Ноябрь 1916 – июнь 1917 г.

7 ноября 1916 г. Вудро Вильсон был переизбран президентом Соединенных Штатов. Через двенадцать дней, 19 ноября, он направил всем воюющим странам ноту с предложением изыскать способы завершения конфликта. Накануне 85-летний император Франц Иосиф выразил свое «глубокое удовлетворение» тем, что возникает реальная перспектива мирных переговоров. 20 ноября, несмотря на приступ бронхита, он, как обычно, работал с официальными документами. Во второй половине дня врачи уговорили его лечь в постель, но он дал указание разбудить его на рассвете. «Завтра утром в половине четвертого, – сказал он камердинеру. – Я не успеваю с работой». Рано утром 21 ноября, как и хотел, он приступил к работе с документами. В начале десятого часа вечера он умер .

Новым императором Австрии и королем Венгрии стал 29-летний внучатый племянник Франца Иосифа эрцгерцог Карл. Первой новостью, которую он получил в ранге императора, были известия о неминуемом завоевании австрийскими и германскими войсками Румынии. 23 ноября генерал Макензен форсировал Дунай близ Зимничи. Продвижение его армии существенно ускорилось благодаря понтонному мосту, наведенному австрийскими инженерами. Через два дня румынское правительство начало эвакуироваться из Бухареста в Яссы на севере страны.

В ноябре Германии сопутствовал успех и в воздухе, и на море. 21 ноября в Эгейском море был торпедирован океанский лайнер «Британик», переоборудованный под плавучий госпиталь. Двенадцать человек погибли, в том числе те, кто оказался в спасательной шлюпке, перерезанной пополам винтом уходящего под воду корабля. Среди спасенных была стюардесса из экипажа знаменитого лайнера-близнеца «Титаник», не закончившего свое первое плавание в довоенные годы. Через два дня на Западном фронте Манфред фон Рихтгофен сбил британского воздушного аса майора Лэно Хоукера, кавалера Креста Виктории. Это была одиннадцатая победа Рихтгофена. 25 ноября в Атлантике близ Лиссабона немецкая подводная лодка U-52 потопила французский линкор «Сюффрен». Выживших не оказалось.

27 ноября семь «цеппелинов» совершили налет на Англию, сбросив более двух сотен бомб. Два дирижабля удалось сбить. На одном из них, подбитом зажигательными пулями, выпущенными британским летчиком, погибли все двадцать членов экипажа. На следующий день над Лондоном пролетел немецкий гидроплан и сбросил шесть бомб на Кенсингтон. «Я был в здании Министерства иностранных дел и услышал взрывы, но решил, что это в Веллингтонских казармах идут учебные стрельбы», – вспоминал позже один из старших британских дипломатов лорд Хардинг. Никто не погиб, но шестеро гражданских лиц получили ранения. Этот налет ознаменовал начало применения самолетов наряду с «цеппелинами» для нанесения бомбовых ударов по столице.

В ноябре в гавани Дьепа на борту шведского корабля были арестованы двое мужчин в гражданской одежде и переданы британским военным властям. Их звали Альберт Ингем и Альфред Лонгшоу. Оба были рядовыми пулеметной роты, дезертировавшими в октябре, перед отправкой их подразделения в траншеи. В гражданской жизни они работали клерками в железнодорожной компании Salford Goods Yard. Они предстали перед военным трибуналом и 1 декабря были расстреляны. Родителям Ингема сообщили, что он «погиб от ранений, полученных при артобстреле», а родителям Лонгшоу – просто «умер от ран». Обоих занесли в почетный список погибших железнодорожников на станции Сэлфорд. После войны отец Ингема, узнав, что произошло на самом деле, обратился в Комиссию по воинским захоронениям с просьбой сделать уникальную надпись на могиле сына во Франции:

УБИТ НА РАССВЕТЕ

ОДИН ИЗ ПЕРВЫХ ДОБРОВОЛЬЦЕВ

ДОСТОЙНЫЙ СЫН

СВОЕГО ОТЦА.

5 декабря член британского парламента полковник Нортон-Гриффитс, стремясь не допустить, чтобы румынские нефтяные запасы в Плоешти попали в руки австро-немецких войск, организовал впечатляющий диверсионный акт: были взорваны или выпущены из резервуаров более 800 000 тонн бензина. Это был впечатляющий жест, но он не оказал никакого влияния на исход кампании. 6 декабря немецкие войска во главе с генералом Макензеном на белом коне вошли в Бухарест. Кайзер отметил победу шампанским. Центральные державы овладели пятью столицами: Брюсселем, Варшавой, Белградом, Цетинье и Бухарестом. Страны Антанты не контролировали ни одну из столиц Центральных держав.

Единственной столицей, за которую вели боевые действия войска Антанты, оставались Афины. Король Греции отказался позволить Антанте использовать его столицу для переброски поставок на Салоникский фронт. 30 ноября французские и британские войска высадились в Пирее и 1 декабря вступили в бой с войсками короля. В ходе столкновения погибли около сорока греческих солдат. Французы и британцы тоже потеряли несколько человек. Затем войска Антанты согласились отступить. 6 декабря британцы оккупировали остров Сира, чтобы обеспечить контроль над телеграфными кабелями в Восточном Средиземноморье. В течение двух месяцев они заняли все острова архипелага Киклады. В Салониках греческие военные под командованием Венизелоса, выступавшие на стороне Антанты, провозгласили временное правительство и объявили войну Германии и Болгарии. Венизелос со своими войсками попытался овладеть Афинами, но был разгромлен верными королю частями и вынужден заявить о нейтралитете.

6 декабря в Британии появился шанс измененить основное направление ведения войны. Старого и деморализованного Асквита на посту премьер-министра сменил Дэвид Ллойд Джордж, единственный человек в парламенте, как писал Черчилль своему другу, «обладающий способностями или знаниями для ведения войны». Далее Черчилль предупреждал, что новое правительство ждут гигантские трудности и «впереди на многие месяцы – сплошные катастрофы».

12 декабря канцлер Германии Бетман-Гольвег, выступая в рейхстаге, предложил вступить в переговоры с Антантой на нейтральной территории. Через три дня французы предприняли мощное наступление на немецкие оборонительные укрепления в районе Вердена, отодвинули линию фронта почти на те же позиции, где она находилась девять месяцев назад, и захватили более 11 000 немецких солдат и 115 тяжелых пушек. Новый французский главнокомандующий генерал Нивель, торжествуя, сказал: «Заверяю вас, что победа обеспечена». Один из историков Вердена Алистер Хорн написал с большой долей истины и с неменьшей горечью, основанными на глубоком изучении темы: «При Вердене не «победила» ни одна из сторон. Это было нерешающее сражение в нерешающей войне; необязательное сражение в необязательной войне; сражение без победителя в войне, в которой не оказалось победителей».

Будет ли положен конец войне сейчас, когда ее участники вступили в переписку о возможности переговоров? 20 декабря, прежде чем Антанта ответила на предложение Бетман-Гольвега о проведении переговоров, президент Вильсон попросил представителей каждой из стран-союзниц сформулировать свои условия заключения мира. «Сознавал ли президент, – записал впоследствии британский дипломат лорд Хардинг, – что в тот момент выступить за мир означало выступить в поддержку милитаризма со всеми кошмарами, которые с ним связаны?» Фраза из письма Вильсона о том, что Соединенные Штаты «слишком горды, чтобы воевать», особенно ранила тех, кто воевал уже больше двух лет. На следующий день после письма Вильсона Британия дала официальный ответ. Его сформулировал Ллойд Джордж, ставший двадцатью днями ранее премьер-министром. «Мы предпочитаем больше полагаться на надежную армию, чем на ненадежные обещания», – заявил он. Его сделали премьер-министром представители двух основных политических партий, уверенные, что он – безусловно лучший из всех, кто в состоянии решительно вести войну. Он не мог их подвести. На следующий день в качестве непосредственной реакции на его выступление генерал Людендорф призвал свое непосредственное начальство немедленно начать неограниченную подводную войну.

Интенсификация войны становилась очевидна, несмотря на вмешательство Вильсона. В тот же день, когда Ллойд Джордж отверг американское предложение, в Британии был создан департамент воинской повинности для координации призыва большего количества мужчин на действительную службу. Главой нового департамента стал местный политик и бизнесмен Невилл Чемберлен, чей кузен и близкий друг Норман воевал на Западном фронте .

По мере приближения Рождества 1916 г. и в период рождественских праздников появились все признаки того, что война будет продолжаться на всех фронтах. На Синайском фронте австралийские и новозеландские части оттеснили турецкие войска к Эль-Аришу и 21 декабря заняли этот город в пустыне. До границы с Палестиной оставалось каких-то три десятка километров. 23 декабря в Румынии армия Фалькенхайна захватила 10 000 военнопленных. Германия больше не могла рассчитывать на крайне необходимое ей продовольствие из одной из житниц Европы. 25 декабря русский царь приказом по армии объявил об отклонении предложения Вильсона. Через два дня немецкая подводная лодка в Эгейском море потопила французский линкор «Голуаз». 30 декабря государства Антанты официально отказались от предложения Бетман-Гольвега о переговорах как от «пустого и неискреннего». Через три дня кайзер заявил своему ближайшему окружению, что по окончании войны «побережье Фландрии должно стать нашим».

Рождественское перемирие 1914 г. осталось в прошлом. В 1916 г. на Западном фронте ни о каком братании не могло быть и речи. Французская фронтовая газета так описывала действия солдат к югу от Соммы: «На Рождество около двадцати наших скопились в гадкой траншее, отбитой у немцев, близ Абленкура. Мы попали сюда двадцать четыре часа назад, чтобы создать этот конкретный сектор. Наши люди прошли почти сорок километров пешком и только что провели четыре часа, дыша тошнотворной вонью автобусов. Они привезли продовольствие на трое суток, от которого что-то должно было остаться и после рождественского ужина. Вечером мы доедали то, что оставалось на дне наших вещмешков… тех, в которых хоть что-то осталось». В этом районе на Сомме, «залитом грязью, воды взять негде. Две армейские части – пришедшая на смену и уходящая – провели поистине кошмарную рождественскую ночь, не слишком обезнадеживающую… В третье военное Рождество на фронте наверняка есть еще несколько тысяч подразделений, у кого нет ничего, кроме снарядов, чтобы отпраздновать Рождество».

Многие питали надежду на то, что вмешательство президента Вильсона будет способствовать заключению мира. «Очевидно, война подходит к концу, – записал в дневнике в последний день 1916 г. уроженец Германии Артур Руппин, сионист, находившийся в Константинополе. – Вероятно, пройдет еще какое-то время, но 1917 г. принесет нам мир». Это было химерой. Несмотря на гибель, ранения и пленение многих сотен тысяч человек, несмотря на предложения Вильсона о перемирии, армии продолжали расти. Война не окончится и после двух с половиной лет смертоубийства. В последний месяц года с открытием железнодорожной линии Мурманск – Петроград возросла боеспособность России. К концу 1916 г. Россия имела под ружьем более девяти миллионов человек. У Германии было семь миллионов, Австрия, несмотря на понесенные потери в 800 000 убитыми и более миллиона ранеными, все еще сохраняла почти пятимиллионную армию.

1917 г. начался с потерь на море. У мыса Матапан немецкая подводная лодка торпедировала британский воинский транспорт «Иверния». Утонул 121 человек. Все они направлялись в Египет в качестве подкрепления британским войскам, которые гнали турок по Синайской пустыне в сторону Палестины. Через девять дней британцы вытеснили турок из пограничного Рафаха, захватив 1600 военнопленных. Весь Синайский полуостров, в то время считавшийся аванпостом Османской империи, оказался под контролем Британии.

Этой зимой в Лондоне уроженец Румынии, палестинский еврей Алекс Ааронсон, предложил Британии свою помощь в изгнании турок из Палестины. Его семейство уже создало шпионскую сеть на территории Палестины. Он был готов предоставить ее в распоряжение британцев. Их знание расположения колодцев и источников на территории между Газой и Беэр-Шевой должно было стать решающим фактором для помощи британским войскам, когда придет время наступления. Ааронсон, чье предложение после тщательных расспросов было принято, вернулся в Каир.

В начале 1917 г. в войне принимали участие одиннадцать европейских государств и Турция, основная часть территорий которой относилась к Азии. Совсем недавно в войну вступила Португалия. Ее войска уже присоединились к армиям Антанты на Западном фронте. Теперь в число союзников входили русские, британцы, французы, итальянцы, японцы, португальцы, сербы (с маленьким участком территории на юге страны), бельгийцы (таким же образом цеплявшиеся за кусок своей земли) и румыны (только что изгнанные из своей столицы). Британская армия включала воинские контингенты из Австралии, Новой Зеландии, Индии, Южной Африки, Вест-Индии и Канады, в состав блока Центральных держав входили Германия, Австро-Венгрия, Болгария и Турция.

Важную роль в войне играли национальные устремления. В Аравии набирала ход арабская революция. Британские офицеры, в том числе Т. Э. Лоуренс, приняли участие в ряде нападений на позиции турецких войск в районе Янбу-эль-Бахра на Красном море. Три британских военных корабля помогли арабскому лидеру эмиру Фейсалу три недели спустя захватить Эль-Ваджх. Чехи, словаки и поляки также рассчитывали осуществить свои национальные устремления в случае крушения Австро-Венгрии. Многие евреи надеялись, что поражение Турции может привести к некоторой форме еврейской автономии в Палестине. В январе один из членов шпионской сети, созданной семейством Ааронсон, вступил в контакт с австралийским военным патрулем на синайской границе.

Из всех великих держав только Соединенные Штаты продолжали сохранять нейтралитет, несмотря на гибель своих сограждан в результате немецкой подводной войны. «Войны не будет, – заверил соотечественников президент Вильсон 4 января. – Для нас принять в ней участие – это совершить преступление против цивилизации». Впрочем, через два дня Вильсон из разговора своего посла в Берлине с канцлером узнал, что мирные предложения кайзера, сделанные месяцем ранее, совсем не такие, какими кажутся. Немцы заявили о готовности «уйти из Бельгии», но на совершенно неприемлемых условиях: по словам канцлера, Германия намеревалась потребовать постоянной оккупации Льежа и Намюра, а также «других фортов и гарнизонов по всей Бельгии», «владения» бельгийскими железными дорогами и морскими портами и германского военного присутствия на территории Бельгии, которой вообще не будет позволено иметь свою армию.

Посол Джерард сказал канцлеру: «Похоже, вы не многое оставляете Бельгии, если не считать права короля Альберта пребывать в Брюсселе с почетной гвардией». Канцлер на это ответил: «Мы не можем позволить Бельгии быть аванпостом Великобритании».

Все дискуссии о будущем Бельгии вскоре перейдут в разряд чисто теоретических. Кайзер был на грани принятия решения, которое вынудит Америку вступить в войну. 9 января он председательствовал на коронном совете, на котором должен был решиться давно обсуждаемый вопрос о неограниченной подводной войне. Первым выступил начальник военно-морского штаба адмирал фон Гольцендорф, который заверил кайзера, что в случае начала неограниченной подводной войны Британия через полгода запросит мира. Кайзер спросил у адмирала, как торпедирование кораблей повлияет на Соединенные Штаты. «Даю вашему величеству слово офицера, что ни один американец не высадится на континенте», – ответил Гольцендорф. Гинденбург, выступивший следом, указал на огромное значение сокращения военных поставок странам-союзницам. Бетман-Гольвег, убежденный противник этой меры, сказал, что она будет способствовать вступлению американцев в войну, но, поняв, что армейское и флотское начальство его не поддерживают, попросил отозвать свое возражение.

Кайзер больше не колебался. Неограниченную войну немецких подводных лодок против всех кораблей, невзирая на то под каким флагом и с каким грузом они идут, предполагалось начать 1 февраля «с максимальной энергией». Цель этого решения, как объяснял командующий германским подводным флотом коммодор Бауэр командирам подводных лодок, «заставить Англию заключить мир и тем самым решить исход войны». В январе 1917 г., в последний месяц, когда еще действовали ограничения, немецкие подводные лодки потопили 51 британский корабль, 63 корабля других союзников и 66 кораблей нейтральных государств общим водоизмещением более 300 000 тонн, треть которых пришлась на долю британцев. Когда приемлемыми целями станут и американские торговые суда, эти цифры существенно возрастут.

В Австрии были не так уверены, что новый способ ведения войны может обеспечить убедительную победу. 12 января в Вене граф Чернин сообщил совету министров, что необходимо искать компромиссный мир. Эта возможность представлялась еще более насущной с точки зрения сохранения Габсбургской империи: в тот же день в Риме союзники выпустили декларацию, обещая поддержать национально-освободительную борьбу всех народов габсбургских доминионов, в первую очередь поляков, чехов, словаков, словенцев, хорватов, сербов и румын. 21 января президент Вильсон в своем ежегодном послании конгрессу «О положении в стране» заявил, что после войны должна появиться «объединенная Польша» – суверенное государство с выходом к Балтийскому морю. В последнюю неделю января эту идею публично поддержал русский царь. В поисках союзников в войне вековые угнетатели Польши предлагали стать ее освободителями. На юге России в лагере для военнопленных румыны, воевавшие в австрийской армии, подписали клятву сражаться против их бывших господ из династии Габсбургов.

В январе на Западном фронте конфронтация между противостоящими армиями, не отмеченная никакими наступательными действиями, сводилась к непрестанной борьбе с артиллерийским и снайперским огнем, а также с грязью. 12 января поэт Уилфред Оуэн был среди тех, кто выдвинулся на передовую в районе Бомон-Амель на четырехсуточную смену. Вернувшись на запасные позиции своего батальона, он написал матери: «Не вижу повода вводить тебя в заблуждение относительно этих последних четырех дней. Я побывал в седьмом круге ада. Я был не перед ним, я был прямо в нем. Я находился на передовом посту, то есть в «укрытии» посередине нейтральной полосы». В этом укрытии «теснились», как он написал, двадцать пять человек. «Он был примерно на полметра залит водой, выше – около полутора метров свободного пространства. Один выход был взорван и заблокирован. Но оставался еще другой. Немцы знали, что мы там, и решили с этим покончить».

В течение пятидесяти часов укрытие Оуэна подвергалось артиллерийскому обстрелу, порой интенсивному, порой – периодическому. В воскресенье он рассказывал матери: «Я чуть не сломался и не утонул в воде, уровень которой постепенно поднялся мне выше колен. К шести часам, когда ты, наверное, собиралась в церковь, обстрел стал менее интенсивным и менее точным, так что мне великодушно позволили исполнить свой долг – выкарабкаться, проползти по глине и лужам по нейтральной полосе и пробраться дальше, чтобы попасть в другой пост. За полчаса я преодолел пятьдесят метров». Во взводе слева от Оуэна «часовых за укрытием разнесло на куски».

Солдат, находившийся рядом с укрытием Оуэна, тоже пострадал от артобстрела. В «Часовом» (The Sentry) Оуэн писал:

Пока Германия готовилась к интенсификации войны на море, недавно назначенный министр иностранных дел Германии Артур Циммерман разрабатывал план, согласно которому немцы в случае вступления в войну Соединенных Штатов из-за развязывания неограниченной подводной войны могли бы заручиться поддержкой и активным сотрудничеством с Мексикой. При «щедрой финансовой помощи» Германии, пояснял он 19 января в шифрованной телеграмме немецкому послу в Мехико, Мексика могла бы «вернуть себе» территории, потерянные семьдесят лет назад: Техас, Нью-Мексико и Аризону. Германия и Мексика смогут «вместе вести войну и вместе заключить мир».

23 января, когда содержание телеграммы Циммермана еще оставалось секретным, посол Германии в Вашингтоне граф Бернсдорф, все еще надеясь удержать США от вступления в войну, попросил у Берлина 50 000 долларов , чтобы оказать влияние на отдельных конгрессменов. Благодаря мастерской работе британских дешифровальщиков его телеграмму расшифровали в Лондоне за два дня до того, как ее прочитали в Берлине. 3 февраля, менее чем через две недели после попытки купить американский нейтралитет, в самом начале неограниченной подводной войны, немецкая подводная лодка U-53 в районе островов Силли потопила американский грузовой корабль «Хаусатоник». Британскому кораблю удалось спасти экипаж «Хаусатоника», но груз зерна был потерян. Этим же вечером в Берлине Циммерман говорил американскому послу: «Все будет хорошо. Америка ничего не предпримет, поскольку президент Вильсон за мир и никак иначе. Все останется по-прежнему».

Циммерман ошибался. Именно в этот день президент Вильсон заявил в конгрессе, что разрывает дипломатические отношения с Германией. Он не объявил войну, но положил конец военной дипломатии, которая длилась два с половиной года. Весть о разрыве отношений достигла Берлина лишь на утро следующего дня. В этот момент у Германии было чуть больше сотни подводных лодок, способных вести боевые действия. Еще 40 находились в ремонте. 51 лодка была потеряна с начала войны.

3 февраля, когда вступление Америки в войну выглядело все более вероятным, во Францию прибыл Португальский экспедиционный корпус – еще 50 000 человек, готовых к ведению окопной войны и надеющихся на прорыв. Но на следующий день кайзер предпринял блестящий военный маневр: он отдал приказ об отступлении своих войск на Западном фронте к недавно укрепленной линии Гинденбурга. Сами немцы называли ее линией Зигфрида. Таким образом было ликвидировано множество выступов и изгибов линии фронта, которые образовались в ходе сражений 1916 г., протяженность линии обороны сократилась на сорок километров, высвободилось тринадцать дивизий для перевода в резерв.

Пространство между прежней линией фронта и линией Гинденбурга немцы подвергли систематическому разрушению. Они взрывали дома, сжигали фермы, выкорчевывали сады, минировали немногие остающиеся здания и уничтожали дороги, чтобы союзникам не досталось ничего, кроме бесполезных развалин. Когда кронпринц Рупрехт Баварский, фельдмаршал и командующий группой войск, выступил против такой степени опустошения, Людендорф его осадил. Союзные войска, без сопротивления продвигаясь вперед, были потрясены масштабом разрушений. Два французских депутата погибли от взрыва в заминированном здании ратуши города Бапом. В оставленной зоне та же судьба постигла еще нескольких британских дивизионных штабистов.

Германия готовилась противостоять могуществу Соединенных Штатов. Впрочем, опасность вступления Америки в войну компенсировалась, по мнению немецкого Верховного командования, поступающими известиями о военной слабости России и нарастающими в ее тылу антивоенными настроениями. 16 февраля генерал Хоффман записал в дневнике: «Есть очень обнадеживающие вести из глубины России. Похоже, она не продержится дольше осени». Через десять дней на улицы Петрограда вышли пятьсот человек, протестуя против войны. Британский военный атташе при русской армии полковник Нокс уже направил в Лондон свою оценку падающей боеспособности русских. Более миллиона было убито, еще два миллиона считалось либо пропавшими без вести (то есть, скорее всего, мертвыми), либо оказавшимися в плену. Более полумиллиона находилось в госпиталях. Почти полтора миллиона получили либо длительный отпуск, либо освобождение от продолжения службы. Еще один миллион дезертировал. «Эти люди тихо живут по своим деревням, оставленные в покое властями, их присутствие скрывается односельчанами, которые получают выгоду от их труда». Численность войск на фронте и тех, кого еще можно было призвать в армию, не соответствовала требованиям 1917 г., если уровень потерь останется прежним.

Почти два года назад союзники пообещали России, что она в случае поражения Турции сможет аннексировать Константинополь и проливы. 12 февраля русское правительство предложило еще одно секретное решение, касающееся западных границ. Оно предполагало предоставление Франции свободы действий в отношении ее границы с Германией. На аудиенции у царя французский посол в Петрограде озвучил желание Франции обеспечить себе «возвращение Эльзаса и Лотарингии, а также особого положения в долине реки Саар наряду с политическим отделением от Германии зарейнских территорий и их организацией на особых условиях с тем, чтобы в будущем река Рейн могла стать постоянным стратегическим барьером против германского вторжения».

Царь «с удовольствием согласился с этим в принципе», сообщил посол в Париж и Лондон. При высочайшей поддержке начались переговоры по соглашению. Они опирались на формулу, предложенную русскими более года назад: «предоставляя Франции и Англии полную свободу в установлении западных границ Германии, мы ожидаем, что союзники, в свою очередь, предоставят нам равную свободу в определении наших границ с Германией и Австро-Венгрией». Пока русские армии и русский народ погружались в смуту, их правители все еще надеялись получить территориальные преимущества как безусловно победившая держава.

14 февраля французско-российское соглашение об определении западной границы Германии было подписано. В этот день русское правительство в обстановке строжайшей секретности согласилось с тем, что Эльзас и Лотарингия должны быть «возвращены Франции». Также было решено, что граница Франции с Германией будет определена «по усмотрению французского правительства», что Франции достанется «весь угледобывающий район Саарской долины» и что немецкие города и регионы к западу от Рейна должны быть «полностью отъединены от Германии и стать политически и экономически независимыми от нее». Оставалось только окончательно определить российские границы на востоке. Переговоры на эту тему продолжатся в Петрограде в феврале и марте.

22 февраля на Итальянском фронте в секторе Изонцо в результате попадания артиллерийской мины в траншею был ранен сержант Муссолини. Четверо его сослуживцев, находившихся рядом, погибли. Он провел в госпитале шесть месяцев, в течение которых из его тела извлекли сорок четыре осколка снаряда. Король, против которого некогда выступал Муссолини, навестил патриотичного издателя, надеясь тем самым укрепить боевой дух нации. Выйдя из госпиталя, Муссолини вернулся не на фронт, а в журналистику. Так начался его пятилетний путь к фашизму и к власти.

На Салоникском фронте суровая зима сделала невозможным продвижение войск союзников дальше Монастира. Но немцы постоянно искали способ активизировать войну в этом отдаленном регионе. 27 февраля 15 немецких трехмоторных самолетов, каждый из которых был оснащен четырьмя пулеметами, нанесли большой урон союзным частям. Несколько британских солдат были доставлены в госпиталь, который через пять дней подвергся бомбардировке с воздуха. Раненые погибли прямо на больничных койках. Через неделю после второго налета немцы разбомбили еще один госпиталь. Среди погибших оказалось две медсестры-британки.

Балканский фронт предоставлял британским медикам обширное поле деятельности. В Британии многие сочувствовали сербам, и набирать добровольцев не составляло труда. Кроме того, британская военно-медицинская служба поставила более 65 тысяч кроватей для сербских солдат. Среди тех, кто занимался распределением продовольствия для Фонда помощи Сербии в Монастире, была миссис Харли, сестра фельдмаршала сэра Джона Френча. Она была убита шрапнелью во время артиллерийского обстрела.

Немецкие подводные лодки больше не были ограничены в своих действиях, и количество смертей на море росло день ото дня. В последнюю неделю января погибли 350 моряков бронированного грузового крейсера «Лаурентик», бывшего океанского лайнера, который напоролся на мину у побережья Ирландии. 15 февраля немецкая подводная лодка U-39 торпедировала итальянский воинский транспорт «Минас», направлявшийся в Салоники. Погибло 870 человек из тысячи находившихся на борту. Через два дня британский противолодочный корабль «Фарнборо» потопил U-83. Из экипажа немецкой подводной лодки в живых остались два человека. Капитан британского корабля коммандер Кэмпбелл был награжден Крестом Виктории. 24 февраля в Средиземном море был торпедирован французский лайнер «Атос».

Среди утонувших на «Атосе» были 543 китайских рабочих, нанятые в Китае как часть значительного контингента рабочей силы, используемой на Западном фронте. Когда эта весть достигла Китая, дальнейший набор существенно сократился, но к концу войны почти 100 тысяч китайцев были заняты на низкооплачиваемых работах в зонах действия армий. Французское правительство разрешило частным фирмам нанимать китайцев для работы во Франции. По контрактам, подписанным еще перед отъездом из Китая, они были обязаны работать по десять часов семь дней в неделю с «должным уважением» к китайским праздникам. Такое уважение проявлялось не всегда. Рабочим платили от одного до двух франков в день. Постоянно подозревался обман. Корреспондент газеты Times предупреждал, что китайский рабочий «применяет свои маленькие хитрости и уловки. Поскольку китайцы, на европейский взгляд, неотличимы один от другого, всегда есть опасность, что А Лун может попытаться получить зарплату за Вэн Чоу, который в данный момент болеет или уехал домой. Соответственно, у каждого кули берут отпечатки пальцев и регистрируют под наблюдением Скотленд-Ярда».

Китайские рабочие на Западном фронте не принимали участия в боевых действиях и работали в тылу, но не были защищены от опасности. Во время налета немецкой авиации на британскую военную базу в Дюнкерке 8 китайцев погибло и 15 получило ранения от одной бомбы. После нескольких последующих воздушных налетов группа китайцев, работавших на французов, устроила забастовку. Французы направили вооруженную охрану, чтобы заставить их продолжать работу. В последующем столкновении двое китайцев были убиты. В воспоминаниях Ллойд Джорджа есть фрагмент об этих людях, могилы 1612 из которых разбросаны по Северной Франции на более чем двух десятках британских военных кладбищ. «Разумеется, иногда китайские кули попадали под бомбежки или артобстрелы, – писал Ллойд Джордж. – Это их не сильно беспокоило; они гораздо менее нервно вели себя под огнем, чем солдаты вспомогательных войск из Британской Вест-Индии, которые тоже трудились в тылу. Но это нарушало их работу иным образом. Если кто-то из них погибал, остальные бросали работу для участия в похоронах, и ни угрозы, ни уговоры на них не действовали. Ни бомбежка, ни артобстрел противника не могли рассеять траурную процессию, пока вся церемония не завершалась должным образом».

Старшим в группах китайцев раздавали разговорники, написанные британцами. В них были такие фразы, как «меньше говори, больше работай», «в этой палатке не очень чисто», «ты очень недисциплинирован, если не будешь внимательней, мне придется тебя наказать» и «эта уборная для европейцев, китайцам ей пользоваться нельзя». То, чем можно было пользоваться, в одном случае представляло собой навес из бревен, построенный над рекой. «Уборной» служило пространство между бревнами.

19 февраля, через месяц после отправки, в Лондоне смогли расшифровать телеграмму Циммермана, призывающую Мексику начать войну против Соединенных Штатов и «вернуть себе» Техас, Аризону и Нью-Мексико. Ее немедленно переправили американскому правительству. Первая реакция одного американского дипломата в Лондоне, которому показали этот текст, была такова: «А почему не Иллинойс и Нью-Йорк, если на то пошло?»

1 марта телеграмму Циммермана опубликовали в Соединенных Штатах. Те американцы, которых страшили перспективы вступления в войну, объявили ее фальшивкой, но через два дня сам Циммерман заявил, что текст подлинный. В гроб американского нейтралитета был забит еще один гвоздь.

В первые месяцы 1917 г., через год после эвакуации из Галлиполи и падения Кута, на нескольких фронтах активизировалось противоборство союзников с турецкими войсками. 24 февраля в Месопотамии британские и индийские войска, упорно продвигаясь вверх по реке, снова овладели Кутом, захватив в плен 1730 турок. Десять месяцев назад здесь попало в плен почти 12 000 британских и индийских солдат, которых погнали суровым маршем на север.

В Персии турецкие войска были оттеснены от Хамадана к Керманшаху. В Аравии пятьдесят арабов под командованием британского офицера капитана Гарленда осуществили первый серьезный налет на Товейру, в стороне от Хиджазской железной дороги. У берегов Палестины яхта британского военно-морского флота «Манагам», которая везла деньги для еврейской шпионской сети, работавшей на Британию, благополучно осуществила свою миссию в порту крестоносцев – Атлите. На синайско-палестинской границе британские войска овладели двумя турецкими пограничными постами в Нахле и Бир-Хассане. В этом году союзники поставили перед собой цель изгнать турок из Иерусалима. Спустя три дня в Месопотамии британские войска заняли город Ктесифон, где годом ранее потерпели поражение. От него оставалось уже около сорока километров до Багдада. Британский ориенталист Гертруда Белл прокомментировала это событие: «Это конец немецкой мечты о господстве на Ближнем Востоке. В этом мире им больше нет места». На следующий день после того, как она это написала, турки начали эвакуацию из Багдада: к городу приближались 45-тысячные британско-индийские войска, 9500 турецких солдат бежали перед их наступлением.

Когда турки покидали Багдад, немцы взорвали радиостанцию. Но в ангарах совершенно целехонькими остались семь новейших аэропланов, дождавшихся своих завоевателей. 11 марта, преодолев более полутора сотен километров за пятнадцать дней, британские войска вошли в город. «Для британских солдат, ничего не знавших о прошлом, – написал один историк, – это была потрясающая встреча. Персы, наряженные как Иосиф, в длинных шелковых разноцветных одеяниях, восточные евреи в красных фесках и нелепых на них европейских костюмах, представительные армяне-беженцы, скрывавшиеся ночью в христианских церквах, чтобы покидающие город турки не прознали об их существовании, мусульмане в пышных тюрбанах и развевающихся черных халатах – все вышли приветствовать их, когда они входили маршем через Южные ворота. Это была праздничная демонстрация, фиеста – совсем не то, что происходило, когда по этим же улицам ковыляли люди Таунсенда» . Те люди до сих пор содержались в неволе – далеко на севере, в Анатолии.

В тылу сохранялись суровые условия оккупации. 700 000 трудоспособных мужчин были депортированы из Бельгии в Германию, где они работали на фабриках и фермах. В Сербии австрийские и болгарские войска жестоко подавили восстание в районе Ниша. Было казнено более 2000 сербов. Также распространялась антивоенная пропаганда, не только в России, но и во Франции. В конце февраля генерал Нивель доложил начальству, что пацифистская пропаганда дошла и до его солдат.

Условия окопной войны сами по себе обладали деморализующим эффектом. 26 марта фронтовая газета, выпускавшаяся французскими солдатами на Западном фронте, так прокомментировала грязь, которая стала проклятием траншейных систем: «Ночью, притаившись в воронке от снаряда и полностью заполнив ее, Грязь наблюдает, как гигантский осьминог. Прибывает жертва. Грязь выбрасывает свою ядовитую слякоть, ослепляет его, смыкается над ним и погребает его под собой. Еще один «disparu» , еще одного не стало… Люди гибнут в грязи, как гибнут от пуль, – только более жутко. Люди тонут в грязи, и что еще хуже, в ней тонут их души. Но где все эти продажные журналисты со своими героическими статьями, когда грязь столь глубока? Она скрывает знаки различия, остаются лишь несчастные страдающие звери. Вот, смотрите, красные брызги в этой грязевой луже – кровь раненого. Ад – не огонь, это не предел страданий. Ад – это грязь!»

На Восточном фронте многим русским офицерам уже не удавалось поддерживать военную дисциплину. Рано утром 17 февраля несколько кавалерийских эскадронов, находившихся на передовой, получили приказ в полной боевой амуниции направиться к штаб-квартире кавалерии, расположенной в тылу. О цели этого маневра ничего сказано не было. «Вскоре все стало ясно, – вспоминал один из участников этой операции Георгий Жуков. – Откуда-то из-за угла показались демонстранты с красными знаменами. Наш командир эскадрона, пришпорив коня, карьером поскакал к штабу полка. …Из штаба в это время вышла группа военных и рабочих».

Затем к собравшимся обратился «высокий солдат», который сказал, что «рабочий класс, солдаты и крестьяне России, не признают больше царя Николая II… Русский народ не желает продолжения кровавой империалистической войны, ему нужны мир, земля и воля». Кавалерист завершил свою краткую речь лозунгами: «Долой царизм! Долой войну!» Далее Жуков писал: «Солдатам никто не подавал команды. Они нутром своим поняли, что им надо делать. Со всех сторон неслись крики «ура». Солдаты смешались с демонстрантами».

По всему Восточному фронту большевики призывали солдат перестать воевать и входить в солдатские комитеты, чтобы поддерживать и пропагандировать революционные требования. С фронта агитация проникала в города и в столицу. 3 марта в Петрограде на Путиловском оружейном заводе, главном поставщике боеприпасов и вооружения для армии, началась забастовка. «Вечером, – как вспоминала дочь британского посла Мэриел Бьюкенен, – в одном из беднейших кварталов города разграбили хлебную лавку, и на Невском появились первые небольшие группы казачьих патрулей». В последующие три дня на улицах происходили волнения: горожане требовали хлеба. К 8 марта в забастовках принимали участие приблизительно 90 000 рабочих. В этот же день царь, находившийся в Могилеве, написал жене, что ему чрезвычайно не хватает пасьянсов, которые он раскладывал по полчаса каждый вечер, и добавил: «Теперь в свободное время снова буду играть в домино». В дневнике он записал: «Читал все свободное время французскую книгу о завоевании Галлии Юлием Цезарем». Царь еще больше, чем кайзер, пребывал в изоляции от настроений и изменений в собственной стране. 10 марта в России началась всеобщая забастовка. В Петрограде было введено военное положение.

Соединенные Штаты все еще не вступили в войну, Россия была охвачена волнениями. Для союзников настал критический момент. Но сколько еще Соединенные Штаты смогут сохранять нейтралитет – этот вопрос оставался открытым. Еще один серьезный вызов этому нейтралитету был брошен 25 февраля, когда немецкая подводная лодка у мыса Фастнет торпедировала лайнер «Лакония» компании Cunard. Утонули двенадцать человек, среди них четверо американцев. Однако реакция американского правительства не была ни быстрой, ни решительной. 5 марта, когда на улицах Петрограда вовсю развевались красные революционные флаги, Вудро Вильсон заявил в конгрессе Соединенных Штатов: «Мы твердо придерживаемся вооруженного нейтралитета». Через неделю без предупреждения был торпедирован американский пароход «Алгонкин»; в течение четырех последующих дней были подбиты еще три судна. Все эти явные провокации тем не менее не стали поводом для объявления войны.

10 марта в Петрограде Государственной думе, до недавних пор слабому, но ныне агрессивному парламенту, бросил вызов Петроградский Совет рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Совет, возглавляемый князем Церетели, членом партии меньшевиков, пришел к власти в результате народного голосования и на волне ширящегося недовольства войной. Однако, несмотря на возникновение конкурирующих властей – Думы и Петроградского Совета, – царь, находившийся в военной Ставке близ Могилева, в семи сотнях километров от столицы, по-прежнему намеревался исполнять свои обязанности как монарх и блюсти национальные интересы. 11 марта он одобрил заключительную стадию французско-русского соглашения по поводу будущих границ Европы. Почти месяц назад Россия согласилась предоставить Франции практически полную свободу действий на Западе. Теперь, 11 марта, после переговоров в Петрограде и Париже, французы согласились, опять в обстановке строжайшей секретности, признать за Россией «полную свободу в установлении ее западных границ».

Эта «свобода» длилась недолго. 12 марта, когда Николай II покинул Могилев и направился в столицу, солдаты Петроградского гарнизона численностью 17 000 человек присоединились к выступающим против царя демонстрантам на улицах Петрограда. Произошли уличные столкновения: верные царю войска совместно с полицией пытались восстановить порядок, но они существенно уступали в численности. В 11 утра в здании суда на Литейном проспекте вспыхнул пожар; по всему городу совершались нападения и поджоги полицейских участков. Началась русская революция .

Борьба внутри России усиливалась. 13 марта в Петрограде революционные матросы убили командира русского крейсера «Аврора», который шел к своему кораблю, стоявшему на ремонте. В этот же день на военно-морской базе в Кронштадте, недалеко от столицы, восставшие матросы убили сорок офицеров и сержантов и арестовали еще сотню. На следующий день, 14 марта, царский поезд, направлявшийся в столицу, по требованию революционеров был остановлен в Пскове. В этот же день Петроградский Совет издал приказ № 1: все оружие должно перейти под контроль избранных комитетов, отдание чести офицерам во внеслужебной обстановке отменяется. Дочь британского посла в тот день записала разговор между двумя солдатами: «Нам нужна республика». – «Да. Республика, но с хорошим царем во главе».

15 марта царь все еще находился в своем поезде и не мог попасть в столицу. Поскольку все важнейшие станции на пути к Петрограду были захвачены революционными войсками, он был вынужден вернуться в Псков. Этим же утром начальника штаба Ставки Верховного главнокомандующего генерал Алексеев направил из Могилева телеграмму всем главнокомандующим, призывая их поддержать его просьбу к царю отречься от престола. Его поддержал генерал Рузский, командующий Северным фронтом, находившийся с царем в Пскове, который настаивал, что только отречение предотвратит анархию. По мере поступления ответных телеграмм Алексееву стало ясно, что армия не будет поддерживать царя у власти. Генерал Брусилов подчеркивал, что только отречение поможет сохранить монархию и способность России продолжать войну. Даже ярый монархист генерал Сахаров, командующий Румынским фронтом, высказался за отречение, видя в нем единственный способ убедить солдат продолжать воевать. Того же мнения был и наместник его императорского величества на Кавказе, бывший главнокомандующий великий князь Николай, дядя царя. В половине третьего этого же дня Алексеев смог направить все телеграфные ответы генералу Рузскому в Псков.

Вооружившись телеграммами, генерал Рузский направился на встречу с царем. Через несколько мгновений царь согласился. Особенно сильно в этом единодушии на него повлияло мнение дяди. Не вдаваясь в дальнейшие дискуссии, он телеграфировал Алексееву: «Во имя блага, спокойствия и спасения горячо любимой России я готов отречься от престола в пользу моего сына. Прошу всех служить ему верно и нелицемерно».

Война победила первого монарха в рядах союзников. Настал конец трехсотлетней имперской системе, во главе которой стоял царь . С прежней пышностью и помпезностью, с существующей классовой и властной структурой Российской империи было почти покончено. Секретные договоры, которые царь одобрил, территории, которые он приобрел или намеревался приобрести – будь то в Турции, Германии или Австрии, – более были недействительны.

Дума перебралась в Таврический дворец, где было сформировано Временное правительство. Петроградский Совет, властный конкурент нового правительства, продолжил заседания и не признал это решение. 16 марта в Цюрихе спокойствие ленинского кабинета нарушил знакомый эмигрант, когда ворвался к нему, размахивая газетой, и крикнул: «Слышали новости? В России революция!» Но в Петрограде председатель Думы М. В. Родзянко говорил британскому военному атташе: «Мой дорогой Нокс, вам не о чем беспокоиться. Все идет хорошо. Россия – большая страна и способна одновременно вести войну и справиться с революцией».

Временное правительство отменило политические ограничения царского режима, тем самым укрепив свой авторитет. Политическим заключенным была объявлена амнистия; они могли возвращаться из сибирской ссылки. Однако, к разочарованию многих солдат и матросов, Временное правительство заявило, что будет продолжать войну. Ленин немедленно выступил против и этого решения, и самого Временного правительства, выдвинув лозунг «Вся власть Советам!».

В российской столице действовали два конкурирующих центра власти. Новый российский премьер-министр Временного правительства князь Львов призывал к активному участию в войне. Со своей стороны, Петроградский Совет направил во все воинские части политических комиссаров, чьей главной задачей было убедить солдат прекратить воевать. Революционные силы были неудержимы. 17 марта матрос убил главнокомандующего российским флотом адмирала Непенина, только что подавшего в отставку. Антивоенная лихорадка бушевала. Однако на следующий день с заявлением выступил министр иностранных дел Павел Милюков, объявив всему миру, что Россия остается верна своим союзникам. «Она будет сражаться на их стороне против общего врага до конца. Страна выполнит все свои прежние обязательства». Отрекшийся царь, вернувшись в Ставку под Могилевом 20 марта, сказал войскам, что они должны быть верны Временному правительству и, соответственно, его решимости продолжать войну.

В марте, когда Россия была охвачена политическими волнениями, на всех фронтах противоборствующие армии не могли добиться решающего преимущества. Немцы без потерь отошли от Соммы на заранее подготовленные оборонительные рубежи. Канадский летчик Билли Бишоп на Западном фронте сбил первый из своих 72 немецких самолетов. На Салоникском фронте болгары впервые применили газовые снаряды, но не смогли прорвать оборону союзников. В Месопотамии британская армия продвинулась на 60 километров северо-восточнее Багдада и заняла город Бакубу. Командующий генерал Мод упрашивал союзников предоставить свободу арабам. На территории Палестины британцы атаковали турецкие позиции в Газе, но, несмотря на двукратное численное превосходство, не смогли войти в город. Решающую помощь туркам в обороне города оказал немецкий самолет-разведчик.

19 марта у берегов Сардинии подводная лодка U-64 торпедировала французский линкор «Дантон». Погибло 296 моряков. Через два дня другая немецкая подводная лодка потопила американский танкер «Хилдтон», хотя он находился в особо определенной «зоне безопасности» в голландских водах. Погибло 20 членов экипажа. 2 апреля президент Вильсон созвал конгресс. За восемь дней до этого объединенное германо-австрийское военное командование, понимая, что Ленин может стать важной силой в организации гражданских волнений и выхода России из войны, согласилось предоставить ему и еще 32 большевикам, проживающим в Швейцарии, услуги железнодорожного транспорта для возвращения в Россию. 27 марта Петроградский Совет призвал все народы требовать прекращения войны. Через четыре дня Ленин согласился вернуться в Россию поездом через Германию. Он понимал или опасался, что, если будет возвращаться через территорию союзников – поездом через Францию, затем морем из Британии на Русский Север, – его могут арестовать, чтобы не допустить выхода России из войны.

Русские войска продолжали боевые действия. 2 апреля русские части, пришедшие из Персии, и британские части, выдвинувшиеся из Бакубы, соединились у месопотамского Кызыл-Рабата. Но на следующий день на Восточном фронте немцы захватили 10 000 русских военнопленных. Соединенные Штаты все еще не вступили в войну, но 1 апреля близ Бреста был торпедирован вооруженный американский пароход «Ацтек», 28 членов экипажа погибли. «В мире не должно быть угрозы демократии», – заявил Вильсон на следующий день. На этот момент в тыловых госпиталях и санитарных подразделениях, а также в армиях союзников служили тысячи американских добровольцев, среди которых были 533 выпускника Гарвардского университета. Двадцать семь из них уже погибли в ходе боевых действий.

1 апреля британская 4-я армия захватила лес Сави всего в 6 километрах к западу от Сен-Кантена, шпиль базилики которого уже можно было видеть из передовых траншей новой линии фронта. Среди участников боев в этот день был поэт Уилфред Оуэн, который вел свой взвод под артиллерийским огнем на германские траншеи лишь для того, чтобы обнаружить, что немцы покинули их. Глубоко потрясенный артобстрелом, он заснул на насыпи у железной дороги и был буквально подброшен в воздух разрывом снаряда, упавшего «совсем рядом», как заметил один из его биографов, после чего «беспомощно спрятался рядом с расчлененными останками другого офицера. Когда он вернулся на базу, все заметили, что он дрожит, плохо соображает и заикается. Возможно, командир усомнился в его храбрости и даже мог назвать его трусом» .

Несмотря на скептицизм командира, врач диагностировал контузию, и Оуэн был направлен в госпиталь в Этрету. Оттуда он отправил домой открытку с изображением скал, окружающих город, и написал: «В данный момент я почти как в раю. Главный военный госпиталь № 1. Врач, санитары и медсестры все американцы, удивительно, из Нью-Йорка! Возможно, мне разрешат покататься на лодке и даже поплавать». По возвращении в Британию Оуэн был направлен в Крейглокхарт, в военный госпиталь для офицеров, страдающих нервными расстройствами, про которых позже написал:

Очевидно, Вудро Вильсон пытался найти способ покончить с этими убийствами, но немецкое правительство обращало мало внимания на его инициативы. Немецкие власти были уверены, что обладают широкой народной поддержкой. 3 апреля Альберт Эйнштейн из своего берлинского дома написал другу в Голландию о крайнем национализме молодых ученых и профессоров в своем окружении. «Убежден, что мы имеем дело со своего рода психической эпидемией. Иначе я не в состоянии понять, как люди, глубоко порядочные в личном поведении, могут иметь такие крайне противоположные взгляды по основным вопросам. Это можно сравнить со временами мучеников, крестоносцев и сжигания ведьм».

Германия уже два месяца вела неограниченную подводную войну. 4 апреля сенат Соединенных Штатов 82 голосами против 6 высказался за вступление в войну. Через два дня палата представителей 373 голосами против 50 поддержала его решение. В этот день, 6 апреля, Соединенные Штаты объявили войну Германии. Не могло быть никакого сомнения в потенциальном влиянии появления американских войск на полях сражений. По крайней мере миллион, а впоследствии более трех миллионов человек проходило подготовку на территории Соединенных Штатов. Однако, разумеется, должно было пройти много времени, по крайней мере год, а то и больше, прежде чем гигантская машина набора, обучения, транспортировки через Атлантику, а затем оснащения всех этих сил на территории Франции даст результаты. Американская армия была мала, а ее последний боевой опыт ограничивался карательной экспедицией в Мексике.

Формирование армии для войны в Европе поначалу шло очень медленно. Прошел целый месяц после объявления Америкой войны Германии, прежде чем бывший командующий мексиканской экспедицией генерал Джон Д. Першинг, находившийся в этот момент в Техасе, получил несколько загадочную телеграмму от своего тестя, сенатора Соединенных Штатов: «Телеграфируй сегодня, насколько ты можешь говорить, читать и писать по-французски». Прежде чем Першинг успел ответить, что говорит по-французски «вполне свободно», ему уже предложили должность командующего американскими войсками, которые будут отправлены в Европу.

Судя по всему, апрель не сулил Германии и Австрии ничего хорошего. Соединенные Штаты постепенно станут активным участником войны. Россия, несмотря на продолжающиеся аресты и убийства офицеров своими же солдатами, продолжала воевать. Армии союзных держав уже превосходили армии Центральных держав в живой силе и ресурсах. Впрочем, у Германии с Австрией был один неотъемлемый географический актив: преимущество «внутренних линий» коммуникаций. Сеть железнодорожных, автомобильных и речных сообщений связывала армии, заводы и столицы в компактный континентальный узел. Связи между Нью-Йорком и Лондоном, между Британией и Францией и их важнейшими заморскими источниками поставок сырья и продовольствия заметно осложнялись атаками подводных лодок. Связи между Берлином, Веной, Будапештом и Белградом эффективно нарушить было невозможно.

Негодование союзников усилилось после того, как 8 апреля у берегов Сицилии немецкая подводная лодка U-55 торпедировала британский пароход «Торрингтон». Подводники не только уничтожили одну из спасательных шлюпок, убив четырнадцать находившихся в ней человек, но и сознательно ушли под воду в тот момент, когда два десятка пассажиров «Торрингтона» цеплялись за корпус подводной лодки. Все они утонули.

В этот день, стремясь подорвать одну из опор Антанты, Ленин и 32 его соратника-большевика начали свой путь из Цюриха на специальном поезде через Германию и Швецию, а потом на катере через Ботнический залив в Россию. Кайзер, когда ему сообщили об этой военной хитрости, отнесся к ней положительно. Впрочем, его австрийский коллега, молодой император Карл, высказал опасение, что успех большевистской революции может представлять опасность для всех монархов, пять из которых уже были «свергнуты в ходе войны» .

16 апреля Ленин благодаря возможностям, предоставленным ему немцами, прибыл в Петроград. Первое же его выступление на Финляндском вокзале Петрограда содержало зловещую для Германии фразу: «Недалек тот час, когда по призыву нашего товарища Карла Либкнехта народы обратят оружие против своих эксплуататоров-капиталистов».

На Западном фронте готовилось новое наступление союзников. 5 апреля английский летчик Уильям Лиф Робинсон, в сентябре сбивший над Англией немецкий самолет и удостоенный за это Креста Виктории, сам был сбит над немецкой линией фронта и оказался в плену. До конца войны он пробыл в неволе, его несколько попыток побега провалились. Былые заслуги не располагали к нему его тюремщиков. «Боши донимали, травили, запугивали его всеми возможными способами», – позже вспоминал его приятель военнопленный. К тем, кто пытался бежать, относились особенно плохо, и Робинсон, в насмешку прозванный одним из начальников лагеря «английским Рихтгофеном», часто подвергался наказаниям и унижениям.

Британские солдаты на Западном фронте ждали нового наступления, но это никак не проявлялось в их переписке. 8 апреля британский поэт и художник Исаак Розенберг написал своему другу: «Мы уже довольно давно не испытываем угрозы артобстрелов, хотя жуткие сражения очень близки. Но что касается жилья и элементарных условий человеческого существования, мы в такой же степени могли находиться в пустыне Сахара. Если было бы желание рассказать тебе то, что довелось видеть, я мог бы нарисовать несколько леденящих кровь картин того, как от разрывов снарядов трупы выбрасывает из могил, и многое другое, но лучше избавлю тебя от этого».

9 апреля, на второй день Пасхи, британские и канадские войска предприняли одновременное наступление в районе Арраса и хребта Вими. В предшествовавших ему воздушных боях, когда в течение пяти дней английские летчики пытались очистить небо для воздушной разведки, было сбито 75 британских самолетов, погибло 19 летчиков. Первое наступление британских войск утром 9 апреля оказалось успешным. Им удалось преодолеть линию Гинденбурга и взять в плен 5600 немцев. Почти вся система траншей передовой линии противника была захвачена за три четверти часа; через два часа была захвачена и вторая линия обороны. К ночи под контролем британцев оказалась даже часть третьей линии. Канадцы также преуспели в первые часы и взяли 4000 пленных.

Отчасти успех наступления 9 апреля был обеспечен новой системой артиллерийской поддержки – «катящейся», или, как ее позже стали называть, «ползучей»: артиллеристы постепенно и систематически переносили вперед огонь своих батарей, а пехота продвигалась следом, пользуясь результатами работы артиллерии, приводившей в смятение защитников и уничтожавшей оборонительные сооружения. Систему «ползучего» артобстрела придумал и реализовал при Аррасе бригад-майор Алан Брук .

Впрочем, третья линия немецкой обороны, гораздо лучше укрепленная, чем две предыдущие, устояла перед наступлением, хотя и оказалась прорвана в нескольких местах. К исходу дня британские танки, которые должны были наступать перед пехотой, остановились, отчасти застряв в грязи, отчасти из-за механических поломок. Пушки на конной тяге было очень трудно перетаскивать через захваченные немецкие траншеи. Они оказались неожиданным и неприятным препятствием для артиллеристов, которым еще никогда не приходилось перемещать свои орудия за линию фронта. И слово «успех» отнюдь не означало, что победители испытывали меньше страданий, чем побежденные, как в этом наступлении, так и в любом другом. Среди канадцев, погибших 9 апреля, был и рядовой Эрл Хемброф, который в прошлом октябре находился на Сомме в составе канадского медицинского отряда. Тогда он записал в дневнике: «Мало кто из крыс и фрицев слишком занят, чтобы не обращать внимания на газ». В первый день сражения при Аррасе погиб и поэт Эдвард Томас, очень любивший британскую глубинку.

Среди убитых был Р. Э. Вернед, 41-летний лондонец. После ранения на Сомме он отказался от предложенной ему канцелярской работы в Военном министерстве и вернулся на фронт. Он погиб под пулеметным огнем, ведя свой взвод в атаку на Авренкурский лес. В стихотворении «Передовой пост» (A Listening Post) он выразил уверенность в правоте дела союзников:

9 апреля атакующим войскам выпала неожиданно холодная ночь. Пошел снег. Как минимум один человек погиб от переохлаждения. 10 апреля наступление возобновилось. Срочность диктовалась тем, что командующий, генерал Алленби, узнал, что немцы выдвигают значительное подкрепление. Во второй вечер наступления Алленби был настолько уверен, что до окончательной победы рукой подать, что отправил своему начальству сообщение: «Все войска понимают, что 3-я армия преследует терпящего поражение противника и следует смело идти на риск». Последний биограф Алленби Лоуренс Джеймс комментирует: «На фронте это сообщение восприняли бы скептически».

Ощущение близкой победы присутствовало и на третий день, когда, по настоянию Хейга, вперед была выслана кавалерия, чтобы прорваться в расширяющийся, как казалось, зазор между оборонительными порядками немцев. Всадники рысью продвигались сквозь метель. Кто-то пел песню Итонской гребной регаты «Хорошая лодочная погода» (Jolly boating weather). Однако, как позже написал Алленби, им преградили путь «проволочные заграждения и пулеметы». Коннице пришлось отступить.

11 апреля, на третий день наступления, Алленби захватил один из объектов, намеченных на первый день, – деревню Монши-ле-Прё. Снежные бури становились все чаще. Тем временем на поле битвы подоспело немецкое подкрепление. Для многих атакующих три дня непрерывных боев оказались тяжелейшим испытанием на выносливость. Один офицер с передовой сообщил Алленби, что его люди «страдают от холода и совершенно лишились сил». Теперь Хейг призывал к осторожности, говоря Алленби, что время «больших рисков» прошло, новые пехотные атаки приведут только к необязательным потерям в живой силе, и «мы должны по возможности использовать снаряды вместо людей». Алленби предпринял еще одну пехотную атаку, направив вперед шотландский батальон. Во время наступления он неожиданно попал под неверно рассчитанный ползучий огонь собственной артиллерии, понес серьезные потери, а затем его встретили грамотно расставленные немецкие пулеметы.

14 апреля бойцы Королевского Ньюфаундлендского полка при обороне Монши-ле-Прё совершили подвиг, получивший широкое освещение. Они пять часов отбивали атаки немецкой дивизии; 485 человек погибли или получили тяжелые ранения, но оставшиеся десять выстояли и дождались прихода подкрепления. На хребте Вими канадцы продвинулись на четыре километра в глубь обороны противника и захватили в плен 4000 немецких солдат, но при этом сами потеряли 3598 человек убитыми и более 7000 ранеными. В этот день три британских генерала вопреки армейской традиции напрямую выразили протест Хейгу в связи с ростом потерь. Алленби заметил, что войска слишком долго сидели в окопах и забыли, как надо воевать на открытой местности. 15 апреля Хейг отдал приказ остановить наступление. По стандартам Западного фронта, Алленби мог считать себя победителем. Его войска прорвали линию немецкой обороны шириной 15 километров и продвинулись вглубь на 6,5 километра.

Британский национальный мемориал на кладбище близ Арраса увековечил имена 35 928 погибших в этом сражении, тела которых не были найдены или опознаны. На этом кладбище также 2395 индивидуальных могил британцев и множество других . В битве за Аррас Британия понесла большие потери в воздухе: 131 самолет и 316 летчиков – треть всей авиации сухопутных войск Великобритании, находившейся во Франции. В итоге этот апрель заслужил название кровавого. 16 апреля французский летчик капитан Жозеф Вильмен открыл счет своим успешным воздушным боям, за что впоследствии был награжден Военным крестом с тринадцатью пальмовыми ветвями и одиннадцатью звездами .

На хребте Вими сто гектаров перепаханной взрывами земли, переданные народом Франции народу Канады в безвозмездное пользование, засажены канадскими деревьями, среди которых расположен массивный военный мемориал с именами 11 500 канадских солдат, погибших на поле боя, чьи тела не удалось идентифицировать. На всем поле сражения большие и маленькие кладбища могут поведать историю о тяжелых потерях среди наступавших . 67 военных кладбищ отмечают ход одного только этого сражения. Поэт Зигфрид Сассун так выразил свои чувства:

16 апреля, когда битва при Аррасе подошла к концу, французы предприняли наступление против немецких войск на реке Эна, сосредоточив 20 дивизий на полосе фронта шириной 40 километров. Спланированное генералом Нивелем и получившее название «наступление Нивеля», оно обернулось катастрофой, несмотря даже на то, что французы впервые использовали танки. Нивель планировал продвинуться на 10 километров. Его войска были остановлены через пятьсот метров. Он ожидал, что потери составят примерно 15 000 человек. Их оказалось почти 100 000. Из 128 танков, принимавших участие в наступлении, 32 были подбиты в первый же день. В операции планировалось задействовать две сотни самолетов, но к началу сражения в строю оказался лишь 131, и они уступали немецким истребителям. В конечном счете все, что было запланировано, обернулось провалом, даже использование подразделений черных африканцев, которых бросили на немецкие окопы. «Потеряв десятую часть под пулеметным огнем, – писал историк, – сенегальские войска рассыпались и обратились в бегство» .

Среди целей наступления Нивеля был форт Ножан-л’Аббес, один из кольца фортов вокруг Реймса, из которого немцы постоянно обстреливали город. Но высоты к востоку от Реймса были чрезвычайно хорошо укреплены, и, несмотря на энтузиазм, вспыхнувший в Париже после известий о первоначальных успехах и захвате нескольких высот, немцы провели успешные контратаки. Две деревни в зоне боевых действий, Норуа и Моронвиллье, были полностью уничтожены.

Наступление Нивеля на Западном фронте потерпело неудачу. В это же время в Палестине британцы предприняли вторую попытку захватить Газу. Турки снова вдвое уступали в численности атакующим. На этот раз для обеспечения победы на Палестинском фронте были задействованы танки и впервые использованы газовые снаряды. Но наступление провалилось. Танки оказались не подходящими для пустынных условий, три из них захватили турки, и Газа осталась полностью в их руках. Требовалось вызвать подкрепление. Для участия в следующем наступлении решено было перебросить из Европы итальянские и французские части.