Три дня после возвращения домой Слава не выходил на улицу, отлеживаясь на широкой тахте. Он поднимался с нее, только чтобы поставить на полку прочитанную книгу и взять новую, ну, и когда мать звала есть.

На другое утро после приезда Слава положил перед матерью пачку новеньких десяток:

— Возьми!.. В хозяйстве пригодятся.

— Зачем мне, Славочка? — начала отказываться Анна Ивановна. — У нас всего много, а тебе нужно одеться.

— У меня хватит… На первое обзаведение. Даже на обручальные кольца хватит.

Анна Ивановна, наблюдая за сыном, украдкой вытирала слезы: ее тревожило его постоянное молчание. Целый день, находясь вместе, они фактически не разговаривали, если не считать того, что утром сын говорил ей: «Здравствуй, мама», выходя из-за стола: «Благодарю, мама» — и, отправляясь спать: «Спокойной ночи, мама». На третий день Анна Ивановна не выдержала и попыталась завести разговор. Но он, обняв ее за плечи, мягко попросил:

— Мамуля, ты не сердись, у меня обыкновенная хандра, период акклиматизации… Дай мне побыть одному.

Кулагин-младший и сам не мог понять, что происходит с ним. Апатия, овладевшая им, настолько расслабляла, что иногда ему казалось, он давно и серьезно болен. Может быть, смертельно. И в то же самое время он мог часами, не отрываясь, читать. За три дня Слава перечитал пять томов Бунина.

Через три дня он вышел на улицу и побрел вдоль домов, жадно прислушиваясь к чужим разговорам и смеху, словно очнувшийся после глубокого обморока или только что выпущенный из тюрьмы.

Он обошел пешком почти весь город. И увидел, что за три года город стал другим — раздвинулся, обстроился, похорошел. Что-то еще присутствовало в городе, чего не было раньше. Слава пытался понять, что же именно, но не мог. А дошло как-то сразу и неожиданно: в городе появилось очень много детей. Просто какое-то нашествие детей ясельного и детсадовского возраста.

Случайно Слава оказался около редакции областной молодежной газеты «Смена». Подумав, решил зайти. Поднялся на второй этаж, пошел по коридору. Мимо него, переговариваясь и ругаясь на ходу, сновали озабоченные люди. Никто из них, разумеется, не обращал внимания на Кулагина-младшего: бородой теперь никого не удивишь.

Слава подошел к двери, на которой висела узкая табличка: «Редактор газеты В. А. Игашов», открыл ее.

— Вам кого? — спросила полная женщина, сидевшая за машинкой.

— Редактора газеты, — поколебавшись, ответил Слава.

— По какому вопросу?

— По личному!.. Он мой закадычный друг.

— Он занят.

— Ничего, я подожду.

Слава сел напротив, закинул ногу на ногу. Вообще-то он уже начал раскаиваться, что затеял эту комедию, и теперь думал лишь о том, как бы поприличней покинуть редакцию.

Женщина выдернула лист из машинки и вошла в кабинет, оставив дверь открытой.

— Валерий Александрович, в приемной вас дожидается какой-то молодой человек, — услышал Слава ее голос.

— Что ему надо?

— Не знаю. Хочет говорить только с вами.

— Все хотят говорить только со мной! — разозлился редактор. — Ладно, давайте его сюда.

Слава вошел, не дожидаясь приглашения. Навстречу шагнул худой сутуловатый мужчина.

— Добрый день, — вежливо поздоровался Слава.

— Игашов, — протянул руку редактор. — Чему обязан?

— Кулагин Вячеслав. — Слава пожал протянутую ему руку. — Вы извините, блажь на меня какая-то нашла. Собственно, я к вам так… Без всякого дела…

— Хм, — сказал Игашов, — решили пожелать мне доброго дня? И на том спасибо. Все?

— Все, — облегченно кивнул Слава. — До свидания.

— Нет уж, — вдруг остановил его Игашов, — раз пришли, будьте любезны объяснить — зачем?

— А и сам не знаю, — улыбнулся Слава, — шляюсь вот по городу, наткнулся на ваш молодежный орган. Дай, думаю, пообщаюсь.

— Вы приезжий?

— В какой-то степени.

— А если более определенно?

— Три года жил на Севере. Вот, вернулся под отчий кров. Пока тунеядствую.

— Профессия?

— Работал землекопом, бетонщиком, горняком, коллектором в геологической партии.

— Образование?

— Учился… чему-нибудь и как-нибудь.

— Та-ак… Хотите у нас поработать? — вдруг спросил Игашов. — На гонораре?

— А это как? — сощурился Слава, забавляясь в душе ситуацией, в которой невольно оказался.

— Просто. Трудовая книжка лежит у нас. На учет — партийный или комсомольский — ставим к себе… Вы член партии?

— Комсомолец.

— Стало быть, на комсомольский. Бюллетень оплачиваем по среднемесячной; ну а зарплата — это уж извините. Сколько написал, за то и получи. Устраивает?

— Я раньше никогда не писал.

— Так уж и никогда? — хитро прищурился редактор. — Ну, это поправимо. Научитесь. А не научитесь — выгоним.

— Понятно.

— Слова складывать умеете? Например: «Я вас люблю, чего же боле…»

— У вас в редакции все такие остроумные?

— Не все, но большинство. Вы меня извините, товарищ, но со вчерашнего дня я ничего не ел. Хотите себя попробовать на новом поприще?

— Хочу, — пожал плечами Кулагин-младший. — Где наша не пропадала…

— Могу вам и темку подбросить. Поезжайте, юноша, в кафе «Солнечное» и посмотрите, как там обстоит дело с сервисом. Может быть, вас эта поездка на что-нибудь вдохновит. А не вдохновит, что ж… Кстати, профессор Кулагин из научно-исследовательского…

— Однофамилец, — поспешно перебил Слава.

— А… Ну, до свидания, товарищ Кулагин.

Когда Слава ушел, Игашов достал из ящика стола объемистую папку, полистал вырезки из центральных газет и журналов, аккуратно подобранные и пронумерованные, со следами синего карандаша на полях — восклицательными знаками и пометками. Наконец нашел, что ему требовалось, поглубже уселся в кресле, далеко отставив листы, удовлетворенно прочитал вслух:

— «Вторая премия присуждена молодому журналисту из Магадана Вячеславу Кулагину…» И портрет, только без бороды… В шахтерской каске… За что же, товарищ Кулагин, вас отметили?.. Ах, за цикл очерков о геологах Заполярья! Понятно, товарищ рядовой — необученный! Кого провести хотели? Старого газетного волка? Зубра, можно сказать?! Да я родился между наборной кассой и ротационной машиной… Да я с ходу, верхним чутьем газетчика узнаю. Так-то, брат Слава!

На следующий день, часов около двенадцати, Слава снова пришел к Игашову и положил перед ним несколько мелко исписанных листов бумаги.

Редактор мельком взглянул на них и спросил:

— Уже?

— Да.

— Ладно, оставьте. Потом прочту.

— Нет, сейчас, — твердо сказал Кулагин-младший.

— Не рановато ли вы начинаете диктовать условия, товарищ Кулагин?

— Или вы прочитаете сейчас, или…

— Ого! — воскликнул Игашов. — У вас, оказывается, темперамент… Отдали бы на машинку, что ли, раньше чем нести редактору на стол.

— Я вам продекламирую. — Слава потянулся к листам, лежавшим на столе.

— Куда? — крикнул редактор. — У нас не эстрада!

Игашов взял листы, сбил их в стопочку и вслух прочитал первые абзацы. Потом начал читать про себя, а окончив, рассеянно посмотрел на Славу.

— Ждете, что скажу? — спросил редактор.

— Угадали, — кивнул Слава.

— «Очевидно», «вероятно»… Вводные слова — это плохо для газеты. Газета любит слова определенные, за которыми — факт, только факт.

— Значит, это все плохо, да?

— Рвать будете на моих глазах или предоставите эту возможность мне?

— А вы мне нравитесь, товарищ редактор.

— Вы мне тоже, товарищ Кулагин. Поэтому я беру вашу статью. Знаете, а я не верю, что вы никогда прежде не писали!

— Я и в самом деле не писал. Это на меня что-то нашло, наверное. Боюсь, что на этом все и кончится.

— А я боюсь, что мне придется сразу же взять вас в штат! — рассмеялся Игашов. — Так вот, Вячеслав Кулагин, или я ничего не смыслю в том деле, за которое получаю зарплату, или в ближайшем будущем из вас получится приличный проблематист.

— Кто? — не понял Слава.

— Ну, журналист, поднимающий в своих материалах ту или иную проблему, — пояснил редактор. — При одном условии…

— При каком? — насторожился Слава.

— Постарайтесь в своих следующих материалах, подчеркиваю — в документальных материалах, не придумывать художественных образов.

— Что вы имеете в виду?

— Не догадываетесь? Я говорю об инженере Самсонове, о котором вы написали в начале статьи. Он же плод вашей фантазии?

— Как вы догадались? — прищурился Слава.

— Это же проще пареной репы, — хохотнул Игашов. Он поднялся, подошел к Славе, положил руку на плечо. — Схематичный штамп, для пущей убедительности. Но вы не учли одного… У вас не было даже редакционной писульки, что поручается сбор материалов для газеты и, мол, просьба оказывать вам содействие и так далее. Вы пишете, что ближе познакомились с инженером Самсоновым, при этом вы свидетель его хамства. — Игашов говорил, чувствуя себя в этот момент почти следователем. Он с удовольствием рассуждал, широким жестом приглашая Славу войти в его «творческую лабораторию», понаблюдать, как он, Игашов, логически стройно и последовательно разбирается во всех журналистских тонкостях. Увлекшись, он незаметно перешел на «ты». — Чего ради он станет с тобой разговаривать? Да еще называть свою фамилию… а ты пишешь: «…Уже позже, когда мы познакомились поближе, я понял, что инженер Самсонов всегда деловит и спокоен, даже когда хамит…» Чтобы написать такую фразу, Вячеслав Кулагин, нужно действительно поближе познакомиться с человеком, проявить его. Разумеется, легче просто придумать хама, назвав его первой пришедшей на ум фамилией… Не надо придумывать, Слава! Наблюдай и бери на перо. Усвоил?

Вместо ответа Кулагин-младший протянул редактору маленький листочек.

— Что это? — опешил Игашов.

— Домашний адрес и место работы Евгения Петровича Самсонова. А внизу — его служебный и домашний телефоны.

— Так он реальная личность? — растерялся Игашов.

— Разумеется.

— Хм… Как же вам это удалось? — опять перешел на «вы» редактор.

— А вам никогда не приходилось ковыряться в вечной мерзлоте при актированной погоде?

Игашов подошел к Славе вплотную.

— Трудовая книжка с собой? — тихо спросил он.

— Нет, — покачал головой Слава, — я же не знал, что вам так понравится мое творчество!

— А я знал! — засмеялся Игашов. — Я все знал…

Так Кулагин-младший стал работать в «Смене». Для начала редактор направил его в отдел информации, сказав:

— Там ты пройдешь первый класс газетной школы и на собственных мозолях убедишься, что журналиста кормят ноги. Когда закончишь его благополучно, переведем во второй — в отдел писем. Только полные идиоты могут воротить нос при словах «отдел писем». Уяснил?..

Газета, однажды взяв Славу в свои тиски, уже не отпустила…

Но оставалось сделать еще одно дело, о котором Слава думал каждый день и думал почти с испугом. Однажды он поймал себя на мысли, что сознательно относит срок на завтра, на послезавтра, на послепослезавтра… Однако наступил день, когда он понял: больше тянуть нельзя.

В этот день Кулагин-младший позвонил в регистратуру научно-исследовательского института хирургии и попросил сообщить ему телефон Тамары Савельевны Крупиной.