Ровно через две недели после того, как доктор Лазарус засунула в меня сперму Гейба, она говорит нам, что можно сделать тест на беременность. Результат должен быть надежным. Проснувшись, я иду в спальню к Гейбу. Он стоит перед шкафом без рубашки.

– С Днем благодарения, – говорю я, радуясь, что мы проводим его вместе. Что бы ни случилось дальше.

– И тебя, – он смотрит на коробочку с тестом у меня в руке.

– Сейчас? – я помахиваю коробочкой. – Или подождем?

Он пожимает плечами и выбирает неописуемо зеленую полосатую футболку, которую носит еще с колледжа.

– Как хочешь. Я готов.

– Может, попозже? – отступаю я. – Вдруг отрицательный тест испортит нам весь праздник?

– Думаешь, испортит? – я тут же начинаю думать, что Гейб втайне мечтает, чтобы ничего не вышло. – Мы же просто собираемся поужинать с моими родителями и твоей мамой. И никому ничего не скажем. Разве мы не так решили?

Я киваю.

– Да, так. Но я буду разочарована. А ты? – я внимательно смотрю на него.

– Немножко. Но, честно говоря, я сильнее удивлюсь, если ты забеременела. Доктор Лазарус же сказала, что у нас шанс двадцать процентов.

– В лучшем случае.

– Ну вот. Значит, если ты не беременна, а это скорее всего так, мы просто попробуем еще раз. Уже с лекарствами.

Умом я понимаю, что он прав. Прошел только один месяц. Одна попытка. Очень дорогая попытка. Я думаю о парах, которые годами пытаются зачать ребенка, раз за разом делают ЭКО, и понимаю, что пока не имею никакого права дергаться. И все-таки мне кажется, что это мой единственный шанс. И что если он не сработал – вот прямо сейчас, с Гейбом, – у меня вообще никогда не будет ребенка.

Я пытаюсь объяснить это все, надеясь, что Гейб меня утешит или скажет, что я драматизирую. Но вместо этого он просто кивает:

– Да, я понимаю, о чем ты.

– Ты тоже такое чувствуешь? – у меня обрывается сердце.

– Немножко, – он садится рядом со мной на край кровати, – я имею в виду, что когда-нибудь у тебя обязательно будет ребенок. Но я вовсе не уверен, что со мной.

Я чуть не умираю от разочарования.

– Из-за Лесли? – спрашиваю я.

Не потому, что она как-то ревнует или не понимает этой странной и неестественной ситуации. Наоборот, она отнеслась ко всему очень мило и великодушно, и Гейб теперь только сильнее ее ценит и уважает. А из-за этого проблемы могут возникнуть у меня.

Но он качает головой и говорит, что Лесли ни при чем.

– У нас все не настолько серьезно. Она нормально ко всему относится.

– А в чем тогда дело?

Он серьезно смотрит на меня:

– В Пите.

– Нет, Пит тоже не против. Он нас поддерживает, – я вспоминаю, как безукоризненно он себя вел эти две недели, хотя я видела его только один раз после похода к врачу (мы быстренько пообедали вместе).

Гейб ухмыляется.

– Брось, Джози. Ты ему очень нравишься.

– Я знаю, что нравлюсь. И он мне тоже. Но он согласен, что мы должны… разделять важные вещи. И что я должна поступать так, как лучше для меня.

– Ну ладно. И чего мы тогда ждем?

– Ничего, – я смотрю на коробочку, потом медленно снимаю с нее обертку, вынимаю одну судьбоносную полоску и, щурясь, читаю мелкий шрифт на коробочке.

Гейб смеется, вырывает у меня коробку и сталкивает меня с кровати:

– Как будто раньше ты этого не делала, – он намекает на мои многолетние страхи, – кончай тупить, иди, узнай, правда.

Через пять минут, пописав на полоску, аккуратно закрыв ее колпачком и оставив на раковине Гейба, я возвращаюсь в комнату и смотрю на него. Он смотрит на меня в ответ, тоже без всякого выражения.

– Отрицательный? – предполагает он.

Я мотаю головой.

– Положительный? – недоверчиво спрашивает он.

Я снова мотаю головой и говорю, что не могу понять.

– Я не могу на него смотреть. Посмотри ты, пожалуйста.

Он кивает и встает. Он очень бледен – с его оливковой кожей это выглядит странно.

– Подожди, – я хватаю его за руку, – а какого результата ты хочешь?

Гейб отводит глаза и мудро решает уклониться от ответа.

– Я хочу, чтобы у тебя родился ребенок, который должен у тебя родиться.

– Не виляй, – строго говорю я. – Ты надеешься, что тест положительный или отрицательный?

Он набирает воздуха и говорит:

– Положительный.

– Почему? – у меня учащается пульс.

– Почему? В смысле? А зачем мы вообще все это начали, если не хотим положительный тест?

– И ты не передумал? Ни капельки?

– Ну, я нервничаю. И это все немного странно… очень странно. И хрен с ним. Но я уже вписался, – он пожимает плечами и строптиво смотрит на меня.

– Хрен с ним? – мне становится совсем плохо. – Что значит «хрен с ним»?

– Ты сама знаешь, что это значит, – он улыбается, – уже слишком поздно.

– Если тест отрицательный, то совсем не поздно. Можно соскочить. Не пробовать снова.

– Да, – он очень старается быть терпеливым, – а если он положительный…

– И что ты почувствуешь? – подначиваю я.

– Я не знаю, Джози! – он смотрит куда-то вдаль. – Радость… ужас… волнение… кучу всего.

– Но ты не пожалеешь?

– Нет. Точно не пожалею.

– Обещаешь?

– Клянусь, – он поднимает два пальца, хотя никогда не был скаутом.

– Ладно, – я смотрю на него искоса, – потому что мне надо тебе кое-что сказать…

– Да? – он смотрит на меня с опасением.

– Вообще-то я посмотрела на полоску. И тест положительный, – сердце рвется у меня из груди.

– Заткнись! – вопит он и несется в ванную.

Возвращается через секунду, размахивая тестом с двумя яркими розовыми линиями. Глаза у него горят от радости – я думала, что никогда такого не увижу.

– Твою мать, – он обнимает меня так крепко, что я не могу дышать, – у нас будет ребенок.

– Да, – я смеюсь и плачу одновременно, – у нас будет ребенок.

Я беременна. Беременна. Беременна.

Следующие несколько дней я постоянно повторяю эти слова – пока принимаю душ, веду машину и особенно пока сижу в классе с детьми. Мы с Гейбом больше почти ни о чем не говорим, пытаясь осознать масштабы того, что натворили.

И все равно ситуация продолжает казаться сюрреалистичной, и я думаю, что ничего не изменится, пока я не поделюсь новостями хотя бы с одним живым человеком.

Раньше я всегда воображала, что первым делом расскажу все семье, потом близким друзьям, а потом всем остальным – когда пройдет три месяца и можно будет уже говорить о беременности. Но, вообще-то, я всегда полагала, что все пойдет традиционным путем – любовь, свадьба, дети, – а получилось как-то не так.

Так что через пару дней я решаю поступить совсем нетривиально и начать с Пита. В каком-то смысле это довольно прагматичное решение, потому что мы собираемся встретиться, и я знаю, что он будет задавать мне вопросы (это, правда, не остановило меня от вранья, когда вопрос задала Сидни – я сказала, что еще не делала тест). Может быть, я просто хочу поскорее со всем покончить, понимая, что это прекратит любые романтические отношения между мной и Питом. Но – и это важнее всего – по какой-то неясной причине я просто хочу рассказать все именно ему.

Из уважения к Гейбу я звоню ему – по дороге к Питу – и уточняю, не будет ли он против.

– Может, надо немного подождать?

– Не могу я больше ждать. К тому же он наверняка сам спросит.

– Ну, тебе решать. Я поддержу любое твое решение.

– А ты еще не рассказал Лесли?

– Нет.

– А расскажешь?

– Ну, когда-нибудь, – смеется он, – согласись, скрыть это будет довольно сложно.

Я решаю не развивать тему и не спрашивать, хотел бы он скрыть это от нее, и просто говорю, что перезвоню попозже.

– Ладно, пока, – он очень быстро вешает трубку.

Я закатываю глаза и напоминаю себе, что он не изменится только оттого, что я ношу его ребенка.

Еще через несколько минут я вхожу в дом Пита. Он улыбается:

– Я страшно рад тебя видеть.

– И я, – я убеждаю себя не вываливать новость сразу. Но не успеваю даже снять куртку.

– Я беременна, – и тут на меня впервые накатывает тошнота. Наверняка из-за беременности.

Он испуганно смотрит на меня, и улыбка застывает на его лице.

– Серьезно?

– Я серьезна, как сердечный приступ. Или как внебрачный ребенок, – пару вечеров назад так пошутил Гейб.

Он медленно осознает новости, и глаза у него стекленеют, а потом мрачнеют.

– Быстро ты.

– Знаю, – я нервно усмехаюсь, – с первой попытки.

– Поздравляю. Очень за тебя рад.

– Спасибо.

Он улыбается, потом осторожно обнимает меня и поглаживает по спине, помогает снять куртку и медленно и тщательно пристраивает ее в шкаф. Потом он ведет меня в кухню, засыпая по дороге вопросами:

– И как ты себя чувствуешь? Волнуешься? А Гейб как? – говорит он бодро, но выражение лица у него напряженное.

– Ну, я все еще толком ничего не осознала, – я замечаю открытую бутылку красного вина и два бокала, – но мы оба очень рады. И благодарны миру за все.

– Это очень крутые новости. Правда, – он наливает два бокала и вдруг останавливается, – блин, тебе же нельзя?

Я мотаю головой и страшно смущаюсь, хотя сама не понимаю почему.

Он сливает вино из двух бокалов в один и делает глоток. Улыбается:

– Что тогда тебе предложить?

– Ничего, спасибо, – мы смотрим друг на друга, и мне вдруг хочется попрощаться и с достоинством удалиться.

– Давай хоть воды налью, – он берет из шкафа стакан, наливает воду из-под крана. Смотрит на нее, потом выливает воду и достает бутылку из холодильника.

– Спасибо, – я откручиваю крышку.

– Стакан дать?

– Не надо.

Он улыбается, не разжимая губ, и спрашивает, когда мне рожать.

– Третьего августа. Если мы правильно посчитали. Но на следующей неделе мы идем к врачу, узнать поточнее.

– То есть ты пока не была у врача? Тогда почему ты так уверена? – с надеждой спрашивает он. Хотя, может быть, мне просто кажется.

– Потому что я сделала примерно пять тестов, – я заставляю себя улыбнуться.

Он тоже улыбается и спрашивает, как восприняли новость мои родители.

– Они тоже счастливы?

– Я им еще не говорила.

– Нет? А сестре?

– Нет. И ей тоже. На самом деле ты первый. И пока единственный, – я глуповато смеюсь, и мне вдруг кажется, что я совершила дурацкий поступок. Тем более, что Пит явно удивлен.

– Джози, спасибо… это очень мило… большая честь… я тронут.

Я киваю и отвожу взгляд. Говорю, что это ерунда.

– И вовсе нет, – теперь он снова становится похож на себя, – я правда за тебя очень рад. Ты так этого хотела, и у тебя все получилось. Это же чудесно, – он обходит кухонную стойку и снова обнимает меня, на этот раз от души.

– Спасибо, мне очень приятно, – он снова садится на свое место, – но есть пара проблем… – я очень стараюсь не огорчаться.

– Да? Каких?

– Ну… во-первых, я стану очень толстая, – я смеюсь.

– Беременная, а не толстая.

Это идеальный ответ, и я так и говорю. Он улыбается и дает мне пять.

– Какой я молодец, выбрал правильные слова для беременной.

Я улыбаюсь.

– А какие еще проблемы?

Я снова отпиваю воды и молчу пару секунд, прежде чем сказать правду. То, что я на самом деле чувствую.

– Мне грустно.

– Из-за чего?

– Из-за нас. Я понимаю, что между нами все изменится.

Пит кивает, и ему тоже явно грустно.

– Боюсь, что да.

Сердце у меня падает, хотя от его откровенности мне становится легче. Честно говоря, он мне и нравится в основном потому, что никогда не пудрит мозги. Так что я продолжаю. Задаю вопрос, который мучает меня со Дня благодарения.

– Скажи, пожалуйста. Если бы я не выбрала этот вариант, с Гейбом… если бы я не забеременела… – я на мгновение останавливаюсь. От обилия упущенных возможностей у меня кружится голова. – Ладно, не будем.

– Нет уж, говори, – он смотрит мне в глаза, – пожалуйста.

– Ладно, – я киваю и набираю побольше воздуха, – если бы я не завела ребенка, как ты считаешь, было бы у нас какое-то будущее? Вероятность чего-то?

Я читаю ответ во взгляде Пита, а потом он отвечает утвердительно.

Я прикусываю губу и уговариваю себя не жалеть. Говорю, что мы могли бы расстаться через пару месяцев, и у меня осталось бы еще меньше времени, и окончательное бесплодие стояло бы ближе. Я напоминаю себе, что хотела именно этого, что я буду матерью, а материнство – не только дар, но и жертва. Величайшая жертва.

Пора к этому привыкать.

– Ладно, – я заставляю себя пожать плечами, – вот так всегда.

Проходит несколько долгих секунд, и он снова открывает рот:

– Ты не могла бы задать вопрос по-другому?

– Ты о чем? – не понимаю я.

– Спроси, может ли у нас быть будущее теперь? – он краснеет.

Я повторяю его слова, глядя ему в глаза. Сердце колотится очень громко:

– Как ты думаешь, может ли у нас быть будущее?

Он берет меня за руку.

– Да. Думаю, что да. Это непросто, но мне так кажется.

Я ежусь. По всему телу бегут мурашки – по рукам, ногам, спине.

– Правда? – у меня дрожит голос и подгибаются ноги. – Ты правда так думаешь?

Он кивает. Он серьезен, как никогда, и это очень важно.

– Да, Джози, я правда так думаю. Ребенок меня не пугает. На самом деле я только буду больше о тебе заботиться.

Мне трудно поверить в эти слова, но я все равно верю.

– Почему? – шепчу я.

Он хмурится и задумывается.

– Потому что теперь я понимаю, какая ты, – говорит он наконец, – ты сильная, независимая и мечтаешь сделать самое прекрасное, на что способна женщина. Я сражен… – он улыбается.

– Ты понимаешь, что будет сложно?

Я вспоминаю, что Уилл думал про Гейба. Про то, что отличалось от его представлений о жизни.

– Да. Но любовь творит чудеса. Даже когда сложно.

– Подожди, – я невольно улыбаюсь, – ты что, признаешься мне в любви?

– Нет, – он улыбается и берет меня за вторую руку, – но я этого не исключаю. Я могу полюбить тебя. Полюбить вас обоих…

Какое-то мгновение я думаю, что он имеет в виду Гейба, но потом понимаю, что речь о ребенке.

– Забавно, – я сжимаю его руки, – потому что мне тоже кажется, что мы могли бы тебя полюбить.