Глава 1

На камнях в русле высохшего ручья лежал человек. Его черная рубашка и чёрные штаны были пропитаны потом и обильно припорошены пылью Южной Аризоны. В нескольких дюймах от вытянутой правой руки валялась измятая серая шляпа. Его патронташ был полон, но кобура на бедре и ножны на ремне сзади были пусты. Под рубашкой на спине угадывался потайной карман, служивший ножнами, видимо, не замеченный теми, кто забрал остальное оружие.

Человек казался худым, но лишь потому, что при значительном весе в нем не было ни капли лишнего жира — только кости и бугристые мускулы, которые заставляли одежду плотно прилегать к плечам и бедрам.

Утро обещало прекрасный день, и раскаленный диск поднялся достаточно высоко в белесое небо, чтобы угрожать всему, что не находилось в тени. В вышине черными пятнами кружили три стервятника. Они выжидали. По камням пересохшего ручья ползла семифутовая гремучая змея.

Человек приходил в сознание. Он застонал, затем протяжно вздохнул и конвульсивными толчками правой ноги перевернулся на спину. Приоткрыл глаза, но, ослепленный солнцем, зажмурился и замер. Дыхание его сбилось, лицо исказилось в гримасе нахлынувшей боли.

Его лицо было продолговатым, скулы сильно выдавались, рот был твердым, губы тонкими, глаза узкими. Там, где не было многодневной щетины, кожа выглядела дубленой — действие солнца и иссушающего ветра. Волосы были прямыми и цветом спорили с вороным крылом. Длинная челка прятала лоб. Лицо говорило, что этот человек улыбался чрезвычайно редко. Одни женщины находили в нем жесткую привлекательность, другие справедливо считали его безобразным. Мужчины сразу распознавали, что в минуту опасности человек с таким лицом превращается в жестокого и хладнокровного убийцу.

Причиной боли была большая рана над правым глазом. Кожа вокруг нее стала черно-фиолетовой, кровь залила половину лица. Этому человеку подобные ощущения не были внове, ему потребовалось лишь несколько мгновений, чтобы осознать, что его жизнь зависит от того, насколько быстро он сумеет справиться с дикой болью, разламывающей голову.

Он снова открыл глаза. Они были ясно-голубые, скандинавские, в мать. Остальное он унаследовал от отца, который был мексиканцем. Его ровные зубы обнажились в жесткой ухмылке — в вышине улетали, пронзительно вскрикивая, разочарованные стервятники.

— Я вас понимаю, ребята, — сказал раненный вслед мусорщикам. — Кажется, теперь меня тоже устроят только трупы.

Внезапно улыбка испарилась с его физиономии. Человек застыл, дыхание его замерло, вены на шее вздулись от чудовищного напряжения. Не поворачивая головы, он скосил глаза вправо и увидел наползающую гремучку.

Змею, судя по всему, не беспокоил лежащий человек. Если она и видела блестящие ручейки пота, стекающие по грязной коже, то это не изменило ее поведения. Она ползла, неспешно сжимая и разжимая мышцы крепкого тела. Холодные глаза тускло поблескивали, между ядовитыми клыками сновал раздвоенный язык.

Едва позволяя себе вдыхать и выдыхать раскаленный воздух, человек смотрел на рептилию без страха, но с тем вниманием, с каким привык встречать всякую угрозу жизни.

Змея приподняла голову, оценивая препятствие. Наиболее короткий путь пролегал через грудную клетку раненого. В эти мгновения человек не мог даже моргнуть, несмотря на резь от пота, заливающего глазные впадины. Через рубашку он чувствовал тепло змеиной кожи и едва удерживался, чтобы не выдать своего отвращения.

Голова гадины коснулась поверхности земли и она заскользила веселее, подрагивая трещоткой на хвосте. Осознав, что опасность миновала, человек испытал приступ головокружения. Еще секунду он оставался неподвижным, вбирая в онемевшие легкие чистый воздух, потом вскочил, не обращая внимания на боль.

Уловив это движение, гремучка повернулась, вскинула голову и раскрыла пасть, в которой блеснули зубы. Рука человека взлетела за револьвером, но кобура была пуста. Он потянулся к ножу, но его тоже не было.

Змея начала сворачиваться кольцами. Голова раскачивалась из стороны в сторону.

Пригнувшись, человек левой рукой поднял камень, а правую сунул за воротник. Выпущенный, как из пращи, булыжник врезался в свернувшееся тело гремучки. Тварь начала корчиться. Человек прыгнул и подошвами прижал гадину. Она извивалась, пытаясь вырваться. Человек размахнулся. Блеснуло лезвие бритвы, которое кроме адской остроты имело заточенное до кинжальной тонкости острие. Преодолев сопротивление плоти, сталь отделила голову змеи от тела, которое, дернувшись в агонии, замерло навсегда.

Человек, при рождении получивший полное имя, а теперь отзывавшийся только на прозвище Эдж, постоял над мертвой змеей, вытер бритву, вернул ее в карманчик на спине и пошел к валуну, тень которого могла служить защитой от солнца. Он брел, тяжело переставляя ноги, и яркий блик играл на металлической звезде, приколотой к его рубашке. Устроившись в тени, он тяжело вздохнул, в памяти всплыло прошедшее утро. Горечь появилась в его взгляде.

 

Глава 2

Городок Писвилл, что означает «желающий мира», четыре недели вел жизнь, подтверждающую его название. Обязанности шерифа в нем исполнял человек по прозвищу Эдж. Он оправился от потрясения, вызванного смертью брата. И постепенно залечил раны, полученные, когда мстил за него.

Дни он проводил в конторе или прохаживался по двум улочкам, из которых и состоял городок. Жители не испытывали к нему прилива дружеских чувств. Во всем городке только один человек находился в постоянном общении с ним — Гейл, симпатичная служанка ресторанчика, принадлежащего мексиканцу по прозвищу Милашка, куда Эдж заходил три раза в день. Гейл принадлежала к тому типу женщин, которые только и могли разбудить в нем страсть. Упругий стан, высокая грудь, крутая линия бедер — все влекло к ней Эджа. Она подчинялась ему с уступчивостью, присущей только настоящей любви, хотя и сознавала, что он умел только брать, ничего не давая взамен.

О такой жизни Эдж мог только мечтать — еда, сон, любовь. Жалование составляло три доллара в неделю, а обязанности не требовали большего, чем ежевечерний арест единственного городского пьяницы, и водворение его в одну из трех камер шерифской конторы.

Это продолжалось, пока банда Эль Матадора не пересекла границу, отделяющую Аризону от мексиканской провинции Сонора. Все они, кроме одного, были крепкими ребятами. В белых штанах и рубашках, перекрещенных тяжелыми патронташами, пряча усатые лица под сомбреро, они скакали по выжженной равнине, не выпуская ружей из рук. У многих на поясе висели сабли.

Человек, отличавшийся от остальных, был их вожаком по прозвищу Эль Матадор — убийца. Ростом он был не более пяти футов и, на первый взгляд, не внушал опасений, но моложавое лицо — ему не было и двадцати пяти — отражало ту полную насилия жизнь, которая принесла ему эту кличку. Зло читалось в его широко расставленных глазах, в кривом разрезе рта, в твердых скулах, обезображенных шрамом от бокового удара ножом, в остальных чертах, которые излучали постоянную и упорную ненависть.

Эль Матадор скакал на превосходной белой кобыле во главе отряда. Одет он был, как остальные, но его оружие было богаче и лучше. У него был турецкий мушкетон с прикладом из красного дерева, а в кобурах на бедрах висела пара американских кольтов армейского образца. Как только он заметил в неярких лучах рассвета строения Писвилла, он поднял руку и остановился.

В роли лейтенанта отряда выступал человек по имени Мигель. Он был невероятно толст и в правом ухе носил золотое кольцо. Мигель подъехал к вожаку.

— Думаешь, в писвилльском банке могут быть деньжата? — спросил он по-испански.

Эль Матадор покусал в раздумье губы, потом протянул:

— Гринго из Вашингтона выделяют деньги на вознаграждение за поимку преступников. А охотники за преступниками не любят ждать. Следовательно, там должна быть какая-то сумма.

— Но получат её не охотники, — расхохотался Мигель. Эль Матадор не любил, когда смеялись другие. Мигель вспомнил это и быстро занял прежнее место.

В четверти мили от города все спешились и выслушали инструкции Матадора. Банда разделилась на три группы: две по девять и одна в три человека. Эти трое были — Матадор, Мигель и пожилой бандит с лицом, изрытым оспой, по имени Торрес. Одна из больших групп ровным галопом направилась к другой стороне городка. Едва они достигли цели, вперед рванула тройка Матадора, а когда они поравнялись с первыми домами, за ними последовали остальные.

Еще ни один из жителей Писвилла не помышлял о заботах предстоящего дня. На улицах города был только большой белый пес, который хрипло гавкнул на трех скачущих во весь опор мексиканцев и снова стал рыться в мусорной куче.

Бандиты нырнули в тенистую аллею и остановились. Мигель передал Матадору поводья своей лошади и занял позицию, откуда простреливалась вся улица. Матадор завел коней за здание городского банка и привязал их к большому кактусу. Торрес достал объемистый мешок, пристроил его у стены, сложенной из обожженного кирпича, и подъехал к лошадям. Матадор вытащил один из кольтов и свистнул. Мигель с противоположного конца аллеи махнул в знак того, что все готово.

Матадор прицелился и нажал курок. Мешок взорвался с оглушительным грохотом. Лошади взвились на дыбы. Эль Матадор и Торрес, не дожидаясь, пока осядет пыль, бросились к пролому.

А на улице уже раздавался топот обеих групп бандитов, скачущих навстречу друг другу, стреляющих по окнам и дверям безмятежных жителей.

Одна из пуль, разбив оконное стекло, влетела в комнату и ударила в потолок, не причинив особого вреда. Но рой осколков, последовавший за ней, впился в шею спавшего у окна человека и рассадил ему яремную вену, из которой сразу потекла кровь.

Следующей жертвой оказалась девица из заведения Рокки. Она выглянула и шальная пуля снесла ей половину черепа. Ее нагое тело вывалилось вперед, ударилось о выступ крыши первого этажа и скатилось под копыта скачущих во весь опор коней.

Еще одним действующим лицом этой драмы стал владелец банка Норман Чейз. Проснувшись от взрыва и стрельбы, он угадал, что это имеет прямое отношение к банку. Не раздумывая, в ночной рубашке он выскочил на улицу и принялся яростно палить из револьвера, добавляя к пулям отборнейшую брань.

От души посмеявшись над ним, один из всадников вытащил саблю, подъехал к злосчастному банкиру и, сверкнувшим в первых лучах солнца клинком, надвое разрубил Чейзу голову.

Эдж тоже проснулся от взрыва. В его руках тут же оказалась двенадцатизарядная винтовка «Генри», а сам он метнулся к черному ходу. Но двое бандитов, соскочив с коней, одним ударом уже высадили дверь шерифской конторы. Грянули выстрелы и Эдж сразу же кинулся на пол, оглохнув от визжащего рикошета.

Городскому пьянице, который, как обычно, ночевал в камере, повезло меньше. Отскочив от металлического засова, пуля влетела в его открытый рот и разнесла затылок.

В наступившей тишине Эдж услышал спокойный голос с сильным акцентом:

— Стоит вам шевельнуться, сеньор, ну, хотя бы мигнуть, и вы умрете. Прислушиваясь к доносящейся с улицы пальбе, рваный ритм которой нарушил предсмертный вопль Нормана Чейза, Эдж угрюмо ответил:

— Рад бы угодить вам, ребята, но уж очень чешется нос.

— Так почешите, сеньор. И вы навсегда избавитесь от чесотки где бы то ни было.

За три доллара в неделю не стоило рисковать жизнью, и Эдж лежал неподвижно. Один из бандитов забрал его винтовку, другой ткнул дулом в левое ухо. Металл был горячим от недавней стрельбы и слегка подпалил Эджу волосы.

— Поднимайтесь, сеньор, но медленней, как если бы вы были в бочке с патокой.

Эдж так и поступил. Он услышал смешок и почувствовал, как чья-то рука забрала его нож. Наличие оружия при нем объяснялось тем, что Эдж расставался с одеждой, когда купался или занимался любовью. Он медленно повернулся и всмотрелся в лица мексиканцев. Он прочел на них удовольствие и торжество победителей. Они ждали, что Эдж станет просить пощады. Один из них достал из-за уха сигару, закурил ее, а за ухо положил свежую. Тем временем пальба стихла.

— Мы взяли банк, сеньор, — приятельским тоном сообщил один бандит.

— Никогда не доверял подобным заведениям, — проговорил Эдж.

— Разве не ваша обязанность защищать этот банк и его деньги? — спросил другой.

— Хотел бы знать — сколько? — бесцветным голосом спросил Эдж.

— Нас двадцать человек вместе с вожаком, простым парнем по прозвищу Эль Матадор.

— Я имел в виду улов в банке, — Эдж холодно улыбнулся.

Переглянувшись, бандиты ухмыльнулись.

— Я полагаю, Хуан, это умный человек, — сказал первый.

— Умные люди живут долго, — подхватил второй.

— Но не слишком. Оба рассмеялись. Затем, пока первый держал Эджа на мушке, второй принялся обыскивать помещение, вываливая все, что попадалось под руку, на пол. Чем старательнее он исследовал полки и шкафы, тем мрачнее он становился. Даже ключ от сейфа не вернул ему веселья, поскольку внутри оказалась лишь полупустая бутылка виски и не обнаружилось никаких следов денег.

Он отказался от дальнейших поисков и подошел к Эджу. Ростом он уступал американцу, но ружье напарника компенсировало это неравенство с лихвой.

— Итак, сеньор не доверяет банкам. — Он отчетливо выговаривал каждое слово. — Где же, в таком случае, храните свои деньги?

— Я страж порядка, а не бандит, — ухмыльнулся Эдж. — И денег у меня не бывает.

Тыльной стороной ладони мексиканец хлестнул его по скуле. Эдж только моргнул.

— Вы не так умны, как казалось. Наверное, вам придется умереть. Может быть, это будет легкая смерть, а может быть, не очень. Если вы сейчас поумнеете, мы сделаем все очень быстро и безболезненно. — Грязным пальцем он ткнул Эджа за ухом. — Получить пулю сюда — удовольствие по сравнение с тем, когда получишь ее… — его кулак врезался в живот Эджа, сюда! Эдж задохнулся от боли, но не издал ни звука. А мексиканец стал растирать кулак, отбитый об его брюшину, твердую, как доска. Второй, тем временем, краем глаза оглядывал помещение и его лицо внезапно расцвело от улыбки.

— Хуан… — Движением сигары он указал на широкий и высокий шкаф. Первый бандит раздраженно отмахнулся и перевел взгляд на Эджа, но увидел, что у того угрожающе сузились глаза.

— Ты прав. Я думаю, мы нашли их. — Он взобрался на стул и заглянул на верх шкафа. Крик радости вырвался у него при виде денег, аккуратно собранных в толстую стопу. — Какой образцовый, богатенький страж порядка, — сказал он, соскребывая деньги с пыльной доски. — Когда я устану от тягот разбойничьей жизни, нужно будет подумать о работе шерифом в городке гринго.

Даже две с половиной тысячи долларов не стоили того, чтобы из-за них умирать. Но Джимми умер именно из-за двух тысяч, а смерть брата заставляла Эджа смотреть на это другими глазами. Умирать было не обязательно, но рисковать непременно. — Чем, ребята, вы занимаетесь? — раздался властный голос с улицы. Вопрос был задан на том диалекте, который Эдж усвоил от отца.

— Мы выяснили, что у шерифа был собственный банк, поспешно ответил Хуан.

— Выходите.

Второй бандит бросил сигару, раздавил ее носком сапога и ружьем подтолкнул Эджа к выходу.

— Ты слышал, что сказал сам Эль Матадор? Пошевеливайся, скотина!

— А я-то думал, вы меня разыгрываете, — спокойно сказал Эдж.

— Не болтай, ублюдок!

 

Глава 3

Бандиты стояли полукругом перед шерифской конторой. В центре лежал труп Нормана Чейза. Посередине улицы лежало тело девицы из заведения Рокки. Над мертвым банкиром стояли Эль Матадор и Торрес. У ног каждого из них стояли плотно набитые мешки.

Эдж предстал перед всей компанией в сопровождении конвоиров. Ему хватило одного взгляда, чтобы понять, что произошло. Но к главарю он присмотрелся внимательней, чтобы удостовериться, что перед ним не ребенок. На его темном лице он распознал черты, которые были присущи ему самому, и понял, что основой характера коротышки было стремление к насилию.

Матадор тоже почувствовал, что встретил человека, похожего на него и, казалось, был этим немного смущен. Он перевел взгляд на Хуана.

— Сколько вы нашли?

Эдж смотрел поверх голов — не появится ли какой-нибудь вариант возмездия. Он не рассчитывал на это, напротив, подобный оборот был бы для него нежелательным, потому что при появлении даже ничтожной угрозы, бандиты попытались бы убить шерифа. Но он был готов отреагировать раньше всех.

— Сотни долларов. Или даже тысячу. — Хуан гордо вытащил из-за пазухи пригоршню банкнот.

При виде денег Матадор посмотрел на Эджа с оттенком уважения и спросил по-английски:

— Вы здешний шериф?

— Я — не шериф, — ответил Эдж по-испански, чем вызвал удивление Матадора. — Кое-кто убил шерифа. Я прикончил убийцу и город предложил мне эту работу.

— Эти деньги — жалование?

— Нет.

Краткий ответ не понравился главарю, но он лишь пожал плечами.

— Собственно, какая разница, как вы собрали эти деньги. Главное, что они попали ко мне. У денег не бывает постоянного хозяина.

Эдж не ответил, и это опять не понравилось Эль Матадору. Он раскрыл мешок у своих ног и показал Хуану, что ему следует делать. Пока Хуан исполнял приказ, почти все бандиты переминались, провожая взглядом банкноты, но двое или трое сосредоточили внимание на тихой улочке. Она была слишком тихой — это предвещало опасность и заставляло их нервничать.

Эдж наблюдал, как в безветренном воздухе порхают, падая в мешок, старые, истертые, принадлежащие ему банкноты. Высыпав деньги, Хуан попятился, ожидая похвалы. Но Матадор просто махнул и принялся завязывать мешок. А Эдж скользил взглядом по фигуре Хуана, соображая, куда тот мог спрятать объемистую пачку в пятьсот долларов, которые были перевязаны бечевкой и лежали отдельно, потому что Эдж получил их, расправившись с убийцей брата. Он решил, что деньги должны быть в складках свободной рубашки Хуана.

Между тем Эль Матадор осмотрелся и прокричал с акцентом, но достаточно внятно:

— Жители Писвилла! Мы получили, что хотели и уходим. Шерифа уводим с собой. Если раздастся хоть один выстрел, то мы отправим его на тот свет. Затем подожжем каждый дом и заберем с собой всех женщин. После того, как они будут изнасилованы, каждую мы разрежем на кусочки. Решайте, стоит ли этих неприятностей жизнь нескольких вшивых мексиканских бандитов.

Разбойники, понимавшие английский, рассмеялись, показывая, что оскорбления вожака их не задевают.

— Давайте лошадей, — приказал Матадор по-испански и из-за заведения Рокки два человека вывели скакунов. Все вскочили на них и мигом разобрались на группки, способные противостоять любым неожиданностям.

Для Эджа лошади не нашлось. Матадор устроился в седле, поставил перед собой мешок, как и Торрес, и крикнул:

— Шериф, становись перед колонной!

Эдж вздохнул и вышел на середину улицы. Матадор направил на него мушкетон.

— Шагай вперед и учти — это ружье не новое, но осечек у него не бывает. Если нам помешают, оно отстрелит тебе голову одним зарядом. А если ты попробуешь убежать, я возьму ниже, и тогда ты умрешь не сразу.

Эдж пошел. Матадор держался за ним на расстоянии десяти ярдов, сдерживая лошадь. Его люди держались еще дальше, ощупывая взглядами каждый дом, каждое окно. Город казался вымершим. Сзади медленно оседала поднятая пыль.

Внезапно в пыли показался чей-то силуэт. У бандита, замыкавшего цепочку, дрожащий от волнения палец нажал курок.

Выстрел, казалось, всколыхнул все пространство над городом. Эдж напрягся в ожидании обещанного заряда из мушкетона. Но тут же у стрелявшего вырвался нервный смешок, — посреди улицы громадная белая собака распласталась, уткнувшись мордой в кровавую массу мозгов, вытекших на этом месте из разрубленной головы Нормана Чейза.

— Я всегда знал о любви гринго к собакам, — проронил Матадор и добавил, обращаясь к Эджу. — Вы еще поживете, сеньор.

Отъехав от города ярдов на двести, Матадор приказал всем остановиться. Эдж напряженно повернулся к бандитам.

— Теперь вы немного проедете верхом.

— Почему бы нам не пристрелить его здесь? — спросил Хуан. — Погони уже не будет.

У Матадора потемнело лицо и он мрачно поинтересовался:

— Кто из нас предводитель?

— Ты. — Хуан опустил голову.

Матадор кивнул и показал Хуану на Эджа.

— Поедешь с ним, но рядом со мной.

Хуан подъехал к вожаку и Эдж пристроился позади него.

Эль Матадор поднял руку и банда, не спеша, направилась на юг. Один из всадников беззаботно насвистывал. Эдж отворачивался и старался дышать ртом, чтобы не чувствовать исходивший от Хуана скверный запах.

— Где вы научились нашему языку? — внезапно спросил Эль Матадор.

— От отца.

Эдж подосадовал, что приходится разговаривать. Он незаметно наблюдал за Матадором, оценивая, как тот держит мушкетон, как у него в кобуре болтаются револьверы. Его план состоял в том, чтобы перерезать Хуану горло, схватить кольт, прикончить еще парочку бандитов. Конечно, это означало смерть, но цена за жизнь была максимальной. В конце-концов, Эдж решил не торопиться. Один из бандитов должен был умереть в любом случае. Это он знал точно.

— Ваш отец был хорошим учителем. — Сказал Эль Матадор тоном, обещающим дружескую беседу.

— Это его родной язык.

Эль Матадор присмотрелся к нему и кивнул.

— Вы похожи на мексиканца. Как ваше имя?

— Эдж.

— У вас не мексиканское имя.

— Это долгая история.

Матадор поднялся на стременах и вскинул руку. Отряд остановился у высохшего ручья, перерезавшего в этом месте тропу.

— Жаль, сеньор, что у нас нет времени.

Эль Матадор оглянулся. Горизонт колыхался в мареве, как вода. Раскаленный воздух, как густой туман, скрыл Писвилл. Эль Матадор перевел взгляд на Эджа.

— Мне кажется, вы понимаете, почему я не могу оставить вас в живых. Эджу показалось, что в голосе бандита проскользнула нотка сожаления, но он признал это за проявление своеобразного юмора.

— Этого хотят ваши люди.

Хуан заерзал в объятиях Эджа, с тревогой поглядывая на широкий раструб мушкетона вожака, не без основания полагая, что выстрела осталось ждать недолго. И ему не улыбалось соседство с Эджем.

Услышав такой ответ, Эль Матадор чуть не задохнулся от ярости.

— Я никогда не советуюсь с этими подонками. — Он обернулся к своим людям, чтобы посмотреть, как они отреагируют на новое оскорбление, и увидел только добродушные усмешки. — Как видите, они не представляют для меня угрозы. А вот вы, сеньор Эдж… — Матадор вздохнул. — Вашего лица даже я мог бы испугаться, если бы знал, что такое страх. Стоит мне оставить вас в живых, и мне долго придется оглядываться в ту сторону, где мы с вами расстанемся.

— Вас это беспокоит? — ровным голосом спросил Эдж, ощущая, что к старому зловонию, исходившему от Хуана, прибавился запах свежего пота, так усердно тот старался освободиться от американца.

— Я всегда поступаю так, чтобы мне не приходилось оглядываться. — Эль Матадор тряхнул головой. — Особенно когда дело касается кого-нибудь, кто, подобно вам, не упустит случая, чтобы выстрелить в спину.

— Так безопасней, — скромно сказал Эдж и, увидев, что ствол мушкетона принял горизонтальное положение, добавил: быть может я могу выкупить свою жизнь?

Матадор замер. В его глазах появилась подозрительность.

— Где вы возьмете выкуп? Ведь мы отобрали у вас все.

— Не совсем, — буркнул Эдж, железной хваткой придерживая Хуана.

— Сколько вы можете предложить?

— Пятьсот долларов. Правда, банкноты будут слегка помяты. Эдж ослабил хватку, запустил руку под рубашку Хуана и вытащил пачку, перевязанную бечевой. Несмотря на напряжение, Эдж с раздражением подумал, что за время поездки его руки впитали запах Хуана, и теперь их хотелось вымыть.

Матадор перевел взгляд с денег на несчастного Хуана. У того губы беззвучно зашевелились, кадык бешено заходил под небритой кожей. Наконец, его прорвало:

— Я не заметил! Верь мне, Эль Матадор! Как только я обнаружил бы, что они завалились, я тотчас отдал бы их тебе.

— Что ж, отдай их сейчас, — сказал главарь. Всхлипывая от страха, Хуан взял деньга у Эджа и перебросил их коротышке. Эдж следил за происходящим, затаив дыхание. Он понимал, что промедление в долю секунды способно убить его. Собственно и так шансов, практически, не было, но инстинкт заставлял бороться до конца.

В тот момент, когда он увидел, что палец Матадора, лежащий на курке мушкетона, побелел. Эдж откинулся назад, скользнув по крупу лошади. Он еще успел услышать раскат выстрела и почувствовать обжигающую боль возле правого глаза, прежде чем солнце померкло и тьма заволокла его сознание. Но он не знал, что картечь прошла по касательной и лишь оглушила его, содрав кожу с лица. Он не чувствовал, что его тело, ударившись о землю, сползло с края тропы в каменистое ложе ручья. Ему не удалось увидеть, что основной заряд ударил в Хуана, и его голова взорвалась фонтаном крови, обрывками мяса и осколками черепа. А лошадь рванулась вперед, унося всадника, голова которого болталась лишь на нескольких лоскутах кожи.

Торрес поймал брошенную Хуаном пачку и с невозмутимым видом сунул ее в мешок перед собой. Эль Матадор с довольным видом поставил приклад мушкетона на бедро и перевел взгляд со скачущей лошади на неподвижного Эджа.

— Одним выстрелом убил двух птичек. Одна была ворона, но другая — орел.

Затем с его возгласом «вперед!» вся банда ускакала прочь.

 

Глава 4

Эдж не испытывал ни ярости, ни сожаления. Отлежавшись под валуном, он двинулся в Писвилл тем путем, который утром проехал за Хуаном. Его лицо было безмятежно, его сознание бездействовало — в происшедшем не было ничего, над чем следовало думать. Эль Матадор его ограбил и направлялся на юг, к границе. Теперь Эджу нужны были лошадь, револьвер и нож. Его дорога, конечно, тоже лежала на юг.

Городок все еще был в шоке. Все возвращалось в привычную колею, но жители не могли опомниться от пережитого страха, к тому же слишком многое напоминало об утренних событиях. Мужчины заделывали пролом в задней стене банка, домовладельцы пыхтели над разбитыми стеклами, священник в церкви отпевал убитых, на кладбище трудились могильщики.

Когда Эдж появился на улице, направляясь в контору, его фигура вызвала удивление, которое сменилось молчаливым обвинением. Он должен был умереть, если не был предателем. Эль Матадор по пустякам в сделки не входил.

Эдж ничего не замечал. Эти люди не были ему должны, и он не чувствовал к ним ни малейшего интереса. Дружба длилась, пока устраивала обе стороны. Теперь все стало иначе.

— Эдж! — услышал он голос, проходя мимо ресторана Милашки. Не замедляя шага, он повернул голову и увидел Гейл, которая подзывала его рукой.

Она была бледна, в глазах таился страх. Увидев, что он не собирается подходить, она проговорила, понизив голос:

— Ты шагаешь в ловушку.

Оглядев улицу сузившимися глазами, он подошел к Гейл и жестко спросил:

— О чем ты говоришь?

— В твоей конторе тебя поджидают два рейнджера. Эдж оглянулся на свою контору. Все выглядело спокойно. Но он все-таки нырнул в дверь ресторанчика. Внутри было тихо, столики пустовали. В это утро ни у кого не было аппетита.

— Сегодня твой хозяин прогорит с ленчем. — Он заглянул в дверь кухни и повернулся к Гейл. — Где он?

— А мы ничего и не готовили. Милашка заправляет на похоронах. Бандиты убили четверых.

Гейл заперла главную дверь и стала осматривать рану на голове Эджа.

— Рассказывай о рейнджерах, — нетерпеливо приказал он.

— Ты ранен, — возразила она. — Пойдем на кухню, я промою рану и перевяжу тебя, пока инфекция не разошлась.

Он ударил ее пальцами по щеке.

— Рейнджеры!

От боли глаза Гейл наполнились слезами. Но тут же в них засверкало упрямство.

— Можешь избить меня в кровь, но бессмысленно помогать тебе бежать, чтобы через пару дней ты умер от гангрены. Огонь в ее глазах померк, и уже мягче она добавила: — ну, шагай на кухню, дурачок.

У Эджа сжались кулаки, казалось, он готов прожечь Гейл взглядом. Но он повернулся и направился на кухню, расшвыривая стулья. Гейл шла за ним. На ее лице играла лукавая улыбка, которая сразу исчезла, как только Эдж сел на стул и посмотрел на нее. Она знала, как обращаться с ним.

На печи стоял котел с горячей водой. Гейл отлила немного, достала чистую тряпку.

— Они явились час назад, — сообщила она и прижала горячую влажную тряпку к его ране, с раскаянием заметив, что чувствует удовлетворение от того, что Эдж застонал. — У них есть розыскной лист с портретом капитана Джозефа Хеджеса. На портрете лицо, очень похожее на твое, только намного моложе. Там сказано, что этот человек разыскивается, как главный подозреваемый в убийстве.

— Это не было убийством, — проговорил Эдж. — Это было самое начало той истории с братом.

— Как правило, в тонкости никто не вникает. Хеджес — Эдж, наверное, это тебя и выдало?

Он не ответил. Она выплеснула покрасневшую воду, налила свежей и стала смывать размоченную корку крови ниже раны.

— За твою поимку назначена награда. Правда, лишь сто долларов. Его губы растянулись в ледяной усмешке. — Я бы на такие деньги не польстился. Откуда тебе все известно?

— Я думала, что ты можешь вернуться, — спокойно сказала она, плавным движением головы отбрасывая за плечо свои длинные волосы. — Мне не хотелось, чтобы растащили твои вещи, и я пошла за ними в контору. Тогда-то и появились рейнджеры. Они показали мне розыскной лист.

— Весьма признателен, — сказал Эдж, вставая, едва Гейл отступила, закончив работу. — Где вещи?

— Во дворе. — Она нахмурилась. — Там же и моя лошадь. Я накормила и напоила ее к дороге.

Гейл облизала пересохшие губы, когда он подошел к двери.

— Эдж!

— Что?

— Чтобы оседлать лошадь Милашки для меня, не потребуется много времени.

— Там, куда я еду, женщина будет обузой. — Заметив, что она вздрогнула, он подошел и наклонился к ней, прижимаясь губами к ее губам. Ты была бы приятной обузой, Гейл, но все-равно, это — не для тебя.

Слезы навернулись на ее глаза. Найдя его ладонь, она вложила в нее несколько купюр.

— Тут двенадцать долларов, — прошептала она, — все, что у меня есть.

— Я верну тебе по почте.

— Ты не вернешься?!

— Зачем? — Он пристально взглянул на нее.

— Я… не знаю.

— Значит, возвращаться незачем, — буркнул он и ушел.

Хлопнула дверь. Она слышала, как он вскочил в седло.

Лошадь тонко заржала, и топот ее подков сразу перешел в ритм галопа. Гейл опустилась на еще теплый стул и спрятала лицо в ладони, не в силах больше сдерживать слезы. Так и застали ее Милашка и двое каменнолицых рейнджеров.

 

Глава 5

Эдж не имел ни малейшего понятия о том, где проходит мексиканская граница. Он просто ехал, стараясь, чтобы солнце было перед ним. Вокруг расстилался бесплодный, обезвоженный край, украшенный лишь причудливыми скальными выступами, руслами пересохших ручьев и гигантскими кактусами разнообразных форм. Все казалось настолько безжизненным, что даже редкие побеги растительности представлялись сухим хворостом.

Но даже в этой пустыне были свои обитатели. В тени большого камня свернулась гремучка. В другом месте мелькнуло изящное тело медянки. А еще через некоторое время ящерица-ядозуб заставила его лошадь встать на дыбы. Эдж успокоил ее, и она послушно направилась к узкому каньону, прорезающему скальную гряду, вставшую перед ним на горизонте.

У каньона Эдж заметил широкую, перепаханную копытами полосу земли. Всадники опережали его на несколько часов. Эдж вспомнил, что это был единственный на много миль прямой проход на юг.

— Кажется, мои деньги поплыли этим путем, — пробормотал он, присматриваясь к уходящим вдаль отвесным скалам.

При звуках его голоса лошадь насторожилась. Эдж потрепал подрезанную жесткую челку между ушами и, ударив каблуками в бока, пустил ее в галоп.

Человек и лошадь были рады оказаться в тени каньона. Солнце клонилось к западу, и одна стена отбрасывала громадную тень. Дно каньона было пустынным, как и равнина, только здесь было больше валунов и меньше растительности.

Эдж держался в тени, пока видел следы, оставленные бандитами. Но их путь пролегал у восточной стены, так как именно там лежала тень в утренние часы. Когда следы стали теряться, Эдж был вынужден выехать на солнце.

Лошадь рухнула внезапно, на полном скаку. В следующее мгновение Эджу заложило уши многократное эхо выстрела, который размозжил голову лошади. Эдж лежал, укрытый крупом мертвой лошади с одной стороны, но открытый с другой.

Именно там и появились две фигуры. Зная, что ему придется изображать мертвеца, во время падения Эдж повернулся на живот, чтобы дыхание было незаметным, а руки оставались свободными. Теперь, лежа совершенно расслабленно, он наблюдал за ними сквозь ресницы. Стреляли с расстояния ярдов двести и ярдов на сто выше дна каньона. Тот, кто стрелял, был или превосходным стрелком, или везучим дураком.

Эти двое вышли из-за огромного валуна, постояли некоторое время, глядя не него, потом стали осторожно приближаться. Эдж перевел дыхание. Голова все еще кружилась от грохота, тело ломило после удара о землю.

Эдж знал, что будь у него в руках ружье, он снял бы их двумя выстрелами. Но его винтовка находилась в седельной кобуре, оставшейся на мертвой лошади. Добраться до нее незаметно было невозможно.

Правой рукой, которая была не видна приближающимся, он осторожно провел по земле. Единственным оружием, которое он нашел, оказался острый камень величиной с кулак. Эдж крепко сжал его.

— Может расшибся при падении, Люк? — возбужденно спросил один из приближающихся.

— Чертово ружье повело вправо, — яростно сказал другой.

— Правительство платит не щедро. Иногда лошадь бывает дороже всадника.

— Бывает, — согласился стрелок, энтузиазм которого остывал при виде разочарования напарника. — Ты его не знаешь? Интересно, во сколько его оценило бы правительство?

Парочка представляла собой занятное зрелище. Люк был высоким и тощим. Втянутые щеки, запавшие глаза и узкий, острый подбородок. Он был в черном — от лихо заломленной шляпы до истоптанных сапог.

Рядом с Люком шел короткий толстяк. Его лунообразное лицо украшали вислые усы, причем один ус был короче другого. Одевался он тоже в черное. У обоих было по ружью и на бедре висела кобура с револьвером. За свою недолгую службу Эдж узнал многих охотников за преступниками, но эти были ему незнакомы.

— Кто бы он ни был, Чак, — Люк поднял винтовку, — нам все равно.

— Постой. — Чак схватил за винтовку приятеля. — А вдруг он не преступник? Давай повременим со стрельбой.

Люк хмуро усмехнулся.

— Здесь только две разновидности одиноких всадников. Преступники или охотники за ними. Если он из первых, то стоит денег. И денежки эти получить проще за мертвого. А если из вторых, то с мертвым будет меньше хлопот.

Они подошли к Эджу на несколько шагов. Пыль, поднятая их сапогами, уже щекотала ему ноздри.

— Ого! — воскликнул Чак. — У этого парня армейский «Генри». Говорят, его хватает на неделю непрерывной стрельбы.

Чак отложил свою однозарядную винтовку и, перепрыгнув через неподвижного Эджа, который внушал не больше опасений, чем обломок скалы, потянулся к его оружию. Выпустив толстяка из поля зрения, Эдж сосредоточил внимание на Люке, как на главной опасности. Впрочем, он слышал, что Чак вытащил «Генри» из кобуры и передернул затвор.

— Потрясающе! — воскликнул он голосом ребенка, получившего новую игрушку на Рождество.

— Да, — лениво протянул Люк, но сверкнувшие глаза показали, что интонация бывает обманчивой. Эдж отметил, что у него в руках был разбитый «Спенсер». Значит, он был все-таки дураком.

Люк облизнул губы и взглянул на Эджа.

— Я его не узнаю. — Обращаясь к коротышке, он добавил: дай мне взглянуть на это ружье.

Он попытался перешагнуть через неподвижное тело всадника, и в это мгновение Эдж взвился вверх. Чтобы движение получилось более резким, он уперся в землю руками. Его затылок попал в пах противника. Не успел крик зашедшегося от боли Люка смешаться с удивленным восклицанием Чака, Эдж уже стоял на ногах.

Выпрямиться ему удалось не сразу. У него на плече прочно сидел хрипящий от боли Люк. Извернувшись, Эдж швырнул его на землю и тот, уронив винтовку, попытался ухватиться за напарника. Но Чак отступил назад, споткнулся о мертвую лошадь, и в тот же момент камень, брошенный Эджем, с хрустом разбил его маленький нос.

С глухим стуком, подняв облако пыли, Люк упал на землю. Но он оказался крепче, чем казался по виду, и вскочил, оказавшись лицом к лицу с Эджем.

— Моя голова оценена правительством в сотню долларов, проговорил Эдж.

Люк потянулся за револьвером, но Эдж без замаха носком сапога с невероятной быстротой ударил его в живот. Люк осел с совершенно исказившимся от боли лицом.

— Я думаю, что стою больше, — ровно, как ни в чем ни бывало, продолжил Эдж, доставая из-за ворота бритву. Люк стоял на коленях, беззвучно открывая и закрывая рот. Эдж шагнул к нему. Люк, с расширенными от ужаса глазами, покачнулся и рухнул вперед, прямо на подставленное Эджем лезвие. Оно вошло ему под кадык на всю длину.

— Прощай, приятель, — проронил Эдж, вытаскивая лезвие и отталкивая мертвое тело. Потом, почти спокойно, повернулся к Чаку.

Коротышка стоял, рассматривая свою ладонь, которой только что вытирал окровавленный нос. Другой рукой он сжимал «Генри» за ствол. Это было не лучшее положение оружия. Он понял это, едва поднял глаза на Эджа. Они стояли, разделенные трупом лошади, и одному из них в грудь смотрело дуло «Ремингтона».

— Чак! — рявкнул Эдж.

— Вы… вы были в сознании все время?

— Не забудь, что ружье, которое ты держишь в руке, мое.

— Вы убили Люка?

— Он застрелил мою лошадь.

Пот, выступивший на лице Чака, смешивался с его кровью. Он начал дрожать.

— Вы из тех, кто охотится за беглыми преступниками?

— Нет.

— Значит, вы сами…

— За меня назначено сто долларов. А лошадь, которую прикончил твой приятель, одолжила мне моя девушка. — С этими словами Эдж выпустил пулю в руку, сжимающую «Генри». Винтовка упала на землю, а Чак заверещал и закружился на месте, убаюкивая новую рану. Эдж выстрелил еще дважды, вторая рука Чака лишилась двух пальцев и получила аккуратную дырочку в ладони.

— Пощадите! — взмолился Чак, упав на колени.

— Не знаю, какие чувства питала моя девушка к этому животному, но я успел к нему привязаться.

И Эдж всадил остальные заряды туда, где у бедного Чака по мнению Эджа находилось сердце. Коротышка рухнул на землю, конвульсивно дернулся и затих.

— Счастливой охоты за беглыми преступниками на небесах, — скрипуче проговорил Эдж и сплюнул.

— Похоже, ваш револьвер пуст, мистер, — прозвучали спокойные слова. — В отличие от моего ружья.

Эдж окаменел. Голос был женский, звучал из-за спины. Женщина стояла рядом, но не настолько, чтобы решить проблему одним броском.

— Значит, вы умеете считать, — сказал он самым недружелюбным тоном.

— И даже не загибаю при этом пальцы. Бросьте револьвер и повернитесь. Очень хотелось бы взглянуть на добычу, которая стоит сто долларов.

 

Глава 6

Женщина не была красавицей. Изучал ее, яростно сжав зубы потому, что позволил женщине поймать себя, Эдж решил, что она просто уродлива.

Высокого роста, с изможденным грязным лицом, она с нескрываемым интересом смотрела темными воспаленными глазами. Розовая полоска рта оттенялась выгоревшей на солнце кожей и длинными всклокоченными волосами цвета прелой соломы. Она была одета в серую бесформенную робу, свисавшую от шеи до самых лодыжек, полностью скрадывая особенности фигуры. Из рукавов торчали костлявые руки, которыми она сжимала ружье. Она казалась слабой и усталой, но для выстрела много сил и не требовалось. Ружьишко было неважным — старая «гармоника Роланда», самовзводящееся, с вертикально расположенным магазином. Более пригодное для упражнений, чем для серьезного дела, женщине оно было в самый раз.

Женщина держала оружие с неохотой. Она стояла рядом с громадным валуном. Эдж решил, что она перебралась туда за Чаком и Люком во время драки.

— Ну, что вы высмотрели? — спросил он.

Рассмотрев лицо, она скользнула взглядом вниз и с удивлением остановилась на его широкой груди.

— Почему вы сказали, что стоите сто долларов? Проследив ее взгляд, Эдж посмотрел на свою сияющую шерифскую звезду. С усмешкой он кивнул на два трупа:

— Сожалеете, что напрасно старались? Эти двое были вашими друзьями?

— Я ехала с ними.

— С которым из них вы спали?

— Они каждую ночь менялись. — Вопрос ничуть ее не оскорбил.

— Тогда и слез горя должно быть в два раза больше.

— Женщине, у которой глаза на мокром месте, нечего делать в этих краях. — Она шагнула назад. — Кто-нибудь заплачет, если я вас сейчас застрелю?

Эджу понравилось слово «если». Он вспомнил Гейл, которая могла бы всплакнуть о нем. Но она была из прошлого, а прошлое для людей его склада не существовало. Сейчас его занимала другая женщина, та, что стояла перед ним с ружьем наперевес.

— Никто не заплачет, — отозвался он.

Она обрадовалась и кивнула. Сознание того, что на земле есть еще один столь же одинокий человек, как она сама, вызывало у нее призрак надежды. Она подняла ружье, металл блеснул на солнце. Ее палец на курке побелел. Эдж напрягся, приготовившись все-таки прыгнуть вперед. Внезапно дуло опустилось, грянул выстрел, пуля выбила каменную крошку у ног Эджа.

— Вы должны знать, мистер, что я могу вас спокойно ухлопать. Теперь ружье оказалось у нее в левой руке, перехваченное у ложа дулом вниз. Она показывала, что с угрозами покончено. Эдж поднял пистолет, спрятал его, улыбаясь, медленно подошел. И лишь оказавшись совсем рядом с ним, всмотревшись в его глаза, она поняла, что улыбка маскировала бешеную злобу.

Он вырвал ружье, ладонью ударил ее по щеке. Потом еще, снова и снова…

Она даже не пыталась отступить назад. Глаза ее были пусты, рот сжат в тонкую линию. И ни звука, ни вздоха не вырывалось из ее груди.

Когда он остановился, задыхаясь от недавнего напряжения, рассматривая выступающие на ее худом лице свежие синяки, она сказала без всякого выражения:

— Я уже встречала мужчин, подобных вам. Они обходились со мной и похуже.

Эдж кивнул, соглашаясь. У него даже мелькнула мысль, что если бы побои однажды прекратились, она могла бы и заскучать.

— Я могу значительно повысить качество, — процедил он сквозь зубы. Она презрительно передернула плечами, которые состояли, казалось, из одних углов.

— Я женщина, и всегда найду возможность перехитрить вас. Куда вы держите путь, мистер?

Казалось, не было ни выстрелов, ни побоев. Голос звучал ровно и предлагал спокойный, доверительный разговор.

— По своим делам.

— У меня совсем нет денег и мало припасов, — сообщила она. — А это плохие места для одинокой женщины.

Эдж сплюнул и поднял руку, но более плавным движением. Его пальцы ощупали костлявую шею женщины, прошлись по узким плечам, накрыли маленькую, твердую грудь, обследовали выступающие ребра и замерли на твердом, как камень, животе.

Она переносила эту новую форму знакомства с молчаливой покорностью. Как и побои, она проходила этот экзамен, пусть не по своей воле, далеко не первый раз.

Эдж шагнул назад.

— У меня нежная кожа, — с сардонической усмешкой заявил он, — я побаиваюсь о вас уколоться.

Женщина осталась бесстрастной, как и раньше.

— Я хорошо готовлю… Кажется, вы направляетесь в Мексику, мне тоже нужно туда.

— Я путешествую налегке.

— Со мной не будет никаких хлопот. — Впервые в ее голосе и на лице появилось волнение. — Ну, хотя бы до ближайшего города.

— Интересно, что бы вы стали делать, если бы не оказалось ни одного мужчины, которому вы можете навязать свое общество?

— Я привыкла использовать любой шанс.

— Приведите двух лучших лошадей.

С заметным вздохом облегчения, женщина повернулась и направилась к огромному скалистому выступу.

Эдж снял с убитой лошади седло и уздечку. Вытер со своего «Генри» пыль и перезарядил «Ремингтон». Новая попутчица вернулась с парой лошадей. Одна из них была крупная гнедая кобыла, вторая поменьше, пегая. Обе были оседланы.

— Как ваше имя? — спросил Эдж.

— Эми.

— Хорошо звучит, — сказал Эдж, убирая револьвер в кобуру. — Что вовсе не соответствует вашей внешности.

— А как вас зовут?

— Все называют меня Эджем.

— Вполне подходит к вам.

Эдж отошел в сторону, уселся, прислонившись к валуну, и надвинул шляпу на глаза, не сводя с женщины глаз на тот случай, если она вздумает подобрать оружие ее мертвых компаньонов или собственную «гармонику», которая валялась возле трупа его лошади.

— Вернемся к вашим притязаниям на знание кулинарии, проговорил он. — Если мне не понравится то, что вы приготовите, я отрежу кусок от вас и посмотрю, не станет ли он мягче, отварившись в этом котелке.

Женщина привязала лошадей, собрала хворост, развела костер. Продукты она достала из сумки, висевшей на гнедой, а воду взяла из бутылей, которыми была обвешана пегая. Склонившись над котелком, она принялась напевать. Во время разговоров голос ее резал уши, но в песне он становился таким нежным и чистым, что это заставило Эджа приподнять шляпу и взглянуть на нее. Но он тут же надвинул шляпу обратно, потому что изменился лишь голос, все остальное было прежним.

— Вы из Техаса?

— Нет, с чего вы взяли?

— Там есть Лоредо.

— Мне нравится эта песня, — ответила Эми, помешивая в котелке, из которого доносились такие ароматы, что Эдж принюхивался к ним помимо воли.

— Я родом из штата Мэн. А вы?

— Это мое дело.

Женщина, уткнувшись в котелок, продолжала напевать, но уже вполголоса. Эджу понравилась мелодия, к тому же жара стала удушающей, поэтому он задремал.

Проснулся он, ощутив, что чьи-то пальцы приподнимают край его шляпы. Одна его шляпа осталась в Писвилле, поэтому этой он очень дорожил. Схватив чье-то тонкое запястье, он нащупал бритву. Крик боли и удивления остановил его. Он открыл глаза и увидел испуганное лицо Эми.

— Леди… пробормотал он.

— Я вас разбудила. Вы рассердитесь, опять будете меня бить? Эдж увидел в другой ее руке металлическую миску, полную еды, от запаха которой рот Эджа наполнился слюной.

— Это что?

— Тушеная говядина с картошкой, — ответила Эми, протягивая ему миску с торчащей ложкой.

Он взял миску и принялся за еду. Эми стояла рядом.

— Ну как? — спросила она через некоторое время тоном, который показал, что ответ ей известен.

Эдж скривился.

— Неплохо. Но если бы вы отошли, было бы еще лучше. Он врал. Еда была превосходной. Эми едва притронулась к пище, и Эдж доел все, что было в котелке, практически один. Покончив с едой, он поднялся, вскочил на гнедого и пустил его в галоп, оставив ее одну свертывать стоянку.

В путь она отправилась на пегом. Догнав его, она пристроилась чуть сзади и сбоку.

Было похоже, что жара еще долго не спадет. Эдж часто и подолгу припадал к фляге с водой, висевшей на боку гнедого. Опорожнив первую, он стал прикладываться за вторую, тогда заметил, что Эми облизывает сухие губы. Эдж посмотрел на ее фляги.

— Разве вам не хочется пить?

— Нет, — ответила она, с трудом ворочая языком. Эдж рывком развернул лошадь и подъехал к женщине. Под равнодушным взглядом он выдернул ее фляги и встряхнул, стараясь услышать хоть какой-нибудь звук. Он отшвырнул их прочь и вцепился Эми в горло. Задохнувшись, она опрокинулась на спину, ноги ее выскользнули из стремя, и она, перевалившись через круп лошади, упала на землю.

Спрыгнув с лошади, он рывком поставил ее на ноги. Она прикрывала шею и никак не могла сделать глубокий вдох.

— Ты… глупая корова! — отчеканил он ей в лицо, и сразу же его кулак врезался ей в живот, а второй поддал еще. Почему ты не сказала раньше?

— Я… думала… — не договорив, она упала после нового удара по голове.

— Я хлестал воду, как будто мы едем по берегу озера. Эдж был в ярости. Он поднял ее, поддерживая на нетвердых ногах легкое тело. — Я думал, что у нас есть еще две фляги с водой.

Эми смотрела на него взглядом преданной собаки, которая знает, что хозяин не сердится без причины.

— Я израсходовала свою воду на приготовления еды, прошептала она, превозмогая боль. — Я не хотела говорить, думала, вы догадаетесь оставить мне.

— Вы неправильно думали, леди, — он занес руку для нового удара, но заметив, что она даже не прикрывается, не скрывая отвращения, оттолкнул ее и направился к лошади. Усевшись в седло, Эдж тряхнул флягой и тяжело вздохнул.

— Я не хочу воды, — окликнула его Эми.

Она стояла, полусогнувшись, зажимая одной рукой живот, а другой горло.

— Вы ее и не получите. — Эдж плюнул в ее сторону и, пришпорив лошадь, умчался вперед.

Через некоторое время женщина взобралась на свою лошадь и пустила ее вскачь, однако каждый шаг животного отдавался в ее теле болью. Эдж казался уже черной точкой в жарком пыльном мареве. Следуя за ним, она впервые обратила внимание на то, что его следы неизменно пересекались со следами большой группы всадников.

Местность пошла на подъем, почва стала каменистой, следы читались труднее. Фигура Эджа иногда исчезала из вида, потому что дорога то ныряла вниз, то снова поднималась. С каждой минутой боль ослабевала, Эми приходила в себя. Скоро она смогла двигаться быстрее, но вместо того, чтобы подгонять свою лошадь, как делал Эдж, она использовала рельеф местности и понемногу сокращала расстояние, разделявшее их. Подъезжать слишком близко она не решилась, ее вполне устраивало, что он опережает ее на один ружейный выстрел. Эми заметила, что он оглядывался, но не ждал ее, как и не выказывал желания ускакать вперед.

Один раз Эми пробормотала, видя, как он подносит флягу ко рту и, лакает воду: — Ублюдок.

День, между тем, кончился, и вечерняя прохлада обещала близкий отдых. Сохраняя установившееся расстояние, Эми боялась остаться одной в ночной пустыне, но не менее сильной была и ненависть к человеку, который ехал впереди. И все же странное чувство успокоенности испытывала она, поглядывая на его безмятежную фигуру. Наступала ночь.

 

Глава 7

Ночь спустилась внезапно, как будто кто-то разом украл весь свет, заменив его мерцанием, изменившим все вокруг. Скалы стали фантастическими чудовищами, а редкие стебли растений превратились в пугающие символы затаившегося зла. Для Эджа, человека, лишенного всякой фантазии, наступление ночи принесло лишь одно неудобство — и без того слабые следы стали почти неразличимыми. Но он двигался по долине, которая была единственной дорогой на юг, и бандиты не могли здесь не проезжать.

Похолодало. Сухой и холодный ветер ночной пустыни пронизывал легкую одежду, удобную в жару, но непригодную для ночных путешествий. Эдж остановился возле небольшой расщелины, опустил поводья, отвязал от седла толстый плед и укутался в него. Он уже взялся за поводья, чтобы продолжить путь, когда сзади раздался стук копыт и до него донесся крик Эми.

Эдж усмехнулся, представив себе, что темнота пугает Эми больше, чем он. Женщина готова была вынести что угодно, только бы не оставаться в одиночестве. Скоро в темноте можно было рассмотреть пятна на шкуре ее лошади и бледное лицо женщины. Перед Эджем лошадь взвилась на дыбы.

— У нас появились попутчики, — сорванным голосом сообщила Эми, соскользнув с седла и ни одним движением не проявляя все еще мучившую ее боль.

Глаза Эджа сузились.

— Сколько?

— Двое.

— Мужчины?

— Да.

— Далеко?

— Полмили. — Эми пожала плечами. — Или даже меньше. В лунном свете расстояние обманчиво.

— Быстро скачут?

— Вначале медленно, — Эми вздохнула. — Потом увидели меня и помчались, как сумасшедшие.

Эдж осмотрел склоны и увидел темную расщелину.

— Туда! — скомандовал он и поехал в ту сторону. Женщина послушно двинулась следом. Привязав лошадей, Эдж вытащил из кобуры «Генри», по пологому скату в глубине расщелины взобрался на скальный выступ и помог женщине сделать то же.

— Вы снова изобьете меня, — сдавленным голосом прошептала она. В этот момент вдали послышался стук копыт, и показались два всадника. Они проскакали до середины освещенного луной пространства и резко остановились, обнаружив, что следы, по которым они следовали, исчезли. Эдж и Эми затаили дыхание, было ясно, что от того решения, которое примут эти двое людей, будет зависеть очень многое.

Как раз в этот момент одна из лошадей в расщелине пронзительно заржала. Всадники тренированными движениями выхватили ружья из чехлов и спешились.

Эдж досмотрел, как они перебежали в тень и спрятались за камнями, и прошипел, не поворачивая голову:

— В чем еще дело?

— Та пуля, которую я выпустила вам под ноги… Она была последней.

— Вы были правы, — вздохнул Эдж. — Я действительно снова вас изобью. Внизу один из преследователей перебежал к расщелине, где находились лошади Эджа и Эми. В лучах луны блеснул металл на его шляпе. Когда второй решительно присоединился к напарнику, Эдж увидел то же самое.

— Теперь кое-что прояснилось, — пробормотал он.

— Что именно? — спросила Эми.

— Это рейнджеры, — вяло ответил Эдж. — Я сужу по жестянкам на их шляпах.

— Так вы не из тех, кто стоит на стороне закона?

— Вы все-таки не поверили в сто долларов? Зря, — с расстановкой произнес Эдж, сорвал с рубашки шерифскую звезду и сунул ей в руку. — Держите в качестве сувенира.

— Я буду хранить ее до дня своей кончины, — усмехнулась Эми.

— Кто знает, может быть, этот день уже наступил. Эдж пристроил свой «Генри» на удобный камень, прицелился и нажал курок.

Рейнджеры стояли под скалой, повернувшись друг к другу. Пуля высекла каменную крошку в лицо одного из них. Он моментально спрятался за ближайший валун. Второй растянулся на земле, выискивая цель.

— Эй! Кто тут? — крикнул один из них.

— Санта-Клаус появился в этих краях чуть раньше срока, сообщил им Эдж. — Считайте, ребята, что у вас Рождество.

— Очень остроумно, — сухо заметила Эми.

— Заткнись, — посоветовал Эдж.

— Мы представители территориальной армии Соединенных Штатов! — продолжил рейнджер. — Вас зовут Эдж?

— Предположим, что так.

— У нас есть ордер на ваш арест, — пояснил рейнджер. Бросьте оружие и спуститесь. В этом случае вас ждет справедливый суд. К тому же, в нашем сопровождении у вас будут лучшие шансы, чем при встрече с охотниками за преступниками.

— А вы обратили внимание на двух ребят немного севернее этого места? — усмехнулся Эдж.

Спустя некоторое время последовал вопрос:

— Это ваших рук дело?

— Ничего не утверждаю, но одно могу сказать: наверняка умерли они не от простуды.

— Вы нас губите, — прошептала Эми.

— Долго вы еще будете испытывать мое терпение и свою судьбу? Эми открыла было рот, чтобы ответить, но взглянув на Эджа ничего не произнесла. Неожиданно ей стало ясно, что мрачный юмор был всего лишь маскировкой этого жестокого и бездушного убийцы.

— Сдавайтесь, Эдж! — еще раз предложили рейнджеры.

Вместо ответа Эдж выстрелил еще раз. Пуля сбила с лежащего на земле рейнджера шляпу и, видимо, задела голову, потому что пострадавший издал крик боли. После этого на Эджа обрушился такой град пуль, что ему пришлось отступить назад. Эми свернулась клубочком на каменистой поверхности.

Едва пальба стала стихать, Эдж взглянул вниз, но ничего не увидел, потому что рейнджеры, прикрывая друг друга, перебрались в надежные укрытия.

Осмотревшись, Эдж обнаружил, что уступ сужался и исчезал с одной стороны и расширялся с другой. За собой он увидел отвесную стену. Но там, где выступ расширялся, было много кустов и выемок.

Магазины рейнджеров опустели, они стали перезаряжать оружие и возникла пауза. Эдж снова выглянул и успел заметить, что один из рейнджеров подбежал к склону и оказался, практически, в мертвой зоне.

— Я поступил, как болван, — пробормотал Эдж.

— Мы попались? — спокойно спросила Эми.

— Оказалось, они очень хорошо знают свою работу, — признал Эдж.

— Мне бы не хотелось к ним попасть, — заявила Эми.

— Они и у меня не вызывают симпатий, — ответил Эдж и, не отрывая глаз от того места, где прятался второй рейнджер, сунул ей в руки «Ремингтон». — По моему сигналу расстреляйте весь запас свинца в того парня, что стоит под нами. Главное, не останавливайтесь.

— Я не хочу стрелять в представителей закона, испуганно пролепетала женщина.

— Они умирают так же легко, как и остальные люди, отрезал Эдж, ткнул кулаком ей в бок и скомандовал: — Начинай!

Она высунула руку с револьвером за край скалы и стала стрелять. Рейнджер, что находился на той стороне освещенного луной пространства, принял ее выстрелы за прикрывающий огонь напарника. Он выскочил из своего укрытия и успел сделать несколько шагов к расщелине, прежде чем обнаружил, что вспышки видны совсем в другом месте. Но обдумывать последствия этой ошибки было некогда. Не поднимая винтовку к плечу, он выстрелил. Пуля пронеслась над уступам, ударилась о стену и упала в складку пледа Эджа. Но вернуться он не успел. Эдж выстрелил три раза, выстрелы эти были сделаны прицельно. Первая пуля пропахала борозду на груди бедолаги, вторая оторвала ему ухо, а третья вошла в бок и бросила его назад.

Тишина тяжело опустилась на каменистую площадку, леденя кровь в жилах.

— Нед! — позвал рейнджер из-под скалы. — Эй, у тебя все в порядке?

— Я мертв, — прошептал Эдж, прижимая губы к уху женщины. — Ты скажешь ему об этом. Скажешь, что я тебя похитил, и попросишь защиты.

— Не знаю… Если я…

Эдж стиснул зубы на мочке ее уха, и она вскрикнула от боли.

— Леди, вы сделаете то, что я вас прошу. А потом сделаете то, что попросит он.

— Нед! — донесся голос рейнджера снизу.

— Эдж убил его, — ответила женщина, но с дрожью в голосе и не громче шепота.

— Что?

— Ваш друг мертв, — уже громче сказала женщина. — Они убили друг друга.

— Женщина? — удивился рейнджер. — Женщина в этих местах?

— Да, я из этих мест, — ответила она. — Вы слышали, что я вам сказала? Они оба мертвы.

— Я вам не верю, — заявил рейнджер.

— Бросьте револьвер вниз, — шепнул Эдж.

— Вот его оружие! — сказала Эми, взмахнула рукой, и «Ремингтон» скатился на дно расщелины, почти к ногам рейнджера.

— У него было ружье! — крикнул рейнджер.

Эдж сунул ей в руки «гармонику».

— Кидайте.

Ружье последовало за револьвером. Мгновение тишины, а затем новый вопрос:

— Кто вы?

— Меня зовут Эми Риджвей. Эдж подобрал меня в пустыне. Я готовила для него. Мистер, я не знала, что он вне закона. Если бы знала, ни за что не связалась бы с ним.

— Покажитесь!

Эми взглянула на Эджа, обнажив ряд острых зубов.

— Вставайте, — приказал Эдж. — Если ты его ослушаешься, то тут же схлопочешь пулю, но уже от меня.

Эми перевела дыхание.

— Мистер, я выхожу.

— Делайте все спокойно и медленно.

Женщина прижалась спиной к скале и начала медленно подниматься. Когда она встала во весь рост, ее лицо в свете луны казалось окаменевшим от страха.

— Двигайтесь, чтобы он заметил тебя, — прошептал Эдж.

— Не могу… не могу пошевелить ни одним мускулом. Эдж приставил ствол «Генри» к ее животу и твердой рукой вдавил металл в ее тело.

— Вы меня убиваете, — со стоном сказала Эми, делая неуверенный шаг вперед.

— Возможно, — согласился Эдж, беззвучно откатываясь в сторону. Вдруг он обеими ногами толкнул ее вперед. С криком ужаса Эми полетела вниз, увлекая за собой мелкие камни.

Не успело смолкнуть эхо, как глухой стук возвестил, что ее тело достигло дна каньона.

Установившаяся тишина была настолько плотной, что, казалось, ее можно резать ножом. Холод становился более ощутимым. Эдж плотнее завернулся в одеяло, приготовившись ждать столько, сколько оставшийся в живых рейнджер сочтет гарантией его безопасности.

— Эй, Эдж…

Это было совсем не то, что Эджу хотелось услышать.

— Эдж, вы все еще там?

Лежа в темноте, Эдж ухмыльнулся. Он превратился в камень. Снизу донесся звук, всего лишь одно невнятное слово.

Снова на долгие минуты установилась тишина. Затем раздался звук шлепка ладонью по лошадиному крупу и стук копыт. Одна из лошадей поскакала по каньону. Эдж не стал высматривать эту лошадь, он ждал не этого.

Наконец послышался звук шагов. Пауза. Снова шаги. Рейнджер медленно уходил от защищавшей его скалы. Эдж удивленно поднял брови — его противник выждал не более четверти часа, прежде чем решил выйти на открытое пространство.

Несмотря на соблазн, Эдж сохранял полную неподвижность, понимая, что снизу за его укрытием наблюдают беспокойные глаза, и палец нервно вздрагивает на курке.

Шаги зазвучали чаще, потом все стихло. Эдж, посчитав до трех, приподнялся на локти и направил дуло «Генри» вниз.

Возле трупа женщины, согнувшись, стоял рейнджер. Услышав шум наверху, он поднял голову, и лицо его исказилось от ужаса.

— Брось! — скомандовал Эдж, и рейнджер бросил ружье на землю.

— Вы столкнули ее?

— Ей незачем было жить. — Эдж помолчал. — Как вы напали на мой след?

— Ваш портрет опознал портной. Служанка из ресторана утверждала, что вы отправились на север, и хозяин ее поддержал, но мы решили, что вы ей солгали.

— Лучше бы вы поверили в эту ложь, — сказал Эдж и всадил рейнджеру пулю в грудь.

Он упал на труп женщины и замер. Эдж встал на ноги, закутался в одеяло и стал спускаться.

Он выяснил, что его пытались выманить гнедым, и неторопливо пошел туда, где терпеливо стояли лошади рейнджеров. Он подобрал свой «Ремингтон» и даже не посмотрел на тела убитых им людей.

Эдж выбрал крупного коня каштановой масти. Взял холщовый мешок с овсом и пересыпал его в кормушку выбранной лошади. Затем перезарядил оружие и вскочил в седло, направившись по-прежнему на юг.

Он попытался запеть песню, которую пела Эми, но ее мелодичное окончание оказалось ему не под силу.

— Итак, еще пятеро. И двое из них — рейнджеры, задумчиво поведал он новому коню. — Полагаю, у меня есть основания требовать увеличения призовой стоимости. Скорее бы уж пересечь границу.

 

Глава 8

В холодные утренние часы банда Эль Матадора подступила к мексиканской деревушке Сан Мариас.

Матадор по возможности нападал именно в эти часы. Потому что тех, кто мог бы оказать сопротивление, расслабляет сон. А на то, чтобы осознать опасность и начать действовать, уходит гораздо больше времени, чем требуется, чтобы пуля или клинок атакующих сделали свое дело.

Матадор оставил двух людей при лошадях, а с остальными вошел в центр деревни. Поселение состояло не более, чем из дюжины грубых и грязных домов, в которых жили те, кто в поте лица обрабатывал эти обезвоженные земли Запада.

Одна из двух самых больших хижин была таверной, другая лавкой крестьянского инвентаря. Единственной причиной, по которой образовалось поселение, был колодец, вырытый посередине площади.

Ни один из бандитов не издал ни звука, пока вожак жестами объяснял план действия. По одному бандиты расходились к домам, и вскоре у каждой двери стояло по человеку с ружьем наизготовку. Оставшись у колодца в одиночестве, Матадор потянул ведро из колодца, и это послужило сигналом к началу.

Каждый из бандитов ударом ноги разбивал дверь хижины и открывал стрельбу наугад в темный проем.

Крики боли и стоны раненных звучали в возникшей тишине, когда бандиты, прекратив огонь, стали врываться в дома. Эль Матадор вытащил ведро, полное воды, и погрузил в него лицо, с наслаждением глотая свежую, чистую воду. В то же время он следил поверх деревянного ободка за происходящим.

Из одной двери выскочил обнаженный человек. Ему вслед прогремел выстрел, но пуля пролетела над головой беглеца. Не отрываясь, Эль Матадор расстегнул кобуру, достал кольт и выстрелил. Человек, взмахнув руками, упал на землю.

Напившись, Матадор швырнул ведро в колодец, медленно повернулся на каблуках, рассматривая уцелевших, которых бандиты выгоняли на улицу. Здесь были мужчины и женщины, старики и дети. На их лицах была общая для всех гримаса дикого ужаса. Женщин было больше, чем мужчин, и среди них много было молодых. Поэтому их и пощадили. Дети находились в этой толпе потому, что у некоторых бандитов сохранились остатки человечности.

Описав полный круг, Матадор сделал еще полкруга и уставился на высокую женщину. На вид ей можно было дать лет шестнадцать. Ее прекрасное лицо обрамляли чудесные черные волосы, но на правой щеке багровел безобразный свежий шрам.

Широкими шагами Эль Матадор подошел к девушке вплотную, и чуть ли не уперся лицом в ее выступающую под ночной рубашкой грудь. Она смотрела на него сверху вниз. Отойдя на шаг назад, Матадор концом хлыста задрал подол рубашки и с похотливым интересом принялся изучать ее тело. Ноги девушки дрожали от страха.

— Как тебя зовут, девочка? — спросил он.

— Мария, — еле слышно ответила она.

— Красивое имя и вполне тебе подходит. Вот только шрам… Кто тебя так?

Мария взглянула налево, где стоял ее отец. Бессильная ярость искажала его красивое лицо.

— Я сделал это, чтобы она не прельщала таких свиней, как ты…

— Твое имя?

— Филиппе Маноле.

Матадор направил мушкетон на мужчину, и выстрел слился с отчаянным женским криком.

— Мой сын, Филиппе! Ты убил его!..

Матадор обернулся.

— Очень жаль, но я привык убивать тех, чьи поступки мне не нравятся. Заряд картечи почти разорвал тело Маноле.

Тут же Матадор сорвал рубашку с девушки, и это послужило сигналом.

Первыми жертвами стали мужчины, дети и старухи. Затем бандиты накинулись на девушек, разрывая одежду и заваливая их на землю. Некоторые из девушек кричали и сопротивлялись, но немало было и таких, которые подчинялись, надеясь спасти свою жизнь. К тому же, жестокие удары быстро положили конец любому сопротивлению, и бандиты, которые дожидались своей очереди, ободряюще покрикивали тем, кто оказался быстрее.

Неожиданно из-за домов показался один из жителей деревни. Его левая рука, простреленная у плеча, беспомощно висела, но в правой он держал тяжелое ружье. Он окинул взглядом площадь и увидел дочь, к которой приставал очередной бандит. Он понимал, что успеет выстрелить только однажды, и нажимая курок, молился, чтобы пуля попала его дочери в голову. Молитва его была услышана. Через мгновение под градом пуль пал и он сам.

Спустя некоторое время, жажда крови взяла верх. Эль Матадор подал пример, выстрелив в Марию с двух рук, пробив пулями каждую из ее молодых упругих грудей. Торрес перерезал горло своей девушке, а Мигель саблей стал рубить живот другой. Остальные принялись разряжать магазины своих револьверов в распростертые обнаженные тела.

Истерическое возбуждение схлынуло. Наступившая тишина привела бандитов в оцепенение. Вид площади, усеянной трупами, начал угнетать даже самых бесчувственных. Эль Матадор пришел в себя раньше других.

— Всем искать еду и текилу! — закричал он. — Едем в Хойос. Поиски и беспорядочное хождение ослабило ужас совершенного. Бандиты разошлись в хижины, теперь оттуда доносились звуки торопливых поисков и возгласы разочарования. Вскоре Эль Матадор, наблюдавший за всем от колодца, понял, что добыча будет ничтожной. Только четверо из банды, обыскавшие деревенскую таверну, вернулись, нагруженные бутылями с текилой и красным вином.

Тем временем с чердака одного из сараев Луис Элвис смотрел сквозь щель на площадь. Его глаза возбужденно сияли, губы кривились в довольной усмешке.

Этот чердак был его прибежищем уже много лет, с тех пор, как он пришел в Сан Мариас. В сарае пахло сеном, навозом и запахом самого Луиса. Чем старше он становился, тем меньше обращал внимание на свой запах. А Луис был очень стар. Насколько он помнил, ему было около семидесяти. Свои дни он проводил в сарае или в таверне, где зарабатывал жалкие гроши и еду тем, что подметал пол. Он был невысок, тщедушен, со сморщенным, сгоревшим на солнце лицом. Маленькие глазки и безвольный рот придавали ему туповатый вид, но на диво черная и густая челка свидетельствовала, что не всегда он был таким.

Он оживлялся только тогда, когда вспоминал свою молодость. Но для этого требовался хороший толчок. Нападение на Сан Мариас оказалось подходящим средством. Он вспомнил, что и сам когда-то был участником подобных набегов.

С самого начала он не упускал ни малейших деталей. Его восхищение Эль Матадором не знало границ. В свое время Луис разбойничал со многими бандами, но никогда еще он видел такой четкой организации преступления и такого пренебрежения к человеческой жизни.

И лишь когда лошади были навьючены едой и выпивкой, бандиты сделали что-то не так. На лице старика появилось еще больше морщин, и он погрузился в воспоминания, пытаясь понять, что же ему не нравится.

Внезапно Матадор, возглавлявший колонну, размашистым жестом сорвал сомбреро и, поклонившись площади, устланной мертвыми телами, провозгласил:

— Эль Матадор благодарит жителей Сан Мариас за оказанное ему гостеприимство!

— В особенности здешних сеньорит за их любовь! — подхватил Мигель. За этими издевательскими словами грянул взрыв грубого хохота, который слился с цоканьем конских копыт.

За ускакавшими еще долго виднелось облако пыли. Банда по-прежнему направлялась на юг.

Когда пыль улеглась, Луис поднялся на ноги и по лестнице спустился вниз. Двигаться быстро ему мешал возраст. Приоткрыв дверь сарая, он бросил взгляд наружу и, выждав немного, вышел.

Возбуждение снова охватило его. Он удовлетворенно хмыкнул, заметив среди мертвецов хозяина, недоплачивающего ему за работу, затем пнул ногой одну уродливую женщину, которая издевалась над ним, предлагая ему еду. Но когда Луис остановился возле изрубленного трупа молоденькой девушки, в нем шевельнулась жалость. Накрыв ее грудь костлявой ладонью, он ощутил дряблость смерти. Продолжая обход, он нашел недопитую бандитами бутылку с текилой. Он присел спиной к стене и глотнул. Он, Луис Элвис, остался единственным жителем Сан Мариаса. Он задрожал от этой мысли, затем сплюнул, и вдруг его физиономию искривила старческая усмешка.

— Эль Матадор, я больше не чувствую к тебе ни малейшего уважения, — пробормотал он. — Мы всегда были уверены, что никто не сможет свидетельствовать о наших подвигах.

И он вновь прильнул к горлышку, радуясь разливающемуся от текилы теплу. Прошло очень много лет, с тех пор, когда он мог в одиночку выпить целую бутылку, и оставшейся выпивки было вполне достаточно. Огонь внутри становился все горячее, пока полностью не поглотил его сознание, и он провалился в блаженное забытье.

 

Глава 9

Когда Эдж въехал в Сан Мариас, солнце достигло зенита. Луиса возле стены уже не было, Эдж увидел только трупы. Он бесстрастно оглядел деревню, отпустил поводья и дал лошади подойти к колодцу. Здесь он соскользнул на землю, и еще раз осмотрел чернеющие дверные проемы, потом подошел к колодцу и вытащил до краев наполненное ведро. Как и Эль Матадор несколькими часами ранее, Эдж погрузил лицо в свежую спокойную воду и с наслаждением стал пить.

— Эй, американец! Одно движение и ты умрешь. Как те, кто жил в этой деревне.

Эдж окаменел. Это было сказано по-испански и доносилось справа. Эдж, продолжая пить, поднял глаза выше поверхности воды и открыл их. Слегка повернув ведро, он увидел Луиса в дверях амбара, который целился в Эджа из ружья, насаженного для маскировки на продырявленное ведро. Вероятно, этот фокус Луис использовал когда-то в молодости.

— Я уже напился, — ответил Эдж. — Но моей лошади тоже нужна вода. Он выпрямился и поставил ведро на пыльную землю. Лошадь тут же сунула в него морду. Оставаясь внешне совершенно равнодушным, Эдж внимательно рассмотрел старика, штаны с бахромой внизу, стоптанные башмаки, тщедушное тело, укутанное в изорванное пончо.

— Ваша работа? — осведомился Эдж, указывая на усеянную трупами площадь.

Луис только досадливо крякнул.

— У меня много раз возникало желание это сделать, но человеку нужно быстро двигаться, чтобы заниматься такими вещами. А я стар и медлителен. — Он захихикал. — Но чтобы прикончить одного, у меня скорости хватит.

— Зачем меня убивать?

— У вас прекрасная лошадь. В деревне мне, сами понимаете, делать больше нечего. Нужно выбираться отсюда, и я полагаю, что лошадь лучше осла. — Он немного помолчал и пояснил: — Здесь, знаете, к сожалению, только ослы.

У колодца не было ни малейшей тени. Эдж начал уставать и от солнца и от болтовни старика. Он вздохнул.

— Тогда вот что, милейший. Если ты сейчас же бросишь ружье, то я, вероятно, не стану тебя убивать. Но если ты этого не сделаешь до того, как прозвучит цифра три — пеняй на себя. В отличие от тебя, я не стар и очень подвижен.

Голос его так отчетливо и спокойно доносился до амбара, что старику даже не пришлось напрягать слух. Возраст, еще не выветрившийся алкоголь и страх перед этим гринго вызвали такую дрожь, что мушка ружья, которое он держал в руках, заходила ходуном.

— У вас жесткая манера вести разговор, американец.

— Раз.

В руке Эджа появился «Ремингтон», он направил его на старика и плавно спустил курок.

С криком ужаса Луис бросил ружье, и в то же мгновение Эдж изменил прицел своего уже стреляющего оружия. Пуля попала в ствол падающего ружья и заставила его завертеться волчком, прежде чем оно упало на землю.

— Вы же сказали, что будете считать до трех, оскорбленно выкрикнул Луис.

— Иногда я говорю неправду, — заметил Эдж, засовывая револьвер в кобуру.

Удостоверившись, что лошадь его напилась, он бросил ведро в колодец.

— У гринго нет никакого понятия о чести.

Эдж холодно усмехнулся, взял лошадь под уздцы и отвел ее в тень.

— Честь свойственна дуракам, которые из-за этого и погибают. Я хочу жить долго.

Учуяв исходивший от старика гнилостный запах, Эдж поморщился. Потом, кивнув на трупы, поинтересовался:

— Банда Эль Матадора?

Луис кивнул.

— Так обращались к нему его люди. Очень маленького роста, — старик поднял руку до плеча, показывая рост вожака, — но большой начальник. Так много людей его слушают! Они появились на рассвете, очень неожиданно. Затем, бум-бум, и много людей умерло, так и не сообразив, что случилось. — Он усмехнулся. — За исключением девочек, конечно. Им позволили жить дольше, сами знаете почему, сеньор. — Он гадливо подмигнул, изучая Эджа боязливыми глазами.

Тот холодно посмотрел на старика, и под этим взглядом возбуждающие воспоминания Луиса улетучились.

— Вы единственный, кто остался?

Луис сплюнул.

— Как и вы, сеньор, я желаю жить подольше. Мне известны повадки этих молодцов. Когда-то я сам был таким. Мы были самой грозной, самой удачливой шайкой во всей Мексике. В те дни я был шустрым, как и вы. Я убил много мужчин, и у меня было много женщин…

Казалось, Эдж потерял к нему интерес. Он вытащил нож и лениво стал обрезать ногти. Не поднимая глаза, он спросил:

— Как ваше имя?

— Луис Элвис, сеньор. Я…

— Вы все видели?

— Все, сеньор.

— И слышали?

Глаза Луиса заблестели.

— Стрельба, крики девочек…

— Было, должно быть, очень весело, — сухо прервал его Эдж. — Вы слышали какие-нибудь разговоры?

— Разговоры, сеньор?

— Куда они собирались ехать?

Луис с энтузиазмом закивал.

— Они поскакали в Хойос. Я слышал, как Эль Матадор говорил об этом. Вы хотите ехать за ними, сеньор?

— В Мексике я не для поправки здоровья, — сказал Эдж, но так тихо, что обращался, скорее, к себе, чем ответил старику.

— Где находится Хойос?

Скрюченный артритом палец Луиса показал на юг.

— Высоко в горах за много миль отсюда, сеньор. Злое место, убежище всех бандитов. Я жил там когда-то. Иногда туда наведываются солдаты и бывает много стрельбы. Но потом солдаты уходят, а бандиты возвращаются. Нужно большое мужество, чтобы в одиночку идти в Хойос.

— А я собираюсь идти туда не в одиночку. — Эдж все так же холодно усмехнулся, увидев замешательство старика.

— Сеньор?

— Идти по следам — трудная работа, слишком легко сбиться. Раз вы жили там, то и поведете меня.

Луис негодующе тряхнул головой.

— Но я не хочу туда, сеньор. Это очень плохое место. И Эль Матадор — страшный человек.

Эдж начал пускать солнечные зайчики в глаза Луиса лезвием ножа. Старик, замерев, закрыл глаза.

— Наверное, я не очень хорошо говорю по-испански, — вздохнул Эдж. — Вы меня не поняли, Луис. Мне не интересны ваши желания, мне просто нужен проводник.

— Пожалуйста… — умоляюще проговорил Луис, не открывая глаза. Эдж осмотрел площадь оценивающим взглядом. Здесь не осталось ничего, что нужно живым. Мне трудно оставить вас в таком бедственном положении. Я чувствую себя обязанным прикончить вас, Луис, и избавить от страданий. Итак?

— Наверное, будет лучше, если я отправлюсь с вами, сеньор, — ответил Луис едва ли не с тем же жаром, с каким раньше от всего отказывался. — Я доведу вас до Хойос, а потом, в знак признательности, вы позволите мне идти своей дорогой.

— И куда же вы пойдете, уважаемый Элвис?

— В место, известное лишь мне, сеньор. Туда, где много денег. — Снова воспоминания оживили иссохшее лицо старика. И деньги будут моими. — Не отрываясь, он смотрел теперь с усмешкой на грубый перстень, украшающий безымянный палец его правой руки. — Десять тысяч американских долларов! — прошептал он благоговейно.

Эдж вскочил в седло и равнодушно посмотрел на старика.

— Ну, подыскивайте себе осла, дружище, — сказал он. Когда мы сделаем все, что от нас зависит, в Хойосе, я подумаю, стоит ли отпускать вас одного на поиски ваших тысяч.

Луис посмотрел на тощего гринго и обиженно огрызнулся.

— Это не выдумки, сеньор. Деньги мои, и когда я получу их, то стану богаче Президента!

— Марш за ослом! — скомандовал, повышая голос Эдж. — Или мне придется все-таки ехать в Хойос в одиночестве.

Старик ухмыльнулся, услышав эти слова, но холодные глаза Эджа напомнило ему о той участи, которая ждет его в этом случае, и он побежал в какой-то сарай. Там томилось на привязи полдюжины жалких и грязных животных. Луис отвязал лучшего, и взгромоздясь прямо на голую спину, выехал на освещенную солнцем площадь.

От трупов уже начинало попахивать. Над ними вились мухи.

Эдж кивнул в ту сторону, которую ранее показывал Луис. Ведите. Вы знаете дорогу, поэтому я буду держаться немного сзади. — Сеньор? — Луис явно был сбит с толку. Двигайтесь, — приказал Эдж. — А болтовней утруждайте вашего осла!

 

Глава 10

Свое недовольство молчаливым путешествием Луис вымещал каблуками на шкуре осла. Эджу, напротив, медленная езда нравилась. Такой темп позволял сберечь силы для того, что ожидало их впереди. Конечно, по сравнению с его прежней скачкой, он двигался сейчас со скоростью черепахи. Но он поверил Луису о Хойосе, и, таким образом, у него была цель, значит скорость не имела большого значения.

Они представляли довольно странную парочку, пересекая этот пересохший, выбеленный солнцем край Северной Мексики. Старик, скорчившийся на маленьком ослике, свесивший голову на грудь, укрытый широкополым сомбреро, даже не подбирающий ноги, задевающие при малейшей неровности почву, а позади него — высокий, худой и прямой, как палка, американец в седле хорошего скакуна, с лицом, наполовину прикрытым полями черной шляпы, из под которой был виден только квадратный подбородок, заросший многодневной щетиной.

Луис оказался совершенно прав, определив местонахождение Хойоса на много миль южнее. В пути они провели остаток дня.

И было уже за полночь, когда старик подтянул свои веревочные поводья и опустился на землю.

— Вы устали, сеньор? — спросил Эдж тоном, на который невозможно было дать утвердительный ответ.

— Хойос перед вами, сеньор, — махнул рукой Луис. Эдж внимательно посмотрел в указанном направлении. Еще до наступления ночи они начали безостановочный подъем и сейчас оказались в предгорьях Сьерра-Мадре, которые начинаются на западной стороне Мексики и протягиваются через всю Центральную Америку, переходя в северную часть Анд.

Во время путешествия Луис несколько раз останавливался на развилках тропы, по которой они ехали, но, видимо, воспоминания бурной молодости отчетливо всплывали в его памяти, потому что сейчас в его голосе звучала уверенность с примесью гордости — он доставил американца туда, куда тот хотел попасть.

Присмотревшись, Эдж различил узкий, неровный карниз, выступающий на отвесной скале, поднимающийся к вершине плато.

— Теперь вы видите, сеньор, почему людям вроде Матадора нравится это место, — сказал Луис. — Горы непроходимы. Эта тропа — единственная. Атаковать можно только тогда, когда бандиты так пьяны, что не способны прицелиться в солдат… Мои наилучшие пожелания, сеньор. Эль Матадор, без сомнения, убьет вас, но я желаю удачи даже тогда, когда человек хочет сделать невозможное.

Луис с преувеличенной вежливостью отвесил Эджу поклон.

— Луис, — мягко позвал его Эдж, не двигаясь с места.

Старик, который принялся было поворачивать осла, замер и поднял на американца глаза. Тон, каким было произнесено его имя, вызывал у него безотчетный страх.

— Да, сеньор?

— Очень жаль, но я убиваю, когда человек не хочет делать того, о чем я прошу.

— А как же мои деньги? Мои десять тысяч американских долларов?! — захныкал Луис.

— Неужели вы цените жизнь дешевле? — удивился Эдж.

Старик хотел было возразить, но обмяк и вздохнул: — У вас в самом деле нет совести, сеньор. — Да, у меня нет ни чести, ни совести, — ухмыльнулся Эдж. Спустя некоторое время Луис, осел, а за ним и Эдж на лошади стали медленно подниматься по узкой тропе. Она становилась все круче, ее неровный край леденил угрозой падения в случае любого неверного шага лошади или осла.

— Сеньор, — позвал Луис.

Эдж что-то недовольно буркнул в ответ.

— Что если Эль Матадор выставил сторожевые посты?

— Вы едете впереди, — ответил Эдж, — первая пуля ваша.

Ответом был только тяжелый стариковский вздох. Больше они не разговаривали. Перед выездом на плато тропа расширилась. Эдж спешился и взял в руки «Генри». Луис остался на осле, потому что не был уверен, что сможет устоять на ногах — так била его дрожь. Американец пополз вперед, прячась за кустарник, которого становилось все больше. Луис с тоской посмотрел назад раздумывая, не попытаться ли скрыться, но отказался от этого, потому что отлично понимал — его или подстрелят, или он упадет в пропасть. В отчаянии он непрерывно плевался.

Эдж рассматривал Хойос, и на его лице ничего не отражалось. Город стоял от края пропасти более чем на пятьсот ярдов. За ним возвышались горы, делая невозможным нападение с юга. Местность на востоке и на западе была скрыта темнотой, но Эдж полагал, что сотни футов отвесных стен образовывали естественную защиту горожан и с этих сторон.

Впрочем, жители Хойоса не доверяли природе, Эдж рассмотрел сложенную из кирпича стену высотой футов в двадцать пять, бледно мерцающую в лунном свете, и зияющий чернотой провал открытых ворот. Что происходило за ними, он рассмотреть не мог — тишина и мрак покрывали город почти осязаемым покрывалом.

Эдж повернулся к Луису и коротко приказал:

— Слезайте.

Старик повиновался и отпустил осла. Эдж сильно ткнул его дулом ружья в крестец. Осел взревел, злобно взбрыкнул и помчался в замерший город. Присев за кустом, Эдж внимательно следил за ним и за верхом городской стены. Осел вошел в ворота и скрылся в темноте. Стук его копыт затих.

— В Хойосе никого нет, — прошептал Луис, устраиваясь на корточках рядом с американцем.

— Будем биться от заклад? — спросил Эдж.

— Сеньор…

— Может быть, они все разом завалились спать?

— Хойос никогда не спит, — серьезно возразил Луис. Хорошая таверна, много текилы и девочек. Когда приезжают разбойники, устраивается праздник. Много шума, пьяных женщин, несколько драк на ножах. Иногда кого-то убивают… Если кто-то и уснет, то рядом всегда кто-то бодрствует.

— Когда вы были тут в последний раз?

— Много лет назад.

— Может быть с той поры все переменилось?

— Может быть, — согласился старик, но в его голосе не было убежденности.

— Попробуем еще раз. Вставай, дружище.

— Что, сеньор?

— Ни один дурак не станет тратить пулю на осла. Человек — другое дело.

— Но вы же не заставите меня делать это? — старик снова задрожал. Эдж печально вздохнул. — Значит так, приятель.

— Вы медленно пойдете к воротам, поэтому сохраните шанс сохранить жизнь. Здесь у вас этого шанса не будет. С мягким шелестом в руках Эджа возник нож, острие которого укололо кожу стариковской шеи.

— Вы мне очень не нравитесь, сеньор Эдж, — прошептал Луис.

— Когда выставлю свою кандидатуру на пост мэра, так и быть, не стану рассчитывать на ваш голос, — усмехнулся американец.

Луис, у которого дрожал каждый мускул, словно он целый день таскал мешки, встал и вышел из-за кустарника. Минуту он стоял, пошатываясь, потом потащился к воротам.

— Я безоружен! — внезапно закричал старик, взмахивая руками. — От меня убежал осел, и я хочу его вернуть. Не стреляйте в безоружного старика, друзья.

Эдж скривил губы. Если скачущий осел вряд ли мог встревожить спящих жителей Хойоса, то стенания старика другое дело. Но город по-прежнему хранил безмолвие, и лишь голос старика, отразившийся от них, вернулся искаженным, зловещим эхом.

— Стойте на месте! — окликнул Эдж старика, когда тот находился в двадцати ярдах от ворот.

Луис встал, как вкопанный. Он стучал зубами и совершенно безумным взглядом всматривался в путающую темноту перед собой. Он стал понемногу расслабляться, лишь услышав, что Эдж успокаивает лошадь, ведя ее на поводу.

— Быть может, Эль Матадор снова отправился бродяжничать, — прошептал Эдж Луису. — Или вы полагаете, что вопли возымели действие?

— Но я чувствую тысячу глаз, наблюдающих за нами, сеньор, — сдавленным голосом проговорил Луис.

— Они порождены вашей нечистой совестью, — сказал Эдж и ружьем подтолкнул старика вперед.

Они вошли в ворота. После залитого лунным светом плато город напоминал черную пещеру. Луис услышал, как Эдж остановился, чтобы глаза привыкли к темноте, и сделал то же самое.

— Сеньор!

Эдж проворчал в ответ что-то невнятное.

— Сеньор, я ничего не могу разглядеть!

— Пусть это вас уже не волнует, — раздался чей-то спокойный, начальственный ответ, подкрепленный выстрелом из ружья.

Пуля взбила фонтанчик пыли у самых ног Луиса, но тот завопил так, будто она задела его. Эдж стиснул ружье и попытался осмотреться. Он точно засек место, откуда стреляли, но стрелок, без сомнения, был не один.

— Эй, вас только двое? — деловито осведомился тот же голос.

— А скольких вы ожидали? — спросил Эдж.

— У нас хватит пуль на всех бандитов в округе, — последовал бесстрастный ответ.

Затем вспыхнула спичка, выхватившая из темноты молодое, красивое лицо с темными глазами и полными губами, с изящно очерченным подбородком и выдающимися скулами. Когда пламя коснулось кончика длинной сигары, стала видна красивая форменная фуражка с блестящим козырьком. Ниже головы мерцающий свет спички осветил форменный воротничок и плечи со знаками отличия Мексиканской Федеральной армии. На лице закуривающего офицера играла привычная ухмылка, словно он предлагал Эджу стрелять. Внезапно вспыхнули другие спички, зажглись факелы. Их свет осветил всю площадь перед воротами.

Эдж наконец-то смог оценить ситуацию. Целящихся в него было человек пятьдесят. Тогда он бросил «Генри» прикладом на землю.

— Сеньор, — прошептал сзади Луис, — похоже, мы с вами попались, как мыши.

— И кот, поймавший нас, — в тон ему ответил Эдж, выглядит достаточно голодным.

 

Глава 11

Далее события разворачивались быстро, как хорошо отрепетированное представление. Офицеру даже не пришлось отдавать приказы. Из темноты вынырнули четверо солдат, двое из них освободили Эджа от револьвера и ножа, а двое других долго и безуспешно обыскивали Луиса. Затем последовал торопливый марш через плац, во время которого солдаты тренировались в точности попадания прикладами по почкам подконвойных.

Через широкую дверь пленников ввели в массивное сооружение, бывшее, вероятно, церковью, провели по длинному коридору и подтолкнули к широко распахнутым дверям камеры. Луиса без остановки зашвырнули внутрь, но рослый Эдж на мгновение запнулся у косяка. Быстрый удар по позвоночнику прикладом помог ему преодолеть это препятствие.

Мексиканец улегся в дальнем углу ошеломленный или оглушенный падением на пол. Массивная дверь с грохотом захлопнулась, и топот четырех пар сапог затих в конце коридора. Потом прозвучало несколько отрывистых команд, и воцарилась тишина.

Эдж присел на скамью, сделал несколько вдохов и выдохов, затем поднялся и обследовал помещение. Камера, казалось, впитала все зловоние и страх людей, побывавших в этих стенах. Тошнотворная вонь сочилась из каждого пучка соломы, из прогорклых, загрубевших от пота одеял, покрывавших деревянные лавки. Даже склизкие, грубые кирпичные стены источали зловоние и ужас. Гнетущее впечатление усиливалось темнотой, царившей в тесной камере.

— Сеньор, — послышался голос Луиса, едва ли не заглушаемый шелестом соломы, когда старик приподнял голову.

Эдж только вздохнул.

— Очень уж спокойно вокруг…

— Вот и сохраняйте спокойствие.

Но унять Луиса было не просто. Опасность, исходившая от людей в военной форме, ослабила страх перед американцем.

— Интересно, чего они ждут?

Эдж не ответил, понимая, что это единственный способ заставить старика замолчать. Он-то догадывался, почему капитан предпочел сохранить тишину и внешнее спокойствие. Отряд ждал, что прибудет больше людей. Способ, которым Эдж и Луис вошли в город, указывал, что они, вероятно, разведчики бандитов. Капитан решил выждать, не последуют ли более серьезные события. Когда его терпение истощится, он проявит интерес с пленникам.

— Они убьют нас, сеньор?

— После.

— После чего?

— Кот обычно играет с мышью.

Эдж смял шляпу блином, подложил ее под голову вместо подушки, чтобы не касаться смердящего одеяла, и вытянулся во весь рост на скамье.

Скорчившись на покрытом соломой полу, Луис, глаза которого уже привыкли в темноте, в изумлении уставился на американца.

— Вы будете спать?

Ровное дыхание, а затем и легкий храп стали исчерпывающим ответом. Сам он сидел и, вздрагивая от страха, вслушивался в вязкую тишину, считая бег секунд, которые складывались в минуты и образовывали часы. Попутно вспоминалась давно минувшая пора, когда он разгуливал в банде достаточно сильной, чтобы брать приступом крепости, подобные Хойосу, и вышибать оттуда солдат. Пришли мысли о десяти тысячах долларов в американской валюте — деньги, которых он так никогда и не увидит… Или еще может повезти?

Луис постарался привести свои мозги в порядок. Этот высокий американец даже не поверил его словам о деньгах. Сможет ли он убедить армейского капитана, что не лжет? Надежда стала пробиваться сквозь отчаяние, он стал вертеть грубое кольцо на пальце, вынашивая план, который мог спасти ему жизнь.

Эдж в полусне слышал Луиса, но не реагировал, потому что эти звуки не таили угрозы. Внезапно на площади прозвучали команды, наружные двери распахнулись, в коридоре загрохотали тяжелые шаги.

— Сеньор, — в панике заныл Луис, — они идут за ними!

— Да. И первым делом я буду просить их, чтобы они отрезали тебе язык, — ровным голосом проговорил американец.

Рывком отворилась дверь их камеры, и в свете факелов он увидел четырех солдат, возможно, тех же, что привели их сюда.

— Собирайтесь на допрос, — пролаял один из них. — При попытке к бегству, вы будете только ранены, но очень скоро пожалеете, что вас не прикончили. А теперь — встать!

Луис вскочил, но Эдж поднялся, не спеша.

— Могу я узнать имя вашего офицера? — спросил он тоном столь же неторопливым, как и его движения.

— Капитан Хосе Альфаро. Зачем это вам?

Эдж холодно улыбнулся.

— Мне кажется, в его планы не входит устраивать мне радушный прием. Соответственно, я желаю знать, на кого мне жаловаться Эйбу Линкольну, когда мне доведется вернуться домой.

Солдаты коротко хохотнули.

— Вы слишком долго не были дома, гринго. Вашего президента застрелили в театре.

Эдж передернул плечами.

— Вот они, издержки политической жизни, — с этими словами он вышел из камеры.

Воспользовавшись паузой Луис, забормотал:

— Я бедный, честный мексиканец. Американец силой заставил меня ехать с ним. Пожалуйста, скажите это капитану.

Солдаты снова рассмеялись.

— Бедных, честных мексиканцев капитан Альфаро кушает за завтраком.

— А американцев он приберегает для обеда? — заинтересовался Эдж, подталкиваемый в спину ружьями.

— Нет, сеньор, — ответил разговорчивый солдат. Американцев он режет на кусочки и посыпает ими похлебку для собак.

Вся компания за исключением пленников расхохоталась. Луис не смеялся, потому что старался вести себя примерно. Но за молчание получил прикладом по шее.

Когда они вышли на площадь, Эдж прищурился, настолько ярким показался ему свет факелов после камеры. Факелы висели по стенам домов, их стало намного больше. Они превращали ночь в подобие сумрачного рассвета. Еще Эдж увидел, что теперь почти все солдаты находились на стенах, а городские ворота были заперты.

Эджа и Луиса провели через площадь к таверне с вывеской «Золотое солнце». Жители, привлеченные необычностью происходящего, стояли на улицах, выходящих к площади, но ни пленники, ни солдаты не обращали на них внимание. Взгляды Луиса и Эджа были прикованы к месту перед таверной, где двое солдат вкапывали два столба на расстоянии шести шагов один от другого.

— Сеньор, — позвал Эджа Луис. — Знаете о чем я думаю?

Эдж бесстрастно смотрел на столбы и в такт шагам прищелкивал языком. Разговорчивый солдат снова решил потешить пленников: — Надеюсь, вы догадываетесь, что на этих столбах будет вывешен не транспарант «Добро пожаловать в Хойос!» Луис начал молиться. Слова слетали с его губ с невероятной быстротой. Подталкиваемые ружьями, пленники прошли между столбами. Луис вошел в таверну, так и не закончив молитву.

Помещение, в котором они оказались, было небольшим. Вдоль одной из стен тянулся прилавок, возле которого стояло с дюжину стульев. Комната освещалась чадящими масляными лампами, свисавшими с потолка. Запах горелого масла смешивался с резким ароматом текилы, жареного сала, опилок, блевотины и горящих щепок.

В дальнем углу за столом, развалясь и равнодушно потягивая текилу, сидел капитан Альфаро. Перед ним красовалась наполовину пустая бутыль и солонка. Тонкая струйка дыма поднималась с кончика длинной сигары, лежащей на краю стола, который был усыпан изрядным слоем пепла.

Эджа и Луиса подвели к столу и остановили окриком в ярде от него. Шагнув назад, сопровождающие их солдаты взяли ружья наизготовку.

Альфаро поднял на пленников темные жесткие глаза, перевел их с Луиса на Эдж, потом обратно. Он взял щепотку соли, насыпал на обратную сторону левой руки, кончиком розового языка деликатно слизнул соль и отпил глоток текилы. Он проделал это трижды, прежде чем заговорил:

— Итак, вы — бандиты.

Интонация и выражение его лица подразумевали, что любое несогласие с этим мнением неуместно.

Но Луис, чей слабый разум совсем смешался от страха, заломил руки на груди и изобразил на сморщенном лице подобострастное выражение, как будто капитан на его глазах превратился во всемогущее божество.

— Нет, господин мой! — Вскричал он. — Я бедный мексиканский крестьянин, чудом избежавший расправы. Бандиты напали на нашу деревню и убили всех. Мне совершенно случайно удалось спастись.

Альфаро лизнул соль и хлебнул текилу, затем потянул себя за мочку уха.

Эдж услышал непонятный шум и, взглянув на Луиса, успел заметить удар прикладом, угодивший мексиканцу по почкам. Ноги у старика подкосились и он упал на пол, шумно хватая ртом воздух.

— Будете говорить только тогда, когда вам дадут на это разрешение. Вас, гринго, это тоже касается.

Капитан посмотрел на Эджа, который ответил ему таким твердым и пристальным взглядом, что тот не выдержал и стал смотреть на более податливого Луиса. Стоящий на коленях крестьянин ответил развалившемуся на стуле офицеру взглядом преданной собаки.

— Итак, вы — бандиты, — снова начал Альфаро. — Вы из банды Эль Матадора. У меня есть достоверная информация, что он и его банда объявились севернее Хойоса. Теперь я жду их здесь. — Альфаро провернул процедуру с солью и текилой. — А вас послал Эль Матадор, чтобы удостовериться, что Хойос безопасное убежища. Говорите.

Капитан равнодушно посмотрел на пленников. Губы у Луиса задергались, он не мог произнести ни слова. — Все правильно, — ровным тоном произнес Эдж. — Эль Матадор и я, все равно что… — он сомкнул кольцом большой и средний пальцы и для большей выразительности взмахнул рукой. Его кисть оказалась как раз над мешочком с бритвой на спине. Он мог бы выхватить бритву и перерезать капитану глотку. Но в следующее мгновение он получил бы четыре пули в спину.

Эдж уронил руку.

— Там внизу, у подошвы горы, мается отряд в сто человек. Я думаю, что жить вам и вашим людям осталось немного, капитан.

— Он лжет, лжет! — завопил в отчаянии Луис, обретя, наконец, дар речи.

Альфаро пристально смотрел на американца, не слушая старика.

— Кое-чему из того, что вы рассказали, я верю. Вы из банды Эль Матадора, который, возможно, дожидается вас со своими людьми внизу. Но никак не сто человек, сеньор американец. Я говорил, что располагаю достоверной информацией, и я знаю, что ваша банда насчитывает от силы двадцать пять свиных голов.

— Верно, — закивал головой Луис. — Столько и приехало в Сан Мариас, когда они перебили там всех жителей.

Альфаро вздохнул и повернулся к нему, всем видом показывая, что его терпение подходит к концу:

— Если вы в самом деле честный и бедный крестьянин, как вы уверяете нас, — ледяным тоном произнес он, — почему вы не были убиты с остальными? Почему Эль Матадор пожалел ваши старые кости?

— Сеньор капитан, я спрятался в…

— Молчать! — Заорал Альфаро, затем повернулся и тяжело уставился на неподвижного Эджа. — А почему вы так легко во всем признаетесь, гринго?

Эдж усмехнулся.

— Мы с вами одного поля ягодки, капитан. Задавая вопросы, мы предпочитаем получать те ответы, которые желаем услышать. Когда я сержусь, как правило кому-то приходится несладко. Минуту назад вы рассердились на Луиса и ему стало весьма несладко. А у меня до сих пор страдало только самолюбие.

На красивом лице Альфаро промелькнула самодовольная улыбка. Затем он почувствовал запах горящего дерева, поскольку его сигара догорела до края стола. Он поморщился, поднял сигару и помахал ею в воздухе, чтобы полюбоваться тлеющим огоньком.

— Самое лестное, что я могу предложить вашему самолюбию — расстрел.

— Так расстреляйте нас, — спокойно предложил Эдж. — Я же признался, кто мы такие. Ваш долг — казнить нас.

— Нет! — вскричал Луис. — Если он бандит, то я — нет! Капитан, я честный, бедный…

Альфаро дернул себя за мочку уха. На этот раз удар прикладом пришелся Луису в скулу, и он без сознания свалился на пол. Капитан мельком взглянул на него, как на неизвестно откуда взявшийся мешок с картошкой, и повернулся к Эджу. В его глазах мерцал интерес к американцу.

— Вы человек, который изъявляет желание умереть, сказал он задумчиво и глубоко затянулся. — Это что-то новое в моей практике, сеньор.

— Сомневаюсь.

— Сеньор?

— Вы бы не стали офицером Мексиканской армии, если бы не умели пытать, — мягко пояснил Эдж. — Значит вы, должно быть, не меньше сотни раз слышали, как люди умоляют вас о смерти.

Альфаро улыбнулся, прикрыв глаза длинными ресницами.

— Вы полагаете, что вас убьют в любом случае, и, отвечая на мои вопросы так, как я желаю слышать, надеетесь заработать легкую смерть?

— Блестящее по своей жестокости рассуждение, — произнес Эдж с нескрываемым сарказмом.

Его губы мимолетно сжались в тонкую линию удовлетворенной улыбки, когда он заметил выражение ярости на лице капитана.

— Мне жаль вас разочаровывать, гринго, — отчеканил капитан, поднося стакан к губам.

Допив до дна, он швырнул стакан через все помещение. Ударившись о противоположную стенку, стакан разлетелся, усыпав осколками соседние столы.

— Оскорбив меня, вы оскорбили мундир, а мундир представляет здесь Президента! Поднять его и приготовить к экзекуции.

Последние слова были адресованы солдатам и относились к неподвижному Луису. Двое охранников схватили старика за руки и поволокли его на улицу.

Альфаро воткнул окурок сигары в солонку и встал.

— А вы, — проговорил он, сверля Эджа глазами, — еще не раз позавидуете легкой смерти вашего приятеля. И, надеюсь, в полной мере оцените мои познания в области пыток.

Эдж даже не мигнул. Взгляд, от которого отвернулись солдаты, также не произвел на него впечатления. Он лишь подчинился упорному давлению в спину ружейных стволов, и последовал за капитаном.

— Капитан Альфаро, — мягко позвал он.

Офицер остановился и повернулся к американцу, насмешливо искривив губы.

— Имеется ли у Луиса право на последнее желание?

— На его месте, самым разумным была бы просьба о немедленной смерти. Эдж поверил ему без колебания.

 

Глава 12

Привязывая Луиса, солдаты перетянули ему лодыжки, живот и грудь, а потом завели руки за столб и связали в запястьях. Луис все еще был без сознания, поэтому голова его упала на грудь, а ноги в коленях подломились, и он повис на веревках.

Все солдаты охраны спустились с городских стен и выстроились, чтобы капитан выбрал исполнителей приговора. Двое солдат, привязав старика, развлекались тем, что забрасывали его шляпу на столб.

Эдж стоял чуть впереди своих охранников, наблюдая за Альфаро, который важно расхаживал перед своими людьми, для порядка делая мелкие замечания. В сером рассветном свете факелы стали казаться неяркими и чрезмерно чадящими.

Сомбреро Луиса увенчало столб, покрутившись на верхушке. Проигравший нехотя отсчитал деньги сопернику.

Общий шум привел наконец-то Луиса в чувства. Он тряхнул головой, открыл глаза и огляделся. Когда он понял свое положение, его лицо исказила гримаса дикого страха.

— Я не виновен! — завопил он. На мгновение его взгляд остановился на фигуре капитана, затем метнулся к безучастному лицу Эджа. — Это все он!.. Он врет! Я не бандит. Вы будете вечно гореть в преисподней, если убьете невиновного!..

Альфаро вывел шестеро солдат, выстроил их в ровную шеренгу, разыграл комедию придирчивого осмотра — смахнул пылинку с мундира одного, застегнул пуговицу на кителе другого, — затем отступил назад, медленно, явно рисуясь, закурил новую сигару, развернулся на каблуках и подошел к Эджу.

— Вы храните молчание, сеньор. Мне кажется, пройдет не очень много времени, и вы начнете вопить так же. Но умолять вы будете не о жизни, а о смерти.

— В Штатах мы привыкли повторять: «Пока живу — надеюсь». Надежды у меня не больше, чем у Луиса, но я пока жив.

— Внимание! — скомандовал Альфаро, и солдаты на линии огня сомкнули каблуки и развернули плечи.

— Капитан! — снова завопил Луис, и слезы брызнули у него из глаз. — У меня есть деньги, много денег! Я могу выкупить свою жизнь.

— У бедных и честных людей не может быть много денег, бросил ему через плечо Альфаро.

Старик в исступлении вытянул шею вперед.

— Я честен! А беден лишь потому, что у меня этих денег нет при себе. Но я могу их достать, капитан. Это десять тысяч американских долларов!

Капитан расхохотался. Несколько солдат вторили ему. Но горожане, столпившиеся на краю площади, к веселью не присоединились. Они мрачно взирали на происходящее, не задумываясь, справедливо ли наказание, на которое обрекли Луиса. Старик вызывал у них сострадание, потому что был одним из них, человеком, чья жизнь и чье доброе имя зависело от продажных солдат, в особенности от капитана. Любой из них мог оказаться на месте Луиса, и любой из них так же кричал бы под наведенными дулами ружей. Сейчас более, чем в любое другое время слова Луиса не достигли цели — нищему старику никто не верил.

Никто, кроме Эджа, который смотрел на крестьянина с видом человека, серьезно обдумывающего услышанное. До этого он тоже рассматривал слова о десяти тысячах, как выдумку больного старика. Ему, как и всем, казалось, что Луис незаметно для себя поверил в байку, сочиненную когда-то для того, чтобы не так тяжко было переносить жалкое существование. Но в данный момент положение было иным. Луис собирался выкупить свою жизнь совершенно серьезно, прекрасно сознавая, что обманув капитана, он вместо легкой смерти получит мучительную казнь с пыткой.

Капитан Альфаро затянулся сигарой и поднял руку. Шесть ружейных стволов приняли горизонтальное положение, и их прицелы пересеклись на теле старика, привязанного к столбу, на верхушке которого красовалось его сомбреро.

— Кольцо! Оно приведет вас прямо к деньгам! — кричал сквозь слезы Луис.

Ружейный залп прозвучал совершенно неожиданно. Тело Луиса содрогнулось, но в то же мгновение он понял, что не чувствует боли, а на его пончо нет ни одного кровавого пятна. Луис поднял голову и сердце его наполнилось радостью — все шестеро его палачей корчились на земле, у каждого было по несколько ран, из которых хлестала кровь.

Остальные солдаты с криками ужаса заметались по площади, беспорядочно стреляя в разные стороны. Но этот недружный отпор не принес успеха. Сверху гремела частая прицельная стрельба, солдаты валились на землю и замирали в судорогах смерти.

Один из охранников Эджа получил шальную пулю в сердце и мешком осел на землю. Второй, оправившись от неожиданности, начал действовать, но опоздал. Эдж оказался быстрее.

Развернувшись, Эдж ударил сапогом охранника в живот. Солдат, вскрикнув от боли, выронил ружье и присел. Через мгновение он захрипел, потому что, выхватив бритву, Эдж наотмашь полоснул ею по горлу несчастного. Затем, обхватив левой рукой шею капитана, он резко завалил его назад так что тот буквально повис на противнике. Прижав губы к уху офицера, американец шепнул:

— Никакой стрельбы, милейший!

По привычке, не отдавая себе отчет, капитан все-таки потянулся к револьверу в кобуре. В тот же миг он зашипел от боли, потому что Эдж молниеносным движением срезал кусок кожи с его руки.

— Я вас предупреждал. Теперь прощайте, амиго! Правая рука Эджа пришла в движение. Капитан Альфаро напрягся, бессильно заскреб каблуками по земле и замер.

Эдж ослабил захват на шее капитана и дал телу упасть на землю. После этого он внимательно огляделся по сторонам, желая знать, какой благодетель помог ему выпутаться из безнадежной ситуации. Примерно в это же время прозвучала команда и стрельба прекратилась.

Луис все еще был привязан к столбу, его тело сотрясали приступы истерического смеха. По всей площади в самых разнообразных позах валялись трупы солдат, а в конце площади с испугом на лицах поднимались залегшие во время стрельбы горожане.

И над всей этой картиной, на фоне разгорающегося восхода, на городских стенах темнели фигуры вооруженных людей. Один из них был чрезвычайно малого роста, и в руках у него была не винтовка, а какое-то не совсем обычное оружие.

— Я думал, что прикончил вас, гринго, — возвестил коротышка с высоты.

— Мне иногда везет в этой жизни, — ответил ему Эдж, поглядывая на ружье, выпавшее из рук убитого им конвоира.

Эль Матадор рассмеялся так, что его голос заполнил всю площадь.

— Не очень-то вам везет. Если бы мы не подоспели. Этот Альфаро о пытках знал примерно столько же, сколько знаю я.

Эдж пожал плечами.

— Чаще полезнее знать, как остаться в живых, а не как убить.

— Верно, гринго, — согласился Эль Матадор. — Почему они хотели расстрелять старика? — он указал мушкетоном на Луиса, который внимательно прислушивался, справедливо полагая, что вместо одной опасности явилась другая.

— Альфаро решил, что он шпионил для вас.

Матадор снова рассмеялся.

— Этот дрожащий мешок костей? Тогда придется довести дело до конца, чтобы никто не думал, что Эль Матадор держит среди своих молодцов такого слизняка.

— Нет, Эль Матадор, — заныл Луис. — Пожалуйста, не убивай меня. Я честный крестьянин. Однажды я был…

— Заткни пасть, дурак! — рявкнул на него Эдж.

— В чем дело, гринго? — насторожился вожак, заметив угрожающее движение американца.

— Альфаро был неумным человеком, — ответил Эдж, поворачиваясь к Матадору. — Он не захотел выслушать Луиса. А у него есть тайна.

— Какая? — зло спросил Эль Матадор.

Эдж посмотрел на площадь, на бандитов, спускающихся с городской стены, на перепуганных жителей. Вид у него при этом был весьма многозначительный.

— Если я сейчас начну говорить, это уже не будет тайной ни для кого.

Несколько бандитов взволновано заговорили.

— Тихо! — гаркнул Эль Матадор, и по ступеням ближайшей лестницы спустился вниз. — Развяжите его, — обратился он к Эджу, — мне хочется с ним побеседовать. — Оглянувшись на своих людей, он добавил, приглушая голос: — С глазу на глаз.

Эдж незаметно спрятал окровавленную бритву в кармашек на спине, вытащил нож из-за пояса мертвого солдата, подскочил к Луису и перерезал веревки.

— Говорить буду я. Если вам станет невтерпеж, можете открывать рот, но не издавайте ни звука, — шепнул Эдж на ухо Луису. — И считайте, что жизнь вы уже прожили, теперь живете исключительно в долг.

— Я сделаю все, как вы говорите, сеньор, — пролепетал Луис, отходя от столба и стараясь восстановить кровообращение в затекших ногах.

— Эй, — крикнул Эль Матадор горожанам, — моим людям нужна пища, выпивка и отдых. Они освободили вас от жестоких солдат. Примите их как следует. А не то вам придется пожалеть о перемене власти в вашей деревне!

Люди из толпы заторопились исполнить указание Матадора, подзывая бандитов и приглашая их в свои дома.

Сам главарь направился к «Золотому солнцу». Он подозвал к себе грузную женщину с огромным бюстом, которой не было, наверное, и тридцати лет, и повел ее с собой.

— Я молюсь за вас, сеньор, — шепнул Луис Эджу, когда женщина оказалась между ними и Матадором.

— Кто вас просил об этом?

— Никто, — торопливо признал Луис. — Тысячу раз прошу извинить меня, сеньор.

— Вам дорого обойдется ваша шкура, Луис.

Мексиканец только боязливо посмотрел на Эджа.

— Вам это будет стоить десять тысяч долларов. Старик тяжело вздохнул и, тяжело ступая, вошел в таверну вслед за женщиной, которую Матадор сразу же принялся ругать за медлительность, с какой она готовила еду.

Главарь сел за стол, за которым еще недавно сидел капитан Альфаро, чиня допрос, схватил бутылку с текилой и припал к ней губами, не обращая внимания ни на стакан, ни на соль. Эдж пристроился на стульчике за соседним столом, а Луис топтался между ними, не решаясь сесть.

— Еще текилы, ты, корова! — приказал Эль Матадор, отбрасывая пустую бутылку.

Он с грохотом водрузил свой мушкетон на стол, и его широкий раструб уткнулся Луису в живот. Старик сразу отошел к американцу. Эль Матадор заметил это и захохотал. Эдж с явственным выражением досады схватил мексиканца за локоть и силой усадил его за свой стол.

С кухни пришла женщина с полной бутылью и поставила ее перед Матадором. Глядя на нее, Эдж подумал, что она выглядела бы намного привлекательнее, если бы не толстые складки жира, трясущиеся при каждом ее движении.

— Я не стреляю в богатеев до тех пор, пока не узнаю, где они держат свои деньги, — заявил Эль Матадор. Затем он схватил мушкетон и прижал дуло к боку женщины, отпечатав на черной материи широкую окружность. Она, не издав ни звука, пошла на кухню. Эль Матадор прокричал ей вслед: — Давай скорее еду!

Луис искоса взглянул на Эджа и прошептал:

— Какая женщина!

Матадор гнусно ухмыльнулся.

— Старик, если мне понравится то, что ты расскажешь, я подарю ее тебе в придачу к жизни.

— Этого мало за десять тысяч американских долларов, мягко, очень мягко заметил Эдж.

Ухмылка слетела с физиономии Эль Матадора. Его мушкетон мигом оказался направленным на американца.

— Не шутите, гринго. Ваша жизнь лежит на курке моего мушкетона. Стоит мне чуть сильнее согнуть пальчик, и вы умрете. На этот раз я не промахнусь.

— Я никогда не шучу, если речь идет о деньгах, — проговорил Эдж.

На несколько мгновений бандит затаил дыхание. Потом откинулся назад, даже ухмыльнулся и кивнул на Луиса.

— У него в самом деле столько денег?

— Он знает, где они лежат, — ответил Эдж.

— Тогда я тоже знаю, где лежит сто тысяч и даже еще больше, — вкрадчиво промолвил Эль Матадор, все еще не отводя мушкетон от американца, — в городском банке Мехико-Сити.

— Деньги Луиса лежат не в банке, — сказал Эдж, надеясь, что по его тону нельзя догадаться, насколько он мало верит собственным словам. — Они лежат в одном месте, куда можно спокойно запустить наши руки.

— Где это место?

Луис приоткрыл было рот и поднял руку с кольцом на среднем пальце, но тут же получил удар ногой по голени и с гримасой боли сжал губы. Эдж посмотрел Матадору в глаза.

— Так дела не делаются. Как только вы узнаете, где находится добыча, Хойос уже не будет местом, благоприятным для нашего здоровья.

Глаза Матадора потемнели от гнева.

— Мне помнится, капитан Альфаро оставил вам жизнь, чтобы вас немного помучить, сеньор? — задумчиво произнес он.

— А мне казалось, что весь фокус был в его безотчетной симпатии ко мне.

— Сеньор, я знаю достаточно способов, чтобы заставить человека страдать так, как ему и не снилось.

— Пытка — не решение проблемы, — беззаботно заявил Эдж. — Одни быстро умирают, другие держатся подольше, а есть и такие, которые вообще не ломаются. Нет, это не в ваших интересах.

— И вы знаете, что в моих интересах? — Матадор накалялся все больше.

— В ваших интересах предоставить нам возможность привести вас туда, где эти деньги спрятаны. Ведь все равно придется отправиться за ними.

Матадор перевел взгляд на Луиса.

— Старик сломается очень легко.

— Это не поможет. — Эдж тряхнул головой. — Он знает место. А сам тайник могу найти только я.

Женщина внесла в комнату тарелку, доверху наполненную тортильей. Она громыхнула ее на стол перед Эль Матадором, и глаза ее при этом сверкнули ненавистью.

— Вы будете жить, пока мы не доберемся до места, и вы покажете мне, где спрятаны эти деньги, — вынес, наконец, решение Эль Матадор.

Он запустил ложку в тарелку и попробовал еду. На его пигмейском лице отразилось одобрение. Набив рот, он невнятно позвал:

— Эй ты, корова!

Женщина, которая направилась было на кухню, обернулась в ожидании распоряжений. Эль Матадор навел на нее мушкетон и нажал курок. Картечь изрешетила ее грудь и живот. Со стоном боли она попыталась зажать страшные раны. Матадор вытащил кольт и тщательно прицелился в лоб своей жертве, которая расширенными от дикого ужаса глазами следила за ним. Пуля проделала аккуратную дырочку, и она грузно упала на спину. Ее юбка обнажила дергающиеся в конвульсии ноги.

— Бесчеловечно не добить раненное животное, — спокойно произнес Эль Матадор, вернул револьвер в кобуру, и зачерпнул новую порцию тортильи.

— Но зачем? — задыхаясь от ужаса спросил Луис, не отводя взгляд от трупа.

— Она бы вам не подошла, — поморщился бандит. — Ее ляжки раздавили бы вас в первом порыве страсти. Но она убита отнюдь не потому, что я забочусь о вас. В этом помещении очень тихо, и она могла услышать наш разговор. А как заметил гринго, секрет — уже не секрет, если о нем узнают другие. — Он сделал большой глоток текилы из бутылки, неприятно причмокнул губами и закончил: —Итак, друзья, сейчас я доем, посплю, а потом мы отправимся за моими тысячами.

Эдж поднялся на ноги, вполне удовлетворенный разговором. Он жестко ткнул кулаком в тощие ребра Луиса, который не мог оторваться от трупа.

— Пойдемте. Я думаю, вам лучше поискать кого-нибудь другого для любовных утех. Знаете, я не люблю извращений.

 

Глава 13

В Хойосе было немало способов развлечься, но у Эджа хватало здравого смысла не думать о пустяках. Он по-прежнему считал, что следует сделать две вещи — вернуть свои деньги, отобранные бандитами, и отомстить Эль Матадору. После непродолжительного размышления, он пришел к выводу, что с обеими проблемами придется подождать — он был несвободен и у него не было оружия.

Не все бандиты воспользовались разрешением Эль Матадора веселиться. Двое из них расположились возле «Золотого солнца», демонстрируя полную расслабленность, но их взгляды оставались внимательными и даже настороженными. Эту пару составляли толстяк Мигель и обезображенный оспой Торрес. В тот момент, когда Эдж и Луис вывалились из таверны, Торрес как раз зашел за угол, чтобы проинспектировать заднюю часть здания.

— Будем искать девочек? — спросил Луис, глаза которого замаслились от предвкушения, едва они вышли на улочку.

Откуда-то раздавались взрывы смеха, редкие выстрелы, пронзительные женские крики, которые могли выражать как муку, так и разгульное веселье. Эдж тряхнул головой.

— Советую вам поискать мастерицу на все руки, Луис.

— Сеньор? — На лице старика появилось замешательство.

— Есть немощи, от которых не существует таблеток. Луис ухмыльнулся. — И все-таки мужчина должен использовать свои силы до конца. С этими словами он пошел на звуки веселья. Эдж осмотрелся, кивнул Мигелю, как доброму знакомому и, не дождавшись ответа, пошел спокойной походкой между телами солдат к центру площади, где беспорядочной кучей лежало армейское оружие. Но близко подойти он не успел. За его спиной раздался выстрел и пуля подняла пыль у самых его ног. Эдж медленно повернулся и увидел Мигеля, который держал ружье наизготовку.

— Я хотел посмотреть, — произнес Эдж.

— Самое смешное, сеньор, что это любопытства может стоить вам жизни, — ровным голосом заметил толстяк.

Эдж сплюнул, недовольно пробурчал:

— У меня только одна жизнь.

Затем он повернулся и зашагал к зданию, в котором они с Луисом провели ночь. Это действительно была церковь. Внутри даже сохранился алтарь, на теневой стороне висело распятие, а кое-где стояли скамьи. Но прошло много лет с тех пор, когда это здание использовали по прямому назначению. Выбоины над алтарем говорили о том, что его орнамент не раз служил мишенью, а кучи соломы и грязные одеяла на скамьях указывали, что здесь располагались на ночь, если город бывал переполнен.

Эдж прошел по проходу, свернул в правую от алтаря дверь и очутился в небольшом помещении. Дверь из него в наружней стене была заперта, но легко поддалась ножу, который он сохранил с того момента, как по приказанию Эль Матадора освободил Луиса от веревок.

Взломав дверь, Эдж оказался в узкой щели шириной не более четырех футов между церковной и городской стенами. Солнце стояло уже довольно высоко, но здесь царила глубокая тень. Высота стен была в этом месте не более двадцати футов, но не имела ни выступов, ни выемок. Эдж, стиснув зубы, уперся ногами в городскую стену, а спиной и руками в камни церкви, и начал путь наверх.

Луис тем временем пробрался на второй этаж городского борделя, где встретил девицу лет четырнадцати. Сначала, когда старик попробовал добиться ее благосклонности, она испугалась, тем более, что он подкрепил свои домогательства описаниями ужасных мучений, которые ее постигнут, если она будет слишком строга. На ее крики прибежала более опытная женщина, которая после самых непродолжительных и невразумительных объяснений решила, что обретенная свобода означает благосклонность вожака банды к нежданному клиенту, и без долгих разговоров потащила девчонку в комнату. Девица быстро смирилась с ситуацией, а ее страх перед Луисом сменился отвращением.

— Вряд ли вы сможете развлечь меня как следует, старичок, — прошипела она, расстегивая пуговички блузки под немигающим взглядом Луиса.

— Если не будешь меня слушать, я попрошу Эль Матадора разрезать тебя на кусочки, — снова начал свои песни Луис.

Но в тот момент, когда девица уже готова была распахнуть блузу и покорить Луиса своими прелестями, дверь с треском распахнулась от удара ноги и в проеме, покачиваясь, появился пьяный. Его звали Альфредо. Он был громадного роста и очень широк в плечах. Лицо его с нечистой кожей покрывала безобразная щетина, рот кривился в усмешке, под косматыми бровями сверкал лишь один глаз. Луис решил, что этот разбойник страшнее всех людей, которых ему доводилось видеть.

— Ты — тот хитрец, который ускользнул от смерти, сказал Альфредо, ухмыльнувшись. — Эль Матадор спас тебя от солдат, потом что-то спасло тебя от Матадора.

Луис вжался в стену, стараясь не быть очень заметным. Девчонка судорожно запахнула блузку и залезла с ногами на кровать. Бандит подошел к ней, сгреб ее за плечи и одним рывком сорвал тряпицу. Увидев ее молоденькие крепкие груди он расхохотался.

— Так вот что вас способно порадовать, сеньор? — спросил он у Луиса. — Я отдам ее вам, но вы должны поделиться со мной вашим секретом. — И Альфредо уставился на Луиса своим единственным глазом, налитым алкоголем и бешенством. — Я тоже хочу знать тот могущественный секрет, который заставил Эль Матадора подарить вам жизнь.

— Я ничего такого не знаю… — залепетал Луис.

— Матадора интересует только одна вещь, — Альфредо перевел дыхание. — Деньги! Вы сообщили ему о том, где есть деньги, много денег.

— Я…

Едва соображая, что он делает, старик попытался проскользнуть мимо бандита, но тот ухватил его за пончо и швырнул на кровать. Старик упал прямо на девчонку.

— Эль Матадор всегда забирает деньги себе. Но мне, Альфредо, это надоело! Ты мне расскажешь, что знаешь, или отправишься в ад!

С этими словами Альфредо вытащил два своих револьвера и вытянул их вперед. Луис проворно перекатился на другую сторону кровати и прижался к девушке. Бандит выпалил с обеих рук. Пули пролетели над беззащитными людьми и впились в стену. Девчонка заверещала, старик задрожал еще больше.

— Деньги, приятель! — кричал Альфредо. — Выкладывайте или отправляйтесь с вашим секретом в преисподнюю.

— Да говорите же ему, дурак! — закричала девушка, пытаясь вырваться из цепкой хватки старика, впрочем не особенно активно, потому что боялась попасть под неверный выстрел. — Говори, старый ублюдок, он сейчас убьет нас обоих!

Альфредо снова нажал на курки. Потом еще, еще и еще. Пули пролетали так низко, что старику и девушке казалось, что они обжигают их.

— Тайну! — рычал Альфредо.

Он взял прицел ниже и пули вонзились у тела девушки, выбив облачко пыли из перины. На следующей попытке револьверы издали по сухому щелчку. Альфредо отшвырнул разряженное оружие и шагнул к кровати, на ходу вытаскивая нож.

Внезапно всю комнату заполнил грохот выстрела из мушкетона. Масляная лампа, свисавшая с потолка, разлетелась острыми осколками, а ее каркас, слабо звякнув, упал на пол. Альфредо замер на месте. Потом повернулся к двери и своим единственным глазом встретился с упорным горящим взглядом вожака. Это подействовало на разбойника, как удар молотом. Нож выпал из ослабевших пальцев. Бородач медленно опустился на колени, его руки сплелись в жесте отчаянной мольбы.

— Эль Матадор, я хотел только посмеяться над ним и над девчонкой. Губы Матадора сложились в жесткую улыбку. — А теперь мы посмеемся над тобой. В этот момент Эдж достиг верха стены и, порядком попотев за время восхождения, оказался на грани своих физических возможностей. Он, конечно, слышал стрельбу в доме на краю площади, но не придал ей никакого значения, не без основания полагая, что это его мало касается. Он висел на высоте чуть меньше двадцати футов, уперевшись плечами в стену церкви. Все что ему теперь оставалось, это уронить ноги и, прежде чем падение станет беспорядочным, схватиться за край стены. Но перед тем как приступить к этому почти цирковому номеру, он решил передохнуть и, закрыв глаза, ждал пока его сведенные усталостью руки наберут необходимую силу.

— Гринго не боится упасть?

Эдж открыл глаза. Слова, произнесенные мягким голосом, принадлежали одному из бандитов, который рассматривал американца, чуть склонив голову. Он загораживал солнце, и в ореоле жгучих лучей его лицо казалось бесконечно далеким.

— Я упражняюсь подобным образом каждое утро, — с расстановкой проговорил Эдж. — Это помогает поддерживать форму.

— А мне кажется, что вы и так в форме, а усиленные тренировки вам могут повредить. — Бандит перехватил ружье за кончик ствола и резко ударил прикладом по ноге Эджа.

Нога соскользнула со стены, Эдж потерял равновесие, тяжело свалился на землю и ушиб спину, потеряв на некоторое время дыхание.

— Впрочем, если я не прав, вы можете повторить это упражнение после обеда, — расхохотался бандит наверху. — Я все еще буду здесь и прослежу за вашей формой.

Патрульный на стене вдруг отвлекся от разбитого американца, его внимание привлекло оживление, царившее на площади. Там вопил одноглазый, уверяя Матадора в своей невинности. Недавние товарищи вытаскивали его на середину площади. Слова оправдания, прорывавшиеся сквозь рыдания, никто не слушал.

Руки несчастного Альфредо связали спереди веревкой, другой конец ее вытянули вперед чтобы большее число людей могло за нее взяться. Эль Матадор, прислонясь к стене таверны, выстрелил в воздух из револьвера, и по его сигналу вся банда перешла на резкий и недружный бег. С вытянутыми руками Альфредо не мог долго сохранять равновесие, когда в углу площади почва стала особенно неровной, он споткнулся и упал вперед. Его тело, подпрыгивая на неровной выжженной земле, потащилось дальше. Бандиты только теперь начали настоящее веселье, хохоча во все горло и стреляя в воздух.

Прежде чем их запал выдохся, они сделали два полных круга. На третьем круге они бежали уже без прежней прыти, поглядывая на вожака.

Но и того пути, который они проделали, было достаточно. Одежда Альфредо была изодрана, на теле пыль запеклась от крови. Даже его физиономия была разодрана от лба до шеи, потому что он несколько раз ударился об утоптанную поверхность площади.

Пошатываясь, он поднялся и предстал перед вожаком, ожидая приговора.

— Мы — банда! — провозгласил Эль Матадор. — Я предводитель, и ни перед кем не буду отчитываться, а поступать буду так, как считаю нужным. А ты, Альфредо…

Губы Альфредо зашевелились, но он не издал ни звука. Эль Матадор вытянул руку и указал на два столба, вкопанные перед таверной, у которых должны были кончить свои дни Эдж и Луис.

— Растянуть там! И приведите самого злого быка. Через несколько минут, когда Эдж пришел в себя, дотащился до выхода из церкви и выглянул на площадь, Альфредо был привязан между столбами. Руки его были притянуты к верхушкам, а ноги растянуты к низу столбов. Несчастный упал бы, если бы не веревки вверху.

Кроме Альфредо на площади остался Эль Матадор. Он стоял у левого столба, заложив руки за спину. Эдж был озадачен происходящим, тем более, что большая часть бандитов залезла на стены. Внезапно появился Мигель. Он скакал на своем жеребце с такой скоростью, словно сама смерть хватала его за пятки. За ним выскочил громадный черный бык.

Всадник и лошадь исчезли с площади в одной из узких боковых улочек, а бык, хрипя от ярости, описал широкий круг по пустынной площади, взрывая землю под одобрительные крики зрителей со стены и привалился к стене. На площадь опустилась тишина. И когда она стала почти давящей, раздался уверенный и негромкий голос:

— Хей, торо!

Налитые кровью глаза быка остановились на крохотной фигурке Эль Матадора, который вышел в центр площади, размахивая перед собой красным полотнищем. Бык засопел еще громче и ударил копытами в землю. Альфредо застонал.

— Торо! Торо!

Эль Матадор щелкнул каблуками. Бык пригнул голову и ринулся в атаку. Солнце играло на концах его рогов, грохот копыт эхом отдавался по всей площади.

Предводитель бандитов, грациозно привстав на носки, взмахом тряпки провел мимо себя взбешенное животное и стал в прежнюю позу. Бык тяжело развернулся и посмотрел на своего противника, вскидывая массивную голову.

— Хей, торо!

Голова быка склонилась и копыта снова загремели по площади. Эль Матадор со зловещей улыбкой подошел к беспомощному Альфредо и красной материей прикрыл его живот.

Альфредо смотрел широко раскрытым от ужаса единственным глазом, рот его раскрылся в безмолвном крике.

Эль Матадор ловко отпрыгнул в сторону, выпустив в последний момент ткань, покрывшую голову быка.

Внезапная темнота привела быка в ярость и он замотал головой. Один из его рогов попал в низ живота Альфредо и глубоко вошел в мягкую плоть. Мощь удара разорвала веревки, удерживающие руки и ноги человека, тело его взлетело вверх, перевернулось в воздухе и безжизненной грудой упало на землю.

— Торо!

Бык стряхнул все-таки слепившую его тряпку, поднял голову и, даже не заметив мертвеца, прислушался к этому насмешливому голосу.

— Довольно изобретательно, надо признать, — прошептал Эдж. Теперь Эль Матадор взвел курок своего мушкетона и пошел к зверю. Потом приложил приклад к плечу, прицелился…

С глухим звуком выстрела дрожь волной прошла по телу быка. Пуля вошла точно в то место, куда заправский матадор должен попадать шпагой. Огромное животное, только что полное жизни и ярости, рухнуло в пыль.

Эдж холодно взглянул на рассевшихся по стене бандитов.

— Полагаю, мяса должно хватить на всех

 

Глава 14

В путь тронулись после полудня. Эль Матадор первым проехал по тропе, ведущей из Хойоса на равнину. Мигель и Торрес следовали за ним. Потом было определено место Эджу и Луису, а уж за ними вытянулись остальные.

Луис пребывал в прекрасном настроении. Он хорошо провел время с девицей, которую выбрал сам и получил лошадь Альфредо после того, как обратил внимание Эль Матадора на то, что путешествие на осле может растянуть их путешествие на месяц. Он был человеком одного дня и учитывал только те события, которые происходили сейчас и здесь. Отдых, сытная еда, секс, езда на хорошей лошади — все было как в былые времена, и он на какое-то время впрямь почувствовал себя моложе.

Эдж переживал совсем другие чувства. Он мрачно размышлял о том, сможет ли старик разыскать деньги, и как избежать немедленной расправы. Это не вызывало у него сомнения — он и Луис приговорены. Даже нож, который он взял у убитого солдата на площади в Хойосе, был предусмотрительно отобран у него перед выездом из города.

Эль Матадор, казалось, не замечал ничего. Он склонен был расправляться со сложностями по мере того, как они возникали. Лишь иногда он поворачивался к Луису, чтобы спросить его, долго ли им еще ехать. Каждый раз он получал один и тот же ответ:

— Осталось немного, Эль Матадор. Я скажу, когда приедем на место. Бандиты, настроенные добродушно, по мере утомительного пути утратили доброе расположение духа. Началось даже недовольное бормотание, вызванное тем, что никто не знал, куда и зачем они едут. Тем не менее, самые опытные, кто задавал тон в отряде, были уверены, что тайна стоит мер предосторожности, и, безусловно, на всех оказало впечатление та ужасная смерть, которая постигла Альфредо за то, что он пытался проникнуть в нее.

Когда банда проезжала мимо высокой скалы, раздался внезапный ружейный залп, первыми жертвами которого стали лошадь Мигеля и бандит по имени Хуан. Пуля попала сбоку в один его глаз, пробила носовую перегородку и прошла через вторую глазную впадину. Когда последовал второй залп, бандиты уже ссыпались с лошадей и, укрывшись за валунами, стреляли наугад по невидимому противнику.

Все произошло так быстро, что Эдж, придя в себя, обнаружил, что делит укрытие с трясущимся от страха Луисом. От нахлынувших новых напастей он стал пахнуть самым отвратительным образом.

— Ваш родитель был, наверное, хорьком, — сморщился Эдж.

— Сеньор, у меня, кажется, что-то случилось с желудком.

— Превосходная идея, — вздохнул Эдж и, дождавшись перерыва в стрельбе, метнулся за другой валун. Прежде чем он успел спрятаться, пуля пробила ему рукав рубашки.

Новое место было занято Матадором. Американец скромно устроился рядом с ним. Главарь бандитов метнул в него быстрый взгляд и снова мрачно уставился туда, где ослепший Хуан, спотыкаясь, бродил между камней, закрыв залитое кровью лицо и громко взывая о помощи. Матадор достал один из кольтов и выстрелом в спину прикончил его.

— У Хуана вечно были какие-то неприятности с глазами, пояснил он Эджу, не поворачивая голову. — Полагаю, теперь он исцелился от всех напастей.

— Именем Президента, сдавайтесь! — прогремел голос сверху. — Я лейтенант Мексиканской Республиканской армии Адамс. У меня имеется приказ арестовать вас, Эль Матадор.

— Он многословен, — возмущенно прошипел Матадор.

— К сожалению, он не только говорит, — ответил Эдж, посматривая по сторонам.

Эль Матадор сплюнул и оглянулся.

— Эй, Мигель!

Толстяк с серьгой в ухе, повернул к главарю голову.

— Делаем, как в Розарио.

Зубы Мигеля блеснули в ухмылке, и он передал слова Матадора по цепочке. Торрес, которому не нужно было ничего пояснять, послал сообщение в другую сторону.

— Лейтенант! — крикнул Эль Матадор, убедившись, что все получили новый приказ. — У нас пять убитых. Мы сдаемся!

После паузы последовала команда.

— Выходите с поднятыми руками!

Матадор прислонил свой мушкетон к валуну и встал на ноги, пнув Эджа под ребра.

— Вы не числитесь среди этих пяти, гринго. Эдж со вздохом выпрямился. Бросив взгляд по сторонам, он заметил, что большинство бандитов поставили ружья на землю и последовали их примеру. Пятеро, включая Мигеля и Торреса, остались лежать на земле. Вверху показались солдаты. Они стали спускаться, не выпуская оружия из рук. Эдж насчитал десять фигур, отчетливо виднеющихся на фоне белой скалы.

— Всем подняться наверх! — скомандовал офицер. Пуговицы на его мундире ярко блестели. Бандиты нехотя двинулись вперед, обходя камни.

— Я честный, бедный мексиканец… — заныл Луис, но заткнулся, потому что пуля высекла каменные брызги в шаге от него.

— Молчать! — заорал лейтенант.

Его люди и он сам приближались довольно быстро. Эдж подумал, что ни один из солдат не успеет быстро прицелиться при таком размашистом шаге. И спрятаться ни один из них не сможет, потому что на осыпающемся камешками склоне не было ни одного подходящего укрытия. Эль Матадор лениво произнес:

— Лейтенант, у меня чешется ухо.

Он медленно согнул руку в локте и коснулся пальцами мочки. Эдж метнулся в укрытие прежде, чем прогремел первый выстрел. За мгновение до того, как пять солдат упали под пулями бандитов, он надежно укрылся за валуном и, сидя там, сузив от напряжения глаза, следил за происходящим. Двое бандитов, которые притворялись мертвецами, и один из якобы сдающихся, недостаточно быстрый, умерли почти сразу. Двое солдат погибли при попытке подняться на скалу, еще двое погибли, когда пытались отступить в сторону по склону. Лейтенант получил заряд картечи из мушкетона Эль Матадора в плечо. Его мукам положила конец пуля, выпущенная в голову.

Луис, застывший на месте от страха, как ни странно, не получил ни одной царапины. Его даже миновали осколки, выбитые пулями из камней.

Выстрелы смолкли довольно скоро. Эль Матадор оглядел своих подчиненных с нескрываемым отвращением.

— Мы все были очень медлительны. В Розарио мы потеряли лишь одного, а ведь там было пятнадцать скотов в армейской форме.

— Все медлительные лежат здесь, — обижено ответил Торрес, указывая на потери с их стороны.

Справедливость этого утверждения не улучшила настроения Матадора.

— По коням! — скомандовал он и взглянул на Луиса. — Ты, медуза, далеко еще?

— Осталось немного, Эль Матадор, — проблеял Луис. — Я скажу, когда мы приедем.

Эль Матадор сплюнул и сел на камень, ожидая, когда будут найдены разбежавшиеся лошади. Эдж облегченно вздохнул, когда увидел, что лошадь вожака была среди них. Плотно набитые сумки, висевшие у седла крупной белой кобылы, украденных из банка и шерифской конторы города Писвилла.

Когда бандиты нашли и привели даже солдатских лошадей, выяснилось, что одной все-таки не хватает. Луис, кротко стоявший возле скалы и еще не отошедший от перенесенных переживаний, вновь остался безлошадным. Бандиты, которые уже все были в седлах, не смотрели на него, каждый опасался, что именно ему посадят эту вонючку. Перед тем, как сесть в седло, Матадор услышал стон одного из солдат и, вытащив нож, подошел к раненому. Злыми глазками он посмотрел на его. Пуля содрала лоскут кожи со лба, и кровь заливала лицо, но скользящий удар, видимо, не нанес ему глубокой раны. Дьявольская усмешка появилась на лице Эль Матадора.

— Для нашего пожилого друга у нас есть превосходный скакун, — возвестил он бандитам. — Это, правда не конь, но как говорят гринго бедняки не выбирают.

Пинками он заставил солдата подняться на ноги, и, обращаясь к Луису, сказал:

— Этот осел вам подойдет.

Солдат был молод, но у него на рукаве уже сверкали капральские нашивки. Плохо ориентируясь, с трудом приходя в себя после ранения, он едва понимал свое положение.

Эль Матадор уперся стволом мушкетона в спину пленника и приказал ему двигаться вперед. Когда они остановились рядом с Луисом, старик засиял — здесь был более униженный, чем он, человек.

— Я прекрасно объезжаю ослов! — провозгласил он, повернул капрала, и обхватив руками шею, сцепил ноги у него на животе. — Смотрите, мне не нужна даже уздечка.

Бандиты расхохотались и пришпорили лошадей. Эль Матадор вскочил на свою кобылу и жестом дал солдату понять, чтобы он шел впереди. Некоторое время кавалькада двигалась шагом, Луис подбадривал человека, на котором ехал.

Эдж понимал, что для капрала время тянется очень медленно. Вскоре все, кроме Луиса, потеряли к этой забаве интерес.

— Ваш осел продвигается слишком медленно, — проговорил Матадор. — Нельзя ли заставить его бежать быстрее.

Луис послушно выполнил приказание, капрал на мгновение перестал хрипеть, задохнувшись от удара пятками в живот. Он перешел на неуклюжий бег. Его шатало из стороны в сторону, подбородок ударялся о грудь. Луис был небольшого роста и весил немного, но для капрала он с каждым шагом прибавлял в весе.

Внезапно судорога свела ему ногу. Он упал, Луис перелетел через него. Эль Матадор спешился, подошел к капралу, который пытался встать с одеревеневшим от страха лицом.

— Мне кажется, у вас сломана нога, — прошептал Эль Матадор. — Ослы похожи на лошадей, и мы добры к ним. Сломанная нога портит любое животное.

Не доставая кольта из кобуры, он нажал курок. Пуля вошла в скулу капрала и вылетела из затылка. Матадор со вздохом огляделся по сторонам. Он стоял в тени огромной юкки, ветки которой обещали им топливо для костра.

— И все-таки, далеко еще, старик? — Спросил он у Луиса, который, потирая ушибленную ногу, смотрел на мертвеца.

Луис посмотрел на юг.

— Теперь близко, Эль Матадор. Скоро мы будем на месте.

Главарь коротко кивнул. — Тогда сделаем привал здесь. Он отдал необходимые команды. Когда его взгляд упал на Эджа, он припомнил реплику, брошенную американцем после корриды в Хойосе, и добавил: — Не желаете на ужин ослятины, гринго?

Эдж в тон ему ответил:

— Благодарю вас, сеньор, у меня постный день.

 

Глава 15

Эдж и Луис лежали под одеялами у погасшего за ночь костра. Эджа разбудила перебранка бандитов, собравшихся вокруг сохраняющего безмятежное спокойствие Эль Матадора. Эдж не сделал ни одного движения и стал смотреть, чем кончится зреющее недовольство.

Почти все бандиты говорили сердитым полушепотом, который сливался в неясный гомон, в котором Эдж никак не мог разобрать отдельных слов. Но он был уверен, что они сдерживают голоса не из боязни потревожить спящих.

— Хорошо, — сказал внезапно Матадор, и встал на ноги. Сейчас я все объясню.

У бандитов внезапное согласие вожака вызвало возгласы удовлетворение. Этот звук Эдж использовал, чтобы показать свое пробуждение. Все тут же повернулись и пошли в его сторону. Глядя на них, Эдж отметил, что их физиономии стали выражать откровенную угрозу, глаза под сомбреро загорелись ненавистью. Сама смерть таилась в движениях каждого из них.

— Полагаю, вы собрались не для того, чтобы предложить мне утренний ленч? — осведомился Эдж, отбрасывая одеяло и вставая.

— Я желаю знать, когда мы достигнем цели путешествия, сеньор, — холодно произнес Эль Матадор.

Эдж попытался выковырять языком мясное волоконце, застрявшее между зубами.

— Вы, наверное, хотите поговорить с моим другом? — ответил он, поднял камешек и запустил им в спящего Луиса. Камешек ударил старика так легко, что Эдж наклонился было за следующим, но вдруг старик завопил и сел, озираясь по сторонам.

— Настало время рассказать о десяти тысячах долларов, проговорил Эдж, делая вид, что не заметил злобного блеска в глазах вожака. Очевидно, он не рассказывал своим людям о цели поездки.

— Это обычная присказка всех гринго, — проговорил Матадор поспешно, сделал шаг вперед и обратился к Луису: Сколько нам еще идти?

Вопрос прозвучал так хлестко, что старик сморщился и попробовал отползти от коротышки.

— Я ответил вчера вечером, — торопливо ответил он. — Уже очень близко, Эль Матадор.

— Мы сегодня доберемся до места?

Луис с самым несчастным видом пожал плечами.

— Возможно, если будем ехать быстро.

Эль Матадор повернулся к бандитам на каблуках.

— Мы поедем очень быстро.

Бандиты пошептались и закивали, хотя многие особого энтузиазма не выказали.

— Когда мы завершим это дельце, вы убедитесь, что нам было ради чего спешить, — заявил Эль Матадор, когда его люди пошли к лошадям. Потом он наклонился над сжавшимся стариком. — Ты, вонючка, мои люди устали. Если мы не приедем до полудня, я отрежу у тебя мужской инструмент и запихну в глотку, чтобы ты им подавился.

Взглянув на Эджа, Луис увидел, что американец ухмыляется самым нахальным образом. Старик растерянно пробормотал:

— Мне кажется, я могу обойтись и без завтрака. Матадор неожиданно расхохотался. — Придется придумывать что-то такое. Я не рассчитал, что такая маленькая штучка не сможет перекрыть твою глотку. Смеясь, он пошел к лошади. — Сеньор, — простонал Луис, — я не думаю, что мы доедем к назначенному сроку.

Эдж передернул плечами.

— Тогда придется пострадать.

Он пошел седлать свою лошадь, а Луис поплелся искать кого-нибудь, кто согласился бы взять его вторым седоком. Вскоре отряд по утренней прохладе двинулся на юг. Но вскоре солнце залило землю и все живое безжалостными лучами, темп продвижения замедлился. Люди и лошади обливались потом.

Эль Матадор ехал по своему обычаю во главе отряда. Рядом с ним ехал всадник, который вез Луиса. Проезжая глубокий каньон, Эдж сумел приблизиться к ним, и услышал вопрос Матадора:

— Как вы узнали об этих деньгах?

— Я был одним из тех, кто их добыл, — ответил Луис с гордостью.

Он понемногу успокоился. Он ехал в окружении вооруженных людей возле самого вожака, и этого было достаточно, чтобы он чувствовал себя в безопасности.

— Вы в самом деле были разбойником? — спросил вожак.

— Много лет назад наша банда была самой грозной по всей Мексике. Мы убили много людей и награбили много денег.

— Как вы добыли эти десять тысяч?

— В Техасе, в одном из штатов Америки, Эль Матадор, ваш главарь повел нас на дилижанс, который вез армейское жалованье из Сан-Антонио в форт Рио-Гранде-дель-Норте. Дилижанс охраняло много солдат, и мы потеряли много людей, но победили. — Старик причмокнул при воспоминании об этой кровавой схватке.

— А за каким чертом вы поперлись так далеко на юг?

— Нам пришлось удирать, Эль Матадор. Все, узнав о нашей фантастической добыче, поднялись против нас. Немало других шаек решили, что после наших потерь, могут без труда отнять ее. Индейцы многих племен думали так же. Мы убили сотни или даже тысячи, пробиваясь на юг. В конце пути нас осталось трое.

— Поэтому вы и спрятали деньги?

— Мы поступили так, — Луис понизил голос, и Эдж вынужден был наклониться вперед чтобы расслышать его слова, — спрятались в безопасном месте и решили подождать, пока страсти улягутся, но кто-то предал. Один из нас был убит в схватке во время ареста, а второй умер в тюрьме Мехико. Только я выжил и сохранил тайну. Но и я очень долго был в тюрьме. — Он постучал пальцем по лбу. — Мои мозги пострадали от побоев. Временами мне отказывает память, Эль Матадор.

— Но сейчас ты помнишь, старик? — в голосе Матадора зазвенела сталь.

— Да, конечно! — закивал Луис. — Сейчас помню. Когда меня выпустили из тюрьмы, я подался на север. Но попал в Сан Мариас… Я превратился в старика, и мне казалось слишком утомительным пускаться в дальний путь. Но потом, Эль Матадор, я увидел, что вы сделали с деревней, вспомнил былые денечки и место, где мы спрятали деньги.

Матадор удовлетворенно хмыкнул. Внезапно он вытащил ногу из стремени и лягнул Луиса в бок. Старик сполз с крупа коня и упал на землю. Сразу за этим Эдж услышал щелканье взводимых курков и понял, что ему в спину смотрит не менее дюжины ружейных стволов. Он остановил лошадь и сузившимися глазами наблюдал за Матадором, который уже стоял над Луисом с мушкетоном наперевес.

— Полдень, дружище, — прошипел главарь так, что его слышали все. — Ваше время истекло.

Луис задрожал, из уголка старческого рта на подбородок потекла струйка слюны. Хотя Эдж ничего не почувствовал, он наморщил нос, представив запах, который исходил от Луиса. Эдж подумал о седельных сумках Эль Матадора, взвешивая свои шансы. Быстрый взгляд через плечо убедил его, что его шансы равны нулю.

— Гринго, — привлек его внимание Матадор. — Мне кажется, что ваш друг замерз по дороге. Он так дрожит… Солнечная ванна пошла бы ему на пользу.

Эдж со вздохом спешился.

— Мигель, колышки.

Толстяк с серьгой в ухе порылся в сумке, извлек четыре металлических прутка и бросил их к ногам Эджа.

— Загорать в одежде не принято, — пробормотал Эль Матадор, разглядывая Луиса. — Раздевайтесь и ложитесь в таком виде…

Эль Матадор расставил ноги и поднял руки над головой.

— Эль Матадор… с мольбой проговорил Луис. Удар прикладом по голове был ему ответом. — Если вы не разденетесь, я сделаю это ножом. Но я тоже замерз, и моя рука может дрогнуть.

Наблюдая как Луис трясущимися пальцами расстегивает пуговицы, Эль Матадор рассмеялся. Тем временем Мигель взял лассо, отрезал четыре куска веревки по футу длиной и отправил их за прутками.

— Так вот чем вы собирались поразить наше воображение? — мягко спросил Эдж.

— В этом мире трудно изобрести что-то новое, сеньор, расхохотался Мигель.

Луис снял одежду. Жалкий и беззащитный стоял он под палящими лучами солнца.

— Ложитесь, — приказал главарь, и старик покорно опустился на землю, морщась от прикосновения раскаленных камней к коже.

— Теперь ты, гринго!

Эдж подобрал колышки, и каблуком вогнал их в неподатливый грунт. Затем обвязал веревки вокруг грязных, старческих, холодеющих от страха запястий и лодыжек Луиса. Бандиты повели лошадей под тень гигантских кактусов, и Эдж получил возможность сказать мексиканцу несколько слов.

— Сожалею, что должен делать это, — произнес он, стараясь не шевелить губами. На лице его не было и следа искренности.

На глазах старика появились слезы.

— Ничего я им не скажу, — ярость в его голосе заставила Эджа внимательно посмотреть на него. Слезы были проявлением бессильной злобы и ненависти, но в глазах застыла мрачная решимость.

Сейчас на его лице проступили черты, присущие ему в молодости — подлость, жестокость и агрессивность. Те качества, которыми наделены бандиты всех времен. За свою долгую жизнь он получил слишком много ударов, чтобы сохранить твердость духа, но в свой последний час, несмотря на отсутствие физических сил, в нем появилась решимость отомстить Эль Матадору, перехитрить его своей смертью.

— Луис… — мягко позвал Эдж.

— Сеньор?

— Эти десять тысяч существуют?

— Да, — выдохнул старик. — Сеньор, вы спасали мне жизнь, когда солдаты и бандиты хотели меня убить. И я скажу вам… Деньги находятся в Монтийо, меньше чем в десяти милях отсюда. Найти их сейчас нелегко, но кольцо послужит ключом…

Эдж посмотрел на средний палец правой руки Луиса, но больше ничего спросить не успел. Тень Эль Матадора упала на них. Бандит проверил каждый узел и кивнул, убедившись в их надежности.

— Гринго, — сказал он, поведя мушкетоном в сторону, идите в тень, выпейте водички. Через час мы проверим, насколько благотворно повлияли солнечные лучи на нашего пожилого друга.

Губы старика уже запеклись на солнце. Но он не промолвил ни слова, а злобная усмешка показала, что решимость не оставила его. Лицо главаря потемнела, мушкетон в его руке дрогнул.

Эдж потащился в тень, где бандиты потягивали воду из фляжек. Своей воды у американца не было, но ни один из бандитов с ним не поделился.

Прошло около получаса. Бандиты молчали. Все они, кроме одного, не замечали Эджа, который внимательно следил за Луисом, терпящим невыносимые муки под лучами полуденного солнца. Он чувствовал интерес к своей персоне, который проявлял Торрес, но был к нему равнодушен, пока тот не заговорил:

— У меня давно не было возможности поработать ножом. Боюсь потерять мастерство из-за отсутствии практики.

Все оживились. Эль Матадор пристально посмотрел на американца и его лицо расплылось в фамильярной усмешке.

— Я не уверен, что американец в самом деле знает то, в чем пытается нас уверить. — Но мы должны сохранить ему жизнь, если он все-таки говорил правду. Старичок-то наш скоро изжарится насмерть.

— Весьма признателен за заботу о моем здоровье, доброжелательно произнес Эдж.

— С другой стороны, Торрес, вы правы, — продолжил Эль Матадор. — Вы непревзойденный мастер ножа и ваше искусство не должно ржаветь. — Копнув сапогом землю, он улыбнулся. — Вы можете кроить его сколько угодно, но он не должен умереть, иначе умрете вы. В Мексике есть и другие мастера ножа.

Эдж посмотрел на Торреса. Тот был уверен, что сможет превратить американца в кровавую тряпку без малейшего риска для себя. Бандит извлек кинжал с длинным лезвием.

— Как с оружием для меня? — спросил Эдж, кинув быстрый взгляд на Матадора.

— Не в наших правилах выделять оружие врагу, — буркнул тот. Бандиты рассмеялись, Торрес поднялся и, рисуясь, сделал выпад, хотя до противника было слишком далеко. Эдж вскочил.

— У него довольно острый нрав, — пробормотал он, когда лезвие со свистом распороло воздух.

— Вы попали в точку, сеньор, — гнусно рассмеялся Эль Матадор.

 

Глава 16

Джо раскачивался и делал самые неожиданные прыжки.

— Хах! — вырывалось у Торреса почти при каждом взмахе.

Сначала его лицо, обезображенное шрамом, выражало несомненное удовольствие. Неровные зубы и глаза блестели, как сталь его оружия. Но когда ни один его выпад не достиг цели, он осознал, с каким ловким соперником связался на этот раз. Он помрачнел.

Эдж вначале был хмур. Его глаза безошибочно ловили каждое движение человека с кинжалом, губы были сжаты в прямую линию. Но спустя некоторое время лицо его разгладилось, а губы не раз кривились в ухмылке.

Настроение бандитов тоже изменилось. Некоторое время они подбадривали Торреса, но после того, как американец настолько освоился со своим противником, что стал не уворачиваться, а блокировать его выпады, они стали осыпать приятеля градом презрительных насмешек. Эдж, убедившись, что зрители захвачены поединком, стал отходить в их сторону.

Торрес начал задыхаться, его движения становились все нерасчетливей и слабее, и Эдж отбивал его удары без труда. Торрес все чаще вытирал заливающий глаза пот. Обнаружив, что вместо развлечения ему выпала трудная работа, он начал непрерывно ругаться сквозь сжатые зубы.

Бандиты собрались вокруг дерущихся плотным кольцом и забыли об оружии, оставленном в тени. Лицо Эджа, когда он заметил это обстоятельство, облегчающее его план, стало совершенно непроницаемо. Все решили, что он целиком поглощен противником и его кинжалом. Знай они Эджа лучше, они могли бы догадаться, что Эдж что-то готовит, в особенности после того, как он оглянулся и задержал взгляд на Эль Матадоре дольше, чем нужно. И конечно, тут же поплатился за это порезом на предплечье.

Бандиты разразились радостными криками, и вновь стали подбадривать изрядно выдохшегося Торреса.

Эдж не обратил внимание на эту царапину. Он увидел, что Эль Матадора стоял в двух ярдах за ним и не далее, чем в шести ярдах от того места, где были привязаны лошади.

Эдж шагнул назад, потом еще. Торрес быстро сократил это расстояние и сделал выпад. Но он был уже так медлителен, что Эдж опередил его ударом ногой в пах. Кинжал ударился в выставленную вперед руку Эджа, и тут же Торрес бессильно выпустил его. Бандит хрипел от боли и, согнувшись почти пополам, опускался на корточки.

Эль Матадор сделал шаг вперед и в сторону, чтобы видеть, что стряслось с Торресом. В тот же миг Эдж прыгнул, поймав шею вожака локтевым захватом. Матадор почувствовал опасность, но защититься не успел. Американец подмял его под себя и к яремной вене прижал бритву.

— Если кто-нибудь двинется с места, Матадор получит воздаяние за все грехи! — рявкнул Эдж.

Стало тихо, даже Торрес перестал хрипеть. Эдж стоял в обнимку с Эль Матадором в плотном кольце бандитов. Все были ошеломлены и ничего не пытались предпринять.

— Делайте, как он говорит, — промычал Эль Матадор. В его голосе не было и следа страха. Эдж заметно переводил дух. Как неудачно действовал он в поединке с Торресом, сразу восстановить дыхание он не мог. К тому же он понимал, что главарь не пользовался любовью своих людей и каждый был бы рад избавиться от садиста, каким он был даже по их представлению. Но в то же время, вожак выпутывался из очень серьезных переделок и мысль о том, что он выкарабкается и расправиться с каждым, кто окажется слишком решительным, удерживала бандитов от любого риска.

Неожиданно Торрес рассмеялся. Этот смех подтвердил простую догадку, что неразумные поступки могут быть наказаны даже раньше, чем Эль Матадор разрешит создавшуюся ситуацию.

— Гринго, я обещаю вам свободу, — торжественно сказал Матадор.

— Весьма признателен, — ответил Эдж, и так прижал его к себе, что коротышка повис в воздухе.

— Могу вас поздравить, вы умеете хранить оружие, сказал Эль Матадор, когда Эдж стал пятиться к лошадям. Тому, кто вас обыскивал я устрою страшную казнь.

— Вы большой оптимист, дружище, — пробормотал Эдж. Он выбрал лошадь вожака и боком взобрался на нее. Откройте-ка седельную сумку, — приказал он, и впервые почувствовал, что коротышка задрожал. Он явно ценил деньги больше жизни.

— Я поеду с вами, сеньор. Мы поделим деньги пополам. И десять тысяч долларов тоже.

Эдж надавил на бритву. Над лезвием показались капельки крови. Эль Матадор мгновенно поменял свою оценку понятий «деньги» и «жизнь». Он расстегнул сумку, в которой хранились награбленные в Писвилле деньги. Это было нелегко и удалось не сразу, потому что его ноги висели в добрых двух футах над землей.

Его люди в замешательстве смотрели на происходящее, позабыв о душившей их ярости. Такое происходило на их глазах впервые. Когда язычок застежки выскользнул из петли, банкноты стали падать из криво висящей сумки на землю. Несколько бандитов непроизвольно шагнули вперед. Эдж ожидал этого.

— Я предупреждал, чтобы никто не двигался, — с фальшивым вздохом сказал он, и сильным движением воткнул лезвие в горло вожака.

В то же мгновение он ослабил хватку, и Эль Матадор повис на бритве на нескончаемо долгое мгновение, рефлекторно схватив сумку слабеющими руками. Сумка разорвалась и Эль Матадор скользнул вдоль крупа коня вниз. Из огромного кривого разреза на его шее фонтаном ударила кровь. Она брызнула на банкноты, сыплющиеся широким потоком.

Эдж выдернул бритву, молниеносным движением засунул ее за пояс, выдернул ружье из седельной кобуры соседней лошади и пришпорил своего скакуна. Он попытался держать под прицелом бандитов, чтобы опередить каждого, кто попробует стрелять, но никто не стрелял. Все они с криками бросились за деньгами.

Эдж все-таки выстрелил, но лишь однажды, когда проносился мимо распростертого на земле Луиса. Он не знал, жив ли еще старик. Но послав пулю в грудь обреченного, успел заметить, что тот улыбнулся, встречая смерть, которая избавила его от мучений.

 

Глава 17

Когда Эдж достиг места, откуда его не могли видеть бандиты, он повернул налево, по громадной дуге вернулся обратно, укрылся среди валунов у подошвы холма и стал ждать. Довольно скоро облако пыли, возникшее в жарком мареве на горизонте, скрылось между отдаленными холмами, и тогда он спокойным аллюром поехал вперед.

Недалеко от места недавних драматических событий, он спугнул тяжело взлетевшую стаю грифов. Она успокоила его. Подъехав ближе, он убедился, что обед стервятников удался на славу. Птицы усердно обклевывали раны убитых, и поэтому в груди Луиса зияла огромная дыра, а голова Эль Матадора почти совсем отделилась от тела.

Эдж окинул взглядом трупы и, наклонившись над телом старика, бесстрастно отметил, что после смерти он стал пахнуть еще хуже. Довольно долго он пытался снять с его пальца кольцо, но оно не проходило средний сустав. Эдж выругался, вытащил бритву и отрезал палец у самого ободка. Теперь невзрачное украшение легко соскользнуло с мертвой плоти, лишь слегка запятнавшись кровью.

Эдж внимательно осмотрел кольцо. Оно было выполнено в форме змеи, схватившей неестественно большой и плоской головой собственный хвост. Это ничего не говорило Эджу, но рисунок что-то должен был значить. Эдж стер кровь и попытался надеть его. Кольцо налезло только на мизинец.

После этого он снял с Эль Матадора пояс с двумя кольтами, убедился, что оба барабана полны, подогнал его под себя и надел. Переседлав лошадь, он направился на юг, не оглядываясь, но по хлопанью крыльев за спиной понял, что стервятники вернулись к прерванному пиршеству.

Кобыла не зря ходила раньше под Матадором, она была горячей и сильной, к тому же она была вымуштрована опасной жизнью, которую вели бандиты. Она доставила нового хозяина в Монтийо, когда жаркий день начинал медленно переходить в прохладные сумерки.

Появление на улицах городка неизвестного всадника вызвало множество удивленных и опасливых взглядов. Монтийо находился на границе между Сонорой и Синалой, и гринго заглядывали сюда не часто.

Это был довольно крупный город, с лесопилкой и серебряным рудником, но основу его благосостояния составляли поля сахарного тростника, на которых работала целая армия пеонов. На окраине Эдж не заметил особых признаков жизни, но проезжая по одной из двух главных улиц, он услышал звуки музыки. Он сделал вид, что не замечает изумленных взглядов, пока прямо перед ним не появился мальчуган лет десяти, который улыбался, демонстрируя все свои сломанные зубы.

— Гринго, — позвал он.

Эдж осмотрел его перепачканное лицо, оборванные штаны и рубашку, не угадав его намерений, рассеянно кивнул. Улыбка мальчишки стала еще шире.

— У меня есть сестра, сеньор. — Он прижал сложенные чашечками ладони к своей узкой груди и сделал ими движение вперед. — Ей нравятся американцы, очень нравятся, сеньор!

Эдж попытался выглядеть не слишком сурово и спросил, указав головой вперед:

— Что у вас здесь происходит?

— Фиеста, сеньор. День рождения нового мэра. Он не очень хороший мэр, но его выбирают, потому что в день своего рождения он утраивает фиесту. Там много девочек, но они не такие шикарные, как моя сестра.

Он повторил тот же жест. Эдж выудил из кармана один из тех долларов, которые дала ему Гейл при расставании, и бросил его мальчугану.

— Эстебан! — тут же раздался из темного двора голос.

Мальчишка расхохотался и бросился по улице в противоположном направлении. Из двора появилась толстая женщина. Эдж усмехнулся — эта масса в двести пятьдесят фунтов живого веса двигалась и в половину не так быстро, как мальчишка, — и продолжил свой путь.

Обе улицы выходили на площадь, на которой царило веселье. В центре стоял деревянный помост, освещенный факелами, на котором шестеро гитаристов развлекали с полусотни танцующих пар. На площадь также выходили двери десятка кантин, из которых вырывались крики веселящихся мужчин и женщин. Пьяные вываливались из этих дверей, но лишь для того, чтобы перебраться в соседнее заведение. Мелькали лица ребятишек, занимающихся тем же промыслом, что и Эстебан. Время от времени нанятые оборванцы поджигали петарды и бросали их в толпу, что вызывало веселое смятение от этой преувеличенной опасности. Эдж бесстрастно осмотрел происходящее и привязал лошадь к коновязи у «Монтийо-отеля».

Могучая белая кобыла довольно злобно оглядела жалких мексиканских ослов, составивших ей компанию, и быстро расчистила себе необходимое пространство. Кое-кто хотел бы заступиться за своих животных, но их отговорили, потому что Эдж выглядел не тем человеком, которого можно беспокоить по пустякам.

Эдж вошел в соседнюю с гостиницей кантину. Внутри стояли столы, за которыми мужчины и женщины делали вид, что слушают молоденькую девушку, которая пела у бара в углу. Ей аккомпанировал молодой человек, бросавший вопрошающие взгляды на окружающих. Эдж протолкался к стойке, служившей сдерживающим барьером от толпы пеонов. Тут же один из барменов подскочил к нему с подобострастной улыбкой.

— Сеньор?

— Пива.

Бармен выволок из-под стойки стакан сомнительной чистоты, отбил горлышко у бутылки с пивом и опорожнил ее в стакан, оценив свои действия в песо. Эдж шлепнул на стойку доллар, даже не прикоснувшись к выпивке. Пухлая липкая рука накрыла монету, но Эдж тут же припечатал ее своей ладонью. Бармен поднял голову и увидел, что Эдж ухмыляется ему в лицо.

— Доллар ваш, — мягко сказал Эдж. — Но если никто не придет ко мне до полуночи, чтобы поговорить об этой вещи, я вернусь и с деньгами заберу кое-что еще.

— Сеньор?

— У вас нелады со слухом? — процедил Эдж. — А на вид вы вполне здоровы.

Бармен проглотил комок, застрявший в горле, и внимательно осмотрел кольцо на руке американца.

— Я не понимаю, сеньор, право слово, не понимаю. Эдж хмыкнул, отпустил бармена и пошел к выходу. — Пусть спросят Эджа, — бросил он через плечо. Стакан с пивом оказался в руках какого-то пеона, который торопливо опрокинул его в глотку.

— Очень суровый человек, — сказал он бармену, возвращая стакан.

— Наверное, он имел в виду то, давнее дело… пробормотал бармен. Американец отвязал свою лошадь, отвел ее в конюшню, в которой храпел бесчувственный от выпивки сторож, и поместил ее в свободное стойло. Потом пинком разбудил сторожа. Когда бравый служака вскочил, он увидел долларовую бумажку, и, конечно, пообещал, что даже сам президентский скакун не получил бы лучший прием, чем кобыла гринго. Эдж кивнул и пошел прямо в отель, захватив ружье и с удовольствием слушая, как хлопают по бедрам кольты, позаимствованные у Эль Матадора.

Владелец отеля заявил, что все номера заняты приехавшими на праздник, но вид пятидолларовой купюры заставил его вспомнить, что одна комнатушка еще свободна. Эдж подписал какой-то листок и заставил его трижды повторить свое имя.

— Я буду ждать посетителей, — пояснил он. — Но если никто не придет, прошу меня не беспокоить.

— Конечно, сеньор, — отозвался мексиканец. Эдж поднялся по ступеням, с винтовкой в качестве багажа. Ему достался номер двадцать три. В тот момент, когда он открыл дверь, церковный колокол пробил шесть раз. Звуки доносились издалека и навевали меланхолию. Эдж справедливо решил, что таким образом здесь отмечается время, и что ему придется ждать еще шесть часов.

Он запалил чадящую лампу и оглядел комнату. Она была лишь немногим больше чулана, но в ней умещалась узкая кровать и шкаф для одежды. Крохотное окошко давало вид на глухую стену здания, находящегося за гостиницей. Пол был из неровных досок, уродство которого никогда не собирались спрятать под половиком. Когда Эдж подошел к окну, два ленивых таракана побежали по узенькому подоконнику.

Эдж раздраженно пнул ногой кровать. Над тюфяком поднялось облако пыли, и засушенные трупы самых разнообразных насекомых посыпались на грязные доски.

Эдж поморщился, вывалил на пол серые от глинистой воды простыни, грязный тюфяк, и лег на голое веревочное плетение. Сунув под голову шляпу, он закрыл глаза и расслабился, удовлетворенный тем, что может одновременно следить за квадратиком окошка и за полоской света, пробивающейся из-под двери.

С площади доносился приглушенный шум, в котором изредка выделялись взрывы петард и пьяные крики. У него уже давно не было возможности спокойно подремать, а ощущение оружия в руках давало чувство защищенности. Он не заметил, как сладкая дрема притупила его внимание.

— Сеньор, достаточно вам шевельнуться, и вы умрете, прозвучал чей-то голос.

Эдж открыл глаза, и тут же увидел люк в потолке, который он до этого не замечал. В нем было видно ночное небо, и лунный свет играл на стволах двух револьверов.

— Это плохой способ разговаривать с незнакомыми людьми, — осторожно сказал он, и неожиданно скатился на пол, стараясь взять люк под прицел.

Но в тот же миг дверь распахнулась от удара, и Эдж увидел на стене тень человека, который целился ему в спину.

— Вас же предупреждали, — произнес другой голос. — Вы должны благодарить нас за выдержку, сеньор.

— Тогда — другое дело, — ответил Эдж и аккуратно отложил винтовку.

 

Глава 18

Сверху в комнату спрыгнул молодой парень. На вид ему было не больше двадцати. Невинное, гладко выбритое лицо, мягкие серые глаза и безвольный рот — все говорило, что он был не из тех, кто привык пользоваться оружием. Но он держал в руках двуствольные «Трантеры» с уверенностью человека, который умел обращаться с подобными вещами. Он был в белой рубашке и серых штанах, которые поддерживал богато украшенный пояс с тяжелой пряжкой и великолепно украшенными кобурами.

— Я — Рамон Армендарес, — представился он, подбирая брошенную Эджем винтовку. — А это мой дядя — Мануэль Армендарес. Соответственно, мы — сын и брат мэра города.

Он говорил на безупречном английском, щеголяя произношением. Стоящий в дверях кивнул. Эдж уловил в его лице сходство с Рамоном. Мануэлю было крепко за шестьдесят. Он был на шесть дюймов ниже племянника, и его лицо украшали ухоженные борода и усы. Глаза его были того же мягкого серого цвета, но излучали горечь, которую придает долгая жизнь, и которой не бывает в юности. В его руках темнели вороненные кольты.

— Вы, конечно, извините нас за необычный способ вторжения, — улыбнулся Рамон.

— Мы слышали, что ваше появление в городе тоже не отличалось изяществом манер. Естественно мы предположили, что лучше слегка пересолить, чем нарваться на пулю.

Эдж лишь хмыкнул.

— Я спал, как ребенок.

Рамон опять улыбнулся и указал на ружье Эджа.

— Маленький ребенок с погремушкой в руках.

— Не исключено, что других игрушек у меня в детстве просто не было. По крайней мере свой первый зуб я сломал именно о подобную игрушку.

— У всех у нас бывали трудные времена, — философски заметил Мануэль.

— Но это не значит, что мы должны терять время, вмешался Рамон, уже не улыбаясь. — Итак, сеньор, у вас имеется кольцо.

— Оно что-то значит?

— Я его еще не видел.

Эдж неторопливо снял кольцо и протянул Рамону. Тот засунул один из револьверов в кобуру, чтобы взять его. Когда он потянулся за ним, Эдж бросился вперед, обхватил его за шею, оказался у него за спиной и вдавил под лопатку один из кольтов Матадора. Дядя и племянник смотрели друг на друга, с ужасом осознавая, что их оружие стало бесполезным.

— Бросайте револьверы, — посоветовал им Эдж. Иначе после фиесты в Монтийо начнутся похороны.

Юноша напрягся, он собирался рискнуть. Но Мануэль был старше и мудрее его. Он вздохнул и его оружие глухо шлепнулось на доски.

— Вы слишком молоды, Рамон, чтобы умирать. А я слишком стар, чтобы торопить смерть.

Рамон обмяк и его револьвер тоже полетел на пол. Эдж отпустил его горло, осторожно вытащил его второй револьвер из кобуры и отправил за первым. Затем он оттолкнул Рамона и, ухмыляясь, сунул свой кольт в кобуру.

— У меня нет подарка мэру на день рождения. Поэтому я подарю ему жизни двух его родичей. Подарок этот, конечно, недорог, но это все, что я сейчас могу.

— Вы нас не обманываете, сеньор? — подозрительно спросил Мануэль.

— Я был бы не против, чтобы и меня так почаще обманывали, — ответил Эдж. — Лучше взгляните на кольцо и скажите, какие у вас появляются соображения.

Рамон взял лампу и стал искать упавшее кольцо. Когда оно нашлось, старик вынужден был поднести его к самым глазам, чтобы разобрать, что оно собой представляет. Это длилось довольно долго.

— Вас что-то заинтересовало? — осведомился Эдж, присев на кровать. Со скучающим видом он подобрал свою винтовку и положил ее себе на колени.

Рамон, который прислонился к шкафу, лениво ответил:

— Я ничего о кольце не знаю. Но мой дядя заволновался, прослышав о нем. Он попросил меня помочь. Только помочь, и больше ничего.

— Добыча показалась легкой, — ухмыльнулся Эдж.

— К сожалению, мои глаза уже далеко не те, — неожиданно проговорил Мануэль и протянул кольцо племяннику. — Рамон, что здесь за рисунок?

Молодой человек пересек комнату, взял кольцо и поднес его к свету. При виде столь явной безвкусицы, на его лице появилось разочарование.

— Обыкновенное медное хламье, — сказал он. — Безделушка, таких много.

— А рисунок? — спросил Мануэль, нервно облизывая губы.

— Змея, — ответил Рамон. — Рисунок слишком грубый, чтобы определить, какая именно. Может, жарарака, а может, гремучка.

Глаза старика вдруг засияли. Он тряхнул головой.

— Где вы взяли это кольцо, сеньор?

— Полагаю, это мое дело.

Ответ Мануэля не обескуражил.

— У мексиканца, моих, примерно, лет?

— Может быть.

Мануэль кивнул.

— Это очень старая история, сеньор. Одна шайка ограбила армейскую казну в Штатах. Большинство бандитов было убито, лишь трое добрались до Монтийо.

Рамон переводил взгляд с дяди на Эджа. Кольцо уже не казалось ему безделушкой.

— Я слышал уже нечто подобное, — ровно ответил Эдж.

— В Монтийо один из бандитов был убит, а двое схвачены. Денег так и не нашли. Арестованных отправили в тюрьму, и все потихоньку улеглось, потому что сроки они получили очень большие. Сейчас это стало легендой, обросшей романтическими подробностями. Якобы каждый из них имел такое кольцо, которое являлось ключом к тайнику с деньгами.

— Денег было много? — срывающимся голосом поинтересовался Рамон. Мануэль рванул ворот и тихо ответил: —Десять тысяч американских долларов. Оба мексиканца посмотрели на Эджа.

— Довольно точная цифра, — подтвердил тот. Рамон затаил дыхание, Мануэль шумно вздохнул. — Очень много денег, — сказал юноша. — Но недостаточно, чтобы делить на три части.

Винтовка в руках Эджа дрогнула, но по-прежнему смотрела в стену.

— Я человек не жадный, — спокойно проговорил он. — В это путешествие я отправился, потому что должен был вернуть две с половиной тысячи. И если сверх этой суммы мне достанется чуть больше восьмисот долларов, я буду доволен.

Мануэль кивнул и дернул племянника за рукав.

— Здесь не Мехико, — рассудительно проговорил он. Человек, имеющий в Монтийо три тысячи триста тридцать три доллара — очень богатый человек.

После недолгих размышлений, кивнул и Рамон. Но Эдж знал, что он притворяется.

— Мы еще не знаем, где деньги, — отрывисто сказал Эдж.

— Кольцо, — потребовал Мануэль, протянув руку. Рамон положил медяшку на ладонь дяди. — Что ты говорил о рисунке? — Змея… Мануэль думал, нахмурив брови.

Неожиданно его лицо прояснилось. — Может быть, ты слишком молод, чтобы развлекаться в южной части Монтийо, или наоборот, возмужал и не платишь за развлечения такого рода. Рамон тупо посмотрел на кольцо, и вдруг закричал: — Бордель! Ну, конечно же! «Эль серпента» змея! Эдж тихонько вздохнул. — Мне следовало догадаться раньше всех. Луис и бордель — все сходится. Вперед, друзья!

 

Глава 19

В путь мексиканцы решили отправиться пешими, но Эдж задержался у конюшни, чтобы забрать свою кобылу. У Рамона этот поступок вызвал всплеск недоверия, но дядюшка, который после того, как Эдж вернул им оружие, был настроен более благодушно, утихомирил его. Для приличия Эдж объяснил свое решение тем, что сразу по завершению поисков ему придется уехать.

По дороге тройку новоявленных компаньонов подвергали атакам юные сводники. Но несмотря на самые заманчивые предложения, они даже не удостаивая ребятишек ответом, и постепенно братья якобы прекрасных сестер оставили их в покое. В немалой степени этому способствовал Эдж.

Наконец Мануэль сказал:

— Здесь, сеньоры.

Эдж осмотрелся. Они находились не в самой респектабельной части города, улицы выглядели довольно заброшенными. Дома по обеим сторонам располагались реже, и некоторые из них выглядели настоящими лачугами.

Но одно из зданий было шире остальных. Приземистое, широкое, оно должно было иметь множество помещений. Несмотря на раннее для сиесты время, нигде не было ни огонька. Светила только луна, и в ее бледных лучах на передней стене здания можно было прочитать: «Эль серпента».

Эдж не понимал, почему в заведении, которое в праздник должно было работать интенсивней, чем в будни, все окна заколочены, а двери закрыты.

— Когда вы наведывались сюда? — спросил он Мануэля.

— Я не так дряхл, — усмехнулся он. — Еще на прошлой неделе я приятно провел тут ночь. Эта темнота — обман. Заведение работает.

Эдж довольно хрюкнул и отвел лошадь к дальней коновязи, где стояли несколько ослов. Дождавшись его возвращения, Мануэль решительно поднялся по ступенькам и постучал в дверь.

— Зачем же так ломиться? — послышался за дверью сварливый женский голос. — Девочки будут сегодня работать всю ночь, если у вас много денег и сил.

Заскрипел тяжелый засов, и дверь открылась. Эдж рассмотрел из-за плеча Мануэля старую толстуху.

— Ах, Мануэль и Рамон Армендарес! — воскликнула толстуха. — Я рада приветствовать двух членов семьи мэра.

Она звучно рыгнула, чем вызвала смех мексиканцев.

— Неужели упоминание о нашей семьи вызывает у вас отрыжку? Надо будет передать отцу! — сказал Рамон.

— Не приведи господи! Мое заведение прикроют, а меня расстреляют перед строем, — сказала хозяйка. — Лучше входите, сеньоры, и мы своими услугами продемонстрируем наше отношение к семье Армендарес.

Только после этого она заметила Эджа. Оценив его сложение, вооружение и выражение лица, она шепотом уточнила?

— Гринго?

Мануэль кивнул.

— У гринго много долларов, чтобы оставить их здесь? — спросила она на ужасном английском.

— И достаточные познания в испанском, чтобы самому поручиться за себя, сеньора, — твердо сказал Эдж.

Толстуха усмехнулась, закрывая дверь.

— Сеньорита, между прочим. С моей профессией видишь столько мужчин, что трудно выбрать одного для себя.

Эдж прошел за обоими Армендарес, и попал в небольшую гостиную, где на расставленных у стен диванчиках сидели девицы. Они были одеты в полупрозрачные, облегающие сорочки, и на всех лицах лежала печать горькой покорности той судьбе, которая им досталась. Их взгляды мало чем отличались от взглядов зверей в клетке.

— А я, полагаю, видел слишком много женщин, чтобы отважиться на брак, — скромно ответил Эдж.

— Это хорошо, — просюсюкала хозяйка. — Женатые — плохие клиенты. Они ходят лишь до тех пор, пока об этом не узнают их жены. А жены узнают очень быстро.

Эдж посмотрел на компаньонов и обнаружил, что воспоминания о прежних визитах завладели их помыслами. По дороге сюда они не обсуждали никаких планов.

Эдж решил сначала осмотреться и только потом решать, как быть.

— Девочки! — позвала хозяйка, и проститутки послушно поднялись, принимая разные позы, которые, по мнению хозяйки, должны были изображать томление, но в которых была лишь усталость и скука.

Эдж увидел, что к спине каждой из них был пришит листок картона с номером. Глаза Эджа сузились. Он начал думать.

— Розита моя! — закричал Рамон.

— Я выбираю Маргариту, — степенно произнес дядюшка.

Тоненькая девушка направилась к Мануэлю, в то время, как другая, в возрасте сорока лет, с мощными бедрами и огромными, вислыми грудями, усмехаясь, пошла к Рамону. У них были номера десять и восемь. Большинство номеров между единицей и двадцатью пятью отсутствовали. Фиеста была в разгаре и девушки, очевидно, уже разошлись со своими клиентами.

— Нумеровать девушек — давняя традиция нашего заведения, — пояснила хозяйка Эджу. — Это особенно удобно для американцев и новичков, которые не знают девочек. Со своей стороны рекомендую номера двенадцать и двадцать один. Обе у нас недавно. Не девственницы, сами понимаете, но почти.

— Я выберу номер один, — решил Эдж, остановившись на тоненькой девчушке, довольно невзрачной, с щуплым, почти детским телом.

Как только она поняла, что ее выбрали, девушка улыбнулась, показав ряд испорченных зубов.

— Сеньор, она молода. Должна вам сказать, что американцы редкие гости у нас в Монтийо, но когда приезжают, почему-то всегда выбирают самых молоденьких. Но Мария знает в деле толк! — Обращаясь ко всем троим она провозгласила: — Сеньоры, память у меня стала слабеть, поэтому плата вперед. — Она выставила вперед широкую, мягкую ладонь.

Получив несколько песо и доллар Эджа, она добавила:

— Девочки покажут вам, куда идти. А если вы захотите вознаградить их дополнительно, то прошу вас, не давайте им ничего на руки. Отдайте деньги мне, и я тут же положу их на счет девочек в банке.

Все понимали, что это ложь, но от комментариев воздержались. Девицы вывели мужчин из гостиной в плохо освещенный коридорчик, в который выходило множество дверей с коряво нацарапанными цифрами. Из-за некоторых дверей доносились звуки, которые вполне пришлись бы в небольшом зверинце. Эдж довольно улыбнулся, когда заметил, что Розита втащила Рамона в комнату с номером восемь.

— Мы останемся здесь на ночь, пока все не уснут, — проговорил решительно Мануэль по-английски.

Эдж кивнул и двинулся за Марией. Позади захлопнулась дверь в комнату, куда ушел Мануэль с Маргаритой. Эдж оказался в самом конце коридора, где находилась комната под номером один. Девушка вошла первой.

Комната находилась в торце здания, Эдж слышал, как за окном лошади и ослы топают копытами. Все складывалось совсем не так, как он себе представлял, но в целом ситуация не казалась ему безнадежной, и он с усмешкой осмотрел комнату.

Она была лишь немного шире кровати. Над изголовьем висела крохотная полочка с дешевыми женскими принадлежностями. Больше в помещении ничего не было.

Это была первая попытка отыскать деньги, и он был готов к неудаче. Его догадка основывалась на кольце в виде змеи, которая один раз обвивалась вокруг пальца. Конечно, на медяшке можно было нацарапать любое число, но его не было. Следовательно, змея могла обозначать либо девушку, что было сомнительно, либо обозначала номер комнаты сама собой. Вполне могло оказаться, что это было неправильно, но ничего другого ему просто не пришло в голову. Кроме того, он понимал, что деньги не должны лежать у всех на виду.

Поэтому он внимательно огляделся, не замечая девчонку, которая зажгла свечу и поставила ее в тарелку на полке.

— Вам нужно что-то особенное? — тупо спросила Мария.

— Ты угадала, — буркнул Эдж.

На лице девицы появилась улыбка облегчения, она стала стягивать сорочку через голову. Больше на ней ничего не оказалось, и она предстала перед Эджем в своей жалкой наготе. Она была так худа, что кости выпирали наружу. Эдж не стал ждать развития событий. Он шагнул вперед и сказал:

— Дитя мое, вам следует выспаться.

После этого он ударил ее сверху кулаком по голове и подхватил падающее тельце. Эдж уложил ее на кровать, прикрыл одеялом и направился к двери.

Некоторое время он выискивал замок, но ничего похожего на запор не обнаружилось. Взял свечу и принялся тщательно исследовать половицы, в которые за многие годы въелся немалый слой грязи. Одна, как показалось Эджу, была положена позже остальных. Ножом он поднял ее, обнаружив под ней землю.

Он подошел к полочке на стене, осмотрел разложенные на ней безделушки, выбрал широкий костяной гребень, отломал зубья и стал копать.

 

Глава 20

В комнате было душно, и Эдж быстро вспотел. Он углубился фута на два, прежде чем стал копать дальше. Самым неприятным было отсутствие хотя бы малейшего знака, что деньги были зарыты Луисом и его компаньонами здесь, а не в другом месте. Тем не менее, решимость американцу не отказывала. Даже когда свеча догорела, и фитиль стал угасать в лужице расплавленного сала, он не прервал работу. Он понимал, что деньги должны быть в каком-то ящике, поэтому можно было рыть и в темноте.

Он трудился больше часа, даже не вспоминая о Марии. А когда она пришла в себя, он не отреагировал на ее осторожное, скользящее движение к двери. Позабыв об одежде, Мария на цыпочках дошла до двери и осторожно повернула ручку. Когда ржавая петля заскрипела, Мария застыла, потом, дрожа всем телом, рванула дверь на себя. Петли взвизгнули. Не сводя глаз со спины погруженного в свое дело американца, девушка попятилась в коридор.

Эдж, конечно, отреагировал бы на ее бегство, но в этот момент гребень наткнулся на что-то твердое, издавшее глухой звук. Он стал еще быстрее выбрасывать землю на доски под кровать. И только когда за его спиной раздался неясный стон, а комнату залил свет лампы, Эдж схватил винтовку, и обернулся.

В дверном проеме, выставив вперед револьвер, расположился Мануэль. Рамон бочком стоял рядом, поднимая лампу повыше. А на полу лежала оглушенная Мария. За эту ночь она получила второй удар по голове. Только на этот раз удар был усилен револьверной рукояткой.

— Продолжайте, сеньор, — сказал Мануэль. — Нам очень интересно, что может скрываться в кроличьей норе, которую вы вырыли.

— Вы напрасно мне не доверяете, друзья, — лениво произнес Эдж.

— Мы никому не доверяем, — выпалил Рамон.

Эдж хмыкнул, положил винтовку под правую руку и взялся за то, что некогда было гребнем. Свет лампы теперь позволил ему увидеть дно ямы. Под тонким слоем комковатой земли он разглядел сгнившую доску, которая крошилась от малейшего прикосновения.

— Знаете, сеньор, — доверительно обратился Рамон к Эджу, — даже в Монтийо с пятью тысячами чувствуешь себя богаче, чем с тремя.

— С точки зрения мексиканца вполне логично, — сказал Эдж, расчистив деревянную поверхность. Это была грубая шкатулка, способная вместить все деньги разом.

— Поторопитесь, сеньор, — сказал Мануэль Эджу, который рассматривал свою находку.

На крышке была металлическая ручка. Когда Эдж потянул, один из ее концов оторвался от прогнившего дерева, но второй удержался, и крышка, жалобно скрипнув, отскочила.

В этот момент Мария пришла в себя. Забыв о всякой осторожности, она закричала. Ее тоненький голосок оказался достаточно громким, чтобы проникнуть в каждую комнату заведения, и привлек внимание людей.

К этому Эдж был готов. Не поднимаясь с колен, он выстрелил. Револьвер Мануэля, как и его взгляд, был направлен на Марию. Первая пуля пробила старику горло. Фонтанчик крови брызнул на девушку.

Рамон попытался вынести вперед правую руку, в которой был револьвер, но нервы у него не выдержали, и он нажал на курок раньше, чем успел прицелиться. Его пуля оборвала вопль Марии, пришив ее к полу. В тот момент, когда Рамон оторвал взгляд от залившейся кровью проститутки и попытался поднять револьвер на американца, винтовка Эджа рявкнула еще раз. Его пуля попала красавчику между глаз, и он, ударившись спиной о дверь, упал рядом с корчившейся от боли девушкой.

Лампа выпала из мертвых пальцев Рамона, масло выплеснулось и вспыхнуло. В коридоре послышался топот, откуда-то раздались громкие голоса и визг женщин.

Не обращая внимания на шум, Эдж наклонился и при отсвете разгорающегося пожара заглянул в прогнившую шкатулку. В боковой ее стенке темнела прогрызанная дыра, над которой приклеилась к дереву пятидолларовая бумажка. Это было доказательство, которым насмешница-судьба подтвердила правильность всех догадок Эджа. Остальное содержимое тайника было превращено в зеленоватую труху, которая выстилала гнездышко беленьких крысят, прячущихся друг за друга от света. Разъяренная мамаша грозно смотрела вверх, обнажая зубы и сверкая глазами.

— Твари… — только и смог проговорить Эдж. Он разрядил магазин своей винтовки в гнездо, а затем швырнул туда и бесполезное оружие.

Внезапно из коридора, через занявшуюся пламенем дверь прилетел истошный вопль, который вернул американца к реальности. Он выхватил револьвер и выстрелил несколько раз через огонь. Крик превратился в жалобное верещание, и в комнату ввалилась хозяйка заведения. По ее животу текла кровь, а одежда съеживалась от языков охватившего ее пламени.

Эдж повернулся к заколоченному окну, выбил ногой стекло, потом отбил доски и головой вперед нырнул в темноту. Поднявшись на ноги, он добежал до своей кобылы, отвязал повод, вскочил в седло и сразу погнал галопом.

Некоторое время он скакал по улице на юг, потом повернул на запад, объехал город и свернул на север. Ему было легко ориентироваться, потому что зарево от пожара в «Эль серпенте» служило надёжным ориентиром.

Оглянувшись последний раз, Эдж с горечью проигравшего пробормотал:

— Кажется, этот городок сегодня ночью получил парочку по-настоящему горячих шлюх.

И ночная темнота вскоре поглотила его.