости, но затем либо разочаровываются в браке, либо разводятся, и через несколько лет начинают искать работу. Третья группа идет по нетрадиционному пути. Такие женщины с самого начала знают, что они хотят сделать карьеру, поэтому стараются обеспечить себе соответствующие домашние условия. В прежние времена большинство из них отступили бы и пожертвовали карьерными амбициями ради семьи и детей. Сегодня для женщин считается допустимым более решительное мировоззрение, хотя они понимают, что совместить успешную карьеру и семейную жизнь для них гораздо сложнее, чем для мужчин. Четвертый тип представляют женщины, у которых потеряно стремление к работе, дом представляется им раем. В начале трудовой жизни они питали большие надежды, но эти надежды не оправдались, и семья становится утешением. Таким образом, на предпочтения женщин влияет сложный комплекс различных ориентации, чувств и жизненного опыта.

 

Социальная мобильность

Изучая стратификацию, мы должны учитывать не только различия между возможными экономическими или профессиональными положениями, но и то, что происходит с людьми, занимающими эти положения. Термин социальная мобильность обозначает перемещение отдельных людей или групп по социально-экономическим позициям. Вертикальная мобильность означает движение вверх или вниз по социоэкономнческой шкале. Про тех, кто приобретает новую собственность, чьи доходы и статус повышаются, говорят, что для них характерно социальное продвижение, восходящая мобильность, а о тех, чье положение изменяется в противоположном направлении, — нисходящая мобильность. В современных обществах распространена также горизонтальная мобильность, которая означает географическое перемещение между районами, городами и т. д. Вертикальная и горизонтальная мобильности нередко сочетаются. Например, человека, состоящего на службе в компании, переводят на более высокую должность в отделение фирмы, расположенное в другом городе или даже стране.

Существует два пути изучения социальной мобильности. Прежде всего, мы можем наблюдать за чьей-нибудь карьерой — следить, насколько человек продвинулся вверх или опустился вниз по социальной шкале в течение своей профессиональной жизни. Это обычно называется интрагенерационной мобильностью, т. е. мобильностью в пределах поколения. С другой стороны, мы можем анализировать, как часто дети в выборе профессии следуют примеру родителей или дедов. Мобильность, охватывающая различные поколения, называется интергенерационной мобильностью.

Сравнительные исследования мобильности

Степень вертикальной мобильности общества — главный индикатор его “открытости”, показывающий, насколько велики шансы талантливых людей из низших слоев общества достичь верхних ступеней социально-экономической лестницы. Насколько “открыты” современные индустриальные страны в терминах социальной мобильности? Действительно ли Великобритания является идеалом общества равных возможностей? Исследования социальной мобильности проводятся более пятидесяти лет, при этом нередко сравниваются различные страны. Одна из первых работ в этой области была опубликована в 1927 году и принадлежала Питириму Сорокину. Сорокин рассмотрел множество разнообразных обществ, включая древнеримское и древнекитайское, и впервые провел детальное изучение мобильности в Соединенных Штатах. Он пришел к выводу, что возможности быстрого восхождения в США были гораздо более ограниченными, чем это было принято изображать в американском фольклоре. Однако для сбора данных Сорокин использовал достаточно примитивные методики.

Исследование, проведенное спустя сорок лет Питером Блау и Отисом Дадли Данкэном, было гораздо более совершенным и обстоятельным. До сих пор оно остается самым детальным анализом мобильности внутри одной страны. (Следует отметить, что этой работе, как и большинству других исследований мобильности, присуща та ограниченность, о которой мы уже говорили, — анализ затрагивал только мужчин.) Блау и Данкэн собрали материал по общенациональной выборке из 20 000 мужчин. Они пришли к выводу, что в Соединенных Штатах вертикальная мобильность развита достаточно сильно, но почти все перемещения осуществляются в рамках близких профессиональных позиций. “Дальние” социальные перемещения встречаются редко. Хотя и в карьере отдельных людей, и при переходе к следующему поколению может происходить понижение социального ранга, социальный рост, тем не менее, наблюдается гораздо чаще. Причина кроется в том, что число рабочих мест для “белых воротничков” и квалифицированных специалистов росло быстрее, чем для “синих воротничков”, что и дало возможность детям рабочих перейти в разряд “белых воротничков”.

Возможно, самым известным международным исследованием социальной мобильности была работа Сеймура Мартина Липсета и Рейнхарда Бендикса. Они анализировали данные по девяти индустриальным странам — Великобритании, Франции, Западной Германии, Швеции, Швейцарии, Японии, Дании, Италии и Соединенным Штатам. Их в основном интересовало перемещение мужчин из разряда “синих воротничков” в “белые воротнички”. Вопреки собственным ожиданиям, они не обнаружили свидетельств того, что Соединенные Штаты в этом отношении более открыты, чем европейские общества. Показатель вертикальной мобильности “синих воротничков” в “белые” составил в Соединенных Штатах 30 %, в других странах он варьировался от 27 до 31 %. Липсет и Бендикс сделали вывод, что число рабочих мест для “белых воротничков” сходным образом увеличивается во всех индустриальных странах. В результате “волна восходящей мобильности” растет в них примерно в одинаковой степени. Однако этот вывод встречает возражения, основанные на том, что при более пристальном изучении нисходящем мобильности и дальних социальных перемещений (т. е. кардинальных изменений профессиональной ориентации) выявляются существенные различия между странами. Например, дальние социальные перемещения чаще наблюдаются в странах Восточной Европы, чем на Западе. Но в целом в характерах мобильности между странами обнаруживается больше сходства, чем различий.

Роберт Эриксон и Джон Голдторп весьма основательно изучили межнациональные сходства и различия характера мобильности в обществах Западной и Восточной Европы. Они исследовали девять стран, в том числе Англию и Уэльс, Францию, Швецию, Венгрию и Польшу. Результаты продемонстрировали общее сходство характера и степени мобильности, но удалось выявить и некоторые существенные различия. Швеция, например, гораздо более открыта, чем другие западные страны. Польша также показала высокий уровень мобильности, существенно более высокий, чем Венгрия.

Существует один аспект социальной мобильности, по которому Соединенные Штаты отличаются от других западных стран. Это высокий показатель перехода “синих воротничков” в разряд квалифицированных специалистов. Главная причина состоит в том, что за последние 30–40 лет число организаций, использующих высококвалифицированный труд, росло в США гораздо быстрее, чем в любой европейской стране, и это увеличивало шансы людей скромного происхождения.

Нисходящая мобильность

Хотя понижение социального статуса встречается реже, чем его повышение, тем не менее нисходящая мобильность — все еще широко распространенное явление. Около 20 % населения Великобритании подвержены ей в процессе смены поколений (интергенерационная мобильность), хотя по большая части это “короткие” социальные перемещения. Существует также интрагенерационное понижение статуса. Именно этот тип нисходящей мобильности чаще всего порождает психологические проблемы, поскольку люди теряют возможность поддерживать привычный образ жизни. Увольнение с работы — одна из основных причин нисходящей мобильности. Если человек среднего возраста теряет работу, то ему трудно найти новое место, или он находит более низкооплачиваемую работу.

Среди тех, кто движется вниз, много женщин. Многие из них прерывают карьеру из-за рождения ребенка. Через несколько лет, когда дети подрастут, женщины возвращаются на работу, но при этом на более низкую должность, чем имели до ухода, например, на менее оплачиваемую работу с неполным рабочим днем. Эта ситуация меняется, но не так быстро, как многим хотелось бы.

Таким образом, все опубликованные работы ясно свидетельствуют, что уровень мобильности не соответствует идеалам общества равных возможностей. В Великобритании, например, как и везде, большинство людей остается на том же уровне, что и родители. Если многие все же повышают свой социальный ранг, то это объясняется чаще всего изменениями в структуре занятости, а не равенством возможностей.

Возможности для социальной мобильности

Многие люди верят, что каждый может достичь вершины, если будет усердно работать; цифры, однако, свидетельствуют, что преуспевают очень немногие. Почему же это так трудно? В каком-то смысле ответ прост. Даже в самом динамичном обществе, где каждый имеет равные шансы на достижение высших позиций, лишь меньшинство может сделать это реально. Социально-экономический порядок общества напоминает пирамиду, где число высших позиций, связанных с властью, богатством или влиянием, относительно невелико. В Великобритании из 55 миллионов населения не более двух-трех тысяч тех, кто может стать директором одной из двухсот крупнейших корпораций.

Помимо этого, те, кто обладает богатством и властью, имеют много возможностей удержать их в своих руках и передать своим потомкам. Безусловно, они дадут детям лучшее образование, которое открывает дорогу к лучшей работе. Богатые, несмотря на налоги на имущество и наследство, находят способы передать изрядную долю своей собственности наследникам. Большинство из тех, кто достигает вершины, имели преимущества на старте и происходили либо из состоятельных семей, либо из среды квалифицированных специалистов. Исследования, посвященные людям, ставшим богатыми, показывают, что почти никто из них не начинал с нуля. Подавляющая часть использовала полученное наследство или имела первоначальный капитал, пусть небольшой, который затем удавалось увеличить.

В 1980-х годах Вильям Рубинштейн провел интереснейшее исследование британских миллионеров. Его работы основаны на изучении судеб людей, умерших в 1984–1985 годах и оставивших после себя не менее миллиона фунтов (получить надежную информацию о здравствующих миллионерах практически невозможно). Рубинштейн выяснил, что 42 % из них составляли те, чьи родители были крупными бизнесменами или землевладельцами. 29 % были детьми профессионалов высшей квалификации и пользовались материальной поддержкой родителей. 43 % миллионеров получили по наследству более 100 тысяч фунтов каждый, а еще 32 % — от 10 до 100 тысяч. Таким образом, в Великобритании по-прежнему самый надежный способ разбогатеть — это родиться богатым.

Социальная мобильность в Великобритании

Социальная мобильность в Великобритании изучалась достаточно интенсивно в послевоенный период, хотя опять-таки исследования касались исключительно мужчин. Первая такая работа была проведена под руководством Дэвида Гласса. Он проанализировал интергенерационную мобильность за долгий период, заканчивая 50-ми годами. Полученные результаты согласуются с международными данными (около 30 % составляет переход “синих воротничков” в разряд “белых”). Исследование, проведенное Глассом, давало прекрасный материал для международных сравнений. Он подтвердил, что, хотя масштабы мобильности довольно значительны, “дальность” социальных перемещений ограничена. Восходящая мобильность наблюдается много чаще, чем нисходящая, и характерна в основном для средних слоев классовой структуры. Люди из социальных низов, как правило, оставались на том же уровне. Почти 50 % сыновей специалистов и управленцев заняли те же должности, что и их родители.

Следующее исследование, оказавшееся наиболее масштабным, осуществил Джон Голдторп с коллегами в Оксфорде в 1972 году. Они задались целью выяснить, насколько изменился характер социальной мобильности со времен Гласса, и обнаружили, что уровень мобильности мужчин в целом вырос, причем существенно увеличилась доля дальних социальных перемещений. Однако причина состояла не в том, что производственная система стала более эгалитарной. Корень перемен лежал в ускоренном росте числа мест для “белых воротничков” по сравнению с вакансиями для рабочих. Исследователи обнаружили, что две трети сыновей неквалифицированных и полуквалифицированных рабочих были, как и их отцы, заняты ручным трудом. Около 30 % специалистов и управленцев вышли из рабочего класса, тогда как лишь 4 % рабочих происходили из семей управленцев и специалистов.

В исследовании Энтони Хита (хотя полученные им данные и не совсем полные) показано, что возможности женщин в процессе социальной мобильности весьма ограничены — у них почти нет шансов занять управленческие или профессиональные должности. Более половины дочерей квалифицированных специалистов и управленцев выполняют рутинную конторскую работу, и не более 8 % из них находятся на должностях, сравнимых с положением их отцов. Только 1,5 % женщин из семей рабочих занимают должности специалистов и менеджеров, в то время как 48 % — обычные конторские служащие.

Упомянутое выше оксфордское исследование было повторено на основе материалов, собранных десять лет спустя. При этом не только были подтверждены основные результаты предыдущей работы, но и обнаружены некоторые изменения. Например, шансы мальчиков из рабочих семей стать управленцами и квалифицированными специалистами увеличились. Как и прежде, это явилось результатом изменения структуры занятости — наметилось уменьшение числа рабочих мест, в то время как число должностей квалифицированных специалистов и управленцев росло. Нисходящая мобильность стала еще меньше, чем по данным предыдущего исследования. Однако увеличилось число безработных мужчин, выходцев из рабочего класса, что отражает массовую безработицу начала 70-х.

Сложности в изучении социальной мобильности

Изучение социальной мобильности сопровождается рядом проблем. Неясно, например, всегда ли корректно мы поступаем, когда перемещение из среды рабочего класса в разряд “белых воротничков” квалифицируем как движение “наверх”. Экономическое положение квалифицированных рабочих может быть более выгодным, чем у многих “белых воротничков”, выполняющие конторскую работу. Характер работы со временем меняется, и далеко не всегда сохранение названия профессии свидетельствует о том, что ее суть также осталась прежней. Работа клерка, например, существенно изменилась благодаря механизации конторского дела. Другая сложность состоит в том, что при изучении сравнительной мобильности поколений трудно решить, какой этап карьеры необходимо взять для сравнения. Родители могут находиться еще в середине своей карьеры, когда их ребенок начнет собственную трудовую жизнь; родители и дети могут передвигаться в одном направлении или в разных (что бывает реже). Должны ли мы их сравнивать их социальное положение в начале или в конце карьеры?

Все эти трудности в некоторой степени разрешимы. Можно изменить категорию, к которой относили конкретную профессию, если станет ясно, что характер работы, выполняемой в рамках этой профессии, принципиально изменился. Например, мы можем решить объединить высшие слои “синих воротничков” с “белыми воротничками”, занимающимися рутинной работой, и изучать их мобильность в целом. Проблему сравнения карьер поколений можно разрешить (если позволят данные), соотнося социальное положение родителей и детей в начале и в конце их карьеры. Однако и эти приемы не всегда совершенно удовлетворительны. Так, например, всякие “точные цифры” следует воспринимать очень и очень осторожно, На основании исследований мобильности можно делать только общие выводы, особенно в том случае, когда проводятся международные сравнения.

Ваши собственные шансы в мобильности

Что полезное из результатов исследования мобильности может почерпнуть для себя человек, пытающийся найти хорошую работу в конце 90-х годов? Как и предшествующие поколения, вы, если только не происходите из привилегированного социального слоя, скорее всего будете двигаться наверх. Возможно, доля рабочих мест для менеджеров и специалистов будет продолжать расти быстрее, чем мест нижнего уровня (об изменениях в структуре занятости см. главу 15, “Труд и экономическая жизнь”). “Пустые места” скорее всего заполнят те, кто преуспел, получая образование.

Позиций с высоким статусом на всех желающих не хватит, и некоторые вынуждены будут признать, что реальная карьера не отвечает их ожиданиям. Хотя доля мест для профессионалов и управленцев возрастает, но общее число таких мест в экономике относительно невелико по сравнению с количеством людей, активно ищущих работу. Одна из причин заключается в том, что растет число женщин, соревнующихся с мужчинами за право занять ограниченное число таких рабочих мест. Другая причина (последствия которой пока еще трудно полностью оценить) — увеличение использования в производстве информационных технологий. Поскольку компьютерная техника позволяет теперь выполнять задачи, в том числе и очень сложные, которые раньше были доступны только людям, возможно, и даже очень вероятно, что в будущем мы столкнемся с исчезновением многих профессий,

Если вы женщина, то, хотя ваши шансу на осуществление хорошей карьеры возросли, вы столкнетесь с двумя препятствиями. Мужчины — работодатели и менеджеры — по-прежнему с предубеждением относятся к женским кандидатурам, Это отчасти объясняется их убежденностью в том, что “женщины по-настоящему не заинтересованы в карьере” и что они, скорее всего, уйдут с работы, как только заведут семью. Последнее обстоятельство и в самом деле существенно влияет на шансы женщин, так как им нередко приходится делать выбор между карьерой и детьми. Мужчины, как правило, уклоняются от домашних обязанностей и ухода за детьми. И хотя сегодня гораздо больше женщин следуют по “нетрадиционному пути”, описанному Герсон, то есть пытаются организовать свою семейную жизнь таким образом, чтобы она не мешала карьере, на их пути по-прежнему стоят серьезные препятствия.

 

Бедность и неравенство

В самом основании пирамиды классовой системы много людей (в том числе и в Великобритании), живущих в условиях бедности. Многие не имеют полноценного питания и живут в антисанитарных условиях, ожидаемая продолжительность жизни у них меньше, чем у большинства населения. Тем не менее, состоятельные люди чаще всего игнорируют существование бедняков.

Бедность — явление не новое. В 1889 году Чарльз Бут опубликовал работу, в которой показал, что около 1/3 жителей Лондона живут в условиях нищеты. Эта работа вызвала бурную общественную реакцию. Как могло случиться, что в самой богатой по тем временам стране мира, центре мощной империи бедность стала уделом столь многих? Работа Бута была взята на вооружение его однофамильцем, генералом Армии Спасения Уильямом Бутом. Его книга “Во мраке Англии и путь к спасению” (1970, первое издание 1890) открывается данными, почерпнутыми из работы Чарльза Бута, которые свидетельствуют, что в Лондоне 387 тысяч “очень бедных” жителей, 220 тысяч “недоедают”, 300 тысяч “голодают”. За год было продано почти четверть миллиона экземпляров книги Уильяма Бута, настолько успешно он сумел овладеть вниманием публики. Он полагал, что бедность можно уменьшить при помощи практических программ реформ и благотворительности.

Через 70 лет подобный случай имел место в Соединенных Штатах. Майкл Харрингтон в своей книге “Другая Америка” потряс сограждан тем фактом, что многие миллионы американцев настолько бедны, что не в состоянии обеспечить себе даже минимальный уровень жизни. Книга Харрингтона стала бестселлером. Позднее президент Линдон Б. Джонсон провозгласил “безоговорочную войну с бедностью”, целью которой стало “искоренить парадоксальное наличие бедности посреди изобилия”. К этому времени Соединенные Штаты давно уже стали богатейшей страной мира, сменив и далеко обогнав в этом качестве ту Великобританию, какой она была во времена двух Бутов. Тем не менее, значительная часть населения продолжала существовать в условиях, не позволяющих иметь нормальное питание, жилье и здоровье. “Война с бедностью”, объявленная Джонсоном, была призвана достичь, наконец, ту цель, которую Уильям Бут обозначил тремя поколениями ранее.

Война с бедностью

После объявления “войны с бедностью” в Соединенных Штатах начался крупномасштабный рост расходов на социальные нужды. За десять лет (с 1965 по 1975 год) они возросли с 77,2 до 286,5 миллиардов долларов в год, то есть увеличились на 400 %. Это увеличение дало положительные результаты в борьбе с бедностью, хотя ожидания, связанные с новыми программами, оказались чересчур оптимистичными. В 1972 году, как показали данные официальной статистики, число неимущих упало до самого низкого за послевоенный период значения. Количество людей, находящихся ниже официальной черты бедности, сократилось с 40 до 23 миллионов человек.

Правда, затем число бедняков снова начало расти, причем особенно резко в первые годы пребывания у власти администрации Рейгана.

Успех начатых программ был ограниченным. Например, программа “Корпус труда” (“Job Corps”) была предназначена для того, чтобы безработные приобрели профессии, пользующиеся спросом на рынке труда. Однако для большинства из них просто не было свободных мест, а спад производства, начавшийся в 70-х годах, еще более сократил возможности трудоустройства. Программы “Хороший старт” (“Head Start”) и “Совместные действия” (“Community Action”) действительно принесли некоторые результаты, но они были непопулярны среди отдельных групп белых рабочих.

Государственные пособия и социальные пенсии лишь частично попадали к тем, кому они предположительно предназначались. Сегодня в США почти 2/3 бедняков пенсионного возраста расписываются в получении какой-либо социальной помощи, но лишь одна треть получает выплаты наличными. Даже в самый разгар войны с бедностью социальное обеспечение в США было гораздо более фрагментарным, чем в большинстве западных стран. Более того, часто помощь доставалась относительно благополучным, а не самым бедным. Одна пятая часть населения с самыми низкими доходами получала только 30 % пособий из фондов социального обеспечения, фондов ветеранов, а также через страховки по безработице.

Что такое бедность?

Как определить, что такое бедность? Обычно проводят различие между прожиточным минимумом, или абсолютной бедностью, и относительной бедностью. Чарльз Бут был одним из первых, кто предпринял попытку установить и обосновать величину прожиточного минимума при абсолютной бедности, то есть ту грань, ниже которой отсутствуют основные средства обеспечения физического существования человека — питание и кров, без которых невозможно нормальное функционирование организма. Бут полагал, что такие потребности должны быть более или менее одинаковыми для людей определенного возраста и телосложения, независимо от страны, где они живут. Эта концепция до сих пор чаще всего используется при анализе бедности во всем мире.

В определении бедности через прожиточный минимум кроется возможность различных ошибок, особенно если при этом задается только уровень дохода. До тех пор, пока мы пользуемся каким-либо одним критерием бедности, даже относительно надежным и позволяющим вводить определенные поправки, это, как правило, ведет к тому, что часть населения, согласно этому критерию, оказывается выше черты бедности, тогда как ее фактический доход не удовлетворяет даже самых элементарных нужд. Например, в некоторых районах страны жизнь может быть гораздо дороже, чем в других. Кроме того, при расчетах прожиточного минимума не учитывается общее повышение уровня жизни. Реальные критерии бедности должны строиться с учетом поправок на изменения норм и представлений в условиях экономического роста. Большинство людей на Земле живет в домах (или хижинах), в которых нет ванны или душа, тогда как водопровод в наши дни является неотъемлемой принадлежностью индустриального общества. Не менее сложна и задача определения характеристик относительной бедности. В качестве критерия используется тот же уровень дохода, но этот показатель лишь маскирует различия фактических потребностей людей.

Бедность сегодня

В отличие от Соединенных Штатов, где официально установлена “черта бедности”, в Великобритании не существует государственного определения бедности как таковой, поэтому на практике в качестве критерия выступает тот уровень дохода, который необходим для выплаты “дополнительного пособия” (уровень ДП). По данным Министерства здравоохранения и социальной защиты, согласно этому критерию в 1986 году к числу бедных было отнесено 9 миллионов человек, или 17 % населения страны. Последнее крупное исследование бедности в Великобритании было опубликовано Питером Таунсендом в 1979 году. Таунсенд попытался охарактеризовать бедность как отсутствие возможности обеспечить “обычные или общепринятые в данном обществе условия существования и удобства”. Используя это определение, он подсчитал, что более чем половине британцев на той или иной стадии своей жизни (особенно в старости) придется столкнуться с бедностью. Таунсенд подвергся критике за использование понятия “бедность” в слишком широком смысле, однако его вывод о том, что относительная бедность распространена гораздо шире, чем принято думать, стал общепризнанным. Со времени этого исследования процент населения, живущего, согласно критерию ДП, в условиях бедности, скорее вырос, чем сократился.

Итак, кто попадает в число бедных? Вероятнее всего, в эту группу могут попасть люди из следующих категорий: частично занятые, безработные, люди старшего возраста, больные и инвалиды, члены больших семей или семей, где только один родитель. Хотя в течение столетия средняя заработная плата значительно возросла, более полумиллиона работающих получают зарплату ниже уровня, необходимого для получения “дополнительного пособия” (уровня ДП). Более половины пенсионеров по старости также живут ниже этого уровня. Многие сравнительно обеспеченные люди по выходе в отставку сталкиваются с резким сокращением дохода. Значительную долю бедных составляют неполные семьи, где глава почти всегда женщина. Высокий уровень безработицы 70-80-х годов, похоже, в ближайшем будущем не собирается снижаться, и продолжительное отсутствие работы ввергнет многие семьи в бедность (особенно те, главой которых являются женщины).

Средства массовой информации, как правило, усугубляют предубеждение, существующее в обществе по отношению к беднякам. Обзор материалов, появившихся в средствах массовой информации за последние шесть месяцев 1976 года, показал, что, когда речь шла о социальных программах, пособиях и пенсиях, в 30,8 % случаев внимание публики фокусировалось на обременительной стороне социального обеспечения, а не на проблемах самих бедных. “Дейли мейл” от 13 июля 1977 года на своих страницах сетовала на “огромное количество попрошаек”, а “Дейли телеграф” в номере от 29 июля 1976 года поместила материал под заголовком “Как быть неудачником и получать деньги за ничегонеделание”. На самом же деле исследователи обнаружили, что в 1975 году 930000 имеющих основания для получения помощи (2/3 из них пенсионеры) не получило 240 миллионов фунтов “дополнительных пособий”, на которые они имели законное право.

Почему бедные остаются бедными?

Некоторые общие механизмы, которые могут повлиять на уровень бедности, уже прочно укоренились. К их числу относятся хорошо организованные программы социального обеспечения, подкрепленные государственной политикой, активно направленной на сокращение безработицы. Некоторые страны — такие, как Швеция — добились того, что абсолютная бедность в них практически исчезла. Цена, которую общество должно было за это заплатить, включает не только высокие налоги, но и расширение бюрократических правительственных служб, обладающих изрядной властью. Рыночные механизмы усиливают имущественное неравенство, что наблюдалось в последние десятилетия в Великобритании. В основе политики правительства Маргарет Тэтчер лежала теория, согласно которой снижение налогов с индивидов и корпораций будет стимулировать экономический рост, плоды которого пожнут и бедные. Практика последних лет не подтвердила данный тезис. Та или иная экономическая политика может либо стимулировать, либо тормозить экономическое развитие, в любом случае непременным результатом становится усиление различий между бедными и богатыми, причем может наблюдаться даже рост числа абсолютно бедных.

Исследования показали, что большинство англичан считают, что бедные сами повинны в своем положении, и подозрительно относятся к тем, кто живет на подачки правительства. В то же время многие полагают, что люди, живущие на пособие, в состоянии найти работу, если бы они поставили перед собой такую цель. К сожалению, подобные взгляды никак не учитывают реалий проблемы бедности. Ведь около 1/4 тех, кто официально признан бедным, работают, но зарабатывают слишком мало, чтобы вырваться из нищеты. Остаются дети моложе четырнадцати лет, люди 65 лет и старше, а также больные и инвалиды. Несмотря на всеобщее убеждение, что многие стремятся получить пособие незаконно, всего лишь 1 % требований признаются действительно незаконными, а это гораздо меньше, чем число налоговых нарушений, в результате которых казна недополучает около 10 % положенных средств.

Низкая общественная осведомленность о масштабах бедности объясняется скорее “незаметностью” бедняков. Большинство представителей привилегированных слоев общества редко посещают городские районы или поселения, где сосредоточена беднота. Внимание общества регулярно привлекают ряд проблем, тесно связанных с бедностью, например, высокий уровень преступности, однако широко распространенное существование бедности остается незамеченным. Со времен Чарльза Бута общество периодически заново “открывает” для себя существование бедности, это открытие некоторое время будоражит умы — но затем общественный интерес быстро угасает.

 

Краткое содержание

1. Социальная стратификация обозначает деление общества на слои, или страты. Говоря о социальной стратификации, мы обращаем внимание на неравенство социального положения людей в обществе. Стратификация по гендеру и возрасту существует во всех обществах. Как в большинстве традиционных обществ, так и в современных индустриальных странах стратификация рассматривается в понятиях богатства, собственности, характеризуется доступом к материальным благам и культурным ценностям.

2. Различают четыре основные системы стратификации: рабовладельческую, кастовую, сословную и классовую. Если первые три основаны на различиях, санкционированных религией или законом, то классовое деление “официально” не признается. Оно возникает вследствие влияния экономических факторов на материальные условия жизни людей.

3. Классы возникают в результате неравенства в обладании материальными ресурсами и контроле над ними. Классовая принадлежность каждого человека в определенной степени зависит от него самого, а не дается ему при рождении. Характерной чертой общества является социальная мобильность, как восходящая, так и нисходящая по классовой шкале.

4. Большинство людей в современных обществах гораздо богаче, чем были люди несколько поколений назад, даже при том условии, что распределение богатства и дохода остается крайне неравномерным. Богатые люди используют различные средства для передачи своей собственности следующим поколениям.

5. Маркс и Вебер являются авторами наиболее известных и признанных теорий стратификации. Маркс на первое место ставит класс, который он рассматривает в качестве объективной характеристики экономической структуры общества. Он обращает внимание на фундаментальный разрыв между владельцами капитала и рабочими, которые им не обладают. Вебер придерживается сходной точки зрения, но выделяет еще два аспекта стратификации — статус и партию. Статус соотносится с уровнем “социального уважения”, присущего индивидам или группам, партия — с активной мобилизацией групп для достижения определенных целей.

6. Классы играют важную роль в жизни современных западных обществ, хотя их классовые системы весьма сложны. Большинство людей на Западе признают тот факт, что население подразделяется на высший, средний и рабочий класс и что классовое сознание весьма сильно.

7. Анализ стратификации обычно проводился с учетом лишь точки зрения, ориентированной на мужчин. Отчасти причиной этого было предположение, что неравенство, связанное с полом, является отражением классовых различий. Данная точка зрения вряд ли верна. В современных обществах влияние пола на стратификацию в определенной мере не зависит от класса.

8. При изучении социальной мобильности различают интрагенерационную и интергенерационную мобильности. Первая означает движение вверх или вниз по социальной шкале в течение трудовой жизни отдельного человека. Вторая отражает изменение социального статуса при переходе к следующему поколению, например, когда девушка или молодой человек из рабочей среды попадают в категорию специалистов. Социальная мобильность, как правило, носит ограниченный характер. Социальное положение большинства людей почти не отличается от положения их родителей, хотя рост вакансий для “белых воротничков” в последние десятилетия обеспечил восходящую мобильность, пусть и ограниченного радиуса действия.

9. Бедность остается широко распространенной даже в богатых странах. Существует два метода оценки бедности: первый связан с понятием “абсолютной бедности”, который обозначает недостаток элементарных ресурсов для сохранения здоровья и нормального функционирования организма. Второй метод связан с понятием “относительной бедности”, он включает оценку дистанций между условиями жизни некоторых групп и условиями жизни большинства населения.

Основные понятия

социальная стратификация

статус

класс

социальная мобильность

Важнейшие термины

рабство

каста

сословие

высший класс

средний класс

рабочий класс

крестьяне

средства производства

капиталисты

прибавочная стоимость

переходные классы

престиж

группы париев (отверженных)

противоречивая классовая позиция

социальный барьер

богатство

доход

низший класс

классовое сознание

вертикальная мобильность

горизонтальная мобильность

интрагенерационная мобильность

интергенерационная мобильность

абсолютная бедность

относительная бедность

 

Дополнительная литература

Anthony Heath. Social Mobility. London, 1981. Полезный общий обзор.

Frank Parkin, Marxism and Class Theory: A Bourgeois Critique. London, 1979. Работа, посвященная критике марксистской теории классов.

Peter Townsend. Poverty in the United Kingdom. Harmondsworth: Penguin, 1979. Наиболее детальный общий обзор проблемы бедности в Великобритании.

Erik Olin Wrighf. Classes. London, 1985. Сложная дискуссия, посвященная проблеме классов и классовых взаимоотношений.

 

В Японии существует группа людей, физически не отличающихся от остальных японцев, проживающих в этой стране сотни лет, имеющих ту же религию и, тем не менее, испытывающих враждебное или пренебрежительное отношение со стороны большинства жителей Японии. Истоки этой ситуации уходят в феодальные времена, когда в результате войн между местными правителями многих людей сгоняли с земли. Эти люди становились изгоями и бродягами, их называли “итэ”, а позже — “барэкамин”. Оба этих слова используются до сих пор, причем “итэ” более оскорбительно.

Изгоев заставляли заниматься черной работой, исполнение которой считалось унизительным. По местным религиозным верованиям, многие из таких видов деятельности считались нечистыми, и этот взгляд впоследствии распространился на людей, которые эту работу исполняли. Соответственно, эти люди подвергались систематической дискриминации со стороны большинства. Они жили в строго определенных поселениях, не имели права менять род занятий и могли вступать в брак только между собой. С модернизацией Японии, начавшейся во второй половине XIX века, “итэ” формально были уравнены в правах с остальным населением. Декрет императора провозглашал, что они становятся полноправными гражданами и получают разрешение выбирать любую профессию. Слово “итэ” исчезло из официального употребления, во многом так же, как “ниггер” — в Соединенных Штатах. Тем не менее, оно продолжало использоваться в качестве эпитета, а реальная практика дискриминации изменилась слабо. Барэкамины по-прежнему проживали в основном в определенных нищих районах, и могли получать лишь низкооплачиваемую, презираемую работу. Большая часть населения Японии считала, что брак с представителем этой группы является позором для семьи.

В наше время в стране, вознесшейся до положения третьей в мире экономической державы, барэкамины все еще остаются притесняемым меньшинством. Многие из них продолжают жить в тех же перенаселенных трущобах, где жили их предки. Даже жители ближайших нищих кварталов смотрят на них свысока. Количество смешанных браков по-прежнему невелико, и зачастую семьи проводят тщательную проверку родословной предполагаемого мужа или жены, чтобы убедиться в отсутствии предков из барэка. В последнее время возникли различные организации, старающиеся улучшить положение барэкаминов, но, тем не менее, предрассудки и дискриминация не ослабевают. О барэкаминах, как и прежде, широко распространено мнение, что они “тупы, не способны к высокоморальному поведению, агрессивны, импульсивны и не имеют ни малейшего понятия о гигиене и воспитании”.

 

Этнические группы, меньшинства и расы в плюралистических обществах

Случай с барэкаминами показывает, насколько глубокими и живучими могут быть предубеждения против представителей меньшинств даже при отсутствии у них каких-либо физических отличий от остального населения. К сожалению, длительные преследования меньшинств — слишком обычное для человеческой истории явление. В течение почти двух тысяч лет на христианском Западе евреи были объектом дискриминации и гонений, а самым ужасным примером жестоких репрессий против меньшинств стало уничтожение миллионов евреев в немецких концентрационных лагерях во время Второй мировой войны. Нацистская идеология объявила евреев расой, низшей по отношению к “арийским” народам Германии и северной Европы. Термин “арийский” первоначально относился к группе языков, на которых говорили люди различных рас, и был позже присвоен нацистами и их так называемыми “расовыми теоретиками” для обозначения характеристик, слабо или никак не связанных с реальностью.

Евреи в Германии, как и барэкамины в Японии, — это группы с явно выраженными этническими характеристиками. Этническая принадлежность характеризуется культурными обычаями и мировоззрением, выделяющими и обособляющими данную группу людей. Члены этнических групп считают себя отличающимися в культурном отношении от остальных социальных сообществ, и таким же образом воспринимаются остальными группами в обществе. Для выделения этнических групп может служить множество различных характеристик, но чаще всего используются язык, история или происхождение (реальное либо вымышленное), религия, стиль одежды и украшений. Этнические различия являются полностью приобретенными; подобная точка зрения кажется очевидной, но лишь до тех пор, пока мы не вспомним, насколько часто некоторые из таких групп рассматривались как “прирожденные властители” или, наоборот, как “недоумки”, “наследственные лентяи” и т. д.

Большинство современных обществ включает огромное количество различных этнических групп. В Великобритании ярко выраженные этнические сообщества составляют ирландские, азиатские, вест-индийские, итальянские, греческие и другое иммигранты. Соединенные Штаты и бывший Советский Союз этнически гораздо более дифференцированы, чем Британия; США объединяет общины иммигрантов из всех уголков мира. Хотя в Советском Союзе русский язык был признан официальным, Россия составляет лишь часть страны; другие регионы имеют собственные языки и обычаи. В СССР насчитывалось более сотни этнических групп, к двадцати трем из которых принадлежит более чем по миллиону человек. В 1979 году, во время проведения очередной переписи, русские составляли 52 % общего населения.

Многие общества в сегодняшнем мире, как индустриальные, так и неиндустриальные, являются плюралистическими. Плюралистические общества — такие, в которых существует несколько крупных этнических группировок, объединенных политически и экономически, но в других отношениях значительно отличающихся друг от друга. Впервые это понятие употребил антрополог Дж. С. Фарниолл в работе, посвященной Бирме и Яве:

В Бирме и на Яве, вероятно, первое, что бросается в глаза приезжему — это смешение народов: европейцев, китайцев, индийцев и местных. Смешение в строжайшем смысле слова, потому что, смешиваясь, они не сливаются… это плюралистическое общество, различные подгруппы которого живут бок о бок, но независимо, в рамках единого политического целого. [208]

Большинство постколониальных стран представляют собой плюралистические общества, поскольку политическое объединение налагалось на широкий спектр существовавших ранее культур. Фактически, все современные государства в какой-то степени плюралистические; в Соединенных Штатах и Советском Союзе это выражено сильнее, чем в большинстве европейских стран.

Этнические различия редко “нейтральны”. Они часто связаны со значительным неравенством в распределении богатства и власти, а также с противоречиями между этническими группами. Почему этнические различия так часто связаны с напряженностью и конфликтами? В чем причина этнических предрассудков и дискриминации? Почему в центре этнических противоречий часто (хотя ни в коем случае не всегда) стоят “расовые” различия? Неужели общества с высокой степенью плюрализма обречены на неравенство? На эти вопросы мы попытаемся ответить в данной главе. Сначала мы проанализируем природу этнических меньшинств и обсудим понятие “раса”. В последующих разделах будет проведен анализ этнических различий и различных типов расовых отношений.

Меньшинства

Понятие этнические меньшинства, или просто меньшинства, широко используется в социологии и включает в себя более, чем просто количественные данные. В статистическом смысле существует множество меньшинств, например, рыжеволосые или люди, весящие больше 100 кг, но эти группы не являются меньшинствами с точки зрения социологии. Меньшинство, в социологическом понимании, обладает следующими чертами.

1. Его представители находятся в невыгодном положении по сравнению с другими вследствие дискриминации со стороны остальных. Говорят, что имеет место дискриминация, если одна группа людей лишена прав и возможностей, доступных другой группе. Например, домовладелец может отказать сдать комнату жильцу только потому, что тот родом из Вест-Индии.

2. Члены меньшинства испытывают некое чувство групповой солидарности, “принадлежности к единому целому”. Столкновения с дискриминацией и предрассудками, как правило, усиливают чувства верности группе и единства интересов. Среди представителей меньшинств часто наблюдается тенденция воспринимать себя как людей, “отделенных” от большинства.

3. Этнические меньшинства обычно в какой-то степени физически и социально изолированы от остального общества. Как правило, они сосредоточиваются в определенных районах, городах или регионах страны. Браки между представителями меньшинств и большинством населения достаточно редки. В целях сохранения особенностей своей культуры члены меньшинств могут активно поощрять эндогамию (браки внутри группы).

Иногда высказывается предположение, что, поскольку социологическое понятие меньшинства мало связано с количественными данными, этническое меньшинство может, в определенных обстоятельствах, составлять большую часть населения. Например, в Южной Африке относительно малое количество белых жителей доминирует над значительно большим по численности населением черных. Однако использование понятия “меньшинство” в таких обстоятельствах кажется весьма противоречивым. Тот факт, что черное население составляет в Южной Африке подавляющее большинство, имеет решающее значение в общей социологической картине этого общества. Подобным же образом в дискуссиях о проблемах неравноправия в западном мире мы иногда слышим фразу “женщины и другие меньшинства”, хотя женщины составляют больше половины населения. По-видимому, во избежание путаницы, стоит ограничить использование термина “меньшинство” только теми случаями, когда дискриминируемая группа не составляет основную часть населения.

Меньшинства всегда в какой-то степени этнически отличаются от большинства населения, но степень отличия может быть разной. Барэкамины в Японии — меньшинство, несмотря на низкий уровень этнических различий с большинством населения. Они выглядят и ведут себя так же, как остальные японцы. Однако многие меньшинства отличаются от остальной части жителей своих стран и этнически, и физически. Именно так обстоит дело, например, с выходцами из Вест-Индии и Азии, живущими в Британии, а также с индейцами, черными, китайцами и некоторыми другими этническими группами в Соединенных Штатах. Физические отличия по цвету кожи или другим характеристикам обычно называют расовыми. Поскольку понятие расы было предметом многих псевдонаучных теорий, оказавших большое влияние на массовое сознание, необходимо рассмотреть это понятие более детально.

Раса и биология

Многие люди в наше время полагают — ошибочно, — что все человечество можно легко разделить на биологически отличные друг от друга расы. Если учесть множество попыток ученых разделить народы мира на категории по расовому признаку, то сила этой уверенности, пожалуй, не удивительна. Некоторые авторы выделяли четыре или пять основных рас, в то время как другие — три дюжины. Но принять какую-либо из этих классификаций мешает слишком большое количество найденных исключений. Например, обычно используемый “негроидный” тип предполагает наличие темной кожи, черных курчавых волос и некоторых других определенных характеристик. Однако коренные обитатели Австралии, аборигены, имеют темную кожу, но волнистые, а иногда светлые, волосы. Можно найти множество других примеров, опровергающих любую четкую классификацию. Открытия в области генетики опровергли теорию возможности существования нескольких линий расового развития от наших антропоидных предков.

Внешний контраст между человеком с очень темной кожей, мелко вьющимися волосами, полными губами и тем, у кого кожа бледная, волосы прямые или волнистые, а губы тонкие, может легко натолкнуть на предположение о различиях во внутреннем строении. Однако в действительности физические различия практически полностью сводятся к подобным внешним проявлениям. Ученый, проводящий анализ крови, не сможет установить, взят ли образец у белого или у черного. Различия в физических типах человеческих существ объясняются инбридингом населения, степень которого варьируется в зависимости от степени контакта между различными социальными или культурными общностями. Другими словами, группы населения не четко различаются, но образуют континуум. Генетическое многообразие внутри тех групп населения, которые имеют определенные сходные внешние признаки, ничуть не уступает межгрупповому. Эти факты привели многих биологов, антропологов и социологов к убеждению в необходимости отказа от концепции расы.

Между людьми существуют очевидные физические различия, и некоторые из них передаются по наследству; но вопрос, почему именно какие-то определенные из них, а не другие, становятся основанием для социальной дискриминации и предрассудков, не имеет к биологии никакого отношения. Следовательно, расовые различия необходимо понимать как физические вариации, определяемые членами какой-либо группы или общества как этнически важные. Например, различия в цвете кожи часто считаются в этом смысле важными, а в цвете волос — нет. Расизм означает ложное приписывание врожденных характеристик личности или поведения индивидам, обладающим определенными внешними физическими признаками. Расист — человек, верящий, что может существовать биологическое объяснение чертам превосходства или неполноценности, предположительно свойственным людям данного физического типа.

 

Этнические противоречия, предрассудки и дискриминация

Хотя концепция “расы” возникла сравнительно недавно, этнические предрассудки и противоречия были широко распространены на протяжении всей истории человечества. Для объяснения этого нам необходимо обратиться не только к социологии, но и к психологии. Однако прежде всего мы должны провести четкую грань между предрассудками и дискриминацией. Предрассудки — это мнения или психологические установки, которые члены одной группы выражают применительно к другим; тогда как дискриминация — это фактическое поведение по отношению к ним. Предрассудок представляет собой приверженность к предвзятому мнению о человеке или группе людей, часто основанному на слухах, а не на прямых свидетельствах, склонность к взглядам, которые человек не желает менять даже перед лицом новой информации. Люди могут иметь положительное предвзятое мнение относительно своей собственной группы и отрицательное — по отношению к другим. Человек, предубежденный против определенной группы, скорее всего, не захочет беспристрастно выслушать ее представителей.

Дискриминация подразумевает действия, направленные на лишение членов одной группы возможностей, открытых для других — например, когда человеку индийского происхождения отказывают в работе, на которую приняли бы белого. Несмотря на то, что предрассудки часто служат основанием для дискриминации, эти два явления могут существовать независимо друг от друга. Отношение людей может основываться на предрассудках, но не выливаться в действия. Аналогично, дискриминация не обязательно имеет прямое отношение к предрассудкам. Например, белые могут воздерживаться от покупки недвижимости в определенных районах города, населенных преимущественно черными, не по причине своего враждебного отношения к ним, а из-за опасений по поводу падения цен на недвижимость в этом районе. Здесь предрассудки также влияют на дискриминацию, но косвенно.

Стереотипы и “козлы отпущения”

Действие предрассудков происходит, как правило, за счет стереотипного мышления. Любая наша мысль связана с категориями, посредством которых мы классифицируем свой опыт. Однако иногда эти категории оказываются ошибочными и косными. Например, мнение человека о черных или о евреях может основываться на нескольких прочно укоренившихся идеях, в соответствии с которыми он интерпретирует всю соответствующую информацию.

Стереотипное мышление может быть безвредным, если оно в эмоциональном плане “нейтрально” и не затрагивает интересы самого человека. Так, британцы могут иметь стереотипное представление об американцах, но для большинства представителей обеих наций это, скорее всего, не будет иметь значительных последствий. Там же, где стереотипы связаны с беспокойством или страхом, ситуация, скорее всего, будет совершенно иная. В таких обстоятельствах стереотипы обычно пропитаны чувствами враждебности или ненависти к данной группе. Так, белый может считать всех черных тупыми и ленивыми, стараясь таким образом оправдать свое презрительное отношение к ним.

К примеру, одним из традиционных стереотипов черного мужчины в Америке был образ “Самбо”. Южанин Роберт Пенн Уоррен, романист и поэт, подытожил его следующим образом:

Он был ленивым, благодарным, скромным, безответственным, трусливым, вечно пощипывающим струны банджо, рабски услужливым, ухмыляющимся недотепой, всегда покорным, зависимым, добродушным, чадолюбивым и похожим на ребенка тугодумом, любителем красть арбузы и распевать духовные гимны, бесстыдным блудодеем, беззаботным гедонистом и преданным черным слугой, который мог иногда перестать быть самим собой, но только чтобы изречь народную мудрость или закопать фамильное серебро, чтобы сберечь его от янки! [209]

Этот стереотип уравновешивался другим, “брутальным” образом — угрозой добродетели белых женщин. Стереотипы черных женщин простирались от представления о них, как о “сексуальных дикарках”, распущенных и необузданных в своем поведении, до образа почтительной, богобоязненной матроны, вроде “жены дяди Тома”.

Стереотипизирование часто тесно связано с психологическим механизмом замещения. При замещении чувства враждебности или злобы направляются на объекты, не являющиеся реальной причиной возникновения этих эмоций. Люди изливают свой гнев на “козлов отпущения”, возлагая на них вину за любые свои беды. Поиск “козлов отпущения” обычно возникает в ситуации конкуренции нескольких ущемленных в правах этнических групп за обладание материальными благами. Так, люди, участвующие в расистских выпадах, направленных против черных, часто сами находятся в близком к ним экономическом положении. Они обвиняют черных в бедах, реальные причины которых не имеют к тем никакого отношения.

Поиск “козлов отпущения” часто подразумевает проекцию, бессознательное приписывание другим собственных качеств или желаний. В обстоятельствах, когда люди испытывают серьезное расстройство или вынуждены тщательно контролировать свои желания, они могут оказаться неспособными осознать свои подлинные чувства, проектируя их на других. Причудливые представления белых о похотливой природе черных мужчин, бытовавшие в прошлом на американском Юге, скорее всего, происходили из их собственных фрустраций, поскольку сексуальный доступ к белым женщинам был ограничен формальными правилами ухаживания.

Авторитарная личность

Возможно, что некоторые типы людей, в результате особенностей ранней социализации, особенно склонны к стереотипному мышлению и проекции, в основе которой лежат подавляемые желания. Знаменитое исследование, проведенное под руководством Теодора Адорно в США в 1940-х годах, выявило тип личности, названный исследователями авторитарная личность. Ученые разработали несколько шкал для измерения уровней предубежденности, по одной для каждой области социальных установок в обществе. Респондентов просили выразить свое согласие или несогласие с рядом косных, в частности, антисемитских, утверждений. Люди с высоким уровнем предубежденности по одной шкале, как правило, имели подобные показатели и по другим. Предубеждения против евреев сопровождались выражением негативного отношения к другим меньшинствам. Исследователи заключили, что люди с авторитарным типом личности, как правило, строгие конформисты, смиренные перед теми, кого ставят выше себя и пренебрежительные к находящимся ниже. Эти люди также чрезвычайно нетерпимы в своих религиозных и сексуальных установках.

Адорно и его коллеги предполагают, что черты, присущие авторитарной личности, связаны с воспитанием, при котором родители не способны выразить любовь к ребенку прямо, ведут себя отстранение и требовательно. Став взрослым, человек, воспитанный таким образом, страдает от разного рода беспокойств, управлять которыми он может, только приняв жесткое, консервативное мировоззрение. Это открытие было сделано на основе реакции респондентов на некоторые утверждения, противоречащие одно другому. Например, предлагались следующие утверждения:

Евреи остаются инородным для американского общества элементом, поскольку стремятся сохранить свои прежние социальные стандарты и противостоят американскому образу жизни.

Евреи слишком далеко заходят в стремлении скрыть свое происхождение, доходя до таких крайностей, как изменение имен, выпрямление носов и подражание христианским манерам и обычаям.

Большинство тех, кто принял первое утверждение, согласился и со вторым. Подобным же образом, те, кто согласился с утверждениями, что евреи чрезмерно склонны к накопительству и контролируют большой бизнес, также согласились с точкой зрения, что евреи с недоверием относятся к бизнесу и подрывают самые его основы.

Это исследование, а также сделанные на его основании выводы, вызвали шквал критики. Некоторые сомневались в ценности использовавшихся шкал измерений, другие утверждали, что авторитарность не является качеством личности, а отражает ценности и нормы определенных субкультур в обществе. Пожалуй, основная ценность исследования заключается в попытке понимания авторитарного мышления вообще, а не в выделении конкретного типа личности. Как бы то ни было, между полученными результатами и данными других исследований, посвященных предрассудкам, наблюдаются ясно видимые параллели. Например, классическое исследование Юджина Хартли, проведенное в отношении тридцати пяти этнических меньшинств, также показало, что люди, настроенные предубежденно против одной этнической группы, как правило, выражали негативные эмоции в отношении остальных. Валлонцев, пиренейцев и данирейцев любили ничуть не больше, чем евреев и черных. Первых трех народов, кстати, не существует. Названия придумал Хартли, желая установить, насколько люди будут предубеждены против национальностей, о которых они не могли даже слышать.

Этническая принадлежность и детство

Большое количество исследований было посвящено развитию взглядов на проблему этнической принадлежности среди маленьких детей. “Мне не нравятся цветные”, “он ленивый, потому что цветной”, — подобные взгляды достаточно распространены в британском и американском обществах. Однако в данном случае первое высказывание принадлежит пятилетнему белому ребенку, а второе — четырехлетнему черному. Уже в трехлетнем возрасте дети могут осознавать различия между черными и белыми, это уже сопровождается различным к ним отношением. Кеннет и Мэйми Кларк изучали, как маленькие американцы играют с черными и белыми куклами. Они обнаружили, что и белые, и черные дети предпочитают белых кукол. Предпочтения подобного рода были отмечены и в других исследованиях, например, “Восточные дети на Гавайях”. Многие чернокожие малыши имеют тенденцию считать себя белыми, в то время, как белые дети того же возраста, как правило, классифицируют себя более точно.

До недавнего времени детская литература в Соединенном Королевстве часто содержала неприкрытые стереотипы черных. Хотя сейчас такое встречается относительно редко, менее очевидные формы подачи искаженных этнических образов можно наблюдать до сих пор. В рассказах для детей стало появляться больше чернокожих героев, но в подавляющем большинстве дошкольных книг все еще доминируют белые. Ассоциации, связывающие белое с добром, а черное со злом, остаются чрезвычайно заметными в детских рассказах. Каждый цвет обладает своей “эмоциональной ценностью”, которая, по-видимому, усваивается в достаточно тесном сочетании с развивающимся осознанием этнических различий. Исследование, проведенное среди белых детей дошкольного возраста в Соединенных Штатах, привело к выводу, что дети “усваивают оценочный смысл черного как плохого и белого как хорошего в дошкольном возрасте, то есть в тот период, когда у них также развивается понятие о расовых различиях”.

Отношение со стороны большинства

Взгляды, усвоенные в раннем детстве, вероятно, составляют важную основу для ориентации в последующей жизни. Черные часто очень рано приобретают чувство собственной неполноценности, избавиться от которого в дальнейшем может оказаться очень трудно. Белые могут испытывать неловкость по отношению к черным или цветным, даже если в их поведении в основном не будет проявляться дискриминации и сами они будут считать себя свободными от предрассудков. Воздействие воспитания может оказаться настолько сильным, что даже самому последовательному либералу будет трудно полностью избежать подобных эмоций.

Роберт К. Мертон выделил четыре возможных типа, на которые можно разделить представителей большинства населения с точки зрения их отношения к меньшинствам и поведения в отношении этих меньшинств.

Тип 1

“Всепогодные” либералы, полностью лишенные предрассудков по отношению к меньшинствам и избегающие дискриминации, даже когда это может дорого обойтись им самим. Примером может служить белый священник-южанин, участвующий в демонстрациях в защиту гражданских прав, несмотря на риск потерять работу или подвергнуться физической расправе.

Тип 2

Либералы “при хорошей погоде”, считающие себя свободными от предрассудков, но в случае, если могут быть затронуты их интересы, идущие, “куда ветер дует”. Примером может служить человек, молчаливо поддерживающий противодействие черной семье в переезде на его улицу из боязни, что цены на недвижимость упадут.

Тип 3

Робкие расисты, предубежденные против меньшинств, но действующие как все либо из страха перед законом, либо из финансовых соображений. Таким может быть, например, владелец магазина, испытывающий неприязнь к азиатам, но держащийся с ними дружелюбно из боязни потерять доход.

Тип 4

Активные расисты, сильно предубежденные против других этнических групп и на практике дискриминирующие их представителей.

 

Социологические интерпретации

Некоторые из упомянутых выше психологических механизмов — такие, как стереотипное мышление, замещение или проекция, по природе своей универсальны. Они встречаются в любом обществе и дают возможность объяснить, почему этнические противоречия — столь обычный элемент в множестве различных типов культур. Тем не менее, они мало, чем могут помочь в объяснении социальных процессов, связанных с конкретными формами дискриминации. Для изучения подобных процессов мы должны ввести в рассмотрение концепции и материалы более социологического характера. Социологические интерпретации этнической вражды и конфликтов можно разделить на два типа: применяемые универсально, подобно только что рассмотренным психологическим механизмам, и относящиеся только к этническим противоречиям в современном мире.

Общие факторы

Социологические концепции, применимые к этническим конфликтам на универсальном уровне — это этноцентризм, групповые барьеры и перераспределение ресурсов. Этноцентризм — подозрительное отношение к чужакам в сочетании со стремлением оценивать все остальные культуры в терминах своей собственной — мы уже рассматривали ранее (глава 2, “Культура и общество”). Практически любая культура является в большей или меньшей степени этноцентричной, и обычно можно наблюдать, как этноцентризм при этом сочетается со стереотипным мышлением. “Чужаки” рассматриваются как дикари, варвары, или как неполноценные в моральном и умственном отношении люди. Например, именно так большинство цивилизаций воспринимало представителей малых культур, и это содействовало бесчисленным этническим конфликтам на всем протяжении человеческой истории.

Этноцентризм часто сочетается с групповыми барьерами. “Установление барьеров” представляет собой процесс, в ходе которого группы сохраняют границы, которые отделяют их от остальных; мы уже обсуждали это, анализируя барьеры между классами в предыдущей главе (глава 7, “Стратификация и классовая структура”). Антрополог Фредерик Барт попытался показать, как устроены границы между этническими группами, и какова роль этих границ в конфликтах. По его мнению, эти границы развиваются и сохраняются при помощи “механизмов исключения”, усиливающих разделение между этническими группами. К таким механизмам относятся, в частности, ограничение или запрещение межгрупповых браков, ограничения на социальные и экономические контакты, такие как торговля, и физическая изоляция групп друг от друга (как в случае этнических гетто).

Иногда группы, равные по влиянию, взаимно устанавливают барьеры: их члены держатся изолированно друг от друга, но ни одна из групп не доминирует над другой. Однако более обычной является ситуация, когда члены одной группы занимают преимущественное положение по отношению к другой этнической группе или группам. В таких обстоятельствах возникновение барьеров сочетается с перераспределением ресурсов, другим словами, с неравенством в распределении богатства и материальных благ. Это может происходить в различных ситуациях, например, в случае завоевания одной группы другой, или при получении одной этнической группой экономического господства над другими. Этнические барьеры дают возможность защиты привилегированного положения доминирующей группы.

Историческая перспектива

Все эти концепции, как психологические, так и социологические, помогают нам понять факторы, лежащие в основе многих форм этнических конфликтов. Но для полного анализа современных этнических взаимоотношений необходимо рассмотреть историческую перспективу. Понять этнические разногласия современного мира практически невозможно, если не учитывать глобальное влияние, которое в последние несколько веков оказывала экспансия Запада, особенно влияние западной колонизации на остальной мир. Историю этого периода мы кратко рассмотрели в главе 2 (“Культура и общество”), и этот обзор обеспечивает достаточную основу для изучения дальнейшего материала этой главы.

Начиная с пятнадцатого века, европейцы отправлялись в путешествия по неисследованным морям, к новым материкам в целях исследования, торговли, но также и захвата новых земель и подчинения туземных народов. Миллионы людей покидали Европу, чтобы переселиться на вновь открытые территории. Работорговля привела к перемещению огромных масс населения Африки на американские континенты. Ниже показаны крупнейшие миграционные процессы, произошедшие в течение последних 350 лет.

Из Европы в Северную Америку. С семнадцатого века и до настоящего времени из Европы в нынешние Соединенные Штаты и Канаду эмигрировало около 45 миллионов человек. Многие вернулись обратно, но большинство обосновалось навсегда, и около 150 миллионов сегодняшних жителей Северной Америки восходит своими корнями именно к этой миграции.

Из Европы в Центральную и Южную Америку. Около 20 миллионов европейцев, преимущественно из Испании, Португалии и Италии, мигрировало в Центральную и Южную Америку. Сегодня их потомками являются приблизительно 50 миллионов жителей этого региона.

Из Европы в Африку и Австралию. Примерно 17 миллионов жителей этих континентов происходит из Европы. В Африке они сосредоточены в основном в Южной Африке, в колонизации которой участвовали главным образом Британия и Голландия.

Из Африки в Америки. Начиная с шестнадцатого века из Африки на оба американских континента было перевезено примерно 15 миллионов негров; чуть меньше миллиона в шестнадцатом веке, приблизительно 2 миллиона в семнадцатом, около 6 миллионов в восемнадцатом и приблизительно 2 миллиона в девятнадцатом.

Эти миграционные потоки составили основу этнического состава Соединенных Штатов, Канады, государств Центральной и Южной Америки, Южной Африки, Австралии и Новой Зеландии. Коренное население всех этих стран было покорено и стало подчиняться европейским законам; в ряде случаев, например, в Австралии и Северной Америке, оно превратилось в этнические меньшинства очень небольшой численности. Поскольку сами европейцы имели разные этнические корни, они принесли на свою новую родину богатейшую этническую палитру. В эпоху расцвета колониализма в девятнадцатом — начале двадцатого века европейцы также правили народами во многих других регионах: на большей части Африки, в некоторых областях Ближнего Востока, в Индии, Бирме и Малайе.

На протяжении почти всего периода европейской экспансии этноцентрические воззрения были широко распространены среди колонистов, полагавших, что они несут свет цивилизации остальному миру. Даже самые либеральные из поселенцев считали себя высшими существами по отношению к коренному населению. Тот факт, что большинство туземных народов имели на этот счет прямо противоположное мнение, мало значил, поскольку у европейцев были все возможности отстоять свои убеждения. Начальный период колонизации совпал с возникновением расизма, и с тех пор расовые различия и конфликты играют главную роль во всех этнических столкновениях. Особое место во взглядах европейцев заняло расистское противопоставление “белых” и “черных”.

Почему это случилось? Тому было несколько причин. Одна из них заключается в том, что противопоставление “белого” и “черного” как культурных символов имеет очень глубокие корни в европейской культуре. С незапамятных времен белое ассоциировалось с добром и чистотой, а черное — со злом. (Эта символика вовсе не является естественной, в некоторых культурах все совершенно наоборот.) Символ “черноты” заключал в себе такой смысл еще до того, как Запад вступил в тесное соприкосновение с чернокожими народами, “невыносимо грязными, отвратительными… замыслившими что-то странное, угрожающими; таящими смертельную опасность; гибельными, разрушительными, зловещими… несущими клеймо позора, непристойности, греха”.

Рис. 6. Атлантическая работорговля, 1601–1870. Крупнейшим пунктом назначения в этот период оказалась Бразилия. За 300 лет в эту страну было привезено 3,6 миллиона человек. Источник: Ben Crow and Mary Thorpe. Survival and Change in the Third World. Cambridge, Polity Press,1988.P.15.

Именно эти символические значения определяли реакцию первых встреч с черными обитателями побережья Африки. Они укрепили чувство радикальных различий между народами, которое, в сочетании с языческими верованиями африканцев, заставило многих европейцев относиться к неграм со смесью презрения и страха. Как выразился один писатель семнадцатого века, черные “и цветом, и сутью своей не что иное, как воплощенья дьявола”. И хотя наиболее крайние выражения подобного отношения сегодня исчезли, трудно сомневаться в том. что некоторые элементы черно-белого культурного символизма по-прежнему широко распространены.

Вторым важным фактором возникновения современного расизма было появление понятия “расы” как такового. Расистские взгляды существовали во многих культурах и притом уже давно. Известны, например, китайские хроники четвертого века, описывающие варваров, “чрезвычайно похожих на обезьян, от которых они и произошли”. Однако само понятие “расы”, обозначающее набор наследственных черт, пришло из европейских учений восемнадцатого-девятнадцатого веков. “Отцом современного расизма” иногда называют графа Жозефа Артуэа зе Гобино (1816–1882), поскольку он провозглашал идеи, ставшие популярными во многих кругах. Гобино утверждал, что существуют три расы: белая, черная и желтая Белая раса обладает более высокими умственными, моральными и волевыми качествами именно эти врожденные черты лежат в основе распространения западного владычества во всем мире. Черные — наименее способные из трех рас. По своему уровню они близки к животным, низкоморальны и эмоционально неустойчивы.

Идеи де Гобино и других, имеющих подобные взгляды, первоначально предлагались просто как научные теории. Позднее они оказали влияние на Адольфа Гитлера, который, как мы отмечали ранее, использовал их как часть идеологии нацистской партии. Представление о “превосходстве белой расы”, несмотря на полное отсутствие фактических оснований, и сегодня остается ключевым моментом белого расизма. Например, это одно из программных положений американского Ку-Клукс-Клана.

Третья причина возникновения современного расизма кроется в эксплуататорских отношениях, которые европейцы установили с небелыми народами. Работорговля не могла бы существовать, если бы среди европейцев не было широко распространено мнение о принадлежности нефов к низшей, возможно, полуживотной, расе. Расизм оправдывал колониальное владычество над небелыми народами и лишение их политических прав, которых сами белые добились у себя на родине. Используя ранее упомянутую концепцию, мы можем сказать, что расизм сыграл важную роль в установке барьеров между европейцами, обладавшими властью, и небелыми народами, подвластными им.

Расистские настроения европейских колонистов практически всегда принимали более враждебные формы по отношению к черным, чем к другим небелым. Например, первые английские поселенцы в Северной Америке ставили негров гораздо ниже индейцев. Первоначальное отношение к индейцам определялось не расовыми, а скорее культурными факторами, их воспринимали как “нецивилизованных” или “дикарей”, но не как низшую расу. Только позднее многие колонисты стали все-таки рассматривать индейцев как особую расу, лишенную качеств, присущих белым. Но эта точка зрения никогда не была выражена так явно, как в случае с неграми Томас Джефферсон, отстаивая “американизацию” индейцев, имел в виду их обучение христианским ценностям. Сравните это с его отношением к черным. Негры, писал он, “по силе памяти равны белым, по рассудку — гораздо ниже”, добавляя, что “по воображению они тупы, безвкусны и ненормальны”.

Отношения между белыми и небелыми зависели от характера колонизации; влияли на них и культурные различия между самими европейцами. Чтобы показать эти различия, рассмотрим расовые отношения в Бразилии, США и Южной Африке, а затем перейдем к более подробному анализу расовых и этнических отношений в Великобритании.

 

Этнические отношения в исторической перспективе: несколько примеров

Сравнение этнических отношений, сложившихся в различных обществах, показывает, каким образом предрассудки и дискриминация связаны с типами исторического развития. Бразилию иногда упоминают как страну, свободную от этнических предубеждений между белыми и черными, хотя, как мы увидим, это не совсем точно. Южная Африка, напротив, — страна, в которой предрассудки и дискриминация приняли крайнюю форму, а сегрегация чернокожего и белого населения установлена законом.

Этнические отношения в Бразилии

К середине девятнадцатого века, к концу эпохи работорговли, в Бразилию было привезено чуть меньше 4 миллионов рабов. В Соединенных Штатах в это время было около миллиона чернокожих, и представителей различных африканских культур, как правило, доставляли в разные места; в то же время в Бразилии невольников, происходивших из одной местности, обычно держали вместе. Таким образом, они могли сохранять свою оригинальную культуру в большей степени, чем их собратья в Соединенных Штатах. В Бразилии рабам разрешалось жениться и без одобрения хозяев, единственно при условии, что рабы по-прежнему будут на них работать; супруги не могли быть проданы по отдельности. Нередкими были сексуальные контакты между белыми мужчинами и рабынями. Их дети часто получали свободу, а иногда становились полноправными членами белой семьи. Окончательная отмена рабства произошла в 1888 году, однако еще задолго до того белые привыкли к существованию свободных негров.

После отмены рабства многие чернокожие бразильцы переехали в города. Большинство из них жило тогда (и живут сегодня) сравнительно бедно, однако никто не лишал их права вступать в профсоюзы, а некоторым удалось добиться богатства и власти. Существует популярная бразильская пословица, которая гласит:

“Богатый черный — белый, а бедный белый — черный”. Здесь очень точно схвачены и относительный расовый либерализм в Бразилии, и тот факт, что “белизна” все же идентифицируется с некоторым превосходством. Высшие позиции во всех сферах общества по-прежнему занимают в основном белые.

Долгое время бразильцы рассматривали свою систему расовых отношений в розовом свете, подчеркивая позитивные отличия от более жесткой системы в США, но в 1960-х и 70-х годах, когда движение за гражданские права американских негров набрало силу, сравнение стало уже не в пользу Бразилии. В начале 1960-х годов бразильский конгресс принял закон, запрещающий дискриминацию в общественных местах. Это случилось после того, как чернокожая туристка из США Кэтрин Данэм обратилась к властям с жалобой на администрацию отеля в Сан Пауло, где ей отказались предоставить номер. Этот закон, однако, был не более чем символическим жестом, поскольку правительство не предприняло никаких усилий к выяснению истинных масштабов дискриминации.

Большинство наблюдателей соглашаются, что подобная дискриминация в Бразилии достаточно редка, хотя правительственных программ, направленных на улучшение социальных и экономических возможностей небелого населения, немного. Вера бразильцев в “отбеливание” несколько противоречит тому, что черные по-прежнему сосредоточены в основном в беднейших слоях общества. Тем не менее, Бразилии пока что удавалось избегать периодических линчеваний и расовых волнений, подобных тем, что пронизывают историю Соединенных Штатов, а также любых крайних форм расовых предрассудков.

Социальное развитие Южной Африки

Первыми европейскими поселенцами в Южной Африке были голландцы. Столкнувшись с нежеланием местного населения работать на европейских предприятиях, они начали ввозить большие партии рабов из других стран континента и из голландской Ост-Индии. Позднее доминирующее положение в Южной Африке заняли британцы, которые в 1830-х годах положили конец рабству. Вначале деление на белых и коренных африканцев не было таким абсолютным, как это появилось позднее. После отмены рабства для черных были введены неизвестные им ранее налоги, которые побудили многих из них наниматься на работу к европейцам, и молодые африканцы были вынуждены искать оплачиваемую работу вне дома, чтобы заплатить налоги. Сформировалась система “мигрантского труда”, определившая последующее развитие южноафриканской экономики. Многие африканцы нанимались на золотые и алмазные прииски и жили в специальных лагерях, удаленных от мест, где жили европейцы. Так постепенно сложилась система сегрегации, позднее закрепленная законом.

Согласно системе апартеида (что означает раздельное развитие), введенной после Второй мировой войны, население Южной Африки подразделяется на 4 “регистрационные группы”: 4,5 миллиона белых потомков европейских иммигрантов, 2,5 миллиона так называемых “цветных”, чье происхождение восходит к более чем одной “расе”, 1 миллион потомков выходцев из Азии и 23 миллиона чернокожих африканцев.

Южную Африку отличают от остальных индустриальных стран не только и не столько громадные диспропорции в благосостоянии и в возможностях, — они есть и в других странах. Главное — это освященные законом резкие и всеобъемлющие контрасты, разделяющие белых и всех остальных.

Элитарные галантерейные лавочки и роскошные торговые улицы, тихие, утопающие в зелени кварталы, уютные, ухоженные садики и другие красоты — непременный атрибут богатых жилых кварталов для белых… Тем более невероятный контраст им составляет неизменное унылое запустение черных пригородов и гетто. Оазисы относительного богатства встречаются и здесь, но это скорее исключение, чем правило. Чередование одних и тех же образов — неприветливые пыльные улицы, босые неряшливые дети, нескончаемый поток усталых, измотанных дневной работой людей, мрачные взгляды — вот подлинное лицо депривации. Для пригородов повседневная жизнь — это бесконечная жестокая и безнадежная борьба за выживание. [223]

Пьер Ван ден Берг выделяет три основных уровня сегрегации в южноафриканском обществе.

1. Микросегрегация — сегрегация общественных мест (подобная той, что существовала на Американском Юге). Для белых и небелых существуют раздельные душевые комнаты, комнаты ожидания, железнодорожные вагоны и другие общественные места.

2. Мезосегрегация — сегрегация белых и небелых по районам проживания в пределах городов. Чернокожие вынуждены жить в специально отведенных зонах.

3. Макросегрегация — сегрегация целых народов на определенных территориях — в национальных резервациях.

Существование раздельных услуг в местах общественного пользования имеет огромное символическое значение для укрепления апартеида. Однако оно не обеспечивает прямой поддержки политического и экономического господства белого меньшинства над чернокожим населением. Фактически, в последние годы микросегрегация значительно снизилась, поскольку правительство Южной Африки вынуждено было реагировать на международное давление, направленное на прекращение дискриминации. Другие типы сегрегации значат для сохранения господства белых гораздо больше.

Южноафриканской экономике давно уже невозможно обходиться без рабочей силы миллионов небелых, живущих в городах и пригородах. Одно время в крупных городах существовали смешанные районы, но постепенно все больше и больше черных селили в “образцовые поселки”, расположенные за несколько миль от белых районов. Кроме того, миллионы людей сгонялись на так называемые “хоумленды”, удаленные от городов на значительные расстояния. Эти районы наделялись правами частично автономных государств, подчиняющихся общему контролю центрального белого правительства.

Предполагалось, что хоумленды будут отдельными территориями, на которых черное большинство наделяется теми политическими правами, которых оно лишено на территории белой Южной Африки. По условиям Акта о гражданстве в хоумлендах 1970 года, жители таких территорий в день объявления их “независимыми” автоматически лишались южноафриканского гражданства. Так называемые “пригородные иностранцы” живут вместе с семьями в хоумлендах и ежедневно пересекают “национальную границу” белой Южной Африки. Подсчитано, что 80 % населения хоумлендов живет ниже официально установленного уровня бедности.

Апартеид подвергся осуждению со стороны всего международного сообщества, в ЮАР ему также противостояли многие. Длительное время страна была объектом экономических санкций, призванных положить конец системе апартеида; Южная Африка не допускалась к участию в ряде всемирных спортивных мероприятий.

Международные санкции, как и внутренний протест, оказали свое влияние, но, возможно, первостепенной причиной распада системы апартеида в 1980-е годы были решительные действия черного населения, не побоявшегося санкций со стороны властей; например, многие в поисках работы мигрировали в города, хотя закон запрещал им это.

В 1990 году президент де Клерк снял ограничения с деятельности Африканского Национального Конгресса (АНК), Коммунистической партии и ряда других оппозиционных групп, ранее находившихся на нелегальном положении или в изгнании. Был освобожден из тюрьмы лидер АНК Нельсон Мандела, содержавшийся в заключении с 1962 года. Стоит вопрос о принятии новой конституции, которая впервые в истории страны даст каждому право голоса. Референдум, проведенный в марте 1992 года среди белых избирателей, показал, что подавляющее большинство выступает за проведение подобной реформы. Существует, однако, и сильное противодействие со стороны консервативных групп белого населения, угрожающих применением насилия. Не редкость насилие и в черных пригородах, поэтому будущее страны под властью черного большинства представляется столь же бурным, сколь и ее прошлое.

Гражданские права чернокожего населения США

Отмена рабства и начальные достижения

Конец рабству в Северной Америке был положен в результате Гражданской войны между северными и южными штатами. Фактически Манифест об освобождении рабов был подписан за год до окончания войны, в 1863 году. Отмена рабства не означала радикального улучшения жизни черных, большинство из них по-прежнему жили в условиях жесточайшей нищеты. С 1890 по 1912 год на Юге Соединенных Штатов был принят ряд дискриминационных законов против негров, запрещавших им доступ в “белые” железнодорожные вагоны, общественные туалеты и кафе. Эта сегрегация была официально признана в 1896 году решением Верховного Суда, провозгласившим “раздельные, но равные” возможности соответствующими конституции. Деятельность Ку-Клукс-Клана, тайного террористического общества, была направлена на сохранение сегрегации.

Борьба меньшинств за достижение равных прав и возможностей занимала важное место в американской истории со времен войны за независимость. Большей части национальных групп удалось получить доступ к политическому влиянию и экономическим благам, их требования равного с большинством статуса были удовлетворены, однако черные вплоть до начала 1940-х составляли исключение. В 1909 и 1910 годах были основаны Национальная Ассоциация содействия прогрессу цветного населения и Национальная городская лига. Обе они боролись за гражданские права чернокожего населения, однако реальные плоды их деятельности стали ощущаться лишь во время Второй мировой войны и в первые послевоенные годы.

Перед вступлением Соединенных Штатов в войну лидеры Национальной ассоциации и Городской лиги встретились с президентом Франклином Д. Рузвельтом, ходатайствуя за десегрегацию вооруженных сил. Рузвельт не только отклонил ходатайство, но и сделал публичное заявление о том, что в ходе встречи лидеры движений согласились с сохранением сегрегации. Один из лидеров черных профсоюзов, А. Филип Рэндолф, возмущенный столь очевидной ложью, призвал к проведению в Вашингтоне марша протеста с участием 100000 негров. За несколько дней до назначенной даты марша Рузвельт подписал указ, запрещающий дискриминацию по этническому признаку при найме на работу и содержавший обещания о прекращении сегрегации в вооруженных силах.

Два года спустя в Чикаго возникла новая организация — Конгресс Расового равенства, бросивший вызов сегрегации, происходящей в ресторанах, бассейнах и других общественных местах. Несмотря на то, что его деятельность не увенчалась большими успехами и вызвала яростное сопротивление белого населения, это ознаменовало начало активных действий со стороны негритянских движений за гражданские права — действий, превратившихся через 15 лет в массовое движение.

Вскоре после окончания второй мировой войны Национальная ассоциация содействия прогрессу организовала кампанию против сегрегации в общественном образовании, кульминацией которой стали судебные процессы, в ходе которых Ассоциация выступила против советов пяти школ, оспаривая господствовавшую в то время концепцию раздельного и равного обучения. В 1954 году Верховный Суд единогласно постановил, что “раздельный подход в системе образования изначально исключает равенство”. Данное решение стало платформой для борьбы за гражданские права на два последующих десятилетия. Сразу же после принятия этого решения Верховным Судом ряд местных администраций и администраций штатов сделали попытку ограничить сферу его применения. Комиссия объединения государственных школ, начавшая работу в соответствии с приказами федерального правительства, встретила яростное сопротивление, приведшее к возрождению белых расистских организаций, таких, как Ку-Клукс-Клан, “Советы Белых граждан” и Комитеты Бдительности. Даже в 1960 году смешанные школы на Юге посещало не более 1 % чернокожих учеников.

Сила сопротивления белых противников равенства убедила негритянских лидеров в том, что для придания гражданским правам реального содержания необходимы массовые активные действия. В 1956 году чернокожая американка Роза Парке была арестована в Монтгомери, штат Алабама, за отказ уступить место в автобусе белому мужчине. В результате ареста практически все чернокожее население города, руководимое баптистским священником доктором Мартином Лютером Кингом, бойкотировало транспортную систему в течение 381 дня. В конце концов городские власти вынуждены были отменить сегрегацию на общественном транспорте.

Вслед за этим последовали и другие бойкоты и сидячие забастовки с целью десегрегации мест общественного пользования. Марши и демонстрации стали пользоваться массовой поддержкой нефов и сочувствующих белых. Идеи Кинга привели к кампании активного, но ненасильственного сопротивления дискриминации, однако реакции на возглавляемое им движение были далеко не мирными. Губернатор штата Арканзас Фобас использовал полицию штата для того, чтобы не допустить чернокожих учеников в Сентрал Хай Скул в Литл-Роке. В Бирмингеме, штат Алабама, шериф “Бык” Коннор приказал полиции использовать для разгона демонстрантов брандспойты, дубинки и полицейских собак.

После произошедшего в Бирмингеме за 10 недель в городах Америки прошло несколько сот демонстраций, более 15 000 их участников были арестованы. В 1963 году четверть миллиона сторонников движения за гражданские права устроили марши протеста в Вашингтоне, откликнувшись таким образом на призыв Кинга: “Мы не успокоимся до тех пор, пока справедливость не уподобится реке, а правда — могучему потоку”. В 1964 году Конгрессом был принят Закон о гражданских правах, запрещавший всякую дискриминацию в общественных местах, в системе образования, при найме на работу и в любом учреждении, получающем государственное финансирование. В последующие годы были приняты билли, предусматривавшие строгое соблюдение избирательных прав черного населения и запрещавшие дискриминацию при найме и покупке жилья.

Движение за гражданские права

Движение за гражданские права дало своим черным участникам ощущение свободы и чувство самоутверждения, нечто гораздо большее, чем те формальные цели, за которые они боролись. В деятельности Студенческого ненасильственного организационного комитета участвовали “Певцы свободы”, выражавшие надежды его участников в музыке и песнях. Винсент Говард описывает энергию и энтузиазм, возникавшие в то время среди многих черных:

В эти первые месяцы организации, маршей, пения и арестов было все: надежда, идеализм и решимость… Это были верующие, Когда они пели в тюрьме, на митингах и перед шеренгами полицейских и ополченцев свою “We shall overcome”, они действительно верили в победу… победа означала и “свободу”, и “права”, и “достоинство”, и “справедливость”, и то, что черные и белые будут вместе, и многое другое, что люди чувствовали, хотя и не умели выразить. [231]

Попытки добиться нового законодательства, учитывающего гражданские права, вновь натолкнулись на яростное сопротивление. Демонстранты подвергались оскорблениям, случались физические нападения, некоторые поплатились жизнью. Одной из реакций на это стало возникновение агрессивных чернокожих групп, под общим названием “Черная власть”. Умеренные отмежевались от этого движения и продолжали добиваться реформ законными путями. С 1965 по 1968 год по всей Америке в негритянских гетто прошли крупные волнения.

Несмотря на барьеры, препятствовавшие его полному и неукоснительному исполнению, Закон о гражданских правах имел фундаментальное значение. Основные идеи этого закона касались не только черных, но и любых жертв дискриминации, в том числе других этнических групп и женщин. Закон послужил отправной точкой для целого ряда движений, посвятивших себя борьбе за права угнетенных групп.

В ходе борьбы 1960-х годов цели черного движения за гражданские права несколько трансформировались. Первоначально устремления большинства лидеров движения состояли в полной интеграции негритянских групп в американскую культуру, однако рост количества радикальных негритянских групп привел к изменению идеалов. Черный цвет стал рассматриваться как символ достоинства, а негритянская культура — как ценность сама по себе. Чернокожие американцы стали требовать независимого положения в сообществе, имея в виду действительный плюрализм, а не ассимиляцию в белом социальном порядке. Переориентации мировоззрения способствовало и осознание того, что равенство перед законом ничего не дает, если дискриминация сохраняется на практике.

Что же касается черных радикальных группировок, проповедовавших насилие в качестве средства достижения гражданских целей (например, “Черных Пантер”), то они либо были уничтожены, либо распались на враждующие фракции. Многие чернокожие активисты стали расценивать избирательные урны как способ добиться политической власти для негров. В 1975 году группа чернокожих музыкантов записала песню “Шоколадный город”, ставшую одним из самых популярных синглов на черных радиостанциях. Певец Джордж Клинтон выражал надежду, что выборы помогут чернокожему населению добиться реального влияния на местах: “Вам не нужны пули, если у вас есть избирательный бюллетень”. Под “Шоколадным городом” подразумевался Вашингтон, где вокруг центральных черных кварталов располагались “ванильные” пригороды; но также это относилось и ко всем другим городам, в которых негры могли выступить как сплоченная политическая сила. В песне были такие слова:

Посмотри, сколько шоколадных городов вокруг

Мы взяли Ньюарк

Мы взяли Гэри

Кто-то сказал, что мы взяли Лос-Анджелес

И скоро будем в Атланте.

Интеграция и антагонизм

За тридцать лет, прошедших со времени принятия Закона о гражданских правах, произошли большие перемены. Количество чернокожих представителей выборной власти увеличилось от ста человек в начале 1960-х до 7 тысяч в начале 1990-х годов. В четыре раза возросло число чернокожих студентов в колледжах и университетах. Появился и заметно растет черный средний класс. Чернокожие американцы стали мэрами ряда крупнейших городов страны, включая Нью-Йорк, Чикаго, Атланту и Балтимор. Гораздо более заметную роль черные американцы стали играть в литературе, театре и других видах искусства.

И все же еще рано говорить о новой эпохе расовой гармонии и интеграции. Напротив, в конце 1980-х — начале 1990-х годов в разных районах США имели место сотни актов насилия на расовой почве. Высокого уровня расовое противостояние достигло в Нью-Йорке, Бостоне и Чикаго. В 1991 году прошли массовые демонстрации, организованные как черными, так и белыми, участники которых обвиняли друг друга в расизме. В 1990 году в Лос-Анджелесе и других американских городах имели место крупномасштабные волнения. Несмотря на отмеченные выше достижения, в конце 1980-х годов общий социоэкономический статус чернокожего населения снова упал, резко снизился доход семей чернокожих, до минимальных размеров сократилось число чернокожих студентов колледжей.

В центральных районах резко подскочило потребление наркотиков и вырос уровень насилия, использование кокаина и крэка стало эпидемией. Молодежные банды, контролирующие торговлю этими наркотиками, создали в городах обстановку настоящего террора. В 1980-х годах убийство было основной причиной смерти среди чернокожих американцев мужского пола. В докладе Медицинского журнала Новой Англии 1990 года сообщалось, что средняя продолжительность жизни чернокожего американца мужского пола из нью-йорского Гарлема была ниже, чем у жителя Бангладеш. В речи, произнесенной в Вашингтоне в 1963 году, Мартин Лютер Кинг сказал, что мечтает об обществе, “невосприимчивом к цвету кожи”, в котором детей будут оценивать “не по цвету, а по личностным достоинствам”. Однако и сегодня такая цель кажется чрезвычайно далекой.

История иммиграции в Великобритании

Ранние переселенцы

Значительное количество ирландских, валлийских и шотландских имен, встречающихся сегодня среди англичан, — это напоминание о некогда происходившем массовом переселении с “Кельтских окраин” в урбанистические центры Англии. Еще в девятнадцатом веке, задолго до начала массовой иммиграции из колоний, стало ясно, что бурно растущие английские города стали приманкой для жителей менее процветающих районов Британии. В 1867 году “Тайме” оплакивала тот факт, что “на нашем острове вряд ли можно обнаружить чистокровного англичанина”. Даже монархия, которая считается сегодня самым английским из всех английских учреждений, имела в своем составе множество “иностранных” элементов. Англия знала французских, шотландских, голландских и немецких монархов, а сегодняшняя королевская семья имеет столько неанглийских предков, что ее лучше именовать “европейской”.

Еще в семнадцатом веке в Лондоне существовала обширная ирландская колония. Вначале иммигранты из Ирландии выполняли в основном черную работу, но постепенно им удавалось получать более выгодные и квалифицированные профессии. В девятнадцатом веке Ирландия была единственной западноевропейской страной, население которой уменьшилось. Только в Лондон, Манчестер, Ливерпуль и Глазго приехали десятки тысяч ирландских иммигрантов, и куда больше отправилось в США. С 1830 по 1847 год в одном Ливерпуле осело около 300000 ирландцев. К 1851 году количество ирландцев, поселившихся в Англии и Уэльсе, достигло полумиллиона. Чем был вызван столь массовый переезд? Часто случавшийся в стране голод заставлял жителей искать новую жизнь за границами своего отечества, а близость Ирландии к Англии, с одной стороны, облегчала переезд ирландцев в английские города, а с другой — позволяла сохранить связь с родиной.

Ирландцы в Англии середины девятнадцатого века были крупнейшей иммигрантской группой в обществе, которое, за исключением Лондона, было хорошо защищено от иноземных “вторжений”. Однако в столице существовало множество других “экзотических” групп. В семнадцатом веке возникла еврейская община. В последующее столетие она существенно выросла — из-за гонений, которым подвергались они в других странах, евреи предпочитали приезжать в относительно спокойную Англию. Подсчитано, что к 1800 году в провинциальных городах жило около 6000 евреев, и от 15 000 до 20000 — в Лондоне. Причем любопытно, что если бедный еврей у местного населения вызывал презрение и насмешку, то богатым в основном проклятия. Чарльз Диккенс в образе Феджина в “Оливере Твисте” использовал узнаваемую и расхожую карикатуру такого рода.

В эпоху промышленной революции в Британии появляются иммигранты из Голландии, они создают сеть банковских и финансовых учреждении, подучивших наименование “Голландских финансов” и сыгравших жизненно важную роль в экономических переустройствах страны. Предприимчивые, высокообразованные голландцы обогатили Англию в социальном и экономическом плане. Таким образом, некоренные жители Англии внесли существенный вклад в создание ее нового социоэкономического климата.

Приток китайских иммигрантов во время английской промышленной экспансии стал настоящим подарком английским предпринимателям, нуждавшимся в дешевой рабочей силе. Однако в конце девятнадцатого века начались крупные выступления профсоюзных лидеров, направленные против китайской иммиграции, присутствие которой снижало уровень заработной платы местных рабочих.

Толчком к развитию черных общин в конце девятнадцатого века в Британии стало расширение морских сношений с Западной Африкой и Карибским бассейном. В это время в британских университетах появились немногочисленные студенты из Африки и Вест-Индии. Одной из иммигрантских группировок чернокожих были моряки. Именно они основали в Британии общины, существующие и по сей день (например, в Кардиффе). Во время Первой мировой войны в целях укрепления британской армии на Британских Карибских островах было набрано 15000 чернокожих рекрутов, из которых были сформированы черные вест-индийские полки. После окончания войны часть солдат осталась в Британии, предпочитая искать счастье на новой родине, нежели возвращаться в экономически отсталую Вест-Индию.

Иммиграция после 1930 года

В результате нацистских преследований с начала 1930-х годов целое поколение европейских евреев устремилось в поисках безопасности на Запад. Согласно некоторым данным, с 1933 по 1939 год в Великобритании поселилось 60000 евреев, однако реальные цифры, возможно, еще выше. За это время из Центральной Европы прибыло около 80000 беженцев, и еще более 70000 в годы самой войны. В мае 1945 года Европа столкнулась с невиданной доселе проблемой беженцев: их число насчитывало миллионы. Несколько сотен тысяч из них осело в Британии.

В послевоенный период Британия пережила иммиграцию беспрецедентных масштабов — большинство новых жителей приехало из стран британского Содружества в ответ на возникновение в стране новых рабочих мест. Реакции британцев на новый приток иммигрантов в какой-то степени зависели от классового деления. Представители правительственных кругов все еще находились под влиянием имперских идей, поэтому они считали индийцев, пакистанцев, африканцев и жителей Карибского бассейна британским подданными, имеющими право селиться в самой Британии. В послевоенной Британии имел место значительный недостаток рабочей силы, поэтому работодатели на первых порах использовали иммигрантский труд с большим энтузиазмом. Однако рабочие, живущие в бедных районах (к которым тяготели и новые иммигранты), были озабочены ломкой своего привычного повседневного уклада и нередко относились к пришельцам весьма враждебно. Почти треть всех выходцев из стран Содружества сконцентрировалась в нескольких определенных районах Лондона, позднее такие же колонии возникли на западе центральной Англии, в Брэдфорде и в других бедных урбанизированных районах.

Сменяющие друг друга правительства рассматривали полную интеграцию новых иммигрантов в Британское общество как желательную и вполне достижимую цель. Рой Дженкинс, министр внутренних дел правительства лейбористов в 1960-х годах, предложил свое определение интеграции “не как нивелирующего процесса ассимиляции, но как равные возможности, сопровождающие культурное многообразие, в атмосфере взаимной терпимости”. В 1966 году, в соответствии с принятым лейбористами Законом о расовых отношениях, был создан Совет по расовым отношениям.

Рис. 7. Иммиграция в Великобританию из Вест-Индии, Индии и Пакистана в 1940–1970 годах. График показывает соответствие количества жителей Великобритании на 1971 год, имеющих одного или обоих родителей из Вест-Индии, Пакистана или Индии, дате их приезда в Великобританию. Источник: Lomas G.В. Census 1971: The Coloured Population of Great Britain. London,1974; The Runnymede Trust and the Radical Statistics Race Group. Britain's Black Population. London,1987.

Эта инстанция обеспечивала защиту прав граждан в случае доказанной дискриминации по расовым мотивам. В 1968 году был принят более существенный Билль против дискриминации, однако он сопровождался новым законодательством, контролирующим въезд в страну и резко сокращающим количество новых иммигрантов. В том же году во время парламентской дискуссии по расовым отношениям Инек Пауэлл (тогдашний спикер консерваторов) произнес в Бирмингеме речь, в которой он выражал свои опасения по поводу резкого увеличения небелого населения Британии: “Подобно римлянам, я вижу воды Тибра красными от крови”. Опрос Гэллапа показал, что 75 % британцев более или менее солидарны с оценкой Пауэлла.

С целью ослабления расовой дискриминации в 1976 году был принят Закон о расовых отношениях. Закон запрещал дискриминацию при приеме на работу, аренде или покупке жилья, приеме в клубы и организации. Для наблюдения за исполнением акта была учреждена Комиссия за расовое равенство, которая наделялась широким кругом полномочий и решения которой имели статус закона. Однако 70-е годы ознаменовались и появлением откровенно расистской партии Национального Фронта. Вслед за этим возникли организации, противостоящие Фронту: например, в 1977 году для противодействия пропаганде Национального Фронта была учреждена Антинацистская Лига.

К 1990 году среди жителей Великобритании, имеющих вест-индские и южноазиатские корни, основную часть составляют британцы по рождению (их доля на тот момент была 55 % и продолжает расти). Это дает возможность говорить о них как о небелом британском населении, обладающем всеми гражданскими правами, а отнюдь не как об иммигрантской среде. Они составляют приблизительно 5 % всего населения.

Закон о британском подданстве, принятый в 1981 году, ужесточил условия въезда в Великобританию для жителей бывших или нынешних подвластных территорий. Британское гражданство отделено от гражданства британских подвластных территорий. Закон сохранил категорию граждан британских колоний преимущественно в Малайзии и Сингапуре, однако им не разрешалось селиться в Великобритании, а их дети не могли наследовать гражданство британских территорий. Граждане Содружества британских наций, ранее имевшие право на регистрацию в качестве британских подданных после пяти лет проживания в стране, теперь должны были подавать прошение о натурализации на общих основаниях. Добавились и другие ограничения на въезд и право на жительство. По Биллю 1988 года они еще более ужесточились. Сократились также возможности въезда политических и религиозных беженцев. В 1991 году был принят Билль об убежище, провозгласивший обязательную регистрацию лиц, претендующих на статус беженцев, снятие отпечатков пальцев, сокращение доступа к бесплатным юридическим услугам и удваивавший штрафы, взимаемые с авиакомпаний, если у пассажиров не было полноценных виз. Новые правила вызвали острую критику со стороны высших представителей Церкви и Комиссара ООН по делам беженцев.

Расы, расизм и неравенство

Профессиональное распределение небелого населения Британии имеет различные вариации. Самая большая доля черных занята на рабочих должностях либо не имеет работы. На рабочих должностях занято около 80 % черных мужского пола и 70 % мужчин из Южной Азии по сравнению с 50 % у белых.

Среди выходцев из Вест-Индии также велика доля работников физического труда, но среди них высок процент квалифицированных рабочих. Подавляющее большинство бангладешцев занято полуквалифицированной и неквалифицированной работой. Азиаты, приехавшие в Британию из Восточной Азии, в среднем гораздо чаще заняты в сфере нефизического труда, даже по сравнению с белыми. Небелые женщины зарабатывают значительно меньше небелых мужчин: их доля на должностях, не связанных с физическим трудом, и на квалифицированных рабочих должностях значительно ниже, чем у мужчин.

Многие небелые, в том числе большинство выходцев из Южной Азии, живут вдали от центральных районов городов. Существует тесная связь между расовой принадлежностью и местом жительства: так, вест-индцы в семь раз чаще селятся в центральных районах (внутренний город) Лондона, Бирмингема или Манчестера, чем белые. Мужская безработица в этих районах очень высока. Большинство черных живет “во внутреннем городе" не по собственному выбору; они едут туда, потому что белые покидают эти районы.

Наиболее преуспевающая по уровню дохода группа небелого населения — это мелкие предприниматели из Южной Азии. Численность данной категории росла последние 20 лет, к ней относится 23 % выходцев из Южной Азии по сравнению с 14 % белого населения. Азиатские лавочки и другие формы азиатского бизнеса стали настолько привычной частью британской жизни, что некоторые связывают с этой категорией населения надежды на возрождение экономической жизни в центральных городских районах. Безусловно, такие ожидания преувеличены, поскольку многие бизнесмены из Южной Азии вынуждены исключительно много работать, чтобы получить относительно невысокий доход. Большинство из них не являются предпринимателями, а состоят в найме у других членов семьи, которым принадлежит соответствующий бизнес. Кроме того, они лишены преимуществ, обычных для других наемных работников: выплат по болезни, оплачиваемого отпуска и взносов в Национальное Страхование со стороны фирмы.

Сколь бы были богаты представители небелого населения, они всегда остаются уязвимыми от различных форм расизма, в том числе от нападений на расовой почве. Многим удается избежать опасности, но меньшинство оказывается в невыносимо жестоких условиях. В одном из исследовании описываются типичные случаи:

“Пока мальчик спит, в окно его спальни просовывается свиная голова, из глазниц, ноздрей и ушей которой торчат зажженные сигареты. Семья никогда не выходит из дома после семи, опасаясь нападении белых соседей, все находятся водной большой комнате, предварительно забаррикадировав первый этаж. На дверь квартиры, в которой живет цветная семья, белые соседи ставят решетку, и люди становятся пленниками в собственном доме. Цветной подросток при переходе из одной классной комнаты в другую подвергается нападению со стороны более старшего белого мальчика, который ранит его ножом”.

Этническая принадлежность и низший класс

Понятие низшего класса (см. главу 7, “Стратификация и классовая структура”) достаточно противоречиво. Сама идея появилась в 1970-х в связи с исследованиями, в ходе которых обнаружилось, что этнические меньшинства в Великобритании и других странах оказываются серьезно обделены в возможностях экономического развития. Так, в работе, опубликованной по результатам исследования, проведенного в 1979 году в Бирмингемском районе Хэндсуорт был сделан вывод, что небелое население по сравнению с белым занимает качественно иное положение на рынке труда, имеет худшие жилищные условия и низкую форму школьного обучения.

Авторы исследования считали подобную ситуацию следствием расовых предрассудков и дискриминации, усугублявших проблемы, типичные для всех обездоленных групп. В 1980-х годах ряд исследователей стал использовать понятие низшего класса в связи с доказательством того, что в низших этажах социальной системы формируется некая “культура бедности”. Данная культура порождает индивидов, не способных пользоваться имеющимися возможностями. Они становятся “хроническими вэлфэровцами”, привыкшими жить на подачки государства, лишенными инициативы, необходимой для преодоления хронической зависимости. Такая интерпретация получила широкое распространение как в Соединенных Штатах, так и в Британии.

Раста из Чеплтона

Чеплтон — пригород Лидса, расположен примерно в 10 мин. автобусом от центра города. Это несколько квадратных миль с многоквартирными домами, населенными в основном выходцами с Ямайки, из Азии, ирландцами и изредка англичанами-бедняками (либо просто идеалистами). Жители Чеплтона, как и других подобных внутренних районов городов, в географическом и социальном смысле оказались изолированными. Экономическая деятельность в любом ее виде на улицах почти отсутствует. Есть, правда, местное почтовое отделение, им управляет семья сикхов, да маленький музыкальный магазин, принадлежащий нескольким Раста (об этом достижении в предпринимательстве с оттенком зависти поговаривают другие чернокожие). Общественная жизнь в этом в основном черном и в основном безработном районе протекает между “аркадами” (помещениями с игральными автоматами), вечно многолюдным кафе Бамбу Лиф и большим пабом Хейфилд.

Найджел не совсем похож на типичного представителя местного сообщества. Ему 22 года, чернокожий, с пышной шевелюрой, свойственной Раста, — и имеет работу. Вот он сидит под небольшим плакатом с изображением Боба Марли в чеплтонском офисе фирмы Рут Бандли и Компания, поверенные, и рассказывает о своем долгом путешествии по различным программам помощи безработным, предшествовавшем его нынешнему положению. “Два с половиной года у меня не было работы. Чем я жил? Вставал вечерком, шел прошвырнуться, поглядеть, не встал ли кто из друзей. Шел к ним домой. Болтали там. Потом опять шел на улицу. Обделывали разные делишки. Вкладывали пособие в дело, чтобы хватило подольше. Этим и занимались прямо на улице — там купил, здесь продал. Вот и все”.

Затем, после работы по программе подготовки молодежи в столярной мастерской (“они от меня потом избавились”), а после в коммунальных службах в качестве маляра и декоратора, и затем опять-таки безработного, он в конце концов оказался в конторе Рут в качестве стажера.

Найджел говорит: “Я захотел поступить к Рут, потому что юридические фирмы, как только видели меня, говорили: "Нет, с такой прической ты нам не нужен". А Рут сказала, что если бы я постригся, она бы меня не приняла. Так что эта работа по мне. Иногда прихожу даже раньше всех. У меня свой ключ. Я решил пройти все ступеньки, все что требуется. Сдам экзамены на юрисконсульта. Может быть, и стану первым юристом Раста”.

Большинству чернокожих друзей Найджела повезло в Чеплтоне гораздо меньше (доля безработных в возрасте до 25 лет в Чеплтоне приближается к 70 %). Как и Найджел, они начали дрейфовать между “программами” и безработицей сразу после окончания школы, но большинство кончило тем же, с чего и начало, — пособием, а для большинства это означает — и улицей. Подальше от переполненных квартир, поближе к друзьям и к делу.

Хью, 24-летний Раста с такой же прической, как у Найджела, пытался порвать с таким положением. “Просыпаюсь и говорю себе: "Что я могу сделать позитивного?" А потом делаю то, что и каждый день. Спускаюсь на улицу, "на передовую", как мы говорим. И там думаю о том же. "Я не хочу быть здесь, не хочу просто торчать на улице. В кафе я должен сделать что-то позитивное". А что еще можно сделать? Ну я и возвращаюсь домой”.

Чернокожая безработная молодежь из Чеплтона, равно как и из Брикстона, Ноттинг Хилла и Сент-Поулза, знает, что простейший способ пополнить наличность заключается в том, чтобы помаленьку приторговывать каннабисом (вид наркотика). Хью уже провел некоторое время в тюрьме за торговлю этой, как он выражается, “травкой”. Никаких моральных барьеров ни у него, ни у его друзей, похоже, не существует. “Что плохого, если ты продашь немножко своим приятелям или белым студентам из университета?” — такой ответ был более или менее стандартным.

О преступлении в этой среде говорят как о возможном выборе жизненного пути. Малькольму нравится ходить на “блюзовые” вечеринки, потому что это сохраняет его от неприятностей. “Если приходит приятель и приглашает пойти на "блюз", а другой зовет "на дело", идешь на вечеринку, потому что завтра этого может не быть”. В общем, он не думает, что пойдет на преступление:

“Это страшно, чувствовать, что тебя вот-вот поймают. Ну, пошел ты на дело, разбогател, машину купил. Ну и что машина? А потом ты все равно знаешь, что тебя посадят. И машину потеряешь”.

Ощущения Найджела от визитов в тюрьму к арестованным друзьям еще более усилили сомнения в том, что преступление — это выход. “Слишком это угнетает. По-моему, туда никому не стоит попадать. Многие мои друзья бросили это дело. Просто сидят теперь дома, получают свое пособие, покупают курево, болтают, и на этом все кончается. Никакого криминала”.

То, что чернокожая молодежь привыкла считать безработицу практически нормальным образом жизни, чаще всего становится причиной непонимания между нею и родителями. Найджел очень точно описывает неприятие людьми старшего поколения уличной жизни своих детей. “О, — говорят они. — Вы все непутевые. Вам бы только валяться целыми днями, курить да трепаться по углам”. Такая культура непонятна родителям, юность которых проходила совсем иначе. “Возможно, когда они приехали в Англию в 50-х и 60-х, они, хотя и с трудом, могли уйти с одной работы, а завтра устроиться на другую. Сейчас работы просто нет.”

(Адаптированный вариант статьи: L. Taylor. Britain Now // Illustrated London News, October. 1987. P. 54–55.)

Многие критики вывод о том, что определенные группы сами являются источником собственной обездоленности, сочли неприемлемым и стали утверждать, что понятие низшего класса дискредитировало себя.

И все-таки понятие низшего класса представляется единым, поскольку позволяет зафиксировать поле пересечения между классовым делением и этнической дискриминацией. Абсолютной грани между низшим классом и остальной частью рабочего класса не существует, соответствие расовому признаку также не полное, в той же структурной позиции находятся часть безработных семей с одним родителем и пенсионеры с низкими пенсиями.

Тем не менее, понятие “низшего класса” нуждается в четком определении. Данная категория неоднородна и не поддается поверхностным обобщениям. Существует, например, связь между формированием низшего класса и ростом определенных форм преступности. Очевидно, что не все группы низшего класса повинны в таком положении. Что касается понятия культуры бедности, от него нужно просто отказаться. Имеет смысл говорить скорее о “культуре сопротивления”, а не пассивной зависимости, потому что возможности осознанного включения в жизнь национального сообщества в широком смысле блокируются, возникают иные культурные формы, которые дают возможность автономии и самовыражения. Сейчас общепризнано, что ключевую роль в блокировке такого рода играет расизм. Многие ученые согласятся с выводом о том, что расизм является одной из основных причин специфического состояния низшего класса.

Типичные для жертв расизма лишения, как уже отмечалось, способствуют упадку центральных районов городов и одновременно являются его следствием (см. главу 17, “Современный урбанизм”). Здесь обнаруживается прямая корреляция между расой, безработицей и преступностью, фокусом которой оказывается положение молодых чернокожих мужчин. В 1982 г. полиция приняла решение фиксировать число уличных грабежей по расовому признаку, ранее такая статистика не велась. В прессе и на телевидении подчеркивалось “непропорционально широкое участие” чернокожей молодежи в таких преступлениях, как групповое хулиганство и нападения на магазины. Как результат, в сознании общественности сформировалась связь между расовой принадлежностью и преступностью. “Дейли Телеграф” заметила по этому поводу: “Многие представители вест-индской молодежи, а вслед за ними и все большая часть белой молодежи начисто лишены сознания того, что нация и государство, в котором они живут, являются частью их самих. Поэтому сограждане становятся для них "законными" объектами насильственной эксплуатации”.

Однако опыт большинства чернокожей молодежи убеждает ее в том, что это именно она является объектом насильственной эксплуатации, в столкновениях с белыми, нередко, к сожалению, и с полицией.

Отношение полиции к чернокожим женщинам

В ходе исследования, посвященного полиции, Роджер Грэйф обнаружил широкое распространение расистских убеждений среди полицицейских. Он сделал вывод, что полиция занимает активно враждебную позицию в отношении всех меньшинств. Особенно часто объектами шуток, издевательских замечаний, жертвами грубых стереотипов являются черные. Заметив реакцию ученого, один из офицеров поспешил успокоить его следующей “шуткой”: “Полицейские привыкли всех поливать грязью. Вовсе не одних черномазых. И о гомиках то же говорят, и о Паки (пакистанцах), о бабах, о студентах, об ирландцах — о ком только не говорят. Мы ведь всех ненавидим”.

Поэтому неудивительно, что исследования свидетельствуют о враждебном отношении к полиции среди чернокожих групп. Отчасти такая позиция становится результатом непосредственного опыта, в частности, на отношение чернокожей молодежи к полиции оказывают прямое влияние полицейская стратегия по отношению к ней. В исследовании, опубликованном в 1983 г., был сделан вывод о том, что недостаток доверия вест-индской молодежи может быть оценен как “катастрофический”. В последующее десятилетие ситуация, по-видимому, не изменится к лучшему.

Особым объектом предрассудков и дискриминации являются чернокожие женщины, и среди них, в первую очередь, матери-одиночки, которые чаще всего подвергаются критике в средствах массовой информации и неодобрению со стороны белого населения в целом. Так, в одной из статей “Лондон Ивнинг Стандарт” говорилось: “Чернокожие молодые люди совершают столь значительное число преступлений, потому что большинство черных матерей рожают детей вне брака и не имеют поддержки со стороны отцов”.

Анализ восприятия чернокожих женщин полицейскими показывает, что они нередко воспринимаются ими как “агрессивные и враждебно настроенные, с которыми трудно иметь дело”. Женщины, у которых “нелады” с полицией, часто сталкиваются с ситуацией двойного риска — им угрожает возможность остракизма со стороны чернокожего сообщества. С целью поощрения более контактного и позитивного отношения к женщинам-правонарушителям в чернокожей среде была разработана программа “Чернокожие женщины и тюрьма”. Исследования между тем показывают, что молодые чернокожие женщины так же критичны в отношении полиции, как и их ровесники мужчины. В исследовании, проведенном в среде чернокожих женщин, говорилось: “Все они без исключения придерживаются прочных антиполицейских убеждений и обвиняют полицию в расовых предрассудках и коррупции”.

Этнические отношения на Европейском континенте

В первые два послевоенных десятилетия Европа переживала крупномасштабные миграции населения, в ходе которых страны Средиземноморья обеспечивали Запад и Север дешевой рабочей силой. В течение определенного времени эмиграция из Турции, Северной Африки, Греции, Южной Испании и Италии активно поощрялась, поскольку промышленно развитые страны испытывали острый недостаток в рабочей силе. В результате в сегодняшних Швейцарии, Западной Германии, Бельгии и Швеции проживает большое количество рабочих-мигрантов. В то же самое время в страны, бывшие некогда колониальными державами, хлынул поток иммигрантов из бывших колоний — в первую очередь во Францию (алжирцы), в Нидерланды (индонезийцы), а также в Великобританию.

Миграция рабочей силы в Западную Европу существенно снизилась только два десятилетия назад, когда после экономического бума наступил спад. Несмотря на то, что мигранты практически везде перешли на оседлое положение, большинство членов этнических меньшинств по-прежнему сталкиваются с серьезным ограничением своих юридических прав. В некоторых странах были приняты на постоянной основе законодательные акты, первоначально ориентированные на организацию временной миграции рабочей силы, несмотря на то, что они совершенно не приспособлены к современной ситуации. В других странах (таких, как Франция и Германия) по отношению к меньшинствам проводилась политика, ограничивающая их права, — например, ограничивалось право ввозить близких родственников.

Во многих западноевропейских странах проводились кампании по возврату мигрантов в страны, из которых они происходили; депортация угрожала им в случае потери работы или нарушения закона; проводилась другая подобная политика. Эта перспектива наиболее тревожна для мигрантской молодежи, представители которой родились уже в Западной Европе и теперь столкнулись с необходимостью насильственного возвращения в страну, с которой не имеют никаких реальных связей.

Иммиграция и связанный с ней расизм стали для Европы 1990-х годов взрывоопасной проблемой. В огромных количествах в Европу, в частности, во Францию и Италию, начали прибывать нелегальные иммигранты из Северной Африки. Распад Советского Союза и другие перемены в Восточной Европе вызвали у западноевропейских правительств опасения массированного притока иммигрантов с Востока. Только в объединенной Германии с 1991 по 1992 год были сотни нападений на иностранцев, в том числе на турецких рабочих, часть которых прожила в стране более 20 лет.

В Австрии правая группа, Партия свободы, организовала кампанию за прекращение доступа иностранцев в страну. Аналогичная организация в Италии, Ломбардская лига, имеет серьезную поддержку' со стороны избирателей на севере страны. Даже в Скандинавских странах, долгое время бывших бастионами либерализма в расовых отношениях, появились влиятельные правые группы. На региональных выборах во Франции в 1992 году Французский Национальный фронт, возглавляемый Жан-Мари Ле Пеном, завоевал 14 % голосов.

Многие иммигранты и правозащитные организации с тревогой следят за растущей волной расизма и попытками создать “Европейскую крепость”. Однако не все процессы развиваются в сторону расовой нетерпимости. Во всех указанных странах возникли антирасистские организации, и большинство правительств приняло меры, направленные на ослабление дискриминации.

Возможные дальнейшие пути развития этнических отношений

США являются наиболее разнородной в этническом отношении западной страной, сформировавшейся как “общество иммигрантов”. Поэтому модели развития этнических отношений, выработанные здесь, могут быть основанием для оценки возможных направлений изменений в Европе. Для характеристики развития этнических отношений в США предложено три типа моделей. Первая — это ассимиляция, предполагающая, что иммигранты утрачивают собственные обычаи и перестраивают поведение в соответствии с ценностями и нормами большинства. С “ассимилирующим” давлением сталкиваются дети иммигрантов, и в результате этого большая часть молодежи стала уже более или менее “стопроцентными американцами”.

Вторая модель — так называемый плавильный котел. В этом случае традиции иммигрантов не растворяются среди ценностей, доминирующих в среде оригинального населения, скорее происходит соединение старых и новых обычаев, идет процесс формирования новых образцов культуры. Многие считают, что это наиболее желательный результат этнического многообразия. До некоторой степени эта модель представляет собой специфический путь американского культурного развития. Несмотря на то, что доминирующее значение по-прежнему сохраняет “англо-саксонская” культура, характер американского пути отражает влияние всех тех многочисленных этнических групп, которые составляют современное население Америки.

Третья модель — модель культурного плюрализма. Согласно этой точке зрения, оптимальное решение заключается в создании плюралистического общества в полном смысле слова, в котором за всеми многообразными субкультурами признаются равные права. США считались плюралистическим обществом и ранее, однако этнические различия всегда ассоциировались с неравенством, а не с равным, но независимым участием в жизни национального сообщества.

Обращаясь к Западной Европе, мы обнаруживаем сходные проблемы и сходные альтернативы. Официальные политические курсы в Британии и других странах в основном ориентируются на первый путь, то есть на ассимиляцию. Как показывает пример Соединенных Штатов, в ситуациях, когда этнические меньшинства физически отличаются от большинства населения, этот путь становится, вероятно, наиболее проблематичным. В полной мере это относится к Британии с ее вест-индскими, африканскими и азиатскими общинами. Существование расизма в Европе (нередко институционализированного) делает достаточно проблематичным и вариант плавильного котла. Учитывая то обстоятельство, что многие государства ужесточают свои иммиграционные законы, социальный и политический климат для слияния национальных общностей вряд ли можно считать благоприятным.

Сами лидеры этнических меньшинств все чаще отдают предпочтение плюралистическому пути. Однако достижение “особого, но равного” статуса потребует колоссальной борьбы, для этого понадобится немалое время. Многие все еще воспринимают этнические меньшинства как некую угрозу: рабочему месту, личной безопасности и “национальной культуре”. В этнических меньшинствах по-прежнему видят “козлов отпущения”. Поскольку западноевропейская молодежь часто наследует предрассудки, характерные для старшего поколения, можно предполагать, что будущее этнических меньшинств в большинстве стран будет характеризоваться продолжающейся дискриминацией, социальной атмосферой конфликтов и враждебности.

В обозримом будущем, как это было и в прошлом, наиболее вероятным будет путь, соединяющий все три указанных типа, но с более выраженными плюралистическими тенденциями. Было бы, однако, ошибкой рассматривать этнический плюрализм лишь как следствие различных культурных ценностей и норм, “привнесенных” в общество извне. Культурное разнообразие в равной степени создается в процессе адаптации этнических групп к новому социальному окружению.

 

Краткое содержание

1. Основным отличительным признаком этнической группы является наличие у ее членов общих культурных черт, отличающих эту группу от остального населения. Этнические различия являются полностью приобретенными, хотя их иногда воспринимают как “естественные”.

2. Меньшинство [национальное меньшинство]— это группа, члены которой подвергаются дискриминации со стороны большинства населения данного общества. Члены национальных меньшинств часто испытывают сильное чувство групповой солидарности, отчасти обусловленное общим опытом изоляции.

3. Понятие раса связано с физическими характеристиками, например, цветом кожи, расцениваемыми членами данного сообщества как этнически значимые, т. е. отражающие специфические культурные характеристики. Среди широко распространенных представлений о расах многие — не более чем миф. Четких признаков разделения людей по расам не существует.

4. Расизм — это ложное приписывание врожденных характеристик личности и поведения индивидам, имеющим определенный физический облик. Расист — это человек, который верит, что может быть дано биологическое объяснение неполноценности якобы присущей людям, обладающим специфическими особенностями физического строения.

5. Замещение и поиск козлов отпущения — это психологические механизмы, связанные с предрассудками и дискриминацией. При замещении враждебные чувства направлены на объекты, не являющиеся реальной причиной волнения или тревоги. Свои опасения и чувство незащищенности люди проецируют на козлов отпущения. Предрассудки — это предвзятые представления об индивиде или группе; дискриминация подразумевает действительное поведение, направленное на то, чтобы лишить представителей группы возможностей, открытых для других.

6. Этнические установки усваиваются детьми в очень раннем возрасте. Например, они учатся думать о белых как о высших существах, а о черных — как о низших.

7. Важной составляющей большинства ситуаций этнического антагонизма являются групповые барьеры и привилегированный доступ к ресурсам. Вместе с тем ряд фундаментальных аспектов современных этнических конфликтов, в особенности расистские установки белых в отношении черных, следует рассматривать в контексте исторической экспансии Запада и колониализма.

8. Исторические примеры иллюстрируют различные типы отношений обществ к этническим меньшинствам, от рабства и апартеида до относительной терпимости и признания, а также реакции со стороны самих меньшинств.

9. Можно говорить о трех моделях возможного развития этнических отношений. В первой делается акцент на ассимиляции, вторая — модель “плавильного котла”, третья — “культурный плюрализм”. В последние годы особое значение приобрела третья перспектива, в рамках которой различные этнические общности имеют равное значение в контексте всеобщей национальной культуры.

Основные понятия

этническая принадлежность

расизм

дискриминация

предрассудки

Важнейшие термины

плюралистическое общество

меньшинство (этническое меньшинство)

раса

стереотипное мышление

замещение

“козлы отпущения”

проекция

авторитарная личность

апартеид

микросегрегация

мезосегрегация

макросегрегация

ассимиляция

плавильный котел

культурный плюрализм

 

Дополнительная литература

Frances Aboud. Children and Prejudice. Oxford, 1989. Рассматривается проблема формирования расовых предрассудков в детстве.

Richard Alba (ed.) Ethnicity and Race in the USA: Toward the 21st Century. London, 1985. Интересный сборник эссе о тенденциях развития этнических отношений.

Geoffrey Harris. The Dark Side of Europe: The Extreme Right Today. Edinburgh, 1990. Сравнительный анализ крайне правого экстремизма в современной Европе.

Care Bagley Marret and Cheryl Leggon. Research in Race and Ethnic Relations. Westfild, 1984. Интересный обзор современных исследований этнической принадлежности, предрассудков и дискриминации.

D. Peukert. Inside Nazi Germany: Comformity, Opposition and Racism in Everyday Life. London, 1987. На основании разнообразных источников с убедительностью воссоздается атмосфера того, что очень метко было названо “банальностью расизма”.

John Rex and David Mason (eds). Theories of Race and Ethnic Relations. Cambridge, 1986. Рекс и Мейсон анализируют основные теоретические интерпретации расовой и этнической принадлежности, строя одновременно собственную перспективу.

 

Французский философ и драматург Жан-Поль Сартр однажды заметил, что ад — это другие люди. Действительно, во многих ситуациях, как личных, так и обезличенных, наши отношения с другими могут стать угнетающими. Один из способов приведения людей в некомфортное состояние, или даже в отчаяние — это сделать их взаимоотношения с другими людьми более тесными и непрерывными, как это обычно имеет место в тюрьмах. Однако гораздо более суровое наказание — лишить контактов с людьми вообще. Быть помещенным в одиночное заключение, даже если в других отношениях и допускается некоторая степень комфорта, — то, что большинство человеческих существ находят практически невыносимым. Жить и взаимодействовать с другими в группах, ассоциациях и организациях — чрезвычайно широко распространенный аспект жизни практически всех людей.

Большинство из нас принадлежит множеству групп (включая, например, семьи, в которых мы родились), а также разнообразным организациям гораздо большего размера — таким, как школы, колледжи и фирмы. Группы и организации управляют нашими жизнями, и системы власти, существующие в них, ограничивают и непосредственно влияют на наше поведение. В этой главе мы обсудим некоторые основные характеристики групп, обращая особое влияние на системы власти в крупных организациях.

 

Виды ассоциаций

Понятие социальной группы следует отличать от двух других близких понятий — агрегата и социальной категории. Социальная группа — это некоторое число людей, взаимодействующих друг с другом на регулярной основе. Такая регулярность приводит к сплочению принимающих участие во взаимодействии в отдельное целое с некими общими социальными характеристиками. Члены группы ожидают друг от друга определенных форм поведения, не требующихся от не-членов. Труппы могут быть разного размера, от интимных, таких, как семья, до больших коллективов, таких, как спортивные клубы. Агрегат (социальная совокупность) есть набор людей, оказавшихся в одном месте в одно и то же время, но не имеющих никаких определенных связей друг с другом. Пассажиры в аэропорту, зрители в кино, студенты, ожидающие в очереди записи на курс обучения — все это примеры агрегатов. Используя высказывание Ирвинга Гоффмана, агрегаты — скопления людей, находящихся в нефокусированном взаимодействии друг с другом (см. главу 4. “Социальное взаимодействие и повседневная жизнь”). Конечно, внутри агрегатов обычно можно обнаружить различные виды групповых отношений,

Социальная категория является статистической группировкой — в рамках классификации людей объединяют вместе на основе конкретных характеристик, таких, как определенные уровень дохода или профессиональное положение. Люди из одной социальной категории не взаимодействуют друг с другом и не собраны в одном месте; они необязательно придают особое значение тем общим характеристикам, согласно которым их объединяют. Тем не менее, социальные категории достаточно часто используются в социологических исследованиях. Например, если нас интересуют расовые отношения в Британии, нам может понадобиться анализировать разницу в среднем уровне дохода между черными и белыми в целом — двумя статистическими категориями.

Первичные и вторичные группы

Не все группы, к которым мы принадлежим, одинаково важны для нас. Некоторые группы воздействуют на многие аспекты нашей жизни и приводят нас к личным и близким связям с другими. Американский социолог Чарлз Хортон Кули (1864–1929) использовал термин первичная группа для обозначения небольшой ассоциации людей, связанных узами эмоциональной природы. Как пример можно привести семью, а также группы друзей. Кули был склонен идеализировать первичные группы, но подобную идеализацию следует поставить под сомнение. Жизнь в семье, например, отнюдь не всегда удовлетворительна и радостна; семьи часто являются источником огромного напряжения и вражды (см. главу 12, “Родство, брак и семья”).

Вторичная группа представляет собой некоторое число людей, регулярно встречающихся, но чьи отношения имеют по большей части обезличенный характер. Индивиды во вторичных группах не имеют близких связей друг с другом, и обычно собираются вместе со специфическими практическими целями. Комитеты и клубы — хорошие примеры вторичных групп. Конечно, в действительных жизненных ситуациях различия между первичными и вторичными группами не столь отчетливо выражены. Например, люди, регулярно встречающиеся на заседании комитета, могут стать большими друзьями и проводить время вместе в неформальной обстановке.

Формальные организации

В традиционных обществах вся жизнь людей проходила в пределах небольшой группы. В обществе, подобном традиционному Китаю, для жителей сельской общины было большой редкостью встретить правительственного чиновника. Правительственные эдикты едва ли оказывали влияние на их жизнь. Сравните это с ситуацией, которую имеем сегодня. Все, что мы делаем, постоянно обуславливается решениями должностных лиц; мы даже говорим об этих должностных лицах как о власти. Любое важное событие — рождение, женитьба или смерть — должно быть зарегистрировано. Правительственные организации обеспечивают, или, по крайней мере, частично обеспечивают некоторые из основных ресурсов, влияющих на нашу деятельность, такие, как образование, поддержание санитарных условий, дорожная система, коммунальные услуги, контроль за окружающей средой, национальная денежная система — список практически бесконечный.

Многие из нас родились в больших больницах, и нас метили, чтобы распознать среди нескольких дюжин других новорожденных. Практически все мы посещали школу, а некоторые и колледж. В течение нашей взрослой трудовой жизни мы можем работать в фирмах, финансовых компаниях, банках или правительственных агентствах. В течение всей нашей жизни мы также будем зависеть от организаций, если хотим общаться с другими посредством писем или телефона, иметь свет и тепло в своих домах, а также получать информацию и развлечения, читая газеты, слушая радио или смотря телевизор.

Организация — это большая ассоциация людей, действующих на основании неличных связей, созданная для достижения специфических целей. Большинство социальных систем в традиционном мире развивалось в течение долгого времени под действием привычек и обычаев. Организации, с другой стороны, по большей части спроектированы — учреждены с определенными целями, и располагаются в зданиях или на физических пространствах, специально сконструированных, чтобы помочь в достижении этих целей. Здания, в которых функционируют больницы, колледжи или фирмы, являются в основном специально приспособленными.

Легко понять, почему организации так важны для нас сегодня. В доиндустриальном мире большинство потребностей человека — добывание пищи, воспитание детей, работа и досуг — удовлетворялись в семьях, в среде близких родственников и соседей. В современных обществах все мы гораздо более взаимозависимы, чем когда-либо раньше. Многие наши потребности удовлетворяются теми, кого мы никогда не встретим в жизни и кто, быть может, живет за многие тысячи миль от нас. В этих обстоятельствах требуется огромная работа по координации деятельности и ресурсов, каковую и выполняют организации.

 

Бюрократия

Все современные организации являются в значительной степени бюрократическими по своей природе. Слово бюрократия было введено в 1745 году де Гурне. Он добавил к слову “бюро”, что означало как учреждение, так и письменный стол, часть, происходящую от греческого глагола “управлять”. “Бюрократия”, таким образом, означает власть чиновников. Вначале это слово применялось только по отношению к правительственным учреждениям, но постепенно его значение расширилось и теперь применяется к любым большим организациям. С самого начала это понятие и его изобретателем, и другими употреблялось в уничижительном смысле. Де Гурне говорил о нарастающей силе чиновников как о “болезни под названием бюромания”. Французский писатель Бальзак говорил о бюрократии как о “гигантской власти, управляемой пигмеями”. Такой взгляд сохранился и до нашего времени. Бюрократия часто ассоциируется с волокитой, неэффективностью и расточительностью.

Сатирик Сирил Норткот Паркинсон дал блестящий анализ бюрократии, основывающийся на мысли, что чиновники неограниченно расширяют рамки своей деятельности для того, чтобы занять все имеющееся у них свободное время. “Закон Паркинсона” гласит, что работа разрастается так, чтобы заполнить все время, отведенное для ее выполнения. Бюрократии разрастаются не потому, что официальные лица берут на себя новые обязанности, которых у них раньше не было, но потому, что они постоянно должны выглядеть занятыми. Они создают проблемы там, где их на самом деле не существует, и затем следят за своими подчиненными, которые в свою очередь тратят уйму времени на написание отчетов и докладных для своего начальства. Этот процесс продолжается бесконечно, причем заполнение формуляров, написание докладных и ведение досье на самом деле вовсе не нужны для выполнения тех задач, которые должна решать бюрократия.

Однако многие рассматривают бюрократию в совсем ином свете — как модель тщательности, точности и эффективного администрирования. Бюрократия, говорят они, на самом деле является наиболее эффективной формой организации, которую выработало человечество, так как все задачи регулируются строгими правилами действия. Наиболее точная и общепринятая оценка бюрократии, данная Максом Вебером, лежит между двумя этими крайностями. Согласно Веберу, распространение бюрократии в современном обществе неизбежно. Развитие бюрократической власти — это единственный способ справиться с административными требованиями крупномасштабных социальных систем. Однако Вебер считает, что бюрократии присущи некоторые крупные недостатки, оказывающие серьезное влияние на природу нынешней общественной жизни.

Точка зрения Вебера на бюрократию

Вебер отмечает, что некоторое количество бюрократических организаций существовало и в больших традиционных обществах. Например, в императорском Китае имелось бюрократическое чиновничество, которое отвечало за все действия правительства. Одним из основных типов бюрократии в традиционном обществе была армия. Однако только в современную эпоху бюрократии развились в полной мере и присутствуют почти во всех сферах общественной жизни. Для выяснения происхождения и природы разрастания бюрократических организаций Вебер создает идеальный тип бюрократии. (Здесь термин “идеальный” относится не к наиболее желаемой, а к “чистой форме” бюрократической организации. Идеальный тип — это абстрактное описание, в нем лишь усиливаются некоторые черты, присущие реальным случаям, для выделения наиболее существенных их характеристик.) Вебер перечисляет несколько характеристик бюрократии идеального типа.

1. Существует четко определенная иерархия власти, при которой задачи в организации распределяются как “служебные обязанности”. Бюрократия имеет вид пирамиды, в которой положение, означающее высшую власть, соответствует вершине. Существует “цепочка управления” от вершины к основанию, которая позволяет принимать скоординированные решения. Каждый более высокий слой руководит и контролирует слой, на ступень ниже его в иерархии.

2. Установленные правила определяют поведение должностных лиц на всех уровнях организации. Это вовсе не означает, что бюрократические обязанности являются рутинным делом. Чем выше пост, тем большее число случаев должны охватывать соответствующие правила, и тем больше гибкости требуется при их интерпретации.

3. Должностные лица заняты полный рабочий день и получают должностной оклад. Каждое рабочее место в иерархии подразумевает связанную с ним четко определенную и фиксированную заработную плату. От индивида ожидается, что он будет делать карьеру в организации. Продвижение может происходить на основе способностей, старшинства или смеси того и другого.

4. Существует разделение между обязанностями должностного лица внутри организации и его жизнью вне ее. “Частная жизнь” должностного лица отличается от его деятельности на рабочем месте, а также физически отделена от места работы.

5. Никто из членов организации не владеет материальными ресурсами, которыми распоряжается. Согласно Веберу, с развитием бюрократии работники отделяются от контроля над средствами производства. В традиционных общинах фермеры и ремесленники обычно имели возможность управлять процессами производства и владели используемыми в производстве инструментами и инвентарем. В бюрократиях должностные лица не владеют теми офисами, в которых они работают, конторскими столами, за которыми сидят, или офисным оборудованием, которое используют.

Эффективность бюрократии

По мнению Вебера, современная бюрократия является высокоэффективным способом организации больших количеств людей. Тому имеются несколько причин:

1. Бюрократические процедуры могут каким-то образом ограничивать инициативу, но они при этом обеспечивают принятие решений согласно общему критерию, а не по личному произволу и капризу.

2. Подготовка должностных лиц для того, чтобы они стали специалистами в той области, к которой относятся их служебные обязанности, отсекает “талантливых любителей”, но обеспечивает должный уровень общей компетентности.

3. То, что на официальных должностях требуется занятость в течение полного рабочего дня и предоставляется должностной оклад, уменьшает, хотя и не устраняет полностью, возможность коррупции. Традиционные системы власти в значительной степени основывались на том, что мы называем сегодня “практикой коррупции”. Чиновники использовали свое положение, например, чтобы облагать данью тех, кем они управляли, и присваивать большую часть денег себе.

4. Оценка деятельности путем проверок или других открытых средств снижает, хотя и не устраняет полностью, возможность получения должностей на основе личных привязанностей или родственных связей.

Вебер полагает, что чем ближе организация к идеальному типу бюрократии, тем более эффективно она будет справляться с задачами, для решения которых была создана. Он часто сравнивал бюрократии со сложными механизмами. Тем не менее, он признавал, что бюрократия порождает проблему “канцелярщины”, и допускал, что многие бюрократические процедуры утомительны и дают мало возможностей для применения творческих способностей. Бюрократическая рутина и власть чиновников в нашей жизни становятся ценой, которую мы платим за техническую эффективность бюрократических организаций.

Формальные и неформальные отношения внутри бюрократий

При анализе бюрократии Вебер основное внимание уделял формальным отношениям внутри организации. Чем более бюрократизирована (в терминологии Вебера) организация, тем более определенными и детализированными являются ее задачи. Он ничего не говорил относительно неформальных связей и отношений внутри малых групп, существующих во всех организациях. В бюрократиях неформальные способы деятельности зачастую являются основным средством, благодаря которому достигается определенная степень гибкости.

Блау в своей классический работе изучал неформальные отношения в правительственном агентстве. Задача чиновников агентства состояла в исследовании различных способов нарушений при уплате налогов. Агенты, сталкивавшиеся с проблемами, разрешение которых вызывало у них сомнения, должны были обсудить их со своими непосредственными начальниками. Правилами было установлено, что они не могут советоваться со своими коллегами, находящимися на одном с ними уровне. Однако многие из них неохотно обращались к своим начальникам из-за опасения выглядеть недостаточно компетентными и снизить этим шансы на продвижение по службе. Поэтому обычно они консультировались друг с другом, нарушая официальные правила. Это не только помогало получить конкретный совет, но и снижало беспокойство, связанное с работой в одиночку. Среди работающих на одном уровне образовалась сплоченная группа лояльных друг к другу людей, своего рода первичная группа. Блау приходит к выводу, что в результате проблемы, с которыми сталкивались сотрудники, разрешались гораздо эффективнее. В группе вырабатывались неформальные процедуры, допускающие гораздо больше инициативы и ответственности, чем было предусмотрено формальными правилами, принятыми в организации.

Неформальные сети могут развиваться на всех уровнях организации. На самой вершине личные связи и взаимоотношения могут играть гораздо большую роль в реальной структуре власти, чем те формальные ситуации, в которых, как считается, принимаются решения. Например, предполагается, что политика корпораций определяют собрания совета директоров и акционеров. В действительности же корпорацией руководят несколько членов совета, которые принимают решения неформальным образом, а совет лишь одобряет их. Неформальные взаимосвязи подобного рода имеют место и между различными корпорациями. Руководители различных фирм часто советуются друг с другом на неформальном уровне, состоят в одних и тех же клубах и проводят свободное время в одних и тех же обществах.

Не так просто ответить на вопрос, насколько неформальные процедуры способствуют или препятствуют эффективной работе организаций. Системы, напоминающие идеальный тип, описанный Вебером, приходят к созданию огромного множества способов неофициальных действий. Частично это происходит из-за того, что недостаток гибкости может быть преодолен путем неофициального обращения с формальными правилами. Для тех, кто занят скучной работой, неформальные способы деятельности часто помогают создать более приятную рабочую обстановку. Неформальные контакты между высшими должностными лицами могут быть эффективными и способствовать деятельности организации как единого целого. С другой стороны, люди, вовлеченные в подобные контакты, могут быть более заинтересованы в удовлетворении или защите своих собственных интересов, чем в отстаивании интересов организации.

Бюрократия и олигархия

Из модели бюрократии, созданной Вебером, следует, что власть, как правило, концентрируется на вершине. Большая организация подобна пирамиде, в основании которой находится большинство, обладающее незначительной властью. Ученик и коллега Вебера, Роберт Михельс, использовал это наблюдение и вывел то, что он назвал железным законом олигархии. Олигархия означает власть немногих. Согласно Михельсу, чем больше организация и чем выше степень ее бюрократизации, тем больше власти сосредотачивается в руках небольшого числа людей, занимающих высшие посты. Михельс основывал свой тезис на анализе развития Социал-демократической партии Германии, которая ориентировалась на широкое участие масс в выработке политических решений. В первое десятилетие двадцатого века партия стала основной движущей силой в германской политике. По мере роста рядов партии ее успехи привели к росту ее внутренней бюрократии.

Михельс стремился показать, что реальная власть все более монополизировалась теми, кто руководил верхушкой партийной бюрократии, т. е. несколькими высокопоставленными партийными функционерами. По иронии судьбы, в социал-демократической партии власть находилась в руках небольшой клики людей, точно так же, как и в консервативных партиях, против которых она боролась. Согласно Михельсу, эти тенденции проявляются в любой крупномасштабной организации. Власть немногих — просто неизбежный аспект бюрократической природы больших организаций. Если аргументы Михельса обоснованны, то из них вытекают последствия, важные для всех, кто ценит демократические принципы. Сам Михельс неуклонно отходил от социалистических идеалов, которых придерживался вначале.

Как и Вебер, Михельс отождествлял основной источник напряженности в современном обществе с противоречием между стремлением к бюрократии, с одной стороны, и развитием демократии — с другой. Массовая демократия может существовать только при наличии регулярных процедур голосования и хорошо развитых партийных организаций, они же, в свою очередь, приводят к появлению бюрократии, так как для руководства партиями требуются занятые полный рабочий день функционеры. Считается, что демократия способствует массовому участию в политической деятельности; однако само существование демократических партий приводит к появлению больших бюрократических партийных машин, которыми руководят небольшие группы лидеров. (Для дальнейшего обсуждения демократии см. главу 10, “Политика, правительство и государство”.)

Был ли прав Михельс? Разумеется, верно то, что большие организации предполагают концентрацию власти; тем не менее, есть основания полагать, что “железный закон олигархии” не столь суров и неизбежен, как об этом говорил Михельс. Связи между олигархией и бюрократической централизацией гораздо менее определенные, чем он предполагал.

Прежде всего, следует указать, что неодинаковость власти — не просто функция величины организации. В группах скромного размера могут быть очень четко выраженные различия в степени власти. Например, в малом бизнесе, когда руководители могут непосредственно следить за деятельностью служащих, может осуществляться гораздо более строгий контроль, чем в крупных организациях. По мере роста организации отношения власти часто становятся более свободными. Те, кто находится на нижнем и среднем уровнях, не могут оказывать значительное влияние на общую политику, которая вырабатывается наверху. Но с другой стороны, из-за присущей бюрократии специализации, связанной с компетентностью в конкретном вопросе, люди, находящиеся на верхушке бюрократической иерархии, зачастую теряют контроль над многими административными решениями, которые принимаются на нижних этажах иерархии. Работники, занимающие подчиненное положение, всегда могут в той или иной степени управлять своими начальниками. Например, чиновник государственной службы зачастую может изложить своему начальнику тот или иной вопрос таким образом, что приемлемым будет выглядеть только одно решение.

Довольно часто внутри организаций власть может открыто делегироваться от начальников к подчиненным. Рэй Пал и Джек Уинклер проводили исследование, посвященное директорам, возглавляющим корпорации различной величины. Они обнаружили, что открытая передача власти подчиненным — вещь, более обычная в больших фирмах, чем в маленьких. В больших компаниях директора настолько заняты координацией деятельности различных отделов, преодолением кризисных ситуаций, анализом бюджета, производства и продажи, что у них остается мало времени для продуктивного мышления. Они передают рассмотрение вопросов, связанных с производством, своими подчиненным, чьей задачей является контроль над производством и увеличение доходов. Многие директора откровенно признавались, что они по большей части просто принимали те рекомендации, которые им предлагались.

 

Неолигархические организации

После появления работ Михельса предпринимались многочисленные попытки выявить организаций, в которых наиболее ярко выражены тенденции к централизации власти. В качестве двух примеров можно рассмотреть израильские киббуцы и систему рабочего самоуправления в югославской промышленности. Киббуцы были созданы специально с целью внедрить эгалитарную систему производства, при которой почти не существовало разницы в доходах или уровне власти. (Дальнейшие подробности см. в главе 12, “Родство, брак и семья”.) На югославских предприятиях была внедрена формальная система промышленной демократии, при которой рабочие выбирают директоров фирм посредством голосования.

Танненбаум и его сотрудники провели сравнительный анализ фирм в пяти странах, рассмотрев в том числе киббуцы и промышленные предприятия в Югославии. Изучались также деловые организации в Австрии, Италии и США. В исследовании рассматривались как малые, так и крупные фирмы; это напрямую связывает данное исследование со взглядами Михельса на организацию и олигархию.

Результаты исследования выявили существенную разницу между организациями в различных обществах. Не было доказано, что размер организации оказывает основное влияние на централизацию и иерархию. Как внутри отдельной страны, так и в различных странах некоторые малые фирмы являются более иерархичными, чем некоторые большие. В киббуцах и на югославских предприятиях, как больших, так и малых, иерархия была развита гораздо меньше, чем на промышленных предприятиях в других странах. Выяснилось, например, что в киббуцах существует лишь несколько ступеней власти, и нет большой разницы в доходах людей, находящихся на различных уровнях иерархии; индивиды часто переходили от одной задачи к другой. Однако исследователи выявили различия в степени, в которой неформальное участие смягчает иерархию. В Югославии участие в принятии решений является формальной стороной организационной структуры. В этих условиях неформальные процедуры приводят к установлению большей, а не меньшей степени иерархии. С другой стороны, в американских фирмах дело чаще обстоит наоборот. В Югославии неформальные отношения используются, чтобы обойти процедуры “промышленной демократии”, тогда как в США они служат уменьшению иерархического неравенства.

Японские корпорации

Рассмотрим теперь организации в совершенно иной культурной среде — в Японии, единственной стране незападного мира, ставшей полностью индустриальной. Ее экономическое развитие представляет интерес по нескольким причинам. В середине девятнадцатого века, как раз перед началом индустриализации, Япония все еще оставалась существенно феодальным обществом, гораздо более традиционным и крестьянским, чем большинство западных стран того времени; однако в конце XIX и начале XX века она пережила эпоху бурного промышленного развития. После поражения во второй мировой войне экономика Японии была полностью разрушена. Но — с помощью финансовых средств, предоставленных победителями-американцами, — Япония вскоре заняла ведущее место среди крупнейших экономически развитых держав. В настоящее время по объему национального дохода японская экономика занимает третье место в мире. Темпы экономического роста двух самых мощных экономических систем — Соединенных Штатов и Советского Союза — существенно ниже, чем Японии. Если нынешние темпы сохранятся, вскоре после 2000 года Япония станет самой богатой страной в мире.

Часто можно услышать, что экономические успехи Японии являются следствием особенных характеристик крупных японских корпораций, которые существенно отличаются от большинства западных фирм. Для японских компаний не характерны черты, которые Вебер связал с бюрократией.

1. В крупных японских корпорациях нет пирамидальной структуры власти, рисуемой Вебером, когда каждый уровень несет ответственность только перед вышестоящим. В японских фирмах с рабочими, занимающими невысокое положение в организации; консультируются относительно политики, проводимой управляющими, и даже руководители высших рангов регулярно встречаются с рабочими. Японцы называют такую систему принятием решений по принципу “снизу вверх”.

2. В японских организациях служащие обладают гораздо меньшей степенью специализации, чем их коллеги на Западе. Рассмотрим, например, случай с Сугао, описанный Вильямом Оучи. Сугао — выпускник университета, только что принятый на работу в токийский банк Мицубени. Придя в фирму, он проходит курс менеджмента, и первый год изучает общую работу различных отделов банка. Затем некоторое время он работает в местном отделении банка вместе с кассирами, а затем возвращается в головное отделение для изучения коммерческого банковского дела. Оттуда его переводят в отделение, занимающееся кредитованием, где он изучает эту сторону деятельности. Оттуда его, вероятно, переведут снова в главное отделение для работы в отделе кадров. К тому времени пройдет уже десять лет, и Сугао будет назначен на должность начальника сектора. Но процесс смены должностей на этом не заканчивается. Его переведут в другое отделение банка, занимающееся, быть может, финансированием мелкого бизнеса, а затем вернут в головное отделение на другую должность. К тому времени Сугао достигнет вершины своей карьеры; через тридцать лет после поступления в банк на должность ученика он будет специалистом в отношении всех важных задач, стоящих перед банком. Его карьера разительно отличается от прямолинейного восхождения типичного ученика того же возраста в американском банке. Американский ученик почти наверняка с самого начала будет специализироваться в одной области банковского дела, в которой и останется до конца своей служебной деятельности.

3. В крупных японских корпорациях принята пожизненная занятость — сотрудникам гарантируется работа. Заработная плата и ответственность зависят от старшинства, от того, сколько лет сотрудник проработал в фирме, а не от конкурентной борьбы за продвижение по службе. На всех уровнях корпорации служащие объединены в небольшие “команды”, или рабочие группы. При этом оценивается эффективность работы всей группы, а не отдельных ее членов. В отличие от их аналогов на Западе, в Японии на схемах, отражающих структуру власти в организации, изображаются только группы, а не отдельные должности.

4. В веберовской картине бюрократии существует четкое различие между работой человека в организации и его деятельностью за ее пределами. Это относится к большинству западных корпораций, где отношения между фирмой и служащим носят большей частью экономический характер. Напротив, в японских корпорациях проявляется забота о многих сторонах жизни служащих, поэтому корпорации ожидают от своих сотрудников большей лояльности. Японские служащие, от продавцов в магазине до высших должностных лиц, часто носят униформу компании. Каждое утро они могут собираться вместе, чтобы спеть гимн компании, и регулярно участвуют в мероприятиях по проведению досуга, организуемых корпорацией по выходным дням. (Некоторые западные корпорации, например, IBM или Apple, также имеют теперь свои фирменные песни.) Работники получают различные материальные вознаграждения и помимо своей заработной платы. Например, электронная фирма Хитачи, которую изучал Рональд Дор, предоставляет жилье всем несемейным рабочим и почти половине семейных. Компания предоставляет кредиты для обучения детей и оказывает материальную помощь в случае свадеб и похорон.

Значение японской системы для теории организаций

Многие наблюдатели считают, что если западные страны хотят сравняться с Японией по темпам экономического роста, то фирмам Америки и Европы следует перенять опыт японских корпораций. Этот вывод важен не только с экономической точки зрения, он также важен и для нашего понимания природы организаций и бюрократии вообще. Японские компании во многих отношениях являются гораздо более “демократическими”, чем западные корпорации; в них прилагается больше усилий для проведения консультаций на всех уровнях и поощряется развитое чувство корпоративной лояльности. В том, что касается систем власти, упора на работу в группах, продвижения по старшинству, а не в силу конкуренции. заботы корпораций о нуждах сотрудников японские фирмы разительно отличаются от модели бюрократии Вебера. Если они работают эффективно вследствие подобных отклонений от бюрократической иерархии, то вызывают значительные сомнения те выводы, которые обычно делаются при анализе организаций западного мира.

Несмотря на критику, которой подвергалась выработанная Вебером трактовка бюрократии, большинство исследователей признают ее в основном верной; то есть считается, что веберовский идеальный тип бюрократической организации должен обеспечивать эффективность производства.

Какие еще факторы, помимо их “небюрократической” природы, могут объяснить эффективность деятельности японских корпораций? Нетрудно отметить другие потенциальные причины. По-видимому, консультации на всех уровнях возможны только вследствие чрезвычайно сильно выраженного чувства почтения, которое в Японии подчиненные испытывают к своим начальникам; это значит, что окончательные решения руководителей и управляющих безоговорочно принимаются, даже если подчиненные не согласны с ними. В Японии в порядке вещей видеть, как младшие руководители носят портфели своих начальников. Пожизненная занятость гарантируется только в больших фирмах (да и то не во всех). В японской экономике также велика доля малых фирм, в которых заработная плата зачастую очень низкая, а условия труда тяжелые.

Высокую эффективность японской экономики можно частично объяснить чрезвычайной интенсивностью труда и большой продолжительностью рабочего дня. Независимый журналист Сатоси Камата некоторое время работал в фирме Тойота, производящей автомобили. В книге, опубликованной вскоре после этого, он детально описал, с чем ему пришлось столкнуться. В принадлежащем компании доме, где он жил, царили казарменные порядки. Санитарные условия в квартирах и на рабочих местах были плохие, а условия труда — гнетущие. Вот что пишет Камата:

Рабочих подгоняют на производстве день и ночь. Их жизнь настолько тесно связана с конвейерной лентой предприятия, что они не могут взять выходной день даже в случае необходимости. Бескомпромиссное усиление рационализации заставило уйти всех рабочих, имеющих право на облегченный труд. На конвейерных линиях приходилось работать не только мастерам, руководителям самого низшего уровня, но и бригадирам. Даже старшие бригадиры, обычно осуществляющие высшее руководство, могли иногда надевать рабочие рукавицы и помогать. После этого им приходилось брать домой служебные бумаги, составлять ежедневные сводки и подсчитывать наряды. Конвейеры в цехах работают целый день, причем их обслуживает минимально необходимое число людей… Рабочие вынуждены трудиться по воскресеньям и в праздники. Работа с крайним напряжением сил, работа по выходным — вот та смазка, без которой конвейер не смог бы работать. Когда я приезжаю в этот город и разговариваю с рабочими, я чувствую себя попавшим как бы в чужую страну. Но это кошмар, в котором я жил, и мой гнев не пройдет никогда. [257]

Пример того, насколько японские методы управления зависят от нетребовательной, почтительной и трудолюбивой рабочей силы, являет собой опыт руководимых японцами фирм, организованных в западных странах в последнее время. Число исследований в этом направлении пока что невелико, а имеющиеся свидетельства разрозненны. Но можно сделать вывод, что практика японского управления может быть отделена от культурного окружения Японии и все же оставаться эффективной. С некоторым успехом она может быть применена в условиях более индивидуализированной рабочей силы, привыкшей к хорошим условиям труда.

Исследование руководимых японцами предприятий в Великобритании и Соединенных Штатах свидетельствует, что принятие решений по принципу “снизу вверх” применимо и вне японского культурного контекста. Рабочие, по-видимому, положительно реагируют на большую степень своей вовлеченности в дела предприятия, чем в фирмах западного типа, где они ранее работали. Следовательно, можно заключить, что “японская модель” дает некоторые уроки оценки веберовской теории бюрократии. Организации, близкие к “идеальному типу” Вебера, в реальности гораздо менее эффективны, чем это выглядит на бумаге, поскольку они не позволяют работникам на нижних уровнях иерархии развить чувство самостоятельности и вовлеченности в общее дело при решении своих задач и организации своей работы.

Приводя примеры японских корпораций, Вильям Оучи сделал вывод, что бюрократическая иерархия имеет четко очерченные пределы своей эффективности. Явное обюрокрачивание организации ведет к “внутреннему краху” функционирования по причине их жесткой, негибкой природы и невовлеченности людей в деятельность организации. По терминологии Оучи, так называемые клоповые формы власти резко отличаются от бюрократических систем и для многих структур современного общества являются гораздо более эффективными, чем системы власти бюрократического типа. “Кланы” — это группы людей, имеющие тесные и личностные связи друг с другом. Примером могут служить рабочие группы в японских фирмах; однако системы планового типа часто образуются неформальным путем и внутри западных организаций.

 

Факторы, влияющие на организации в современном мире

Квалифицированные специалисты

Все современные организации зависят от знаний, опыта и передачи информации. Квалифицированные специалисты специализируются в развитии технических знаний. Профессиональный опыт нельзя просто свести к бюрократическим обязанностям, поскольку необходим длительный период обучения, к тому же специалисты принадлежат к национальным и даже интернациональным сообществам, определяемым природой их задач. Когда специалисты работают в крупных организациях, они не вполне вписываются в иерархию власти. Они обычно обладают большей независимостью, чем те, кто работает на нижних и средних уровнях иерархии. Например, профессора и преподаватели работают в университетах и колледжах, получают заработную плату за обучение студентов, но в своих работах и исследованиях они ориентируются на международные научные сообщества по своей дисциплине. Они, как правило, обладают большой свободой в выборе курса лекций и сами решают, каким образом различные курсы должны быть связаны между собой и какой набор курсов обеспечивает достаточную квалификацию для получения диплома. В значительной степени они находятся вне бюрократической иерархии. Административно-управленческий аппарат распределяет финансовые и материальные ресурсы, необходимые для реализации программы обучения, и его задачи гораздо четче формулируются как бюрократические обязанности. То же самое можно сказать и относительно распределения обязанностей между врачами и административным персоналом в больницах.

Степень независимости специалистов при определении своих задач внутри организации определяется многими факторами: размером и уровнем обюрокрачивания организации, природой рассматриваемой профессии, прочностью профессиональной ассоциации, к которой принадлежат отдельные сотрудники. В качестве противоположных примеров рассмотрим уход за больными и юриспруденцию. Медицинских сестер обычно относят к специалистам, но степень независимости в условиях их работы относительно невелика. Больницы — это строго бюрократические организации, в которых медицинские сестры подчиняются старшим сестрам и другим сотрудникам-медикам. Ассоциации медицинских сестер устанавливают общие правила условий труда медицинских сестер, но они не могут контролировать соблюдение этих правил в рамках Национальной службы здравоохранения.

Юристы обычно обладают большей степенью независимости в определении своих рабочих задач, чем медицинские сестры, даже если они работают в больших организациях, а не занимаются частной практикой. Профессиональные ассоциации юристов очень сильны; они вырабатывают кодекс поведения, которому следуют юристы. Юристы следуют определенным административным ограничениям, но их деятельность могут оценивать и контролировать только те, кто является членом юридической корпорации. Допустим, что юристу, работающему в некой компании, предстоит защищать интересы фирмы в судебном разбирательстве, затеянном неким разгневанным покупателем. Компания может поручить юристу вести это дело, но, как правило, она не может настаивать, чтобы юрист защищал ее интересы так, а не иначе. Почти всегда считается, что это относится к профессиональной компетенции юриста и не подлежит вмешательству со стороны нанимателя.

Значительная часть влияния, которое специалисты имеют в организациях, определяется их ролью кураторов для широких слоев общества, которые обслуживает данная организация. Куратор — человек, определяющий доступ куда-либо (в данном случае — к квалификации). Например, профессиональные инспекторы или инженеры контролируют выдачу лицензий, необходимых для начала строительства; профессора и университетские преподаватели определяют, кто получит степени и дипломы; работники социального обеспечения определяют, кому и в каком размере следует оказать социальную помощь. Степень независимости специалистов во всех перечисленных случаях определяется факторами, отмеченными выше.

В современных обществах доля людей, занятых профессиональной деятельностью, неуклонно возрастает. Поскольку организациям все чаще приходится основываться на специальных знаниях и навыках, иерархические системы бюрократического типа испытывают все большее напряжение. Среди профессионалов наблюдается тенденция работать вне крупных организаций; они организовывают собственные небольшие фирмы и предлагают свои услуги по мере надобности. Организации, в которых значительна доля квалифицированных специалистов, имеют, как правило, более гибкий административный характер, чем организации традиционного типа.

Информационная технология

Еще одним фактором, оказывающим постоянное влияние на организационные структуры, является развитие информационной технологии — компьютеров и электронных средств связи. Автоматизированные системы обработки данных широко распространены в ряде процессов. Каждый раз, когда кто-то берет деньги из банка или покупает билет на самолет, он взаимодействует с компьютерной системой связи. Так как данные могут мгновенно обрабатываться в любой части земного шара, связанной с такой системой, нет необходимости в физической близости людей.

До окончательного появления целиком “электронного офиса”, где основную работу будут выполнять машины, а не люди, еще далеко, и на этом пути предстоит разрешить множество проблем. Тем не менее, существует устойчивая тенденция к тому, чтобы переложить многие задачи, решаемые в учреждениях, на электронику. Текстовые редакторы, компьютерные сети, факсимильная связь и другие электронные системы уже в значительной степени изменили природу управленческого труда. В нескольких ведущих американских банках отделы кредитования, осуществляющие перевод денежных средств, уже полностью автоматизированы. Банки также автоматизировали значительную часть операций по обработке банковских счетов. Исследование, проведенное в отделении “Ситикорп” в Нью-Йорке, показало, что до внедрения автоматизации одно кредитное письмо обрабатывали четырнадцать человек в течение трех дней. После внедрения электронного оборудования один человек с помощью компьютера, хранящего записи в электронном виде, проделывал ту же работу за несколько минут. В семидесятых годах упомянутый банк сократил число своих клерков с десяти до шести тысяч.

Пожалуй, банки извлекли из этой технологии больше, чем все остальные организации, поскольку большая часть банковской работы связана с цифрами. Компьютеризация оказалась очень удобной, и сейчас по национальным и международным сетям передаются огромные массивы данных. Сегодня стержнем технологического развития банковского дела является электронная система платежей. При помощи этой системы чек может быть принят или обналичен где угодно, при этом чек остается в определенном отделении банка, а информация об этом направляется по электронным каналам в клиринговую палату.

С появлением электронной системы платежей стало возможным проведение банковских операций на дому. Клиенты имеют возможность получать информацию и осуществлять операции на своих домашних терминалах, соединенных с компьютером банка. Они смогут оплачивать счета и переводить средства с одного счета на другой. Если проведение банковских операций на дому получит распространение, это приведет к сокращению числа служащих в отделениях банков и в центральных конторах.

В 1982 году фирма “Рэнк ксерокс” обнаружила, что продажа некоторых видов оборудования упала, и была вынуждена сократить расходы. Традиционный способ в подобных обстоятельствах — уволить часть сотрудников. Вместо этого фирма перевела часть своих сотрудников в независимые консультанты и организовала компьютерную сеть, названную “Ксанаду”, для выполнения каждым из них своих обязанностей на дому. Затем компания приобрела значительную часть их рабочего времени на несколько лет, а остальное время они использовали по своему усмотрению для работы с разными клиентами. Идея заключалась в том, что новая система обеспечит корпорации доступ к профессиональным навыкам, которыми обладают ее бывшие служащие, но по более дешевой цене и гораздо более гибким способом, чем если бы они работали на компанию все свое время. В свою очередь, бывшие сотрудники получили возможность организовать свое собственное дело. Таким образом, в выигрыше оказались обе стороны.

Казалось бы, подобный опыт позволяет сделать вывод, что с исчезновением большей части рутинных процессов крупные организации будут уменьшаться в размерах, что породит тенденцию к меньшим по размеру, более гибким типам предпринимательства. Однако к таким выводам нужно относиться с осторожностью. Некоторые тенденции подобного рода прослеживаются, однако их влияние все еще ограничено. В принципе, организации могут стать гораздо более децентрализованными, чем в настоящее время. Значительная часть управленческой работы может проводиться дома с помощью компьютерных терминалов, связанных друг с другом посредством систем телекоммуникации. Несколько крупных фирм в Великобритании, США и других странах уже организовали компьютерные сети, связывающие служащих, работающих на дому. Однако эти методы работы не получили такого широкого распространения, как ожидалось. Компьютерные терминалы не стали привлекательной заменой личного общения с коллегами и друзьями по работе, а руководство не может легко следить за деятельностью своих “невидимых” сотрудников.

Физическая среда организаций

Как было отмечено ранее, многие современные организации функционируют в специально созданных физических условиях. Здания, в которых расположены организации, обладают специфическими особенностями, связанными с их деятельностью; однако имеются и общие архитектурные черты. Архитектура больницы, например, отличается в некоторых отношениях от архитектуры здания фирмы или школы. В больнице есть отдельные палаты, консультационные, операционные и административные комнаты, которые придают всему зданию определенный облик, тогда как в школах имеются классные комнаты, лаборатории и спортивный зал. И все же между зданиями больницы и школы существует определенное сходство. Оба здания имеют большое число коридоров с выходящими в них дверями, а также стандартную внутреннюю отделку и мебель. За исключением различий в одежде людей, проходящих по коридорам, здания, в которых расположены современные организации, имеют определенную “одинаковость”. Зачастую они очень похожи как снаружи, так и изнутри. Проходя мимо здания, можно задать вопрос: “Это школа?” — и услышать в ответ: “Нет, это больница”. Хотя при этом требуются значительные переделки, но может случиться, что школа располагается в здании, которое ранее занимала больница.

Многие годы социологи обсуждали организации, как будто плавающие в своего рода “эфирной пустоте”. Можно обнаружить большие тома, посвященные деятельности организаций, в которых вовсе не упоминается, что организации действуют в определенных физических условиях. Однако, как показали Мишель Фуко и другие, архитектура организаций напрямую связана с их социальным статусом и системой власти. Анализируя физические характеристики организаций, мы можем пролить свет на проблемы, выдвинутые Вебером. “Офисы”, которые Вебер обсуждал абстрактно, являются также архитектурной средой внутри организаций — комнатами, разделенными коридорами. Здания крупных фирм нередко образуют иерархию в физическом пространстве; чем выше положение человека в структуре власти, тем ближе его кабинет к вершине небоскреба. Выражение “верхние этажи” часто обозначает “те, кто обладает наивысшей властью” в организации.

“География” организации влияет на ее деятельность и иными способами, особенно в тех случаях, когда функционирование системы существенно зависит от неформальных связей. Расположение по соседству способствует образованию “первичных групп”, тогда как физическая удаленность содействует их поляризации — примером могут служить отношения типа “мы” и “они” между отделами.

 

Надзор и дисциплина в организациях

Надзор

Расположение комнат, коридоров и открытых пространств в занимаемых организациями зданиях может дать ответ на вопрос, как функционирует система власти в организациях. (Разумеется, многие организации расположены в зданиях, не приспособленных специально для их работы, что может в значительной степени влиять на деятельность сотрудников.) В некоторых организациях предусмотрено наличие открытых пространств, где группы сотрудников работают вместе. Из-за монотонного, повторяющегося характера некоторых производственных процессов, например, при работе на сборочной линии, для поддержания рабочего ритма необходимо постоянное наблюдение. Это относится и к рутинной работе, выполняемой машинистками; они сидят все вместе в машинном бюро, где начальники могут следить за их деятельностью. Фуко придает большое значение тому, в какой степени наличие или недостаток обозреваемости в служебных зданиях отражает структуру власти. Насколько деятельность подчиненных становится видимой их начальникам, определяет, могут ли они легко стать объектом того, что Фуко называет надзором.

Надзор подразумевает наблюдение за деятельностью в организации. В современных организациях каждый, даже занимающий относительно высокое положение, является объектом надзора; но чем более низкое положение человек занимает в иерархии власти, тем строже наблюдение за его деятельностью. Надзор принимает две формы. Одну из них мы только что упомянули — прямое наблюдение старших за работой подчиненных.

Рассмотрим пример классной комнаты в школе. Ученики сидят за столами или партами, обычно рядами, все на виду у учителя. Учитель часто сидит или стоит на возвышении и ясно видит все, что делают ученики. Дети более или менее постоянно стремятся показать, что они начеку или поглощены работой. Разумеется, осуществление этого на практике зависит как от способностей учителя, так и от склонности детей делать то, что от них ожидается.

Второй способ надзора более тонкий, но не менее важный. Он заключается в ведении личных дел, досье и послужных списков работников. Вебер указывал на значение письменных свидетельств (в наши дни часто компьютеризированных) в современных организациях, однако в полной мере не оценил их возможности в регулировании поведения. Записи в личных делах служащих обычно содержат подробные сведения о занимаемых должностях с указанием личных деталей и оценкой характера. Записи такого рода используются для контроля поведения служащих и определяют рекомендации для дальнейшего продвижения. Во многих фирмах служащие на каждой ступени иерархии составляют ежегодные отчеты о деятельности своих непосредственных подчиненных. Другими примерами записей, используемых для управления поведением индивида по мере его продвижения в организации, являются школьные аттестации и ранжирование учеников колледжа в конце обучения. Для лиц академических профессий также ведутся записи их деятельности.

Разумеется, люди на нижних ступенях иерархии не просто пассивно воспринимают надзор, который осуществляется за ними. Они находят всяческие способы, чтобы обеспечить себе “свободное пространство” и “свободное время” вне поля зрения надзирающего. Люди могут заглядывать в свои личные дела, даже если предполагается, что они этого не делают, и находят средства побудить или заставить своих начальников писать хорошие отзывы об их работе. Создание “теневых зон”, находящихся вне поля зрения надзирающего, является одним из основных способов борьбы с чрезмерным надзором (см. главу 4, “Социальное взаимодействие и повседневная жизнь”). Надзиратели средних уровней иерархии зачастую смотрят на это сквозь пальцы, так как хотят сохранить доверие подчиненных и хорошо выглядеть, когда сами подвергаются контролю со стороны вышестоящих начальников. Вот отрывок из раннего социологического исследования на судоверфи:

Любопытно было видеть внезапные изменения, когда проносился слух, что в цехе или на стапеле появлялся старший мастер или начальник цеха. Сменные мастера и бригадиры спешили к своим рабочим и побуждали их к видимой активности. “Он не должен видеть, что ты сидишь без дела” — таков был общий настрой; а там, где не было работы, деловито сгибали и устанавливали трубу или укрепляли и без того крепко посаженный болт. Это была формальная дань, которая неизменно сопровождала появление начальника, а ее условности были так же хорошо знакомы обеим сторонам, как и условности, окружающие инспекторский смотр генерала с пятью звездами на погонах. [261]

Дисциплина

Надзор играет важную роль в современных организациях по причине его сильной связи с дисциплиной — координированным регулированием поведения людей. Организации не могут эффективно функционировать, если то, что в них происходит, происходит случайно. Скажем, согласно Веберу, сотрудники в фирмах должны отработать определенное число часов каждый день. Мы воспринимаем это более или менее как должное, но на ранних этапах индустриализации требовалось долгое время, чтобы убедить людей в необходимости работать положенное число часов каждый день, из недели в неделю. Крестьянский труд в традиционных общинах был нерегулярным и сезонным, и люди привыкли работать ровно столько, сколько было необходимо для удовлетворения их потребностей. Создание современных заводов и отделенных от дома рабочих мест позволило установить постоянный надзор и стало средством достижения необходимого уровня трудовой дисциплины.

Дисциплина поддерживается как физическими условиями в организациях, так и строгой очередностью действий, обеспечиваемой подробными расписаниями. Расписания регулируют деятельность в пространстве и времени — по словам Фуко, они “эффективно распределяют людей” в организации. Расписания служат условием организационной дисциплины, так как координируют деятельность большого числа людей, Если бы в университете не было строго соблюдаемого расписания лекций, в нем вскоре воцарился бы полный хаос. Расписание позволяет интенсивно использовать пространство и время: и то, и другое может быть заполнено многими людьми и многими формами деятельности.

 

Карцерные организации

Фуко, как и Ирвинг Гоффман, уделял много внимания изучению организаций, в которых индивиды на долгое время физически оторваны от внешнего мира. В таких организациях люди подвергаются инкарцерации, содержатся в отрыве от внешнего социального окружения. Согласно Гоффману, тюрьмы, клиники для душевнобольных и другие карцерные системы коренным образом отличаются от других организаций своим “полностью закрытым” характером. Фуко согласен с этим, но он также пытается показать, что изучение карцерных организаций может прояснить вопрос о том, как управляются остальные организации. Надзор и дисциплина широко использовались в карцерных условиях задолго до того, как их стали применять в организациях иного типа. Тюрьмы, клиники для душевнобольных и казармы очень четко иллюстрируют природу надзора и дисциплины именно потому, что в них осуществляется максимальный контроль за поведением обитателей. Именно поэтому Фуко недвусмысленно отвечает на свой вопрос: “Разве не удивительно, что тюрьмы похожи на заводы, школы, казармы, больницы, а те в свою очередь напоминают тюрьмы?”.

Развитие карцерных организаций

В средние века карцерные организации встречались достаточно редко. Тюрьмы кое-где существовали, но их было мало, и они находились на значительном удалении друг от друга. Заключенные в тюрьмах не отбывали установленные сроки наказания; они либо содержались с целью подавления политической оппозиции, либо подвергались пыткам, чтобы получить необходимые сведения, либо находились там, в ожидании суда. Душевнобольные жили в общинах или вынуждены были скитаться по стране. Приютов и больниц для душевнобольных не существовало.

Карцерные организации появились только в начале восемнадцатого века, однако, привычным явлением тюрьмы и приюты для душевнобольных стали лишь более чем через сто лет. Тюрьмы и приюты происходят от так называемых “общественных госпиталей”. В то время слово “госпиталь” вовсе не означало место ухода за больными. Напротив, оно обозначало место заключения, где содержались бродяги, умственно отсталые и психически больные. Считалось, что “госпитали” помогают своим обитателям исправиться, и очень часто они располагались там, где требовался тяжелый труд за очень низкую плату.

Приюты для душевнобольных появились в конце восемнадцатого века, сначала в Европе, а несколько позднее в США. Примерно в этот же период появились и тюрьмы в их нынешнем понимании. Однако прошло еще некоторое время, прежде чем они окончательно отделились от прежних приютов. Реформатор тюрем Джон Говард писал в 1781 году после посещения берлинского госпиталя, что он был полон “бездельников”, “негодяев и распутников”, “больных и преступников”, а также “опустившихся старух и детей”, всех вперемежку.

Согласно Фуко, “Паноптикон”, придуманный в середине девятнадцатого века Джереми Бентамом, в чистейшем виде отражает разницу между старыми госпиталями и новыми тюрьмами. “Паноптиконом” Бентам называл идеальную тюрьму, проект которой он неоднократно пытался продать британскому правительству. Этот проект никогда не был полностью реализован, но некоторые из его основных принципов были взяты на вооружение при создании тюрем в девятнадцатом веке в США, Великобритании и в некоторых странах европейского континента. По плану “Паноптикон” был круглой формы, его камеры располагались по внешнему периметру. В центре находилась наблюдательная башня. В каждой камере было два окна, одно из них выходило на наблюдательную башню, другое — наружу. Такое расположение камер позволяло надзирателям видеть заключенных в любое время.

Окна в самой башне прикрывали жалюзи, так что служители оставались невидимыми для заключенных, хотя сами держали их под постоянным наблюдением.

План “Паноптикона” способствовал распространению принципа отдельных камер для небольшого числа заключенных или отдельных лиц. В старых домах призрения люди содержались вместе в очень больших комнатах, где они и спали, и работали. Архитектурное построение тюрем самым прямым образом повлияло на разработку других типов организаций; например, некоторые ранние заводы проектировались теми же архитекторами, что раньше проектировали тюрьмы.

Разумеется, карцерные организации составляют небольшую долю современных организаций. Люди либо проводят лишь часть своего дня или недели в организациях, скажем, в школе или на работе, либо они оказываются несвободными лишь на короткий период, например, в больницах. Однако между кар-церными и некарцерными организациями имеется очевидное сходство, и Фуко был прав, указывая, что изучение организаций одного типа помогает познанию другого.

 

Небюрократические организации: группы взаимопомощи

Социологи часто полагают, что в современных обществах к ассоциациям, имеющим серьезное значение, можно отнести лишь первичные группы и бюрократические организации; однако это далеко не так. Кроме них, давно существуют добровольные объединения, благотворительные организации и организации взаимопомощи. Например, на раннем этапе индустриализации многие рабочие образовывали группы, такие, как клубы трудящихся и ассоциации образования. В этом разделе мы сосредоточим внимание на организациях взаимопомощи, которые зачастую разительно контрастируют с бюрократическими системами.

За последние сто лет число и разнообразие групп взаимопомощи значительно возросло. Появились ассоциации домовладельцев, анонимных алкоголиков, группы реабилитации наркоманов и сотни других. У некоторых из них более чем столетняя история, другие возникли совсем недавно.

Право образовывать группы взаимопомощи далеко не всегда было закреплено законодательно. Во многих странах ранние организации рабочих сталкивались с враждебным отношением со стороны властей и иногда даже запрещались. В большинстве обществ шла борьба за право образовывать группы согласно свободно выбранным интересам и целям.

Группы взаимопомощи образуют люди, находящиеся в одинаковом положении, и собирающиеся вместе, чтобы оказать друг другу помощь в реализации общих интересов или чтобы справиться с общими проблемами. Такие группы являются, как правило, неиерархическими; в них отсутствуют фиксированные должности, связываемые с бюрократиями. Членство в группах зачастую непостоянное; члены группы могут посетить одно или несколько собраний, а затем покинуть группу. Обычно эти группы зависят от членских взносов или пожертвований и не имеют фиксированных видов дохода. Если существуют оплачиваемые функционеры, их заработок, как правило, мал по сравнению с заработками их коллег в ортодоксальных организациях. Членов группы обычно связывают друг с другом некоторые моральные принципы.

Особенности групп взаимопомощи

Две основные характерные черты групп взаимопомощи можно обозначить как совместное участие и разработка проектов. Совместное участие означает сбор и накопление информации и опыта путем личного или иных контактов. Например, в группе взаимопомощи родителей люди вступают в контакт друг с другом через журнальную переписку. Родители обмениваются письмами, внутри группы распространяются журналы, так что каждый член группы получает до дюжины писем, хотя находится в прямом контакте только с одним членом группы.

Группы взаимопомощи оказывают влияние как на своих членов, так и на окружающих. Одна из задач группы родителей умственно отсталых детей — информирование населения о проблемах умственно неполноценных. Разработка проектов обычно заключается в совместной деятельности, направленной на решение этой и других задач. Например, значительная часть программы анонимных алкоголиков — составление проектов помощи знакомым алкоголикам. Когда человек излагает свой прошлый опыт и текущие проблемы, эта информация используется для обсуждения и выработки мер в группе в целом.

Группы взаимопомощи часто организовывались в противовес узаконенным бюрократическим организациям. Например, задача некоторых групп медицинской взаимопомощи — позволить больным самим заботиться о своем здоровье, так как они считают, что традиционное медицинское окружение не дает им достаточной гарантии их собственного благополучии. Ясно, что группы взаимопомощи в некотором отношении являются противоположностью бюрократии: области их деятельности лежат вне бюрократических организаций, люди в них взаимодействуют на основе равенства и сотрудничества. Однако такие группы всегда, вероятно, будут существовать наряду с формальными организациями, а не вместо них. Группы взаимопомощи, если они становятся постоянными и увеличиваются в размерах, обычно уподобляются формальным организациям. Они устанавливают особые должности, наделенные властью, обеспечивают регулярный доход и, как правило, воспринимают все атрибуты бюрократии.

 

Заключительные комментарии

Как мы видим, в современных обществах происходит устойчивый сдвиг в сторону более гибких форм организации. Мы вовсе не являемся винтиками гигантской административной машины, управляющей нашими жизнями, как опасались Вебер и другие. Бюрократические системы способны на большую внутреннюю гибкость, чем полагал Вебер, а их доминированию постоянно бросают вызов другие группы и ассоциации менее иерархических типов. Хотелось бы думать, что большие обезличенные организации будут постепенно отходить в прошлое и заменяться менее централизованными и более гибкими учреждениями. Однако, вероятнее всего, будет вестись постоянная борьба между стремлением организаций к росту. увеличению обезличенности и иерархии и противоположными тенденциями.

 

Краткое содержание

1. Группа — это некоторое число людей, взаимодействующих друг с другом на регулярной основе. Эта регулярность приводит к появлению Дружеского отношения, солидарности и общих привычек. Агрегат (социальная совокупность) — это набор людей (например, очередь на автобус), не имеющих общего чувства единства. Социальная категория — это статистическая группировка, когда в рамках классификации людей объединяют вместе на основе конкретных общих для них характеристик.

2. Все современные организации являются до некоторой степени бюрократическими по своей природе. Бюрократия включает в себя четко очерченную иерархию власти, установленные правила, определяющие поведение должностных лиц (работающих полный день за должностной оклад), и разделение между задачами должностных лиц внутри организации и их жизнью вне ее. Члены организации не владеют материальными ресурсами, с которыми они работают. Макс Вебер считал, что современная бюрократия является высокоэффективным средством организации большого числа людей и обеспечивает принятие решений на основе общего критерия.

3. На всех уровнях внутри организаций, а также между организациями устанавливаются неформальные сети. Изучение этих неформальных связей столь же важно, как и изучение формальных характеристик, выделенных Вебером.

4. В работах Вебера и Михельса были проанализированы противоречия между бюрократией и демократией. С одной стороны, развитие современных обществ приводит к централизации принятия решений. С другой стороны, одна из основных черт двух последних столетий — нарастающее стремление к демократии. Обе тенденции вступают в конфликт друг с другом, но ни одна из них не преобладает.

5. Японские корпорации значительно отличаются от большинства западных компаний по своей организационной структуре. Начальники там чаще советуются с подчиненными, заработная плата и ответственность связаны со старшинством, оценивается эффективность деятельности групп, а не отдельных их членов. В последние годы ряд западных фирм перенял некоторые черты японской системы управления, хотя вовсе не доказано, что именно этим объясняются более высокие, чем в большинстве западных стран, темпы развития японской экономики.

6. Работа современных организаций зависит от специализации знания и передачи информации. Специализация наряду с ростом использования информационных технологий может привести к повышению гибкости организаций. Последствия этих изменений зачастую преувеличивались, по крайней мере до сих пор.

7. Физические условия, в которых действуют организации, оказывают значительное влияние на их социальные черты. Архитектура зданий современных организаций тесно связана с надзором как средством подчинения властям. Надзор означает наблюдение за деятельностью людей, а также ведение личных дел и послужных списков.

8. В карцерных организациях люди проводят все свое время отделенными от внешнего мира. Основные виды карцерных организаций — тюрьмы и клиники для душевнобольных. В карцерных организациях дисциплина и надзор максимально выражены, однако до некоторой степени они присущи всем бюрократическим организациям.

9. Группы взаимопомощи (а также добровольные объединения различных типов) являются противоположностью бюрократическим организациям, они, как правило, неиерархические и поддерживаются работой своих членов. Большое число таких групп можно найти почти во всех современных индустриальных обществах. Они существуют наряду с большими и более бюрократическими системами, зачастую вступая с ними в трения. Некоторые из них, вырастая в размерах, имеют тенденцию к бюрократизации.

Основные понятия

социальные группы

организации

формальные отношения

неформальные отношения

Важнейшие термины

агрегат

социальная категория

первичная группа

вторичная группа

бюрократия

идеальный тип

должностные лица (чиновники)

олигархия

демократия

киббуцы

квалифицированные специалисты

информационная технология

надзор

карцерная организация

 

Дополнительная литература

Richard Brown. Understanding Industrial Organisations. London, 1992. Обзор различных теоретических подходов в понимании промышленных организаций.

Jeff Hearn et al. (eds). The Sexuality of Organisation. London, 1989. Отстаивание тезиса о том, что ортодоксальная социология организаций игнорирует вопросы, связанные с гендером и сексуальностью.

John McDermott. Corporate Society. London, 1991. Исследование роли корпораций в современном обществе.

М. Meyer et al. The Limits to Bureaucratic Growth. New York, 1986. Попытка оценить и предугадать возможные тенденции развития организаций.

Charles Perrow. Complex Organizations. New York, 1986. Последнее издание классического исследования по развитию теории организаций.

D. Pugh et al. Writers on Organizations. Harmondsworth, 1983. Содержит краткие островные обзоры основных исследований организаций.

Anselm Strauss. Negotiations: Varieties, Contexts, Processes and Social Order. San Francisco, 1978. Начинается с интересного обсуждения теорий Гоффмана и Блау, поднимаются как теоретические, так и эмпирические вопросы.

 

Как было показано в предыдущей главе, сегодня государство и правительство вторгаются в нашу жизнь во многих сферах: однако на протяжении большей части человеческой истории государство вообще не существовало. Ни у первобытных охотников и собирателей, ни в мелких сельскохозяйственных сообществах не было специальных органов политической власти. Тем не менее, никакого хаоса в таких безгосударственных обществах не возникало — имелись иные, неформальные механизмы управления, при помощи которых проводились решения, определяющие судьбу общины, а также разрешались возникающие споры. Обычно решения принимались в рамках семейных групп. Если же в семейной группе возникали серьезные разногласия, то она разбивалась на более мелкие единицы, которые впоследствии могли объединяться с другими группами.

В других малых культурных сообществах появляются элементы политической централизации, однако настоящее государство еще не формируется. В таких обществах существовал правитель, которому обязано было подчиняться все остальное население. Сами правители, как правило, были или воинами, или священниками, или теми и другими, при этом иногда они имели право созывать вооруженных вассалов для поддержки своих решений. Обычно вождь правил с помощью совета или приближенных. В государственных обществах (традиционные цивилизации) правители становились королями или императорами, содержали роскошные дворы и дворцы, распоряжались войсками, предназначенными для обеспечения послушания населения и расширения владений. Они назначали официальных лиц, которые занимались каждодневными административными делами, и учреждали специализированные суды для организации судопроизводства и наказания преступников.

Как традиционные, так и современные государства имеют ряд общих характеристик. Отличительным признаком государства является политический аппарат (правительственные институты: двор, парламент, конгресс, а также официальные гражданские службы), который осуществляет управление данной территорией. Эти органы власти поддерживаются созданной правовой системой и могут использовать силу для претворения в жизнь своей политики. Подробно рассматривая каждый из аспектов данного определения, можно получить ясное представление о природе государственной власти. В этой главе будут проанализированы типы современных государств и проведено сравнение различных современных политических систем.

 

Характеристики государств

Политический аппарат

Антропологи и археологи считают, что в начале истории человечества большинство обществ были безгосударственными. Понятие государства было к ним просто неприменимо. Однако ученые расходятся в мнениях о том, можно ли применительно к таким обществам говорить о существовании правительства и политики. Если в обществах не было специализированных политических институтов или органов политического управления, то можно спорить о наличии в них правительства и политического курса, но это, скорее, вопрос определений. Все общества имели какую-либо форму правительства, если рассматривать это понятие в широком смысле, — например, если говорить о систематических способах принятия решений, влияющих на жизнь большей части населения. Однако определение, данное по таким признакам, получается слишком размытым для того, чтобы им можно было эффективно пользоваться. Лучше выбрать более узкое определение понятий “государство” и “политика”.

В этой книге термин правительство используется для обозначения регулярного принятия постановлений и политических решений официальными лицами в политическом аппарате. К этим официальным лицам можно отнести королей, императоров, их придворных, выбранных представителей власти и государственных служащих. Говоря о правительстве, мы можем иметь в виду и сам процесс управления, и непосредственно правительство, то есть тот чиновничий аппарат, который отвечает за административные действия. Политика — это средство, к которому власть прибегает для осуществления своих целей, и основное содержание деятельности правительства. Сфера политики может простираться далеко за пределы государственных институтов как таковых. Существует множество способов, с помощью которых те, кто не является частью правительственного аппарата, стремятся на него воздействовать. Например, общественные движения, существующие в современных обществах и действующие вне принятых политических рамок, могут пытаться оказать давление на правительство или даже сбросить его.

Территория

Общины охотников и собирателей не имели какой-либо фиксированной территории и передвигались по большим пространствам. Малые сельскохозяйственные общины были более привязаны к земле; но, как правило, у них отсутствовало четкое понятие границ, отделяющих их от других групп. Однако с появлением политических властных структур были определены и территории, на которых они осуществляли свое правление. В отличие от предшествующих типов обществ государства имели явно выраженный экспансионистский характер. Там, где правители видели хоть какую-либо возможность завладеть новой территорией и, таким образом, расширить сферу своего влияния, они неизменно стремились воспользоваться ею.

Закон и применение силы

Правовая система существует там, где есть индивиды, специализирующиеся в осуществлении правосудия. В небольших общинах конфликты разрешаются на общем сборе людей или в семейных группах. В таких обществах не существует специальной группы, которая брала бы на себя преимущественную ответственность за использование силы в поддержку общинных решений. Иногда дело правосудия берет в свои руки какая-либо семья или родственная группа, что дает начало кровной мести. Однако с развитием государства возникает специализированная правовая система — систематизированные законы и суды, — наделенная правом использовать силу в случаях, когда имеет место неподчинение принятым решениям.

В традиционных государствах обычно не было четкого разделения функций между армией и специализированными полицейскими силами, и часто для поддержки законодательных постановлений использовалась армия.

 

Современные государства

Определения

Все современные государства являются национальными. Национальные государства отвечают всем условиям, перечисленным в определении государства, данном выше. Они обладают правительственным аппаратом, имеют определенную территорию, формализованные своды законов и осуществляют контроль над вооруженными силами. Однако по некоторым существенным характеристикам современные государства резко отличаются от традиционных.

1. Территории, которыми управляли традиционные государства, всегда были определены нечетко; центральное правительство довольно слабо контролировало их. Понятие суверенитета, означающее, что правительство управляет конкретной территорией с четко определенными границами, в рамках которых оно является высшей властью, не приложимо к традиционным государствам. Напротив, все национальные государства являются суверенными образованиями.

2. В традиционных государствах, управляемых королем или императором, большая часть населения не знала или не интересовалась тем, кто им руководил. Обычно только доминирующие классы или группы богатых людей ощущали свою принадлежность к обществу, управляемому какой-либо персоной. В национальных же государствах, напротив, большинство живущих в пределах границ политической системы являются гражданами, имеющими общие права и обязанности и ощущающими свою принадлежность к нации. Несмотря на то, что в современном мире существуют люди, являющиеся политическими беженцами и не имеющие гражданства, все-таки почти каждый человек идентифицирует себя как представителя той или иной нации и национального политического устройства.

3. Национальные государства ассоциируются с ростом национализма. Национализм можно определить как набор символов и верований, которые обеспечивают индивиду чувство причастности к единой политической общности. Таким образом, индивиды ощущают чувство гордости от принадлежности к “англичанам”, “американцам” или “французам”. Вероятно, люди всегда чувствовали свою принадлежность к социальным группам, например, к семейным, плановым или религиозным. Однако национализм появился только с развитием современного государства. Он становится основным способом выражения чувства единства с определенной суверенной общностью.

В современном мире преданность национальным интересам не всегда определяется демаркационными границами государств. Почти все национальные государства были построены из обществ, имевших различные истоки. Местный национализм часто возникал из оппозиции тем национальным группировкам, которые получали преимущества с образованием государств. Например, в Великобритании шотландский и уэльский национализм возник как ответная реакция на формирование “британского самосознания”. И хотя взаимоотношения между национальным государством и национализмом сложные, в основе их возникновения лежат общие процессы.

В свете вышеописанных соображений можно теперь сформулировать наиболее полное определение национального государства. Национальное государство имеет политический аппарат, обладает признанными суверенными правами в рамках обозначенных территориальных границ и способно поддерживать свои притязания на суверенитет с помощью военной силы; многие его граждане испытывают положительные эмоции от сознания принадлежности к данному национальному единству.

Права граждан

Многие национальные государства стали централизованными и эффективными политическими системами благодаря деятельности монархов, которые последовательно концентрировали в своих руках все больше и больше власти. Первоначально в суверенном государстве гражданство не влекло за собой права участвовать в политике. В большинстве случаев такие права завоевывались в борьбе за ограничение власти монархов или их свержение — иногда путем революции, как это было во Франции или Соединенных Штатах.

Т. Маршалл выделил три типа прав, связанных с развитием понятия гражданства. Гражданские права — это права индивида, подтвержденные законом. Они включают прерогативы, многие из которых мы сегодня воспринимаем как должное, но которые завоевывались длительное время (и которые в ряде государств не признаются полностью и по сей день). Гражданские права означают свободу каждого человека жить, где он хочет, свободу слова и вероисповедания, право владеть собственностью и равные права перед законом. Эти права в большинстве стран Европы в полном объеме не были признаны вплоть до начала девятнадцатого века. Даже в тех странах, где они в общем существовали, имелись группы, на которые эти права не распространялись. Хотя с принятием Конституции американцы получили гражданские права много раньше, чем большинство европейцев, негритянское население страны долго было лишено их. Даже после Гражданской войны, когда негры формально получили эти права, они не могли пользоваться ими в реальной жизни.

Вторым типом прав являются политические права, особенно право, участвовать в выборах и быть избранным на государственный пост. Опять-таки, эти права завоевывались долго и нелегко. За исключением Соединенных Штатов, обретение равных прав в голосовании даже для мужчин — достижение недавнего прошлого, которому предшествовала упорная борьба, так как правительства многих стран неохотно признавали принцип всеобщего права голоса. В большинстве государств Европы право голоса сначала получили мужчины, которые владели определенной собственностью, то есть незначительное меньшинство населения. Не только женщины, но и большая часть мужчин не могли голосовать. Во многих странах все мужчины получили право голоса лишь в начале XX века. Женщинам пришлось ждать дольше — во многих западных государствах право голоса для женщин частично было завоевано в результате борьбы различных женских движений, а частично явилось следствием широкого вовлечения женщин в экономику во время Первой мировой войны (см. главу 6, “Гендер и сексуальность”).

В то время как в Европе шла борьба за юридические и политические права, в других частях света продолжалась колонизация. Почти все без исключения колонизированные народы не обладали такими же правами, что и колониалисты (а также не признавались полноценными гражданами стран-колонизаторов). Белая администрация считала, что местное население, даже если оно не было порабощено, не может участвовать в управлении государством в силу своей отсталости. Возможность рассматривать права коренного населения колоний как равные правам белых поселенцев никому даже не приходила в голову. Большинство населения колоний получило юридические и политические права только после распада колониальной системы в XX веке.

Третий тип гражданских прав Маршалл определяет как социальные права. Под этим подразумевается исключительное право каждого индивида на определенный минимум экономического благосостояния и безопасности. Сюда входят права на социальное обеспечение по болезни, социальную защиту в случае безработицы, а также установленный минимум заработной платы. Другими словами, социальные права предусматривают условия, гарантирующие определенный уровень благосостояния. Хотя в некоторых странах, например, в Германии ХГХ века, различные виды социальной помощи возникли еще до введения в полном объеме юридических и политических прав, в большинстве государств социальные права все же приобретались последними. Это происходило потому, что достижение гражданских и, особенно, политических прав, как правило, служило базисом для дальнейшего получения прав социальных. Социальные права в основном становились результатом действия политической силы, которую бедные группы и классы могли развивать, только приобретя право голоса.

Расширение социальных прав служит основой формирования так называемого государства всеобщего благосостояния, которое прочно утвердилось в Западной Европе только после Второй мировой войны. Государство всеобщего благосостояния существует там, где правительственные организации обеспечивают материальную поддержку людям, не способным содержать себя самостоятельно, — безработным, больным, инвалидам и престарелым. Основы государства всеобщего благосостояния были заложены в Великобритании в 1930-х годах, во многом благодаря политике лейбористского правительства, избранного сразу после окончания войны. Все западные страны в настоящее время имеют широкие возможности для улучшения благосостояния. Особенно велики были социальные блага, которые предоставляли своим гражданам социалистические государства Восточной Европы, включая прежний Советский Союз. С другой стороны, во многих бедных государствах мира подобные социальные блага практически отсутствуют.

Обсудив некоторые важные характеристики современных государств, мы перейдем к рассмотрению природы демократии.

 

Демократия

Одним из наиболее важных аспектов в развитии современного государства является его связь с демократией. Это слово происходит от греческого demokratia, первая часть которого demos означает народ, a kratos — правление; таким образом, демократия — политическая система, при которой правит народ, а не монарх или аристократы. На первый взгляд, все просто, но на деле далеко не так. Как отмечал Дэвид Хелд, каждое слово в определении демократии вызывает вопросы. Начнем со слова народ. Итак,

1. Кого считать “народом”?

2. Какая форма участия народа в государственных делах предусматривается?

3. Какие условия должны привести к такому участию?

Если говорить о правлении, то возникают следующие вопросы:

1. Насколько широким должен быть диапазон правления? Должно ли оно ограничиваться сферой правительственных полномочий или демократия может существовать и в других областях, например, промышленная демократия?

2. Означает ли правление принятие каждодневных административных решений или оно относится только к выработке основ политического курса?

Возникают и другие вопросы, например:

1. Необходимо ли подчиняться “правлению народа”? Как быть с обязанностями и с несогласием их выполнять?

2. Существуют ли условия, при которых лица “из народа” могут преступать законы, если они убеждены, что законы несправедливы?

3. В каких случаях (если таковые имеются) демократические правительства должны прибегать к давлению на людей, несогласных с их политикой?

Ответы на эти и подобные вопросы давались в зависимости от времени и от типа общества. Например, понятие “народ” наполнялось самым разным содержанием — сюда относили людей, обладавших собственностью, белых мужчин, мужчин с определенным уровнем образования, просто всех мужчин и, наконец, все взрослое население. В некоторых государствах официально провозглашенная демократия ограничена сферой политики, тогда как в других странах она распространяется и на иные стороны общественной жизни.

Типы демократии

Ряд существенных особенностей позволяет выделить три типа демократии: представительную многопартийную демократию, представительную однопартийную демократию и совместное демократическое правление (иногда называемое прямой демократией).

Представительная демократия означает, что решения, влияющие на жизнь людей, принимаются не всеми членами общества, а людьми (представителями), специально избранными для этой цели. Варианты представительной демократии можно обнаружить во многих организациях. Например, спортивным клубом руководит совет, избранный из членов этого клуба. В государственном правлении представительная демократия выражается в форме выборов в конгрессы, парламенты или аналогичные национальные органы. Представительная демократия существует и на других уровнях, где принимаются коллективные решения: в областях, округах, городах и т. п.

Представительные многопартийные системы

Представительная многопартийная демократия появляется там, где на каком-либо или на всех уровнях управления избиратели в ходе политического процесса могут выбирать не менее чем из двух партий. Государства, в которых реализуется представительная многопартийная демократия, и где взрослое население имеет право голосовать на различных уровнях, обычно называются либеральными демократиями. В эту категорию подпадают Соединенные Штаты, страны Западной Европы, Япония, Австралия и Новая Зеландия. Некоторые развивающиеся страны, такие, как Индия, также имеют либерально-демократические системы.

Представительные однопартийные системы

Когда люди, живущие на Западе, используют термин демократия без каких-либо дополнительных определений, они обычно имеют в виду либерально-демократические системы. Тем не менее, бывший Советский Союз, восточноевропейские страны и многие страны третьего мира, где узаконена только одна партия (как, например, в Китае), также относили (или относят) себя к числу демократических. В этих странах голосующие не имели возможности выбирать между различными партиями, и хотя выборы проводились, представители, за которых голосовали, назначались на местном или национальном уровне. Более того, такая демократия распространялась и на сферу управления производством как на арену деятельности правительства.

Для стороннего наблюдателя так называемые народные демократии имеют определенную антидемократическую направленность, и по всем разумным критериям это действительно так. Принципы, заложенные в основу представительной однопартийной демократии, заключаются в убеждении, что одна партия выражает волю всего общества. Согласно марксистской точке зрения, партии в условиях либеральной демократии отражают интересы отдельных классов. Поскольку считалось, что при социализме нет антагонистических классов, утверждалось, что обществу требуется только одна партия. Таким образом, при голосовании нужно было выбирать не между партиями, а между различными кандидатами. Большинство однопартийных демократий организованы по принципу демократического централизма, который находит непосредственное выражение в пирамидальной структуре, где каждый уровень выбирает представителей в совет, который, в свою очередь, избирает представителей в вышестоящий орган, и так далее. В Советском Союзе существовала целая пирамида таких “советов” различного уровня, начиная от местных, деревенских или районных, которые, в конечном счете, подчинялись Верховному Совету. На каждом уровне существовали исполнительные комитеты, все члены которых избирались. Отдельная, но схожая система действовала на различных уровнях в Коммунистической партии; существовала тесная связь между партийными органами и представительными структурами, руководящими промышленностью, что, как предполагалось, ведет к демократизации экономики.

Совместное демократическое правление

При совместном демократическом правлении (или прямой демократии) решения принимаются всеми, кого они затрагивают. Этот “первичный” тип демократии возник в Древней Греции. Там граждане, составлявшие меньшинство общества, регулярно собирались вместе, чтобы рассмотреть политические вопросы и принять важные решения. В современных обществах прямая демократия играет не очень важную роль, так как в них основная часть населения обладает политическими правами, а каждый член общества объективно не может принимать активное участие в выработке политических решений, влияющих на него. Однако некоторые ее элементы находят свое применение и в современных общественных структурах, в частности, существует много организаций, в которых реализуется прямая демократия. Например, одной из ее форм является проведение референдумов, в которых решение основывается на выраженном мнении большинства по тому или иному вопросу.

В некоторых странах Европы референдумы регулярно используются для решения вопросов на национальном уровне. В США к ним часто прибегают на уровне штата для решения спорных вопросов. В некоторых городах Новой Англии также можно встретить элементы прямой демократии, в частности, собрания членов общины.

Всеобщая привлекательность демократии и упадок монархий

Хотя некоторые современные государства (такие, как Великобритания или Бельгия) до сих пор остаются монархическими, их становится все меньше и меньше. Реальная власть традиционного монарха в современном обществе обычно ограничена или практически не существует. Правда, в ряде стран (Саудовская Аравия, Иордания) монархи продолжают осуществлять определенный контроль над правительством, однако в большинстве государств, в которых монархия продолжает существовать, она является скорее национальным символом, чем реальной политической властью. Королева Англии, король Швеции и даже император Японии являются конституционными монархами, то есть реальная власть, которой они обладают, жестко ограничена рамками конституции, которая отдает власть в руки избираемых представителей. Большая часть современных государств по своему устройству являются республиками, и почти в каждом государстве, включая конституционные монархии, отмечается явная приверженность к демократии.

Выборы могут проводиться даже в странах с военной диктатурой, чтобы создать впечатление демократического курса. Большинство военных диктаторов возвещают о своей приверженности демократическим принципам и утверждают, что их правление является средством достижения стабильности и продлится только до тех пор, пока станет возможным возвращение к представительной демократии (см. главу 11, “Война и военные силы”).

Почему же стремление к демократии стало фактически общей чертой современных государств? Частично ответ можно найти в привлекательности, исходно присущей демократическим идеалам, которые предполагают освобождение от власти деспотизма. Однако основным фактором является интегрированный характер национальных государств по сравнению с традиционными цивилизациями. Современные государства представляют собой унифицированные системы; лица, осуществляющие функции управления в таких государствах, не могут этого делать, не заручившись активной поддержкой большинства населения. Демократические идеалы представляют собой способ выражения, а также обеспечения такой поддержки.

 

Демократический элитизм и плюралистические теории

Провозглашенные демократические идеалы не всегда согласуются с реальностью. Тот факт, что на современном этапе приверженность к демократии так ярко демонстрируется правящими кругами, мало что говорит о действительном устройстве реальных режимов правления. Теоретики демократии расходятся во мнении о потенциальных возможностях и ограничениях различных форм демократического воздействия в современных обществах.

Демократический элитизм

Наиболее распространенная система представлений о характере и ограничениях современной демократии была сформулирована Максом Вебером, а ее модифицированный вариант — экономистом Йозефом Шумпетером. Идеи, разрабатывавшиеся ими, объединяют в теорию демократического элитизма.

Теория Макса Вебера

Вебер отталкивался от предположения, что прямая демократия не может служить средством каждодневного управления крупным государством, и не только потому, что миллионы людей не в состоянии регулярно собираться для принятия политических решений, но также потому, что руководство сложным общественным устройством требует знания дела. Прямая демократия может иметь место, по мнению Вебера, только в небольших структурах, когда выполняемые задачи просты и четко сформулированы. Там, где необходимо принимать более сложные решения или разрабатывать более сложную политику, даже в небольших организациях, таких, как коммерческие фирмы, требуются специальные знания и навыки. Эксперты должны осуществлять свою работу на постоянной основе; к участию в выборах на должности, требующие наличия определенных знаний и навыков, не должны допускаться люди, имеющие слабое представление о требуемых навыках и не владеющие нужной информацией. Должности официальных представителей более высокого уровня, ответственных за разработку общеполитических решений, могут быть выборными, однако наряду с этим должен существовать довольно большой слой функционеров, на которых возложена основная тяжесть управления страной.

По мнению Вебера, воплощение идеи массового гражданства, тесно связанной с идеей участия в общедемократических процессах, в огромной степени увеличивает необходимость наличия бюрократического аппарата. Например, обеспечение благосостояния, здравоохранения и образования требует наличия крупных административных систем, действующих на постоянной основе. Как отмечает Вебер, “очевидно, что крупное современное государство полностью зависит от бюрократии. Чем крупнее государство и чем большим могуществом оно обладает, тем очевиднее эта зависимость…”.

Представительная многопартийная демократия, по Веберу, помогает защитить общество как от произвола в принятии решений отдельными политическими лидерами, так и от давления бюрократического аппарата. Однако в осуществлении этих двух функций демократические институты оказались менее эффективны, чем на это надеялись многие сторонники демократии. “Правление народа” возможно только в очень ограниченном смысле. Для того, чтобы добиться власти, партии должны быть организованы на какой-либо систематической основе, то есть они должны быть бюрократизированы. Развиваются партийные аппараты, представляющие собой угрозу независимости парламентов и конгрессов как органов, обсуждающих и формулирующих политику. Если партия, обладающая большинством, непосредственно диктует своим членам, какие решения принимать, и если ею самой руководят постоянные функционеры, то в этом случае достигнутый уровень демократии будет весьма невысок.

Вебер считает, что для того, чтобы демократические системы действовали эффективно, необходимо выполнение двух условий. Во-первых, должны существовать партии, представляющие различные взгляды и выражающие различные интересы. Если политика соперничающих партий более или менее близка, то избиратель не может сделать эффективный выбор. Вебер не согласен с утверждением, что однопартийная система может быть хоть в каком-то смысле демократичной. Во-вторых, должны существовать политические лидеры, обладающие живым воображением и способные противостоять давлению со стороны бюрократии. Вебер особо подчеркивает важность лидерства в демократии. Именно поэтому предпочитаемая им система носит название “демократического элитизма”. Он полагает, что правление с помощью элиты неизбежно, и лучшее, на что, по его мнению, можно надеяться, — что элитарные структуры будут эффективно представлять интересы людей, делая это разумно и инициативно. Парламенты и конгрессы являются теми органами, где могут вырасти политические лидеры, способные противостоять влиянию бюрократии и сохранять поддержку масс. Вебер считает многопартийную демократию более действенной скорее благодаря качеству руководства, которое она может обеспечить, а не из-за возможности участия в политическом процессе широких слоев населения.

Идеи Йозефа Шумпетера

Шумпетер полностью разделяет взгляды Вебера по поводу границ участия масс в политической жизни. По мнению Шумпетера (и в этом оно совпадает со взглядами Вебера), демократия более важна как метод создания эффективно действующего правительства, а не как средство обеспечения власти для большинства. Демократия не может предложить больше, чем возможность замены одного политического лидера или партии на другого. Демократия, как утверждает Шумпетер, это правление политиков, а не народа. Политики — это “торговцы голосами избирателей”, так же как брокеры — торговцы акциями на фондовой бирже. Однако для того, чтобы заручиться поддержкой избирателей, политические деятели должны хотя бы в минимальной степени отвечать требованиям и интересам своего электората. Только при наличии соперничества в ходе приобретения голосов избирателей можно избежать установления деспотического режима правления. Как и Вебер, Шумпетер верит в то, что механизмы политической демократии должны быть отделены от экономической жизни. Как рынок, на котором действует конкуренция, обеспечивает возможность выбора потребителю, так и система конкурирующих партий обеспечивает некоторую возможность политического выбора.

Плюралистические теории

Взгляды Вебера и Шумпетера оказали сильное влияние на сторонников плюралистических теорий современной демократии. Плюралистические теории демократии были разработаны на базе исследований, проводившихся американскими политологами, но их выводы — если они соответствуют действительности — могут применяться чрезвычайно широко. Сторонники плюралистических теорий полагают, что отдельные граждане практически не могут оказывать влияние на процесс принятия политических решений. Однако при этом, по их мнению, тенденции концентрации власти в руках правительственных чиновников противостоит наличие многочисленных групп интересов. Существование конкуренции между интересами различных групп или фракций является жизненно важным условием демократии, поскольку власть при этом делится между группами, не давая возможности какой-либо одной группе или классу приобрести исключительное влияние.

По мнению сторонников плюралистических теорий, на политику правительства в условиях демократии оказывают влияние постоянно идущие переговоры между различными группировками — представителями деловых кругов, профсоюзов, этнических групп, организаций по охране окружающей среды, религиозных групп и т. д. Демократический порядок — это порядок, при котором существует баланс конкурирующих интересов, каждый из которых оказывает воздействие на политику, но не подавляет действующие механизмы управления. Это же верно и в отношении выборов, так как для того, чтобы получить достаточно широкую поддержку и войти в правительство, партии должны откликаться на интересы различных групп. Сторонники плюралистических теорий считают Соединенные Штаты самым плюралистическим и потому наиболее демократичным из всех индустриальных обществ. Соперничество между разнообразными группами интересов существует не только на национальном уровне, но также и на уровне отдельных штатов и местных властей.

Критика и оценка теорий

Демократический элитизм и плюралистические теории подвергались серьезной критике. Давайте начнем с критики теории демократического элитизма. Во-первых, по утверждению критиков, основная масса электората, без каких бы то ни было доказательств, изображается сторонниками этой теории как пассивная и непросвещенная. Во-вторых, единственный выбор, который видят Вебер и Шумпетер, сводится к выбору между творческим правлением элиты и тупым бюрократическим правлением. Однако бюрократия бывает разная — одни типы бюрократии являются более открытыми и восприимчивыми к интересам и нуждам общества, чем другие, а там, где требуются специальные знания и навыки, обычно работают специалисты, а не бюрократические чиновники. В-третьих, возможно наличие условий для организации кооперативных предприятий и “открытых” форм ассоциаций, которые способствуют ослаблению бюрократических тенденций как в политической, так и в экономической областях.

Критики указывают также, что группы интересов, о которых говорят сторонники плюралистических теорий, обладают различной властью и влиянием. В частности, группы интересов бизнесменов обычно оказывают большее влияние на политику правительства, чем другие группы. В некоторых случаях будет ошибкой думать, что соответствующие группы интересов являются прямыми выразителями позиции деловых кругов. Обычно предприниматели формируют общую схему, в рамках которой осуществляются политические процессы и принимаются решения. Все эти, а также другие критические замечания заставили одного из сторонников плюралистической теории, Роберта А. Дэла, пересмотреть свои взгляды. Недавно он решительно высказался в пользу необходимости введения программ экономической демократии, которые могли бы послужить противовесом чрезмерному влиянию интересов крупных корпоративных организаций.

Все приведенные критические замечания, несомненно, имеют под собой основание. Однако невозможно отрицать силу некоторых аргументов, принятых в теориях демократического элитизма и плюрализма. Прямая демократия может удачно работать в небольших обществах, но она не может быть эффективно реализована в системе управления крупномасштабным обществом. В таком обществе иногда могут проводиться референдумы, но голосование по каждому вопросу после продолжительного обсуждения всех его аспектов невозможно осуществить, когда в него вовлечены тысячи, не говоря уже о миллионах людей. В современных обществах разные группы населения имеют разные интересы, и это можно выявить только тогда, когда они организуются, чтобы публично заявить о своей точке зрения. Соперничество между такими группировками может, в принципе, помочь формированию определенного “баланса”: сильные группы не смогут просто навязывать свои взгляды остальным, а слабые имеют возможность представить свои интересы.

Более того, Вебер и Шумпетер были совершенно правы, подняв вопрос о компетентности. Большая часть избирателей не в состоянии понять всей сложности решений, которые правительство постоянно вынуждено принимать, тогда как официальные лица и избранные члены выборных органов имеют возможность приобрести специальные знания по соответствующим вопросам. Хотя экспертам приходится испытывать давление со стороны лиц, занимающихся выработкой общей политики, они могут принять решение, будучи хорошо информированными по конкретным вопросам. Если деятельность экспертов курируют выбранные представители, то вырабатываемые ими решения могут отражать интересы и нужды самых широких социальных слоев населения.

Разумеется, подобные вопросы нельзя рассматривать только на абстрактном уровне. Необходимо анализировать функционирование реально существующих политических систем. Именно к такому рассмотрению мы теперь и приступаем, начиная с анализа характера политических партий и кончая выяснением роли женщин в политике. Затем мы постараемся понять, кто реально обладает властью в действующих политических системах, а также, каким образом происходит концентрация политической власти при “тоталитаризме”.

 

Политические партии и голосование в странах Запада

Политическую партию можно определить как организацию, стремящуюся получить легитимный контроль над правительством посредством выборов. В некоторых случаях могут существовать политические организации, стремящиеся получить власть, но не имеющие возможности сделать это законными средствами. Такие организации лучше рассматривать как политические секты или движения до тех пор, пока они не добьются признания. Например, в Германии в конце XIX века социал-демократы были объявлены Бисмарком вне закона. В то время они представляли собой организованное политическое движение, действовавшее в обход общепринятых путей, но позже добились признания как партия, а в XX веке даже несколько раз приходили к власти.

В рамках общей категории многопартийных государств существуют разнообразные партийные системы. Будет ли существовать двухпартийная или многопартийная система, в большой степени зависит от характера избирательных процедур, существующих в данной стране. Две партии имеют тенденцию доминировать при политической системе, в которой выборы основаны на принципе “победитель получает все”. Кандидат, который собрал большее число голосов, побеждает на выборах, независимо от того. какой процент от общего числа имеющихся голосов он получил. Там, где выборы основаны на других принципах, таких, как пропорциональное представительство (когда места в представительных органах выделяются пропорционально количеству полученных голосов), двухпартийные системы встречаются реже.

В западноевропейских странах существует множество типов партийных организаций, однако не все они представлены в Великобритании. Одни партии базируются на религиозных основах (такие, как Социально-христианская партия в Бельгии или Католическая народная партия); некоторые являются этническими партиями, представляющими специфические национальные и языковые группы (такие, как Шотландская национальная партия в Великобритании или Шведская народная партия в Финляндии); распространены также и сельские партии, представляющие интересы сельского населения (например, Центральная партия в Швеции или Швейцарская народная партия в Швейцарии); существуют партии окружающей среды, занимающиеся различными экологическими вопросами (к ним можно отнести партию Зеленых в Германии). Можно перечислить многочисленные партии, представляющие различные оттенки политических взглядов.

Во многих западноевропейских странах после Второй мировой войны правительства формировались социалистическими и трудовыми партиями. Практически во всех этих странах есть официально признанные коммунистические партии, некоторые из них являются весьма крупными (например, в Италии, Франции и Испании). Существует множество консервативных (республиканская партия во Франции или консервативная и юнионистская партии в Великобритании) и центристских партий, которые занимают “промежуточное” положение между левыми и правыми (например, социал-демократическая и либерально-демократическая в Великобритании). (Термин “левые” используется для обозначения радикальных или прогрессивных политических групп, ориентирующихся на социализм; термин “правые” применяется для обозначения более консервативных групп.)

Партийные системы

В некоторых странах лидер партии большинства или одной из партий, входящих в коалицию большинства, автоматически становится премьер-министром, занимая высший официальный пост в стране. В других государствах (например, в США) президент избирается независимо от партийных выборов в главные представительные органы. Избирательные системы в западноевропейских странах не похожи одна на другую, и большинство устроены значительно более сложно, чем в Великобритании. Примером может служить Германия. В этой стране члены бундестага (парламента) выбираются на основе системы, сочетающей принцип пропорционального представительства и принцип “победитель получает все”. Половина членов бундестага избираются в избирательных округах, в которых побеждает кандидат, получивший большинство голосов. Остальные пятьдесят процентов членов парламента определяются в соответствии с процентом голосов, поданных за них в определенных регионах. Именно эта система позволила партии Зеленых завоевать места в парламенте. Чтобы предотвратить появление большого числа мелких партий, был установлен пятипроцентный барьер — минимальное количество голосов, которое должно быть получено партией для получения места в парламенте. При проведении местных выборов используется та же система.

При двухпартийной системе, как, например, в Великобритании, парламентарии обычно стараются придерживаться “средних” позиций, позволяющих получить большее число голосов, и отмежевываются от радикальных взглядов. В таких странах партии стараются культивировать умеренный имидж и иногда приобретают такое сходство, что сделать между ними выбор становится трудно. В принципе все многообразие интересов может быть представлен каждой партией, но довольно часто политические программы сформулированы столь обтекаемо, что различия между ними почти стираются. Многопартийные системы позволяют более открыто и прямо выражать различные интересы и высказывать различные взгляды, а также обеспечивают существование радикальных альтернатив. С другой стороны, в таких системах ни одна из партий не может добиться большинства в парламенте, и это приводит к необходимости создания коалиций, часто страдающих от невозможности принять решение из-за существующих противоречий и конфликтов между партиями или быстрого чередования выборов и новых правительств. Правительства в такой ситуации не могут оставаться у власти долгое время, и поэтому эффективность их деятельности весьма ограничена.

Голосование и классы

В большинстве западноевропейских стран крупнейшими партиями являются те, которые считаются выразителями основных политических интересов — это социалистические, коммунистические, либеральные и консервативные партии. Существует ярко выраженная связь между итогами голосования и классовым делением. Либеральные партии и партии левого толка стремятся получить большинство голосов у представителей низших классов, в то время как консервативные и партии правого толка ищут своих избирателей среди более богатых групп населения.

Партийная система в Соединенных Штатах существенно отличается от всех систем, существующих в западноевропейских государствах, так как в США нет крупных левых партий. Голосование на классовой основе здесь менее выражено, чем в других западных демократиях. Хотя демократическая партия привлекает более низкие слои населения, а республиканская партия опирается на более богатые слои общества, эти зависимости не выражены явно. Каждая из партий имеет консервативное крыло. Считается обычным делом, когда консервативные или либеральные члены одной партии голосуют по какому-либо конкретному вопросу вместе с представителями другой партии, чье мнение они разделяют.

Внутрипартийные организации в американских партиях являются более слабыми, чем в большинстве крупных европейских партий. Обычно европейские партии добиваются того, чтобы их члены в спорных вопросах следовали “партийной линии” и всеми средствами стараются поддерживать крепкую партийную солидарность.

Партии и голосование в Великобритании

Вплоть до XIX века партии в Великобритании рассматривались только как организации временного порядка, создававшиеся для обеспечения поддержки в каких-либо специальных случаях или кризисных ситуациях. По мере развития партий в более стабильные организации все чаще проявлялась идея, что поддержка лидеров партии могла бы принести определенные выгоды. Членство в партии и лояльность к ней стали связываться с различными формами покровительства, которое предусматривало, что наиболее преданные партии лица могут получить тот или иной пост в новой администрации. На протяжении большей части XX века на политической сцене Великобритании доминировали две крупнейшие партии (лейбористская и консервативная), и в результате того, что возрастало влияние то одной, то другой альтернативной правительственной команды, все члены которой принадлежали к одной партии, сформировалась так называемая политика соперничества. В послевоенный период обе партии постоянно испытывали на себе давление, как внешнее, так и внутреннее. Если говорить о внешнем давлении, можно привести три примера его проявления:

1. Потеря поддержки избирателей. В 1951 году, который был историческим пиком развития двухпартийной системы, лейбористская и консервативная партии вместе получили на всеобщих выборах 96,8 % голосов избирателей. В ходе октябрьских выборов 1974 года их доля упала до 75 %. Февральские выборы 1974 года стали первыми выборами за сорок пять лет, не давшими большинства какой-либо одной партии в палате общин. Этим воспользовалась партия Альянса (союза либеральной и социал-демократической партий), потребовавшая в начале 1980 года реформы выборов.

2. Потеря членов. С 1953 года в обеих основных партиях отмечается уменьшение числа членов. Достоверные данные о реальном числе членов партий не публикуются, однако признается, что их нынешнее количество относительно невелико.

3. Потеря источников доходов. В реальном исчислении доход партий сократился в той же пропорции, что и количество их членов, хотя членские взносы не являются основным источником партийных доходов. Последствиями спада в доходах стал рост финансовой зависимости консервативной партии от частных фирм, а лейбористской — от профсоюзов.

За последние тридцать лет избирательная политика Великобритании значительно изменилась. Это было обусловлено рядом причин. Первая причина носит структурный характер: за этот период резко сократилась доля экономически активного населения, занятого в традиционных областях промышленности, особенно обрабатывающей. Несомненно, это подточило традиционные источники, из которых лейбористская партия черпала поддержку. Второй причиной является раскол, произошедший в лейбористской партии в начале 1980-х годов, который привел к образованию социал-демократической партии. Хотя в 1988 году поддержка со стороны избирателей “центральных” партий существенно сократилась, на политическую арену Великобритании вышла заметная “дополнительная сила”. Третьей причиной было то, что на пост премьер-министра трижды избиралась лидер консервативной партии М. Тэтчер. Программа решительных изменений, выдвинутая М. Тэтчер и ее кабинетом, отразила значительный отход от предшествующей философии консерваторов. “Тэтчеризм” делал особый акцент на ограничении роли государства в экономической жизни и провозглашал развитие рыночных механизмов как основы свободы личности и экономического процветания.

До 1970 года обе партии пользовались стабильной поддержкой избирателей, большинство которых были ярыми сторонниками либо либералов, либо консерваторов. Это учитывалось в ходе ведения избирательных кампаний, в которых главной задачей считалось объединение единомышленников, а не завоевание голосов избирателей, придерживавшихся альтернативных точек зрения. Две избирательные кампании 1974 года наглядно показали, что традиционная лояльность избирателей значительно снизилась. Исследование, проведенное для выяснения политических симпатий избирателей, показало, что число лиц, причисляющих себя к числу “верных” или “горячих” сторонников той или иной партии, в период с 1970 по 1986 год сократилось с 80 % до 60 %. На каждых последующих выборах этот процент неуклонно падал, при этом увеличивалось число избирателей, заявлявших, что они принимают решение на самых последних этапах выборов. Стало очевидно, что избирательные кампании должны оказывать более значительное воздействие на результаты выборов, чем это было прежде. Вероятно, большую роль здесь сыграло телевидение, которое выступало средством “продажи” имиджа партий и политических деятелей.

Можно сказать, что в настоящее время телевидение служит своеобразным противовесом политизированной британской прессе. В результате смены владельцев и изменения тиражей крупных газет на рынке стали доминировать издания, поддерживающие консервативную партию. В 1960-х годах тираж газет, поддерживавших лейбористскую партию, составлял 43 % общего тиража ежедневных изданий. Сегодня пролейбористскую позицию занимает только “Дейли миррор”, на долю которой приходится 22 % общего тиража изданий. Существует мнение, что одной из причин увеличения влияния телевидения на избирательную кампанию является его пристальное внимание к лидерам партий. Многие стали утверждать, что британские выборы все больше напоминают американские президентские предвыборные кампании. Однако это не совсем соответствует действительности: хотя большая часть избирателей в 1979 году в качестве потенциального премьер-министра отдавала предпочтение кандидатуре Каллагана, а не Тэтчер, консервативной партии все же удалось победить.

Поведение избирателей — отход приверженцев

Характерной чертой поведения британских избирателей 1970-х годов было так называемое группирование приверженцев одной из двух основных партий. В основе этого явления лежала мысль о том, что важнейшим фактором, влияющим на поведение избирателей, является социальный класс, и что избиратели “идентифицируют” себя с той либо другой партией. Иными словами, они считают себя либо “консерваторами”, либо “лейбористами”. Исследование, проведенное Дэвидом Батлером и Дональдом Стоуксом в 1960-х годах, показало, что более 90 % населения идентифицируют себя подобным образом с той или другой партией.

Многие идентифицировали себя с избранной партией “достаточно сильно” или “очень сильно”.

В наши дни корреляция между классом и поведением на выборах стала намного менее определенной. Кроме того, гораздо большая часть избирателей сегодня обращает внимание на политику и взгляды партий, а не просто выражает одной из них безоговорочную поддержку. В этом случае мы имеем дело с процессом отхода приверженцев, то есть отступления от устойчивой партийной идентификации.

Чем можно объяснить усиление отхода приверженцев? Айвор Крю говорит о двух типах влияний. Первый связан с возрастанием значения тех сторон жизни людей, которые не находятся в прямой связи с классовыми различиями, — например, живут ли они в собственных ломах или в арендованных, являются ли членами профсоюзов или нет. Так, оказалось, что члены профсоюзов отдают устойчивое предпочтение лейбористам перед консерваторами, независимо от того, чей это профсоюз — “белых” или “синих воротничков”.

Второй фактор заключается в том, что избиратели все в меньшей степени пленники своих предыдущих политических привязанностей, определявших их партийные предпочтения. Наоборот, люди, как правило, стремятся отдать голоса той партии, которую считают наиболее соответствующей своим интересам сегодня. Так, можно предположить, что в конце 1970-х и в 1980-е годы партия лейбористов предлагала политический курс, не отвечавший симпатиям значительной части се сторонников, — отсюда длительный период правления консерваторов.

Выборы 1992 года

На выборах 1992 года сдвиг голосов в пользу лейбористов составил 2 % избирателей, консерваторы сохранили общее большинство в парламенте, хотя размеры этого большинства существенно сократились. Доля населения, голосующая за Тори, оставалась с 1979 (44,9 %) до 1992 года (42,8 %) достаточно стабильной. Доля голосов, доставшихся лейбористам, была больше, чем достигавшаяся за последние годы низшая отметка (менее 30 % на выборах 1983 года). В 1992 году они получили 35,2 % голосов. Однако это все-таки меньше достигнутого партией в 1979 году. Третья партия — Либеральные демократы — получила 18,3 %, это спад по сравнению с двумя предыдущими выборами.

Исследования, проведенные во время последних выборов, подтвердили тенденцию к колебаниям значительного числа голосов, несмотря на устойчивую поддержку всех трех партий. Опрос репрезентативной группы из 1500 избирателей показал, что 21 % из них будут голосовать лишь в последнюю неделю избирательной компании.

В целом результаты выборов подтверждают тезис об отходе приверженцев; вместе с тем они показывают, что этот процесс более характерен для сторонников неконсервативных партий, чем для сторонников консерваторов. Если это так, то положение лейбористов представляется весьма проблематичным — на выборах 1992 года вновь победили Тори, уже в четвертый раз, и неясно, удается ли лейбористам сломить сложившуюся практику голосования в будущем.

“Тэтчеризм”

Одной из характерных черт политики Великобритании в 1980-х годах было влияние политических идей, связанных с именем Маргарет Тэтчер и ставших известными как “тэтчеризм”. Каковы источники “тэтчеризма”? Чем он был привлекателен для широких слоев населения Великобритании? Легко предположить, что политика, ассоциируемая с правительством Маргарет Тэтчер (которое пришло к власти в 1979 году), выглядела в глазах публики гораздо более последовательной и твердой, чем это было на самом деле. Безусловно, “тэтчеризм” имел ряд четко выраженных направлений, однако в основе своей это был достаточно неопределенный набор программ и инициатив. Одни из них принимались, исходя из прагматических причин, другие возникали и в большинстве своем исчезали с течением времени.

Маргарет Тэтчер стала премьер-министром и лидером консервативной партии отнюдь не на волне поддержки политики, впоследствии названной “тэтчеризмом”. На самом деле первоначально ее никто даже не рассматривал как возможного кандидата на смену лидера консервативной партии Эдварда Хита. Но в тот период, в конце 70-х годов, когда она готовилась противостоять Хиту после двукратного поражения консервативной партии на предыдущих выборах, многие члены парламента выступали за перемены в руководстве партии. Ее победа в то время не рассматривалась многими как начало решительного идеологического поворота в философии консерваторов, хотя Тэтчер принимала активное участие в пересмотре обшей концепции партии, начатом Кейтом Джозефом. Став лидером партии, она объединила идеи, предложенные Джозефом, со взглядами, выдвинутыми экономистом Милтоном Фридманом, что и было положено в основу нового политического курса.

Манифест консервативной партии 1979 года по большей части содержал идеи, выдвинутые еще Хитом, хотя в нем и появились обещания переломить тенденцию экономического спада в стране и радикально расширить свободы каждого индивида путем сокращения власти государства. Многие политические комментаторы объясняли победу консерваторов на всеобщих выборах 1974 года скорее реакцией на неспособность лейбористской партии сохранить контроль над профсоюзами, чем триумфом нового политического мышления. Во время ее первого срока пребывания на посту премьер-министра политика Тэтчер была сконцентрирована на “монетаризме”. Считалось, что контролирование денежных средств является ключом к сокращению инфляции и обеспечивает действенное управление экономикой. Однако оказалось, что добиться государственного контроля над финансами на практике невозможно, поэтому впоследствии от политики монетаризма в основном отказались. Было пересмотрено также первоначальное обязательство сократить государственные расходы, так как в течение всего первого срока пребывания Тэтчер у власти они постоянно росли.

Победа консерваторов на выборах 1983 года дала импульс реализации экономического направления политики “тэтчеризма”, началом которой послужила приватизация государственных компаний. Продажа акций таких компаний, как “British Telecom”, “British Gas”, “British Airways” и “British Petroleum”, встретила широкую поддержку. Продажа правительственных зданий также пользовалась одобрением избирателей. Планировались далеко идущие изменения в организации образования и в системе трат на местные органы власти, хотя совсем не очевидно, что эти шаги оказались бы столь же популярными.

Сторонники приватизации утверждали, что она имеет ряд преимуществ. Она восстанавливает здоровую экономическую конкуренцию вместо громоздких и неэффективных государственных бюрократий; сокращает государственные расходы и прекращает политическое вмешательство в экономические решения. Политика приватизации, начатая Тэтчер, оказалась жизнеспособной. Партия лейбористов, бывшая поначалу ее яростным противником, со временем отказалась от столь бескомпромиссной позиции и согласилась с тем, что приватизация была необратима.

“Леди не свернет с пути!” — заявила Маргарет Тэтчер в одном из своих самых известных выступлений. Вероятно, наиболее сильным элементом “тэтчеризма” была все же сама личность миссис Тэтчер. Многие избиратели не разделяли ее взглядов, но уважали ее качества национального лидера. Эти качества особенно ярко проявились, когда Тэтчер отказалась отступить перед лицом фолклендского кризиса, и ее доминирующая роль в правительстве особенно усилилась после того, как она постепенно добилась отставки членов своего кабинета, несогласных с ее политикой.

Уровень поддержки политики “тэтчеризма” с течением времени менялся. Первоначально ее победа была скорее результатом голосования против правительства Каллагана. В начале 1980-х годов в стране все чаще стало проявляться общественное несогласие с политикой Тэтчер, проходили марши протеста и демонстрации против безработицы. В этот период авторитет консервативной партии существенно упал, однако после того, как правительство продемонстрировало силу и твердость своей позиции во время фолклендского кризиса, что было встречено всеобщим одобрением, консерваторы снова получили поддержку населения, и это послужило основной причиной их победы на выборах 1983 года. Во время забастовки шахтеров в 1984 году над кабинетом нависла угроза отставки, но поскольку забастовка не увенчалась успехом, правительство вышло из этой ситуации еще более популярным, чем прежде.

Нет никакого сомнения в том, что правительство Тэтчер в целом находило широкую поддержку среди населения. Эта поддержка охватила даже те слои, которые ранее были сторонниками лейбористов. Стюарт Холл считает, что Маргарет Тэтчер создала некую разновидность авторитарного популизма, что находило выражение в ее апелляции к народному мнению. Многим пришлись по душе ее выступления против государственного коллективизма, а также ее активная поддержка частной инициативы и взаимопомощи. В этом проявилась популистская сторона ее политики. Широкой поддержкой были также встречены попытки дисциплинировать профсоюзы, ее “горькое экономическое лекарство”, а также твердая приверженность идее государства “закона и порядка”. Это вносило в общественные настроения нотку авторитарности.

Несмотря на решительную победу на выборах 1987 года популярность миссис Тэтчер среди электората начала резко снижаться. Ключевыми факторами этого стали непопулярность подушного налога, непримиримость ее позиции в оценке роли Британии в Европейском сообществе и наступление периода спада в экономике. Уровень недовольства ее политикой достиг таких размеров, что, когда Майкл Хезелтайн бросил ей вызов в ноябре 1990 года, ему для полной победы не хватило лишь незначительного количества голосов. В этой ситуации старшие коллеги убедили ее далее не участвовать в борьбе, и, как следствие, на политической арене появился Джон Мэйджор, ставший новым лидером консерваторов и премьер-министром.

 

Политика партий: разрушение стереотипов в конце двадцатого века?

Несмотря на долгий срок своего правления, Маргарет Тэтчер никогда не пользовалась поддержкой абсолютного большинства населения. В действительности в Великобритании и в других странах Запада наблюдаются рост скептицизма и разочарования политикой традиционных партий, что сопровождается нестабильностью их поддержки. Это совпадает с периодом (с начала 70-х годов до сегодняшнего дня), когда процесс постоянного расширения социальных прав дал обратный ход. Партии с правым уклоном, такие, как возглавлявшаяся Маргарет Тэтчер в Великобритании или Гельмутом Колем в Западной Германии, совместно с администрацией Рональда Рейгана сделали попытки сократить расходы на социальные нужды. Даже в тех государствах, где к власти пришли социалистические партии, например, во Франции при президенте Миттеране, с 1981 по 1986 год, наблюдалось сокращение ассигнований на социальные нужды. Одной из причин этого было снижение правительственных доходов в результате общеэкономического спада, который начался в 1970-х годах. В этот период существенно возрос скептицизм в отношении эффективности государственных социальных программ, причем этот скептицизм разделялся не только самими членами правительств, но и многими рядовыми гражданами. Эти взгляды оказали непосредственное влияние на изменение характера поддержки партий.

Теории перегрузки государства и кризиса легитимности

Следствием изменения политической ситуации стало появление двух противоположных теорий. Одной из них была теория перегрузки государства. Согласно этой теории, по мере того, как правительства расширяют свои задачи, принимая на себя государственное управление промышленностью, коммунальными службами и транспортом, а также обязательства по социальному обеспечению, выясняется, что это существенно больше, чем государства могут реально финансировать и контролировать. Со времени окончания второй мировой войны политические партии, стремясь добиться поддержки избирателей, обещали им все новое и новое увеличение разнообразных льгот и пособий, однако после выборов выяснялось, что они не в состоянии выполнить свои обещания, так как уровень государственных расходов повысился настолько, что превысил уровень доходов от налогов, от которого зависит вся деятельность правительств. Крупные правительственные структуры стали обслуживать только самих себя; кроме того, они становились все менее управляемыми и не отвечали тем нуждам, ради которых были созданы.

Как следствие этого, избиратели стали все более скептически относиться к заявлениям правительств и политических партий. Партии левого толка, а также демократическая партия в Соединенных Штатах, частично лишились традиционной поддержки со стороны рабочего класса, поскольку стало ясно, что расходы государства в отношении благ, которыми эти группы реально пользуются, вышли из-под контроля. Появление политического курса “новых правых” объясняется как попытка справиться с такой ситуацией путем ограничения расходов государства и оказания поддержки частному предпринимательству.

Противоположная теория, получившая название теории кризиса легитимности, была разработана немецким социологом Юргеном Хабермасом и его последователями. Исходным положением этой теории является утверждение, что современные правительства в целом испытывают трудности в получении необходимых средств для выполнения возложенных на них задач. Для поддержания стабильности экономики вмешательство государства в экономическую жизнь и социальное обеспечение является необходимым, поскольку там, где общество в основе своей зависит от товаров и услуг, предоставляемых частным капиталистическим производством, экономическая жизнь имеет ярко выраженную тенденцию к изменчивости и неопределенности. Правительства вынуждены обеспечивать многие виды услуг, которые частные компании не желают финансировать из-за их недостаточной прибыльности. В то время как государство вынуждено брать на себя все больше обязательств, правительству все труднее получать необходимые для их реализации средства, поскольку налоги взимаются с частных лиц и деловых структур, что встречает сопротивление. Правительства не в состоянии адекватно реагировать на эти противоречивые требования. Давление с каждым годом становится все более заметным, так как диапазон обязательств, которые вынуждены брать на себя правительства, постоянно расширяется. Возможности партий, особенно выступающих за увеличение роли государства, выполнить свои обещания, значительно уменьшились. Именно это привело к частичной потере поддержки общественности и к общему разочарованию в возможностях политиков, то есть к “кризису легитимности”. Новые формы политического курса правых возникли в результате сопротивления высоким уровням налогов со стороны высокодоходных групп населения.

Оценка теорий

Обе рассмотренные теории исходят из ряда общих положений. В них утверждается, что авторитет власти, а также сложившиеся формы поддержки партий подорваны в результате растущих к ним претензий. Обе теории сходятся на том, что правительствам трудно контролировать те аспекты социальной и экономической жизни, на которые они в своих программах обещали оказывать влияние. Однако предложения по практическому исправлению сложившейся ситуации у них разнятся. Теория “перегрузки государства” выдвигает тезис о том, что попытки сокращения уровня государственных расходов могут принести плоды. Альтернативная теория предполагает, что такие попытки могут вызвать скорее ухудшение положения и обострение социальных конфликтов, так как у государства не будет достаточно средств, чтобы удовлетворить нужды здравоохранения, социального обеспечения или разрушающейся инфраструктуры городов.

Теория “перегрузки” выглядит менее привлекательной. Она содержит ряд насильственных моментов в обеспечении и распределении средств между правительствами и частными структурами, и Ю. Хабермас последовательно анализирует эти проблемы. Те слои населения, которые больше платят за услуги, — как правило, более богатые — полагают, что они получают их в меньшем объеме. Поэтому во многих странах постоянно идут дебаты о том, в какой степени нужды здравоохранения должны финансироваться за счет налогов и обеспечиваться государством, а какую часть должен непосредственно вносить тот, кто нуждается в таких услугах. Эти моменты являются причиной многих современных социальных конфликтов.

 

Участие женщин в политике

Модели голосования и политические взгляды

Для женщин право голоса имеет особое значение, и это понятно, если вспомнить, какая длительная борьба предшествовала его получению во многих странах. Участницы первых женских движений рассматривали получение избирательного права для женщин и как символ политической свободы, и как средство достижения большего экономического и социального равенства. В Великобритании и в Соединенных Штатах, где попытки женщин получить избирательные права были более активными и встречали более жестокое сопротивление, чем где бы то ни было, лидеры женского движения прошли через многие испытания, прежде чем добились своей цели. Даже в наши дни женщины в некоторых странах не имеют одинакового с мужчинами права голоса, хотя Саудовская Аравия является единственным государством, где женщины вообще не допускаются к голосованию. Дала ли эта тяжелая борьба за приобретение права голоса желаемые результаты?

Если ответить коротко, то нет. Во многих странах Запада, где женщины первыми получили право голоса, число голосовавших женщин было гораздо меньше, чем мужчин. На первых общенациональных выборах в Великобритании в 1929 году, когда женщины впервые были допущены к голосованию, только около одной трети из них воспользовались этой возможностью, тогда как доля проголосовавших мужчин составила две трети. Приблизительно то же соотношение наблюдалось и в США, а также в ряде других государств после введения всеобщего избирательного права. И сейчас во многих странах в выборах участвует меньше женщин, чем мужчин, хотя кое-где эти различия почти полностью исчезли. Общее число женщин, принимавших участие в трех последних президентских выборах в США, было только на 3–6 % меньше, чем мужчин. В Великобритании начиная с 1970 года разница в соотношении между мужчинами и женщинами, принимавшими участие в парламентских выборах, не превышала 4 %. Различия по полу при голосовании полностью ликвидированы в Швеции, Западной Германии, Канаде, а в Италии, Финляндии и Японии число женщин, принимающих участие в голосовании, даже несколько выше, чем число мужчин.

Эти данные показывают, что реальным препятствием к равенству между полами является не право голоса, а более глубокие социальные различия между мужчинами и женщинами, ограничивающие деятельность женщин только домом и хозяйственными делами. Уменьшение социальных различий между полами гораздо сильнее сказывается на политической активности женщин, чем что-либо иное. По мере искоренения различий между мужчинами и женщинами в социальном статусе и в возможности занимать посты во властных структурах число женщин, принимающих участие в голосовании, начало расти.

Насколько различается отношение мужчин и женщин к реалиям политической жизни? Многие суфражистки, первые борцы за женские избирательные права. полагали, что участие женщин в политике радикально преобразует политическую жизнь, привнеся в нее альтруизм и нравственность. Те же, кто выступал против предоставления женщинам права голоса, считали, что политическая активность женщин очень быстро приведет к самым гибельным последствиям. Один из известных противников избирательного права женщин в Великобритании предостерегал, что “революция такой огромной важности неизбежно принесет Англии величайшие несчастия”. Общее мнение было таково, что участие женщин в политике сделает политическую жизнь более обыденной и в то же время подорвет стабильность семьи.

Ни одно из этих серьезных опасений не оправдалось. Приобретение женщинами права голоса не повлекло за собой никаких существенных изменений природы политики. Характер голосования женщин, так же, как и мужчин, определяется прежде всего партийными взглядами, политическим выбором и наличием соответствующих кандидатов, хотя между женским и мужским голосованием существует ряд довольно четко проявляющихся различий. В целом женщины при голосовании более консервативны, чем мужчины, особенно если судить по количеству голосов женщин-избирателей, отданных за партии правого толка. Это утверждение справедливо, например, для Франции, Западной Германии и Италии. В Великобритании и Соединенных Штатах ситуация менее однозначна. В Великобритании за лейбористскую партию отдают больше голосов молодые женщины, чем молодые мужчины, а женщины старшего возраста голосуют за консерваторов. Обе тенденции в основном уравновешивают друг друга. В Соединенных Штатах консервативная ориентация не вызывает однозначных ассоциаций с какой-либо из двух основных действующих партий, так как различия между платформами республиканской и демократической партий нельзя приписать прямой оппозиции политических взглядов “правых” и “левых”. В ходе последних выборов за демократов голосовало чуть больше женщин, чем мужчин, причем в основном свои голоса демократам отдавали молодые избирательницы.

Влияние женщин на политику не может оцениваться только с точки зрения избирательного права. Женское движение оказывало влияние на политическую жизнь независимо от приобретения права голоса, особенно в последние десятилетия. С начала 1960-х годов Национальная организация женщин и другие женские движения в США предпринимали шаги, направленные на непосредственное участие женщин в политике. Они вели работу по следующим направлениям: приобретение равных с мужчинами прав на работу, узаконивание абортов, внесение изменений в законы о семье и разводах, охрана прав сексуальных меньшинств. В большинстве европейских стран таких национальных женских организаций не было, однако “вторая волна” феминизма, начавшаяся в 1960-х годах и продолжающаяся по сегодняшний день, выдвинула эти же проблемы в центр политической жизни Европы. Многие вопросы, в частности, насколько свободным должно быть право на аборт, вызвали яростную полемику как среди женского, так и среди мужского населения.

Женские организации Великобритании сыграли большую роль в принятии в 1967 году закона об абортах, а также законов против сексуальной дискриминации женщин при найме на работу. Они также способствовали внесению различных изменений в законодательство. Например, в закон “О бытовом насилии и процедурах бракосочетания” 1976 года были внесены положения о защите жертв бытового насилия. Национальный опрос, проведенный в 1992 году, высветил и другие проблемы, имеющие приоритетное значение для женщин, но оцениваемые как маловажные мужчинами. В их число входят, например, политика создания детских дошкольных учреждений и политика в области детских пособий. Независимо от того, как будет развиваться ситуация в будущем, уже сейчас совершенно ясно, что многие проблемы и заботы, касающиеся женщин, ранее находившиеся вне “рамок политики”, стали центральными вопросами современных политических дебатов.

Женщины в политических организациях

Женщины никогда не были полностью отстранены от политической власти. В прошлом некоторые женщины, начиная с Клеопатры, становились во главе государств и концентрировали в своих руках огромную власть. Но даже и тогда, когда они не считались законными правительницами, женщины зачастую обладали огромной неформальной властью как жены или любовницы монархов, президентов и премьер-министров. В качестве одного из наиболее известных примеров можно назвать мадам де Помпадур, фаворитку короля Франции Людовика XIV, которая часто принимала важные государственные решения. На протяжении двадцатого века женщины довольно часто становились во главе правительств, например, Голда Мейер в Израиле, Индира Ганди в Индии, Маргарет Тэтчер в Великобритании.

Тем не менее, в целом женщины, как и во многих других областях общественной жизни, слабо представлены в политической элите государств. В Великобритании после выборов 1983 года в парламенте насчитывалось 19 женщин, что составляло 3 % всех членов палаты общин. В предыдущем парламенте их насчитывалось 27 человек, или 4,5 % общего числа парламентариев. После национальных выборов 1980 года в Соединенных Штатах в палате представителей конгресса было 19 женщин, чуть больше 4 % общего числа конгрессменов. Эта доля оставалась практически стабильной с начала 1970-х годов. В 1981 году в сенате США были только две женщины, что составляло 2 % общего числа сенаторов. В предыдущих созывах в сенате женщин не было совсем. За всю историю его существования в американском конгрессе было всего 13 женщин. В законодательных органах других стран женщины были представлены более полно. В Западной Германии в 1981 году женщины составляли 8,5 % общего числа членов бундестага, в Швеции 28 % членов парламента были женщины, в Финляндии — 26 % и в Норвегии — 24 %.

Представительство женщин в местных органах власти обычно выше, чем в органах общенационального уровня. В 1981 году в Великобритании в местных органах власти насчитывалось 16 % женщин. В большинстве других государств женщины лучше представлены в местных, а не национальных органах, за исключением скандинавских стран, где этот процент практически одинаков. В 1983 году 9,8 % членов государственных органов США составляли женщины. Общее представительство женщин в правительственных структурах отражает их положение в большинстве других общественных сфер. Если в средних эшелонах власти еще можно встретить некоторое количество женщин, хотя оно никоим образом не соответствует занятому там числу мужчин, то в высших эшелонах женщин насчитываются единицы.

Аналогичную картину можно наблюдать и в партийных организациях. В Великобритании на ежегодной конференции лейбористской партии в 1980 году 11 % делегатов составляли женщины, тогда как в консервативной партии — 38 %. В Соединенных Штатах женщины составляют примерно одну треть делегатов на съездах демократической и республиканской партий. Однако по мере приближения к вершине партийной иерархии число женщин значительно уменьшается. При администрации Картера среди 11 членов кабинета были две женщины. В кабинет же, сформированный после выборов 1980 года президентом Рейганом, женщины не вошли совсем. Скандинавские страны практически являются единственными, где женщины заслуженно занимают высшие посты. В состав правительств Швеции, Финляндии и Норвегии уже давно входят женщины, хотя они составляют меньшинство. Например, в 1980 году из 20 членов правительства Швеции пятеро были женщины.

Удивление вызывает не само по себе низкое представительство женщин в высших эшелонах политических организаций, а та медлительность, с которой меняется это положение. В сфере бизнеса мужчины продолжают удерживать монополию на высшие посты, однако женщины в настоящее время чаще, чем когда-либо, пытаются ее нарушить. В сфере политики этого пока не происходит, несмотря на тот факт, что практически все политические партии сегодня номинально обязуются предоставлять мужчинам и женщинам равные возможности. Факторы, которые препятствуют женщинам продвинуться в экономике, имеют место и в области политики. Для того, чтобы подняться на вершину политической организации, как правило, необходимо затратить большие усилия и время, которые женщины, обычно, несущие, на себе бремя домашних забот, редко могут выделить. Но вполне вероятно, что существует и другая причина. Ведь именно на политической арене можно достичь максимальной власти, возможно, именно поэтому мужчины не желают расставаться со своим доминирующим положением в этой сфере.

 

Неинституционализированные политические действия

Политическая жизнь может протекать не только в законных рамках деятельности политических партий, в процессе голосования и представительства в государственных органах. Нередко возникают группы людей, которые полагают, что их цели и идеалы не могут быть достигнуты, если придерживаться общепринятых рамок, так как блокируются сложившейся системой. Наиболее драматичным примером неортодоксального политического действия является революция — насильственная ломка существующего политического порядка посредством массового движения, использующего насилие. Так как проблема революций широко освещена в специальной главе (см. главу 19, “Революции и социальные движения”), то здесь мы не будем останавливаться на них подробно, а затронем только вопросы масштаба и природы неинституционализированных политических действий.

Наиболее распространенным типом таких действий являются движения протеста, которые обычно, хотя и не всегда, возникают среди наиболее бедных и обездоленных слоев общества. В настоящее время в странах Запада законом разрешено создавать более или менее любые политические ассоциации, а также совершать некоторые внепарламентские действия, такие, как организации уличных демонстраций и маршей. Как правило, эти права приходилось завоевывать. Например, в XIX веке в ряде стран Европы были введены законы, направленные против собраний, они запрещали большому количеству людей собираться с политическими целями в общественных местах. Попытки регулировать деятельность масс с помощью правительства вскоре были оставлены, так как стало ясно, что реально добиться исполнения этих запретов невозможно. Люди собирались огромными толпами специально, чтобы выразить свой протест, так что принятые законы только стимулировали деятельность, против которой были направлены.

Следует отметить характерную черту движений протеста, заключающуюся в том, что они часто действуют на грани легально разрешенного правительством. Например, лицензия на проведение массовой демонстрации должна быть получена в полиции заранее. Иногда, несмотря на отказ в этой лицензии, организаторы демонстрации, тем не менее, решают ее провести, рискуя ввергнуть ее участников в конфронтацию с властями. Демонстранты, будучи горячими приверженцами дела, за которое они выступают, готовы преступать закон, лишь бы сделать свою акцию эффективной. Так, участники маршей мира часто блокировали армейские лагеря, пытаясь воспрепятствовать ввозу или вывозу оружия, перелезали через заграждения и устраивали сидячие забастовки, а также проникали в ракетные шахты.

Когда глава правительства сталкивается с проявлениями внепарламентской активности, у него есть три варианта действий. Прежде всего, он может просто проигнорировать эти акции. Группировки, которым население оказывает слабую поддержку, как правило, вызывают вялую реакцию со стороны правительственных кругов. В этой ситуации какая-либо решительно настроенная группа или движение могут прибегнуть к насилию, так как именно оно способно вызвать реакцию, пусть даже только карательную. Например, немногочисленные политические секты, имеющие лишь небольшое число сторонников среди остальных групп населения, могут прибегнуть к терроризму как средству для дальнейшего продвижения своего дела.

Второй вариант ответа со стороны правительства заключается в немедленном подавлении всех, кто был вовлечен в антиправительственную деятельность (или подозревается в этом). Политические власти часто прибегали к репрессивным мерам для пресечения “нарушений общественного порядка”. Иногда это подавление принимало жесткие формы: против безоружных демонстрантов использовались вооруженные формирования, что часто приводило к жертвам.

Третий способ, которым правительство может прореагировать на несанкционированное выступление, — попытаться сгладить остроту протеста, согласившись хотя бы с некоторыми требованиями. Все три варианта ответной реакции могут следовать один за другим. На первых этапах развития движения протеста власти могут не обращать на него внимания или считать, что оно умрет само по себе. Если движение набирает силу, особенно когда оно выражает взгляды, несовместимые с политикой правительства, то ответная реакция может свестись к использованию силы. Если же это не приносит желаемых результатов или вызывает протесты общественности, политические власти могут пойти на какие-либо уступки и даже включить часть требований в свои политические программы.

Внепарламентская политическая деятельность довольно часто вынуждает основательно пересматривать официальный политический курс. Например, так случилось с движением за гражданские права в Соединенных Штатах в конце 1950-х и в 1960-х годах (подробно это описано в главе 8, “Этническая принадлежность и раса”). Вобрав в себя представителей бедных слоев негритянского населения южных штатов, негритянских лидеров среднего класса и либерально настроенных представителей белого населения северных штатов, движение за гражданские права в конечном итоге привело к серьезнейшим политическим изменениям. Реакция правительства на это движение в основном соответствовала вышеописанной. Сначала ни местные, ни центральные власти не интересовались происходящим и считали, что беспорядки и марши исчезнут сами по себе. Когда стало ясно, что этого не произойдет, некоторые представители местных властей пытались обуздать лидеров движения, воспрепятствовать проведению маршей и манифестаций путем демонстрации силы. Однако позднее, когда дело перешло в руки федерального правительства, оно было вынуждено внести в законодательство изменения, обеспечивающие большее равенство между белым и чернокожим населением, в частности, была проведена десегрегация школьного обучения.

 

Кто же правит?

Плюралистическая теория, описанная выше, исходит из того, что политическая система современных государств в существенной степени определяется конкуренцией различных групповых интересов. Подобная конкуренция, как полагает теория, препятствует концентрации слишком большой власти в руках какой-либо одной группы или класса. Так же, как и сторонники теории демократического элитизма, последователи плюралистической теории считают, что “народ” не правит и не может править. Однако они рассматривают Соединенные Штаты и другие страны Запада как существенно демократические общества. Чарлз Райт Миллс в своей известной работе “Властвующая элита” высказал иную точку зрения. Он отметил, что в ранний период своей истории американское общество на всех уровнях действительно было очень пластичным и разнородным, однако впоследствии все изменилось.

Миллс утверждает, что на протяжении двадцатою века происходил процесс институциональной централизации политической, экономической и военной сфер жизни американского общества. Когда-то политическая система в значительной степени определялась политикой отдельных штатов, деятельность которых в общих чертах координировалась федеральным правительством. Политическая власть сегодня, по мнению Миллса, жестко координируется сверху. Экономика тоже когда-то состояла из множества малых производственных форм, сейчас же в ней доминирует группа очень крупных корпораций. Наконец, было время, когда вооруженные силы были немногочисленными и дополнялись формированиями милиции, тогда как в настоящее время они превратились в гигантскую организацию, занимающую ключевое положение среди других государственных институтов страны.

Каждая из этих сфер стала не только более централизованной, но и, согласно Миллсу, более взаимосвязанной с другими таким образом, что сформировалась унифицированная система власти. Люди, занимающие высшие посты в этих трех областях, как правило, являются выходцами из одной социальной среды, они разделяют те же взгляды, имеют общие интересы и нередко лично знакомы друг с другом. Они превратились в единую властвующую элиту, которая правит страной и, принимая во внимание международное положение Соединенных Штатов, оказывает влияние на развитие событий во всем мире.

Властвующая элита, в изображении Миллса, — это в основном состоятельные белые мужчины англосаксонского происхождения, квалифицированные специалисты, многие из них окончили одни и те же престижные университеты, состоят членами одних и тех же клубов и совместно заседают в правительственных комитетах. Их заботы во многом совпадают. Бизнесмены и политические лидеры работают вместе и тесно связаны с военными посредством контрактов на приобретение вооружения и ассигнований на различные поставки вооруженным силам. В высших эшелонах всех трех сфер — политики, экономики и армии — происходит постоянное взаимодействие. Политики имеют деловые интересы, лидеры в сфере бизнеса часто стремятся к политическим постам, высший военный состав нередко заседает в советах крупнейших компаний.

В противовес мнению сторонников плюралистических теорий, Миллс полагает, что в Соединенных Штатах существуют три четко различимых уровня власти. Властвующая элита занимает высший уровень, формально и неформально принимая наиболее важные политические решения, оказывающие влияние как на внутреннюю, так и на внешнюю политику. Группы интересов, на которых концентрируют внимание сторонники плюралистических теорий, действуют в среднем эшелоне власти совместно с местными органами правления. Их влияние на основополагающие решения ограничено. На самом нижнем уровне находится основная масса населения, которая не оказывает практически никакого влияния на принимаемые решения, так как они разрабатываются в ходе закрытых заседаний, где собираются представители властвующей элиты. Элита также охватывает высшие эшелоны власти обеих партий. Во главе каждой партии стоят лица, имеющие общие интересы и взгляды. Поэтому реальные альтернативы, предоставляемые избирателям в ходе выборов президента или конгрессменов, отличаются столь незначительно, что последствия этих различий практически не имеют значения.

После выхода в свет работы Миллса появились и другие исследования, анализирующие социальные корни и взаимосвязи виднейших фигур в различных областях американской общественной жизни. Все исследователи сходятся в том, что социальное происхождение лидеров ни в малейшей степени не отражает социальную структуру всего населения. Исследования подтвердили, что лидеры во всех трех сферах, которые Миллс подверг анализу, — это богатые мужчины, преимущественно англо-саксонского происхождения, выходцы из обеспеченных семей, посещавшие привилегированные частные школы и университеты. Дж. Уильям Домхофф изучил представителей американского высшего класса, включенных в специальные списки так называемого “Общественного реестра”. И хотя “Общественный реестр” составлен только для двенадцати крупнейших городов (города юга и юго-запада страны в него практически не входят), он все же может служить руководством к пониманию того, как распределены в США наиболее богатые и могущественные граждане. В результате своих исследований Домхофф показал, что представители высшего класса занимают наиболее ответственные официальные посты, причем не только в трех государственных сферах, проанализированных Миллзом, но также и во многих других, в частности, в попечительских советах университетов и колледжей, средствах массовой информации, благотворительных фондах и на дипломатическом поприще. Домхофф документирование доказал, что существует определенный круг, члены которого часто связаны родственными узами, состоят в одних и тех же клубах и заседают в одних и тех же комиссиях, и принадлежность к этому кругу почти автоматически ведет к занятию высших постов в разных сферах.

Как и Миллс, он пришел к выводу, что властвующая элита действительно существует, и именно она принимает наиболее важные для страны решения, а ее члены в основном являются выходцами из высшего класса. В отличие от Миллса, он считает, что военные образуют довольно замкнутую систему и оказывают влияние на политические и экономические решения только в периоды кризисов или войны.

“Внутренний круг” в США

Некоторое время назад Майкл Юсим проводил исследование, посвященное руководящему звену крупных корпораций в Соединенных Штатах и продемонстрировавшее заметные различия представителей деловых кругов Великобритании и США. Юсим утверждает, что как в США, так и в Великобритании существует сходная взаимосвязь деловых и политических кругов. Согласно его выводам, лидеры крупнейших американских корпораций все больше стремятся играть непосредственную политическую роль в решении общегосударственных вопросов. Юсим считает, что подавляющее большинство представителей деловых кругов не принадлежат к так называемому внутреннему кругу, т. е. небольшой группе руководителей бизнеса, поддерживающих постоянные связи между собой и с политической верхушкой. Тем не менее, те немногие бизнесмены, которые туда попадают, — как правило, они являются выходцами из верхних эшелонов крупнейших корпораций, — осуществляют воздействие на правительство от имени всего делового мира.

В 1970-е и в начале 1980-х годов, как отмечает Юсим, произошла заметная интенсификация политической активности корпораций. В настоящее время они действуют путем прямой поддержки своих кандидатов, лоббирования высших эшелонов власти, членства в правительственных органах, принимающих решения, а также через личные контакты с представителями политических кругов на неформальной основе. Возросшая политическая активность большого бизнеса, по мнению Юсима, является ответной реакцией на экономические трудности, обусловленные недавним спадом в мировой экономике. Руководители корпораций в США и Великобритании стали еще более влиятельными, особенно в условиях политического климата, созданного администрацией Рейгана и правительством Тэтчер, для которых была характерна твердая ориентация на деловые круги.

Элита в Великобритании

Как бы тесно ни взаимодействовали друг с другом руководящие круги различных социальных областей в Соединенных Штатах, в Великобритании и в большинстве других европейских стран они еще более взаимосвязаны. Только очень узкий круг лиц в Великобритании посещает платные школы, а также поступает в Оксфорд или Кембридж — ведущие университеты страны. Именно эти лица занимают высшие посты в различных сферах, хотя следует отметить, что в промышленности их меньше. Это обусловлено тем, что престиж бизнеса в Великобритании существенно ниже, чем в Соединенных Штатах. 60–80 % лиц, занимающих высшие посты в вооруженных силах, церковной иерархии, органах правосудия, на государственной гражданской службе, а также составляющих консервативное крыло в парламенте, получили образование в платных школах, а затем в Оксфорде или Кембридже.

Практика регулярной публикации “списков награждений”, получившая широкое распространение в конце девятнадцатого века, служит своеобразным связующим звеном между выдающимися представителями современности и потомственной аристократией. В наши дни такой список составляется премьер-министром и представляется для рассмотрения парламентской комиссии; затем он подлежит утверждению монархом. На государственной и военной службе существуют формальные пути продвижения, и награды или титулы следуют за выдвижением на высокую должность. В других областях назначение чаще зависит от наличия неформальных связей и отношений с власть имущими.

Высшим титулом английской знати является титул герцога, за ним следуют маркиз, граф, виконт и барон. Герцоги представляют самую высокопоставленную группу, в которую в настоящее время входят потомки ряда старинных аристократических родов. Только пятеро из двадцати шести герцогов, не принадлежащих к королевской фамилии, обладают титулами, полученными в девятнадцатом веке. Герцогами являются также некоторые наиболее богатые землевладельцы страны. Подавляющее большинство английских пэров носят титул барона; практически все эти титулы получены в девятнадцатом и двадцатом веках. Система наград и титулов, действующая в Великобритании, по существу, является не только ритуалом признания “заслуг перед страной”. Она отражает взаимосвязи между богатыми и могущественными, а также служит свидетельством общественного признания для новичков, которые в противном случае испытывали бы искушение отделиться от установленного круга.

На консолидацию элитарной группы значительное влияние оказывают и три других фактора. Одним из них является родственный брак. Браки детей с выходцами из “подходящих” семей всегда были предметом обдуманной политики родителей, однако в настоящее время они в основном зависят от наличия общих целей и одинакового образа жизни. Жизнь в загородном поместье, выходы “в свет” способствовали созданию общей системы ценностей, мировоззрения и даже выработке общего языка. Вторым консолидирующим элиту фактором является получение ее представителями одинакового образования — обязательное обучение в привилегированных частных школах, а затем в Оксфорде или Кембридже. Третий фактор заключается в поддержании дружеских связей, пронизывающих все элитарные круги. Как правило, они поддерживаются через членство в эксклюзивных клубах и ассоциациях, посещение официальных обедов и приемов, а также через развитие формальных контактов в ходе деловой и правительственной активности.

Безусловно, и внутри элитарной группы нередко случаются расколы и различные конфликты. Например, в сфере экономики давно установились различия интересов и взглядов между ведущими промышленниками и представителями банковских и финансовых кругов. Существует также хроническая напряженность в элитарных структурах между “своими” и теми, кто “сделал себя сам”. Более того, церковные иерархи могут выступать против политики, проводимой правительством. В той мере, в какой лейбористская партия представляет интересы менее богатых слоев населения, политическая арена не остается монополией только привилегированных. Даже если считать, что их влияние существенно ослабло в период правления Тэтчер, лидеры профсоюзов продолжали тесно общаться с “сильными мира сего”, хотя явно отличались от них по своему происхождению, образованию и карьере.

Оценка

Какова же должна быть оценка идей Миллса в свете последующей дискуссии и эмпирических исследований? Из всего вышесказанного можно заключить, что в Британии, Соединенных Штатах и других странах Запада существует высший класс, в руках которого сосредоточена непропорционально большая часть богатств государства и представители которого имеют значительно больше шансов достичь высших постов в различных областях, чем выходцы из менее привилегированных слоев. Интересы правительства и деловых кругов часто соприкасаются, чему способствует наличие прямых личных контактов. Многие основополагающие решения принимаются без участия широкой общественности — на совещаниях, встречах премьер-министра с членами кабинета, а также на неофициальном уровне, при постоянных контактах представителей элитарных структур.

С другой стороны, вызывает сомнение, что в Британии или где-либо еще в действительности существует группа настолько скоординированная и сплоченная, как властвующая элита, соответствуюшая определению, данному Миллсом. В действительности между различными властными структурами наблюдается существенное разделение взглядов и интересов, и хотя в определенных условиях они могут сотрудничать между собой, но на самом деле они более разнообразны и фрагментарны, чем это представлено у Миллса. Истина, вероятно, находится где-то посередине между картиной, нарисованной сторонниками плюралистических теорий, и анализом, предложенным Миллсом.

Элита в СССР

Для понимания развития структур политической власти на Западе полезно сравнить их с аналогичными структурами государств Восточной Европы. Хотя в этой области получать информацию гораздо сложнее, на Западе было проведено много исследований, посвященных изучению советских руководящих кругов.

Различие между Советским Союзом, с одной стороны, и Великобританией или Соединенными Штатами — с другой, заключалось в том, что в СССР не было крупных частных корпораций, а в политической системе доминировала одна партия — Коммунистическая партия Советского Союза. Несмотря на исключительное положение этой партии в стране, официальная точка зрения утверждала, что в СССР не существует ни привилегированных элитарных структур, ни особого высшего класса. Партия рассматривала себя как “боевой и испытанный авангард советского народа”, “ведущая и направляющая сила советского общества”. Партия утверждала, что как представитель рабочего класса она выражает коллективные интересы большинства населения.

В принципе, каждый гражданин Советского Союза мог стать членом КПСС. Однако на практике вступление в партию контролировалось местными партийными организациями, через которые и осуществлялся прием. Заявления на членство в партии могли быть отклонены местными партийными органами. Члены партии были обязаны регулярно посещать партийные собрания, принимать участие в дискуссиях, то есть членство в партии не ограничивалось только формальной регистрацией. С официальной точки зрения, членство в партии не являлось необходимой предпосылкой для занятия высших постов в государстве, но в действительности оно значительно облегчало продвижение вверх во многих областях. Освобожденные партийные работники в пропорциональном отношении составляли небольшую часть от всех членов партии, однако, к этой категории принадлежали наиболее могущественные лица в Советском Союзе.

В последние годы существования в КПСС насчитывалось 17 миллионов человек. В 1977 году 42 % членов партии составляли рабочие, 14 % — колхозники и крестьяне, а оставшиеся 44 % приходились на служащих и интеллигенцию. Во главе организационной структуры партии стояли Центральный комитет и Политбюро. Центральный комитет был достаточно громоздкой организацией, в него входило более 400 членов; руководство же партией было сосредоточено в руках Политбюро и центрального секретариата. Политбюро состояло примерно из 20 человек (за все время существования там была лишь одна женщина), а секретариат включал около 12 членов, причем некоторые партийные лидеры входили в состав обоих органов. Пост генерального секретаря КПСС считался в стране главным постом политического деятеля и соответствовал по значимости посту американского президента.

Пополнение элиты, престиж и привилегии

Если говорить о социальном происхождении, то в Советском Союзе при назначении на высшие партийные посты оно учитывалось меньше, чем в странах Запада при выдвижении политических лидеров. Так, в 1957 году все члены Политбюро были выходцами из рабочих и крестьян. В 1961 году 85 % членов ЦК КПСС имели аналогичное происхождение. Сходная картина наблюдалась среди руководителей промышленности, военного руководства, в сфере образования, искусства. С тех пор положение менялось и намечалась явная тенденция к выдвижению руководителей из среды служащих. Однако партийная элита продолжала формироваться в основном из представителей более низких классов, чем это принято на Западе. Среди членов Политбюро и секретарей Центрального Комитета в 1985 году только одного человека можно было считать выходцем из привилегированного круга — он был сыном высокопоставленного министерского чиновника.

Несмотря на провозглашавшееся в Советском Союзе всеобщее равенство, высшее руководство КПСС имело привилегии, недоступные основному населению. Партийные чиновники могли свободно путешествовать по разным странам мира, имели доступ в специальные магазины, в которых продавались товары высшего качества; они не стояли в бесконечных очередях, владели лучшими жилищными условиями и, как правило, имели дачи за городом. Однако из-за отсутствия частной собственности или частного предпринимательства они были лишены возможности накопить большой капитал. В Советском Союзе не существовало богатого высшего класса, который мог бы передавать материальные блага потомкам по наследству. И хотя лиц, занимающих ведущие посты в партии, иногда считали “новым классом”, правильнее было бы рассматривать их как особую привилегированную элиту.

В Советском Союзе существовали постоянные расхождения во взглядах и интересах как среди высшего партийного руководства, так и между официальными партийными представителями и лидерами других организаций. Например, известны разногласия между руководителями крупных промышленных предприятий, стремящимися к большей автономии в своей деятельности, и партийными руководителями, занятыми разработкой экономической политики страны. Хотя в Советском Союзе не существовало формальных групп давления, как на Западе, имелось множество фракций, которые могли оказывать существенное влияние на выработку политики, по крайней мере, в определенных вопросах. Некоторые наблюдатели полагают, что, отчасти благодаря чрезвычайной централизации процедуры принятия решений в Советском Союзе, группы интересов могли достаточно эффективно “проталкивать” свои мнения на высший уровень. Насколько им это удавалось, зависело прежде всего от личности и поста, занимаемого советским лидером. Во времена Сталина группы интересов практически не обладали влиянием, а в период руководства страной Брежневым и Горбачевым подобные непартийные фракции стали обретать силу.

Советское общество было далеко не монолитно и чрезвычайно разнообразно. С точки зрения этнических, региональных и религиозных различий оно так же многогранно, как и Соединенные Штаты. Через Коммунистическую партию обеспечивалось широкое участие масс в политической жизни, в то же время политическая, экономическая и военная власть в стране жестко координировалась.

В советской политической системе практически отсутствовала открытая легальная оппозиция, а централизованный контроль над средствами массовой информации был значительно более интенсивным, чем в какой-либо западной стране. Хотя Миллз придумал термин “властвующая элита” применительно к Соединенным Штатам, его можно с полным основанием отнести и к Советскому Союзу.

Тоталитаризм

Советский Союз, а иногда и восточноевропейские страны и другие государства с коммунистическими режимами, подобными Китаю, часто называют тоталитарными государствами. Этот термин использовался также для характеристики фашистских режимов в Германии и Италии периода Второй мировой войны. Сам термин был впервые предложен итальянским философом Джиованни Джентили, чьи идеи сыграли важную роль в становлении итальянского фашизма, и употреблялся в одобрительном смысле итальянским диктатором Муссолини для характеристики созданного им режима. Позже этот термин приобрел уничижительную окраску. Сейчас его используют применительно не только к коммунистическим режимам, но и к традиционным государствам и даже к вымышленным обществам, вроде республики Платона.

Наиболее известное определение тоталитаризма дал Карл Фридрих. Согласно ему, тоталитаризм включает четыре элемента:

1. Тоталитарная идеология — набор всеобъемлющих политических доктрин, следовать которым должен каждый член общества (например, обязательства перед “отечеством”, которые неизменно подчеркивали нацисты).

2. Единственная партия, исповедующая данную идеологию и руководимая одним лидером, диктатором.

3. Тайная полиция, существующая для того, чтобы находить и карать врагов режима.

4. Монопольный контроль над экономикой, средствами массовой информации и вооруженными силами.

Можно ли, исходя из вышеприведенного определения, относить понятие тоталитаризма к коммунистическим обществам? Многие ученые в настоящее время считают, что нельзя. Советский Союз и восточноевропейские государства представляли собой общества более разнообразные, не укладывающиеся в рамки приведенного определения, а их правительства в определенной степени поддерживались народом. Эти государства управлялись не диктаторами, а партийной бюрократией.

Тоталитаризм скорее следует рассматривать как форму политического режима переходного периода, когда диктатор приходит к власти, насаждая тоталитарные идеи с помощью массового террора. Периоды правления Сталина в СССР, Гитлера в Германии или Пол Пота в Камбодже можно рассматривать как примеры тоталитарного правления. Все эти режимы очевидным образом отвечают четырем критериям тоталитаризма, сформулированным Фридрихом. Каждый из вышеперечисленных диктаторов сконцентрировал в своих руках чрезвычайную власть, которая поддерживалась единой идеологией, не терпящей каких-либо исключений. Более того, для всех таких режимов характерна чрезвычайная жестокость и убийства, непосредственно провоцируемые властями. Бэргхорн пишет:

Тоталитаризм скорее характеризует не тип политической системы, а историческую ситуацию, при которой диктатор объединяет и мобилизует общество, пораженное кризисом, который грозит обществу уничтожением, если не принять чрезвычайные меры. Если мы обратимся к тому тоталитаризму, практическое воплощение и перспективы которого были заложены еще Лениным, но полностью развиты только Сталиным, то можно утверждать, что Россия сегодня еще не оправилась от травмы тоталитарного руководства. Тем не менее, его динамизм и жесткость позднее в большой степени были заменены деловой рутиной и ритуалами. [300]

Европейское сообщество и новая карта Европы

Возникновение Сообщества

В речи, произнесенной в 1946 году в Цюрихе, Уинстон Черчилль заявил: “Мы должны построить нечто вроде Соединенных Штатов Европы”. Однако лидерами в этом начинании оказались вовсе не британцы. Ими стали прежде всего Франция и тогдашняя Западная Германия. Парижский договор 1951 года провозгласил создание Европейского сообщества по углю и стали. За ним последовали Европейское сообщество по атомной энергии и, наконец. Европейское экономическое сообщество (ЕЭС). ЕЭС, провозглашенное Римским Договором 1958 года, создало единый рынок для движения товаров стран-участниц. Британия, однако, осталась в стороне и предпочла укрепить свои связи с членами Британского Содружества и Соединенными Штатами. В ЕЭС она не вступала вплоть до начала 1973 года.

По мере продвижения ЕЭС к политическому единству слово “экономическое” исчезло из названия, и союз стал именоваться просто Европейским сообществом. Дальнейшая интеграция привела к созданию Европейского Союза (ЕС). Структуру ЕС образует целая сеть представительных и бюрократических организаций. Высшее положение занимает Европейский Совет, в который входят главы государств — членов союза. Они собираются примерно три раза в год. Совет министров состоит из министров иностранных дел стран-участниц и рабочих групп, в которые входят другие официальные лица. Он является главным политическим органом сообщества и принимает законодательные решения. Раньше такие решения принимались в том случае, если поддерживались единогласно, сейчас для этого достаточно большинства голосов — это очень важный шаг, он означает, что законодательство может осуществляться помимо воли какой-либо отдельной страны.

Европейская комиссия представляет на рассмотрение Совета министров политические акции и отвечает за реализацию его решений. Комиссию возглавляют комиссары, назначаемые странами-участницами. Европейский парламент состоит из 518 депутатов, представляющих различные мнения по поводу предложений, направленных Совету. Европарламент — поле для дискуссий, он не имеет законодательных полномочий, и это обстоятельство заставляет многих думать, что ЕС в его нынешней форме, в сущности, антидемократичен. Наконец, существует Европейский Суд, который стоит на страже законов ЕС и интерпретирует их. У него нет полицейских сил, но его решения обязательны для исполнения судами стран-участниц.

Первоначально в сообщество входили шесть стран, затем в 1978 году, когда в него вместе с Британией вступили Дания и Ирландия, их стало 9. Затем это число увеличилось до 12, и, в 1996 году, до 15. История сообщества отмечена серьезными столкновениями, в частности в отношении сельскохозяйственной политики, но одновременно были и выработки взаимоприемлемых соглашений. В 1987 году ЕС принял Закон о Единой Европе. За ним последовала серия инноваций, направленных на достижение большего единства, в том числе отмена оставшихся торговых барьеров.

Будущее ЕС всегда было проблематичным, но эта неопределенность еще усугубилась в результате колоссальных изменений, начавшихся в 1989 г. в Восточной Европе и Советском Союзе. Когда под словом “Европа” понимались либеральные демократии Западной Европы, стоящие особняком от восточных коммунистических стран, ее границы были ясны. Распад Советского Союза все изменил. Теперь уже не так очевидно, где кончается “Европа”. Многие вновь созданные восточные либеральные демократии намереваются добиваться приема в ЕС.

Какого же рода образованием является ЕС? Станет ли он чем-то вроде сверхнационального государства, подобным современным национальным государствам, или это нечто отличное от прежних политических систем? Филлип Шмиттер указывает, что в настоящий момент ЕС отличается от национального государства по целому ряду признаков. Как уже говорилось, в нем нет единообразной верховной власти. Решение суда ЕС имеет приоритет над некоторыми законами стран-участниц, но универсального механизма его реализации не существует. Тем не менее, ЕС имеет и некоторые черты суверенного государства. Например, около 130 государств вступили в дипломатические отношения с ЕС как государственным образованием.

У национального государства есть определенная территория, но говорить о наличии у ЕС собственной территории в полном смысле слова нельзя. Соглашение 1992 года открывает свободу движения граждан и товаров по пространству, которое веками разделялось государственными границами, однако ЕС прямо не “управляет” этой территорией и границы ее определены не окончательно, поскольку в ближайшем будущем его членами может стать еще неопределенное число государств. ЕС имеет диффузную структуру; целый ряд внешних государств имеет соглашения о сотрудничестве с ним. В отличие от национальных государств ЕС не имеет четкой иерархии административных учреждений. Перечисленные выше структурные компоненты дублируют друг друга в различных сферах компетенции и уровнях власти. Комиссии принадлежит главная роль в принятии решений, но эту роль она выполняет с серьезной оглядкой на позиции стран — участниц и других органов ЕС.

ЕС, утверждает Шмиттер, чрезвычайно специфическая форма политического устройства, и те процессы и учреждения, которые возникают в его рамках, могут служить моделью для других регионов мира. Это ни нация, ни государство, но альтернатива и тому и другому. Федерализм ЕС не тот, что у федеральных государств, поскольку он состоит не просто из регионов, организованных коллективным образом, а представляет собой конгломерат различных общностей и подобщностей. Для определенных целей — это единая политическая сила, для других — это агрегат, существующий на основе “скользящих соглашений”.

Сообщество в будущем станет уникальной формой политической власти. Возможно, оно будет напоминать некоторые нынешние политические образования: Соединенные Штаты, Федеративную Республику Германии, Швейцарию, Канаду, Испанию и т. д., его можно будет описывать привычными для слуха терминами: федеративное, конфедеративное, технократическое, демократическое, плюралистическое и тому подобными, — но оно будет другим. [301]

Изменения в Восточной Европе

Год 1989 был годом двухсотлетия Французской Революции. Для Европы это был также “год новой революции”, не менее важный по своим последствиям, чем 1789. В 1989 году коммунистические режимы Восточной Европы один за другим выпустили бразды правления из своих рук (для дальнейшего обсуждения этих событий см. главу 19, “Революции и социальные движения”). Система власти, казавшаяся стабильной и незыблемой, господствовавшая по всей Восточной Европе, была свергнута буквально в один миг. Коммунисты со все ускоряющейся быстротой стали терять власть в странах, которыми управляли полвека: Венгрия (февраль), Польша (июнь), Болгария, Восточная Германия и Чехословакия (ноябрь), Румыния (декабрь). К январю 1992 года в каждой восточноевропейской стране, включая даже отсталую Албанию, были свободно избраны новые правительства. И, что еще более замечательно, к этому времени в самом Советском Союзе Коммунистическая партия была лишена власти, и страна распалась на ряд независимых государств.

Югославию расколола гражданская война, вооруженные конфликты разгорались и в бывшем СССР — между новыми, возникающими государствами и внутри них. Для начала, однако, все они пошли по одному и тому же пути демократизации. В шести республиках Югославии, например, в 1992 году прошли выборы. В Хорватии и Словении победу одержали национал-демократы, ставящие своей целью независимость, тогда как в Сербии преобладали экс-коммунисты.

За некоторыми исключениями, в 1992 году вся Восточная Европа успешно писала новые конституции и создавала многопартийные парламентские системы. Спектр партий в большинстве случаев напоминает многие страны Западной Европы. Сохранились и некоторые экс-коммунистические партии, но сейчас они называют себя социалистами или социал-демократами. К левому крылу и центру принадлежат такие партии, как “Свободные Демократы” и “Молодые Демократы” (Венгрия), “Демократический Союз” (Польша). Группы, подобные “Демократическому Форуму” (Венгрия) и “Альянсу Центра” (Польша), имеют правоцентристскую ориентацию. В некоторых странах есть также крайне правые партии, но пока их влияние незначительно. Ряд националистических партий колеблется между правыми и левыми.

Все восточноевропейские страны испытывают на пути построения нового общества серьезные экономические, а также политические трудности. В 1992 году практически во всех странах Восточной Европы возросли темпы инфляции, в Румынии она достигла 100 %. Темпы инфляции снизились только в Польше, хотя и там она составляет 80 %. Большинство населения этих стран выражает разочарование развитием демократии в своих государствах, многие обеспокоены ростом преступности и насилия.

Совершившиеся перемены крайне противоречиво сказались на положении женщин. В некоторых странах резко упала доля женщин в парламенте и других политических органах. Например, в Чехословакии на начальном этапе преобразований процент женщин-парламентариев упал с 34 до 4 %, в Польше с 20 до 3 %, в Болгарии с 21 до 8 %. Непропорционально высока доля женщин и в рядах безработных, количество которых резко возросло вследствие перехода к рыночной экономике.

Насколько успешными будут попытки восточноевропейских обществ построить стабильные либерально-демократические системы правления? По мнению Сэмюэла Хантингтона, существует шесть факторов, влияние которых будет решающим в данной ситуации.

1. Как долго данная страна имела либерально-демократическое правительство в ранние периоды своей истории. В этом смысле наиболее благоприятной является историческая ситуация у Чехословакии и самая неблагоприятная у Албании. Однако в Чехословакии существовала напряженность между чехами и словаками, вследствие чего в 1992 году страна распалась на два отдельных государства, Чехию и Словакию.

2. Уровень достигнутого страной экономического развития. В этом отношении ведущее место занимают Венгрия и Чешская республика.

3. Насколько эффективным было управление страной при прежнем коммунистическом режиме. Предположение заключается в том, что государство, которое было эффективным при авторитарной системе, скорее всего будет столь же эффективным и при демократической.

4. Сила и широта спектра социальных и политических организаций, сумевших в свое время сохранить независимость от коммунистов.

5. Насколько велики будут возможности новых правительств в проведении и практическом воплощении политики радикальных экономических реформ.

6. Степень различия и враждебности между субнациональными и этническими группами, регионами и классами. Результатом таких противоречий уже явился распад Югославии, однако в какой степени ее пути последуют другие страны, пока не ясно.

В целом эти соображения относятся и к государствам, возникшим после распада Советского Союза, в том числе и к самой России. Многие из них начинают с еще более низкого уровня, чем страны Восточной Европы. Большинство никогда не имело самостоятельной истории и либерально-демократических режимов и даже не являлось самостоятельными государствами. Но что бы ни произошло за следующие несколько лет, никогда не станет прежней карта мира, а с ней и мировой политический порядок, когда бывший Советский Союз простирался до дальних границ Азии.

 

Краткое содержание

1. Государство существует там, где есть политический аппарат, управляющий определенной территорией, чья власть опирается на законодательную систему и возможность использовать силу для реализации своей политики.

2. Деятельность правительства подразумевает регулярное осуществление политических мер, принятие решений и рассмотрение государственных вопросов официальными лицами в рамках политического аппарата. Политика включает в себя те средства, посредством которых власти достигают своих целей и проводят в жизнь решения правительства. Политическая сфера может распространяться и за пределы государственных институтов как таковых.

3. Современные государства представляют собой национальные государства, обычно обладающие той или иной парламентской системой. Понятие суверенитета (власти правительства на четко определенной территории) предполагает признание как легитимности национального государства, так и его границ другими странами. Каждая общность, приобретая индивидуальный характер, обращается к национализму.

4. Гражданство предполагает наличие определенных прав: гражданских, политических и социальных. Если они в какой-либо форме утверждены в обществе, то такое общество может называться демократическим.

5. Существует несколько типов демократических систем. Представительная многопартийная демократия означает право голоса для всего взрослого населения и возможность выбора партии. Представительная однопартийная демократия предполагает право голоса для всего взрослого населения, однако возможности выбора партии не предоставляет. Совместное демократическое правление (прямая демократия) предоставляет возможность обсуждать и принимать решения всем, кого они затрагивают.

6. Согласно взглядам Вебера и Шумпетера, уровень демократического участия, который может быть достигнут в современном крупномасштабном обществе, ограничен. Правление элиты неизбежно, но многопартийные системы обеспечивают возможность выбора тех, кто осуществляет власть. Сторонники плюралистических теорий полагают, что конкуренция заинтересованных групп ограничивает степень концентрации власти в руках правящей элиты.

7. Политическая партия представляет собой организацию, ориентированную на достижение легитимного контроля над правительством в процессе выборов. В большинстве государств Запада крупнейшими являются партии, которые отражают общеполитические интересы — социализм, коммунизм, либерализм или консерватизм. Существует определенная взаимосвязь между стереотипами голосования и классовыми различиями. Во многих западных государствах наблюдается спад популярности традиционных партий, а также растущее разочарование в партийной системе в целом.

8. Во всех странах женщины получили право голоса позже мужчин и крайне скудно представлены среди политической элиты. В некоторых сферах они добились большого влияния, например, в области защиты жертв бытового насилия.

9. Политическая активность не ограничивается рамками политических партий. Движения протеста и группы давления могут быть очень влиятельными.

10. В западных обществах существует ярко выраженный высший класс, владеющий непропорционально большой долей национальных богатств, представители которого имеют больше шансов занять высшие государственные посты в различных областях, чем это доступно выходцам из менее привилегированных слоев.

11. Советский Союз и другие государства Восточной Европы были более “открыты”, чем страны Запада, в отношении социального происхождения руководителей высшего звена. Тем не менее, коммунистическая партийная элита пользовалась многочисленными привилегиями, недоступными простому населению. Партийные лидеры обладали также большей властью, чем западная элита, в области контроля над экономикой и политической жизнью общества.

12. Возникновение Европейского Союза имело для всех стран-участниц громадное значение. И хотя с полной определенностью говорить о будущем ЕС нельзя, он, вероятно, не станет сверх-национальным государством, а сохранит присущие ему специфические черты. Появление целой группы новых либеральных демократий в странах Восточной Европы, по-видимому, окажет влияние на будущую эволюцию ЕС.

13. Тоталитаризм подразумевает наличие тоталитарной идеологии, единственной партии под руководством диктатора, тайной полиции и монопольного контроля над основными политическими институтами государства. Этот термин нельзя считать адекватным для описания общества советского типа. Он скорее применим к чрезвычайным обстоятельствам, при которых диктатор концентрирует в своих руках огромную власть.

Основные понятия

государство

правительство

политика

национальное государство

Важнейшие термины

безгосударственное общество

государственное общество

политический аппарат

принуждение

суверенитет

гражданин

национализм

гражданские права

политические права

социальные права

государство всеобщего благосостояния

демократия

представительная многопартийная демократия

представительная однопартийная демократия

демократический централизм

совместное демократическое правление (прямая демократия)

конституционная монархия

демократический элитизм

плюралистические теории демократии

группы интересов

политическая партия

перегрузка государства

кризис легитимности

властвующая элита

тоталитаризм

фашизм

либеральная демократия

 

Дополнительная литература

Klaus von Beyme. Political Parties in Western Democracies. London: Gover, 1985. Сравнительное исследование политических партий, особое внимание уделено их развитию и идеологическим изменениям.

Stephen George. An Awkward Partner Britain in the European Community. Oxford, 1990. Интересный обзор сложных отношений между Британией и Европейским сообществом.

Alan James. Sovereign Statehood. London: Allen and Unwin, 1986. Исследование значений, способов использования и контекстов понятия “суверенитет”.

John Kingdom. Government and Politics in Britain. Cambridge, 1991. Фундаментальный и критически ориентированный текст британской политики.

Adam Przeworski. Capitalism and Social Democracy. Cambridge, 1985. Проводится идея о том, что борьба за экономическое совершенствование и идеалы социалистического преобразования общества — независимые исторические явления.

JamesN.Rosenau. Turbulence in World Politics: A Theory of Change and Continuity. London, 1990. Попытка дать принципиально новый способ понимания меняющегося политического миропорядка.

John Scott. Who Rules Britain? Cambridge, 1991. Лучшая книга по элитам и власти в британском обществе.

D. W. Unvin and W. E. Patterson. Politics in Western Europe Today: Perspectives, Policies and Problems since 1980. London, 1990. Полезное и всестороннее введение в политическую жизнь различных стран Западной Европы.

Alan Ware (ed.). Political Parties: Electoral Change and Structural Response. Cambridge, 1987. Рассматривается проблема взаимодействия партий и избирателей, отношения между партийной элитой и рядовыми членами, финансовая сторона партийной организации и выборов.

 

1 июля 1916 года британская и французская армии начали наступление на германские части, занимавшие позицию в районе реки Соммы на северо-востоке Франции. Первая мировая война шла уже два года, и каждая сторона к тому времени создала целую систему траншей и укреплений. Ни та, ни другая армия не могли отбросить противника назад. В планах союзников в битве при Сомме предполагалось начать наступление по всей линии фронта и окончательно выбить немцев с занимаемых позиций. Основная тяжесть атаки ложилась на британскую армию. После массированного артиллерийского обстрела германских позиций тысячи солдат рванулись по “ничейной полосе” в сторону немцев.

Хотя в результате артобстрела погибло множество немецких солдат, большая часть германских укреплений уцелела. Когда атакующие приблизились к линии обороны, их встретил жесточайший огонь из винтовок и пулеметов. Расположенные в глубине обороны пушки немцев также открыли огонь разрывными снарядами, каждый из которых, падая на землю, рассыпал вокруг целый веер осколков. Небольшим группам британцев удалось преодолеть германскую линию фронта, некоторые смогли пробиться дальше, однако оставшаяся позади “ничейная полоса” по-прежнему обстреливалась немцами, и лишь несколько отрядов подкрепления сумели ее преодолеть. К концу первого дня боев британской армии удалось продвинуться вперед лишь на одном участке фронта, причем не более чем на милю от линии собственных траншей. В результате британская армия потеряла убитыми 57 000, а германская 8000 человек.

Наступление возобновилось 3 июля, и атаки продолжались еще в течение четырех месяцев. Ценой невероятных потерь некоторым частям удалось еще немного продвинуться вглубь немецких позиций. К середине ноября, когда наступление было закончено, германский фронт в основном так и остался неизменным. Всего в битве при Сомме погибло более полумиллиона солдат союзников и примерно столько же немецких солдат. Никогда прежде ни в одном из военных столкновений за всю историю человечества не сходилось на одном поле боя такое количество солдат, и никогда не было сопоставимого числа жертв.

Со времен Первой мировой войны создается и совершенствуется все новое оружие, обладающее все большей разрушительной силой. Во Второй мировой войне и в последующих военных инцидентах жертвы были колоссальными, причем не только среди военных, но и среди мирного населения. Увеличение масштаба и ожесточенности военных конфликтов становится столь же характерной чертой современных обществ, как и изменения других социальных институтов, произошедшие в индустриальную эпоху. Как и почему современная война достигла такого уровня? Какое влияние война и вооруженные силы оказывают на современное социальное развитие? Как с точки зрения социологии следует рассматривать войну и власть, которой обладают военные? Этими проблемами мы и займемся в данной главе.

 

Военные действия в прошлом

Древние общества

В обществах охотников и собирателей, а также в небольших земледельческих сообществах профессиональных воинов как таковых практически не было. Во время стычки с соседями к бою призывались все взрослые мужчины племени. В этих случаях вообще было бы неверно говорить о “войне”, поскольку битвы, если они и случались, были крайне редки. Поскольку все были постоянно заняты каждодневной добычей пищи, которую, как правило, невозможно было запасать в больших количествах, люди не могли позволить себе содержать регулярные военные отряды. Конфликты между малыми сообществами принципиально отличались от крупномасштабных столкновений больших обществ. Не было ни армий, ни соответствующей военной технологии (например, металлических щитов, мечей и копий), ни сколько-нибудь выраженного желания покорять или порабощать других.

Войны, нередко длительные и кровопролитные, стали характерной чертой формирования государств. Крупнейшие традиционные государства являлись империями, возникавшими, как правило, в результате завоевания и подчинения более слабых групп. Методы обработки металла для производства доспехов и оружия появились впервые именно в этих цивилизациях. В традиционных государствах формируются постоянные армии, состоящие из профессиональных солдат. В странах, богатство и мощь которых были связаны с морем, существовали специальные военно-морские силы. Однако, как правило, постоянные армии и военные флоты были невелики и предназначались в первую очередь для охраны правителя (императора), его двора и замка. Формирование более крупных армий требовало мобилизации крестьян и организации военных альянсов.

Первые цивилизации использовали в основном доспехи и вооружение, изготовленные из бронзы, однако уровень технологического прогресса не всегда был непосредственно связан со способами ведения войны, как это имеет место сейчас. Изготовление оружия и доспехов даже у искусных мастеров отнимало слишком много времени, так что однажды изготовленное снаряжение использовалось затем многие годы, а самих оружейников всегда было очень мало по сравнению с числом солдат. Примерно в XIV веке до н. э. начали выплавлять железо, и оружие существенно подешевело. Теперь большая часть мужчин, даже не будучи профессиональными военными, могла обзавестись оружием, хотя доспехи по-прежнему имели лишь немногие.

До XVI–XVII веков наибольшей военной мощью обладали китайцы и монголы. Китайцы намного опережали западные общества в области военного снаряжения, так же как и в искусствах и литературе. В частности, в конце XI века в Китае в двух государственных арсеналах изготавливали 32 000 комплектов доспехов ежегодно, что свидетельствует о весьма широких масштабах развития военного дела. Китайцы первыми применили порох и изобрели ружья. Их корабли могли совершать длительные плавания. Лишь эдикт китайского императора, запретивший в 1371 году торговлю с другими странами, положил конец путешествиям, и китайцы были вынуждены возвратиться на собственную территорию. Не выпусти император такого запрета, всемирная история, возможно, пошла бы совсем по другому пути. Ведь немного позже европейцы начали открывать для себя новые страны, и это послужило основой экспансии западной цивилизации.

Военные действия в Европе и ее колониях

Экономическое развитие Европы вкупе с изменениями, произошедшими в организации и технологии военного дела, выдвинули западные державы на ключевые позиции, и главную роль в перекраивании карты мира сыграли войны. В Европе решающим фактором в споре о том, какому государству суждено выжить, а какому — нет, являлась военная сила. В 1500 году в Европе существовало более 500 государств, а к 1900 году их число сократилось до 25. Войны оставались средством определения границ и в нынешнем веке — примером может служить разделение Германии после Второй мировой войны на Западную и Восточную.

При рассмотрении военных действий в других частях света надо учитывать, что успех европейского вторжения зависел главным образом от превосходства военной организации и вооружения. Существовавшие в то время в Америке индейские культуры лишь очень недолго могли выдерживать натиск белых колонистов, так что территориальное и политическое деление Северной и Южной Америки в значительной степени определили войны между самими европейцами. Пока Испания и Португалия делили между собой Южную и Центральную Америку, судьба Северной Америки решалась в военных столкновениях между Великобританией и Францией, а также между британцами и американскими колонистами. После победы Великобритании над Францией установились границы и определился этнический состав Канады — французская культура сохранилась в этой стране только на территории вокруг Квебека. Победа американских колонистов над британскими правительственными войсками в Войне за независимость позволила Соединенным Штатам выжить и стать крупным государством.

Индустриализация войны

В начале восемнадцатого века вооруженные силы ведущих держав начинают бурно расти, — частично это, конечно, явилось результатом роста населения. Появились крупные постоянные армии, основанные на системе регулярных призывов. Не менее важным фактором становится изменение основных принципов организации вооруженных сил. Солдаты начали подчиняться строгой дисциплине, их целенаправленно обучали военному делу. Армии обюрократились не менее, чем другие организации. Офицерский корпус становился все более профессиональным. Начался процесс сближения и даже слияния военной и индустриальной сфер; появление новых промышленных технологий сделало возможным небывалый рост разрушительной мощи вооружения.

Эти процессы обычно называют индустриализацией войны. В 1860 году Вулвичский Арсенал в Лондоне, основной поставщик британской армии, мог производить четверть миллиона пуль в день и почти такое же количество готовых патронов. Хотя правительства содержали собственные арсеналы, промышленники начали независимое производство оружия, продавая его как внутри страны, так и за ее пределами. Торговля оружием в современном смысле возникла как раз в это время, во второй половине девятнадцатого века. Отныне ведущая роль в военной сфере начинает принадлежать крупным корпорациям, посвятившим свою деятельность производству вооружения и его техническому усовершенствованию.

Тотальная война

Индустриализация войн означала переход от ограниченной войны к тотальной, воплощением которой стала битва при Сомме. До начала двадцатого столетия даже самые крупные сражения затрагивали лишь очень небольшую часть населения — как правило, только солдат, непосредственно участвующих в битвах (и обычно составлявших незначительный процент всех взрослых мужчин) и жителей местности, на которой или из-за которой велось сражение. Масштаб обеих мировых войн не был ограниченным в этом смысле, поскольку в боях участвовала значительная часть взрослого мужского населения, и возможность вести такие войны зависела от способностей стран-участниц мобилизовать для военных целей свою национальную экономику. Первая мировая война (или, как ее называли, “Великая война”) во многих отношениях явилась водоразделом в развитии военных сил. Эта война полностью оправдала свое название и по масштабам, и по количеству участвующих сторон — от Европы до России, Японии и Соединенных Штатов; никогда прежде история не знала ничего подобного. Число убитых и среди непосредственных участников сражений, и среди не участвовавших в них намного превысило количество жертв в любом из вооруженных конфликтов, происходивших прежде.

Рис. 8. Три века войн: количество войн и число убитых во время войн 1700–1986 годов (учтены только те войны, в которых погибло не менее 1000 человек). Источник: Ruth Lager Sward. World Military and Social Expenditures. Washington DC: WorldPriorities, 1983. P. 26.

Никогда ранее война не велась столь ожесточенно, никогда солдаты не находились под непрерывным огнем столь долго. Некоторые особенности Первой мировой войны остались частью лишь ее собственной истории (например, неподвижная окопная война), однако во многих других отношениях она явилась прообразом войн двадцатого века. Как заметил историк Морис Пиртон, “война перестала быть занятием военных как особой элиты, теперь это дело всего общества, и одновременно совершился переход от ограниченного и рационального применения силы к неограниченному насилию”.

В ходе Первой мировой войны началось интенсивное использование научных достижений при разработке новых видов вооружения. Наглядным примером стало изобретение танка (впервые использованного в битве при Сомме). Первоначально танк бил чем-то вроде снабженного орудиями бронированного корабля, приспособленного к передвижению по земле. Танки получили широкую известность как “сухопутные крейсеры” или, как их чаще называли, “моторизованные монстры”, “ходячие крепости”, “гигантские жабы”. В Первой мировой войне их роль была довольно ограниченной, однако впоследствии они становятся одним из основных средств ведения сухопутного боя. После Первой мировой войны отдельные научно-исследовательские программы, посвященные разработке танков и другой военной техники, слились в единый непрерывный процесс.

В эпоху Второй мировой войны были сделаны три технологических открытия, заложившие фундамент современных вооруженных сил: создание ядерного оружия, изобретение реактивного снаряда и применение радара для организации защиты и нападения. В послевоенный период все три открытия слились воедино: ракета получила ядерную боеголовку, для управления ею стала применяться система электронного наведения. Ряд важнейших технологических новшеств, ставших неотъемлемой частью нашей обычной жизни, также восходит к разработкам Второй мировой войны или к первым послевоенным стратегическим разработкам. В их число входят реактивная авиация, телекоммуникации и информационные технологии.

Если говорить о числе потерянных человеческих жизней, становится ясно, что в двадцатом веке человечество было одержимо войной как никогда ранее за всю свою историю. Уже сегодня количество убитых на войне в нынешнем столетии превышает 100 миллионов — в среднем 3500 жизней в день. Большинство этих людей погибло в двух мировых войнах, но в течение всего двадцатого века то в одном, то в другом месте на планете постоянно идет война.

 

Война и агрессия

Почему войны не исчезают? Может возникнуть впечатление, что готовность людей участвовать в войнах зависит от присущей им от рождения склонности к агрессии. Может быть, агрессия от природы присуща человеку, и это находит выход в разрушительных войнах? На самом деле такая точка зрения не выдерживает критики. Война имеет весьма мало общего с реализацией агрессивных импульсов, хотя не исключено, что поле боя дает возможность некоторым людям проявить дотоле скрытое стремление к убийству. Агрессия — характерная черта самых разных сторон человеческой деятельности, однако, лишь немногих она толкает на убийство себе подобных. Подавляющее большинство тех, кому пришлось убивать других, делали это в военное время, и многие из нас хорошо знают или встречали таких людей. Однако обычно мы их не боимся, поскольку понимаем, что их действия на войне сильно отличаются от персональной агрессивности, которую индивид может проявлять в обыденной жизни.

Во всех армиях обязательно проходят строевую подготовку и приучают к дисциплине. Такие занятия способствуют поддержанию хорошей физической формы и групповой солидарности, что необходимо для победы в бою, вместе с тем эти занятия меняют привычные реакции людей, делают их терпимыми к пролитию крови. Гвин Дайер, много занимавшийся изучением войн и агрессивности замечает по этому поводу:

Основное назначение армий — это, в конечном счете, убийство, следовательно, главным в подготовке солдата становится обучение тому, как преодолевать тот барьер, который существует на пути к фактическому применению насилия, чтобы в соответствующих обстоятельствах, столкнувшись с конкретным врагом, солдаты могли в итоге убить его. Подавляющее большинство людей нужно специально учить убивать, хотя есть и исключения. Иногда встречаются “прирожденные солдаты” — люди, получающие наибольшее удовлетворение от мужского товарищества, от боевого задора, от преодоления физических и психологических препятствий. Такой человек не обязательно стремится убивать других людей, но у него не возникает трудностей, если придется убить в ситуации, лающей моральное оправдание такого шага, например, на войне, и это та цена, которую он должен заплатить за достижение желаемой цели… Но армии отнюдь не заполнены такими людьми. Напротив, их так мало, что они составляют лишь скромную долю даже в небольших профессиональных военных отрядах, сосредотачиваясь в основном в специальных высокооплачиваемых частях типа коммандос. В больших армиях, набираемых по призыву, они бесследно растворяются в массе обычных людей. Именно этих обычных людей, которые вовсе не хотят сражаться, армия должна принудить убивать. [309]

Во время Второй мировой войны полковник армии США С. Л. А. Маршалл провел множество интервью с солдатами почти четырехсот пехотных рот. Результаты чрезвычайно удивили его. Маршалл обнаружил, что лишь 15 % солдат хотя бы один раз стреляли во время боя, причем даже тогда, когда их позиции атаковались и их жизнь была в опасности. Солдат эти данные поразили не меньше, чем их офицеров, так как каждый думал, что только он уклоняется от своих обязанностей. Солдаты стреляли только в присутствии других людей, в первую очередь офицеров, и никогда в одиночестве. Их нежелание стрелять не имело ничего общего со страхом, оно отражало их отвращение к убийству “без необходимости”.

Таким образом, войны не являются прямым следствием человеческой агрессивности. И причины войн, и частота, с которой они ведутся, должны определяться совершенно иными факторами. К числу наиболее важных из них относится развитие государства как общественной структуры — от традиционного до современного национального. Как мы уже говорили, во времена древних охотников и собирателей войн в полном смысле этого слова не существовало. Случавшиеся тогда вооруженные конфликты скорее были возбуждающим и опасным ритуалом, больше напоминающим спорт, чем войну; их участники старались свести кровопролитие к минимуму, а отнюдь не стремились к нему. По мере возникновения более крупных общественных образований и появления централизованных правительств положение принципиально изменилось. Возникали армии, вводилась воинская дисциплина. Отныне на поле боя сходились уже сотни и тысячи людей, выстроенных в боевые ряды.

Попросту говоря, в мире, где государства обладают средствами применения военной силы, вероятность возникновения войны присутствует всегда. Хотя конкретные события, провоцирующие начало войны, бывают самыми разными, обычно военные действия начинаются тогда, когда сталкиваются интересы различных государств и разногласия между ними не могут быть разрешены путем заключения политических или торговых соглашений, а также дипломатических переговоров. Правительство может начать войну из-за притязаний на территорию другого государства, из-за стремления завладеть какими-либо ресурсами (например, обрести контроль над важными морскими путями) или по причине идеологических или религиозных столкновений. Никогда не бывает, чтобы к войне привела какая-либо одна причина. Война — это всегда испытание мощи и влияния государства на международной арене. Величайший военный теоретик, немецкий мыслитель девятнадцатого века Карл фон Клаузевиц очень точно выразил эту мысль в своем знаменитом изречении: “Война не просто политический акт, но реальный политический инструмент, продолжение политической торговли, способ добиться тех же целей иными средствами”.

 

Типы военной организации

Слово дисциплина первоначально связывалось с процессом обучения. Мы иногда используем его в этом значении и сейчас, например, когда говорим о социологии или других академических предметах как о “дисциплинах”. Однако в семнадцатом веке оно чаще применялось для обозначения военной подготовки и особым образом управляемого поведения, сформированного в результате этой подготовки. Вскоре появились и стандартные формы организации вооруженных сил, сначала в голландской армии, а затем, очень быстро, во всей Европе. Мориц, принц Оранский (1567–1625), учредил первую в Европе военную академию, позднее его доктрины стали общепринятыми на всем континенте. Современный смысл слова униформа, так же, как и слово дисциплина, восходит именно к его учению.

Слово униформа (uniform) первоначально было прилагательным, существительным оно стало после того, как ношение стандартной одежды было принято как норма во всех армиях. До этого солдаты часто одевались более или менее как вздумается. В течение семнадцатого века ношение специальной формы стало обязательным для военных всех рангов. Мориц Оранский ввел также обучение строевой подготовке, при которой все идут в ногу. Он же разработал схему командного подчинения, охватывающую все военные чины, от генерала до солдата, вследствие чего армия становится моделью для различных бюрократических организаций, как гражданских, так и иных. Отныне большие регулярные армии, где можно было сделать военную карьеру, стали одной из важнейших сфер жизни общества.

Вплоть до начала девятнадцатого века офицеры, как правило, были либо аристократами, либо наемниками. Для первых война была чем-то вроде хобби, для вторых это был источник дохода, поэтому наемник предлагал свои услуги всякому, кто готов был платить. Со времени прусских военных реформ в начале девятнадцатого века офицерский корпус становится все более профессиональным. Объявляется открытый набор, вводятся письменные экзамены и разрабатываются формальные критерии для продвижения по службе, хотя поначалу довольно случайные. На заре двадцатого века во всех крупных европейских странах, а также в Соединенных Штатах и России, имелись специальные военные училища, в которых использовались бюрократические методы набора и оценки успехов. Регулярные армейские части отныне состояли из людей, набранных на военную службу на определенный срок. Во время войны или в случае ее угрозы их число увеличивалось посредством дополнительного призыва; по мере увеличения масштабов военных действий правительства стали проводить все более крупные призывные компании. Такая практика зародилась во Франции, именно так в 1813 году Наполеону удалось набрать армию в 1 300 000 человек.

Важным нововведением явилась всеобщая воинская повинность, в соответствии с которой каждый молодой человек находится определенное время на военной службе. По существу, это было откровенным признанием того, что в войнах, отвечающих национальным целям, должен принимать участие каждый. Необходимость в поголовном призыве, появившаяся в начале двадцатого века, была одним из факторов, способствовавших введению единого избирательного права для всех граждан мужского пола. В большинстве стран Запада, кроме Соединенных Штатов, такое право было введено лишь в нашем столетии.

Современные армии — это бюрократические организации, укомплектованные постоянно работающими чиновниками на уровне офицерского состава. Термины офицер и официальное лицо (чиновник) имеют общее происхождение, отражающее их связь с позицией, занимаемой данным человеком в официальной иерархии. В армии некоторые бюрократические элементы особенно заметны. В частности, система военных званий едина для всех военных структур, независимо от того, насколько это крупное или рассредоточенное подразделение. Однако в некоторых отношениях вооруженные силы обладают рядом специфических черт, отличающих их от других организаций. В тех странах, где существует военный призыв или воинская повинность, вступление в вооруженные силы не может быть добровольным. Всякий, кто попытается покинуть службу до окончания срока, будь это призывник или вольнонаемный, связанный долгосрочным контрактом, подлежит военному суду и тюремному заключению. Армия — это закрытая организация, в которой большинство ее служащих проводят и дневное, и ночное время. Даже те военнослужащие, которые не живут в казармах, селятся, как правило, в специально предназначенных для них домах, отдельно от гражданского населения.

 

Характеристики современных вооруженных сил

Согласно Сэмюэлу Хантингтону, современная армия характеризуется четырьмя основными признаками.

1. Профессионализм в управлении силовыми методами воздействия. Современная военная техника чрезвычайно сложна и обладает сильнейшей разрушительной мощью. Профессиональной задачей военных является управление и использование такого вооружения. В прежние времена различия между оружием, которым пользовались профессиональные военные, и тем, которое было доступно гражданскому населению, были невелики. Мечи, щиты, луки были и у обычного населения, и у профессиональных солдат из королевского военного отряда. Сегодня средства, находящиеся на вооружении у армий, по своей мощи намного превосходят те, которые доступны гражданскому населению, и в частности это, разумеется, относится к ядерному оружию.

2. Клиентурность. Если не считать периодов партизанских войн или революций, современные вооруженные силы несут ответственность только перед своим главным “клиентом” — правительством страны, частью которой они являются. В доиндустриальную эпоху военный руководитель мог разорвать отношения с политической организацией или союзом, в котором была задействована его армия. Он мог отправиться покорять другие народы и учредить новый административный режим. В современном мире это невозможно, поскольку армия финансируется государством, которое собирает для этой цели налоги, а производство вооружения осуществляется исключительно крупными промышленными корпорациями.

3. Корпоративность. Представители армейской среды, особенно офицеры, обладают, как правило, сильным чувством корпоративного единства, отличающим их от гражданского населения. Часто военные имеют свои школы, ассоциации, издания и обычаи. Чтобы дослужиться до высших чинов, надо начать с младших офицерских званий, причем военная карьера может развиваться только в рамках военной организации. Здесь, в отличие, например, от торговых фирм, никто не может претендовать на более высокий пост, если его карьера начиналась в другой фирме или вообще в другой области. Поскольку военнослужащие, как правило, живут и работают отдельно от остального населения, все их контакты, и в том числе дружеские связи обычно ограничены военной средой.

4. Идеология военного сознания. Классическая военная традиция особой ценностью признавала воинскую доблесть, и битва сама по себе считалась достойной прославления. В современной военной среде эти ценности в значительной мере исчезли или утратили былое значение. Современное “военное сознание” определяется отношениями сотрудничества, подчинением индивидуального начала интересам группы, приматом порядка и дисциплины.

Как это ни парадоксально, но современные военные лидеры в развитых странах обычно не склонны заниматься войной, и могут даже иногда выступить против более воинственных, чем они сами, политиков. Мировоззрение военных прежде всего отражает их стремление обеспечить организационную мощь армии и высокий уровень ее технической оснащенности. Хантингтон пишет по этому поводу:

Военные редко приветствуют войну. Они всегда говорят, что угроза войны требует наращивания вооружений, но крайне редко утверждают, что рост вооружения делает войну возможной или желаемой. Они всегда приветствуют приготовления к войне, но никогда не скажут, что они к ней готовы. Таким образом, в государственной политике профессиональные военные, как правило, представляют осторожное, консервативное и сдерживающее начало. Такова была их роль в большинстве современных государств, включая фашистскую Германию, коммунистическую Россию и демократическую Америку. [313]

Вооруженные силы Великобритании

На развитие британских вооруженных сил в течение последних нескольких веков оказывали влияние два фактора: островное географическое положение страны, делавшее ее относительно защищенной от крупномасштабного вторжения иностранных войск, характерного для войн на континенте, и ее статус центра империи, бывшей в эпоху своего расцвета крупнейшей в мире. Военная мощь Великобритании в равной мере базировалась и на военно-морских силах, и на сухопутных войсках; при этом значительная часть ее солдат, начиная с восемнадцатого века, несла постоянную службу за пределами родины.

До Второй мировой войны

В семнадцатом веке английский парламент воспротивился формированию постоянной армии, отказавшись проголосовать за необходимые для этого налоги. Когда началась гражданская война, обеим сторонам пришлось создавать свои армии почти что на пустом месте. Первой постоянной армией Англии стала армия Кромвеля.

Это была высокооплачиваемая и хорошо дисциплинированная армия, но после Реставрации она была распущена. В свое время английские армии сыграли ключевую роль во “внутренней колониальной экспансии”, в результате которой и возникла современная Великобритания, объединившая Шотландию, Уэльс, Англию и Ирландию в “Соединенное Королевство”. Однако деятельность Кромвеля в Ирландии, а также высылка в эту страну протестантских поселенцев породила там раскол, не утративший своей остроты по сей день, — и сегодня британские войска вынуждены весьма активно действовать на севере острова.

Заморские интересы Великобритании требовали содержания сильного флота, который не вызывал той враждебной реакции (со стороны всех классов), с которой сталкивается крупная постоянная армия. Недоверие к действующей армии, в свою очередь, углублялось тем фактором, что со времен разгрома Наполеона и вплоть до Первой мировой войны Великобритания ни разу не оказывалась перед лицом действительно серьезной угрозы военного нашествия извне. Однако практически все это время британские вооруженные силы участвовали в разного рода стычках и войнах в колониях. Поэтому наиболее специфические традиции британской армии связаны именно с практикой основания и контролирования заморских колоний. Темпы роста британской армии в девятнадцатом и двадцатом веках намного отставали от темпов роста населения в целом. Части, базировавшиеся в самой стране, служили главным образом для набора и подготовки личного состава колониальных частей. Парламент по-прежнему относился к действующей армии как к неизбежному злу и по-прежнему отдавал ее на откуп мелкопоместному дворянству (служившему основным источником пополнения офицерского корпуса) и сельскохозяйственным рабочим (резерву рядового и сержантского состава). Вплоть до 70-х годов XIX века офицеры покупали свои звания, а военную карьеру в основном делали в колониях, где проходило до двух третей времени их армейской службы.

В результате, несмотря на ведущую роль Великобритании в мировом промышленном развитии, ее военное руководство препятствовало внедрению механизации в армии. В области новых методов индустриализации войны англичане оказались одними из последних. В Великобритании не было обученных частей запаса, подобных тем, которые существовали у большинства континентальных держав уже задолго до конца девятнадцатого века. Согласно британской военной доктрине “Голубая Вода”, британской армии, при наличии сильного военного флота, практически не угрожала опасность ведения войны на территории континентальной Европы. К началу двадцатого века из всех ведущих держав только в Великобритании и Соединенных Штатах не существовало системы массового призыва на военную службу.

Участие Великобритании в Первой мировой войне стало серьезным поводом для пересмотра этой политики. Благодаря колоссальным усилиям по созданию “военной экономики” в 1914–1918 годах британской армии и флоту удалось обзавестись современным вооружением. Несмотря на это, британское военное превосходство начало постепенно отходить в прошлое. Британский флот, безраздельно господствовавший над морями на протяжении всего столетия, уступил ведущую роль флоту Соединенных Штатов. В результате реконструкции германской армии, произошедшей в 1930-х годах, развития и усиления вооруженных сил США, роста военной мощи Советского Союза и Японии Великобритания оказалась далеко позади.

После Второй мировой войны

Со времен окончания Второй мировой войны статус Великобритании как военной державы второго сорта становится все более и более очевидным, особенно на фоне усиливающегося влияния сверхдержав — Соединенных Штатов и Советского Союза. Отныне Великобритания — уже не центр громадной империи, а вполне рядовое государство средних размеров. Правда, и после 1945 года вооруженным силам Великобритании довелось участвовать в нескольких конфликтах в колониях (сегодня все они являются независимыми государствами) — в Малайе, Кении и на Кипре. Несколько раз имели место отдельные военные столкновения, например, в Суэце в 1950-х годах и, уже совсем недавно, на Фолклендах. Однако в целом послевоенный период — это период прогрессирующего сокращения военной мощи Великобритании, совпавшего с процессом деколонизации.

Послевоенная политика Великобритании заключалась в отказе от обязательной воинской повинности (хотя она сохранилась в большинстве стран и сегодня) с упором на относительно небольшую профессиональную армию, оснащенную ядерным оружием. В правительственном отчете 1957 года было заявлено о намерении начать “крупнейшую реформу военной политики, когда-либо проводившуюся в мирное время”. Вооруженные силы были сокращены вдвое, одновременно была отменена воинская повинность; был утвержден план по оснащению армии, авиации и флота ядерным оружием.

Фактически Великобритания — первая страна, попытавшаяся создать атомную бомбу. Во время войны исследования были перенесены в США на тех основаниях, что в Америке они были менее уязвимы для противника и что американцы имели большие ресурсы для реализации проекта. Уже в 1945 году комитет под председательством сэра Генри Тайзерда пришел к выводу, что обладание ядерным оружием должно стать основой будущей политики Великобритании в области обороны. В 1947 году была разработана программа создания британского ядерного оружия, в 1952 году начались работы по производству водородной бомбы. К середине 1950-х планировалось создать собственную ракету-носитель, названную “Голубая молния”, однако довести дело до конца так и не удалось. Единственным средством доставки оставались бомбардировщики, пока, наконец, в 1967–1969 годах ее не сменила полученная у Соединенных Штатов и принятая на вооружение ракетная система “Полярис” (которую, согласно нынешним планам, предполагается заменить другой, тоже американской, системой “Трайдент”).

Одним из наиболее важных факторов, повлиявших на военную ситуацию в Великобритании в течение последних десятилетий, явилась серия соглашений, разрешавших США разместить в стране свое ядерное оружие. Начало данной политике было положено в 1958 году, когда тогдашний премьер-министр Гарольд Макмиллан дал согласие на размещение в Великобритании шестидесяти американских ракет класса “Тор”. Два года спустя в местечке Холи Лох была создана американская военная база, оснащенная ракетами класса “Полярис”. Сегодня в Великобритании размешено множество американских военных объектов. По сообщению Данкана Кэмпбелла. всего в стране сейчас насчитывается более сотни американских военных баз.

Присутствие в Великобритании ядерного оружия сразу же вызвало широкий протест, несмотря на то, что опросы общественного мнения неизменно свидетельствовали о поддержке большинством населения “британских средств ядерного сдерживания”. С 1950-х годов основной организацией, активно выступающей против ядерных вооружений, была Кампания за Ядерное Разоружение. Широкая поддержка, которой эта организация пользовалась у населения и благодаря которой она смогла организовать массовые выступления протеста и демонстрации, с годами пошла на убыль. Однако появление в конце 1970-х годов крылатых ракет и ракет “Першинг-2” снова сделало Кампанию популярной в Великобритании, так же, как и другие европейские движения за мир. Число членов Кампании увеличилось с 3200 в 1978 году до 100000 в 1984, кроме того, еще 140000 состоят членами ее филиалов.

 

Женщины и война

Война всегда была по преимуществу мужским занятием. Боевые части всех армий состояли из мужчин, мужчины были командирами и генералами; воинские идеалы, особенно риск, отвага и “чувство локтя”, всегда были именно мужскими идеалами. Восторженное отношение мужчин к войне и отсутствие среди воинов женщин послужили основанием для спекуляций на тему о том, что это различие закреплено генетически. Иными словами, мужчины якобы биологически предрасположены к агрессивному поведению, к борьбе с себе подобными, а женщины — нет. К числу сторонников такой точки зрения относятся некоторые авторы, попавшие под влияние идей социобиологии (см. главу 2, “Культура и общество”), а также часть феминисток. Эту мысль весьма убедительно высказала в 1868 году одна из первых писательниц-феминисток Элизабет Кэди Стэнтон:

Мужское начало — это разрушительная сила, жестокая, самовлюбленная, ненасытная, склонная к войне, захвату, приобретательству. В мире материальном и в мире морали она сеет лишь хаос, вражду, болезни и смерть. Вспомните, сколько кровавых и жестоких страниц открывает перед нами история!.. Поскольку мужское начало всегда правило балом, оно с древних времен подавляло женское начало, уничтожало самые возвышенные качества, свойственные человеческой природе.

Быть может, добавляет к сказанному Стэнтон, мы смеем надеяться, что в будущем женские ценности — мягкость, забота, взаимопонимание — все же займут подобающее им место в жизни общества и станут противовесом агрессивным побуждениям мужчин. Этим ценностям привержена половина человечества, однако из-за доминирующего положения мужчин в общественной жизни они никогда не оказывали особого влияния на общество.

Насколько справедливо мнение, согласно которому мужчины предрасположены к войне в силу своих биологических особенностей, тогда как женщины нет? В целом факты не подтверждают этот тезис. Существование войны, как мы уже отмечали раньше, не может быть прямым образом связано с агрессивными побуждениями. До возникновения традиционных государств настоящих войн (кровопролитных сражений с большим числом убитых) практически не было. Государства ведут войны по причинам, не связанным с агрессивностью как таковой.

Более того, в военное время женщины нередко становились в строй вместе с мужчинами, и если не воевали сами, то активно поддерживали воинственные устремления. И хотя в подавляющем большинстве случаев в армии командовали мужчины, в истории случались и военачальники-женщины, вдохновенно ведшие солдат в бой. Наиболее известные примеры — это Боадицея, военный вождь саксонцев, и Жанна д'Арк, возглавлявшая французскую армию в войне с англичанами в XV веке. Женщины-монархи (такие, как английская королева Елизавета I) брали на себя управление вооруженными силами страны и без колебаний провозглашали воинские ценности.

Женские соединения есть в большинстве современных армий, хотя чаще всего женщины не принимают непосредственного участия в сражениях. В некоторых армиях женщин-новобранцев даже не обучают обращению с оружием и боевым приемам, однако чаще бывает наоборот. Израильские женщины-военнослужащие, например, входят в состав боевых частей, а во время второй мировой войны советские женщины также регулярно принимали участие в боевых действиях. В 1943 году, когда советская армия была наиболее сильной за все годы войны, женщины составляли 8 % ее личного состава. Они были пулеметчицами и снайперами, а также артиллеристами и танкистами. Военные воспоминания советской летчицы Нади Поповой, летавшей на бомбардировщике, ничем принципиально не отличаются от огромного числа воспоминаний воинов-мужчин: “Они уничтожали нас, а мы их… Я убила многих, но сама осталась жива… Война требует от человека, в числе прочего, умения убивать. Но я не думаю, что следует уравнивать убийство на войне с жестокостью, Я думаю, что риск, на который мы шли, и жертвы, приносимые нами друг для друга, сделали нас более добрыми, а не более жестокими”.

Сегодня в большинстве западных армий женщин больше, чем когда-либо. Больше всего женщин в армии США — там их 10 %. При этом они служат не в местах, удаленных от районов возможных конфликтов, а равномерно распределены по многочисленным “горячим точкам”. Наиболее воинственные из них ведут борьбу за отмену правил, препятствующих их включению в состав боевых соединений. По данным опросов, большинство женщин, служащих в американской армии, всецело одобрили бы подобный шаг. Стоит упомянуть и о том, что многие современные террористические группировки имеют в своих рядах женщин, играющих там такую же роль, как мужчины.

“Гражданские” женщины действительно нередко выступали против такого варварства, как война, однако столь же часто они поддерживали и восхваляли воинские ценности. Во все времена женщины ухаживали за ранеными и умирающими, “хранили тепло домашних очагов”, устраивали праздничные проводы и встречи героев. Во время обеих мировых войн женщины внесли неоценимый вклад в борьбу большинства воевавших стран, заменив на рабочих местах ушедших на фронт мужчин. Безусловно, женщинам довелось сыграть главную роль и в пацифистских организациях, особенно в Первую мировую войну, однако большинство женских организаций направляли свои усилия на скорейшее достижение победы. Так, незадолго до начала Первой мировой воины Эмилин Пэнкхерст, одна из лидеров женского движения начала 1900-х годов в Великобритании, открыто заявила о своей поддержке военных планов союзников. Издаваемый ею журнал “Суфражистка”, в сущности, полностью переориентировался на военную пропаганду, и в 1915 году был даже переименован в “Britannia”. Национальная американская ассоциация суфражисток также провозгласила преданность женщин делу военной мобилизации страны и их приверженность таким добродетелям, как патриотизм и воинский долг.

В то время, как большинство женщин поддерживали проявления воинственности, находилось немало мужчин, которые, наоборот, отвергали войну и милитаристские ценности. Ряд известнейших религиозных лидеров в истории человечества, в том числе Будда и Христос, осудили войну и связанное с ней насилие (хотя, конечно, их приверженцы отнюдь не всегда следовали заветам своих учителей). В двадцатом веке крупнейшим проповедником идеи отказа от насилия был Махатма Ганди, индийский политический деятель, возглавлявший оппозицию британскому колониальному правлению в Индии. И хотя большинство некогда многочисленных сторонников пацифизма оказалось втянуто в ту или другую мировую войну, нашлись среди них немногие, кто отказался участвовать в каких бы то ни было военных действиях. Они делали свой выбор, несмотря на колоссальное давление со стороны властей, а также враждебное отношение к ним подавляющего большинства населения. Во время Второй мировой войны стало возможно официально зарегистрироваться в качестве сознательного уклониста (то есть человека, отказавшегося от военной службы по религиозным или моральным соображениям). Один такой уклонист, американец, описал свою поездку по стране к трудовому лагерю, куда помещались такие, как он. Его опыт весьма показателен. В том же поезде ехала группа новобранцев морской пехоты, и когда поезд прибыл к месту назначения, пассажиров встретили женщины, которые жаждали вручить им провизию и журналы, поскольку думали, что все прибывшие — солдаты. “Мы все вылезли из вагонов на рельсы, так что эти дамы никак не могли разобраться, кто из нас кто, и в конце концов у каждого в руках оказалась масса всякого добра. Когда же в толпе пронесся слух, что на этом поезде прибыло несколько желтобрюхих (сознательных уклонистов), дамы буквально пошли по рядам, стали хватать нас за руки и спрашивать: "Ты, что ли, этот чертов уклонист? Отдавай обратно мои булочки!"”

Высказывания современных феминисток на тему войны и гендерных различий очень часто напоминают идеи Стэнтон, провозглашенные ею столетие назад. Так, в книге “Вторая стадия” Бетти Фриден заявляет, что солдаты-женщины более своих коллег-мужчин склонны к состраданию и что это может способствовать уменьшению жестокости будущих конфликтов. Однако данное утверждение звучит не слишком убедительно. Как выразился Эльстайн после проведения опроса среди женщин-военных, “настоящие женщины-военные так не рассуждают. Они солдаты, и точка”.

Если в прошлом война или непосредственное участие в боевых действиях составляли исключительную монополию мужчин, то это было связано отнюдь не с биологическими различиями, изначально делающими один пол мягче и добрее другого. Мужчины попросту монополизировали войну так же, как и другие институты, в которых сосредоточена власть. Участие в войне предполагает серьезную подготовку и строгую дисциплину и требует от солдата готовности в любой момент отправиться туда, куда зовет воинский долг. На войне в основном сражаются молодые люди, в том возрасте, в котором женщины производят на свет потомство. Уделом женщин во все времена были семья и дом, и именно это надежно ограждало их от исполнения роли воина.

Женские антивоенные движения

Тем не менее, женщины обычно относятся к войне совсем по-иному, нежели мужчины, хотя различия такого рода, по-видимому, не являются генетически заданными и далеко не универсальны. Уже античные драмы содержат эпизоды, в которых женщины пытаются отговорить своих мужей и сыновей от военного похода или указывают на бессмысленность кровопролития. Часть феминисток с первых дней возникновения этого движения, то есть с XVIII века, неизменно стояла на позициях пацифизма. И хотя, как и в случае мужчин, женщины-пацифисты! составляли лишь меньшинство представительниц своего пола, им довелось сыграть заметную роль в борьбе, которую женское движение вело с обществом, где доминируют мужчины.

Женские пацифистские организации особенно активизировались в годы Первой мировой войны. Еще до ее начала женщины сыграли весьма существенную роль в международном движении за мир, усилившемся в первые годы двадцатого века. И хотя позднее многие изменили свои взгляды и вслед за Эмилин Пэнкхерст и другими лидерами феминисток начали поддерживать войну, другие остались твердыми сторонницами антивоенной позиции. В Соединенных Штатах, не вступавших в войну до 1917 года, женщины, боровшиеся против войны, не преследовались властями, как это было в Европе. В августе 1914 года в Нью-Йорке 15000 женщин приняли участие в мирной демонстрации, причем они отказались от предложений сотрудничества с мужчинами, сторонниками тех же взглядов. Широкую поддержку завоевала и “Женская партия за мир”, возникшая в том же году (хотя в это же время существовала организация с прямо противоположными целями — “Женское отделение Военно-морской Лиги”, выступавшая за усиление американской военной мощи). Без участия женщин антивоенная агитация в Соединенных Штатах в годы Первой мировой войны наверняка была бы очень слабой.

В 1915 году в Гааге, в Голландии, две европейские феминистки и пацифистки — Розика Швиммер и Эммелин Петик-Лоуренс — в союзе с “Женской партией за мир” организовали международную мирную конференцию женщин. Несмотря на разного рода препятствия со стороны большинства правительств, на нее прибыли делегатки из целого ряда стран. Эта конференция стала первой международной встречей, ставившей своей целью борьбу за мир и выработку принципов мирного соглашения между воюющими нациями. Участницы конференции столкнулись с издевательской, а порой и враждебной реакцией прессы. Вот типичный комментарий одной из лондонских газет, “Ивнинг Стандарт”: “Эти фанатички мира, — писала газета, — давно уже всем до смерти надоели”. Однако влияние конференции на дальнейшие события было глубоким и значительным. Президент Соединенных Штатов Вильсон, единственный западный руководитель, публично одобривший цели конференции, использовал ряд выдвинутых на ней идей в своих “Четырнадцати пунктах”, предложенных им в качестве основы для мирного договора в 1919 году.

Во время Второй мировой войны роль женских пацифистских организаций (как и аналогичных мужских) уменьшилась, поскольку тогда господствовало мнение, что нацизм — это угроза, с которой без военной силы справиться невозможно. Однако в послевоенный период, особенно с тех пор, как ядерное оружие получило широкое распространение, женские группы снова начинают активно участвовать в движениях за мир. Женские пацифистские объединения, такие, как “Акция женщин за ядерное разоружение” в США и “Женщины за мир” в Западной Германии и Нидерландах, появляются в большинстве западных стран. Аналогичные группы существуют и в Восточной Европе, но там им постоянно приходится сталкиваться с противодействием властей.

Пожалуй, самым известным примером участия женщин в миротворческих делах является организация лагеря в Гринхэм Коммон в Великобритании. Гринхэм Коммон — место, где расположена военная база, на которой были размещены ядерные ракеты. В 1981 году вблизи этой базы женщины устроили мирный лагерь, который существовал несколько лет. Мужчинам не разрешалось присоединяться к акции. Основная цель членов лагеря — демонстрация протеста против ядерного оружия, кроме того, женщины нередко блокировали дорогу к базе, пытаясь таким образом воспрепятствовать въезду и выезду автоколонн с ядерным оружием. Как заметила одна из участниц, “лагеря мира — это не просто смелый жест протеста. Это эксперимент по ненасильственному сопротивлению, взятие на себя ответственности не только за то, что делается от нашего имени, но и за то, как мы сами ведем себя по отношению друг к другу… Раньше мужчины уходили на войну. Теперь женщины покидают свои дома во имя мира”.

 

Военные, политики и общество

Военное правление и военное влияние

Во многих странах мира власть принадлежит (или в недавнем прошлом принадлежала) военным, в чьем подчинении находятся вооруженные силы. В нынешнем веке большинство стран Южной Америки и многие страны третьего мира в Африке, Азии и на Ближнем Востоке пережили военные перевороты. Во многих районах мира военное правление под тем или иным предлогом признается “нормальным”, причем за последние пятьдесят лет военных режимов стало не меньше, а даже больше. Лишь два типа общественного устройства проявили наличие некоторого иммунитета к военному правлению — это индустриальные либерально-демократические страны Запада и страны Восточной Европы, в том числе бывший Советский Союз. Но чем это объясняется? Почему во всех странах не может установиться военное правление, если военные обладают лучшей организацией, чем любые гражданские группы, и монопольно владеют наиболее мощным оружием?

Тому есть несколько причин. Во-первых, чем выше уровень индустриализации общества, тем более сложная административная система ему необходима. Будучи зависимыми от внутренних кодексов дисциплины и долга, вооруженные силы не приспособлены для управления сложным социальным порядком. Для этих целей нужны гражданские чиновники — это видно из опыта оккупационного военного правления союзников в Италии и Германии после Второй мировой войны. Несмотря на то, что им пришлось иметь дело с покорным и во всех отношениях послушным населением, а вовсе не с бунтовщиками, оккупационные войска сочли необходимым усилить военную администрацию значительным числом специализированных гражданских служащих.

Во-вторых, военные не обладают легитимностью, то есть общепризнанным правом на власть. Правление, основанное на силе, может быть только переходным. Любая группа, желающая удержать власть продолжительное время, должна восприниматься широкими кругами общественности как имеющая на это право. Получить право такого рода в обществах, имеющих прочные традиции гражданского правления, военным чрезвычайно трудно. Как при многопартийных системах Запада, так и при однопартийных системах Восточной Европы механизмы государственного правления находятся в тесной зависимости от хорошо развитых партийных организаций.

В-третьих, в обществах, не имевших опыта военного правления, обычно поддерживается исторически сложившееся четкое деление на армию и полицейские части. В период формирования современной западной полиции, с начала и до середины XIX века, военные не раз привлекались для восстановления гражданского спокойствия. Однако чем успешнее гражданский порядок поддерживается полицией, тем более четко проявляется роль армии как средства защиты от внешней угрозы. Полиция может быть хорошо оснащенной, иметь собственные полувоенные формирования для подавления беспорядков, однако ее огневая мощь всегда значительно слабее армейской, и полиция, в отличие от армии, не способна совершить государственный переворот. Если же гражданский порядок поддерживается исключительно силами полиции, а вооруженные силы занимаются только обороной, шансы на захват власти военными минимальны.

Отсюда не следует, что военное правление в индустриальных странах в принципе невозможно или что существует четкая граница между развитыми странами и странами третьего мира в том, что касается военного правления. Некоторым странам Запада и Восточной Европы, в том числе Испании, Португалии, Греции и Польше, пришлось в свое время пережить периоды военного правления.

Даже не находясь у власти, военные существенно влияют на политическую жизнь. Это с неизбежностью вытекает из того факта, что современные вооруженные силы содержатся за счет налогов, взимаемых правительством. Власть, которой военные добиваются, чтобы воздействовать на политические решения, может быть различной в разных современных обществах. В попытках оказать влияние или контролировать политическую жизнь и экономические процессы военные лидеры могут прибегать к самым различным средствам. На одном конце спектра — традиционные каналы воздействия на лидеров политического и экономического мира. В этом случае военные образуют такое же лобби, как и любая другая социальная группа, то есть не выходят за рамки обычной политической игры. На другом конце спектра — шантаж и запугивание гражданских чиновников, а также угрозы насилия или его применение. Так, в 1930-х годах в Японии армия была замешана в убийствах знаменитых политиков и профсоюзных деятелей, желая таким образом запугать остальных. Французские вооруженные силы в Алжире предприняли настоящий шантаж правительства, отказываясь повиноваться ему до тех пор, пока у власти не встанет генерал де Голль.

Военно-промышленный комплекс

Даже в тех обществах, где военные играют в политике ограниченную роль, интересы военных и промышленных кругов могут тесно переплетаться. Некоторые исследователи считают, что это особенно характерно для индустриальных стран с их мощным военным аппаратом. В свое время для обозначения интеграции военного и экономического развития в условиях современной войны президент Эйзенхауэр использовал термин военно-промышленный комплекс (ВПК). Первоначально этот термин возник в связи с попытками обеспечить систематическое приложение науки и технологии в военном производстве. Однако позднее Эйзенхауэр стал воспринимать развитие военно-промышленных связей как нечто весьма тревожное, опасаясь, что власть военно-промышленного комплекса приобрела такие масштабы, что важнейшие решения в сфере социальной и политической жизни оказались вне поля деятельности политиков. Многие последующие авторы утверждали, что в результате холодной войны (периода враждебных отношений между США и СССР в 1950-60-х годах, приведшего к наращиванию вооружений обеими сторонами) особого размаха достигли ВПК Соединенных Штатов и Советского Союза.

Насколько обоснованна эта точка зрения? К сожалению, само представление о военно-промышленном комплексе часто оказывается недостаточно четким, а когда говорится о степени его влияния на политические решения, дело ограничивается скорее намеками, чем полноценным анализом. Однако для того, чтобы такая система доминировала в современной экономике, необходимо два условия: (1) процветание крупных отраслей современной экономики должно быть связано с военным производством и (2) вследствие этого люди, занимающие правительственные посты, вынуждены уступать промышленным требованиям военного руководства и производителей оружия.

В некоторых западных странах поставщиками оборонных ведомств являются гигантские корпорации. Около 3/4 фирм, имеющих крупнейшие военные контракты с правительством США, входят в список 500 виднейших корпораций Америки. Существует немало документальных свидетельств наличия связей между военным руководством и высшим персоналом этих корпораций. В Советском Союзе, как уже было сказано, оборонные отрасли превосходили в технологическом отношении все остальные. В целом для советской экономики были характерны более высокие (в долевом отношении) расходы на нужды оборонных отраслей, чем для большинства западных стран. Но это еще не означает, что развитие основных производственных мощностей любой экономики будет связано в первую очередь с военным производством. Лишь немногие крупнейшие корпорации Америки участвуют в военном производстве. Но даже те из них, чья деятельность действительно зависит от военных контрактов, выпускают военную продукцию не постоянно, а сообразуясь с изменениями политического и экономического климата.

Во время войны во Вьетнаме 40 % всей продукции 25 крупнейших военных поставщиков в Соединенных Штатах выпускались по оборонным заказам. Через пятнадцать лет после окончания войны доля военной продукции сократилась до 10 %. Иными словами, степень вовлеченности в военное производство определяется политической ситуацией и насущными потребностями, а не наоборот. В основе своей это было верно и для Советского Союза. В том, что касалось военных расходов, решающее слово оставалось за руководителями Коммунистической партии.

Следовательно, ни в том, ни в другом обществе военно-промышленный комплекс не манипулирует гражданской политикой. Тем не менее, производство товаров и услуг, связанных с военными нуждами, занимает важное место в экономике этих обществ, и такие расходы являются предметом первоочередной политической озабоченности. Отсюда следует, что военные и промышленники иногда действуют как единое лобби и нередко способны оказывать существенное, как прямое, так и косвенное, воздействие на политический курс. В основном это верно и для других индустриальных стран, хотя есть среди них и такие (Канада, например), где влияние военных минимально.

Вооруженные силы третьего мира

Почему в развивающихся странах так часто случаются государственные перевороты и так много военных правительств? Чтобы получить ответ, нужно понимать отличительные особенности этих обществ. Многие из них обладают лишь призрачной административной целостностью. Такие государства либо возникают на месте старых колоний, либо это “новые нации”, создававшиеся на территориях, где ранее не было централизованного правления. При колониальных режимах идеи демократии, как правило, не приветствовались, и когда такие режимы прекращали свое существование, то чувству национального единства почти не из чего было сформироваться. В странах, где население подчиняется многочисленным этническим, племенным и региональным законам и обычаям и где большая часть населения не знает и не хочет знать о механизмах централизованного правления, партийные системы весьма нестабильны. Гораздо более влиятельны группы, объединенные специфическими интересами, и в этих обстоятельствах военные как группа, обладающая собственными интересами и внутренней сплоченностью, нередко сразу выходят на политическую арену. Различие между армией и полицией в таких странах, как правило, достаточно неопределенно, причем каналом их взаимодействия часто выступают подразделения военной разведки, занятой, в первую очередь, обеспечением лояльности гражданского населения. Отдельной и эффективной системы внутренней полиции, подобной полиции индустриальных стран, там не существует.

В большинстве “военизированных” стран третьего мира военное правление наблюдается в косвенной форме, когда у власти находится марионеточный лидер, действиями которого руководят военные. В случае, если он отклоняется от предписанного курса, происходит государственный переворот. На какое-то время власть оказывается непосредственно у военных, а затем ее передают другой марионетке.

Типы военного правления

Если военные стремятся к прямому правлению, они должны позаботиться о создании некой основы, позволяющей достаточно большой части населения признать их правление легитимным. Амос Перлмуттер выделяет три основных типа военного правления. Первый тип, автократический, — обычная военная тирания, правление одного военного. В этом случае для захвата и удержания власти военный лидер непосредственно использует подчиненные ему вооруженные силы. Однако затем он обычно стремится обеспечить себе обширную народную поддержку и может занять пост президента. Никаких попыток проведения даже номинальных выборов при этом не предпринимается, но положение такого лидера становится сколько-нибудь стабильным лишь в том случае, если проводимая им политика находит поддержку среди какой-либо части населения. Примером является относительно недавнее правление Иди Амина в Уганде. Этот тип военного правления нестабилен, поскольку на одного лидера ложится слишком много разнообразных обязанностей и полномочий, а также из-за отсутствия или непостоянства поддержки со стороны большинства населения. Восстание против такого правителя может быть удачным в том случае, если восставших поддержит часть армии.

Второй тип — олигархическое военное правление. В таком случае страной управляет группа военных заговорщиков, совершивших переворот, или хунта. Главой олигархии может быть как военное, так и гражданское лицо, но в любом случае его поддерживают исключительно вооруженные силы. В целях стабилизации своей власти правящая группа данного типа обычно стремится создать в стране некую видимость поддержки электората, хотя на самом деле результаты любых выборов целиком и полностью контролируются хунтой. В эту категорию попадает большое число недавних правительств стран Южной Америки, например, военный режим, правивший в Аргентине до 1985 года.

Третий тип — авторитарный преторианизм Это сплав военного и гражданского правления. Страной управляет коалиция военных и гражданских руководителей. Выборы существуют, но спектр кандидатов ограничивается партией или партиями, одобренными правящей группой. Такое правительство, возглавляемое генералом Зия Уль-Хаком, пришло к власти в Пакистане в 1978 году.

В целом военные правительства так же нестабильны, как и те гражданские, которые ими замещаются. Обществ, имеющих длительную историю постоянного военного правления, не так уж много, чаще можно наблюдать, как периоды военного правления сменяются фазами гражданской власти. Для большинства военных правительств характерна консервативная ориентация, и обычно их интересы связаны с интересами крупных промышленников и землевладельцев. С другой стороны, существуют военные правительства, поддерживающие идеалы социализма или радикализма. В качестве примера можно привести правительство полковника Каддафи в Ливии.

Терроризм и партизанские движения

В сравнении с традиционным социальным устройством современные общества гораздо более мирные я спокойные. Разумеется, и в них есть немало насилия — домашнего, уголовного и т. д. Однако вневременных обществах, за исключением тех, где существует сильное — революционное движение, нет внутренних сил, способных бросить вызов армия” В традиционных обществах ситуация была иной — правящая власть имела противников в лице местных военачальников, вождей, пиратов, разбойников и множества других лиц.

Терроризм

Понять, что такое терроризм, можно только на фоне относительного внутреннего спокойствия, царящего в современных государствах. Терроризм определяется как угроза насилия или его применение в политических целях группой или индивидом, не имеющими формальной политической власти и ставящими перед собой политические цели. Понимаемый таким образом, терроризм приобретает особое значение в современных государствах — прежде всего потому, что их правительства претендуют на монопольное право применения силы в политических целях, будь то давление на другое государство или настоящая война. Таким образом, терроризм пытается воспользоваться теми же символами легитимности, что и его главный противник — правительство. Как правило, террористы заявляют о “законности” своих акций, часто называют себя солдатами, используют военную терминологию в названиях своих организаций — например, Ирландская Республиканская Армия (ИРА), Красные Бригады в Италии и так далее. Они любят говорить о “политических правах”, устраивают “суды”, выносят “приговоры” и осуществляют “казни”.

Если население в большинстве своем не соглашается считать акции террористов законными военными операциями, то чаще всего оно рассматривает эти акции как опасный источник бессмысленного насилия. Один из персонажей пьесы Шона О'Кейси “Тень стрелка”, говоря о вооруженном сопротивлении присутствию британской армии в Ирландии, так описывает свою позицию:

Страдают-то гражданские; когда кто-то устраивает засаду, они не знают, куда бежать. Так и получишь пулю в спину во имя спасения Ирландии. Я сам националист, что говорить… Я верю в свободу Ирландии и в то, что Англия не имеет права быть здесь, но стоит мне услышать, как какой-нибудь бандит говорит о смерти за народ, когда народ умирает из-за него, я чувствую, что во мне что-то противится. [332]

Само слово терроризм родилось во время французской революции 1789 года. Тогда тысячи людей, в первую очередь аристократы, а потом и обычные граждане, стали жертвами политических преследований и были отправлены на гильотину. С тех пор многие правительства неоднократно применяли террор — насилие с целью устрашения. Особенно ужасающими были действия нацистов в Германии и органов безопасности в России при Сталине

За последние двести лет государства совершили куда больше преступлений против человеческой жизни и достоинства, чем мятежные группы. Тем не менее, в целях ясности полезно будет термин “терроризм” оставить для тех, кто специально ставит своей целью бросить вызов власти государства. Но даже и это определение не совсем точно. Террористы могут получать поддержку или просто быть частью более крупных организаций, которые на определенном этапе сами становится правящей властью. Некоторые деятели, ставшие впоследствии виднейшими фигурами в израильском правительстве, в 1940-е годы участвовали в террористической деятельности, добиваясь создания нового государства на территории тогдашней Палестины. В свою очередь, многие палестинцы сегодня рассматривают Организацию освобождения Палестины в качестве своего легитимного правительства, хотя она поддерживала действия, которые другими государствами расцениваются как террористические.

Партизанские движения

В двадцатом веке терроризм тесно связан с партизанскими движениями. Фактически их нельзя даже рассматривать раздельно. Единственное реальное различие между ними заключается в том, что действия партизан, как принято думать, направлены против военных объектов, а действия террористов — против гражданских, хотя на практике это различие весьма нечеткое. Партизаны — это не регулярные войска, они не обладают организованностью и мощью регулярных соединений. Спорадические акты насилия, совершаемые ими, служат средством привлечения внимания к их требованиям, потому что они не надеются победить в открытом бою. В двадцатом веке можно найти множество примеров партизанских движений и войн с участием групп самой разной политической направленности. Иные из них так и остались слабыми, другие были разгромлены превосходящими военными силами, но были и такие, которые добились радикальных политических перемен.

Движения сопротивления против немецких оккупантов во Франции, Голландии, Бельгии, Скандинавии, на оккупированных территориях России и в других странах во время Второй мировой войны действовали партизанскими методами. Это же относится и к движениям, возглавлявшимся Мао Цзэдуном в Китае и Фиделем Кастро на Кубе до захвата ими государственной власти. К партизанам относятся и алжирские повстанцы, вынудившие Францию положить конец колониальному правлению в этой стране в 1960-е годы; мятежники May May в Кении примерно в то же время; уругвайские тупамарос и аргентинские монтенейрос, действовавшие в 1960—70-х годах; группы, боровшиеся против американцев в Южном Вьетнаме во время вьетнамской войны; отряды исламистов, организовавшие сопротивление русским в Афганистане в 1980-е годы.

Партизанские организации обычно появлялись либо в условиях сурового политического гнета, либо при слишком неравном распределении богатства. Однако ситуации, в которых действуют партизаны, столь различны, что, как справедливо заметил Уолтер Лейкер, почти не поддаются обобщениям.

Он дал описание важнейших характеристик партизанских войн двадцатого века, краткое изложение которых выглядит следующим образом:

1. Партизанские движения разворачиваются в относительно недоступных районах, в которых регулярная армия не может использовать свое численное превосходство и огневую мощь. Опорные пункты партизан обычно находятся в дикой и безлюдной местности — в горах, лесах, джунглях или болотах. Как правило. они периодически меняют местоположение своих баз, не давая противнику возможности нанести точный удар.

2. Партизанские войны обычно ведутся в регионах, как правило, уже имеющих богатую военную историю. Отчасти это обусловлено тем, что такие регионы представляют арену острейшей политической конкуренции различных партий и движений. Таким образом, факторы, которые приводят к военному правлению, обуславливают и возникновение противостоящих им партизанских движений.

3. Партизанская война чаще всего начинается в слаборазвитых странах, традиционные социальные структуры которых оказались разрушенными в результате воздействия политических и экономических связей с индустриальным миром. Крестьяне, потерявшие прежнюю возможность добывать средства к существованию и желающие избежать кабалы у богатых землевладельцев, становятся источником людских ресурсов для партизанских движений.

4. В нынешнем веке велось три типа партизанских войн. Первый — военные действия, направленные против иностранных захватчиков; второй — война сепаратистского движения против центрального правительства (как в случае Ирландской Республиканской Армии); третий — борьба против правительства, подозреваемого в коррупции или эксплуатации (тупамарос и монтенейрос в Южной Америке).

5. Партизанская война развивалась в соответствии с модернизацией войны в целом. Партизанские движения не имеют того набора сложнейших вооружений, которым вооружены обычные армии, но они изобретают собственные эффективные средства борьбы, в частности, используют специфические условия районов, где они действуют. Так, вьетконговские партизаны во Вьетнаме, будучи очень плохо вооруженными по сравнению с американцами, выработали тактические приемы, которые в конце концов позволили им одержать верх над изощренной военной технологией противника. Частью этой тактики было применение разветвленной системы подземных ходов, в которых партизаны скрывались после своих вылазок.

6. Большинство партизанских движений действует отнюдь не автономно. Им оказывают финансовую и иную помощь государства, расположенные за пределами района непосредственных действий партизан. Такая поддержка, исходящая от одной из двух главных противостоящих друг другу военных группировок (центрами которых являлись Соединенные Штаты и Советский Союз) свидетельствовала о том, что партизанские движения часто оказывались лишь продолжением глобального соперничества этих двух сил. В частности, и США, и СССР предоставляли средства для партизанского движения в ряде частей Африки, Латинской Америки и Юго-Восточной Азии.

Партизаны в городе

В течение последних двадцати лет тактика партизанских движений стала широко применяться группами, действующими в условиях городов, в особенности в Европе и Японии. Захват самолетов, похищение людей, убийства знаменитостей и организация взрывов стали привычным явлением для многих стран. Ответственные за эти действия силы придерживаются самых разных политических взглядов — от крайне левых до крайне правых — и включают множество сепаратистских и националистических групп. В конце 1960-х — начале 1970-х годов взрывами, похищениям и нападениями на военных и гражданских лиц занимались, в первую очередь, Ренго Сегун в Японии, Подразделение Красной Армии в Западной Германии и Красные бригады в Италии. В Соединенных Штатах к тактике насилия в условиях города обратились Метеорологи и Черные пантеры. В середине 1980-х в Милане, Париже, Берлине и других европейских городах прокатилась новая волна партизанского движения.

Большинство возникших тогда групп оказалось недолговечными, либо потому, что их деятельность натолкнулась на всеобщее осуждение и они не смогли наладить приток новых членов и денежных средств, либо вследствие удачных акций властей. Однако некоторые из них, особенно связанные с сепаратистскими движениями, имеют более прочные источники финансирования и провозглашают цели, пользующиеся определенной поддержкой у населения. К числу таких групп относятся, например, Ирландская Республиканская Армия и Баскская сепаратистская организация.

Большинство террористических групп, в том числе и наиболее устойчивые организации, остаются немногочисленными. Они используют насилие для того, чтобы придать остроту некоторым общественным проблемам, создать у людей неуверенность, которая может заставить их усомниться в компетентности правительства, и найти поддержку в лице тех, на кого может произвести впечатление, что такие движения состоят не из “болтунов”, а из “серьезных людей”. Поскольку группы такого рода подвергаются все более активному преследованию со стороны государства и вынуждены действовать в обстановке все большей секретности, их связи с обществом в целом ослабевают, а акции становятся все более жестокими.

В популярной литературе террористов принято изображать маньяками, обуреваемыми жаждой крови и не имеющими никаких разумных мотивов для своих действий. Такие оценки, как правило, далеки от истины. Большинство групп, готовых пойти ради своих целей на применение насилия, имеют вполне четкие представления о том, почему они должны действовать именно так. И сколь бы противоречивыми ни были идеи террористов, сами они обычно не относятся к людям, ценящим насилие ради насилия. Отношение политической власти и широкой публики к террористам часто противоречиво и даже лицемерно. Они испытывают негодование по поводу жестокости групп, применяющих насильственные действия в их стране, и в то же самое время поддерживают и поощряют партизанские движения, использующие ту же самую тактику в других регионах мира. В чем разница между “борцом за свободу” и “террористом”? Террористы и партизаны присваивают себе право, которым государства всегда стремились распоряжаться монопольно — право применять насилие для достижения политических целей.

 

Глобальные военные расходы и вооружение

Мировые военные расходы шли по нарастающей с 1950-х до конца 1980-х. В 1977 году расходы на вооружение во всем мире перешли за отметку один миллиард долларов в день, т. е. траты достигли 50 миллионов долларов в час. К концу 1980-х эти показатели в реальном исчислении почти удвоились. В 1991 году глобальные военные расходы составили около 5 % совокупного мирового дохода. Это больше объема производства всей Азии, если исключить Японию. Валовой национальный продукт Японии, которая обладает второй по мировому значению экономикой, превосходит глобальные расходы на вооружение лишь вдвое. Как выразился один автор, дело обстоит так, “как если бы в мировой экономике существовала еще одна "половинка Японии", правда, не признанная дипломатически”.

В свете окончания холодной войны мы можем ожидать сокращения расходов на военные цели в развитых странах мира. Расходы, связанные с вооружением, резко упали в России и других странах бывшего Советского Союза. США и их союзник — Германия — также планируют существенное сокращение оборонных расходов в ближайшие годы. Однако это приведет к увеличению нагрузки на экспорт вооружений, который должен будет компенсировать потери на внутреннем рынке. Нельзя с уверенностью сказать, что окончание холодной войны приведет к снижению “требований безопасности” в странах третьего мира, причем требований как внешнего, так и внутреннего порядка. Как мы увидим в следующих разделах, все это делает “глобальные дивиденды в пользу мира” весьма проблематичными.

Торговля оружием

До конца 1980-х годов на глобальные военные расходы определяющее влияние оказывала холодная война — антагонистическое соперничество Соединенных Штатов и бывшего Советского Союза. Каждая сторона не только тратила ежегодно громадные суммы на разработку вооружений и содержание большого количества военного персонала, но и создала обширные системы военных альянсов, нередко сочетая это с подготовкой вооруженных сил стран-союзников. Советы сосредоточили внимание на восточной Европе, но они также поставляли вооружение и готовили военные кадры для различных государств Ближнего Востока, Азии, Африки. США создали систему альянсов, охватившую большую часть земного шара. Элементом этой системы является, в частности. Североатлантический Союз (НАТО).

Основной объем мировой торговли в сфере вооружений, то есть торговли оружием, приходится на вооружения, продаваемые индустриальными странами государствам третьего мира. Долгое время ведущими экспортерами были СССР и США. В годы, предшествовавшие войне в Персидском заливе 1991 года, СССР и некоторые западные государства поставили и продали большое количество вооружений и другой продукции военного назначения Ираку, которому угрожала опасность проиграть войну с Ираном. Определенные виды этого вооружения, в особенности те, что были поставлены СССР, оказались устаревшими и не выдержали боевого противостояния с новейшими достижениями западной военной мысли. Однако и самые передовые технологические достижения предлагаются практически каждому, кто желает и может их купить.

Сложившаяся практика военной торговли и военных расходов приводит к углублению экономических различий между индустриальными и развивающимися странами (см. главу 16, “Глобализация социальной жизни”). Некоторые государства третьего мира тратят на военную продукцию и персонал не менее пятой части государственного дохода. Для Советского Союза экспорт вооружения в богатые нефтяные страны, такие, как Ливия и Ирак, был важным источником валютных поступлений.

Западные страны-экспортеры также получают значительный доход от торговли оружием. Разработка новых военных технологий — предприятие дорогостоящее как для правительства, так и для промышленных корпораций. Стоимость такого рода инвестиций может быть существенно уменьшена, если разрабатываемые вооружения можно успешно продать на мировом рынке. Однако страны третьего мира за собственные современные системы вооружений часто расплачиваются громадным напряжением своих экономик, гораздо более неустойчивых, чем у индустриальных стран.

 

Война и глобальная безопасность

Стал ли мир безопаснее в результате недавних политических изменений? Конечно, перспектива всеобщего ядерного уничтожения существенно уменьшилась, однако возможность ядерной войны не исчезла. В мире существует по меньшей мере 50 000 единиц ядерного оружия. Большинство из них находится в арсеналах США, России и других государств, бывших ранее частью СССР. Существенными запасами обладают также Великобритания, Франция и Китай, кроме того, Израиль уже некоторое время является ядерным государством. Соответствующими возможностями сегодня располагают Индия и Пакистан. Есть и другие государства, готовые продвинуться в этом направлении.

Как сдержать распространение ядерных вооружений, т. е. предотвратить их появление у стран, которые в настоящее время ими не обладают, — вот важнейшая проблема современности. Никто не станет утверждать, что глобальная безопасность возрастет, если ядерное оружие появится еще у 30–40 государств. Однако для западных держав, оправдывающих существование своих арсеналов необходимостью сдерживания агрессии, вряд ли должно быть неожиданным, если и другие страны захотят иметь такие же арсеналы по той же причине. И если некое государство приобретает эту возможность, то его соперник будет стремиться поступить подобным же образом.

Вероятность распространения между тем возрастает. Непосредственной опасности, проистекающей из распада СССР, по-видимому, удалось избежать. Ядерные вооружения, развернутые на территории двенадцати независимых государств, будут сосредоточены на территории России, где соответствующие меры безопасности и контроля могут быть обеспечены с большей вероятностью. Однако существуют серьезные сомнения относительно безопасности этих арсеналов в будущем, поскольку содержание вооружений и материалов в нормальном состоянии требует немалых издержек. Кроме того, другие страны могут завербовать ученых из бывшего Союза и использовать их опыт и знания.

Основная часть проблемы распространения заключается в том, что два материала, обогащенный уран и плутоний, необходимы не только для производства ядерного оружия, но и для мирного производства ядерной энергии. При наличии достаточного технологического знания обладание каким-либо из этих материалов делает возможным производство ядерного оружия. В частности, Япония и Германия обладают запасами плутония, не уступающими по размерам запасам в ядерных арсеналах США, и могут начать производство ядерных вооружений очень быстро, если на то будет их воля. Крупномасштабную угрозу в плане распространения ядерных вооружений представляет восстановление отработанного топлива атомных электростанций. Согласно существующим планам, к началу XXI века на перерабатывающих заводах Европы и Японии должно быть восстановлено 2000 тонн плутония. Для изготовления ядерной бомбы необходимо менее 6 килограммов. Поскольку плутоний сохраняется в течение многих тысячелетий, гарантии безопасности его хранения и мирного использования являются большой проблемой.

 

Мир без войны?

Ядерное оружие — это не единственная разновидность разрушительных вооружений, которую способен изобрести человек. Например, химическое оружие дешево в производстве. Ирак использовал его во время войны с Ираном в 1980-х и угрожал применить во время войны в Персидском заливе 1991 года.

Однако наше время — это время фундаментальных изменений в мировом порядке, и есть реальные возможности для достижения более безопасного мира, чем тот, что существует теперь. Опасности также легко различимы: к возможному распространению ядерного и других видов оружия массового уничтожения необходимо добавить влияние новых форм национализма, этнических и религиозных конфликтов, неравенство между богатыми и бедными странами — т. е. все потенциальные источники глобальных конфликтов. С другой стороны, один из важнейших факторов, способствовавших возникновению войн в прошлом, — стремление приобрести новые территории путем захвата — сегодня утратил свое значение. Современные общества гораздо более взаимозависимы, чем прежде, их границы по большей части фиксированы и приняты мировым сообществом государств. На сегодняшний день военные действия, включающие возможность ядерных ударов, стали настолько разрушительными, что их невозможно использовать для достижения реальных политических или экономических целей.

Одним из самых обнадеживающих достижений последних лет является растущее осознание того, что старинная поговорка “хочешь мира — готовься к войне” неприменима в ядерную эпоху. Даже если удастся избежать ядерной конфронтации, войны с использованием обычных вооружений могут не прекратиться, оставаясь причиной массовых разрушений; но все же есть почва для надежды.

 

Краткое содержание

1. Войны — одна из наиболее характерных черт процесса возникновения первых государств. Войны и разного рода военные столкновения сыграли главную роль в определении карты современного мира. Возникновение современных армий неотделимо от индустриализации, начавшейся в XVIII веке. С тех пор ведущая роль в военном развитии принадлежит крупным корпорациям, занятым полностью или частично производством вооружений и внедрением технических новинок.

2. Войны не есть результат врожденных агрессивных инстинктов. Людей приходится учить убивать. Обычно войны ведутся с целью захвата территорий, ресурсов или являются следствием идеологических или религиозных противоречий.

3. Современные армии — это бюрократические организации, укомплектованные на уровне офицерского состава профессионалами-чиновниками. Армии высоко организованы, специализированы и иерархизированы. Сложность социального и политического устройства большинства современных государств служит препятствием к доминированию военных, и тем не менее армия очень часто играет весьма существенную роль в принятии политических решений.

4. Война всегда была преимущественно мужским занятием, хотя женщины, как правило, поддерживали войны, и сегодня в некоторых армиях женщины служат в боевых частях. Женщины также сыграли большую роль и в антивоенных кампаниях. Каких-либо врожденных причин, которые бы препятствовали женщинам участвовать в войне наравне с мужчинами, не существует.

5. В некоторых странах существует прямое военное правление, однако по большей части военные правительства нестабильны. Большинство военных режимов сосредоточено в странах третьего мира, однако некоторые индустриальные страны также переживали периоды военного правления.

6. Важной характеристикой современных обществ является способность армии и полиции обеспечить полный контроль над использованием силы. Террористические группы и партизанские движения претендуют на те же символы легитимности, что и регулярные армии и законные правительства.

7. По мере того, как преследования партизанских групп со стороны государства усиливаются, они действуют все более скрытно, а их акции становятся все более жестокими. Хотя государства препятствуют деятельности террористов внутри собственных границ, однако они нередко поощряют партизанские движения, пользующиеся теми же методами, если те действуют в других регионах мира.

8. Мы являемся первым поколением в истории человечества, живущим под угрозой полного уничтожения. К этой ситуации привела индустриализация войны. Однако сегодня государства находятся в такой тесной взаимосвязи, а последствия ядерной войны столь очевидны, что надежда на будущее без войны по-прежнему жива.

Основные понятия

Индустриализация войны

Военное правление

Важнейшие термины

постоянная армия

торговля оружием

ограниченная война

тотальная война

всеобщая воинская повинность

управление силовыми методами воздействия

клиентурность

корпоративность

военное сознание

пацифизм

легитимность

военно-промышленный комплекс

автократическое военное

правление

олигархическое военное правление

авторитарный преторианизм

терроризм

партизанское движение

распространение ядерных вооружений

 

Дополнительная литература

Christopher Dandeker. Surveillance, Power and Modernity. Cambridge, 1990. Исследование развития систем власти в обществах, в которых особое внимание уделяется военным силам.

Robert С. North. War, Peace, Survival: Global Politics and Conceptual Synthesis. Oxford, 1990. Дискуссии о глобальном порядке в настоящем и возможности эволюции войны и насилия в будущем.

Michael Walzer. Just and Unjust Wars. London, 1992. Новая редакция классического обсуждения справедливости и бед войны.

Mary Kaldor et al. (eds). The World Military Order: The Impact of Military Technology on the Third World. New York: Praeger, 1979. Статьи, посвященные проблемам военных технологий в странах третьего мира.