Через четверть часа, когда я завтракал, представляя, что из стен высунутся дула револьверов или нарисованный над каминной полкой судья спустится, как в рассказе Брэма Стокера, с веревкой в руке, раздался звонок в дверь, и вошел Паркинсон.

— Послушай, — начал он с возмущением, чего я от него ожидал, — это уже не шутка.

— Грэм понял это раньше тебя, — произнес я.

— Я получил еще одно из этих треклятых писем… — Тут взгляд его упал на мой конверт, и он вздрогнул. — И ты тоже? Как думаешь, где это закончится?

— В морге, насколько это касается меня. Что в твоем письме?

Паркинсон показал его мне.

«Если хочешь узнать правду, приезжай на Силвер-сквер, 72б».

— Квартира Рэнделла, контора, называй, как хочешь! — воскликнул я. — Так вот, это самая настоящая западня!

— Да, но за ней что-то должно быть. Я еще не встречал более ясного предупреждения «не суйся». И поэтому считаю, что нужно ехать туда.

— Чтобы погибнуть? Вряд ли мертвыми мы принесем Фэнни много пользы.

— Знаешь, я не думаю, что мы приносим ей много пользы, оставаясь живыми. И если, как намекает твое письмо, нас все равно убьют, мы хоть выясним, кто это сделает.

— Большое спасибо, — усмехнулся я. — Рэнделл от меня уже несколько раз уходил. Кажется, он меняет внешность в зависимости от обстоятельств.

— Чувствуешь себя здесь в большей безопасности? Ты наверняка прав. Но я все равно еду на Силвер-сквер.

— С полицейскими?

— Нет. Я хочу, чтобы он выдал себя.

— Смотри, чтобы он не выдал тебя. Я отправился к Грэму именно с этой целью, и смотри, что получилось. Позаботься, чтобы Рэнделл не понял, что игре конец, и не решил прихватить тебя в морг за компанию.

Однако ни насмешки, ни доводы не могли поколебать уверенность Паркинсона.

— Ты как хочешь, — заявил он, — а я еду.

— Ладно, тогда еду с тобой. Я всегда презирал людей, которые дочитывают книгу только до последней главы и сдают ее в библиотеку, не узнав развязки, потому что боятся страшного конца.

По крайней мере, сказал я себе, можно взять с собой оружие, но, выдвинув ящик стола, обнаружил, что револьвер исчез. Я стоял, глядя на то место, где он был — я никогда не запирал ящика, — а потом с довольно глупым видом перевел взгляд на Паркинсона.

— Что ж, — сказал я, — похоже, Рэнделл следил за моими передвижениями пристальнее, чем я предполагал.

— У меня есть револьвер, — произнес Паркинсон. — Новенький. — Достал его и покачал на ладони. — После того как он выстрелил в тебя через окно, я решил, что нужно позаботиться о своей безопасности.

Вскоре мы отправились туда. Поднимаясь по лестнице, никого не встретили — я сообщил Круку по телефону о наших намерениях — и когда нажали кнопку звонка у двери, никто не открыл ее.

— Проверь, заперта ли она, — прошептал я.

Паркинсон подергал ручку. Дверь легко открылась, и мы заглянули в комнату. Однако едва мы переступили порог, я остановился и ахнул. Паркинсон взглянул на меня. Окно было завешено темными шторами, из промежутка между ними на нас смотрело, не мигая, какое-то лицо. Страшное, загадочное, гипсово-белое, с громадными блестящими глазами и раздвоенной рыжей бородкой.

— Осторожнее! — воскликнул я, но Паркинсон уже не раз рисковал в жизни.

Он молча вскинул револьвер, и выстрел расколол тишину и лицо, раскрошившееся, как гипс, на который походило.

— Только так и нужно поступать с подобными джентльменами, — угрюмо проговорил Паркинсон, смертельно бледный, с дымящимся револьвером в руке. — Давай сядем.

Я двинулся вперед; рыжая бородка отделилась от маски и лежала на полу, нелепая и зловещая. За моей спиной раздался голос Паркинсона:

— Думаю, это последняя партия. Кертис, ты ведь любишь иметь на руках выигрышные карты? Ну что ж, они у тебя были. Однако теперь игра кончена. Настал час расплаты.

Я оглянулся и ощутил прижатое к пояснице ледяное дуло револьвера.

— Сядь, — сказал Паркинсон, — и я выложу тебе правду. Если будет желание, можешь заполнить пробелы.

Мы сели лицом друг к другу, он держал револьвер, зловеще наведенный на меня.

— Ты очень умный, — начал Паркинсон, — и, похоже, чертовски опытный. Разумеется, это новый метод — совершить преступление, а потом вместо того, чтобы затаиться, находиться в центре внимания, общаться с полицией и юристами — кстати, Крук причастен к этому? Нет? Конечно, у данного метода есть свои достоинства. Никто не может знать этого лучше тебя. Тот, кто прячется от дневного света, живет во мраке. Он понятия не имеет, каким станет очередной ход полиции. Но если у тебя добрые отношения с властями, об их планах ты знаешь все; можешь открыто идти по их следу, знать положение вещей, совершать необходимые тонкие уловки, это очень важно для того, чтобы тебя не вздернули за твое преступление, и все это, заметь, в атмосфере симпатии и сочувствия. Как все тебя жалели, когда ты старался освободить Фэнни. Каким мужественным ты казался, когда время от времени совал голову в львиную пасть! Взять этого рыжего злодея! Разве Крук не советовал тебе держаться подальше от этой комнаты, если дорожишь жизнью? А когда приходили письма, разве не думали все, что ты отважный человек, потому что не обращаешь внимания на угрозы и продолжаешь рисковать своей шкурой ради дорогой Фэнни? Держу пари, что ты просто упивался этим. И всегда мог ответить на вопросы полицейских, давал им подробную информацию относительно точного времени, когда Рубинштейн был убит — ты и твоя любовница Фэнни Прайс поехали туда, чтобы убить Рубинштейна, хотя, надо отдать вам должное, вряд ли в ваши планы входило убийство.

Паркинсон закурил.

— Больший дурак, чем ты, или, скажем, — тут он негромко засмеялся, но в этом звуке, несмотря на его вкрадчивость, было что-то раздражающее, злобное, — не такой хитрый сидел бы себе тихо, предоставив полиции найти своего зайца и гоняться за ним. Ты предпринял смелый шаг, дал им зайца, о котором они не слышали, — того беднягу, что женился на Фэнни и, готов поклясться, до сих пор жалеет об этом. Думаю, — добавил Паркинсон, стряхнув с сигареты пепел, — если бы его арестовали за это убийство, вас бы это нисколько не тронуло. Пусть его повесят! Для чего существует козел отпущения? А потом, когда стало ясно, что его не найти и тень виселицы замаячила пугающе близко, ты выбрал беднягу Грэма и взвалил убийство на него.

Все это время я сидел неподвижно; я считал себя довольно умным, но теперь не был в этом уверен. Казалось, несмотря на все свое планирование, я еще мог умереть. Я слышал какие-то звуки вокруг, но не смел повернуть головы. Думал, что у Паркинсона за шторами стоят люди, ждущие, чтобы я сдался, выдал себя… В голове у меня яростно бились мысли, я слышал, как интуиция твердит мне: «Он привел тебя сюда, надеясь сломить твою волю. У него есть аргументация по делу, но неполная. Иначе он не продолжал бы этот тщательно продуманный фарс. Пусть говорит; все, что ты скажешь, он может опровергнуть или считает, что сможет». Я словно бы шел по осыпающемуся краю пропасти, где малейший неверный шаг означал мгновенную жуткую смерть. Я спросил, можно ли закурить. Табачный дым прочищает мозг.

Паркинсон подался вперед, вставил мне в рот сигарету и зажег спичку.

— Не бойся, — сказал я. — Я безоружен.

— Знаю, — кивнул он. — Знаю, где твой револьвер.

— Как хорошо ты осведомлен, — усмехнулся я. Даже теперь я не представлял, как спасти свою шкуру.

— Он у полицейских, они нашли его в квартире Грэма окрашенным его кровью. Господи, как подумаю, что мог бы спасти его, если бы не стремился дать тебе веревку, чтобы повеситься! Да, я давно слежу за тобой, с тех пор как узнал о подмене браслетов. Помню, как ты подозвал Фэнни в галерее, сообщив, что в ящике лежат оригиналы. Кто еще знал, где находятся копии? Это было хорошим замечанием в письме Грэма. С твоей стороны было разумно, — завистливо добавил он, — сказать столько правды. Это твой метод опытного преступника. Говорить правду до определенного момента, а потом исказить ее. У тебя уже существовала репутация откровенного человека. Это главный секрет дипломатии; ты заслуживаешь репутацию по двум пунктам — надежности и государственной деятельности.

— Это все предположения, — заметил я как можно спокойнее.

Паркинсон покачал головой:

— Не совсем. Я не настолько глуп. Устроить покушение на свою жизнь при свидетеле — ход умного преступника. До тех пор у меня были подозрения, но отсутствовали доказательства, и когда тебя ранили, я пришел к выводу, что нахожусь на неверном пути. Но было что-то странное в том, как ты бросился к окну, полагая, будто во дворе человек, который охотится за тобой. В сущности, ты стал для него мишенью, черным силуэтом на фоне освещенной комнаты. Ты осторожничал, входя в комнату Грэма, подозревал, что там западня, а тут подставился. А когда я искал врага и никого не нашел, но обнаружил револьвер, привязанный к кустам. Длинная черная веревка была одним концом привязана к спусковому крючку, другим к скобе в нижней части оконной створки. Как только окно открылось, револьвер выстрелил. Знал бы я, что у тебя на уме, я бы взял оружие и тут же пошел бы в полицию, но я не был уверен…

— Что я убил Рубинштейна?

— О, в этом я был уверен. — Паркинсон бросил окурок в камин. — Я не был уверен, что даже та подготовленная сцена станет достаточным доказательством. Ты можешь сказать, что план подготовил кто-то другой — поэтому я ждал.

— Целых двадцать минут, — произнес я.

— Ты имеешь в виду это объяснение? О, я считал, что обязан дать его тебе. Как-никак, ты проявил немалое мастерство, и никто не застрахован от случайностей. Ты не мог знать о мистере Блае. Думал, что спас от виселицы вас обоих, притянув сюда Фэнни, и он, должно быть, явился для тебя неприятным сюрпризом. Понимаешь, это полностью исключает причастность Фэнни и разрушает твою версию. Я пытался найти объяснение и нашел приблизительное. По некоторым пунктам можешь поправить меня. Наверное, Рубинштейн вернулся раньше, чем ты ожидал, и застал тебя на месте преступления. К сожалению, любые присяжные сочтут Фэнни причастной. Я считаю ее невиновной с начала до конца и не могу доказать этого. Ей чертовски не повезло с пуговицей.

— Да, — кивнул я, — и как ты собираешься это объяснить?

— Я бы сказал, что поскольку Фэнни в безумной спешке выпрыгивала из машины, когда она захлопывала дверцу, пуговица застряла в дверной петле. Рубинштейн потом нашел ее и привез. Иного объяснения придумать не могу.

Я пожал плечами.

— Если считаешь, что присяжные примут его…

Мой разум работал, как ласка, способная выбраться почти из любой ловушки.

— Что касается машины… Ты помчался к воротам, решив, будто Рубинштейн возвращается. Вошел ты в грязной обуви. Автомобиль нужно было отогнать от задних ворот, а в туманную ночь никто не нашел бы ее на дорожке за домом.

— Говоришь ты очень убедительно, — заметил я, — но даже тебе будет трудно доказать, что я убил Грэма. Как ты сумеешь убедить кого-то, что такое письмо было написано за десять минут? В дом я вошел в одиннадцать часов, а в полицию позвонил в десять минут двенадцатого.

— Я не думаю, что оно было написано так быстро, — спокойно ответил Паркинсон. — Предположу, что он был убит до того, как ты вошел в квартиру — во второй раз. Нет, не спорь. Ты ловко создал свое алиби с помощью женщины с пятого этажа. При необходимости она может показать, что ты вошел в одиннадцать часов. Но кто открыл тебе дверь? Грэм? Нет, потому что он был мертв. Заявишь, что Грэм оставил дверь незапертой, чтобы ты нашел его? Это могло бы не вызвать сомнений, если бы не было установлено, что Грэм не покончил с собой, а его убили. Когда он позвонил тебе?

— В десять двадцать, — медленно произнес я.

— А когда ты позвонил Круку?

— В десять пятьдесят.

— Вот-вот. Интересно, почему ты звонил из телефонной будки возле дома, где Грэм снимал квартиру, а не по своему аппарату?

— Потому что до последней минуты не хотел сообщать ему, где нахожусь.

— Понятно. Что ж, присяжные могут истолковать это как угодно. У тебя есть алиби на время от десяти двадцати до десяти пятидесяти?

— Я вышел из квартиры.

— Я сказал — алиби.

— Со мной никого не было, если ты это имеешь в виду. Для человека на улице что один прохожий, что другой.

— Вот ведь незадача, — усмехнулся Паркинсон. — Давай, расскажу, как я представляю это. Ты поговорил с Грэмом по телефону, сразу же вышел, осознав опасность, застрелил Грэма, а потом отпечатал признание на его машинке, используя его копирку и бумагу. Ты предусмотрел почти все, даже позвонил адвокату Грэма, чтобы установить тот факт, что в десять сорок пять он был жив. Если бы кто-нибудь проходил мимо двери и услышал стук пишущей машинки, то решил бы, что это работает сам Грэм. Вскоре ты спустился вниз, позвонил Круку из телефонной будки, а когда пробило одиннадцать, вошел в лифт и сделал свое сенсационное открытие.

Он бросил второй окурок в камин.

— Можно сказать, — продолжил Паркинсон с каким-то завистливым восхищением, — ты заслуживал выигрыша. Сделал мастерский ход, позвонив сначала по неверному номеру перед тем, как связаться с полицией, чтобы тверже установить свое алиби. И сообщил все данные, адрес и прочее? Ты был прав: говорил мне, что убийца зарвется, так оно и вышло.

Движение за моей спиной стало более заметным. Я увидел на фоне темной стены лицо Берджесса, напоминавшее морду спаниеля.

— Игра окончена, мистер Кертис, — произнес он. — То письмо при вас?

Оно было при мне. Я достал его из кармана и подал ему. Берджесс подошел к Паркинсону.

— Смотрите, мистер Паркинсон! — Он быстро перелистал страницы. — Чернила, какими сделана подпись. Это стало завершающим штрихом. Потому что, видите… — Берджесс снова обратился ко мне: — Ваша авторучка при вас? Будьте добры, распишитесь на этом листе. Спасибо. Теперь вы, мистер Паркинсон. Теперь я.

Берджесс достал из кармана авторучку и склонился над листом. Я не понимал, к чему он клонит. Оказалось, что ручка не пишет. Поводив ею по бумаге, он отложил ее.

— Видите? Это авторучка мистера Грэма. Ручки с чернильницей в его квартире не было. Заметили, мистер Кертис? Значит, если он не расписывался этой авторучкой, то чем он, черт возьми, расписался?

— Он не расписывался, — проговорил Паркинсон. — Мы это установили.

Берджесс сурово посмотрел на него.

— В нашей работе мы не употребляем слово «установили», пока это не установлено. Догадок, чистой дедукции для нас недостаточно. Итак, если Грэм не расписывался, тот, кто подписал письмо, был его автором. Согласны?

— Конечно.

— Тогда, — он поднял лист бумаги, — как вы это объясните? Мистер Кертис расписался синими чернилами. Письмо подписано черными. Ваши соображения?

Паркинсон вскочил, но по обе его стороны стояли люди Берджесса. Револьвер со стуком упал на пол. Берджесс нагнулся и поднял его.

— Вы были правы, мистер Паркинсон, — сказал он. — Самый умный преступник иногда зарывается. Что ж, думаю, у нас наконец есть все улики, какие нам нужны.

— Я хотел бы узнать еще кое-что, — произнес знакомый мягкий голос у моего плеча. — Может, инспектор, вы позволите задать мистеру Паркинсону последний вопрос? Мистер Паркинсон, как вы узнали, что мистер Кертис позвонил по неверному номеру перед тем, как связаться с полицией? В газетах об этом не сообщалось. Я не представляю, как об этом мог узнать кто-то, если не находился там. Разумеется, если мистер Паркинсон может убедить нас в каких-то добрых намерениях, заставлявших его прятаться за шторой… Нет? Тогда позвольте мне сделать предположение. Он находился там, зная, что игра окончена и мы идем по его следу. Мы должны были представить доказательства, для чего задействовали всю свою агентуру, что он не только убийца Рубинштейна, но и что он Артур Рэнделл, убийца Джеймса Керби и потенциальный убийца Саймона Кертиса.

Крук подался вперед и неожиданно сорвал с головы Паркинсона толстый золотистый парик, открыв совершенно новую личность: человека лет на пятнадцать старше того Паркинсона, к какому я привык. Его бледное лицо искажалось яростью и унижением.

— Разумеется, Рэнделл, вам нужно было остаться, — продолжил Крук. — Существовала вероятность, что кто-нибудь позвонит Грэму, и если он не ответит, могут возникнуть вопросы. Кто-то мог даже ворваться в квартиру через дверь, которую вы предусмотрительно оставили незапертой. А следовало сделать вид, будто он жив, до того времени, когда должен был приехать Кертис. Эта квартира идеальное укрытие для убийцы; нужно только встать за дверь смежной комнаты, а когда явится полиция и поднимется суматоха, ускользнуть через черный ход. Вы очень о многом подумали, Рэнделл. И как умно было выставить главным подозреваемым того, кто и совершил убийство. Как вы только что сказали Кертису, это новый метод. Более надежного способа сбить погоню со следа не существует.