Пролог

Монастырь Лландудно, Уэльс, 517 год

– Он готов принять вас.

Бэйлин ап Роддерх решительно поднялся с каменной скамьи в монастырском дворике и поморщился, ощутив, что нога у него затекла. Монах презрительно взглянул на него, развернулся и зашагал по дорожке между благоухающими цветами и травами. Бэйлин поспешил за ним, чуть прихрамывая.

Они вошли в низкий деревянные сруб, и их окутал душный, горячий воздух, пахнувший немытой плотью. Пот заструился по лбу Бэйлина уже в самом начале узкого темного коридора. А торопливые шаги брата все глубже уводили в духоту и мрак, где дышать становилось еще труднее, и грудь словно сдавило тисками. Это место напоминало могилу – темную, безвоздушную, тесную.

Немного опередив Бэйлина, сопровождающий остановился возле невысокой, грубо прорубленной двери.

– Мэлгон Великий, – объявил он с подчеркнутым сарказмом в голосе и, бросив быстрый взгляд на своего спутника, исчез в соседнем коридоре.

Бэйлин посмотрел ему вслед и подивился тому, как этот человек умудряется находить дорогу в подобном лабиринте. Затем медленно приблизился к дверному проему. Какое-то время разглядывал незатейливую резьбу. Наконец, набрав полную грудь воздуха, поднял увесистый кулак и постучал.

– Входите.

Бэйлин распахнул дверь и нырнул в крохотную келью. Солнечный свет проникал сюда сквозь единственное узенькое окошко и бил в массивное золотое распятие, висевшее на противоположной стене. Крест словно горел под ярким солнечным лучом, и Бэйлин прищурился, чтобы глаза его понемногу привыкли к ослепительному сиянию. Сноп света освещал пляшущие в воздухе пылинки, превращал их в подобие золотого тумана. Сквозь эту завесу гость мало-помалу разглядел узкое аскетичное ложе, покрытое знакомым, но уже изрядно полинявшим пурпурным одеялом. Он снова прищурился и перевел взор на фигуру человека, сидевшего на ложе. Его ниспадавшие на плечи волосы были темны, почти черны. Густая борода покрывала большую часть лица.

– Ну вот, друг мой, мы снова встретились, – радушно проговорил сидящий и улыбнулся. В темном обрамлении усов и бороды сверкнули белые зубы.

– Да, милорд, – отозвался Бэйлин, поклонившись.

Хозяин кельи молчал, вопросительно глядя на посетителя. Наконец, тот произнес:

– Абельгирт умер.

Бородач вздохнул и поднялся на ноги. Под его грубой рясой угадывались очертания фигуры: Мэлгон слегка похудел, но видно было, что он все еще достаточно силен и что его не покинула та хищная кошачья ловкость, которая делала короля опаснейшим противником в сражении. Крошечная комнатушка казалась для него слишком тесной.

– И он, конечно, до самой смерти считал меня трусом, – с горечью в голосе проговорил Мэлгон.

Бэйлин отвел взгляд. В свое время Абельгирт, владыка одного из прибрежных уделов, вместе с другими вождями высмеял Мэлгона за его набожность и преданность покойной жене. Но, в конце концов, почуяв близость смертного часа, он призвал к себе Бэйлина, велел разыскать короля и уговорить его покинуть монастырские стены и вернуться на престол.

– Абельгирт прислал меня к тебе... – Бэйлин замялся, внезапно ощутив необычное стеснение в груди. Столь многое зависело сейчас от того, что и как будет сказано, – и медь он не отличался ораторским искусством, – по крайней мере, когда речь шла о чем-то важном. Другое дело – посквернословить или рассказать какую-нибудь похабную историю, да, уж тут-то ему не было равных. Но сейчас... Как убедить этого человека покинуть добровольное заточение и снова вернуться к жизни?

– Пока был жив Абельгирт, твоему королевству ничто не угрожало, но теперь будущее Гвинедда в опасности, – продолжал Бэйлин. – Ты должен, как прежде, управлять страной. Больше некому.

– Но есть еще Элвин... и Мильгрит... и Роддери, наконец.

Посланник покачал головой:

– Все они недостаточно сильны. Вожди не станут объединяться с ними. Если ты не вернешься... с Гвинеддом будет покончено.

Мэлгон вздохнул. Все его тело напряглось, словно он собирался взвалить себе на плечи тяжелую ношу.

– Со мной... уже покончено. Я похоронил свои мечты вместе с Авророй... и Эврауком... и... – молвил он тихо, – ...с моим сыном.

– Но ты нам нужен, – прозвучал резкий ответ. – Нельзя думать только о спасении своей души, Мэлгон. Вспомни о людях, которые от тебя зависят, которые за тебя сражались. Как ты скажешь им, что тебе больше нет до них дела?

Бэйлин испугался собственного тона, но было поздно – он уже не мог остановиться. Чтобы придать своим словам больше убедительности, он решился пристыдить Мэлгона и даже вызвать его гнев. Может быть, хоть это заставит его, в конце концов, выбраться из трясины жалости к самому себе и вернуться на подобающее ему место. У посланника перехватило дыхание при виде того, как сверкнули голубые глаза Мэлгона: ведь от крутого нрава короля пострадало немало его приближенных.

Но вспышка гнева мгновенно угасла, словно пламя это задул какой-то неведомый ветер. Отшельник рассмеялся, и Бэйлин заметил, что зубы у него крепкие и белые, как прежде. Скудная монастырская пища и неподвижная жизнь не подорвали здоровье короля.

– Это я-то думаю только о своем спасении? – усмехнулся Мэлгон. – Кажется, все словно сговорились осыпать меня самыми нелепыми упреками. Братия утверждает, что я грешен и одержим дьяволом, что меня переполняют суетные мысли о мирском богатстве и жажда власти. Увы, пожалуй, они правы: я все-таки грешный, грешный человек. – Лицо его исказилось в презрительной усмешке. – Но как быть? Я не верю в то, что святость доступна простому местному, если только он окончательно не раздавит свою грешную плоть, истязая ее во славу Господа.

– Тогда почему бы не бросить все это? Тебе нечего здесь делать. Ты воин, ты король. Как можешь ты забыть о крови Канедага, что течет в твоих жилах?

– Это проклятая кровь! – Глубокий голос Мэлгона отразился от стен крошечной комнатушки. – Родственники мои погибли, сражаясь друг с другом, одержимые жаждой власти. Я думал, что смогу избежать этого проклятия, по спасения, как видно, нет. Погляди, что стало с моей сестрой Эсилт. Она предала меня, предала свой собственный народ – и все ради смутной цели стать королевой, – голос Мэлгона сорвался, – Когда умер мой сын, я воспринял это как знак того, что моему роду суждено угаснуть.

Бэйлин переступил с ноги на ногу. О Господи, дай ему силы прорвать тьму, которая, кажется, наполняет эту комнату. Вот уже семь лет прошло с тех пор, как королева Аврора умерла в родах вместе со своим первенцем. Неужели никогда не заживет эта рана? А может, король действительно прав, может, его семья проклята?

Ну, уж нет, решил про себя Бэйлин, он не сдастся так просто невидимому противнику, почти победившему Мэлгона. Он все еще в состоянии драться за своего монарха и выиграть эту битву. Вот только бы найти верное оружие, нужные слова...

Он окинул друга взглядом. Перед ним стоял красивый мужчина; в нем все еще оставалось много общего с тем молоденьким наследником гвинеддекого престола, которого Бэйлин знал много лет назад. Всегда быстро впадающий в гнев, Мэлгон, однако, готов был в самой, казалось бы, критической ситуации к неожиданному дружественному жесту. Такой же, как все прочие мальчишки, он превзошел своих сверстников в удальстве и храбрости. Глаза Бэйлина наполнились слезами. Он любил этого человека больше, чем кого-либо из друзей. Он протянул руку, положив ее на плечо Мэлгона.

– Ну, полно. Попытайся... пожалуйста, попытайся снова стать королем. Ты нужен нам.

В наступившей тишине оба прислушивались к доносившимся снаружи звукам внешнего мира, к воркованию вяхирей, свивших себе гнезда над их головами.

Мэлгон тяжко вздохнул. О да, он был многим обязан Бэйлину. Большую часть своей жизни этот сильный, честный воин оставался его преданным товарищем. Потерян счет битвам, в которых сражались они плечом к плечу. Друзья делились своими тайнами, даже женщинами, когда были помоложе. Но имелись меж ними узы надежнее, чем кровное родство. На руке Бэйлина, чуть ниже локтя, остался знак – напоминание о приходившей за Мэлгоном смерти. Много лет назад он заслонил короля от вражеской стрелы, сам подставившись под ее смертоносное жало. Старые воины верили, что если человек спас тебе жизнь в бою, то он имеет на тебя все права. Чего бы он ни потребовал, ты не можешь ему отказать. Бэйлин за все прошедшие годы еще ни о чем не просил короля.

Он ждал. Его карие глаза блестели от слез, и потому Мэлгон отвернулся.

Возведя очи к распятию, затворник в беззвучной молитве зашевелил губами. Затем обратился к посланнику:

– Пойди скажи настоятелю, что я уезжаю.

– Слава Богу, – шепнул Бэйлин и улыбнулся; лицо его осветилось счастьем, голос радостно зазвенел. – Я скажу им, этим глупым ханжам. И пусть только попробуют обвинить тебя и чем-нибудь, я напомню им, как они были счастливы все эти годы, пока побережье никто не беспокоил. Но однажды ирландские грабители придут вновь, и тогда святая братия порадуется, что король сам защищает их жизни вне стен обители, вместо того чтобы, прячась за этой оградой, молить Бога о спасении грешных душ.

Мэлгон тихонько рассмеялся, и Бэйлин подумал, что он за всю свою жизнь еще не слышал ничего столь же прекрасного, как этот смех.

 

Глава 1

Нарана нетерпеливо притопнула ногой, стоя на пороге маленькой палатки.

– Идем же, поторапливайся, я не могу ждать тебя тут целый день.

Поспешно отложив работу, Рианнон вышла к мачехе. Обе женщины быстро зашагали между палаток и грубо срубленных хижин летнего лагеря бригантов; шли, обходя собак и играющих среди построек детей. Когда они добрались до жилища ее отца, короля Фердика, Рианнон почувствовала, что совсем запыхалась и вспотела.

Нарана вошла внутрь, чтобы доложить мужу о приходе его дочери, которая тем временем дожидалась возле двери, ощущая, как бешено бьется ее сердце. Отец редко замечал ее присутствие и никогда не призывал к себе. Так что нынешнее приглашение было совершенно неожиданным.

Через минуту мачеха вернулась и кивнула ей, знаком позволяя войти. Рианнон переступила порог и увидела отца, сидящего в дальнем конце комнаты на троне, ножки которого утопали в расстеленной на полу косматой медвежьей шкуре. Фердик внимательно осматривал свой новый лук.

Возле трона лежали колчан со стрелами и доспехи. Под одеждой, богато расшитой нитями глубокого зеленого и кроваво-красного цветов, угадывалось сухопарое, сильное тело короля бригантов. Шею и запястья его отягощали бронзовые, с эмалевой росписью, украшения – знаки отличия настоящего воина. Глядя на этого мужчину в роскошном платье, с копной блестящих рыжих волос и точеными чертами лица, нельзя было усомниться в том, что перед вами истинный король.

Девушка осторожно приблизилась к отцу и, поклонившись, произнесла:

– Милорд...

Фердик выпрямился.

– Подойди поближе, Рианнон.

Она шагнула вперед, так что унизанные перстнями пальцы отца смогли ее коснуться, и застенчиво склонила, голову, уставившись на его пыльные кожаные сапоги. Фердик взялся за толстую рыжую косу дочери и провел по ней пальцами, будто ощупывая славно отточенный клинок.

– Я и не заметил, как ты превратилась в настоящую красавицу. – Глаза изучали очертания хрупкой, почти детской фигурки. – Должно быть, ты недурно сложена, хотя об этом трудно судить из-за твоего убогого наряда. – Он, нахмурившись, указал на блеклую, не по размеру широкую блузу. – Но у тебя, конечно, имеется что-нибудь более подобающее принцессе. Вот и изволь одеваться как следует.

Рианнон все еще не поднимала головы в надежде, что так отец не заметит румянца, воспламенившего ее щеки. Неужто он и впрямь не знает, что мачеха жалела для падчерицы новых платьев? Как же мало внимания уделяет он своим домашним, если не знает, что Нарана ненавидит ее.

Они немного помолчали. Фердик взял дочь двумя пальцами за подбородок. На краткий миг их взгляды встретились. Сине-зеленые прекрасные очи короля сверкнули холодно, испытующе.

Рианнон отвела глаза, чтобы не выдать своих печальных дум. Как бы ни ждала она прежде отцовского внимания, этот внезапный интерес к ее персоне не только не обрадовал, но даже огорчил ее.

Фердик отстранился от дочери.

– Ты все еще боишься мужчин, Рианнон?

Голос его звучал мягко, даже ласково. Девушка облизала сухие губы и с трудом выдавила:

– Нет, милорд.

Отец кивнул:

– Молодец Эсилт: уладила все, как и обещала.

При упоминании этого имени на принцессу сразу же нахлынули воспоминания. Высокая темноволосая женщина стала для нее настоящей матерью, не то, что злобная и безразличная Нарана. И хотя она никогда не жила вместе с бригантами, но частенько приходила навестить Рианнон или же приглашала ее к себе. Эсилт любила девочку и заботилась о ней. Более того, лишь одна она помогла ей залечить физические и душевные раны после той ужасной ночи два года назад, когда Алевенон изнасиловал ее.

– Это славно, что ты преодолела свои страхи, Рианнон. Ты теперь взрослая. Пришло время выходить замуж.

Мысли ее тотчас же перенеслись в настоящее, и Рианнон, наконец, с ужасом осознала, для чего ее вызвал к себе отец. Эсилт всегда предупреждала: как только Фердик найдет достаточно богатого и могущественного жениха, он выдаст свою дочь замуж. По-видимому, сегодня этот момент настал.

– Я долго думал о твоем будущем супруге, – промолвил он. – И решил, что тебе не пристало выходить за принца из нашего клана. Ты моя единственная дочь, и в наших обычаях наследовать по женской линии. Очень может статься, что один из твоих сыновей сам будет когда-нибудь правителем.

Рианнон озадаченно посмотрела на Фердика. Интересно, кому именно пришла в голову мысль использовать свадьбу дочери короля бригантов, чтобы не просто увеличить казну, но, возможно, сделать будущего внука Фердика владыкой над новыми территориями? Вряд ли такой план мог зародиться еще в чьей-либо голове, кроме его собственной.

Король поднялся с трона и принялся энергично расхаживать по комнате.

– Я нашел для тебя подходящую пару, – сказал он. – Правда, враги считают его слабым. Говорят даже, что время его прошло. Но я знаю лучше. Он великий полководец и мудрый правитель. Если кому и суждено объединить кимрские племена, так только этому человеку, которого прозвали Драконом Острова. Я направил в его новый замок посольство с предложением объединить наши народы. Через несколько дней рассчитываю получить ответ. – Фердик остановился и пристально посмотрел на дочь; его проницательные глаза безжалостно сверлили ее. – Я полагал, ты знаешь, что тебя ожидает в будущем, Рианнон. Тебе, наверное, интересно будет узнать, что Мэлгон Великий по праву считается красивым мужчиной, к тому же он неравнодушен к женскому полу. Его преданность первой жене была безгранична. После ее смерти он так переживал, что даже на несколько лет покинул свою державу.

Но Рианнон почти не слышала последние слова Фердика; ее поразило имя жениха.

– Мэлгон Великий? – выдохнула она. – Брат Эсилт?

– Ну, да. Они были очень похожи как внешне, так и характерами.

Голова у Рианнон пошла кругом. Эсилт часто рассказывала ей о своем родственнике, о том, как он красив, высок и величествен, о том, какой он храбрый и замечательный воин.

– О нет, я не могу, – вырвалось у нее. – Я не смогла бы выйти замуж за такого человека.

– Так ты что же, ослушаешься меня?

Фердик говорил спокойно, но в голосе его звучала угроза, Рианнон отступила на шаг и в испуге покачала головой:

– Нет, я хотела сказать... Я... просто не понимаю, почему он пожелал жениться на мне.

Выражение на лице ее отца изменилось: очевидно, он испытал облегчение.

– Я предложу ему такое приданое, против которого он не устоит. Мэлгон восстанавливает прежние границы своих владений. Ему нужны воины. Он не откажется от отряда бригантов.

Рианнон в ужасе уставилась на Фердика. О боги, помогите ей! Отец собирается подкупить этого человека, чтобы выдать ее замуж. Скорее всего Мэлгон не хочет жениться, но вынужден будет взять невесту как часть будущей сделки.

– Рианнон. – Фердик повысил голос. – Я думал, ты обрадуешься. Ведь я помню, как тебе нравилась Эсилт... Твое горе после ее смерти было чрезмерно. Я и не предполагал, что кто-нибудь может так полюбить эту старую сучку. Мэлгон – ближайший ее родственник. Так что тебе не трудно будет связать свою жизнь с таким человеком.

Жестокая, острая боль пронзила сердце Рианнон. Смерть Эсилт оставила в ее душе незаживающую рану, а бессердечные речи отца – они были как едкая соль. Прошлой весной он сообщил ей трагическую весть... как сообщают о неком казусе, словно кончина ее подруги была не более чем забавной сплетней. И когда принцесса рухнула на пол и разрыдалась у ног отца, Фердик лишь пожал плечами, заметив, что не видит причин так убиваться. Эсилт была уже немолода, сказал он, и начала терять женскую привлекательность. Он добавил также, что хотел бы и сам умереть, не дожив до старости и не утратив уважения своих подданных.

Рианнон подняла глаза. Отец смотрел на нее, ожидая ответа. Но что она могла сказать? Муж ей вовсе не был нужен, и особенности такой, которого принуждают на ней жениться. Но отцу бесполезно объяснять все это. Тем более что Фердик уже послал свои предложения Мэлгону, совершенно не побеспокоившись о согласии невесты. И вот он ждет от нее благодарности.

Принцесса растянула губы в принужденной улыбке:

– Для меня большая честь выйти замуж за Мэлгона Великого.

Фердик улыбнулся в ответ столь ослепительно, что Рианнон даже мысленно похвалила себя за ложь: ведь прежде ей ни разу не удавалось так угодить собственному отцу.

Но улыбка быстро исчезла с его лица, а вместе с нею и благорасположение. Он поднял руку, жестом давая понять, что отпускает дочь.

– Передай Наране, пусть велит сшить тебе новое платье, – крикнул он ей вдогонку. – Что-нибудь такое... чтобы получше были видны твои прелести.

Ни одна живая душа не остановила принцессу, стремительно бежавшую по занятому обычными заботами лагерю. Она заскочила в дом мачехи, прихватила там свой плащ и помчалась в прохладное зеленое убежище леса. Сейчас ей никого не хотелось встречать – не только постоянно насмехавшуюся над нею Нарану, но даже Буду, которая, правда, дружила с Рианнон, но теперь целиком увлеклась молоденькими солдатами и не находила времени для общения с подругой.

Принцесса, не останавливаясь, шла между деревьями и не обращала внимания ни на цеплявшиеся за одежду кусты ежевики, ни на грязь под ногами, в которой то и дело тонули ее туфли. Когда листва стала гуще, Рианнон подобрала подол и выбралась на поросшую мхом тропинку. Она миновала густые заросли, вышла к огромному дереву с полым стволом, нагнулась и юркнула в тесное пространство дупла. Очутившись в укрытии, она расслабилась. Здесь ей было уютно, словно белочке в родном гнезде. Она прислонилась спиной к стволу. Капля пота, стекая по лбу, щекотала кожу, прядь волос пала на щеку. Рианнон убрала ее и только теперь почувствовала, как унимается бешеное сердцебиение. Она закрыла глаза и задумалась. Ей хотелось стать частью этого дерева, навсегда раствориться в этом лесу. Дожди будут струиться по ее лицу, снег ляжет на веки, а она будет стоять неподвижно, беззвучно, умиротворенно.

Девушка снова открыла глаза и вздохнула. Всякая живая тварь, каждое растение питаются одной и той же жизненной силой – значит, должен быть способ превращения одного существа в другое. Ах, если бы только она владела искусством магии. Алевенон обещал научить ее колдовству, но, конечно, это был обман. Она не верила в то, что он действительно знает, как превратиться в дерево, или и нечто иное, или же побывать в стране духов. Все его чародейство было ложью, он просто хотел заставить других людей верить в свое могущество. А может быть, и нет никакого волшебства, с грустью подумала Рианнон. Может, нет вообще ничего, кроме этой сердечной боли, которую называют жизнью.

Как часто хотелось ей родиться каким-нибудь животным, а не человеком: лисицей или оленем, а может быть, даже белкой или мышью. У них все просто. Рождаются, взрослеют, приносят потомство и умирают, прожив всего несколько лет. И хотя смерть в лесу зачастую жестока, она не мучительна. По крайней мере, животные не терзаются душевной болью так, как люди.

И звери не заставляют друг друга страдать нарочно, как заставил страдать ее Алевенон. Ему нравилось причинять ей боль, и это было самое ужасное. Если бы он просто захотел разделить с ней ложе, она бы, возможно, согласилась по доброй воле. Ей рассказывали, сколь всемогуща магия физической любви, и к тому же она всегда была не прочь испытать новые ощущения. Но Алевенон нарочно обманул ее. Он выманил ученицу в лесную глушь и овладел ею, когда она была не готова и не желала этого. Страх и боль ее были неописуемы, а он наслаждался ее страхом и болью. Он утолял свою похоть страданиями жертвы, и чем громче она кричала, тем неистовее терзал он ее лоно.

Девушка стиснула зубы. То, что сделал с нею Алевенон, – несправедливо и жестоко, что бы там ни говорили. Нарана, например, заявила, что, будь Рианнон послушной дочерью, Алевенон просто не имел бы случая ее изнасиловать и что к этой беде привели только упрямое отшельничество падчерицы и ее непомерное любопытство к магии. Это тоже было несправедливо. Перед лицом отцовского безразличия и враждебности со стороны мачехи какой оставался выбор у бедняжки, если не удалиться под сень лесов и в собственные мечтания?

Много лет ей казалось, что она живет сразу в двух мирах: в холодном, исполненном одиночества доме Нараны и в живительном мире собственных грез. Изредка эти два мира соприкасались. Подчас, когда она старательно вышивала драконов, змей и волков на церемониальных одеждах своего отца, ей чудилось, что она просто изображает тот волшебный мир, который существовал в ее сознании. Еще будучи совсем маленькой девочкой, она почувствовала склонность к искусству вышивки и продолжала совершенствовать ловкость и умение своих пальцев до тех пор, покуда даже Нарана, хотя и с неохотой, но все же не признала ее талант. Глядя на свои швейные, а также ткацкие работы, мастерица испытывала чувство удовлетворения, которого лишена была во всем остальном.

Еще одним храмом ее души был лес. Сколько помнила себя Рианнон, всегда ее наполняло ощущение родственной связи с миром, раскинувшимся под кронами деревьев. Другие дети опасались лесных чудовищ и злых духов, а она чувствовала себя здесь в безопасности и проводила долгие часы среди зелени, слушая птичье пение и свивая призрачные нити своих грез. Любимыми ее фантазиями были мечты о превращении в птицу или зверя. Ей казалось, что, сделавшись диким животным, она избавится от тоски и разочарования, владевших ее духом.

Обнаружив интерес девушки к колдовству и превращениям, Алевенон с легкостью упросил ее пойти к нему в ученицы. Он действительно научил ее кое-чему: теперь она знала, какие травы помогают от лихорадки, а какие – от рези в животе, как пользовать людей с больными суставами; ей стали известны и многие другие знахарские премудрости. Однако колдун так и не посвятил Рианнон в святая святых своего искусства, сказал, что она еще не готова. Зато однажды он явился к ней ночью и пообещал показать настоящее чародейство, если она прямо сейчас последует за ним в лес.

Рианнон вздрогнула при этом воспоминании и крепко обхватила колени руками, будто укачивая самое себя в маленькой колыбели. Она должна забыть об этом. Все уже в прошлом. Алевенон изгнан навеки. Правда, Эсилт назвала Фердика трусом, потому что он не решился казнить колдуна и лишь прогнал его. Но тот человек был бардом, шаманом и целителем. А многие бриганты свято верили в то, что посвященные могут наслать такое проклятие, от которого все мужское население вымрет в страшных мучениях или же полностью утратит свою мужскую силу. И Рианнон не могла осуждать отца за излишнюю предосторожность.

Она вздохнула. Алевенон, конечно, ушел, но злой дух его никуда не делся. Случалось, что даже в самые яркие солнечные дни темная тень ложилась поперек ее дороги, и от этого перехватывало дыхание. Не важно, что она при этом делала или сколько народу было вокруг, – ее мгновенно бросало в жар, и сердце начинало бешено колотиться в груди. Чтобы унять эти странные ощущения, требовались иногда часы, однако и после того ужас не покидал ее еще несколько дней.

Но не один только страх преследовал Рианнон. Иногда ее переполнял гнев. В такие мгновения ей хотелось, чтобы Алевенон вернулся и снова попытался овладеть ее телом. Но только на этот раз у нее был бы нож, и тогда уже бывшая жертва заставила бы мучиться своего обидчика. Она почти физически ощущала, как острое лезвие одним махом отсекает его мерзкие мужские органы, как окровавленной рукой она забрасывает эту плоть подальше в лес.

Рианнон, конечно, понимала, насколько глупы ее мстительные фантазии. Алевенон ушел, он больше не сможет причинить ей боль, и для нее будет лучше преодолеть свое отвращение к мужчинам. Скоро ей предстоит выйти замуж, она станет женой короля, которого зовут Мэлгон Великий.

Это имя приводило ее в благоговейный трепет. Сколько она себя помнила, Эсилт не упускала случая поведать очередную историю о несчастном владыке южных земель, которого называли Драконом Острова. Эти рассказы всегда начинались так же, как и песни бардов, отчего казалось, будто слушаешь легенды о давно минувших временах, когда геройство и волшебство встречались на каждом шагу.

«Жил на свете великий король, – так начинала рассказчица. – Долгие годы он мудро и справедливо правил своей страной, пока не женился на злой женщине. Она была красавицей, но до предела самолюбивой и эгоистичной и восстановила короля против всех, кто раньше помогал ему. Она хотела его падения. Наконец злая королева умерла, но даже умирая, не рассталась со своими злодейскими замыслами. Она похитила волю короля, и он стал слишком слабым, чтобы править страной и заботиться о своем народе. Держава распалась, голод и страх воцарились на земле».

«Но у этой истории будет счастливый конец, – обещала Эсилт. – Однажды король снова женится. Его новая супруга будет доброй и хорошей, она заслужит его любовь и уважение и вернет ему былое могущество. Чувствуя ее поддержку, король обретет все, что некогда потерял, и станет миг сильнее, чем прежде. Когда-нибудь он будет править всей Британией, и для целого Острова настанет пора процветания».

Это была чудесная сказка, и маленькой девочке очень хотелось верить в ее счастливый конец. Лишь много времени спустя Эсилт дала королю имя, и еще позднее она призналась, что этот несчастный владыка – ее собственный повелитель, ее младший брат.

Рианнон встряхнула головой. Она и не думала, что может стать невестой такого могущественного человека. Сама она была маленькой, застенчивой и, как часто напоминала ей Нарана, слишком бледной. Действительно, большинство бригантских женщин были на целую голову выше Рианнон, а их пышные бюсты и бедра куда сильнее соблазняли мужчин, чем худенькое тело принцессы. Скорее всего, Мэлгон Великий будет разочарован. Он даже может потребовать дополнительных войск в качестве приданого за такую худосочную невесту. И тогда отец рассердится и станет обвинять во всем ее.

Эта мысль огорчила бедняжку. Она выросла здесь, в этих северных лесах, у нее есть определенное положение в отцовском племени. Как единственной дочери Фердика, принцессе, ей оказывались известные почести. По крайней мере, она обладала свободой. Покуда она не делала ничего, что вызвало бы гнев мачехи или неодобрение отца, она могла жить, как ей заблагорассудится.

А теперь придется покинуть родину и выйти замуж за чужестранца. Она расстанется со знакомыми ей густыми лесами и каменистыми пастбищами. Жизнь ее бесповоротно изменится. Рианнон знала, что жена имеет меньше прав, чем незамужняя женщина. Жена принадлежит своему мужу и считается его собственностью, почти как вещь. Позволит ли ей будущий супруг бродить по лесу и врачевать душу, уединяясь среди густой листвы?

Дурное предчувствие охватило Рианнон. Она поежилась. Неподалеку чирикнул зяблик, и девушка выглянула из своего укрытия. Невысоко над головой, на ветке, она увидела маленькую пичужку, которая самозабвенно и весело заливалась песней о прелестном и теплом весеннем деньке.

– Почему? – спросила птичку Рианнон, – почему жизнь так несправедлива? Почему я не могу быть так же свободна, как ты?

А птица продолжала петь. Принцесса снова прислонилась к мягкой, трухлявой древесине. «Насколько лучше быть лесной пичугой, чем женщиной, – подумала она, – женщиной, пойманной в силки честолюбивых замыслов собственного отца».

 

Глава 2

– Неприятель! – кричал на бегу худенький юноша, быстро приближаясь к упражнявшимся на тренировочной площадке воинам. Наконец он остановился перед темноволосым мужчиной, который возвышался над остальными почти на целую голову, быстро поклонился ему и судорожно сглотнул, прежде чем заговорить, – Их там трое, милорд. Элери говорит, они похожи на иностранцев.

Высокий человек удивленно приподнял брови:

– Иностранцы? И это все, что сказал Элери?

Мальчик смахнул струйку пота со своей грязной щеки.

– Я сам их видел. Они приближались по прибрежной дороге. Трое рыжих мужчин в ярких одеждах. Может быть, ирландцы?

Мэлгон Великий посмотрел сверху вниз на нетерпеливого гонца и покачал головой:

– Эти появляются с моря, а не верхом на лошадях по северной дороге. – Он перевел взгляд с мальчика на здоровенного широкоплечего воина, стоявшего рядом, – Что ты об этом думаешь, Бэйлин?

– По описанию похожи на бригантов, – отозвался богатырь и нахмурился. Его карие глаза выражали озабоченность, – Но что им могло здесь понадобиться? Уже много лет у нас с ними нет никаких отношений.

Друзья обменялись задумчивыми взорами, и Мэлгон вновь обратился к юному посланцу:

– Возвращайся в Диганви и скажи Элери, чтобы вежливо принял иноземцев, но постарался подольше не впускать их в крепость. Я сам желаю узнать об их намерениях, прежде чем приглашать гостей к своему очагу.

Отрок быстро кивнул и поспешил удалиться. Мэлгон подал знак собравшемуся вокруг него воинству, и люди сразу же стали готовиться к возвращению.

У ворот деревянной крепости Мэлгона ожидали три всадника. Их кони старых романских кровей были на добрых полдюжины ладоней выше, чем кимрские лошадки местной породы, и с легкостью несли на себе высоких, крепких воинов. Двое из приезжих обладали темно-рыжими шевелюрами, похожими на мех лисицы. Длинные локоны третьего отливали золотом.

Тот, чьи волосы были светлее, спешился и пошел навстречу, чтобы приветствовать короля Гвинедда. При виде ярких пледов, составлявших часть одеяния приезжих, подозрения Мэлгона подтвердились. Ярко-красный и зеленый, – конечно, это королевские цвета Фердика ап Кунедды, владыки бригантов, много лет назад вступившего в заговор с целью свержения Мэлгона. С тех пор меж ними установилась вражда.

– Добро пожаловать. – Король развел руки в стороны, желая показать, что при нем нет оружия. – Мы приглашаем вас как добрых гостей разделить трапезу и насладиться нашим гостеприимством. Если не ошибаюсь, вы из Земли бригантов. Что привело вас в Гвинедд?

Приезжий улыбнулся, и под его золотисто-рыжими усами блеснули здоровые белые зубы.

– Благодарим за радушный прием, владыка Мэлгон. Вы очень проницательны, поскольку мы и впрямь прибыли из Манау-Готодин, земли бригантов. Мое имя – Ахлен. – Тут ни показал на своих спешивающихся спутников: – А этих людей зовут Уриен и Брихон. Мы привезли тебе поклон от короля Фердика.

– Что надо от меня Фердику? – резко проговорил Мэлгон. После того как обмен приветствиями состоялся, он больше не чувствовал необходимости скрывать свое недоверие к гостям.

– Мы с радостью сообщим о цели нашего приезда, когда соберутся все люди из вашего клана.

Мэлгон, прищурившись, разглядывал гостей. Ему совсем не нравилась идея выслушивать неизвестно что перед общим собранием, на котором будут присутствовать и слуги, и женщины, и рабы. А Фердик способен на всякие штучки. Никогда нельзя предугадать, что за хитроумный план созрел у него в голове. Лучше бы поговорить с этими послами наедине.

– После совместной трапезы и небольшого отдыха мы встретимся с вами на совете. Там вы сможете передать мне ваше сообщение, – ответил Мэлгон.

Бриганты вежливо поклонились. Пусть король слегка изменил их планы, по крайней мере он и не отказался от разговора с ними.

Мэлгон со свитой присоединился к гостям за обильным дружеским ужином, состоявшим из семги, вареных угрей и баранины. Разговор касался ничего не значащих вещей вроде погоды, запасов продовольствия на зиму и последних известий об их общих врагах – пиктах и ирландцах, – но никто и словом не обмолвился о цели визита. После трапезы Мэлгон, его ближайшее окружение и трое бригантов удалились на совет. Король закрыл дубовую дверь и жестом предложил собравшимся рассаживаться вокруг массивного стола.

– Итак, – начал он, занимая свое место на одной из скамей, – что понадобилось от меня Фердику после стольких лет ссоры?

Ахлен, явно назначенный главой посольства, заговорил:

– Король Фердик желает забыть ваши с ним разногласия и возобновить дружеские отношения между бригантами и Кимрами.

Мэлгон был настолько изумлен, что не сразу нашел слова для ответа. Он, правда, готов был к каким-нибудь льстивым заверениям со стороны своих северных соседей, но уж никак не ожидал такой наглости. Человек, которого он ненавидел и которому не доверял в течение стольких лет, теперь явно искал в его лице союзника. Он, что же, сошел с ума?

Мэлгон ответил со всем презрением, какого заслуживало столь нелепое предложение:

– То, чего хочет Фердик, совершенно невозможно. Ваш король показал себя предателем и лжецом. Я не стану с ним связываться.

От резких слов кимрского вождя сидевшие вокруг стола почувствовали себя неуютно и в смущении переглянулись. Лишь один Ахлен, казалось, пропустил оскорбление мимо ушей. Сохраняя на лице любезное выражение, он невозмутимо продолжал:

– Что ты, Фердик полагает, что для обоих наших народов этот союз будет большим благом, хотя, по правде говоря, он и не полагал, что вы воспримете его предложение с радостью. И поэтому, он готов подкрепить слова делом и продемонстрировать свою добрую волю, послав к вам своих лучших воином, чтобы тем самым оказать помощь в борьбе за восстановление былого могущества Гвинедда.

Последнее замечание вызвало заметное оживление среди кимров, и Мэлгон тотчас угадал, о чем подумали его люди. Бриганты считались славными воинами, и, имея в своем войске такую силу, легко можно собрать земли королевства за одну короткую летнюю кампанию, не тратя долгие годы на борьбу с соседями.

Мэлгон осклабился. Как это похоже на Фердика – закинуть столь аппетитную наживку. Интересно только: для чего? Впрочем, это не имеет значения, он никогда ничего не примет от столь презренного человека. Ответ последовал незамедлительно, и в голосе гвинеддекого владыки прозвучала брезгливость:

– Я не нуждаюсь в том, чтобы за меня сражались бригантские наемники. Можете возвращаться к своему королю и передать ему, что он не купит мое расположение.

По собранию прокатилась волна разочарования, и некоторые из кимров с тревогой посмотрели на послов. Мэлгон едва удержался, чтобы не сказать бригантам точнее, куда им отправляться со своими предложениями.

Но лицо Ахлена оставалось бесстрастным, а голос звучал все так же любезно и невозмутимо:

– Никто не собирался подкупать вас, владыка Мэлгон. – Он протянул свою огромную, обветренную ручищу к кубку меда, стоявшему перед ним на столе, и поднес его к губам. Сделав глоток, посол добавил: – На вашем месте я не стал бы так торопиться с ответом. Дайте себе время спокойно все обдумать. А еще лучше – поезжайте сами в Манау-Готодин, чтобы лично переговорить с Фердиком и убедиться в его добрых намерениях.

Бэйлин, сидевший одесную от Мэлгона, подал голос:

– Возможно, мы лучше ознакомимся с предложениями Фердика. Рис и я, мы могли бы отправиться к вашему королю, чтобы, как вы говорите, уяснить себе суть его предложения.

Не желая встречать умоляющий взгляд своего старшего военачальника, Мэлгон предусмотрительно отвернулся, но Бэйлин все же обратился к нему:

– Фердик был еще слишком молод, когда между вами произошла ссора. Надо полагать, он набрался опыта и теперь искренне желает уладить ваши взаимоотношения.

– От того, что мы их выслушаем, беды не будет, – подал голос с другого конца стола стройный воин со светло-карими глазами. Его звали Элвин. – Нельзя же жить одним только прошлым.

Мэлгон наградил Элвина холодным взором. Затем обвел глазами остальных присутствующих. Все в замешательстве глядели на своего короля и ждали его ответа. Во всех лицах читалась надежда. Они хотели, чтобы это предложение было принято. Возможно ли осуждать их? Уже два года минуло с тех пор, как Мэлгон покинул монастырь и начал собирать свои земли. Верные соратники присоединились к нему в этой борьбе за воссоединение королевства, разделенного между дюжиной мелких правителей. И все же их войско было слишком малочисленно для столь крупной военной кампании, потому Мэлгону пришлось силами своих мелких отрядов строить крепость в Диганви и засевать поля, чтобы люди не умерли с голоду. Но это были солдаты, а не плотники и не земледельцы; их кровь застоялась от вынужденного бездействия. И если он теперь откажется от предложенной военной помощи, то кто знает, долго ли ждать того дня, когда их беззаветная преданность обернется ожесточением против самого Мэлгона?

Мэлгон посмотрел на Ахлена и встретил его вопрошающий взгляд.

– Что ж, ладно. Мои люди поедут вместе с вами в Манау-Готодин, чтобы выслушать Фердика. Но вот что я скажу вам напоследок. Если он не сумеет убедить меня в своей искренности и не докажет на деле, что и впрямь готов изменить наши отношения, то никакого союза не будет.

С этими словами Мэлгон поднялся из-за стола и покинул зал.

Оставшиеся обменялись тревожными взглядами, Бэйлин положил свои огромные ладони на стол и обратил на троих посланцев пристальный, преисполненный явной угрозы взор:

– Предупреждаю вас, если Фердик задумал недоброе, мы докопаемся до истины и обо всем доложим Мэлгону.

– Но здесь нет никакого подвоха, – сказал Ахлен. Он улыбнулся, и вокруг его глаз залегли едва заметные морщинки. – Наш вождь действительно искренен. Он решился на этот шаг еще в прошлом году, когда услышал, что Дракон вернулся на царство и построил крепость, чтобы сражаться за восстановление своих границ. – Ахлен обвел взглядом присутствующих. – Есть еще один повод для подобного альянса. Об этом я еще не успел упомянуть. Фердик хотел бы скрепить наш союз браком своей дочери и вашего короля. Он полагает, что кровное родство упрочит этот договор.

За столом воцарилось молчание. Прекрасно зная своих соратников, Бэйлин угадал, о чем они подумали. Мэлгон ненавидел бригантского короля, так что его могла оттолкнуть идея женитьбы на дочери своего врага.

– В чем же дело? – спросил Ахлен, очевидно, озадаченный тягостным молчанием. – Я привез Мэлгону как раз то, что ему необходимо для восстановления власти над Гвинеддом. Почему его должно смутить столь простое дело, как женитьба? У него есть другой план, как сохранить свое королевство? Или предложение Фердика несвоевременно?

Бэйлин покачал головой и вздохнул:

– Да нет, предложение вполне кстати. Мэлгону нужна военная помощь. Он прекрасно понимает, что может значить для нас отряд бригантских воинов. Мы смогли бы закончить за одно лето то дело, на которое иначе потребуются годы.

– Так почему же он колеблется? – Ахлен говорил тихо и доверительно, словно по секрету. – Сказывают, что Мэлгон – мудрый правитель. Если его положение таково, как вы описываете, то надо быть дураком, чтобы отвергать подобный союз.

– Мэлгон не дурак! – с горячностью возразил Элвин.

– Разумеется, – поддержал его Бэйлин. – Хотя и на него временами находит затмение, как и на всех прочих людей. – Он холодно посмотрел на Ахлена: – Вероятно, Фердик забыл поведать вам о своих давних отношениях с Мэлгоном. Наверное, вы ничего не знаете о сговоре своего предводителя с сестрой нашего короля, Эсилт, и о том, как они собирались сообща свергнуть Дракона.

– Я действительно ничего об этом не знаю, – невозмутимо ответил Ахлен. – Но уверен, что это просто недоразумение. Действительно, на что мог рассчитывать Фердик в результате этого заговора?

Бэйлин вздохнул. Ему было неприятно вспоминать о событиях далекого прошлого, но он все же сказал:

– Фердик действительно не собирался завладеть землями Мэлгона, но боролся против собственного отца, Кунедды, который был одним из наших союзников. И когда Эсилт замыслила отнять Гвинедд у своего брата с помощью вождя одного из восточных племен, Гивртейрна, Фердик воспользовался этой ситуацией, чтобы отвести от себя подозрения Кунедды. – Бэйлин медленно покачал головой. – Мэлгон всегда будет связывать имя бригантского короля с грязной интригой, которую затеяла против него родная сестра. Если бы ее план удался, Мэлгон потерял бы не только свое королевство, но заодно и жизнь. Неудивительно, что он не верит вашему сюзерену.

Младший из двух темно-рыжих бригантов наконец-то заговорил:

– Я впервые слышу о раздоре между Мэлгоном и его сестрой. Наоборот, Эсилт всегда очень гордилась своим родством с Драконом.

– Неужели? – Бэйлин не скрывал своего удивления. Что за поразительная женщина! Прошло столько лет, а она не переставала удивлять своими непредсказуемыми поступками. – Это весьма странно. Я уверен, что ни один из присутствующих не забыл о том, как Эсилт предала своего брата.

Ахлен протестующе поднял руку.

– Но это случилось много лет назад, а мы говорим о будущем, о будущем Мэлгона как правителя Гвинедда.

– Мы тоже, – заметил невысокий темноволосый воин по имени Рис. – Я, например, считаю, что наш вождь слишком долго живет прошлым. Я устал ждать, когда же мы, наконец, начнем бороться за Гвинедд. Если мне придется выкопать еще хоть одну яму или провести все это лето, ворочая камни и бревна, я просто сойду с ума. Мы хотим воевать. Что нам мешает принять помощь от бригантов? Мне кажется, что Мэлгон поддается личным настроениям в ущерб интересам своего народа.

Кимры переглянулись. Бэйлин окинул собрание внимательным взором.

Мрачный Гарет, нарушив молчание, проговорил тихим, задумчивым голосом:

– Несмотря на разногласия в прошлом, я полагаю, что Мэлгон в конце концов примет верное решение. Сомневаюсь лишь насчет нового брака. Я не уверен, что король вообще когда-нибудь согласится жениться вновь.

– Но уже пора, – настаивал Рис. – Не может же он всю свою жизнь провести в трауре по Авроре.

– Прошу учесть, что дочь Фердика, Рианнон, – это партия, заслуживающая всяческого внимания, – вставил Ахлен. – Я думаю, она может стать необычайной красавицей, если будет побольше внимания уделять своей внешности.

– Довольно! – Бэйлин резко поднялся со своего места с твердым намерением положить конец этому разговору, прежде чем гости успеют вникнуть в подробности взаимоотношений между хозяевами. – Мэлгон уже решил, что я и Рис поедем на север к королю бригантов. И если нас удовлетворят его намерения, то мы вернемся и сделаем все от нас зависящее, чтобы заставить нашего владыку более внимательно прислушаться к предложениям Фердика. А нынче, – он исподлобья оглядел собрание, – не пристало нам праздно гадать о замыслах нашего вождя.

– Трудно бороться с потоком, правда?

Бэйлин не сразу ответил. Он лишь повернулся к Мэлгону, который наслаждался захватывающим зрелищем заката, открывавшимся с того места, где они стояли, – с надвратной крепостной башни. Он с неохотой отправился разыскивать короля после его внезапного ухода с совета, чувствуя, однако, что почему-то не может этого не сделать. Возможно, король хочет поговорить о неожиданном посольстве Фердика, значит, надо его выслушать.

– Что ты имеешь в виду, Мэлгон?

– Если окажется, что в этом предложении нет тайного коварства, я не в состоянии буду отказаться.

– Но у тебя, несомненно, есть выбор. Если ты считаешь заключение такого союза неблагоразумным шагом...

Мэлгон громко рассмеялся и повернулся к собеседнику. Черты его лица исказились горестной гримасой.

– Неблагоразумным, Бэйлин? Да это чистейшее безумие! Но в то же время в этом предложении, возможно, единственная надежда на то, что я когда-нибудь смогу вернуть себе свое королевство. Я решил покориться необходимости. Но от того мне не легче. Я никогда не доверюсь Фердику. Его хитрая, самодовольная морда вечно будет напоминать мне...

– Об Эсилт. – Бэйлин понизил голос, словно понимая, сколь неприятен Мэлгону сам звук этого имени. Он подошел ближе к другу. Осмелиться ли коснуться душевной раны? Облегчит ли этот разговор страдания короля или усугубит их? Но Бэйлин все же отважился. – После того как ты покинул собрание, один из послов сказал странную вещь. Он утверждает, что Эсилт отзывается о тебе с глубоким уважением и даже гордится своим родством с тобой.

Мэлгон, нахмурившись, уставился в сгущающиеся сумерки.

– Как это похоже на нее – разыгрывать преданную сестру. Клянусь, я никогда не встречал ни одного человека, который был бы столь же не способен на честные поступки, как она. Кажется, эта женщина просто не может не выворачивать все наизнанку. Каждый раз, едва она открывает рот, с ее уст слетает какая-нибудь жестокая насмешка.

– Если только она вообще придает значение словам, – нерешительно предположил Бэйлин. – А что, если Эсилт все-таки пожалела о своей измене? Вдруг спустя годы она поняла, что, предав тебя, совершила большую ошибку?

– Не мели чепухи. – Голос Мэлгона дрожал от ярости. – Моя сестра никогда не ошибается. Она всегда точно знает, что ей нужно, и делает все, чтобы достичь своей цели. Оглядываться на прошлое и жалеть о нем – о, это так на нее не похоже.

– Что ж, может, ты и прав. – Бэйлин отступил на шаг. Он допустил оплошность, подумав, что Мэлгон когда-нибудь сможет забыть... или простить. Эсилт всегда была бессердечной и думала только о собственной выгоде.

– Я никогда не встречал более странной женщины, – сказал Мэлгон, – Каждый раз, оказавшись в тягости, она пила какое-то жуткое снадобье, чтобы изгнать плод. Женщина, которая не умеет иным способом позаботиться о своем потомстве, просто не в состоянии любить никого на свете.

– Однако я думаю, у нее были серьезные причины, чтобы не рожать этих детей. Ведь она, наверное, даже не знала, кто их отец. Я всегда говорил, что Эсилт похожа на суку в период течки. Теперь ей уже, должно быть под сорок. Интересно, с кем она нынче тешится.

Мэлгон брезгливо поморщился:

– Я уверен, с годами она не растеряла своего искусства соблазнять дураков и еще и сейчас в состоянии заманить к себе в постель какого-нибудь болвана. В течение многих лет ей удавалось втягивать самых разных мужчин в свои мерзкие планы, одним из них в годы своей молодости оказался и я.

У Бэйлина перехватило дыхание, и он наконец задал вопрос, который мучил его все эти годы:

– Так ты до сих пор жалеешь, что не предал ее смерти?

– Да. Это многому положило бы конец, и, возможно, сейчас легче дышалось. Так или иначе, я никогда не избавлюсь от нее окончательно. Даже теперь она не оставляет меня в покое, на сей раз – через Фердика.

Горечь, прозвучавшая в голосе Мэлгона, поразила Бэйлина. Он собирался сообщить королю о требовании включить в условие сделки женитьбу на бригантской принцессе, но так и не осмелился поднимать этот вопрос нынче. Известие о том, что Мэлгону придется вступить в брак с дочерью Фердика и обмен на столь необходимое ему войско, могло лишь подсыпать соли на его раны и расстроить все дело. Как-нибудь после поездки в Манау-Готодин он найдет подходящее время, чтобы обсудить с королем это условие. К тому времени Бэйлин сам познакомится с девушкой и сможет судить, согласится ли Мэлгон принять ее.

Старый воин направился к лестнице, ведущей вниз.

– Надо сообщить жене о том, что я уезжаю на север, – сказал он.

– Надеюсь, вы отправляетесь завтра утром?

– Конечно. Нам всем не терпится поскорее уладить это дело.

Мэлгон кивнул и отвернулся.

Бэйлин, спустившись с башни, задрал голову и еще раз взглянул на короля, стоящего наверху. Высокий силуэт Мэлгона отчетливо вырисовывался на фоне багрового заката.

 

Глава 3

Ожидая доклада Бэйлина и Риса, только что вернувшихся из Манау-Готодин, Мэлгон сидел в палате совета и нервно вертел в пальцах гусиное перо. Последние события требовали скорейшего заключения союза с бригантами. Роддери, вождь соседнего племени, чьи земли лежали к западу, дерзнул убить двух дозорных Мэлгона. И вот тут-то Дракон в полной мере ощутил, что планы его столь же безнадежны, сколь уязвимо ничтожное войско кимров. И так будет, покуда он не сумеет собрать дополнительные силы.

Сообщения из Лондиниума – отдаленных земель на юго-востоке – также были неутешительны. В Британию вернулась желтая лихорадка – та самая болезнь, что опустошила его земли несколько лет назад. Если зараза доползет до Гвинедда, она может похоронить его мечты об объединении страны: там, где хозяйничает смерть, король бессилен.

Наконец, посланники появились перед своим повелителем. Мэлгон подавил вздох облегчения.

– Итак, – начал он, – кто из вас будет говорить?

Бэйлин кивнул Рису.

– Начинай, – промолвил он. – Ты лучше понимаешь бригантское наречие. Объясни королю, что предлагает Фердик.

Рис пожал плечами и начал так:

– Ахлен верно передал слова своего сюзерена. Король бригантов хочет, чтобы мы снова стали союзниками, чтобы возобновили договор, который ты заключил еще с его отцом. Он полон решимости предоставить свои отряды в обмен на твою готовность помогать ему и при необходимости оказывать поддержку.

Мэлгон скептически приподнял бровь:

– И это все?

– Нет.

– Что же еще?

Гонцы, опасливо переглянулись. Бэйлин отважился принять удар на себя:

– Фердик хочет, чтобы ты женился на его дочери.

– Что?

– Он желает скрепить договор брачными узами между тобой и принцессой бригантов.

Мэлгон остолбенел. Он никак не ожидал такого поворота событий.

– При чем тут еще эта девчонка? – резко спросил он. – Ты ее видел? Она хотя бы достаточно взрослая, чтобы выходить замуж?

– По правде говоря, она еще очень молодо выглядит, – ответил Бэйлин.

– Но все-таки не малолетняя, – быстро вставил Рис. – Я думаю, она вполне симпатична и привлекательна. Нельзя сказать, что Фердик спихивает тебе залежалый товар.

Мэлгон почувствовал, что голова у него идет кругом. Сам Фердик несколькими годами младше его. Каким образом у него могла быть взрослая дочь?

– Так вы хотя бы убедились, что это его собственная наследница? – король.

– Ей уже минуло семнадцать зим, а самому Фердику около тридцати двух. – Рис говорил быстро, уверенным голосом, как человек, привыкший слово в слово передавать чужие слова. – Ему вот-вот должно было исполниться пятнадцать, когда он зачал это дитя. Важно, что он и вправду признает ее своей дочерью. Я все время был начеку, ловил каждое неосторожно сказанное слово, каждый намек, и мне показалось, что это не ложь, – девушка действительно жила при дворе. Мать ее умерла, но Фердик утверждает, что она была благородного происхождения.

Мэлгон тяжело откинулся на высокую спинку романского кресла. Он знал, что Фердик сумеет в последний момент как-нибудь подсолить свое предложение, но такого ожидать никак не мог. В то же время он понимал, что подданные никогда не простят своему королю, если он упустит возможность вернуть владения лишь потому, что слишком щепетилен в отношении нового брака.

– Я должен обдумать это, – заявил Мэлгон. – Вы свободны.

Рис встал и быстро вышел из комнаты, но Бэйлин не двинулся с места, продолжая глядеть прямо на короля.

– Чего тебе еще? Я сказал, что мне надо подумать.

Бэйлин пожал плечами:

– Возможно, твои мысли потекут легче, если ты поделишься ими с верным другом.

Мэлгон вздохнул:

– Ты прав. Может быть, мне действительно надо обсудить это с тобой. – Внезапно он поднялся с кресла. – Фердик загнал меня в угол. Похоже, он прекрасно понимает, чего я больше всего боюсь, и именно потому толкает меня на этот шаг.

– Неужели тебе до такой степени противна мысль о женитьбе?

– Да, именно так.

– Но почему? Я знаю, как тяжело было потерять Аврору, но надо же понемногу забывать о прошлом. Тебе нужен наследник, Мэлгон. Ты слишком любишь Гвинедд, чтобы после своей смерти оставить его на произвол судьбы.

– Ты совершенно прав, но от этого мне не легче. К тому же дело не в одной женитьбе. Видишь ли, я не доверяю Фердику. Чего он добивается на самом деле? Если ему нужна моя помощь, как он говорит, то у меня слишком мало воинов, чтобы можно было серьезно на них рассчитывать. В настоящее время он нужен мне больше, чем я ему. А Фердик не такой человек, чтобы остаться в убытке.

– Поскольку речь шла о родственных связях между Кимрами и бригантами, то я подозреваю, что он надеется таким способом хотя бы косвенно причаститься к власти над южными землями. Возможно, лелеет мечты о том, что его собственный внук когда-нибудь станет править всей западной частью Британии. И еще: мне показалось, что Фердик искренне сожалеет о вашей размолвке.

– Раскаивается в своем пособничестве гнусным замыслам Эсилт? Сомневаюсь. Скорее уж они опять что-нибудь придумали против меня.

Бэйлин замялся. Потом вдруг решительно выпалил:

– Мэлгон, ты должен это знать. Прошлой зимой Эсилт умерла от грудной простуды.

Король подался вперед. Он почувствовал, как в одно мгновение краска покинула его лицо, и тут же спохватился, как бы Бэйлин не подумал, будто он огорчен. О нет, никакой жалости к Эсилт! Лишь удивление, не более того. А это гадкое ощущение под ложечкой – оно не имеет ничего общего со скорбью о ее смерти.

– С тобой все в порядке?

– Разумеется. – Мэлгон постарался взять себя в руки.

– Может быть, теперь твой гнев покинет тебя, и ты сможешь начать новую страницу с заключения этого союза. – В голосе Бэйлина зазвучали знакомые беззаботные интонации. – Эсилт умерла, и больше нет смысла помнить о былых неприятностях. Кто знает, вдруг Фердик испытывает то же самое? Может, и ему бы хотелось разделаться с прошлыми ошибками и начать все заново.

Мэлгон встряхнулся. Нельзя так расслабляться. Понятно, что он испытывает теперь чувство облегчения, но смерть сестры частное дело. По сути оно мало на что влияет. Он ответил так:

– Фердик не переменился. Этот сукин сын всегда был интриганом. Не забывай, как он замышлял убийство собственного отца.

– Пожалуй, я согласен, что бригантский король – бесчестный человек. Но мы все-таки нуждаемся в его войске. И нельзя больше откладывать с нашими претензиями на Гвинедд, но при этом мы находимся почти в безнадежном положении, так что в союзе с бригантами нам просто нечего терять.

«Нечего терять», – нахмурившись, подумал Мэлгон. Это Эсилт довела его до такого отчаяния. Если бы не ее предательство, он никогда не потерял бы Гвинедда. Усилием воли Дракон заставил себя вернуться к безотлагательным делам.

– Итак, невеста, говоришь? И недурна собой? Ну, рассказывай, как она выглядит.

– У нее рыжие волосы, какие, впрочем, и должны быть у дочери Фердика. Но она мала ростом, что, конечно, довольно неожиданно.

– Мала ростом?

– Да, она похожа на худенькую девочку.

– Ну а лицо? Какого цвета у нее глаза?

– С оттенком голубого, не такие ярко-зеленые, как у Фердика. Она вообще не очень похожа на него, если не брать во внимание рыжие волосы. Черты лица мелкие, но правильные, зубы белые. – Бэйлин пожал плечами. – Ну, что еще можно добавить? Мне она показалась просто хорошенькой, но Бог знает, что именно привлекает мужчину к какой-нибудь единственной женщине?

Мэлгон расправил плечи, вспоминая другое сватовство, другую невесту.

– Это правда, – пробормотал он. – Ни один из вас, ни Эвраук, ни Рис, ни Гарет, никто в тот день, когда я выбирал себе жену из трех дочерей Константина, не остановился бы на Авроре. И все же я желал только ее одну, лишь она горячила мне кровь.

– Да, но в ту пору на тебя смотрели как на завидного жениха, – напомнил Бэйлин. – Теперь же ты не можешь позволить себе такую разборчивость. Принцесса Рианнон – подходящая партия. Могло быть хуже.

Тут Мэлгон вздрогнул от нового удара, нового приступа забытой боли.

– Рианнон? Ее зовут Рианнон?

– Да. Я забыл сказать тебе. Кимрское имя, не правда ли?

Мэлгон кивнул:

– Да, так звали одну из наших богинь. И мою мать.

Бэйлин снова пожал плечами:

– Действительно, это несколько странно... Хотя... многие называют своих детей в честь старых богов. Родители считают, что это приносит счастье.

– Рианнон. – Мэлгон содрогнулся, вновь произнося это имя. – Мать тоже была хрупкой женщиной. Я уже к десяти годам перерос ее.

Мэлгон шел по дороге вдоль крутого обрыва. Где-то внизу об острые скалы разбивались волны. Море шумело совсем недалеко от окружавших Диганви холмов, и король часто приходил сюда, чтобы хорошенько проветриться на свежем морском воздухе и подумать о важном. Рокот прибоя обычно успокаивал, но сегодня мысли путались и шумели в голове подобно бурлящим серым волнам. Вечерело, приближался час, когда Мэлгону надлежало вернуться в крепость и объявить о своем окончательном решении.

Он повернулся лицом к острову. Солнце светило сквозь дымку тумана, окрашивая дальние горы в мягкий розовый цвет. Вершина Ир Виддфа была словно увенчана пурпурной короной, которая, как далекое, недоступное сокровище, парила в вышине и манила его взор. Давние воспоминания нахлынули на Мэлгона. Много-много лет назад он мальчиком бродил по этим зачарованным холмам. Как же давно это было...

И тут сердце его сжалось от боли. Эсилт умерла. Король искренне удивился тому, насколько сильно поразило его это известие. Он никогда не мог проникнуть в глубины хитрого разума своей сестры. Теперь ему и подавно ничего не узнать. В чем причина ее внезапного ожесточения? Ведь в юности она была совершенно другой. Видимо, с годами Эсилт пустила в свою душу честолюбие – чувство, изглодавшее ее изнутри. «Да и не одну ее», – вздохнул Мэлгон.

А может быть, она с самого рождения была злой и жестокой, и он просто по молодости не замечал этого? Интересно... Некоторые полагают, что проклятие может передаваться из поколения в поколение, по наследству, так же как голубые глаза или смуглая кожа. В таком случае, конечно, ничего удивительного: их мать, Рианнон, была настоящей дьяволицей. Не успел остыть труп отца, как она натравила своих сыновей друг на друга, словно стаю голодных волчат, сражающихся за один-единственный кусок мяса. Ее мало заботили мечты супруга, ею руководила все та же пагубная страсть семейства: жажда личной власти. О да, мать была бессердечной, злобной женщиной. Почему бы проклятию не перейти на него самого? Может, так оно и случилось? Возможно, его собственный грех просто принял более утонченные, внешне облагороженные формы?

Мэлгон вновь устремил взгляд на темнеющие горные вершины. Раньше он верил, что ему удалось избежать семейного проклятия. Действительно, он долго не позволял втягивать себя в родовую борьбу и успел достаточно возмужать, усмирить юношеские амбиции и почувствовать ответственность перед собственным народом. Да и детство его было более счастливым, чем у братьев, – рядом с ним всегда находилась заботливая Эсилт.

Тупая боль снова зашевелилась в груди. Теперь странно вспоминать, сколь сильно он любил сестру, как зависел от нее в те годы. Это было давно, задолго до того, как она превратилась в алчное, ревнивое чудовище. Но почему это произошло? Что заставило ее предать своего брата и свой парод во имя... да, собственно, во имя чего? Перед этим вопросом он всегда терялся. Почему же все-таки Эсилт сделала то, что она сделала? Иногда Мэлгон допускал, что нее это ради власти, но она должна была понимать, сколь призрачными оставались ее надежды даже после союза с Фердиком и Гивртейрном. Итак, оставалась лишь одна причина – ненависть к Авроре.

При мысли об этом ярость изгоняла из груди Мэлгона все прочие чувства. О нет, он не сможет простить сестру даже после ее смерти. Ее предательство стоило ему слишком дорого. Речь шла не только о королевстве или погибших и борьбе с Гивртейрном людях, но и о нескольких месяцах счастья с Авророй, Не натвори Эсилт столько бед, он, возможно, намного раньше осознал бы, как сильно любит свою жену. И они гораздо скорее познали бы согласие в браке.

Но Эсилт не могла терпеть чужого счастья и всеми силами пыталась помешать ему. Как хорошо, что она не дожила до унизительного, позорного союза своего гордого брата с одним из его старейших врагов. Уж наверняка ее позабавила бы женитьба Мэлгона на дочери Фердика.

Боже правый, как он презирает этого человека! Ну что он может испытывать к его дочери?! А вдруг у нее такое же хитрое, как и у ее родителя, лицо, с такими же неестественно яркими, жадными глазами? Ведь придется всю жизнь смотреть на нее! Оставалось надеяться, что она не наделена той же хитростью и изворотливостью, что и ее отец. Довольно в его жизни было хитрющих баб его собственная мамаша, Эсилт, да и Аврора, хотя от ума последней он не испытывал горя. Но король не желал, чтобы женщины снова плели у него за спиной свои интриги. Мэлгона передергивало при мысли о браке без любви, каким был союз его родителей. Уж лучше вовсе не жениться, чем жить е женщиной, которая нетерпеливо ждет смерти мужа, чтобы привести к власти своих сыновей.

Он поежился. Отец поступил глупо, женившись на его матери, но кто знает, может быть, и у Кадваллона не было иного выбора? Ведь невеста тоже принесла ему ценное приданое. Не в виде войска или новых земель, но в виде мира. Взяв в жены принцессу из горного племени, Кадваллон наконец-то добился союза между обитателями побережья и горцами и положил конец десятилетиям войн. И не важно, как он при этом относился к женщинам, – хотя мать Мэлгона и отличалась необычайной красотой, похоже, для Кадваллона эта женитьба была лишь выгодной сделкой.

Очевидно, такова судьба королей. Они женятся во имя будущего своих народов. Свадьба с иноземной принцессой необходима для его державы. Если б только это было не так тяжко, если б не походило на предательство всего того, что он изведал в браке с Авророй.

Мэлгон опять посмотрел на дальний горизонт и ощутил, как на плечи ему, словно плащ, спустились сумерки. Аврора. Даже теперь ее образ стоял перед его глазами. Гордые черты необычайно утонченного лица напоминали о надменном римском предке. В завитках темных шелковистых волос, таких мягких и густых, казалось, можно было утонуть, как в море. В объятиях мужа ее пышное тело словно расцветало, становилось так отзывчиво... Она нарочно противостояла ему, сопротивлялась, но оказавшись придавленной к постели, становилась тепла и податлива. Она отличалась храбростью, почти бесстрашием, однажды даже рискнула своей жизнью, чтобы спасти его. Но, шепча его имя в ночной темноте, Аврора будила в нем то необычайно нежное и в то же время страстное, яростное желание, которое лишь одна она в состоянии была удовлетворить.

После ее смерти Мэлгон почувствовал себя разбитым и опустошенным. Много лет потребовалось, чтобы притупилась боль, уврачевались раны. Когда умерла Аврора, ему минуло двадцать пять зим, когда он поступил в Колвинскую обитель – двадцать девять, и тридцать одна – когда Бэйлин оказался у ворот монастыря, прося его об аудиенции.

Спасибо, что Господь послал ему такого верного друга. Если бы он не уговорил короля вернуться в мир, снова вкусить свет и жизнь, дружбу и человеческие чувства, он все еще жил бы в монастыре, барахтаясь в собственных страданиях. Бэйлин сумел напомнить ему, что он король и вождь. Вся эта монастырская жизнь с ее ограничениями, молитвами и лишениями не зачеркнула того, что было предначертано судьбой. Гвинедд остался делом его жизни, душа его принадлежала этой земле. И вот почему он стоял теперь тут, наблюдая, как погружаются в ночной мрак вершины гор.

Это его земля, и он не может ее предать. Он сделает все, что нужно для блага королевства: женится на этой иноземке, заставит себя разделить с нею ложе, получит от нее потомство. Он постарается не причинять ей зла только из-за того, что она дочь Фердика, но полюбить ее... на то надежды нет. Время любви уже прошло. Это раньше, будучи молодым и здоровым, он годился для таких чувств.

Теперь же ясно, что единственной его любовью навсегда останется Гвинедд.

Мэлгон направился к крепости, где люди с нетерпением ожидали его решения.

На побережье спустилась дымка, и хотя лето еще не прошло, воздух был холоден. Когда король уже подходил к воротам, облако тумана колыхнулось под дуновением ветра, но вскоре снова сгустилось. На какой-то миг Мэлгону показалось, что его окутало чем-то осязаемым, словно вокруг обвились руки самой Судьбы, чтобы наполнить его новыми силами. Дымка закрутилась вокруг него, а затем расступилась, открывая взору деревянные стены крепости.

 

Глава 4

Уже почти стемнело, когда часовой оповестил о приближении большого обоза. Услышав об этом, Мэлгон быстро поднялся на надвратную башню. В сгущающейся темноте он мог разглядеть лишь вереницу людей и лошадей, движущуюся по прибрежной дороге. Их поздний приезд внушал королю неприятные ощущения, и он ненадолго задумался, прежде чем отдать приказ отворить ворота. Мэлгона не оставляла мысль о том, что это удобный случай для вероломного нападения. Но, с другой стороны, он понимал, что и так уже очень далеко зашел, доверяясь Фердику, а значит, должен и дальше верить ему, и потому приказал впустить бригантов в крепость.

Даже при свете факелов Мэлгон тотчас же узнал старого знакомого. Король бригантов мало изменился за те восемь зим, что они не виделись. Его длинные рыжие волосы, как и прежде, отливали золотом, надменное лицо было все так же красиво, а самодовольная улыбка незамедлительно вызвала у Мэлгона, подошедшего, чтобы лично встретить гостей, знакомое чувство отвращения. Тем не менее он произнес, как и подобало радушному хозяину:

– Приветствую тебя, Фердик, король бригантов. Рад видеть тебя в Диганви. Надеюсь, ты разделишь с нами трапезу и мы отпразднуем заключение мира.

– Мы рады воспользоваться вашим гостеприимством, – ответил Фердик, все так же мерзко улыбаясь. – Мы отужинаем вместе с вами в знак возобновления дружбы между нашими народами.

Остальные бриганты начали спешиваться, и слуги подошли, чтобы принять лошадей и показать чужеземным рабам, куда нести поклажу. Мэлгон не удержался, чтобы не бросить любопытного взора за спину Фердика, глазами отыскивая среди вновь прибывших свою будущую жену. «Она должна быть где-то здесь», – подумал он с тревогой.

Похоже, Фердик угадал его мысли, потому что тут же указал на обоз за своей спиной и спросил, не желает ли Мэлгон поглядеть на принцессу. И король Гвинедда проследовал за своим гостем туда, где на лохматом сереньком пони сидела крохотная фигурка. Капюшон плаща, предохранявший лицо принцессы от ночной сырости, был низко опущен, так что Мэлгон увидел лишь силуэт девушки и ее тонкие руки, державшие поводья.

– Король Мэлгон, представляю вам мою дочь, принцессу Рианнон.

Хозяин поклонился гостье, затем помог ей слезть с лошади. «Она легкая и хрупкая, как ребенок», – подумал он, опуская ее на землю. Теперь, когда девушка стояла перед ним, ее голова едва доходила ему до середины груди. Король поглядел вниз, на свою невесту, полагая, что теперь она откинет капюшон и покажет свое лицо. К превеликому его удивлению, Рианнон не шелохнулась. Он подождал еще мгновение, и любопытство возобладало над вежливостью: взявшись рукой за широкий капюшон, Мэлгон стянул его с головы девушки.

Бэйлин не обманул, она была красавицей: бледное с тонкими чертами лицо, прямой, чуть веснушчатый нос, маленький рот и огромные яркие глаза. Но, несмотря на свою очевидную юность, принцесса Рианнон не показалась королю по-детски наивной. Пытливые глаза следили за ним с настороженностью. Девушка на мгновение перехватила его взгляд, затем длинные ресницы опустились. Мэлгон пристально рассматривал это узкое лицо, тщетно отыскивая сходство с Фердиком. Слава Богу, так и не отыскал. И все же она напоминала ему кого-то...

Он окинул взглядом ее фигуру, скрытую складками широкого плаща. Будущий тесть, заметив его взгляд, рассмеялся:

– Я и не подозревал, что ты такой нетерпеливый жених. – Тут он кивнул дочери: – Сними-ка плащ, Рианнон. Покажи суженому, что он приобретает в результате нашего соглашения.

Казалось, она еще больше побледнела, но все же сделала быстрое движение, повинуясь отцу и собираясь скинуть плащ.

– Нет! – вдруг резко остановил ее Мэлгон. – Это совсем не обязательно. Я уверен, что буду удовлетворен.

Фердик кивнул:

– Ну, идем же в пиршественный зал. Пора перекусить и побеседовать.

Одна из женщин увела принцессу Рианнон, а Мэлгон проводил знатного гостя в большой зал. Идя рука об руку с беззаботным Фердиком, он чувствовал, что нервы его натянуты, как тетива лука. Много лет назад, когда они впервые встретились, он сильно недооценил этого человека, сочтя его слишком юным, мало похожим на воина. Но всего через несколько месяцев этот юнец увел из-под носа у своего отца половину армии и повел ее в бой за бригантское королевство. Однако на сей раз ему не удастся усыпить бдительность Мэлгона. Владыка Гвинедда помнил, что даже в роли гостя и союзника этот человек оставался опасным.

Трапеза проходила без особого шума. С Фердиком было совсем немного приближенных – остальные бриганты расположилась лагерем под стенами крепости. Оба короля сидели рядом и обсуждали детали своего соглашения: точное количество лучников, пехотинцев и командиров, которые поступали на службу к Мэлгону. Гвинеддским кузнецам предстояло обеспечить объединенное войско доспехами и оружием. Решено было, что, отправляясь осенью домой, бриганты заберут с собой часть вооружения.

Когда с этими делами было покончено, Фердик вернулся к вопросу о женитьбе Мэлгона на своей дочери.

– Тебе понравилась Рианнон? – спросил он. Его зеленовато-голубые глаза блестели от выпитого меда.

– Да.

Фердик приблизил губы к самому уху будущего зятя:

– Это хорошо, что она тебе приятна, потому что есть одна вещь, о которой ты должен узнать, прежде чем вы дадите друг другу брачный обет. Она не девственна.

Мэлгон повернулся и, пораженный, уставился прямо в лицо Фердика. Ему на ум сразу пришла целая дюжина вопросов, но он оставил их при себе и задал лишь один:

– Почему ты мне говоришь об этом сейчас? Или передумал отдавать замуж свою дочь?

– Ах, нет, конечно. – Фердик расплылся в счастливой улыбке. – Я просто полагал, что тебе следует знать наперед. Так для тебя не важно, что ее девственность утрачена?

Мэлгон покачал головой. Некогда его занимали такие мелочи. Теперь это вовсе не имело значения.

– Нет. Совершенно не важно. Если только она не носит в своем чреве ребенка от другого мужчины, я не вижу причин отказываться от этого брака.

– Вот и славно! – искренне обрадовался Фердик. – Я считал делом чести предупредить тебя. Да, вот еще что. Если тебе хочется насладиться ею до свадьбы... – он подмигнул Мэлгону, – то, сам понимаешь, большого греха в том не будет.

– Я лучше подожду, – нахмурился жених. – Но мне хотелось бы поговорить с нею наедине.

Гость приложился к кубку с медом.

– Ты опасаешься, что ее принудили к этому браку?

– Действительно, такая мысль приходила мне на ум. Ты обращаешься с дочерью как с девчонкой-рабыней, которую проигрывают в кости, а не как с принцессой твоей собственной крови.

Фердик расхохотался:

– Да пожалуйста, спроси у нее сам. Ты увидишь, что, несмотря на свою кротость, Рианнон вполне довольна выпавшей на ее долю участью. Она считает тебя выдающимся королем, она даже говорила мне, что ты величественный.

– Да откуда она вообще знает о моем существовании?

Бригант пожал плечами:

– Должно быть, слышала женские байки. Твоя история и впрямь трогательна: король, столь убитый утратой любимой жены, что оставляет свой трон и уходит в монастырь. Такая притча способна покорить сердце мечтательной девицы.

Мэлгон словно окостенел от нахлынувшей злобы: этот самодовольный наглец выбрал неудачный предмет для шуток! Поистине, он перешел все границы.

– Никогда не смей больше упоминать о смерти Авроры! Никогда! – прогремел Дракон.

К его удовлетворению, Фердик вздрогнул, но уже через минуту снова пожал плечами и улыбнулся:

– Я не хотел тебя обидеть. Лучше нам обоим забыть о прошлом. Пожалуйста, спроси Рианнон сам. Только заметь себе: хочет она или не хочет выходить за тебя замуж, но она мне повинуется. Уж по крайней мере послушание входит в число добродетелей твоей будущей жены.

Мэлгон и впрямь задумался над хвастливыми словами Фердика. Бригантский король был из тех мужчин, которые обращают мало внимания на противоположный пол и вследствие этого плохо разбираются в мотивах, движущих женщинами. Поэтому ему хотелось самому поговорить с принцессой Рианнон, чтобы удовлетворить свое любопытство, а заодно и разрешить некоторые свои сомнения.

Однако прошло еще некоторое время, прежде чем он смог покинуть общество. Наконец все положенные тосты были произнесены, и король, выйдя из пиршественной залы, наткнулся на Гвеназет, молодую супругу Элвина. Он ошарашил ее требованием немедленно проводить его к невесте.

Женщина убрала со лба прядь рыжих волос и с сомнением в голосе ответила, что прошло уже довольно много времени с тех пор, как она отвела госпожу в королевскую опочивальню.

– В мою опочивальню? – изумился Мэлгон.

Гвеназет с раздражением в голосе ответила: – А где же вы собирались расположить ее на ночлег? Гостевые покои переполнены свитой Фердика, а принцесса после утомительного путешествия вполне заслужила мягкую постель. Я думала, вы все равно будете, как всегда, спать в комнате совета.

Мэлгон пропустил это саркастическое замечание мимо ушей. В отсутствие королевы Гвеназет исполняла роль неофициальной хозяйки его дома. И хотя она была не намного выше, чем принцесса Рианнон, но правила в Диганви столь решительно, что даже сам король порой не решался ей перечить.

– Я хочу поговорить с нею сегодня же вечером. Это важно. Разбуди ее, если она спит.

– Хорошо. – Женщина задумчиво приподняла бровь. – Но где же вы с ней встретитесь? Не пристало вам входить в спальню невесты до свадьбы.

– Приведи ее в палату совета.

– Там слишком холодно – очень редко топят. Нужно найти место поудобнее. Например, ткацкую мастерскую. Я только что унесла оттуда жаровню с горячими углями. Там все еще тепло и уютно.

– Пусть будет ткацкая, – согласился Мэлгон. – Приведи ее туда.

Мэлгон окинул взглядом маленькую мастерскую, впервые уделяя этому помещению свое высочайшее внимание. То было царство женщин, и король очень редко посещал его. Он обошел комнату, с любопытством трогая руками различные предметы, с помощью которых здесь творилось таинство. Большой ткацкий стан и два станка поменьше, прялка, горшки для окрашивания шерсти, корзина с лоскутками и другая с пушистыми комочками пряжи... Как и обещала Гвеназет, эта комната, в которой ежедневно царила суматоха, имела обжитой и уютный вид. Возможно, при виде всей этой женской утвари юная невеста почувствует себя увереннее.

Мэлгон принялся шагать из угла в угол. Хоть бы Гвеназет не пришло в голову причесывать Рианнон и надевать на нее украшения. Ему больше хотелось увидеть свою будущую жену неприбранной и сонной. Казалось, что от этого их отношения сразу станут более доверительными. Ведь пока что Рианнон оставалась для него чужой.

Мэлгон нахмурился, вспомнив, как странно сообщил ему Фердик об утраченной невинности своей дочери. И чем больше он старался забыть об этом обстоятельстве как не имеющем никакого значения, тем сильнее овладевало им любопытство к ее прошлому. Случилось ли это с нею на одном из религиозных торжеств? Или она вступила в недозволенную связь с одним из молодых красивых воинов? Но, вспоминая скромные, даже робкие манеры Рианнон, он не мог принять ни одну из этих версий. Необычайная застенчивость принцессы делала ее похожей на прекрасное дикое животное, на молоденького олененка или, скорее, на лисичку.

За спиной у него послышался какой-то шорох, и Мэлгон оглянулся. Он увидел Рианнон, стоявшую в темном дверном проеме, и снова изумился хрупкости и миниатюрности своей будущей жены. Король попытался собраться с мыслями, припоминая, был ли он хоть раз в жизни близок с такой субтильной женщиной.

– Рианнон, благодарю тебя за то, что ты пришла. – Мэлгон двинулся к ней. Факел, прикрепленный к стене, мигал и коптил; при свете его пляшущего пламени трепетали тени, отбрасываемые их фигурами. Несмотря на полумрак, Мэлгон сразу же заметил, что она смущена. Он уже готов был обвинять себя за то, что поднял девушку с постели, требуя немедленной встречи с нею, тогда как она, должно быть, изнемогала от усталости после дальней дороги.

– Прошу прощения, если тебя разбудили, – извинился король. – Но мне показалось, что нельзя откладывать этот разговор до утра.

Он взял Рианнон за руку и вывел к свету. Лицо девушки было бледно; темные круги под глазами указывали на то, что ей необходимо как следует выспаться. Поэтому Мэлгон решил поскорее закончить этот разговор и отпустить ее обратно в постель.

– Я хочу, чтобы ты знала, – заговорил он голосом, в который постарался вложить как можно больше мягкости. – Ты не обязана выходить за меня замуж. Я не буду на этом настаивать, а с Фердиком все как-нибудь улажу.

Принцесса уставилась на него, словно пойманная в капкан зверушка.

– Рианнон, прошу, скажи мне, чего хочешь ты сама.

Голос ее был так слаб, так «воздушен», как те комочки шерсти, что летали над полом.

– Я... я поступаю по своей воле.

Но эти слова его не убедили. Он видел страх, написанный на ее лице.

Внезапно он обнял невесту за талию. Казалось, меж ними ударила молния. Мэлгон почувствовал, как она дрожит, он слышал удары ее бешено бьющегося сердца.

– Отчего же ты боишься меня, Рианнон? – прошептал король. – Из-за отца?

Она покачала головой.

– Тогда почему?

С минуту она собиралась с мыслями, подыскивая слова.

Потом проговорила тем же «невесомым» голосом:

– Не знаю.

Мэлгон заглянул ей в лицо. Начертанный на нем испуг казался ему глухой стеной, за которую невозможно заглянуть. Он оглядел ее хрупкую фигурку. Вопрос напрашивался отвратительный, но король вынужден был его задать.

– Дело, случайно, не в ребенке, Рианнон? Ты не могла зачать от другого мужчины?

Глаза ее в ужасе распахнулись, и она вырвалась из его объятий.

– Нет! – сказала она. – Нет!

Мэлгон сжал кулаки. Это просто невыносимо. Здесь явно кроется какая-то тайна, но он лишь обязан убедиться, что первенец будет его крови, ему совершенно не интересны секреты его будущей жены. В конце концов он задал свои вопросы и получил ее ответы. Больше ему ничего не нужно.

Король улыбнулся, пытаясь тем самым ободрить девушку.

– Сожалею, что пришлось побеспокоить тебя в столь поздний час. Отправляйся спать. Завтра тебе предстоит трудный день.

Неожиданно для самого себя Мэлгон наклонился и поцеловал ее в губы. Они были холодны, а сама Рианнон неподвижна как статуя.

Король со вздохом отпустил ее:

– Обожди тут. Я пришлю Гвеназет, чтобы она проводила тебя обратно в спальню.

Рианнон без конца ворочалась на огромной мягкой кровати. Несмотря на смертельную усталость, она не могла заснуть. Ей снова и снова вспоминалась беседа с Мэлгоном в ткацкой мастерской. Он просил, да нет, почти уговаривал ее отказаться от свадьбы. Но почему? Неужели она настолько непривлекательна?

Вспоминая, как он осматривал ее при первой встрече, Рианнон провела рукой по своей маленькой груди, потом по плоскому животу и узким бедрам. Нарана всегда называла ее лишь кусочком настоящей женщины, слишком тощим и костлявым, чтобы доставить удовольствие мужчине. Неужели в этом причина? Может, Мэлгона и впрямь оттолкнула се миниатюрность?

Она встряхнула головой. Не похоже, чтобы короля особо заботило, на ком именно он женится. В конце концов, она приносит прекрасное приданое, к тому же ее не назовешь уродиной. И даже если Мэлгону не понравилась ее внешность, рассудительный человек все равно на ней женился бы и лег бы с нею в постель хотя бы только для того, чтобы получить наследника. Похоже, здесь кроется что-то еще; что-то другое беспокоит короля кимров.

Возможно, дело в утраченной ею девственности. Мэлгон спрашивал о ребенке, значит, Фердик признался ему, что невеста больше не дева. Для бриганток это было не такой уж большой редкостью, многие еще задолго до свадьбы познавали мужчину, но, возможно, у кимров иные обычаи? Не счел ли жених ее ущербной из-за того, что она принадлежала другому?

Эта мысль привела Рианнон в бешенство. В конце концов, она не по доброй воле рассталась со своей невинностью. Алевенон силой отнял ее. И Мэлгон... он ничего не знает о ней!

Рианнон старалась подавить эту вспышку гнева. Мэлгону придется смириться с ее прошлым, каким бы оно ни было. Ах, если б только она сама так не желала понравиться ему! «Хотя, зачем?» – удивлялась Рианнон самой себе. Почему ее беспокоит мнение этого иноземного владыки?

Быть может, потому, что сам он так красив и привлекателен. При воспоминании о своем первом взгляде на будущего супруга у Рианнон перехватило дыхание. Эсилт ничуть не преувеличивала: ее брат действительно был достоин тех легенд, которые слагали вокруг его имени. Необычайно высокий и широкоплечий, с длинными стройными ногами, Мэлгон способен был своей внешностью посрамить любого стоящего рядом мужчину, даже такого, как, например, Фердик. Весь он был словно нарисован теми же волшебными красками, что и Эсилт: густая волнистая шевелюра цвета сырой земли, смуглая кожа, синие глаза, глубоко посаженные под черными густыми бровями. Черты его лица говорили о силе характера, но в то же время были прекрасны. Любая женщина позавидовала бы такому прямому носу, чувственным губам и рельефным скулам. Но ничто в Мэлгоне не говорило о мягкости или слабости. Выдающийся вперед подбородок свидетельствовал об упрямстве, мощная шея – о мужестве. То был настоящий вождь, созданный, чтобы повелевать другими людьми.

Рианнон вздрогнула, припомнив его поцелуй. Ей все еще казалось, что его крепкие руки обнимают ее стан, а губы прильнули к ее губам. Это прикосновение было нежным, но даже оно вызвало страх. Да и как не бояться такого огромного, такого сильного мужчины?

И все же, несмотря на все свои достоинства и привилегии короля, Мэлгон Великий не производил впечатления счастливого человека. Рианнон заметила, что между его бровями залегла морщинка, словно этого человека никогда не покидали заботы, а в глубине его проницательных глаз таилась необъяснимая грусть. Что же делало Мэлгона столь мрачным, невеселым? Тосковал ли он до сих пор по своей жене, романской принцессе, умершей при родах?

Жалость захлестнула Рианнон. Она-то понимала, каково потерять любимого человека – она все еще тосковала, по Эсилт. Но Мэлгон был суровым мужчиной, воином. Трудно представить себе, к примеру, чтобы ее отец горевал о ком-нибудь дольше недели, тем более – о женщине. Кимрский же король являл собой весьма необычный образец преданности и любви.

Эсилт частенько рассказывала о своем брате, но теперь, встретив его наяву, Рианнон подумала, что эти рассказы имели мало общего с живым, осязаемым человеком. Мэлгон Великий действительно внушал благоговейный страх, это так; однако он совершенно не походил ни на богоподобного героя, ни на короля из волшебной сказки. В нем чувствовались душевный мрак, отчаяние и глубокая скорбь, точившая его дух.

Рианнон вздохнула. Какие бы причины ни побуждали его сомневаться в этом браке, теперь уже слишком поздно. Поутру их объявят мужем и женой. Возможно, он будет уделять ей не больше внимания, чем Фердик своим женщинам. Что ж, Рианнон знала, что ей делать, если муж станет пренебрегать ею. Предоставленная самой себе, она сможет заниматься тем, к чему привыкла, вышивать, мечтать и бродить по лесу.

Рианнон перевернулась на другой бок. Ей уже не терпелось выбраться из этих стен и оказаться на воле, вне крепости. Всего через несколько часов, проведенных в Диганви, она ощутила себя пойманной в капкан, задыхающейся в ловушке. Здешние постройки выглядели как-то... неестественно. Их стены были слишком мощными и толстыми, и лишь сквозь немногие отверстия внутрь пробивались воздух и свет. Несмотря на удобство и даже роскошь здешних покоев, в них ей ни за что не почувствовать себя уютно.

На Рианнон нахлынула волна тоски по дому. На глаза навернулись слезы. Она вспомнила уютную суматоху отцовского лагеря, свое привычное место ночлега на подстилке из овечьих шкур в комнате, наполненной людьми и собаками и освещенной мерцающим светом пылающего очага. А эта опочивальня казалась такой чужой, необитаемой, страшной. Точь-в-точь как ее хозяин.

Она вновь вздрогнула. Надо постараться заснуть, отбросить все тревоги и опасения. Зажмурив глаза, Рианнон свернулась калачиком на огромной постели. Глубоко вздохнув раз, другой, она представила себя в укромной лесной колыбели... в безопасности, в уютной тишине.

 

Глава 5

Рианнон пробудилась от стука в дверь. Накануне ей лишь с большим трудом удалось заснуть после дальнего переезда и вчерашних тревог. С усилием открыв глаза, она оглядела роскошную опочивальню. Стук в дверь повторился.

– Войдите, – отозвалась принцесса.

Дверь распахнулась, и на пороге возникла невысокая женщина с золотистыми волосами и зеленоватыми глазами. Рианнон сразу же узнала леди Гвеназет, ту самую, которая вчера вечером устраивала ее на ночлег.

– Доброе утро. Я пришла приготовить вас к свадебной церемонии. Где ваши вещи?

Рианнон кивнула в сторону узла, привезенного из Манау-Готодин, и Гвеназет принялась разбирать скромный гардероб принцессы. Уже через минуту она повернулась к кровати:

– Как? И это все? Ваши женщины не удосужились сшить подвенечный наряд?

Рианнон покачала головой. Какой там наряд! Нарана тряслась от жадности даже над этим убогим скарбом.

– Ну что ж, – решительно промолвила Гвеназет, – значит, придется позаботиться нам самим и подыскать для вас кое-что из одежды. Вы примерно такая же, как я, ну, во всяком случае, некогда я была точно такой же. У меня наверняка осталось что-нибудь подходящее.

Женщина задумчиво приподняла бровь. Рианнон попробовала угадать ее возраст. Леди Гвеназет сохранила свою былую свежесть, хотя пышная фигура ее казалась несколько тяжеловатой – результат многократного деторождения – да еще под глазами появились едва заметные морщинки.

– Ну конечно! – раздалось радостное восклицание. – Зеленое платье будет вам очень к лицу, к тому же оно почти новое! Подождите здесь. Я скоро вернусь.

Гостья уставилась вслед удаляющейся Гвеназет. Такая готовность помочь другой женщине была для Рианнон в диковинку. Среди бриганток почти во всем царила жестокая конкуренция, и трудно было представить подобную доброту и внимание к чужестранке с их стороны.

Через несколько минут Гвеназет появилась вновь с платьем цвета едва распустившейся весенней листвы. Она расправила его, демонстрируя принцессе.

– Вот. Я почти не успела его поносить – слишком быстро располнела. Правда, покрой самый простенький, но если украсить цветами и драгоценностями, то все будет выглядеть очаровательно. А ну-ка, надевайте.

Рианнон в смущении поднялась с постели, чувствуя себя почти совершенно обнаженной в тоненькой ночной рубашке. Она послушно надела платье. Великолепная, мягкая шерстяная ткань так и льнула к коже. Покрой был совершенно непривычен: платье плотно облегало руки и плечи, но совсем свободно висело у талии.

Гвеназет нахмурилась, ее лоб покрылся морщинками.

– Н-да, пожалуй, длинновато и слегка широковато, но, думаю, мы его подгоним.

Опытной рукой она собрала лишнюю материю на боках у Рианнон и оценила результат:

– Вы действительно чрезвычайно миниатюрны. Ведь я и сама небольшая, к тому же носила это платье, когда была немного моложе вас. Ну ладно... Прикажу Корделии взяться за дело и немедленно довести до ума ваш свадебный наряд, – Она помогла Рианнон стянуть обновку через голову. – А мы покуда вымоемся и займемся прической.

Девушка сбросила рубашку, и Гвеназет помогла ей забраться в большой ушат, принесенный одной из рабынь и наполненный горячей водой. Вымыв волосы и тело невесты, женщины окатили се из ковша и помогли насухо вытереться. Все еще слегка влажная, обнаженная Рианнон лежала поверх одеяла, пока ее массировали пемзой. Затем юная рабыня принесла амфору с благовониями и начала умащивать ноги Рианнон, отчего та почувствовала себя, как разомлевшая кошка.

Рабыня опытной рукой массировала мышцы на спине и плечах принцессы, затем ее пальцы спустились ниже. Когда они наконец принялись втирать масло между ягодицами, Рианнон затрепетала. Ее тело готовили для удовольствий короля Мэлгона. Мысль о том, что он вот так же будет к ней прикасаться, наполнила ее душу ужасом.

Вскоре Гвеназет вернулась с платьем, которое стало заметно короче и удобнее. Невеста быстро оделась, и женщины обследовали ее волосы.

– Какие густые, – восхищенно заметила старшая, потрогав еще не вполне высохшие после купания пряди. – И какой обворожительный цвет! Просто неприлично заплетать в косы такое богатство. Лучше я сделаю несколько тонких косичек наверху, а остальное просто хорошенько расчешем. Мэлгону понравится, к тому же распущенные волосы всегда очень идут невинным девушкам.

Рианнон ужаснулась. Эти ничего не значащие слова подтвердили ее догадки: очевидно, девственность, как одна из главных добродетелей, высоко ценилась Кимрами, так что причиной сомнений короля вполне мог оказаться именно этот ее недостаток.

Женщины расчесали шелковистые волосы Рианнон и вплели в них цветы. Затем принцесса застегнула сандалии и надела свои простенькие бронзовые и эмалевые украшения. Помощницы отошли подальше, чтобы оценить плоды своих трудов.

– Вы выглядите великолепно, – произнесла Гвеназет и ласково ей улыбнулась. – Мэлгон будет очень доволен.

Рианнон хотела уже отрицательно покачать головой, но вовремя спохватилась: было бы невежливо возражать. К тому же вскоре челядь и сама разберется, как относится их повелитель к своей молодой жене.

Женщины оставили Рианнон в одиночестве, чтобы она могла перекусить и расслабиться хоть на несколько минут перед предстоящей церемонией бракосочетания. Принцесса боялась помять платье и потому ела стоя, насыщаясь кусочками сыра и едва притрагиваясь к хлебу. Она протянула руку к сосуду с водой, налила немного в красивую чашу и отпила из нее. Может, это было и вино, она не разобрала, потому что боялась облить платье.

Покончив с завтраком, Рианнон обошла комнату, с трепетом касаясь находившихся здесь предметов. В этих покоях ничто не напоминало о том беспорядке, который обыкновенно царил в бригантском жилище. Дорогая мебель была расставлена с холодной чопорностью, от которой Рианнон становилось не по себе, однако в обстановке не чувствовалось неудобства. В такой прибранной и чистой комнате ей еще ни разу не доводилось бывать. Каменные полы были устланы толстыми коврами, а стены почти сплошь задрапированы богато расшитыми тканями; в открытые окна врывался напоенный весенними ароматами воздух. Разглядывая вышивку на одном из знамен, Рианнон вдруг увидела свирепого золотого дракона на темно-красном фоне. Несомненно, это и был боевой стяг Мэлгона.

Затем девушка принялась изучать резьбу, украшавшую деревянное изголовье кровати. Немудрено, что спать на этом ложе так удобно: соломенный матрас лежал поверх кожаных ремней, натянутых поперек крепкой рамы. Устланная овечьими шкурами и прекрасным бельем из лучшей шерсти и льна, постель окутывала тело спящего так, словно он парил на мягком облаке.

Похожая резьба была на скамеечке возле очага, на двух стульях и маленьком столике в углу. У Фердика тоже имелось несколько неотесанных столов и лавок, но ничем подобным он похвастать не мог. Здешняя мебель выглядела такой изящной и хрупкой, что Рианнон боялась к ней прикоснуться. Но было совершенно очевидно, что это не декорации. К спинкам стульев даже прикреплялись тонкие подушечки, чтобы удобнее было облокачиваться. Такие вещи не умели делать нигде во всей Британии. Вероятно, Мэлгон купил их у бретонских или галльских купцов.

Рианнон сдвинула брови. В комнате явно чего-то не хватало. Казалось, этими замечательными предметами никто и никогда не пользовался. Она снова огляделась, отыскивая какую-нибудь вещь своего будущего супруга. Но увы, в помещении не чувствовалось даже характерного запаха мужского тела – все заглушали приторные ароматы благовоний. Отсутствие доспехов, оружия или мужской одежды навело Рианнон на мысль о том, что король, должно быть, редкий гость в своей спальне.

Заметив задвинутый в угол сундук, окованный медью, девушка медленно приблизилась к нему; ее охватило любопытство.

Она опасливо оглянулась на дверь, затем подняла тяжелую крышку. На самом верху лежала искусно сшитая мужская одежда. Принцесса запустила дрожащие руки вглубь сундука. Здесь, среди массы тяжелых золотых украшений, она раскопала усыпанный рубинами крест. Девушка вытащила этот христианский символ и с удивлением воззрилась на него. Быть может, Мэлгон носил его на груди, когда жил в том самом доме у святых людей?

Под вещами, принадлежащими королю, проворные пальцы Рианнон обнаружили еще одно сокровище. Она осторожно прикоснулась к яркой голубовато-зеленой материи и вытащила из сундука тонкое, как паутинка, платье. Под ним лежал тщательно завернутый узелок, внутри которого находились янтарное ожерелье, чудесный бронзовый гребень и несколько медных и серебряных коробочек. Рианнон открыла одну из них и вдохнула легкий аромат духов, но тут же быстро закрыла коробочку. По телу ее пробежал холод. Это же вещи покойной королевы! Рианнон припомнила, как презрительно говорила о ней Эсилт. Она называла леди Аврору высокомерной, жестокой и злобной женщиной и считала, что Мэлгон совершил глупость, женившись на ней.

Принцесса вздохнула. Теперь совсем не важно, какой была Аврора. Мэлгон до сих пор любил ее и не переставал скорбеть о ней.

Второпях Рианнон уложила все вещи на место. Сердце ее громко стучало, и она стремительно оглянулась на дверь, чтобы убедиться, что за это время никто не вошел. Потом поднялась и подошла к окну.

Докучливые страхи вчерашнего вечера вновь овладели ею. Теперь она знала точно, что Мэлгон не хочет на ней жениться. Он согласился только из-за приданого.

Несмотря на все усилия избавиться от тягостного чувства, оно прочно завладело всем ее существом.

«Наконец-то свадебная церемония завершилась», – с облегчением подумал Мэлгон, окидывая взглядом пиршественный зал. День близился к концу. Христианский обряд венчания, казалось, произвел на бригантов глубокое впечатление, но гораздо больше им понравились вино и угощение на свадебном столе.

Глядя на могучих воинов, пляшущих и веселящихся вокруг, Мэлгон не мог не сравнивать Рианнон с ее соотечественниками. Она казалась такой серьезной и притихшей, едва ли произнесла хоть слово за весь день.

Озадаченный Мэлгон остановил свой взор на молодой жене. Внешность ее была совершенно необычна: сверкающие огнем волосы, бледная, с едва уловимым розовым румянцем кожа, огромные голубые глаза, похожие на лесные незабудки. Черты ее лица были изящны и соблазнительны, а тяжелое платье, усыпанное цветами и украшениями, похоже, таило под собой прекрасно сложенное и хрупкое тело. Ему казалось, что вокруг Рианнон непременно должны увиваться мужчины, словно пчелы, привлеченные благоухающим цветком. Но все было совсем иначе. Бриганты не просто держали дистанцию, они игнорировали ее. «И это очень странно», – подумал Мэлгон.

Оживление в толпе гостей привлекло его внимание, и король понял, что за его женой пришли женщины. Они помогут ей раздеться и оставят ее на усыпанной цветами постели дожидаться супруга. Гвеназет подошла первая, взяла Рианнон за руку и, ласково улыбнувшись ей, повела из зала. На какое-то мгновение лицо принцессы утратило невозмутимое выражение, и Мэлгон заметил настоящий ужас в ее огромных прекрасных глазах. Но девушка вновь взяла себя в руки и тихо удалилась с сопровождавшими ее женщинами.

Глядя ей вслед, Мэлгон вдруг и сам забеспокоился. Впереди была брачная ночь, но ему, как и Рианнон, не хотелось думать о предстоящем. Увидев похотливую улыбку Фердика, который приближался к нему с группой пьяных сотрапезников, король внутренне съежился. Обычай укладывать молодых был груб и даже оскорбителен. Жениха раздевали и почти заталкивали в спальню, сопровождая все это шуточками насчет величины его детородного органа и мужской доблести. Однако, оказавшись на пороге комнаты новобрачных, мужчины могли так и простоять здесь почти всю ночь напролет, упиваясь вином и соревнуясь в похабных шутках. Мэлгон считал, что Рианнон не заслуживает столь грубого обращения. И уж коль на то пошло, сам он – тоже. Король кимров поднялся, когда Фердик приблизился к нему, и рука его сама потянулась к тому месту, где обычно он носил свой меч.

– Что я вижу? – хихикнул бригантский вождь. – Наш хозяин хватается за оружие? О нет, Мэлгон, сегодня ночью тебе не придется работать мечом. Таким клинком ты не доставишь моей дочке удовольствия. Покажи-ка нам другой.

– Прочь! – Леденящий душу голос Мэлгона заставил всех разом замолчать. – Я согласился на все твои требования, Фердик, но не стану жертвовать ни своей гордостью, ни скромностью Рианнон ради твоего увеселения. Обычные церемонии отменяются.

Фердик с вызовом посмотрел в лицо зятя, но Бэйлин и Гарет быстро встали по обе стороны от своего короля. У них также не было мечей, однако их суровые лица говорили о том, что споры здесь невозможны.

Главе бригантов оставалось лишь пожать плечами:

– Что ж, как хочешь, Мэлгон. Проведенные в монастыре годы сделали тебя жеманным и кислым, что твои священники. Вы с Рианнон – подходящая пара. У нее тоже совсем нет чувства юмора, она, как и все прочие бабы, не способна понять шутку. Так что желаю вам долгих лет счастья. – Губы его скривились в насмешливой ухмылке, когда он отошел в сторону, пропуская своего нового родственника.

Выйдя из зала, Мэлгон в одиночестве отправился в опочивальню. Перед дверью остановился. Удалившись от Фердика и всех гостей, он почувствовал облегчение, хотя так и не смог унять подступавшую к горлу тошноту. Ему не приходилось раньше думать о любовных утехах как о своей обязанности, но сегодня эта мысль не давала ему покоя. Он согласился жениться на этой женщине, соединить с ней кровь и плоть, посеять свое семя в ее лоно; его привела сюда обязанность, долг перед подданными, мечты отца и вера тех солдат, которые за него сражались.

Но долг – плохое приворотное зелье. Мэлгон оставался вялым и бесстрастным, не чувствуя никакого желания приступать к исполнению своих супружеских обязанностей. И все же нельзя более раздумывать. Здесь как в бою: если ждать слишком долго, то либо утратишь преимущество, либо тебя оставит удача. Он обязан справиться с этим.

Мэлгон вошел в спальню и на минуту остановился у порога, чтобы глаза притерпелись к темноте покоев. Хотя огня не было, сквозь окна лился лунный свет, и при этом слабом освещении он разглядел неподвижно лежавшую в кровати крохотную фигурку. Король быстро снял с себя одежды. Проникавшая через окна ночная прохлада мгновенно остудила капельки пота у него на спине. Он прошел через комнату и лег в постель.

Его пальцы коснулись гладкой кожи Рианнон. Она не шелохнулась, и Мэлгон погладил ее руку. Потом приподнялся и убрал шелковистые волосы, закрывшие маленькое, похожее на серединку цветка, лицо, коснулся губами ее нежных уст. Супруга не отозвалась. Тело ее осталось неподвижным. Мэлгон почувствовал, что и сам начинает остывать.

Тогда, словно пробуя на вкус ее тонкие сухие губы, он провел по ним языком и осторожно проник между ними. Вкус Рианнон был приятен, сладок и молод. Мало-помалу он вспомнил аромат других поцелуев и удовольствие от первого знакомства с женским ртом, с этим нежным, великолепным шелком, с этой упругой, влажной сказкой.

Может, ему и померещилось, только Рианнон вдруг как будто немного расслабилась. Он проник под ее одеяла, отыскивая стройное хрупкое тело. Кожа невесты была холодна и суха, словно припудрена, и Мэлгону показалось, что он осязает ее молочную бледность, похожую на ночные белые цветы, напоенные лунным светом. Он нежно погладил ее плечо и провел ладонью по маленькой груди. Форма оказалась превосходной; сама грудь была мягкой, с небольшими твердыми сосками, которые ему страстно захотелось ощутить губами. Мэлгон закрыл глаза и, уступая собственному порыву, принялся наслаждаться. В чреслах его вспыхнуло пламя, которое мгновенно разлилось по всему телу ровным, устойчивым теплом.

Рианнон же, удивленная, думала о том, сколь неожиданна такая нежность. Несмотря на свои большие крепкие пальцы, Мэлгон действовал ими так искусно, что у нее просто захватило дух. Поцелуи его были нежны, и она действительно наслаждалась вкусом языка, ласкавшего ее губы.

Но где-то в подсознании тлели угли страха: очень скоро он пожелает большего, чем просто обнимать и целовать свою жену. Вскоре он захочет проникнуть в нее, причинить ей боль. Рука его действительно поползла вдоль тела Рианнон, и кровь ее застыла в жилах.

Сколь шелковистым и мягким был ее живот. Пальцы Мэлгона скользнули ниже, к треугольнику упругих завитков внизу живота. Они должны быть еще более яркого – он знал это, – еще более глубокого рыжего цвета, чем волосы на ее голове. Ему вдруг захотелось, чтобы в комнате стало светлее – он жаждал насладиться созерцанием этого огненного острова, пылающего на молочно-белой коже.

Воодушевившись своими фантазиями, Мэлгон вложил руку между стройных ног Рианнон. Но вся она вдруг словно помертвела. Ему показалось даже, что она не дышит. Король удивился. Что все это значит? Молодая супруга никоим образом не сопротивлялась, но так же очевидно не хотела допускать его к себе. После всего что он сделал, она была по-прежнему холодна и явно не готова. Надо как-нибудь вызвать в ней ответное возбуждение, заставить ее расслабиться и в конце концов принять его. Иначе близость причинит ей боль.

Рианнон казалось, что она сейчас задохнется от ужаса: супруг пытался вложить палец в заветную щель. Было больно, и от всего этого – она знала – следовало ждать лишь дальнейших страданий. Хотелось вскрикнуть и убежать. Благодарение богам, Мэлгон легонько прижимал свою жену к кровати, так что она просто не могла вырваться и тем самым опозорить себя. Но как же все-таки перенести все это? Как?

Между тем муж по-настоящему растерялся. Он ласкал ее с нежностью, на какую даже не считал себя способным, а поцелуи его были изысканнее самых изощренных. Но даже легкое покусывание шеи и мочки нежного ушка, казалось, оставило ее безразличной; женщина не отвечала ему. Он чувствовал напряженность в ее теле, слышал быстрое, прерывистое дыхание и не мог припомнить, чтобы еще когда-нибудь ему приходилось так выкладываться. Так в чем же дело? Может, с ним что-то не то? Или ей просто не нравятся любовные игры? Но все женщины, которых он брал к себе в постель, испытывали удовольствие от его ласк. Хотя, конечно, среди них большей частью попадались либо шлюхи, либо служанки. В отношении благородных дам Мэлгон не был так в себе уверен. Ведь единственной его принцессой до сих пор оставалась Аврора, а уж ее-то никак нельзя было упрекнуть в недостатке сладострастия.

Король отогнал от себя эти мысли. Совсем не стоило сравнивать двух жен. Рианнон явно и очень существенно отличалась от Авроры. И все же, как принцесса, она должна понимать, что Мэлгон обязан завершить брачный обряд. Соглашение с Фердиком недействительно, покуда король Гвинедда не войдет в лоно дочери своего союзника.

Но она не расслаблялась, и желание покинуло его. Мэлгон чувствовал беспокойство и разочарование. Он не мог насиловать свою жену. Он знал, что принуждение может причинить ей страдания, и тогда она уже не научится ему доверять. Уж лучше отложить это до следующего раза, глядишь, к тому времени Рианнон немного привыкнет к нему. Действительно, какая беда в том, чтобы обождать? Мэлгон устало откинулся на спину.

Новобрачная попыталась восстановить дыхание. Когда супруг оставил ее в покое, она наконец расслабилась. Однако испытанное облегчение было все же менее сильным, чем овладевшее ею чувство вины и страх. Мэлгон сел на краю кровати, повернувшись спиной к жене. Наверное, он разочарован, а может, даже зол. Ведь его ожидания не оправдались.

Но она вовсе не хотела отказывать ему. Самое начало любовных ласк завораживало ее и даже доставляло наслаждение. Тело Мэлгона было теплым и приятным, вкус его губ тоже ей понравился. Но по мере того как поцелуи становились настойчивее, а руки нетерпеливее и любопытнее, ею все сильнее овладевал страх. Рианнон не могла отделаться от мысли, что ее муж, каким бы нежным он ни казался, должен причинить ей боль.

Она снова взглянула на неподвижно сидящего Мэлгона. Луна высвечивала рельефную мускулатуру его спины. Перед тем как супруг лег к ней в постель, она успела лишь мельком увидеть его обнаженную фигуру, но и тогда изумилась широким плечам, худощавому торсу, длинным ногам и плавной грации его движений. От грубой силы, исходившей от Мэлгона, Рианнон бросало в дрожь. Просто сумасшествием было сопротивляться такому мужчине. Она должна как-нибудь добиться его прощения.

Рианнон с трудом привела мысли в порядок. Эсилт однажды рассказывала ей, что женщине дана невероятная власть над противоположным полом. И если мужчина берет своей физической мощью, то слабый пол превосходит его неким таинственным искусством и может даже извлекать для себя выгоду из желаний своего партнера. Заинтригованная Рианнон, любившая всякие тайны, стала расспрашивать ее подробнее, и тогда Эсилт во всех деталях рассказала ей об искусстве любви.

Дрожь пробежала по телу молодой жены. Осмелится ли она на это с Мэлгоном? Но если попытаться доставить мужу удовольствие, возможно, он простит ее? Она села и подвинулась поближе к фигуре, сидящей на краю постели.

Тяжесть отчаяния давила на грудь Мэлгона. Не надо было ему жениться. Он предполагал, что новый брак будет погибельным, и он оказался прав. Ясно, что Рианнон не хочет его, а он не знает, что еще предпринять, чтобы добиться ее расположения. Он потерпел поражение, да еще в таком испытании, в котором настоящий мужчина, к тому же король, не имеет права проигрывать.

Мягкие ладони коснулись его широкой спины. Мэлгон остолбенел от неожиданности. Рианнон стояла на коленях позади него и своими тоненькими пальчиками нежно гладила его спину. У короля перехватило дыхание, когда прикосновения стали интимнее, а руки принялись массировать его одеревеневшие мускулы. Что она делает? Неужто хочет снова вовлечь его в любовную игру?

Руки переместились выше, к его шее. Мэлгон удовлетворенно вздохнул. Он чувствовал близость Рианнон, чувствовал легкое щекотание, когда ее волосы касались его кожи. Теперь пальцы ее двигались медленнее; ловкими движениями она массировала самые чувствительные мышцы его спины, поясницы, ягодиц. Он знал, что ему следовало бы обернуться и снова поцеловать ее, но боялся новой попыткой все испортить, а это... о, это было так чудесно, что все тревоги и раздражение забылись.

Рианнон услышала вздох, и на губах ее появилась улыбка. Хотя его тело было совсем незнакомым, но ее чуткие руки безошибочно угадывали, что именно ему приятно. Принцесса чувствовала, какие мышцы воина испытывали наибольшую нагрузку и могли болеть от напряжения, и сосредоточила свое внимание на них. Сами прикосновения доставляли ей особого рода удовольствие. Хотя его кожа была несколько толще и жестче, чем женская, но все же на ощупь она оказалась неожиданно гладкой. Плечи Мэлгона становились все горячее, и от них поднимался теплый и густой запах мужского тела. Рианнон глубоко вдохнула его, и ею овладел восторг.

Мэлгон глухо застонал, и она поняла, что пришло время быть более дерзкой. Припав лицом к его спине, принцесса потянулась к его груди, а потом и ниже. Когда руки ее наконец дотянулись до центра и средоточия его желаний, король шумно выдохнул.

Поначалу она была осторожна. Потом, при каждой новой ласке, его плоть все более увеличивалась и твердела, и Рианнон стала действовать увереннее. Она поглаживала чувствительную головку и опоясывала ее своими пальцами, на подушечках которых горел огонь желания. Сколь удивительно создан мужчина, какая неукротимая страсть сокрыта под этой бархатистой кожицей. Затаив дыхание, она потянулась второй рукой к тому таинственному сосуду, в котором хранилось его семя. Закрыв глаза, Рианнон еще крепче прижалась к мускулистой спине мужа и целиком сосредоточилась на ритмичных движениях своих пальцев.

Мэлгон развел в стороны ноги, наслаждаясь ласкающими, дразнящими и воспламеняющими прикосновениями этих маленьких рук. Боже милостивый, какое наслаждение! Но каким образом она научилась всему этому? Рианнон точно знала, что делать, чтобы довести мужчину до неистовства. Мысли его потонули в остром наслаждении. Какая разница, где она овладела этим колдовством, только бы оно не прекратилось прямо сейчас. Ах... ему больше не удержаться!

Ей показалось, что она своими руками создала, словно вылепила из глины, это твердое и пульсирующее существо. Рианнон старалась не думать о том, что оно может оказаться в ее женском естестве. Если удастся вполне ублажить супруга, он, наверное, не станет требовать совокупления сегодня ночью.

Руки ее, наконец, устали. Рианнон переменила позу, оставила кровать и оказалась перед своим мужем. Когда она опустилась на колени, Мэлгон открыл глаза и в изумлении уставился на жену расширившимися темными зрачками. Рианнон боролась с приступом страха. «Эта уловка, – обещала Эсилт, – действует безотказно, обезоруживая как тело мужчины, так и его волю».

«Лишь бы хватило смелости», – подумала принцесса. Она быстро отвела глаза от пристального взгляда мужа и склонилась между его бедрами. Ее трепещущие пальцы обхватили его твердую плоть и поднесли к губам. Теплая и солоноватая на вкус шелковистая поверхность заполняла ее рот. Рианнон принудила себя расслабиться и забыть о страхе. Во всяком случае, гораздо лучше держать это массивное копье губами, чем получить им удар в глубину своего лона.

Хриплые стенания Мэлгона воодушевили ее. Она вдруг осознала, что может держать в плену этого могучего воина лишь своими ловкими пальцами или легким движением губ. Ей нравилось доставлять ему удовольствие, чувствовать, как он дрожит и возбуждается.

Мэлгон глухо застонал. Ну кто мог подумать, что у Фердика такая дочь? Она была очаровательна, миниатюрна и совершенна, красива, точно летний день, похожа на нежный весенний цветок. Гладкие пряди ее огненных волос покрывали его бедра. Он провел ладонью по нежной бледной щеке, одновременно углубившись меж ее восхитительно сладких и манящих губ. В голове у него зашумело. Мэлгон хотел продлить, как можно дольше продлить это невероятное наслаждение. Но он не мог больше ждать... не мог больше... «О-о-о!»

Когда Мэлгон оказался наверху блаженства, у его жены перехватило дух. Он на мгновение остановился, тяжело дыша, а потом отпустил Рианнон, убрав руку с ее волос. Теплое семя осталось у нее во рту. Она проглотила его, потрясенная произошедшим, и подняла затуманенный взгляд на мужа. В лунном свете можно было различить выражение его лица. Жесткие черты смягчились, а резкие морщины разгладились.

Странное ощущение необычайной победы овладело ею. Эсилт не обманула. В том, на что способна женщина... Нет, в том, что она сама, маленькая Рианнон, сумела сделать, дабы остудить пыл мужского желания, действительно крылась какая-то магия.

– Рианнон. – Мэлгон поднял коленопреклоненную жену и обнял ее.

Он откинулся назад и неуклюже завалился на спину, по-прежнему прижимая к груди свое сокровище. Оказавшись поверх его живота, она закрыла глаза. Сердце супруга гулко стучало прямо под ее ухом.

Мэлгон вздохнул, и в этом вздохе послышалось удовлетворение. Как ловко она лежала в его объятиях, какой легкой, хрупкой и теплой она была. Он дотронулся до щеки Рианнон, погладил заостренный подбородок и провел пальцем по маленькому рту. Странно заканчивалась их первая брачная ночь. Ну что ж, и она не была лишена удовольствий. Утром еще будет время, чтобы исполнить свой долг, склонив прелестную супругу к менее изощренным любовным утехам. А сейчас он устал и пресытился.

Рианнон слегка пошевелилась и почувствовала, что Мэлгон уже не так крепко прижимает ее к своей груди. Прислушавшись к его глубокому спокойному дыханию, она поняла, что муж спит. Ее же собственные сны пребывали еще где-то далеко-далеко. Ее одолевало беспокойное любопытство к только что произошедшему. Могло ли это быть правдой? Неужто Мэлгон, отходя ко сну, и впрямь произнес слова любви? Нет, она ни за что не поверит. Нарана утверждает, что нельзя доверять тому, что болтают мужчины после того, как удовлетворятся. К утру чары развеются, и король будет помнить лишь самое начало этой ночи – холодность и неотзывчивость жены, ее отказ допустить его к близости с ней. К нему вернется прежнее озлобление, которое заменит собой выражение нежности, делавшее его лицо таким необыкновенно красивым.

Рианнон снова пошевелилась, пытаясь высвободиться из-под тяжелых рук Мэлгона и забраться под одеяла. Лишь перед самым рассветом она, наконец, перестала прислушиваться к глубокому дыханию мужа и заснула.

 

Глава 6

Мэлгон проснулся и сразу же ощутил у себя под боком мягкое женское тепло. Это напомнило ему о давно прошедших временах, когда они с Авророй жили в Каер-Эйри и каждое утро встречали в своей башне. Открыв глаза, он увидел темно-рыжие волосы, разметавшиеся по покрывалу. Один из локонов был зажат между его пальцами. Мэлгон осторожно приподнялся, чтобы снова взглянуть на свою новую жену.

Рианнон спала по-детски, на животе, обернув одеяло вокруг талии и крепко стянув его концы у себя под грудью. Кожа ее была по-особому теплой, и вся она казалась розовой и нежной, как летний цветок. Мэлгон вспомнил ощущение, когда его ласкали ее горячие губы, и ему показалось, что эти длинные мягкие локоны вновь, как и ночью, укрывают его бедра. Он почувствовал, что снова переполняется вожделением и приложил немалое усилие, чтобы немедленно не возобновить ласки. Прошедшей ночью Рианнон не уступила ему. Пробудить ее теперь от глубокого сладкого сна – явно не лучший способ заслужить ее расположение. И тем не менее, несмотря на все доставленное супругу удовольствие, она не хотела или же не могла позволить ему войти в себя. Он вспомнил, как холодна и скованна была вчера Рианнон, как бешено колотилось ее сердце – словно у затравленного зайца. Она вела себя точно перепуганная девственница, однако было совершенно очевидно, что опыт у нее имелся. Мэлгон едва ли мог припомнить, когда в последний раз партнерша столь искусно обращалась с ним. Да и Фердик говорит, что его дочь успела стать женщиной.

Король нахмурился. Это ничего ему не объясняло. Почему же она боялась соития, если уже испытала его прежде? Имел ли этот ужас перед супружескими ласками что-либо общее с тем испугом, который он заметил во время их разговора в ткацкой?

Король почувствовал раздражение, обнаружив, что жар в паху не ослабевает. Слишком он стар, чтобы разбираться в необъяснимых и сумасбродных женских прихотях. Он и так уже достаточно долго проявлял терпение, но нельзя же вечно с покорностью встречать отказ. Вспышка гнева вдруг соединилась с растущим вожделением, и король решился разбудить жену.

Но едва он протянул руку, чтобы погладить ее, как Рианнон беспокойно заворочалась во сне и страдальчески заломила брови. Вдруг с ее губ, похожих на розовые лепестки, слетел длинный тяжкий вздох. Она перевернулась на спину, и мучительная сладость ее черт поколебала намерения Мэлгона. Рианнон выглядела поразительно юной и уязвимой. В нем вдруг пробудился инстинкт защитника. Нет, он не хотел принуждать это застенчивое, хрупкое создание, не хотел усиливать ее и без того мучительные страхи. Он дождется следующей ночи, чтобы завершить брачный обряд.

Мэлгон в последний раз взглянул на свою супругу, затем быстро оделся и вышел из комнаты.

Она была в лесу. Сквозь кроны деревьев на нее светило солнце. В душе царило совершенное спокойствие, и все же Рианнон напряженно размышляла, пытаясь припомнить заклинание, которому учил ее Алевенон. Но, путая ее мысли, над головой шумно щебетали птицы. Одна из них пела особенно громко, её голос перекрывал царящий вокруг птичий гомон. Надо бы сорвать ветку и прогнать ее, но она не могла пошевелиться. Крик птицы становился все навязчивее.

– Рианнон.

Она резко приподнялась. Сон сразу улетучился и позабылся. Возле кровати стояла леди Гвеназет.

– Прошу прощения, если напугала вас, но я уж начала волноваться, думаю, когда же вы проснетесь? Вы проспали почти все утро. Пора позавтракать. Я принесла немного хлеба и сыра и еще несколько абрикосов из монастыря в Конви. У них там удивительный сад.

Гвеназет протянула корзинку с едой, и Рианнон едва удержалась, чтобы с жадностью не схватить ее. Последние несколько дней она слишком сильно нервничала и потому не чувствовала голода. Теперь же бренная плоть молила о пище.

– Мне надо идти, – сказала Гвеназет, глядя, как новая хозяйка впилась зубами в краюху хлеба. – Таффи останется, чтобы помочь вам одеться. – Она указала на неприметную рабыню с каштановыми волосами, ожидавшую у двери. – А когда вы будете готовы, встретимся возле очага в большом зале, и я покажу вам крепость.

Рианнон молча кивнула, потому что рот ее был набит снедью. Она смущенно оглянулась на рабыню. До сих пор у нее не было личной прислуги, и она не знала, как вести себя с этой женщиной.

Не говоря ни слова, рабыня, которую звали Таффи, принялась наводить порядок. Она убрала со стола вино и кубки и подняла разбросанные по полу уже увядшие цветы, затем приблизилась к кровати и начала поправлять постель. Рианнон прикрыла наготу одним из одеял и уселась на стул подле маленького резного столика. Наконец, утолив первый голод, она приготовилась насладиться восхитительным золотистым плодом, который Гвеназет назвала абрикосом. Он походил на маленькое яблоко, но оказался гораздо мягче и слаще.

Мысли Рианнон, словно неудержимым потоком, вынесло из тихой заводи снов в окружавшую ее реальность. Внезапно пробудилась и смутная тревога. Мэлгон ушел, не разбудив ее, а это значило, что брачный обряд все еще не завершен. Беспокойство усилилось. По бригантским законам такой супружеский союз оставался недействительным и легко мог быть расторгнут. Вдруг в этот самый момент Мэлгон говорит ее отцу, что ему не нужна такая холодная и безучастная жена?

Она в панике вскочила со стула. Надо немедленно идти к Фердику и молить его предоставить ей еще одну возможность!

– Миледи, с вами все в порядке? – спросила рабыня, с любопытством разглядывая свою новую госпожу.

Рианнон молча кивнула и снова уселась. Подобные опасения слишком наивны. Если б подобный разговор Мэлгона с Фердиком состоялся, ей давно уже стало бы известно о нем – отец, конечно, сразу же принял бы меры. Похоже, несмотря ни на что, Мэлгон не собирался отказываться от супруги.

Рианнон была уверена, что на его решение повлияло любовное колдовство, к которому она прибегла. Ему понравилось то, что она делала, о да, ему очень это понравилось. На губах молодой королевы зародилась улыбка, когда она подумала о чудесном животворном жаре, которым наполнялись ее руки и рот. Эсилт не обманула. Магия любви опьяняла обоих. А испытанное при этом удовольствие почти совсем вычеркнуло из памяти ужас ночи, проведенной в лесу с Алевеноном.

– Миледи? – Рабыня уже закончила уборку и теперь в ожидании стояла перед своей госпожой. – Пожелаете, чтобы я помогла вам причесаться и одеться?

– Причесаться? – пробормотала Рианнон, все еще не очнувшаяся от своих грез. – Да, пожалуй. Помоги-ка мне заплести косы. Сейчас и так слишком жарко.

– Но Мэлгон любит, когда волосы у женщин распущены.

– Откуда ты знаешь? – спросила Рианнон, изрядно удивившись осведомленности рабыни.

– А как же? Я все примечаю. Вот первая жена господина всегда носила такую прическу, – самодовольно молвила Таффи и принялась гребнем разбирать спутавшиеся пряди Рианнон. – Волосы у нее были длинные и густые, как ваши, только кучерявее. Она очень гордилась ими и никогда не заплетала, чтобы все глядели и завидовали. Другие женщины прямо аж обмирали от зависти! Зато Мэлгон просто упивался красотой своей жены.

Рианнон была столь смущена, что не стала перебивать Таффи, и рабыня беспрепятственно продолжала:

– Да и правду сказать, не зря завидовали. Миледи была высокая и стройная, с пышным бюстом и соблазнительной фигурой. Мужчины так и пожирали ее глазами. Впрочем, немудрено. Она же была романской крови и походила на римлянку. Может, тем и очаровала Мэлгона. Видимо, ему вообще нравятся иностранки, – многозначительно добавила рабыня.

При этих словах Рианнон испугалась. И так не было никакой необходимости лишний раз напоминать ей о ее скромненьком бюсте и почти детской фигурке, о ярком своеобразии ее рыжей шевелюры и веснушках на носу. Вдруг ей подумалось: не нарочно ли собеседница выказывает ей свою неприязнь? Но Таффи стояла за спиной Рианнон, занимаясь ее прической, и потому госпожа не могла видеть выражения лица рабыни, не могла догадаться о ее истинных намерениях. Но все равно, как бы то ни было, надо выведать побольше, решила Рианнон.

– А ты и первой жене Мэлгона прислуживала? – спросила хозяйка.

Таффи рассмеялась:

– Да что вы, тогда я еще возрастом не вышла, служила на побегушках в кухне. Да и леди Аврора была слишком красива и горда, чтобы позволить такой, как я, прикоснуться к ней. Она держала при себе саму леди Гвеназет, которая теперь командует здесь всем хозяйством и распорядилась, чтобы я служила вам. Вообще что правда то правда, я быстрее других могу и дырку заштопать, и прическу сделать.

Болтовня рабыни звучала оскорбительно, но справедливости ради приходилось признать, что девушка была довольно проворна. Таффи расчесала и заплела косы своей госпожи так же быстро, как и справилась с уборкой комнаты. Во всяком случае, Рианнон решила не отказываться от ее услуг. Ей большую часть жизни приходилось исполнять каждую прихоть Нараны, и потому теперь она не могла отказаться от удовольствия иметь собственную служанку. Кроме того, готовность рабыни поболтать о леди Авроре показалась ей довольно заманчивой. Королева чувствовала, что можно еще очень многое узнать о своей предшественнице.

– Ты говорила о первой жене Мэлгона. Он очень любил ее, не так ли?

Рианнон внезапно обернулась и заглянула в серые глаза Таффи, смотревшие внимательно и испытующе. Рабыня медлила с ответом, не зная, чего ей ожидать от этого разговора, а молодая королева поняла, что слишком неумело скрывала свои тревоги. К великому ее облегчению, ответ Таффи прозвучал не насмешливо, а очень серьезно и уверенно:

– Да, он любил ее. Даже, я бы сказала, слишком любил. Едва ли королю позволительно жениться по любви.

Направляясь в большой зал на встречу с Гвеназет и обдумывая слова служанки, Рианнон, как ни странно, успокоилась. Мэлгон не мог польститься на ее прелести, да и вообще не хотел этой свадьбы, но он нуждался в бригантской принцессе совсем по другой причине. Армия, которую давала ему эта женитьба, – вот что оправдывало его решение.

– Как хорошо, что вы уже здесь, – сказала Гвеназет, приближаясь к поджидавшей ее Королеве. – Идемте, я многое должна вам показать.

Экскурсия по крепости началась прямо отсюда, из большого зала, из которого женщины перешли в пекарню, а оттуда – в житницу. Потом, осмотрев кладовки, погреба, пивоварню, маслобойню и только что отстроенную печь для обжига посуды, они, наконец, оказались во фруктовом саду. С любопытством приглядываясь к рядам построек и непрерывно суетящимся вокруг слугам, юная королева старалась не слишком зевать по сторонам, чтобы поспеть за стремительным шагом Гвеназет. Все напоминало о том, что она находится не в обычном лагере племенного вождя, а во владениях могущественного короля. Отец рассказывал ей, что Мэлгону Великому платили дань множество близлежащих рыбацких деревень, окрестных крестьянских и пастушьих хозяйств. А после того как он отвоюет земли во всем Гвинедде, его богатство еще более увеличится.

– Не представляю, как вам удается со всем этим управляться, – заметила Рианнон с нотками почтения в голосе. К тому времени они, наконец, прервали свой обход, чтобы вернуться в пиршественный зал и насладиться полуденной трапезой, состоявшей из ячменных лепешек и меда. – Наверное, приходится помнить обо всем сразу, да к тому же здесь так много слуг, которыми надо распоряжаться.

Гвеназет пожала плечами:

– Я начала помогать отцу по хозяйству, едва мне исполнилось восемь зим. И хотя Диганви гораздо больше нашего имения, но работа та же самая. Вы управитесь, я уверена. Не успеете оглянуться, рабы и прислуга станут подчиняться только вам, как своей госпоже и королеве.

Рианнон отложила надкушенную лепешку.

– Мне? Но я не могу управлять таким количеством людей.

– Да сможете, не беспокойтесь. Как супруге короля вам придется присматривать за хозяйством во время его отъездов.

– Мэлгон собирается возложить на меня заботы о своей крепости?

– Я полагала, что вам тоже захочется этого.

Аппетит покинул Рианнон, и она отодвинула плошку с медом. У нее не просто похитили свободу. От нее ждали, что она взвалит на свои плечи груз обязанностей королевы, тех обязанностей, к которым ее никогда не готовили. Гвеназет нахмурилась:

– Может быть, я слишком многое на себя взяла, посмев что-либо предполагать? Ведь сам Мэлгон никогда не говорил, какую роль он вам отводит. – Лицо ее приняло озабоченное выражение. – Я обязательно поговорю с ним об этом. А сейчас пора заняться другими делами. – Она поднялась и жестом пригласила Рианнон следовать за собой.

– Странно, что ваша матушка не научила вас управлять слугами, – сказала Гвеназет, направляясь в сторону мастерских. – Кимрские девушки с малых лет привыкают к этому.

– Моя мать умерла, а мачеха... Она была слишком поглощена своими сыновьями, чтобы интересоваться мною.

– Простите меня. Я тоже рано лишилась материнского тепла и всю жизнь ощущала это. А ваша матушка, – ласково спросила Гвеназет, – она была бриганткой?

Рианнон покачала головой:

– Нет. Иноземной принцессой. Я очень мало знаю о ней. Кажется, отцу неприятно вспоминать об этом.

– Наверное, она умерла в родах. Мужчины всегда тяжело переживают такое. – И Гвеназет улыбнулась. – Я рада, что Мэлгон женился на вас. Уж слишком долго он горевал о своей первой супруге. Теперь он станет счастливее, к тому же ему очень нужен наследник.

Рианнон отвернулась. Да уж, пока она не очень-то много сделала, чтобы зачать ребенка от своего мужа.

– Ну вот мы и пришли, – весело проговорила Гвеназет, когда они приблизились к ткацкой мастерской. – Мэлгон велел сшить для вас несколько новых нарядов. Так давайте же посмотрим, что тут можно подыскать.

Рианнон последовала за домоправительницей в оживленную комнату. С полдюжины работниц, увидев входящую королеву, улыбнулись и в знак приветствия склонили головы. Освещенное солнцем помещение выглядело совершенно иначе, чем накануне вечером, при свете факела, и Рианнон с большим интересом принялась разглядывать ткани и приспособления, использовавшиеся для рукоделия. Гвеназет быстро направилась к большому сундуку в углу комнаты и начала извлекать из него куски крашеной материи. Отобрав несколько, она стала поочередно прикладывать их к плечам Рианнон, всякий раз прищуриваясь, словно представляя, как будет выглядеть готовое платье.

– Мне нравится этот насыщенный зеленый, и еще голубой, и эта золотистая ткань тоже неплохо смотрится... Шафранный или красный не пойдут к вашим огненным волосам – слишком ярко... Вы лучше смотритесь в мягких красках леса или моря.

С этими словами Гвеназет снова низко наклонилась над сундуком – словно нырнула в него – и вытащила на свет Божий кусок материи мерцающего фиолетового цвета.

– Жаль, он слишком мал, должно быть, остался от чего-то другого. Но вы так миниатюрны, что, возможно, и этого будет довольно. Мэлгон пожелал, чтобы вам сшили хоть одно... особенное платье. Ни одна дама в Диганви не может похвастать нарядом из настоящего шелка.

Рианнон благоговейно уставилась на необычайную ткань, всецело поглощенная мыслью о том, что Мэлгон пожелал одеть ее в столь роскошные наряды.

Гвеназет отложила материю и снова повернулась к королеве.

– Теперь надо вас обмерить. Придется снять платье.

Рианнон беспокойно покосилась на открытую дверь, но ее опекунша покачала головой:

– О нет, не беспокойтесь, никто нам не помешает. Все мужчины на военном совете обсуждают предстоящую кампанию.

Рианнон разделась до нижней сорочки и теперь смирно стояла, покуда Гвеназет с помощью кожаных обрезков измеряла ее пропорции.

– Какая у вас узенькая талия! – восхитилась она. – Сейчас не верится, что когда-то я была почти такой же худышкой. – Домоправительница печально улыбнулась. – От родов меня разнесло.

– Хотелось бы мне быть покрупнее, – задумчиво промолвила Рианнон. – Особенно в груди. Мужчинам больше нравятся женщины с пышными формами. Вот первая жена Мэлгона, она была намного больше меня?

– О, не беспокойтесь об этом, – усмехнулась Гвеназет. – Наш господин не из тех, кто пренебрегает красивой женщиной. И не важно, высокая она или маленькая, полная или худая.

– Но я некрасивая!

– Ах, вы не правы, Рианнон. Я не вижу недостатков в ваших чертах или в фигуре, а уж таким удивительным волосам позавидует любая. Они то горят ярче пламени, то становятся густого бордового цвета, словно красное вино.

– Но у меня на родине все рыжие. Лучше иметь темные, как у кимров, или, наоборот, золотистые волосы. Я слыхала, что такие бывают у саксов.

– Оставайтесь-ка лучше сама собой, – мягко сказала Гвеназет, – Ваша природная красота нуждается лишь в том, чтобы ее немного подчеркнуть несколькими новыми нарядами или украшениями. – При этих словах она неожиданно хлопнула себя ладонью по лбу. – Украшения! Чуть не забыла!

И она повела Рианнон к себе в комнату. Пока гостья разглядывала коллекцию ракушек и корзинок, Гвеназет разыскивала какую-то шкатулку. Наконец, ей удалось отыскать украшенную замысловатой резьбой коробочку из диковинного темного блестящего дерева и с медными замочками. Она открыла коробочку и протянула ее Рианнон.

Девушка чуть не вскрикнула от неожиданности. Никогда еще ей не доводилось видеть таких ослепительных украшений. Шкатулка доверху была наполнена браслетами, гривнами, серьгами и кольцами. Многие из них оказались изделиями не просто из меди или серебра, но из настоящего золота. На некоторых ослепительно сияли бриллианты.

– Какое у вас богатство! – ахнула Рианнон.

– Да нет, это у вас богатство, – ответила Гвеназет, и королева подняла на нее изумленные глаза. – Эти драгоценности принадлежали нескольким поколениям предков Мэлгона. Некоторыми владел еще Канедаг, его прапрадед. Мэлгон – последний в роду, и вам, как его королеве, принадлежит полное право пользоваться всеми этими вещами.

– Но я не могу, – выдохнула Рианнон. – Они слишком... ценные для меня.

Гвеназет ободряюще кивнула:

– Я согласна, что некоторые из украшений чересчур тяжелы и вычурны, но все же тут можно кое-что выбрать. Мы спросим у Мэлгона, нельзя ли поручить кузнецу сделать из этих камней и металла что-нибудь специально для вас.

Рианнон протянула руку и погладила сверкающие зеленые камешки на ожерелье.

– Это напоминает кошачьи глаза.

– Изумруды, – ответила Гвеназет. – Они попали сюда издалека, может, из города Рима, что находится в той стране, где очень жарко и живут неведомые чудовища. Этот цвет пойдет к вашей бледной коже и ярким волосам. А это... – тут Гвеназет достала другое ожерелье, из янтарных бусин, – это прекрасное повседневное украшение, ведь оно довольно простенькое. А вот и подходящие серьги.

Рианнон замялась. Ей очень хотелось надеть это чудное ожерелье. Ведь прежде у нее не было ничего, кроме нескольких бронзовых запястий, да еще незамысловатой золотой гривны, подаренной Эсилт в тот день, когда ее любимица превратилась в девушку. Но мысль о том, чтобы надеть на себя эти произведения искусства, казалась Рианнон просто кощунственной.

Заметив ее смущение, Гвеназет принялась уговаривать молодую королеву.

– Мэлгон хочет, чтобы вы демонстрировали всем его богатство. Что скажут другие кимрские принцессы, увидев супругу своего сюзерена в простеньком платье, без приличествующих ее сану украшений? Они решат, что Мэлгон промотал сокровища своего отца Кадваллона. Вы же не хотите этого, не правда ли?

Рианнон покачала головой, хотя замешательство ее лишь усилилось. Роль жены короля казалась ей все более и более обременительной. От нее требовалось, чтобы она вела хозяйство и наряжалась в неудобные парадные одежды. Ее жизнь больше не принадлежала ей.

Она неохотно позволила Гвеназет застегнуть янтарное ожерелье у себя на шее и, чтобы сменить тему разговора, прежде чем на нее будут надеты тяжелые серьги, провела пальцем по одному из наиболее крупных камней и спросила:

– Что-то я не пойму, откуда у Мэлгона такие ценности? Я и не думала, что он так богат.

– Говаривают, что Канедаг был кем-то вроде пирата. Он много лет грабил британские берега, прежде чем осел наконец в Гвинедде и женился на кимрской принцессе.

– Я слышала рассказы о Канедаге, – ответила Рианнон. – Бриганты тоже считают его своим предком.

– Да, я и забыла сказать, что пращур Мэлгона и прапращур Фердика были братьями. Так что некоторым образом вы приходитесь нашему королю кем-то вроде десятию-родной племянницы. Тем паче вы имеете полные основания носить эти украшения.

– Трудно представить, что мы с ним родственники. У нас так мало общего.

– Да уж, сходство совсем незаметно. Со стороны Мэлгона все темноволосые, как настоящие кимры, тогда как бриганты сохранили огненную масть своих ирландских предков. Однако и те и другие отличаются высоким ростом. Все родственники Мэлгона крупные, если не считать его матери. Она была миниатюрна, как вы. Довольно странно, но ее тоже звали Рианнон.

– Однако и она была брюнеткой, как Мэлгон, – заметила королева.

– Брюнеткой? – в изумлении уставилась на нее Гвеназет. – Верно, но откуда вы знаете?

– Мне говорила Эсилт.

Едва проронив эти слова, Рианнон поняла свою ошибку. Перед самым отъездом из Манау-Готодин Фердик отвел ее в сторонку и предупредил, чтобы она ни в коем случае не упоминала при Мэлгоне имени своей наперсницы. «Между ними что-то произошло в давние времена, – сказал отец. – И если сестра простила старые обиды, то брат – нет. У него в сердце до сих пор осталась какая-то неприязнь к ней». Теперь, увидев, как округлились глаза Гвеназет, Рианнон оценила советы Фердика.

– Эсилт? Но вы, конечно, не имеете в виду сестру Мэлгона? Вы не могли быть с нею знакомы!

Рианнон замялась. Необходимость лгать о своих отношениях с Эсилт претила ей. Сколько можно подстраиваться под всех подряд? Угождать отцу, угождать мужу, теперь еще угождать слугам мужа, отрекаясь от любви той женщины, которая заменила ей мать? Это уж слишком. Пусть знает, что Эсилт не просто знакома, но и дорога ей.

– Нет, я говорю именно о сестре Мэлгона. Она рассказывала мне о своей семье. И часто вспоминала о брате, – смело заговорила Рианнон. – О том, как он красив и храбр и какой он замечательный воин.

Ласковые карие глаза Гвеназет вдруг стали неестественно холодными.

– Странно, что она так нахваливала Мэлгона после того, как едва не уничтожила его!

Рианнон уставилась в пол и стиснула руки, намереваясь защищать свою подругу.

– Я знаю, что между Мэлгоном и его сестрой много лет назад вышло какое-то недоразумение, однако...

– Недоразумение? Так она это называет? – Гвеназет резко передернула плечами, очевидно, вне себя от ярости. – Должно быть, Эсилт забыла поведать, как она сплела целый заговор с целью убить Мэлгона и уничтожить его королевство!

– О нет! – Голос Рианнон превратился в яростное шипение. – Эсилт просто не могла так поступить. Она любила своего брата!

– Любила! – хмыкнула Гвеназет. – Странная, однако, любовь. Замышлять его убить, предать врагам...

– Это Аврора! Мэлгона предала его злая жена! – Испугавшись собственных слов, Рианнон зажала рот ладонью. Не следовало ей нападать па любимую супругу Мэлгона, которой здесь, похоже, все поголовно восхищались.

– Узнаю слова Эсилт! Ах она сука!

Рианнон вдруг затрясло. Желание защитить свою любимицу боролось в ней со страхом оттолкнуть от себя Гвеназет.

– Вы должны меня понять, – сказала она. – Эсилт была добра ко мне. И заботилась обо мне, словно родная мать.

Ярость, искажавшая лицо Гвеназет, сменилась удивлением.

– Как? Эсилт заботилась?

Рианнон кивнула, с облегчением подумав, что вот он, наконец, случай объяснить, кем была для нее эта женщина.

– Она... Она жила в стороне от отцовского лагеря, но часто приходила туда летом. Бывало, она расчесывала мои волосы и рассказывала разные истории... – Голос юной королевы дрогнул. Каким горьким и одиноким было ее детство. Фердик относился к ней как к собственности, безделушке, которую можно со временем обменять на что-нибудь более ценное, что он и сделал, выдав ее за Мэлгона. Мачеха, Нарана, считала ее помехой, еще одним лишним ртом за трапезным столом, еще одним телом, требующим одежды, наконец, еще одной раздражающей неприятностью, живым примером, напоминавшим, что не у одной Нараны такие великолепные косы и такая гладкая и мягкая кожа, с помощью которых она прочно удерживала Фердика в своей постели. И лишь для Эсилт Рианнон была дорога. Лишь эта кимрская женщина дарила ей свою ласку.

– Простите, – немного успокоившись произнесла Гвеназет. Голос ее надломился, гнев исчез, и она тут же взяла себя в руки. – Если Эсилт была вам так дорога, то я не стану говорить о ней плохо. Но учтите, Рианнон, Мэлгон не должен узнать о ваших чувствах к его сестре. Он ее ненавидит. Будет чистым безрассудством дать ему понять, что вы хотя бы встречались с нею.

– Но я...

– Нет. – Гвеназет непреклонно покачала головой. – Обещайте мне, что не будете говорить о ней с Мэлгоном. Если только он узнает, что вы были близки с его сестрой, он никогда не будет вам доверять. И ваш брак превратится в обычный политический союз.

Рианнон ощутила полное крушение своих надежд и свое совершенное бессилие. Ради спокойствия своего супруга придется навеки отказаться от единственного человека на свете, который любил ее. Это было слишком тяжело, слишком больно.

– Обещайте мне, – настаивала Гвеназет. Рианнон стиснула зубы и медленно кивнула:

– Да, я обещаю.

 

Глава 7

Покидая ткацкую мастерскую, Гвеназет дрожала как в лихорадке. Боже Всевышний, неужели прошлое никогда не оставит их в покое! А она-то, глупая, так радовалась, что Мэлгон женился на этой милой молоденькой женщине. Ей казалось, что тени прошлого наконец-то отступили и впереди их ждут свет и счастье... и еще славные рыженькие королевские ребятишки. Кто бы мог подумать, что новая жена их повелителя – возможно, единственная живая душа во всей Британии, которой есть дело до Эсилт?

Резко свернув за угол, домоправительница чуть не сбила с ног раба, тащившего огромный кувшин с водой. Она пропустила его и, словно не веря собственным мыслям, встряхнула головой. «Рианнон и Эсилт – что за странная дружба? Первая так застенчива и простодушна, вторая – наисамовольнейшая, наизлейшая сука во всем мире. Что же она нашла в этой девочке?»

Гвеназет глубоко задумалась. Может, Эсилт знала, что Рианнон выйдет замуж за гвинеддского короля? А возможно, они с Фердиком нарочно задумали этот брак, надеясь с помощью новой жены Мэлгона обрести власть над ним самим? Нет, уж слишком все надуманно. Откуда Эсилт могла знать, что эта свадьба в самом деле состоится? Кроме того, задумав использовать кого-то, она скорее прибегла бы к угрозам и запугиванию, чем к доброте и терпению.

Гвеназет приложила ладонь ко лбу. Никак ей не удавалось решить эту головоломку. Что за странная связь между супругой и сестрой Мэлгона. Как утверждает Фердик, Рианнон родилась от иноземной принцессы, к тому же девочку почему-то назвали тем же редким именем, что и мать Мэлгона. Господи, возможно ль такое?.. Пораженная собственной догадкой, женщина в ужасе застыла. Что, если Рианнон – дочь Фердика от Эсилт?

Нет, это не похоже на правду. Она ни разу не слышала о том, чтобы сестра Мэлгона родила ребенка. Невозможно долгие годы хранить в тайне подобный факт. Да Рианнон и совершенно не похожа на нее.

Поэтому Гвеназет решительно отказалась от своих бесполезных умозаключений и отправилась следить за приготовлением ужина.

Мэлгон созерцал марширующие перед ним стройные шеренги. Даже сейчас, на учебных занятиях, жутковато было смотреть на все эти сверкающие под солнцем мечи и доспехи, чувствовать мощь сотен бойцов, находящихся всецело в его распоряжении. Да, с такими воинами он сумеет покорить зазнавшихся соседей и вновь объединить Гвинедд под своей рукой.

– Красиво идут, – с удовлетворением отметил Гарет. – Бриганты – прекрасные воины. Даже после учений, занявших у нас всю эту весну, наших собственных людей невозможно сравнить с ними.

– О чем ты говоришь? Ведь бриганты сражались почти ежегодно и прибыли в Диганви специально, чтобы участвовать в кампании. Когда мы сможем выступать?

Гарет пожал плечами:

– Как только организуем командование и соберем припасы... Через несколько дней, самое большее – через неделю.

Через неделю... Мэлгон ощутил легкий укол сожаления. Он женат всего лишь один день. Едва успел познакомиться с супругой, даже не овладел ею как следует – и тут же должен покинуть ее на несколько недель, а может быть, и месяцев. Но в конце концов, к своей заветной цели он стремился почти два года.

Гарет, очевидно, угадал его мысли; он улыбнулся и сочувственно покачал головой:

– Да уж, милорд, это жестоко: едва женившись, покидать молодую супругу на целое лето. И все же такова доля королевы.

– Аврора никогда не любила моих постоянных отлучек. Надеюсь, Рианнон лучше понимает, что значит быть женой короля.

– Кажется, у нее кроткий нрав, – заметил Гарет. – К тому же она красавица, правда, весьма необычная. У меня, например, никогда не было рыженькой.

Мэлгон грустно улыбнулся, припомнив, как тонули его руки в густых, огненных волосах, когда она ласкала его. По правде говоря, в тот момент он не вполне обладал, ею, и теперь немного смущался при мысли о том, с какой легкостью эта женщина взяла над ним верх. Да, следовало бы сегодня же утром покончить с этим странным положением. Но, так как он не удосужился сделать этого, придется отвести ее в постель сразу же по окончании ужина. На сей раз никакое сопротивление не отпугнет его; нежно или настойчиво, но он все равно сделает Рианнон своей, истинной женой.

Мэлгон встретил супругу лишь за вечерней трапезой в большом зале. Она казалась такой же холодной и отрешенной, как всегда. Подшучивая над нею, он пытался преодолеть собственное смущение.

– Гвеназет сказала, что ты провела в постели полдня, Рианнон. Признайся, ты наслаждалась удовольствием быть моей королевой?

Но вместо ожидаемой улыбки жена метнула в него испуганный взгляд и тут же отвернулась, ответив:

– Я постараюсь завтра встать пораньше, милорд.

Мэлгону не понравилось, что его добродушное подтрунивание было так воспринято. Он протянул руку и потрепал Рианнон по плечу.

– Да я не имел ничего в виду. Ты можешь спать, сколько тебе угодно. – Тут король наклонился поближе к ее уху и ласково прошептал: – Думаю, завтра тебе понадобится еще больше времени, чтобы отдохнуть.

Рианнон поглядела на мужа с таким испугом, что тому стало не по себе. Он собирался всего лишь пофлиртовать, распалить ее намеками на предстоящую ночь, полную чувственных услад, а она отреагировала так, будто над нею нависла смертельная угроза!

Мэлгон снова погладил ее плечо, пытаясь как-то успокоить жену, и почувствовал крайнее напряжение во всем ее теле. Ему показалось, что страх, словно темное облако, окутывал все существо Рианнон. Переведя взгляд с перепуганного лица жены на гомонящих вокруг людей, король понял, что окружающим могло показаться, будто он бранит ее.

Мэлгон убрал руку с ее плеча. Да что же это такое? Что с ней происходит? Не сказав ничего особенного, он снова попал впросак. Уж лучше помалкивать.

И весь остаток вечера король старательно исполнял обязанности хозяина дома, не обращая ни малейшего внимания на жену. Почти все гости уже разошлись по своим покоям, и он понял, что неумолимо близится время супружеского уединения.

Поглядев на королеву, Мэлгон увидел, как она устала, какие темные тени залегли под ее прекрасными глазами. Внезапное чувство жалости сжало его сердце, но король подавил свои чувства. Он и не ждал уже, что Рианнон сама захочет их близости. Достаточно и того, чтобы она просто позволила ему войти в себя, не причиняя лишней боли.

Мэлгон взял ее за руку и повел в спальню. Перед дверью остановился, осторожно поднял за подбородок ее узкое бледное лицо и поцеловал. Рианнон не ответила ему. Он снова попытался заглянуть ей в глаза. Через мгновение густые темно-рыжие ресницы взметнулись вверх, и их взгляды встретились. Мэлгона поразило пламя, вспыхнувшее в ее зрачках. Пальцы его уже нащупывали мягкие груди под плотной шерстяной тканью платья. Глаза Рианнон распахнулись, рот приоткрылся, однако вовсе не от вожделения.

Немой ужас, написанный на ее лице, мгновенно остудил пыл Мэлгона. Казалось, она вот-вот закричит. Начертанное на лице Рианнон смятение красноречиво говорило о ее чувствах. Супруг, тяжело дыша, отдернул руку. Огромные, очи смотрели прямо ему в лицо. Смотрели пронзительно. Умоляюще.

Боже праведный, да чего же она хочет? Что ему делать?

Король резко развернулся и зашагал прочь, в темноту ночи.

Охваченная отчаянием, Рианнон не отрываясь глядела ему вслед. Теперь очевидно: муж ненавидит ее. Ведь она так и не сумела изобразить желание. Действия Мэлгона пробудили в ней самые страшные воспоминания. Едва он обнял ее, как она почувствовала себя пойманной в ловушку и совершенно беспомощной. Когда же поцеловал, она еле-еле перевела дух. А прикосновения его рук напомнили ей о цепких лапах Алевенона.

Но это просто безумие! Мэлгон вовсе не походил на того мерзавца. Ведь король необычайно красив и даже соблазнителен. Она знала, какими необыкновенно нежными могли быть его прикосновения, и все же не могла справиться со своими страхами.

Дрожа, Рианнон вошла в роскошную опочивальню и начала раздеваться. Оставшись в одной рубашке, она забралась в большую постель и натянула на себя одеяла. Потом, сделав несколько глубоких вдохов, попыталась расслабиться и успокоиться. В любое время Мэлгон может вернуться, и она не осмелится вновь отказать ему. Может быть, просто не закрывать глаза, и тогда легче будет пережить близость с ним? Да, она будет смотреть в гордое лицо мужа, любоваться его темными волосами, гладить его кожу, вспоминая вчерашнее наслаждение от этих прикосновений, от ощущения крепких мускулов под своими пальцами. Так или иначе, придется смириться с тем, что в нее вторгнется отвердевшая мужская плоть.

Она сделает все, что надо, позволит Мэлгону целовать себя и касаться ее тела так, как он касался его вчера. Она постарается доставить ему удовольствие.

Рианнон легла на спину и уставилась в темень, ожидая возвращения супруга.

На рассвете Бэйлин вышел во двор. Увидев Мэлгона, покидающего комнату совета, он остолбенел от изумления. Вообще-то король всегда вставал рано, но сейчас, всего на второй день после свадьбы, можно было ожидать, что он все-таки немного дольше задержится в постели. Глянув на окна королевской опочивальни и увидев, что они все еще темны, Бэйлин ощутил приступ любопытства.

– Что это ты так рано? – крикнул он. – Не терпится обнажить клинок?

Мэлгон подошел поближе и с усталым видом заговорил:

– Нет, не мысли о приближающейся кампании не дают мне спать. Меня беспокоит моя жена.

– Рианнон? Что случилось?

Мэлгон глубоко вздохнул:

– Не знаю, как тебе объяснить... Моя супруга... Рианнон боится меня.

– Боится?

– Да. Это продолжается с того самого дня, когда они приехали. Стоит мне дотронуться до нее, как вся она сжимается от ужаса.

– Господи Иисусе, наверное, трудно было овладеть такой женщиной!

– Трудно? Да это просто невозможно. И хотя я лучше всех знаю, что это должно произойти, но у меня просто духу не хватает насиловать ее.

– Так ты хочешь сказать... ты до сих пор не... – Бэйлин был ошеломлен.

– Да я знаю, что нельзя больше откладывать это, и потому сейчас же направляюсь прямо к ней. – Сквозь серую дымку, висевшую в предрассветном воздухе, синие глаза Мэлгона умоляюще глядели в карие глаза друга. – Только не говори ничего об этом, я не стану больше обсуждать такие вещи.

– Разумеется, Мэлгон. Но я никак не пойму... Она что же, отказала тебе? Не захотела выполнить супружеский долг?

– Нет, не отказала. Мало того, в первую ночь она сумела удовлетворить меня, правда, иным способом.

– Она удовлетворила тебя, так и не позволив завершить брачный обряд?

Мэлгон кивнул:

– Рианнон больше смерти боится соития, хотя очевидно, что я ей не противен.

Бэйлин свел в одну линию свои густые брови:

– А ты уверен, что ее действия в самом деле продиктованы страхом?

– О да, конечно. Этот страх даже осязаем. Стоит мне прикоснуться к ней, и она напрягается так, словно ждет удара.

– Если только не притворяется, – озадаченно пробормотал Бэйлин.

– Притворяется?

– Ну не кажется ли тебе странным, мой король, что женщина вступает в самую тесную близость со своим мужем, отказываясь, однако, ему принадлежать, потому что якобы боится его прикосновений? Я просто не могу поверить в ее искренности. Подозреваю, что Рианнон ведет с тобой какую-то игру. С чего бы ей избегать единственного, но главного акта? Только для того, чтобы брак оставался недействительным.

– Бэйлин, ты полагаешь...

– А что, если сам Фердик подучил дочку оттянуть это событие? Ты же говорил, что не доверяешь ему. Вдруг он и вправду задумал насолить тебе? Или сама Рианнон хочет нарушить планы своего отца. Возможно, у нее на примете кто-то другой. Представь себе: ты отправляешься сейчас к Фердику и отказываешься от жены по причине ее холодности, и вдруг твой тесть с легкостью соглашается разорвать брачный контракт. Даже если он для порядка поколотит свою дочь, то в конце концов Рианнон все-таки добьется своего.

– Но ее страх столь убедителен...

– Ты имеешь дело с женщиной, Мэлгон. Кто из нас, мужчин, в состоянии угадать, что у них на уме?

Король уставился на своего друга и соратника, и кровь похолодела в его жилах. А он-то, дурак, чувствовал вину перед Рианнон, боялся напугать, уважал ее застенчивость. Что, если Бэйлин прав, и все это сопротивление наигранно? Нет, на правду совсем не похоже. Однако много лет назад моложавый вид самого Фердика тоже оказался обманчивым. Так что за невинной мордашкой его дочки может скрываться еще и не такая бестия.

И вот сочувствие к молодой жене сменилось в душе Мэлгона гневом. Если Бэйлин прав, значит, Рианнон с холодным сердцем играла его чувствами. До сих пор он знал лишь одну такую же гордую суку, способную на подобные вещи, – свою сестру Эсилт.

Бэйлин, наблюдая, как на лицо короля наползает тень подозрительности, вдруг пожалел о своих предостережениях. Ведь принцесса Рианнон казалась такой застенчивой и кроткой. Нет, он, наверное, все-таки ошибается.

– Ну, разумеется, я могу быть не прав, – поспешно проговорил старый воин. – Мы ведь не можем с уверенностью утверждать, что она тебя обманывает.

– Нет, не можем. Но тут явно что-то не так. Раньше я не задумывался над этим, но теперь ясно вижу: почти девичья застенчивость Рианнон никак не согласуется с ее поведением. Фердик сообщил мне в тот день, когда они приехали, что она не девственница.

– Не девственница? Но кто же посмел?..

– Фердик ничего не сказал об этом, а я не спрашивал. Но так или иначе, Рианнон была с мужчиной, и потому вряд ли ее страх перед совокуплением столь велик, как она это изображает.

– А может, тебе просто поговорить с нею начистоту и спросить, в чем дело?

– Я уже задавал этот вопрос в первый же вечер, но она не хотела или не могла мне ответить. – Мэлгон заглянул в глаза другу. – Я дал ей достаточно возможностей объясниться. Пришло время взять то, что Фердик столь настойчиво мне навязывал.

Мэлгон повернулся, собираясь уйти. Но Бэйлин взял его сзади за плечо.

– Всего один совет, дружище. Не торопись. Если ты будешь слишком груб, Рианнон может насмерть перепугаться. А если ты изнасилуешь ее, то рискуешь окончательно испортить ваши отношения.

– Поверь мне, – холодно ответил король, – я кое-что знаю о женщинах. В отместку за все ее проделки я намерен заставить Рианнон отныне смотреть на вещи моими глазами, как и подобает верной супруге.

И он зашагал через двор, твердо намереваясь немедленно пойти к жене. Но по дороге к спальне его перехватил Гарет, разделявший привычку своего владыки рано вставать. У предводителя кимрской кавалерии накопилось множество вопросов о том, как должны передвигаться их разнородные войска, так что Мэлгону хватило забот на все утро, и когда он наконец-то добрался до опочивальни, Рианнон там уже не было.

Рассудив, что самому ему никак не догадаться, где найти жену, король отправился на поиски всезнающей Гвеназет, которую и нашел в конце концов, когда она выходила из пекарни с корзиной, наполненной горячими хлебами.

– Где Рианнон?

– Наверное, в ткацкой.

Мэлгон нахмурился:

– Я не желаю, чтобы моя жена занималась рабским трудом. У нас довольно швей и ткачих.

Гвеназет одарила короля сердитым взглядом:

– Рианнон очень гордится своим искусством рукодельницы. Она сама предложила помощь в работе над своим гардеробом.

– Ты уверена, что это доставляет ей удовольствие?

– Кажется, шитье относится к тем немногим занятиям, которые нравятся вашей супруге. Шитье и еще гончарное ремесло. Сегодня утром она снова пожелала посмотреть на печь для обжига посуды. Должна вам сказать: я и не думала, что на свете бывают такие принцессы. Рианнон так смиренна и скромна. – Гвеназет вздохнула и посмотрела в глаза Мэлгона, затуманенные мыслями, о которых она сразу догадалась. – Помните, как Аврора боролась за то, чтобы хозяйничать в Каер-Эйри? Ведь это была одна из главных причин ее столкновений с Эсилт. А Рианнон совсем не стремится стать хозяйкой Диганви. Кажется даже, что сама мысль об этом ее пугает.

– Моя жена вольна делать то, что ей приятно, – резко ответил Мэлгон. Он отвернулся от домоправительницы в надежде скрыть свое смятение. Упоминание об Авроре разбередило старую рану. Первая его супруга презирала всякое рукоделие и старалась вообще не прикасаться к игле и ниткам. И кроме того, она была такой пылкой в постели...

Мэлгон вновь заставил себя забыть о прошлом и направил свои стопы к мастерской. Теперь у него новая жена, и ему придется как-то управиться с нею, обуздать ее, а возможно, и разоблачить обман. Но страх ее выглядел слишком убедительно. Возможно ли вообще так ловко изображать ужас и отчаяние?

В мастерской, помимо королевы, было еще несколько женщин, и все они с беспокойством уставились на входящего короля. Рианнон заметила его присутствие последней. Подняв глаза и увидев мужа, она тихонько охнула от удивления.

Сэван, жена Бэйлина, опомнилась первая и быстро убрала свою работу.

– Пора кормить детей, – многозначительно объявила она.

Остальные швеи поднялись со своих мест и быстро вышли вслед за своей находчивой подругой. В несколько мгновений комната опустела и осталась в полном распоряжении Мэлгона и Рианнон.

Король приблизился к жене. Она не отрывала глаз от лежащей на коленях работы, продолжая возиться с вышивкой. Руки ее дрожали, и Мэлгон заметил ошибку в рисунке. На какой-то миг сочувствие взяло верх над гневом. «Нет, – твердо сказал он сам себе, – на сей раз меня не сбить с толку».

– Рианнон.

Жена подняла глаза. Их темная влажность напоминала мерцание цветов в предрассветной пурпурной дымке. Супруги несколько мгновений глядели друг на друга. Потом Мэлгон нагнулся, обнял ее за плечи и поднял на ноги, чтобы поцеловать. Тело Рианнон стало мягким и податливым в его руках, и Мэлгон окунулся в волну облегчения. Может, Бэйлин и прав: она легко уступит, едва осознает твердость намерений супруга?

Томно, нежно исследуя языком ее маленький сладкий ротик, он был вознагражден ощущением того, как хрупкое тело растаяло в его объятиях. Мэлгон инстинктивно проник языком глубже. Рианнон вздрогнула, и от этого он, казалось, впервые ощутил, как ее грудь прижимается к его груди, как ее стройные ноги касаются его бедер. Огонь разгорелся в его чреслах. Не выпуская из рук жену, он положил руку ей на крестец и искусно подтолкнул навстречу своему возбужденному члену.

Теперь она ощутила, каким он стал большим и твердым! Поцелуи из нежных превратились в страстные и требовательные. Мэлгон сжимал ее так крепко, что Рианнон едва не задохнулась. Она заставила себя расслабиться, попыталась прогнать свои страхи.

Мэлгон почувствовал, что его переполняет страстное желание. Слишком долго у него не было женщины, а Рианнон так нежна и прекрасна, что при взгляде на нее разрывается сердце. Он отпустил жену и огляделся. Не самое подходящее место для первой близости, но не все ли равно? Он заметил большую кучу непряденой шерсти, лежавшей в углу. Эта шерсть послужит им постелью. Мэлгон подошел к двери и плотно закрыл ее. Сэван с подругами позаботятся о том, чтобы поблизости никто не бродил и, не дай Бог, не помешал королю с королевой.

Он вернулся к Рианнон и отвел ее к куче шерсти. Но не улегся с ней тотчас же. Крепко прижимая к себе супругу, он задрал подол ее платья и погрузил пальцы в мякоть ее ягодиц. Они были такими упругими...

Уткнувшись в грудь Мэлгона, Рианнон подавила крик. Великий Керрунос, помоги ей! Она не выдержит этого! Его руки касаются ее обнаженной плоти. Скоро он придавит ее своим телом. Страх комом встал в ее горле. Она не сможет вынести этого, не сможет! Он собирается сделать ей больно!

Рианнон окостенела. Мэлгон немного ослабил свои объятия и легонько провел пальцами по спине супруги, стараясь немного приободрить ее своей лаской. Знакомое разочарование охватило короля. Жена его не хочет. Она в состоянии лишь стерпеть его прикосновения, но не более того. Так будь что будет, в гневе подумал он. Надо же когда-никогда покончить с этим, а для Рианнон, похоже, не имеет значения, как и что он станет делать, она все равно боится его. Поэтому он снова прильнул губами к ее рту и потянулся к низу ее живота, к заветному теплу.

Внезапно маленькая фигурка в его объятиях словно превратилась в неистовый шквал. Она отчаянно заколотила своими маленькими кулачками по груди Мэлгона. Наконец, вытолкнув изо рта его губы, она громко вскрикнула.

Мэлгон с изумлением глядел, как Рианнон пятится от него, широко раскрыв безумные глаза и судорожно хватая ртом воздух. Он двинулся за ней с твердым намерением закончить дело. Опрокинув ее на перину из шерсти, муж одной рукой задрал подол платья, а второй раздвинул ее ноги.

Когда он замешкался со своей одеждой, Рианнон вдруг жалобно захныкала. То был какой-то нечеловеческий плач, бессловесное стенание, вернувшее Мэлгону ощущение реальности. Он увидел съежившееся под ним насмерть перепуганное создание. Глаза женщины остекленели, а лицо напоминало предсмертную маску агонии.

Ярость его улетучилась, уступив место стыду. Прежде он ни разу ни над кем не издевался, даже в пылу битвы, и всегда считал, что мужчина, наслаждающийся насилием над женщиной, – трус. Настоящее мужество заключается в том, чтобы возбудить в партнерше ответное желание. Но что делать с этой женщиной? Мэлгона придавила боль очередного поражения. Да хочет ли она его вообще?

Дрожащей рукой он помог Рианнон подняться. Невыносимо было смотреть на нее. Тупо уставившись на вышитый по красно-коричневой ткани узор, Мэлгон помог жене отряхнуть налипшие на платье клочья шерсти, а затем отвернулся и вышел из комнаты.

Рианнон била дрожь; она едва сумела сделать несколько шагов и добраться до ближайшей скамейки. Во рту у нее пересохло, все тело ныло и болело. Она чувствовала себя так, словно только что из последних сил защищала свою жизнь. Королева встряхнула головой. Все кончено, она спасена. Хотя на самом деле это никогда не закончится.

Рианнон уставилась в пол. Дыхание ее было хриплым и тяжелым. Она снова отказала супругу. Долго ль он будет терпеть все это, прежде чем отправится к Фердику жаловаться на его дочь? А уж тогда о ее позоре узнают все – и бриганты, и кимры. Она закрыла глаза. Если бы только можно было поговорить с Мэлгоном, объяснить ему, что сделал с нею Алевенон, рассказать мужу о своих непреодолимых страхах.

Но она не способна на такое. Само воспоминание о подробностях страшного происшествия уже похоронено в самом глухом уголке ее памяти. Опасно тревожить этот призрак. К тому же просто немыслимо говорить о таком с мужчиной, особенно со столь яростным и неистовым мужчиной, как Мэлгон. Должен быть какой-то иной путь из этого несчастного тупика. Ах, если б Эсилт была здесь, она бы подсказала, что ей делать, как подступиться к ее брату.

Рианнон поднялась, борясь с нахлынувшей тоской по родине и горечью старой утраты. Надо выбраться из этой крепости, похожей на тюрьму. Ей необходимо погулять среди деревьев и подышать живительным воздухом свободы.

Страстное желание оказаться в лесном храме подхватило ее и повлекло к выходу. Рианнон толкнула дверь мастерской и вышла на грязный крепостной двор. Осторожно миновала стену обеденного зала. При этом несколько встретившихся слуг либо молча кивнули ей, либо вовсе не обратили внимания на свою новую госпожу. Пришлось пройти еще мимо нескольких строений, прежде чем показались открытые ворота. Возле них розовощекие темноволосые мальчишки гоняли пегую охотничью собаку. Наверху, на часовой башне, стоял страж.

Рианнон поспешно приблизилась к воротам. Проходя в них, она с усилием замедлила шаг, чтобы выглядеть как можно естественнее и беззаботнее. Вспомнив о своих ярких и неприкрытых волосах, она вздрогнула. Каждый, кто ее видел, хорошо запомнит это.

Королева упрямо тряхнула головой, и ее тяжелые косы заструились по спине. Завтра утром Мэлгон может запереть ее, а отец наверняка побьет за непокорность мужу. Но сейчас она свободна и непременно воспользуется этой свободой.

Дорога спускалась к прибрежному тракту, но Рианнон повернула в другую сторону, к реке и зеленеющему за ней лесу.

 

Глава 8

Мэлгон нашел Гвеназет в одном из погребов, где она руководила заготовками снеди на зиму. Он выкрикнул ее имя, и женщина вздрогнула и в изумлении воскликнула:

– Ах, милорд, что это вы так незаметно подкрались?

– А мне показалось, что, спускаясь по этой чертовой лестнице, я наделал достаточно шума. Элвин сказал, что ты здесь.

– К вашим услугам, сударь.

Мэлгон колебался. Насколько он не любил делиться своими проблемами с женщинами, особенно с острыми на язык и имеющими обо всем собственное мнение, настолько же он сейчас нуждался в совете Гвеназет. Уже два дня король избегал Рианнон, видясь с супругой лишь за вечерней трапезой, во время которой соблюдал предельную вежливость и в то же время оставался холоден. После этого он провожал ее до дверей спальни, желал приятных сновидений и удалялся к себе, чтобы, ворочаясь с боку на бок, провести очередную одинокую ночь в холодной холостяцкой постели.

Столь неестественная ситуация огорчала и раздражала короля, хотя вряд ли кто-нибудь кроме Бэйлина догадывался об истинной причине его усталого взгляда и крайней вспыльчивости. Вчера Фердик уехал в полной уверенности, что Мэлгон очарован своей женой. Этот негодяй не оставлял своих непристойных шуточек, то и дело намекая на новое положение гвинеддского короля как молодожена, и тем самым еще более унижал своего зятя.

Сделав знак всем удалиться, Мэлгон заговорил:

– Мне нужен твой совет относительно Рианнон.

Гвеназет вздохнула:

– Да, она настоящая загадка. Такая застенчивая и скрытная королева... Я с трудом нашла с ней общий язык.

– Видишь ли, Гвен, мне не к кому больше обратиться. Ни один мужчина тут не поможет. – Он одарил домоправительницу умоляющим взглядом. – Прошло уже много дней после свадьбы, а я так и не сумел овладеть своей женой.

Гвеназет от удивления раскрыла рот.

– Боже всемогущий, да почему же?

Мэлгон отвернулся, стиснув кулаки.

– Она боится меня. Да нет, она просто в смертельном ужасе. И я не приложу ума, как избежать насилия.

– Да почему ж ты не сказал сразу?

– Понимаешь, я ведь довольно сильно смущен всем этим.

Гвеназет глубоко вздохнула:

– Разумеется, я помогу тебе, король. Только скажи, а то я не пойму... почему ты так долго молчал?

– Растерялся. Прежде я не встречал женщин с таким странным поведением.

– А что произошло? – спросила Гвеназет. – Что случилось после свадебного пира?

Мэлгон принялся расхаживать по подвалу, описывая происшествия первой ночи. Он увидел, как расширились глаза его поверенной, когда он рассказал ей, что проделала с ним Рианнон.

– Именно это делает совершенно необъяснимым все остальное в поведении моей жены, – продолжал король, – В какой-то момент я даже подумал, что она хотела оставить брак недействительным, дабы нарушить планы своего отца. Но больше я не верю в это. Мне кажется, что Рианнон искренне желала бы, чтобы наши отношения наладились, но ей мешает какой-то необъяснимый страх.

Глаза Гвеназет все еще хранили вопрос, и тогда Мэлгон рассказал о происшествии в ткацкой.

– Это еще более загадочный случай, – с усталым видом заключил король. – На какое-то время она сама воспламенилась и даже отвечала мне, но в следующее мгновение вдруг обезумела от ужаса. За всю свою жизнь я ни разу не слышал, чтобы женщина так странно себя вела.

– Может, ей было противно валяться с тобой на полу мастерской, словно какой-нибудь потаскушке, – язвительно заметила Гвеназет. – Наверное, ей хватило самоуважения, чтобы не унижаться до такой степени.

– Да ты меня не слушаешь, что ли, Гвен? Рианнон не была оскорблена, она обезумела от страха! – Мэлгон резко развернулся, собираясь уйти.

– Постой, – окликнула его Гвеназет. – Не кричи, прости меня. Мне не стоило так говорить. Ты прав, ее поведение ни на что не похоже. – Домоправительница снова вздохнула, и ее лоб прорезали вертикальные морщинки. – Я знала лишь одну женщину, которая вела себя подобно Рианнон. Много лет назад одну из жительниц прибрежного селения жестоко изнасиловали ирландцы во время очередного набега. И после того случая она едва могла перенести прикосновение своего мужа, хотя прежде меж ними царило полное согласие. Воспоминания никак не оставляли ее в покое, и даже вид обнаженного мужского тела пробуждал в ней страх и боль.

– Но ты, конечно, не считаешь... Да кто же мог осмелиться изнасиловать дочку Фердика?

– Ума не приложу. И все же это – правдоподобное объяснение.

Мэлгон поджал губы. Мысль о том, что Рианнон была осквернена, пробудила в нем настоящую ярость. Как же Фердик мог допустить такое?

– Если это правда, то я не уверена, что смогу вам помочь, мой король, – промолвила Гвеназет. – Женщина, о которой я вам рассказала, так и не преодолела свой страх. В конце концов, она отдалась мужу, но до конца своих дней не находила удовольствия в единении с ним.

– Я не смирюсь и не успокоюсь. Я не намерен наблюдать, с каким отвращением глядит на меня жена. Рианнон придется научиться доверять мне.

– Да нет, сударь мой, это вам придется завоевать ее доверие. А много ли времени вы потратили на беседу с нею, на ухаживания, ласковые уговоры и маленькие подарки?

Мэлгон покачал головой:

– Я не считал, что это необходимо. В конце концов, ведь наша свадьба увенчала не любовь двух сердец, а политический союз.

Гвеназет выпучила глаза:

– Любой женщине, и даже принцессе, всегда хочется думать, что муж ценит ее не только за приданое.

– Я хорошо понял тебя, – задумчиво произнес Мэлгон. – Я стремился познать тело Рианнон, а не ее сердце или ум. Похоже, пришло время изменить тактику.

Он выкарабкался из подвала по крутой лестнице и почувствовал облегчение оттого, что у него появился хоть какой-то план. Прежде ему никогда не случалось ухаживать за женщинами, они сами искали его расположения. Но теперь король собирался призвать на помощь своих верных подруг – Убеждение, Хитрость и Терпение, – с помощью которых он столько раз побеждал окрестных вождей. Однако расположить к себе Рианнон – все равно что приручить дикое животное. Она так пуглива, так настороженна. И все же какой-то уголок ее души откликнулся на его ласки тогда, в первую ночь. Ее прикосновения были не вполне искушенными, но они дышали страстью.

– Рианнон.

Она в испуге проснулась. Над кроватью склонился Мэлгон, произнося имя жены.

– Прости, если я тебя напугал, Рианнон. Я хочу, чтобы ты пошла со мной. Я покажу тебе кое-что.

Королева медленно уселась в кровати. Было очень темно и тихо, утро еще не наступило.

– Одевайся, – прошептал Мэлгон. – Я подожду внизу.

Рианнон, не смея дышать, торопливо завозилась с одеждой: натянула платье, отыскала сандалии, потом рассеянно тронула волосы. Бесполезно: в кромешной темноте ей все равно не заплести косу.

Она выбралась наружу, в мир тумана и теней. Крепость была объята тишиной. Вдруг в этом мертвом молчании залаяла собака, и королева почувствовала, как по спине ее пробежали мурашки.

– Рианнон.

Она с облегчением вздохнула, оглянулась на звук голоса Мэлгона. Его высокая фигура выплыла из тумана всего в нескольких дюймах от нее.

– Холодно?

Она кивнула. Ей не пришло в голову прихватить с собой какую-нибудь накидку, и теперь кожу холодил сырой воздух. Не говоря ни слова, Мэлгон снял с себя плащ и завернул в него жену. Этот наряд доходил ей почти до пят, зато хранил тепло и уютный запах своего владельца.

Король взял Рианнон за руку и повел к воротам, возле которых негромко окликнул стражу. Часовой спустился с башни и помог, с усилием налегая на скрипучий ворот, приоткрыть массивные дубовые створки.

За воротами супругов поглотила плотная, почти осязаемая тьма. Рианнон крепче ухватилась за руку Мэлгона.

– Куда мы? – прошептала она.

– На прибрежные скалы.

– А как мы найдем дорогу?

Ласковая усмешка Мэлгона успокоила ее.

– Мы пойдем на голос океана, – сказал он. – Слушай.

Издалека донесся ни с чем не сравнимый шум прибоя, глухой, рокочущий звук. Рианнон все еще испытывала беспокойство. Идти неведомо куда в этой кромешной тьме? Почему Мэлгону пришло в голову тащить ее среди ночи на берег? Что ему надо от нее?

Она напряженно вглядывалась в лицо того, кто держал ее за руку и тихо шел рядом с нею. Однако лицо его было скрыто во тьме. Может быть, это вовсе и не Мэлгон, а например, дух, демон? О нет, рука его слишком жива и горяча и крепко сжимает ее руку.

Рианнон охватила паника. Нельзя было отказывать ему в исполнении супружеского долга. Он имел полное право владеть ее телом, а она сопротивлялась этому. Возможно, сейчас он хочет расквитаться. Уведя ее подальше от крепости, туда, где никто не услышит ее криков, он сможет беспрепятственно насладиться ею. Все случится на пустынном морском берегу, вдали от посторонних ушей.

– Рианнон, что с тобой?

Она остановилась, охваченная ужасом. Мэлгон почувствовал, как тело ее напряглось. Он вздохнул:

– Ты решила, что я хочу причинить тебе боль, не так ли? Послушай-ка. – Король развернул к себе жену. И хотя лицо Мэлгона по-прежнему было скрыто во тьме, она ощущала на своих щеках его теплое дыхание. – Обещаю, что не причиню тебе боли, Рианнон.

Рука его поднялась к лицу супруги. Она вспомнила, как он вот так же держал пальцами ее подбородок после того, что она сделала с ним в первую ночь, и немного успокоилась. Несмотря на властность и жесткость манер, в этом человеке чувствовалась доброта. Как-нибудь, спустя некоторое время, она даже научится доверять ему.

Они пошли дальше, и Мэлгон сдерживал свой широкий шаг, чтобы жена поспевала за ним. Сонный озноб исчез, и теперь Рианнон наслаждалась влажным воздухом, касавшимся ее щек, наслаждалась приближающимся рокотом морских волн и близостью мужчины, который шел рядом.

Грохот прибоя становился все явственнее, по мере того как они подходили к обрыву, а туман начал понемногу рассеиваться в первых предрассветных лучах, но Рианнон вновь почувствовала смутное беспокойство. В темноте она чувствовала себя в безопасности и даже находила некое умиротворение в этом молчаливом, таинственном путешествии. Невидимый Мэлгон но казался таким пугающим, ее успокаивало его незримое присутствие.

Теперь же она увидит его лицо, и ей придется, не дрогнув, смотреть на эти резкие, гордые черты, заглянуть в испытующие, страстные очи. Страх витал где-то рядом и, по мере того как светлело утреннее небо, угрожал наброситься на бедняжку.

Наконец путники добрались до обрыва. Мэлгон остановился и притянул жену к себе, поудобнее устраивая ее на своей груди. Рианнон старалась не смотреть на него. Она закрыла глаза, приготовившись к поцелую. Но вместо этого Мэлгон взял ее за подбородок и повернул ее лицо к востоку.

– Гляди, – сказал он.

Занималась молочно-розовая заря, и светящийся туман поплыл над горизонтом. Пока они смотрели вдаль, мгла рассеялась и открыла их взорам вершины гор, темневшие вдали. Краски неба стали глубже, ярче, в них показались оттенки оранжевого, розового, фиолетового и золотого. Солнце медленно поднималось со своего ложа, смывая с неба цветные мазки и разгоняя туман; дальние вершины вновь становились голубовато-серыми.

– Как красиво, – прошептала Рианнон. – Будто мир рождается заново.

– Подобное зрелище можно увидеть только в Гвинедде, – отозвался Мэлгон. – Больше нигде во всей Британии нет такого моря, таких гор и мглистого воздуха, словно пропитанного чудесами и волшебством. Здешняя природа сама, словно сладкоречивый бард, повествует о древних чудесах и забытых божествах. – Король тихо вздохнул. – В годы молодости я больше любил горы и думал, что никогда не расстанусь с ними. Но теперь чувствую, что и вода зовет меня. – Он повернулся к морю. – Я люблю смотреть, как вновь и вновь волны разбиваются о скалы. Это напоминает о том, сколь быстротечна и незначительна человеческая жизнь по сравнению с величием океана.

Мэлгон ласково погладил Рианнон по волосам, и она испытала незнакомое ей доселе умиротворение. Прежде ей не приходилось замечать за своим мужем такие качества. Оказывается, в нем была мечтательность, какой не обладали ни ее отец, ни другие знакомые мужчины. Мэлгон был не просто воякой, одержимым жаждой сражений и побед, не походил он и на Алевенона, которым владела мечта о власти иного рода. Ее супруг казался особенным... исключительным... Она ощущала его глубокую связь с этой землей и океаном, с этой страной, где он вырос и которой теперь правил.

Рианнон подняла глаза на мужа, неотрывно глядевшего в морскую даль. В утренних лучах его волосы стали немного светлее, а черты лица смягчились. Даже резкая складка у рта не казалась столь суровой, как обычно. Впервые она видела перед собой не короля, а человека. Она понимала теперь, откуда в его взоре такая печаль и постоянная тревога. Подобно ей самой он искал что-то такое, что не умещалось в близлежащем пространстве, а возможно, даже и в их времени. Алевенон часто хвастал, что умеет посещать царство духов. Теперь она не верила в это. Но этот человек... Мэлгон Великий, наверное, достаточно силен и мужествен, чтобы решиться заглянуть в иной мир.

Король посмотрел на жену и улыбнулся:

– Идем, пройдемся еще немножко. Надо обследовать весь пляж.

 

Глава 9

Мэлгон повел Рианнон к тропинке, сбегавшей по уступам скалы вниз, к пляжу. Осторожно продвигаясь по узкому каменистому проходу, король крепко держал супругу за руку. Там, где поперек дороги лежал большой валун, он поднял ее и перенес, а прежде чем опустить на землю, немного помедлил и поцеловал в розовые губы. Даже сквозь плотную ткань плаща Рианнон ощущала тепло и силу его крепких рук. И вдруг она поняла, что совсем не напугана, а, наоборот, очарована своим мужем, и прильнула к нему в поцелуе. Король опустил Рианнон на тропинку, и они продолжили спуск.

Добравшись до берега, король с королевой ступили на мокрый песок. В соленом воздухе витали запахи выброшенных прибоем морских обитателей. Все еще не отпуская запястья супруги, Мэлгон двинулся вперед, пока они не остановились в нескольких шагах от набегающих на берег волн.

– Просто дух захватывает, – промолвила Рианнон, глядя на бесконечное серое пространство воды, уходившее к линии горизонта.

– Ты раньше не видала океана?

Она покачала головой.

– Хочешь войти в воду?

Лицо королевы озарилось улыбкой.

– А можно?

– Ну конечно, я подержу плащ, а ты разувайся и ступай.

Рианнон склонилась и расстегнула сандалии. Подняв юбку до колен, она осторожно вошла в волну и сразу же взвизгнула. Мэлгон рассмеялся:

– Да уж, в Ирландском море вода студеная даже летом. Не оступись, не то замерзнешь, прежде чем я успею дотащить тебя до дома.

Рианнон, не обратив внимания на благоразумные предупреждения мужа, шагала дальше. Несмотря на леденящий холод, прикосновения волн к ногам вызывали изумительные ощущения. Рианнон казалось, что океан поглощает ее. Она встретила следующий вал и почувствовала упругую силу воды. Затем закрыла глаза. Как легко отдаться морю прямо сейчас, чтобы оно унесло ее в зеленые отблески на самом дне, туда, где живут духи.

Мэлгон с улыбкой смотрел, как прыгает и танцует в воде Рианнон. Ее ребяческое веселье удивило супруга и вселило новые надежды. Ничего общего не было между этой резвящейся в радуге соленых брызг девочкой и боязливой, вечно молчащей женщиной, которая вышла за него замуж. Перед ним предстала совершенно иная Рианнон, куда более милая и очаровательная.

Короля наполнило чувство надежды. Он так и не нашел слов, чтобы расспросить жену о ее прежней жизни, о мыслях и мечтах, но, может быть, есть иной путь к этому скрытному сердцу. Он уже почувствовал их сближение, понял, что одну, пусть самую крохотную толику доверия Рианнон сумел заслужить. Ах, если б она преодолела боязнь физической близости...

Она все еще играла с волнами, держа над водой подол платья, открывая почти все ноги, вплоть до бедер. Мэлгон же, глядя на ее бледную кожу, омываемую морской пеной, удивлялся тому, насколько сильно он желает эту женщину. Непривычно хрупкая, тонкая краса Рианнон возбуждала куда больше, чем пышные формы тех женщин, которые обыкновенно согревали его постель. Может, все дело в необычном оттенке ее белой кожи, огненной шевелюры и васильковых очей? Или в какой-то магической силе, исходившей от Рианнон? И правда, когда Мэлгон смотрел в ее глаза, то казалось, будто он видит что-то далекое и забытое, словно погружается в прекрасный сон. В общем, нечто в этой женщине возбуждало в нем страстное желание обладать ею, такое желание, которое он уже многие годы считал для себя невозможным.

Король оглянулся и посмотрел на пустынную полосу пляжа, радуясь, что поддался порыву вытащить Рианнон из постели, чтобы вместе встретить восход. В который раз, мучаясь бессонницей, он еще задолго до первых лучей солнца оставил попытки заснуть и вышел прогуляться по ночной прохладе. Стояла одна из тех ночей, что похожи на волшебное сновидение, в котором по серебристому туману разгуливают духи и ветер разносит голоса умерших. Он почувствовал себя как бы на пороге чего-то неведомого. Протяни руку в кромешную темень, и в ней вдруг окажется долгожданное известие о чем-то важном. Сами ноги привели его к королевской опочивальне, он вспомнил о спящей там женщине и вдруг понял, что она нужна ему, как вообще нужна живая душа и человеческое тепло в ночи, наполненной духами.

Мэлгон снова оглянулся на море. Рианнон зашла довольно глубоко. Внезапно ощутив странный приступ тревоги за нее, король окликнул жену. Медленно и неохотно, словно оторванный от игры ребенок, королева побрела к берегу. Но она вовсе не выглядела огорченной, на лице ее светилась лучезарная улыбка, открывавшая ровные белые зубы. Сейчас Рианнон выглядела совершенно непривычно – более женственно. А прежде Мэлгону казалось, что она совсем дитя. Впрочем, доселе он ни разу и не видел ее улыбающейся.

Платье на ней промокло почти до самого пояса, так что теперь сквозь сырую ткань отчетливо просматривались очертания стройных ног и бедер.

– Можно мне снова надеть твой плащ? – спросила Рианнон, стуча зубами. – Я совсем замерзла.

– Не надо было заходить так глубоко, – пожурил супруг, заворачивая жену поплотнее в плащ и прижимая к себе. Влажные рыжие волосы пахли морскими брызгами, а близость хрупкого тела возбуждала Мэлгона все сильнее. Он повернул к себе милое лицо и принялся целовать его. Рианнон нежно прижалась к мужу, и тот вспыхнул. Он ласкал эти губы, пил влагу из этого рта... И вдруг Мэлгон отпустил ее. Тело молило о ней, но тут же вспомнилось насмерть перепуганное бледное лицо. Желание закипало в крови, но король чувствовал, что Рианнон больше смерти боится его необузданной страсти. И все же какая-то бешеная лихорадка подталкивала овладеть ею прямо здесь, на пляже, уподобившись дикому жеребцу, одурманенному запахом течной кобылы.

И все же, оставаясь человеком, он обязан был выждать необходимое время, чтобы расположить к себе женщину и подготовить ее к близости. Уже много лет ему не приходилось обуздывать свои желания. В последние годы он быстро и неистово предавался страсти, удовлетворяя плоть и не дожидаясь того момента, когда проснутся чувства. Но сейчас что-то не позволяло ему предаться обычной любовной игре.

Король пристально посмотрел на молодую жену. Обычно бледные щеки горели, глаза сверкали, но в них был уже не ужас, а какой-то незнакомый блеск. Мэлгон ощутил странную близость к этой женщине, словно их души на мгновение соприкоснулись. Похоже, что в том повинны были восход солнца, горы и море – вслед за супругом Рианнон вняла зову этой страны. Теперь же в Мэлгоне пробуждалось нечто еще более изначальное, чем любовь к родной земле, – в нем пробуждалось одно из самых древних чувств, зародившихся в природе. Хотелось уложить ее прямо на этот мягкий песок и овладеть ею. И он стал бы студеной морской волной, которая только что обнимала эти стройные быстрые ноги, или солнечным теплом, согревающим это хрупкое тело...

– Мэлгон.

Он вздрогнул от прикосновения легкой ладони к своей груди, ощутил, как огонь этого прикосновения пронизал все его существо. Он заглянул в глаза жены. И увидел в них нежность. О да, она понимает его желание и собирается удовлетворить его. Ее тонкие пальцы скользнули вниз, быстро и уверенно отыскивая пряжку пояса. Высвободив горячую упругую мужскую плоть из-под одежды, Рианнон принялась гладить и ласкать ее. Мэлгон вспыхнул...

– Нет, – пробормотал он в изнеможении, и она отпустила его. – Не так, милая. Это может любая женщина, даже я сам могу удовлетворить себя таким способом. То, чего я хочу, – ты сама. Разденься, Рианнон. – Глаза жены удивленно распахнулись, и голос его сразу смягчился. – Позволь же мне наконец хоть так насладиться тобою.

Она вздохнула и окинула взглядом открытый пляж:

– Здесь?

Да, она права. Королю, конечно, позволительно называть этот берег своим, но некоторые вещи все-таки требуют уединения. Не произнеся ни слова, он поднял ее на руки и направился к скалам. Под нависающей над пляжем каменной стеной несколько огромных валунов образовали настоящую пещеру. Здесь он остановился и опустил свою ношу на песок.

– Я... – Мэлгон запнулся, стараясь найти нужные слова. – Мне ясно, что ты боишься меня. Поэтому я приложу все силы, чтобы не опережать события.

Король все время напоминал себе, что страх перед ним сидел в ней прочно и глубоко и что секрет этого страха до сих пор не разгадан. Во имя своей королевы, как и во имя собственного будущего, он обязан преодолеть разделявший их барьер. Иначе оба они просто сойдут с ума от вожделения.

– Я не сделаю тебе больно, Рианнон. Я просто научу тебя магии твоего собственного тела. Между мужчиной и женщиной должно разливаться восхитительное море наслаждения. Если только ты не станешь бояться, я докажу тебе это. Но сначала нужно снять одежду. – Видя, что смятение супруги усилилось, Мэлгон поспешил добавить: – Я не стану делать ничего против твоего желания. – Он обнял Рианнон, стараясь успокоить ее. – Обещаю, – прошептал король ей на ухо. – На сей раз я хочу только посмотреть на тебя. Ты так прекрасна, позволь мне насладиться созерцанием, пожалуйста...

Рианнон начала медленно раздеваться. Сначала сняла плащ, затем – мокрое платье. Оставшись в нижней рубашке, она немного помедлила, но через несколько мгновений все же решилась и, стянув рубашку через голову, встряхнула рыжими волосами и выпрямилась перед мужем совершенно нагая.

У Мэлгона перехватило дух. Она оказалась куда красивее, чем можно было предполагать. Медленно и страстно он впитывал взором чудный облик: бледный тон ее кожи согревала лишь россыпь мелких веснушек, нежно очерченные груди цвели розовыми, возбужденными и зовущими сосками, талию, казалось, он мог бы обхватить пальцами рук, а ниже, как бронзовый щит на тех вратах, о которых невозможно было не думать, горел треугольник темно-рыжих завитков. Мэлгон еще раз оглядел хрупкую фигурку, запечатлев в памяти грацию и совершенство этих форм. Все в Рианнон выглядело изысканным, и он готов был поглотить ее взглядом.

– Повернись спиной. – Голос короля звучал хрипло и дрожал от желания.

После секундного колебания женщина повиновалась. Со спины она была не менее прекрасна. Узкие плечи окутывало густое покрывало золотых волос. Тонкий стан переходил в бархатистые округлости ягодиц. Руки его едва удержались, чтобы немедленно не обнять ее.

– Рианнон, – прошептал он, и королева повернулась, показав свои горящие от смущения щеки. Мэлгон едва не рассмеялся. – Не надо так стесняться. Мне понравилось то, что я увидел. Это правда. Едва ли мне приходилось видеть другую столь же прекрасную женщину...

Рианнон не отрываясь глядела на мужа. От его охрипшего голоса у нее самой в горле вдруг пересохло. Она чувствовала его вожделение, угадывала страсть. Зрачки его так расширились, что, казалось, вот-вот совершенно поглотят радужную оболочку. От этого глаза казались совсем черными. А у нее в груди, как молот по наковальне, ухало сердце, и ей потребовалось собрать все свое мужество, чтобы не броситься наутек по пляжу.

– Ляг. – Мэлгон расстелил на песке плащ, жестом приглашая жену на это импровизированное ложе.

Дрожащая женщина повиновалась. Удары сердца отдавались в ушах, а ноги были так слабы, что, опустившись на колени, она облегченно вздохнула. Муж устроился рядом. Его синие глаза, казалось, ласкали ее тело, оставляя на коже жгучие следы.

– Ты по-прежнему боишься меня?

Она отрицательно покачала головой, искренне желая, чтоб этот ответ был правдой.

– Ты моя жена, Рианнон. То, что мне нравится на тебя смотреть, – совершенно естественно.

– Но я слишком худа и слишком мала для тебя.

Столь наивное возражение, казалось, озадачило Мэлгона.

Он протянул руку, словно хотел коснуться ее кожи. Его ладонь повисла в воздухе всего в нескольких дюймах от округлой груди. Рианнон затаила дыхание, и он убрал руку. Она заметила, как король стиснул зубы и как в глазах его промелькнула досада. Несколько помедлив, он проговорил:

– Ты прекрасна. Ты вся. Мне нравятся твоя миниатюрность и совершенство. – Лицо его озарилось новой вспышкой страсти. – Но я хочу видеть больше. Я хочу, чтобы ты раздвинула для меня ноги.

Перепуганная женщина отчаянно замотала головой, но Мэлгон перехватил ее взгляд – он молча просил и умолял.

Рианнон еще сильнее задрожала, но все же повиновалась мужу. Повиновалась и одновременно закрыла глаза, как будто с головой окунулась в накатившую волну стыда. Еще ни один мужчина не был знаком с ее телом, если не считать Алевенона, но тот использовал его, чтобы с яростной жестокостью утолить свою похоть. Ужасное воспоминание заставило ее открыть глаза.

Мэлгон смотрел ей в лицо своими говорящими синими очами. Легкая улыбка тронула его губы.

– Ты и там красива, Рианнон. Как цветок, сладкий нежный цветок.

Она глядела на мужа, и где-то в глубине души росло странное томительное чувство. Этот мужчина не собирался ни терзать, ни использовать ее так, словно перед ним бесчувственная вещь. Он смотрел на нее с нежностью, с восторгом. Мысль о том, что король ее желает, волновала.

Внезапно Мэлгон отвернулся и прислонился спиной к соседнему валуну. Во всем его теле ощущалась напряженность: он задрожал и скрестил на груди руки, словно удерживая внутренний порыв. Нежное сердце рванулось к супругу. Нечестно отказывать ему теперь. Если он не согласился принять от нее ту же ласку, что и в прошлый раз, то придется найти иной способ удовлетворить его страсть.

– Мэлгон, – донесся до него слабый голос. – Если ты хочешь до меня дотронуться... я не возражаю. Только скажи мне... скажи, что не станешь причинять мне боль.

Синие глаза посмотрели на Рианнон с искренней благодарностью и невыразимой теплотой. Она придвинулась ближе и позволила ему усадить себя между коленей. Он крепко обнял ее и сжал ладонями ее маленькие груди.

– О, Рианнон, – выдохнул король в копну густых огненных волос. – Знаешь ли ты, что я вижу, когда смотрю на тебя? – Она молча покачала головой, а Мэлгон продолжал, словно успокаивая жену мягкими интонациями своей речи: – В бледности твоей кожи я вижу холодную прозрачность океана, призрачный свет лунного луча. Но яркие волны твоих волос подобны солнечному потоку или языкам горячего пламени. Я познал твою холодность, Рианнон. Теперь я хочу познать твой огонь. – Он ласково погладил ее по волосам. – Странно, что я еще не обжег себе пальцы. Твои пряди так и пылают. А здесь... – Рука его скользнула вниз по гладкому животу, туда, где соединялись стройные ноги. – Здесь еще горячее. Знаешь, о чем я думаю, Рианнон? Я думаю о том, какой жар скрывается меж твоих ног. Позволь мне тронуть тебя здесь... позволь ощутить это пламя.

Пальцы его были нежны, почти трепетны. Рианнон чувствовала, как он ласкает ее, успокаивает, добиваясь полного доверия. Жар нарастал, каждая клеточка ее тела горела и пульсировала.

– Теперь ты станешь влажной от желания. Я буду терпелив, я дождусь нужного момента. Я стану ждать столько, сколько необходимо, чтобы ты сама меня захотела.

Ей показалось, что она тонет в морской пучине. Вернее, ей хотелось, чтобы погружение в водную глубь было именно таким: дыхание затрудняется, кружится голова, всеми членами овладевает слабость... Воля ее растворилась в теплых волнах, тело казалось бесплотным и невесомым; она, казалось, таяла на жаркой мускулистой груди Мэлгона, таяла, трепеща при звуках нежного, убаюкивающего голоса.

– Ты удивительно красива, Рианнон. Ты прекрасный розовый цветок, в котором таится сладкий нектар.

Король шире развел ноги жены и медленно ввел палец в томящуюся сердцевину. Она конвульсивно вздрогнула.

– Почувствуй только, как это приятно, – бормотал он. – А будет еще лучше, когда я сам окажусь внутри тебя.

Давление его пальца усилилось, вызывая ответное напряжение. Однако Рианнон не чувствовала боли. Ее переполняла незнакомая прежде истома. Ей хотелось, чтобы эти ласки длились бесконечно.

– Ты стала влажной, – прошептал Мэлгон. – Я сумел добыть сладкий сок из твоего цветка, но глубже моя рука уже не проникнет. Пустишь ли ты меня, Рианнон?

Она не ответила. И даже немного огорчилась, когда муж поднялся на ноги, чтобы раздеться. Без его соблазнительных и отвлекающих от дурных мыслей прикосновений страх вернулся. Рианнон прикрыла глаза, боясь взглянуть на короля, опасаясь даже думать о том, что он собирается сделать.

Он опустился на колени. Он находился так близко от нее, что она уловила его солоноватый, мужской запах. Мэлгон возложил ладони на ее тело. Пальцы его обследовали округлость груди, потом тронули бедра и скользнули к ягодицам, чтобы погладить их. Вожделение вновь овладело ею, как только ладони супруга принялись поглаживать ее мягкую плоть. Рианнон слегка приподнялась, повинуясь этому немому приказу, и чуть раздвинула ноги. И все же, едва он лег на нее, она в напряжении застыла. Но тут же муж отстранился. Удивленная королева открыла глаза и увидела, что Мэлгон склоняется над ее левой грудью и захватывает губами сосок.

Незнакомое доселе ощущение растеклось по всему телу Рианнон. Она глубоко вздохнула и закрыла глаза. Ее бедра были прижаты к песку, а по ногам уже растекалась волна загоревшегося в груди жара. Она не могла пошевелиться под его натиском: муж придавил ее тяжестью своего тела, и губы его ласкали ее шелковистый сосок, словно по капле выпивая высочайшее наслаждение, им же вселенное. Когда он принялся за другую грудь, Рианнон застонала, ей казалось, она вот-вот погибнет от невыносимого блаженства.

Когда Мэлгон чуть отстранился от нее, она снова открыла глаза. Губы его были влажны, а в очах стоял синий туман. Сейчас это мужественное лицо казалось таким нежным и ласковым, как никогда прежде. Жена протянула руку, чтобы погладить его обветренный лоб и насладиться приятной огрубелостью смуглой кожи, которую лишь слегка оттенял темный цвет буйных волнистых волос. Она обняла Мэлгена за шею и притянула к себе, давая понять, что желает лучше узнать его тайну. Он накрыл губы Рианнон влажным, настойчивым поцелуем. Проникая в ее рот своим языком, король издал глухой звук, похожий на слабый стон или рычание. Тело его превратилось в буйный горячий поток, плещущийся над ней, и она приникла к мужу, напуганная и взволнованная.

Он оторвался от нежных пылающих губ и безумными от неистового желания глазами уставился в ее лицо.

– Прошу тебя, Рианнон, позволь мне... – Его ладонь скользнула по ее мягкому животу, все ближе спускаясь к треугольнику волос. – Расслабься, – шептал он, – подумай о пламени, горящем внутри тебя. Я хочу дотронуться до него и разжечь его еще ярче. Я сотворю волшебство в твоем теле.

Она послушно развела ноги, и пальцы Мэлгона, отыскав теплую влажную впадину меж ними, принялись ласкать ее легкими, быстрыми движениями. Женщина закрыла глаза и целиком отдалась во власть желания, зажженного этими прикосновениями.

– Сейчас, – проговорил он, – сейчас я коснусь тебя чем-то несравненно более приятным.

Он чуть расслабился, и рука его направила в нее твердую мужскую плоть. Рианнон задрожала в экстазе. Она вдруг напряглась, но бежать было невозможно: Мэлгон крепко прижимал ее к песку.

Ею овладела паника. Он был слишком велик, огромен... Рианнон свела ноги, и от этого движения король застонал. Она оцепенела. Тогда супруг приблизил губы к ее уху и прошептал имя древней богини, нежно поцеловав шею той, что носила ныне это имя. И свершилось чудо: при звуке этого голоса, низкого и трепетного, похожего на шум ветра в камышах, женщина забыла о своих страхах. И тогда Мэлгон еще глубже вошел в нее, – но страх тотчас вернулся. Чего ему надо, не хочет ли он вместе с телом украсть и ее душу?

– Все хорошо, – снова зашептал муж. – Ведь тебе совсем не больно. Расслабься и ощути, как тебе хорошо со мной. Я хочу тебя, Рианнон. Безумно хочу...

Он обнял крепкими руками ее узкие бедра и, прижав их плотнее к себе, углубился в желанное лоно. Его плоть была огромной и властной, и она становилась все тверже, проталкиваясь вглубь ее естества. Рианнон обняла могучие плечи мужа и слилась с возбуждающим ритмом его движений. Теперь он стал частью ее; мужчина и женщина превратились в единое существо. И чувства их слились воедино и вихрем закружились в темной и жаркой пустоте, отделившей их от остального мира.

Единый организм, которым они стали, жил ритмом, старше коего на этой земле были лишь древний океан и уходившие в небо скалы – немые свидетели свершавшегося волшебства. Они, казалось, падали в бездну. Ослепительно яркая вспышка – и потом падение... падение... Рианнон услышала хриплый вскрик Мэлгона и тут же ответила ему. Потом все кончилось, и мир поплыл вокруг них в том же свете и при тех же звуках, которые способны улавливать существа, вновь отделившиеся друг от друга. Щеки королевы блестели от слез, но она была счастлива. Нежные пальцы прикоснулись к влажной, жаркой коже любимого.

Он приподнялся над нею, все еще не в силах восстановить дыхание. Взор Мэлгона заволокло синим туманом. Рианнон переполняла страстная сладостная мука – самое острое из наслаждений, когда-либо ею испытанных. К горлу ее вдруг подступил комок, а очи наполнились слезами. Ни с чем не сравнимое счастье было разделено с человеком, который дал ей нечто большее, нежели сама жизнь. Все, что болтал о магии Алевенон, ничуть не приблизило ее к этому. Настоящее волшебство выше удовольствия или боли, это дар богов, проблеск света, пробившегося из другого мира.

Она знала, что и Мэлгон ощущает то же самое, потому что он смотрел на жену изумленными глазами, а когда наконец заговорил, голос его звучал нежно, зачаровывающе.

– Ах Рианнон! Теперь, когда ты стала моей, я могу желать лишь продолжения.

 

Глава 10

– Рианнон знает, что мы выступаем завтра? – спросил Бэйлин у Мэлгона, когда друзья возвращались в крепость после воинской тренировки.

– Нет, но она должна быть готова. Ведь этот военный поход и был целью нашего брака.

– Пусть так. Однако вряд ли королеву обрадует отъезд мужа, особенно теперь, когда он начал проводить столько времени в ее постели.

Мэлгон смерил друга быстрым взглядом.

– А это так очевидно?

– Да уж не без того. Совсем недавно ты хмурился и шипел на всех вокруг, словно одичавший кот, на которого выплеснули ушат воды; теперь же мурлычешь и жмуришься от удовольствия не хуже, чем один из питомцев Гвеназет. Нетрудно догадаться, что твои проблемы с Рианнон позади.

Мэлгон пожал плечами:

– В последнее время между нами меньше напряженности.

– Во имя Ллуда; Мэлгон, не будь мальчишкой! – усмехнулся Бэйлин. – Нет ничего постыдного в том, что тебе нравится твоя жена. Ведь она прекрасная молодая женщина; такая красавица уже давно не согревала твою постель. И если сейчас ты скажешь, что в последние несколько ночей сон не отступил перед более важными делами, то я подумаю, что наш король впал в детство.

Мэлгон открыл рот, собираясь возразить, но тут же раздумал. Любовь к Рианнон, переполнявшая его, была удивительна, но он действительно не находил в ней ничего постыдного. Однажды Мэлгон уже испытывал нечто подобное – с Авророй. Однако Аврору он любил... как-то иначе, чем свою нынешнюю жену, которую он даже не знает как следует.

Король позволил себе улыбнуться:

– Теперь, после того как Рианнон поборола свой страх, мы с ней прекрасно ладим.

– Ты докопался до причины ее странного поведения? Мэлгон тотчас нахмурился и помрачнел.

– Гвеназет высказала некоторые догадки на этот счет, но я не уверен, что с нею можно согласиться. Возможно, все дело в самой обычной стыдливости. До сих пор Рианнон пугается, как дикая лань, если не подготовить ее как следует.

«Дикая лань», – повторил про себя Мэлгон, расставшись с Бэйлином и шагая через крепостной двор. Этот образ никогда не выйдет у него из головы. Хотя Рианнон наконец, позволила мужу изведать все свое тело – вплоть до самых потайных уголков, – она оставалась для него такой же загадкой, как пугливая лань.

Король решительно направился в мастерскую, где, как он знал, скорее всего можно было обнаружить жену. Когда он вошел, королева подняла голову, слегка зарумянилась, и уголки ее губ тронула улыбка. Она отложила шитье и поднялась, чтобы поприветствовать мужа. Не обращая внимания на остальных женщин, король обнял ее.

– Я смущаю тебя? – спросил он, когда королевская чета покинула мастерскую, – А может, нужно было поцеловать тебя на глазах у всех?

– О нет, милорд. То есть... ты можешь поступать, как тебе угодно.

– Но я не о том говорю, Рианнон. Я спрашиваю о твоих чувствах.

Она глубоко вздохнула. Что тут можно ответить? Ее изумляло поведение воина, короля, открыто демонстрирующего свою любовь к женщине. Она проговорила:

– Твоя доброта приятна мне, хотя я замечаю, что не все одобряют твое поведение.

– Господи, да ведь всегда найдется кто-то, кто будет ревновать к тебе, Рианнон. Не стоит обращать внимания на пустяки. – Мэлгон притянул жену к груди. – Если тебе нравится быть со мной, то я не намерен терять драгоценное время, ведь завтра мы отправляемся в поход.

Рианнон оцепенела. Она постоянно помнила о неизбежном расставании и все же боялась думать о нем. Ведь они едва узнали друг друга, только-только начали пробиваться первые ростки чувств... И вот Мэлгон уезжает.

– Ну, не надо так грустить, – улыбнулся он. – Признаться, сердце мое согревается при виде того, как сожалеет о расставании моя супруга. И все же я не хочу, чтобы ты беспокоилась. В случае успеха я вернусь еще до листопада.

– Так тебя не будет все лето?

– Несколько месяцев, не дольше. Я знаю, что бриганты торопятся вернуться домой, на север. Ну а я... – Король наклонился к ее уху и прошептал: – Я буду так же страстно стремиться к своей жене.

Жаркая дрожь наполнила все ее существо при звуках этого неподражаемого нежного голоса.

– Теперь давай прощаться, Рианнон, – продолжал Мэлгон. – Сегодня я буду спать один. Мне придется рано вставать, и я не хотел бы будить тебя.

Королева тоскливо поглядела в сторону того сруба, в котором располагалась их спальня. Мэлгон кивнул.

– Но меня посетила фантазия. Прежде чем уехать, мне хотелось бы взглянуть на твои прелести при свете дня.

И, не говоря более ни слова, супруги направились к алтарю своей любви. С каждым шагом Рианнон чувствовала, как учащается ее дыхание, как в лоне разгорается страсть. Она вспоминала невероятные вещи, которые проделывал Мэлгон, оставаясь наедине с нею: ощущение его губ, ласкающих самые чувствительные, самые потаенные части тела; восхитительный натиск, когда муж входил в нее; странное, сладкое, хотя, как ни удивительно, почти болезненное ощущение от того, что он теребил ее соски своими нежными пальцами и потом жадно припадал к ним губами.

Мэлгон пропустил жену в двери опочивальни. Не давая ей обернуться, едва переступив порог вслед за нею, он крепко обнял Рианнон, выдавив почти весь воздух из ее легких. Потом обхватил ее бедра и приподнял так, чтобы упереться возбужденной плотью в мякоть ее ягодиц.

– Ну что, милая, ты не против этого сегодня? Так мы, кажется, еще не пробовали. О да, конечно, теперь я уверен, что не пробовали.

Рианнон молча кивнула, ей не хватало воздуха, чтобы говорить. Все для нее было так ново, имело такую сверхъестественную власть над ней, что временами думалось: не украл ли и в самом деле Мэлгон ее душу? При первом же его прикосновении она превращалась в кого-то другого – в отважную, чувственную женщину, жаждущую от своего любимого новых и новых, пока еще неведомых ей наслаждений.

Подол платья задрался, и спина оголилась, а муж просунул пальцы в глубокую расщелину между ее ног.

– М-м-м-м, – протянул Мэлгон, – моя жена меня балует. Мне уже не приходится тратить много времени, чтобы возбудить ее. Ты так благожелательна и нетерпелива... Смотри, как бы я вовсе не обленился. Ну так и есть, я расслабляюсь прямо на глазах, – добавил он, – и, пожалуй, сегодня предоставлю трудиться тебе. Да, пришла пора узнать, на что способна ты сама в своей страсти.

Он осторожно освободил Рианнон, и она соскользнула по его груди на пол, но, почувствовав дрожь и слабость в ногах, пробормотала:

– Кровать...

– Конечно, в кровати нам будет удобнее, не правда ли?

Король взял супругу на руки и отнес на ложе. Здесь она уселась и быстро стянула с себя платье, хотя пальцы ее дрожали и казались ужасно неуклюжими. Мэлгон дольше провозился со своей одеждой, поскольку ему пришлось расстегивать пряжки на обуви и на поясе, но в конце концов он встал перед женой во всей красе своего обнаженного тела. Рианнон подалась к нему и провела ладонями по его мышцам, наслаждаясь их твердым и внушительным рельефом. С широкой груди, поросшей редкими волосами, пальцы ее переместились ниже. Здесь полоса темных волос сужалась и, узким ручейком пробегая по животу, вновь расширялась в паху. Рианнон взглянула в лицо Мэлгона и увидела, как блаженно прищурились его глаза и раздулись ноздри, когда она взялась пальцами за средоточие его страсти. Призывая на помощь все свое любовное искусство, она гладила теплую шелковистую кожу, согревавшую ей руку. Мэлгон совсем закрыл глаза и застонал с удовлетворенной улыбкой на устах.

– Хочу в тебя, – прохрипел он вдруг, и глаза его, открывшись, сверкнули синим пламенем.

Жена покорно кивнула и легла. Король лег рядом, но тут же приподнял жену и усадил к себе на живот.

– Сегодня ты будешь кататься верхом, милая.

Она опасалась, что не сможет вместить его огромное, направленное в нее копье, но все же доверчиво устроилась над ним и лишь единожды вскрикнула, когда муж приподнялся ей навстречу, насаживая ее тело на твердый стержень. Рианнон на мгновение замерла, тяжко дыша. Мэлгон протянул к ней руки и принялся ласкать ее груди. Он по-прежнему улыбался и щурился.

– Ты прекрасно смотришься верхом. Странно, что мне раньше не пришла в голову такая мысль. – И он принялся дразнить ее соски.

Бедра Рианнон медленно задвигались, у нее вновь перехватило дыхание.

– Давай же, cariad, – замычал Мэлгон и утопил пальцы в ее волосах. – Давай, разожги этот костер. Ты уже довела меня до кипения, так заставь же теперь сойти с ума!

Рианнон двигалась из последних сил, жар между ее ног все возрастал, пока пот не проступил на лбу и на спине, а мускулы не свело от напряжения. Голова ее запрокинулась, и волосы рассыпались по его коленям. Мэлгон приподнялся ей навстречу, принуждая принять его глубже, и в бешеном экстазе наездница вздрогнула. Муж крепко обхватил ее бедра и несколько раз яростно рванул на себя. Обессилев, она рухнула на его влажную грудь. Мэлгон же проникал в нее все дальше, добираясь до того места, где теплилась ее душа. Молодая королева уже готова была лишиться чувств, она терялась в каком-то нереальном мире, бушующем океане тьмы и света.

– Святое небо! – Хриплое восклицание Мэлгона вернуло ее на землю, и она плотнее прижалась к ухающему сердцу мужа.

Потом Рианнон принялась поглаживать его пылающий лоб и перебирать густые завитки темных влажных волос. На сей раз она сама убаюкивала супруга, прижимая к своей груди его лицо, как если бы он был испуганным, взволнованным ребенком.

Наконец, шумно вздохнув, он задышал медленнее и открыл глаза.

– Должно быть, правы те, кто говорит, что опасно жениться на молоденьких. Еще несколько таких упражнений, и меня придется хоронить.

– Неправда, – усмехнулась Рианнон. – Тебе все нипочем. Ты из тех, кто, несмотря ни на что, пойдет до конца, до самой вершины наслаждения. Мне бы хватило, между прочим, и малой толики того, что было между нами.

– Значит, ты редкостная женщина, – заметил Мэлгон со слабой улыбкой на устах. – Большинство из них без труда держатся гораздо дольше нас, мужчин. А всё эти рыжие волосы, cariad. Хотя внешне ты держишься довольно прохладно, но зато ты оказалась огненной любовницей, настоящей чародейкой.

– Расскажи мне о предстоящих сражениях. – Она перебирала редкие волоски, темневшие на его груди. – Ты уверен, что вы хорошо подготовились?

Король усмехнулся:

– Я целых две недели обдумывал план сражений и уверяю тебя: я готов ко всему. Мы направимся вдоль побережья и будем сражаться со всеми вождями, которые встретятся нам на пути. Для начала разберемся с Роддери – эта заноза давненько торчит в моем боку. Если же он сдастся без особого сопротивления – пойдем дальше к югу, чтобы вызвать на бой Маелгрита, Арвистила и Кинана. К тому времени станет ясно, поддерживают ли нас горцы или же придется воевать и с ними.

– Похоже, вас ждет немало опасностей.

– Да нет, на самом деле не так уж и много. Я не думаю, что каждый местный вождь захочет принять бой. Если один из них капитулирует, то остальные скорее всего последуют его примеру. Ты разбираешься в военных действиях, поэтому понимаешь, насколько облегчится задача, если мне покорятся хотя бы трое или четверо сильных вождей. Конечно, в первых боях придется туго, но с такими прекрасными бригантскими воинами просто невозможно проиграть.

Рианнон недоверчиво глядела на мужа. О да, она действительно неплохо разбиралась в войне и знала, что полководец должен держаться уверенно, каковы бы ни были его реальные возможности. Поэтому сейчас ей трудно было понять, действительно ли Мэлгон убежден в победе или только надеется на нее.

– Ты собираешься объединить весь Гвинедд?

– Это не такое уж обширное королевство, всего лишь крохотный уголок Британии. В свое время мой отец уже сделал это, а прапрадед, Канедаг, владел еще большей территорией: от Катрайта на севере до Черных гор на юге.

– Я слыхала о Канедаге. Гвеназет сказала, что благодаря ему ты и я – родственники.

– Хо, хо! Если бы я считал всех его потомков своей родней, то мне пришлось бы называть кузинами большинство принцесс Острова. Старик был весьма жизнелюбив и не пропускал ни одной красотки. Думаю, у меня есть родственники и в Ирландии, и в Британии, и на севере.

– Ну а вы, милорд, много ли ваших сыновей разбросано по королевству?

Мэлгон удивленно взглянул на жену. Чуть нахмурился.

– Да нет, насколько мне известно, у меня нет наследников. Ребенок Авроры умер сразу же, да и второй, рожденный одной из служанок, прожил не дольше законного сына. – Он с сожалением вздохнул. – Иногда меня это беспокоит. У отца было пятеро здоровых сыновей и бессчетное количество бастардов, но, похоже, мое семя не столь плодовито. Чтобы забеременеть от меня, женщине требуется настойчивость и время.

Воодушевленная этими словами королева провела ладонью по огрубевшей щеке мужа. Если он считает, что для зачатия необходимо постоянно спать с нею, то это по крайней мере подольше удержит его в супружеской постели. Так что новость была приятной. Научившись ценить ласки Мэлгона, Рианнон ни за что не хотела разделять их с другой женщиной.

– Ну а отпрыски твоего отца, они что же, все умерли? – спросила она, продолжая гладить его щеку.

– Насколько мне известно, да. Ни один не заявил свои права на престол с тех пор, как он перешел ко мне. Год назад я лишился последней родни.

Когда Рианнон поняла, что речь идет об Эсилт, рука ее дрогнула. Она заглянула в глаза мужа, ища там отражение его чувств, и выражение его глаз глубоко тронуло ее. Может, Гвеназет преувеличивает ненависть Мэлгона к Эсилт?

– А сестры у тебя были? – спросила она и тут же принялась гладить его густые темные волосы.

– Одна. Она умерла прошлой зимой. Мы почти не общались.

Рианнон испытующе вглядывалась в суровое лицо мужа. Осмелится ли она напрямик спросить об Эсилт? Несмотря на всю неприязнь к сестре, ненависть короля, конечно же, утихла теперь, после ее смерти.

– Просто удивительно, какие вещи вспоминаются, когда человек уходит, не правда ли? – пробормотала она, по-прежнему перебирая пальцами завитки его волос. – Я уверена, что ты тоже мог бы припомнить что-нибудь хорошее, может быть, ваши детские игры...

Но Мэлгон резко поднялся с постели, и голос Рианнон оборвался. Лицо короля запылало от гнева.

– Эсилт – мое проклятие! Я счастлив, что она умерла. Надеюсь, что теперь она горит в аду, расплачиваясь за все свои грехи. Моя сестра предала меня, она хотела уничтожить все, что я любил!

Сжавшись в испуге, Рианнон отодвинулась подальше от разъяренного мужа. Еще никогда ей не приходилось видеть его в таком гневе. Но даже теперь она чувствовала, что должна успокоить его, дать ему понять, что Эсилт в конце концов очень жалела о своих поступках.

– Может быть, ты не понял ее намерений, – прошептала королева. – Она не могла желать тебе зла.

Мэлгон прищурился:

– Но ты же ничего об этом не знаешь, не так ли? Ну конечно, нет. Фердик и не подумал бы рассказать тебе, как они вместе с моей драгоценной сестричкой замышляли отнять у меня королевство.

Рианнон сникла. Не стоило углубляться в эту тему. Гвеназет была права: ненависть Мэлгона к сестре не знает границ, и он никогда не станет слушать слов в ее защиту.

– Я расскажу тебе, как было дело.

Мэлгон облокотился на спинку кровати, на его лице появилось сосредоточенное выражение. Лишь пальцы, теребившие краешек одеяла, выдавали внутреннее волнение.

– Той осенью я женился на Авроре. Отец Фердика, твой дед Кунедда, попросил меня помочь ему в войне с пиктами. Мы с ним были давними союзниками, и потому я отправился в Манау-Готодин и включился в преследование неуловимого врага, который упорно избегал битвы с нами. – Мэлгон поднял на жену сверкающие глаза. – Тем временем Гивртейрн, вождь одного из восточных племен, собрал огромное войско и приготовился вторгнуться в Гвинедд. Не предупреди меня Аврора, я мог бы вернуться к тому моменту, когда моих подданных угнали бы в плен, а королевство стерли с лица земли. Но жена передала мне слухи об этих кознях. Вернувшись, я обнаружил их источник – им оказался очередной любовник моей сестры, Эсилт похвасталась ему своими планами. Помочь ей должны были Гивртейрн и Фердик.

Увидев, что лицо Мэлгона превратилось в маску неизбывной боли, Рианнон затаила дыхание. Совершенно очевидно, что ярость не была тем единственным чувством, которое вызвало в нем предательство Эсилт. Измена некогда любимой сестры оставила в его сердце глубокую незаживающую рану.

Мэлгон внезапно отвернулся, словно угадав, что жена читает его мысли. Он подобрал с пола свою рубаху и набросил ее на плечи.

– План был хитроумным, – продолжил король. – Оказалось, что рейдами в Манау-Готодин баловались вовсе не пикты, а подкупленные самим Фердиком люди. Якобы для борьбы с внешними врагами Фердик потребовал у Кунедды половину всех войск и отправился на север. На самом деле он собирался установить свою власть над землями отца и стать королем бригантов. Меня же требовалось вовлечь во все это, чтобы окончательно сбить Кунедду с толку. А тем временем Гивртейрн ждал, когда я поглубже увязну в погоне за врагом на севере, чтобы с легкостью завладеть моим королевством. Фердик, Гивртейрн, моя сестра – они вместе придумали все это. Они хотели поделить Гвинедд между собой, но их планы провалились, – продолжал Мэлгон с усмешкой. – Получив сообщение от Авроры, я немедленно вернулся домой, собрал воедино все силы и направился на восток. Мы столкнулись с Гивртейрном на равнине. Битва была кровавой. Я потерял много людей – воинов, которых никогда и никем не заменить. Гивртейрн был убит, а коварный план расстроен. Аврора успела предупредить и Кунедду. Он тоже собрал армию и двинулся на север, чтобы встретиться с сыном, но Фердик бежал в дикие леса. – Мэлгон тяжко вздохнул. – В конце концов, Кунедда отказался от мысли покарать наследника. Он принял его вместе с остатками войска, а когда спустя два года старик умер от лихорадки, Фердик стал королем. Наверное, даже твоя бабка предпочитает помалкивать о том, что замышлял в свое время ее сын?

Рианнон не ответила. Мэлгон погрузился в раздумья.

– Ты уверен, что твоя сестра действительно принимала участие во всех этих кознях? – спросила Рианнон. – Похоже на то, что Гивртейрн с моим отцом – оба отъявленные негодяи.

Мэлгон пристально взглянул на жену.

– Я уверен. Они не смогли бы додуматься до такого без Эсилт, к тому же она хвастливо заявила своему любовнику, что я непременно буду повергнут.

– Но этот человек мог лгать.

Мэлгон покачал головой.

– Он знал, что я собираюсь его убить, так что своей ложью он ничего не выигрывал. Кроме того, сама Эсилт вела себя как виновная. Еще в то время, когда я шел на битву с Гивртейрном, она бежала на север и присоединилась к Фердику.

– Но почему она так поступила? – допытывалась Рианнон. – Ведь в этом предательстве нет никакого смысла. Ни от моего отца, ни от Гивртейрна Эсилт – женщина – никогда не получила бы и тени какой-либо власти.

– Она сделала это из-за своей ненависти к Авроре! – Голос Мэлгона дрогнул. – Едва только сестра узнала, что я собираюсь удостоить чести стать моей женой иностранную принцессу, она взревновала и поклялась не допустить этого любым способом.

Рианнон задумалась над этими словами. Эсилт презирала Аврору – это правда, но разве прав Мэлгон, говоря, что она готова была на все? О нет, уничтожить любимого брата – для нее это было немыслимо. Ее вероломство должно объясняться как-то иначе.

Мэлгон с улыбкой взглянул на жену.

– Ты и в самом деле очень мягкосердечна, Рианнон, и я думаю, что твой добрый нрав заставляет тебя искать оправдания подлостям других людей. Однако ты не найдешь, как ни старайся, оправданий тому, что сделала моя сестра. Она была порочна до глубины души.

Рианнон открыла рот, собираясь что-то возразить, но Мэлгон прикрыл ее губы ладонью.

– Эсилт была точь-в-точь как моя мать. Ни та, ни другая просто не умели думать ни о ком на свете, кроме самих себя. Жажда власти, подобно яду, иссушила их души. Одно время я думал, что и мне не избежать этой участи, что я точно так же проклят, как они. Я боялся, что меня сожрет тот же демон, что овладел ими.

Рианнон взяла его руку в свои и поцеловала его пальцы со словами:

– Не говори так, муж мой. Ты добрый человек, ты хороший король. На тебе нет проклятия.

Мэлгон расширенными глазами поглядел на супругу.

– Иногда я думаю: не оттого ли у меня нет детей, что моему семени предопределено зачахнуть, чтобы вместе с ним погиб и дьявол?

Рианнон не сумела подавить дрожь, которая пробежала по ее телу от этих слов. Какую тьму носил он в своей душе! В том, как он ненавидел Эсилт, было нечто от настоящего безумия. Гвеназет права: если только Мэлгон узнает, что значила для Рианнон эта женщина, он перенесет всю силу своей ненависти с покойной сестры на жену.

Король мгновенно отреагировал на нервную дрожь супруги.

– О Рианнон, я не хотел тебя напугать. Если ты родишь мне ребенка, то его ни в коем случае не коснется беда. – Он ласково дотронулся до ее щеки. – Ты так чиста и невинна. Может быть, твоя чистота искупит грех моего семейства. У тебя нет ничего общего с Фердиком... ни жадности, ни злобности. Кем бы ни была твоя мать, она, несомненно, добрая и нежная женщина.

Рианнон уклонилась от ласковой руки мужа и угрюмо пробурчала:

– Я не невинна.

– Что? – Мэлгон в изумлении уставился на жену, и лишь спустя некоторое время в его глазах появилось понимание. – Ах, это. Мне дела нет до девственности твоего тела, Рианнон. Я восхищен чистотой твоего духа. Стоит мне поглядеть в твои глаза, и я вижу, что в них нет ни капли злого умысла.

Он уложил ее к себе на грудь. Рианнон не сопротивлялась, хотя сердце ее готово было выпрыгнуть из груди. Тайна ее отношений с Эсилт тяжелой ношей лежала на душе. Позволительно ли молчать об этом теперь, после признаний супруга в столь полном к ней доверии?

Мэлгон почувствовал, что жена чем-то смущена.

– Что случилось, Рианнон? – спросил он. – Я так напугал тебя своей болтовней о проклятии?

– Нет, я только боюсь твоей злости, – прошептала она. – Боюсь твоего нежелания забывать о прошлом, прощать старые обиды.

Мэлгон заглянул ей в лицо:

– Славная моя Риан, я уверен, что ты никогда не сделаешь того, чего я не смог бы простить. Конечно, мы можем иногда поспорить, но ведь случается, что супруги ворчат друг на друга. Я знаю, что слишком вспыльчив, но, как правило, быстро справляюсь со своим настроением.

– Но как же в отношении... – Рианнон замялась, не решаясь произнести имя Эсилт.

Мэлгон тотчас же нахмурился. Он покачал головой и с горечью в голосе проговорил:

– Христианские священники говорят, что Бог учит прощать, но я не могу. И не сомневаюсь, что до самой могилы буду проклинать Эсилт. – Он взглянул на Рианнон, с усилием отгоняя от себя мстительные мысли. Его изумительно синие завораживающие глаза встретились с глазами супруги, и рука протянулась к ней, чтобы погладить ее по волосам. – Не будем больше говорить об этом. Я не хочу, чтобы демоны прошлого помешали нашим с тобой мечтам о будущем.

Рианнон снова положила голову ему на грудь, принуждая себя расслабиться, но так и не сумела унять дрожь, вызванную дурными предчувствиями. Мэлгон понял ее настроение.

– Заставь меня забыться, Рианнон. Заставь меня забыть о прошлом, и я сделаю для тебя то же самое.

 

Глава 11

На коленях у Рианнон лежала темно-синяя рубаха. Только что она закончила вышивку по горловине. Все было сделано безупречно, и, как бы придирчиво ни осматривала мастерица плоды своего труда, она не находила в работе изъяна. Да, теперь ни одна живая душа не осмелилась бы усомниться в ее искусстве. Даже отец, которому в общем-то было все равно, в свое время признал ее талант: девочка пережила всего только тринадцать зим, когда ей было поручено надзирать за пошивом церемониальных одеяний.

Тонкие пальцы вспоминали каждый стежок в сложном узоре из переплетающихся листьев и змей, как ожерелье, обнимавшем вырез обновы Мэлгона. До сих пор Рианнон не создавала ничего подобного и надеялась, что мужу понравится ее работа. По крайней мере к зиме у него появилась лишняя теплая рубашка.

Королева услыхала голос Гвеназет за дверью, вскочила с места и, глубоко вздохнув, поспешно отложила рубаху в сторону, а иголку воткнула в кожаную стенку своей коробки для рукоделия. Домоправительница всегда выражала неудовольствие, обнаруживая госпожу в мастерской. Но чего она ожидала? Неужто и впрямь надеялась, что Рианнон возьмется управлять хозяйством, несмотря на полную неопытность в этом нелегком деле?

На сей раз Гвеназет промчалась мимо, так и не заглянув в ткацкую. Рианнон подошла к станку, на котором было натянуто неоконченное полотно, и залюбовалась материей. Богатый индиго с малиновым оттенком не только ласкал ее взор, но и пробуждал мечты. Королева с удовольствием представила себе, как величественно будет выглядеть Мэлгон в новом тяжелом плаще, накинутом на плечи, и улыбнулась своим мыслям. Мужу шли глубокие тона в отличие от отца, который предпочитал яркие и чистые краски в своей одежде. Утонченный оттенок этой ткани, похожий на сокрытый в драгоценном камне неожиданный перелив, оживит темные блестящие волосы Мэлгона, и они покажутся еще чернее, зато блеск глаз станет глубже и проникновеннее.

Улыбка сползла с лица Рианнон. Ведь этот плащ она начала вскоре после отъезда короля, совершенно не надеясь закончить работу к его возвращению. И вот теперь почти все готово, но об окончании кампании покуда нет и слуху. Рианнон нахмурилась. Уж две луны сменились, но за это время до Диганви дошло лишь несколько скупых весточек о продвижении войск Мэлгона. Наверное, напрасно он надеялся на быстрое завершение войны.

– Рианнон! – Королева обернулась и увидела на пороге Гвеназет. Домоправительница разрумянилась и задыхалась от быстрого бега. – Наши на пути домой! – провозгласила она. – Гонец сообщил, что возвращаются с победой. Наверное, вожди подчинились Мэлгону. Часовой заметил войска на дороге. Они скоро будут здесь! – Гвеназет остановилась, чтобы перевести дух, потом указала на платье королевы. – Я отправила Таффи за вашим новым лавандовым нарядом. Непристойно встречать мужа в этом. Резкие слова обидели Рианнон. Простенькое свободное платьице, которое она обычно носила, как нельзя лучше подходило к ее образу жизни и обычным занятиям. Нельзя же было пылить в ткацкой или мазать глиной в гончарной те прекрасные наряды, что появились у нее благодаря стараниям местных мастериц. Да и пешие прогулки по лесу в ярких шелках или расшитых тонких шерстяных одеждах были совершенно невообразимы. Разумеется, теперь, когда муж вернулся домой, ей придется сделать над собой усилие, чтобы выглядеть достойно королевы.

Гвеназет умчалась по делам. Вслед за ней из мастерской вышла Рианнон. По всполошившемуся двору, где бегали женщины, дети и слуги, она дошла до королевских покоев. Здесь ее ждало шелковое платье цвета лаванды. Прикосновение тонкой материи к коже доставляло настоящее наслаждение, но теснота этого наряда была крайне непривычна. По настоянию Гвеназет, в талии и в бюсте платье сделали совсем узким, чтобы оно точно обрисовывало фигуру. Правда, сама Рианнон весьма сомневалась, стоило ли так подчеркивать скромные размеры ее прелестей. У нее не было пышных округлостей, которые могли бы соблазнительно натягивать ткань, и она опасалась, что прилегающий покрой лишь явственнее подчеркнет ее мнимые недостатки. В той шкатулке с драгоценностями, что хранилась на дне сундука, Рианнон отыскала подходящие аметистовые бусы, серьги и браслеты и украсила блестящими каменьями шею и запястья. Ставя ларец на место, она наткнулась на скользкий тяжелый предмет и медленно вытащила из сундука полированное бронзовое зеркало, укрепленное на ручке с богатым орнаментом. Эта вещь принадлежала первой жене Мэлгона, и теперь, по настоянию Гвеназет, Рианнон пользовалась ею. Молодая королева уже поднесла к лицу зеркало, чтобы заглянуть в него, но тут же передумала и торопливо спрятала зеркало поглубже. Что толку смотреть на свое отражение? Если не считать украшений и платья, во всем остальном она выглядит как всегда. А уж тягаться в красоте с тем необыкновенным созданием природы, которым, по описанию Таффи, была первая жена Мэлгона, нет никакого смысла.

Однако... Рианнон едва не протянула руку, чтобы снова взять зеркало. Мэлгон говорил, что ему нравится цвет ее волос. И как ни странно, он с восхищением отзывался о тонком стане своей супруги. Но было ли это искренне? Впрочем, Эсилт тоже нахваливала свою любимицу. Может, вслед за сестрой и брат увидел в Рианнон нечто достойное внимания, то, чего не замечали окружающие?

Течение ее мыслей было прервано криками, донесшимися с крепостного двора, и Рианнон догадалась, что войско уже совсем близко. Королева поспешно захлопнула крышку •сундука и задвинула его подальше в угол. Потом, выбежав из палаты, стремительно пересекла двор и присоединилась к толпе, заполнившей площадку перед самыми воротами.

Снова раздались приветственные возгласы, и Рианнон поднялась на цыпочки, чтобы хоть что-то разглядеть. Армия, поднимавшаяся по дороге к крепостным стенам, являла собой впечатляющее зрелище. Над разодетыми в красно-зеленое бригантами и в пурпур с золотом Кимрами реяли яркие стяги. Сияло на солнце оружие, блистали похожие на рыбью чешую кольчуги и начищенные медные шлемы, искрились золото и драгоценные камни, украшавшие рукояти мечей и кинжалов. Ослепительные шотландские плащи развевались на ветру и купались в солнечных лучах, словно волны многоцветного моря.

Войско приближалось. У Рианнон перехватило дыхание. Впереди двигался небольшой отряд всадников. От волнения у королевы засосало под ложечкой: во главе этой кавалькады она увидела Мэлгона. На гордом сером жеребце король выглядел таким прекрасным и величественным... Ее приятно поразила мысль о том, что она является женой этого замечательного воина. Непривычно было встречать возвращающегося из похода мужа. Прежде ей не раз приходилось видеть, как приветствует Нарана въезжающего в лагерь Фердика. Обычно он награждал ее за ожидание ничего не значащим поцелуем и направлялся прямехонько к большому очагу, чтобы подсчитать свою добычу.

При воспоминаниях об этом Рианнон охватила нервная дрожь, и она отступила под натиском нетерпеливых женщин и детей. Правда, до отъезда Мэлгон был к ней очень внимателен, но, может, только потому, что ее тело было для него так ново. Немудрено, что мужчина, готовый со дня на день столкнуться с ужасами войны, ухаживает за женщиной и ищет тепла возле нее. Теперь же, коль скоро опасности позади, Мэлгон, несомненно, проведет первые несколько часов возле очага вместе с товарищами, хвастаясь своими победами.

Топотом копыт и радостными криками наполнился крепостной двор. Толпа отхлынула внутрь крепости, освобождая дорогу долгожданным победителям. Шум и суматоха нарастали. Передовые всадники спешились, и к ним подбежали слуги и рабы, чтобы принять лошадей. Людская стена вновь двинулась к виновникам торжества. Рианнон видела, как Гвеназет, Сэван и несколько других женщин бросились в объятия своих мужей. Напряжение ее возросло до такой степени, что еще немного, и она бросилась бы прочь с шумного двора. Но тут кто-то громко позвал ее по имени.

Она оглянулась и увидела Мэлгона, с пленительной улыбкой шедшего к ней. Рианнон двинулась ему навстречу, и ее приятно удивило, что люди расступаются, давая ей дорогу. Еще сильнее поразилась она, когда муж крепко обнял ее и страстно поцеловал.

– Любовь моя. – Этот хриплый шепот мурашками пробежал по ее телу, а от поцелуя губы, казалось, загорелись. Мэлгон посмотрел в ее лицо своими необыкновенными синими глазами. – Я отвоевал мое королевство, как и обещал тебе. Но не только поэтому я так счастлив, Рианнон, я хочу, чтобы ты узнала первая... Вот мой сын.

Отпустив жену, Мэлгон указал на мальчика, стоявшего у него за спиной. Королева захлопала ресницами, в крайнем удивлении разглядывая этого ребенка, который был всего несколькими дюймами ниже ее самой. По его пухлым щекам и тощим конечностям она поняла, что мальчугану не более семи зим. Насчет его происхождения не оставалось никаких сомнений: у него были те же темно-синие глаза, что и у Мэлгона, такая же поджарая, стройная фигура. Однако остальное он, очевидно, воспринял от матери. В мягком шелке каштановых волос виднелись более светлые пряди, а кожа имела золотистый оттенок. Обрамленные длинными густыми ресницами глаза и точеные черты лица делали его немного похожим на девочку.

– Рин, вот твоя мачеха, королева Рианнон. Мальчик поклонился и протянул ей букет наполовину увядших полевых цветов.

– Миледи...

Рианнон приняла цисты и постаралась улыбнуться, хотя на самом деле ей было невесело. Но королева знала, что ради Мэлгона должна пересилить себя. Кроме того, ей было жаль парнишку. Она еще слишком хорошо помнила свой приезд в этот чужой для нее дом. Насколько же тяжелее должно быть ребенку?

Король взял жену за руку и не отпускал от себя, покуда толпа провожала их вглубь крепости.

– Я все объясню, как только мы останемся наедине, – шепнул он ей на ухо. – А теперь мне лучше пойти помыться. Встретимся на пиру.

Направляясь в большой зал, Рианнон старалась взять себя в руки и побороть охватившее ее смятение. Все произошло так быстро. Сначала радостное приветствие Мэлгона, затем сразу же – ошеломительное знакомство с его наследником. Чем все это могло обернуться для нее? Не станет ли король меньше интересоваться супружеской постелью теперь, когда срочная потребность в рождении сына отпала? А вдруг он сделает то, чего Рианнон боялась больше всего на свете, вдруг заведет любовницу? Занимая свое место в пока еще полупустом зале, королева почувствовала, что ее члены сковало нервное напряжение.

Через несколько минут Мэлгон уже сидел подле жены и оживленно беседовал с окружавшими его соратниками. Рианнон отпила большой глоток дорогого вина – его покупали в Галлии, и для жителей прибрежных земель оно было редкостным питьем.

– Дать тебе кусочек жареного барашка? – спросил Мэлгон, указывая на блюдо столовым ножом. Рианнон покачала головой: какая там еда. Но тут она почувствовала взгляд короля на своем лице, а потом и его теплую, ободряющую руку, коснувшуюся ее ладони. – Ну-ну, не надо так огорчаться, cariad, – прошептал он. – После пира я буду всецело в твоем распоряжении.

Королева натужно улыбнулась. Муж не должен заметить ее беспокойство, связанное с приездом Рина. Она обязана праздновать победу и радоваться счастливому возвращению своего супруга.

Королева уже повернулась к мужу, чтобы произнести приветственный тост и выразить свою радость по поводу его возвращения, но Мэлгон вдруг начал рассказывать об одном из сражений. Все окружающие, забыв о еде, слушали короля.

– Помню, я остановился в раздумье, стоит ли сразиться с этими пятерыми или же лучше, пока не поздно, уносить ноги. – Мэлгон отодвинул от себя еду и тряхнул головой. – Боже правый, я и в самом деле решил, что мои дни сочтены, когда увидел Роддери с четырьмя сыновьями – они поджидали меня на поляне. И все они были рыжими – все, кроме самого Роддери, который в последнее время сильно поседел, – и напоминали свору красных волков, наметивших себе жертву. Глаза их точно так же сверкали, а лица налились кровью.

– Но где же в это время были Бэйлин с Элвином и остальные люди?

Этот вопрос задала Гвеназет. И тотчас же раздался голос разъяренного Бэйлина:

– Вот-вот, Гвеназет, расспроси-ка его хорошенько. Пусть расскажет при всех, как оказался на этом Богом забытом болоте совершенно один, без всякой охраны. – Старый воин злобно глянул на Мэлгона. – Надеюсь, ты как следует испугался. Мне бы хотелось, чтобы в тот момент у тебя от страха застучали зубы. Может, впредь ты дважды подумаешь, стоит ли в одиночку преследовать противника.

– Как? Вы один отправились вслед за ними? За всеми пятерыми?! – Гвеназет напоминала всполошившуюся курицу.

– Не сделай я этого без промедления, Роддери с сыновьями мог бы сбежать. А уж если бы они добрались до остатков своих войск и соединились с Кинаном, то численно превзошли бы нас. К тому же они, разумеется, лучше знали местность. Так что судьба всей кампании висела в тот миг на волоске. Мне некогда было думать о собственной шкуре.

– Но если бы тебя взяли в плен или убили, то весь поход потерял бы смысл, – зарычал Бэйлин. – Ты не желторотый юнец с круглыми глазами, Мэлгон. Тебе следует постоянно держать подле себя охрану.

– Ах, Боже мой, но я ведь знал, что вы придете ко мне на помощь, – с улыбкой ответил Мэлгон. – Как это было уже не раз.

– Ну так скажи же нам, – прервал их препирательства старейшина Тораук – после того, как ты взял в плен Роддери, согласился он подчиниться и прекратить свои набеги?

– Да, согласился. Он понял, что дальнейшее сопротивление бессмысленно. Ну а после этого оставалось лишь ждать, когда остальные вожди заплатят дань. Люди послушно следуют за тем, кто сильнее, а на сей раз победитель я.

Рианнон едва расслышала последние слова Мэлгона. Перед ее мысленным взором встала ужасная сцена: муж, окруженный пятью яростными, кровожадными вояками, – и от воображаемого зрелища она содрогнулась и оперлась на его руку, словно желая убедиться, что он жив и невредим. Король повернулся к ней, и снова в его взгляде появилась лучезарная радость, так украшавшая это чудесное лицо.

Рианнон как зачарованная смотрела на его блестящие темные волосы, на мелкие морщинки, собиравшиеся вокруг глаз, когда Мэлгон смеялся. Открытый ворот рубахи являл взору широкую, мускулистую грудь, и она сразу вспомнила, с каким блаженством устраивалась на этой груди, словно в теплом, уютном гнезде. Любовный порыв завладел всем ее существом, и она поклялась, что сделает все возможное, чтобы только не надоесть ему.

За столом снова заговорили о походе, но эти разговоры не могли долго занимать внимание королевы. Прямо напротив нее, между Элвином и Гвеназет, сидел смущенный и потерянный Рин, он то и дело оглядывался через плечо. Рианнон проследила за его взглядами и сразу же поняла, что привлекло мальчугана. Любимая собака Мэлгона, Белга, растянулась у очага, подставив соски копошащемуся выводку щенят. Королева искренне посочувствовала Рину. В его возрасте сидеть неподвижно за столом дольше, чем это необходимо для того, чтобы насытиться, – просто истинная пытка. Рианнон пожалела пасынка и потянула Мэлгона за рукав.

– Милорд, – прошептала она, когда муж наклонился к ней, – может быть, выпустить Рина из-за стола? Я бы показала ему щенят Белги.

Улыбка Мэлгона была так тепла и лучезарна, что Рианнон не могла спокойно смотреть ему в лицо.

– Чудесная мысль! – воскликнул он. – Покажи ему собак, милая, да проследи, чтобы он выбрал себе лучшего щенка из помета. – Поцеловав жену, король добавил: – Вы оба так добры ко мне. С вами я навсегда останусь молодым.

Рианнон оставила свое место, обошла стол, тронула Рина за плечо и молча указала на собаку. Мальчик радостно заулыбался и помчался к очагу.

– Мэлгон сказал, что ты можешь выбрать себе щенка, чтобы вырастить норного помощника, – сказала юная мачеха, глядя на возню ребенка с одним из толстых неуклюжих комочков.

– Правда? Мне можно взять одного из них? – Рин поднял на нее круглые от удивления и восторга глаза. – И он будет мой собственный?

– Ну конечно. Тебе понадобится собака, когда вы с отцом отправитесь на охоту.

– С отцом... Это так непривычно звучит, – задумчиво протянул мальчик. – Но я рад, что у меня будет свой пес. Когда мы жили в Колвине, у меня тоже была собака, но пришлось оставить ее. Мама сказала, что нельзя тащить с собой живую тварь в такую даль.

Множество вопросов пронеслось в голове Рианнон. Было очевидно, что мальчик прежде не знал своего отца. Но могло ли так случиться, что и Мэлгон до сих пор не ведал о сыне? И кто же мать? Привезут ли и ее в Диганви?

Королева прикусила язык, подумав, что нечестно выпытывать тайны у ребенка. Она присела возле Рина, чтобы полюбоваться умилительной сценой. Мягкие, повизгивающие от удовольствия щеночки подставляли свои тугие, налитые молоком животики, чтобы мальчик почесал их. Вдруг Рианнон почувствовала необходимость уединиться и выбралась из переполненного зала.

Вино в тот вечер текло рекой, и потому немудрено, что отхожее место, несмотря на зловоние, было весьма популярно, так что пришлось обождать, пока оно освободится. Королева зашла за угол, где дул свежий ветер, и теперь стояла, наполовину скрытая темнотой. Ощущение одиночества нарушали лишь судачившие где-то неподалеку женщины.

Только когда до ее слуха донеслось имя Рина, Рианнон прислушалась к тому, о чем шла речь.

– Конечно, нет никаких сомнений в том, что он сын Мэлгона, – услышала она голос Гвеназет. – Это скажет любой, кто видел мальчугана. Но откуда он взялся? И почему король столько лет прятал его?

– А я думаю, что Мэлгон не меньше всех остальных удивился, обнаружив, что у него есть наследник, – предположила пожилая толстуха по имени Мелагран. – Сами посудите: ведь если бы это стало известно раньше, счастливый папаша тут же привез бы мальчика в Диганви. Король весь трепещет от радости, что у него появился сын. Вы только посмотрите, он сияет сегодня, точно начищенный медный шлем.

– Но этот ребенок... Чей же он? – вступила в разговор третья женщина, – И почему до сих пор молчала мать?

– Деви сказал мне, что Мэлгон привел сына в лагерь вскоре после того, как Роддери капитулировал в Колвине. Король объявил, что мать Рина – некая женщина по имени Морганна, с которой он был знаком несколько лет назад.

– Морганна!

Услыхав в голосе Гвеназет неподдельный испуг, Рианнон едва не подпрыгнула. Она чуть подалась вперед и стала вслушиваться внимательнее.

– Ну да, я уверена, что именно так ее зовут.

– Ох, я не сомневаюсь, что ты права. – Гвеназет заметно огорчилась, – Мэлгон частенько спал с этой Морганной в Каер-Эйри, даже после своей женитьбы на Авроре. Однако прежде я ни разу не слышала, чтобы она понесла от него. Странно, что никто не знал об этом, даже сам король.

– Ну вот теперь-то он знает и, по-видимому, простил ей, что она столько лет прятала сына. Деви сказал мне, что Мэлгон привез Морганну с собой и поселил где-то неподалеку, в одной из рыбацких деревушек на побережье.

– О бедная Рианнон, – вздохнула Гвеназет.

– Думаешь, эта женщина до сих пор что-то значит для Мэлгона?

– Да, подозреваю. Она отличалась какой-то особой красотой. Кое-что унаследовал от нее Рин. Но совершенно околдовало Мэлгона ее богатое тело. Сомневаюсь, что наша Рианнон готова соперничать со столь роскошными формами.

– О да. – В голосе Мелагран прозвучала неприязнь. – Похоже, мужчины никогда не преодолеют свою тягу к большим грудям. Эти взрослые младенцы всю жизнь с жадностью ищут мамкину сиську, и чем она полнее, тем они счастливее.

Собеседницы удалились, и теперь Рианнон уже не могла их слышать. Она закрыла глаза, чувствуя, как на нее накатывает волна за волной горечь разочарования. Надо было быть последней дурой, чтобы так увлечься Мэлгоном. И если некогда она лелеяла надежду занять прочное место в его жизни, то теперь оставалось слишком мало шансов. Рианнон прекрасно знала, что мужчин привлекают крупные, заметные женщины; Еще совсем ребенком, потихоньку высунув нос из-под одеяла, она подглядывала, как, пытаясь вовлечь Фердика в любовные ласки, мачеха гордо предлагает ему свою большую, округлую белую грудь. Несмотря на то что отец редко обращал внимание на жену, против такого искушения ему далеко не всегда удавалось устоять.

Королева смахнула пот со лба. Даже если теперь Морганна недостаточно привлекательна для Мэлгона, то уже одного того, что она родила ему сына, довольно для привязанности к ней короля. Как жаль, что наследник нашелся именно этим летом. Ах, как мало прав было у нее на сердечную привязанность мужа, а теперь даже эти крохи оказались под угрозой.

Справив нужду, Рианнон с безразличным видом пошла в опочивальню. А она-то размечталась, была так счастлива с Мэлгоном. Но, несмотря на неожиданное появление Рина, она радовалась встрече с мужем. Тем более что Рианнон нравился этот мальчик и она видела, как счастлив Мэлгон. Однако жалостливые слова Гвеназет вырвали из ее груди всякие надежды. Смотреть на то, как муж уходит к другой – о, это такая пытка! И даже если время от времени король станет наведываться на супружеское ложе, ее постоянно будет мучить вопрос: не хочется ли ему в эти минуты оказаться в другой постели?

С глубоким вздохом королева вошла в опочивальню. Любовь – это такая мука. Зачем Мэлгон сделал это? Для чего заставил любить себя?

– Рианнон?

Едва заслышав тяжелые шаги по каменному полу, королева притворилась спящей и затаила дыхание. Поддерживавшие матрас кожаные ремни заскрипели под тяжестью Мэлгона, когда он присел, на край кровати.

– Ты спишь, любимая? – тихо спросил он.

Потом послышался легкий вздох, король встал и начал раздеваться. Рианнон даже сейчас не могла не думать о его прекрасном теле – о сильной царственной шее, твердых мускулах, восхитительных широких плечах. Она хотела его, но так же страстно хотела избавиться от своего желания.

Кровать снова застонала, и Рианнон ощутила близость Мэлгона. Она надеялась, что он сразу же заснет. Однако сильная рука обняла ее и притянула к себе. Муж был теплым, почти горячим.

– Я вернулся, Рианнон. Теперь не надо одеваться на ночь. Я хочу, чтобы ты спала обнаженной.

Оставалось лишь подчиниться. Она выскользнула из мужниных объятий, чтобы сбросить с себя помеху, и едва успела стянуть льняную рубашку, как Мэлгон крепко прижался к супруге собственной наготой.

– Я знаю, что нам надо поговорить, но я ждал этого... так долго... так много дней. – Голос его звучал глухо, чуть хрипловато и ласкал слух, в то время как горячие ладони ласкали ее тело. Она уже чувствовала, как разгорается то самое пламя, которое однажды разжег в ней Мэлгон. Ей захотелось оттолкнуть его и закричать: «Это несправедливо!» Зачем он добился своего, зачем заставил так страстно желать его?! Но теперь поздно. Рианнон сама стремилась к этому единению. Она почувствовала твердую возбужденную плоть, уткнувшуюся ей в живот, потом рот Мэлгона, с жадностью вкушающий ее губы. Муж целовал ее лицо, шею, грудь. Потом впился губами в сосок, и Рианнон застонала.

– Вот и славно, чудный звук, – прошептал он. Пальцы его проникли между ног супруги и медленно продвинулись вглубь. Она выгнула спину, истаивая от восхитительного ощущения. Какая разница, любит ли ее Мэлгон? Покуда он касается ее так, как нынче, она всем довольна. Рианнон развела ноги и крепко обняла любимого. Она погладила широкую грудь и плечи, провела ладонями по спине и спустилась к ягодицам. Пока Мэлгон двигался в ней, всякий раз немного меняя направление своего натиска, она сжимала его в объятиях. Достигнув вершин блаженства, она принялась извиваться, вздымаясь и содрогаясь в экстазе. В эти мгновения она забыла о всех своих тревогах.

– Рианнон...

Голос короля был тих и нежен, подобно проникавшему в окно ночному ветерку. Жена плотнее закрыла глаза и ничего не ответила.

– Рианнон?

Она услыхала, как Мэлгон вздохнул, пробормотав словно самому себе:

– Нам необходимо поговорить, cariad, действительно необходимо. – И перевернулся с бока на спину, оказавшись таким образом поодаль от нее.

Королева окаменела. Ей совсем не хотелось слушать ободряющие нежности. Придется научиться принимать то, что он дает ей, и не желать большего, а все эти слова способны лишь пробудить в ее душе тщетные надежды. Вскоре Мэлгон задышал ровно и глубоко.

Где-то в лесу запела птица, и песня ее звучала как чудесная музыка. Королева уставилась в темноту широко раскрытыми глазами.

 

Глава 12

– Мэлгон!

Король оглянулся и увидел бежавшую к нему Гвеназет. Выражение ее лица было суровым и решительным.

– Я должна поговорить с вами о Рине, – сказала она, остановившись перед Мэлгоном.

– А что с ним?

– Вы хоть подумали, кто станет о нем заботиться?

Он пожал плечами.

– Ну, я решил поселить его в бараке, вместе с холостыми солдатами.

– Мэлгон, да ведь он же ребенок! Эти грубые сквернословы – неподходящая компания для мальчика. И кто станет следить за тем, чтобы он вовремя ходил в баню, причесывался и надевал чистую одежду?

– Н-да, мамаша его довольно далеко, а он еще чересчур мал, чтобы жениться. Ну а ты что предлагаешь?

Гвеназет поджала губы.

– Вот только не надо меня сердить! Очевидно, придется назначить кого-то, кто станет присматривать за вашим сыном, и, заметьте, я не имею в виду себя. Мне и со своими детьми хватает хлопот.

– Ладно, не кипятись. Я попрошу Рианнон.

– Что ж, справедливо. Ведь она ему мачеха. Да и мальчик, кажется, понравился ей. Хотя я сомневаюсь, что она управится с вашим норовистым сыном.

– Управится, я уверен. Все равно большую часть времени Рин будет проводить, занимаясь с отцом Лейканом, или на тренировках вместе со мной.

Мэлгон собрался уходить, но Гвеназет придержала его за плечо.

– У меня... еще кое-что важное.

– Ну, давай, – покорно отозвался король.

– Думаю, я просто не имею права промолчать о Морганне.

– А что такое?

– А то, что не стоило привозить ее сюда и селить поблизости от Диганви.

Мэлгон приложил все силы, чтобы ответить спокойно и убедительно:

– Слушай, Гвен, я знаю, что тебе никогда не нравилась Морганна, но ты должна признать, что оторвать Рина от матери было бы слишком жестоко с моей стороны. Как ты сама только что сказала, он всего лишь ребенок. Ничего нет дурного в том, что иногда он станет навещать свою мать.

– Но подумайте о Рианнон. Еще не минуло и лета со дня вашей свадьбы, а ей уже приходится терпеть бывшую любовницу мужа под самым своим носом.

– Ей совсем не обязательно знать об этом.

– Да не будь ты дураком Мэлгон! Даже если ты ничего ей не скажешь, она узнает правду. Все вокруг сплетничают о Морганне, слухи, как пожар, ползут по крепости, а Рианнон не глухая и наверняка что-нибудь где-нибудь да услышит. Ну а когда это случится, она просто обязана будет рассердиться, если в ней есть хоть капля самолюбия, и тогда их дружба с Рином даст трещину.

Мэлгон тщательно обдумал слова Гвеназет. Хотя он не мог представить себе, как Рианнон злится, но неприязнь к Рину в этом случае казалась вполне вероятной. И если когда-нибудь королева родит сына, то ему одному, без помощи жены, довольно трудно будет удержать мальчиков от соперничества. А в его планы не входило уже теперь сеять семена будущих раздоров.

– Ты права, как всегда, – наконец, молвил король. – Но скажи мне, Гвеназет, что же ты посоветуешь на сей раз? Я ведь дал обещание и теперь не имею права нарушить свое слово. Я не собираюсь к Морганне в постель, если тебя это беспокоит. Но и не могу отослать ее подальше.

Гвеназет выпятила свой упрямый подбородок.

– Ну, если вы уже твердо решили притащить эту шлюху сюда...

– Морганна не шлюха!

– О нет. Конечно, нет. – Гвеназет явно издевалась. – Вы то и дело дарили ей зерно, вина и украшения, но это, разумеется, не было платой за ее расположение к вам, милорд!

– Черт побери, Гвеназет, да ты просто ненавидишь ее из-за Авроры.

– А как бы вы думали?! У Авроры чуть сердце не разорвалось на части, когда она узнала, что вы навещаете другую женщину.

– Но это ложь! Я ни разу не был у Морганны после свадьбы.

– Но ваша жена думала, что были, вот в чем загвоздка.

Мэлгон в ярости сжал кулаки.

– Так ты думаешь, я пожалею об этой связи? Да ведь благодаря одной из тех ночей у меня теперь есть Рин. Моя дорогая Аврора, упокой Господь ее душу, не смогла дать мне наследника в отличие от Морганны, которой я, наверное, чем-то обязан за это.

Гвеназет прищурилась и прошипела:

– Самоуверенный упрямец. Монастырь нисколько не изменил тебя, Мэлгон, ни на йоту. Что толку разговаривать с глухим? Уж лучше и не тратить силы.

Она развернулась и зашагала прочь. Мэлгон, сам основательно разозлившись, едва удержался от желания окликнуть непокорную служанку. Впрочем, Гвеназет права. Однако от этого ему не легче разобраться в своих проблемах. Морганна сыграла на его чувствах, и теперь придется платить за проявленную слабость. Радость обретения Рина ослепила его, и, поддавшись этому порыву, король забыл о возможных последствиях. А они, конечно же, не замедлят проявиться.

Рианнон. Он должен все объяснить ей.

– Таффи! Где моя жена?

– Не знаю, милорд. Я не видела ее с самого утра.

Мэлгон поглядел в бесхитростные глаза рабыни.

– Вот что, Таффи, помоги-ка мне. Я только что был в ткацкой мастерской, в кухне и в пекарне. Где еще она может находиться?

– Наверное, вышла из крепости. Иногда королева уходит на несколько часов в лес или на побережье.

– Одна? – спросил ошеломленный Мэлгон.

– Ну да, одна. А кто же с нею пойдет?

Мэлгон недоверчиво взглянул на Таффи и зашагал к воротам.

– Элери! – окликнул он снизу часового. – Спустись-ка.

Когда встревоженный страж оказался рядом с королем, Мэлгон спросил:

– Где Рианнон?

– Пошла погулять, но обещала не заходить слишком далеко. Она совсем близко, где-то возле опушки.

– Совсем близко! Немного времени надо, чтобы изнасиловать или похитить женщину. Рианнон – моя королева. Рядом с ней всегда должна находиться охрана. По крайней мере хоть какой-нибудь мальчишка обязан ее сопровождать. А если она отправляется за пределы крепости – то пеший воин.

Элери вспыхнул от смущения.

– Да, милорд. Я и не подумал, что ее могут похитить. Вы совершенно правы: требуется надежная охрана. Как же я оплошал. – Он сокрушенно пожал плечами. – Видите ли, довольно трудно привыкнуть, что Рианнон – королева. Она так застенчива, со всеми одинаково тиха и скромна, да и ведет себя совсем не как важная персона... – Сообразив, что говорит что-то не то, Элери прикусил язык. Король и так уже довольно сильно рассердился. Может быть, не стоило упоминать о некоролевском поведении его жены?

Но, к удивлению стражника, господин, казалось, смягчился.

– Ты прав, старина, – задумчиво проговорил король. – Так легко не заметить Рианнон. Иногда я и сам допускаю подобные ошибки.

– Хо, Мэлгон! Что ты напрасно тратишь утро, распекая этого солдата? Подумай-ка лучше, как развеселить своих гостей.

Король оглянулся и улыбкой приветствовал обратившегося к нему красивого рыжеволосого бриганта – командира союзнического отряда. За время летнего похода они с Мэлгоном крепко подружились. Гавран умел быть таким же весельчаком и пересмешником, как Фердик, но его добродушная шутка никогда не перерастала в оскорбление, а в его остроумии и всегда готовой засиять на губах улыбке не было ни капли злобы.

– Что я слышу? – улыбнулся Мэлгон. – Неужели ты уже успел переспать со всеми девчонками в крепости и спустить все награбленное добро, играя в кости? Нет, как вам нравятся эти северные варвары? Я-то по наивности полагал, что сии заботы отвлекут тебя недели на две, не меньше.

– О, я нашел здесь несколько хорошеньких женщин, но пришлось дать им роздых, иначе они не в состоянии будут принять меня сегодня ночью. А что до костей – я поступил честно, отказавшись играть с твоими людьми. Не хочу, чтоб меня обвиняли в разорении здешних семей, когда кимрские жены обнаружат, что все их побрякушки и безделушки спущены приезжему. – Тут Гавран указал на крепостные ворота и добавил: – Вместо этого у меня появилось желание проехать по окрестностям и подыскать местечко для охоты. Не думаю, чтобы здешние угодья можно было сравнить с нашими северными лесами, но хочется хоть размяться немножко.

– Говорят, несколько дней назад неподалеку видели крупного оленя. У него двенадцать ответвлений на рогах. Для такого знатного охотника, как ты, это не слишком ничтожная добыча?

Гавран присвистнул:

– Двенадцать, говоришь? Да, это мне подходит. Когда же можно поглядеть?

– Я собирался выйти из крепости сегодня утром, хотя и по другому поводу. Похоже, что Рианнон без сопровождения отправилась в лес. – Мэлгон помрачнел. – Здесь, в Гвинедде, не столь уж безопасно, чтобы я мог разрешить своей супруге гулять в одиночестве.

– Не волнуйся так о Рианнон, – ответил Гавран, когда они ступили на грязную дорогу, ведущую от Диганви. – Едва ли в лесу кто-нибудь может причинить ей вред. Ведь она выросла среди деревьев и проводила под их сенью не меньше времени, чем иной добрый охотник. Рианнон умеет пробираться в чаще и прятаться в кустах не хуже иного дикого животного. Бывало, Фердик дразнил ее, называя лесным эльфом, а не девочкой, и тогда она очень мило краснела.

– Лесной эльф! Если б я верил в колдовство и чародейство, ты бы меня совершенно успокоил, но вот беда, я уже давно не ребенок, и потому мысль о том, что Рианнон может столкнуться со злодеем, не имея при себе ничего, кроме своей сообразительности и пары маленьких быстрых ножек, наполняет меня ужасом.

– Не бойся, прежде чем бежать, Рианнон заколдует злодея, – усмехнулся Гавран. – Ведь недаром она была лучшей ученицей нашего барда и волшебника. Они проводили вместе целые часы, собирая травы и коренья и разговаривая о духах и заклинаниях. Уж конечно, он научил ее превращать людей в каких-нибудь гадов. Кстати, помни об этом и лишний раз не серди жену, Мэлгон.

– Оставь свои шуточки, Гавран. Ты же не хочешь и вправду сказать, что Рианнон училась колдовству.

– Да поразят меня стрелы Ллуда, если я лгу. Колдовство, может, и не совсем правильное слово, но какие-то премудрости Рианнон должна была усвоить за столь долгое время. Нет сомнения, что она научилась бы и большему, если б только Фердик не выгнал чародея. Странное дело. Никто так и не узнал, чем Алевенон прогневал короля. Просто в один прекрасный день колдун исчез, и Фердик запретил произносить его имя. Для племени это стало серьезной потерей. Правда, он не особенно искусно лечил, но зато язык у этого барда был точно из чистого серебра.

– Клянусь Юпитером, я совершенно не знаю свою жену! – Мэлгон в изумлении уставился на Гаврана. – Я и представить себе не мог, что Рианнон увлекалась магическими искусствами.

– У нас на севере очень почитают старинные обряды. В каждом племени есть по одному, а то и по два лекаря, из тех, кто умеет применять травы и снадобья для излечения болезней, а также вправлять кости и промывать раны. Зачастую эти всезнайки пробуют предсказывать погоду, отваживать дьявола, привораживать любовников или же вселять своими заклинаниями храбрость в воинов. Однако не думаю, что Рианнон доставит тебе неприятности, – пожав плечами, продолжил Гавран. – У нее слишком добрая душа, чтобы, использовать свои способности во зло. Едва ли она применит в отношении тебя что-либо, кроме, может быть, приворотного зелья.

– Я не боюсь, просто мне интересно, – нахмурился Мэлгон. – У большинства женщин есть секреты, но Рианнон – воистину целая сокровищница, наполненная ими.

Рианнон брела, шурша сухими листьями, не находя в лесу привычного спокойствия и утешения. Как ни старалась она забыть о Дигаиви, о Мэлгоне и обо всех своих горестях, тревоги не оставляли ее даже здесь. Глухая ревность ныла в сердце, точно больной зуб.

Время от времени останавливаясь, она вздыхала. Как можно было настолько забыть об осторожности, допустить мысль о собственной значимости для Мэлгона, осмелиться верить ему, потакая своим наивным фантазиям? Теперь пришла пора расплачиваться за собственную глупость.

Легкий шорох насторожил Рианнон. Надо идти назад. Она обещала стражнику не углубляться слишком далеко в лес, но мысль о возвращении была невыносима, а при воспоминании о сочувственных взглядах женщин, об их перешептываниях у нее за спиной бросало в дрожь. Очевидно, всем было любопытно, что станет делать королева, когда узнает, что мать Рина живет совсем рядом, и не поссорится ли она с Мэлгоном из-за его бывшей любовницы? Рианнон сделала еще один шаг по тропинке, уводившей ее от крепости. Она совершенно не была готова к возвращению в Диганви. Впрочем, она никогда не будет вполне готова к этому.

Продолжая брести вглубь леса, королева прислушалась к пению птиц и теперь старалась «выловить» знакомые голоса и угадать, кому они принадлежали. Она внимательно смотрела под ноги, где осенний ветерок шевелил опавшую цветную листву, и примечала места, в которых растут знакомые лекарственные травы. Наткнувшись на куст терновника, она сорвала ягоду и съела ее, с удовольствием ощутив терпкий вкус. То был вкус самой осени.

Рианнон брела, пока не вышла на маленькую полянку, куда сквозь редеющую желтую листву тополей проникали пляшущие солнечные зайчики. Она присела на корточки среди опавших листьев и собрала их к себе в подол. Потом подбросила эту охапку в воздух и залюбовалась тем, как они падают и кружатся под слабым дуновением ветра. Эта милая забава, казалось, согревала ее детское сердце. Так играть ей не приходилось уже очень давно.

– Рианнон! – донесся издалека приглушенный расстоянием, но безошибочно узнанный ею голос. Королева тотчас же выпрямилась.

– Мэлгон, я здесь, – ответила она как можно громче.

Потом установилась тишина, за нею последовал шорох, и через несколько мгновений король оказался прямо перед супругой. Она негромко вскрикнула от удивления.

– Ну что, – проговорил он с самодовольной улыбкой, – оказывается, ты не единственная, кто может бесшумно передвигаться по лесу?

– Что случилось? Зачем ты меня звал?

Улыбка исчезла с лица Мэлгона.

– Не надо тебе ходить одной в лес. Впредь бери с собой кого-нибудь.

Рианнон в тревоге уставилась на мужа. Как он может? Если ее лишат этой последней возможности уединения, то она просто не выдержит заточения в Диганви. Королева уже открыла рот, чтобы возразить, но тут оба обернулись на звук приближающихся шагов.

– О, я вижу, ты уже нашел свою лесную фею, – весело молвил Гавран, выбираясь на поляну. – И надо же, она еще не превратила тебя в жабу!

– У нее пока не было повода, – ответил Мэлгон.

Женщина, совершенно сбитая с толку этой приятельской болтовней, переводила взгляд с одного собеседника на другого. Она кивнула Гаврану и проговорила:

– Мне пора возвращаться, я...

– Что я тебе сказал, Рианнон? – рявкнул Мэлгон; выражение его лица не предвещало ничего хорошего. – Я сказал, чтобы ты не смела гулять в лесу одна.

При этом грубом окрике королева похолодела. Еще ни разу гнев Мэлгона не был направлен прямо на нее, и теперь было особенно обидно выслушивать такие вещи в присутствии своего соплеменника. Усилием воли она взяла себя в руки и кротко промолвила:

– Простите, милорд. Я привыкла ходить, где и когда хочу. Мне трудно привыкнуть к тому, что рядом должен находиться эскорт. Но на будущее я постараюсь уяснить себе ваши требования.

Повесив голову, королева молча ждала, что муж возьмет ее за руку и отведет обратно в Диганви. Но вместо этого он жестом отпустил Гаврана, при этом добавив:

– Ты пока сходи поищи оленя, я же свою добычу уже настиг. – Задумчивый взгляд короля остановился на жене. – Теперь все будет хорошо, если только сам не оплошаю и не спугну ее.

Бригант широко улыбнулся:

– Что ж, оставляю тебя с твоей лесной феей. Только не забудь про чары и колдовство. Не хотелось бы мне, вернувшись, объявить, что короля кимров унесли в Свою страну сказочные эльфы.

И Гавран шумно удалился, словно желая вспугнуть всю дичь на много миль в округе – так подумала Рианнон. Мэлгон подошел к ней вплотную. Глянув в его лицо, она едва удержалась, чтобы не броситься наутек. Несмотря на всю свою жестокость, Фердик ни разу не ударил ее. Гнев отца всегда выражался лишь в громкой ругани, тогда как о Мэлгоне говорили, что в припадке ярости он был скор на расправу и подобен молнии, уничтожающей все на своем пути. Поэтому сейчас королева с тревогой смотрела на мужа, стараясь угадать, будет ли он бить ее. Если он намерен это сделать, то она не станет покорно терпеть и попытается убежать, прежде чем на нее обрушится первый удар. Она была уверена, что сможет спрятаться в лесу от любой опасности.

Вдруг Мэлгон поднял руку, но ладонь его была раскрыта. Он взял ее за подбородок. Королева едва не задохнулась от ужаса. Да, спасаться бегством уже поздно...

Мэлгон с досадой проворчал:

– Господи, ну почему я только порчу все на свете? Вот опять. – Жена осторожно и смущенно поглядела на него. Пальцы на ее подбородке разжались и погладили нежную щеку. – Ты бледна как смерть, Рианнон.

Прикосновение было нежным, и лесная фея ощутила, как страхи покидают ее. Мэлгон явно не гневался. Он притянул жену к себе, все еще продолжая любоваться ее лицом.

– Ведь я хотел лишь подбодрить тебя, а не дать новый повод для страхов. – Фердик бил тебя, что ли? – спросил он.

Рианнон покачала головой. Затаенная мысль всколыхнулась где-то внутри, причиняя невыносимые муки. Какая разница? Пусть бы лучше Мэлгон ударил ее. Что эти страдания в сравнении с той болью в груди, которая разрывает сердце на части?

– Погляди на меня, – прошептал король.

Она вдохнула поглубже и повиновалась. Лицо его было печально. Жена отвернулась, по он тут же вновь взял ее за подбородок.

– Я не хочу видеть ужас в твоих глазах, Рианнон. Я вспыльчив и легко выхожу из себя. Почти наверняка такое еще не раз случится. Но ты не должна думать, что я способен обидеть тебя.

Она кивнула. Серьезный взгляд Мэлгона насторожил ее. Ведь не случайно он разыскивал ее в этом лесу. Какое-то шестое чувство подсказывало ей, с чем это связано. Но обсуждать вопрос о матери Рина не хотелось. Чтобы уклониться от разговора, королева сказала:

– Нам пора возвращаться.

– Зачем?

– Я... я должна закончить вышивку. Если целыми днями пропадать неизвестно где, то женщины решат, что я лентяйка и слишком горда, чтобы работать.

– Да черт с ними со всеми.

Рианнон в изумлении поглядела на короля. Чего он хочет?

Она обвила руками его шею, ожидая поцелуя. Король не ответил на ее поцелуй, тогда руки ее скользнули по широкой груди мужа, и тонкие пальцы устремились ниже...

– Нет, Рианнон. – Он сжал ее ладони. – Лучше все-таки, если сначала я поговорю с тобой.

Предчувствуя неладное, она в ожидании замерла.

Мэлгон глубоко вздохнул. Даже теперь, держа жену в своих объятиях, он чувствовал ее отдаленность и скованность. Подобно ему самому, супруга искала лишь телесной близости, во многом заменявшей им истинное взаимопонимание. Но она и не хотела быть по-настоящему узнанной, а Мэлгон трусливо мирился с ее скрытностью. Верно заметил Элери: легко забыть, что Рианнон – его королева, его жена.

Во время похода он часто думал о ней, гадал – как она там сейчас? Но ни разу король не задумывался о своих чувствах к ней, а уж тем паче о том, чего сама Рианнон могла хотеть от него. Теперь же пришло время выяснить их отношения, по крайней мере договориться, как жить дальше.

– Я должен объяснить тебе, откуда взялся Рин, – начал Мэлгон. – Я не собирался преподносить тебе сюрприз. Мне и самому всего несколько недель назад стало известно о его существовании. – Тут ему показалось, что Рианнон в смущении пытается высвободиться, и он крепче сжал ее руки, чтобы она его выслушала до конца. – Разумеется, я помнил об этой женщине, – продолжал король. – Но не знал, что у нее родился ребенок. Наверное, можно было бы обвинять ее за молчание, но, поскольку она привела веские доводы, мне трудно было что-либо возразить.

Мэлгон тяжко вздохнул, стараясь найти нужные слова.

– Она родила за несколько месяцев до Авроры. Зная, что я ожидаю законного наследника, мать Рина решила сохранить все в тайне. Но Аврора вместе с ребенком умерла, и, кажется, было бы вполне естественным явиться ко мне и сказать, что жив мой первый сын. Однако она так и не решилась, потому что считала, что я убит горем и не смогу принять другого ребенка. – Мэлгон поморщился, словно от боли. – И она была права. После смерти Авроры я превратился в настоящее чудовище. Переполненный ненавистью ко всему живому, я был бы не в состоянии полюбить Рина. Потом у нас разразилась лихорадка. Мать хотела спасти свое дитя и не была уверена, что в моем доме – самое лучшее место для этого. Потому она увезла его в маленький, по довольно зажиточный, рыбацкий поселок, жителей которого сытно кормило море да прилегавшие поля. И хотя они не были богаты, Рин вырос сильным и здоровым, к тому же не испорченным неизбежными придворными интригами. Возможно, это самый щедрый дар его судьбы. Рианнон замерла. Она почти не дышала. – Я не знаю, почему она все-таки решилась сказать мне о Рине, – говорил король. – Может, услыхала о моих военных успехах или сочла несправедливым лишать мальчика наследных прав. А может, ровно столько времени потребовалось ей, чтобы забыть свою обиду.

Он подавил улыбку, вспомнив, как изменило материнство некогда беспечную и благодушную Морганну: как настороженно прищуривалась она, слушая его, и с какой горечью объясняла причину восьми зим молчания. Теперь, подобно тигрице, она готова была защищать свое дитя когтями и зубами.

– Я просто не поверил ей, когда она впервые явилась в наш лагерь. – Король настолько погрузился в воспоминания, что почти забыл о женщине, которую сейчас обнимал. – Морганна не соглашалась показать мне сына, пока не настанет утро. Она сказала, что ему надо отдохнуть. Что за мучительная ночь, полная ожиданий! Я не сомкнул глаз, так как боялся, проснувшись, обнаружить, что это всего лишь сон. – Мэлгон уставился на покрытую листьями поляну, словно видел на ней свои ожившие воспоминания. – Когда же, наконец, я встретился с ним, это было так странно. И это был один из самых значительных дней в моей жизни. Мэлгон смущенно улыбнулся, подумав, что, наверное, Рианнон смотрит на него, как смотрят на умалишенных. Он поглядел в лицо жены. Но она, как всегда, была совершенно серьезна; ее фиалковые глаза испытующе смотрели на мужа.

– Рин был очень вежлив при нашей первой встрече, он учтиво поздоровался со мной, однако, как только я его отпустил, природа взяла свое. Он настоящий сорванец и, думаю, только и ждал, когда закончится церемония нашего знакомства, потому что тут же снова помчался играть. Видела бы ты, как он выскочил из хижины. Как сокол, славный маленький золотистый сокол... – Мэлгон мечтательно улыбнулся.

Наконец, вновь собравшись с мыслями, он добрался до самой сути дела.

– Моргана поняла, что я заберу его с собой. Она плакала и умоляла не отнимать сына насовсем... – Король снова запнулся. Тяжкая мысль не давала ему покоя: неужто эта женщина победила его хваленую трезвость и расчетливость обыкновенными бабьими слезами? Но одними ли только слезами? Не одолело ли Мэлгона давнее воспоминание о пышном, гостеприимном теле Морганны, о ее роскошных грудях с огромными сосками, похожими на полноцветные розы, воспоминание о светло-каштановых волосах на лобке, блестящих при свете пламени?..

Мэлгон отогнал эти мысли. Морганна ему больше не нужна. После Рианнон эта женщина была словно мягкий пресный хлеб в сравнении с очаровательным пикантным яблочком. Одна была чувственна, но слишком уступчива, другая же дразнила и увлекала его воображение. И все же перед Морганной он до сих пор испытывал чувство вины. Он был обязан этой женщине давними ночами счастья, а также сыном, ставшим плодом тех ночей. И вопреки трезвому расчету он признал за собой этот долг. Теперь же, судя по тому, как напряглась в его руках Рианнон, ему предстоит заплатить новую цену.

– Я привез мать Рина в Пенрин – деревню на востоке отсюда, – решительно проговорил он, – и хочу, чтобы ты узнала об этом от меня, а не из пересудов челяди. Я понимаю, что присутствие Морганны неподалеку может стать для тебя тягостным, но пойми, я обещал ей и не могу теперь отослать ее прочь.

Он замолчал, пытаясь проникнуть в мысли Рианнон. Ревность – страшная штука. Иногда она гнездится где-то в глубине души, понемногу подтачивая внешне благополучные отношения. Но как узнать, о чем думает жена, если она молчит?

– Ты моя королева, Рианнон. Я не покину твое ложе и надеюсь зачать с тобой новых наследников. Обещаю тебе, что каждый из твоих сыновей получит равную долю в моем королевстве наряду с Рином.

Она опять ничего не ответила; она по-прежнему казалась беспокойной, несчастной... Мэлгон не знал, как ее утешить. Как убедить эту женщину в своей искренности? Почему она его не понимает?

Тяжко вздохнув, он отвернулся, словно искал ответ на свой вопрос где-то на лесной поляне. Снова взглянув на Рианнон, король увидел, что она внимательно наблюдает за ним. Прекрасные очи искали его взгляда и притягивали его к себе с какой-то беспомощной жадностью. Мэлгон дотронулся до нежной груди, накрыл ладонью это маленькое крепкое яблочко.

Рианнон почувствовала, как затвердели ее соски от мужниных ласк. И почувствовала свою полную беспомощность. Мэлгон сказал, что не бросит ее и что их общие дети станут наследниками. Почему он так сказал? По своей доброте? Из чувства долга? Или ради эгоистичного намерения успокоить ревнивую женщину, чтоб только она ему не мешала?

Губы Мэлгона между тем ласкали ее шею и спускались все ниже, туда, где скрытая платьем плоть была такой нежной и мягкой – он утешал и соблазнял Рианнон. Потом он опустился на колени, продолжая целовать стройный стан. Затем снял с нее платье и уложил наземь. Королева вздохнула и закрыла глаза. Дольше она не в состоянии была сопротивляться. С томной медлительностью он поцеловал ее губы, и Рианнон растаяла, словно поплыла в волшебном облаке. Мэлгон поднялся на ноги. Звякнула пряжка пояса, на котором висел меч. Потом раздался шорох листьев и глухой удар – клинок упал на землю.

Она почувствовала, как он снова ложится рядом и жарко дышит ей в лицо.

– Я поведал тебе мои тайны, Рианнон, – сказал Мэлгон. – Теперь ты должна рассказать о своих. Это правда, что ты колдунья?

Глаза ее мгновенно распахнулись. Она увидела над собой мужа, смотревшего на нее туманным страстным взором. Он едва заметно улыбнулся:

– Не отпирайся. Гавран сказал мне, что в Манау-Готодин ты училась у местного чародея. Еще он предупредил, что ты можешь меня околдовать. Только я думаю, ты уже сделала это, потому что я не в состоянии думать ни о чем, кроме твоего прелестного тела.

Чары развеялись. Рианнон вырвалась из его объятий и, обхватив руками колени, уселась поодаль. От страха она вся напряглась: Гавран рассказал о Алевеноне – значит, скоро жди расспросов о том, как она училась у этого негодяя, вопросов, на которые она не в состоянии была отвечать.

– Я просто пошутил, – успокоил ее Мэлгон. – Я ведь все равно не верю в эту чертовщину. Однако совсем неплохо было бы иметь под рукой знахаря. Бледдрин, конечно, достойный военный лекарь, но он ничего не смыслит в обычных хворях, в повивальном искусстве. А у тебя рука легкая. Я уверен, что ты была бы неплохим врачевателем.

Рианнон покачала головой:

– Я так мало знаю, почти совсем ничего. Мое обучение не завершено.

– Да нет, я тебя, конечно, не заставляю, – сказал Мэлгон. – Я просто подумал, что ты могла бы помочь.

Ужасные образы осаждали Рианнон. Ей виделось, как она собирает травы в лесу с Алевеноном. Она вспомнила разглядывавшие ее серые глаза, руку лекаря, ложащуюся на ее руку, когда он показывал ей, как правильно накладывать припарки, и услышала вкрадчивый голос, шепчущий ей в ухо рецепт снотворного зелья.

Рианнон вскочила на ноги, бросила на Мэлгона отчаянный взгляд и метнулась в чащу.

 

Глава 13

Изумленный Мэлгон стоял посреди лесной прогалины. Ведь только что Рианнон, податливая и нежная лежала рядом – и вдруг, не сказав ни слова, стремительно исчезла. Точь-в-точь пугливый сказочный эльф, как назвал ее Гавран. Что он такого сказал? Чего она так испугалась?

Совершенно сбитый с толку, он отправился на поиски беглянки. В панике прорываясь сквозь заросли, она непременно должна была оставить некое подобие следа, который легко обнаружить в сухой листве, укрывающей землю.

Он нашел Рианнон в густых зарослях молоденьких березок. Забившись в самую чащу, она сидела на земле, обхватив колени руками, уткнувшись в них лицом. Король пробрался к жене, обнял ее за плечи и попытался вытащить из сплетения ветвей и тонких стволов.

– Нет, стой! Не надо! – пронзительно вскрикнула она и отчаянно вцепилась в дерн.

– Рианнон, это я, Мэлгон.

Но жена, казалось, не слышала его. Она отчаянно сопротивлялась и при этом даже глядела в сторону.

Муж выругался в сердцах и принялся отдирать пальцы Рианнон от травы и сучьев. Наконец, вытащил ее из зарослей и заключил в объятия. Но и тут она продолжала сопротивляться, извиваясь всем своим гибким телом.

Король боролся с насмерть перепуганной женой, и сердце его гулко ухало в груди. Ему казалось, он поймал в силки подраненную птицу, которая билась в них так отчаянно, что могла всерьез повредить свои хрупкие крылья. Все же он не выпускал тоненькие запястья из своих крепких, но осторожных рук и одновременно нашептывал слова утешения:

– Успокойся, Рианнон, успокойся. Это я, Мэлгон.

Мало-помалу она стихла, и тогда, крепко держа ее подле себя, он заглянул в ее глаза, полные неизъяснимого страдания.

Король глубоко вздохнул и обнял жену, прижав милое бледное лицо к своей груди.

– Все хорошо, Рианнон, – прошептал он. – Ты в безопасности. Никто не причинит тебе зла, я обещаю.

Наконец женщина замерла, успокоилась. Но Мэлгон слышал, как колотится ее сердце, и терпеливо ждал. Через несколько минут она тихонько вздохнула, словно изгоняя этим вздохом последние остатки наваждения.

– Пожалуйста, Рианнон, скажи мне, что случилось. Объясни, что тревожит тебя?

Она упрямо покачала головой.

– Но если ты не хочешь говорить со мной, то, наверное, есть кто-то, с кем ты делишься своими секретами. Может быть, это Гвеназет?

Она опять покачала головой. Мэлгон почувствовал свою полную беспомощность. Ведь если Рианнон откажется говорить о причинах своих страданий, то как же он сможет ей помочь?

– Но почему? Разве она тебе не нравится?

Жена внезапно подняла глаза и удивленно взглянула на Мэлгона.

– Конечно, нравится, – прозвучал ответ. – Она всегда была очень добра ко мне. Я действительно хорошо к ней отношусь.

– Но я не о том, Рианнон. Я хочу сказать... ты разве не считаешь ее своей подругой?

В глазах королевы промелькнула тревога.

– Я просто чувствую, что иногда она недовольна мною, что я ее разочаровываю.

Так вот оно что! Он и не подозревал, как одинока и уязвима его жена.

– Ну а на родине? В Манау-Готодин у тебя, наверное, был близкий человек?

Рианнон минутку подумала и ответила:

– Да, однажды у меня была хорошая подруга, но она умерла.

– Прости. – Мэлгон опасался выспрашивать дальше. Все же не удержался, спросил: – Как же это случилось? Как она умерла?

– Ее унесла лихорадка. Прошлой зимой.

Король в смущении кивнул. О чем же еще спросить? Совершенно очевидно, что смерть подруги была для Рианнон большим горем, но все же... Казалось, к ее страхам это не имеет отношения. Ее охватил ужас, когда он заговорил о целительстве. Да, о целительстве... Как странно... Гавран утверждает, что Рианнон достаточно опытна в этом деле, что она долго занималась с магом и знахарем по имени Алевенон. Однако сама она отрицает свое умение. Значит, то, что ее беспокоит... Значит, в этом разгадка?

Мэлгон испытующе посмотрел на жену. Ее прекрасные глаза блуждали где-то далеко-далеко, словно смотрели в прошлое и страшились того, что видели. В груди Мэлгона вскипел вулкан. Кто-то... или что-то в прошлом глубоко ранило его юную супругу, так искалечив хрупкую душу, что теперь даже его любовь и терпение бессильны излечить ее. Было ли то смертельное оскорбление? Или даже изнасилование, как предположила Гвеназет? Но кто же осмелился надругаться над дочерью вождя? Разве только очень могущественный человек, уверенный в том, что сможет пережить гнев Фердика. Значит, или другой вождь, или... – Мэлгон похолодел, – или шаман!

Оголенная правда явилась его сознанию; казалось, все встало на свои места. Значит, этот самый Алевенон овладел Рианнон против ее воли? Это объясняет и ее отвращение к искусству врачевания, которому обучал принцессу именно он, и прежнюю боязнь совокупления. И тогда понятно, почему Фердик изгнал из племени уважаемого барда и знахаря.

Мэлгон заскрипел зубами и метнул взгляд на жену. Но тут же снова отвернулся. Ему хотелось немедленно выяснить все до конца, найти подтверждение своим догадкам, но он не смел. Рана в душе Рианнон слишком глубока и болезненна, нельзя бередить ее. Он не мог допустить, чтобы она снова в ужасе бежала от него. Как-нибудь потом, позднее, он сумеет пролить свет на эти тайны, но только не теперь. Мэлгон погладил ее прекрасные волосы.

– Ах, cariad, все хорошо, моя дорогая, моя любимая. Я никому не позволю тебя обидеть.

– Он здесь, – прошептал Гавран.

Мэлгон проследил за его указательным пальцем, стараясь проникнуть взглядом сквозь плотный туман, висевший между деревьями. Наконец, глаза «выловили» в густой дымке силуэт огромного оленя. Он стоял в каких-нибудь тридцати шагах. Темно-рыжая шкура кровавым пятном выделялась на коричневом фоне осенней листвы.

– Господи, ты только посмотри, какой он огромный!

– Ну, на севере я видел и побольше, – не преминул похвастать Гавран. – Однако, признаться, подобных красавцев и у нас немного.

Охотники благоговейно разглядывали добычу, которую они преследовали уже несколько часов. Каждый дюйм оленьего тела свидетельствовал о силе и грациозности животного: и величественное древо рогов, и гладкая умная морда, и могучие плечи. Перед ними стоял настоящий владыка леса – король, и вошедшие в его царство люди, признавая это, смотрели на него восхищенно.

Олень беспокойно повел головой. Темные глаза высматривали малейшее движение в близлежащих кустах, ноздри настороженно ловили лесные запахи.

Мэлгон зашептал в самое ухо Гаврана:

– Целимся одновременно. Двумя хорошими стрелами мы сможем уложить его. Не то придется гоняться за ним по всему лесу, а это не самое приятное занятие.

Гавран молча кивнул. Они отправились на охоту одни, не взяв с собой даже собак, не говоря уж о лошадях или помощниках. Это походило на увлекательную игру и вместе с тем на серьезное испытание. Но теперь они поняли, что допустили ошибку. Ведь если поразить животное с первого выстрела, то придется прекратить охоту, и многочасовые поиски оленя окажутся напрасными. Если же, наоборот, им удастся завалить оленя, то встанет новая проблема: как дотащить тушу до Диганви?

Друзья молча переглянулись и приладили стрелы. Несмотря на холодный воздух поздней осени, по их лицам струился пот. Олень вновь поднял голову, принюхался.

– По твоему знаку, – едва шевельнул губами Мэлгон. Гавран кивнул.

– Давай.

Стрелы, взвизгнув, рванулись вперед, и олень в прыжке взмыл в воздух. Охотники едва успели разглядеть туманный силуэт, отскочивший на дюжину шагов и рухнувший на землю, с громким треском ломая ветки и сухие сучья. Мужчины издали победный клич:

– Мы сразили его!

– О да! Два превосходных выстрела.

Они обменялись восторженными взглядами, потом радостно обнялись, молотя друг друга по спине.

Наконец, отпраздновав победу, они поспешили к убитому зверю. Олень неуклюже развалился на земле, ноги подломились под ним. Величественная голова, увенчанная роскошными рогами, откинулась в сторону. Одна из стрел насквозь пронзила шею, другая же вошла глубоко в грудь, поразив сердце. Остекленевшие глаза животного были уже безжизненны, но бока все еще слегка подрагивали, и ноги бились в последних судорогах.

– Король, – прошептал Мэлгон.

– Да, – согласился Гавран.

Они говорили шепотом, – но как же иначе? Ведь было очевидно, что где-то неподалеку, в густом утреннем тумане, витает душа поверженного оленя.

С нечеловеческими усилиями мужчины перевернули огромную тушу на бок, и Мэлгон проворно вспорол оленье брюхо. Вынув внутренности, от которых еще шел пар, он засунул руку глубоко в грудную клетку и вытащил сердце. Потом принялся охотничьим ножом рыть яму в сырой холодной земле.

– Что ты делаешь? – удивился Гавран, пытавшийся вытащить стрелу из шеи оленя.

Мэлгон почти с детской серьезностью ответил:

– Совершаю жертвоприношение в честь этого великого короля.

– А я думал, ты христианин.

– Отчасти, – отозвался Мэлгон. – Но не только.

Гавран показал крупные белые зубы, какими гордились все бриганты.

– Тогда помолись и за меня почтенному Керунносу. Попроси, чтобы я благополучно добрался до дому.

Мэлгон важно кивнул и снова занялся своим делом – захоронением сердца жертвы. Закончив, он прошептал несколько слов благодарственной молитвы. Почему он сделал это – он не смог бы объяснить. Нет сомнения, что монахи из Лландудно сочли бы его богохульником, но здесь, в глухом лесу, та дань уважения, которую один король отдавал другому, казалась совершенно естественной.

Друзья закончили разделывать тушу и прикрыли большую ее часть дерном и листьями. Потом взвалили по четверти ляжки себе на плечи.

– Эх, надо было все таки взять лошадей, – закряхтел Гавран, согнувшись под своей пошей.

– Да, но только тогда уж пришлось бы вести с собой собак и других охотников, а это совсем другая охота.

– Верно, совсем другая, – согласился Гавран. – Наша – настоящая, благородная охота. Я теперь всю жизнь буду хвастать.

– Ах, так вот почему ты так торопишься домой – тебе просто хочется поскорее рассказать свои байки, – ухмыльнулся Мэлгон, но бригант неожиданно серьезно ответил:

– Да, мне действительно не терпится попасть домой, но совсем не для того, чтобы сидеть возле очага и болтать об охоте. Я ведь скучаю по жене... и по трем маленьким сыновьям.

– Так ты не нашел здесь подходящей женщины?

– Сам знаешь, я перепробовал почти всех девчонок в твоей крепости, – улыбнулся Гавран. – Но ведь это не то же самое. Нет ничего на свете, что могло бы сравниться с бригантской женщиной. У моей Тангвил самые густые и мягкие волосы на свете и прекраснейшая в мире белая грудь...

– Постой! – взмолился Мэлгон. – Замолчи, а то я отправлюсь к ней вместо тебя.

– О! Но у тебя у самого бригантская жена, Мэлгон, твоя волшебница Рианнон.

Король тотчас помрачнел.

– Рианнон едва ли похожа на настоящую бригантку – так она миниатюрна и хрупка. Скажи-ка мне, Гавран, тебе известно что-нибудь о ее матери или хотя бы о том, из какого племени она родом?

Приятель покачал головой.

– Лишь по слухам. Я знаю, что Фердик, едва успев стать мужчиной, привез из похода младенца и заявил, что это его дитя от иностранной принцессы. Рианнон выросла под присмотром матери Фердика, а потом его жены.

– Странная история.

– Да уж, особенно для такого человека, как мой король. Он мало интересовался Рианнон, по крайней мере пока она не превратилась в женщину. Тут-то он понял, что может с ее помощью найти хорошего зятя.

– Так ты считаешь, что Фердик не очень заботился о своей дочери, – задумчиво молвил король. – А я подозреваю, что девочкой вовсе никто не интересовался. – Мэлгон пристально взглянул на Гаврана. – Помнишь, ты упоминал человека по имени Алевенон, барда и целителя, у которого училась Рианнон? Что бы ты еще мог рассказать о нем?

Гавран сосредоточенно наморщил лоб.

– Он был довольно странным, очень замкнутым, однако все ученые люди одинаковы. После его ухода никто особенно не расстроился, разве что немного не хватало его рассказов у огня по вечерам.

– А как насчет женщин? Он часто приглашал бриганток к себе в постель?

– Никогда об этом не слыхивал, разве что он по секрету встречался с кем-нибудь. А почему ты спрашиваешь?

– Да так, подумал... – Голос Мэлгона оборвался. Король не знал, как заговорить о возможном изнасиловании Рианнон. Слишком щекотливая тема для обсуждения с ее соплеменником, однако как иначе выяснить правду?

– Тебе не нравится, что Рианнон была ученицей такого человека? – спросил Гавран.

– Не совсем так. – Мэлгон глянул в глаза друга. – Не думаешь ли ты... В общем, могло ли так случиться, что этот человек, Алевенон, увел принцессу в лес и изнасиловал ее?

Гавран остолбенел.

– Тебе это сказала Рианнон?

– Она мне ничего не говорила. Мне просто так кажется.

– Что ж, я думаю, это вполне возможно. Она проводила с ним очень много времени... наедине в лесу. Да это и объясняет, почему вдруг, Алевенон впал в такую немилость у Фердика. Узнав, что его дочь осквернена, король должен был разъяриться. Может, и не столько из-за самой Рианнон, сколько потому, что посягнули на королевскую честь. – Гавран взглянул на приятеля, – Но что все это значит? Ты недоволен своим соглашением с Фердиком?

– Да нет, почему же... – Мэлгон на минуту задумался. Он не собирался обсуждать странное поведение Рианнон, не мог и открыто выказать свое недовольство поведением бригантского короля. Он лишь горестно улыбнулся. – Я просто стараюсь получше понять свою жену. Кто из нас не захотел бы получше понять своих любимых?

Бригант расхохотался:

– Не трать время попусту, Мэлгон. Женщину понять невозможно. Вот я женат уже добрых семь зим, но Тангвил по-прежнему остается для меня загадкой. И я решил, что, так даже лучше. Боюсь, что если узнаю ее мысли, они придутся мне не по душе!

Мэлгон одобрительно усмехнулся. После того приключения двухдневной давности в лесу Рианнон, казалось, успокоилась. Она стала чаще улыбаться, а когда вместе с Рином играла со щенками, король даже видел, что она смеется. Было ясно, что ей хочется забыть прошлое. Ради своей жены Мэлгон обязан был сделать то же самое.

Но когда-нибудь, король скрипнул зубами, когда-нибудь настанет день, и он спросит с Фердика за Рианнон. И разыщет это чудовище Алевенона. Он настигнет его и покарает злодея.

– Что тебя беспокоит, мой господин?

– Что? О чем ты?

– Ты даже теперь так сердито выглядишь.

Супруги были у себя; Мэлгон лежал на спине, а Рианнон ласково массировала его бедра. Король смертельно устал. Мускулы до сих пор ныли от тяжелой оленьей туши, которую пришлось тащить так далеко. Истинное расслабление никак не давалось ему; он непрестанно вспоминал разговор с Гавраном о Алевеноне и обдумывал самые страшные пытки, которых заслуживал насильник.

– Да нет, ничего, это всего лишь гримаса боли. – И он перевернулся на живот, чтобы подставить Рианнон плечи, а заодно и спрятать лицо. Жена склонилась над его спиной. Ее тоненькие пальчики глубоко прощупывали каждую мышцу. Мэлгон застонал.

– Должно быть, животное было огромно, – сказала Рианнон.

– Да, величественный олень. Рога с двенадцатью отростками.

– Подумай только, как долго он прожил на свете, чтобы вырасти таким большим. – Рианнон, казалось, огорчилась. Мэлгон возмутился: неужто она больше жалеет эту тварь, чем собственного мужа?

– Подумай, сколько прожил я, раз превратился в такого идиота: отправился на эту безумную охоту без лошади. Клянусь Ллудом, я слишком стар для таких мучений!

– Ты не стар, – успокоила его Рианнон. – Ведь у тебя всего несколько седых волос и твердый, подтянутый живот.

– Да, но сегодня у меня болит не живот, а спина и ноги. Ааа-х!

– Судя по тому, как ты рычишь и стонешь, массаж тебе не на пользу.

– На пользу, на пользу... да-да, вот здесь... аахх!

Поглаживая крепкую спину и плечи мужа, Рианнон закрыла глаза. Ах, если б изгнать скорбь из его сердца было так же легко, как смягчить боль в его теле.

 

Глава 14

– Ты правда хочешь взять меня с собой? Прямо сейчас? – Пальцы Рианнон замерли на глиняном горшке, медленно вращавшемся перед нею на гончарном круге.

Мэлгон улыбнулся:

– Я же обещал иногда брать тебя на прогулку по окрестным лесам, а такого погожего денька, как этот, еще долго не будет. – Чувствуя ее сомнения, он добавил: – Никуда не денутся твоя глина и нитки с иголками.

Рианнон нерешительно кивнула, и Мэлгон повернулся к двери, бросив через плечо:

– Жду тебя возле конюшни.

Король направился проверить, как оседланы лошади. Зная, что Рианнон любит покидать крепостные стены, он, однако, не почувствовал, чтобы она была в восторге от предстоящей прогулки в его компании. Неужели ему никогда не завоевать доверия жены? Неужели она всегда будет его опасаться?

У входа в конюшню Мэлгон встретил Руфуса.

– Кинрайт уже оседлан? – он.

– Да, милорд. И пони тоже, хотя я сомневаюсь, что эта тщедушная тварь достойна нести на себе королеву. Вы уверены в том, что леди Рианнон не предпочла бы Савил?

– Нет. Послушный Ио напоминает ей о родине. Для небольшой прогулки пони подойдет.

Конюх вывел Кинрайта и Ио. Поджидая спутницу, Мэлгон принялся гладить лоснящуюся шею своего коня. Пони тихонько заржал, словно ревнуя. Король улыбнулся и погладил морду серенького малыша, чтобы и его не оставить без внимания. Он был уверен, что Рианнон не заставит себя долго ждать. Ей нужно было только вымыть перепачканные глиной руки и сменить платье на более просторное, подходящее для верховой езды. В отличие от большинства известных ему женщин королева не много времени тратила на возню с прической. Причем эта небрежность нисколько не умаляла, но даже подчеркивала ее естественную красоту. Вскоре она появилась. Шагая прямо к нему той легкой, стремительной поступью, позволявшей ей передвигаться по лесу почти бесшумно, Рианнон по обыкновению застенчиво улыбалась, и щеки ее горели чудесным румянцем. Мэлгону показалось, что, несмотря на свои прежние колебания, жена – польщена приглашением на эту конную прогулку.

Король подсадил ее на спину Ио и вскочил в седло сам. Всадники миновали ворота и направились вниз по склону холма. Ласковый ветерок дул в лицо. Мэлгон жадно вбирал в легкие пахнувший морем и солнцем воздух. Хотя уже повеяло зимой, но ветер еще не был леденящим. Стояла осень, одна из самых теплых и мягких на его памяти.

Рианнон молча ехала рядом, да и Мэлгон не чувствовал желания начинать беседу. Ему просто нравилось присутствие жены. Король заметил, что, едва выехав за ворота крепости, Рианнон оживилась и подобно вольному зверю стала примечать все мелочи в природе. Тело ее расслабилось, дыхание стало ровным и спокойным. Даже выражение ее лица стало иным: в нем проглядывала какая-то особая настороженность, а в глазах появился яркий блеск.

Вскоре они добрались до леса. Мэлгон спешился и помог Рианнон слезть с коня. Потом привязал животных к ближайшей сосне, взял жену за руку и повел меж стволов ольхи, буков и дубов. Под ногами шуршали и похрустывали сухие листья, и этот звук напоминал нежную, успокаивающую музыку.

На полянах все еще цвели желтые репейники и красный дербенник, тут и там из-под потемневшего серо-коричневого ковра опавшей листвы высовывались пурпурные и белые шипы наперстянки. Мэлгон слышал где-то, что наперстянка ядовита, но что ее хвалят как средство от сердечных недугов. Ему стало интересно, знает ли Рианнон о свойствах растений, которые попадались на пути. Похоже, что знает, поскольку она то и дело внимательно присматривалась к травам и кустарникам.

В душе король проклинал Алевенона. Надругательство над Рианнон не просто оскорбило милую невинную девушку, оно вдобавок лишило кимров опытного лекаря. Теперь просто немыслимо попросить королеву применить свои знания, чтобы помочь раненым или больным. Осмелиться на это можно было лишь с неизбежным риском разрушить хрупкое доверие, которое, как Мэлгон надеялся, ему все-таки удалось взрастить в ее душе.

Король вздохнул. Теперь не время гневаться на Алевенона. Он привел жену в лес не для того, чтобы пробудить ее страхи, но чтобы помочь избавиться от них.

Они углублялись и чащу. Здесь не прогретый солнцем воздух был холодей, влажен и резко пах гниющей растительностью. Сухие веера папоротников и метелки хвощей укрывали холодную бурую землю, и только на лозе, обвивающей нижние ветви деревьев, как капли крови, алели ягоды клюквы.

Тропинка сужалась, словно предлагая путникам идти по одному. Мэлгон пропустил Рианнон вперед. Следуя за женой, он наслаждался грацией ее движений, богатым оттенком кос, струившихся по спине. Им овладело чувство умиротворения. Казалось, что здесь, в чащобе, отсутствует привычное течение времени. Ведь этот лес стоял еще до того, как Канедаг поселился в Гвинедде. И он веками будет стоять точно так же и после смерти самого Мэлгона.

Увидев, что Рианнон остановилась под огромным старым дубом и подняла глаза к полуоголенным ветвям, король тоже сбавил шаг. Губы ее тихо зашевелились, и он догадался, что стал свидетелем молитвы Неметоме – древнему божеству, олицетворявшему дух деревьев. Мэлгон не отрываясь смотрел на жену; по спине его пробежали мурашки.

Еще мальчиком, гуляя в лесной чаще, он порой чувствовал, как древние божества наблюдают за ним, однако никогда не относился к этому настолько серьезно.

Рианнон, наконец, оглянулась и посмотрела в глаза мужу, и Мэлгон почувствовал ее прикосновение, хотя их отделяли друг от друга несколько ярдов. Привлеченный этим загадочным манящим взором, Мэлгон направился к жене.

– Когда я с тобой, мне кажется... Я чувствую себя так, будто уже бывал здесь раньше... совсем в другое время, даже в другой жизни.

Рианнон кивнула:

– Лес наполнен духами. Может, это они напоминают нам о нашем прежнем существовании.

От этих слов по спине Мэлгона снова пробежали мурашки. Он пристально смотрел на жену, словно готов был к тому, что она вот-вот исчезнет, растворится в воздухе прямо у него на глазах. Она была неуловима, как наваждение, и все же, неопровержимо существовала. Как бы для того, чтобы убедиться в ее земном бытии, Мэлгон прижал к себе теплое гибкое тело.

Она коснулась ладонью его лица и вздохнула:

– Осень – мое любимое время года. Чарующее время; все вокруг колеблется – мир живет сожалением о прошлом и надеждой на будущее. Погляди: растения умирают, птицы улетают на юг, животные готовятся к трудностям зимы. Но в воздухе ощущается какая-то... свершенность. Ведь увядающие растения отягощены семенем, животные спариваются, а иные уже принесли потомство. Даже в самом этом завершении теплится начало нового.

Ее мягкий, нежный голос ласкал его слух, и в Мэлгоне разгоралось желание. Хотя он привел Рианнон в лес не для того, чтобы заниматься любовью, теперь, казалось, настал вполне подходящий момент. И как только она подняла глаза, чтобы посмотреть на мужа, Мэлгон наклонился и медленно, сосредоточенно охватил губами ее уста. Рианнон, затаив дыхание, ответила ему поцелуем, наслаждаясь теплом, терпким вкусом его языка. Она была ошеломлена тем, как легко поддался король ее чарам. Она хотела его, сгорала от желания, но не смела сказать об этом, тем более здесь, посреди величавого увядания осеннего леса. Однако он и сам все понял и отозвался на призыв ее естества.

Она ощутила как его ладонь пробралась под косы и принялась поглаживать се затылок. Рианнон сладостно вздохнула и крепко прижалась к мужу. От ощущения твердеющей плоти, коснувшейся ее живота, в ней взыграло вожделение, словно некая пружина распрямилась внутри. Рианнон медленно провела ладонями по груди Мэлгона и погладила твердые мускулы под тканью рубашки. Потом пальцы ее тронули пояс.

Мэлгон отпустил жену, чтобы она без помех могла раздеть его. Рианнон взяла шелковистый, горячий стержень в обе руки, наслаждаясь его силой и мощью, ощущая, как в ее ладонях пульсирует неудержимая страсть. Ее опьяняло собственное могущество, которым она обладала в данный момент. С помощью своих ловких, искусных пальцев она могла заставить этого огромного мужчину в восхищении стонать, могла довести его до исступления.

Медленно и ласково Рианнон словно плела пальцами тонкие узоры на поверхности нежной плоти, пока все его существо не затрепетало от этих прикосновений. Потом она опустилась на колени и припала губами к тому, что доставляло ей такое неописуемое наслаждение. Вкус был и солоноватым, и одновременно сладким. Рот ее наполнился теплом.

– Я не могу... так, – простонал он, обхватив ладонями ее лицо.

Рианнон смотрела, как муж, собрав сухие листья в некое подобие подстилки, раскинул на них свой плащ. Тогда она сама быстро разделась, улеглась на это ложе и взглянула вверх, на Мэлгона, смущенного вызывающей мощью своего любовного орудия. Воспоминание о том, как его плоть занимает внутри нее все пространство, добавило теплой влаги у нее в промежности.

Мэлгон преклонил перед нею колени и, расчесывая пальцами огненные волосы, разложил пряди веером вокруг ее лица.

– Моя осенняя женщина, – прошептал он. – У нее цвет ягод, ярких листьев, инея на поверхности земли. Она будет греть меня всю долгую холодную зиму.

Потом он наклонился и поцеловал жену. Рианнон вздрогнула. Губы Мэлгона спустились ниже, лаская ее шею и плечи. Добравшись до груди, они стали более жадными, более настойчивыми. Он слегка прикусывал нежные розовые вершины до тех пор, пока они не напряглись, не затвердели. Губы его вкушали гостеприимную мякоть ее живота, ноздри вдыхали аромат рыжего треугольника волос. Когда жесткая щетина царапнула ее в паху, вызывая новый прилив желания, Рианнон закрыла глаза.

Потом горячие губы Мэлгона достигли заветного места. Губы его медленно приближались к тающему в истоме центру ее женского естества. Рианнон вздрогнула, когда его язык, как мог глубоко, проник в нее, но сильные руки Мэлгона крепко держали ее ягодицы.

Она неслась по волнам экстаза и уже не помнила ни о чем, кроме этих ласковых рук и губ, кроме темных кудрей нежно щекочущих ее бедра... Она чувствовала, как внутри у нее разгорается бешеное пламя, и языки этого пламени прыгают и пляшут, словно пламя костра на ветру.

Когда она, наконец, обессилела, муж неожиданно прервал свои ласки и перевернул ее на живот. Рианнон встала на колени, уперлась локтями в сухую листву, и Мэлгон вошел в нее сзади, врезавшись глубоко в сладостную тьму одним-единственным ударом, который сразу же вознес ее к вершинам блаженства.

Его плоть билась в ней мощным прибоем – так бьются океанские волны о берег. Острое наслаждение прописывало обоих. Мэлгон касался губами ее волос, поглаживал ладонями грудь и живот, погружал пальцы в тугие завитки между ног. Рианнон застонала и впилась ногтями в его предплечье. Тело ее из последних сил втягивало в себя входящего гостя, с наслаждением принимая его могущество. Она испытывала то неописуемое наслаждение, то почти боль. Потом, когда Мэлгон толкнул ее на листву и принялся биться в нее так, будто стремился вколотить в землю, во тьму, предшествовавшую жизни, наступило забвение.

До Рианнон словно со стороны донесся ее собственный вскрик облегчения – как крик лисицы, такой же дикий, уносящийся эхом вдаль, в чащу леса. За ним последовал победный возглас Мэлгона.

Медленно возвращались их души в распростертые посреди мирной поляны тела, теперь связанные между собой только переплетением вспотевших конечностей. Рианнон перевернулась на спину и поглядела на навес из ветвей над их головами. Сквозь него пробивались солнечные лучи, падавшие на землю неяркими бликами, смягченными тусклым старинным золотом поздней осени. Ах, если б это могло длиться бесконечно: соприкоснувшиеся души, слившаяся воедино плоть...

Мэлгон протянул руку и погладил жену по щеке.

– Рианнон, тебе не было больно?

В ответ она лишь покачала головой.

– Так любят время от времени все мужчины, – добавил он, как бы извиняясь. – Я обычно стараюсь быть поосторожнее.

Рианнон воззрилась на него в упор. Ее переполняла любовь. Как бы смог он причинить ей страдание, если его нетерпеливая страсть питала самую ее душу? Она понимала естественные порывы прекрасного мужского тела и охотно разделяла их. Более того, сама величественная суть противоположного пола, дополняя ее женственность, превращала ее в нечто действительно цельное. Вместе они творили волшебство, столь же древнее, как эти камни и этот ветер.

– Я могла бы сейчас умереть... и была бы счастлива, – молвила Рианнон.

Мэлгон рассмеялся:

– Ну до чего ж скромны твои желания, cariad. Погоди, я думаю, мы уже посадили семя будущей жизни. – Он погладил ее по плоскому животу. – Тебе носить его, тебе становиться матерью.

От этих практичных предсказаний Рианнон слегка смутилась. На какое-то время она позабыла о будущем... как, впрочем, и о прошлом. В те мгновения, когда тела их соединялись, казалось, не было на свете ничего такого, что могло бы встать между ними. Но последние слова Мэлгона тотчас вернули ее к грубой действительности.

– Разве теперь, когда у тебя есть Рин, так важно, рожу я ребенка или нет? – спросила королева.

– Знаешь, еще один сынишка – это ведь совсем неплохо... ну, или дочка. Мне бы доставило удовольствие баловать и тискать рыжеволосую малышку, похожую на тебя. – Мэлгон протянул руку и намотал прядь рыжих волос себе на палец. Глаза его сделались серьезными. – Хотя, потеряв первую жену во время родов, я теперь очень боюсь за тебя. Ты совсем еще молода, так что если не забеременеешь сразу, это даже к лучшему.

Рианнон облегченно вздохнула и положила голову на грудь мужа. Он так добр к ней. Она так любит его.

 

Глава 15

– Мэлгон! – Тревожный возглас ворвался в его сновидение. – Гонец у ворот!

Король поднялся и зарычал от боли: даже по прошествии трех дней после охоты боль в мускулах давала о себе знать. Он закутал Рианнон в одеяла, затем поднялся с кровати и зашагал по холодному полу, чтобы отпереть дверь.

– Простите, что разбудил вас, милорд, – при виде обнаженной фигуры своего владыки часовой виновато поежился, – но там человек, который называет себя посланником короля Фердика. Мне не хотелось в столь позднее время впускать незнакомца, но он настаивает на немедленной личной встрече с вами.

– Разыщи Гаврана, – приказал Мэлгон. – Он должен узнать своего земляка. Если гонец ему знаком, пропусти его в крепость.

Воин поспешил исполнять повеление, а король отыскал на полу свои вещи и начал одеваться.

Рианнон высунула нос из теплых одеял:

– Что там такое?

– Гонец от Фердика.

– Что случилось?

Мэлгон пожал плечами, натянул сапоги и вышел из спальни.

Рианнон села на край кровати и задрожала, как только теплые покровы соскользнули с ее плеч. Теперь, окончательно проснувшись, она не могла избавиться от предчувствия, что случилась беда. Прохладный сырой ветер задувал в окно, и ставень зловеще хлопал по стене. Она сорвалась с места и подбежала к стулу, на котором висело ее платье.

Одевшись, королева вслед за мужем вышла из спальни. В темном крепостном дворе остановилась и поглядела на небо. В воздухе витал резкий запах влаги. Инстинкт подсказывал ей, что близится буря, и от этого смятение в душе лишь усилилось. Без серьезной причины Фердик не стал бы слать гонца. А поскольку тот требовал встречи с самим Мэлгоном, не довольствуясь разговором с Гавраном, то, очевидно, дело касалось лично обоих королей.

Рука Рианнон, толкнувшая дверь пиршественного зала, дрожала. В конце длинной комнаты, возле очага, собрались люди во главе с Мэлгоном. Бэйлин с Элвином обернулись к вошедшей, и их сочувственные взгляды обожгли королеву.

Король отделился от группы своих соратников и направился к жене. Он взял ее за руку и тихо заговорил:

– Рианнон, это вести от твоего отца. Он сообщает нам, что находится при смерти.

Не сводя глаз с Мэлгона и словно стряхивая неприятное сновидение, королева покачала головой:

– Отец никогда не болел. Он не может умирать.

Мгновение царила полная тишина, потом усталый, перепачканный дорожной грязью гонец обратился к ней:

– Мне очень жаль, принцесса Рианнон, но здесь нет никакой ошибки: знахари говорят, что Фердик не переживет и первых заморозков. Этим летом его ранили в ногу, должно быть, дурной сталью. Вскоре после той битвы он почувствовал недомогание, а теперь яд уже распространился по всему бедру.

Рианнон покачнулась. Мэлгон сделал движение, чтобы поддержать ее, но она отпрянула, бросила на него горестный взгляд и выбежала прочь из зала.

Через крепостной двор она проскочила обратно в спальню. Оказавшись снова в своих покоях, королева с трудом затворила тяжелую дверь и заперла ее на засов, а потом подошла к кровати и опустилась на разбросанные в беспорядке одеяла. Услыхав тяжелые шаги и удар в дверь, она прикрыла глаза.

– Рианнон? Рианнон, отопри.

Стремясь избавиться от внешних звуков, она прикрыла уши ладонями.

– Рианнон, пожалуйста! Клянусь, я вышибу сейчас эту дверь!

Грозный голос Мэлгона не знал никаких преград. Поначалу утешающий, он приобретал все более настойчивые и требовательные нотки. Наконец, расслышав в нем гневные интонации, Рианнон испугалась и решила повиноваться – торопливо пересекла опочивальню, отперла засов и метнулась обратно к кровати.

Оглянувшись, она увидела приближающегося мужа. Он с гневом в голосе заговорил:

– Всевышние боги! Рианнон, я понимаю, что это тяжелый удар, но совсем не причина, чтобы так себя вести. Ведь Фердику дела нет до твоего счастья. Он отдал тебя мне, как надоевшую безделушку. Я не хочу, чтобы ты убивалась, словно наступил конец света, лишь потому, что твой никудышный родитель на смертном одре.

Рианнон стало еще хуже. Напоминания о том, как мало она значила для своего отца, были совершенно лишними.

Мэлгон вздохнул и присел на кровать. Когда он снова заговорил, голос его звучал гораздо мягче:

– Прости меня. Моя ярость омерзительна. Фердик – твой единственный родственник, и совершенно справедливо, что ты беспокоишься о нем. Но... никогда больше не запирай передо мной двери, Рианнон. Это приводит меня... в бешенство.

Она почувствовала его прикосновение к своим волосам и подняла голову, избегая ласкающей ее руки.

– Пожалуйста, не трогай меня. От этого только тяжелее сознавать, что... мне придется оставить тебя.

Пальцы Мэлгона замерли.

– О чем ты говоришь?

– О союзе... Если Фердик умрет, ваше соглашение станет недействительным и ты... ты отошлешь меня обратно в Манау-Готодин. – Рианнон тяжко вздохнула и отвернулась.

Мэлгон обнял жену. Она пыталась сопротивляться, но все же он усадил ее к себе на колени и принялся укачивать, как маленькую.

– Ну-ну, Рианнон, – шептал он ей на ухо. – Я не стану... да просто не смогу отослать тебя... даже если преемник Фердика пойдет на меня войной. Теперь ты моя, и я ни за что не откажусь от тебя... никогда.

Она не могла поверить ласковому голосу мужа и попыталась оттолкнуть его.

– Но ведь теперь все кончено. Бриганты больше не будут сражаться за Гвинедд, и твоя женитьба станет бессмысленной.

Не отпуская ее, Мэлгон заговорил низким, торжественным голосом:

– Как кровные связи наших народов – да, возможно. В этом смысле наш брак уже не будет иметь прежнего значения. Но как союз мужчины и женщины для меня он не утратит смысла. Повторяю, Рианнон: ты моя, что бы ни случилось. Я не откажусь от тебя лишь потому, что твоему отцу вдруг вздумалось умереть на самой вершине своего могущества.

Королева поглядела в лицо мужа.

– Отчего ты так ненавидишь Фердика?

– Видишь ли... – Мэлгон призадумался, осторожно подбирая слова. – Я не могу простить плохого отношения к тебе.

– Так ты из-за меня? – недоверчиво спросила она.

– Наверное, его старые интриги тоже сыграли свою роль, хотя это я как-нибудь пережил бы. Но такое отношение к собственной дочери – это выше моего понимания. Он обязан был защищать тебя или же достойно покарать того, кто причинил тебе страдания...

Злобная тень скользнула по его лицу. С минуту озадаченная Рианнон наблюдала за ним, а потом расслабилась в его объятиях. Она с трудом верила в свое счастье. Несмотря ни на что, Мэлгон готов был оставить ее при себе в качестве законной жены. Более того, он ненавидел Фердика, своего союзника, не почему-либо, а из-за нее. Королева положила голову на широкую грудь мужа и почувствовала неописуемое облегчение. Миг сведения политических счетов, которого она так боялась, не наступил. Муж действительно желал ее – и даже больше, чем она могла предположить. Но блаженное умиротворение было нарушено самим Мэлгоном, когда он снял ее со своих колен.

– Я должен отдать распоряжения по поводу твоей поездки к отцу.

– Поездки к отцу?

– Ну да. Ты не слышала конца сообщения: Фердик, прежде чем умереть, желает видеть тебя.

– Меня?

Мэлгон кивнул.

– Подумай хорошенько... если ты не хочешь ехать, то мне все равно.

Пытаясь успокоиться, Рианнон глубоко вздохнула:

– Он умирает. Я не могу отказать ему. В конце концов, я ведь не испытываю к нему ненависти, подобно тебе. Мой отец сделал для меня все, что мог... Просто он одинаково равнодушен ко всем женщинам.

– Возможно. – Мэлгон поднялся. – Если ты не держишь на него зла, то я тоже попытаюсь простить его. – Он направился к двери. – Скоро вернусь, только отдам распоряжения, чтобы все приготовили. А тебе надо поспать. Я уверен, что Бэйлин будет готов уже на рассвете.

– А ты... Разве не едешь с нами?

Мэлгон покачал головой:

– Я не могу бросить Гвинедд без защиты, особенно теперь, едва отвоевав его. С тобой отправляются Гавран и его дружина, а Бэйлин с Элвином доставят тебя домой. С ними ты будешь в безопасности.

Король вышел, а Рианнон снова разделась и зарылась в меха и одеяла, чтобы поскорее согреться в остывшей кровати. Она уставилась и темный потолок. Мэлгон не собирается бросать ее, посмотри па то, что имеет для этого все основания. Трудно поверить, что ему действительно приятно иметь такую жену, но это правда.

Рианнон в задумчивости прикусила губу. Опасная вещь – все эти радужные надежды на будущее, но она ничего не могла с собой поделать.

Несмотря на поздний час, большинство дружинников Мэлгона не расходились и беседовали возле очага в большом зале. Там он и застал их, когда вернулся отдавать распоряжения.

– Ну что? – спросил Бэйлин, быстро глянув на короля. – Она едет?

Мэлгон страдальчески поморщился:

– Да. Как ни трудно это понять, Рианнон, кажется, очень переживает за Фердика.

– Но ведь он ее отец, – заметил Гарет.

– Ты прав. И, по-видимому, она еще не вполне осознала свое горе. Так или иначе, нам предстоит узнать, кто станет преемником Фердика на престоле. Я заметил, что здесь был Гавран. Он не предполагал, кто бы мог занять место его короля?

Бэйлин медленно покачал головой.

– Он лишь заметил, что сыновья Фердика еще настолько молоды, что о них рано и думать, а братья... Их несколько, хотя ни один не жил в лагере. Так что Гавран и сам теряется в догадках.

– Проклятие! – Мэлгон развернулся и принялся мерить шагами комнату. – Меньше всего я ожидал, что Фердик подведет меня таким дурацким образом!

Бэйлин вновь подал голос:

– Ты считаешь, что наш союз расторгнут?

– Не знаю. Все теперь зависит от наследника.

– А что будет с Рианнон? – тихо и осторожно спросил Рис.

Мэлгон обернулся к нему и холодно молвил:

– Если ты думаешь, что я отрекусь от своей жены только потому, что наш брак больше невыгоден, ты глубоко заблуждаешься. Смерть Фердика ничего здесь не изменит. Возможно, в свое время я женился на Рианнон только из-за ее приданого в виде бригантского войска, но зато теперь, когда она стала моей, я намерен оставить все как есть. Хватит уже укладывать ко мне в постель женщин по политическим соображениям.

– Господи Иисусе! – радостно воскликнул Бэйлин. – А ведь это хорошие новости! Я уж боялся, что после смерти Авроры ты никогда не заинтересуешься слабым полом.

Мэлгон загремел не хуже настоящего небесного грома:

– А ты, Бэйлин, если хочешь завтра выехать на рассвете, лучше бы отправлялся спать!

– Думаешь, мы поспеем вовремя? – спросил Элвин, наблюдая, как все остальные удаляются восвояси.

– Хочешь сказать, до того как Фердик испустит дух? – Мэлгон с сомнением покачал головой. – Ума не приложу. Он еще крепкий и довольно молодой – если и впрямь хочет повидать дочку, прежде чем уйти в мир иной, то еще недельку-другую продержится.

Путешествие в Манау-Готодин обратилось омерзительнейшей прогулкой по холодной осенней сырости, под дождями. Даже выросшая в северных краях Рианнон страдала от жестокого горного ветра и леденящих туманов, поднимавшихся из болотистых низин. Скорость продвижения еще более снижалась из-за отряда бригантских пехотинцев. В конце концов, опасаясь, как бы Фердик не умер прежде, чем они доберутся до Катрайта, Рианнон с сопровождавшими ее всадниками ускакала вперед.

В первые несколько ночей королева спала в одной палатке с Энид – рабыней-ирландкой, которая на время этого путешествия заменила не умевшую ездить верхом Таффи. Обе женщины каждое утро просыпались настолько замерзшими и измученными, что Элвин и Бэйлин в конце концов забыли о скромности и приличиях и вызвались ночевать в одной палатке со служанкой и женой короля. Согретые двумя мужскими телами, женщины наконец сумели как следует выспаться.

Чем ближе подъезжали они к Манау-Готодин, тем сильнее волновалась Рианнон, думая о предстоящем свидании с умирающим отцом. Казалось очень странным, что именно теперь он захотел видеть дочь, которую попросту не замечал в течение всей жизни. Она догадывалась, что Фердик хочет сказать ей о чем-то очень важном, и со страхом задавалась вопросом: что бы это могло быть? Но не боязливое любопытство, а лишь чувство ответственности перед умирающим отцом не позволяло ей остановиться и приказать поворачивать обратно.

Наконец всадники добрались до густых лесов Манау-Готодин. Эти поляны и ручьи, даже наполовину замерзшие, покрытые серебряным льдом и инеем, пробудили давние воспоминания. Вот здесь осенью были целые россыпи ягод – однажды они с Будой собирали в этом месте лесной урожай. А за холмом стояла священная рощица, где в ту страшную ночь ею овладел Алевенон. При мысли об этом она поежилась, но, к своему удивлению, не почувствовала прежней душевной боли, – то ли время, то ли терпеливая нежность Мэлгона залечила ее раны.

Уже поздним вечером кортеж добрался до долины, где обычно стоял зимним лагерем Фердик. В серых печальных сумерках никто не заметил приезжих, пока они почти вплотную не приблизились к низкому земляному валу, окружавшему ветхие постройки. Несколько дружинников короля вышли, чтобы приветствовать их и провести в лагерь. Бриганты кивнули Рианнон и обменялись вежливыми официальными приветствиями с Бэйлином и Элвином, однако тем и ограничились.

Сдержанные приветствия воинов ничего не сказали дочери Фердика о положении отца, но одного взгляда на Нарану было достаточно, чтобы понять, что король действительно при смерти. Глаза мачехи покраснели от слез, а массивная нижняя челюсть дрожала. Не говоря ни слова, она твердо взяла Рианнон за руку и проводила в хижину, где лежал Фердик.

После леденящего осеннего холода, здесь казалось душно – воняло гниющей прелой плотью. Фердик лежал у огня на подстилке из овечьих шкур, и когда Рианнон приблизилась, то отчетливо увидела в свете пламени лицо отца. Хотя она и готовилась к самому худшему, но все же тихонько охнула от неожиданности. Могло ли это жалкое существо быть тем человеком, который внушал ей, да и не только ей одной, благоговейный страх и трепет? Король бригантов мало походил на человека – скорее, на серую, хрипло дышащую тень.

– Отец?

Фордик обратил к ней глаза, и Рианнон почувствовала, что по щекам ее заструились слезы жалости. Он всегда был худощавым, но теперь обтянутые прозрачной кожей кости черепа выпирали наружу, а бирюзовые глаза горели лихорадочным предсмертным огнем. С этой зловещей маской на лице и с горящим взглядом Фердик напоминал рысь, загнанную в западню, но все еще отчаянно сопротивляющуюся, готовую из последних сил бороться с неумолимым врагом. Но едва ли это героическое сопротивление имело смысл, подумалось Рианнон, и сердце у нее защемило. Тот грозный соперник, что так долго бился с ним и теперь в ожидании добычи кружил возле смердящего ложа, – то была сама Смерть, и она в конце концов дождется своего часа.

– Рианнон... – Слабый голос отца прозвучал словно из другого мира. – Я рад, что ты приехала.

– Отец... я... позволь мне взглянуть на твою рану... позволь послать за кем-нибудь.

– Ну полно, – прошептал Фердик. – Уже слишком поздно. Когда лекарь добрался до нас, он сказал, что я умираю. Даже тебе с твоими познаниями должно быть ясно, что я совершенно безнадежен.

– Надо было... – Рианнон запнулась. Что, собственно, надо? Она устыдилась своих мыслей – слишком эгоистичными казались они у смертного одра. Ей от всего сердца хотелось, чтобы Фердик давным-давно пожелал видеть ее, еще тогда, когда она могла вместо этой бесполезной жалости подарить отцу свою любовь.

– Гонец сказал... ты хотел поговорить со мной?

Фердик окинул взглядом остальных присутствующих: Нарану, человека, одетого в простые одежды Посвященного, – несомненно, то был лекарь, – и пожилую женщину.

– Оставьте нас, – приказал он им, а когда они в нерешительности замешкались, король сверкнул глазами, как в прежние времена, и поднял вверх костлявую руку.

Нарана и нянька с доктором удалились. Рианнон посмотрела им вслед со знакомым с детства чувством страха, которое неизменно предшествовало любой аудиенции у отца. Что он скажет ей? Чего ему надо после стольких лет отчуждения?

– Сядь. – Фердик указал на шкуры подле своего ложа, и Рианнон поторопилась повиноваться.

Очень долго король хранил молчание. Наконец вздохнул и заговорил:

– Некогда я дал слово не рассказывать тебе... но теперь человека, которому я это обещал, нет в живых... а ты, у тебя еще многое впереди. Ты имеешь право знать правду.

– Какую правду?

– Тебе никогда не было интересно, Рианнон, кто твоя мать?

– Я думала, что мне все известно. Это была иностранная принцесса, ты сам всегда так говорил.

– О да, она была иностранной принцессой, именно так. Кимрской принцессой.

– Кимрской? Но ведь это племя Мэлгона!

Губы Фердика скривились, словно в насмешке.

– Ну, кто была та единственная женщина, что заботилась о тебе? Она еще следила, чтобы ты всегда была пристойно одета и носила хорошие украшения и чтобы тебя обучали, как настоящую принцессу, а когда узнала, что мой бард осквернил тебя, она едва не убила меня собственными руками? Ну конечно, то была Эсилт, твоя родная мать.

Рианнон захлестнул ужас... потом – отчаяние. Ведь если бы она могла выбирать себе родительницу, то неизменно представляла себе Эсилт, эту темноволосую красавицу, которая холила и любила ее. Но теперь, когда мать мертва, остается лишь скорбеть о ней. Вот только... только... Мэлгон!

Рианнон вдруг почудилось, что по ее жилам струится ледяная вода, хотя в хижине было дымно и жарко. Она обратила наполненные ужасом глаза на застывшее в задумчивости лицо Фердика. Отец готов был ответить на невысказанный вопрос дочери.

– Почему я позволил тебе выйти замуж за Мэлгона, твоего родного дядю? О конечно же, это была часть плана. Плана Эсилт.

Глаза кимрской королевы округлились:

– Плана Эсилт?

Фердик поднял слабую руку и тут же безвольно уронил ее.

– Ну не смотри с таким отчаянием, Рианнон. Не такое уж это близкое родство, и не такое уж непозволительное. Я знаю, что христиане против подобных браков, однако в кельтских племенах есть традиция соединять королевскую кровь с такой же королевской кровью. Ваше родство лишь немногим ближе, чем родство между кузенами, а ведь подобные свадьбы не редкость.

– Но Эсилт и Мэлгон – ведь он ее ненавидит!

– Именно так. – Глаза Фердика снова засверкали, а потрескавшиеся губы сложились в насмешливую улыбку. – Мне даже нравится эта черта вашего брака. Представляю, что почувствует Мэлгон, если когда-нибудь узнает правду. – Издевательская ухмылка покинула лицо умирающего. – На самом деле здесь имеются существенные выгоды. Хотя я не очень-то жалую твоего мужа, но он настоящий вождь, в скором времени – самый могущественный в Британии, а мне всегда хотелось иметь влияние на южные земли.

Рианнон была слишком ошеломлена, чтобы отвечать ему, и потому лишь слабый хриплый голос Фердика нарушал тишину.

– Кроме того, таков был выбор Эсилт. Думаю, ты оставалась ее последней надеждой на примирение с братом. Она хотела, чтобы ты его полюбила и осчастливила. – Поудобнее устроив на ложе свое изможденное тело, Фердик продолжил рассказ: – Однажды Эсилт явилась в Катрайт с младенцем на руках. По какой-то причине она не убила дитя, как хотела раньше, а вместо этого отправилась на север и втайне родила. Потом старая плутня послала за мной. – Он вновь улыбнулся страшным предсмертным оскалом. – Я был тогда совсем молод, а она весьма опытна в постели. Меня не пришлось долго убеждать и уговаривать, и я согласился принять ребенка и объявить своим. Кроме того, меня ждала и иная награда за мой поступок.

Рианнон набрала полную грудь смрада, заполнявшего хижину. Ей хотелось выбежать вон и не слышать более ни слова. И все же она решила, что обязана узнать всю правду до конца.

Фердик вперился в нее горячечным взором.

– За мое согласие Эсилт предавала своего любезного братца. Дело в том, что я не мог дождаться, когда Кунедда умрет и сам я стану королем, и мне хотелось поскорее убрать его с дороги, а для этого надо было во что бы то ни стало отвлечь Мэлгона, чтобы король кимров не мог прийти на помощь моему отцу. Эсилт блестяще исполнила свою роль. Они с Гивртейрном сговорились сбросить Дракона с престола. – Наш план уже почти удался. Если бы эта сука не предупредила своего мужа, он ни за что несумел бы вовремя привести свои войска на защиту королевства. Ну а если бы пал Гвинедд, то мне бы оставалось только уничтожить Кунедду и править в Манау-Готодин.

Рианнон в отчаянии затрясла рыжими прядями.

– Но как же она могла? Как Эсилт решилась на предательство? Ведь она так любила своего брата!

Фердик недоуменно пожал тощими плечами:

– Любовь, ненависть – для Эсилт это было почти одно и то же. Она ревновала брата и ненавидела его только за то, что он мужчина. Он обладал властью, на которую ей, как женщине, рассчитывать не приходилось. Лишь гораздо позднее она стала сожалеть о своей измене – поняла, что потеряла. – Голос Фердика оборвался, и Рианнон вновь захлестнуло отчаяние. Тысяча вопросов вертелась в ее голове.

– Но, отец, прошу тебя... – зашептала она, склонившись над пожелтевшим, похожим на скелет человеком, лежавшим подле нее.

Фердик резко оборвал ее;

– Отец? – Он отрицательно покачал головой. – Я не отец тебе. Хотя в свое время мог бы стать причиной твоего появления на свет – ведь я не раз переспал с Эсилт. Но однажды, поссорившись со мною, твоя матушка рассказала мне о той ночи, когда ты была зачата. В тот раз она взяла с собой в постель сразу двоих, но заметь: меня среди них не было.

Фердик устало вздохнул и продолжил:

– Никто не смог бы догадаться – ведь у тебя оказался подходящий цвет волос, и этого было достаточно. Вот если бы родился мальчик, то не знаю, согласился бы я признать его. Но дочь... – Он сделал безразличный жест своей исхудавшей рукой, – дочь – это почти что ничего. Во всяком случае, если она недурна собой и послушна, то какая разница.

– Но мой настоящий отец... Эсилт говорила, кто он?

– Один из тех молодцев, что ночевали в ее компании, был крепким воином, крупным и темноволосым. Второй – молоденький раб-ирландец. Она занималась им, пока тот, другой, смотрел на эту сцену. Мальчик впервые был с женщиной, и Эсилт потом вспоминала, что после они с темноволосым долго смеялись над ним, потому что он был весьма неуклюж.

– Хватит, – прошептала Рианнон. – Я не хочу больше ничего слушать.

Фердик кивнул:

– Я не могу винить тебя за то, что ты не желаешь знать остальное, но об этом легко догадаться. Поскольку тот ирландский раб не был настоящим мужчиной, то большего от него и не следовало ожидать. Своим маленьким ростом ты обязана именно ему.

Рианнон долго смотрела на огонь. Она уже подумала, что Фердик заснул, но, поглядев на него, обнаружила, что умирающий вполглаза следит за ней.

– Неудивительно, что ты так мало обо мне заботился, – с горечью проговорила женщина. – Я ведь не твоя, я для тебя – чужой ублюдок... порожденный рабом.

– Ах, Рианнон, не терзай ты себя этим. Ведь ты получила от того ирландца неплохое приданое: симпатичное личико и кроткий нрав, какой и подобает женщине. А что до моих к тебе чувств... если б ты и была моей дочерью, это ровным счетом ничего бы не изменило. Как и все мужчины, я ждал сыновей. – Он протянул костлявую руку, словно собираясь дотронуться до дрожащей Рианнон. – Если это так важно для тебя, то учти: Эсилт заботилась о тебе, как, наверное, никогда больше ни о ком не пеклась в этом мире. Ее мучило сознание того, что она никогда не сможет назвать тебя своей дочерью. Когда Эсилт поняла, что умирает, она прислала мне письмо, в котором умоляла только об одном: исполнить ее заветную мечту – выдать тебя замуж за Мэлгона. Она чувствовала, что ты ему понравишься.

Лицо Фердика исказилось от боли.

– И я уважил ее последнюю волю, но так и не смог уйти в могилу с этой страшной тайной на совести. – Глаза его чуть расширились, и их блеск, похожий на сияние драгоценных камней, понемногу начал затухать. – Я сказал тебе все. А теперь посиди рядом со мной, как положено дочери.

Ошеломленная почти до обморока, Рианнон машинально протянула руку и сжала костлявые горячие пальцы умирающего.

 

Глава 16

– Боже мой, что же с нею случилось?!

Стоя возле палатки, в которой спала Рианнон, Бэйлин лениво ковырял свежевыпавший снег носком сапога. Он поднял взгляд на Элвина.

– Одним богам известно, – отозвался тот. – Но, наверное, что-то ужасное. То, что беспокоит Рианнон, гораздо сильнее обычной скорби по усопшему отцу. Мне вовеки не забыть выражения ее лица, когда она выходила из покоев Фердика... – Воин недоуменно пожал плечами.

Бэйлин запустил пятерню в свою густую бороду, которую отращивал специально на зиму.

– Говорят, иногда, покидая тело умирающего, душа, подобно урагану, проносится по комнате. Мне тоже стало бы от этого не по себе.

Элвин кивнул.

– А ведь когда Фердик умер, Рианнон сидела подле него и держала отца за руку.

Бэйлин снова ковырнул снег носком сапога.

– Но что подумает обо всем этом Мэлгон? Он приказал нам беречь ее... а как мы привезем ему такую жену?

Бледная как приведение, бормочущая что-то непонятное с отсутствующим диким взглядом... Я так ничегошеньки и не понял из ее бессвязного лепета, понял только, что просит увезти ее поскорее из Катрайта. И это еще одна неприятность. Ведь Мэлгон приказал разузнать о будущем претенденте на бригантский престол, а у нас даже на это не хватит времени. Впрочем... – Бэйлин вздохнул и снова посмотрел на Элвина. – Если бы король был сейчас здесь и видел лицо Рианнон, он бы поступил точно так же, как мы. Ведь можно потом вернуться, чтобы как следует и не торопясь все выведать.

– Еще одна зимняя поездка, и Гвеназет просто выйдет из себя, – угрюмо пробурчал Элвин. – Эти мои неурочные путешествия гораздо сильнее действуют на нее, чем военные походы. Она говорит, что не может спать спокойно, когда я так далеко, да еще в такую непогоду.

Бэйлин глянул на пасмурное, неприветливое небо.

– А нынешняя зима обещает быть суровой, я бы тоже предпочел переждать ее в Диганви. – Он повел широкими плечами. – Клянусь, каждый дюйм моего тела болит от всех этих ночей, проведенных на холодной земле.

– Тогда пошли спать, – устало произнес Элвин. – Завтра – дальний путь.

Мужчины вошли в палатку и заняли свои места по обеим сторонам от Рианнон и ее рабыни. Несколько раз за ночь королева будила всех своими стонами и беспокойными метаниями в ночных кошмарах. Однажды она позвала Эсилт, и оба воина резко вскинули головы, чтобы переглянуться, но в кромешной тьме палатки им это не удалось. И они ни словом не обмолвились о происшедшем – ни ночью, ни на следующее утро.

– Вернулись? Так быстро? – Мэлгон удивленно посмотрел на входящих в комнату совета Бэйлина и Элвина. В Это время он был поглощен подсчетом зимних припасов и потому не слышал, как часовой приказал страже открыть ворота.

– Да, милорд. – Элвин устало опустился на скамью напротив своего короля. – Фердик умер в тот день, когда мы приехали. Едва отдохнули наши кони, мы пополнили запасы провизии и сразу же двинулись в обратный путь.

– Что ж, так быстро все решилось? Кто же новый король бригантов?

Бэйлин покачал головой.

– Это еще не решено. Даже не обсуждалось как следует. Мы торопились обратно не для того, чтобы привезти срочные известия.

– Тогда почему же? – резко спросил король.

Бэйлин колебался. Он присел рядом с Элвином и, наконец, ответил:

– На этом настояла Рианнон.

– Рианнон настояла? – Мэлгон отбросил в сторону свои подсчеты. – Моя жена не имеет привычки отдавать распоряжения.

– Но королева была... да и теперь она не совсем в себе. Она умоляла увезти ее из Катрайта.

Мэлгон поднялся на ноги.

– Рианнон не испытывала особой нежности к своему отцу. Не понимаю, неужели на нее настолько подействовало горе, что вы не смогли задержаться всего на несколько дней?

– Ты прав, я тоже не думаю, чтобы так сильна была боль этой утраты, однако что-то, несомненно, произошло, – сказал Бэйлин. – Королева почти не разговаривает и едва ли слышит окружающих. Она оставалась наедине с умирающим Фордиком, и я боюсь...

– Она больна? – нахмурившись, прервал его Мэлгон. – Я так и знал, отправлять столь хрупкую женщину в трудное зимнее путешествие – просто безумие.

– Но я не сказал бы, что она больна, по крайней мере не телесно, это уж точно. Однако ее рассудок...

Мэлгон сверкнул глазами в сторону своих подданных:

– Что такое? Что вы тут плетете?

Бэйлин с Элвином переглянулись, и последний прервал напряженное молчание:

– Мы полагаем, что Рианнон видела душу, покидающую тело Фердика, и это повлияло на ее разум.

– Его душу? Вы хотите сказать – его гнилую душонку? – Мэлгон скорчил недовольную гримасу. – Не верю. Я видел множество смертей и почему-то ни разу не заметил, как душа покидает тело, во всяком случае – ничего похожего на то, как это описывают барды.

– Я тоже не верил в это раньше, – проговорил Бэйлин. – Но Элвин сказал мне, что Рианнон когда-то училась чародейству и, может быть...

Мэлгон бросил на Элвина холодный взгляд:

– Ты от кого это слышал?

– Мне сказала Гвеназет. Она говорит, что Рианнон училась у волшебника и знахаря, который лечил бригантов.

– Так вот, забудь об этом. Моей жене неприятно вспоминать то время, и я не хочу, чтобы об этом трепали языками.

Элвин озадаченно глянул на короля:

– Разумеется, милорд. Я только думал, что сумею как-то объяснить, почему королева смогла увидеть недоступное всем прочим смертным.

Мэлгон грохнул кулаком по дубовой столешнице.

– Болтовня о духах и привидениях достойна лишь сплетников-рабов. Рассказывайте, что произошло на самом деле. Что случилось с Рианнон?

Бэйлин набрал побольше воздуха в легкие и заговорил:

– Когда ее вывели из покоев Фердика, она шла как оглушенная, никого и ничего вокруг не замечая. Служанка уложила ее в постель, а мы направились в общий зал, чтобы разузнать что-нибудь о преемнике усопшего. Вскоре после этого к нам вбежала насмерть перепуганная Рианнон. Она умоляла, чтобы мы побыстрее доставили ее обратно в Диганви. Нам с великим трудом удалось уговорить ее дождаться следующего утра – чтобы дать отдохнуть лошадям. – Бэйлин смущенно пожал плечами. – После того она вообще не разговаривала с нами, если не считать вскриков во сне и бессвязного бреда по пути домой. Говорю тебе, Мэлгон, твоя жена не в себе.

Окинув своих собеседников внимательным взглядом король направился к двери.

– Я иду к ней, – заявил он. – Возможно, Рианнон сумеет дать мне более толковые объяснения, чем вы.

Мэлгон быстро шагал по грязному крепостному дворику. Дорогу ему преградила Гвеназет; глаза ее не по-доброму сверкали.

– Рианнон спит, – сказала она.

Мэлгон лишь кротко кивнул и проследовал дальше. Стремительно преодолев пространство, отделявшее его от спальни, он резко постучал в дверь. Ответа не последовало. Он вошел. Комната освещалась лишь слабым светом горящего очага, так как окна были занавешены от холода. Король быстро прошел к кровати, на которой, плотно завернутая в шкуры и одеяла, лежала Рианнон.

Она забормотала во сне, когда муж присел рядом и коснулся рукой ее щеки. Кожа была холодна и нежна, точь-в-точь такой он ее запомнил. Когда Мэлгон, откинув шкуры и одеяла, провел ладонью вдоль ее бедра, она тихонько застонала. Тотчас возбудившись, он сбросил с себя одежду и забрался в постель.

Рианнон повернулась, когда муж поцеловал ее шею. Она пахла лесом – чистым, резким ароматом сосен, ветра и дыма. Поцелуи Мэлгона становились все более страстными. Он почувствовал, как она проснулась и тут же напряженно замерла.

– Рианнон, любимая, – прошептал он ласково. – Это я, Мэлгон.

Она рванулась от него, но муж снова обнял ее и прижал к кровати. Супруга продолжала сопротивляться.

– Рианнон! – крикнул он. – Что с тобой?!

Она отчаянно отбивалась, но он придавил ее к ложу всей своей тяжестью.

– Рианнон, все хорошо...

– Нет!

Мэлгон немного ослабил свои объятия и задумался. Бэйлин и Элвин говорили, что с его женой что-то не так, а он не поверил им. Но правда, можно сказать, лежала перед ним: хрупкое тело Рианнон не принимало его ласк, ее дыхание было таким натужным и хриплым, что он сам едва не задыхался от волнения и страха за нее. Это напоминало его первые попытки овладеть ею, только теперь сопротивление жены было еще более отчаянным и совершенно необъяснимым.

– Рианнон, – ласково позвал он. – Расскажи мне, что случилось. Почему ты опять меня боишься?

Она промолчала, лишь яростно затрясла головой. Длинные рыжие волосы взметнулись и покрыли плечи обоих супругов. Свободной рукой Мэлгон откинул пряди со лба и заглянул в лицо жены. Даже при тусклом свете очага он видел, что черты ее искажены ужасом. Рианнон тяжело дышала и вся тряслась. Казалось – однако это ему, конечно, лишь показалось, – что она угрожающе оскалилась.

Мэлгон резко отстранился. И заметил, что у него у самого трясутся руки. Он узнал тот дикий ужас, что светился сейчас в глазах жены. Однажды, будучи еще мальчишкой, он вытаскивал из капкана лисицу. В отчаянной попытке освободиться животное пыталось перегрызть собственную лапу. Он на всю жизнь запомнил ужас, застывший в глазах этого зверька.

Король резко поднялся с кровати и медленно попятился.

– Ну ладно, Рианнон. Я ухожу. Но ты должна поговорить с кем-нибудь, слышишь? Ты обязана поделиться своей бедой.

Она молчала. Даже после того как Мэлгон оделся и вышел из комнаты, он явственно видел перед собой ее искаженное лицо. Рианнон смотрела – он старался отбросить эту мысль, но не мог, – его жена смотрела так, будто сошла с ума.

Гвеназет стремительно приблизилась к королевской опочивальне. Этот Мэлгон совсем потерял всякий разум. Королева казалась весьма странной и сильно огорченной с того момента, как приехала, однако это вполне естественно для молодой женщины, проделавшей тяжелый и долгий путь к умирающему отцу. А что до того, как быстро она спровадила Мэлгона из своей постели, то даже жене позволительно отказать своему мужу, когда она расстроена и утомлена. Король наверняка преувеличивает, говоря, что Рианнон в ужасе оттолкнула его.

С такими мыслями Гвеназет переступила порог сеней и приготовилась постучать в дверь спальни, но та оказалась приоткрытой. Изнутри доносился тихий голос Рианнон. Гвеназет распахнула створку настежь, ожидая увидеть Таффи или еще кого-нибудь из служанок, но королева была одна. Она сидела у очага, в одной лишь ночной рубашке и не отрываясь смотрела на тлеющие угли, едва освещавшие комнату. Обхватив руками свои хрупкие плечи, она мерно покачивалась взад-вперед.

Гвеназет тихонько приблизилась, боясь напугать госпожу неожиданным шумом. Оказавшись всего в нескольких шагах от Рианнон, она услышала ее чуть хрипловатое печальное бормотание:

– Эсилт... о мать моя! Как же ты могла? Что мне теперь делать? О Эсилт, ответь мне, скажи, что я должна теперь делать?

«Эсилт» и «мать» – эти слова столкнулись в уме Гвеназет, подобно двум тучам, из которых полыхает молния. Служанка едва не задохнулась. Теперь все становилось понятно, ужасающе понятно. Эсилт... Не испытывавшая ни к одной живой душе сердечной привязанности, она вселила в Рианнон уверенность, что девочка любима. Конечно. Она была ее матерью!

– Зачем же ты родила меня, мама? Зачем? Почему не убила меня, пока я еще не увидела белого света? О, спаси меня от этой муки, даруй мне смерть!

«Уйти! Притвориться, что ты ничего не слышала!» – приказывал Гвеназет ее разум, но она не могла послушаться его трезвого совета. В голосе Рианнон звучало нечеловеческое страдание. Кто-нибудь должен был успокоить эту женщину, помочь ей в ее горе.

Медленно и осторожно Гвеназет приблизилась и мягко обвила королеву руками. Та попыталась было высвободиться, но через мгновение замерла и лишь подняла голову, чтобы огромными, опустошенными глазами уставиться на Гвеназет.

– Ты все слышала. Ты знаешь.

Гвеназет кивнула.

– Это Фердик тебе рассказал?

Рианнон едва заметно качнула головой в знак согласия, и служанка глубоко вздохнула.

– Прости, дорогая, мне действительно очень неприятно. Я не собиралась подслушивать, но, может быть, это к лучшему. Не стоит тебе в одиночку носить в душе такую тяжесть.

Королева низко склонила голову.

– Мне не хватает духу, чтобы признаться Мэлгону. Ты должна сказать ему.

– Сказать Мэлгону?! – в ужасе вскричала Гвеназет. – Нет, невозможно! Он не должен узнать!

Рианнон прикрыла глаза и покачала головой.

– Я не смогу жить с такой ложью. Я не вынесу теперь ни его объятий, ни слов любви... в то время как... – Она замолчала, подавляя рыдания.

Гвеназет крепче обняла ее.

– Послушай-ка меня, Рианнон, ты не должна говорить ему об этом. Никогда, понимаешь? Надо жить так, будто ничего не произошло. Ты обязана с этим справиться!

Глаза королевы широко распахнулись.

Да как же ты можешь такое говорить? Зная, кем я прихожусь Мэлгону, зная, как он возненавидел бы меня, если бы выяснил, кто моя мать?!

– Именно потому ты и должна поступать так, как я тебе говорю! – Гвеназет сама подивилась суровости своего голоса, но ей любым способом надо было убедить Рианнон не раскрывать ужасную тайну ее умирающего отца. – Это убьет Мэлгона. Ведь ты же не хочешь этого.

Служанка заметила, что госпожа колеблется. В глазах ее то вспыхивал огонек надежды, то угасал, задуваемый отчаянием и горечью, прочно занявшими свое место в этом тревожном взгляде.

– Но если будет ребенок... – Рианнон замотала головой, и на лице ее застыла маска страдания. – Я не могу обречь дитя... быть нелюбимым, нежеланным... – Голос ее иссяк, словно внезапно высохший родник.

Гвеназет слегка встряхнула ее.

– Ну-ну, ничего не случится. Ты будешь любить своего ребенка, и Мэлгон – тоже. А остальное – не его ума дело.

Королева покачала головой:

– Но правда о моем происхождении... Ведь все тайны рано или поздно выплывают наружу.

– Да нет же, нет. Ведь больше никто ничего не знает. Так что все зависит от нас. Если мы так решим, то унесем секрет С собой в могилу.

Несчастная с сомнением поглядела на свою поверенную. Гвеназет облизала пересохшие губы.

– Ну подумай же, Рианнон. Ведь если бы ты вовсе не поехала в Манау-Готодин или Фердик умер одним-двумя днями раньше, ты бы и сама никогда не узнала никакой такой правды. Все, что тебе придется сделать, так это прикинуться, будто твой отец ничего важного не сказал.

– Да, но вот еще что... – печально проговорила королева. – Фердик мне не отец.

– Что?!

– Он сказал, что мой отец – ирландский раб, юноша, которого Эсилт ради потехи взяла к себе в постель. – И вновь гримаса скорби исказила «е черты.

Гвеназет мысленно прокляла покойного короля бригантов. И о чем думал этот мужлан? Неужто хотел окончательно уничтожить бедную Рианнон? Если так, то ему это вполне удалось.

– Я понимаю, как тебе тяжко, Рианнон, но ты должна серьезно подумать. Если тебе дорог Мэлгон, прикинь, какую боль причинит ему твоя правда. Сможешь ты тогда смотреть, как он страдает? Не лучше ль сберечь тайну и оградить его от тех мучений, которые ты сама только что пережила?

Перепуганное личико королевы внезапно одухотворилось приливом нежности.

– Я так люблю его, что не в состоянии видеть его страдания!

Гвеназет облегченно вздохнула. Значит, все-таки удастся убедить эту чистосердечную глупышку молчать.

– Вот и подумай, – снова заговорила она, – Мэлгон уже потерял одну жену и чересчур долго убивался по ней. А если он потеряет теперь тебя – как бы это ни произошло, – то я вообще опасаюсь за его рассудок. Это ведь не пустые слова, ты на самом деле могла бы его убить. Если ты любишь Мэлгона, то надо выбросить из головы все, что сказал Фердик, и жить так, будто никогда и не было этой поездки в Манау-Готодин.

Рианнон молчала. Домоправительница уже направилась к двери, как вдруг королева окликнула ее:

– Скажи мне правду, Гвеназет. Мой муж приходится мне дядей. Разве не грех нам спать вместе?

– Может, я и сумасшедшая старуха, – отозвалась Гвеназет, – только теперь я думаю: уж не родство ли вашей крови сделало тебя такой подходящей женой для Мэлгона? Ты явилась и принесла королю мир и счастье. Как такое может быть греховным?

Рианнон удивленно поглядела вслед уходившей Гвеназет. Осмелится ли она поверить словам своей наставницы? Победит ли ее любовь к Мэлгону проклятое предательство и ненависть короля к Эсилт? Хотелось бы верить. Ведь в этом было единственное спасение от отчаяния. Однако... Она вздрогнула при этой мысли. Если муж когда-нибудь откроет правду, он наверняка убьет ее. И как она сможет лежать под ним и принимать его в себя, зная, что он презирает самую кровь, текущую в ее жилах? Ну а ребенок... Нет, Гвеназет была не права. Она ни за что не рискнет родить Мэлгону ребенка; она не может обречь еще одно живое существо на боль и страдания, которые познала сама.

Гвеназет вошла к себе в комнату и едва не рухнула на постель от телесной и душевной усталости. Она вдруг усомнилась, что поступила правильно. Первым порывом ее было защитить Мэлгона. Ведь Гвинедду требовался рассудительный правитель, не обеспокоенный своим будущим, так что следовало подчинить этой цели все. Необходимо было оберегать его семейную жизнь, и потому любой обман извинителен во имя этой великой цели.

«Но как же быть с Рианнон?» – шептал назойливый голос. – Ведь ты вмешиваешься в ее жизнь». Гвеназет вздохнула. Она тревожилась за эту женщину, видит Бог, это действительно так. Рианнон покорила сердце домоправительницы своей добротой и мягкостью. Насколько могла судить Гвеназет, в дочери Эсилт не осталось и следа от злобы ее матери. Новая королева стала прекрасной женой для Мэлгона, и в конце концов только это имело значение. И кроме того, что хорошо для короля, то хорошо и для его королевы. Если бы Мэлгон узнал правду, он убил бы Рианнон, Гвеназет в том не сомневалась. Так что, скрывая истину, легче всего уберечь всех втянутых в эту историю от неприятностей.

«Но выдержит ли она сама?» – вздрогнув, подумала Гвеназет. Может ли вообще человек хранить такую страшную тайну? Что, если королева попросту проболтается, или же заговорит во сне, или, просто не подумав, произнесет ненавистное имя? Нет, не стоит и думать об этом. Как она сама сказала Рианнон, надо выбросить все из головы. Нельзя говорить об этом ни единой живой душе, даже Элвину. Как бы ни доверяла Гвеназет своему мужу, он все-таки был слишком открыт и честен, чтобы обременять его душу столь опасными тайнами.

Глубоко вздохнув, домоправительница улеглась спать. Она повела усталыми плечами, ощущая, как давит на них тяжкий вес забот и дневных трудов. Губы ее скривились от тупой боли в натруженных мышцах. Все же ее не подвела интуиция. Наконец она точно знает секрет страхов Рианнон, оказывается, она верно обо всем догадывалась, хотя, по правде говоря, вовсе не желала бы ничего знать.

 

Глава 17

Из крепостного двора в окошко мастерской ворвался сердитый голос Мэлгона; рука Рианнон дрогнула, и на вышивке остались два маленьких пятнышка крови, вытекшей из уколотого пальца. Она окинула взглядом склонившихся над работой мастериц. Они наверняка догадываются, что между королем и королевой пробежала черная кошка и что с тех пор госпожа весьма обеспокоена скверным настроением своего супруга. Однако ни сидевшая у ткацкого станка Голадус, ни занятые чесанием шерсти в дальнем углу Мелангелл и Саван даже не подняли головы. Было очевидно, что они нисколько не винили Рианнон за эту размолвку, и даже напротив, молчаливо приняли ее сторону, проявляя женскую солидарность.

Королева, вновь обратившись к своему рукоделию, старалась больше не прислушиваться к доносившемуся из окошка шуму. Однако каждый новый крик Мэлгона заставлял ее вздрагивать. Она чувствовала себя виновницей его раздражения и злобы. Минула неделя, и за это время отношения между супругами переродились в напряженную взаимоотчужденность. Уже много раз Рианнон собиралась отправиться к Мэлгону и рассказать ему правду о себе. И столько же раз, передумав, решала, что ладо жить так, будто ровным счетом ничего не произошло, и вновь призвать мужа на супружеское ложе. Но она так и не сумела осуществить ни одно из своих намерений, поэтому вовсе ничего не предпринимала. Еженощно она спала – вернее, пыталась спать – в королевской опочивальне, тогда как сам король располагался у себя, в зале для совещаний.

Отношения супругов зашли в тупик, и Рианнон сомневалась, что из него вообще есть выход. Дело в том, что Мэлгон не вернулся бы в семейное лоно, не попроси его об этом жена, а она просто не могла заново строить основанные на лжи отношения.

Во дворе снова громко загомонили. Рианнон замерла, услыхав, что с низким баритоном Мэлгона спорит звонкий мальчишеский голосок Рина. Сэван глянула в сторону двери, потом посмотрела на королеву. Рианнон почувствовала, как к ее щекам прихлынула кровь. От нее явно ждали вмешательства в спор между отцом и сыном. Осмелится ли она на это? Такой поступок мог лишь углубить обозначившуюся в последние дни пропасть между нею и мужем.

– Нет! Не трогай меня! – Полный слез возглас пасынка вновь прорезал тишину мастерской и болезненно резанул Рианнон по сердцу. Она отложила рукоделие и направилась к двери, но вынуждена была отпрянуть – прямо навстречу ей бежал Рин. Мальчик вцепился в ее одежды.

– Не разрешай ему! – заплакал Рин. – Не разрешай меня резать.

Королева в растерянности смотрела на входящего следом за сыном Мэлгона. Лицо его пылало, голубые глаза горели недобрым пламенем.

– Посмотри Рианнон, у него рана на руке, и очень нехорошая рана. Он совсем запустил ее, теперь она нарывает. Если не вскрыть ее и не вычистить, его рука... – Мэлгон не закончил, голос его в волнении оборвался. Было ясно, что король в растерянности и глубокой тревоге.

Рианнон перевела взгляд с мужа на дрожащего в ее руках мальчугана.

– Рин, – прошептала она, положив ладонь ему на плечо. – Позволь мне взглянуть на твою рану. Пожалуйста.

Мальчик метнул тревожный взгляд на отца. Потом протянул королеве ручонку. Та осторожно взяла ее и повернула к себе пораненным местом. Один взгляд, и ей стало ясно, что муж совершенно прав. Порез закрылся, но края его покраснели и сочились гноем, а кожа вокруг вздулась. Однако гораздо более зловещими представлялись ярко-алые языки, восходящие от больного места к плечу.

Рианнон с усилием согнала с лица выражение озабоченности. Зараза явно начала распространяться; если ее не остановить, мальчик может потерять руку или даже самое жизнь. Мысли ее стремительно полетели одна за другой. Она старалась припомнить, какие травы лучше всего вытягивают гной.

– Прошу тебя, не позволяй им резать меня! – Мольбы ребенка вернули ее к действительности.

– Вот-вот, скажи ему, Рианнон, – настаивал Мэлгон. – Объясни ему, что надо показаться Бледдрину.

Королева взглянула на перепуганного пасынка.

– Мэлгон прав, – прошептала она, – пора позаботиться о твоей руке.

Мальчик захныкал.

– Не будь трусом, Рин, это пустяки. Ты никогда не станешь настоящим воином, если не научишься как следует залечивать свои раны!

Рианнон бросила на мужа полный упрека взгляд:

– Он пока еще только ребенок. И не ори на него.

Мэлгон открыл рот, собираясь спорить, но тут же раздумал и промолчал.

– Рин, – королева заговорила как можно мягче и спокойнее, – ты позволишь мне позаботиться о тебе?

Мальчик опасливо глянул на мачеху:

– Ты станешь меня резать?

– Да, – ответила она. – Это единственный способ.

Рин внимательно посмотрел на нее, затем кивнул:

– Тебе я позволю. Я видел, как ты обращалась со щенками Белги. Ты ласковая.

Рианнон взглянула на мужа.

– Здесь неудобно. Почему бы не отвести его в нашу спальню? Я велю Таффи принести горячей воды и чистых льняных тряпок. – Королева сосредоточенно наморщила лоб. – Как ты думаешь, у Бледдрина есть какие-нибудь лечебные травы?

Мэлгон покачал головой.

– Не знаю. Может, и есть. А какие нужны?

– Крестовник или шалфей, да еще, пожалуй, золотая розга. Если не найдете у Бледдрина, то спросите, может быть, есть у какой-нибудь из женщин. Нужно не просто прочистить рану, надо еще вытянуть из-под кожи весь гной. – Она повернулась к Рину. – Отец собирается поселить тебя у нас в опочивальне. Там мы и встретимся. А по дороге почему бы тебе не прихватить с собой одного из щенков? Ты подержишь его на коленях, пока я буду заниматься твоей рукой.

Мальчик послушно кивнул и выбежал во двор. Мэлгон не двигался с места. Стоя в дверях, он во все глаза глядел на жену. Рианнон с вызовом посмотрела на мужа.

– Не надо сомневаться, милорд, лечение гнойных ран – одна ни самых простых лекарских премудростей.

– Я не сомневаюсь и тебе, Рианнон. Я...я очень признателен.

Она вновь посмотрела в глаза мужу, на сей раз, однако, не пытаясь скрыть свою тревогу.

– Не торопись с благодарностью. Хотя рана невелика, она выглядит отвратительно. Очень похоже на ту, что убила моего... что убила Фердика.

Глядя на спящего пасынка, королева с облегчением подумала, что все прошло как нельзя лучше. Щенок отвлек Рина от неприятных ощущений и боли – едва взглянул на свою рану, пока мачеха чистила и промывала ее. Ему и невдомек было, насколько серьезно положение, но Мэлгон все понимал. Обрабатывая руку Рина, Рианнон все время чувствовала на своем лице пристальный взгляд мужа. Он и сам выглядел больным – так переживал за сына, – да и было отчего. Если травы не остановят распространение заразы...

Королева прогнала от себя дурную мысль. Нельзя так думать. Она сделала все, что в ее силах, а мальчик здоров и крепок. Так что вполне можно было надеяться на его полное выздоровление.

Рианнон наклонилась и убрала завиток волос со лба пасынка. Что за прелестный ребенок: волосы цвета осенней листвы блестели, пухлый розовый рот приоткрылся, а густые темные ресницы почти лежали сейчас, когда он спал, на тронутых загаром золотистых щеках. У нее перехватило дыхание. Мальчик был так мил и невинен, он так безоговорочно поверил ей. Разве можно обидеть бесхитростное дитя? Как открыться Мэлгону и, сказав ему, кто она такая, ввергнуть жизни близких людей во мрак и горе?

По телу ее пробежала дрожь. Королева тряхнула головой. Нет, она ни за что так не поступит. Ведь жуткая тайна имела власть не только над жизнью Мэлгона и ее собственной; теперь она грозила спокойствию и счастью этого малыша. Гвеназет права: во имя всеобщего благополучия придется смириться с этой святой ложью, делать вид, что Фердик не сказал ей ничего важного.

Подойдя к столу, Рианнон принялась убирать те снадобья, которые она использовала, чтобы приготовить для Рина сонный отвар. Неотвязные беспокойные думы не давали ей покоя. Ее не покидала тревога: что произойдет, если когда-нибудь она родит Мэлгону ребенка? Нельзя так рисковать, потому что в любой момент король может узнать правду и тогда непременно отвергнет и дитя, и мать. Поэтому надо уберечься от беременности. На то есть специальные травы, однако их довольно трудно сыскать в это время года.

Тяжкие думы стучали в висках. Рианнон раздражало, что каждый раз, приняв решение, она находила какие-либо причины, чтобы отступить от него. Любой выбор должен стать окончательным, и именно потому так страшно его сделать. Но все-таки она решила не говорить Мэлгону правды и раз и навсегда отрезать себе обратный путь, чтобы стоять на своем всю оставшуюся жизнь.

Рианнон подошла к кровати и потрогала лоб Рина – не начался ли у него жар? Все было в порядке. Наконец она позволила себе с облегчением вздохнуть. Услышав шаги за спиной, королева оглянулась и увидела приближающегося Мэлгона. Он шел осторожно и даже как-то нерешительно, словно ожидал, что она может выгнать его.

Я....... я благодарен тебе. – Король кивнул в сторону спящего сына. – Ты была так добра с ним. Он только тебе и доверился.

– Ты сам говорил, что Рин привык к женскому воспитанию и не порвал связь с матерью.

– Но это нечто большее. – Глаза Мэлгона озарились нежностью. – У тебя настоящий дар врачевания, даже если ты отрицаешь это.

Королева вздохнула:

– Я не стану больше отрицать. Чем смогу, стану помогать твоему народу.

– Это и твой народ, Рианнон, – мягко поправил ее Мэлгон.

Она смущенно глянула на мужа, с трудом выдерживая его умоляющий взгляд. По-своему он просил ее вновь стать его женой и залечить теперь тот рубец, что пролег между ними.

– Ты выглядишь очень усталым, Мэлгон. Наверное тебе самому пора спать.

Король глянул на кровать, где лежал его сын, и на лицо его набежала тень.

– Разумеется, ты останешься этой ночью с мальчиком. – Резко развернувшись, он покинул спальню.

Рианнон глядела ему вслед. Горечь камнем лежала на сердце. Тяжко было смотреть, как мучается муж. Надо раз и навсегда покончить со всем этим. Завтра она сделает это, завтра она найдет в себе силы.

На следующее утро Рианнон достала свои отделанные мехом башмаки и самый теплый плащ. Покончив с одеванием, она взглянула на спящего мальчика, оставила краткие наставления Таффи, после чего тихонько прикрыла за собой двери спальни и выскользнула на крепостной двор. Было еще совсем темно, но на востоке уже заалела полоска рассвета. Несколько заспанных слуг тащили по двору воду для умывания господ и домочадцев и провизию для приготовления завтрака. Рианнон поспешила к конюшне и на пороге повстречала главного конюха.

– Руфус, мне нужна лошадь, я хочу прокатиться.

Старый римлянин посмотрел на госпожу долгим взглядом, потом кивнул:

– Да, миледи. Вы можете взять Савил. Она довольно покладиста и к тому же нуждается в разминке.

Через несколько минут Руфус вывел оседланную кобылу. Он помог королеве сесть в седло, и она направилась к воротам.

Едва часовой услышал о желании госпожи, как на лице его появилось то же выражение, что и на физиономии конюшего. Немного помедлив, он все же спустился вниз.

– Вам надо взять с собой провожатого, – сказал часовой, налегая на ворот, которым открывались тяжелые ворота, – Мэлгон требует, чтобы с вами была охрана, когда бы вы ни вышли из крепости.

– Я не поеду далеко. А если буду ждать, пока ты найдешь мне провожатого, то наверняка пропущу рассвет. – Глаза Рианнон смотрели умоляюще, и стражник лишь вздохнул:

– Что ж, езжайте, только поскорее возвращайтесь. Если король узнает, что я вас так просто отпустил, он свернет мне шею.

Она пустилась вскачь по тракту, пролегавшему вдоль реки, от которой почему-то пахло болотом. На берегу расселись чернокрылые чайки и прочие водяные птицы, не улетающие па миму к теплые края. Вскоре всадница резко повернула коня и направились к серевшему на отдаленных холмах лесу. В последнее время она стала заметно лучше держаться в седле, вот и решила сегодня воспользоваться столь полезным навыком, чтобы успеть побыстрее обернуться. До того момента, как Мэлгон пробудится и заметит ее отсутствие, оставалось совсем немного времени.

Лес выглядел уныло и однообразно, если не считать темневших кое-где на общем сером фоне елей. Привязав кобылу к старой ольхе, Рианнон пешком направилась в чащу. Восходящее солнце уже начинало прогревать сырой утренний воздух, но все равно приходилось идти очень быстро, чтобы не замерзнуть. Увидев россыпь красных ягод клюквы, теперь уже высохших и принявших цвет запекшейся крови, она припомнила, как проходила по этим местам вдвоем с Мэлгоном. Тогда стояла осень, под бронзовыми солнечными лучами лес переливался яркими красками пожелтевшей листвы. Теперь же он представлял собой унылую картину, написанную на белом фоне снежных холмов темной вязью голых ветвей и их тенями; а под ногами при каждом шаге шуршал ковер из мха и сухих трав.

Женщина зашагала медленнее, ощущая, как ее со всех сторон обступили лесные божества: Неметома – богиня деревьев, Уиска – олицетворение весенних ручьев, отважный бог-олень Керрунос. Она склонила голову и прошептала молитву всем этим духам, прося у них поддержки.

Наконец Рианнон приблизилась к огромному дубу, под которым они некогда лежали с Мэлгоном. Листья, служившие им постелью, теперь разлетелись по ветру, а ветви уже совсем оголились. Сквозь зябкую крону сочился бледный холодный утренний свет. При воспоминании о том дне слезы наполнили ее глаза. В тот раз их близость превратилась в изысканнейшее колдовство. В такие моменты для нее на белом свете не существовало ни единой живой души, кроме Мэлгона, прекрасного, страстного и нежного Мэлгона. В его объятиях она сумела забыть о Алевеноне и о Моргание, и о Рине, и вообще обо всем, что когда-либо ее тревожило.

Любовь к мужу, острая, как боль, разливалась в ее крови. Рианнон так долго отворачивалась от правды. А правда заключалась в том, что решение молчать она приняла лишь ради себя самой. И все же она не осмелится носить его ребенка. Родив дитя, королева тем самым дала бы новую жизнь нависшему над обоими супругами горю: сама она выросла нелюбимым, нежеланным выродком, а Мэлгона до сей поры тяготило воспоминание о предательстве, которое оставило неизлечимую рану в его душе.

Рианнон вновь деловито зашагала по лесу, не уставая внимательно осматривать каждый кустик в подлеске. То тут, то там она останавливалась, чтобы ножом раскопать сухую листву и увядшие травы, укрывавшие землю. Несмотря на холодный воздух, пот струился по ее лбу.

Однажды Алевенон упоминал, что корни вонючей мари помогают предотвратить беременность. Рианнон гораздо меньше знала о свойствах этого растения, чем, скажем, о руте или семенах дикой моркови, однако в это время года особенно выбирать не приходилось. Хорошо бы найти достаточное количество хоть какой-то травы, чтобы пережить эту зиму.

Она почувствовала облегчение, обнаружив под бурыми листьями несколько фиолетовых черенков. С помощью ножа удалось выкопать и отрезать яркий корень. Она понюхала его и сморщила нос от едкого запаха тухлой сельди.

Да, как раз то, что надо. Неудивительно, что это растение насыпают вонючей мармо.

Алевенон говорил, что се коренья отваривают в вине, чтобы получить нужное зелье. Кажется, принимать его надо ежедневно, хотя Рианнон и не могла бы сказать с уверенностью. Конечно, опасно пользоваться незнакомым снадобьем, однако у нее не было выбора. Даже рискнуть собственной жизнью все-таки лучше, чем понести.

Рианнон собрала побольше искомых корней, сложила добычу в кожаную суму и закрепила свою поклажу у пояса. Задача была выполнена, и знахарка заторопилась к лошади, Страстно желая поспеть в Диганви, прежде чем Мэлгон заметит ее исчезновение.

Вернувшись на опушку, королева укрепила суму на седле, взобралась на кобылу и направилась к крепости.

Туман в долине рассеивался, и всадница ощутила, как под ее плащ проникает холодный воздух. Поднявшееся из-за горизонта солнце сразу же скрылось за облаками; предстоял еще один сумрачный, промозглый зимний день.

Мэлгон стоял на сторожевой башне, вглядываясь вдаль. Он рано поднялся, чтобы проведать Рина. Обнаружив, что Рианнон нет в спальне, король не стал немедленно бить тревогу. Но потом, наткнувшись во дворе на Руфуса и узнав, что королева катается верхом Одна, Мэлгон помчался к воротам крепости с твердым намерением прибить дежурного часового за ослушание. Лишь после того как тот объяснил, что Рианнон умоляла отпустить ее одну, король стал понемногу остывать. Его отношениях женой и без того уже осложнились до предела. Так зачем же усугублять их наказанием охранника, внявшего ее настойчивым уговорам? Поэтому Мэлгон отпустил часового, хотя и не пожалел гневных интонаций, в нескольких словах объяснив своему подданному, что в следующий раз за нарушение приказа он собственноручно спустит с него шкуру.

Итак, стоя на сторожевой башне, Мэлгон напряженно вглядывался в серый сумрак. Он знал: Рианнон могло грозить все что угодно. В конце концов, не так уж трудно сбиться с дороги и заблудиться. Да и волки, спустившиеся с гор, вполне способны напасть на беззащитную женщину. К тому же сохранялась и опасность ее похищения одним из врагов Мэлгона.

Вот если через несколько минут она не покажется, то он сам отправится на поиски.

Король посмотрел в другую сторону, и сердце екнуло в груди при виде приближавшегося к крепости всадника. Он стремительно сбежал по лестнице, вскочил на коня и, миновав ворота, помчался навстречу жене.

Увидев его, она придержала свою кобылу.

– Рианнон, где ты была?

– Каталась, – ответила королева.

Она смотрела на мужа так задумчиво и виновато, что он не мог на нее сердиться.

– Если бы ты разбудила меня, я с удовольствием составил бы тебе компанию.

Рианнон улыбнулась:

– Обязательно. В следующий раз.

При этих словах Мэлгон едва не задохнулся от счастья. Ведь столько времени прошло с тех пор, когда она в последний раз дала понять, что рада его видеть.

Супруги въехали в крепостные ворота, и многие из тех, кто видел своих короля и королеву, так рано возвращающихся с утренней прогулки, многозначительно улыбнулись. В конюшне Мэлгон помог жене слезть с запыхавшейся лошади. Потом наклонился и поцеловал ее. К его великому удивлению, губы жены гостеприимно раскрылись ему навстречу. Кровь вскипела в жилах короля, и он уже не мог оторваться от своей королевы. Он упивался сладостной влагой ее губ, влагой, которой был лишен так долго. Вкус оставался все тот же, будоражащий пьянящий.

– Рин уже встал и побежал играть, – сказал король, выпуская жену из объятий. – Таффи сама перевязала его. И сказала, что рана «выглядит почти как новая». Ты хочешь сейчас взглянуть на него или присоединишься к нам за завтраком?

– Признаться, я совершенно не голодна, – сказала Рианнон, ласково глядя на мужа. – И если Рину лучше, то почему бы нам не вернуться в постель? – Она лукаво улыбнулась.

Нижняя челюсть Мэлгона едва не отвалилась; он в изумлении уставился на супругу. Рианнон-соблазнительница – такого еще не было. Особенно неожиданно столкнуться с этим теперь, когда он думал, что потерял ее навеки. Король не сразу сообразил, что же ответить.

– Ну да, я тоже думаю, что по нам не станут скучать, – пробормотал он.

Сопровождая Рианнон в спальню, Мэлгон крепко обнимал ее. Когда же они переступили порог, она легонько оттолкнула его и начала раздеваться.

Муж смотрел на нее и диву давался. Это казалось невероятным: Рианнон, ничего толком не объясняя, вновь ждет его в своей постели. Но тут сомнения зашевелились в его голове; уже полураздетый, король нерешительно взглянул на супругу. Почему же она так долго избегала его? Почему теперь вдруг изменилась? Казалось, еще немного, и он задаст эти вопросы.

Рианнон повернулась к кровати. Ее яркие локоны соблазнительно струились по обнаженным ягодицам. И Мэлгон отбросил свои сомнения. Какая разница, что повлияло на ее решение? Была ли то обычная женская прихоть, или после поездки на родину к ней на время вернулась боязнь близости с мужчиной – теперь все это не имело значения. Она снова желает его – вот что главное.

Мэлгон, наконец, разделся и забрался в холодную, измятую постель. Притянув к себе стройное тело жены, он почувствовал, что она тихонько дрожит, и его вновь посетили сомнения. Неужели опять этот проклятый страх перед близостью? Не вырвется ли она в самый жаркий момент?

Но тут Рианнон повернулась к нему и прижалась грудью к его крепкому торсу. И тотчас сомнения оставили его. Мэлгон удовлетворенно заворчал, ощутив, как тепло нежного тела воспламеняет его. Потом взял ее лицо ладонями и крепко поцеловал. Аромат леса, который так ему нравился, обволакивал ее волосы, маленький розовый рот и холодную белую кожу.

Король затрепетал и развел ее ноги в стороны. Это было чистым безумием, но он не мог больше ждать. Словно желая твердо убедиться, что она и в самом деле намерена принять его, Мэлгон закрыл глаза и направил свое копье прямиком в нежное шелковистое отверстие. И поскольку Рианнон не напряглась и не начала вырываться, он ударил в нее еще сильнее, проникая еще глубже, Затем запрокинул голову и глубоко вздохнул.

О Рианнон! Она снова принадлежала ему.

 

Глава 18

Она снова бредет по темному, мрачному лесу в Манау-Готодин. Рядом– Алевенон. Он рассказывает о свойствах попадающихся на пути трав, а тем временем все дальше и дальше уводит ее от лагеря. Наконец они оказываются в глубине дубовой рощи, на поляне, полностью скрытой от света кронами огромных деревьев. Алевенон выводит ее на середину и приказывает раздеться.

Она понимает, что произойдет в следующую минуту, но не находит в себе сил бежать. Она парализована, тело ее неподвижно, как эти дубы, окружающие поляну. Она в ужасе наблюдает, как Алевенон достает из рукава белой рубахи маленький острый нож. Серповидное лезвие сверкнуло в лунном свете, случайно просочившемся сквозь ветви.

Алевенон угрожает ей. «Я собираюсь очистить тебя, – говорит он.– Это необходимо. Иначе боги тебя не примут».

Нож рассекает ткань ее платья. Холодное лезвие задевает кожу, она чувствует острую боль, и кровь, брызнувшая из раны, орошает лицо и белые одежды чародея. Онахочет закричать, но голос не слушается ее– так же, как и ноги. Нож снова и снова вонзается в ее тело.

Рианнон с криком проснулась, но ощущение металла, пронзившего ее плоть, так и не исчезло. В животе словно ковырялись острым серпом. Вся кожа ее покрылась потом, а боль усилилась настолько, что она почувствовала сильнейшие позывы тошноты. Рианнон попыталась выбраться из постели, но комната закружилась... Наконец ей с великим трудом удалось добраться до ночной вазы. Тут ее вырвало, и она улеглась прямо на полу, более не в состоянии пошевелиться.

Рианнон закрыла глаза; она только теперь осознала, что с ней произошло. Уже третий день подряд она принимала отвар из корней мари. Вкус был отвратительный, как всегда, только на сей раз лекарство повредило желудку. Она сразу улеглась в постель в надежде, что после небольшого отдыха дурнота пройдет. Улеглась – и заснула, к тому же увидела жуткий сон.

Рианнон содрогнулась. Снадобье оказалось ядовитым, или же она приняла слишком большую дозу? Но уж теперь-то, после того как желудок сам освободился от отравы, конечно, придет облегчение.

Но боль внезапно вернулась. Она вгрызалась в живот, проникала все глубже, впивалась острием в спинной хребет. Рианнон корчилась в судорогах. Колени ее дрожали, внутренности конвульсивно сжимались. Пот струями стекал на пол, особенно мокро было между ногами. Она посмотрела туда и увидела, что платье ее почернело от крови.

Рианнон подавила крик и потеряла сознание.

– Ну как она? – голос Мэлгона был хриплым, а синие глаза потемнели от тревоги.

– Теперь получше. – Бледдрин потрепал его по плечу. – Она еще совсем молода и крепка, мой король, а потеря ребенка в такой ранний срок не так уж опасна.

– Но столько крови... – Мэлгон тряхнул головой, пытаясь отогнать жуткое воспоминание.

– Сразу видно, что вам не приходилось присутствовать при родах. Там крови не меньше.

– Я и не думал, что выкидыш может причинить такую боль.

– Просто она сильно перепугалась, к тому же, несомненно, расстроена утратой ребенка. Рианнон – очень тонкая натура, может, даже слишком. Но все перемелется.

Мэлгон порывисто ухватился за руку Бледдрина.

– Ты уверен?

Толстенький лекарь пожал плечами.

– Кровотечение остановлено. Когда она окрепнет, я думаю, не будет препятствий к новой беременности. – Он повернулся, собираясь уходить. – Пусть отдохнет хорошенько, и к утру ей станет намного лучше.

Бледдрин сделал несколько шагов, но тут ему вновь пришлось задержаться. На сей раз его остановила Гвеназет, шедшая ему навстречу.

– Как королева?

– Я уже объяснил королю, что она в полном порядке, насколько это возможно после подобного. У нее выкидыш, но совсем не опасный.

– Отчего она потеряла ребенка?

Бледдрин зевнул.

– Она совсем худенькая. Возможно, еще не вполне готова к тому, чтобы носить плод.

– Таффи говорила, что Рианнон рвало.

– Может, это от лихорадки, а может, просто съела что-нибудь несвежее. Это вполне могло привести к выкидышу, хотя я сомневаюсь. – Он в раздражении поглядел на свою собеседницу. – Если вопросов больше нет, то я отправляюсь спать.

Гвеназет провожала взглядом шедшего по двору лекаря. Слова Бледдрина весьма ее озадачили. Ведь она и не подозревала, что Рианнон беременна, а вот теперь королева потеряла дитя. Все это было слишком неожиданно.

Гвеназет на цыпочках вошла в королевскую опочивальню. Здесь царила полная тишина. Рианнон крепко спала и даже не пошевелилась, когда домоправительница приблизилась к кровати.

Увидев на столике какую-то чашу, Гвеназет поднесла ее к лицу и понюхала оставшиеся на донышке капли темной жидкости. Пахло омерзительно; женщина поморщилась и глянула в сторону спящей.

В опочивальню вошел Мэлгон, и домоправительница сочувственно улыбнулась ему:

– Мне очень жаль, мой король. Я ведь даже не знала, что она ждет ребенка.

Мэлгон покачал головой.

– Я тоже не знал, – молвил он, усаживаясь на скамеечку подле кровати.

Гвеназет поправила одеяла Рианнон и вышла из комнаты.

Из четверых его детей выжил только один ребенок?

Дрожащей рукой Мэлгон тронул разметавшиеся по постели волосы Рианнон. Боже милостивый, как же он перепугался! Обнаружив ее на полу, в луже крови, он решил, что она умирает. Мгновенно ожило чувство, испытанное им после смерти Авроры. Но, слава Богу, он вовремя сумел взять себя в руки и помчался за Бледдрином. От его прикосновения Рианнон проснулась.

– Мэлгон, – прошептала она.

– Тише, Риан, тебе надо спать.

При свете лучины ее лицо казалось особенно несчастным и печальным. Мэлгон порывался сказать ей, что он не столько опечален утратой ребенка, сколько беспокоится о ней самой. Однако он боялся окончательно пробудить ее ото сна и лишить столь необходимого ей отдыха.

Король дотронулся до бледной щеки жены.

– Спи. Бледдрин сказал, что завтра утром тебе будет намного лучше.

Она послушно закрыла глаза. Мэлгон смотрел в милое лицо, с трудом подавляя дрожь глубокого облегчения. Надо подумать, как уберечь Рианнон от повторения этого в будущем. Он не сможет снова беспомощно стоять в стороне и наблюдать еще одну смерть при родах. Конечно, должны быть какие-то способы предотвращения беременности. Он слыхивал о травах, нарушающих месячный цикл женщин или же убивающих мужское семя, пока оно не достигло матки. Есть еще, правда, другое средство – воздержание... Король поморщился. Тело Рианнон значило для него не меньше, чем вода для жаждущего человека или хлеб для голодающего. Он не смог бы жить без этого. Но так или иначе, впредь им следует быть осторожнее.

Мэлгон снова поглядел на спящую жену. Приходится признать, что он любит ее. Тревога за нее была даже глубже страшных воспоминаний об утрате Авроры. Сейчас он наконец понял, как дорога ему Рианнон. Она сумела залечить его раны, вернула его к жизни, но эта жизнь теперь стала немыслима без нее.

Из груди короля вырвался вздох. О, как же он стремился избежать этого, как боялся снова влюбиться. Но теперь уже ничего не изменить. Ничего. Остается лишь делать все возможное, чтобы уберечь эту хрупкую малышку.

– Он мой, Дэви! Папа сказал, я могу его взять!

– А ну-ка, сорванцы! Если не умеете вести себя тихо, гуляйте на улице!

Сидя в мастерской возле пылающей жаровни, Рианнон прекрасно слышала сердитый голос Сэван. Королева еще ниже склонилась над работой, стремясь поскорее справиться со своими чувствами. Дело в том, что теперь при каждом звуке детского голоса или при виде матери, кормящей младенца, она вспоминала о своей ужасной ошибке.

Какой же она была дурой! Использованное зелье вовсе не предохраняло от тягости, а прерывало уже начавшуюся беременность. А ведь Рианнон даже не помнила, когда в последний раз приходили месячные.

Горькое ощущение утраты снова заполнило душу королевы. Пытаясь предотвратить беременность, она и не задумалась над тем, что ребенок мог уже зародиться в ее чреве. А теперь слишком поздно. Младенец мертв, и убила его она сама.

Разогнав ребятню, Сэван вернулась в мастерскую и подошла к Рианнон.

– Узор на этой рубахе просто изумителен. Хотелось бы и мне быть такой искусной мастерицей.

– Это для Рина, подарок к Зимнему Солнцевороту, или к Крещению, как вы его называете.

Сэван тронула королеву за плечо.

– Я умерена, что однажды вы родите собственного сына. Ведь вы замужем всего полгода. Так что времени еще предостаточно.

Рианнон молча кивнула. Женщины Диганви в последние дни стали особенно внимательны к ней и заботливы, а уж Мэлгон своим нежным участием едва не довел ее до сумасшествия. Он вовсе не добивался, чтобы она опять разделила с ним постель, даже после того, как Бледдрин объявил, что королева совершенно здорова. Рианнон понимала, что муж и не собирается делать первый шаг. Ей самой предстояло совершить этот роковой поступок: принять короля с риском зачать новое дитя.

Она повела плечом.

– Мне что-то нехорошо, Сэван. – Королева медленно поднялась со скамьи. – Наверное, надо прилечь.

– Вы уже пили молоко, как предписал Бледдрин? А может, мне приготовить для вас укрепляющий отвар? Говорят, он помогает в подобных случаях...

Сэван болтала без умолку, пока провожала королеву в спальню, поддерживая ее на всякий случай под локоть. Рианнон терпеливо переносила непомерную заботливость леди Бэйлин. Не стоило грубо обрывать ту, которая со всей нежностью пеклась о своей госпоже. Наоборот, надо быть благодарной слугам Мэлгона за то, что они так внимательны.

– Рианнон? – Гвеназет просунула голову в дверной проем, – Сэван сказала, что вам нездоровится и вы отправились полежать.

Королева, сидевшая на скамье возле очага, поднялась.

– Мне уже лучше. Это быстро проходит, просто иногда у меня кружится голова.

Входя в комнату, Гвеназет с пониманием кивнула:

– Это от потери крови. Надо есть побольше мяса и вообще всего побольше... И принимать настойку пижмы для поддержания сил...

– Неужели все население крепости записалось ко мне в няньки? – резко оборвала ее Рианнон. – Скоро даже Рин возьмется кормить меня с ложечки и станет интересоваться, хорошо ли я спала!

– Но вы до сих пор такая худенькая и бледная, – смутилась Гвеназет. – Мы просто все беспокоимся.

Она заметила вспышку гнева в глазах Рианнон. Но тут же королева отвернулась, заняла свое место подле очага и уставилась в огонь.

«Сейчас, – решила домоправительница, – сейчас пришло время расспросить Рианнон об этом происшествии. Ее редко покидает привычная настороженность, и подобного случая может больше не представиться».

Гвеназет придвинула к очагу вторую скамейку.

– Этот выкидыш был таким неожиданным... И кроме того, на ранних сроках беременности женщины обычно не теряют столько крови.

Королева не подняла глаз на собеседницу, но Гвеназет заметила, что она слегка поежилась.

– Однажды ты говорила мне, что не станешь носить ребенка Мэлгона. И я теперь подозреваю, что ты нарочно пила какую-то гадость, чтобы избавиться от плода.

– Ерунда. Ты же прекрасно знаешь, что все только и ждут, чтобы я родила королю еще одного наследника. – Голос звучал тихо, почти шепотом.

– Но ты сама, Рианнон, ведь ты не хотела этого, правда?

Королева молчала. Гвеназет затаила дыхание, уже сомневаясь в благоразумности своего поступка. Стоило ли заставлять несчастную женщину признаваться /в убийстве собственного ребенка? После выкидыша к королеве так и не вернулся прежний цвет лица, и она сильно потеряла в весе. Правда, бледность и худоба никак не повредили ее красоте, даже придали ее облику нечто неземное, воздушное, возвышенное. Казалось, что Рианнон совсем лишена плоти, она походила скорее на женскую тень, удерживаемую в этом мире лишь ослепительным пламенем волос да огромными печальными фиалковыми глазами.

– Рианнон, пожалуйста... Ты ведь больше не решишься снова на столь же опасный шаг? Ведь ты могла выпить слишком много зелья, а это бывает смертельно.

– Неужто ты полагаешь, я не догадываюсь?! – Королева подняла на собеседницу свои сверкающие холодным пламенем глаза. – Это была ошибка. Я даже не знала, что жду ребенка, и принимала отвар, чтобы не забеременеть. Я такая дура! Даже не подумала, что все могло уже случиться...

Гвеназет глубоко вздохнула:

– Бедняжка. Так ты и не знала, что в тягости? Это правда?

Рианнон кивнула. У ее собеседницы немного полегчало на сердце. По крайней мере в содеянном не было умысла, и потому оставалась надежда убедить королеву в том, что родить Мэлгону ребенка не столь уж страшно.

– Так ты не попытаешься снова сделать это? Рианнон вздохнула:

– Не знаю. Я вообще не знаю, что делать. Иногда мне думается, не лучше ль было умереть вместе с этим ребенком. Мэлгон, конечно, страдал бы из-за меня, но, в конце концов, его рана зажила бы, и он снова женился бы и основал династию, о которой мечтает.

– О Рианнон, не надо так! – Гвеназет заключила королеву в объятия. – Бедное мое дитя, мне так жаль тебя. Эсилт поступила с тобой нечестно, повязав тебя своей ужасной тайной.

– Нет, не надо осуждать Эсилт, – сквозь зубы процедила Рианнон. – Она не хотела причинить мне боль, она хотела уберечь меня.

Гвеназет лишь покачала головой: «Несчастная. Даже теперь она защищает эту женщину. Она и не представляет себе, какое это было чудовище».

– Ну-ну, тише, тише. Тебе надо избавиться от этих мыслей. Ты должна забыть, что Эсилт – твоя мать и вообще все, что говорил Фердик. Живи нынешним днем, Рианнон. Мэлгон тебя любит, ему нужно только, чтобы ты была счастлива. Он мне сказал, что для него не важно, будут ли у вас дети, лишь бы ты по-прежнему улыбалась и любила его.

– Но как же я могу? Зная о том, что Эсилт – моя мать, зная о том, как он ненавидит... – Рианнон вскрикнула и замолчала, окаменев в объятиях Гвеназет. Домоправительница резко обернулась и тоже вскрикнула от ужаса. На пороге неподвижно как статуя стоял Мэлгон.

 

Глава 19

Гвеназет крепче прижала к себе Рианнон, опасаясь, как бы бедняжка не рухнула на пол.

– Мэлгон, ты давно?..

– Достаточно давно. – Слова, как глыбы, сорвались с его уст; глаза его сверкали.

Домоправительница, однако, бесстрашно выдержала этот взгляд и сказала:

– Мы обсуждали происшедшее с Рианнон несчастье. Я говорила ей, чтобы она не отчаивалась – что будут другие дети.

– Нет. Ложь. Вы говорили о... – Голос короля оборвался, и к бледному лицу вновь прихлынула кровь. Гвеназет отпустила дрожащую королеву и поднялась на ноги.

– Но все это в прошлом, Мэлгон. Теперь Рианнон не в силах исправить что-либо.

– Она – дочь Эсилт!

При виде его безудержной ярости Гвеназет инстинктивно отступила. Произошло то, чего она совершенно не предвидела, и теперь толком не представляла себе, что делать. «Одно понятно, – рассудила женщина, как только немного пришла в себя и вновь обрела способность мыслить, – нельзя оставлять Рианнон в этой комнате, с полуобезумевшим мужем». Не спуская глаз с Мэлгона, она нащупала руку королевы.

Король словно глядел в какие-то неведомые дали; он говорил с усопшей, с призраком из своего печального прошлого.

– Ах, Эсилт, я так надеялся, что твоя власть над моей жизнью наконец-то кончилась. Но я ошибался. Даже в могиле ты сумела соткать свою паутину из нитей продажности и предательства.

Гвеназет глубоко вздохнула и тихонько потащила королеву прочь от ее скамейки. Может быть, если они будут идти тихо и медленно, Мэлгон выпустит их из комнаты?

Они уже почти добрались до двери, как вдруг Рианнон резко повернулась к мужу:

– Мэлгон, пожалуйста, выслушай меня. Позволь мне объяснить, почему...

Внезапно голос королевы оборвался. В свою очередь поглядев на короля, Гвеназет поняла, почему Рианнон вдруг замолчала. Ни одному человеку не удалось бы без содрогания смотреть в это лицо. Черты его исказились от едва сдерживаемой ярости; лицо короля превратилось в маску смерти.

– Ты!.. – выдавил Мэлгон, заскрежетав зубами. – Ты все знала, и все-таки вышла за меня замуж, ты легла в мою постель, ты заставила меня полюбить...

Рианнон отчаянно замотала головой; она была не в силах выговорить ни слова. Гвеназет встала между супругами.

– Нет, она ничего не знала. Рианнон узнала правду, только когда Фердик был при смерти.

– Это произошло несколько недель назад! – Мэлгон перевел потемневшие от гнева глаза на домоправительницу. – И все это время ты молчала и даже не собиралась ничего говорить мне, ведь так?

– Не обо всем надо рассказывать. А о подобном – тем более. Обвиняй же меня, а не Рианнон. Это я уговорила ее хранить тайну.

– А тебе, ведьма, вообще не следует всюду совать свой нос!

Гвеназет в испуге отступила на шаг.

– Но, Мэлгон, я же...

– Я хочу, чтобы ты убралась отсюда. И вообще – вон из моей жизни! Проваливай!

Гвеназет в тревоге поглядела на Рианнон. Королева явно не в состоянии была самостоятельно соображать. Тогда домоправительница снова взяла ее за руку, пытаясь увести из спальни, но Мэлгон двинулся к ним. Он ухватил Рианнон за волосы, развернув лицом к себе.

– Моя милая женушка... моя племянница... дочь моей возлюбленной сестрички.

Резко швырнул жену на пол.

– О Боже, Мэлгон, да ты убьешь ее! – вскрикнула Гвеназет, поспешила к Рианнон и помогла ей подняться. Потом со сверкающим взором повернулась к хозяину. – Ты поднял руку на добрую, честную девушку. Она ни в чем не виновна.

Мэлгон двинулся на Гвеназет. Глаза его светились, словно болотные огоньки. Нервы женщины не выдержали, она отпустила руку Рианнон и выбежала из спальни.

Королева стояла не шелохнувшись, стояла, глядя на мужа, словно заяц, застывший перед охотником.

– Ну почему? – прошептал Мэлгон. – О Боже, почему?

В этих словах было столько отчаяния, что сердце в груди у Рианнон перевернулось. Король, очевидно, испытывал невыносимые страдания. Он глядел прямо перед собой невидящими глазами, и по лбу его струился пот. Она прекрасно понимала, что чувствует сейчас Мэлгон. Ей уже пришлось пережить подобное, ощутить такую же пустоту в душе, когда Фердик раскрыл ей ужасную правду. Теперь настала очередь Мэлгона испытать то же самое, а она не могла видеть, как он мучается. Королева дотронулась до его руки.

– Я знаю, – ласково проговорила она, – это так жестоко, так несправедливо. Но я не верю, что Эсилт поступила так из ненависти к тебе. Мне кажется, ей хотелось, чтобы мы были счастливы, чтобы мы полюбили друг друга.

– Эсилт! – прошипел он. – Она замыслила эту подлость, чтобы окончательно уничтожить меня!

– Да нет же, этого не может быть. – Рианнон покачала головой. – Она не хотела...

Когда Мэлгон вновь схватил ее – на сей раз за руки, да так крепко, точно хотел переломать ей кости, – она в ужасе вскрикнула. Глаза его снова потемнели от ярости, а лицо исказила злобная гримаса.

– Ты одной с ней крови! Ты тоже дьявол!

– Нет! – Рианнон, ловко вывернув запястья из его рук, отступила на несколько шагов. Лязг вынимаемого из ножен кинжала эхом разнесся по комнате.

– Я должен тебя убить. Я должен раз и навсегда уничтожить дьявола.

Сердце в груди королевы затрепетало, как будто забила крыльями пойманная птица. Боги, помогите ей! Она боится. Она должна бежать отсюда, она не хочет умирать. Воля вернулась к ней; горячая кровь вновь заструилась по жилам, возвращая силу каждому члену. Рианнон быстро смерила взглядом расстояние до выхода, но тут же вновь уставилась в глаза Мэлгону.

« Только не смотреть больше на двери, пока не побежишь, – мысленно приказала она себе. – Он не ждет этого».

– Мэлгон, я... – Что бы такое сказать, чтобы сбить его с толку? Королева не отважилась вновь назвать ненавистное имя – оно могло лишь спровоцировать мужа.. – Гвеназет... – прошептала она. – Не надо винить ее за это.

– Гвеназет? – Казалось, Мэлгон впервые услышал это имя.

– Я не хотела признаваться даже ей. Она узнала обо всем совершенно случайно и пыталась помочь мне.

Мэлгон совершенно растерялся. Было очевидно, что он и думать забыл о Гвеназет, она просто не существовала в том ужасающем мире, в который он неожиданно погрузился. Рианнон настороженно наблюдала за мужем. Похоже, его немного отпустило. «Теперь, – шепнул ей неведомый голос, – давай!»

Она стремительно бросилась к дверному проему. Мэлгон опомнился на мгновение позже. Рука его сделала молниеносный выпад – кинжал резанул Рианнон по бедру.

Ее словно обожгло огнем. Потеряв равновесие, королева упала, не добежав до двери. Несколько мгновений она оставалась неподвижной, потом перевернулась на спину и увидела склонившегося над ней Мэлгона. Король в бешенстве смотрел на жену, прерывисто и тяжело дыша.

– Вон отсюда, – сказал он. – Собирайся и уходи. Иначе я сделаю то... что хотел сделать.

Рианнон поднялась на ноги. Бедро пульсировало от боли; по ноге струилась кровь. Ее трясло как в лихорадке, но она сумела взять себя в руки.

Воздух вокруг нее, казалось, перекатывался волнами, словно комната вдруг заполнилась водой. Женщина прошла в угол, где висела ее одежда и была разложена для просушки обувь. Осторожно склонившись, она надела туфли, затем завернулась в плащ и нетвердой походкой направилась к двери. Она так и не оглянулась на Мэлгона.

Крепостной двор словно вымер. Рианнон шла по нему совершенно бессознательно, руки и ноги сводило от боли и отчаяния; все движения ее были замедленны. В полном беспамятстве она добралась до открытых ворот и покинула крепость. Ударивший в лицо холодный морской ветер тотчас же привел ее в чувство.

Пошатываясь, Рианнон пошла по дороге, уводившей вниз от крепостных стен. Она сильно хромала: нога отяжелела и ужасно болела. Налившаяся в туфлю кровь запеклась и остыла и теперь студила кожу. Глянув под ноги, изгнанница поняла, что за нею по грязной мерзлой земле тянется кровавый след.

Внутренний голос приказывал держать путь к морскому берегу. Шум прибоя успокоит ее и поможет сосредоточиться и все обдумать, к тому же морской водой можно умыться.

О, как же она устала. Наконец, тропинка привела ее к мысу, возвышавшемуся над океаном. Боль то поднималась волнами, то утихала, точь-в-точь как волны, шумевшие внизу. Резкий морской запах ударил в ноздри; раздались печальные крики какой-то морской птицы. Королеве казалось, что ее качает на волнах. Шум океана доносился словно издалека. Она боролась с искушением остановиться и отдохнуть, но надо было добраться до воды, умыться и унять кровотечение.

Уже па тропинке, спускающейся со скал, бедняжка споткнулась и едва не упала. Остановившись и поглядев под ноги, она заметила на камне кровь. Но надо было во что бы то ни стало добраться до воды.

По мокрому прибрежному песку передвигаться было гораздо труднее, чем по каменистой тропке. На минуту она остановилась, тяжело дыша. Перед глазами все плыло, взор словно заволокло тонкой прозрачной пеленой. В ушах звенело, хотя, возможно, то был шум волн, бьющихся о скалы... Наконец ей удалось добраться до зеленоватых волн, набегавших на берег, над которым колыхался призрачный туман.

Рианнон опустилась на песок у самой кромки темной студеной воды. Пропитанное кровью платье мерзко липло к телу, поэтому изгнанница стянула его с себя, а потом, отчаянно дрожа, завернулась в плащ и вошла в воду. Держа длинные полы как можно выше, она смыла с ноги кровавые подтеки. Вздрагивая и морщась от боли, осмотрела бедро. Из него все еще сочилась кровь. Рианнон прижала к ране пучок водорослей.

Она попыталась выйти на берег, но мягкий песок затягивал ослабевшие ноги. Казалось, что вместе с кровью из нее вытекли все силы, и потому пришлось собрать все мужество, чтобы вырваться из мощных объятий океана и выкарабкаться на берег. Тут она уселась и, совсем окоченев, поплотнее завернулась в плащ. Наконец-то она в безопасности.

В висках его бешено пульсировала кровь. Он ощущал себя разбитой ореховой скорлупкой. Король все еще сжимал рукоятку кинжала, выставив перед собой длинный клинок, – словно готовился обороняться от подступающего к нему врага. Он помнил, что Рианнон пыталась бежать, и слышал свой собственный голос, приказавший ей убираться. И все же было не похоже на то, что он остался в комнате один. Вокруг толпились какие-то тени, они приближались, наступали, загораживая свет. Мэлгон резко обернулся. Никого. Однако обоняние уловило резкий, пряный запах, присущий только Эсилт. Все его существо наполнилось ужасом.

Король поглядел в сторону очага, в котором еще тлели угли. Струйка дыма через всю комнату тянулась к тому месту, где он стоял. Мэлгон прищурился, пытаясь что-либо разглядеть, и волосы у него на затылке встали дыбом, а рот раскрылся для крика: Эсилт была здесь! Она молча стояла среди других теней. Волосы ее были чернее воронова крыла и точно так же блестели на солнце, а цвет кожи напоминал белизну инея на освещенных лунным светом холмах. Сестра подошла ближе; теперь он мог разглядеть даже бледные голубые прожилки, пульсирующие у нее на шее.

Взгляд его встретился со взглядом Эсилт; в глазах ее – прозрачных голубых каменьях – светилось торжество. Она запрокинула голову и расхохоталась.

Мэлгон пошатнулся. Обливаясь холодным потом, он протянул руку, чтобы ухватить свою мучительницу за развевающиеся густые пряди. Тщетно, между пальцев струился сухой горячий воздух, заполнявший комнату. И тут кинжал выпал из его слабеющей руки и со звоном упал на пол. Король задыхался. Ему казалось, что невидимая могучая десница сдавливает его грудь, пытаясь удушить. Он опять покачнулся, но тотчас же выпрямился, расправил плечи. Он чувствовал, что какая-то неведомая сила словно тисками сжимает его сердце. И сопротивлялся, с трудом удерживаясь на ногах, хотя уже вот-вот готов был потерять сознание. Но Мэлгон знал: если сейчас он упадет, то злые духи овладеют им, и он умрет.

Наваждение покидало его медленно, крадучись. Наконец, рассеялся туман перед глазами, и он задышал часто, тяжело, прерывисто. В горле пересохло; он обливался потом. Совершенно обессилев, король дотащился до скамейки, стоявшей у очага, и рухнул на нее. Прикрыл глаза. Он чувствовал себя разбитым, уничтоженным, несчастным. Сквозь годы, через холмы Британии, презрев даже самую смерть, Эсилт все же дотянулась до него, осуществив свою последнюю злодейскую затею. Она явилась, чтобы напомнить брату, что он никогда от нее не избавится.

Мэлгон встал, издав подобие рычания. Ужасающие мысли иссушали его душу. Но он не сдастся так просто, он будет сражаться. Он найдет какое-нибудь оружие против этих пут и добудет свободу.

Король пересек комнату и, открыв кованный медью сундук, принялся рыться в нем. Под грудой одежды и украшений он нашел крест, который носил в монастыре. При свете очага рубины на кресте сверкали, точно капли крови. Мэлгон прижал христианский символ к груди и закрыл глаза, ожидая, что к нему вернется умиротворение. Но ничего не произошло, точившая душу боль не покинула его.

Вновь открыв глаза, король поглядел на крест. Крест был холодным и безжизненным. Мэлгон уронил его на пол, разжав ослабевшую руку. Увы, даже истинному Богу, самому Христу, не под силу бороться с древнейшими духами. Эти боги настолько стары, что едва ли кто-нибудь может припомнить их имена.

Король провел ладонями по мокрому от пота лицу и с трудом подавил рыдания.

– Мэлгон? – В дверях стоял Бэйлин. На его широком, открытом лице читалась тревога. – Гвеназет мне все рассказала... – Он остановился, явно не решаясь продолжать. – Она говорит, что вы с Рианнон поссорились и утверждает, что ты... что ты угрожал жене.

Король посмотрел ему прямо в глаза.

– Это правда.

Бэйлин переступил порог.

– Но почему?

Мэлгон молчал. Он был не в состоянии сказать это. Но все равно – рано или поздно Бэйлин и сам обо всем узнает. Когда же наконец король заговорил, челюсти его словно свело судорогой, – слова с трудом сочились сквозь зубы.

– Рианнон – дочь Эсилт.

– Дочь?! – воскликнул Бэйлин, но тут же попытался овладеть собой. – Ради всего святого! Ты поверил в это?

– Как бы я смог отрицать то, что своими ушами слышал от обеих – от Рианнон и Гвеназет?

Бэйлин беззвучно шевелил губами. Наконец вновь заговорил:

– Но я не могу себе представить... Рианнон... она казалась такой скромной и застенчивой, лишенной даже обычного женского лукавства. Глядя на нее, ни за что не подумал бы такое. – Глаза друзей встретились. – Я лично не вижу в ней ни намека на родство с Эсилт. Ни единой черточки.

– Но Рианнон сама подтвердила, что это правда. Она даже попыталась защищать Эсилт.

Глаза Бэйлина округлились.

– О нет! Не может быть! Господи Иисусе! Немудрено, что после этого ты ее ударил.

– Нет, не ударил. Я ранил ее кинжалом. А вот следы крови, которые оставила она.

– Возможно ль?.. Мэлгон покачал головой.

– Я плохо помню, как было дело. Помню лишь, что ранил Рианнон, но не думаю, что серьезно. Я выгнал ее вон. Если бы она осталась, я бы вряд ли удержался. Скорее всего убил бы ее. – Он отвернулся и опасливо оглядел комнату. – Ее присутствие слишком явственно напоминало бы мне об Эсилт, а у моей сестры и без того длинные руки. Даже теперь я чувствую, что она где-то неподалеку, прячется в темном углу и потешается надо мной.

Бэйлин выпучил глаза:

– Ты утверждаешь, что Эсилт знала, за кого выйдет замуж ее дочь?

– Да, она все прекрасно рассчитала. Я и сам догадался, что без нее здесь не обошлось, а Рианнон лишь подтвердила мои догадки.

– Но зачем?

– Думаю, обыкновенное коварство. Моей сестре никогда не требовалось особых причин для жестокости.

– Однако Рианнон... Сотворить такое для своей собственной дочери... Не думаю, чтобы даже Эсилт способна была на подобное бессердечие.

Мэлгон вздохнул:

– Я никогда по-настоящему не понимал ее. Правда, одно время мне казалось, что мы близки и откровенны друг с другом, но то было много-много лет назад, задолго до того, как злоба принялась глодать ее душу. – Король замолчал, пытаясь собраться с мыслями, но воспоминания придавили его и потащили обратно в прошлое. Тогда он любил Эсилт, даже восхищался ею, как младший брат порою восхищается старшей сестрой. Теперь странно было думать, во что превратилась былая любовь. – Это проклятие моего рода, – прошептал Мэлгон. – Мать и братья тоже пострадали от него. Жажда власти, всепоглощающая жажда власти, она-то и убила их.

Друзья долго молчали. Король слышал, как тяжко, почти через силу, дышит его соратник. Наконец Бэйлин спросил:

– И что ты теперь собираешься делать? Что станется с Рианнон?

Мэлгон вздрогнул. Ему стало холодно. Огонь в камине угасал, надо было позвать слуг, чтобы они принесли дров. Вместо этого король сам подошел к очагу и принялся ворошить тлеющие угли. Когда вновь показались язычки пламени, вместе с ними вернулись и безжалостные, непрошеные воспоминания. Рианнон лежала под ним то в его постели, то на утреннем морском пляже, то под сенью шелестящих осенних ветвей. В ее теле он находил такое удовлетворение, такой покой... Теперь все кончено. Никогда больше не сможет он смотреть в эти фиалковые глаза, не думая о том, что в них вот-вот вспыхнет холодное голубое пламя; не сумеет гладить огненные волосы, не замечая, как они чернеют на глазах; и если он обнимет ее тонкий стан, то обязательно почувствует сестринское полнокровное распутное тело. Мысль об этом вновь заставила его содрогнуться.

– Мне дела нет до того, что случится с Рианнон, – медленно проговорил он. – Я больше не желаю видеть ее.

 

Глава 20

Мэлгон нервно перебирал пальцами украшенную аметистами рукоятку кинжала. Тело его ныло, и он дрожал от холода. Огонь в очаге уже почти угас, а дров, чтобы подкормить его, не осталось. Король послал Бэйлина за слугами, но пока никто не приходил.

Он глянул в сторону двери; на камнях, которыми был вымощен порог, темнели пятна крови, и потому Мэлгон быстро отвернулся. Казалось, все произошло в каком-то кошмарном сне, и только запятнанный кровью пол свидетельствовал о том, что это случилось наяву. Он ранил Рианнон, он угрожал убить ее. Леденящий шепот, твердивший о его виновности, путал и без того тяжкие мысли. Даже в самых мрачных своих фантазиях король не мог представить, каким образом его жена оказалась причастной к этим коварным замыслам. Видимо, все-таки она была жертвой, точно такой же, как и он сам. Эсилт использовала их обоих – своих ближайших родственников, чтобы соткать сложную паутину ненависти и мести.

Он с трудом поднялся на ноги. Где же Бэйлин? Почему до сих пор не вернулся? В отсутствие живого свидетеля духи, наполняющие эту спальню, вновь примут прежнее обличье и окружат его. Внезапно Мэлгон по-настоящему испугался: вот-вот Эсилт снова встанет перед ним, едва только клубящийся над очагом дым слегка уплотнится. Он оглядел комнату. Ничто в ней не угрожало ему, всюду – привычные роскошь и красота. Призрака Эсилт не было ни на живом фоне настенных ковров, которые по-прежнему переливались и мягко мерцали при дрожащем свете пламени, ни меж изящной мебели. Нет, проклятие гнездилось в нем самом, дожидаясь лишь того момента, когда что-нибудь разбудит его. Вот так же сухой хворост ждет нечаянной искры, чтобы мгновенно воспламениться.

Мэлгон вновь обернулся к двери. Можно бежать из этого помещения, найти покой в горах или на берегу океана. Но от ужаса, преследующего его повсюду, никуда не деться. Поэтому уж лучше остаться здесь и принять бой с вылезающими из темных углов призраками.

Пальцы вновь нащупали рукоять кинжала, и сразу же вспомнилась Рианнон. В тот момент он чувствовал, что просто обязан убить ее, ему казалось, что в этой жертве – его спасение. Некая темная часть его существа все еще стремилась подобным способом облегчить страдания. В конце концов, ведь не зря древние считали, что кровь, в особенности кровь девственников, – весьма сильное средство.

Мэлгон поглядел в угол, в котором стоял опрокинутый сундук. Инкрустированный крест валялся на том самом месте, где король уронил его. Этот символ христианства олицетворяет другую смерть, смерть, призванную искупить грехи всего мира. Какой глубокий смысл: люди верят, что для победы над тьмой надо убить свет и красоту! Возможно, его жестокость по отношению к Рианнон объясняется именно этим? А кто знает, если бы он не отпустил ее, если бы, держа ее и своих руках, почувствовал, как кровь и жизнь вытекают из этого молодого, нежного тела... Может, то был единственный шанс освободиться от проклятия?

Король содрогнулся. Нет, нельзя за его спасение уплатить такую дорогую цену. Подобные мысли мог внушить только сам сатана. Даже многие языческие племена начали отказываться от человеческих жертв из-за необычайной кровавости этого ритуала. Жертвоприношение выросло из страха, принуждавшего совершить жестокость, противную человеческой природе, только бы заслужить благосклонность богов. Убив Рианнон, он тем самым взял бы новый грех на душу, и только. Хорошо, что он все-таки отпустил ее.

– Мэлгон.

Король замер. Через мгновение обернулся. В мерцающих отблесках пламени показалась маленькая фигурка Гвеназет. Она словно олицетворяла собой упрямство и необычайную стойкость, подобную прочности тростника, который сгибается под ветром почти до самой земли, но никогда не ломается. Мэлгон вдруг почувствовал ужасную усталость. Гвеназет будет требовать, чтобы он оставил Рианнон возле себя в качестве жены. Но он не в состоянии сделать это, как не в состоянии и спорить с этой упрямой женщиной.

– Чего тебе надо?

– Хочу поговорить с тобой. – Мэлгон сделал протестующий жест, но Гвеназет решительно заявила: – Ну нет, тебе придется выслушать меня. Один раз ты уже напугал меня, больше не пытайся – не выйдет, и я скажу все, что считаю нужным.

– Ну говори, коль тебе надо, – холодно бросил король. – Но предупреждаю: ты меня не переубедишь.

Гвеназет сделала шаг вперед.

– Рианнон ни в чем не виновата, Мэлгон, она не причинила тебе никакого горя. Королева из последних сил стремилась уберечь тебя от страшной правды. Она даже рискнула жизнью, чтобы не родить дитя, которому грозила ненависть родного отца. Твоя жена пила какое-то зелье, лишь бы не допустить беременности. Но вместо этого нечаянно убила уже зародившийся плод. Тебе не хуже меня известно, насколько опасны подобные снадобья. Королева могла умереть.

Взор Мэлгона затуманился, он вспомнил Рианнон в окровавленном платье, распростертую вот здесь, на полу, в этой самой комнате. В тот момент он страшно испугался, подумал, она мертва. Теперь же ясно, как недалек он был от истины: королеве и впрямь грозила смертельная опасность.

– Ведь Рианнон не пощадила себя, – продолжала Гвеназет, – ради тебя самого и твоего ребенка.

– И правильно сделала, – тихо молвил король. – Наше общее дитя было бы дважды проклято.

– Проклято?! Из всех самых жалких бредней... – Гвеназет захлебнулась от возмущения, грудь ее порывисто вздымалась и опускалась. – Ты, Мэлгон, вечно носился с этим предательством Эсилт как курица с яйцом, всем и каждому являя свою печаль как самое огромное несчастье в жизни! Но большинство женщин и мужчин на белом свете познали горечь утрат и разочарования, нередко даже испили эту чашу из рук своих близких и любимых. И все-таки мир не перевернулся; все прощают и забывают. И не позволяют скорби пожрать остаток своей жизни.

– А я не могу простить и забыть, не могу, – прошипел король сквозь зубы, вторя ярости, вновь захлестнувшей его разум. – Эсилт не оставила меня в покое даже теперь, когда се пег и живых. Она нарочно замыслила этот проклятый брак.

– А ты не задумывался, для чего ей это понадобилось? Почему она так поступила? Хорошенько поломав над этим голову, я стала догадываться, что правда не так ужасна, как тебе представляется. Все говорит о том, что Эсилт любила Рианнон. Едва ли она собиралась нарочно причинить девочке боль, выдав ее за тебя замуж. Я начинаю верить, что на самом деле твоя сестра желала вам с Рианнон взаимной любви и согласия.

– Ну да, – с горечью молвил Мэлгон. – Она хотела, чтобы мы как следует полюбили друг друга, и именно потому, узнав правду, еще больше страдали.

– Ни за что не поверю, чтобы Эсилт пожертвовала родной дочерью, единственным плодом своего чрева, для такого жестокого плана.

– Так поверь же в это! – Король едва сдерживал ярость. В самом деле, что знает обо всем этом Гвеназет? И как она осмеливается защищать его сестру? Он почти кричал: – Эсилт в жизни своей не любила ничего живого! Просто не умела...

– Ты уверен? – не сдавалась женщина, продолжая надвигаться на него. – Но не ее ли сестринская ревнивая любовь так и не позволила ей уступить тебя Авроре?

Мэлгон встряхнул волосами. Он не в силах отвечать. Гвеназет слишком глубоко ковырнула застарелый нарыв. Теперь ему было тем горше, что он действительно некогда любил сестру.

– Подумай-ка об этом, Мэлгон. И вот еще что. Разве ты ничем не обязан Рианнон? Ведь ты воспользовался ее приданым, чтобы вернуть свое королевство, ты владел ее чудным телом, принимал ее ласку и заботу о твоем сыне. Неужто не чувствуешь, что за тобой должок? Не следует ли как-то отблагодарить за подаренное тебе счастье?

– Нет, – ответил он. – Этот брак построен на лжи, преднамеренной или нечаянной – не важно. Честно это или нет, но я ничего не должен Рианнон.

Теперь Гвеназет подошла к нему так близко, что он увидел, как покраснели от слез ее глаза. Черты ее лица исказились.

– По крайней мере не совершай этого... этого убийства. Ты ранил Рианнон. Она ушла из крепости, истекая кровью, в полуобморочном состоянии. Пожалуйста, пошли кого-нибудь убедиться, что с нею ничего не случилось.

– Это лишь сильный порез, – возразил король, – Ничего такого, что могло бы стать причиной смерти.

– Но наступает ночь. Волки спускаются с холмов. Умоляю, Мэлгон, позаботься хотя бы о том, чтобы ее привели домой.

По хребту у него пробежал холодок. Сможет ли он пережить чувство вины, если Рианнон найдут мертвой за стенами Диганви? Возьмет ли он на душу такой грех?

– Ну иди, – молвил он. – Пошли за нею кого-нибудь. Но умоляю всеми богами и святыми, только не приводите ее ко мне.

Гвеназет кивнула и поспешила прочь.

Снова король оказался в одиночестве возле затухающих углей. Ярость прошла, осталась лишь тошнотворная, пустая печаль; она точила его до тех пор, пока он наконец не сумел собраться со своими тяжкими мыслями.

Мэлгон быстро прошел к столу в дальнем темному углу комнаты. На старой, отполированной временем поверхности стоял бронзовый кувшин. По обыкновению, он был полон легкого вина, которое кимры покупали в Бретани. Король поднял кованый кубок, украшенный золотыми и серебряными изображениями птиц и чудовищ, и наполнил его до краев. Отпил большой глоток, потом еще. Прикрыв глаза, ощутил, как по жилам побежало приятное тепло, облегчая острую боль в сердце.

Из состояния тяжкого оцепенения его вывел грохот грома. Гроза зимой? Прежде ему случалось видеть, как молния сверкает ярким зигзагом над белоснежными холмами. И все же подобные явления были настолько редкими, что старики утверждали, что это предупреждение старого бога-громовержца Тараниса, причем предупреждение недоброе. Мэлгон вскочил на ноги. Надо проследить, чтобы в крепости все приготовили к надвигающемуся урагану.

Он вышел из спальни и оказался под открытым небом. Однако оно выглядело странно: облака казались молочно-розовыми, и этот мягкий цвет лишь изредка прорезался серебристыми зигзагами небесного огня. Дождь уже начался, но во дворе все еще царила суматоха. Собаки, лошади и люди сновали взад-вперед, и суета их, представлялось, не имела ни малейшего смысла. Мэлгон увидел, что Гарет пытается успокоить брыкающуюся лошадь. Король поспешил на помощь конюху. Когда они управились с ней и уже вели кобылу в конюшню, Мэлгон поверх гривы глянул в усталое лицо Гарета.

– Ты выезжал с поисковым отрядом? – крикнул он, чтобы перекрыть шум крепостного двора.

– С каким отрядом?

– Я же приказал Гвеназет отправить нескольких воинов на розыски Рианнон.

– Королева выходила из крепости? – Гарет, казалось, встревожился.

– Думаю, да, – отозвался Мэлгон. – Ее заметили, когда она миновала ворота.

– Но я ничего не знал, – твердо сказал конюх. Он провел лошадь в темное стойло, потом повернулся к королю: – Молитесь, чтобы они успели обнаружить ее к этому времени. Похоже, буря будет что надо. Не иначе, это дело рук самого дьявола – ведь мы едва собрали перепуганных лошадей в конюшню.

Мэлгон кивнул и пошел прочь. На землю уже пролились первые струи дождя, когда он приблизился к воротам. Борясь с сопротивлением ветра, двое мужчин отчаянно пытались справиться с тяжелыми створками, стараясь закрыть их. Мэлгон присоединился к воинам. Когда дело было сделано, король сгреб одного из них за грудки.

– Что с королевой? Удалось ее найти?

Несчастный, которым оказался не кто иной, как Элери, смотрел на своего повелителя безумными глазами.

– Но я не могу... сообщать вам такие новости, милорд.

– Какие еще новости? – Рубаха на плечах Элери затрещала. – Вы не нашли ее? Она умерла?

Элери затряс головой.

– Нет, не то чтобы совсем так... Мы шли по кровавым следам до самого пляжа, но так ничего и не обнаружили. Она словно в воздухе растворилась.

Сердце у Мэлгона сжалось.

– А вы уверены, что она пошла именно к морю, а не в лес?

Элери молча покачал головой.

– О, нет, следы кропи слишком явственны и ярки, чтобы ошибиться. Она спустилась до самого пляжа. Только вот там-то след и обрывается.

– Но ведь она могла, омыв рану, направиться обратно, в лес?

Молоденький солдат вдруг отвел взгляд в сторону. Черты его лица застыли в виде бесстрастной маски.

– Сомневаюсь, чтобы ей удалось так далеко уйти. Слишком много крови она оставила на дороге. Такая потеря обычно отнимает силы даже у крепких мужчин, не говоря уж о слабой женщине. Даже если она каким-то чудом дотащилась до леса, то волки... – Элери не успел закончить, потому что получил мощный удар в челюсть, от которого мрачные мысли, впрочем, вместе со многими другими, вмиг вылетели из его головы.

У Мэлгона заныли и перевернулись во чреве все потроха. – Так ты говоришь, что моя же... что Рианнон мертва?

– О нет, что вы, – запротестовал Элери. – А вообще-то это не моего ума дело. Я лишь докладываю вам, что поисковый отряд отозвали. Вспышки молний насмерть перепугали всех лошадей, к тому же стало слишком темно, так что ничего не увидишь даже при свете факела.

Король коротко кивнул Элери и направился к лестнице, ведущей на башню. Оказавшись наверху, ступил на дощатую площадку. Здесь неистовствовал ветер. Мэлгон сражался с ним, покуда ему не удалось наконец ухватиться за тяжелые дубовые поручни и втиснуться в одну из ниш, прорубленных в толстых бревнах специально для стрелков-лучников. Дождь к тому времени усилился, ветер почти горизонтально укладывал его потоки вдоль поверхности земли. Лицо и волосы короля быстро намокли. Смотреть стало почти невозможно. Небеса совершенно помутнели. Казалось, они, как темно-серая губка, втягивают в себя последние остатки света. Король отыскивал в сплошном тумане полосу прибрежной дороги, но так и не сумел ничего увидеть.

Новый удар грома потряс небесный свод и всю округу. Мэлгон отшатнулся внутрь башни, как только вспышка озарила окрестные холмы. За нею последовал еще один раскат, и вдруг его, подобно этой молнии, поразила ужасная догадка. Не была ли нынешняя гроза знаком неудовольствия древних богов? Может быть, это сам грозный Таранис требует отмщения за гибель Рианнон? Ведь она во многом была дочерью леса, полудиким, полуволшебным созданием. Почему бы в самом деле древним духам, коих она почитала, не призвать к отмщению грозные силы природы?

– Господи Иисусе, что с тобой, Мэлгон?

Король оглянулся и увидел на верхней ступеньке лестницы Бэйлина.

– Ты еще не слышал? – Мэлгон отбросил назад мокрые пряди волос, которые ветер упрямо швырял ему на лоб. – Элери сказал, что они не нашли Рианнон. Он думает, что она мертва.

Новая молния раскроила небосвод пополам, ярко очертив силуэт Бэйлина и высветив его черты. Он молвил сочувственно:

– Даже если она еще жива, в такую погоду ей не добраться домой. Пойдем вниз, Мэлгон. Ждать можно и у очага.

– Так ты тоже думаешь, что она умерла? Скажи, это правда?

Бэйлин заговорил так тихо и нерешительно, что король едва расслышал его слова:

– Не знаю, что и подумать. Нам обоим надо отдохнуть. Пойдем отсюда, пока нас не поразило очередной молнией или не смыло вниз потоками воды. – Воин уцепился за руку Мэлгона и потащил его за собой. – Пожалуйста, идем со мной, король.

Тот бросил последний взгляд на ближайшие различимые во мраке холмы и наконец-то позволил Бэйлину увести себя с башни.

– Я так замерз, – сказал он скорее самому себе, чем другу. – Наверное, мне больше никогда уже не согреться.

Направляя своих коней по скользкой грязной дороге, ведущей от Диганви к побережью, люди, составлявшие новую поисковую группу, то и дело переругивались. Хотя буря пронеслась мимо, дождь не унимался всю ночь и продолжился утром. Если он перейдет в снег, то дорогу подморозит, и она станет удобнее. Но сейчас не по сезону теплый ветер, дувший с моря, превращал путь в настоящее хлюпающее болото.

Они достигли, наконец, прибрежных утесов и спешились. Собаки собрались вокруг людей, беспокойно обнюхивая землю. Всадники поставили лошадей плотнее одну к другой и оставили Гарета наблюдать за ними, тогда как сами вместе С собаками принялись, то скользя, то неуклюже перебирая ногами, спускаться к прибрежной полосе. К тому моменту, когда экспедиция ступила на пляж, дождь усилился. Сквозь шум ливня и морского прибоя до людей едва доносился голос Бэйлина, отдававшего приказания:

– Идите врассыпную и принесите все, что найдете на песке.

При этих словах Мэлгон вздрогнул. Что можно было обнаружить на этом истерзанном волнами пространстве, кроме искалеченного тела мертвой Рианнон? Как ни пытался он отогнать от себя зловещие мысли, они неизменно рисовали картину останков, разбитых о прибрежные скалы и изъеденных морскими хищниками.

Когда люди разбрелись в разных направлениях, Мэлгон поглядел вверх, на скалы. В его воображении возник темный, наполненный духами лес, покрывавший другой конец долины. Ах, если б Рианнон бежала туда, вместо того чтобы спуститься на берег. Тогда бы у него оставалась надежда на то, что она жива.

Король с усилием оторвал взор от скал и побрел по песку, не в состоянии приблизиться к рокочущим бурунам – слишком уж он боялся обнаружить там что-нибудь. Вместо этого, с трудом переставляя ноги, он подошел к темнеющим на краю пляжа валунам. Здесь пронзительно и явственно к нему вернулся тот день, когда он впервые познал Рианнон. Она была так красива в утреннем свете, так ослепительно светла, так податлива... Ах, как резвилась она в морских волнах, подобная веселому сказочному эльфу! Нежное милое создание, казалось, сияло радостью, вторя радуге соленых брызг, то и дело вспыхивающей в лучах восходящего солнца. Припомнился ему и ее страх, поразительная боль во взгляде; сколько же терпения и ласк потребовалось, чтобы победить этот безотчетный ужас и завоевать ее доверие.

«Вчера я собственными руками уничтожил созданное с таким трудом», – подумалось ему. Он причинил ей боль, хотя клялся, что никогда не сделает этого, изгнал ее из своей жизни, как раз в противоположность тому, что сам же ей обещал. Чувство вины не давало ему покоя. Ярость исчезла, и теперь он ощущал только пустоту в душе и усталость.

Король повернулся к морю, наблюдая за группой, собравшейся у самой воды. По тому, как рыскали вокруг собаки и как склонились люди, словно разглядывая что-то на песке, он догадался, что им удалось отыскать нечто существенное. Мэлгон отвернулся, надеясь, что находка ничего не прояснит. Ведь если там только обрывок плаща или даже окровавленного платья, то это еще ни о чем не говорит. Рианнон могла сама разорвать одежду на лоскуты, чтобы перевязать рану. Она могла воспользоваться для этого как плащом, так и перепачканным в крови платьем, последнее даже вероятнее. Он не поверит в ее смерть, покуда не будет найдено неопровержимое доказательство того, что она не сумела покинуть пляж и укрыться в другом месте.

Когда Бэйлин отделился от остальных и направился к своему повелителю, король даже не понял, что тот несет ему нечто, покуда воин не приблизился почти вплотную и не протянул какой-то предмет. Прежде чем прикоснуться к находке, Мэлгон смахнул с ресниц застившую взор дождевую каплю. Перед ним была маленькая туфелька. Он сразу же вспомнил, как однажды принес с охоты рысь, из которой сшили эту пару для Рианнон. «Какое красивое животное, – промолвила тогда жена, гладя мягкую пятнистую шкуру, – Даже грех убивать». Но, несмотря на жалость к убитой зверюге, она приказала обшить свои новые зимние туфли рысьим мехом.

Мэлгон выжал воду из находки. Такая маленькая вещичка, такая незаметная, но преисполненная в настоящий момент столь глубокого смысла. Действительно, как смогла бы Рианнон уйти с пляжа без обуви? Дорога к лесу, усыпанная острыми камнями, весьма неудобна для ходьбы босиком, в особенности же теперь, когда повсюду стоят лужи с ледяной водой, оставленные прошедшим ливнем. Для раненой босой женщины такая задача непосильна.

– Мне очень жаль, Мэлгон. – Голос Бэйлина срывался. – Если ты прикажешь, мы будем искать, но люди промокли насквозь и уже совсем плохи, а собаки не могут взять след. Наверное, надо вернуться в Диганви и продолжить поиски, когда прояснится.

Король кивнул. Зачем понапрасну мучить людей? Теперь все равно нет надежды найти живую Рианнон, а поиски тела могут и обождать.

– Да, отправляйтесь домой.

Всю обратную дорогу воины тяжко молчали. Тишину нарушали только шелест дождя, позвякивание конской упряжи да хлюпанье копыт по лужам. Как только они добрались до крепости, лошадей сразу же отправили в конюшню, чтобы хорошенько обсушить и накормить. Всадники же, скинув одежду, с которой лились потоки воды, вместе с собаками собрались возле пылающего очага в пиршественном зале.

Мэлгона среди них не было. Он медленно брел по крепостному двору к маленькой церковке, находившейся близ его личных покоев. Дверь скрипнула под его рукой, и ударивший в ноздри запах сырости и плесени напомнил ему данный в Лландудно обет отстроить каменный храм на месте наспех сколоченной деревянной церквушки. Да, пора бы исполнить свое обещание. Он сделает это, как только сможет послать людей в старую каменоломню.

Но, несмотря на сырой запах забвения, царивший здесь, церковь содержалась не бедно. Вдоль стен горели тростниковые свечи, а па самом алтаре стояло даже несколько восковых. Правда, священника сейчас не было, но это и неудивительно. Ведь отец Лейкан скорее был учителем, чем попом. Поэтому, если не считать воскресной праздничной службы, а также случаев венчания, похорон и тому подобных событий, он проводил время вдали от храма, занимаясь мирскими делами, как-то: перепиской книг, обучением Рина да еще нескольких сорванцов.

Мэлгон нерешительно приблизился к массивному алтарю. Этот замечательный кусок кладки каменного дома был вывезен из старой римской крепости в Сегонтиуме. Возможно, там он тоже служил в качестве алтаря, хотя, конечно, не в честь христианского Бога.

Король не преклонил колен, а вместо этого разглядывал блики света, отбрасываемые камышовыми свечами на выскобленные добела стены. Зачем он пришел сюда? Ведь Бог больше не слышит его. Помыслы его чересчур отягощены ненавистью и горечью. По крайней мере здесь тихо, и тяжкие воспоминания оставляют его в покое. Запах свечей напоминал о Лландудно и о бесчисленных часах, проведенных в молитвах в монастырском храме. Там он нашел мир и покой, ту немую и слепую веру, что изгнала горчайшую боль из его души.

На звук скрипнувшей двери Мэлгон обернулся и застыл, увидев движение теней на пороге. Он уже готов был подумать, что и сюда за ним последовала Эсилт. Но тут при свете свечей блеснули медью волосы Гвеназет, и король облегченно вздохнул:

– Ты меня напугала.

– Меня ли ты боишься, Мэлгон, или это твои грехи наконец-то стали преследовать тебя?

Он снова вздохнул. Понятно. Гвеназет не оставит его в покое.

– Ну так что?.. – Домоправительница выступила вперед, Отблески пламени бросали на ее лицо глубокие темные тени. От этого Мэлгону вдруг показалось, что перед ним изможденная старуха, хотя он понимал, что это не так: Гвеназет была на несколько лет моложе его. – Ты убедился в том, что Рианнон мертва? Говорят, она утонула, ее смыло волной во время шторма. – Женщина сделала еще один шаг к королю. – Теперь все твои трудности позади, верно? Теперь, когда Рианнон так кстати исчезла.

Он не ответил, и Гвеназет подошла еще ближе.

– Скажи мне, Мэлгон, ты собираешься отдать последние почести своей королеве? Ты проследишь за тем, чтобы твои люди соблюдали подобающий траур и чтобы по ней отслужили мессу?

– Разумеется.

– Ханжа. Рианнон была далека от всего этого, она находила умиротворение в лесу и в горах, брала силу духа в живой природе, в запахе дождя и ветра. Она принадлежит старым богам, старым обычаям.

– Ты права, но у нас нет языческих жрецов. Я могу лишь попросить Талиесина сочинить песню о ней, чтобы воздать должное ее нежной душе и древней вере.

– Но ты даже не отправишь никого к ней на родину, чтобы сообщить о ее смерти соплеменникам? – продолжала издеваться Гвеназет. – Не привезешь сюда бригантских воинов, чтобы они рвали на себе волосы и оплакивали ее?

– Этого я не могу. Сама знаешь, не Могу.

– Но почему же? – Теперь Гвеназет стояла вплотную к королю. Он до мельчайших подробностей видел ее сверкающие глаза и резкие морщины, прорезавшие усыпанный веснушками лоб. – Может, боишься, что развалится политический союз, едва только бриганты узнают, что Рианнон погибла? А вдруг они проведают, что она умерла от твоей руки? Какой расплаты могут потребовать бриганты за убийство своей принцессы?

– Я заплачу им, – устало сказал Мэлгон. – Я заплачу, сколько они запросят, даже если мне придется разориться совсем. Только не прежде осени. Во имя будущего Гвинедда нам необходимо еще одно мирное лето.

Гвеназет отступила на шаг. Внезапно она утратила весь свой запал.

– Теперь все равно. Ничто не вернет Рианнон. И если уж рассказать тебе всю правду, то она вовсе и не была никакой бригантской принцессой. Успокойся. – Она пристально взглянула на короля своими золотисто-зелеными глазами. – А ты не знал этого, ведь не знал? Фердик не был отцом твоей жены.

– Что такое?

– На смертном одре он сказал ей не только правду о матери. Он объявил, что не является ее отцом. Фердик поведал, что родителем Рианнон был ирландский раб.

– Раб?

Глаза Гвеназет недобро прищурились.

– Тебе же прекрасно известно, что за тварь была твоя сестра. От этой хищницы не ускользнул бы ни один мужчина. Фердик заявил, что отец Рианнон был еще совсем юным мальчиком. Я думаю, что из всего сказанного об Эсилт до бедняжки лучше всего дошел рассказ об этой грязной связи, и именно он сильнее всего пошатнул ее веру в прекрасную добрую фею, которую она так любила.

Мэлгон отступил, на шаг назад.

– Но я не желаю слышать о грязных делишках сестры.

– А вот теперь представь себе, каково было Рианнон. Всего лишь в одном коротком разговоре с умирающим она узнала о том, что является не только дочерью женщины, которую всей душой ненавидит ее любимый муж, но, к тому же, ее незаконной дочерью, зачатой от презираемого всеми раба во время безудержной оргии. – У Гвеназет задрожал подбородок, и она отвернулась. – Удивительно еще, что она тут же не сошла с ума. Но она была сильной женщиной, хрупкая маленькая Рианнон. Она заставила себя вытерпеть все это, Я думаю, она справилась бы с чем угодно, потому что любила тебя... и верила, что ты тоже ее любишь.

– Наш брак был основан на сплошной лжи, – возразил Мэлгон, – Ты не смеешь обвинять меня за то, что я испытал отвращение, узнав, кто такая Рианнон. Выйдя из чрева Эсилт, она унаследовала ее испорченную кровь.

Гвеназет вновь оказалась возле короля, лицо ее исказилось от боли.

– Да как же ты мог, Мэлгон? Как ты посмел выгнать ее? У Рианнон нет никого на всем белом свете. Она абсолютно одинока.

– Верно, – ответил он. – У Рианнон никого нет, и я тоже отверг ее. Но собственная мать предала ее еще раньше. Эсилт виновна в гибели своей дочери, а не я.

– Глупец! – Глаза домоправительницы вспыхнули, она замахнулась словно для того, чтобы дать ему оплеуху, но лишь потрясла в воздухе крепко сжатым кулаком. – Рианнон любила тебя! Разве ты так и не понял?! Она могла сделать тебя по-настоящему счастливым, ее любовь способна была излечить даже такого, как ты! – Она безвольно уронила руки. – Но конечно, где тебе понять такое. Ты совсем ослеп от своей злобы. Все последние годы, ты только и думаешь о каком-то несуществующем древнем проклятии, в которое не верит никто, кроме тебя самого.

– Но это правда, – упрямо возразил Мэлгон. – И не может быть никакой надежды на любовь между мной и дочерью Эсилт.

– Так тебе необходимо проклятие? – Насмешливый звонкий голос Гвеназет чистым эхом разнесся по маленькой церквушке. Звук показался королю столь зловещим, что его снова охватил страх. – Что ж, будь по-твоему. Я проклинаю тебя, Мэлгон. Обрекаю тебя на одиночество и тоску до конца твоих дней.

Он тупо смотрел, как Гвеназет отвернулась и быстро зашагала прочь, как распахнула дверь и остановилась на пороге. Внутрь ворвался влажный ветер, и от него сразу заколебались огоньки свечей. Напоследок домоправительница бросила через плечо:

– Между прочим, я ухожу из Диганви. Не знаю, может, ты и не уволишь Элвина, но независимо от того, поедет ли он со мной или нет, моя служба у тебя закончена. Поутру я соберу своих детей и отправлюсь к отцу в лланфаглонскую крепость.

Когда фигура Гвеназет исчезла из дверного проема, Мэлгон поспешил закрыть за нею дверь, чтобы дождь и ветер не проникали в церковь. Захлопнув тяжелую створку, он прислонился к ней спиной и тяжело задышал. Глупость какая! Она никогда не имела никакой магической силы и никак не была связана с миром теней. И все же он не мог унять дрожь и долго трясся как в лихорадке.

Яростная речь Гвеназет эхом отдавалась в его голове, а в душе воцарилась беспросветная тьма. Он твердо зашагал обратно к алтарю, опустился на колени и принялся молиться.

 

Глава 21

Рядом завыл волк. Рианнон видела его огромные сверкающие зубы и чувствовала зловонное дыхание. Она в ужасе смотрела, как острые клыки глубоко впиваются в ее плоть; она попыталась вырваться, но тщетно. Зубы хищника вонзались в нее все глубже, проникая до самой кости. Рианнон вскрикнула.

– Тише. Ты в безопасности. – Голос был мягок, а рука, коснувшаяся ее лица, тепла и ласкова.

Образ волка исчез, однако страх остался. Ее жизнь в опасности, надо бежать!

– Успокойся, малышка. Никто тебя не обидит. Кто-то невидимый удержал Рианнон и погладил ее по волосам. Она почувствовала, как ласковые руки отерли слезы с ее щек и обняли за плечи. Страх наконец отступил, и она немного успокоилась. Объятия разомкнулись, но вскоре те же руки поднесли к ее губам чашу. Рианнон действительно мучила жажда, и потому она с удовольствием выпила душистую теплую жидкость. Сразу же все вокруг погрузилось во тьму.

– Она выживет?

– Конечно. Правда, потеряно немало крови, но рана не смертельна.

Голоса были совершенно незнакомые. Возродившийся страх заставил Рианнон с минуту колебаться, но любопытство взяло верх, и глаза ее открылись. Она лежала в маленькой каморке, освещенной лишь слабым огнем очага. В глубоком полумраке едва различимы были фигуры мужчины и женщины, сидевших на постели всего в нескольких футах от нее.

– Ты думаешь, она сама поранилась? Может, на скалах?

– Вряд ли. Даже очень острый камень не разрезал бы плоть так чисто. Я уверена, что это был нож.

– Значит, кто-то напал на нее?

– Похоже на то.

Рианнон зажмурилась и увидела склонившегося над ней с кинжалом в руке Мэлгона. То был совсем не тот человек, которого она любила. Нападавший на нее незнакомец походил на кровожадного убийцу и ничего общего не имел с ее мужем.

Она отогнала страшное видение и приподняла голову, стремясь услышать продолжение тихого разговора. Но шепот превратился в утробное бормотание и какие-то мягкие хрипловатые звуки. Рианнон потребовалось всего одно мгновение, чтобы понять, что мужчина и женщина больше не шепчутся, а занимаются любовью. Она затаила дыхание и прислушалась. Вдруг нахлынуло мучительное воспоминание о том, как она лежала в объятиях Мэлгона, а он сводил ее с ума своими ласками. Это было невыносимо.

Слегка пошевелив ногой, раненая сосредоточилась на болезненном ощущении в бедре. Впрочем, боль была вполне терпимой и даже обрадовала ее. Ведь это означало, что она жива, что еще не перенеслась в иной мир. Правда, она находилась недалеко оттуда. Рианнон вспомнила, как уже шла по широкому лучу и слышала голоса умерших, которые звали ее к себе. Казалось, они торопят поскорее пройти этот коридор до конца и выбраться к сияющему белому свету. Но потом свет померк, и она вновь перенеслась в свое холодное ноющее тело и почувствовала резкую, мучительную боль – боль возвращения к земной жизни. Затем страдания притупились, и Рианнон с облегчением соскользнула в темно-серый мрак забытья.

Теперь она в безопасности, теперь она совсем очнулась. Голоса хозяев смолкли, и ей казалось, что откуда-то издалека доносится шум прибоя. Рианнон приподняла голову и попыталась сообразить, как оказалась в этом доме. Но последнее, что она помнила, был холодный мокрый песок пляжа. Должно быть, эти люди нашли ее там и перенесли в свое жилище.

Она оглядела маленькую круглую, почти без всякой мебели, лачугу. Возле очага лежали два больших камня, заменявшие скамейки, а все пространство между краем ее кровати и изголовьем хозяйского ложа занимали несколько коробов для хранения пищевых припасов. Грубо пошитая кожаная и меховая одежда висела на плетеных из ветвей и обмазанных глиной стенах, а очаг был выложен из камней. Дым выходил в маленькое отверстие в закопченном потолке. Ее лежанку, очевидно, наспех устроили из всякого хлама. Овечьи шкуры, служившие подстилкой, сильно истерлись и обветшали. И каждый раз, когда она поворачивалась, грубая рогожка, которой ее накрыли вместо одеяла, царапала кожу. Хозяева были бедны, и все же они приютили ее и оказали помощь. Придется как-то расплачиваться с ними за гостеприимство.

Эта мысль встревожила несчастную, она снова повернулась на спину, и ее одолела крайняя усталость.

Через некоторое время Рианнон опять очнулась. Над нею склонилась женщина. Глаза ее были темными, почти черными, а кожа – загорелой. Ласковое выражение широкого лица говорило о том, что оно принадлежит той доброй душе, которая приютила несчастную в своем доме.

– Ну вот, моя маленькая русалочка, ты и проснулась. А мы-то уж думали – когда же ты очнешься?

Рианнон облизала пересохшие губы и с трудом проговорила:

– Где я?

– Это место называется Пен-Маенмаур. Это на побережье, недалеко от королевской крепости.

Упоминание о короле заставило Рианнон насторожиться. Женщина наклонилась к ней.

– Рана болит? – спросила она. Рианнон кивнула.

Хозяйка откинула одеяло и склонилась над раненой ногой. – Заживает. Покраснение спало, кожа прохладная. Думаю, теперь болят только швы.

Рианнон тоже посмотрела на свое бедро и увидела аккуратные темные полосы, стягивавшие края раны.

– Ты врачевательница? – с удивлением спросила она.

– Да, исцеление от лихорадки и зубной боли, лечение ран, помощь женщинам в родах – всем этим мне приходится заниматься Довольно часто.

– Благодарю тебя, – молвила Рианнон. – Я достаточно разбираюсь в ранах, чтобы оценить твое умение. Без швов остался бы безобразный рубец.

– Ну что за срам ходить с огромным шрамом. Богине не понравилось бы, что такая красавица изуродована на всю жизнь.

Темные глаза незнакомки лукаво засияли, и Рианнон вдруг насторожилась.

– Как тебя зовут? – спросила она.

– Арианрод. – Женщина смотрела ей прямо в лицо. – А тебя?

Гостья замялась. Если сказать ей правду, то Арианрод сможет сама догадаться обо всем остальном. Но все равно. Для того чтобы ловко солгать, ее голова еще недостаточно ясно соображает, поэтому она честно призналась:

– Меня зовут Рианнон.

Искреннее любопытство во взгляде хозяйки усилилось.

– Но это же одно из имен Богини. Ничего удивительного, что она спасла тебя от смерти.

– Спасла меня? – недоверчиво переспросила Рианнон.

– Ну да. Ведь, обнаружив тебя на пляже, Кейнвен был уверен, что ты уже мертва. Конечности твои почти застыли, а от потери крови кожа совсем побелела. Пролежав еще немного под открытым небом, ты бы непременно погибла. – Женщина многозначительно помолчала, – Я не могу не думать, что именно Богиня привела Кейнвена к тебе. Она явно хотела, чтоб ты выжила.

Холодный ветер вдруг овеял грубые стены хижины и дрожью пробежал по спине Рианнон. Уже в третий раз хозяйка упомянула Богиню. Хотелось узнать об этом подробнее, но гостья удержалась. Вместо этого она спросила:

– А где мой плащ? Разве на мне не было длинного шерстяного плаща?

– Нет, на тебе ничего не было. Кейнвен сказал, что поначалу принял тебя за русалку – ты лежала совершенно обнаженная. Он даже боялся к тебе прикоснуться, опасаясь, как бы ты его не околдовала. – Арианрод улыбнулась, и мелкие морщинки вокруг ее глаз углубились. – Рыбаки частенько врут про это. Наверное, только благодаря Богине Кейнвен сумел преодолеть свой страх: он все-таки завернул тебя в какие-то шкуры и отнес в свою лодку.

– И принес сюда? Арианрод кивнула.

– А Кейнвен... – Рианнон запнулась, выговаривая незнакомое имя, – это твой муж?

Женщина рассмеялась:

– Мы не называем друг друга мужьями и женами. Мы с Кейнвеном не обручены, если ты это имеешь в виду. Но он живет со мной, и оба мы стараемся по-своему служить Богине.

Рианнон уже не могла унять свое любопытство.

– Кто такая эта Богиня, о которой ты так почтительно говоришь?

Темные глаза хозяйки засверкали, отражая пламя очага.

– Богиня – наша общая мать. Она властвует над землей и океаном. Она – источник жизни на всей земле.

Рианнон задумалась и кивнула. Еще в седой древности люди верили во Всеобщую Прародительницу. И хотя иногда ее называли супругой Бога Охоты, культ Богини был гораздо старше. Рианнон припомнила, с каким презрением говорил Алевенон об обычае почитать луну как один из образов Праматери. «Ну как же может женщина, – спрашивал он, – пусть даже Богиня, быть сильнее и величественнее, чем божество мужского рода?»

Рианнон едва не задала тот же самый вопрос Арианрод, однако передумала и промолчала. Негоже спорить с чужими обычаями, особенно находясь у людей, которые веруют в эту Богиню. И все-таки мысли о всемогущем божестве женского рода прочно засели в ее голове.

– Когда ты выздоровеешь, то, может быть, сможешь отправиться с нами на одну из церемоний в честь Богини, – сказала Арианрод. – Уж поскольку Она сама тебя выбрала, тебе, наверное, следует побольше узнать о Ней. Но, – добавила хозяйка, прежде чем Рианнон успела ответить, – все это в будущем. А теперь пора отдохнуть. Вот, поешь-ка немного похлебки. Надо есть и пить как можно больше, чтобы поскорее возместить потерю крови.

Рианнон кивнула. Ее давно мучила жажда, и она была слаба, как новорожденный котенок. Для расспросов еще будет время. Теперь же надо поскорее восстановить силы.

Спустя несколько дней Рианнон почувствовала себя достаточно хорошо, чтобы, завернувшись в одеяла, без посторонней помощи добраться до одного из плоских камней у очага. Она сделала всего несколько шагов, но колени уже дрожали от напряжения, а по лбу градом катился пот. Рана быстро затягивалась, гораздо труднее было оправиться от потери крови. Большую часть времени Рианнон спала и даже когда просыпалась, то с трудом могла о чем-нибудь сосредоточенно думать. Но она рассудила, что эта слабость ей только на руку: отсутствие сил, необходимых, чтобы подумать о будущем, по крайней мере удерживало от неизбежных копаний в прошлом!

Огонь в очаге затухал, и Рианнон протянула руку к поленнице – за новыми смолянистыми дровами. При мысли о том, сколько сделали для нее Арианрод и Кейнвен, ее мучила совесть. Она в ужасе думала, что является обузой для этих добрых, но бедных людей, и уже решила как-нибудь отблагодарить их за помощь. Однако сначала для этого необходимо поправиться и окрепнуть.

Снаружи доносилось унылое завывание ветра, усиливавшее чувство грусти, от которого Рианнон никак не удавалось освободиться. Еще в детстве она научилась довольно быстро избавляться от неприятных воспоминаний, но теперь ей казалось, что сердечная боль никогда не покинет ее. В душе словно стянулся тугой узел; на сердце лежала страшная тяжесть. Довольно было любого намека на прошлое, чтобы скорбь вновь выплеснулась наружу.

Что ж, в конце концов, возможно, именно борьба с этим чувством придавала ей силы оставаться в живых. Теперь она твердо знала, что не хочет умирать. Она не готова к этому; было еще нечто неисполненное на этом свете, в ее жизни оставалась какая-то неосуществленная цель. Надо только понять, что это за цель, для чего душа ее вопреки всему вернулась в земную оболочку.

– Рианнон, ты уже на ногах! – Лицо входящей в дом Арианрод расплылось в улыбке. Она несла на бедре наполненную выпотрошенной рыбой корзину, которую и опустила на пол возле очага. – Рада видеть тебя достаточно окрепшей, чтобы самостоятельно подняться.

Рианнон покачала головой:

– Я все еще слишком слаба, мои ноги никуда не годятся.

– Ну, это только начало. Через несколько дней начнешь бегать. К тому времени надо подыскать тебе хоть какую-то одежду. Негоже ведь ходить, завернувшись в кусок материи.

Рианнон оглядела себя.

– Будь у меня игла с ниткой, я бы могла сшить из этого платье. Правда, вы бы лишились одного из ваших одеял, но, как только смогу, я возмещу вам его. – Она вздохнула. – Правда, для этого нужен станок и шерсть... Тогда я могла бы наткать полотна и сшить столько одежды, что вам обоим хватило бы на всю жизнь.

– В самом деле? Ты такая мастерица? – спросила Арианрод, ставя поближе к корзине горшок с водой и перекладывая туда рыбу. Потом она поместила сосуд в очаг.

– Я, правда, плохо пряду, но зато умею ткать и шить.

– Тогда придется позаботиться о том, чтобы у тебя появилось все необходимое.

– Это очень великодушно с твоей стороны. Но мне нечем тебя отблагодарить, у меня нет ни денег, ни драгоценностей, ни каких-либо других ценных вещей.

Арианрод долго и испытующе посмотрела на собеседницу, и Рианнон вдруг испугалась, что хозяйка захочет выяснить, кто же у нее в гостях. При этом любому было ясно, что ни у рабыни, ни у крестьянки не могло быть такой бледной гладкой кожи, таких нежных, ухоженных рук. Арианрод смогла заинтересоваться тем, кто она такая и кто ранил ее. Об остальном умная женщина без труда догадается сама. Однако рыбачка не задавала вопросов. Возможно, она деликатно дожидалась, когда гостья окончательно окрепнет, чтобы после этого удовлетворить свое любопытство.

Арианрод указала на свое собственное скромное одеяние.

– У нас достаточно шкур и мехов, но одежда стала слишком уж дорогой. Поэтому твое умение хорошо шить весьма кстати.

Рианнон с искренней благодарностью кивнула. Вот наконец-то способ расплатиться со своими спасителями. Оставалась, однако, другая тревога. Ткачество и шитье требуют времени, но чем дольше она задержится у этих людей, тем вероятнее возможность того, что Мэлгон обнаружит ее здесь. А если это случится, что он сделает? Вдруг он захочет убить ее? И не накажет ли король Арианрод и Кейнвена за то, что они приютили изгнанницу?

Рианнон вздрогнула, подумав о том, что, может быть, скрывая правду о себе, она подвергает опасности жизнь своих милосердных спасителей. Но если признаться во всем, то они могут выдать ее королю. Бедняжка вздохнула. Нет, она вовсе не хотела им зла, но и не могла рисковать, рассказав всю правду о себе. Надо надеяться, что Мэлгону не придет в голову ехать в эту деревушку. Да и зачем ему ее искать? Должно быть, он радуется тому, что она навсегда исчезла из его жизни.

Изгнанница ненадолго успокоилась, но вскоре вновь вспомнила выражение мужнина лица во время последней ссоры. Он возненавидел ее.

– Ты так побледнела. – Мягкий голос Арианрод отвлек ее от тяжких дум. – Тебе, наверное, снова надо прилечь. Пойдем, я помогу.

Рианнон позволила хозяйке проводить себя до постели. Здесь она повалилась на спину и закрыла глаза. Скорбь о разбитой жизни, конечно, велика, однако не настолько, чтобы желать расстаться с нею. Она сделает все, чтобы выжить, и да простят ей боги, если по ее вине в паутину ненависти, опутавшую их с Мэлгоном, попадутся еще и эти ни в чем не повинные рыбаки.

Рианнон ненадолго заснула, а когда вновь открыла глаза, Арианрод все еще находилась в хижине. Она приготовила вкусную уху и помогла девушке сесть, чтобы выпить бульон, а потом на несколько минут вышла за дверь. Вернулась она с коромыслом через плечо, на котором висели два ведра, до краев наполненные водой. Хозяйка поставила воду на огонь и снова подошла к постели больной.

– Пора бы тебе помыться, малютка. – Наклонившись к Рианнон, она убрала спутанную прядь волос с ее лица, – Потом надо причесаться хорошенько. Что за дивный цвет. Должно быть, в твоих жилах течет кровь ирландцев, ведь это они славятся огненными волосами.

Рианнон видела, как рыбачка вернулась к очагу и бросила в закипающую воду какие-то травы. Хижину тут же наполнили чудные ароматы розмарина и лаванды, и гостья улыбнулась – Арианрод знала толк в растениях. Насколько смогла убедиться Рианнон, у хозяйки не просто имелись богатые запасы сушеных трав и кореньев в коробочках, стоявших у стены лачуги, она к тому же умела толково пользоваться ими. Похоже, ее познания выходили далеко за пределы простого знахарства. Рианнон была уверена, что Арианрод обладает каким-то колдовским секретом. От этой рыбачки исходили умиротворенность и тепло, и ее подопечная чувствовала, что тем самым хозяйка врачует ее душу, точно так же, как искусными манипуляциями лечила раненую ногу.

Рианнон продолжала наблюдать, как Арианрод справляется с домашними делами, но, несмотря на все старания, не могла угадать ее возраст. Словно споря с залегающими вокруг глаз лучистыми морщинками и обветренной кожей лица, волосы хозяйки оставались темно-каштановыми, без всякого намека на седину, а грациозные движения полного тела излучали энергию и жизненную силу молодой женщины. Лицо ее казалось миловидным, хотя и без претензий на красоту, а зубы сверкали поразительной белизной и выглядели абсолютно здоровыми. Так что у нее словно вовсе не было никакого возраста – она будто и не собиралась стареть.

Рядом с такой женщиной Кейнвен казался тихой, маленькой тенью. Он был тощим и очень загорелым человечком с узеньким личиком. Правда, черты его лица отличались некой своеобразной красотой. Кейнвен еще ни разу не заговаривал с Рианнон. Он входил и выходил из дома с осторожностью дикого зверя, который прокрался в жилище человека, чтобы найти тепло и пищу, а потом сразу вернуться в родной лес. Ежедневно он приносил рыбу, а почти каждую ночь – Рианнон это знала точно, поскольку из-за этого всякий раз переживала неприятные воспоминания, – этот молчаливый мужчина занимался любовью с Арианрод.

Наконец вода подогрелась. Хозяйка перенесла один из тяжеленных объемистых горшков поближе к постели больной и откинула одеяла. Заботливыми руками она вымыла свою подопечную, а когда дело было сделано, указала на огонь в очаге.

– Теперь тебе придется хорошенько высохнуть. Я собираюсь постирать постель, так что ты на время останешься без покрова.

Гостья с беспокойством взглянула на дверь, но Арианрод покачала головой:

– Кейнвен не скоро вернется. Не бойся.

Рианнон поморщилась, сообразив, как глупо она себя ведет. Ведь когда рыбак обнаружил ее, она была совершенно нагой, и в таком виде он нес ее в свою лодку. К чему теперь скромничать? И все же она не могла преодолеть природную стыдливость, и вид собственного обнаженного тела смущал ее, как и прежде. Робость оставляла ее лишь с Мэлгоном.

Мэлгон! Непрошеное воспоминание вновь пронзило ее болью, да такой острой, что все тело судорожно вздрогнуло. Арианрод заметила это. Она пристально взглянула на гостью, и вдруг Рианнон поняла, что эта женщина ясно прочла ее тайные мысли, как будто они были высказаны вслух. На этом дело не кончилось. Арианрод приблизилась к больной, помогла ей добраться до пылающего очага, а сама, скрестив ноги, уселась у нее за спиной и принялась расчесывать рыжие пряди Рианнон своим древним костяным гребнем.

 

Глава 22

Мэлгон видит себя на берегу реки. Прищурившись, он вглядывается в густой туман, окутывающий скалы белой пеленой. Весь он словно наполнен запахом гор – острым ароматом дождей и ветров.

Знакомый голос зовет его по имени, и он оборачивается. К нему по тропинке спускается девушка. Две длинные косы змеями вьются по плечам, а глаза сияют необычайной синевой горного воздуха. В руках у нее какой-то продолговатый узел. Очевидно, сворачивали его долго и аккуратно, и теперь Мэлгон видит, сколь осторожно и бережно прижимают его к груди тонкие пальцы девушки. Он смотрит в ее лицо. Она улыбается.

– Что это такое, Эсилт?

– Это тебе. Я давно обещала тебе это.

Мэлгон ощущает, что брови его непроизвольно нахмурились. Ему чудится, что предмет в руках Эсилт похож на меч. Она принесла оружие покойного Кадваллона. Он помнит, что именно так тогда и случилось, вот только в этой жизни или в другой?..

– Посмотри, Мэлгон, – сестра говорит мягко и ласково. – Смотри же, это совсем не то, что ты думал.

Снедаемый любопытством, король приближается. Он не в силах сопротивляться соблазну. А голос у Эсилт низкий, гортанный, мало похожий на обычные женские голоса. Она протягивает ему узел. Теперь он отчетливо видит даже коричневый загар на маленьких, холеных руках сестры. Он помнит, как часто держал ее тонкие прохладные пальцы в своих ладонях.

Наконец он решается взглянуть на то, что она принесла ему, и сердце едва не останавливает свой бег: перед ним младенец. Мэлгон тупо смотрит на голубовато-белую кожу и огненно-рыжие волосенки девочки.

– Она – для тебя, – шепчет Эсилт, и в ее голосе Мэлгону слышится только любовь и нежность.

– Для меня? – Ему едва удается выдавить из себя эти слова.

– Сбереги ее.

Мэлгон кивает. Объятый страхом и сомнениями, он все же берет ребенка и прижимает к своей груди. Потом снова смотрит на Эсилт. Она успела уже наполовину подняться по той же тропинке, по которой пришла сюда. Обернувшись, сестра приветливо машет рукой. Он еще с минуту смотрит ей в глаза, а потом она исчезает.

Мэлгон снова глядит на дитя. Оно морщит лобик, зажмуривается и внезапно принимается плакать, словно от нестерпимой боли. Его охватывает ужас. Он мчится вверх по тропе, ища помощи, но, зацепившись ногой за корень, падает прямо в холодную, пенящуюся воду реки и сразу же идет ко дну. Мощное течение вырывает из его рук орущую ношу. Локтями и коленями Мэлгон бьется о пороги, стремясь спасти ребенка. Но пальцы никак не могут ухватить заветный узел и натыкаются только на камни или на ледяные струи воды. Потом он тонет в небытии...

Король уселся па край постели. Мускулы ног свело судорогой, а по всему телу струился пот. Уставясь во тьму, он попытался разглядеть хоть что-нибудь и с трудом различил очертания темнеющего в середине комнаты дубового стола, за которым обычно собирался совет. Слава Богу, это был только сон. Мэлгон передернул плечами, сбросив с себя меховое покрывало, и поднялся на ноги. Холодный воздух овеял обнаженные плечи. Несколько раз глубоко вздохнув, он попытался обрести спокойствие.

Сон, всего лишь сон. Раньше ему снилось нечто подобное, но никогда сновидение не заканчивалось так ужасно. Прежде то, что протягивала Эсилт, оказывалось отцовским мечом, и, принимая его, Мэлгон понимал, что Кадваллон умер, и теперь пришло время сменить отца на престоле. Таков был его прежний привычный кошмар. Король крепко зажмурился, но видение не оставило его в покое. Беззащитное, невинное дитя... И он потерял его, позволил ему утонуть.

Он дотащился до стола, оперся на него ладонями и почувствовал приступ тошноты. Эсилт никак не оставит его в покое. Без сомнения, это она послала дурное видение, чтобы извести его окончательно, чтобы отравить и без того постылое существование чувством невосполнимой утраты, чувством вины. И это ей удалось, о, как же прекрасно удалось!

Мэлгон глубоко вздохнул и побрел к двери. Распахнув ее, он набрал полную грудь свежего холодного воздуха. Шел дождь, благословенный, очищающий дождь. Король шагнул под небесные потоки, наслаждаясь ледяными струями, коснувшимися горячей кожи, и замер на месте, чтобы предоставить им до корней вымочить волосы и омыть каждый дюйм измученного тела. Лишь поодаль, на сторожевой башне, трепетал огонек факела. Мэлгон криво усмехнулся: что может подумать страж, если вдруг посмотрит в сторону крепости и увидит своего короля под потоками ливня и без единого лоскута, прикрывающего наготу.

Мало-помалу дрожь, вызванная сновидением, уступила место дрожи от холода, и король вернулся в палату совета. Насухо обтеревшись шкурами, взятыми с постели, он принялся разжигать огонь в жаровне. Когда наконец удалось раздуть пламя, зубы уже выбивали дробь. Он собрал разбросанную повсюду одежду и, для тепла приблизившись к огню, быстро оделся. Неприятные телесные ощущения заглушили душевную тревогу; больше он не чувствовал себя полупомешанным от тяжких раздумий. Но совесть мучила по-прежнему.

Наконец, накинув плащ, он выбежал из комнаты и, стремительно прошагав по крепостному двору, внезапно остановился возле опочивальни. Все внутри у него перевернулось. Именно здесь, в этой самой комнате, он набросился на Рйаннон и ранил ее. Там, на полу, все еще темнели пятна ее крови. И не важно, что накануне слуги дочиста скоблили каменный порог – Мэлгон все равно видел на нем зловещие следы. Он вновь заторопился к воротам.

– Мабон, спустись ко мне.

– Что такое, мой король?

– Я должен выйти наружу. Помоги с воротами.

Часовой спустился с башни, и вскоре Мэлгон уже устремился вниз по тракту. Мабон окликнул своего господина:

– Милорд, если меня спросят, куда вы отправились, что я должен ответить?

Король не обернулся.

Ноги сами привели его к тому месту, где лес с холма спускался в долину. Все еще стояла ночь, и мир был создан из теней. Фигуры выступали из мрака, только когда путник вплотную приближался к ним. Он не боялся ни дикого зверя, ни прочих опасностей, которые могли подстерегать одинокого путника, покинувшего надежные стены крепости. Ничто в этой тьме не пугало его сильнее, чем собственные мысли.

Он шел вслепую, он почти бежал, и ужас следовал за ним неотступно. Полоска зари показалась на горизонте, когда он ступил под сень деревьев. Призрачные серебристые плети берез и серые дубовые сучья светились на темном фоне елей. Может, хоть под шатром ветвей ему удастся спастись от наваждения?

Тут и там слышался под снегом веселый, бурливый звон первых весенних ручьев. Кроме этого звука, ничто не нарушало мертвой тишины. Птицы еще не вернулись с юга, да и животные, вторя окружающей природе, до поры хранили молчание. Но в воздухе уже запахло ожиданием чего-то нового. С запахом сырой земли смешался другой аромат – то было еще слабое дыхание прораставших из-под земли побегов и лопающихся под снегом семян. Вскоре зелень брызнет по ветвям деревьев, изгоняя из леса серо-коричневые зимние краски. Нежно забелеют лесные ветреницы, способные устоять даже против жесточайших бурь ранней весны, появятся фиалки, прячущие свой чудный пурпурный наряд в маленьких укрытиях под низкими ветвями елей.

И вновь тоска захлестнула Мэлгона. Как страстно желал он прихода весны, возвращения тепла и ветра, напоенного запахами жизни, первого раннего цветения... и Рианнон. О, как же похожа она была на лесной цветок, застенчивый и нежный.

Вдруг он замер, словно оглушенный ужасной мыслью. Что за чушь лезет ему в голову? Ведь Рианнон – ядовитый отпрыск самой Эсилт! Память о ней – все равно что добровольные поиски страдания и бед. Он должен забыть...

С глубоким вздохом Мэлгон призвал воспоминание о том, как в последний раз застал Рианнон и Гвеназет. Он уже ждал, что им вновь овладеют ненависть и отвращение. Но, как ни странно, эти чувства где-то заплутали и не пришли к нему. Король огляделся, словно искал кого-то. Здесь, на чистом, омытом струями дождя воздухе, среди блестящих от влаги деревьев, насмехающийся над ним образ сестры казался далеким и туманным. Возможно, на эти места ее власть не распространяется? Призрак Эсилт был соткан из тяжкого, как хмельной бред, дыма костров, из удушающих пряных благовоний и зловещего смеха. Наверное, ей самой, как и сопутствующему ей проклятию, нет дороги сюда, в этот непорочный тихий лес? Может, хотя бы здесь он свободен?

Мэлгон продолжал углубляться в чащу, все еще не веря в избавление. Казалось просто невероятным, что кошмар, изводивший его последние два дня, теперь наконец отвязался от него. Эсилт охотилась за ним так долго, отравляя все его помыслы, высасывая жизнь из тела. Неужто она действительно готова оставить его в покое?

Снова пошел дождь, и король то и дело конвульсивно вздрагивал от холода. Ничего удивительного, что Эсилт выбыла из этой жестокой игры: он был полумертв от усталости и страданий. Наверное, даже привидению трудно отыскать его теперь. Он горько рассмеялся, потом затих.

В глубокой лесной чаще Мэлгон остановился. Прямо перед ним стоял древний дуб – священное дерево друидов. Глядя на этого могучего великана, король преисполнился тревожными предчувствиями. Ведь он и не собирался приходить сюда. Ноги сами привели его к этому месту. Какой-то потаенной частью своего сознания он уже догадывался, что должно сейчас произойти. Он не случайно оказался тут – в конечном итоге его ведь подгоняли мысли о сестре. Значит, именно здесь, под этим дубом, надо искать развязку в их отношениях, нечто такое, от чего он добровольно отвернулся, что похоронил под собственной яростью и болью. Теперь, на этом самом месте, неуловимая ниточка дастся ему в руки, и тогда отчаянию придет конец.

Мэлгон замер, лишь только перед ним явственно встал этот образ: он видел лежащую на ворохе пожелтевших дубовых листьев Рианнон, преисполненную жизни и особой робкой красоты. И ему вспомнилась сладость ее губ, ощущение двух тел, движущихся как единое целое.

– Нет. Это невозможно, – произнес он вслух. – Я не мог этого забыть. – И король погрузился в свои воспоминания, настолько острые и осязаемые, что хотелось завыть от отчаяния. Ни одна женщина прежде не умела заставить его пережить подобное. Лишь с ней он узнал, что значит идти по лесу в сопровождении самих богов, и как может растаять плоть, а душа слиться в единое целое с душой любимой.

– Нет, – прошептал Мэлгон и крепко зажмурился, словно не в силах был видеть встающие перед его глазами образы. Да, он все еще любит Рианнон. Даже ненависть к ее матери не способна разрушить эту любовь.

Король протянул перед собой руки, протянул с таким отчаянием, с такой мольбой...

– Рианнон... Я потерял тебя... – Голос его сорвался, и дрожь потрясла могучие плечи. Ему припомнился давешний сон: как он держал на руках сверток с милым, хрупким младенцем, какое отчаяние овладело им, когда он уронил дитя и увидел, что оно тонет в бурном потоке. Сон оказался вещим. Всего мгновение принадлежала ему Рианнон, а потом из-за собственной ненависти и злобы он на веки вечные утратил ее.

Он был так слеп! Он позволил жажде мести, своему безудержному гневу убить Рианнон. И вот теперь он одинок, одинок так же, как и после смерти Авроры. И на сей раз он не сумел сберечь любимую, только теперь горе оказалось страшнее. Не судьба, не Божий промысел и не злые духи унесли жену, а его собственная жестокость и безумная ярость. Эта ужасная мысль сразила короля, точно сильный удар в грудь, он рухнул на колени прямо перед величавым дубом.

Не ведал Мэлгон, сколько простоял он так, плача и воя от горя и безысходности. Когда же наконец очнулся, то сразу почувствовал, что рядом кто-то стоит. Этот кто-то, не издавая ни звука, просто стоял молча и ждал. Напрягая затуманенные слезами глаза, Мэлгон повернул голову. Незнакомец был мал ростом и странно сложен – на худеньких плечах слишком свободно болтался плотный коричневый плащ; его синие глаза смотрели изумленно и испуганно.

– Рин?

– Папа, что с тобой?

– Как ты сюда попал?

Рин глянул куда-то в сторону, потом Обратил к отцу открытый взгляд.

– Я просто слышал, как Бэйлин говорил, что тебя потеряли. Я... я не мог усидеть на месте. Я выбрался за ворота крепости и отправился искать тебя сам. – Голос его разносился звонким эхом среди деревьев; мальчик тревожно озирался, будто только теперь понял, как рисковал, в одиночку отправляясь в лес.

Мэлгон уже открыл рот, чтобы отчитать сына, но ни единого упрека не сорвалось с его губ, едва лишь новая мысль пришла на ум. Он протянул руку и взял ребенка за запястье.

– Как ты сумел найти меня? Откуда ты знал, что я именно здесь?

Рин смутился:

– Я подумал, что ты пошел искать Рианнон. Ведь она часто ходила в этот лес.

У Мэлгона перехватило дыхание: сын тоже чувствовал это – здесь действительно витал дух королевы. Рин вздохнул:

– Я скучаю по ней. Почему она ушла?

Мэлгону захотелось спрятать глаза, спрятать стыд... Он был уверен, что мальчику понятно, кто виноват во всем.

– Ты думаешь, она умерла, папа?

Король молча покачал головой – он не в силах был говорить.

– А Бэйлин уверен, что умерла, – заявил Рин. – Он сказал, что она утонула. А если ее не хоронили по-христиански, то она что же, попадет в ад?

Мэлгон заставил себя ответить:

– Я думаю, нет. Рианнон не была христианкой, она верила в... других богов. Они позаботятся о ее душе.

Мальчик снова кивнул, очевидно, успокоившись. Но король не испытывал той же уверенности, что и его сын. Казалось, после смерти Рианнон дух ее не обрел покоя. И если, как верят простые люди, привидения – это души несправедливо убиенных, то она еще не раз явится, чтобы потревожить его совесть. Эта мысль заставила Мэлгона оглядеть дубовую рощицу. И только тут он с удивлением обнаружил, что так и стоит коленопреклоненный на груде мокрых листьев. Он попытался подняться, но закоченевшие мускулы и сухожилия отказывались повиноваться, и король застонал, едва не уткнувшись лицом в землю.

– Позволь помочь тебе, папа.

Опираясь на тонкую мальчишескую ручонку, Мэлгон быстрым движением заставил себя выпрямиться. Боль разлилась по его ногам, словно пронзив их сотней кинжалов. Он покачнул и обнял Рина за плечи. Но мальчик тоже зашатался под тяжестью отца, и король затопал ногами, чтобы они вновь ощутили землю и могли держать его.

– Ты можешь идти, отец? Что с тобой?

– Я окоченел от холода. Ноги не слушаются...

– Обопрись на меня. Я тебе помогу.

Прикосновение сына к его руке напомнило Мэлгону о Рианнон. Оба они были такими хрупкими и миниатюрными созданиями – его сын и его жена. Новый приступ горя заставил плечи короля содрогнуться.

– Ты плачешь, папа? – Рин искренне изумился.

– Да. Это ведь совсем не стыдно, мой мальчик, плакать о тех, кого ты любишь.

«Не стыдно», – Мэлгон тряхнул волосами. Кровь Рианнон обагрила его руки, он не имеет права разыгрывать из себя убитого горем мужа.

– Но, может быть, она все-таки не умерла? – произнес Рин. – Может, приплыл в своей лодке какой-нибудь ирландский разбойник и украл ее?!

Мэлгон вздохнул. Так тяжко было слушать речи наивного ребенка. Он и сам не прочь бы пофантазировать, не будь это столь невыносимо теперь. Оба они должны поглядеть правде в глаза. Рианнон погибла, и убил ее он сам.

– Королева ушла средь бела дня, – сказал отец Риму. – Если бы приплывали разбойники, то кто-то обязательно заметил бы их.

Мальчик, в свою очередь, тяжко вздохнул, и Мэлгон вдруг остановился, чтобы посмотреть ему в глаза.

– Я должен тебе признаться... Это я повинен в смерти Рианнон. Мы с ней... поссорились, и я прогнал ее.

Рин как-то судорожно вздохнул – словно застонал; глаза его округлились.

– Но ведь ты не хотел убивать ее, правда?

У Мэлгона упало сердце. На самом деле, это же так: несмотря на всю свою ярость, он ведь не думал и впрямь лишать ее жизни...

– Нет, я не хотел, чтобы она умерла.

Лицо Рина просияло.

– Тогда Рианнон все поймет. – Мэлгон смотрел на него воспаленными и недоверчивыми глазами, а мальчик продолжал: – Она всегда была такой, она понимала меня, если я поступал плохо, и всегда утешала и помогала мне.

Королю хотелось взвыть, как раненое животное, Но он не посмел. Рин не понял бы его страданий. Надо уберечь мальчонку от этого ужаса. Мэлгон потянул его за руку.

– Идем. До крепости еще очень далеко, а я промок до костей.

Наконец сквозь пелену дождя они увидели стены Диганви. Мэлгон услышал легкий вздох Рина и понял, как смертельно устал ребенок. Им обоим требовалось выпить вина или меда. Подобно неуклюжему четвероногому чудовищу отец и сын проковыляли в открытые ворота.

Едва они показались на крепостном дворе, им навстречу бросился Бэйлин. Мэлгон остановил его холодным взглядом.

– Как же могло случиться, что мои воины позволили мальчику отправиться на поиски, тогда как сами греются у очага?

– Дурень вроде тебя не стоит того, чтобы из-за него пропадали хорошие солдаты! – рявкнул Бэйлин в ответ. Потом его лицо смягчилось. – Ступай к огню, Мэлгон. Там тебя ждет жареная оленья нога.

– Мне бы лучше в теплую постель, я промерз до мозга костей.

Рин дернул отца за рукав.

– Позволь мне помочь, папа. Я подогрею вина и разведу огонь.

Мальчик побежал в сторону королевских покоев, а Мэлгону не оставалось ничего иного, как с досадой посмотреть ему вслед. С того злополучного дня он ни разу не ночевал в своей спальне. Король знал, что сейчас Бэйлин думает о том же. Мэлгон повернулся к другу и увидел, что тот наблюдает за ним. Старый воин пожал своими широкими плечами.

– Рано или поздно, но тебе придется посмотреть правде в глаза. До Рианнон это было твое жилище, и, вероятно, однажды ты разделишь его с другой женщиной.

– Нет! – в глазах Мэлгона сверкнула молния. – Не смей говорить о Рианнон так, словно это была обыкновенная подружка на одну ночь! Она – моя жена!

Бэйлин отступил на шаг, явно ошеломленный этой вспышкой.

– Но я думал... – Он с трудом сглотнул. – Да что случилось, Мэлгон? Что с тобой?

Король отвернулся.

– Я ее убил. Я виновен так, как если бы собственными руками перерезал ей горло.

– Но ты был и отчаянии. Любой на твоем месте повел бы себя так же, если бы только узнал... то, что узнал ты. Кроме того, еще точно неизвестно, действительно ли королева утонула.

– Но я же хотел, чтобы она умерла. Я жаждал увидеть ее страдания.

– Однако все к лучшему! – настаивал Бэйлин. – Тебе все равно пришлось бы бросить Рианнон. Ведь ваш брак совершенно невозможен – она всегда оставалась бы живым напоминанием о предательстве Эсилт.

– А что, если я ошибался? Вдруг и вправду Эсилт вовсе не собиралась уничтожить меня этой женитьбой? Что если, наоборот, зная доброту и кротость своей дочери, она хотела, чтобы Рианнон стала моим спасением, моим убежищем и счастьем?

Бэйлин выпучил свои темные глаза и повел плечами.

– Ты сам не веришь в то, что говоришь. Это не похоже на Эсилт.

– Зато похоже на Рианнон. Ведь она и в самом деле не сделала мне ничего дурного, а лишь принесла мир и свою нежность и... – последнее слово Мэлгон прошептал, – ...любовь.

Бэйлин молчал. Когда же он наконец открыл рот, голос его звучал устало.

– Ты сильно утомился и не понимаешь, что говоришь. Отдохни немного, Мэлгон. Нельзя, поддавшись скорби в тяжкую минуту, навсегда пасть жертвой злобных, предательских замыслов Эсилт.

Мэлгон едва дотащился до своей опочивальни и рухнул на кровать. Он смертельно устал, ему действительно необходимо выспаться, не важно даже, где. Можно и тут, в этом скорбном месте. Он закрыл глаза и постарался не слушать, как Рин с рабом возятся у очага, разводя огонь. Но вдруг кто-то дернул его за ногу. Король открыл глаза.

– Я помогу тебе разуться, отец.

Король кивнул, потом снова сомкнул веки. Слышно было, что мальчик силится стащить с него тяжелый, пропитанный водой сапог. Это напомнило Мэлгону, как после возвращения с охоты, когда он очень уставал, Рианнон собственноручно помогала ему раздеваться. Обычно после этого жена массировала его ноющие мускулы, и прикосновения ее были уверенными, облегчающими любую боль, нежными.

Король открыл глаза, пытаясь отогнать тягостный образ. В ногах кровати стоял Рин и смотрел на отца. Он был таким юным и таким печальным. Мэлгон чуть было не отослал его, но понял, что не может так поступить. Мальчик тоже переживал утрату Рианнон.

– Помоги-ка мне раздеться, – сказал он Рину, расстегивая пряжку пояса.

Мальчик стащил с отца штаны, потом помог ему освободиться от обеих, промокших насквозь, толстых шерстяных рубах. Мэлгон снова улегся на спину. Теперь он был совершенно обнажен, но так устал, что не мог даже прикрыться одеялом. Снова посмотрев на Рина, король увидел, что тот стоит на прежнем месте, не отводя от него взгляда.

– Что ты?

– Я... я смотрю на твои шрамы.

Мэлгон вздрогнул. Ему вспомнилось, как Рианнон, прикасаясь пальцем к каждому рубцу, расспрашивала об их происхождении. Ее пугали эти отметины судьбы, напоминая о том, сколько раз муж встречался в бою с самой Смертью. Рианнон ненавидела войну. И хотя он пи разу не задумался почему, но было совершенно очевидно, что она очень боится за него.

Мэлгон отогнал эти мысли и внимательно поглядел на Рина:

– Знаешь, ведь многие мужчины гордятся рубцами как доказательством своей храбрости. А вот мне они напоминают лишь о поражениях, ошибках, каждая из которых могла оказаться последней, если бы Удача мне не улыбнулась. Вот видишь, например, этот? – Король показал на свое предплечье. – Я повернулся лицом к противнику, а в это время другой напал сзади. Держись он на ногах получше да сумей рубануть мечом посильнее, и шрама у меня не осталось бы. Он бы просто отсек мне руку, и я бы умер, истекая кровью.

Рин лишь молча кивнул. Губы его беззвучно шевелились.

– А вот еще. – Мэлгон дотронулся до длинной, с неровными краями полосы, пересекающей ребра. – Подлец ударил прямо в грудь и достал до легкого, после чего я несколько недель харкал кровью. Еще только на дюйм выше, и я бы тотчас отдал Богу душу. Не важно, сколько на тебе доспехов, Рин, все равно есть незащищенная часть, угодив в которую, вражеский меч может либо оставить отметину, либо лишить тебя жизни. Воин выживает в бою лишь благодаря своему разуму и инстинкту. Никогда не забывай, сынок, сколь хрупко человеческое тело, как близко бродит смерть от каждого из нас.

Мальчик побледнел, и Мэлгон мысленно проклял себя за то, что в этих доверчивых глазах появился страх. В каждом из произнесенных только что слов Рин видел доказательство смертности своего отца. После утраты любимой мачехи жестоко было подвергать детскую душу подобным испытаниям.

Король мрачно уставился в украшенную богатым ковром стену. Какой же он дурак, всегда заставляет страдать любимых людей. Ну почему бы не подумать, прежде чем открывать рот?

Он снова повернулся к Рину. Мальчик по-прежнему тревожно и неуверенно смотрел на отца. Мэлгон сделал жест в сторону очага, где раб оставил кувшин с подогретым вином.

– Наполни мой кубок и ложись рядом со мной.

– Что? – Рин был удивлен.

– Сегодня ночью ты можешь спать здесь.

На лице сына заиграла радостная улыбка, и он поспешил исполнить повеление отца. Осторожно неся в руках чашу с вином, Рин приблизился к кровати. К этому времени король немного отдохнул и нашел в себе силы натянуть на себя одеяло. Он выпил до дна теплый напиток, после чего отодвинулся, чтобы мальчик мог улечься рядом. Рин прильнул к отцу, словно щенок. Мэлгон поставил кубок на пол возле ложа и вздохнул. Ему так хотелось остаться одному, чтобы вновь без свидетелей встретиться с тьмой, протягивающей к нему свои неумолимые лапы. Но он не посмел прогнать сына. Нельзя повторять старые ошибки. Боль снова вернулась, такая же резкая и мучительная. Ее лишь немного приглушили выпитое вино и тепло маленького прижавшегося к нему комочка.

 

Глава 23

– Надо бы тебе отдохнуть, милая. Нельзя так утомлять глаза работой.

Рианнон оторвалась от шитья и покачала головой. Она не остановится, несмотря на то что нога мучительно ноет, а глаза уже слезятся от напряжения, неизбежного при неровном, слабом свете очага. Сотканный ею кусочек ткани был еще очень мал. Если продолжать с такой же скоростью, то пройдет много недель, прежде чем рубаха для Кейнвена и платье для Арианрод будут готовы. Все-таки Рианнон была благодарна своей работе: по крайней мере не оставалось времени, чтобы предаваться запретным мыслям о прошлом.

Рыбачка приблизилась к ней и внимательно оглядела материю.

– Очень красиво, – похвалила она. – Ты настоящая искусница. – Хозяйка перевела взгляд на платье Рианнон, пошитое из простого одеяла. – Это похоже на чудо. Подумать только, какие вещи ты умеешь создавать с помощью простой иголки да нитки!

– Никаких чудес, всего лишь годы труда. Я начала шить и вышивать, едва научившись держать в руках веретено. – Говоря это, Рианнон не сразу поняла, что Арианрод с интересом слушает, пытаясь догадаться о прошлом своей постоялицы. И впрямь, простым рыбакам ее рассказ мог показаться довольно странным. Воспитание Рианнон, хотя и не имевшее ничего общего с обычным для принцессы, все-таки существенно отличалось от принятого у простолюдинов, и это могло вызвать вопросы.

Однако внимательный взгляд Арианрод остановился на ней всего на миг, затем хозяйка вновь повернулась к своей стряпне. Рианнон облегченно выдохнула, мысленно поблагодарив свою спасительницу за терпение. День ото дня она шла на поправку, но хозяева, очевидно, все еще считали ее недостаточно окрепшей, чтобы мучить расспросами.

Немного времени спустя Рианнон все-таки отложила челнок и потерла уставшие глаза. Арианрод подала ей горячую овсяную лепешку.

– На вот, съешь, а потом немедленно ложись. Если ты не отдохнешь, то у тебя не хватит сил, чтобы пойти на сегодняшнее празднество.

Рианнон удивленно взглянула на нее:

– Церемония в честь Богини будет сегодня ночью?

– Да. Уже наступило полнолуние. Теперь Богиня достигла наивысшего могущества, именно в это время мы призываем ее. Ты еще не передумала идти с нами? Нет?

Рианнон покачала головой:

– О нет, я очень хочу пойти на праздник. Мне интересно побольше узнать о вашей Богине. – Она одарила Арианрод теплой улыбкой. – Вы оба были так добры ко мне. Я просто обязана побольше узнать о той, которая внушает подобные великодушные чувства.

Лицо хозяйки сделалось совершенно серьезным и даже торжественным.

– Богиня сама взялась тебе покровительствовать, А нам, как ее верным слугам, оставалось лишь заботиться о ее избраннице.

Рианнон почувствовала, как по спине ее пробежал холодок. В рассуждениях Арианрод было что-то пугающее – ведь Рианнон вовсе не хотелось быть избранницей. Жизненный опыт научил ее, что несладко приходится тем, кто чем-то отличается от окружающих.

Тревожные мысли не оставили ее и в постели, и лишь крайнее утомление в конце концов даровало столь необходимый сон. А проснувшись, она обнаружила, что прошло уже несколько долгих часов. Кейнвен с Арианрод сидели по обеим сторонам очага и тихонько переговаривались. Едва заслышав шевеление на кровати, оба повернули головы.

– Ну как, ты отдохнула? – спросила хозяйка. – Хватит ли тебе сил, чтобы отправиться в лес?

– Да. Но я вас не задержала, надеюсь?

Арианрод таинственно улыбнулась:

– Разумеется, нет. Мы и не думали отправляться без тебя.

Вскоре после заката они двинулись в путь. Только что взошедшая луна плыла по небу, то ныряя в облака, то вновь показываясь между ними и изливая мягкий, призрачный свет на пустынный берег моря. Кейнвен с Арианрод шагали немного впереди, держась за руки и обмениваясь короткими тихими фразами, как говорят дети, , когда ждут чуда. Их волнение передавалось Рианнон, и по мере того как они приближались к темному лесу, ее тревога перерастала в предчувствие беды. Рианнон не могла отделаться от воспоминаний о том, как Алевенон рассказывал ей о древних богах, об их диких нравах и кровожадности. Внезапно ей показалось, что на самом деле она не так уж хочет увидеть своими глазами праздник Полной Луны.

Рианнон начала незаметно отставать, но Арианрод оглянулась.

– Что такое? У тебя болит нога?

– Да, немного, – ответила девушка. В действительности при ходьбе лишь слегка подергивалась поврежденная мышца, но Рианнон подумала, что жалобы на нездоровье послужат хорошим оправданием для внезапного возвращения домой.

Однако Арианрод лишь сбавила шаг и обняла спутницу за талию, чтобы помочь ей. Кейнвен присоединился к женщинам, поддерживая раненую с другой стороны, и бедняжка почувствовала себя точно в ловушке.

– Да ты вся дрожишь, детка. Тебе холодно?

В ответ Рианнон отрицательно покачала головой и тут же попыталась поскорее подавить страшные мысли. Действительно, что за глупость? Эти добрые люди спасли ей жизнь и потом столько недель заботились о ней. Они не могут желать ей зла.

– В лесу будет немного теплее, – заверила ее Арианрод.

Деревья действительно задерживали холодный ветер, но были бессильны против тревожных мыслей. Под елями лежали пушистые подушки снега, а голые ветви дуба и ольхи покрывала тоненькая корочка льда. Когда луна вновь выглянула из-за тучи, осветив заледеневшие ветки, они сразу же заблестели. Дыхание Рианнон участилось: это напомнило ей темную чащу и сверкание кинжала в руке Алевенона.

– Что с тобой? – Арианрод и Кейнвен остановились и с удивлением уставились на свою подопечную.

– Я... я... – В горле у бедняжки пересохло, конечности свело судорогой, но отчаянным усилием воли она заставила себя думать о том, что рядом находится участливая и добрая Арианрод. – Я должна только спросить... Эта ваша Богиня... Она не требует жертв?

– Жертв? – В голосе женщины прозвучало сомнение. – Мы приносим ей в дар еду и напитки, чтобы показать, как высоко ценим ее щедрость и плодородие. Ты об этом спрашиваешь, не так ли?

Рианнон покачала головой.

– Нет, я говорю о кровавых жертвах, – прошептала она.

– Ты думала, что во время этой церемонии мы льем чью-то кровь? Ну конечно, нет. Ведь все живое на земле – дети Богини. Убийство противно самой ее природе.

Луч лунного света проник сквозь ветви деревьев, и теперь Рианнон отчетливо видела озадаченное лицо своей собеседницы.

– Я не была уверена. Мне рассказывали...

Арианрод положила руку на плечо Рианнон, словно успокаивая девушку.

– Да, есть такие племена, которые приносят жертвы. Но только не во славу Богини. Правда, что одно из ее обличий – старуха, несущая смерть, но это только оттого, что смерть тоже является частью жизни. Деревья и их семена, и олень в лесу, и сокол в небе – все должны когда-то уйти. И мы тоже не вечны, но, пока мы живем, Богиня награждает нас радостью земного бытия и удовольствиями. Она учит нас праздновать саму жизнь и находить красоту в окружающем мире. – Арианрод улыбнулась. – Я обещаю тебе, что не случится ничего дурного.

Девушка отступила на шаг, почувствовав неловкость.

– Я не хотела обидеть вас подозрениями.

Когда молчаливый Кейнвен заговорил, лицо его было необыкновенно серьезным.

– Но в твоих опасениях есть здравый смысл. Ведь ты совсем недавно нас узнала, и никому в голову не придет винить тебя за твои страхи и сомнения, особенно если учесть, что тебе пришлось столько вытерпеть... – Мужчина внезапно смолк под осуждающим взглядом Арианрод, и Рианнон поняла, что эти двое не просто обсуждали между собой ее прошлое, но и догадались о ее бедах. Смущение девушки еще более возросло. Арианрод с Кейнвеном оказались добрейшими из известных ей людей. И откуда в ней такое недоверие, такая подозрительность? «Мэлгон», – отозвался внутренний голос.

Рианнон решительно шагнула вперед, словно желая оставить за спиной неприятные мысли. Спутники вмиг оказались по обе ее руки. Уже на ходу Кейнвен тронул ее за плечо.

– Поначалу я тоже боялся, – сказал он мягким, доверительным тоном. – Ведь и впрямь страшно предстать перед самой Богиней, ощутить Ее власть.

– Расскажи, как это было?

Возможно, благодаря необычайно яркому свету луны, на миг озарившему Кейнвена, его суровое лицо вдруг просветлело.

– Это так волнующе – почувствовать, что какая-то сила словно течет по твоим волосам, по кончикам пальцев и ты становишься частью единого огромного мира, но все же остаться самим собой – даже более чем когда-либо прежде.

Рианнон вновь вздрогнула, вдруг почувствовав, как нечто дотронулось до нее, как мягкая, невидимая рука принялась разминать окостеневшие мышцы шеи и спины. Она зашагала быстрее.

– Давайте же поспешим. Я не хочу, чтобы вы из-за меня опоздали.

Все трое углубились в лес. Странное ощущение не покидало Рианнон, и она была рада присутствию Арианрод и Кейнвена. В эту ночь лесные духи явно не спали, и ей не хотелось бы оказаться тут в одиночестве, а запах человеческого тепла, источаемый ее спутниками, подбадривал и успокаивал ее.

Наконец они добрались до поляны. Рианнон ожидала увидеть нечто более таинственное, что-то похожее на языческое святилище с истуканами, жертвенниками и белеющими на них костями животных. Но перед нею была обыкновенная лужайка, окруженная деревьями и залитая серебристым сиянием луны.

Могучий дуб широко раскинул свои ветви над всем, что росло здесь летом, но в это время года обращал на себя внимание лишь толстый ствол огромного дерева, стоявшего в центре лесной прогалины. Арианрод подошла поближе к дубу и принялась развязывать свой узелок. Во многом эти приготовления напомнили Рианнон то, что она видела однажды в Диганви, когда священник украшал церковный алтарь. Арианрод расстелила на земле скатерть, поставила на нее блюдо с овсяными лепешками и кувшин с медовым напитком.

Наблюдая за нею, Рианнон заметила, что вокруг поляны задвигались какие-то тени. Медленно, один за одним, к дубу выходили мужчины и женщины. Они двигались почти бесшумно, с тихой грацией людей, проводивших в лесу немало времени. Рианнон прежде никого из них не встречала, но все-таки заволновалась: что, если кто-нибудь ее узнает и донесет Мэлгону?

Но люди все стягивались к дубу и, казалось, вовсе не обращали на нее внимания. Она успокоилась. Двое мужчин стояли в тени, и Рианнон услышала доносившиеся с той стороны удары в барабан и нежную мелодию дудочки Мужчины и женщины взялись за руки и образовали круг а Кейнвен подошел к Рианнон, чтобы включить и ее в общий хоровод. Арианрод оставалась в центре, возле дуба. Когда все медленно двинулись по кругу, она воздела вверх руки и принялась мелодично, негромко напевать:

– Сюда, в наш круг, приди, о Великая Владычица Родительница и Защитница всего живого, ниспосылающая дождь, и ветер, и сияние солнца. О ты, что вселяешь жизнь в чрево овцы, и кобылы, и оленихи, и женщины. Мы обращаемся к тебе, которая украшает растения нежным цветом весной и наливает зерно золотом по осени; к тебе, которая наполняет наши сердца радостью и наши глаза слезами горечи. О ты, дарующая нам жизнь, Диана, Рианнон, Сибила Изис – всеми именами призываем мы тебя. Услышь твоих детей и согрей их своим теплым дыханием!

Рианнон услышала, что люди вокруг нее шепчут слова своих молитв Богине. Звуки этих тихих заклинаний наполнили лесную поляну, словно многоголосая музыка. Хоровод закружился быстрее. Рианнон пришлось подчиниться увлекающим ее рукам, и она уже едва касалась земли подошвами. Волосы развевались у нее за спиной. Теплый ветер вдруг подул на поляну, и Рианнон, доверившись ему, поплыла по воздушной волне.

И вот она в море. Все вокруг белое или серебристо-голубое, лишь кое-где пронизанное золотом солнечных лучей А сама она плывет, покачивается в больших руках Матери-Богини, словно в уютной, надежной колыбели. Мысли ее свиваются в тонкие ниточки, весело пляшущие над водой. Но вдруг ее накрыло волной, и все вокруг потемнело и стало мрачным и пугающим. Вниз, вниз, вниз, в самую темень погружается она, понимая, что лишь крепкая нить мыслей удерживает ее от падения на дно.

Но часть ее существа жаждет коснуться дна, где ждет Эсилт. Уже видны ее темные волосы, вьющиеся вокруг лица подобно виноградной лозе, видна ее белая кожа, отливающая голубизной под толщей воды. Рианнон плывет к ней, ее грудь болит, жаждая воздуха, руки слабеют и опускаются от усталости. Так тяжело, так больно...

И вот она уже почти у цели, она тянется к Эсилт, желая коснуться ее лица. Но пальцы дотронулись не до матери, а до холодного, неподвижного тела ребенка, плывущего в темном потоке. Рианнон в ужасе отпрянула, чуть было не хлебнув воды. Дитя проплыло мимо, безжизненное, бледное и сверхъестественно прекрасное в этой голубизне. Из горла Рианнон вырвался крик, на сей раз она не смогла подавить его. Она вдохнула холодную морскую воду, ее легкие заполнились ею. Несчастная из последних сил пыталась бороться с удушьем, со смертью.

Придя в себя, она обнаружила, что лежит на холодной земле. Рядом была Арианрод, но голос ее доносился словно издалека:

– Рианнон, с тобой все в порядке?

Она бессознательно кивнула. Кошмар покидал ее, но голова до сих пор кружилась, и, казалось, она никак не могла сделать вдох.

– Я просто... напугалась, – прошептала, наконец, Рианнон.

– Но чего? Что ты видела?

Рианнон медленно покачала головой и сказала:

– Я не уверена... Я была в воде. И видела мою мать. А потом... – Но она не решилась поведать о младенце.

– Что сказала тебе мать? Она говорила с тобой?

– Не знаю. Я не смогла дотянуться до нее.

– Ничего удивительного, – с легким вздохом заявила Арианрод, – Я так и думала, ты еще недостаточно окрепла, чтобы посещать мир духов.

– Мир духов?

– Да. А где же, по-твоему, ты была?

Рианнон не ответила. Почти всю жизнь она мечтала проникнуть в тот загадочный, иной мир, посмотреть, на что он похож. В последние недели она уже дважды посетила его, но так ничего и не нашла там, кроме смерти и холода.

Арианрод помогла ей подняться на ноги. Собравшиеся вокруг люди начали расходиться. Рианнон никак не могла унять дрожь, сотрясавшую все ее тело. Тогда Кейнвен снял с себя изрядно поношенную волчью шкуру и накинул ей на плечи. Но даже после того прошло немало времени, прежде чем она согрелась и успокоилась.

Остаток ночи прошел без приключений. Люди соорудили большой костер и зажарили мясо, которое и съели сообща за разговорами. К удивлению Рианнон, явно интересовавшиеся ею незнакомцы все-таки открыто не проявляли своего любопытства: ни один так и не задал ей вопроса, не принялся обсуждать то, что случилось с ней во время церемонии. Она же не могла не сравнивать местный обычай с ритуалами бригантов. На празднествах в Манау-Готодин в воздухе постоянно витал дух жестокости и плотского возбуждения. Возможно, так происходило потому, что теми обрядами руководил Алевенон, тогда как здесь распоряжалась Арианрод. Все было напоено ее теплом и доброжелательностью.

Когда луна поднялась совсем высоко, люди стали расходиться, растворяясь в лесу так же бесшумно, как появились на поляне.

– Идем, Рианнон, уже слишком холодно, чтобы ждать в лесу рассвета. – Кейнвен помог ей подняться.

– А где же Арианрод? – спросила она, оглядывая опустевшую поляну. Только теперь Рианнон поняла, что уже некоторое время не видела жрицу.

– Обычно после церемонии она возвращается домой в одиночестве, – ответил рыбак. – Чтобы призвать Богиню снизойти на землю, надо затратить уйму сил, и она смертельно устает от этого.

– Но ты за нее не боишься?

– Арианрод – очень могущественная жрица. Так что мне вовсе не следует за нее опасаться. Ведь ей покровительствует сама Богиня.

Однако это не вполне убедило Рианнон, к тому же ей вовсе не хотелось оставаться в лесу наедине с Кейнвеном. Несмотря на всю его доброту, он – мужчина, а она все еще не могла забыть, как мужчина обманул ее доверчивость. Поэтому, едва Кейнвен обнял ее за талию, чтобы помочь идти, раненая неуклюже вырвалась.

– Что с тобой, Рианнон?

– Я боюсь.

– Меня?! – Кейнвен выпучил на нее глаза. – Это из-за того мерзавца, который ранил тебя? Ты все еще боишься его?

Рианнон молча покачала головой.

– Скажи мне, кто он, и ты будешь отомщена.

Рианнон уставилась в загорелое, яростное лицо рыбака. Ее тронуло его горячее участие, но она не на шутку испугалась мысли о том, что Кейнвен может бросить вызов Мэлгону.

– Я не могу тебе сказать. Во всяком случае, я не хочу, чтобы за меня мстили. Просто мне будет плохо, если кто-то опять пострадает.

Кейнвен пристально посмотрел в глаза Рианнон, словно стараясь прочесть ее потаенные мысли. Потом взял ее за руку и повел прочь с поляны.

– Я бы ни за что не обидел женщину, – проговорил рыбак. – Я поклялся служить Богине... и всему, что способно дарить жизнь.

Рианнон вновь с удивлением подумала о странном культе, который исповедовали ее гостеприимные хозяева. Удивляло их поклонение слабому полу, особое почтение к женщине. Воинственные бриганты уважали исключительно мужское начало. Кимры относились к своим женщинам немного получше, однако было очевидно, что и они делили мир на существ высшего и низшего порядка. Особых доказательств тому не требовалось. Ведь руками бригантов она сама, точно породистая кобыла, предназначенная для вязки с сильным жеребцом, была передана королю кимров, и Мэлгон взял ее тело, словно исполняя возложенную на него обязанность.

– Холодно, – пробормотала Рианнон, поежившись. – Давай поторопимся.

Вскоре несчастная так окоченела и устала, что просто не могла уже ни о чем думать. Всем весом наваливаясь на Кейнвена, она с трудом заставляла себя сделать шаг, еще шаг, потом еще и еще... Измученная женщина и не помнила, как они наконец добрались до хижины, как она забралась в свою постель.

Проснулась Рианнон еще затемно. В очаге горел огонь, но хозяина уже не было. Впрочем, она не удивилась – ведь рыбаки всегда до рассвета отправляются в море. Но и Арианрод покуда не возвращалась, а это уже вызывало беспокойство.

Рианнон быстро поднялась и подошла к огню. Присев на каменную кладку очага, она согрела над пламенем озябшие руки. В это утро ее придавила какая-то тупая тяжесть. Она не могла избавиться от воспоминания о своем видении. Снова и снова возвращалась давешняя картина: сверкающие воды на поверхности, потом – холодная тьма придонного морского мира, влекомый течением образ Эсилт...

Рианнон крепко зажмурилась, словно надеялась тем самым остановить плывущие перед глазами видения. Но вот она снова видит ребенка, который ждет ее в холодной глубине, то самое дитя, которое она потеряла. Уже можно различить, что должна была родиться девочка. Дочь, как две капли воды похожая на своего отца, на Мэлгона.

Страшный стон вырвался из груди несчастной. Она не могла больше сдерживаться. Она потеряла сразу все: свое будущее, любовь мужа, своего ребенка.

«Мое дитя! Дочка, милая маленькая дочка. Если бы не это убийство, то теперь ты была бы рядом, билась бы под моим сердцем. Вскоре пришло бы время рожать, и тогда с каким счастьем я держала бы тебя на руках. Мое собственное, единокровное дитя! О, как бы я любила его. Но нынче мне остались лишь одиночество и холодный ужас!»

Когда спустя несколько часов в хижину вошла Арианрод, ее гостья уже сумела кое-как унять свою печаль. Она вновь сидела за станком, и нитка за ниткой ткала пеструю красно-голубую материю для рубахи Кейнвена. Слезы высохли, но голос не слушался, и потому, боясь снова расплакаться, Рианнон лишь кивнула в ответ на приветствие Арианрод.

Жрица молча приблизилась к ней и крепко обняла. От нее пахло солнцем и соснами.

 

Глава 24

– Мэлгон!

Король вздрогнул. Кажется, он слишком глубоко задумался, может, даже задремал? В неизменном сумраке церкви трудно было судить о том, сколько прошло времени. Долго ли стоял он тут на коленях? Несколько минут? Часов? Дней?

– Мэлгон! – Его вновь позвали, на сей раз настойчивее. Король с трудом поднялся. Икры ног обожгло болью. Черт побери этих христиан, придумавших для молитвы столь неудобную позу. Для солдата, чьи раны неизменно ноют и чьи суставы разбиты годами, проведенными в седле, коленопреклонение превращается в подлинную пытку.

– Господи Иисусе, Мэлгон! Я уже битый час разыскиваю тебя повсюду! – Бэйлин приблизился к нему и потряс за плечо. – Ирландцы. Они высадились возле рыбачьей деревушки под Лландудно. Это набег, Мэлгон.

Набег. Как давно не приходилось слышать это слово, неизменно произносимое в страхе и волнении? Два года или даже больше? Но с тех пор этот пароль не утратил своей чудодейственной силы – по-прежнему вызывал тревогу и сердцебиение.

– Ты уже поднял людей?

– Да.

– А лошади? Оседланы?

– Все ждут только тебя.

Казалось, прошло всего несколько секунд, а друзья уже были готовы. Король сел на Кинрайта и присоединился к отряду, выезжавшему из ворот. Легким галопом выехав на прибрежный тракт, Мэлгон ощутил знакомую дрожь – предчувствие битвы. Он любил это чувство: ты скачешь навстречу опасности, и ветер дует тебе в лицо, и ты видишь повсюду вокруг блеск начищенных доспехов. Да, слишком долго он предавался своей скорби и печали; но теперь снова пришло время браться за оружие и защищать своих подданных.

Рыбачья деревушка располагалась совсем недалеко от крепости, но, боясь опоздать, всадники скакали во весь опор. Облака дыма, клубившиеся над горящими хижинами, безошибочно указывали на место происшествия, а вокруг все казалось тихим и пустынным. Поселение состояло из нескольких жалких хижин, совершенно ничем не защищенных и откровенно нищих. Здесь нечем было поживиться, разве что угнать в рабство несколько женщин и детей. Значит, пираты явились только ради наглого разбоя.

Ярость подхлестнула Мэлгона. Он пришпорил коня. Его примеру последовали остальные всадники. Достигнув наконец дымящихся строений, они увидели, что разбойники уже садятся в свои небольшие, сшитые из кож ладьи – корэкли. Они тащили с собой то немногое, что успели награбить. На Мэлгона произвела впечатление их многочисленность. Совершенно очевидно, что силы были неравны, и хотя вооружение его воинов превосходило ирландское, все-таки пришельцы брали числом. И все же король решил, что у него достаточно людей для стремительной атаки. Не медля ни минуты, он повел кимров за собой.

Подобно смертоносному урагану, спеша зарубить как можно больше врагов, они пронеслись по берегу. Однако ирландцы вскоре оправились от неожиданности, и тогда каменистый пляж превратился в весьма невыгодное для кимрской конницы поле боя. Хозяева оказались в окружении пиратов – на каждого кимра по три, а то и по четыре противника. Мэлгону стало не по себе. Люди его почувствовали то же самое, но вскоре взяли себя в руки, понимая, что если немедленно не дать отпор, то придется отступать.

Обе стороны сражались в полном молчании. Хотя дул холодный морской ветер, по лицу короля градом струился пот. Рука, рубившая направо и налево, уже заныла от усталости. Ирландцам же, казалось, не было счета, лица их снова и снова выплывали из тумана. Они стремились вывести из строя лошадей, чтобы вынудить кимров сражаться пешими. Четверо врагов набросились на короля одновременно. Мэлгон резко дернул поводья, стремясь уберечь коня от смертоносных лезвий, но Кинрайт оказался не столь осторожным, как его хозяин. Он дико завращал темными глазами и изо всех сил ударил по нападающим тяжелыми копытами. Двоих он повалил, однако оставшиеся двое продолжали наступать, нацеливаясь мечами прямо в пах жеребцу. С наслаждением предаваясь смертельной игре, Кинрайт ловко увернулся от них. У Мэлгона захватило дух. Если б только дотянуться до них мечом...

Один из нападающих просчитался: промедлив всего одно лишнее мгновение, он получил могучий удар копытом в грудь. Однако тут же и Мэлгон ощутил дуновение смерти. Нанося свой последний удар, Кинрайт покачнулся, и его хозяин, потеряв равновесие, был выброшен из седла. Приземлился Мэлгон весьма неудачно, подвернув ногу, отчего тут же почувствовал острую боль в лодыжке. Однако он не обратил на это внимания. И к счастью. Поскольку успел вскочить на ноги в тот миг, когда к нему подбежал последний из четверых нападавших. Ирландец ухмылялся и, явно глумясь над противником, изрыгал какие-то проклятия на гэльском наречии.

Однако это дорого обошлось ему. Мэлгон успел подобрать свой меч и, взмахнув им, рассечь кожу на груди ирландца. От этого удара враг пошатнулся и упал. Пока он силился подняться на ноги, Мэлгон очутился над ним. Следующим ударом он окончательно завалил противника наземь, после чего склонился над ним, прижав острие меча к беззащитной шее.

Но тут произошло нечто странное. Когда ирландец попытался приподняться, с его головы свалился кожаный шлем, и по земле рассыпались длинные огненно-рыжие пряди. Глаза Мэлгона словно заволокло туманом, а когда пелена рассеялась, он увидел, что из-под меча прямо ему в лицо смотрит Рианнон. Король замер, не в силах оторвать взгляд от образа погибшей жены. Рука, сжимавшая меч, вдруг ослабла, ноги подкосились. Но тут же Мэлгон увидел, как мощный алый поток заливает рыжую копну волос.

Внезапно лицо, привидевшееся ему, вновь обернулось лицом ирландского воина, чьи голубые глаза едва не вылезли из орбит, а затем остекленели.

– Мэлгон! О Господи!

Король обернулся и увидел Бэйлина. Друг стоял перед ним, и кровь из раны на лбу стекала по виску, смешиваясь с грязью и потом. Бэйлин был полон боевого задора.

– Мэлгон, да что с тобой? Очнись! Ты едва не дал убить себя!

С трудом держась на подкашивающихся ногах, король снова поглядел на противника. Тот умирал. Кровь текла у него изо рта, а тело вздрагивало в предсмертной агонии. Бэйлин со злостью ткнул его острием меча в подреберье.

– У него был кинжал, – процедил он сквозь зубы. – Не подоспей я вовремя, этот мерзавец наверняка прирезал бы тебя!

Мэлгон лишь тупо кивнул. Пальцы умирающего в последней судороге протянулись к кинжалу, выпавшему из его руки. Представив себе, что могло случиться, не подоспей на выручку Бэйлин, король содрогнулся. Он чувствовал себя совершенно разбитым.

– Клянусь Богом, ты меня не на шутку напугал! – Голос Бэйлина сорвался. – Что с тобой? Ты ранен?

– Меня сбросил Кинрайт, и я подвернул лодыжку. Но это все пустяки... на миг... я почти ослеп.

– Давай-ка выбираться отсюда. – Бэйлин схватил Мэлгона за плечо и потащил в сторону от завершавшегося сражения.

Последние стычки король наблюдал с покрытого мхом холма. В конце концов ирландцам удалось добраться до своих лодок. На берегу осталась лишь кучка неудачливых воинов, попавших в окружение. Вскоре они сдались на милость разъяренных кимров. Дальнейшим их уделом было рабство в крепости недавнего противника. Если через несколько лет они не умрут, то, возможно, смогут купить себе свободу и вернуться на родину.

Мэлгон был в смятении. Лицо Рианнон то и дело всплывало перед его мысленным взором. Оно казалось таким живым... Руки короля до сих пор дрожали при мысли о том, что его меч и в самом деле едва не пронзил гладкую, белую кожу на ее шее. И только потом он вспоминал, что то была вовсе не Рианнон – просто волосы ирландца оказались того же огненно-рыжего цвета.

Мэлгон ощупал свою ногу, стараясь понять, насколько серьезно повреждение. Несмотря на некоторое неудобство, он нашел в себе силы отправиться на розыски Кинрайта. Жеребец ускакал с поля боя вскоре после того, как потерял своего всадника, и Мэлгон обнаружил его мирно пасущимся в буром прибрежном тростнике.

– Я рад, что тебя не ранили, – прошептал король, поглаживая бархатистую морду коня. Кинрайт встряхнул гривой и поглядел на хозяина умными темно-карими глазами.

Мэлгон вскочил в седло, лишь слегка поморщившись, когда переносил поврежденную ногу через круп лошади, и поехал к месту сражения. Хотя крови было пролито не слишком много, запах смерти все же витал в воздухе, вызывая тошноту. Мэлгон, оглядев пляж, зычным голосом отдал необходимые распоряжения. Он знал, что и без его разъяснений люди сделают все что надо, но ему необходимо было как-то отвлечься, отогнать навязчивый образ, то и дело возникавший перед его взором.

Кимры вернули убитых ирландцев морю и собрали своих раненых, а также составили группу для охраны пленных. Мэлгон с основным отрядом поехал к Диганви. Наступили зимние сумерки. Похолодало. Холод продирал всадников до костей.

Приехав в крепость, Мэлгон бросил несколько слов своим воинам и удалился. Умывшись и наскоро поужинав тушеной бараниной, король отправился в палату совета.

Едва он развел огонь в жаровне и придвинул поближе скамью, как услышал скрип двери. Мэлгон нахмурился. Сегодня он не желал видеть даже Рина.

Тень на стене выросла до гигантских размеров, и Мэлгон догадался, что незваным гостем был Бэйлин. Король глотнул меда раз, другой и лишь затем обернулся, чтобы поприветствовать друга.

– А, Бэйлин – входи, входи, присоединяйся ко мне, – с трудом выдавил он. Хотя изображать радушного хозяина было не так просто, но этого человека король не мог выгнать вон. Ведь он спас ему жизнь. Уже во второй раз.

Воин молчал. Придвинув скамейку поближе к жаровне, он грузно опустился на нее. Его быстрый взгляд пробудил в Мэлгоне чувство вины. Вид у Бэйлина был красноречивый: на пепельной коже виска ярко выделялась запекшаяся кровь, а в глазах светилась холодная ярость.

– Ну что за денек! – выдохнул он.

– Да, – отозвался король, – действительно...

– Что случилось, Мэлгон? Почему ты едва не позволил этому ирландскому ублюдку отправить тебя к праотцам?

– Кинрайт завалился на сторону и сбросил меня, – уклонился от ответа король.

– Но я не о том, Мэлгон, и ты прекрасно понимаешь меня! Почему ты, как сопливый юнец, впервые попавший в настоящую битву, не решался прикончить этого варвара? Ведь он уже готов был нанести удар!

Последнее замечание, подобно острому клинку, пробило наконец невидимую броню.

– Я не испугался ирландца. Я замер, потому что увидел его лицо.

– И что же ты в Нем увидел?

Мэлгон крепче сжал горловину меха.

– Я видел Рианнон.

– Кого?

– Когда я уже собирался перерезать ему горло, этот ирландец... он вдруг как-то изменился... На меня смотрела Рианнон. Ее глаза были полны ужаса.

Бэйлин шумно вздохнул и перекрестился.

– Спаси тебя Господь. Ты видел призрак, демона!

Мэлгон покачал головой.

– То был не злобный дух. Скорее, напуганный.

Бэйлин вцепился в рукав друга.

– Но этот призрак, будь он трижды проклят, едва не погубил тебя. Надо пойти к священнику и попросить сотворить какое-нибудь заклинание или молитву, чтобы побороть дьявола.

– Ты забываешь, Бэйлин. Христиане ведь не верят в заговоры и духов.

– Ну тогда, может быть, святая вода или мощи... Должно же быть какое-нибудь средство от нечистого!

Мэлгон смерил его тяжелым взглядом и направился в другой конец комнаты. Затем вернулся на прежнее место.

– Не думаю, что ты меня поймешь, но я не могу избавиться от мыслей о Рианнон. Она, похоже, стремится поговорить со мной, хочет сказать мне что-то.

У Бэйлина отвисла челюсть.

– Так ты ждешь, что она вернется?

– А ты полагаешь, что это возможно? Полагаешь, я мог бы поговорить с нею?

Бэйлин схватил короля за руку.

– Нет! Это безумие! Большой грех! Искать встречи с мертвой – это, это... ты рискуешь спасением своей души!

– Моей души! – Мэлгон поморщился. – Говорю тебе, Бэйлин, если бы я знал, что это принесет мне хоть каплю утешения, то я бы добровольно отправился на встречу с самим Сатаной. Я готов заплатить любую цену, только бы избавиться от греха, от разъедающего душу чувства непоправимой утраты!

Бэйлин отпустил руку Мэлгона и отступил на шаг. Глаза воина расширились, в них читался неподдельный страх.

– Я приведу отца Лейкана. Он знает, что делать с тобой. Он запретит тебе богохульствовать.

Когда Бэйлин ушел, король устало опустился на скамью. Неосторожные слова друга подсказали ему выход. Возможно, он и впрямь сумеет как-нибудь вызвать дух Рианнон. Он отправится к старому дубу, туда, где, как ему казалось, он ощущал ее присутствие. Если искренне этого пожелать, то видение непременно появится снова.

Мэлгон еще раз приложился к медовому напитку и задумался над своим планом. Вскоре появился Бэйлин в сопровождении молодого священника. Из-под коричневого капюшона смотрели перепуганные черные глаза. Мэлгон невольно посочувствовал отцу Лейкану. Священник был благочестив и искренен в вере, но все-таки достаточно умен, чтобы разбираться в тонкостях вероисповедания и толковать их по-своему.

– Милорд, Бэйлин сказал, что вы нуждаетесь в совете духовного наставника.

Мэлгон едва заметно усмехнулся – Бэйлин весьма осторожно выбирал слова. Он взглянул в сторону стоявшего в углу великана; тот насторожился. Король усмехнулся. Каким отменным воякой был этот человек, дисциплинированный и отчаянный в бою, но наделенный суеверным страхом перед необъяснимым, тем страхом, который заставлял его столь же стойко придерживаться новой религии, насколько верно он служил в прежние времена старым богам. Казалось, Бэйлину и в голову не приходило, что некоторые вещи христианство просто не в состоянии объяснить.

– Скажи мне, святой отец, ты веришь в привидения?

– Конечно, нет, – изумился священник. – В Писании сказано, что когда человеческая душа расстается с земной оболочкой, она либо возносится на небеса, к Богу, либо отправляется в Преисподнюю на вечные муки.

– Однако нет ли средства, благодаря которому душа человека после его смерти могла бы остаться среди живых?

Отец Лейкан категорически покачал головой:

– Разумеется, нет. Это всего лишь предрассудки черни. Конечно, подобные суеверные мысли не станут беспокоить образованного христианина, подобного вам.

При этой незамысловатой лести священника Мэлгон нахмурился.

– Тем не менее, отец мой, я уверен, что видел нечто подобное. Дух. Дух моей покойной жены.

Священник наморщил лоб.

– Может, вы просто спали, милорд?

– Нет. Я не спал. Это случилось в разгар битвы. Я видел Рианнон, отец, и видел совершенно отчетливо.

Священник с минуту молчал, а Мэлгон пытался угадать, что он теперь скажет. Не мог же он подобно Бэйлину рассуждать об опасности сношений с потусторонним миром. Значит, ему придется заявить, что никаких духов попросту не существует.

– Вы обвиняете себя в смерти вашей жены?

Вопрос священника оказался для короля неожиданным, и Мэлгон ощутил, как чувство вины удавкой стягивается вокруг его шеи. Он ответил низким, дрожащим голосом:

– А кого же еще? В своей ярости я ранил ее, а потом выгнал вон. Это моя вина, что ее смыло в море.

Отец Лейкан кивнул.

– Вот эта Вина и преследует вас. Надо просить Господа, чтобы он отпустил вам этот грех и избавил от беспокойных видений. – Лейкан в знак сочувствия положил свою ладонь на руку Мэлгона. – Христос может простить даже убийство, если только раскаяние искренне, а вы, судя по всему, не желали гибели своей супруги.

– Ты не веришь мне, – произнес Мэлгон холодно. – Ты думаешь, что я обезумел от горя.

Священник промолчал и убрал свою руку с руки короля.

– Но я видел ее, отец, и я не могу не думать, что она ищет способ увидеться со мной.

Лейкан облизал сухие губы.

– Подобная вещь... Может быть, даже чудо... Есть ведь люди, которые утверждают, что собственными глазами видели ангелов или даже Матерь Божью. Однако для таких, как Рианнон, явиться к живому человеку... Это не похоже на правду. Ведь она не была христианкой.

– Ах, верно, я и забыл, – горько усмехнулся Мэлгон. – Рианнон не была крещена, и уже поэтому ее удел – гореть в адском пламени. Не верю! Рианнон была добра и невинна, и не может справедливый Бог столь жестоко обойтись с нею! – Король быстро глянул на священника, а потом подал ему знак уйти. – Ступай. Оставь меня.

Лейкан поспешил прочь. Мэлгон с угрозой во взгляде посмотрел на Бэйлина, и тот тоже покинул палату.

Король вновь устроился на своем месте возле огня. Тепло облегчило боль в поврежденном суставе, а медовый напиток отчасти унял и душевные страдания. Однако тяжкие раздумья не покидали короля. Он снова и снова воссоздавал в памяти образ Рианнон, пытаясь оживить это видение. Ведь если однажды оно посетило его, то почему бы ему не прийти снова? Завтра он отправится на поиски. Возможно, или на морском берегу, или в лесу под старым дубом она покажется вновь. Даже тень Рианнон – это все-таки лучше, чем полная пустота. Если он будет усердно думать о ней, достаточно крепко верить в свою мечту, то, конечно, сумеет вернуть к земному существованию хотя бы ее душу. Он закрыл глаза, чтобы яркое пламя не тревожило их. На него снизошло необычайное умиротворение. Рианнон и он сам – оба они верили в существование иного мира, в реальность мира духов. И если он отправится в эту страну, то непременно найдет ее там. Он сам еще не знает, как именно, но он вернет ее в мир живых.

Две женщины склонились над вязанкой сушеных трав. Только что они предприняли первую попытку обменяться своими познаниями.

– Ты настоящая знахарка, – сказала Рианнон. – Гораздо опытнее Алевенона. Конечно... – она чуть нахмурилась при этом неприятном воспоминании, – когда он меня обучал, я была слишком увлечена волшебством и магией, чтобы обращать внимание на лекарские секреты.

Девушка подняла взор. Арианрод тепло посмотрела ей в глаза, и потому Рианнон не почувствовала неловкости. Впервые приоткрыв завесу над своим прошлым, она поведала, что, живя на севере, училась у врачевателя, хотя ни словом не обмолвилась, ни о насилии над ней Алевенона, ни о том, как попала в Гвинедд. Арианрод по-прежнему не настаивала на полной откровенности. Однако рассказывая о себе, Рианнон рискнула вовсе не напрасно. Ведь теперь хозяйка охотно делилась с ней своими познаниями и подробно рассказывала обо всех травах, собранных за лето, высушенных и сложенных в корзинки и коробочки. Женщины провели довольно много времени, делясь секретами хранения трав и настоев, способами их использования.

Приятно было учиться у такой знахарки, как Арианрод. В отличие от Алевенона эта женщина искренне стремилась применять свое искусство для блага соплеменников. Теперь, когда нога Рианнон совсем зажила и она могла свободно передвигаться, ей частенько приходилось сопровождать свою наставницу в соседние хижины, куда она наведывалась, чтобы помогать недужным. Вместе они то принимали роды, то лечили мальчишке сломанную руку, то вскрывали нарыв на ноге раненого рыбака. К удивлению Рианнон, местные жители спокойно воспринимали появление незнакомки. И если даже удивлялись необычному цвету ее волос или нежности рук, то скромно держали свое мнение при себе.

– Вот этот подорожник – прекрасное средство от ожогов, – говорила Арианрод. – Надо заготовить его побольше. Говорят, ирландцы опять грабят побережье. Кейнвен сказал, что вчера они сожгли деревню на берегу недалеко отсюда. Большинство жителей спаслись в лесах, хотя и лишились своих жилищ и почти всего имущества.

Рианнон удивилась. На севере набеги пиктов были не в диковинку. Но до сих пор ей не верилось, что кимры сталкиваются с подобной же угрозой со стороны своих соседей, живущих через пролив.

Арианрод понимающе кивнула.

– Ирландцы с незапамятных времен беспокоят побережье Гвинедда. Лишь благодаря силе и мужеству наших защитников они до сих пор не обосновались на этих землях. Кейнвен говорит, что вчера отрядом, прогнавшим дерзких разбойников, командовал сам король.

Рианнон охватило смятение. При упоминании о Мэлгоне в ней возродился страх, любопытство, а также глубокое непрошеное томление.

– Войско короля победило? – бесцветным голосом спросила она.

– Да. Они убили десятерых пиратов на месте, нескольких взяли в плен, а остальные бежали на своих лодках.

Рианнон наконец позволила себе вздохнуть. Трудно было сказать, что напугало ее больше: мысль о том, что Мэлгон участвовал в опасной битве, или осознание того, насколько близко он находился от ее убежища. Похоже, она ошиблась, рассчитывая оставаться здесь до тех пор, пока рана не заживет и она не расплатится с хозяевами за кров и заботу. Хижина Кейнвена и Арианрод находилась слишком близко от Диганви, к тому же внимание короля уже успело обратиться в эту сторону из-за недавней вражеской атаки. Недолго ждать того дня, когда ему расскажут о маленькой рыжей женщине, недавно появившейся в этих краях.

Какое-то время темные глаза Арианрод внимательно, хотя и с доброжелательностью, наблюдали за ней. Потом знахарка склонилась над рассыпанным подорожником и собрала его обратно в кожаную сумку, после чего положила на прежнее место, в корзинку для трав.

– Ну, довольно, – быстро промолвила хозяйка. – Почему бы не прогуляться по лесу и не посмотреть, не пробились ли ростки конского щавеля? Из него получается прекрасное притирание от ожогов, а мои запасы с прошлой весны поиздержались.

Женщины поставили коробки и корзинки с травами вдоль стен и вышли из дома. Небо сплошь укрывали тучи, в воздухе висел легкий туман, и дул теплый ласковый ветерок. Всю дорогу Рианнон хранила молчание. Ее мысли перескакивали с одного предмета на другой, и оттого она была взволнованна и одновременно смущена. Лес манил ее, напоминая дикие рощи Манау-Готодин, куда она собиралась вернуться, едва заживет нога и установится достаточно теплая погода для долгого путешествия. Но Рианнон привязалась к своим покровителям. Постоянное теплое участие хозяев было ненавязчиво и приятно, и здесь она чувствовала себя в безопасности. Полная темноволосая женщина казалась ей похожей на мать, которую она никогда по-настоящему не знала. Несмотря на всю любовь и заботу Эсилт, их не связывало истинное взаимопонимание, тогда как к Арианрод словно протянулись неуловимые, невидимые ниточки.

Ну а потом, здесь был Мэлгон. Она искренне старалась забыть его, очистить от воспоминаний о нем свои мысли или же похоронить их под тем страхом и гневом, которые он пробудил в ней. Но из этого выходило еще меньше, чем из прежних попыток забыть Алевенона. Наверное, дело в том, что он король, и имя его буквально на устах у всех окружающих, даже у этих бедняков. Мэлгон – это Гвинедд, и Гвинедд – это его королевство. И покуда она живет здесь, ее будут преследовать разговоры и напоминания о муже.

Рианнон поежилась, словно от холода. Арианрод заметила это и предложила спутнице свою меховую накидку. Но та лишь покачала головой: нет такой одежды, которая способна согреть ее. Холод поднимался изнутри, из самого сердца.

 

Глава 25

Мэлгон нетерпеливо повел плечом в ожидании следующего просителя. Наступил праздник зимнего солнцеворота, который в пастушеских племенах именовался Имболк. По традиции в этот день местный владыка одаривал своею милостью подданных и разрешал их споры. Несмотря на то что обычай был древним и уважаемым, именно сегодня Мэлгону опостылела его роль. Ведь каждая минута, проведенная в душном, задымленном зале, отсрочивала исполнение его плана. А он спешил очутиться в лесу, под знакомым дубом, чтобы встретиться с душой Рианнон.

Король сжал ладонями виски, пытаясь хоть немного снять напряжение. Почти невозможно упомнить то бессчетное множество обычаев и традиций, которые хранило кимрское общество. И если бы не барды – Талиесин и Анеурин, – король не справился бы сегодня со своими обязанностями. На все имелся свой закон, законом определялась даже стоимость убитой амбарной кошки.

Вспомнив об этой жалобе, Мэлгон немного развеселился. Где-то в середине дня перед ним предстал негодующий крестьянин. Он требовал возмездия за свою лучшую охотницу на мышей. Талиесин серьезно выслушал челобитчика и вынес приговор: дохлую кошку надлежало поднять за кончик хвоста так, чтобы носом она касалась земли, и потом высыпать на нее столько зерна, сколько потребуется, чтобы в него погрузилось все ее тело. Вот такое количество жита обидчик должен был отдать пострадавшему.

Но улыбка быстро оставила лицо Мэлгона. Он очень устал, и ему было скучно. Король взглянул на своих бардов. Оба выглядели не лучше, чем он.

– Ступайте, – сказал Мэлгон. – Теперь я сам справлюсь.

Талиесин и Анеурин благодарно кивнули и поспешно покинули зал. Несколько минут король оставался в одиночестве, и лишь потрескивание дров в очаге нарушало тишину. Он встал и потянулся, радуясь тому, что нескончаемый поток просителей наконец иссяк. Но тут еще кто-то робко ступил на порог и направился к Мэлгону.

Мужчина был невелик ростом и смугл. На нем были штаны из рассохшейся и потрескавшейся кожи и куртка на вытертом волчьем меху. Через плечо висел лук, который красноречиво свидетельствовал: пред королем один из тех, кому приходится кое-как перебиваться скудной охотничьей добычей. Мэлгон знал, что все местные охотники превосходно стреляли из лука и метали копья. Частенько королю приходило на ум, что если бы заполучить этих людей в свое войско, то его можно было бы существенно сократить.

Охотник преклонил колени. Владыка скупым жестом велел ему подняться.

– Говори. Что за дело имеешь к королю?

Охотник облизал пересохшие от волнения губы, и за этот краткий миг Мэлгон успел разглядеть его темные, выщербленные зубы.

– Я принес вести о вашей жене, мой король.

От неожиданности Мэлгон отпрянул.

– О моей жене?

Мужчина кивнул.

– Я знаю, что королеву считают мертвой, говорят, что она утонула несколько недель назад, но я видел ее живой.

Мгновение Мэлгон изумленно глядел на посетителя.

Затем сказал:

– Продолжай. – Король приложил все силы, чтобы голос его не дрогнул.

– Я видел вашу жену в лесу, на празднике в честь Богини. Она была среди нас, когда мы призывали Великую Прародительницу. У нее длинные, очень рыжие волосы, она не заплетает их в косы, и еще она очень красива. Я не мог ошибиться, потому что прежде видел вас вместе на поляне под дубом.

Воспоминание о том, как они лежали на ворохе осенней листвы, наполнило душу Мэлгона томлением, но тут же – и гневом.

– Так ты подглядывал за нами?

– О, я не хотел вас потревожить, милорд, – поспешно проговорил охотник. – Я ушел, едва только понял, на кого наткнулся. Однако успел хорошо разглядеть ту, что была с вами. Голова ее покоилась на вашей груди. Это та самая женщина, которую я видел на празднике. – Он встретился взглядом с королем. – Клянусь, милорд, клянусь вам жизнью своей жены и ребенка. Это точно ваша королева. Среди кимров нет второй такой женщины.

Мысли вихрем проносились в голове Мэлгона. Рианнон не могла выжить; поэтому должно быть какое-то иное объяснение. Может быть, просто одна из деревенских девчонок внешне напоминает ее. А может, этот человек выдумал все, чтобы получить награду за добрую весть.

Мэлгон окинул охотника ледяным взором.

– Что ты надеешься получить за свои вести?

– Я... Я просто слышал, как вы убиваетесь из-за смерти жены, – дрожащим голосом произнес посетитель. – Я полагал, что добрая новость согреет ваше сердце.

– Ну да, а может быть, заодно и прокормит твою семью этой весной. – Мэлгон прищурился, – я, не одуревший от любви мальчишка, как могут подумать некоторые, Если бы свершилось чудо и мне удалось разыскать королеву живой и невредимой, это была бы огромная радость, но если ты солгал...

– Клянусь, милорд! – в ужасе воскликнул человек. – Эта женщина – ваша королева. Во время церемонии она упала в обморок, и все мы собрались возле нее, чтобы убедиться, что не случилось ничего страшного. Я видел ее, как вижу сейчас вас. У нее волосы красные, как кровь, а кожа бледная, точно лепестки лесной ветреницы...

Несмотря на все усилия хранить спокойствие, Мэлгон не смог унять охватившую его дрожь. Описание точь-в-точь соответствовало тому образу, который совсем недавно явился ему во время стычки с ирландцами. Может, это еще один знак, ниспосланный небом, чтобы он поверил: Рианнон не покинула земной мир?

– Эта женщина... она говорила что-нибудь?

– Совсем немного. Как только она пришла в себя, наша жрица стала расспрашивать ее о видениях, и эта женщина... королева... она сказала что-то о матери. Будто бы встретила ее в своих грезах.

Мэлгон уперся локтем в массивный дубовый стол.

– О своей матери, – рассеянно прошептал он.

– Может быть, потом она еще что-то рассказывала, – добавил охотник. – Но к сожалению, я точно помню только это.

В наступившей тишине король и его собеседник слышали лишь потрескивание дров в огне да негромкие голоса, доносившиеся из крепостного дворика. Мэлгон словно погрузился в дремоту. Наконец, стряхнув оцепенение, он вынудил себя заговорить:

– Может, то был призрак, как ты полагаешь? Привидение?

Глаза охотника округлились; он сотворил рукой магическое заклинание – так с древних времен отгоняли злых духов.

– О нет, вовсе не привидение! Я ведь не только видел эту женщину, я держал ее за руку. Во время церемонии мы все пляшем в одном хороводе. И я точно помню, что ее пальцы были совсем тонкими, гладкими, у нее не было мозолей на ладонях. И потом... она ведь сидела вместе со всеми у костра и ела. А я еще не слыхивал, чтобы призраки ели, милорд, да и не падают они в обморок!

– Кто еще видел ее? Кто может подтвердить твои слова?

Охотник беспокойно переступил с ноги на ногу.

– Ну, там было много народу... Я просто не смею сказать... Наша верховная жрица, Арианрод, может быть, она захочет поговорить с вами.

Самообладание вернулось к Мэлгону, однако вместе с ним вернулись и подозрения.

– Расскажи мне о вашей жрице.

– Она руководит всеми ритуалами. И еще помогает нам. Она врачевательница.

«Таинственная секта почитателей Великой Богини, руководимая жрицей-чародейкой, – ну можно ль выдумать более подходящее место для воскресения погибшей королевы?» – мысленно усмехнулся Мэлгон.

– И какой же властью наделена ваша священница?

Охотник пожал плечами.

– Она знает толк в разных травах и кореньях, умеет готовить снадобья, разбирается в том, как располагаются небесные светила и как звезды движутся по небосклону. Она может впасть в состояние транса и посетить мир духов. Иногда она от нашего имени общается с кем-нибудь из умерших. Арианрод – вовсе не ведьма, – добавил охотник, как только заметил холодный взгляд короля. – Она использует свое искусство лишь для добрых дел, к тому же готова поделиться своими знаниями с любым, кто пожелает у нее учиться. Арианрод всегда говорит, что каждый из нас обладает той же силой, что и она сама, и надо лишь уметь пользоваться своими способностями.

Мэлгон нахмурился. Он уже ждал рассказа о гораздо более невероятных талантах так называемой жрицы, например, о том, что она может насылать смертельное проклятие или, наоборот, воскрешать умерших. Но та, которую описал охотник, производила слишком слабое впечатление, была слишком уж скромна для представительницы Великой Матери Богини.

– Где найти эту вашу Арианрод?

– Наша деревня к западу отсюда, на побережье. Она живет с одним рыбаком по имени Кейнвен.

– Ты можешь проводить меня к ней?

Охотник снова смущенно переступил с ноги на ногу.

– Я могу рассказать, как ее найти.

Мэлгон кивнул. Ничего удивительного нет в том, что этот человек боится жрицы. Она, конечно же, имела серьезное влияние на умы этого лесного братства. Но была ли у нее настоящая власть? Сможет ли она помочь королю переговорить с духом Рианнон? Эта мысль и взволновала, и в то же время немного напугала Мэлгона. Если допустить, что он встретится с Рианнон, то что он ей скажет? Как искупить свою вину перед ней?

Легкий шорох вернул его к действительности. Мэлгон глянул в сторону охотника, о котором уже совсем забыл, и кивнул на дверь:

– Иди на кухню и скажи поварихе ирландке, ее зовут Бриджет, чтобы дала тебе каравай хлеба и горшок масла. Покуда не разберусь в этом деле, я тебе больше ничего не должен.

На лице посетителя появилось подобие улыбки, а Мэлгон почувствовал жалость к человеку, который обрадовался даже такому ничтожному подаянию.

После его ухода король остался в зале один. Он понимал, что надо подняться и действовать, но тело его словно оцепенело от усталости. На самом же деле он просто боялся. Боялся узнать правду, какой бы она ни оказалась.

Едва завидев всадника на дороге, Арианрод поняла, что сейчас ей предстоит встреча с королем Гвинедда. Он гнал вдоль берега жеребца весьма внушительных размеров, а его плащ глубокого алого и синего цветов – так же как и длинные темные волосы, – развевался за спиной. Арианрод бросила взгляд на свою хижину. Времени, чтобы упредить Рианнон, уже не оставалось. Можно было надеяться только на то, что девушка сама услышит топот конских копыт и успеет спрятаться.

Подъехав к рыбачке, всадник осадил коня и осведомился, с кем он говорит. Когда Арианрод назвала свое имя, король молодецки спешился и пристально посмотрел на нее. Он был очень высок; сила и угроза исходили от его длинных, мощных конечностей и широких плеч. Лицо было красиво и высокомерно, а прекрасные синие глаза одновременно и задумчивы, и грозны. Жрица выпрямилась и бесстрашно встретила его взгляд. Ее не испугает обыкновенный мужчина; она подчиняется только Великой Богине, которая правит всеми людьми, даже королями.

– Я Мэлгон, король Гвинедда. Моя жена, Рианнон, исчезла несколько недель назад. Думают, что она утонула. Но мне сказали, что ее видели в лесу. Говорят, ты тоже была там, когда Рианнон появилась.

Про себя Арианрод отметила, что Мэлгон весьма прямолинеен. Один из присутствовавших на церемонии и видевших там королеву мог сообщить ему об этом. Конечно, трудно поверить, что кто-то из лесного братства осмелился лично приблизиться к самому королю, однако если была обещана награда, то, возможно, кто-то и рискнул.

– Ну, так что ты на это скажешь? – спросил Мэлгон. Арианрод с вызовом взглянула в его лицо.

– Говорят, твоя жена утонула после того, как ты ее ранил и выгнал из дома.

В синих глазах короля вспыхнула ярость.

– Да как ты смеешь? – прорычал он и сделал шаг в сторону жрицы.

Но Арианрод не дрогнула. Слова ее, подобно умело пущенным стрелам, безошибочно достигли своей цели, разозлив собеседника. Хотя это было довольно опасно, Арианрод не боялась. Она желала точно знать, действительно ли король Мэлгон настолько плохо владеет собой. И если это в самом деле так, то она и не подумает уговаривать Рианнон вернуться к мужу. Жрица смело смотрела ему в глаза.

– Так это правда, что ты ударил кинжалом свою жену, а потом приказал ей убираться прочь?

И тут Мэлгон дрогнул. Злость его улетучилась и сменилась горечью и болью.

– Да, это правда. Но я не хотел, чтобы Рианнон умерла.

Страдание, отразившееся на его лице, удивило Арианрод. Возможно, король и в самом деле искренне переживает утрату супруги. Однако пока рано доверяться ему. Скорбь может оказаться притворством. И в самом деле: что-то слишком быстро он приходит в себя. По-королевски надменное выражение заняло свое прежнее место на красивом смуглом лице, а когда он вновь заговорил, то голос его опять зазвучал, словно раскаты грома.

– Ты не ответила на мой вопрос. На церемонии действительно присутствовала женщина, которую можно было принять за королеву? Маленького роста, красивая, с длинными рыжими волосами...

Казалось, Арианрод размышляет над ответом.

– Ты веришь в то, что твоя супруга жива, мой король? – спросила она.

Мэлгон покачал головой.

– По правде говоря, я не думаю, что это возможно.

– Тогда почему ты пришел ко мне? Твой осведомитель, очевидно, ошибся.

– Я не думаю, что он видел живую королеву. Полагаю, то был ее дух.

– Дух твоей мертвой жены?

Мэлгон кивнул. Взор его был тверд и открыт. Арианрод в изумлении разглядывала короля. Ей и в голову не могло прийти, чтобы этот гордый, могущественный владыка верил в привидения. Неужто и впрямь он решил, что призрак Рианнон бродит по земле?

– Иногда Богиня принимает обличье прекрасной молодой женщины. И если тот человек, с которым ты говорил, был знаком с королевой, то Владычица могла явиться ему в образе твоей жены. Говорят, Рианнон была настолько красива, что ее вполне могли принять за неземное создание.

Мэлгон отвел взгляд и тяжко вздохнул:

– Да, моя Рианнон была удивительно прекрасна. – Он снова взглянул на Арианрод, и тогда жрица увидела, что его черты исказились от душевной боли. – Я явился сюда не потому, что считаю Рианнон живой, а потому, что слышал, будто не упокоившиеся души иногда остаются в этом мире и пытаются добиться справедливости, в которой им отказали при жизни. И как это ни глупо может показаться, я хотел бы помириться с душой Рианнон, чтобы она, наконец, обрела покой. – Растерянная улыбка тронула его губы. – Есть такие люди, которые говорят, что вместе с женой я утратил и рассудок. Теперь ты знаешь, почему они так думают.

Арианрод не нашла слов для ответа; она молча смотрела на Мэлгона. Хотя ей всегда думалось, что рано или поздно король отправится на розыски, но такого предположить она не могла. Ведь он был гордым воином, воплощением мужества. К тому же о нем отзывались как о благочестивом христианине. Просто невероятно, что он пожелал разговаривать с духами. Именно потому сейчас так стремительно и круто изменилось мнение Арианрод об этом человеке. Возможно, теперь уже следует думать не о том, как защитить Рианнон от мужа, а о том, как бы воссоединить разрушенный супружеский союз.

Рыбачка повернулась и, жестом приглашая Мэлгона следовать за ней, зашагала по берегу. Замешкавшись лишь на мгновение, король быстро нагнал женщину, – в каждом из его шагов умещалось несколько шагов Арианрод.

– Нелегко разговаривать с духом, – проговорила она, едва только король поравнялся с нею. – Искать встречи с тенями – опасно для жизни. Неопытный же рискует вдвойне. Многие из тех, кто совершал путешествие по ту сторону бытия, не вернулись обратно.

Ожидая ответа, Арианрод повернулась к королю. Ей показалось, что в глубине его глаз промелькнуло некое подобие обиды или досады, может быть, оттого, что приходилось обращаться за помощью к женщине. Однако вскоре в синих глазах осталась лишь задумчивость.

– Ты говоришь, это трудно и даже опасно. Но ведь возможно? Может ли человек, такой же, как я, несведущий, неопытный, как ты сказала, – словом, могу ли я надеяться на успех?

– Конечно. Это возможно. Но прежде ты обязан дать обет беспрекословной верности Богине. – Арианрод смолкла, и ее взор безжалостно уперся в лицо Мэлгона. – Власть Ее велика, но Она не всегда исполняет желания смертных. И когда Рианнон заговорит с тобой, тебе может не понравиться то, что она скажет.

– Пусть, – твердо ответил король.

Арианрод кивнула. Да будет так. Вскоре он покажет сам, на что способен ради возможности вновь хотя бы на миг увидеть Рианнон.

– Что ж, я тебе помогу, если только ты согласишься поступать в точности, как я велю. Сегодня вечером жди известия о том, где и когда состоится ваша встреча. Ты обязан без колебаний следовать моим указаниям.

Лицо Мэлгона застыло как у каменного изваяния. Арианрод добавила:

– Должна предупредить тебя. Если ты хочешь говорить со своей женой, то тебе придется полностью довериться Богине. Твоя жизнь целиком будет зависеть от Нее.

И вновь она прочла сомнение, мимолетную досаду, промелькнувшую в его глазах. Однако Арианрод терпеливо ждала, не отводя взора от лица короля. В конце концов, Мэлгон взял себя в руки и утвердительно кивнул.

Тогда жрица снова продолжила свой путь по берегу, теперь уже в одиночестве. Она шла не спеша, размеренным шагом, хотя сердце от волнения рвалось вон из груди. Разговор с Мэлгоном дался ей довольно легко; оставалось решить задачу посложнее – как уговорить Рианнон? «И что же в конце концов победит? – думала Арианрод. – Любовь к мужу или страх перед ним?»

Когда рыбачка вернулась в свою хижину, то сначала подумала, что Рианнон, заслышав голос короля, убежала. Но тут из угла, в котором располагались корзинки, донеслось легкое шуршание, и молодая женщина поднялась из своего убежища среди трав и кореньев. Веснушки казались темными пятнами на ее мертвенно побледневшем лице, а глаза округлились от испуга.

– Ты знаешь, кто я такая? – прошептала она.

– А как же ты думала, дитятко? Ведь ты так необычно выглядишь, а Кейнвен ежедневно разговаривает с другими рыбаками. В тот самый день, когда он принес домой рассказ о жене Мэлгона, которая покинула крепость Диганви и утонула в море, мы поняли, кто у нас в гостях. – Арианрод подошла к огню, намереваясь приготовить отвар, чтобы с его помощью немного успокоить Рианнон.

– Почему же вы молчали?

– Просто не хотели огорчать тебя. К чему насильно выпытывать то, о чем ты сама желаешь поскорее забыть? С тех пор я ждала, когда же король приедет сюда и настанет время поговорить обо всем. Сегодня пришел этот день.

– Он приезжал, чтобы вернуть меня! Он хочет меня казнить!

Арианрод оторвала взгляд от горшка, в котором кипятила воду.

– Странное желание, если учесть, что он считает тебя мертвой.

Рианнон чуть не задохнулась от удивления.

– Он действительно так думает?

– Во всяком случае, так он мне сказал.

– Но если Мэлгон считает, что я погибла, тогда для чего он приезжал?

– Чтобы попросить меня устроить ему встречу с твоим духом.

Рианнон была поражена. Она кое-как добрела до очага и села на камень; ей казалось, она задыхается.

– Что ему надо от моего духа? Разве не достаточно тех проклятий, которыми он осыпал меня живую? Неужто нет предела его ненависти ко мне?

Арианрод протянула руку и погладила девушку по плечу.

– Он не испытывает к тебе ненависти, дитя мое. Он сожалеет о том, что причинил тебе горе и ищет встречи с твоим духом, чтобы просить прощения.

Рианнон вскочила.

– Кто может сказать, когда на него вновь нахлынет прежнее безумие? Стоит лишь упомянуть при нем Эсилт, чтобы его охватила безудержная ярость!

– Тем не менее я согласилась ему помочь.

Рианнон в ужасе обернулась к Арианрод.

– Так ты хочешь отправить меня к нему?! На смерть?!

– Нет, нет, успокойся. – Рыбачка ласково взяла королеву за запястье. – Я приму все меры предосторожности, чтобы ты была в безопасности. Кроме того, ведь к нему отправишься не ты, а только твоя душа.

Рианнон озадаченно поглядела на жрицу, а Арианрод, сжав ее руку, продолжала:

– Я дам королю снадобье, которое вызывает галлюцинации. От него он потеряет быстроту движений и ясность взора, так что даже не поймет толком, что он видит. И только потом ты явишься перед мужем.

– А что, если твое снадобье всколыхнет его ярость? Тогда ему будет все равно, дух перед ним или живая женщина – он может броситься с мечом даже на призрак.

Арианрод покачала головой.

– Это зелье возбуждает только воображение, но в то же время остужает горячий нрав и утешает душу. От моего отвара он не впадет в ярость.

Рианнон обдумывала псе услышанное.

– Я знаю о подобных средствах, но все-таки мне страшно, – сказала она, наконец.

– Я бы тоже не рискнула, если бы думала, что Мэлгон жаждет крови. Но я верю в то, что он страдает, и думаю, его любовь к тебе глубока и непритворна, гораздо глубже, чем его гнев.

– Но ты не можешь знать наверняка, – грустно молвила Рианнон. – Ты ведь не ведаешь, отчего он так зол на меня. – Королева говорила тихо и задумчиво, и Арианрод не смела ее перебить. – Я ведь не просто жена Мэлгона, я еще и его племянница. Эсилт, его сестра, которую он так ненавидит и которую обвиняет во всех своих бедах, была моей матерью.

– И за это он ударил тебя ножом и отдал на милость безжалостного океана?

Рианнон лишь кивнула в ответ.

Арианрод какое-то время молчала. Да, родство супругов – дело довольно сложное, однако, с другой стороны, это могло лишь укрепить брачные узы. Ведь коль скоро Мэлгон приписал грехи Эсилт ее дочери, то он может перенести на нее и ту любовь, которую некогда испытывал к сестре. Она ободряюще поглядела в глаза Рианнон.

– Человек, с которым я разговаривала на берегу, искренне и глубоко страдает, он почти болен от своей печали. Я верю в то, что он тебя любит и от всей души желает, чтобы ты вернулась к нему.

Девушка отчаянно затрясла головой, но Арианрод продолжала:

– Предупреждаю тебя, Рианнон, прежде чем ты решишь, стоит ли тебе принять участие в моем замысле, ты обязана хорошенько подумать о той власти, которую имеешь над мужем. У тебя в руках средство, чтобы исцелить его или снова ввергнуть в пучину отчаяния. Что ты выберешь? Спасти Мэлгона или уничтожить?

Рианнон окаменела, а ее прекрасные светлые очи теперь выражали не меньшую скорбь, чем глаза ее мужа. Арианрод понимала, что ей нелегко, что она разрывается перед столь трудным выбором, и едва удержалась от порыва пожалеть несчастную женщину. Вместо этого жрица твердо и решительно проговорила:

– Забудь о своем страхе и злости, Рианнон. Если ты и вправду целительница, то обязана помочь Мэлгону, хотя бы твоей жизни грозила опасность. Ты готова лечить даже раненую птицу, что разбилась о прибрежные скалы. Насколько же выше твой долг перед человеком, на чьих плечах лежит забота о будущем всего Гвинедда?

Рианнон покачала головой.

– И не проси меня. Я не могу. Я слишком боюсь его.

– Не я уговариваю тебя, Рианнон. Это просьба самой Богини.

– Ты уверена? Она сказала тебе это?

Арианрод кивнула, вдруг сама поверив в то, что сказала.

– Я достаточно далеко заглядывала в будущее и точно знаю, что Мэлгон Великий обязан жить и процветать, иначе горе постигнет слишком многих людей. В человеке, за которого ты вышла замуж, много хорошего и доброго, он крепко связан с этой землей, которая плоть от плоти Богини. Она Сама указала на него, и потому каждому из нас надлежит оберегать Ее избранника.

Рианнон провела языком по пересохшим губам.

– Я не могу противиться Богине, как не могу желать зла Мэлгону. Но скажи мне откровенно, разве нет иного способа?

– В глазах твоего мужа я прочла твердое и непреклонное намерение. Не думаю, что он согласится на меньшее, чем разговор с твоей душой. А поскольку на самом деле я не в состоянии поставить перед ним привидение, которое он хочет видеть, то придется пуститься на хитрости. Я пришлю к нему живую женщину, ту самую, которую он почитает умершей. – Лукавая усмешка тронула губы жрицы. – Приготовив мой отвар и заручась твоим обещанием ни слова не говорить Мэлгону во время вашей встречи, я буду уверена, что мой план полностью осуществится.

 

Глава 26

Рианнон смотрела в морскую даль, а холодные волны медленно и равномерно набегали на прибрежный песок. Шум прибоя звучал в ней, подобно бесконечному сердцебиению самой Матери Богини. С тех пор как нога зажила и Рианнон начала совершать длительные пешие прогулки, она ежедневно приходила на это место. Еще ни разу море не обмануло ее, оно постоянно приносило ей душевный покой. Однако сегодня королева была настолько глубоко взволнована вновь пробудившимися воспоминаниями, что даже мирный шепот волн не унимал ее печали.

Всего через несколько часов она вновь увидит Мэлгона. Так захотела Богиня, и она, несомненно, подчинится ей. И все-таки сердце выпрыгивало из груди при одной только мысли об этом. Страх ее не был страхом смерти или физической боли. Всерьез она боялась только одного: боялась снова увидеть в его глазах жгучую ненависть, еще раз почувствовать, что Мэлгон ненавидит именно ту, кем она является, ненавидит именно то, что есть ее душа.

Рианнон поднялась с камня, на котором сидела, и тяжко вздохнула. Ей некуда идти, нет для нее убежища на этом свете, даже в лесу. Теперь зеленые чащи дышат не чудесами и волшебством. Они наполнены воспоминаниями, до боли милыми воспоминаниями, которые рвут ее на части и оставляют в душе лишь горечь и пустоту. Жестокость оказалась бессильной по сравнению с любовью. Алевенон лишь оскорбил, напугал, растоптал ее, но не сумел сделать то, чего лаской добился Мэлгон. Король превратил Рианнон в женщину, преисполненную страстности. Но теперь она не в состоянии вернуть прошлое. Даже испытанное средство от всех волнений и горестей – естественное и простое, как сама природа, очарование дикого леса – отныне лишь бередит старые раны.

И тут ее захлестнула горячая и могучая волна гнева. Ведь она всего лишь хочет быть самой собой, просто стремится к свободе. Но Мэлгон не позволит ей этого, как не позволит вообще ни один мужчина. Всем им нужна ее душа, они хотят накрепко привязать ее к себе, чтобы она не сумела вырваться, а это так несправедливо! Ведь она никогда не мечтала о замужестве, а получилось, что перешла от Фердика к Мэлгону в виде некой собственности, безмолвной и послушной. Но даже тогда у нее оставалась слабая надежда на то, что душа ее не подвластна чужой воле. Мэлгон сумел похитить и душу...

Желание разлилось по ее телу – точно горячее вино побежало по жилам. Рианнон сжала зубы. Неужели никогда ей не избавиться от ненасытной жажды лежать в его объятиях? Прикоснувшись к самым чувствительным струнам ее сердца, он сумел извлечь из этого сложного инструмента возвышенную, чарующую музыку. С тех пор звук этот, непрерывно, неумолимо длящийся, проникал в каждый уголок ее существа, отзываясь мучительным эхом.

Глубоко безразличная ко всему вокруг, Рианнон направилась к хижине. Всего несколько дней назад она мечтала начать все сызнова, чтобы жить, следуя примеру Арианрод. Как и жрица Великой Богини, она хотела быть свободной от мужских притязаний. Возможно, однажды она и сама станет служить Повелительнице Всего Живого. Рианнон хотелось, чтобы в ней зазвучала иная музыка, музыка, которую способна вселить в нее лишь Она своей властью, музыка, наполняющая избранных необратимой силой. Ей хотелось бесстрашно переноситься по ту сторону мироздания и возвращаться обратно в ослепительном сиянии вечности. Но мечтам не суждено сбыться. Она принадлежит Мэлгону, и он опять требует ее к себе.

Рианнон вошла в хижину и подсела к огню. Арианрод взглянула ей в глаза и медленно кивнула. Указывая на отвар, кипевший над очагом в маленьком глиняном горшочке, жрица сказала:

– Зелье почти готово. Тебе надо поспать, малышка. Мэлгон придет на восходе.

Когда король вернулся в Диганви, пиршество в честь наступающей весны уже началось. Немало удивленных взоров обратилось на владыку, когда он показался в большом зале. Особенно укоризненно глядел отец Лейкан. А Мэлгон подумал, насколько хуже почувствовал бы себя поп, узнай он, куда именно ездил его первый прихожанин.

Пир длился бесконечно. Мэлгон, снедаемый внутренним волнением, с трудом справлялся со своими обязанностями. Он из последних сил пытался сосредоточиться, чтобы вникнуть в междоусобные склоки своих приближенных, в их жалобы на ирландских пиратов и в ворчание пастухов, сетовавших на падеж скота этой зимой. Короли старался оставаться вежливым с теми молоденькими девушками – дочерьми свободных людей или воинов, – которых подталкивали к нему заботливые родители, чтобы Мэлгон обратил на них внимание и, кто знает, может быть, даже взял к себе в качестве жены или подружки. Мало говоря, зато часто кивая и улыбаясь, он кое-как справился и с этим.

Наконец, изрядно набравшись, многие начали расползаться по своим постелям. Кое-кто завалился спать прямо в зале, согретом теплом очага. Крестьяне и слуги заполнили свободные места в конюшнях и сараях. Оставшись в долгожданном одиночестве, Мэлгон покружил по крепостному дворику, потом взобрался на башню, чтобы оглядеть голые холмы, освещенные голубоватым сиянием круглой луны, выглядывавшей из-за бегущих по небу облаков.

Король всматривался в ту сторону, откуда должен был показаться посланец Арианрод. Неизбывная тоска заполнила все его существо. Если на сей раз ничего не получится, что тогда делать? Теперь его замысел самостоятельно искать в лесу дух Рианнон казался наивным. Нынче же он готов был расстаться с последней надеждой снова увидеть жену или хотя бы ее призрак.

Ближе к полуночи король спустился с башни и направился к комнате совета – единственному помещению во всей крепости, не заполненному телами спящих. Едва только он протянул руку, чтобы отворить дверь, как из темноты выступил маленького роста мужчина и назвал его по имени. Мэлгон отпрянул, как испуганный олень. – Во имя Ллуда! Как ты сюда проник? Незнакомец шагнул в свет факела, падавший на дверной проем, и король разглядел по-детски крохотное, однако загорелое и обветренное лицо рыбака. На незнакомце была грубо пошитая, просоленная морскими ветрами кожаная куртка, а вокруг глаз залегли характерные глубокие морщины, обыкновенные у тех, кто часто щурится от ветра или солнца. Мэлгон вдруг подумал: не тот ли это рыбак, с которым живет Арианрод, стоит сейчас перед ним?

– С чем ты пришел ко мне? – спросил король. – Что-нибудь от Арианрод?

Мужчина подал ему кожаный сверток. Мэлгон взял его и развернул. Там оказалась маленькая бутылочка из красной глины, на которой были начертаны загадочные знаки.

– С первыми лучами солнца вам надлежит выпить все до дна, – сказал посланник. – Потом ступайте на берег, на то самое место, которое хорошо знаете только вы сами и Рианнон. Там вы найдете свою жену.

Мгновение спустя незнакомец слился с собственной тенью.

– Постой, – окликнул его Мэлгон. – Что это такое? Для чего мне это пить?

Из тьмы не донеслось ни звука. Король поглядел на бутылочку, которую держал в дрожащей руке. Он ждал гонца с известием, но не с загадочным напитком. Подойдя поближе к факелу, Мэлгон попытался разобрать странные письмена. Это была явно не латынь. Знаки походили на древнее кельтское письмо.

Что же это такое? Яд? Дурные предчувствия холодком пробежали по спине. Жрица настаивала на полном доверии к себе, и теперь она проверяла его твердость и честность. Если он вздумает обмануть ее и пренебрежет этим требованием, то она, конечно, найдет способ узнать об обмане и тогда просто не выполнит своего обязательства. Однако если он выпьет и окажется, что в бутылке отрава?..

Мэлгон отогнал от себя эту мысль. Он не чувствовал в Арианрод ни толики темной дьявольской силы. Она казалась ему добродушной и простой деревенской женщиной, хотя и удивительно бесстрашной. Должно быть, ее вера в могущество Великой Богини придавала ей духу, чтобы так вызывающе разговаривать с самим владыкой Гвинедда. Король улыбнулся, припомнив выражение лица жрицы. Она даже не сомневалась в том, что он выполнит ее требование.

– Мэлгон, ты еще не ложился? – Голос Бэйлина вывел короля из задумчивости.

– Нет еще, а ты?

– Ложился, но так и не сумел заснуть. Мне кажется, что-то случилось. Я не прав?

Мэлгон повертел в руках глиняный сосуд.

– Эх, да все равно придется тебе сказать. Кто-то должен знать, если вдруг я не вернусь. Вот в этом сосуде некое питье, которое мне дала знахарка по имени Арианрод. Она обещала помочь мне поговорить с душой Рианнон. – Король сделал паузу и посмотрел на перепуганного друга. – Я выпью зелье. Для меня это последняя возможность вновь увидеть ее.

– Но ведь тут может быть яд. Что ты знаешь об этой женщине? Почему доверяешь ей?

– Она – жрица Великой Матери Богини, а также исцеляет своим искусством членов древней секты. Я не думаю, что она причинит мне вред.

– Но ты не уверен в этом! Ты подвергаешь себя ужасному риску!

В ответ Мэлгон лишь пожал плечами. Бэйлина охватило такое отчаяние, что голос его то и дело срывался:

– Слушай-ка, мы ведь говорим о твоей жизни! Ну, если тебе наплевать на свою шкуру, то подумай хотя бы о бессмертной душе! Чтобы добровольно отправляться к призракам... к дьяволам всяким...

– Я не опасаюсь за свою душу, – отрезал Мэлгон. – А если ты так переживаешь, то помолись за меня.

– Помолюсь, – с трудом выдавил из себя Бэйлин.

Мэлгон повернулся, чтобы уйти, но был остановлен дрожащей рукой друга.

– По крайней мере, скажи же мне, куда ты идешь.

– На взморье... на восходе. Если к вечеру не вернусь, то можете отправляться на поиски.

Когда Мэлгон покидал стены Диганви, заря едва занималась на востоке. Ночная тьма только-только начала рассеиваться, и лишь у линии горизонта едва заметно прорисовались очертания облаков. Холодный туман клубился у стен крепости и стелился по голым склонам окрестных холмов. Шагнув в эту дымку, Мэлгон направился вниз по дороге. Король дрожал от леденящего дыхания зимней ночи.

Вскоре он уже быстро шагал по прибрежному тракту, и нетерпение подгоняло его. Выпитое зелье еще не начало действовать. Оно оказалось гадким на вкус, точно прокисший кисель. Из чего же его приготовили? Из уха летучей мыши или глаза тритона? Король с омерзением скрипнул зубами. Эта жрица, наверное, дала ему отвратительное, хотя и совершенно безвредное варево нарочно, чтобы подготовить к восприятию своего волшебства.

Волшебство! Ну что за дурак! Неужели он мог поверить в возможность встретиться и говорить с душой Рианнон? Какая чушь! Жена мертва. Если от нее и осталось что-нибудь, то только обезображенное тело. Сама она ушла, а красоту ее сожрали черви.

Однако подобные жестокие рассуждения не задушили в его сердце слабый, но настойчивый огонек надежды. Ведь тот охотник утверждал, что видел Рианнон собственными глазами, что даже держал в своей руке ее теплые, нежные пальцы. Было ли то всего лишь видение, посетившее человека в состоянии экстаза? Или все-таки он видел живую женщину, непостижимым образом избежавшую смерти и спрятавшуюся в лесу, как дикое животное? Ну, уж нет, теперь просто необходимо докопаться до истины. Покуда остается хоть призрачная возможность вновь увидеть Рианнон и прижать ее к сердцу, надо использовать этот шанс. Он не сможет спать спокойно, пока окончательно не утратит последнюю надежду.

Король вышел на скалу, нависающую над прибоем, и немного постоял наверху, чтобы окинуть взором пустынный пляж, все еще окутанный непроглядной тьмой. Вдруг с ним что-то случилось... В желудке словно все перевернулось, и чья-то огромная рука, казалось, сжала его внутренности, крепко сжала в кулак и принялась выкручивать что есть силы. Стараясь подавить тошноту, Мэлгон пошел дальше. Боль в животе усилилась, и он снова подумал о яде. Неужто дружелюбие и благодушие, которые излучала Арианрод, оказались притворными? Вдруг она колдунья, которая с помощью заклинаний умеет изменять свой облик и превращаться в простую крестьянку с открытым, приветливым лицом?

Желудок Мэлгона снова конвульсивно дернулся и сжался, и он попытался облегчить свои муки, сунув два пальца в рот. Но ничего не вытекло из его рта, кроме небольшого количества горькой слюны. Было слишком поздно – снадобье уже всосалось в кровь и отправилось в путь по сосудам, разнося по телу бессилие и тошноту. Попытавшись выпрямиться, он едва не потерял равновесие. Им овладела чудовищная слабость, парализующая все члены. Король опустился на заиндевелую прошлогоднюю траву, беспомощно хватая ртом воздух. Он корчился в судорогах – колени его непроизвольно прижались к животу.

Ах, какая боль, как кружится голова! Он не ждал помощи и был слишком слаб, чтобы пошевелиться или хотя бы закричать. Им овладела паника. Неужто так и придется умереть? Неужто его найдут здесь, словно издохшего пса, окоченевшего от холода, скрюченного от страданий?

При мысли об этом Мэлгон покрылся холодным липким потом. А ведь он всегда почитал себя таким храбрым, таким бесстрашным человеком, не опасающимся даже проклятия христианского Бога. Внезапно король погрузился во мрак и окончательно струсил. Нет, ему не хотелось умирать. Он еще должен жить ради столь многого... ради сына... королевства...

Слабость медленно уходила. В конце концов, вернулись прежние ощущения – он почувствовал, как студеный морской бриз овевает лицо, охлаждает разгоряченный лоб. Боли в желудке прошли, вновь вернулось зрение, и все тело окрепло.

Король поднялся с земли. Как глупо. Всего минуту назад он боялся погибнуть, а теперь чувствовал себя превосходно. Более того, ему казалось, что самочувствие его даже улучшилось. В тело прилила юношеская энергия и сила, он готов был встретиться с любым противником. Однако сейчас предстоит не битва, напомнил себе Мэлгон, он разыскивает Рианнон. Гонец велел прийти на пляж на рассвете, а он пропустил как раз то время, когда первые утренние лучи пробивались сквозь тьму ночи. Вновь королем овладела тревога: а вдруг он опоздал? Вдруг последняя возможность встречи с Рианнон уже упущена?

Мэлгон заторопился и принялся прыгать вниз с уступа на уступ, кое-где спотыкаясь, кое-где подворачивая ноги на выскальзывающих из-под каблуков камнях. Когда же он, наконец, ступил на мокрый прибрежный песок, то с удивлением заметил, что небосвод едва-едва посветлел. Оказывается, пока он лежал в беспамятстве, прошло не так уж много времени.

Король огляделся, стараясь догадаться, откуда лучше всего начать поиски. Гонец велел ему отправляться в место, о котором знают только они с Рианнон. Прямо перед ним высилось то самое укрытие из валунов, где он впервые любил свою застенчивую, пугливую молодую жену. Мэлгон прищурился, вглядываясь в очертания камней. Один из них напоминал силуэт женщины, закутанной в длинный темный плащ. Однако когда он подошел поближе, видение рассеялось – перед ним действительно оказался холодный валун. Пораженный король в искреннем разочаровании остановился и вновь осмотрелся. Кажется, туман сгущается – очертания камней и скал сделались нечеткими, размытыми. Краем глаза Мэлгон старался разглядеть находившиеся чуть в стороне от него смутные тени, но едва поворачивал голову, как они неизменно исчезали.

Стоя в густом сумраке, он как мог напрягал зрение, стараясь припомнить, здесь или чуть поодаль они тогда расположились, но так и не смог решить определенно. Вдруг резкий порыв ветра пронесся над берегом, зацепив короля своим холодным крылом и освежив его голову. Мэлгон прищурился. Он заметил среди скал какое-то красное пятно. Цвет этот показался совершенно неожиданным, неуместным на мрачном фоне зимнего морского берега. Король направился к тому месту осторожными, бесшумными шагами. Да, он видел это. Момент восхода солнца стремительно приближался, промерзлый пляж оживлялся белесым утренним туманом, и среди серых камней действительно промелькнуло огненное пятно. Он пошел быстрее и вскоре остановился, чуть дыша, едва сдерживая рвущееся из груди сердце.

Проклятие! Здесь ничего нет. Рассудок не повинуется ему, выкидывает всякие штучки. Он тоскливо поглядел на мокрый песок, ожидая увидеть лежащую на нем Рианнон, как и тогда разбросавшую свои огненные волосы по ослепительно белым плечам. И на миг ему почудилось, что он видит ее. Но Мэлгон понимал, что это всего лишь игра воспаленного воображения.

Он отвернулся, и тут им овладел удушающий гнев. Так вот какой мошенницей оказалась эта жрица! Или она и впрямь считала, что с него хватит жалких грез, возникших в замутненном с помощью проклятого варева рассудке?! Надо бы не валять больше дурака, возвращаться в крепость и проспаться хорошенько, чтобы к вечеру забыть обо всей этой ереси.

Король уныло побрел к каменистой тропе, ведущей вверх. Но вдруг он увидел чудесную картину – восход солнца. Нежно-розовый, блистающий, оранжевый, завораживающий сапфирно-голубой... Он чувствовал эти цвета, наслаждался ими. Мэлгон остановился, не в силах отвести взор от этого зрелища. Казалось, небо дышит, как живое. Солнце вдруг превратилось во вращающийся огненный круг. Воздух вокруг Мэлгона тоже воспламенился, а когда король перевел взгляд на океан, то ему почудилось, что и вода горит. Огонь восходящего светила разливался по волнам золотыми лентами. Почти ослепнув от всего этого блеска, Мэлгон закрыл глаза.

А когда вновь открыл их, то мир уже принял привычные очертания. Стояло чудесное зимнее утро, и не было никаких фантастических пейзажей. Король с тревогой огляделся. Это зелье исказило его восприятие. Теперь ему казалось, что все окружающее на самом деле выглядит иначе! И он вновь заметил красное пятно между камней, однако теперь-то он знает, что это лишь обман зрения. Или отблеск сияющего неба. Красный цвет стал ярче, насыщеннее. Может, это... в конце-то концов... Мэлгон с ухающим сердцем бросился к камням.

Рианнон стояла в пещерке, образованной огромными валунами, стояла с широко раскрытыми глазами и развевающимися на ветру волосами. Мгновение Мэлгон боялся не только пошевелиться, но даже дышать. Рианнон находилась всего в нескольких футах от него. Он с трудом верил собственным глазам.

Она была совсем не похожа на привидение и очень странно одета – в какую-то домотканую шерстяную рубаху, едва прикрывавшую колени. Губы ее посинели от холода, и она отчаянно дрожала. Даже в том состоянии, в котором сейчас пребывал Мэлгон, он отметил про себя, что леденящий ветер не помеха для истинного привидения. Он протянул руку с дрожащими пальцами, в страхе думая о том, на что они сейчас натолкнутся.

Рука его дотронулась до человеческого тела – и тут же отдернулась. Перед ним было вовсе не видение, не туманный призрак. Перед ним стояла живая женщина.

Мэлгон закрыл глаза и снова их открыл. Он понимал, что разум его замутнен неведомым снадобьем, но не до такой же степени? Рука вновь коснулась ее. Женщина была настоящей, и к тому же совершенно замерзшей. Инстинкт повелел ему сорвать с себя плащ и набросить на ее узкие плечи. И только после того, как она не растворилась в воздухе, Мэлгон осмелился прижать ее к своему сердцу. От его близости по хрупкому телу быстро разлилось тепло. Король облегченно вздохнул. Если перед ним настоящая Рианнон, то ему нужно столько всего сказать ей, – вот только разум отказывался ему повиноваться. Едва она оказалась в его объятиях, он ощутил покой и мир в душе, и глупо было разрушать все мудреными фразами и длинными разговорами.

Дрожа от волнения, он наклонился и поцеловал нежные губы. Это Рианнон, это, несомненно, она. Больше ни одна живая душа не способна возбуждать в нем такие чувства. Сладость ее губ, чистый прохладный аромат ее кожи и волос... Бурлящий поток непреодолимого желания подхватил Мэлгона. Он целовал ее все крепче, упиваясь поразительной сладостью этих губ и дурманящим дыханием своей королевы. Он обезумел от страсти. Слезы струились по его щекам, все тело трепетало, и лишь необходимость перевести дух прервала этот поцелуй.

Мэлгон поглядел на ее лицо, порозовевшее от прикосновения его губ. Он чувствовал, видел, что она изумлена – глаза ее округлились, и Рианнон смотрела на него, ошеломленная. Мэлгон открыл было рот, чтобы сказать ободряющие слова, но так и не придумал, какие именно. Едва мысль зарождалась в голове, как тут же ускользала. Но не важно. Он не станет рассказывать о своих чувствах, он покажет ей, что творится у него в душе, объяснит все своими руками, губами, входящей в нее твердой плотью. Но тут пылкий влюбленный прижал Рианнон к своей груди, стараясь образумиться. Ведь во время того незабываемого утра, проведенного на этом пляже, стояло теплое лето, а сейчас слишком холодно, даже если вместо одеяла будет его плащ.

Пещера! Мысль эта поразила Мэлгона; она пришли на ум слишком неожиданно, словно ее подсказал ему кто-то другой. Пещера в отвесной скале послужит им превосходным убежищем. Рин со своими друзьями частенько наведывался туда, пока не наступило время холодов и штормов. Там должны оставаться кое-какие припасы, а может, и дрова, чтобы развести огонь.

Мэлгон подхватил Рианнон на руки и, прихрамывая, направился к скале. Руководствуясь не столько разумом, сколько инстинктом, он разыскивал узкий вход в пещеру. Наконец, обнаружив его, Мэлгон опустился на колени и вполз в укрытие, бережно прижимая к груди свою ношу. В пещере было темно и холодно, и король выругался, зацепившись головой за низкий свод. Опустив Рианнон на землю, он принялся обшаривать пол. Руки отыскали сначала подстилки из соломы и отсыревшие одеяла, а потом и огниво возле лампы, еще наполовину заполненной маслом. Он ударил по кремню раз, другой. Пещера осветилась, и Мэлгон поспешил взглянуть в столь близкое от него лицо Рианнон.

Она настороженно наблюдала за ним. И как только он выдержал эту разлуку, пока разводил огонь и сооружал из подстилок ложе? Мэлгон бережно снял с нее плащ и постелил на эту необычную кровать. Потом обнял Рианнон и поцеловал ее так нежно, как только мог, сначала – лоб, потом – тонкие веки с голубыми прожилками, потом – нежные щеки. Губы его, спускаясь к шее, становились все более жадными. Здесь надо было убрать ворот грубой шерстяной рубашки... Но Рианнон, прервав поцелуи, сама сняла одежду. Под рубахой ничего не оказалось, и Мэлгон не мог оторвать взора от изумительного тела, которое уже не надеялся увидеть вновь.

Он вздохнул и опять прижал к сердцу ту, которая вдруг сама пришла в его объятия. Неожиданно для самого себя Мэлгон заплакал от переполняющей безумной радости обладания. Ему хотелось смотреть на нее, хотелось расцеловать каждый мерцающий белизной дюйм ее кожи, но она не позволяла. Вместо этого Рианнон прижалась губами к его рту, а обнаженным телом – к его груди. Он отозвался быстро поднявшимся и затвердевшим ответным желанием. Он не мог больше ждать, он должен тотчас же соединиться с ней!

Когда Мэлгон принялся второпях раздеваться, он вдруг услышал какой-то смутный, словно неземной, шепот, вместе с которым к ним проник холодный ветер. Мэлгон вскинул голову, ему показалось, в пещеру кто-то вошел. На неровных стенах и сводах плясали Странные тени, отбрасываемые лампой, пламя которой трепетало от сквозняка, однако кроме него и Рианнон в пещере не было ни души.

Мэлгон снова посмотрел на нее. Лицо женщины изменилось, глаза чуть прикрылись и смотрели куда-то в неведомую даль. Он вдруг в ужасе подумал, что она покидает его, и потому налег на нее всем телом и как можно крепче поцеловал. Ее губы воспламеняли. То, что находилось ниже, также поманило его, и неотступное желание вытеснило из головы все прочие мысли. Мэлгон склонился над ее белой грудью. Теперь она стала более полной и округлой, чем прежде, а когда он принялся ласкать губами бархатистые соски, то ему показалось, что они источают влагу, наполняя его рот сладостью женского молока.

«Богиня, – удивленно подумал Мэлгон. – Та, что кормит и лелеет все живое». И он с жадностью пил это молоко, чувствуя, как оно заполняет его желудок; проникает в кровь, согревая и укрепляя его.

Его рука легла на живот Рианнон, который тоже как будто наполнялся чем-то, твердея и округляясь, и Мэлгон благоговейно гладил его, чувствуя, как растет новая жизнь. «Богиня, – снова подумал он. – Та, что дарует рождение всему на свете».

И тут веки Рианнон приподнялись, и она протянула руку, чтобы сомкнуть тонкие пальцы вокруг его жаркой плоти. Мэлгон ахнул – ощущение было почти болезненное. Еще ни разу в жизни он так не возбуждался, ему даже захотелось разрыдаться. И он раздвинул ноги Рианнон и вложил туда свои пальцы. Теплый сок оросил их. Мэлгон открыл глаза и посмотрел на свою руку. Что это было? Лунный свет, морская вода или некий магический нектар? Он склонился, чтобы прижаться губами к влажному розовому входу между ее ног и ощутить вкус. Влага оказалась сладкой, совершенно ни на что не похожей. «Богиня, – преследовала его прежняя мысль. – Это она питает всех тварей земных своею благостью».

Однако чтобы предаваться долгим размышлениям, у него не оставалось времени – Рианнон снова коснулась его, и тогда он ощутил, каким чрезмерно тугим стал его стержень в ее тонких пальцах. Мэлгон глухо зарычал. Прежде он ни разу не ощущал в себе такого подъема сил. Он не в состоянии дольше ждать. Одним решительным движением он вошел в Рианнон и почувствовал, что тело его меняет привычные очертания, плавится и уже в размягченном состоянии принимает формы иных существ. Вот он стал жеребцом, беснующимся вместе со своей кобылой, и ее мощный круп вздымается под его натиском. Вот он уже лис, и его мужская плоть остра, как отточенное копье, а зубы сжимают рыжий мех лисицы, и она взвизгивает от восторга. Вот он – рысь, и каждый его коготь, каждая мышца сливаются в порыве страсти с телом грациозной кошки.

И вот, наконец, он – олень со склоненной гордой царственной Головой, взобравшийся на трепещущую от страсти олениху...

Мало-помалу он снова превратился в мужчину. Напряжение понемногу спадало. Он почувствовал холод и пустоту внутри. И вдруг увидел себя как будто со стороны – обнаженное тело, сокрытое в прибрежной пещере, такое жалкое по сравнению с древними каменными стенами или с океанской волной, бьющейся об эти скалы и крупица за Крупицей их разъедающей. О, как ничтожен и слаб человек! Однажды он умрет и станет прахом, от него останутся лишь Пыльные кости. И ничего больше.

Страх схватил Мэлгона за горло, и он в отчаянии и ужасе прижался к Рианнон, ища ее тепла, чтобы изгнать эти холодные, опустошающие мысли. Она застонала, и тогда он вновь ощутил страстное желание. Мэлгон перевернул Рианнон на живот и вошел в нее сзади, прижав ладони к налитым грудям и утонув лицом в огненных волосах. Он слился с нею, тела их стали одним целым. А ему хотелось, чтобы навечно соединились их души. Он бы похоронил себя в ее мыслях, как нынче похоронил свою плоть в ее теле.

Близилась вершина экстаза, и древние стены их убежища покачнулись и опрокинулись, а каменный пол задрожал под ними. Звездный дождь озарил пещеру, повсюду распространяя свое сияние. Потом вспыхнул яркий свет, настолько ослепительный, что Мэлгон от боли зажмурился.

А потом все исчезло, провалилось во тьму.

 

Глава 27

Отодвинувшись от бесчувственного тела мужа, Рианнон вздрогнула. Он был так бледен и так безжизненно лежал на земле. Она надела рубаху, быстро собрала разбросанную по пещере одежду, подсунула вместо подушки ему под голову и укрыла его плащом, хотя все-таки переживала, что он может замерзнуть.

Рианнон потушила чадящую лампу и выбралась из пещеры наружу. Уже совсем рассвело, стоял день, и она торопливо зашагала по берегу, время от времени оглядываясь, чтобы убедиться, что ее никто не преследует. На дальнем конце пляжа ее ждал Кейнвен. Она бросилась к лодке и едва не повалилась ему на руки.

– Рианнон! – воскликнул рыбак. – Король не обидел тебя? Ты, кажется, хромаешь?

Женщина только покачала головой. Она была измучена и опустошена, но не смела сказать об этом своему защитнику. Почему-то ей казалось, что он может неверно истолковать происшедшее.

Рыбак помог Рианнон взобраться в лодку. И только тогда, когда они отплыли в море, подальше от пляжа, она нерешительно призналась:

– Мэлгон все еще спит в пещере. Я положила кое-что из вещей снаружи, чтобы легче было обнаружить вход туда. Они его отыщут, как ты думаешь?

Пораженный Кейнвен уставился на Рианнон, но тотчас опустил глаза.

– Ты все еще переживаешь за него, и даже больше, чем за себя. Наверное, Арианрод права. Надо тебе вернуться к своему королю, как этого хочет наша Богиня.

Рианнон покачала головой:

– Нет. Я уже послушалась Богиню, но Она не станет требовать от меня большего.

Кейнвен с любопытством наблюдал за своей спутницей, но она притворилась, что не замечает его пристального взгляда. Трудно было объяснить, почему она так решила. Ведь все ее существо до сих пор трепетало от огненной магии соития с Мэлгоном. Несмотря на страх, который поначалу пронзил ее холодом и слабостью, позднее она ощутила свет, и радость, и полноту собственного бытия. Их близость – вот все, что ей запомнилось. Но именно это и пугало ее.

Прежде ей уже доводилось испытать подобное наслаждение, но оно не длилось так долго. С другой стороны, она не могла позабыть, как стремительно Мэлгон переходил от любви к жгучей ненависти. Однажды все ее мечты и надежды неожиданно рухнули. Она не должна вновь совершить прежнюю ошибку. Она не вернется к королю в качестве его жены. И даже сама Богиня не заставит ее.

Мэлгон заворочался, стараясь размять затекшие от неподвижности члены.

– Он пошевелился! Он просыпается! – Знакомый голос заиграл сочными интонациями искренней радости.

Мэлгон открыл глаза, с удивлением пытаясь понять, отчего так ликует Бэйлин, и обнаружил, что находится в собственной спальне. Друг стоял подле королевского ложа, глядя на него со счастливой улыбкой. Детский восторг, написанный на лице Бэйлина, заставил Мэлгона спросить с некоторой опаской:

– Ради всего святого, что это с тобой стряслось?

– Со мной? – изумился Бэйлин. – Я нашел его совершенно голым и полумертвым в скалистой пещере, а он теперь спрашивает, что случилось со мной!

Отрывки воспоминаний упорядочились и выстроились в голове Мэлгона в единую картину происшедшего. Он помнил, как выпил это зелье и как отправился на берег. А потом были фантастические видения и красочные пейзажи... Король вновь сосредоточился на Бэйлине:

– Ты выглядишь неважно. Давно нашел меня?

– Позавчера.

Мэлгон поморщился. Да, крепкая оказалась отрава. Неужто он и впрямь проспал целых два дня?

– Ну что? – Голос Бэйлина срывался от волнения. – Ты видел ее? Встретился с душой Рианнон?

Воспоминания пришли словно откуда-то издалека, из другого времени, даже из другого мира. Будто он опять стал ребенком и заново учится говорить. Пережитое им казалось таким простым и понятным... что об этом невозможно было рассказать.

Но как только он собрал воедино свои разрозненные ощущения, его снова накрыло волной недавних эмоций. Он вновь пережил чудо – почти невыносимое наслаждение видеть Рианнон, обнимать ее. Потом была эта невероятная, безумная страсть, ослепительный порыв единения. Он вспомнил, как нес ее на руках в пещеру, как зажигал лампу, как целовал и гладил ее кожу. Странная близость: соединились не просто два человеческих тела – свершилось чудо, заставившее его представить себя и Рианнон парой совокупляющихся животных.

Вновь явившиеся образы поразили воображение короля, и он попытался укротить свои мысли, думать о чем-нибудь понятном и объяснимом. Он вспомнил лежащую под ним Рианнон, которая нарочно горячит его и возбуждает. Вот она протягивает руку, гладит его тугую плоть, выгибает спину, чтобы принять ее. Но нет! Не Сама ли Богиня вскрикивала и шептала о своем божественном удовольствии, и заставляла шататься скалы, и осветила их ослепительным неведомым светом?

Король оцепенел, пораженный этими воспоминаниями. Бэйлин глядел в его глаза, очевидно, испытывая глубокое волнение.

– Мэлгон, что с тобой?

– Я... Мне показалось, что я видел саму Богиню.

Бэйлин смертельно побледнел. Он поднял руку, сотворив древнее заклинание, защищающее от нечистой силы, – бедняга от страха забыл, что он христианин.

– Я же предупреждал тебя, – прошептал он. – Я говорил, что из этого может получиться.

Мэлгон медленно покачал головой:

– Нет, это совсем не страшно. Ничего подобного. Только немного странно... и неожиданно.

– Да она тебя околдовала! – простонал Бэйлин и провел толстопалой пятерней по вспотевшему лицу. – Эта женщина, эта жрица, она тебя отравила... украла твою душу.

Мэлгон рассмеялся.

– Прости, я забыл, что ты боишься подобных вещей. Но не пугайся, друг мой. Это не так страшно. Я бы, конечно, не хотел испытывать то же самое каждый день, но ничего страшного не произошло, уверяю. Это было... – Ласковое дыхание, казалось, вновь коснулось его шеи. – На время я ощутил себя частью мироздания – земли, океана, неба. Наверное, власть Богини можно было бы сравнить с пылающим костром или же с гигантской волной, которая охватывает тебя всего. И в самом конце я ощутил пустоту и небытие. Но все-таки Рианнон приходила ко мне туда, такая нежная и ласковая... – Сердце Мэлгона затрепетало, его вдруг поразила догадка: ведь Рианнон жива!

– Это правда, – прошептал он. – Я же не спал тогда. – Король перехватил тревожный взгляд Бэйлина. – Рианнон жива. Я обнимал ее, я любил ее.

– Но это всего лишь наваждение. Ты сам так сказал.

– Богиня – вот что походило на сон или забытье... Но Рианнон, нет, она мне не приснилась.

– Ну конечно, приснилась! Каждому мужчине случалось просыпаться на мокрых от пролившегося семени простынях, сжимая в объятиях одеяло вместо любовницы. Но не более того.

Мэлгон задумался. Зелье оказалось достаточно сильным, чтобы на несколько дней погрузить его в сон. Неужели оно нагнало те самые видения, о которых тая мечталось? Король отверг эту мысль. Даже если разум изменил ему на время, то тело обмануть не могло. Прошло уже два дня, а по нему все еще разливалось узнаваемое тепло полностью удовлетворенного желания. Ни один самый сладкий сон не способен дать мужчине такие же ощущения. Он до сих пор чувствовал тело Рианнон даже на кончиках своих пальцев, а ее сладострастные стоны все еще звучали у него в ушах подобно шуму прибоя. Вопреки всякому благоразумию он твердо поверил в то, что его жена жива.

День был теплый и безветренный, воздух – почти по-весеннему влажный. К тому моменту, когда Мэлгон преодолел половину пути до дома Арианрод, лицо его стало совсем мокрым от пота, а плотная шерстяная ткань зимней рубахи прилипала к спине и груди. Он старался не обращать внимания на усталость, гудевшую в ногах. Дурман от сонного зелья да долгие часы, проведенные в неподвижности на холодном полу пещеры, сделали свое дело и обессилили его даже более, чем он сам мог себе признаться. Но король не смел остановиться и отдохнуть, он и так сильно замешкался. После встречи с Рианнон минуло уже два дня. За это время она могла снова исчезнуть.

И Мэлгон пришпорил Кинрайта, сам подхлестываемый своей тревогой. Покой и умиротворение, которые он испытывал сразу после пробуждения, давно оставили его. Правда, он по-прежнему мог наслаждаться одним только воспоминанием о том, как держал Рианнон в объятиях, как ласкал ее... Но она исчезла, не оставив ему ни единого намека на то, что их близость была вовсе не простой игрой воспаленного воображения. А с этим король никак не желал смириться. Томное чувство удовлетворения понемногу улетучилось, оставив его опустошенным и по-прежнему жаждущим. Теперь он, как и прежде, сомневался в природе своих ощущений. Лишь одна живая душа, кроме самой Рианнон, могла бы подтвердить, что то был не просто сон. И Мэлгон твердо решил разыскать Арианрод и переговорить с нею, покуда и она тоже не испарилась.

Он увидел рыбачку, когда та развешивала на веревке свежий улов. Заметив подъехавшего короля, Арианрод поднялась и повернулась к нему с непроницаемым лицом. Он спешился и сверху вниз глянул на женщину.

– Ну что, Мэлгон Великий, – спросила она, – выполнила Богиня твою просьбу? Ты видел свою возлюбленную леди?

Голос Арианрод был мягок и едва уловимо насмешлив, и Мэлгону это не понравилось. Как легко она рассуждает о том, что так важно для него!

– Да, Рианнон приходила. Не дух ее, а она сама.

– Так ты поверил, что она жива?

Гнев Мэлгона выплеснулся через край; он с угрозой во взгляде надвинулся на Арианрод.

– Ты солгала мне. Рианнон не умерла. – Он кивнул головой в сторону хижины, которая находилась совсем недалеко от того места, где происходил разговор. – Я сейчас разнесу эту жалкую лачугу в щепки, чтобы разыскать мою жену.

– Ты говоришь так, будто Рианнон – твой потерянный на дороге ботинок. – Голос рыбачки оставался спокойным, но в нем прозвучали леденящие и предупреждающие нотки. – В глазах Богини Рианнон не является твоей рабыней или служанкой. Она свободна и может сама выбирать себе судьбу, идти куда хочет, жить там где ей нравится, и, как мне кажется, она не готова к тому, чтобы вернуться в Диганви.

Мэлгон в полном замешательстве отступил на шаг. Арианрод права. Он и в самом деле до сих пор относится к Рианнон как к вещи, пусть любимой, но все-таки по праву принадлежащей ему собственности.

– Ты говорила с ней? – спросил он уже более миролюбивым тоном. – Она сама сказала, что не хочет вернуться ко мне?

Арианрод пожала плечами и указала на голый морской берег:

– Никто не смеет удерживать ее здесь против воли. Если она захочет видеть тебя или даже отправиться жить в Диганви, то может сделать это когда угодно.

Горькая правда больно хлестнула Мэлгона, вселив в его душу страх. Вдруг, несмотря на то что Рианнон жива, он все-таки потерял ее? Король отреагировал на эту мысль неожиданным ожесточением и гневом, служившими скорее для самозащиты. Он сделал еще один угрожающий шаг в направлении Арианрод.

– Ты меня обманула! Играешь мною?!

Рыбачка не пошевелилась, твердо продолжая глядеть прямо в глаза королю своим спокойным, уверенным взором.

– Обманула, говоришь? Но разве ты можешь отрицать, что испытал на себе власть Великой Богини? Не станешь же ты лгать, что ничего особенного с тобой не произошло?

– Я не желаю знать о чудесах Богини. Я только хочу вернуть себе Рианнон.

– А тебе не приходило в голову, что эти две вещи могут как-то зависеть одна от другой?

Дрожь пробежала по телу Мэлгона, когда он вновь посмотрел на маленькую загорелую женщину, бесстрашно встречавшую его взгляд. Какая-то часть его существа опасалась Арианрод и той неведомой власти, которую она представляла. Стремясь не отвести глаз от ее неумолимого лица, он напомнил себе, что перед ним стоит самая обыкновенная женщина, нищая и ничтожная. Но сверкающие темные очи впились в него, проникая в самую глубину души, и на мгновение он действительно ощутил ее неправдоподобную власть: теплую, умиротворяющую энергию, которая приводила его в трепет.

Взяв себя в руки, король отстранил с пути Арианрод и решительно зашагал к хижине. Пришлось нагнуться, чтобы пройти в низкие двери. Переступив порог, он прищурился, пытаясь что-нибудь разглядеть. В дыму от очага, среди беспорядка, вызванного неслыханной теснотой этого жилища, Мэлгон увидел Рианнон. Она стояла подле ткацкого станка, уставившись на короля огромными изумленными глазами. У Мэлгона перехватило дыхание, он боялся, что, едва попытается дотронуться до Рианнон, она исчезнет.

На ней была та самая груботканая рубаха, которую, как он смутно помнил, она снимала с себя в пещере. Волосы ее были заплетены в две толстые длинные косы, ниспадавшие по плечам до самого пояса. Во всем остальном она выглядела по-прежнему: хрупкая, изящная, неправдоподобно прекрасная.

Он хотел подойти к ней, обнять, ощутить материальность этого тела, тепло кожи, но что-то прочно удерживало его на месте. Глаза ее смотрели настороженно, с опаской. Во всем ее облике появилось что-то совершенно незнакомое, какая-то решительность, прежде ей несвойственная.

– Рианнон... Я... – Он чуть не сказал, что пришел за ней, но слова умерли на его устах. – Ты жива, – наконец выговорил он. – Я уже расстался с надеждой.

Рианнон едва заметно кивнула. Ему вдруг подумалось, что она успела приготовиться к этому разговору. Он судорожно сглотнул, с трудом подбирая слова.

– Я... мы... Я думал, что ты умерла. Утонула. Но как же это? Где же ты была?

– Кейнвен, рыбак, нашел меня на пляже и принес сюда.

Король кивнул. Столь просто и невероятно.

– Кейнвена послала ко мне Богиня, иначе мне бы не жить. – Глаза Рианнон загорелись странным огнем. – Теперь-то ты, конечно, понимаешь, чем я Ей обязана.

Мэлгон, смутившись, переступил с ноги на ногу. Итак, отныне между ними стоит Богиня. Ему вовсе не хотелось чужого вмешательства; он бы предпочел, чтобы все происходило без присутствия этого странного сверхъестественного существа.

– Но что же Богиня?.. – неуклюже развел он руками. – При чем тут Она?

Рианнон отвернулась, и Мэлгону показалось, что он теряет ее. Чтобы пробраться поближе к ней, король попытался обойти очаг, но ушиб голову о корзину, свисавшую с потолка. Ощущая себя слишком крупным для этого жилища, он опустился на колени и последние несколько шагов почти полз к ней. Но она так и не взглянула в его сторону.

– Прошу тебя, Рианнон, объясни, к чему нам Богиня? – Он хотел дотронуться до нее, но какой-то неясный внутренний голос предостерегал от этого. Если обнять ее, то она, возможно, начнет вырываться, а этого он не перенесет.

Наконец-то она обратила к нему свои очи, и Мэлгон тут же почувствовал себя рыбой, пойманной в сеть этого чарующего взгляда.

– Мое место здесь, Мэлгон. Я не могу вернуться в Диганви.

– Почему?

– Я не принадлежу ему.

– Нет, нет, принадлежишь! – Сердце его громко застучало. Неужели Арианрод была права, и Рианнон действительно отказывается вернуться к нему?

Она упрямо покачала головой.

– Если я вернусь, меня сочтут ведьмой, колдуньей. Твои люди верят в то, что я мертва. После всего этого они могут отнестись ко мне со страхом и неприязнью.

Мэлгон взорвался:

– Как ты могла подумать, что мне есть дело до их мнения? Я заставлю их признать тебя!

– Но ты не властен над человеческими сердцами, Мэлгон. Ты способен повести людей за собой, чтобы умирать в бою, но даже тебе ни за что не справиться с ужасом перед загробной жизнью. – Она вновь покачала головой. – Ничего не выйдет, не обольщайся. Страх передо мной способен подорвать доверие к тебе самому. А я не хочу, чтобы из-за меня было утрачено с такими трудами отвоеванное королевство.

– Бог мой, Рианнон, разве ты не понимаешь, что все это ничего для меня не значит? Без тебя Гвинедд мне не нужен. – Королем овладело отчаяние. Он действительно верил в то, что говорил сейчас. Даже мечта об объединении кимров была несравнима с тем душевным миром и покоем, что он познал с Рианнон. Он должен заставить ее понять. Мэлгон обнял ее колени и притянул жену к себе. Прежде чем она успела ему помешать, он поднял подол ее платья и тронул пальцами ярко-красный рубец на ноге.

– Это все из-за него? Ты не можешь простить мне, что я поднял на тебя руку?

Полные ангельского смирения глаза Рианнон встретились с его отчаянным взором.

– Нет. Ты был вне себя, ты потерял разум. Ведь ты не хотел сделать мне больно.

– Но тогда почему же? – воскликнул Мэлгон, еще крепче прижимая ее к себе. – Почему ты не вернешься? Почему не будешь моей женой?

Рианнон с трудом сглотнула стоявший в горле комок, потом ее маленькие губы зашевелились, так тихо произнося слова, что он едва расслышал их.

– Прости, Мэлгон. Я не могу вернуться. Я не могу быть твоей женой. Теперь я принадлежу Богине.

– Богине! Да какие у нее на тебя права? Возможно, ей принадлежит твоя душа, но ты сама – моя! Как ты можешь отрицать это, Рианнон? Как же ты можешь?

Она протянула руку и дотронулась до его щеки. Крохотные пальчики погладили огрубелую кожу.

– Я не говорила, что не буду принадлежать тебе, Мэлгон. Я не собиралась пренебрегать твоими ласками.

Король ослабил свои страстные объятия и глубоко вздохнул:

– Что ты говоришь? Ты не вернешься в Диганви, но, если я к тебе приеду, то согласишься со мной спать?

– Я не могу отказать тебе в этом.

Мэлгон совсем отпустил ее и тяжко задышал. Эти речи совершенно пристыдили его. Он-то и не помышлял о подобном выходе. Он надеялся, что жена просто согласится поехать с ним, и таким образом все уладится. Правда, он боялся получить категорический отказ и услышать, что Рианнон вообще не хочет больше видеть его. Но это! Такое странное положение, то ли жена, то ли любовница... Владеть ее телом, не имея прав ни на сердце, ни на душу... Да сможет ли он перенести такое?!

– Но что, если родится ребенок, Рианнон? Какому миру он будет принадлежать? Твоему или моему?

– Ребенка не будет.

– Что? Ты убьешь второго точно так же, как разделалась с первым?

Рианнон вскрикнула, точно от боли, и отступила на шаг. Мэлгон тут же понял свой промах. Он протянул к ней руки:

– Прости. Я не хотел так. Гвеназет объяснила мне, что это была ошибка. Только прошу тебя, поверь мне.

– Поверить тебе! – вскричала Рианнон, – Я на собственной шкуре убедилась, что стала женой человека, преисполненного ярости и безудержной ненависти. И он еще предлагает ему довериться?! Помоги же мне, Великая Владычица! Ты ведь едва не помешался от злобы, когда обнаружил, кто моя мать! Кто может поручиться, что, если бы в нашей комнате спал новорожденный, ты бы своими руками не вышиб ему мозги? И ты же еще... ты упрекаешь меня за то, что я наделала!

– Дорогая моя, Рианнон, милая, неужели ты действительно думаешь, что я способен убить собственное дитя?

– Не знаю, – резко ответила она. – Как только речь заходит об Эсилт, я вообще не могу предугадать, на какие ужасы ты способен. Посмотри-ка, даже теперь ты не можешь отыскать в своем сердце уголка, чтобы простить сестру, ведь так?

– Эсилт тут ни при чем.

– Эсилт тут при всем! Она была моей матерью. Ее кровь течет в моих жилах. – Рианнон поднесла к его глазам руку, словно для того, чтобы он увидел бьющийся в голубой вене пульс. – Вот и теперь ты вздрагиваешь при одной мысли об этом! Ты глупец, Мэлгон, если думаешь, что сумеешь, по-прежнему ненавидя Эсилт, любить ее дочь.

Мэлгон закрыл глаза. Всего несколько недель назад король и помыслить не мог о том, чтобы простить Эсилт или хотя бы забыть о ненависти к ней. Но, утратив Рианнон, он понял, что бывают вещи и похуже, чем та горечь, которую он берег и лелеял в своем сердце. Он взял запястье Рианнон и коснулся его губами.

– Я не могу обещать тебе этого, – тихо проговорил он. – Но я постараюсь простить Эсилт. В конце концов, она ведь подарила мне тебя. Такой щедрый дар вполне может искупить все прежние ее грехи. – Он поднялся на ноги и прижал Рианнон к груди, гладя ее по волосам. – Пожалуйста, вернись ко мне.

Но она упрямо покачала головой:

– Я все равно больше не смогу быть твоей женой. Кейнвен сказал, что построит для меня отдельную хижину, так что пещера нам больше не понадобится.

Мэлгон посмотрел ей в глаза, яркие, как голубое пламя, наклонился и принялся покрывать любимое лицо поцелуями. Потом его губы спустились ниже, лаская нежную шею. Рианнон вдруг повисла на его руках. Может ли она хоть в чем-то отказать этому человеку?

Медленно, безмолвно, она следовала воле Богини. Ласково, но настойчиво она отстранила от своей шеи лицо Мэлгона и поставила ладонь преградой перед его губами.

– Нет, ты не сумеешь уговорить меня. Ни одно из твоих слов, ни один из поступков не в состоянии изменить того человека, которым я стала.

Мэлгон молча глядел на нее глазами раненого животного, Рианнон закрыла свое сердце перед тем чувством жалости, которое готово уже было овладеть ею. А он – мужчина, он – король. И просто невероятно, что он так сильно ее желает. Но пройдет немного времени, и он забудет. Надо жить своей жизнью.

– Через несколько дней, когда луна будет полной, приходи, и я проведу с тобой ночь. Мы вместе предадимся магии любви, – пообещала Рианнон.

Мэлгон лишь отрицательно покачал головой. Глаза его наполнились горечью и отчаянием, но он так и не сказал ни слова. Король медленно побрел к выходу; склонился, перешагнул порог и ушел.

 

Глава 28

Покинув хижину, Мэлгон сразу натолкнулся на поджидавшую его Арианрод. Он думал, что сейчас она начнет потешаться над ним, глумиться. Но вместо этого рыбачка поглядела на него с сожалением и промолвила, когда он проходил мимо:

– Да, дело непростое.

Мэлгон, пораженный таким сочувствием, остановился.

– Я думал, ты будешь довольна, узнав, что Рианнон предпочла мне Богиню.

Арианрод положила свою маленькую смуглую ладонь на руку Мэлгона.

– Идем. Пойдем со мной в лес. Я лучше соображаю, когда вокруг – живые растения.

Король замялся, но потом все же последовал за Арианрод по каменистому пляжу. Рианнон отказала ему. Обратный путь в Диганви будет полон отчаяния и чувства утраты. Так что некоторая отсрочка не повредит.

Немного отдалившись от каменистой прибрежной полосы, они вошли в лес. На березах – и молоденьких, и тех, что постарше, – уже набухали почки, а земля под стволами стала мягкой от влаги. Отовсюду доносился шум бегущих ручьев, и в воздухе стоял густой запах перегноя. Мэлгон вдохнул полной грудью, успокаивая себя сладкой, ни с чем не сравнимой свежестью весенних ароматов.

Когда они уже довольно далеко углубились в лес, Арианрод повернулась к королю.

– Ты смирился с решением Рианнон?

– Разве у меня есть выбор?

Лицо рыбачки озарилось искренним и радостным удивлением.

– Ты мог силой увезти ее в крепость.

Мэлгон покачал головой.

– Мне нужно больше, чем ее тело. Я жажду ее сердца и души.

– Что ж, по крайней мере теперь ты видишь разницу. Когда ты сюда приехал, то собирался увезти ее к себе во что бы то ни стало.

– Я был не прав. Я ошибался так много и так часто... – Король осекся, почувствовав на себе пристальный взгляд темных глаз Арианрод. Он остановился и обернулся к ней. – Ты для чего меня сюда притащила? Чего тебе надо от меня?

Жрица медленно проговорила:

– Жаль, что Рианнон не хочет больше быть твоей королевой. Вот и верь после этого в заклинания. Мой магический сосуд говорил совсем иное – что в конце концов, она вернется к супругу.

Мэлгон недоверчиво покачал головой:

– Опять колдовство?

– Я не говорю, что умею читать в книге будущего, однако, как мне кажется, меня временами не подводит обычный здравый смысл. Хотя, конечно, Рианнон вольна поступать, как считает нужным.

Мэлгон, как зачарованный, глядел в темные глаза жрицы. Теперь он уже не пытался противостоять ее власти, а, наоборот, искал ее, чтобы получить необходимые ответы на свои вопросы.

– Считаешь, что есть какой-нибудь способ вернуть ее?

– Всегда есть способ.

Мэлгон невольно отпрянул. Арианрод вела себя точь-в-точь как христианский священник. Они всегда говорят загадками, намеками, используя возвышенные слова, которые ничего не могут толком объяснить.

– Я ухожу. – Он повернулся и зашагал по лесной тропке.

– Сдаешься? – крикнула вслед жрица.

Мэлгон резко развернулся и до боли в суставах сжал кулаки. Лицо его пылало.

– Почему ты надо мной издеваешься?! Что за игры играешь с моей жизнью?! И с жизнью Рианнон...

Арианрод встретила эту вспышку с некоторым смущением.

– Никаких игр. Разве, может быть, испытание, но уж никак не игра.

Мэлгон глубоко вздохнул и разжал кулаки.

– Значит, я не выдержал твое испытание?

Арианрод промолчала. Теперь уже она повернулась спиной к королю и зашагала по лесу. Немного помедлив, Мэлгон побрел следом.

Неожиданно жрица проговорила:

– Как странно... Мне говорили, что ты истинный король. Но, как видно, мудрый правитель становится настоящим дураком, едва только речь заходит о женщинах. Уже несколько раз за время нашего знакомства ты пытался устрашить меня своей мощью и силой. Разве тебе ни разу не пришло в голову вместо этого просто поспорить со мной, поговорить так же, как ты стал бы разговаривать с мужчиной?

Мэлгон заставил себя прислушаться к ее словам. Ему вовсе не нравились такие речи, однако же в них могла быть кроха истины.

– Ты словно постоянно защищаешься от нас, – продолжала Арианрод. – Как маленький мальчик, который кричит и потрясает кулачонками, чтобы его, наконец, услышали. Но ведь мы совсем не отличаемся от мужчин, Мэлгон, если не считать разницы в строении тела. У нас, как и у вас, тоже есть чувства и мысли. Мы предпочитаем, чтобы нас просили о чем-либо, а не приказывали нам. С женщинами надо спорить, а не устрашать их. Уж тебе-то лучше всех известно, сколь непрочен союз, основанный на грубом запугивании. Чтобы заключить крепкий договор с соседом, ты же сам предпочтешь действовать убеждением.

– Политика проще, чем отношения мужчины и женщины. Арианрод пожала плечами:

– Если тебе действительно так важно снова завоевать расположение Рианнон, я думаю, что для этого сгодятся любые средства.

– Ты предлагаешь мне с нею торговаться, как с упрямым, не желающим союза соседом?

– Нет. Но может быть, если докопаться до истинной причины ее отказа, то появится надежда склонить ее на свою сторону?

– Истинная причина? Но ведь она сказала...

– Что она сказала?

Мэлгон передернул плечами, словно стряхивая с себя боль, вызванную отказом Рианнон. Нелегко было собраться с мыслями и коротко объяснить, о чем между ними шла речь.

– Сначала она говорила, что мои люди откажутся признать ее. Потом мы спорили о детях и, разумеется, о моей сестре. Мне придется обдумать все это в целом, сделать все возможное, чтобы разобраться в нагромождении доводов и причин. И все же я не думаю, что она когда-либо изменит свое решение. Это твоя Богиня встала между нами. – Мэлгон обратил к Арианрод искаженное гримасой лицо. – Эта проклятая Богиня украла душу моей жены.

Он ожидал, что жрица испугается. Но Арианрод заулыбалась:

– Ай-ай-ай, ты же на себе испытал силу Богини, а до сих пор не боишься так плохо отзываться о Ней. Или ты считаешь, что Ее власть на тебя самого не распространяется? Но как же тогда, по-твоему, Она сумела пленить Рианнон?

– Рианнон поверила, что обязана Ей жизнью.

– А ты в это веришь?

Мэлгон смутился и пожал плечами:

– Просто ей необыкновенно повезло. Можно считать это волей провидения или высших сил, можно назвать обычным везением. Как бы то ни было, я не думаю, что Рианнон столь уж необходима Богине.

Глаза Арианрод радостно блеснули.

– Во всяком случае, тебе она нужней, не так ли?

– Да, разумеется.

– Тогда тебе остается убедить Рианнон в том, что Богиня освобождает ее от данного обета. А если сама Великая Мать потребует, чтобы Рианнон вернулась в твою постель, к твоему очагу, то как она сможет отказаться?

Мэлгон настороженно посмотрел на Арианрод.

– Да-а, ты, видать, мастерица управлять волей не только смертных, но даже богов. И как же мне убедить жену вернуться?

– За все надо платить.

– За все, – кивнул король.

Тогда жрица взяла его за руку и притянула к себе. Мэлгон ощутил жар ее пальцев, проникающий даже сквозь плотную ткань рубахи. Вдыхая теплый, мускатный аромат, он вдруг снова вспомнил, что перед ним не просто служительница культа, но женщина. Она поняла, какие чувства в нем пробудились, и лицо ее озарилось лукавой улыбкой.

– Ах, что за чудным супругом ты станешь для Богини. Я уверена, она с радостью отпустит Рианнон... чтобы принять вместо нее тебя.

Вязанки дров и хвороста для жертвенных костров. Восемь бочек дорогого бретонского вина. Два быка, зарезанных специально для праздничного пира. Музыканты, и среди них – барабанщик и флейтист, присланные от самого Кигласса. И песнь в честь Великой Матери Богини, сочиненная сладкоречивым Талиесином...

Мэлгон снова пробежал глазами только что составленный список всего необходимого и устало отодвинул его.

Идея устроить празднество осенила короля как последний луч надежды, едва лишь Арианрод намекнула на это. Он думал, что народ легко примет возвращение языческого праздника, знаменующего приход весны и возрождение Богини Земли. Трудно было предположить, что столько кимров уже обратились в христианство и твердо блюдут запрет священников поклоняться старым богам. Большая часть жителей Диганви и его окрестностей не желала ничего слышать о церемонии в честь одного из языческих божеств. И хотя открытого сопротивления не было, но лица людей красноречиво говорили об их озабоченности и неприятии затеи короля.

Мэлгон резко поднялся с кресла и принялся расхаживать по комнате совета. Через четыре дня полная луна поднимется высоко на небосвод и ярко озарит землю. Он хотел собрать народ на скалах над морем, и тогда бы Арианрод призвала Богиню снизойти на землю и вселиться в тело Рианнон. Сам он был бы в маске Бога-Оленя, супруга и спутника Богини. И вот так, при свете луны и пламени костров, он снова воссоединился бы со своей королевой. Она сама поняла бы: Великая Мать желает этого брака. И тогда она вняла бы его мольбам, и вернулась бы в Диганви, и заняла бы свое прежнее место у королевского трона.

Мэлгон снова тяжко опустился в свое кресло. Разумно ли требовать от народа, чтобы он осквернил свою веру ради короля? Честно ли использовать власть Богини – власть, в которую он на самом деле искренне поверил, – для дела, которое касается счастья всего лишь одного человека? И потом, – удастся ли их замысел? Захочет ли Рианнон участвовать в этой церемонии и изменит ли в результате свое решение? Согласится ли снова быть его женой?

Короля глодали сомнения. Никто не может принять участие в этом празднике, не будучи искренним последователем культа. Когда речь идет о Древних Богах, вера – это основа всего. Ему следует отбросить свое малодушие. Он не должен сомневаться: Богиня не подведет его.

Бэйлин тихо приблизился к пылающему в большом зале очагу, стараясь не толкнуть никого из спящих вповалку воинов. Возле огня на корточках сидел маленький смуглый человек.

– Рис, – шепотом позвал его вошедший. Мужчина оглянулся и приветственно улыбнулся ему. Бэйлин кивнул в сторону выхода:

– Мне надо с тобой поговорить.

Рис поднялся и пошел за ним в туманные серые сумерки. В полном молчании спутники дошли до сторожевой башни крепости. Оказавшись за воротами, они подставили спины морскому ветру, спрятав руки под теплые плащи. Было по-настоящему холодно, и воины всерьез пожалели об оставленном очаге.

– Ну что, твои секреты действительно стоят того, чтобы ради них околеть на морозе? – проворчал Рис.

– Да.

Рис прищурился, вглядываясь в лицо Бэйлина.

– Тогда выкладывай поскорей. Я не собираюсь долго тут мерзнуть.

– Что ты думаешь об этой церемонии, которую замыслил Мэлгон?

– Бедняга не по годам рано спятил.

Бэйлин утвердительно кивнул:

– Отвратительная, богопротивная затея. Ничего хорошего от нее не жди – только церковного проклятия и насмешек врагов. Я не удивлюсь, если сам епископ Гилдас публично отлучит короля от церкви!

– Прежде Мэлгон никогда не был глупцом. И что на него нашло?

Бэйлин понизил голос почти до шепота:

– Это все из-за Рианнон. Он в самом деле верит, что эта церемония способна вернуть ее из мертвых.

Рис брезгливо поморщился.

– Я никогда не понимал отношения короля к бабам. И эта его скорбь по королеве... Почему бы просто не подыскать себе какую-нибудь подходящую смазливую сучку, чтобы согрела ему постель? У всех у них одно и то же промеж ног. Иногда я начинаю думать, что враги Мэлгона, правы, когда утверждают, что мозги у него совсем протухли.

– Вот почему мы и обязаны защитить короля. Надо предотвратить этот шабаш. Мы не можем допустить публичного позора.

– Но как остановить его?

Хотя они были совершенно одни, Бэйлин наклонился к самому уху Риса и вполголоса проговорил:

– Большинство его вассалов – христиане. Замыслы Мэлгона поразят их не меньше, чем нас. Я хочу созвать всех на общий совет. Если они явятся сюда, королю придется отказаться от своей безумной идеи.

Рис в изумлении выпучил глаза:

– И ты это сделаешь? Пойдешь против воли Дракона? – Это ради его же блага. Я пытаюсь защитить его!

– А когда все соберутся, что ты скажешь вождям? Как объяснишь причину сбора?

– Не знаю. Наверное, можно соврать, что Мэлгон созвал их для обсуждения дальнейшего союза с бригантами. Или, например, чтобы отправить посольство к их новому королю.

Рис недовольно поморщился:

– Далеко не все кимрские князья испытывают дружеские чувства к северянам, с чьей помощью Мэлгон подчинил их. Какое же им теперь дело до нового короля бригантов?

– Но это первое, что пришло мне в голову, – возразил Бэйлин. – Думаю, не так уж важно, что мы скажем вождям, если в результате будет сорвана эта богопротивная церемония.

– Постой, я не так верую в Христа, как ты, – нахмурившись, заметил Рис. – По мне, так пускай Мэлгон хоть голым пляшет в храме и совокупляется с кем хочет прямо на алтаре. Но я согласен, что эта церемония – ошибка. Из-за нее король выглядит помешанным. Подумать только, он поверил, что его жена оживет!

– Так ты мне поможешь? Ты сочинишь текст послания вождям?

Темные глаза Риса превратились в щелочки.

– Да, – ответил он, немного подумав. – Я сделаю это, и черт побери Мэлгона, если в наказание за эту подлость он решит меня изгнать. Никто из вождей не откажется взять к себе на службу грамотея. Ведь нынче читать да писать умеют только священники, так что я не пропаду. Стану посланником разъезжать по всей Британии.

– Не говори так, будто мы предаем Мэлгона, – строго предупредил его Бэйлин. – Мы пытаемся помочь ему.

– Конечно. Только он не просил нас об этой помощи. И наверняка никогда не поблагодарит за нее. Вот о чем подумай, Бэйлин. Ты вообще-то ради Мэлгона стараешься или ради христианского Бога?

– Ради обоих, – решительно заявил Бэйлин. – Я делаю это для них обоих.

– Очень красиво, Рианнон, – улыбнулась Арианрод, разглядывая свое новое платье. Чудный наряд из шафранного сукна, отороченный алыми лентами по подолу, с длинными свободными рукавами, сидел прекрасно. – Это настоящее королевское платье.

– Нет, – покачала головой мастерица. – Не королевское. Это платье для жрицы.

– Что ж, будь по-твоему, для жрицы. Я собираюсь надеть его на церемонию в Диганви.

На лицо Рианнон набежала тень.

– Ты уверена, что это благоразумно? Ведь люди Мэлгона верят, что я умерла. Мое появление может их напугать.

– Не напугает, ведь ты явишься в образе дочери Богини, девушки-весны. Они сразу вспомнят старинное волшебство и древние легенды. Подобно Персефоне ты исчезла в мире мертвых на всю зиму, чтобы вернуться на землю весной. Может быть, они и воспримут твое появление с благоговейным трепетом и недоверием, однако в конце концов, несомненно, поверят и лучшее. Кроме того, тебе все равно не удалось бы долго скрываться. Даже если ты решила никогда больше не возвращаться в Диганви в качестве королевы, то слухи и сплетни о том, что тебя видели живую, несомненно, уже распространились по всей округе. Так что мы всего лишь используем твое чудесное возвращение, чтобы восславить Богиню. Разве можно придумать что-нибудь более удачное?

Рианнон озадаченно прикусила нижнюю губу, однако промолчала. В том, что сказала Арианрод, было разумное зерно, и все же она очень переживала и сомневалась в успехе этого замысла. Там будет сам Мэлгон. И он будет смотреть на нее. Кто может поручиться, что она снова не окажется в крепости, только на сей раз в качестве настоящей пленницы? Эта мысль привела Рианнон в ужас. Никогда больше не гулять по берегу моря, никогда не уединиться в лесной чаще... Да она просто погибнет взаперти.

Но конечно, Мэлгон не может так поступить с ней не столь уж он жесток. Он хочет, чтобы она была счастлива, беспокоится о ней. Приступ страсти пронизал все существо Рианнон, так что она даже подумала: хватит ли у нее сил и дальше сопротивляться желанию мужа? Он так могуч и властен... Во время их свидания в хижине ей стоило огромного труда не уступить ему. Она так отчаянно, так страстно его любила. Ах, если бы можно было, обладая им, сохранить в целости собственную душу!

Рианнон подняла голову. На нее с состраданием глядела Арианрод.

– Ты все еще беспокоишься. Из-за Мэлгона?

Рианнон кивнула.

– Он необыкновенный мужчина. Ведь Госпожа не часто является сильному полу.

Арианрод ответила понимающим взглядом.

– Верно. Ведь король ощутил Ее власть, когда был вместе с тобой в пещере. Я говорила, что мое зелье принесет ему видения, так и случилось. Он зашел слишком далеко даже для непосвященного.

Рианнон глубоко вздохнула.

– Да, его поведение было очень странным. Не сказав ни слова, он почти затащил меня в эту пещеру и принялся ласкать. Его страсть была горячее, чем обычно, но, наверное... – Она покраснела. – Наверное, это потому, что он сильно соскучился...

– О да, конечно, и это тоже, я уверена. Но, кроме того, с ним ведь была Богиня. Он видел Ее, чувствовал Ее. На какой-то миг ему показалось, что он совокупляется с Самой Великой Госпожой.

– Но это неправда! – Рианнон, пораженная собственной реакцией, прикрыла губы ладонью. – Это ведь не значит... это лишь...

Темные брови Арианрод приподнялись.

– Так ты ревнуешь Мэлгона к Богине? Но почему?

Рианнон отвернулась, до скрипа стиснув зубы. Она-то думала, что имеет какую-то особенную связь с Великой Матерью, но даже в этом Мэлгон ее обставил. Как мужчина и король он наделен огромной властью. Так для чего же ему еще и благосклонность Богини?

– С моей стороны глупо так думать, – сухо проговорила она.

– Чувства не глупы, Рианнон. Их всегда можно принять и понять.

– Но я ничего не понимаю. Я так люблю Мэлгона, но я же сама и обижаю его. Я чувствую, что какая-то часть меня хочет причинить ему боль, точно такую же, какую он сам причинил мне.

Арианрод кивнула.

– Это всего лишь естественно. Он сильно обидел тебя, даже ранил ножом. И ты должна дать волю своему негодованию, чтобы потом легче забыть прошлое.

– Но откуда я могу знать, что он снова не попытается меня ранить?

– Ты этого знать не можешь. Сама любовь – риск.

Рианнон молчала. Она прислушивалась к себе; злость и горечь вскипали в ней и стягивали душу в узел...

– И если ты хорошенько подумаешь об этом, то поймешь, как рисковал ради тебя Мэлгон, – добавила жрица. – Он согласился забыть свою ненависть к сестре. Он отважился выпить неведомое зелье из чужих рук и отправиться в мир духов ради одной только встречи с тобой.

– Я тоже хочу, – неожиданно заявила Рианнон. – Я хочу сама принять снадобье. Я хочу попасть на ту сторону.

– Но это было бы неразумно.

– Почему?

Арианрод ласково взглянула на нее.

– Кроме того, что ты слишком миниатюрна и хрупка, а значит, отвар может повредить твоему телу, я не думаю, что душа твоя готова к этому путешествию.

– Но ты не сомневалась в Мэлгоне.

– Он успел столкнуться лицом к лицу с кромешным мраком, который носил в своем сердце. И в том, и в этом мире вообще не оставалось ничего, с чем он не встречался бы прежде. Но ты, Рианнон... Столь многое давит тебя книзу, смущает твой дух... Я думаю, ты не готова к тому, чтобы самостоятельно бороться со своими горестями.

– Итак, ты решаешь за меня. Как и Мэлгон, ты стремишься меня оберегать, хочешь заточить меня в этом мире! – Рианнон в отчаянии протянула руки к жрице. – Я хочу познать это волшебство. И отправиться туда. Если я не сделаю этого, то никогда не стану свободной.

Арианрод медленно кивнула. Глаза ее затуманились и потемнели.

– Делай, как считаешь нужным, Рианнон. Только я не стану тебе помогать. Если тебе так хочется в иной мир, сама ищи туда дорогу. Я тебе не пособница.

 

Глава 29

– Кинан у ворот.

Мэлгон удивленно поднял глаза. – Что ему надо?

Элери пожал плечами.

– Говорит, приехал по вашему приглашению.

Король быстро поднялся и вышел из палаты совета, по пути стараясь припомнить, когда это он успел послать приглашение вождю отдаленного клана на юго-востоке. Он так занялся подготовкой к празднику, а крепость после ухода Гвеназет пришла в такой упадок, что, из последних сил добиваясь толку от слуг и рабов, можно было забыть о многом, но уж никак не о том, что пригласил к себе уважаемого союзника.

– Мэлгон! – сердечно приветствовал его Кинан. Узкое, ястребиное лицо вождя выражало радость от встречи с другом, но в глазах угадывалась тревога. – Что стряслось? Случайно, не ирландцы? Мы сами совершили несколько набегов на их земли, но не делали ничего такого, что могло бы вызвать большую войну.

– Нет, здесь все спокойно.

При виде вопросительного взгляда янтарных глаз Мэлгон внутренне съежился. Господи Иисусе, что же теперь делать? Было бы просто неучтиво признаться, что он не посылал никакого приглашения.

Кинан испытующе посмотрел на короля, потом улыбнулся:

– Рис приехал ко мне всего три дня назад. Не сказать, чтобы я возражал против этой небольшой прогулки. После целой зимы, проведенной возле очага, мне нужна была как раз такая разминка. К тому же погода прекрасная.

Мэлгон немного помолчал. Следовало пригласить гостя к огню и угостить каким-нибудь кушаньем из тех, что приготовлены для торжества. А потом, позднее, можно объясниться. Как раз к тому времени он успеет придумать, что сказать.

Едва он успел отправить раба за водой, чтобы Кинан мог умыться, как от ворот донесся новый крик часового. Престарелый предводитель горского племени Дрин въехал в крепость в сопровождении небольшого эскорта, состоящего из воинов столь же неприступного и сурового вида, как сами горные кручи.

– Черт тебя дери, Мэлгон, пусть причина твоего приглашения окажется достаточно серьезной. Овцы как раз ягнятся. Если бы не удивительно мягкая погода, мы бы ни за что не решились покинуть стада.

Несмотря на столь суровое приветствие, Дрин улыбался, и Мэлгон крепко обнял старика. Едва ли можно было пожелать себе более верного союзника. Горцы сражались бок о бок с Кадваллоном еще в стародавние времена и с тех пор ни разу не дрогнули в своей преданности.

Поприветствовав по очереди приехавших вместе с Дрином воинов, Мэлгон проводил всех в большой зал. Он шепнул несколько слов Элери, и тот опрометью бросился в поварню, чтобы распорядиться насчет кушаний и вина для гостей. Слуги незамедлительно поставили на стол блюда со свежеиспеченным хлебом, душистым горным медом и головами чесночного сыра, а также огромный горшок отварных сушеных фруктов с разнообразными приправами. Пир получался довольно странный и неожиданный, но гости с нескрываемым удовольствием взирали на приготовления.

Сам же Мэлгон так встревожился, что ему было не до еды. Все эти люди проделали довольно долгий путь, и теперь следовало как-то объяснить причину, по которой им пришлось отправиться в это путешествие. Поначалу он решил сказать, что пригласил их на предстоящую церемонию, но тут же отверг эту мысль. Если Дрин услышит, что его оторвали от любимых овец ради какого-то религиозного праздника, то его попросту хватит удар, а для правоверного христианина Кинана любая попытка устроить торжество в честь одного из прежних божеств – . почти оскорбление. Придется придумать что-то еще, например, какое-нибудь серьезное политическое событие.

Едва накрыли стол, как Элери объявил о прибытии следующего гостя. Мэлгон вышел навстречу Роддери и трем его сыновьям, которые с угрюмым видом ожидали в воротах. Когда король приближался к ним, волосы на его затылке встали дыбом. Уж кого-кого, а Роддери он хотел видеть менее всего. Боже правый, неужели Рис развез приглашения в Диганви всем без исключения вождям Гвинедда?

По мере того как день близился к концу, выяснилось, что Рис именно так и поступил. Стражи на воротах не успевали извещать о вновь прибывших. Арвистил, Старый Буйвол, Хиел и даже дряхлый Канеглассус – через ворота Диганви проезжали на лошадях, проходили пешком, с эскортами и без эскортов все новые и новые гости. Элвин явился самым последним. Въехав на крепостной двор, он неуверенно поглядел в глаза Мэлгону, а потом, спешившись, обнял короля. Мэлгон заметил, что глаза его заблестели от слез, и ему захотелось немедленно рассказать, что Рианнон не умерла, и еще спросить, не думают ли они с Гвеназет о возвращении в Диганви. Но времени на разговоры не оставалось, в переполненном зале ожидали вожди.

В конце концов, бесконечно прибывающие визитеры сослужили ему добрую службу: Мэлгон час за часом откладывал объяснения. Каждому из гостей король давал понять, что хочет говорить только перед общим собранием. Если притвориться, что еще не все приглашенные явились, то можно продержаться до утра. А на сегодняшний вечер их отвлечет вино.

Во время пира Мэлгон лихорадочно размышлял, пытаясь придумать какое-нибудь объяснение столь представительному сбору. Если кто-нибудь порывался отвести его в сторонку и выяснить причину приглашения, он отвечал решительным отказом. Король настаивал на том, чтобы говорить сразу со всеми.

Он порадовался, что в крепости собрались музыканты, которые могли поддержать веселье; они оказались так же кстати, как и припасенная снедь. Когда настала ночь, большинство приехавших успели подзабыть о серьезной цели своего визита. Они от души угощались, наслаждаясь гостеприимством хозяина.

Дождавшись, когда гости как следует нагрузятся, Мэлгон выбрался из залы. Перед ним стояла серьезная проблема, и он решил начать с откровенного разговора с тем человеком, которого подозревал.

Бэйлина король нашел возле конюшни. Воин бросил на Мэлгона тревожный взгляд.

– Я смотрел, хорошо ли накормили лошадей, – пробормотал он.

Мэлгон едва удержался от соблазна припечатать Бэйлина к бревенчатой стене стойла. Король уже несколько часов ломал себе голову, стараясь понять, кто же стоял за всем этим. Поначалу он предположил самое простое: Роддери разослал от его имени ложные известия о сборе вождей, чтобы тем самым досадить королю. Однако поведение этого подневольного союзника совсем сбило Мэлгона с толку – Роддери выглядел не менее озадаченным, чем все остальные, и совершенно непритворно интересовался причиной сбора. Казалось, что столь убедительно разыграть невинность не сумел бы даже тот, кого называли Старым Волком.

Значит, возмутитель общего спокойствия находился не где-нибудь, а под самым носом, в крепости. Что же до Риса, то он, хотя и был грамотеем и язвой, никак не мог сплести подобную интригу.

– Кто-то послал известие всем кимрским вождям, чтобы собрать их в Диганви, – сказал Мэлгон. – Что ты знаешь об этом?

Бэйлин сморгнул и поджал губы.

– Во имя Ллуда, я слишком стар, чтобы выколачивать из тебя признание! Никто, кроме Риса, не мог бы поставить мой знак, но сам он не догадался бы до такого. Это ты придумал отправить его с посланием. И я хочу знать, для чего!

Губы Бэйлина зашевелились:

– Я не могу позволить тебе такое... Я не позволю тебе совершить неслыханную, непростительную глупость.

– Что? – рявкнул Мэлгон.

– Я говорю об этой церемонии, богомерзком обряде идолопоклонства.

– Так ты сделал это, чтобы отменить праздник?

– Да.

– Но почему? Ты ведь знаешь, что для меня это единственная возможность вернуть Рианнон.

– Но Рианнон мертва!

– Да нет же, говорю тебе, нет. Я видел ее, я обнимал ее, я говорил с нею.

Бэйлин покачал головой.

– То был просто сон, дьявольское наваждение, которое посетило тебя нарочно, чтобы отвратить от истинного Бога. Рианнон мертва. Покуда она не войдет в крепость и я своими глазами не увижу ее, я ни за что не поверю, что жива.

– Итак, ты послал за кимрскими вождями в надежде, что на то время, пока они будут здесь, я отложу церемонию?

– Не отложишь, а совсем откажешься от этой затеи.

– Понятно. Но теперь, когда все они собрались, что ты собираешься сказать им?

– Не знаю.

– Не знаешь? – Мэлгон едва сдерживался. – Да ты просто безумец! Если не придумать какую-нибудь серьезную причину для общего сбора, я стану посмешищем для всего Острова! Если ты хоть немного заботишься о королевстве, то придется нам выкручиваться сообща. Так что лучше помоги поскорее что-нибудь придумать.

– Я готов, готов, – поспешно кивнул Бэйлин.

Мэлгон почувствовал, как гнев оставляет его, уступая место досаде и горечи. Бэйлин предал. Единственный человек, на кого он всегда мог рассчитывать, втянул его в гнуснейшую историю, которая может стоить им обоим только что завоеванной власти, а ему лично – любимой женщины. Подавленный этими мыслями, король пробормотал:

– Зачем же ты так поступил со мною?

– Я тебе говорил...

– Чушь ты говорил! Все это суеверный лепет недоумка! Я хочу знать, почему ты так противишься этой церемонии. Я готов понять: ты не веришь больше в Богиню и полагаешь, что я напрасно теряю время и силы, стремясь вернуть себе Рианнон. Но это наглое вмешательство в мои личные дела... Я не понимаю, что могло напугать тебя настолько, что ты решился предать доверие и дружбу, длившиеся всю жизнь?!

Бэйлин был близок к обмороку. Мэлгон видел, как задрожал его подбородок, как в расширившихся карих глазах заблестели слезы.

– Ты собирался потакать отвратительному суеверию, – прошипел он. – При одной мысли об этом меня мороз продирает.

– Ты настолько презираешь Богиню?

Бэйлин энергично кивнул:

– Она напоминает о темноте и невежестве прошлого. Она повелевает волнами, которые уносят на дно моря рыбаков и воинов, дождем, который заливает плодородные долины и смывает наши дома и урожаи. Она иссушает злаки, отчего мы голодаем. Она – Жизнь, но она же и Смерть. А я верю в Бога, который победил Смерть. Христос дает нам надежду на нечто вне этого земного существования, вне страданий и несчастий.

Мэлгон вздохнул. Как постичь религию другого человека? Христианство не спасло его сердце от отчаяния, не исцелило душу, а вот Бэйлин, кажется, просто околдован этой верой.

– Я готов уважать твои убеждения, но никогда не смирюсь е тем, что ты направил их против меня, – с горечью проговорил Мэлгон. – Мне нужна была не сама эта церемония, а возможность вернуть Рианнон. А теперь я утратил ее навеки.

– Так ты откажешься от своей затеи устроить этот языческий праздник?

– Придется. Вино наполовину уже выпито. Крепость кишит людьми, которые будут не менее напуганы этим обрядом, чем ты. Завтра состоится пир. Я накормлю людей и устрою представление, но без всякого чествования Богини. – Король снова вздохнул.

– Да почему же возвращение Рианнон так важно для тебя? – спросил Бэйлин. – Что хорошего она сделала для тебя? Она ведь потеряла единственное дитя, которое ей удалось зачать. Она напомнила тебе о предательстве Эсилт. Тебе без нее будет легче.

– Она сделала меня счастливым, Бэйлин. Она дала мне мир и покой. Разве ты никогда не любил женщину?

– Наверное, нет. По крайней мере я не встречал еще ни одной, чьи интересы были бы для меня выше моих собственных.

Мэлгон отвернулся, он чувствовал в душе лишь пустоту. Ему следовало бы остаться с Бэйлином, чтобы вместе придумать какое-нибудь более или менее разумное объяснение для гостей, но сейчас это было выше его сил. Пускай сегодня ночью королевство само позаботится о себе. Рианнон! Для него имела значение только она.

Король проник в конюшню и сам оседлал Кинрайта, после чего покинул крепость и направился по знакомой восточной дороге. Стояла изумительная ночь, сияющая лунным светом и согретая теплым ветром, который уже шептал о скором приходе весны. Пробуждаясь, природа пробудила и боль в сердце Мэлгона. Если бы все случилось, как задумано, то вскоре он бы наслаждался красотой Рианнон при чарующем свете серебристых лунных лучей.

Он заставил себя отбросить эти мысли. Нельзя предаваться отчаянию раньше времени. К тому моменту, как из тьмы выступила хижина Арианрод, к нему вновь вернулась надежда. Рианнон жива и не отказывается видеться с ним. А ведь это уже кое-что.

Король спешился и поглядел на убогое жилище рыбачки. Сквозь щель в дверном проеме сочился свет очага. Мэлгон толкнул дверь и, наклонив голову, заглянул внутрь. Арианрод и ее загорелый рыбак лежали в постели. Оба подскочили от неожиданности и уставились на незваного гостя, стоявшего на пороге. В хижине не было ни намека на присутствие Рианнон.

Мэлгон подал знак Арианрод, призывая ее выйти для разговора. Затем отступил на шаг и прикрыл дверь. Вскоре женщина показалась на пороге хижины. На ней была лишь короткая рубашка; ветер тотчас же растрепал ее волосы.

– Я приехал, чтобы сказать тебе: церемония чествования Богини невозможна.

Арианрод вопросительно приподняла бровь.

– Это от меня не зависит, – продолжал Мэлгон. – Я не могу принудить людей поклоняться божеству, в которое они не верят.

Жрица по-прежнему молчала.

– Скажи мне: где Рианнон?

– Ушла, чтобы посетить иной мир.

– Что? Какой мир?

– Ты сам недавно совершил подобное путешествие и должен понимать, о чем я говорю.

Глаза Мэлгона расширились; в них застыл ужас. Некоторые – мужчины и женщины – годами готовят себя к тому, чтобы покинуть земную оболочку и посетить другую сторону бытия. Иные принимают сильные и опасные снадобья, подобные тому отвару, что выпил он сам, когда отправлялся на поиски Рианнон. Но самый простой путь в иной мир – это смерть или нечто похожее на нее.

– И ты не боишься за мою жену?

Арианрод кивнула.

– Я ее предупредила, но она ничего не желала слушать. Рианнон твердо намерена совершить это путешествие. Она обозлена, чувствует себя пленницей земной жизни, которую, как ей кажется, она не выбирала.

– Это я... это я натворил?

Жрица покачала головой.

– Твое предательство подтолкнуло ее на этот путь, но ты не должен винить только себя. Бедняжку опутала сеть лжи, сеть, накинутая на всю ее жизнь с самого рождения. Она не понимает, что ее свободу никто не может отнять, и не ведает о том, что перед ней открыты все пути.

– Но что мне делать? Где ее искать?

– Не могу тебе этого сказать.

Мэлгон уставился ей в глаза, припоминая, как выглядела эта жрица рядом со своим любовником в постели.

– Но почему ты не отправилась следом за ней и не попыталась отговорить ее? Да как же ты можешь прикидываться, будто все хорошо, если жизнь Рианнон в опасности?!

– Есть вещи похуже смерти, король Мэлгон. Разве ты еще не понял?

Уходя от Арианрод, он дрожал, хотя ночь была не по сезону теплой. Бесполезно убеждать себя в том, что эта женщина права, невозможно согласиться с тем, что смерть – еще не конец. Он отказывался понимать доводы жрицы. Он любит Рианнон. Она нужна ему в этом мире.

Король оглянулся на хижину рыбаков. Он совсем забыл сказать жрице о том, почему бросился этой ночью разыскивать жену, о том, что он согласен принять поставленное ею условие. Он больше не станет требовать, чтобы Рианнон была его женой и вернулась в Диганви. Он готов встречаться с нею там и тогда, где и когда она сама пожелает, и не пойдет против ее воли. Если он предоставит Рианнон полную свободу, возможно, она примет хоть толику его любви.

Короля потряс судорожный вздох. Ах, если б это решение не было таким запоздалым!

«Арианрод была права», – думала Рианнон, устало бредя по залитому лунным сиянием пляжу. Ведь прежде она не осмеливалась посмотреть в лицо той тьме, что гнездилась в ее душе. А тьма эта, оказывается, действительно была в ней самой: ложь и предательство близких, все разочарования жизни, грозившие поглотить ее душу. Она злилась на всех. Не только на Фердика с Нараной, которые лишили ее ласки и любви, не только на Алевенона, причинившего страдания, но даже на Эсилт, которая любила свою дочь и, однако, не задумавшись о последствиях, принесла ее в жертву мужчине. Злилась и на Гвеназет, которая, защищая и утешая ее, все-таки принуждала Рианнон связать себя долгом королевы. Но более всего негодовала на Мэлгона. Он нежно любил ее и принес в ее жизнь глубочайшее наслаждение, в то же время непрестанно стремясь завладеть ее душой.

Какая-то часть ее существа ненавидела всех этих людей. Они приковали ее к этому миру, чинили всяческие препятствия, чтобы она так и не смогла обрести искомое знание. Даже Арианрод разочаровала ее, заявив, что Рианнон еще не готова и чересчур слаба и ранима для путешествия в потусторонний мир. Мысль об этом больнее всего терзала ее самолюбие. Ведь Мэлгону путь туда был добровольно открыт самой жрицей. Чем же он лучше?

Рианнон тряхнула головой. Она обязана изгнать из души злобу, надо стать открытой для всего сущего, иначе Богиня откажется от нее.

Королева оглядела озаренный лунным сиянием пляж. Вот здесь, на этом берегу, она едва не погибла. Но Богиня отправила ее обратно, к живым. Что же это значило? Каково ее предназначение? Рианнон подняла глаза к лунному диску, к лицу Самой Матери, мирному, благожелательному, постоянному. Воздев к небу руки, она ощутила жгучую жажду, – она хотела познать, понять...

Резким движением огневолосая женщина расплела свои косы и словно гребнем провела пальцами по струящимся прядям. Волны волос тяжко пали на спину и плечи, когда Рианнон вновь взглянула на небо, чтобы насладиться сиянием ночного светила. Теперь между нею и Богиней не было преград. Не было ничего, кроме тоненькой ткани платья. Она сняла его и мгновение наслаждалась ощущением наготы, сверкающей белизной своего обнаженного тела. Теперь она свободна.

Песок под ногами был мягок и упруг. Лунный луч плясал на волнах, оставляя на воде серебристую дорожку. Этой ночью море пело и дышало. Кроме привычного шелеста волн, был еще иной звук – какая-то заунывная песня, похожая на рыдания. Песня манила и притягивала Рианнон. Тут, под этими волнами, жили духи, которые звали ее к себе, в другой, загадочный и такой желанный мир. Она вспомнила, как впервые вошла в море, и ощутила соблазнительный ритм прибоя, затягивающего на глубину. Океан – чрево Матери, надежное, убаюкивающее, дарующее бесконечный покой.

И если она осмелится, то может отправиться туда, на самое дно, в то место, где обитают призраки. Раньше ей уже приходилось спускаться в эти глубины. Но на сей раз надо дойти до самого дна. Она не вернется, пока не достигнет светлого выхода на другом конце тоннеля.

Вода была холодной, леденящей. Рианнон несколько раз глубоко вздохнула и вошла глубже. Лунный свет лишь скользил по поверхности темной тяжелой волны, а то, что находилось под нею, было глубоким, безжалостным, готовым поглотить любую жертву. «Богиня воистину могущественна, – подумала Рианнон, – если она правит этой гигантской и бесформенной стихией».

Песок на мгновение ушел из-под ног, и Рианнон едва не потеряла опору. Выпрямившись, она прошептала имя Богини, прося Великую Матерь о покровительстве. Воздух был напоен дыханием моря, соленым запахом крови, запахом родов. Волны поднимались все выше. Теперь они доходили Рианнон почти до подбородка. И ничего не оставалось у нее позади, ничего такого, что было бы желаннее этих волн. Она предалась им, чтобы достичь дна, волшебного, священного места, источника жизни.

Копыта Кинрайта глухо стучали по размокшей дороге. Мэлгон мчался к скалам, возвышавшимся над знакомым пляжем. Ночь была ясная, и луна освещала холмы почти дневным светом. Воздух стал еще более влажным, чем обычно, и ветер хлестал всадника по лицу, словно мокрое птичье крыло. Осадив коня, Мэлгон закрыл глаза и прислушался к рокоту волн, доносившемуся издалека.

Он тщетно разыскивал Рианнон в лесу, а потом – на пляже возле хижины Арианрод. Когда ночь приблизилась к концу, король понял, что надежд обнаружить ее совсем мало. К этому моменту она уже могла найти себе убежище где-нибудь в укромном месте. И он страстно желал лишь одного: чтобы сейчас Рианнон находилась в безопасности, чтобы спала глубоким сном. Ему тоже не мешало бы поспать, но он не мог смириться с мыслью о возвращении в Диганви. Ехать домой – значит признать свое поражение.

Он спешился и отпустил коня пастись на воле. Подойдя к скалистому уступу, Мэлгон поглядел вниз, на голубую от лунного сияния полоску пляжа, и вдруг ощутил позыв прыгнуть вниз и познать восторг вольного полета. Приземление, конечно, повлекло бы за собой жестокую боль, но хоть на те несколько мгновений он будет абсолютно свободен. А если Рианнон отправилась в иной мир, что ж, он присоединится к ней.

Король отвернулся от обрыва. Нет, он не расстался с надеждой. Однажды утрата уже казалась ему непоправимой, но потом он снова обрел Рианнон. Надо лишь отдохнуть немного, а затем продолжать поиски.

Колени дрожали от усталости, когда Мэлгон опустился на влажную траву. Медленно, с усилием он снял с себя плащ, расстелил на земле и улегся сверху, широко раскинув руки и ноги. Он полежит мгновение, только одно мгновение. А потом снова отправится на поиски.

Он заснул.

Он опоздал на празднество. Народ уже собрался над обрывом, все пели и пили вино, плясали вокруг костров. Мэлгон слышал далекий бой барабанов, жутковатое завывание дудочек. Он пробирался к самому центру толпы. Люди сновали вокруг него, смеясь и толкаясь, а он сумрачно глядел на них, чувствуя себя непричастным к общему веселью.

Услыхав громкие крики и возгласы, Мэлгон оглянулся и увидел, что все разбегаются в стороны от ослепительной вспышки света. Казалось, на землю пала звезда и очутилась среди людского сборища. Мэлгон как зачарованный смотрел на это сияние, в центре которого возникла крохотная фигурка женщины. Кожа ее серебрилась, словно морская волна под лунным лучом. Волосы были длинными и темными и, лишь немного прикрывая наготу, развевались, когда она танцевала. Каждый изгиб тела, каждая выпуклость отражала лунный свет, подчеркивавший чудесные формы женщины. Король наслаждался, глядя на эти маленькие, приподнятые кверху груди – их соски казались черными на серебряном фоне кожи, – любовался длинными, тонкими ногами и узкой спиной.

Женщина приблизилась, и тут он увидел, что лицо ее раскрашено: губы были кроваво-красными, а глаза – черными, точно угли. Она одарила короля насмешливым взглядом, от которого бросило в дрожь. Мэлгон желал ее, эту дикую богиню, но и боялся ее. Звенящая энергия напоила туманный ночной воздух.

Танец вдруг изменился; движения женщины стали медленнее, сладострастнее. Она кружила возле Мэлгона; крохотная фигурка извивалась, распространяя вокруг себя лучи света. С этой маской из угля и кровавой краски, с этими распущенными буйными волосами, она напоминала дикое животное, может быть, горную кошку, крадущуюся к добыче. Пальцы ее жадно приникли к его телу. Она провела ладонями по мощным рукам, по груди. Потом, извиваясь всем телом, прижалась к Мэлгону, чтобы погладить его спину, плечи, ягодицы.

Он задрожал, испугавшись ее силы, но все-таки поддался хрупкому соблазнительному созданию, находившемуся так близко от него. Король ощущал этот теплый, влекущий аромат, знакомый запах разгоряченной женской плоти. Она коснулась его плоти, и ее изящные руки оказались неожиданно сильными и настойчивыми. Повинуясь безотчетному желанию, король приподнял ее, чтобы она могла устроиться на его бедрах. Стройные ноги широко распахнулись, впуская Мэлгона в женское лоно, а потом обвились вокруг него, плотно соединившись за его спиной.

Мэлгон вскрикнул и попытался двигаться внутри нее, но не сумел. Она слишком крепко держала его, тонкие пальцы впились ему в плечи. Откинув назад голову, Богиня показала свою нежную шею и прекрасное лицо.

Мэлгон опустился на колени, укладывая женщину наземь и входя в нее. Она приняла его, словно поглотила. Земля под ними закачалась, скалы расступились, он полетел в бездну.

Он упал в воду, не в море, а в быстротечную реку. Вода пенилась, кипела на каменистых порогах. Он вспомнил сон с младенцем и понял, что сейчас должен отыскать Рианнон. Очень скоро станет слишком поздно, она покинет его навеки. Мэлгон сделал глубокий вдох и нырнул. Сквозь толщу воды светило солнце, придавая всему такое ослепительное сияние, что невозможно было ничего разглядеть. Тогда он закрыл глаза и принялся на ощупь обшаривать дно. Камни изрезали ему руки, от недостатка воздуха заныли легкие. Времени больше не оставалось. Он должен или вынырнуть, чтобы подышать, или умереть.

Мэлгон проснулся, судорожно хватая ртом воздух. Прошло немало времени, прежде чем он отдышался и, наконец, понял, где находится. Кто-то стоял над ним и звал по имени. Мэлгон поднял голову – и поначалу глазам своим не поверил. Он уже отчаялся, разыскивая Рианнон. И вот просыпается и видит ее всего в нескольких футах от себя.

Мэлгон взял ее на руки и уложил прямо к себе на грудь. Она была совершенно голой и дрожала от холода; с ее мокрых волос стекала вода. Всхлипывая, Рианнон прижалась к мужу.

– О Мэлгон, – бормотала она, – я так рада, что ты в безопасности.

Он не ответил. К горлу подступил ком; на глаза навернулись слезы.

Рианнон подняла голову, и Мэлгон увидел ее блуждающие, устремленные в даль глаза.

– Я пыталась уйти в иной мир, милый. Я хотела увидеть там Эсилт... спросить, почему?.. Я хотела увидеть... нашего ребенка, – она снова всхлипнула, – но я их там не нашла. Уже на очень большой глубине туман уплотнился, и я увидела женщину... Никогда прежде мы не встречались с нею. Она была очень красива, с каштановыми волосами и необычными, чужеземными чертами лица. На руках она держала младенца. Увидев меня, женщина произнесла только твое имя.

Мэлгон ахнул и уселся, приподнимая Рианнон и устраивая ее на своем колене.

– Аврора, – прошептал он. – Ты видела Аврору.

Рианнон кивнула.

– Она велела мне вернуться. Она сказала... что я нужна тебе.

Мэлгон закрыл глаза, чтобы побороть захлестнувшие его чувства. Рианнон зашла слишком глубоко, на самое дно мира призраков. Просто чудо, что она осталась в живых и вернулась к нему.

– Но как же ты нашла меня? – с искренним удивлением спросил Мэлгон.

Рианнон поудобнее устроилась на его колене.

– Когда я пришла в себя, сразу поняла, что лежу на берегу, мокрая до костей. Я знала, что мне надо разыскать тебя. Каким-то чудом меня забросило сюда, на эти скалы, на то самое место, где впервые соприкоснулись наши души.

Мэлгон судорожно сглотнул.

– О милая моя Рианнон. Я так рад твоему возвращению. Аврора ведь сказала правду, – громко прошептал он. – Без тебя я – ничто.

Рианнон поцеловала его в шею, и он почувствовал прикосновение мягкой груди к своему торсу. И тут он припомнил давешний сон.

– Мне приснилось, что ты – Богиня, – сказал король. – Ты танцевала обнаженная в свете луны, и я познал твою власть. – Он взял ладонь Рианнон и приложил ее к растущей от желания части своего тела.. – Ты с самого начала пленила меня, с того момента, когда впервые опустилась передо мной на колени и коснулась меня твоими сладкими нежными губами. С тех пор моя душа принадлежит тебе.

Жена погладила его по щеке.

– Я много думала: для чего Богиня меня спасла? Теперь я знаю – чтобы я могла любить тебя и носить твоих сыновей.

– О да, Рианнон. – Голос короля дрожал. – Сегодня же ночью твое чрево наполнится моим семенем. Ты будешь носить моих детей, вскормишь их и станешь любить их.

Он притянул к себе ее лицо, держа в чаше своей ладони узкий подбородок. Во всем облике его жены было что-то неземное, какая-то небесная, безграничная красота, неуклонно влекущая его. Он чувствовал биение ее сердца, горячий ток крови под тонкой кожей. Он дал этим таинственным очам поглотить себя. Душа его слилась с ее душой, и они вместе поплыли в бархатистую тьму.

– Моя прекрасная Рианнон, ты действительно всемогуща. Ты меня просто околдовала.

Она таинственно улыбнулась, и рука Мэлгона скользнула по ее спине и коснулась ягодиц.

– Я хочу тебя, – прошептал он. – Поднимись, чтобы я мог раздеться.

Рианнон поднялась, покинув теплые объятия мужа. Несмотря на наготу, она уже не чувствовала ночной прохлады. Внутри нее, согревая, пылал костер. А когда Мэлгон смотрел на нее, она чувствовала себя божественно красивой и безусловно желанной.

Рианнон откинула волосы за спину, чтобы муж мог видеть ее всю. Желание супруга передалось ей, и она принялась танцевать под музыку моря и луны, слышную только им двоим. Этот ритм закружил ее в пляске, неистовой и вдохновенной. Никогда прежде она не ощущала подобной свободы. Тело стало легким, как пух, прозрачным, как вода. Кости словно растаяли и уже не тянули к земле, и она почувствовала то же самое, что и во время лесного хоровода. Холодный ветер подхватил ее и понес в какую-то волшебную тьму.

Мэлгон остановил этот самозабвенный танец, крепко прижав к себе супругу. Он был обнажен и огромен. Но она совсем не боялась его. Ведь это был просто мужчина, а она – она женщина! Он поднял жену, и Рианнон открылась ему навстречу.

Они соединились, и меж ними вспыхнуло и загорелось ровное, стойкое пламя любви. Рианнон ахнула, когда муж встал на колени и прижал ее спиной к земле. Он целовал ее так же, как любил: крепким, настойчивым поцелуем, который высасывал самую душу из ее хрупкого тела. И она с наслаждением уступила ему свое сокровище, зная, что он обязательно вернет сторицей, понимая, что она сама точно так же владеет его душой.

Океан чувств обрушился на супругов, и они затерялись в волнах пульсирующей, бесконечной, вечной страсти, которая превращалась то в живительный свет дня, то в благодатную тьму ночи. Наконец, они вновь превратились в земные существа из плоти и крови, обессилено распростертые на поросшем травой выступе скалы.

 

Глава 30

Далеко на востоке первыми лучами солнца осветился небосвод. Рианнон, дрожавшая подле своего возлюбленного, прижалась к нему плотнее и умиротворенно вздохнула.

– Как же мы вернемся после этого в мир людей?

Мэлгон сел, и Рианнон увидела, как он устал. Впалые щеки казались еще бледнее от проросшей щетины, а прекрасные синие глаза были обведены темными тенями.

– Проклятие, клянусь Юпитером! – вдруг прошептал он.

– Что? Что такое?

– Моя крепость битком набита союзниками. Все они ждут от меня важного известия.

Рианнон поднялась на ноги и с удивлением поглядела на мужа, но не испугалась. Нет, она ни капли не боится. Король поднял голову; глаза его сверкнули.

– Я собираюсь увезти тебя с собой, Рианнон. Твое появление объяснит всем причину сбора. Ты поедешь?

Вот он, настал момент, которого она раньше так боялась: миг, когда муж попросит ее вернуться, оставить собственную жизнь позади и снова стать его королевой. Но сейчас мысль о таком будущем уже не пугала Рианнон. Необходимость следовать за Мэлгоном не представлялась теперь насилием. Скорее, наоборот: незаменимость в качестве супруги и королевы возвышала ее в собственных глазах.

Она кивнула, и король поднялся и коснулся ладонью ее щеки.

– Это будет нелегко, – сказал он. – Многие боятся тех старинных традиций и тех сил, с которыми ты связана. Потребуются вся твоя сила и мужество, чтобы встретиться с людьми, но я верю, что ты сумеешь. Ты – моя королева, моя половина, супруга. Мы так много пережили вместе – и ненависть, и отчаяние, и даже смерть. Мы и это переживем.

Рианнон надела нижнюю рубаху Мэлгона и оглядела себя. Да-а... Босая, с голыми икрами, спутанными волосами, она мало походила на королеву. Скорее уж на крестьянскую девчонку или... фею-подростка.

Мэлгон приблизился и поцеловал ее жарко и нежно.

– Ты прекрасна, – сказал он. – Кровь моя закипает при одном только взгляде на тебя.

Рианнон улыбнулась ему в ответ. Когда он говорил подобные слова и вот так смотрел на нее своими сияющими синими глазами, она действительно чувствовала себя королевой.

Мэлгон отправился за Кинрайтом, который пасся неподалеку, и вскоре вернулся вместе с конем. Посадив жену в седло, король уселся позади нее. Рианнон прислонилась спиной к мужу, чувствуя по обеим сторонам от себя его сильные руки, державшие поводья. Какое блаженство быть рядом с Мэлгоном, слышать его дыхание, чувствовать его тепло. Между ними воцарился мир, глубокий прочный мир, завоеванный в тяжких испытаниях. Рианнон вдруг подумала: есть ли что-либо на этой земле, способное прямо сейчас лишить ее обретенного покоя? Ее не смущало даже возвращение в Диганви. Покуда Мэлгон рядом, с ней ничего не случится.

Быстроногий Кинрайт легко преодолел расстояние, отделявшее их от крепости, которая теперь выглядела уже не так устрашающе, как некогда представлялось Рианнон. Нынче она казалась не тюрьмой, а всего лишь мощной, надежной твердыней, возвышающейся на холме. Прежде это строение поражало ее своими размерами и величием, вселяя в душу благоговейный страх перед тем королем, который правил здесь. Сегодня она возвращается, поддерживаемая крепкой рукой этого короля. Теперь-то она знает, что он – обыкновенный мужчина, способный и рыдать, и беспокоиться, и бороться. Мужчина, которому она нужна.

Ворота были открыты, а двор заполнен людьми. Рианнон не могла припомнить, чтобы тут когда-либо собиралось столько народу. От волнения засосало под ложечкой, но она приподняла голову и расправила плечи. В конце концов, она – королева.

Поначалу занятая своими делами толпа не отпустила ни единого замечания в их адрес. Но по мере того как всадники продвигались вглубь крепости, люди стали узнавать короля, а потом и Рианнон. Лица у многих побелели, некоторые начали показывать на нее пальцами и перешептываться. Рианнон почувствовала, как рука Мэлгона напряглась. Она знала, насколько он взволнован – не испуган, а скорее готов дать отпор. «О Богиня, – мысленно молилась она, – будь со мною, дай мне силы».

Они уже почти доехали до самых дверей пиршественного зала, как вдруг им навстречу выскочил Рин с круглыми от изумления глазами.

– Рианнон! Ты вернулась!

Мэлгон отпустил ее, и она соскользнула с седла. За время ее отсутствия Рин заметно подрос. Теперь они могли почти на равных смотреть в лицо друг другу.

– Я скучала по тебе, – с улыбкой сказала королева. – Я вернулась, чтобы остаться с тобой и отцом.

Объятия Рина были красноречивее слов, а речь прерывалась слезами радости.

– Как же мы тосковали по тебе, Рианнон! Особенно отец. Я так рад, что ты снова с нами.

На глаза королевы навернулись слезы, но она не поддалась душевному порыву и не расплакалась. Следовало приготовиться к встрече с другими – с теми, кто сочтет ее ведьмой и колдуньей, кто не пожелает, чтобы Мэлгон любил ее.

Но теплые слова ребенка, казалось, ободрили стоявших рядом, и Рианнон почувствовала, как понемногу спадает напряжение, проходит страх, вызванный ее появлением. Король крепко обнял Рина и отправил его вперед; сам же, взяв королеву под руку, направился в зал, увлекая за собой толпу.

Здесь Мэлгон приблизился прямо к очагу, занял свое место во главе стола и усадил рядом с собой жену. Остальные собрались вокруг, некоторые расселись по лавкам или уселись прямо на столы, прочие стояли. Рианнон заметила множество незнакомых лиц и догадалась, что это вожди гвинеддских земель. Они смотрели на королеву с удивлением и любопытством, некоторые – с откровенной враждебностью.

Когда собрание смолкло, Мэлгон повернулся к Рианнон и поцеловал ее. Поцелуй получился довольно прохладным – не демонстрируя подлинных чувств короля, он призван был поставить всех перед фактом. Реакция присутствующих была самой разнообразной: от радости и одобрения до ярости и негодования. Рианнон успокоилась, увидев, что ближайшие соратники короля довольны происходящим. Все, кроме Бэйлина, – на его лице застыло выражение, которое можно было бы назвать испугом. Рианнон задумалась: прежде Бэйлин был таким замечательным малым...

Мэлгон откашлялся и заговорил своим глубоким, сильным голосом:

– Все вы слышали историю исчезновения моей супруги этой зимой. Как вы теперь можете убедиться, благодаря Великой Богине она возвращена мне. Я призвал вас всех сюда, чтобы вы присоединились к торжеству по поводу счастливого спасения моей королевы. – Мэлгон немного помолчал, потом с вызовом в голосе проговорил: – Если кто-либо чего-то не понял или сомневается в том, что Рианнон имеет право оставаться подле меня, говорите теперь же, потому что больше я никогда не стану обсуждать это с вами.

Сердце Рианнон екнуло, когда она увидела темно-рыжего, но уже седеющего человека, который выступил вперед и спросил:

– Это что же, новая выходка премудрого Дракона? Ты с помощью волшебства воссоздал ее из тумана, как тебя научила Богиня, Мэлгон? Что-то я сомневаюсь в этом.

У Рианнон перехватило дыхание, она все поняла. Этот человек – заклятый враг Мэлгона, Роддери. Он хочет задать общий настрой всему собранию и для этого собирается использовать разговор о Рианнон, чтобы представить Мэлгона дураком и тем самым ослабить его авторитет среди других вождей. Она решила прийти на помощь мужу.

Но прежде чем королева собралась с мыслями и открыла рот, новый голос ворвался в тишину притихшего зала. Грубая накидка из волчьей шкуры на плечах говорившего свидетельствовала о том, что это вождь одного из горных кланов, а его загорелое лицо и беззубый рот давали основания полагать, что он стар, как сами вершины Эрири.

– Ты говоришь неуважительно, Роддери. Мэлгон призвал нас всех, чтобы сообщить доброе известие. Мы обязаны предоставить ему возможность все объяснить. Я склонен выслушать всю историю от начала и до конца, прежде чем стану судить о ней.

И хотя слова старика были более чем справедливы, они еще сильнее взволновали Рианнон. Что мог сказать им Мэлгон? Истина была слишком правдоподобной, чтобы удовлетворить этих грозных мужчин. Она взглянула на мужа и увидела, что тот нахмурился. Как и его супруга, король понимал, что поведать всю правду просто немыслимо. Рианнон неожиданно поднялась.

– Я сама хочу все объяснить, – сказала она звонким голосом.

Люди обменивались изумленными взглядами. Мэлгон же крепко сжал руку супруги. Рианнон в ответ на это немое предупреждение упрямо покачала головой и продолжила:

– Я обязана взять на себя всю тяжесть объяснений, поскольку я и есть причина этого... недоразумения.

– Это не твоя вина, Рианнон, – прошептал Мэлгон, наклоняясь к ее уху.

Она повернулась к мужу, и глаза ее говорили: «Я обязана сделать это, я должна».

Король кивнул. Рианнон вновь обратилась к собранию. Руки ее дрожали, а сердце громко стучало в груди. Никогда прежде ей не приходилось публично держать речь. Если бы она попробовала сделать то же самое на совете у Фердика, то ее просто осмеяли бы и прогнали прочь. А ведь сейчас перед нею были не бригантские воины, не подданные отца, которые обязаны подчиняться своей принцессе с самого ее детства; здесь стояли мрачные, недоверчивые воины. Некоторые из них уже возненавидели ее. И потому она еще раз глубоко вздохнула, чтобы голос звучал тверже и увереннее.

– Все началось около месяца назад. Мы с мужем поссорились, и поскольку так и не сумели договориться, то я ушла из крепости. Я отправилась на берег моря, чтобы побыть в одиночестве. Там меня покинули силы, и от холода я лишилась чувств. Мне грозила смерть, если бы не добрый рыбак, который нашел меня и отвез в свой дом. – Рианнон замолчала, чтобы перевести дух, и удивилась тому, насколько уверенно и спокойно лилась ее речь. – Он и его жена вылечили меня и стали обо мне заботиться. Я хотела вернуться к Мэлгону, это действительно так, но боялась, что он все еще зол на меня, и потому отложила возвращение, покуда дни не сложились в недели.

Она снова замолчала и оглядела серьезные лица присутствующих. По крайней мере, они ее выслушали, и Рианнон чувствовала, что некоторым понравилось это простое объяснение.

– Я не должна была заставлять так сильно страдать своего супруга, – добавила королева, – И была не права, причиняя ему такое беспокойство. Но я действительно очень боялась его гнева. Мне потребовалось много времени, чтобы побороть свой глупый страх и осмелиться подать весть о себе. Потом, когда Мэлгону сообщили, что я живу в рыбацкой деревне, он приехал туда, отыскал меня и мы... помирились.

Поначалу все молчали, потом начальник кавалерии, Гарет, заговорил:

– Ну вот. И никакого колдовства или превращений, а просто история о том, как заблудшая жена, которая не слушалась мужа, боялась попадаться ему на глаза. Я скажу, что Мэлгону следует поколотить ее хорошенько, а потом принять обратно. – Он бросил мимолетный взгляд на своего короля. – Разумеется, зная Мэлгона, я сомневаюсь, что он хотя бы на миг задумался о наказании.

Многие из собравшихся улыбнулись, принялись перешептываться, но королева знала, что не всех удовлетворило ее объяснение.

– Однако леди Рианнон рассказала нам не все, – заговорил поразительно красивый молодой вождь. По его блестящим темным волосам и пронзительным серым глазам Рианнон догадалась, что слово взял Арвистил, глава одного из прибрежных кланов. Она помнила, как описывала его необычайную внешность Гвеназет. – Что за слухи достигли наших ушей нынешней зимой? – вопрошал красавец вождь. – Леди Рианнон называет это обыкновенной ссорой, однако на деле все было гораздо серьезнее. Мы знаем, что, прежде чем жена Мэлгона покинула крепость, он ранил ее кинжалом. Сознайтесь, мало кто из вас поднимал оружие на свою супругу. – Арвистил недоверчиво посмотрел на Рианнон, после чего перевел твердый взгляд на короля. – Я бы хотел знать, что такого сделала леди Рианнон, отчего король пожелал убить ее.

Мэлгон молчал.

– Наверное, Мэлгон боится рассказать нам всю правду об этой так называемой ссоре, – нарушил тишину злорадный бас Роддери. – Он надеялся, что мы не поинтересуемся причиной его лютой злобы.

Глаза всех присутствующих обратились на говорившего, и кровь застыла в жилах у Рианнон. Что же такое мог знать этот негодяй, что давало ему повод столь дерзко и самоуверенно ухмыляться в лицо королю?

Роддери медленно облизал губы, и королеве почудилось, что перед ней голодный хищник, приготовившийся сожрать добычу.

– А правда в том, что Дракон ударил жену кинжалом, поскольку узнал, кто она такая. – Старый Волк оскалился в ухмылке. – Скажи-ка мне, Мэлгон, что тебе приятнее: что Рианнон – твоя родная племянница или что она – дочь Эсилт?

Слова Роддери оказались камнем, брошенным в тихий пруд. Волнение прокатывалось по залу, по мере того как новость передавалась из самых ближних рядов в отдаленные. Лица бледнели и вытягивались. Некоторые, в их числе и Бэйлин, творили крестное знамение, прочие – древний знак против злого духа. Лишь Мэлгон сохранял полное спокойствие. Он положил ладонь на плечо Рианнон, и прикосновение это было твердым и настойчивым.

– Роддери сказал правду, – провозгласил король спокойным, ровным голосом. – Но я решил примириться с происхождением Рианнон. Я намерен в любом случае оставить ее своей женой. И да будет так.

Кинан, южный вождь, которого Рианнон помнила еще по его визиту в Диганви прошлой осенью, заговорил рассудительным тоном:

– При всем моем уважении, Мэлгон, то, что обнародовал Роддери, весьма серьезно. И если Рианнон – дочь Эсилт... – он неодобрительно покачал головой, – то это очень похоже на инцест.

– Но на то есть традиция, – молвил Старый Буйвол, правитель богатого острова Мона. Рианнон смутно припоминала его мужественное лицо и огромную шапку седых волос еще со времени свадебного пира. Он был старинным союзником Мэлгона, человеком, который поддерживал короля с первых дней его правления. – Ведь долго существовал обычай соединять королевскую кровь только с королевской кровью, – заметил Буйвол. – Все мы знаем, что Фердик и Мэлгон были верховными владыками в своих землях, когда заключался этот брак, призванный укрепить политический союз. И поскольку перед нами не отец и дочь, не брат и сестра, то у меня нет возражений по поводу их родства.

– Да и родство их не такое уж близкое, как все думают, – неожиданно проговорил старый вождь, одетый в волчьи шкуры. – Мало кто знает, что Эсилт была лишь кровной сестрой Мэлгону.

– Что? – Удивленное восклицание короля было подхвачено собранием. Все до единого в ожидании уставились на древнего горца. Он улыбнулся беззубым ртом.

– Это было, когда все вы, молодые, еще не умели ходить. Только Буйвол и я... – при этом он указал на седовласого владыку острова Мона, – только мы достаточно стары, чтобы помнить. Дело в том, что королева Рианнон – то есть не эта Рианнон, а ее бабка, – так вот, королева ненавидела своего мужа. Пока он был жив, она не смела перечить ему, однако никогда не хранила супружеской верности. Так что сестра Мэлгона, Эсилт, была зачата с другим человеком, не с Кадваллоном.

– Это только удобная ложь, – хмыкнул Роддери. – Разве можно теперь разобраться, кто с кем спал столько лет назад? Старик Дрин придумал эту сказочку, чтобы спасти Мэлгона от позора.

Дрин рассвирепел, губы его гневно зашевелились.

– Проклятый дурак! Я сражался подле Кадваллона, когда ты еще сосал мамкину сиську! Просто мы не привыкли, как нынешняя молодежь, порочить имя своего короля. Хотя в те времена каждому из приближенных Кадваллона было хорошо известно, что его жена наведывается не только в королевскую постель. – Голос его вдруг смягчился, а глаза устремились в даль времен. – Я узнал о происхождении Эсилт от ее настоящего отца. Этот воин вовсе не хвастал, он с горечью говорил о том, что предал своего владыку. «Все это мой грех, – сокрушался он. – И его плод – капризная, высокомерная, гадкая девчонка». Понимаете, он видел наказание в том, что от него родилась девочка, тогда как от Кадваллона у той же самой женщины было пятеро могучих сыновей.

Люди несколько мгновений молчали. Потом по обыкновению холодным, рассудительным тоном снова заговорил Кинан:

– Хотел бы я верить в эту историю. Однако, учитывая, насколько похожи друг на друга Мэлгон и Эсилт, трудно согласиться, что они дети разных отцов.

Дрин пожал плечами:

– Просто оба похожи на мать. На самом деле из всех детей Рианнон лишь Маелгрит – законный сын короля. Но что же тут странного? Ведь Кадваллон был таким уродливым сукиным сыном, тогда как его королева... – Дрин, повернувшись к Рианнон, обнажил свои беззубые десны. – Она была почти так же хороша, как ее внучка.

На некоторое время в зале вновь воцарилась тишина. Всем вдруг показалось, что старик слишком уж разошелся и, забыв об уважении прежнего поколения к своему владыке, выложил за раз чересчур много нового даже для молодых ушей. Одно разоблачение влекло за собой другое, и этому, казалось, не будет конца.

– Ну, довольно, – нетерпеливо прервал молчание Гарет. – Король и его супруга – не лошади, чтобы мы тут судили об их родословных, будто собираемся их спаривать.

– Допустим, но я, например, совершенно не удовлетворен! – разбушевался Роддери. – Общий был у них отец или нет, но факт остается фактом: Эсилт – ведьма и предательница, а Рианнон – ее дочь. Откуда мы знаем, что демон через Эсилт не вселится в наследников Мэлгона?

По залу вновь прокатился ропот. Рианнон сникла. Она знала, что ее мать здесь не любили, но не представляла себе, до каких пор простирается всеобщая ненависть.

Король устало вздохнул.

– Узнав эту правду, я долго мучился ею. Если Рианнон принесет мне ребенка, то сумеем ли мы преодолеть проклятие, богопротивную жажду власти, которая разорвала мою семью и едва не уничтожила Гвинедд? – Он снова вздохнул, и при виде горечи, отразившейся на его гордом лице, Рианнон захотелось разрыдаться. – Теперь я думаю, что проклятие не передается по наследству, а приобретается дурным человеком за его собственные грехи, – продолжал Мэлгон. – Эсилт была злой женщиной, это так, но и она не родилась такой. Моя мать научила ее строить козни и интриги, еще когда сестра была маленькой девочкой.

Мэлгон посмотрел в глаза Рианнон, и она почувствовала решимость мужа. Король обвел взглядом собрание, по очереди останавливаясь на каждом лице.

– Итак, я говорю, – продолжал он, – что если один из моих сыновей, родившийся от Рианнон, унаследует хоть каплю злобы Эсилт, то я лично позабочусь о том, чтобы ему не досталась доля в наследстве.

Сердце сжалось в груди королевы. Ради нее Мэлгон готов изменить обычаи престолонаследия. Для такого человека, как он, чья душа неотделима от королевства, это было невероятным проявлением любви. Все же, хотя она отчетливо понимала, какую жертву он нынче принес, мысль о данной клятве взволновала Рианнон. Ведь его сын будет и ее сыном, а она не была уверена, что готова так легко распоряжаться будущим еще не родившегося ребенка.

Слова Мэлгона были восприняты молчаливыми кивками и негромкими возгласами одобрения. Лишь Роддери не унимался. Челюсти его свело от ярости; он прохрипел:

– Ну вот, опять вы купились на красивые слова Мэлгона, умиляетесь его показной преданности Гвинедду. Но все вы глупцы. Мэлгон – никудышный король, его поступками управляют не разум и честный меч, а похотливый член и переменчивое сердце. Я не стану подтверждать свою верность ему!

Все поглядели вслед уходящему в сопровождении трех молодых людей Роддери. Рианнон догадалась, что это были его сыновья.

Буйвол заговорил:

– Что ж, в этом нет ничего удивительного. Роддери всегда был склочником. Я еще удивляюсь, что он так долго хранил клятву верности.

– Да, ты прав, – подтвердил Кинан. – Он никогда не признает королем никого, кроме самого себя.

– А остальные?.. – спросил Мэлгон. – Все удовлетворены? Все будут поддерживать наш союз?

– Да. Да. Да. И я тоже, – пронеслось по залу; все вожди закивали головами, подтверждая свою верность королю, Рианнон наконец-то свободно вздохнула. Она не разрушила кимрский союз. Теперь Гвинедд в безопасности.

Дрин поправил волчью шкуру на своих плечах и снова улыбнулся королеве:

– Пора бы нам удалиться, чтобы до начала пира супруги могли помириться как следует.

Но Мэлгон поднял руку, остановив старика.

– Останься, Дрин. Прошу тебя. Есть вопросы, на которые можешь ответить ты один. Ты... и еще Бэйлин. – Король взглядом подозвал к себе друга. – Я хочу с вами обоими поговорить наедине.

Некоторые из собравшихся удивились, только не Рианнон. Слишком много секретов было раскрыто за один день. И Мэлгон желал знать, кто же выдал Роддери тайну о родителях королевы, а заодно и уточнить подробности поведения собственной матушки.

Глаза супругов встретились. Рианнон прильнула к мужу и положила голову ему на грудь. Ей казалось, что совсем не стоит немедленно выяснять все оставшиеся недоразумения. Надо как-то удержать короля, хотя, похоже, это уже невозможно. Правда рвалась наружу, и никто не мог преградить ей дорогу.

– Я буду ждать тебя, – прошептала Рианнон. Король кивнул в ответ, и глаза его засияли любовью. Она удалилась.

– Бэйлин клянется, что никому не рассказывал о тебе и Эсилт, – усталым голосом проговорил Мэлгон. – И я ему верю. – Рианнон кивнула. Она и сама не понимала, как он мог предать короля. Друзья так давно были вместе, а Бэйлин совсем не похож на интригана или плута. – Но тогда как же Роддери пронюхал обо всем? Уж верно, не догадался.

Королева провела ладонью по лбу мужа, чтобы разгладить следы тревоги и забот. Они сидели на кровати в своей опочивальне, куда сбежали с общего пира, как только представилась первая возможность. После их ночного уединения на скалистом берегу празднество в огромном, наполненном людьми зале казалось неестественным. Самое удивительное, что в Диганви пришла Арианрод. Крепко обняв королеву, она поддразнила Мэлгона, напомнив ему о данном Богине обещании.

Приятно было поболтать со знакомыми, у которых вопросы так и сыпались с уст. Королева уже тысячу раз пересказала женщинам историю своего спасения рыбаком Кейнвеном. Выслушал этот рассказ и улыбчивый Элвин. Наутро он собирался уезжать за женой и детишками. Похоже, что, несмотря на все случившееся, Гвеназет очень соскучилась по своим хлопотам в Диганви. Рианнон безмерно обрадовалась тому, что вскоре эта женщина снова займет свое место возле нее. Ведь отчасти благополучные отношения с Мэлгоном зависят от того, насколько она сама будет избавлена от хозяйственных забот. А с Гвеназет подле себя она сможет вволю вышивать и лепить свои горшки, разумеется, тогда, когда будет свободна от супружеских обязанностей.

Рианнон провела рукой по широкой груди Мэлгона. Несмотря на это ласковое прикосновение, тревога не оставила его чело.

– Роддери задавал мне странные вопросы, когда мы встречались с ним зимой, – сказал король. – Наверное, он уже тогда все знал. Но откуда же? Возможно ль вообще без малейшего намека придумать столь же сложный лабиринт, какой построила сама судьба? – Мэлгон вглядывался в лицо Рианнон. – Ты действительно чем-то напоминаешь мою мать. Наверное, все дело в маленьком росте и тонких чертах. Но ваше сходство не бросается в глаза. Во всяком случае, тому, кто видел ее всего лишь один-два раза в жизни.

– Но если тебя это так беспокоит, то почему бы просто не спросить у самого Роддери, откуда ему все известно?

Мэлгон брезгливо поморщился.

– Что ты, он ведь просто поиздевается надо мной и откажется отвечать. – Король погладил жену по щеке. – Ты разве не понимаешь, cariad? Если Роддери узнал о нас такие вещи, значит, в Диганви есть шпион.

– Кто-то из слуг?

– Может, Таффи? Ты ей доверяешь?

– Только не она. Таффи, конечно, нагловата, но слишком ответственно играет роль служительницы моего тела, чтобы пойти на измену. Разве ты сам не видел, как она радовалась моему возвращению? Раньше она постоянно говорила мне такие дерзости... Я и подумать не могла, что она заплачет от радости, снова увидев меня в живых.

– Ты слишком скромничаешь, Риан. Ведь не только Рин и Таффи вопили от восторга. Клянусь тебе, едва ли нашлась хоть одна женщина во всей крепости, чьи глаза не заволокло бы слезами.

– Просто все они завидовали, видя выражение твоего лица, любимый мой. – Рианнон улеглась поверх распростершегося на постели Мэлгона. – Не каждый муж осмелится отречься от церкви и от доброй половины своих союзников, чтобы принять обратно непокорную жену.

Мэлгон заулыбался совсем по-детски; морщинки исчезли с его лба.

– Да какое мне дело, что они все думают? Пускай считают, если хотят, что мною руководят похоть и сердце. А какой мужчина станет отрицать это в отношении себя, если только не соврет?

– Да-а? Но ты уверен, что все эти разговоры о моей власти над тобою не просто дешевая лесть? – промурлыкала Рианнон и провела ладонями по груди и животу своего возлюбленного. – Хотела бы я убедиться в том, что это правда. Сегодня же ночью. И в каждую последующую ночь.

– М-м-м, – промычал Мэлгон, уткнувшись в ее волосы. – Ну тогда попробуй, cariad. И я клянусь, что буду каждый раз выходить побежденным.

Вскоре они лежали рядом, обнаженные и умиротворенные. Мэлгон погладил Рианнон по животу.

– Ну, если я еще не сумел посадить семечко, то это не от недостатка усердия.

– Интересно, Мэлгон. После того выкидыша ты говорил, что тебе все равно, рожу ли я когда-нибудь. Что же изменило ход твоих мыслей?

Король пожал плечами:

– Наверное, я поверил, что Богиня не отнимет Тебя во время родов. Понимаешь, когда Рин был младенцем, я не знал о нем. А мне необходимо постичь радость отцовства с самого начала. Сам я с трудом представляю себе, что это такое, – задумчиво добавил он. – Иметь родителей, которые любят друг друга и своих детей...

– Так тебя огорчило известие о неверности твоей матери?

– С моей стороны было глупо печалиться по такому поводу. Ведь я все знал, будучи еще моложе Рина.

Рианнон нежно коснулась шершавой щеки мужа. Она была уверена, что разоблачение больно ранило Мэлгона.

 

Глава 31

Рианнон подставила лицо теплому солнцу, пробивающемуся сквозь молодую зелень берез. Красота весеннего леса, конечно, изгонит ту неотвязную тревогу, которая засела в душе. Но вопреки ожиданиям беспокойство не оставляло ее. Королева вздохнула и продолжила свой путь по лесной тропинке.

Ее беспокоили слова Мэлгона, считавшего, что в Диганви появился шпион. Тот самый, что рассказал изменнику Роддери о ее родстве с Эсилт. Если бы не эти сомнения мужа, то сама Рианнон не ощущала бы никакого враждебного присутствия в их окружении. А может, еще в Катрайте кто-то подслушал признание умирающего Фердика и доставил столь любопытные сведения прямехонько на запад?

Рианнон тряхнула головой. Она не желала думать о прошлых невзгодах. Лучше вспоминать хорошее. Воображение вмиг нарисовало портрет Мэлгона, и на душе тотчас полегчало. Какое счастье просыпаться каждое утро на смуглом крепком плече мужа. И раз за разом она нетерпеливо дожидалась, когда же наконец откроются его славные синие глаза, чтобы снова и снова прочесть в них любовь и счастье.

Он заполнял ее своим теплом, своим голосом, своим запахом. Даже сейчас она несла с собой частичку его существа. Она осторожно дотронулась до своего живота. Еще слишком рано судить наверняка, но ощущения подсказывали ей, что внутри уже растет жизнь. Дитя Мэлгона. Смутная боль пронеслась в ее сознании, когда она вспомнила о другом ребенке, которого потеряла. Но нет, она не станет предаваться скорби. Дух погибшего младенца теперь свободен, он вернется в новое тело, чтобы явиться в этот мир.

Отбросив неприятные мысли, она пошла быстрее. Вдруг прямо из-под ног выпорхнула пичуга; испустив отчаянный крик и теряя перья, перепуганный зуек умчался в чащу, а Рианнон от неожиданности вздрогнула и остановилась. Она снова тряхнула головой, удивляясь своему испугу. Ведь здесь, в королевских угодьях, совсем безопасно, даже сам Мэлгон согласился с этим. Он сказал, что она может гулять одна по лесу, если только обещает не слишком удаляться от Диганви. Он добавил, что не считает возможным ограничивать ее свободу. Король прекрасно знал, что нельзя заключить вольную душу Рианнон в тесные стены крепости. Как, впрочем, и его душу тоже. И потому он часто отправлялся вместе с женой на конные прогулки, не меньше, чем она сама, наслаждаясь вольным воздухом леса или побережья.

Но сегодня Мэлгон спозаранку отправился в путь, чтобы наведаться в удел Кинана. «Пора уже, – сказал он себе, – объехать всех своих подданных. Надо успеть, пока тепло и сухо». Рианнон тоже было позволено иногда выезжать вместе с королем, но ей пора было привыкать к тому, что придется оставаться на неделю-другую в одиночестве. Она печально улыбнулась, подумав о том, что такова судьба королевы: даже теперь, полностью завоевав сердце мужа, приходится делить его душу с Гвинеддом.

Рианнон снова коснулась живота. Если только предчувствия не врут, то следующим летом она будет слишком занята иными заботами, чтобы чересчур скучать по Мэлгону. Она уже чувствовала по утрам легкое недомогание и головокружение, когда резко вставала с постели. Если продержится хорошая погода, надо будет навестить Арианрод и спросить ее совета: как питаться и какие травы пить, чтобы ребенок был крепким и здоровым.

Подумав о целительных травах, Рианнон вдруг заметила под кустом ландыши. Она достала из-за пояса нож и склонилась, чтобы срезать их. Из этих нежных благоухающих цветков получается прекрасное лекарство от нервных расстройств, головной боли и еще от подагры. Их можно увидеть только ранней весной. Королева положила душистые бубенчики в котомку, притороченную к поясу, потом пристегнула нож и продолжила свой путь. Ей нравилось помогать людям хитроумными настойками и отварами. Радушный прием, оказанный вернувшейся королеве населением Диганви, глубоко тронул ее. Ни один не бросил упрека за то, что она заставила короля страдать всю зиму, и, казалось, все искренне радовались счастью царственных супругов.

Успокоившаяся Гвеназет тоже вернулась и снова взялась за свои старые обязанности. Она по-прежнему ворчала и жаловалась на усталость, и слуги старались не попадаться ей под горячую руку. Однако за этой ворчливостью скрывалось удовлетворение тем, что все наконец уладилось в семье Мэлгона.

Рианнон вспомнила, как обрадовалась ее поверенная, узнав о ребенке. Казалось, сама она взволновалась не меньше будущей матери. Гвеназет заявила, что надеется на рождение девочки. Сама родив для войска Мэлгона четверых воинов, она считала справедливым, если первым ребенком королевы будет дочь. Рианнон же рассмеялась и сказала, что ей в конечном итоге все равно.

В кустах раздался посторонний шорох, и королева насторожилась. Леденящий ужас сжал ее сердце. И хотя солнечный свет все так же лился сквозь отягощенные почками ветви, а сладкие ароматы цветов и трав разносились по ветру, но во всей этой умиротворенности Рианнон почуяла опасность.

Она повернула к дому, напряженно прислушиваясь. Однако слышала лишь привычное щебетание птиц и вечную песнь ветра. Но все равно по спине ее пробегали мурашки. Рианнон чудилось, что за нею наблюдают чьи-то недобрые глаза, и то не были глаза лесных животных. Она остановилась, огляделась, с настороженностью дикой оленихи всматриваясь в пестрый от игры света и теней лес, и вдруг вздрогнула всем телом, услышав за своей спиной человеческий голос:

– Похоже, ты немного отвыкла от лесной жизни, Рианнон. Прежде при первом шорохе ты бы умчалась в чащу, как дикая косуля.

Глаза королевы расширились, едва она признала этот голос. Увидев же человека, которому он принадлежал, она прошептала: «Алевенон», – и замерла.

Ухмыляясь, жрец вышел на тропинку. Со времени их последней встречи чародей несколько изменился. Жирные каштановые волосы и борода слегка поседели, на загорелом лице еще резче обозначились линии морщин, но серые глаза смотрели как прежде, – холодные и непроницаемые, они не выдавали мыслей Алевенона, не позволяли заподозрить его в коварстве. И это был едва ли не самый потрясающий его трюк. Рианнон не встречала другого такого человека, способного столь же складно и убедительно лгать.

– Ты удивлена моим появлением. Ты думала, я умер?

Рианнон покачала головой и с трудом проговорила:

– Что ты здесь делаешь?

– Я только хотел нанести визит вежливости великому королю Мэлгону. Возможно, ему пригодится бард, который способен сочинить несколько песен в его честь.

– У Мэлгона есть бард, – ответила Рианнон. – И даже двое. Талиесин и Анеурин – самые лучшие поэты Британии, они славятся своими мелодичными голосами и правдивыми сказаниями.

Алевенон пожал плечами:

– Что ж такого, ведь король может устать от них. Я уверен, что Мэлгон просто еще не слышал моих песен, а ведь я отменно умею славословить.

Рианнон с усилием подавила дурноту.

– Мэлгон не станет с тобой говорить, – заявила она.

Глаза Алевенона превратились в воплощение невинности.

– Почему бы нет? Может, ты рассказала ему правду? Он хоть знал, собираясь впервые овладеть своей невестой, что она порочна? Надеюсь, ты подробно поведала ему, как я ощупывал тебя своими руками, как осквернил твое костлявое тело? – Алевенон приблизился еще на несколько шагов. Глаза его сверкали, маска простодушия сползла с лица. – Сомневаюсь, что он снова захочет тебя после того, как узнает обо всем до тонкостей. Кто согласится наслаждаться чахлым плодом, понимая к тому же, что он надкушен?

Рианнон тряхнула волосами. Она не станет это слушать, эти слова – ложь. Мэлгон и без того знал, что она не девственницей пришла на брачное ложе. Но ему было все равно. Теперь – тем более. Он любит ее.

– О, – осклабился Алевенон. – Да я вижу, что ты так и не посмела рассказать обо мне своему мужу. Ты побоялась того, что он может подумать. Так вот, теперь я скажу ему, что ты лжешь о насилии, и в красках распишу, как ты наслаждалась моими прикосновениями. Пусть он выгонит меня, зато сомнения будут точить его душу до конца дней.

Голос Алевенона стал «шелковистым», он придвинулся еще ближе и протянул руку, словно пытаясь погладить ее по щеке. Рианнон оцепенела. Казалось, ноги отказываются ей повиноваться. Она в ужасе смотрела, как смуглые грязные пальцы обхватывают ее правое запястье.

Ну почему же она не рассказала все Мэлгону? Действительно ли только потому, что так боялась омерзительных воспоминаний? Не было ли в глубине ее души крупицы страха, что король проникнется неприязнью к ней? Она вела себя так глупо, доверившись тогда Алевенону, уйдя с ним в глухую чащу среди ночи.

– Не бойся. – Алевенон притворился, что утешает ее. – Я сберегу твою тайну. Может, даже совсем не пойду в Диганви. Я пришел из-за тебя, а не ради Мэлгона.

Второй рукой бард взял Рианнон за левое запястье, и только тут она вскричала:

– Что такое? Чего тебе надо от меня?

– Того же, что и всегда. – Глаза Алевенона гипнотизировали, точно взгляд змеи.

– Что ты собираешься делать?

Чародей ухмыльнулся.

– Ты ведь еще помнишь, не правда ли, ощущение моей плоти внутри тебя?

Ее замутило, перед глазами поплыли темные круги.

– Но если я не желаю? – прошептала Рианнон.

Пальцы Алевенона стиснули ее руки.

– Тогда Мэлгон заплатит за это. Твой обожаемый супруг умрет.

Рианнон закрыла глаза. Этого не может быть. Богиня не для того спасла ее от гибели, чтобы швырнуть под ноги грязному подлецу. Должен быть какой-то выход из этой ловушки.

Она распахнула глаза:

– Но если я сделаю то, чего ты хочешь, ты оставишь Мэлгона в покое?

Чародей пожал плечами:

– Как знать? Ведь это не я, а сам Роддери жаждет гибели короля. – Губы Алевенона сложились в омерзительную ухмылку. – Но если ты как следует порадуешь меня, то, может быть, я и откажусь исполнять его план.

– Что это за план?

Алевенон покачал головой:

– А ты изменилась, Рианнон. Теперь ты задаешь вопросы. Пытаешься проникнуть в мои мысли, словно имеешь на это право. Но я намного сильнее тебя. Ты не способна победить мужчину в борьбе умов.

Сердце Рианнон упало. Он прав. Она не могла тягаться с ним по части унижения противника. Он не знал себе равных в этом деле. Но тут же ей в голову пришла иная мысль, поразившая ее.

– Откуда ты знаешь Роддери? – спросила Рианнон. – Ты что же, отправился к нему в качестве барда?

– Ну конечно. Он с радостью принял меня и в отличие от всех прочих оказался достаточно проницателен, чтобы сразу распознать мой талант.

Рианнон лихорадочно размышляла. Она обязана рассказать мужу о связи между двумя негодяями. Сам по себе Алевенон не может навредить Мэлгону, но вместе с этим предателем они представляют для него серьезную угрозу. Рианнон с усилием заставила себя говорить спокойнее:

– И как же долго ты жил у Роддери?

Алевенон улыбнулся:

– Достаточно долго, чтобы завоевать его доверие и сделать своим должником. Он не смеет мне приказывать. И никто не смеет.

Голос Алевенона понизился почти до шепота, и Рианнон вздрогнула, точно услышала шипение гадюки перед смертоносным броском. Ее вновь охватил ужас; члены ее окоченели, она едва дышала. Рука Алевенона поползла по ее руке; он стоял теперь настолько близко, что она ощущала гнилостное дыхание его рта.

– О, я знаю все твои тайны, Рианнон. Давным-давно я подслушал разговор Фердика и Эсилт, которые спорили о твоем будущем. Узнав о том, кто ты есть на самом деле, я подумал, что Фердик даже не заметит твоего бесчестия. – Пальцы его, как лапы гадкого паука, поднимались все выше. Наконец, остановившись на ее плече, они крепко сдавили его. – Я и не предполагал, что Эсилт вынудит короля наказать меня за это. Ну что за вредная сука была твоя мамаша! – Алевенон брызнул ей в лицо слюной. Он был всего в нескольких дюймах от Рианнон, она видела, какой невыразимой злобой исказились черты его обветренного лица. – Это ты виновна в том, что Фердик изгнал меня. Меня!.. Лучшего барда, который когда-либо удостаивал своим присутствием его двор! Изгнал меня лишь за то, что я поразвлекся с тощей рыжей шлюхой, рабским отродьем!

Рианнон зажмурилась. Ей хотелось лишиться чувств, бежать туда, где нет сознания, где нет даже самой жизни. Но она не могла оставить Мэлгона в опасности. Просто недопустимо сейчас терять голову. Надо найти в себе силы, чтобы противостоять Алевенону. Поэтому королева набрала полную грудь воздуха и заставила себя открыть глаза.

– И ты рассказал Роддери, что Эсилт – моя мать, не так ли?

– Да. Он был страшно доволен. Он думал, что сможет использовать это против Мэлгона. И как же он рассвирепел, когда план сорвался! Теперь его честь требует возмездия. Однако, поскольку сил явно недостаточно, он пустился на хитрость. – Тут горечь исчезла из голоса барда, и он задумчиво улыбнулся. – Роддери хочет использовать тебя, чтобы заманить Мэлгона в ловушку. Говорят, муж тебя любит. Интересно будет посмотреть, способен ли он ради этой любви пойти на смерть.

Сердце Рианнон похолодело. Она-то не сомневалась, что король непременно попытается ее спасти. Но мысль о том, что из-за нее Мэлгон погибнет, была невыносима. Надо заставить Алевенона говорить дальше. Надо задеть его самолюбие.

– Сразу видно – этот план принадлежит Роддери. И ты его исполняешь? – спросила она. – Значит, все-таки позволил хозяину распоряжаться собой? – Улыбка мигом исчезла с лица барда, а Рианнон продолжала, не обращая внимания на громкий стук своего сердца. – Ты же сам сказал, что тебе нужна я, а не Мэлгон. А ведешь себя, как настоящий холоп, следуя приказаниям Роддери, хотя они противоречат твоим собственным желаниям.

– Я не холоп! – рявкнул Алевенон. – Мне не нужен никакой Роддери. Это он во мне нуждается. Слышишь?! Без меня у него нет никакой надежды справиться с Мэлгоном.

– Но если я дам тебе то, чего ты хочешь, ты оставишь короля в покое?

– Тебе не подобает торговаться. – Рука Алевенона потянулась к груди Рианнон. – А то, чего я хочу, от тебя, я и так возьму. Ты заплатишь мне за все обиды, нанесенные Фердиком.

И он сдавил ее грудь так сильно, что на глазах Рианнон выступили слезы. Она опустила голову. Как страшно было вновь стать жертвой вожделения этого мерзавца. Намерения его были ясны. Он готовился к насилию еще более жестокому, чем прежде. На сей раз он может даже убить ее. Или ребенка!..

Эта мысль промелькнула в голове Рианнон, поразив ее своей неожиданностью и очевидностью. Она обязана любым способом спасти не только Мэлгона, но и его дитя. Она не позволит этому ребенку умереть.

Ее захлестнула ярость, придавшая ей решительности. Не обращая внимания на жестокую ласку Алевенона, королева заговорила:

– Неразумно с твоей стороны взять меня прямо тут. Муж просил не уходить далеко от дома. Если я вскоре не вернусь в Диганви, он пошлет своих воинов на розыски.

– Так ты обо мне заботишься? Как трогательно, – осклабился Алевенон. – Но мне не нужна твоя защита. Моя власть велика. Неужто ты думаешь, что я не ускользну от болванов Мэлгона?

Рианнон поднесла руку ко лбу, пытаясь собраться с мыслями. Должен же быть способ отвлечь Алевенона от его жестоких намерений.

– Так почему ты меня хочешь? – прошептала она, нарочито кротким голосом. – Ты ведь уже познал меня, и сам говоришь, что я слишком худа и бледна, чтобы доставить тебе удовольствие. Для чего же тебе все это?

Голос барда превратился в бархатистый шепот:

– Тогда, давно, ты сказала, что хочешь узнать магию любви. Теперь мы изведаем ее вместе.

– Но я не обладаю магической силой. И я уже давно оставила свои мечты о чародействе.

– Лжешь! Весь Гвинедд гудит о том, что ты околдовала своего мужа, что он с трудом отрывается от тебя по утрам. – Скрюченные грязные пальцы поползли вверх и сомкнулись на ее шее. – Ты обладаешь искусством своей матери. Ведь именно с помощью любовного колдовства она с легкостью подчиняла своей воле самых гордых мужчин. И ты научишь меня тому, что узнала от нее, ты поделишься своим секретом!

Рианнон судорожно вдохнула. До сего момента она никак не успевала следить за извилистой ниточкой мыслей Алевенона. Она всегда полагала, что чародей презирает ее за слабость. Но вот он говорит так, словно завидует ей. Может, и впрямь им движет зависть?

– Я научу тебя, – кивнула Рианнон. – Только не здесь.

– Где?

Рианнон выпрямилась, мысленно призывая к себе на помощь Богиню. К ее удивлению, когтистые лапы Алевенона тут же разомкнулись, а сама она наполнилась силой и знакомой невесомостью, которую впервые ощутила в магическом лесном хороводе. Теперь она стала легкой и прозрачной, душа высвободилась из оков земной оболочки и лишь тоненькой нитью соединялась с телом.

Потом Рианнон вновь превратилась в саму себя и поглядела на Алевенона. Он был напуган.

– Кого из богов ты призывала? – спросил бард. – В чем исток твоей силы?

– В нашей Великой Матери Богине.

Глаза Алевенона едва не выскочили из орбит.

– В Богине?! Так ты поклоняешься бабе?

– А откуда же еще мужчина может почерпнуть секрет любовного колдовства?

– Я тебе не верю.

Рианнон усмехнулась:

– А ты никогда не слышал, как Эсилт призывает своих покровителей? Или точно знаешь, кому именно она поклонялась?

Алевенон прищурился:

– И ты поделишься подобными секретами со мною, с мужчиной? Разве это возможно?

Рианнон улыбнулась шире.

– Возможно. Только тогда, когда луна полная, как сегодня.

Бард в изумлении уставился на королеву. Она почувствовала его сомнения. То, что ей почти удалось его убедить, лишний раз доказывало, насколько она изменилась. Но не все сделала за нее Богиня, подумалось Рианнон. Нечто внутри нее самой стало совсем другим. Она больше не боялась.

Тут рука Алевенона грубо обхватила ее за талию, и Рианнон вспомнила, что представлялась ему всего лишь слабой, беспомощной женщиной.

– До самой ночи ты останешься со мной, – предупредил он. – Я не спущу с тебя глаз.

Мэлгон щурился на солнце, хмурился. Ясная погода в Гвинедде была редкой гостьей, и потому даже внушала некоторую тревогу. Король ожидал, что вот-вот разыграется буря. Глаза его внимательно присматривались к оттенкам небосвода над едва зазеленевшими холмами. Ничего особенного он так и не заметил, однако что-то тревожило его. Пора бы уж привыкать к неизбежным расставаниям с Рианнон. В конце концов, ведь теперь он был твердо уверен, что после возвращения обязательно обнаружит ее на месте. Она под надежной охраной, в полной безопасности. Он просто безумец, если так нервничает.

– Что за чудная стоит погода, как раз для путешествия, – многозначительно заметил Гарет, ехавший подле короля.

Мэлгон оглянулся с едва заметной улыбкой. И в душе снова заболела свежая рана. Прежде в дипломатических поездках его неизменно сопровождал другой человек, которому Мэлгон теперь уже не мог доверять. Даже если тайну Рианнон выдал не Бэйлин, все-таки он посмел противиться воле короля, а когда у него ничего не получилось, то пустился на обман. Теперь уже никогда между друзьями не будет прежнего доверия.

– Хорошо, что на дороге чисто и сухо, – заметил Мэлгон. – Мы поздно выехали, придется поторопиться.

Гарет с готовностью кивнул, и король вернулся к своим мыслям. Если бы сейчас рядом ехал Бэйлин, то они поговорили бы о Кинане, пытаясь очертить круг его, Мэлгона, обязанностей перед сюзереном и решая, как лучше с ним разговаривать. У прямолинейного Гарета не было дипломатического дара. Король переводил взгляд с одного своего воина на другого. Он скучал по дому. Может быть, с Эл-вином ему было бы спокойнее. Но Гвеназет не любила частых отлучек мужа, поэтому Мэлгон собирался взять его с собой позднее, в середине лета, когда отправится на северо-запад, где Элвин лично знает почти всех вождей.

Король в бессознательном волнении натянул поводья, заставив Кинрайта зафыркать и затрясти головой. Тогда хозяин успокоил жеребца ласковыми словами и попытался расслабиться сам. Его не покидало чувство, что случилось неладное. Он снова оглядел горизонт, отыскивая хотя бы маленькое темное облачко, – намек на близкую непогоду. Но небо было на удивление чистым и прозрачным, и лишь легкий ветерок играл прядями его волос. Значит, непонятный страх, сжимавший его сердце, имел иную природу? Это трудно было объяснить, но Мэлгон точно знал, когда следует довериться внутреннему голосу. Он резко развернул Кинрайта и махнул своим людям.

– Возвращаемся в Диганви. Мне кажется, что там мы нужнее.

Несколько мгновений воины озадаченно смотрели на удаляющегося короля. Затем натянули поводья и поскакали следом, обратно к крепости.

– Так ты хочешь спрятать меня где-нибудь во владениях Роддери, чтобы он мог беспрепятственно напасть на Мэлгона, когда тот отправится за мной?

Глаза Алевенона радостно засверкали, но он снова промолчал. И так весь день. Бард отказывался отвечать на любые вопросы, касающиеся замыслов Роддери. Он предпочитал говорить о прошлом, но был весьма осторожен, чтобы случайно не рассказать, как устроена ловушка для Мэлгона.

«Ну и молчи», – вздохнув, подумала Рианнон. Беспокоилась она совершенно не напрасно. Они шли целый день, и даже при том, что за солнцем трудно было наблюдать сквозь ветви деревьев, королева поняла, что их путь лежит на запад, то есть к землям Роддери. Сколько же у нее времени? Пока в Диганви заметят ее исчезновение, пока гонец, посланный за королем, настигнет отряд и сообщит о похищении королевы, пока наконец Мэлгон додумается, где ее искать, пройдет несколько дней. А ведь может так случиться, что он вовсе не станет беспокоиться, решив, что жена просто покинула его по собственной воле. При этой мысли сердце Рианнон словно сжала холодная рука, но она тут же сообразила, что это можно использовать против Алевенона.

– Знаешь, а ведь Мэлгон, возможно, вообще не станет искать меня, – заявила она своему пленителю. – Я уже однажды исчезала, и королю потребовалось много недель, чтобы обнаружить мой след. Если так же случится и теперь, то тропа успеет зарасти травой и потом покроется снегом, а уж Роддери просто помрет со скуки, сидя в засаде.

– О нет, король пойдет прямехонько за тобой, в этом-то я не сомневаюсь. А о людях Роддери и вовсе нечего беспокоиться. Если они не справятся со своей задачей, то мне-то что за дело? Я все равно получу тебя.

Алевенон крепче ухватил ее за руку, и Рианнон едва не вырвало. Помимо того страха, который вселял в нее этот мерзавец, она смертельно устала, хотела пить и умирала от голода. Последние несколько часов они, не останавливаясь, брели по лесу, и Рианнон не знала, сколько еще сможет тащиться за своим мучителем. Осмелится ли сказать о своем состоянии Алевенону? Но сообразив, насколько она слаба, он может догадаться о ребенке. Тогда в его руках появится новое оружие.

Очередной приступ тошноты заставил Рианнон потребовать привала. Она остановилась и потянула барда за руку.

– Если ты немедленно не дашь мне отдохнуть, то у меня недостанет сил, чтобы показать тебе обряд в честь Богини, – сказала она. – Ведь сам ты всегда спишь целый день перед тем, как приниматься за чародейство. Так как же ты можешь требовать от меня, от женщины, чтобы я в таком состоянии колдовала?

Алевенон нахмурился, но не решился подгонять свою пленницу. Под его леденящим взглядом Рианнон отчаянным усилием заставила себя выпрямиться и расправить плечи, но так и не сумела скрыть выступивший на лбу пот и бледность лица. Оставалось только надеяться, что бард сочтет это проявлением страха. Он медленно кивнул головой.

– Мы будем идти, пока не найдем поляну, на которой нас достаточно хорошо будет освещать луна. И там останемся до ночи.

 

Глава 32

– Боже праведный, Мэлгон, да откуда же ты знал, что у нас будут гости?

Король не обратил внимания на суеверный страх, написанный на лице Гарета, и жестом приказал людям подтянуться; Всадники наблюдали за небольшой кавалькадой, двигавшейся им навстречу по прибрежному тракту. Ало-зеленый стяг развевался над передовым воином, возвещая о том, что отряд прибыл из земли бригантов.

Мэлгон нахмурился. Всю зиму он не получал известий от северных соседей. Неужто и до них дошли слухи об исчезновении Рианнон или, что еще хуже, о скандальном разоблачении их родства? В любом случае политический союз оказался под угрозой. Может, это и есть причина его дурных предчувствий? За плечом короля облегченно вздохнул Гарет:

– Хороший знак, что их возглавляет Гавран. Он славный малый. Не думаю, чтобы из-за всей этой чепухи касательно Эсилт и Рианнон он изменил свое отношение к нам.

И тут бриганты наконец заметили их и пришпорили своих коней. В нескольких ярдах от кимрского отряда Гавран вдруг издал воинственный крик и направил коня прямо на Мэлгона. Король не знал, обнажить ли ему меч и приготовиться к защите или лучше обождать. Поэтому остался неподвижен. Гавран же поравнявшись с ним, резко осадил лошадь. И вдруг расплылся в радостной улыбке:

– Хо, Мэлгон, и кто же это выдумал, что ты незаконнорожденный? У тебя что, дар предвидения? Ведь мы ни словом не обмолвились о своем визите, а ты все-таки выехал нам навстречу. Невероятно!..

Мэлгон расплылся в улыбке.

– Гавран! – сердечно поприветствовал он друга. – Рад видеть тебя. Что привело к нам храбрых бригантов?

– Что? Так ты ничего не знаешь?! – воскликнул воин, и брови его взлетели в веселом изумлении. – А я-то был уверен, что ты уже успел расспросить свой волшебный горшочек обо всех событиях минувшей зимы. – Гавран выпятил грудь и снова широко улыбнулся. – По справедливости, ты должен склонить голову в знак уважения ко мне. Смотрите же, милорд, перед вами новый король бригантов.

– Ты? – Мэлгон рот открыл от удивления. Да-а, похоже было на то, что северяне не поссорятся с Гвинеддом.

Гавран хохотнул и замотал головой.

– Надо бы мне вызвать тебя на поединок за нанесенное оскорбление, но, скажу тебе по правде, я не меньше твоего удивился, когда избрали меня. – Он указал рукой на крепость, возвышавшуюся на холме. – Так приглашай же нас к своему очагу, и я с радостью расскажу тебе обо всем.

Алевенон остановился наконец на поляне, окруженной дубами. Следом за ним на поляну вышла Рианнон; она шла пошатываясь, держась за живот. За весь день они всего один раз остановились, чтобы напиться из ручья, но с самого утра у нее не было во рту ни крошки. Рухнув на землю, бедняжка испустила вздох облегчения. Потом поглядела вверх и увидела над собой Алевенона. Он, прищурясь, разглядывал свою пленницу.

– Да, должно быть, Богиня – слабоватое создание, если выбирает таких беззащитных и ничтожных, чтобы делиться с ними своей тайной. Я уж начинаю думать, что на самом деле у тебя нет никаких особенных познаний. Может, секрет твоей власти над мужем – лишь в простом любовном влечении слабовольного мужчины к покорной женщине?

Рианнон промолчала. Если Алевенон сомневается в ее магической власти, то это может оказаться только ей на руку. В любом случае у нее не осталось ни капли сил, чтобы вступать с ним в спор.

Бард оторвал глаза от женщины и посмотрел на небо. Только начинало смеркаться, и луна была еще слишком бледна. Рианнон заметила, что он сжал кулаки, и почувствовала, как все тело ее напряглось. «Нет ничего удивительного в том, что подлинная власть все время ускользала из этих когтистых лап, – подумала королева. – Боги не уважают нетерпеливых».

Казалось, минуло всего несколько мгновений, в течение которых можно было отдохнуть, когда Алевенон вдруг заявил:

– Время пришло. Тебе лучше встать и приготовиться.

Рианнон действительно поднялась. «Нет, это ты приготовься», – подумала она.

Забыв о страхе, она заставила себя выпрямиться и воздеть руки к небу. При этом она чувствовала сильные боли в спине; голова шла кругом. Но королева сумела преодолеть боль и сосредоточилась. Ах, как же она неопытна, как не готова!

По лицу и шее Рианнон струился пот; ее преследовали ужасные воспоминания. Другая лунная ночь... Алевенон хватает ее и бросает наземь. Боль и кровь между ног...

На сей раз, напомнила она себе, это может быть не ее кровь, а младенца, живущего во чреве. При мысли об этом ярость охватила Рианнон, ярость, наполнившая ее тело неведомо откуда взявшимися силами. Она не допустит, чтобы этот негодяй убил дитя Мэлгона! Сейчас Великая Прародительница пошлет к ней Морриган, богиню мести и войны. Алевенон заплатит за все!

Тут разум Рианнон прояснился окончательно, и ее наполнила истинная мощь, заставившая затрепетать ее члены и разогнавшая кровь по жилам. Королева открыла глаза. Алевенон смотрел прямо на нее. Она отвернулась и запрокинула голову, подставив лицо лунному свету. Рука ее дотронулась до маленького кинжала у пояса. Лезвие было короткое и изогнутое. Если быть поаккуратнее, то его можно спрятать в руке.

– Довольно! – Голос Алевенона дрожал нетерпением. – Снимай свои тряпки сейчас же. Я хочу видеть твою наготу.

Рианнон набрала полную грудь воздуха. Мысль о том, чтобы обнажиться и остаться такой уязвимой перед этим ничтожеством, ужасала ее. Королева крепче сжала нож.

Повернувшись к врагу лицом и спрятав руку с ножом в складках платья, она сказала:

– Ты тоже должен раздеться. – Ее глаза непреклонно смотрели на Алевенона. – Хочешь, чтобы я раскрыла тебе свои секреты? Так вот. Это один из них.

Алевенон замялся, но все-таки начал развязывать шнурок на штанах. Сбросив их, он поднял над животом подол рубахи. Рианнон передернуло от отвращения. Она отвернулась.

– Чего ты ждешь? – прорычал бард.

Рианнон стянула верхнее платье через голову, оставшись, однако, в белоснежной льняной рубашке, и твердо поглядела в лицо врага.

– Твоя рубаха, – потребовала она.

Губы его скривились в усмешке.

– Сначала ты.

Рианнон выполнила это требование и снова решительно посмотрела на Алевенона. Он ликовал.

– О Рианнон, – ухмыльнулся бард, – ты больше не похожа на тот мешок с костями, каким была прежде. Богиня сделала из тебя женщину. Я даже начинаю думать, что испытаю с тобой что-то вроде удовольствия. Впрочем, я только начинаю так думать.

Королева растянула губы в улыбке, напоминавшей оскал хищника. Она крепче сжала в ладони острое лезвие, когда он шагнул к ней. Мерзкая ухмылка застыла на его лице, а тень от нечесаной головы пала ей на бедра. Он подошел так близко, что Рианнон почувствовала запах давно не мытого тела.

– Твоя одежда, – произнесла она. – Снимай сейчас же.

По-прежнему ухмыляясь, Алевенон задрал подол длинной грязной рубахи и поднял его над головой. Грудь и шея мерзкого существа обнажились. Бард замешкался, стягивая рубаху через голову. Рука Рианнон почти бессознательно сделала выпад, и острие ножа впилось в шею Алевенона.

И тут рубаха слетела с его головы наземь, и бард замер, в изумлении глядя на королеву. У Рианнон перехватило дыхание. Неужели она наяву проткнула эту глотку? Или ей только показалось? Из горла Алевенона потекла алая струя. Глаза его вылезли из орбит, он схватился рукой за рану.

Рианнон не отрываясь наблюдала за ним. Ничто уже не остановило бы алый поток жизни, стремительно покидавшей это гнусное тело. Бард захлебывался собственной кровью, постепенно отдаваясь смерти. Она ожидала, что сейчас на нее нахлынет чувство жалости, но ничего подобного не случилось. Сила, вселенная в нее Богиней, как молотом по наковальне стучала в висках, наполняя Рианнон ликованием. Своим поступком она лишь послужила справедливости. Наконец-то Алевенон лишился даже той ограниченной власти, которой обладал при жизни, наконец жестокость наказана.

Бард рухнул на землю, все еще сжимая пальцами горло. Стоя на коленях и упершись локтями в землю, он корчился и издавал булькающие, хриплые звуки. Рианнон подошла к нему и заговорила, и голос ее был холоден, как свет полночной луны.

– Ты побежден, Алевенон. Пора возвращаться в мир духов. Может быть, там ты наконец-то обретешь то, что ускользало от тебя при жизни. Запомни мои слова, если сумеешь. Власть нельзя добыть силой. За нее надо отдать душу.

Тело Алевенона оцепенело. Рианнон опустилась на колени и дрожащей рукой тронула его. Он не шелохнулся, и она решилась перевернуть его на спину. Остекленевшие глаза уставились ей в лицо. Королева ждала того мига, когда его дух поднимется над оболочкой и предстанет перед нею. Но не слышно было ни звука, кроме тихого шелеста ветра в траве.

Силы покинули королеву, и она вздрогнула, внезапно ощутив холодный ночной воздух. Волна за волной накатывало головокружение. Рианнон вырвало несколькими каплями горькой слюны – это было все содержимое ее желудка. Когда немного полегчало, она доползла до своей рубашки и с трудом натянула ее на замерзшее тело. Ее все еще тошнило от запаха крови и смерти. Холодный лунный свет проник в ее мысли, и она блаженно улыбнулась.

Рианнон открыла глаза. Было уже утро. Над нею склонился Роддери с искаженным от суеверного страха лицом. Когда королева приподнялась, он даже отпрянул.

– Ты, – раздался испуганный шепот, – ты убила его!

Рианнон приподнялась и окинула взором залитую кровью поляну. Труп Алевенона валялся в нескольких футах от нее. Черная кровь под мертвецом уже впиталась в землю, а по траве от него к Рианнон протянулся бурый след. Глаза королевы встретились с глазами Роддери.

– Это не я его убила, – произнесла она. – Это сделала Богиня. Она отправила Алевенона в мир духов, чтобы научить его смирению и состраданию.

Вождь отступил еще на шаг и перекрестился на христианский манер. Он поспешил покинуть поляну, но Рианнон властным голосом проговорила:

– Постой-ка. Я должна сказать тебе кое-что.

Королева поднялась на ноги, подобрала свое платье и быстро надела его, после чего снова повернулась к Роддери. Вождь стоял, не шелохнувшись, на том же месте, где застал его оклик Рианнон; но он сильно побледнел; пот струился по его лицу и всклокоченным седым вискам.

Королева глубоко вдохнула. Богини не было сейчас с ней рядом, но, возможно, она и сама сумеет найти нужные слова, чтобы выразить ее волю.

– Совсем недавно ты усомнился, Роддери. Усомнился в том, что я подходящая пара для короля. Ты строил заговор против меня и моего супруга. Теперь знаешь сам, что меня хранит Великая Богиня, Она отомстит всякому, кто попробует причинить горе мне или моим близким. И если еще хоть раз ты попытаешься обмануть или убить Мэлгона... или кого-нибудь из тех, кто нам дорог, то я призову на помощь всю ярость мщения, на которую способна Госпожа. – И она указала на скрюченный труп Алевенона. – С этим она была милостива, поскольку понимала, что он – слабый мужчина, чей разум отравлен застарелой ненавистью и ревностью. Но ты, – Рианнон с угрозой смотрела на Роддери, – ты-то точно знаешь, что замышлял. За твою алчность и жажду власти Богиня покарает тебя гораздо страшнее.

Вождь беззвучно шевелил губами. Наконец с трудом выдавил:

– Я не верю в Богиню, но пропустить твои угрозы мимо ушей – значит быть дураком. Ведь ты дочь Эсилт. – Он задумчиво хмыкнул, и Рианнон почувствовала, что Роддери немного приободрился. – Я знавал твою матушку в прежние времена, когда Мэлгон еще и не думал претендовать на королевство. Она была настоящей женщиной, темноволосая, белокожая... Эсилт затащила в свое жаркое лоно больше мужчин, чем я мог бы пересчитать. Я всегда говорил, что, будь у нее между ног то же, что у меня, она могла бы править всей Британией.

Роддери умолк. Рианнон настороженно наблюдала за ним. Она уловила какое-то движение в кустах и услыхала шорох за спиной собеседника. Сердце ее замерло, когда в зеленой листве сверкнули копья и доспехи. Роддери привел с собой своих воинов. Он действительно собирался схватить Мэлгона. Вождь смотрел на королеву одновременно с восхищением и неприязнью.

– Но Эсилт не сумела бы хладнокровно убить. Наверное, эту жестокость ты унаследовала от Фердика. Скажи мне, как тебе удалось сделать это?

Рианнон попыталась унять отчаянный стук сердца. Оказывается, Роддери не ведает, кто ее настоящий родитель. Теперь, после смерти барда, эту тайну знают только она и ее муж.

– Алевенон знал, что Богиня мне доверяет, – ответила она. – И хотел разделить вместе со мной ее власть. Он был слишком глуп.

Роддери приблизился к мертвецу и некоторое время молча разглядывал его. Потом покачал головой и поднял глаза на королеву.

– Я ошибался в вас, леди Рианнон, принцесса бригантов. Я думал, что Мэлгон просто из прихоти оставил вас подле себя. Теперь я понимаю: Дракон прекрасно знает, чем владеет.

Седобородый воин вскинул вверх руку. Затем повернулся и пошел прочь. И вдруг, глянув через плечо, прокричал:

– Отправляйтесь-ка к своему супругу, миледи, и родите ему таких же храбрых, как вы сами, и таких же могущественных, как ваш муж, сыновей. Британии еще пригодятся такие люди. – Он снова взглянул на Рианнон, и волчий оскал зубов сверкнул в его густой бороде. – А если родится дочь, то немедленно сообщите мне. У меня пятеро сынов, и я не откажусь породниться с семейством, обладающим такой силой.

Роддери наконец добрался до края поляны и подал знак своим людям возвращаться. Рианнон дождалась, пока последняя пика не исчезнет из виду. Теперь лишь легкий ветерок беспокоил ветки кустарника. Голова закружилась от сознания только что сделанного. Ведь она сокрушила злейшего врага Мэлгона, не пользуясь даже поддержкой Богини. Это она, маленькая Рианнон, сумела развернуть вражеское войско и отправила Роддери восвояси.

Было отчего потерять голову. Хотя, может быть, головокружение – это лишь следствие голода и жажды? Так или иначе, земля уходила у нее из-под ног. Последние часы дорого стоили ей. Все тело ныло и болело. Губы пересохли, язык едва ворочался во рту; голова раскалывалась от боли, а желудок так и выворачивало наизнанку. Если удастся добраться до Диганви, это будет просто чудо. Однако не мешает хотя бы напиться.

Рианнон собралась с мыслями, пытаясь припомнить, где в последний раз видела ручей. Сейчас она находилась в совершенно незнакомом месте и могла лишь догадываться, в какой стороне дом, а также надеяться на то, что на обратном пути наткнется на источник.

Рианнон шла уже несколько часов. Плотные серебристые облака над головой мешали ей следить за движением солнца, но в конце концов, добравшись до шумного ручейка, она догадалась, что уже около полудня. Наконец-то она смогла припасть к холодной, животворной влаге. Слегка освежившись, женщина зашагала бодрее – вместе с лесной водой Богиня влила в нее новые силы.

Но когда солнце начало клониться к западу, Рианнон вновь почувствовала слабость. Каждый шаг давался ей теперь с огромными усилиями. Вокруг нее по-прежнему были незнакомые места, и ей подумалось, что она, наверное, сбилась с дороги. Но Рианнон отогнала от себя сомнения и продолжала путь. Богиня так долго и терпеливо защищала свою избранницу; наверняка она и сейчас ей поможет.

Когда тени деревьев стали уже совсем длинными, Рианнон вдруг расслышала доносившийся издалека топот конских копыт. Сердце радостно подпрыгнуло в груди. Люди Мэлгона отправились за ней! Иначе для чего бы всадники очутились тут?

Опустившись на землю, Рианнон решила, что будет ждать, не сходя с места. Все равно она больше не может идти.

Кавалькада приближалась. Испугавшись, что они проедут мимо, королева вскочила на ноги.

– Вот она!

Всадники приблизились к неподвижной крохотной фигурке. Какое-то мгновение Рианнон и ее муж просто молча смотрели друг на друга. Потом Мэлгон соскочил с коня и подбежал к ней.

– Кто это сделал? – воскликнул он.

Рианнон молча покачала головой. У нее уже не было сил говорить. Потом она сообразила: король принял кровь, перепачкавшую платье, за ее собственную.

– Я не ранена, – успокоила она мужа. – Просто смертельно устала.

– Боже правый, Рианнон, – молвил король. – Скажи, что же случилось?

Королева закрыла глаза. При звуках милого голоса она почувствовала удивительный покой и умиротворение.

– Почему ты здесь? – спросила она. – Я думала, что ты поехал к Кинану.

– Не важно. Все пустяки... Главное, что ты жива.

Она прижалась к мужу, словно наполняясь его силой.

– Меня похитил Алевенон. И заставил последовать за ним в земли Роддери. Это была ловушка. Отправившись за мной, ты угодил бы прямо в плен.

– Алевенон?!

Рианнон открыла глаза и увидела искаженное яростью лицо мужа. При виде его она невольно отшатнулась.

– Алевенон? – повторил король. – Где он?

Рианнон молчала. Станет ли Мэлгон осуждать ее за расправу над чародеем? Всю жизнь ей внушали, что барды были особенным сословием, требующим к себе необычайного уважения. Возможно, убийство одного из Посвященных было ошибкой?

Но нет, она поступила правильно. Она ведь слушалась Богиню. Поэтому Рианнон смело глянула в глаза Мэлгона.

– Я убила его, – призналась она. – Он хотел вновь изнасиловать меня, и за это я перерезала ему горло.

Мэлгон так долго и пристально смотрел ей в лицо, что Рианнон стало не по себе. Наконец он глубоко вздохнул и прижал ее к груди.

– Моя милая жена, как же я недооценивал тебя, даже теперь. Ты так хрупка и слаба на вид, но у тебя просто железная воля.

– Ну как твоя супруга? Ее не украли? – словно сквозь сон донесся до нее голос со знакомым северным акцентом.

Рианнон подняла глаза и увидела Гаврана, который озадаченно разглядывал ее и Мэлгона. Удивление бриганта лишь возросло, когда кимрский король ответил:

– Супруга в порядке, но ее действительно пытались украсть. Похоже, этот ваш бывший бард Алевенон вместе с Роддери решили использовать Рианнон в качестве приманки.

– Алевенон с Роддери? Ну и гнусная получилась парочка! – Гавран с любопытством посмотрел на Рианнон. – Что произошло, моя королева? Как вам удалось бежать?

– Я убила Алевенона, – ответила Рианнон. – Он хотел изнасиловать меня и к тому же собирался убить короля. Я не могла этого допустить.

Глаза Гаврана округлились. И вдруг он громко рассмеялся:

– Клянусь серебряной рукой Ллуда! Правду говорят, что чародея может убить только еще более могущественный чародей. – Он поглядел на друга и с притворным испугом покачал головой. – Я тебя предупреждал или нет, что твоя жена колдунья? Лучше тебе спать с веточкой ведьминой отравы под подушкой, Мэлгон, а то проснешься однажды и обнаружишь, что превратился в летучую мышь или жабу.

– Ну нет, его не случайно зовут Драконом, – улыбнулась Рианнон. – Только представь себе, какой милый дракончик от него родится. С зелененькой шкуркой и глазами, что твои огромные сверкающие рубины.

– Этот дракон, – пробормотал Мэлгон, склонившись к самому ее уху, – хочет только одного – унести далеко в горы самую прекрасную принцессу на свете и держать ее там в своем гнезде вечно.

 

Глава 33

По дороге к Диганви Рианнон задремала, прижавшись к Мэлгону. Несмотря на тряску, вызванную скорым бегом Кинрайта по неровной местности, несмотря на громкие разговоры всадников, она больше не могла противостоять власти сна.

Ей показалось, что уже через несколько мгновений кто-то принял ее из рук Мэлгона. Королева открыла глаза и увидела, что ее держит Бэйлин, а Мэлгон тем временем слезает с коня. Огромные карие очи великана ласково смотрели на нее сверху вниз.

– Миледи, я так счастлив, что с вами ничего не случилось, я действительно очень рад.

Рианнон улыбнулась ему и даже осмелилась провести ладонью по загорелой щеке воина.

– Благодарю тебя, Бэйлин. Мне приятно, что ты тоже разыскивал меня.

– А что же мне еще оставалось делать? Ведь Мэлгон без вас просто жить не может. А я бы собственную жизнь отдал, лишь бы он был счастлив.

– Ну хватит болтать, – проворчал король, подхватывая на руки Рианнон. – Пошушукайтесь мне еще, и я подумаю, что вы оба задумали отправить меня в отставку.

Рианнон прижалась к широкой груди Мэлгона и улыбнулась. Напряженность между друзьями пока еще сохранялась, но должна была вскоре исчезнуть. Король слишком мудр и справедлив, чтобы всю жизнь казнить человека за единственную ошибку во все время его верной службы.

Мэлгон отнес Рианнон в спальню и уложил на кровать. Таффи ворвалась следом.

– Вы бы получше заботились о своей жене, милорд. – Она с упреком взглянула на короля. – Ведь вот уже во второй раз едва не потеряли ее. Безобразие.

– Твое дело – служить госпоже, – проворчал Мэлгон. – Даже такой грязнуле, как ты, должно быть понятно, что ей сейчас необходима баня. Ступай и позаботься, чтобы принесли воды. – Усевшись на кровать возле жены, король покачал головой и, едва рабыня удалилась, сказал: – Не понимаю, как только ты ее терпишь. У нее ужасно дерзкий язык.

– Все-таки она преданна, – ответила Рианнон. – И еще проворна. Она не только позаботится о ванне, но и принесет мне чего-нибудь перекусить, я просто умираю с голоду. Этот ребенок, наверное, родится мальчишкой. Я могла бы целую неделю не отрываться от еды... и все равно уверена, что так и не сумею насытиться.

– Ребенок? – Мэлгон пристально посмотрел на нее, и Рианнон смущенно улыбнулась.

– Я не хотела говорить тебе, не уверившись, что его душа уже пришла в этот мир. – Она удовлетворенно вздохнула. – Теперь уверена. Все то время, что я была рядом с Алевеноном, я ощущала внутри себя новую жизнь. Она заставила меня бороться и выжить.

– Так ты собираешься рассказать, что произошло? – спросил Мэлгон.

– Ты имеешь в виду... Алевенона?

Мэлгон кивнул.

– Не теперь, а прежде. Что он с тобой сделал?

Рианнон снова вздохнула.

– Это такая длинная история, но ты, должно быть, и сам уже кое о чем догадался. – Она легла на спину и заговорила чуть хрипловатым, нежным голосом. – Много лет назад, когда я была еще девочкой, Алевенон пришел к очагу моего отца и спел волшебную песнь...

Мэлгон молча слушал, а когда она добралась до рассказа о насилии, его глаза прищурились и потемнели, а кулаки сжались. Однако он слушал, не перебивая.

Возвращение Таффи с двумя мальчиками-слугами, которые тащили на плечах огромные кувшины, прервало повесть Рианнон. Деревянный ушат, принесенный третьим слугой, быстро наполнили водой, и Таффи велела всем выйти из спальни, а потом обернулась к королю. Но он воскликнул:

– Если в тебе осталась хоть капля разума, женщина, то ты немедленно уберешься с глаз моих!

Вздернув подбородок, Таффи с независимым видом направилась к выходу. На пороге остановилась и поглядела на хозяина.

– Интересно, если я уйду, то кто станет купать миледи? – спросила служанка.

– Я сам! – рявкнул Мэлгон.

Несмотря на усталость, Рианнон не смогла удержаться от улыбки. Когда же Таффи ушла и муж повернулся к ней, Рианнон громко рассмеялась:

– Бедненький ты мой. Ты же сам понимаешь, что она права.

– Я буду тебя купать, – решительно заявил король.

Рианнон поглядела в глаза мужу и при виде той нежности, которая в них светилась, у нее перехватило дух. Мэлгон убрал с милого лица спутанную прядь. Жена опустила веки, когда муж поцеловал ее, и совсем обмякла, когда он снял с нее грязное платье и поднял на руки.

Вода оказалась восхитительно горяча, и большие ладони Мэлгона нежили ее измученное, ноющее тело. Улегшись на спину, она полностью предалась отдыху и неге. Нелегко было отодрать засохшую кровь и грязь, а тем более распутать и вымыть волосы. Наконец, завернув жену в огромную теплую простыню, он отнес ее обратно в постель и попросил закончить прерванный рассказ.

Рианнон продолжила свою повесть. Она говорила медленно и почти без запинки. Теперь ей казалось, что, перехитрив Алевенона и убив его собственными руками, она совершила невозможное. Королева с благоговением рассказывала, как на нее снизошли сила и власть Богини, наполнив душу яростью и жаждой мести, которые и руководили всеми ее дальнейшими поступками.

– Я и впрямь верила, – сказала она, и голос ее задрожал. – Да, я думала, что действую по Ее воле. Мне чудилось Ее присутствие, и я не сомневалась ни в чем. Странно, но теперь мне даже немного жаль Алевенона, потому что у меня было то, чего он искал всю свою жизнь и чего так и не смог найти.

– Жаль его? – нахмурился Мэлгон. – Как можно жалеть человека, грубо оскорбившего тебя? Алевенон заслуживал смерти, причем гораздо более жестокой, чем та, которую он принял из твоих чересчур ласковых рук.

Рианнон покачала головой.

– У него был какой-то душевный изъян – это такая неизлечимая болезнь. – Она смотрела в глаза Мэлгона. – И однако же, он заслуживал того, чтобы отправиться в мир духов. Может, там он найдет то, что искал, и тогда обретет покой. Но большинство мужчин все же чище душой, чем Алевенон. Взять, к примеру, Роддери. Ведь он вовсе не такой уж негодяй, как я раньше думала.

– Да, кстати, расскажи мне о нем, – попросил Мэлгон.

Король в немом изумлении внимал рассказу Рианнон о том, как она, очнувшись от сна, увидела перед собой врага и как запугала его, а потом сумела убедить оставить ее в покое.

– Это так странно и невероятно, – закончила Рианнон. – У меня такое чувство, что он не станет больше сопротивляться тебе, а может быть, даже признает твое главенство.

– Поразительно, – покачал головой Мэлгон. Он наклонился над женой и убрал с ее щеки влажные волосы. – Что ж, мечта сбывается. Тебе судьбой назначено быть моей супругой, Рианнон. Пока ты рядом, Гвинедд в безопасности. Чары Богини – в тебе, и теперь ни один мужчина на свете не посмеет это отрицать.

– Но я не могу не думать о том, что дни моей Богини сочтены, – грустно проговорила королева. – Все больше и больше людей принимают теперь христианского Бога. И я боюсь, что волшебство будет вовсе утрачено. Люди забудут, что они рождены океаном и землей.

Мэлгон встал и подошел к маленькому окошку, прорубленному в толстой бревенчатой стене. Теперь, когда становилось с каждым днем все теплее, кое-где уже начинали снимать ставни, чтобы впустить в жилище долгожданный свет и свежие весенние ароматы.

– Как они смогут забыть? – молвил он. – Ведь Богиня – это все, что есть вокруг нас, Она повсюду. В этом перешептывании духов, которое разносит ветер по холмам, в звоне лесного ручья и блеске молодой листвы.

Рианнон ничего не ответила, только покачала головой. Она вспомнила то, что видела на пути в другой мир. Ей пригрезилась огромная крепость, вся из серебра и стекла. Люди, жившие в ней, никогда не поднимали глаз к небу и не взирали вниз, на пустые поля, на которых не росла даже трава. Их покинула Богиня, и они остались в своей крепости, остались в холоде и голоде.

Мэлгон вернулся к кровати и присел на край. И тотчас же раздался стук в дверь.

– Это Таффи, – сказала Рианнон. – Я уверена, что она в конце концов несет мне поесть.

Однако в дверях появилась вовсе не служанка, а Гавран.

– Не хотел вас потревожить, – сказал он. – Я лишь надеялся осведомиться о здоровье королевы.

– Разумеется. – Мэлгон жестом пригласил его войти.

Бригант приблизился к кровати и склонился перед Рианнон:

– Как вы чувствуете себя, миледи?

– Совсем неплохо, – улыбнулась она. – Синяки и царапины скоро заживут.

– Я рад это слышать. – Гавран в замешательстве взглянул на короля. – Может быть, миледи уже достаточно полегчало, чтобы я мог обратиться со своим предложением, как ты думаешь?

– Рассказывай все с самого начала. Она ведь еще не знает, что ты теперь король бригантов.

– Король? – воскликнула Рианнон.

Открытая, как всегда радостная, улыбка озарила лицо Гаврана.

– Только не надо извиняться за ваше удивление. Должен признаться, что я и сам был поражен.

– Но как же... как это все случилось?

Гость заулыбался еще шире.

– Как вам известно, сыновья Фердика слишком молоды, чтобы командовать войском, а братья оставили клан так давно, что никто не считает их подходящими вождями. Так что пришлось устроить турнир... Ну и я выиграл.

– Подозреваю, что дело не только в этом. Не обошлось без твоей репутации честного человека и доблестного воина, – с улыбкой предположила Рианнон. – Твои люди всегда тебя очень уважали. Я уверена, что, выбирая короля, они прежде всего думали о тебе.

– О, какие теплые слова от прекрасной дамы! – Гавран снова лукаво глянул в сторону Мэлгона. – Однако как ты думаешь, милость ко мне твоей королевы позволит задать ей важный для меня вопрос?

Мэлгон пожал плечами:

– Спроси ее сам.

Гавран лихо преклонил одно колено и взял Рианнон за руку.

– Я действительно польщен тем, что на меня пал выбор, однако все еще тревожусь, что династия Фердика и его предка Канедага прервана. И я подумал, что обязан как-то связать свое семейство с вами, принцессой королевской крови. – Глаза говорившего лукаво, в притворной стыдливости блеснули из-под опущенных век. – Однажды я просил у Фердика вашей руки, миледи, но он мне отказал. Было ясно, что он строил иные планы. Теперь я вижу всю мудрость его решения выдать вас за короля Мэлгона. – Гавран откашлялся, приготовившись сказать самое главное, и лицо его внезапно стало необычайно серьезным. – Но мое намерение породниться с вами осталось в силе. У меня трое прекрасных сыновей, и я хочу предложить вам: если у вас родится дочь, то пусть выберет себе любого из них в мужья.

Рианнон бросила взгляд на Мэлгона, пытаясь понять, как он отреагировал на столь неожиданное предложение. Но король, похоже, не удивился, и всем своим видом предлагал решать ей самой.

– Но я еще не родила, – ответила королева. – Смеем ли мы настолько пренебрегать волей Богини, чтобы устраивать жизнь еще не появившегося на свет человека? К тому же – вдруг у меня будут одни сыновья?

– Но вы не убедите меня, леди Рианнон, что не умеете смотреть в будущее. Убив Алевенона, вы переняли всю его силу и, безусловно, обладаете дарованиями, унаследованными от вашей матушки, Эсилт. Я же знаю, что вы способны видеть будущее. – Гавран взял руку Рианнон и, крепко держа ее, пристально посмотрел в лицо королевы. – Поглядите внимательнее, Рианнон, и скажите, что принесет нам время? И если вы видите дочь, то ответьте на мое предложение, дайте мне хоть малую надежду породниться с вами.

Вконец смутившись, Рианнон поглядела на мужа, потом вновь повернулась к Гаврану. Он был красивым мужчиной, сложением тела и цветом кожи походившим на Фердика, однако не обладавшим той надменностью, которая так портила прежнего бригантского короля. «Нет сомнения в том, что его сыновья столь же щедро наделены красотой и великодушием», – подумалось королеве. Такого свекра, как этот, надо еще поискать. Но все же его настойчивость пугала Рианнон. Разве ее дети не могут сами выбирать свою судьбу? Неужели и ее дочери суждено пройти путь своей родительницы, став разменной монетой в политической игре? Но, словно прочитав мысли королевы, Гавран сказал:

– Я обещаю вам, что девушку не станут неволить, и если она не найдет достойного среди моих детей, то я не посмею настаивать. Все, о чем я прошу, – это чтобы вы прежде других вспомнили о моем предложении.

Видя прямо перед собой этот умоляющий взгляд, Рианнон еще сильнее смутилась. Но все же она закрыла глаза и прислушалась к тому внутреннему голосу, что уже не раз подсказывал самые мудрые из возможных решений. На сей раз голос молчал, зато перед нею поплыли образы. Те самые, что явились в ту страшную ночь в море, когда она собиралась умереть. Тогда она видела не только хрустальные замки и голые поля, но еще и королевских детей, игравших в лесу на поляне. Все они были голубоглазыми и стройными, одни – темноволосыми, другие – рыженькими. И среди них насчитывалось целых три девочки. Рианнон распахнула глаза и глубоко вздохнула:

– Это обязательно должна быть старшая дочь, Гавран, или вас устроит любая?

Бригант от души расхохотался. Отпустив руки королевы, он поднялся с колена. Затем обернувшись к Мэлгону, с наигранным сочувствием поглядел ему в лицо.

– Не пойму, как ты терпишь все это, приятель. При одной мысли о том, что можно быть женатым на женщине, которая видит будущее, меня бросает в дрожь. Неудивительно, что ты остаешься преданным мужем. Как только тебе придет в голову улизнуть, Рианнон живенько приберет тебя к рукам.

– Но я же вовсе не колдую, – запротестовала королева. – Эти предвидения являются как обрывки сна. Я даже не уверена, что все так и будет. – Она указала пальцем на свой живот. – И потом, я предпочитаю сначала положенные десять лунных месяцев выносить сына и пройти через родовые муки, а уж потом думать о дочерях.

– Так это мальчик? – донесся с другого конца комнаты голос Мэлгона.

Рианнон нахмурилась и медленно кивнула:

– Думаю, да. Я не уверена, но мне показалось, что самым высоким в моем видении был мальчик.

– На кого он похож, на тебя или на меня?

Рианнон поглядела на мужа и поняла, что он дразнит ее – Мэлгон улыбался.

– Бессовестный, – проворчала королева. – Ты смотри, о чем спрашивает. Некоторые вещи должны быть неожиданными даже для отца.

– Ну а я должен наконец оставить миледи в покое. – Гавран снова поклонился и направился к дверям. Здесь он задержался, дружески подмигнул Рианнон и вышел.

Она легла на спину и устало вздохнула:

– Ну не знаю. Наверное, зря мы не рассказали ему правду. Нечестно будет отдавать свою дочь бедняге в невестки, ведь во мне самой нет и капли крови Фердика.

– Что ж с того? Пускай думает, что породнился с династией самого Канедага, и радуется. Мы-то с тобой хорошо знаем, что королевская кровь вовсе не имеет никакого значения. – Мэлгон подошел к постели, глаза его заволокло синим туманом. – С тех пор как я узнал правду о твоем отце, я часто думал, что именно от этого юного ирландца ты получила в наследство нежность и добросердечие. Неплохо бы многим королевским фамилиям разбавить свою кислую кровь твоей благословенной силой жизни.

– Силой жизни? – Рианнон наматывала локон волос на палец и глядела на своего красноречивого супруга с истинно королевской надменностью. – Если ты сейчас же не принесешь мне поесть, то боюсь, моя жизненная сила очень тебя разочарует. Клянусь, я так голодна, что могу устроить сцену, достойную твоей собственной огненной ярости.

Мэлгона вдруг будто кто-то ударил. Он заторопился к двери, бранясь и размахивая руками на ходу.

– Черт бы меня побрал! Совсем старый дурень спятил! Вот так заботливая служанка из меня получилась! Едва не заморил тебя и ребенка голодом!

При виде метнувшегося во двор мужа Рианнон лениво, уютно улыбнулась. Не прошло еще и года, как она вышла замуж за грозного короля кимров. Просто удивительно, как он изменился с тех пор.

Еще более удивляли ее собственная зрелость и уверенность в себе. Всего лишь год назад она бы стояла где-нибудь в темном уголке, наблюдая за беседой Мэлгона с Гавраном. Сегодня же бригантский король нарочно пришел сам, чтобы, преклонив колени, искать ее милости. «И ведь дело не только во всесильной Богине», – подумала Рианнон. Она королева по праву. Несмотря на все грехи и падения Эсилт, мать сумела увидеть будущее своей дочери. Пока есть дыхание в этом хрупком теле, Рианнон всеми силами будет помогать Мэлгону нести нелегкое бремя королевской власти.

 

Глава 34

Ей необходимо видеть Мэлгона! Мысль эта внезапно посетила Рианнон в крепостном дворике. И, не теряя времени, она быстро пошла к воротам.

Выйдя из стен Диганви, Рианнон ненадолго остановилась, чтобы отдышаться. Для нее, прежде хрупкой и стройной, первый ребенок оказался довольно тяжелой ношей. Но в беременности была и своя выгода: ни разу за всю зиму Рианнон не замерзла. Вот и сегодня она не боялась пуститься в путь до самой тренировочной площадки в одной только легкой накидке. Ребенок, казалось, согревал изнутри тело будущей матери – так же как думы о нем согревали ее сердце.

Дорога к заснеженному лугу, где махали мечами и метали копья Мэлгон и его воины, сегодня показалась ей особенно длинной. При каждом шаге кости таза и спины болели и ныли. Рианнон даже подумалось, стоило ли так мучиться ради того, чтобы удовлетворить мимолетную прихоть немедленно найти мужа?

Но, приблизившись к цели своего путешествия, она распрощалась с последними сомнениями. Стояла не по-зимнему теплая погода, и многие воины сбросили рубахи. При виде такого количества мускулистых и блестящих торсов Рианнон охватило смутное беспокойство. Если она верно предвидела будущее, то скоро и ее мальчик, который сейчас еще дремлет в животе, примет участие в тренировках на этом самом поле; и его темные волосы и стройный стан заблестят от пота, когда он возьмет в руки меч.

Улыбаясь, Рианнон бросила взгляд на тот край луга, где мудрый Гарет объяснял юношам, как правильно держаться в седле, чтобы не свалиться во время атаки. Мэлгон был среди наблюдателей; он стоял, облокотившись на меч, и его широкая голая спина поблескивала под лучами бледного зимнего солнца.

Королева зашагала по краю ристалища. Никогда она не устанет любоваться той мягкой, животной грацией, с которой он двигался. Красота его фигуры вновь пробудила в ней желание.

Король повернулся к своему собеседнику, и Рианнон залюбовалась своим мужем. Мэлгон отрастил на зиму бороду, подчеркивающую благородство его профиля и синеву пронзительных глаз. Она подошла ближе и во все глаза смотрела на красавца мужа. Хотя на поле было довольно много людей, но ей казалось, что их только двое: она и Мэлгон. Вдруг он запрокинул голову и расхохотался. У Рианнон перехватило дух. Мэлгон прожил на свете уже тридцать четыре зимы, но годы не стерли его красоты.

Снова боль в животе потрясла королеву. Она заставила себя дышать медленно и ровно, покуда спазм не прошел. И все же беспокойство не оставляло ее. А может, и впрямь дитя засобиралось на свет на две недели раньше срока? Младенец действительно был нетерпелив, судя по тому, как он вертелся и кувыркался в животе, едва научившись шевелиться. «Должно быть, все-таки мальчик, – с кривой от боли улыбкой подумала Рианнон. – Только непоседливому мужчине захочется поскорее покинуть мирную колыбель и вступить в этот яркий, холодный, негостеприимный мир».

Мэлгон внезапно обернулся и перехватил ее взгляд. Рианнон почувствовала, что меж ними образовалась какая-то невидимая связь. Она в восторге смотрела на мужа. Вот ее половина. Она будет любить его, пока звезды в небе не сгорят дотла и море не пересохнет.

Король улыбнулся и пошел к ней, а она смотрела, словно видела его впервые, смотрела и удивлялась, что этот красавец принадлежит ей. И тут ее снова пронзила боль, она скрипнула зубами. Мэлгон заметил это и вмиг оказался рядом.

– Рианнон, что?

– Я не уверена...

Глаза его округлились.

– Уже? Началось?

Рианнон замялась. Потом кивнула.

– Ты для этого меня искала?

Королева кивнула. Интересно, что бы Мэлгон сказал, узнай он, что она пришла просто полюбоваться на него? Мэлгон подхватил ее на руки и зашагал к крепости.

– Нужна лошадь, – предложила Рианнон, испугавшись, что он собирается тащить ее на руках до самой Диганви, – Я уже не такая легкая, как прежде. Ты обязательно надорвешься.

Но Мэлгон поглядел на нее так, что стало понятно: протестовать бессмысленно. Потом его спина и плечи будут болеть, а ведь она даже не сможет поухаживать за ним, потому что будет занята с ребенком. Он еще пожалеет об этой глупости. Но сейчас упрямца не переубедить.

Новая схватка. Рианнон забыла обо всем, кроме этих настойчивых предупреждений о наставшем часе. Она закрыла глаза и сосредоточилась. Путь для младенца из материнской утробы в земную жизнь начинал открываться. Женщина заставила себя расслабиться и приготовилась к тому, что сейчас произойдет.

Когда Мэлгон наконец вошел в крепостной двор, неся Рианнон на руках, по лбу его струями стекал пот. Но не из-за тяжелой ноши сердце так бешено билось в груди. Король месяцами избегал дум о предстоящем событии. А теперь дитя уже в пути и больше невозможно отворачиваться от этого пронизывающего ужаса.

Во время родов бывает столько случайностей... Если плод слишком велик или неправильно повернут, то в результате целых суток мучений может появиться мертвый ребенок. Но даже если он выживет, то сама мать рискует истечь кровью или впасть в родовую горячку.

Входя в спальню и укладывая Рианнон на кровать, Мэлгон заставил себя изгнать мрачные думы. Он склонился над женой и пристально вгляделся в бледное лицо. Глаза ее были закрыты, а черты неподвижны и умиротворенны. Он решил, что она дремлет; Но вдруг Рианнон закусила губы – новая схватка сжала ее внутренности.

Ужас петлей сдавил его горло. Рианнон такая маленькая и хрупкая. Казалось, она просто не сумеет вынести всей этой боли и напряжения. О боги, и как же он только осмелился зачать ребенка!

– Мэлгон. – Глаза ее распахнулись, и в них было какое-то непонятное, почти удивленное выражение. – Ты отправил за Арианрод?

– Еще нет. Бэйлин побежал за Гвеназет и Бледдрином. Но если ты хочешь, я могу послать еще кого-нибудь.

Рианнон слабо улыбнулась:

– Ну конечно, хочу. Сейчас она нужна мне здесь. Арианрод не просто замечательная повитуха, ведь это она вдохнула в меня силы для новой жизни. Если бы не Арианрод, я бы умерла и никогда не вернулась к тебе.

Мэлгон склонился ниже и поцеловал жену в лоб.

– Ты боишься, cariad?

Она решительно помотала головой из стороны в сторону.

– Боли – немножко, но я уверена, что вытерплю. «А смерти?» – молча подумал Мэлгон. Неужели вера в могущество Богини способна придать достаточно мужества, чтобы хрупкое существо, подобное его Рианнон, без колебаний подступило к такому решительному рубежу? Он подавил дрожь и подумал, а почему, собственно, его вера настолько не крепка?

Рианнон резко вдохнула, потому что началась новая схватка, и у Мэлгона чуть сердце не выскочило через горло. Жена, наверное, ощутила его напряжение, потому что поглядела на него и спросила:

– Ты боишься?

Теперь уже король покачал головой. Он не хотел, чтобы Рианнон поняла, какой дикий, всеобъемлющий ужас овладел им.

– О нет, просто волнуюсь от сознания того, что происходит. Я так долго ждал этого дня.

– Не надо быть столь нетерпеливым. Первые роды бывают долгими. Наверное, я буду трудиться до самого утра.

Мысль о том, что этот кошмар продлится почти целые сутки, почему-то оказалась неожиданной и как обухом ударила Мэлгона. Он взял себя в руки и поскорее отвернулся от кровати, поскольку был уверен, что не сумеет спрятать свой страх от внимательных глаз жены.

– Я пойду распоряжусь, чтобы послали за Арианрод, – сказал он.

Когда король был уже у самой двери, навстречу ему прыгнула Таффи. Ее побледневшее личико излучало тревогу.

– О миледи, неужели это правда? – спросила она, бесцеремонно не заметив короля и пробегая прямо к постели роженицы. – А воды уже отошли? Схватки частые?

От ее щебета Мэлгон сморщился. Не дожидаясь, пока Рианнон ответит, он поспешно вышел и в темных сенях чуть не расшибся о бегущую в спальню Гвеназет. Пока Таффи сыпала вопросами возле Рианнон, домоправительница нетерпеливо дергала за рукав самого Мэлгона и в конце концов так досадила ему, что он резко высвободился из плена и помчался к воротам. Послав Мабона за жрицей, король замер на месте, подставляя голый торс блеклому зимнему солнцу и дувшему с моря ветерку. Что же еще следует сделать? Вернувшись с учений, он так и не успел еще ни одеться, ни смыть пот и потому побрел к колодцу. Возле него стояло забытое кем-то полное ведро воды. Мэлгон нагнулся и окатил спину. Леденящая влага вернула ему силы, однако не изгнала ужаса, сковавшего внутренности.

Хотя и с опозданием, он подумал, что надо было самому ехать за Арианрод. Но нет, теперь это ни к чему, да он и не решится оставить Рианнон. Вдруг она пошлет за ним, а ей ответят, что он уехал?

Мэлгон уже тысячу раз поглядел в сторону спальни и вздохнул. Он ненавидел эту свою беспомощность и никчемность. Ведь действительно, совсем ничего нельзя сделать: роды – чисто женский удел. Но если все прочие роженицы могут вызывать лишь сочувствие и уважение, то Рианнон... Все в руках Божьих, хотя, скорее, все-таки в руках Богини. Трижды избавив его жену от смерти, она, конечно, не заберет ее теперь.

Эти размышления немного утешили Мэлгона. Он вспомнил спокойное лицо Рианнон и понял, что обязан взять себя в руки. Может быть, снова видя ее перед собой, ему легче будет совладать со своим смятением?

Мэлгон сделал несколько шагов к опочивальне, но потом остановился. Вынесет ли он вид страдающей жены и сознание того, что ничем не способен помочь ей? Тело короля окостенело, и когда его окликнул Бэйлин, он повернулся резко, словно уворачиваясь от удара.

– Господи, Мэлгон, да ты шарахаешься, точно битый пес. Что такое? Ты переживаешь за Рианнон?

Король кивнул. Видя встревоженность друга, Бэйлин широко улыбнулся.

– Сэван заверила, что все в порядке, роды протекают нормально. Если верить ей, то еще до наступления сумерек у тебя будет второй наследник.

– Первенцы трудно появляются на свет, – проворчал Мэлгон, – так сказала Рианнон, и я думаю, она права.

– Послушай-ка, моя Сэван родила пятерых и уж наверняка что-то в этом смыслит. Так вот, она говорит, что этот парень решил удивить нас всех своим проворством.

Мэлгон снова взглянул на двери спальни. Давящий страх вернулся к нему. Ведь если ребенок пойдет чересчур быстро, то у Рианнон могут быть внутренние разрывы, и она истечет кровью. Значит, несколько ближайших часов могут оказаться последними в ее жизни. Он не имеет права из-за своей трусости потерять их. И Мэлгон бросился к опочивальне, продираясь сквозь группку женщин, толпящихся перед входом в сени.

Толкнув дверь в слабо освещенную комнату, он усилием воли заставил себя подавить страх. Он обязан хранить спокойствие.

Вокруг кровати, склонившись, стояли Гвеназет, Бледдерин и Таффи. Из-за них король не видел Рианнон. В углу тихо переговаривались Сэван и Мелангел. Поначалу никто не заметил его появления, но вдруг супруга Бэйлина, прервав беседу, воскликнула:

– О милорд, не пристало вам сюда входить!

При этих словах Гвеназет повернулась и, увидев вошедшего короля, сурово нахмурилась.

– Подожди за дверью, Мэлгон, – приказала она. – Мы пошлем за тобой, когда ребенок выйдет.

Король упрямо покачал головой. Его переполнял страх за Рианнон. Все эти женщины и Бледдрин, окружившие кровать, – это напоминало прощание с умирающей. А вдруг уже поздно? Может, Рианнон уходит?

Прорываясь к ложу, он оттолкнул легкую Таффи. Королева полусидела, опираясь на скатанные валиком шкуры. Глаза ее были прикрыты, а лицо напряглось и сосредоточилось. Мокрые пряди волос вились вкруг ее лица, а грудь быстро поднималась и опускалась. На ней была только рубашка, обтянувшая как-то неестественно высившийся над хрупким телом живот. Маленькая худая рука так крепко вцепилась в простыни, что пальцы побелели.

Глаза Мэлгона остановились на алых потеках, окрасивших рубашку между раздвинутыми ногами Рианнон. Пораженный и напуганный, он рухнул перед ней на колени и прижался лицом к ее руке.

– Милая, Риан, что я могу для тебя сделать? – прошептал он.

Она не отвечала, – ее тело потрясла новая схватка.

Мэлгон хватил воздуха, словно всхлипнул. Он почувствовал, что кто-то пытается оттащить его от кровати. В ушах зазвучал хрипловатый голос Гвеназет:

– Ты безумец! Хочешь, чтобы она утратила власть над болью? Убирайся отсюда. Ребенок уже идет.

Мэлгон поднялся на ноги.

– Нет, я не покину ее. – Он обвел взглядом присутствующих, а потом указал на дверь: – Все, кроме Бледдрина, уходите!

Таффи возмущенно ахнула и схватила короля за руку:

– Да вы в своем уме, милорд? Мужчины не помощники в родах. – И она непримиримо поглядела на лекаря, а потом снова обратилась к Мэлгону: – Ступайте и заодно заберите с собой этого коновала. Миледи в нем не нуждается. Все равно никакого проку.

Бледдрин запротестовал, и тогда одна из женщин двинулась к нему. Они начали спорить. Что-то взорвалось у Мэлгона внутри. Он схватился за меч и погрозил шумной толпе:

– Вы будете повиноваться мне, или я вас проучу! Все вон отсюда!

Голос его дрожал от страдания, но все же был достаточно яростен, чтобы испугать и женщин, и Бледдрина. Все заторопились к дверям. Гвеназет шла последней. На пороге она взмолилась:

– Прошу тебя, Мэлгон. Позволь хотя бы мне остаться. Как раз сейчас такой момент, когда женщине требуется помощь женщины.

Мэлгон поглядел в сторону постели. Рианнон дышала очень странно, лицо ее превратилось в маску страдания. Жуткая паника охватила короля. Он, конечно, хотел быть с супругой, но на самом деле не знал, что и как нужно делать, чем ей помочь.

– Да, останься, – ответил он, не сводя глаз с жены. – Но только ты одна и только если не потребуешь, чтобы я покинул ее.

Гвеназет заторопилась к кровати. Она подняла подол рубашки и внимательно осмотрела госпожу. Мэлгон судорожно сглотнул при виде окровавленной простыни и того, что было между ног у Рианнон. Воспоминание о том, что и Аврора вот так же кровоточила, заполнило его. Он вздрогнул:

– Кровь... Это что, конец?

– Да, уже недолго ждать. Я вижу головку ребенка.

Мэлгон подскочил на месте, горло стиснула горькая судорога. Как может Гвеназет говорить столь спокойно? Рианнон умирает, а она только и думает, что о младенце! Нет, он не перенесет этого. Как он будет жить без нее? Ведь она не просто его любимая, его жена; она часть его души!

Он снова встал на колени у кровати. Лицо его было совсем близко к лицу Рианнон. Он погладил мокрый лоб жены, и Рианнон открыла глаза.

– Пора, – произнесла она тихо. – Я готова к последней потуге. – Легкая улыбка тронула ее губы. – Твой сын рождается.

Мэлгон хотел кивнуть. Глаза наполнились слезами. Какая же она храбрая. Как и Гвеназет, она думает лишь о ребенке. Но он... О, он просто настоящий эгоист! Если дитя будет стоить жизни Рианнон, он никогда не сможет полюбить его.

Черты ее лица снова исказились от боли. Она крикнула. Мэлгон стремительно вскочил с колен. Оторвав ее руку от простыни, он сжал се в своих ладонях.

– Держись, держись за меня, – прошептал он. – Я не отпущу.

Рианнон снова вскрикнула – раз, потом еще раз. Потом тяжко и глубоко задышала. С другого конца кровати донеслись подбадривающие возгласы Гвеназет. Прошло еще несколько мгновений. Мэлгон услышал, как колотится его сердце, потом ощутил пульс на запястье Рианнон. Их ритм, казалось, слился воедино. Мэлгон сосредоточился на жене, желая передать ей не только свои силы, но даже всю свою кровь вместо той, что была потеряна в родах. А ее сотрясла новая схватка. Мэлгон сам вдруг ощутил и сильное давление в животе, и эту боль. Он даже задышал в такт с Рианнон.

Пять, шесть раз – волна за волной подкатывали непрерывно. Новый стон, почти вскрик, сорвался с милых губ. Мэлгон благоговейно смотрел на нее. Сейчас перед ним лежала женщина, совсем не похожая на его нежную, хрупкую жену. Черты лица стали серьезны и сосредоточенны, почти суровы, глаза от напряжения сузились в щелочки, мышцы шеи и плеч натянулись как канаты, а волосы отчаянно, словно яркое пламя, полыхали вокруг лица. Рианнон казалась свирепой и властной. Она набрала полную грудь воздуха и испустила леденящий душу крик.

Этот звук едва не остановил его сердце, и все потемнело в глазах. Мэлгон судорожно пытался овладеть собой. Он сжал ее руку еще крепче и склонился над нею, произнося дорогое имя. Жена откинулась на овечьи шкуры, глаза ее закрылись, а лицо побледнело от изнеможения.

– Рианнон, – умолял король, – Рианнон, не оставляй меня.

Его отчаянная мольба была прервана резким, пронзительным визгом, донесшимся с того конца кровати. Мэлгон оглянулся на странный чужой звук и увидел в руках у Гвеназет что-то красное и сжатое в комочек, совсем не похожее на человека; но это существо потрясало тоненькими ручонками и ножками с бурной энергией и даже некоторой злостью – визг яростного нетерпения принадлежал именно ему.

– Мальчик, – провозгласила Гвеназет. – У вас сын!

Мэлгон встряхнул головой. Все, что имеет значение, – это Рианнон. Он обернулся, испугавшись, что забыл о ней даже на краткий миг.

К его удивлению, глаза жены были открыты, лицо, хотя и измучено, но уже не выглядело таким болезненным. Она смотрела на повитуху и на дитя с удивлением и нежностью. Сухие губы раздвинулись;

– Сын, Мэлгон. У нас сын.

Его тело почти растеклось, растаяло в кресле. Вид новорожденного сына, сосущего грудь жены, заставлял каждый дюйм тела Мэлгона отзываться блаженной дрожью. Ну можно ли представить себе зрелище прекраснее этого? Рианнон еще никогда не была так изумительно прекрасна. Глаза ее в рассветных лучах казались туманно-лиловыми, а бледная кожа словно светилась изнутри... как женское молоко.

Младенец отвернулся от соска и сладко, устало вздохнул. Мэлгон замер и ощутил, что в глазах у него заблестели слезы. Гордый король тряхнул головой. «Похоже, поздние дети делают родителей сентиментальными старыми дураками», – подумал он и охотно сдался, уступив Первенство в этой попытке помериться силами. И что, в самом деле, на него нашло?! С чего он взял, что Рианнон умирает? В своей никчемной панике принял напряжение родильницы за наступающую смерть, а нормальные выделения – за опасное для жизни кровотечение. Спасибо еще всем святым, что Гвеназет, поглощенная заботами о Рианнон, не заметила его кошмарного испуга. Ведь догадайся она, что творилось в голове короля, и первый кимрский муж, отважившийся своими глазами увидеть роды, был бы с позором изгнан из комнаты, заслужив к тому же для всех мужчин репутацию паникеров и безнадежных трусов.

Дрова затрещали и присвистнули в очаге у него за спиной. Арианрод медленно подошла и поправила их. Она вернулась вскоре после того, как младенец впервые закричал. В отличие от других женщин жрица не обнаружила ни малейшего удивления, увидев короля в спальне. «Очень даже хорошо, – сказала она, – что ты своими глазами видел все это. Теперь ты никогда больше не усомнишься в том, что сила и отвага женщин не уступают мужским». «Разумеется, – молча ответил ей Мэлгон, – в этом сомневаться невозможно».

Голос Рианнон прервал думы короля:

– Бридей спит. Подходящий момент, чтобы познакомить Рина с братом, пока малыш не орет во все горло. – Улыбка тронула ее губы.

– Да уж, довольно шумный малый получился. – Мэлгон поднялся и направился к двери. – Несмотря на пока еще очень скромный рост, с легкими у моего сына все в порядке.

Почти весь Диганви собрался в зале, когда туда вышел король. По рядам пронесся радостный ропот, и все в нетерпении окружили властелина. Мэлгон жестом призвал к тишине.

– Королева счастливо разрешилась здоровым сыном, – возвестил он. – Мы назвали его Бридей.

Снова раздались радостные восклицания. Мэлгон недолго выслушивал поздравления, он уже искал глазами в толпе золотистую шевелюру Рина. Мальчик нашелся между Бэйлином и Сэван. На миг взгляды короля и его друга встретились, и между мужчинами прошла теплая волна былой приязни и доверия, ничем не замутненного прежнего чувства.

Мэлгон поманил рукой Рина. Лицо мальчугана и так было празднично, а когда он приблизился к отцу, оно просто сияло от удовольствия. Положив руку на плечо сыну, король снова призвал всех замолчать.

– Теперь у Рина есть брат, но это не вытеснит его из моего сердца. – Он ласково поглядел на мальчика и продолжал: – Я хочу воспитать сыновей в дружбе и чувствах взаимопомощи. И когда-нибудь, когда меня не станет, я клянусь, что они будут совместно править страной.

Снова прокатился рокот здравиц, и мужчины в знак одобрения застучали кулаками по тяжелым дубовым столешницам. Мэлгон повернулся и повел Рина из зала, радостно улыбаясь ему. Переполненный впечатлениями ребенок затараторил:

– Леди Гвеназет рассказывала мне, что поначалу он будет все время только есть и спать. Но, отец, я не стану огорчаться из-за того, что он со мной не играет. Я буду вести себя тихо и нежно. А держать его на руках надо, как будто это крошечный беспомощный щеночек. И если я буду терпелив, сказала Гвеназет, то он скоро вырастет и станет играть со мной, и смотреть на меня как на старшего брата. Вот бы поскорее! Мне всегда хотелось братика. Конечно, собаки – это прекрасно, но ведь они не станут с тобой говорить. А брат будет разговаривать, а может быть, когда-нибудь сможет даже спать вместе со мной в комнате...

Рин продолжал болтать без умолку, и от этого щебетания Мэлгон улыбался так широко, что у него заболела челюсть. Грудь ныла, не переставая, с того самого момента, когда он впервые взял Бридея на руки.

– Теперь потише, – сказал он Рину, переступая порог спальни. – Мы ведь не хотим разбудить братишку. Должен предупредить тебя, что он умеет страшно орать.

Рин смолк и сжал губы.

В комнате было совсем тихо, когда они вошли. Глянув на кровать, Мэлгон увидел, что Рианнон молча взирает на спящего на ее руках младенца. Рин замялся. Тогда отец взял его за плечи и повел за собой.

Рианнон смотрела на приближающихся к кровати мужа и пасынка. Она страшно устала, у нее все ныло, но по сравнению с тем торжеством, которое переполняло ее, всякие физические неудобства казались сущими пустяками. Радость ее парила где-то высоко в небе, вместе с орлами, с поднебесья взирающими на Диганви.

– Иди сюда, Рин, – позвала она. – Поздоровайся с братом.

Мальчик шагнул вперед и прикусил нижнюю губу с выражением неуверенности и сомнения. Он протянул тоненькую ладошку, шершавую и исцарапанную в детских приключениях и играх, и, немного осмелев, аккуратно взял пальчики младенца в свои ладони.

– Гвеназет была права, – серьезно молвил Рин. – Он очень маленький. Я думаю, что даже щенки у Белги родились крупнее.

Мальчик поднял свои голубые, наполненные любопытством глаза на Рианнон, и она сразу узнала в них глаза мужа. Королева рассмеялась и поймала взгляд Мэлгона, окутывающий ее ласковой синевой.

– Мечта сбылась, – сказал король, придвигаясь ближе. – Я ведь всю жизнь ждал этого.

Рианнон покачала головой, и взор ее затуманился от слез:

– Ах, Мэлгон, мечта лишь начала сбываться.