Наутро Мередит звонит мне на мобильник. Я все еще лежу вместе с Харпер на ее узенькой кроватке.

– Вы нашли Кроля?

– Нет, – шепчу я, откатываясь к стене и стараясь говорить как можно тише, чтобы не разбудить Харпер, хотя, вообще-то, ее и авианалет не разбудит, – пока не нашли.

– Черт, – выдыхает Мередит, – и как она?

– Отлично. Спит. Я тут рядом.

– В ее постели?

– Да.

– Она пиналась всю ночь?

Я со смехом отвечаю, что это нестрашно.

– А Нолан где?

– Не знаю. Я пока не вставала.

После паузы Мередит говорит:

– Я вам обоим писала вечером. Ты не получила сообщение?

– Мы с Харпер рано легли. А Нолан куда-то ушел.

– Да? – она удивляется. – Это куда?

– Не знаю, не спросила, – я спрашиваю как можно осторожнее, – у вас все нормально?

– Да. У нас все отлично.

Этот резкий ответ и необычная мрачность Нолана вчера вечером подтверждают мое подозрение – что-то у них не так. Но я знаю, как напряженно Мередит охраняет свой брак. Бесполезно на нее давить, если она не хочет чего-то рассказывать. Так что я меняю тему.

– Я уверена, что Кроль сегодня найдется. Но если что… я заказала еще одного.

– Еще одного Кроля?

Я говорю, что я помню, кто его выпустил, и почти сразу же нашла в Гугле точно такого же бежевого кролика.

– Его привезут завтра.

– Но она же заметит, – говорит Мередит, – помнишь, мама пыталась заменить Бонго?

Я улыбаюсь, вспоминая странное имя, которое я дала нашему сине-желтому петушку.

– Да. Не сработало.

– А Харпер гораздо наблюдательнее нас…

– Да, – соглашаюсь я, – но я решила, что попытаться стоит. Может, если Ревис с ним пару дней поиграет… вываляет его в грязи… или я его брошу в сушилку на высокой температуре.

– Не уверена, – сомневается Мередит.

– Ну да, – я бы хотела, чтобы она хотя бы оценила мою идею и мои старания. И то, что я лежу в постели с ее дочерью.

– И что ты сегодня будешь делать?

– Еще не решила, – отзывается она, – а ты?

Я говорю, что тоже еще не решила, но планирую провести день с Харпер.

– Ты не против?

– Конечно, – она немного смягчается, – спасибо.

– Не за что. Кстати, Мер?

– Да?

Я ищу нужные слова.

– Если тебе нужно… о чем-то поговорить, просто скажи мне.

– Спасибо, – снова говорит она, – я тебе очень благодарна, Джози.

Позднее, когда Харпер уже успела три раза пореветь из-за Кроля – к счастью, Мередит этого не слышит, – Нолан входит в гостиную, где я складываю постиранные вещи, и спрашивает, не хочу ли я навестить Дэниела.

– На кладбище?

Вопрос глупый, потому что где еще мы можем увидеть Дэниела, но Нолан мягко отвечает:

– Да. Я хотел свозить туда Харпер… хорошо бы ты тоже пошла. Ты не против?

Я так удивлена этой прямой просьбой, что неохотно киваю:

– Хорошо, – но на самом деле я в ужасе.

Еще через пару часов, несмотря на мои многочисленные попытки предложить что-нибудь другое, мы с Ноланом и Харпер останавливаемся на парковке у Арлингтонского мемориального парка. Три дверцы открываются, потом поспешно закрываются, и эхо отдается в тишине живописного кладбища. У меня перехватывает желудок, и я готовлюсь к наплыву воспоминаний о 26 декабря 2001 года, дне, когда я была тут в последний раз. От них никуда не деться. Ледяной холод. Каблуки тонут в мокрой земле. Зияет могила, вырытая в красной глине. Одинокая синешейка смотрит с голого дерева на гроб моего брата.

Мы молча гуськом подходим к могиле. Нолан идет первым, за ним Харпер с букетиком. У меня, вообще-то, топографический кретинизм, но это место я найду без всяких проблем. Красивый старый дуб – отличная примета. Имя брата тут же бросается мне в глаза. Могильный камень наполовину скрыт тенью. На него упало несколько листьев, которые Нолан поднимает и сует в карман. Я неуклюже отступаю в сторону – понятия не имею о кладбищенском этикете, но уверена, что стоять прямо над могилой невежливо.

Солнце весь день то выходило из-за облаков, то снова пряталось, но теперь пасмурно и довольно прохладно. Я ежусь и доверху застегиваю флиску, ненадолго сую руки под мышки, а потом все-таки смотрю на могилу брата. На плоском сером куске гранита написано его полное имя, дата рождения и дата аварии. Под ними изображен крест и слова, которые мама сочинила, сидя в кухне вместе с папой и пастором Симмонсом: «Любимый сын, брат и друг».

Я тогда подумала, что это слишком простая эпитафия. Что слишком многое упущено – внук, племянник, кузен, бойфренд. Я была готова сказать об этом – у меня началось что-то вроде посттравматического синдрома Туретта, – но все же я сдержалась и поднялась в свою комнату, где и просидела почти до самых похорон.

А теперь Нолан тихо и спокойно говорит:

– Харпер, солнышко, положи цветочки сюда.

Со страшно торжественным видом – как ребенок, играющий в кино в сцене похорон, – она кивает и становится на колени. Медленно опускает букет на землю. В букете розы и гвоздики, он куплен в «Пабликс» и выглядит слишком дешевым и ярким. Зеленая целлофановая обертка, перехваченная резинкой, погоды не делает. Если бы Мередит была с нами, все было бы по-другому. Цветы бы купили у модного флориста, а Харпер была бы в платье, а не в грязной футболке.

А главное, меня бы тут не было. Вынести груз ее ожиданий я не способна.

– Молодец, солнышко, – шепчет Нолан и встает на колени рядом с ней. Поправляет цветы. – Хочешь помолиться?

Харпер, явно приученная к такому, складывает ладони, зажмуривается и говорит:

– Господи, благослови дядю Дэниела.

– Господи, благослови дядю Дэниела, – повторяет Нолан.

Хотя я часто представляю себе детей своего брата, я никогда не рассматривала его смерть с точки зрения племянницы. Откладываю эту идею в длинный список вещей, о которых я погрущу как-нибудь потом. Прямо сейчас мне нужно оставаться спокойной.

Нолан произносит «Отче наш», молитву, которая кажется мне очень формальной или по крайней мере старомодной. Я понимаю, что должна молиться вместе с ним, но не делаю этого. Я даже не закрываю глаз, в отличие от Харпер, которая не открывает их до финального «аминь». Затем она тоже старательно выдыхает странное слово.

Потом оба встают и Харпер убегает, снова превратившись в беззаботного ребенка. Нолан быстро, но крепко меня обнимает.

– Ты в порядке?

Тут я понимаю, что уже довольно давно не дышу. Выдыхаю и говорю, что все в норме.

– Когда ты тут была в последний раз? – интересно, он знает правду?

Волосы лезут в глаза. Я заправляю их за ухо и признаюсь:

– Никогда.

– Никогда?

– Никогда после его похорон, – мне стыдно.

– Да? – он приоткрывает рот.

– Ты думаешь, что это ужасно?

– Нет, – он мотает головой, но я не уверена, что могу ему поверить.

– Я просто не думаю, что он здесь. Под землей.

Именно так я всегда оправдываюсь за то, что не бываю на могиле брата. Перед собой, мамой и сестрой. Нолан очень добр, он кивает и говорит, что понимает меня.

Я смотрю в небо и щурюсь:

– Мне нравится думать, что он там.

Он снова кивает.

– Я знаю, о чем ты… Но здесь я сильнее ощущаю его присутствие. Говорят, что часть души навсегда остается в могиле.

Я прислушиваюсь к тишине и вдруг понимаю, что тут совсем не тихо. Шелестят на ветру листья. Где-то лают собаки. Кто-то заводит двигатель. Нолан смотрит на меня, и я понимаю, что он ждет ответа.

– Каждому свое, – наконец говорю я.

Не слишком ли легкомысленно это прозвучало? Мередит бы точно это так восприняла.

Но Нолан, к счастью, не Мередит, и он согласно бормочет:

– Ну да, каждый верит в свое… Но ты же веришь, что он где-то есть? – он хмурится и смотрит мне в глаза.

Я молчу, думая, что верю я в это далеко не всегда.

– Не знаю… – наконец говорю я.

Он в ужасе смотрит на меня.

– Джози! Ты должна верить. Иначе…

– Иначе что?

– Иначе какой во всем смысл?

– А нет никакого смысла, – бурчу я себе под нос, думая, что ненавижу идею «божьего промысла».

Я многозначительно смотрю на Нолана, но тут, к счастью для меня, у него звонит телефон. Он вытаскивает его из кармана и смотрит на экран. Наверняка мы оба думаем, что это Мередит. Я точно так думаю. Но тут Нолан показывает мне экран – номер неизвестен. Он говорит, что не представляет, кто это, но берет трубку.

– Да? – голос у него тревожный.

Я слышу высокий женский голос и тут же думаю, что это какая-нибудь реклама. Но тут Нолан улыбается.

«Его улыбка похожа на солнышко», – однажды сказала моя мать еще до смерти Дэниела, когда она была способна на такие поэтические сравнения. Да, улыбка осталась прежней.

– Спасибо огромное! – радостно говорит он. – Мы немедленно приедем! Спасибо!

Он сует телефон обратно в карман и смотрит на меня со слезами на глазах.

– Харпер, солнышко! Догадайся, что случилось?

– Что? – кричит она, прикрывая глаза ладонью.

– Они нашли Кроля! Он ждет тебя в Леголенде! – громко объявляет Нолан. Голос у него дрожит от облегчения.

Харпер радостно вопит и бросается к нам. Нолан сияет и гордо смотрит на меня.

– Видишь?

– Что вижу? – спрашиваю я, хотя знаю ответ. Он много раз говорил что-то подобное. Типа что Дэниел стал ангелом-хранителем Харпер. И что он смотрит с небес на нас всех.

Как будто «божий промысел» может состоять в том, чтобы убить молодого человека, но спасти плюшевого кролика.

Вечером, без особых проблем уложив Харпер (с помощью Кроля), я спускаюсь вниз. Нолан доедает остатки макарон с сыром прямо из кастрюли. Большой деревянной ложкой. Он неуверенно улыбается мне и вытирает рот ладонью.

– Не парься, – улыбаюсь я в ответ, – все так делают. Почему-то еда из кастрюльки гораздо вкуснее.

– Согласен, – он сует в рот последнюю ложку, – есть хочешь? Можно пиццу заказать или еще что-нибудь…

– Нет, спасибо. Мне пора.

– Уже? – разочарованно спрашивает он. – У тебя есть планы?

– Нет, – отвечаю я, хотя примерно час назад Пит спросил у меня, что я собираюсь делать вечером, – но ведь Кроль нашелся, и я решила, что больше не нужна.

– Я, конечно, способен без тебя обойтись. Но давай ты останешься, посидим немного, – я вспоминаю, как Мередит однажды сказала, что Нолан совершенно не способен оставаться один, – пива?

– Ладно, давай.

Нолан улыбается, открывает холодильник и берет с дверцы два «Будвайзера». Протягивает мне бутылку и садится за стойку. Я встаю напротив него, опираюсь о стойку локтем.

– Ну, как жизнь? – спрашивает он, отпивая пива.

– Прекрасно, – нервно усмехаюсь я. На мгновение мне хочется рассказать ему о предложении Гейба, но я решаю этого не делать, зная, что Нолану и без того есть над чем подумать. – А ты как?

– Офигенно, – злобно говорит он, да еще и поднимает оба больших пальца, подчеркивая сарказм.

Я решаю, что это приглашение к разговору, и прямо спрашиваю, что происходит с Мередит.

– Кто знает? – вздыхает он.

Я отпиваю пива и тщательно выбираю слова.

– Зачем она поехала в Нью-Йорк?

– Отдохнуть немного, – отвечает он.

– Что-то случилось? У вас? – уточняю я, зная, что произошло что-то ужасное. Мередит не могла просто так пропустить Хеллоуин. Для четырехлетки Хеллоуин все равно что Рождество.

Нолан смотрит вверх и влево. Эксперты по языку тела уверяют, что это явный признак лжи.

– Нет. Все в порядке.

– Ладно. Кстати, если ты не знал, люди, когда врут, смотрят как раз туда.

Нолан мрачно улыбается и говорит:

– Ну да. На себя посмотри.

– И все-таки, – осторожно надавливаю я, – что у вас случилось?

– Я не знаю, Джози, – он качает головой, – просто ей плохо.

– Это что, новость? Мер пребывает в хреновом настроении со дня своего появления на свет.

– Знаю. Но сейчас стало хуже.

Я спрашиваю, почему он так думает, и злюсь на сестру. Почему бы ей просто не забить и не быть счастливой? У нее все для этого есть.

– Думаешь, у нее депрессия? Клиническая?

– Нет. Наверное… У нее точно была депрессия после рождения Харпер, – он замолкает, и я немедленно припоминаю послеродовую депрессию Мер. Не ужасную, но мама страшно испугалась.

– Но сейчас не так, – продолжает он, – скорее, у нее кризис среднего возраста.

Мне кажется, что этот термин давно утратил свое значение и теперь обычно означает неверность любого рода. Я говорю, что моя сестра никогда ему не изменит.

– Знаю, – он смотрит на этикетку, – я не этот кризис имею в виду. Просто… мне кажется, ей лучше было бы без меня.

– Она хочет развода? – я покрываюсь холодным потом.

– Да. Наверное, – он смотрит мне в глаза.

– Нет. Это невозможно.

Нолан смотрит на меня грустно. Очень грустно.

– Боюсь, Джози, что возможно. Она почти прямо это сказала.

– Но ты же идеальный муж! – в эту минуту я почти ненавижу сестру. Как она смеет так с ним поступать?

Он улыбается, но выглядит по-прежнему грустным.

– Ну… спасибо. Но мы, кажется, оба знаем, что это не так работает… Честно говоря, мне кажется, она меня никогда не любила.

– Конечно любила! И любит, – и я тут же вспоминаю, как мы с сестрой сидели в примерочной магазина свадебных платьев. Как она говорила, что ей страшно и она ни в чем не уверена. Мне это всегда казалось странным. Да и до сих пор кажется. Никого лучше Нолана она не найдет. Да никто из нас не найдет!

– Что? О чем ты думаешь?

Я отвожу взгляд.

– Ни о чем.

– Ты только что посмотрела наверх и налево. Теперь ты врешь.

Я сглатываю и уже хочу рассказать ему о том разговоре в примерочной, но тут же решаю, что это не мое дело. И главное, что это теперь изменит?

– Мне кажется, Мередит просто постоянно сомневается в себе и передумывает. Вот, например, ее профессия. Зачем она вообще это сделала? Она всегда хотела быть актрисой, вот зачем она пошла учиться на юриста?

– Ну да, – соглашается он, – только, Джози, я – это эквивалент юридического университета в отношениях. Она жалеет о выборе профессии. О браке. Она ненавидит всю свою жизнь.

– Я не об этом! – я понимаю, что только что сделала все еще хуже. – Просто… Мередит сложная. И после смерти Дэниела все стало еще хуже.

Он изумленно смотрит на меня.

– Что? Хочешь сказать, это для тебя новость?

После смерти Дэниела мы все стали куда мрачнее. Просто Мередит изначально была самая угрюмая.

– Нет… не то чтобы. Просто мне кажется, что это первый раз, когда ты упомянула Дэниела в разговоре со мной. Обычно это я всегда о нем вспоминаю.

Я киваю. Желудок снова сжимается, как на кладбище.

– Знаю.

– Почему? – спрашивает он. – Почему ты не хочешь даже говорить об этом?

Я сглатываю и чувствую, как собирается в подмышках пот.

– Не знаю. Просто… как мы говорили на кладбище… все верят в разное. Все по-разному справляются со смертью.

– Да, но мне всегда было странно. Я всегда думал, что ты будешь вести себя так, как сейчас ведет себя Мередит. И наоборот. Понимаешь?

Я хмурюсь, не понимая до конца.

– Не совсем.

– Потому что, честно говоря, ты больше похожа на открытую книгу… и бокал у тебя обычно наполовину полон…

Я пожимаю плечами и спрашиваю, как мы перешли с его брака на меня – мне хочется сменить тему.

– По-моему, это связано, – сразу отвечает он.

Я заставляю себя усмехнуться и пытаюсь его сбить.

– Что? Каким образом я связана с твоим браком?

– Ты не связана, – моя уловка не сработала, – я говорю о твоей семье. О том, что с ней случилось после смерти Дэниела. С вами всеми.

Я знаю, к чему он клонит, и мне этого совсем не хочется. И все-таки он смотрит мне в глаза и говорит:

– Джози, пожалуйста, давай поговорим о той ночи.

В горле у меня стоит комок, так что я просто качаю головой.

– Прошло почти пятнадцать лет… а мы никогда об этом не разговаривали. Тебе это кажется странным?

– Не совсем… – я отвожу глаза, – точнее… в чем смысл? – голос у меня срывается.

– Джози, – строго говорит он, – мы оба знаем, в чем смысл. И мне кажется, что это должно случиться. Прямо сейчас.

Сердце у меня колотится где-то в ушах, и я в последний раз пытаюсь увильнуть от этого разговора, как делала с той самой ночи, когда заподозрила правду. Ночи, когда Уилл нашел меня в постели с Гейбом.

– Это обязательно? – скулю я.

– Да. Обязательно. Черт, Джози… Мы были вместе в ту ночь, когда погиб Дэниел. И до сих пор об этом не разговаривали.

– Мы не были вместе, – обрываю его я и обхватываю себя за плечи. Я мечтаю, чтобы моя догадка не оправдалась. – Мы просто были… в одном и том же баре. Там еще была куча народу.

– Я знаю. Куча народу, которая не имела никакого отношения к Дэниелу… – он ставит пробку от бутылки на ребро и раскручивает ее.

Мы наблюдаем, как она вертится и как падает, и наконец снова смотрим друг на друга.

– Джози, – краска отливает у него от лица, – я должен кое-что тебе сказать.

– Нет, – у меня громко бьется сердце, и мне очень хочется убежать.

Я отступаю на несколько шагов, высматривая выход, но Нолан огибает стойку и кладет руки мне на плечи, удерживая меня на месте.

– Я должен тебе кое-что сказать, – с нажимом сообщает он.

– Я знаю, что ты хочешь сказать, – перед глазами у меня туман.

– Нет, – он держит меня за плечи.

– Знаю, – я стряхиваю его руки и пытаюсь не расплакаться, – он же не за бургером поехал в тот вечер?

Нолан смотрит на меня и медленно качает головой.

– Нет, не за бургером.

– Он собирался забрать меня.

Выражение муки на лице Нолана подтверждает мои худшие страхи. Потом он кивает.

– Черт, – я вся дрожу, – я знала… что это была моя вина.

– Нет, Джози. Ты не виновата.

– Конечно, виновата! – я всхлипываю. – Он же за мной поехал!

– Джози, ты разве не понимаешь?

– Что еще?

– Это же я ему позвонил. Это я сказал, чтобы он за тобой приехал. Понимаешь? Это моя вина, не твоя.

– Но если бы я не напилась…

– Но я-то не напился, Джози. Я вообще не пил. Мне нужно было просто отвезти тебя домой. Я болтал с какой-то девушкой. С глупой девчонкой, с которой хотел переспать… не хотел прерывать веселье. Так что я позвонил Дэниелу и попросил его приехать… и ушел из бара. Даже не стал его дожидаться. Не узнал, что он не приехал, – лицо у него сморщивается, и он плачет.

Я никогда не видела, чтобы взрослый мужчина плакал. Даже отец не плакал после смерти Дэниела.

Мне все сильнее хочется убежать. Я выхожу в гостиную, сажусь на диван и прячу лицо в ладони. Слышу шаги Нолана. Я вижу его краем глаза, чувствую, что он садится рядом со мной. Потом он обнимает меня за плечи.

– Джози, – в его голосе мучительная боль, – пожалуйста, посмотри на меня.

Я смотрю. Ради него.

– Извини, – по лицу у него бегут слезы, – Джози, пожалуйста, прости меня.

– Ты меня прости, – я не даю ему взять на себя всю вину, – он всегда просил меня не пить так много… боялся, что я стану как папа…

– Да. А мне он сказал накануне, что мне пора перестать спать с глупыми девицами и надо найти себе кого-то, кого я по-настоящему полюблю. Вроде Софи…

– И ни один из нас его не послушал.

– Если бы только я сам отвез тебя домой… Это я виноват.

Некоторое время мы разговариваем, сбивчиво исповедуясь друг другу. «Я с кем-то трахался, пока он умирал…» – «Я валялась в отключке…» – «Я ничего не знал до следующего утра…» – «Ты узнал раньше меня».

Когда говорить больше нечего, он берет меня за руку. Мне должно быть ужасно неудобно – сидеть в гостиной моей сестры и держать за руку ее мужа, – но на самом деле это вовсе не так. Он как будто мой брат. Не Дэниел, другой. Мы долго сидим в тишине, пока я не задаю последний вопрос, который уже прожег дыру в моем сердце:

– А Мередит знает?

Я смотрю на него, задержав дыхание, и жду ответа. «Да» объяснило бы, за что она так меня ненавидит. Но я не могу представить, что она столько лет держала это при себе и при этом бросала мне в лицо обвинения помельче.

И, разумеется, Нолан отвечает:

– Нет, она ничего не знает. Никто не знает. Все считают, что он поехал за бургером.

Голос у него дрожит, но он продолжает:

– Утром твои родители попросили меня позвонить друзьям Дэниела. Я взял его телефон. Код блокировки я знал. 4265.

– Что это значит? – это не имеет значения, но мне хочется знать.

– Это… в честь Хэнка Аарона. 4265. Хэнк.

Я вспоминаю бейсбольную карточку, которую он носил в бумажнике. Мои родители положили ее в нагрудный карман его пиджака перед тем, как закрыть гроб. Меня чуть не тошнит.

– Я знал его код, – продолжает Нолан, – взял телефон и посмотрел список звонков. Я надеялся, что он позвонил кому-нибудь еще после нашего разговора. Софи например… пожелать счастливого полета. Но нет, – он вздыхает, с трудом сдерживаясь, – последние два звонка… Он говорил со мной.

– Два звонка?

– Да. Первый – входящий. Пятьдесят две секунды. Я просил его приехать за тобой.

– А потом ты перезвонил? – осторожно спрашиваю я.

– Нет. Он сам позвонил мне примерно через пятнадцать минут и сказал, что выходит из дома. Что уже едет.

– Ты помнишь этот разговор?

– Конечно. Это был последний разговор с ним. Это был его последний разговор вообще.

– Сколько вы проговорили? – я уверена, что он знает ответ.

– Четырнадцать секунд. Четырнадцать гребаных секунд. А знаешь, почему?

– Потому что он был за рулем? – спрашиваю я, вспоминая, как ответственно он относился к вождению. Да и ко всему.

– Нет. Потому что я спешил. Девушка уже собиралась уходить, а я не собирался ее отпускать.

– Она ушла?

– Почти. Я поймал ее у дверей. Посадил в такси. Поехал к ней… И мы занялись сексом. И что?

Я сжимаю его ладонь, помогая собраться с силами.

– Я даже не запомнил ее имени.