Глава двадцать первая. Джози
После первой встречи с доктором Лазарус, в среду, за три дня до того, как мне должно исполниться тридцать восемь, Гейб входит в кухню с жутко всклокоченными волосами.
– Отличная прическа, – говорю я.
Он приглаживает волосы и благодарит меня.
– Зачем ты встал? – я смотрю на часы на микроволновке.
Шесть сорок, через пять минут я должна выйти из дома, но будильник Гейба обычно в первый раз звонит через добрый час.
– Хотел тебя застать, – он зевает и открывает холодильник. Достает пакет грейпфрутового сока, встряхивает и наливает в стакан. – У тебя же день рождения на днях.
– Я думала, ты забыл.
– Я и забыл, но потом вспомнил, – признается он безо всяких угрызений совести. – Почему ты мне не напомнила, как обычно?
Я кладу свой бутерброд с арахисовым маслом на бумажное полотенце, вытираю пальцы о краешек и отвечаю:
– Я пытаюсь стать менее эгоистичной, потому что готовлюсь стать матерью.
– И как тебе? – он протирает глаза.
– Сложно. Как будто я Саманта Бейкер.
– Кто? – обычно он сразу понимает все киноотсылки.
– Да ладно. Молли Рингуолд. Шестнадцать свечей. Помнишь, как все забыли про ее день рождения из-за ее сучки-сестры?
– Ну, «Фейсбук» такого не позволит.
– Тебя нет на «Фейсбуке».
– А Пит наверняка есть, – он застенчиво смотрит на меня. Явно проверяет.
– Хорошая попытка.
– И что, у вас есть планы?
– Нет. У меня нет планов, – и я демонстративно принимаю свои переполненные фолиевой кислотой таблетки, запивая их остывшим зеленым чаем. Чай попадает не в то горло.
– И что ты будешь делать?
Я думаю секунду и уверенно отвечаю:
– Пойду куда-нибудь и нажрусь.
– Ну да, все матери так делают.
– Это мой последний шанс. Надеюсь, других дней рождения без ребенка у меня уже не будет. Закажешь столик в каком-нибудь забавном месте?
– А Сидни не может?
– Гейб, – скулю я, – это ты мой лучший друг, а не она.
– Ладно, – вздыхает он, – но хоть намекни. Куда ты хочешь пойти и кого пригласишь?
– Я уверена, что ты сам все отлично решишь. Ты никогда меня не подводил, – как будто я мало на него давлю.
– Хорошо. Пришли мне номер спермо-парня. Ты ведь хочешь его пригласить?
– Конечно. Обязательно.
– А как у него с количеством сперматозоидов, кстати?
– Ну, он начал носить боксеры вместо плавок. Перестал ездить на велосипеде. Отказался от сауны и горячих ванн. Сперма лучше всего функционирует при температуре от тридцати четырех до тридцати пяти градусов.
– Ты же шутишь, правда?
Вообще-то, шучу. Но я просто пожимаю плечами – в кои-то веки, хоть раз, мы поменялись ролями. Обычно это я смущаюсь и ничего не понимаю. Гейб говорит себе под нос, что я сошла с ума, а я вылетаю из дома страшно довольная собой.
Как ни странно, тем же утром доктор Лазарус оставляет мне сообщение – дескать, она получила результаты моих анализов и просит меня перезвонить. Я переслушиваю его три раза. Тон у нее нейтральный, но меня переполняют ужас и отчаяние. Я уверена, что она хочет сообщить мне невыносимые новости, я с трудом собираюсь с силами и объясняю детям разницу между твердым, жидким и газообразным. Как только уроки заканчиваются, я звоню ей и почти кричу в трубку:
– Просто скажите все как есть. Я не могу иметь детей? Мне стоит задуматься об усыновлении?
Она молчит несколько ужасных секунд, потом смеется.
– Нет, Джози. Все не так страшно…
– Не так страшно?!
– Вообще не страшно.
Я вытираю слезы облегчения, а она спокойно продолжает:
– Все в порядке. Вы совершенно здоровы.
– То есть я могу родить?
– Да. Вы, скорее всего, можете родить. Но ваш овариальный резерв – это количество и качество яйцеклеток, основной показатель фертильности, – немного низковат для вашего возраста.
– То есть… как будто мне сорок, а не тридцать восемь?
– Что-то вроде того, – кажется, она улыбается, – паниковать незачем. Но, если вы уверены… на вашем месте я не стала бы тянуть.
– Сколько времени у меня есть?
– Это ненаучный вопрос. Но на вашем месте…
– Да? – я верю ей всей душой. – Что бы вы сделали на моем месте?
– Я бы начала попытки немедленно. Как только вы определитесь с донором.
– Понятно, – я сразу же представляю лицо Пита. – Я так и сделаю.
Вечером, как только я сообщаю Гейбу новости о своем овариальном резерве, мне звонит Пит. Мы довольно часто переписываемся, но редко разговариваем голосом, и я каждый раз нервничаю. Мы оба стараемся быть остроумными, как часто случается с новыми друзьями любого пола. Даже если ни один из них не собирается стать донором спермы для другого. Примерно через десять минут он упоминает, что Гейб звонил ему насчет субботы.
– Да. Я понимаю, что это очень скоро… но тридцать восемь лет вряд ли стоит так уж шумно праздновать, – особенно если твоим яйцеклеткам уже сорок, – если у тебя были планы, не парься, – я стараюсь говорить как можно легкомысленнее.
– Я приду.
Я улыбаюсь и говорю, что очень рада это слышать.
– И я придумал тебе отличный подарок, – я всегда очень любила получать подарки. Гораздо сильнее, чем дарить.
– Что ты, не стоит. Твое присутствие – само по себе подарок, – однажды Мередит (случайно, видимо) добавила эту строчку в приглашения на день рождения Харпер. По-моему, это слишком претенциозно. Господи, просто позволь людям принести твоему ребенку двадцатидолларовый подарок. А потом сдай в благотворительный магазин, если хочешь.
– Правда?
– Да. И твоя сперма, – уточняю я со смехом.
– Тогда просто скажи, где и когда мне сделать свой вклад.
Я знаю, что это просто шутка, но все равно хватаюсь за возможность рассказать о походе к врачу.
– Это называется пренатальной консультацией. Было довольно интересно. И врач очень хорошая. Ее зовут Сьюзан Лазарус. Она очень милая и умная. И Гейбу она понравилась, а ему сложнее угодить, – я прикусываю губу, чтобы не рассказать ему о результатах анализов.
– Круто. Ты теперь хочешь использовать Гейба? Как донора?
– Господи, нет! Ни за что! Он просто пошел для моральной поддержки, – я делаю глубокий вдох, – на самом деле я уже рассказала доктору Лазарус про тебя.
– Правда? – он, кажется, польщен.
– Да. Я сказала ей, что у меня есть отличный вариант… – я замолкаю, потому что не представляю, как перейти на следующий уровень.
– И?
– И она… выслушала, – нервно хихикаю я, – ты не хочешь с ней встретиться?
– Конечно, – сразу же отвечает он, – когда?
– Когда я пойду к ней в следующий раз, – мне становится очень жарко, я беру со стола брошюру доктора Лазарус и обмахиваюсь ею.
– Конечно, – снова говорит он, – это будет предварительное интервью? Или мне уже придется смотреть порно и эякулировать в баночку?
– Прекрати! – я притворяюсь, что оскорблена. – Это мерзко.
– Извини. А разве это не так работает?
– Наверное. Могу я попросить об одной вещи?
– Конечно. Но мне почему-то кажется, что это не последняя просьба.
– Ладно, – я улыбаюсь, – очевидно, что этот процесс не будет и не должен быть романтичным… – я делаю паузу и ищу слова. Я пытаюсь говорить весело и одновременно серьезно. – Но я не хочу знать, стала ли я матерью благодаря порнухе.
– Понимаю. Тогда я зажгу свечи, принесу розы и буду предаваться романтическим мыслям.
Я улыбаюсь и говорю, что эта картина нравится мне куда больше.
– Спасибо.
– Обращайся. Кстати, Джози…
– Да?
– Ты можешь ко мне присоединиться, – я уверена, что он улыбается.
– Ха-ха, – говорю я, делая вид, что у меня не запнулось сердце.
Утром субботы, когда наступает мой день рождения, я просыпаюсь в хорошем настроении. Мне становится еще лучше, когда заходит Гейб и говорит, что заказал столик в «Оптимисте» на восемь.
– Круто! – я как раз застилаю кровать. – А кто придет?
– Мне казалось, ты хочешь сюрприз, – уклончиво отвечает Гейб.
– Ничего подобного. Я сказала, что хочу, чтобы ты все решил.
– Ну, я и решил.
– И?
Он садится на мой стул, как Фонзи, и говорит:
– Я, Лесли, Сидни, Мередит, Шона и спермо-парень.
– Серьезно? – я замираю с подушкой в руках.
– Да. А что?
У меня есть несколько возражений, включая Лесли, но я говорю только:
– Мередит придет?
– Да. Она мне вчера написала. Пришлось ее пригласить.
– А как же Нолан?
Гейб качает головой и говорит, что Нолан не сможет.
– Почему? – я немножко расстроена, что от их семьи не может прийти именно он. И беспокоюсь, что он может на меня злиться – вдруг сестренка настроила его против меня. Я напоминаю себе, что до сих пор такого не случалось, так что, наверное, и сейчас все нормально.
– Мередит не сказала.
– А как же Стейси, Кендра и Ли? – это три моих ближайших подруги из колледжа, которых Гейб не очень любит. – Ты их пригласил?
Он молчит, а потом признается:
– Ну, ты велела мне все решать самому, поэтому мне пришлось выбирать.
– Гейб!
Гейб не ведется.
– Ты вообще представляешь, как сложно забронировать столик в «Оптимисте» на семь человек за три дня? Почему бы тебе не оценить положительные стороны?
– Если ты спал со старшей барменшей, это вовсе не сложно!
– Это было сто лет назад, – невинно отвечает Гейб.
– Ты с ней спал сто лет назад или она прислала тебе селфи без одежды сто лет назад? – я помню, как случайно увидела у него в телефоне довольно впечатляющую фотографию.
– И то и другое, – не сознается он.
– Но именно она достала тебе столик. Разве нет?
– Ну… может быть.
Я закатываю глаза:
– А Лесли знает?
– Да, Лесли знает, что мы с барменшей из «Оптимиста» дружим.
– Нет, Гейб. Дружим мы с тобой. А там совсем другое. Ладно, – я меняю тему, – Шона придет?
– Да.
– Гм, – я удивлена.
Хотя мы с Шоной пытались подружиться заново после смерти Дэниела, она уже несколько лет не приходила на мои дни рождения.
– А когда ты последний раз с ней разговаривала?
– Несколько месяцев назад… И после рождения Оливера я с ней не виделась.
– Я так и думал. Она спросила, встречаешься ли ты с кем-то.
– И что ты ей сказал?
– Что нет.
– А про Пита говорил?
– Нет. Кстати, как ты его представишь остальным?
– Ну, примерно так, – я делаю драматическую паузу. – Пит, познакомься с Мередит, Сидни и Шоной. Дамы, это Спермо-парень.
Гейб качает головой, бормочет, что у меня проблемы, встает и идет к двери.
Я кашляю, подпрыгиваю на кровати и говорю:
– Ты ничего не забыл?
– Ах да, – он оглядывается через плечо, – с днем рождения, Саманта.
– Спасибо, Даки, – улыбаюсь я.
– Даки из «Малышки в розовом», – он выходит в коридор и оборачивается, – готовься к встрече Банды сорванцов.
– Тогда спасибо, Лонг Дак Донг, – кричу я ему вслед.
Вечером мы с Гейбом приезжаем на «убере» в «Оптимист» задолго до восьми. Мы сидим в баре, едим устриц, пьем шампанское, ждем остальных и постепенно напиваемся. Первой появляется Лесли в черном платье с большим вырезом. Груди у нее нет, так что она похожа на Кейт Мосс. Я приписываю выбор одежды ревности к барменше и велю себе дать ей шанс. А Гейб встает, целует ее в щеку и уступает свой табурет. Она отказывается, говорит, что постоит, поворачивается ко мне и довольно искренне поздравляет.
– Как прошел день? – она застенчиво меня обнимает.
Я киваю и говорю, что отлично, что я ходила по магазинам, а потом делала маникюр, – и демонстрирую огненно-красные ногти, которые она немедленно осыпает комплиментами, хотя очевидно, что она не из тех девушек, что любят красные ногти. Она кладет свой клатч на стойку и незаметно заглядывает за нее:
– Не беспокойся, – улыбаюсь я, – ее сегодня нет.
К чести Лесли, она не притворяется, что не понимает моих слов. Смеется и говорит:
– Отлично.
– И вообще, ты намного красивее, – это правда.
– Да, намного, – подтверждает Гейб, восхищенно глядя на нее.
Лесли снова смеется.
– Ты же на самом деле так не думаешь.
– Гейб болезненно честный, – возражаю я.
– А это плохо? – спрашивает он.
Я игнорирую его вопрос. Смотрю на Лесли:
– Никогда не спрашивай у него, не выглядишь ли ты толстой. Тебе это не грозит, но все-таки.
– Эй, придержи язык. Я тебе никогда не говорил, что ты толстая. Ни разу, – возмущается Гейб и поясняет Лесли, – она всегда спрашивает, заметно ли, что она набрала вес. Иногда да. Иногда нет. Но толстой я ее никогда не называл.
– Ладно. Ты прав, – соглашаюсь я, а Лесли восторгается, как здорово встретить честного мужчину. Я согласно киваю и решаю, что они довольно милая пара, хотя в целом они могут сойти за брата и сестру.
– Вы страшно похожи, – вырывается у меня.
Гейб пожимает плечами, обнимает Лесли и говорит:
– Да. Что может быть сексуальнее, чем встречаться с самим собой?
Подходит бармен, и я заказываю «соленую собаку», коктейль с водкой и грейпфрутовым соком. Предупреждаю Лесли, что он пьется как вода, и она заказывает такой же.
Когда появляются – почти одновременно – Сидни, Шона и Пит и мне приходится их знакомить, я понимаю, что уже проглатываю некоторые слова. Гейб протягивает мне стакан воды и тихо рекомендует «замедлиться». Тут к нам подходит хостес и ведет нас за столик.
Я усаживаюсь посередине, Сидни и Пит по сторонам от меня, Гейб, Лесли и Шона напротив. Седьмой стул в торце стола остается для Мередит, если она соизволит появиться.
– Я так рада, что вы пришли, – объявляю я, чувствуя, что очень всех люблю. И добавляю специально для Шоны, – спасибо, что выбралась, Шона. Я понимаю, что с ребенком это очень трудно. Очень это ценю. Передай Ларсу мою благодарность, – я имею в виду ее мужа, который сидит дома с сыном.
– Я тоже очень рада, – она протягивает мне руку через стол и улыбается, напоминая о прежних временах.
Мне сразу кажется, что у нее есть свеженькая сплетня. Но вместо этого она поворачивается к Питу и смотрит на него сквозь затемненные очки, в которых она похожа то ли на Дженну Лайонс, то ли на очень сексуальную библиотекаршу.
– Где вы с Джози познакомились? Вы тоже учитель?
Пит смотрит на меня, явно ожидая указаний. Не дождавшись, он просто отвечает:
– Нет, вообще-то, я физиотерапевт.
Она с энтузиазмом кивает:
– И на чем вы специализируетесь?
– Спорт и ортопедия.
– Он работает с несколькими игроками «Брейвз».
Она явно впечатлена, а он скромно добавляет:
– Бывшими игроками.
Когда все углубляются в меню, я говорю вскользь:
– Кстати, Пит будет донором спермы для меня, – и оглядываюсь, ожидая реакции.
Сидни хлопает в ладоши и радостно визжит. Гейб закатывает глаза и качает головой. А Шона, посмотрев на Пита и убедившись, что я не шучу, заваливает меня вопросами. Мы с Питом отвечаем вместе – он повторяет то, что уже говорил много раз. Что он хочет мне помочь и совершить хороший поступок. Что он считает, что у него неплохие гены. Что он хотел бы наладить отношения с моим ребенком, но уважает мое решение, каким бы оно ни было. Шона внимательно слушает, без всякого осуждения и снисходительности, но в какой-то момент бормочет, что это «совершенно невероятно», и я начинаю подозревать, что это гиперкомпенсация. Во всяком случае, она явно рада, что она не на моем месте. Но мне все равно приятно, что она меня поддерживает, и я ей это говорю, подчеркивая, что Мередит ведет себя совсем не так. Сидни тут же пихает меня локтем и говорит, что Мередит идет.
И точно. Я поднимаю глаза и вижу свою сестру, которая движется к нашему столику. Мрачная и одетая как можно скучнее – темные джинсы, простой черный топ и ее обычные туфли от «Маноло», которые были бы ничего, если бы она надела джинсы чуть подлиннее (ну и сам каблук жуткий, конечно). Единственные украшения – сережки-гвоздики, часы и обручальное кольцо. Скука смертная.
– Извините, я опоздала, – она протягивает мне подарочный пакет, внутри которого я вижу бумагу, и поздравляет. Потом наклоняется и неуклюже обнимает меня, гладит по плечу.
– Спасибо, – я беру пакет и показываю на ее стул, – садись.
Она делает шаг в ту сторону, а потом останавливается при виде Пита.
– Я Мередит. Сестра Джози, – она очень официально протягивает руку.
– А я Пит.
– Ах да, конечно. Пит. Я слышала о твоем героическом поступке в «Бистро Нико», – она садится за стол, довольная, что у нее есть такая информация. Она наверняка знает, что я теряюсь в догадках – от кого она это узнала.
Пит смеется и говорит, что удар по спине не может считаться героизмом.
– Ну, это не то, что стать донором спермы, – Сидни ухмыляется и только что не потирает руки.
Мередит не заглатывает наживку, поэтому я объясняю все еще откровеннее:
– Я как раз говорила Шоне, что Пит станет донором спермы.
Сестра придвигает стул ближе к столу, улыбается и складывает руки на коленях.
– Правда? Чудесно, – тут она оглядывается на официанта, который пришел принять заказ на напитки, и просит колу без сахара.
– А вина ты не хочешь? – я даже не стараюсь скрыть раздражение.
– К сожалению, нет. Мне сегодня нельзя. Завтра надо рано утром идти в церковь, Харпер поет в хоре.
Любое предложение со словами «церковь» и «хор» убивает всякое веселье, поэтому я стараюсь все исправить и говорю официанту, что мы хотели бы начать с текилы.
– Семь шотов?
– Шесть, – поправляет Мередит.
– Семь, – говорю я, – я выпью два.
Несмотря на все попытки Мередит все испортить, ужин проходит отлично. Шоне и Сидни очень понравился Пит, и даже Гейб, кажется, забыл о наших противоречиях. Он расслабился и веселится, шутит и рассказывает анекдоты, чего обычно не случается. В какой-то момент Шона весело спрашивает, не в Лесли ли причина его «повышенного настроения».
Он слегка улыбается и говорит:
– Может, и так.
– Точно так, – я решаю бросить Лесли кость, – ты хорошо на него влияешь.
– Ты правда так думаешь? – она берет его за руку.
– Да. Но есть способ проверить это по-настоящему. Ты можешь уговорить его пойти к «Джонни» сегодня?
Сидни смеется, зная о моем секретном плане – закончить вечер в моем любимом заведении города, которое Гейб терпеть не может.
– Боже, нет. Ни за что.
– Что такое «Джонни»? – спрашивает Пит.
– Ты не знаешь про «Приют Джонни»? И сколько лет ты прожил в Атланте?
– Четыре. И я никогда о нем не слышал.
– И я, – говорит Лесли.
– Вы ничего не упустили, – сообщает им Гейб.
– Это бар? – спрашивает Пит.
– Это ночной клуб, – объясняю я, – и без него Атланта не была бы Атлантой.
– О господи, – говорит Гейб, – это стремный ночной клуб для людей с кризисом среднего возраста, куда ходят слушать Нила Даймонда.
– А я люблю Нила Даймонда, – говорит Пит.
Я торжествующе улыбаюсь Гейбу, а он качает головой:
– Можно любить Нила Даймонда, когда он звучит в твоей машине. Но не в баре, полном женщин под сорок, которые орут «Sweet Caroline», пока старики курят сигары под диско-шаром. Отвратительное зрелище.
– По-моему, забавно, – смеется Пит.
Гейб таращится на него, а потом сухо спрашивает у меня:
– Ты все еще хочешь использовать его сперму?
Все смеются. Кроме Мередит, которая уже попросила счет и нетерпеливо смотрит на официанта.
– Там реально очень весело. Как будто машина времени переносит тебя в семидесятые, – объясняю я.
– Да там половина посетителей – ожившие семидесятые, – возражает Гейб, – и они все ненормальные.
– Ничего подобного, – я настаиваю, что там очень разнообразная публика и современность и ретро уживаются вместе.
Мередит вынимает кредитку и говорит:
– Я за Гейба. Там мерзко.
Гейб удивленно смотрит на нее:
– Наконец-то мы хоть в чем-то сошлись.
– Ну, тогда езжайте домой. Мы с Сид поедем к «Джонни», – объявляю я и спрашиваю у Шоны, Лесли и Пита, присоединятся ли они к нам.
– Я в деле, – немедленно говорит Шона, напоминая, за что я ее так любила раньше.
– И я, – откликается Пит, – хочу посмотреть на это место.
Я улыбаюсь и смотрю на Лесли, ожидая ее отказа. И вдруг она кивает и напевает первые строки «Sweet Caroline». Мы с Сид немедленно подхватываем.
– О господи, – стонет Гейб.
– Брось. Поехали, – прошу я, – ради меня.
– Нет. Я не хожу к «Джонни», – говорит Гейб таким тоном, каким можно было бы заявить: «Я не принимаю наркотики».
Потом он сообщает Питу:
– Бросаю тебя на произвол судьбы.
Незадолго до полуночи мы с Шоной, Сидни, Лесли и Питом встаем в очередь перед входом в «Джонни». Клуб находится в неприметном здании за магазинами на Росвелл-роуд. Перед нами толпится компания шумных теток за пятьдесят, одетых в узкие шмотки со звериными принтами. Сидни немедленно начинает с ними болтать и выясняет, что это у них такой девичник. У невесты через плечо висит лента с надписью, что сегодня ее последняя свободная ночь.
– И когда знаменательный день? – спрашиваю я.
– В следующую субботу, – она поправляет повязку на голове, сделанную из ленты в леопардовых пятнах, – надеюсь, что в третий раз повезет!
Мы смеемся и желаем ей удачи, потом платим одетому в костюм охраннику по пять долларов и заходим в полутемный красно-черный лаундж, пульсирующий в ритме «маленького красного корвета». Огромный диско-шар вращается под потолком, и по паркетному танцполу бегут разноцветные огоньки.
– Офигенно, – говорит Пит, глядя на стены, увешанные портретами звезд от Фрэнка Синатры и Арнольда Палмера до Бритни Спирс и Джорджа Клуни, который явно бывал в этом клубе, потому что он сфотографирован с тем же охранником.
– А я говорила, – гордо отвечаю я.
Лесли, тоже не бывавшая здесь раньше, кивает и говорит, что Гейб много пропустил. Я примерно в третий раз заявляю, что очень удивлена тем, что она пошла без него сюда.
– Очень мило с твоей стороны, – я признаюсь, что теперь она нравится мне гораздо больше, чем при первом знакомстве. Когда вместе пьешь, такие признания вырываются часто.
– Ну… спасибо. Гейб говорил мне, как ты для него важна, так что… я…
– Ты решила действовать стратегически? Типа, путь к сердцу мужчины лежит через его желудок, но для Гейба в этой роли выступает Джози? – вмешивается Сидни.
Лесли смеется и говорит:
– Честно говоря, я просто хотела посмотреть на это место.
– И оно точно такое, как ты думала?
– Даже лучше, – отвечает она, пока мы, окутанные облаками сигаретного дыма, пробираемся к бару и садимся на красные вращающиеся табуреты.
– Что будете, девушки? – Пит протягивает бармену кредитку. – Какой-нибудь ретро-коктейль? Харви Волбенгер? Манхэттен? Текила санрайз?
– А я возьму виски сауэр, – объявляю я.
Шона улыбается и говорит:
– Помню, как мы его раньше пили. Давай два.
Сид и Лесли выбирают красное вино, а Пит заказывает «Миллер лайт» и просит завести нам счет, хотя Шона настаивает на том, что он платит только за первый раунд.
Получив бокалы, мы выбираемся на забитый очень разнообразной публикой танцпол – тут отрываются и горячие телочки из университета, и курящие «Вирджиния слимс» разведенки, и бизнесмены в мятых костюмах. Джиджей ставит хиты от пятидесятых до девяностых, а мы танцуем своей маленькой потной группой, иногда сливаясь с другими такими же группами или позируя для провокационных селфи. В одном участвует в качестве нечаянного камео моя левая грудь.
Через несколько раундов выпивки, когда мы с Питом отделяемся и танцуем медляк под «Every Rose Has Its Thorn», я вдруг чувствую себя счастливой. Хотя это наверняка просто эйфория, вызванная алкоголем и музыкой восьмидесятых, я надеюсь, что тут может быть замешано и что-то еще. Может быть, к этому имеет какое-то отношение Пит.
– Я так рада, что мы встретились, – улыбаюсь я, обнимая его за талию.
– И я, – он улыбается в ответ, – что бы ни случилось потом.
– О чем ты? Ты выходишь из проекта?
– Нет, – он опрокидывает меня в поддержке, – я имею в виду то, что случится сегодня.
– Ты что, со мной флиртуешь? – смеюсь я.
– Ну, типа того, – Пит кладет руку мне на задницу, – но у Джонни это называется «подкатить». Въезжаешь?
– Въезжаю, – я выискиваю в памяти сленг семидесятых, – ты прямо Казанова.
Он подмигивает и очень ловко кружит меня.
– Ты еще ничего не знаешь, девочка.
Я ухмыляюсь и говорю:
– Знаешь, что?
– Что?
– Я как раз подумала, что ты секси. Правда. Но это я наверняка просто пьяная.
– Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке, бэби, – он притягивает меня к себе.
– По-моему, это не алкоголь, – объясняю я, – это просто твоя жуткая стрижка наконец отросла.
– Фу, – он делает вид, что обижен.
– Эй, что у трезвого на уме… – напоминаю я, – но ты правда сегодня круто выглядишь.
– Достаточно круто для того, чтобы меня поцеловать? – спрашивает он, а диджей ставит «Jessie’s Girl», мою самую любимую песню.
– Может быть, – я смотрю на ямочку у него на подбородке.
И тут, когда Рик Спрингфилд начинает припев, встречаю его взгляд. Смущенно улыбаюсь.
– Ну и? – спрашивает он. – Что ты думаешь?
Я решаю рискнуть. Поднимаюсь на цыпочки, тянусь к нему и целую его достаточно долго, чтобы понять, что мне это нравится.
– Вау, – говорит он, не открывая глаза, – это было неплохо.
– Неплохо?
– Отлично, – он снова целует меня.
– Эй, тут люди! – вопит Сидни, вызывая в памяти колледж.
Я отрываюсь от Пита, вытираю губы тыльной стороной ладони и говорю Сидни:
– Ты этого не видела.
– Видела! И они видели! – она указывает на Лесли и Шону.
– Это ничего не значит, – сообщаю я, – просто маленький поцелуй на день рождения. Правда, Пит?
Пит серьезно кивает:
– Да, это просто так.
Интересно, он блефует или правда так думает? Наверное, правда. Мне немножко обидно. Очень трудно отказаться от мечты все-таки найти свою любовь. И вообще, очень приятно, когда тебя хотят. Но я тут же напоминаю себе про свою главную, большую мечту. Нельзя позволить одному глупому поцелую замутить воду. Однажды я расскажу своей дочери – или сыну – о своем тридцать восьмом дне рождения. О том, что незадолго до ее зачатия я целовалась с ее биологическим отцом на танцполе в «Приюте Джонни».
Примерно через час мы наконец выбираемся из клуба (это оказывается непросто), Сидни подвозит меня на своем такси, я врываюсь домой, страшно голодная. Сразу бегу на кухню, открываю холодильник и слышу шаги. Я в ужасе дергаюсь и роняю коробочку с остатками китайской еды. Все падает на пол.
– Привет, – говорит Гейб.
– Господи, как ты меня напугал.
Я наклоняюсь убрать с пола рис.
– Что ты тут бродишь по ночам?
– Ну, я тут живу, – говорит Гейб.
– И тем не менее, – я скидываю туфли, понимая, что после таких каблуков ноги будут болеть пару дней, – почему ты не спишь?
– Не спится.
– Есть хочешь?
– Нет.
– А я сейчас сдохну от голода, – пьяная я всегда выражаюсь немного резче, чем обычно, – у нас осталось что-то, кроме риса?
– Там должно быть мясо. И брокколи.
Я заглядываю в холодильник и вижу белый контейнер за пакетом цельного молока, которое пьет Гейб.
– А вот и еда.
Я ставлю контейнер на стойку и достаю вилку. Мне лень выкладывать еду на тарелку или греть ее, и я набрасываюсь на нее прямо так.
– Кошмар, – бурчит Гейб.
Он никогда не ест холодные объедки и считает, что любая еда, даже если ее едят в два часа ночи, должна лежать на тарелке. Что есть нужно прилично. Он так и выражается.
– Это ты кошмар, – говорю я.
– Нет, ты. И от тебя воняет, как от пепельницы.
Он многозначительно смотрит на меня, как будто сообщая, что ему все известно. Я не реагирую.
– Я слышал, ты сегодня курила сигары.
– Там был Пол Джолли. Ну, мой старый сосед. Я один раз затянулась его сигарой. А кто меня сдал?
– Я говорил с Лесли, – признается он.
– Она уже тебе позвонила? – она уехала минут за двадцать до меня.
– Нет, это я ей позвонил.
– Что, не удалось заманить ее потрахаться?
– Мне всегда удается, – возражает Гейб, и это очень похоже на правду.
– И почему тогда она не здесь?
– Потому что я ее не звал. Я беспокоился, потому что тебя долго не было. Сначала я позвонил тебе. Посмотри на телефон.
– Он сдох. Я кучу видео сняла. Видела, как Лесли обжималась с девушкой, – я вспоминаю о впечатляющем танце, который они с Сидни исполнили под «Pour Some Sugar on Me». Инициатором, правда, была Сидни, но все-таки.
– А я слышал, что ты обжималась с мальчиком. На танцполе.
– Ну она и сплетница. В любую жопу залезет, – я сую в рот еще кусок говядины.
– Ты что, собиралась это от меня скрыть?
– Нет, – говорю я с набитым ртом. – Но она преувеличивает.
– Ну да, – он складывает руки на груди, – знаешь, Джози. «Приют Джонни» – отвратительное место. Но тискаться там с кем-то на танцполе вдвойне отвратительнее.
– Я ни с кем не тискалась! – я выскребаю остатки мяса.
Он наклоняет голову на бок:
– То есть ты не целовалась с Питом.
– Ну, целовалась, – я закатываю глаза, – но не тискалась.
Гейб изучает меня – то ли неодобрительно, то ли с явным отвращением.
– Что? Не смотри так на меня.
Мы играем в гляделки, пока я не сдаюсь.
– Знаешь, что. В других обстоятельствах я бы подумала, что ты ревнуешь.
Трезвой я бы никогда этого не сказала. И это заставляет меня задуматься – я правда так считаю?
– К кому ревную? Если ты хочешь воспользоваться его заурядной спермой – вперед. Но я на девяносто девять процентов уверен, что ты пожалеешь.
– Заурядная сперма! – хохочу я. – Да ты правда ревнуешь! Как мило.
– Я не ревную. Я просто думаю, что обжиматься со своим донором спермы – плохая идея. Если хочешь с ним встречаться – пожалуйста, но тогда сделай паузу в своем проекте.
– Я не хочу с ним встречаться. Я хочу ребенка. И сперму.
– Ладно. Тогда, по-моему… ты можешь найти кого-то получше Пита.
– Да почему. Он очень милый.
– Да. Но в мире спермы? Ты бы правда выбрала его? Брось, Джози.
– А кто лучше? – я горжусь тем, что я в какой-то момент переключилась на воду и теперь способна, по крайней мере, спорить. – Вегетарианец? Гейб, перечитай его эссе. Он же сумасшедший. И вообще, мне не нравится идея использовать незнакомца. Лучше уж что-нибудь известное.
Он смотрит на меня, кивает и кладет обе ладони на стойку.
– Может быть, тогда ты выберешь кого-нибудь по-настоящему знакомого?
Я выкидываю контейнер в мусорку и смотрю на рис.
Он вырывает его у меня и тоже выкидывает.
– Эй!
– Ты велела мне никогда не давать тебе белую еду по ночам. Я пытаюсь вести себя как друг. Итак, возвращаясь к вопросу… Почему бы не использовать близкого друга, а не случайного чувака с сайта знакомств?
Я ничего не понимаю. Конечно же, мне просто кажется. Он не может всерьез это предлагать.
– Насколько близкого?
– Ну… например, самого близкого, – он отводит глаза и явно нервничает.
– Ты издеваешься? – хохочу я.
Он смотрит мне в глаза и качает головой. Он страшно серьезен.
Сердце у меня трепыхается еще сильнее, чем на танцполе во время поцелуя с Питом.
– Мне казалось, тебе не хочется все запутывать.
– Не хочется. Мне все еще кажется, что незнакомый человек был бы лучше. Но если ты против… надо выбирать того, кому ты можешь довериться. Кого-то, кто всегда тебя поддержит. И ребенка.
– Ты говоришь о себе, – уточняю я.
– Да. О себе.
– И кем ты тогда будешь? – я с трудом пытаюсь что-то сообразить.
– Ты о чем?
– Ну, ты будешь просто донором? Или… типа… отцом?
Он сглатывает и говорит:
– И то и другое, наверное.
– То есть не только донором.
– Да. Не только. Я сделаю больше, чем Пит. Я буду и отцом тоже.
– А как же мы? – вдруг он в меня влюбился, как Эндрю МакКарти в «Огнях святого Эльма».
– А что мы?
– Ну… ты же не предлагаешь… – я невнятно машу рукой, но он остается спокоен.
Мне приходится закончить мысль:
– Ты же не предлагаешь мне заняться сексом? Чтобы забеременеть?
– Боже, нет, конечно, – кривится Гейб, – ничего такого. Мы пойдем к той даме, врачу. И в нашей дружбе ничего не изменится.
– Ладно, – киваю я, – а это не странно?
Гейб пожимает плечами:
– Может. Не знаю… Мне кажется, это больше будет похоже на то, что мы вдвоем завели Ревиса.
– Но Ревис же собака.
– Знаю.
– И Ревис мой.
– Только формально, ты сама знаешь. Кто больше с ним гуляет? А по ночам? А кто платил ветеринару, когда Ревис сожрал носок?
– Это был твой носок, – защищаюсь я, – ты его бросил на пол.
– А с кем он спит, если дать ему выбор?
– По очереди!
– Врешь. Он больше любит меня, ты сама знаешь.
Я хочу возразить, но Гейба несет.
– Я люблю Ревиса как своего. Что угодно для него сделаю. И заберу себе, если с тобой что-то случится.
– А если мы поссоримся?
– Мы и так ссоримся.
– Нет, – я трясу головой, – не из-за грязной посуды. По-настоящему.
– Не дури. Ты же знаешь, что этого не случится.
– Всякое бывает.
– Ладно, ты права. Бывает. Тогда мы договоримся о совместной опеке, как любая разведенная пара. Просто мы не будем жениться изначально. Пропустим эту часть.
Я киваю, хотя все еще не могу поверить в услышанное.
– А Лесли что говорит?
– Я не обсуждал это с Лесли.
– Ты думаешь, она согласится?
– Наверное, – отвечает он так быстро, что мне становится ясно, что он об этом думал, – ну, мне так кажется. А если бы у меня уже был ребенок, она бы что, отказалась со мной встречаться?
– Не представляю. Я с ней почти не знакома. Может, и не стала бы.
– Ну, значит, она поверхностная. А я таких не люблю. Лучше уж узнать об этом сейчас.
– Я не готова с этим согласиться. Я не уверена, что стала бы встречаться с мужчиной, который заводит ребенка с другой женщиной.
– Тогда ты тоже поверхностная, – улыбается он, – и вообще, Лесли мне нравится, но она ничего не решает.
– Правда? Мне казалось, ты влюбился.
– Может. Не знаю. Но если мы это сделаем, это будет наше решение. Твое и мое.
Несколько секунд я смотрю на него, пытаясь понять, что происходит.
– Ты хочешь сказать, что хочешь ребенка?
– Нет, я такого не говорил. Но мне не противна эта мысль. И я хочу, чтобы у тебя был ребенок, потому что ты этого хочешь.
– Не очень убедительно.
– А я тебя ни в чем не убеждаю. Просто предлагаю. Можешь согласиться или отказаться.
Я обнимаю его, слегка хлюпая носом, и говорю ему, что мне никто никогда не предлагал подобного.
– Ну-ну, – зевает он.
Глаза он не закрывает, а значит, зевает не по-настоящему, то есть просто не хочет видеть мои эмоции.
Он сообщает, что ложится спать, и выбегает из кухни.
– Спокойной ночи, Гейб, – кричу я, – я тебя люблю, урод.
– И я тебя люблю, сквернословка, – бормочет он, поднимаясь по лестнице.
