Мэлгон проснулся и сразу же ощутил у себя под боком мягкое женское тепло. Это напомнило ему о давно прошедших временах, когда они с Авророй жили в Каер-Эйри и каждое утро встречали в своей башне. Открыв глаза, он увидел темно-рыжие волосы, разметавшиеся по покрывалу. Один из локонов был зажат между его пальцами. Мэлгон осторожно приподнялся, чтобы снова взглянуть на свою новую жену.

Рианнон спала по-детски, на животе, обернув одеяло вокруг талии и крепко стянув его концы у себя под грудью. Кожа ее была по-особому теплой, и вся она казалась розовой и нежной, как летний цветок. Мэлгон вспомнил ощущение, когда его ласкали ее горячие губы, и ему показалось, что эти длинные мягкие локоны вновь, как и ночью, укрывают его бедра. Он почувствовал, что снова переполняется вожделением и приложил немалое усилие, чтобы немедленно не возобновить ласки. Прошедшей ночью Рианнон не уступила ему. Пробудить ее теперь от глубокого сладкого сна – явно не лучший способ заслужить ее расположение. И тем не менее, несмотря на все доставленное супругу удовольствие, она не хотела или же не могла позволить ему войти в себя. Он вспомнил, как холодна и скованна была вчера Рианнон, как бешено колотилось ее сердце – словно у затравленного зайца. Она вела себя точно перепуганная девственница, однако было совершенно очевидно, что опыт у нее имелся. Мэлгон едва ли мог припомнить, когда в последний раз партнерша столь искусно обращалась с ним. Да и Фердик говорит, что его дочь успела стать женщиной.

Король нахмурился. Это ничего ему не объясняло. Почему же она боялась соития, если уже испытала его прежде? Имел ли этот ужас перед супружескими ласками что-либо общее с тем испугом, который он заметил во время их разговора в ткацкой?

Король почувствовал раздражение, обнаружив, что жар в паху не ослабевает. Слишком он стар, чтобы разбираться в необъяснимых и сумасбродных женских прихотях. Он и так уже достаточно долго проявлял терпение, но нельзя же вечно с покорностью встречать отказ. Вспышка гнева вдруг соединилась с растущим вожделением, и король решился разбудить жену.

Но едва он протянул руку, чтобы погладить ее, как Рианнон беспокойно заворочалась во сне и страдальчески заломила брови. Вдруг с ее губ, похожих на розовые лепестки, слетел длинный тяжкий вздох. Она перевернулась на спину, и мучительная сладость ее черт поколебала намерения Мэлгона. Рианнон выглядела поразительно юной и уязвимой. В нем вдруг пробудился инстинкт защитника. Нет, он не хотел принуждать это застенчивое, хрупкое создание, не хотел усиливать ее и без того мучительные страхи. Он дождется следующей ночи, чтобы завершить брачный обряд.

Мэлгон в последний раз взглянул на свою супругу, затем быстро оделся и вышел из комнаты.

Она была в лесу. Сквозь кроны деревьев на нее светило солнце. В душе царило совершенное спокойствие, и все же Рианнон напряженно размышляла, пытаясь припомнить заклинание, которому учил ее Алевенон. Но, путая ее мысли, над головой шумно щебетали птицы. Одна из них пела особенно громко, её голос перекрывал царящий вокруг птичий гомон. Надо бы сорвать ветку и прогнать ее, но она не могла пошевелиться. Крик птицы становился все навязчивее.

– Рианнон.

Она резко приподнялась. Сон сразу улетучился и позабылся. Возле кровати стояла леди Гвеназет.

– Прошу прощения, если напугала вас, но я уж начала волноваться, думаю, когда же вы проснетесь? Вы проспали почти все утро. Пора позавтракать. Я принесла немного хлеба и сыра и еще несколько абрикосов из монастыря в Конви. У них там удивительный сад.

Гвеназет протянула корзинку с едой, и Рианнон едва удержалась, чтобы с жадностью не схватить ее. Последние несколько дней она слишком сильно нервничала и потому не чувствовала голода. Теперь же бренная плоть молила о пище.

– Мне надо идти, – сказала Гвеназет, глядя, как новая хозяйка впилась зубами в краюху хлеба. – Таффи останется, чтобы помочь вам одеться. – Она указала на неприметную рабыню с каштановыми волосами, ожидавшую у двери. – А когда вы будете готовы, встретимся возле очага в большом зале, и я покажу вам крепость.

Рианнон молча кивнула, потому что рот ее был набит снедью. Она смущенно оглянулась на рабыню. До сих пор у нее не было личной прислуги, и она не знала, как вести себя с этой женщиной.

Не говоря ни слова, рабыня, которую звали Таффи, принялась наводить порядок. Она убрала со стола вино и кубки и подняла разбросанные по полу уже увядшие цветы, затем приблизилась к кровати и начала поправлять постель. Рианнон прикрыла наготу одним из одеял и уселась на стул подле маленького резного столика. Наконец, утолив первый голод, она приготовилась насладиться восхитительным золотистым плодом, который Гвеназет назвала абрикосом. Он походил на маленькое яблоко, но оказался гораздо мягче и слаще.

Мысли Рианнон, словно неудержимым потоком, вынесло из тихой заводи снов в окружавшую ее реальность. Внезапно пробудилась и смутная тревога. Мэлгон ушел, не разбудив ее, а это значило, что брачный обряд все еще не завершен. Беспокойство усилилось. По бригантским законам такой супружеский союз оставался недействительным и легко мог быть расторгнут. Вдруг в этот самый момент Мэлгон говорит ее отцу, что ему не нужна такая холодная и безучастная жена?

Она в панике вскочила со стула. Надо немедленно идти к Фердику и молить его предоставить ей еще одну возможность!

– Миледи, с вами все в порядке? – спросила рабыня, с любопытством разглядывая свою новую госпожу.

Рианнон молча кивнула и снова уселась. Подобные опасения слишком наивны. Если б подобный разговор Мэлгона с Фердиком состоялся, ей давно уже стало бы известно о нем – отец, конечно, сразу же принял бы меры. Похоже, несмотря ни на что, Мэлгон не собирался отказываться от супруги.

Рианнон была уверена, что на его решение повлияло любовное колдовство, к которому она прибегла. Ему понравилось то, что она делала, о да, ему очень это понравилось. На губах молодой королевы зародилась улыбка, когда она подумала о чудесном животворном жаре, которым наполнялись ее руки и рот. Эсилт не обманула. Магия любви опьяняла обоих. А испытанное при этом удовольствие почти совсем вычеркнуло из памяти ужас ночи, проведенной в лесу с Алевеноном.

– Миледи? – Рабыня уже закончила уборку и теперь в ожидании стояла перед своей госпожой. – Пожелаете, чтобы я помогла вам причесаться и одеться?

– Причесаться? – пробормотала Рианнон, все еще не очнувшаяся от своих грез. – Да, пожалуй. Помоги-ка мне заплести косы. Сейчас и так слишком жарко.

– Но Мэлгон любит, когда волосы у женщин распущены.

– Откуда ты знаешь? – спросила Рианнон, изрядно удивившись осведомленности рабыни.

– А как же? Я все примечаю. Вот первая жена господина всегда носила такую прическу, – самодовольно молвила Таффи и принялась гребнем разбирать спутавшиеся пряди Рианнон. – Волосы у нее были длинные и густые, как ваши, только кучерявее. Она очень гордилась ими и никогда не заплетала, чтобы все глядели и завидовали. Другие женщины прямо аж обмирали от зависти! Зато Мэлгон просто упивался красотой своей жены.

Рианнон была столь смущена, что не стала перебивать Таффи, и рабыня беспрепятственно продолжала:

– Да и правду сказать, не зря завидовали. Миледи была высокая и стройная, с пышным бюстом и соблазнительной фигурой. Мужчины так и пожирали ее глазами. Впрочем, немудрено. Она же была романской крови и походила на римлянку. Может, тем и очаровала Мэлгона. Видимо, ему вообще нравятся иностранки, – многозначительно добавила рабыня.

При этих словах Рианнон испугалась. И так не было никакой необходимости лишний раз напоминать ей о ее скромненьком бюсте и почти детской фигурке, о ярком своеобразии ее рыжей шевелюры и веснушках на носу. Вдруг ей подумалось: не нарочно ли собеседница выказывает ей свою неприязнь? Но Таффи стояла за спиной Рианнон, занимаясь ее прической, и потому госпожа не могла видеть выражения лица рабыни, не могла догадаться о ее истинных намерениях. Но все равно, как бы то ни было, надо выведать побольше, решила Рианнон.

– А ты и первой жене Мэлгона прислуживала? – спросила хозяйка.

Таффи рассмеялась:

– Да что вы, тогда я еще возрастом не вышла, служила на побегушках в кухне. Да и леди Аврора была слишком красива и горда, чтобы позволить такой, как я, прикоснуться к ней. Она держала при себе саму леди Гвеназет, которая теперь командует здесь всем хозяйством и распорядилась, чтобы я служила вам. Вообще что правда то правда, я быстрее других могу и дырку заштопать, и прическу сделать.

Болтовня рабыни звучала оскорбительно, но справедливости ради приходилось признать, что девушка была довольно проворна. Таффи расчесала и заплела косы своей госпожи так же быстро, как и справилась с уборкой комнаты. Во всяком случае, Рианнон решила не отказываться от ее услуг. Ей большую часть жизни приходилось исполнять каждую прихоть Нараны, и потому теперь она не могла отказаться от удовольствия иметь собственную служанку. Кроме того, готовность рабыни поболтать о леди Авроре показалась ей довольно заманчивой. Королева чувствовала, что можно еще очень многое узнать о своей предшественнице.

– Ты говорила о первой жене Мэлгона. Он очень любил ее, не так ли?

Рианнон внезапно обернулась и заглянула в серые глаза Таффи, смотревшие внимательно и испытующе. Рабыня медлила с ответом, не зная, чего ей ожидать от этого разговора, а молодая королева поняла, что слишком неумело скрывала свои тревоги. К великому ее облегчению, ответ Таффи прозвучал не насмешливо, а очень серьезно и уверенно:

– Да, он любил ее. Даже, я бы сказала, слишком любил. Едва ли королю позволительно жениться по любви.

Направляясь в большой зал на встречу с Гвеназет и обдумывая слова служанки, Рианнон, как ни странно, успокоилась. Мэлгон не мог польститься на ее прелести, да и вообще не хотел этой свадьбы, но он нуждался в бригантской принцессе совсем по другой причине. Армия, которую давала ему эта женитьба, – вот что оправдывало его решение.

– Как хорошо, что вы уже здесь, – сказала Гвеназет, приближаясь к поджидавшей ее Королеве. – Идемте, я многое должна вам показать.

Экскурсия по крепости началась прямо отсюда, из большого зала, из которого женщины перешли в пекарню, а оттуда – в житницу. Потом, осмотрев кладовки, погреба, пивоварню, маслобойню и только что отстроенную печь для обжига посуды, они, наконец, оказались во фруктовом саду. С любопытством приглядываясь к рядам построек и непрерывно суетящимся вокруг слугам, юная королева старалась не слишком зевать по сторонам, чтобы поспеть за стремительным шагом Гвеназет. Все напоминало о том, что она находится не в обычном лагере племенного вождя, а во владениях могущественного короля. Отец рассказывал ей, что Мэлгону Великому платили дань множество близлежащих рыбацких деревень, окрестных крестьянских и пастушьих хозяйств. А после того как он отвоюет земли во всем Гвинедде, его богатство еще более увеличится.

– Не представляю, как вам удается со всем этим управляться, – заметила Рианнон с нотками почтения в голосе. К тому времени они, наконец, прервали свой обход, чтобы вернуться в пиршественный зал и насладиться полуденной трапезой, состоявшей из ячменных лепешек и меда. – Наверное, приходится помнить обо всем сразу, да к тому же здесь так много слуг, которыми надо распоряжаться.

Гвеназет пожала плечами:

– Я начала помогать отцу по хозяйству, едва мне исполнилось восемь зим. И хотя Диганви гораздо больше нашего имения, но работа та же самая. Вы управитесь, я уверена. Не успеете оглянуться, рабы и прислуга станут подчиняться только вам, как своей госпоже и королеве.

Рианнон отложила надкушенную лепешку.

– Мне? Но я не могу управлять таким количеством людей.

– Да сможете, не беспокойтесь. Как супруге короля вам придется присматривать за хозяйством во время его отъездов.

– Мэлгон собирается возложить на меня заботы о своей крепости?

– Я полагала, что вам тоже захочется этого.

Аппетит покинул Рианнон, и она отодвинула плошку с медом. У нее не просто похитили свободу. От нее ждали, что она взвалит на свои плечи груз обязанностей королевы, тех обязанностей, к которым ее никогда не готовили. Гвеназет нахмурилась:

– Может быть, я слишком многое на себя взяла, посмев что-либо предполагать? Ведь сам Мэлгон никогда не говорил, какую роль он вам отводит. – Лицо ее приняло озабоченное выражение. – Я обязательно поговорю с ним об этом. А сейчас пора заняться другими делами. – Она поднялась и жестом пригласила Рианнон следовать за собой.

– Странно, что ваша матушка не научила вас управлять слугами, – сказала Гвеназет, направляясь в сторону мастерских. – Кимрские девушки с малых лет привыкают к этому.

– Моя мать умерла, а мачеха... Она была слишком поглощена своими сыновьями, чтобы интересоваться мною.

– Простите меня. Я тоже рано лишилась материнского тепла и всю жизнь ощущала это. А ваша матушка, – ласково спросила Гвеназет, – она была бриганткой?

Рианнон покачала головой:

– Нет. Иноземной принцессой. Я очень мало знаю о ней. Кажется, отцу неприятно вспоминать об этом.

– Наверное, она умерла в родах. Мужчины всегда тяжело переживают такое. – И Гвеназет улыбнулась. – Я рада, что Мэлгон женился на вас. Уж слишком долго он горевал о своей первой супруге. Теперь он станет счастливее, к тому же ему очень нужен наследник.

Рианнон отвернулась. Да уж, пока она не очень-то много сделала, чтобы зачать ребенка от своего мужа.

– Ну вот мы и пришли, – весело проговорила Гвеназет, когда они приблизились к ткацкой мастерской. – Мэлгон велел сшить для вас несколько новых нарядов. Так давайте же посмотрим, что тут можно подыскать.

Рианнон последовала за домоправительницей в оживленную комнату. С полдюжины работниц, увидев входящую королеву, улыбнулись и в знак приветствия склонили головы. Освещенное солнцем помещение выглядело совершенно иначе, чем накануне вечером, при свете факела, и Рианнон с большим интересом принялась разглядывать ткани и приспособления, использовавшиеся для рукоделия. Гвеназет быстро направилась к большому сундуку в углу комнаты и начала извлекать из него куски крашеной материи. Отобрав несколько, она стала поочередно прикладывать их к плечам Рианнон, всякий раз прищуриваясь, словно представляя, как будет выглядеть готовое платье.

– Мне нравится этот насыщенный зеленый, и еще голубой, и эта золотистая ткань тоже неплохо смотрится... Шафранный или красный не пойдут к вашим огненным волосам – слишком ярко... Вы лучше смотритесь в мягких красках леса или моря.

С этими словами Гвеназет снова низко наклонилась над сундуком – словно нырнула в него – и вытащила на свет Божий кусок материи мерцающего фиолетового цвета.

– Жаль, он слишком мал, должно быть, остался от чего-то другого. Но вы так миниатюрны, что, возможно, и этого будет довольно. Мэлгон пожелал, чтобы вам сшили хоть одно... особенное платье. Ни одна дама в Диганви не может похвастать нарядом из настоящего шелка.

Рианнон благоговейно уставилась на необычайную ткань, всецело поглощенная мыслью о том, что Мэлгон пожелал одеть ее в столь роскошные наряды.

Гвеназет отложила материю и снова повернулась к королеве.

– Теперь надо вас обмерить. Придется снять платье.

Рианнон беспокойно покосилась на открытую дверь, но ее опекунша покачала головой:

– О нет, не беспокойтесь, никто нам не помешает. Все мужчины на военном совете обсуждают предстоящую кампанию.

Рианнон разделась до нижней сорочки и теперь смирно стояла, покуда Гвеназет с помощью кожаных обрезков измеряла ее пропорции.

– Какая у вас узенькая талия! – восхитилась она. – Сейчас не верится, что когда-то я была почти такой же худышкой. – Домоправительница печально улыбнулась. – От родов меня разнесло.

– Хотелось бы мне быть покрупнее, – задумчиво промолвила Рианнон. – Особенно в груди. Мужчинам больше нравятся женщины с пышными формами. Вот первая жена Мэлгона, она была намного больше меня?

– О, не беспокойтесь об этом, – усмехнулась Гвеназет. – Наш господин не из тех, кто пренебрегает красивой женщиной. И не важно, высокая она или маленькая, полная или худая.

– Но я некрасивая!

– Ах, вы не правы, Рианнон. Я не вижу недостатков в ваших чертах или в фигуре, а уж таким удивительным волосам позавидует любая. Они то горят ярче пламени, то становятся густого бордового цвета, словно красное вино.

– Но у меня на родине все рыжие. Лучше иметь темные, как у кимров, или, наоборот, золотистые волосы. Я слыхала, что такие бывают у саксов.

– Оставайтесь-ка лучше сама собой, – мягко сказала Гвеназет, – Ваша природная красота нуждается лишь в том, чтобы ее немного подчеркнуть несколькими новыми нарядами или украшениями. – При этих словах она неожиданно хлопнула себя ладонью по лбу. – Украшения! Чуть не забыла!

И она повела Рианнон к себе в комнату. Пока гостья разглядывала коллекцию ракушек и корзинок, Гвеназет разыскивала какую-то шкатулку. Наконец, ей удалось отыскать украшенную замысловатой резьбой коробочку из диковинного темного блестящего дерева и с медными замочками. Она открыла коробочку и протянула ее Рианнон.

Девушка чуть не вскрикнула от неожиданности. Никогда еще ей не доводилось видеть таких ослепительных украшений. Шкатулка доверху была наполнена браслетами, гривнами, серьгами и кольцами. Многие из них оказались изделиями не просто из меди или серебра, но из настоящего золота. На некоторых ослепительно сияли бриллианты.

– Какое у вас богатство! – ахнула Рианнон.

– Да нет, это у вас богатство, – ответила Гвеназет, и королева подняла на нее изумленные глаза. – Эти драгоценности принадлежали нескольким поколениям предков Мэлгона. Некоторыми владел еще Канедаг, его прапрадед. Мэлгон – последний в роду, и вам, как его королеве, принадлежит полное право пользоваться всеми этими вещами.

– Но я не могу, – выдохнула Рианнон. – Они слишком... ценные для меня.

Гвеназет ободряюще кивнула:

– Я согласна, что некоторые из украшений чересчур тяжелы и вычурны, но все же тут можно кое-что выбрать. Мы спросим у Мэлгона, нельзя ли поручить кузнецу сделать из этих камней и металла что-нибудь специально для вас.

Рианнон протянула руку и погладила сверкающие зеленые камешки на ожерелье.

– Это напоминает кошачьи глаза.

– Изумруды, – ответила Гвеназет. – Они попали сюда издалека, может, из города Рима, что находится в той стране, где очень жарко и живут неведомые чудовища. Этот цвет пойдет к вашей бледной коже и ярким волосам. А это... – тут Гвеназет достала другое ожерелье, из янтарных бусин, – это прекрасное повседневное украшение, ведь оно довольно простенькое. А вот и подходящие серьги.

Рианнон замялась. Ей очень хотелось надеть это чудное ожерелье. Ведь прежде у нее не было ничего, кроме нескольких бронзовых запястий, да еще незамысловатой золотой гривны, подаренной Эсилт в тот день, когда ее любимица превратилась в девушку. Но мысль о том, чтобы надеть на себя эти произведения искусства, казалась Рианнон просто кощунственной.

Заметив ее смущение, Гвеназет принялась уговаривать молодую королеву.

– Мэлгон хочет, чтобы вы демонстрировали всем его богатство. Что скажут другие кимрские принцессы, увидев супругу своего сюзерена в простеньком платье, без приличествующих ее сану украшений? Они решат, что Мэлгон промотал сокровища своего отца Кадваллона. Вы же не хотите этого, не правда ли?

Рианнон покачала головой, хотя замешательство ее лишь усилилось. Роль жены короля казалась ей все более и более обременительной. От нее требовалось, чтобы она вела хозяйство и наряжалась в неудобные парадные одежды. Ее жизнь больше не принадлежала ей.

Она неохотно позволила Гвеназет застегнуть янтарное ожерелье у себя на шее и, чтобы сменить тему разговора, прежде чем на нее будут надеты тяжелые серьги, провела пальцем по одному из наиболее крупных камней и спросила:

– Что-то я не пойму, откуда у Мэлгона такие ценности? Я и не думала, что он так богат.

– Говаривают, что Канедаг был кем-то вроде пирата. Он много лет грабил британские берега, прежде чем осел наконец в Гвинедде и женился на кимрской принцессе.

– Я слышала рассказы о Канедаге, – ответила Рианнон. – Бриганты тоже считают его своим предком.

– Да, я и забыла сказать, что пращур Мэлгона и прапращур Фердика были братьями. Так что некоторым образом вы приходитесь нашему королю кем-то вроде десятию-родной племянницы. Тем паче вы имеете полные основания носить эти украшения.

– Трудно представить, что мы с ним родственники. У нас так мало общего.

– Да уж, сходство совсем незаметно. Со стороны Мэлгона все темноволосые, как настоящие кимры, тогда как бриганты сохранили огненную масть своих ирландских предков. Однако и те и другие отличаются высоким ростом. Все родственники Мэлгона крупные, если не считать его матери. Она была миниатюрна, как вы. Довольно странно, но ее тоже звали Рианнон.

– Однако и она была брюнеткой, как Мэлгон, – заметила королева.

– Брюнеткой? – в изумлении уставилась на нее Гвеназет. – Верно, но откуда вы знаете?

– Мне говорила Эсилт.

Едва проронив эти слова, Рианнон поняла свою ошибку. Перед самым отъездом из Манау-Готодин Фердик отвел ее в сторонку и предупредил, чтобы она ни в коем случае не упоминала при Мэлгоне имени своей наперсницы. «Между ними что-то произошло в давние времена, – сказал отец. – И если сестра простила старые обиды, то брат – нет. У него в сердце до сих пор осталась какая-то неприязнь к ней». Теперь, увидев, как округлились глаза Гвеназет, Рианнон оценила советы Фердика.

– Эсилт? Но вы, конечно, не имеете в виду сестру Мэлгона? Вы не могли быть с нею знакомы!

Рианнон замялась. Необходимость лгать о своих отношениях с Эсилт претила ей. Сколько можно подстраиваться под всех подряд? Угождать отцу, угождать мужу, теперь еще угождать слугам мужа, отрекаясь от любви той женщины, которая заменила ей мать? Это уж слишком. Пусть знает, что Эсилт не просто знакома, но и дорога ей.

– Нет, я говорю именно о сестре Мэлгона. Она рассказывала мне о своей семье. И часто вспоминала о брате, – смело заговорила Рианнон. – О том, как он красив и храбр и какой он замечательный воин.

Ласковые карие глаза Гвеназет вдруг стали неестественно холодными.

– Странно, что она так нахваливала Мэлгона после того, как едва не уничтожила его!

Рианнон уставилась в пол и стиснула руки, намереваясь защищать свою подругу.

– Я знаю, что между Мэлгоном и его сестрой много лет назад вышло какое-то недоразумение, однако...

– Недоразумение? Так она это называет? – Гвеназет резко передернула плечами, очевидно, вне себя от ярости. – Должно быть, Эсилт забыла поведать, как она сплела целый заговор с целью убить Мэлгона и уничтожить его королевство!

– О нет! – Голос Рианнон превратился в яростное шипение. – Эсилт просто не могла так поступить. Она любила своего брата!

– Любила! – хмыкнула Гвеназет. – Странная, однако, любовь. Замышлять его убить, предать врагам...

– Это Аврора! Мэлгона предала его злая жена! – Испугавшись собственных слов, Рианнон зажала рот ладонью. Не следовало ей нападать па любимую супругу Мэлгона, которой здесь, похоже, все поголовно восхищались.

– Узнаю слова Эсилт! Ах она сука!

Рианнон вдруг затрясло. Желание защитить свою любимицу боролось в ней со страхом оттолкнуть от себя Гвеназет.

– Вы должны меня понять, – сказала она. – Эсилт была добра ко мне. И заботилась обо мне, словно родная мать.

Ярость, искажавшая лицо Гвеназет, сменилась удивлением.

– Как? Эсилт заботилась?

Рианнон кивнула, с облегчением подумав, что вот он, наконец, случай объяснить, кем была для нее эта женщина.

– Она... Она жила в стороне от отцовского лагеря, но часто приходила туда летом. Бывало, она расчесывала мои волосы и рассказывала разные истории... – Голос юной королевы дрогнул. Каким горьким и одиноким было ее детство. Фердик относился к ней как к собственности, безделушке, которую можно со временем обменять на что-нибудь более ценное, что он и сделал, выдав ее за Мэлгона. Мачеха, Нарана, считала ее помехой, еще одним лишним ртом за трапезным столом, еще одним телом, требующим одежды, наконец, еще одной раздражающей неприятностью, живым примером, напоминавшим, что не у одной Нараны такие великолепные косы и такая гладкая и мягкая кожа, с помощью которых она прочно удерживала Фердика в своей постели. И лишь для Эсилт Рианнон была дорога. Лишь эта кимрская женщина дарила ей свою ласку.

– Простите, – немного успокоившись произнесла Гвеназет. Голос ее надломился, гнев исчез, и она тут же взяла себя в руки. – Если Эсилт была вам так дорога, то я не стану говорить о ней плохо. Но учтите, Рианнон, Мэлгон не должен узнать о ваших чувствах к его сестре. Он ее ненавидит. Будет чистым безрассудством дать ему понять, что вы хотя бы встречались с нею.

– Но я...

– Нет. – Гвеназет непреклонно покачала головой. – Обещайте мне, что не будете говорить о ней с Мэлгоном. Если только он узнает, что вы были близки с его сестрой, он никогда не будет вам доверять. И ваш брак превратится в обычный политический союз.

Рианнон ощутила полное крушение своих надежд и свое совершенное бессилие. Ради спокойствия своего супруга придется навеки отказаться от единственного человека на свете, который любил ее. Это было слишком тяжело, слишком больно.

– Обещайте мне, – настаивала Гвеназет. Рианнон стиснула зубы и медленно кивнула:

– Да, я обещаю.