Через неделю после встречи в ресторане я сижу в школе, наслаждаясь благословенным перерывом, когда дети уходят на урок музыки. И тут в моем ящике появляется письмо от Уильяма Карлайла. Тема не указана, и это кажется мне многообещающим. К моему стыду, у меня ускоряется пульс, но, открыв письмо, я с тоской вижу всего несколько слов: «Джози, не могла бы ты мне позвонить?»

Дальше указан его номер, который я до сих пор знаю наизусть, но уже не вбиваю в память телефона, опасаясь случайного звонка. Вдруг телефон будет лежать в кармане и включится фейстайм? После номера идет формальное «спасибо» и инициалы: У. К.

Я перечитываю письмо несколько раз, думая, кому позвонить сначала – Гейбу или Сидни. Потом просто звоню Уиллу, убеждая себя, что не слишком спешу. И что Уилл не стоит слишком долгих размышлений и анализа.

– Уилл слушает, – отвечает он после второго гудка.

– Привет, – говорю я, чувствуя, как сжимается желудок, – это Джози. Получила твое письмо.

– Привет, Джози, – отвечает он. Ему явно неловко, и мне тут же становится немного легче. – Спасибо за звонок.

– Что случилось? – спрашиваю я самым обычным тоном.

Слышно, что он делает глубокий вдох.

– Во-первых, я хотел еще раз поблагодарить тебя за тот вечер. Точнее, сказать спасибо твоему другу за то, что он… вмешался.

– Я ему передам, но не чувствуй себя обязанным. Я уверена, что с тобой и так все было бы в порядке, – отвечаю я, хотя легко могу представить другой сценарий.

Мне немного противно, что я привыкла представлять, что с ним происходят разные ужасы. Не смерть, правда. Скорее, финансовый крах. Или потеря внешней красоты.

– Ну… было очень неудобно.

Я прекрасно понимаю, что ему было неудобно, но удивительно, что он вот так обыденно признается мне в этом, да еще несколько лет спустя.

– Да нет, – у меня возникает ощущение дежа вю. Наверное, потому, что когда-то я чувствовала себя обязанной щадить его чувства. – Это часто случается. Помнишь, как Джордж Буш подавился брецелем?

– Младший?

– Ага. Смотрел футбол в Белом доме, подавился и потерял сознание.

– Вроде было что-то… – говорит он уже не так напряженно.

– Прикинь? Вокруг сплошная охрана и спецслужбы, а он чуть не умер один за просмотром футбола.

Уилл смеется, и я ощущаю острый прилив ностальгии. Мне всегда нравилось, как он смеется – низко и хрипло. Особенно мне нравилось, когда он смеялся моим словам. Рассмешить его было не так-то легко. Иногда даже на самых смешных фильмах он только улыбался, так что я всегда гордилась, когда у меня это получалось.

– Это все? – спрашиваю я. – С Эди все в порядке?

– Да, все отлично, – кажется, он снова напрягается, но уже не так сильно, – по крайней мере, дома. А в школе как дела?

– Все хорошо. Сейчас они на музыке, а у меня перерыв. И я смогла позвонить тебе в середине дня.

– Понятно, – говорит он, – логично.

– Ага… – мне хочется заполнить тишину. Интересно, что он хотел сказать? – Еще что-нибудь? – я надеюсь, что в моем голосе не слышна та безумная надежда, которую я чувствую, хотя я не представляю, на что именно надеюсь.

Многие годы я фантазировала, что он позвонит мне, скажет, что разводится, что совершил ужасную ошибку, что он мечтает быть со мной и только со мной. Но теперь мне не хочется, чтобы Эди пережила такое.

– Ну да… что-то вроде. Я просто… я хотел… не знаю… прояснить ситуацию. С нами.

– Нами? – у меня снова учащается пульс.

– Ну, не с нами. Я про прошлое. Про то, что с нами было. Я до сих пор плохо чувствую из-за того, что…

– Себя чувствую, – я сознательно решаю поправить его грамматику.

– Что?

– Плохо себя чувствую. Не просто «чувствую», – я улыбаюсь, припоминая, сколько раз объясняла ему, что «плохо чувствовать» – это о проблемах с осязанием или обонянием. Может быть, из-за ожога на пальцах. «Плохо чувствую» – это, например, «с трудом читаю шрифт Брайля». А «плохо себя чувствую» – это «испытываю негативные чувства».

– Ну да, конечно, как же без грамматики. Я плохо себя чувствую из-за того, как все закончилось.

Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не указать ему, что закончил все он. По своей воле.

– Все нормально, – говорю я вместо этого, чувствуя, что мне стало намного легче после этого псевдоизвинения годы спустя. – Только, Уилл… я тебе не изменяла, – у меня обрывается голос.

– Ну да. Так или иначе, я поспешил. Все совершают ошибки…

– Да. Но я совершенно точно тебе не изменяла, – повторяю я, вспоминая ту жуткую ночь. Вторую худшую ночь моей жизни.

– Ладно.

– Ты мне веришь?

После паузы он отвечает:

– Джози, ты лежала с ним в постели… Я застал вас в постели.

– Ничего не было. Клянусь. Я тебе никогда не рассказывала про ту ночь. Но только потому, что не могла…

– Не могла?

– Думала, что не могу. Просто… все было так сложно и не имело никакого отношения к нам. Все дело в Дэниеле… мне жаль. Я жалела об этом много лет. Мне хотелось бы быть откровенной с тобой. Извини.

– Не извиняйся. Все в прошлом. Так?

Я сглатываю и прикусываю губу.

– Да. У тебя отличная семья, – я горжусь тем, что взяла эту высоту.

– Спасибо.

– Андреа мне очень понравилась.

– Ты ей тоже понравилась, – тут я понимаю, что это наверняка она заставила его мне позвонить. Что она в конце концов все-таки сделала из него нормального человека, способного на доброту и сострадание.

– Да. Все в прошлом, – наверное, я говорю слишком бодро, чтобы это было убедительно.

И действительно, он колеблется, а потом с сомнением спрашивает:

– А ты как?

– Что я?

– Ты счастлива? У тебя все хорошо?

– Да, все прекрасно, – у меня теплеют щеки, и я тут же выдаю ему свой план. – Я собираюсь родить ребенка… от анонимного донора.

– Серьезно? – он сильно удивляется.

– Да, – я вдруг ощущаю спокойствие и уверенность. Я приняла правильное решение. – Я давно этого хотела. Стать матерью. Мне очень интересно.

– Это круто, Джози. Уверен, что ты будешь отличной мамой, – говорит он искренне, но в его голосе слышатся вина, жалость… и, кажется, снисхождение, – я рад, что мы наконец все выяснили.

– Спасибо, Уилл, – я одновременно тронута и чувствую себя оскорбленной.

Честно говоря, его обиженное молчание радовало меня больше сочувствия. Я придумываю, что бы сказать еще, что-то вроде «я понимаю, что хочу завести ребенка, который должен был родиться у нас, если бы мы остались вместе». Но тут я слышу шум в коридоре и понимаю, что у меня нет времени. Еще через мгновение дверь распахивается, и я вижу личико Эди.

– Ладно, мне пора. Мои детки вернулись. Твой ребенок, точнее. Мой класс…

– Хорошо, – он еще немного медлит. – Спасибо за звонок, Джози. Мне это важно.

– Тебе спасибо, Уилл. Не забывай, что ты не должен плохо себя чувствовать.

После работы я иду домой и застаю Гейба на террасе с девушкой. Как обычно, она миниатюрна на грани истощения, но на этот раз блондинка, а не брюнетка. Они играют в «Уно», пьют пиво из замороженных кружек и смеются. Секунду я смотрю на них, пытаясь вспомнить девушку, но не могу.

– Привет, – кричу я через дверь.

– Привет, – Гейб оглядывается через плечо и говорит неожиданно весело, – присоединяйся.

Я раздвигаю двери и выхожу на террасу.

– Познакомься с Лесли, – говорит он.

– Очень приятно, – я улыбаюсь и решаю, что она очень мила. И очень юна.

– Привет. Ты, наверное, Джози, – она поднимает огромные очки-авиаторы и широко улыбается. У нее огромные зубы, но это довольно красиво. – Я много про тебя слышала.

– И я, – вру я, оценивая ее наряд, – очень женственный белый топ на завязках и вытертые джинсы-бойфренды.

Она смеется, как фея Динь-Динь, а Гейб мрачно смотрит на нее, а потом на меня.

– Что смешного? – не понимаю я.

– Мы познакомились вчера.

– Окей, – я пожимаю плечами, – сдаюсь.

Она снова смеется:

– А ты отличная соседка, если готова его прикрывать.

– Ну да, – я поднимаю бровь, глядя на Гейба. Слово «соседка» вместо «друг» от меня не укрылось. – Стараюсь.

И тут она кидает на стол джокер, кричит «уно» и «зеленый».

– Сучка, – бурчит он, показывая зеленую двойку, – сдаюсь.

– Пятый раз подряд, – она сияет.

– Только не играй с ним в нарды, – предупреждаю я, – за двадцать лет я его ни разу не обыграла.

– Вы двадцать лет знакомы?

– Дольше. С детства. Но подружились только в колледже.

– Понятно, – она кивает и накрывает его ладонь своей.

Я жду, что он потерпит это примерно секунду, а потом отдернет руку, но вместо этого он нежно пожимает ее ладонь. Для Гейба это приравнивается к публичному выражению чувств.

– Где вы познакомились? – спрашиваю я, пытаясь вспомнить, где Гейб был вчера.

– В «Иберийской свинье». Я ходил к Дейлу на день рождения.

– Понятно, – как они за двадцать четыре часа прошли путь от дня рождения до игры в «Уно» у нас на террасе?

Но Гейб держит ее за руку и глупо улыбается, так что я начинаю подозревать, что случилось между этими двумя событиями.

– Итак, Лесли, – я стараюсь не замечать, что лишняя тут. Обхожу их стулья и сажусь на верхнюю ступеньку. – Чем ты занимаешься?

– Я учусь. В Колледже искусств и дизайна.

– На дизайнера одежды? – я изучаю ее открытые эспадрильи серебристого цвета. Ногти выкрашены в темно-синий.

Она качает головой.

– Нет. Нарративное искусство. Но я люблю моду.

– Ясно, – киваю я.

– Ты хоть знаешь, что это такое? – Гейб подкалывает меня второй раз.

Я мрачно смотрю на него, а она смеется и говорит:

– Он сам не знает.

– Извини. Я правда не знаю, – отзываюсь я. – И что это такое?

– Ну, в широком смысле это вид искусства, который использует изображения, чтобы рассказывать истории.

– Типа комиксов?

– Например. Хотя лично я занимаюсь анимацией.

– Круто, – киваю я.

– Лесли только что получила работу в «Пиксар». Она будет заниматься новой «Историей игрушек».

– Здорово.

– Да. А еще мы обе любим детей, – говорит она. – Гейб рассказывал, что ты учительница.

– Да. Преподаю в первом классе, – интересно, почему моя работа начинает казаться мне такой ничтожной?

Я напоминаю себе, что важнее хороших учителей разве что врачи. Но даже врачам нужны учителя.

– Здорово! – она преувеличенно радуется, и это только укрепляет мои подозрения.

– Спасибо. Мне нравится моя работа. А где находится «Пиксар»?

– В Эмеривилле, в Калифорнии. Между Оклендом и Беркли.

– То есть ты скоро переедешь? – почему я хочу, чтобы она убралась поскорее?

– Не раньше лета. Я еще доучиваюсь.

Я улыбаюсь и киваю. Вопросы у меня заканчиваются.

– Ладно, играйте шестую партию, – я указываю на стол, встаю и иду к двери, – Лесли, удачи. Я за тебя.

В следующий раз я вижу Гейба через два дня, когда мы случайно сталкиваемся на парковке. Я собираюсь в спортзал. Он приодет, насколько это вообще для него возможно.

– И где ты был?

– У Лесли, – улыбается он.

– И что там? Ты уже влюблен?

– Мы меньше недели знакомы.

– Да, но ты только что провел с ней три ночи подряд.

Я не понимаю, почему меня это так бесит, – у Гейба всегда была куча девушек и романов.

Он ухмыляется и пожимает плечами.

– Господи, – я закатываю глаза, – у вас уже был секс?

– Не твое дело, – беспрецедентный случай.

Это означает не только, что секс был, но и что она ему по-настоящему нравится. Обычно он мне все рассказывает.

– Сколько ей лет? Или это тоже страшная тайна?

– Двадцать семь.

– Двадцать семь? – переспрашиваю я, хотя совершенно уверена, что его предыдущая девушка была моложе. – Сейчас догадаюсь… Она очень умная для своего возраста?

– Да. Она умная, талантливая и мотивированная. Ты вообще знаешь, как трудно устроиться в «Пиксар»?

– Как?

– Очень.

Я скрещиваю руки на груди.

– Почему ты не ответил на три мои смски?

– Ответил.

– Нет, – он написал всего два слова – «он лузер» – на мое «говорила с Уиллом по телефону». А это вообще ничто. Он мной пренебрегает.

– Ты разве не хочешь услышать, что он хотел мне сказать?

– Что он хотел тебе сказать? – Гейб смотрит в телефон и что-то пишет.

По выражению лица я догадываюсь, что он пишет Лесли.

– Неважно, – вздыхаю я.

Гейб поднимает глаза.

– Ты чего?

– Просто тебе наплевать на меня в последнее время, – тоненько говорю я, – наплевать, что у меня происходит.

– Я что-то пропустил? Что у тебя опять происходит?

– Да ничего особенного. Просто я учу дочь своего бывшего парня, не разговариваю со своей семьей и собираюсь родить ребенка одна. Ерунда всякая.

– Джози, – он смотрит на меня поверх темных очков, – ты сущая заноза в заднице, ты в курсе?

– Да. Но я торчу в твоей заднице. И не забывай об этом, пожалуйста.