Примерно через неделю Джози присылает странное письмо, адресованное сразу нескольким людям. Она приглашает меня, родителей, Нолана и Харпер поужинать с ней на следующий день. Просит «не волноваться» и тут же говорит, что «нужно обсудить что-то важное». Она понимает, что мы все очень заняты, а родители наверняка не горят желанием видеть друг друга, но тем не менее настаивает на своем приглашении. В этом вся Джози. Кричит, требует, драматизирует. Мама звонит мне через пять минут после письма.

– Думаешь, она заболела? – в панике спрашивает мама. – Она не делала маммографию? Не ходила к врачу? Она мне ничего не рассказывает.

– Мама, успокойся, – я включаю громкую связь, чтобы успеть закончить свои анкеты до конца дня, – если бы она хотела нам рассказать про опухоль или что-то такое, то не позвала бы Харпер. Папу, наверное, тоже. По крайней мере, поначалу.

– Она разговаривает с ним чаще, чем со мной, – говорит мама.

Это вполне может оказаться правдой, и это очень ее расстраивает. Я быстро меняю тему, потому что если я о ком и хочу говорить меньше, чем о Джози, так это об отце. Я совершенно точно не собираюсь рассказывать маме, что у него появилась новая девушка, хотя уверена, что завтра Джози и эту тему поднимет. Черт, с нее станется пригласить эту девушку отдельным письмом.

– Когда ты с ней последний раз разговаривала? – спрашивает она.

– В прошлую субботу, – вспоминаю я, – она позвонила в какое-то дикое время. Я почти спала.

– Она не показалась тебе расстроенной?

– Нет, мам. Она просто хотела поболтать. Она не в состоянии запомнить, что я прошу не звонить мне после десяти… Или что в моем доме не ходят в обуви.

– То есть ты думаешь, что у Джози могут быть и хорошие новости? – с надеждой спрашивает мама. – Может, повышение?

– Вряд ли, – я думаю, что финансовые проблемы куда вероятнее. Это будет далеко не первый раз, когда Джози просит у кого-то из нас денег.

Мама выдвигает другую теорию:

– Может, она с кем-то встречается?

– А почему она не может просто об этом сказать? И потом, вряд ли… Учитывая, что ее опять клинит на Уилле.

– Знаю, – соглашается мама, – я спрашивала ее, как прошла первая неделя в школе, и она только и говорила, что про эту девочку. Грустно…

– Грустно в смысле плачевно?

– Не будь такой злой.

Я вздыхаю и отключаю громкую связь.

– Я пытаюсь, мам. Но это сложно. Она такая… эгоистичная. Все должно вращаться вокруг нее. Посмотри только на это письмо.

– Мередит. Дай сестре шанс, – просит она, – ты всегда думаешь о ней самое худшее. Может быть, она хочет поговорить про Дэниела или про нашу поездку к Софи. Или…

Я перебиваю ее, уверенная, что Дэниел тут совсем ни при чем.

– Давай так. Посмотрим, что она нам скажет. И если это будет касаться не только ее одной, я дам ей шанс.

Вечером, когда мы с Ноланом и Харпер приезжаем к моей сестре, той нигде не видно. Родители и Гейб неуклюже беседуют в гостиной, странном сочетании склонности моей сестры к антропологическому дизайну и более современных вкусов Гейба.

Мама с папой ютятся на полосатых, под зебру, креслах без подлокотников, которые Джози купила на блошином рынке, а скучающий Гейб восседает на кожаном диване. Я, конечно, знаю, что они с Джози живут вместе, но сегодня я не ожидала его увидеть. Внезапное присутствие Гейба раздражает меня еще больше обычного. А может быть, раздражает меня Джози, которая заварила эту кашу с участием чужого человека, а сама даже не удосужилась прийти вовремя. Мне вдруг приходит в голову, что дело может быть именно в Гейбе. Может, они начали встречаться или завели какой-нибудь дикий бизнес. Но, честно говоря, мне кажется, что у него хватит ума в это не ввязываться, хотя, конечно, между ними существует какая-то дисфункциональная связь.

Я мрачно здороваюсь, даже не пытаясь скрыть раздражение, зато Нолан здоровается еще громогласнее, чем обычно, обнимает маму, потом папу, говорит все, что положено говорить правильному зятю. Они оба его обожают, хотя сложно сказать, в нем самом ли дело или в его дружбе с Дэниелом. В случае папы верен, скорее, второй вариант. Нолан для него постоянный источник утешения и грусти одновременно. Когда они оказываются рядом, разговор обязательно заходит о прошлом, они припоминают одни и те же старые истории, игры Малой лиги и шутки.

Даже если они начинают с веселья, в конце папа обязательно плачет, а Нолан его успокаивает. Это доказывает, что пережить смерть друга проще, чем смерть ребенка. Все это страшно предсказуемо, но со временем становится только тяжелее.

– Иди сюда, Харпер, солнышко, – папа протягивает руки ей навстречу.

Я оглядываюсь на Харпер, которая и не думает сдвинуться с места, предпочитая играть с Ревисом, плохо воспитанным псом Джози.

– Харпер, дедушка с тобой разговаривает.

Она без выражения смотрит вперед, а Нолан подталкивает ее и шепчет: «Поцелуй дедушку». Она неохотно подчиняется и идет к папе. Видно, что они не слишком близки – и в этом Нолан винит меня, а не алкоголика, который бросил нашу семью. Харпер быстро выворачивается из его объятий и топает к моей маме.

– Где все-таки Джози? – спрашиваю я, проходя к камину и изучая выставку фотографий. Сестра с Гейбом, с другими друзьями, с Харпер. Меня, Дэниела и родителей здесь нет.

– Она в душе, – говорит Гейб, делая непроницаемое лицо.

– Харпер, солнышко, сходи за тетей Джо, – прошу я, продолжая рассматривать фото.

Харпер спрыгивает с маминых колен и бежит по коридору, а я отпускаю замечание о том, что время Джози всегда важнее времени других людей. Никто ее не защищает, потому что сказать им нечего. Так что я сажусь рядом с Гейбом и прямо спрашиваю его, в курсе ли он, в чем дело.

Он уклончиво пожимает плечами. Я так и не поняла, не любит ли он меня, или он просто такой неприятный человек, но я на пальцах одной руки могу пересчитать все случаи, когда видела его в хорошем настроении.

– Она тебе ничего не сказала? Что-то не верится.

Не успевает он ответить, как в комнату врывается Харпер, таща Джози за руку. У Джози волосы замотаны полотенцем, и на ней спортивный костюм, который больше похож на пижаму.

– Привет, – весело говорит она, – как вы?

– Великолепно, – отвечаю я как можно саркастичнее.

Нолан сжимает мое колено, пытаясь то ли поддержать меня, то ли приструнить.

Джози смотрит на меня, складывает руки на груди и говорит:

– Ах, как правдоподобно.

– Слушай, Джози, – отвечаю я, – мы все немного волнуемся из-за того, что ты устроила это сборище.

– Это не сборище, а просто ужин, – она заправляет прядь мокрых волос под полотенце и плюхается на пол.

– Но ты в формальной рассылке сказала, что тебе нужно что-то нам сообщить. Или мне показалось?

Джози кивает.

– Ну и? Что это?

– Блин. Мер, успокойся, – как будто это может успокоить хотя бы одного раздраженного человека в мире.

– Джози, – чуть не кричу я, – мы с Ноланом волнуемся. Мама волнуется. Папа волнуется.

– Я не волнуюсь, – говорит папа, – а надо?

– Да, – рявкаю я, – надо, папа, – и чуть не добавляю, что если бы он думал хоть о ком-то, кроме Дэниела, он бы волновался. Но я не хочу уходить от главной темы.

– Нет, не надо, – отвечает Джози, – вообще не о чем волноваться. Все хорошо.

Я напрягаюсь, зная, что все хорошо быть не может.

– Просто скажи, что ты здорова, – мама целует Харпер в макушку.

– Абсолютно здорова. Просто хотела собрать всю семью… И поговорить с вами… – она осекается.

– Джози, – наконец вставляет Гейб, единственный человек, который способен на нее повлиять, – давай ты просто все скажешь и пойдем ужинать?

Она делает глубокий вдох, явно наслаждаясь моментом.

– Погоди, – мне вдруг приходит в голову, что ее новости могут не подходить детям до шестнадцати, – ты уверена, что Харпер стоит это слушать?

– Господи. А ты можешь еще хуже обо мне думать?

– Извини. Дочь мне важнее.

– Мередит! – кричит она. – Мне не очень нравится идея, что я на все способна…

– Девочки! – вмешивается мама. – Пожалуйста, не ссорьтесь. И без того…

– Мама, не происходит ничего ужасного. Вообще-то, у нас праздник. У меня чудесные новости…

Я качаю головой, чувствуя, что мне они не понравятся. Она встает, обводит комнату взглядом и говорит ясно и громко:

– Я позвала вас всех, чтобы сказать, что у меня будет ребенок.

Она вздыхает и торжествующе улыбается.

Минимум десять секунд мы все потрясенно молчим, а потом Харпер хлопает в ладоши и кричит – точно так же на прошлой неделе все реагировали на известие о беременности в семье наших друзей. Разумеется, разницы между этими случаями она не понимает.

– Девочка? – радостно спрашивает она.

– Пока не знаю, милая, – весело отвечает Джози, а я прикусываю язык, обещая себе, что не заговорю первой. Тем более, что единственные слова, которые приходят мне в голову, – это «какого хрена?».

– Джо, – тихо говорит Гейб, – ты бы объяснила все.

Она непонимающе смотрит на него, и я понимаю, что он имеет ко всему этому отношение.

– Твое объявление… немного… сбивает с толку, – говорит он.

Она все еще ничего не понимает, и он смотрит на нее фирменным взглядом типа «не будь такой дурой». Потом снисходит до нас:

– Она еще не беременна, – объясняет он, – она… планирует забеременеть.

Мама вздыхает с видимым облегчением.

– Ах да. Точно, – Джози машет рукой, – у меня будет ребенок, но это вовсе не значит, что я уже беременна. Я планирую забеременеть. Как можно быстрее.

– И как ты собираешься это устроить? – спрашиваю я.

– Я пойду в банк спермы, – гордо заявляет она. – Вот как.

Я кошусь на Нолана и испытываю радость оттого, что он наконец встревожен.

– Джози… – он указывает на Харпер.

– Ой, брось. Откуда ей знать, что такое банк спермы, – говорит Джози себе под нос, и Харпер, разумеется, тут же спрашивает, что это такое.

– Харпер, детка, иди дай Ревису косточку, – предлагает мама.

Харпер радостно соглашается, но не успевает она выбежать из комнаты, как Джози говорит:

– Вообще, мне не кажется, что это такая уж тайна. Я хочу, чтобы Харпер знала, откуда взялся ее братик или сестричка.

– Хорошо, – отвечает Нолан спокойно, но твердо, – когда она достаточно вырастет, чтобы это понять. Честно говоря, мы стараемся избегать разговоров о пчелках и цветочках в четыре года.

– Это не я придумала! – говорит Джози и пускается в одно из своих длинных объяснений о развитии детей.

Я обрываю ее.

– Когда получишь своего ребенка из пробирки, сможешь принимать такие решения. Но Харпер – наша дочь. И, пожалуйста, воздержись от подобных разговоров в ее присутствии.

Джози поджимает губы и говорит:

– Во-первых, я не считаю, что можно давать ребенку определения из-за обстоятельств его или ее зачатия. Во-вторых, это не будет ребенок из пробирки.

Я хочу ответить, но мама успевает первая:

– А как же замуж?

– А что? – мрачно спрашивает Джози.

– Ну… Ты совсем бросаешь эту идею?

– Мама. Может быть, когда-нибудь. Я надеюсь. Но мне почти тридцать восемь.

– Сейчас и в сорок рожают, – отец впервые вмешивается в разговор.

Я тут же начинаю гадать, не собирается ли он завести ребенка от своей судебной репортерши, а Джози говорит:

– Да, бывает. Но это большой риск.

– Ты можешь заморозить свои яйцеклетки, – говорит мама.

– Могу. Но я хочу ребенка сейчас.

– Ну, дело же не только в твоем желании, – замечаю я.

– Что ты имеешь в виду? Мне не позволено рожать детей просто потому, что я не замужем? В мире полно чудесных родителей-одиночек… И, конечно, полно несчастных женатых пар, из которых очень плохие родители.

Она многозначительно смотрит на меня, явно имея в виду мой собственный брак. Возможно, и мое материнство. Я злюсь на нее все сильнее.

– Ты правда полагаешь, что имеешь право кого-то судить? – спрашиваю я сестру.

– Я не сужу. А еще я не спрашиваю ни совета, ни разрешения. Я просто делюсь с вами своим планом. С людьми, которые много для меня значат. И я вроде как надеялась, что вы меня поддержите. Гейб считает, что это отличная идея.

Я прикидываю, как быстро после родов он начнет искать другого соседа.

– Хорошо. Ладно. Но, при всем моем уважении, Гейб просто не представляет, что такое дети. У него же их нет, правда? Черт… Ты рассказывала, что он забывает вывести собаку, когда тебя нет дома!

– Только один раз! – отвечает Гейб.

– Папа, а ты что думаешь? – спрашивает Джози у третьего человека в комнате, не имеющего никакого понятия о родительстве.

– Думаю… главное, чтобы ты была счастлива, – мнется он, а я думаю, что количество подгузников, которые он поменяет этому ребенку, можно будет сосчитать на пальцах.

Мама косится на бывшего мужа и говорит Джози:

– Солнышко, ты знаешь, что мы все хотим тебя поддержать. Просто… ты хорошо все обдумала?

– Да, – отвечает она, – я думала очень долго. Честно говоря, потому что дочь Уилла учится в моем классе.

– Я знала! – кричу я. – Я знала, что все дело в Уилле!

– Нет! – кричит она в ответ. – Дело в Эди и моей реализации.

Я снова ее перебиваю:

– Если ты его так любила, почему ты испортила ваши отношения?

Джози выглядит так, как будто ее ударили.

– Ты серьезно? – голос у нее дрожит.

– Да уж. Мередит, это как-то нехорошо, – вмешивается Гейб.

– Ну да, – я складываю руки на груди и меряю взглядом ее друга, – она использует Уилла в качестве оправдания. Чтобы завести ребенка.

– Оправдания? – переспрашивает Джози. – Вообще-то я не думала, что рожать детей плохо.

– Плохо, если ты не можешь о них нормально позаботиться.

– А с чего ты это взяла? Да, у меня меньше денег, чем у вас двоих. Но у меня есть работа… хорошая работа. И друзья, и семья… Я надеялась, что семья поможет мне с ребенком, но, очевидно, зря.

– Не говори так, – вмешивается мама, – конечно, мы все поможем.

– Конечно, – соглашается папа.

Джози выжидающе смотрит на меня.

– Да, – я пожимаю плечами, – я буду забегать быстренько сыграть с ней в твистер и дальше нестись по своим делам. Разве не так делают тетушки?

– Вау. Ничего себе, – говорит Джози, – я очень много времени провожу с Харпер.

– Да, Мер. И ты сама это знаешь, – соглашается с ней Гейб.

– Ладно. Предположим. Но вы хотя бы представляете, насколько быть матерью сложнее, чем быть тетей?

– А ты хотя бы представляешь, какая ты сука? – спрашивает Джози.

– Джози. Что за выражения, – говорит Нолан, а я сообщаю, что мы уходим.

Я встаю и иду за Харпер, которая отказывается слезать с маминых колен и ноет, что никуда не пойдет, что хочет остаться у тети Джози.

– Пожалуйста. Оставайся у тети Джози, – я медленно закипаю, – почему бы тебе не переехать к тете Джози и дяде Гейбу? Они же хотят поиграть в семью. И все уже продумали.

– Мередит, – шипит Нолан, впадая в ужас от того, что я вымещаю гнев на дочери.

У меня от стыда горит лицо, я успокаиваюсь и говорю Нолану, что подожду его в машине.

– Сядь, пожалуйста, – говорит он, – обсудим все спокойно.

– Не могу, – я качаю головой и добавляю, говоря о сестре в третьем лице. – Скажите ей, пожалуйста, кто-нибудь, что рожать и воспитывать детей сложнее всего на свете.

Никто не отвечает, и я наконец ухожу, замечая боль на мамином лице. Она считает, что я не права. Что гораздо сложнее видеть, как твой ребенок умирает.