Уже в самом начале разговора Натан перестал нервничать. С трубкой в руках он мерил шагами комнату.

— Разве в нашей стране человек не считается невиновным, пока не доказана его вина? — спросил он.

— А разве в нашей стране не почитается святость человеческой жизни? — спросила Дэниз в ответ. — Тебе не кажется, что убивать нехорошо?

— Конечно, нехорошо. Но дать себя убить — еще хуже. Вы даже не знаете, что там произошло.

— Это ты убил охранника?

От разочарования у Натана повысился голос:

— Да, но…

— Никаких «но», — оборвала его Дэниз. — Этого достаточно. Ты убил охранника. Что тут еще можно сказать? Ты сейчас в бегах, мальчик. Ты представляешь опасность для общества. Я не хочу, чтобы такие, как ты, ходили по улицам. Ты должен находиться под контролем, за решеткой.

— Там нет никаких решеток, только толстые двери. Я имею в виду Центр.

— Не надо уходить от темы, — перебила его Дэниз. — Почему бы тебе прямо сейчас не позвонить в полицию и не сдаться властям?

Натан сел на кровать.

— Я не вернусь туда, — сказал он исключающим возражения тоном. — Если я вернусь, они снова будут меня бить. Или попытаются убить, как Рики. Мне нельзя туда возвращаться!

На некоторое время Дэниз замолчала.

— Если я правильно поняла, — сказала она наконец, — ты говоришь, что охранник пытался тебя убить? И ты убил его из самозащиты?

— Да. Именно. Только их называют не охранниками, а воспитателями. Если назовешь кого-то из них охранником, будут большие неприятности.

— Ну, меньше всего мне бы хотелось неприятностей от воспитателей. — Дэниз с удивлением отметила, что ее тон потеплел. — Расскажи нам, что же на самом деле произошло прошлой ночью.

Натан устроился на трех подушках в изголовье кровати и вытянул ноги.

— Не знаю, с чего начать, — сказал он. — Ну, я скоро понял, что мне никогда не ужиться с остальными ребятами в Центре. Им нравилось бить меня, воровать мои вещи и… в общем, они любили делать мне разные гадости. Я пытался сопротивляться, но они были сильнее.

— Почему ты никому не сказал об этом? — спросила Дэниз. Натан горько усмехнулся:

— Один раз я попробовал — в первый день. Это было ошибкой. Ну да ладно. Короче, там, в ИЦП, есть такое место, где все собираются делать уроки, или поиграть в баскетбол, или просто поболтать. Я сидел там, читал, а потом появился Рики и сказал, чтобы я шел с ним. Я понял, что меня будут наказывать, но не знал за что…

В следующие восемнадцать минут Натан рассказал свою историю миллионам радиослушателей. Он говорил живо, как может говорить только ребенок. Дэниз перебивала Натана всего три раза, для того чтобы уточнить неясности в его рассказе. Остальное время она просто слушала. Когда он закончил, двенадцать рекламных роликов оказались пропущенными, но рекламодатели были не в обиде. Передача вышла потрясающая.

Натан уже давно прочел все стоящие книги из библиотеки ИЦП. В тот день, четвертого июля, он решил перечитать «Апрельское утро» Говарда Фаста.

Зал отдыха был самой оживленной комнатой в Исправительном центре. В нем можно было заниматься чем угодно, разве что спать было нельзя. Две двери вели из зала в хозяйственный блок и в изолятор.

Примерно в семь часов вечера Рики Харрис появился в зале отдыха, подошел к Натану и за ухо вытащил его из кресла.

— Пошли со мной, — сказал он, дыхнув на него перегаром. Он поволок Натана к двери, ведущей к изолятору: — Может быть, просидев здесь ночь, ты поймешь, что не надо рисовать на стенах.

Натан обеими руками держался за его запястье и подпрыгивал, чтобы Рики не оторвал ему ухо.

— Пожалуйста, Рики, отпусти, — умолял он. — Я не сделал ничего плохого. Честное слово!

Рики не отвечал, только сильнее тянул за ухо. У двери они задержались всего на несколько секунд, пока Рики отстегивал от пояса связку ключей. Когда он отпер замок, Натан запаниковал. Изолятор был обычной камерой-одиночкой, предназначенной для временного содержания особо буйных воспитанников. На самом деле это было место для наказания, карцер, где ребенка могли оставить в полной темноте без еды и без одежды. Эту комнату редко использовали, и потому все обитатели Центра ее побаивались. Замок щелкнул, и дверь открылась.

— Рики, мне больно, — закричал Натан.

— Еще слово, и узнаешь, что такое настоящая боль.

За дверью оказался узкий коридор. Рики отпустил ухо Натана и перехватил его за руку. Они свернули за угол и оказались перед ужасной надписью «Изолятор». Тут Натан снова попытался вырваться, но Рики схватил его за волосы и швырнул на пол.

— Слушай меня, — прорычал он, склонившись к самому уху мальчика, — ты пойдешь в изолятор, даже если мне прежде придется переломать тебе все кости, понял?

Натан кивнул, лежа на кафельном полу. Он попытался взглянуть на Рики, но из-за слез не смог ничего разглядеть.

— И прекрати рыдать. — Крепко держа Натана за волосы, Рики одной рукой отпер дверь и швырнул его внутрь.

Изолятор оказался похожим на камеру Натана, только был в два раза меньше. У одной его стены стояла железная койка с матрасом, у другой — раковина и унитаз. Пол был бетонным и очень холодным.

— Снимай обувь, — приказал Рики. — И носки тоже.

— Но здесь же холодно.

Рики свирепо взглянул на него и молча протянул руку. Натан сел на койку и снова заплакал. Он сам себя ненавидел за эти слезы, но, как ни пытался сдерживаться, все равно часто плакал. Натан снял кроссовки и носки и протянул их Рики, который сразу же вышел, заперев за собой дверь. Натан слышал, как в коридоре затихают его шаги.

— Что я сделал плохого? — закричал он так пронзительно, что у него в ушах зазвенело эхо.

Сбитый с толку, замерзший и несчастный, Натан поджал ноги и уткнулся лицом в колени. Осталось всего десять месяцев, успокоил он себя. Всего десять месяцев — и я отсюда выйду. Прошло уже восемь. Еще половина этого срока, и будет год, как я здесь. А потом полгода, и я выйду. Я обязательно дождусь, сумею дождаться.

Он быстро понял — надо заставить время лететь как можно быстрее, а быстрее всего время летит, когда спишь. Натан лег на бок и попытался втянуть ноги в комбинезон, чтобы немного согреться.

Натана разбудил звук поворачивающегося в замке ключа. В камере горел свет, но через маленькое окошко в двери он видел, что в коридоре темно. Замок щелкнул, но долгое время никто не входил. Натан сел, поджав колени. Он сказал себе, что бояться нечего, но сердце все равно стучало, как барабан. Может, лучше встать и подойти к двери? Или кто-то все-таки войдет?

Когда дверь начала открываться и за ней показался Рики, Натан понял, что Рики пьян — он видел его пустые глаза. Он узнал этот взгляд: у дяди Марка он всегда предвещал порку. В правой руке Рики что-то прятал за спиной. Натан понял, что будет драка, и хотя он драться не умел, что-то в лице Рики подсказало ему: драться все-таки придется, и не на жизнь, а на смерть.

Рики вошел и странно улыбнулся.

— Знаешь, тебе здесь не место, — пробормотал он. — Рано или поздно остальные все равно бы тебя убили.

«Все равно»? Мозг Натана лихорадочно заработал. «Все равно»? Это означало…

Рики сделал шаг вперед, и расстояние между ними сократилось вдвое.

— Я постараюсь, чтобы тебе было не очень больно, — сказал он, улыбаясь все шире. — Ты когда-нибудь чистил рыбу?

Натан увидел нож. Если бы Рики просто бросился на него, он ничего не успел бы сделать. Но Рики решил сначала попугать его.

— Как думаешь, на что это похоже?

Натан не стал медлить. Опершись спиной о стену, он выбросил вперед ногу и попал пяткой прямо в пах Рики. Тот пошатнулся и рухнул на колени. Натан хотел перепрыгнуть через его сгорбленные плечи, но ударился коленями о голову Рики. Они оба рухнули на пол.

Натан не успел встать на ноги, когда на него сверху опустился нож. Ему едва удалось отвести удар. Когда Рики замахнулся во второй раз, Натан зубами вцепился в руку с ножом. Он изо всех сил сжал челюсти и почувствовал, что прокусил кожу. Во рту появился вкус крови, но он не обратил на него внимания.

От боли Рики взвыл, как побитая собака. Он бешено махал рукой, стараясь сбросить Натана, но зубы мальчика впивались все глубже, и в конце концов Рики выпустил нож. Одним движением он притянул Натана поближе к себе, а затем нанес ему сокрушительный удар в правый глаз. Натан отлетел назад и ударился о койку. Секунд пять Рики и Натан смотрели друг на друга. Затем оба перевели взгляд на нож и одновременно бросились к нему.

Натан миллион раз говорил себе: пьяному взрослому не угнаться за трезвым ребенком, никогда не угнаться. И сегодняшний праздничный день не был исключением. Натан схватил с пола нож и взмахнул им, ожидая, что Рики отскочит назад. Но Рики не успел среагировать и лишь тупо смотрел, как нож, описав в воздухе дугу, входит ему в живот.

Натан был поражен случившимся не меньше, чем Рики, который остолбенело смотрел на рукоятку ножа. Потом Рики упал навзничь.

— Прости! — закричал Натан. — Рики, прости меня!

Натан не знал, что делать. Но он понимал, что, если немедленно что-нибудь не предпринять, Рики умрет. Может быть, нужно вынуть нож из раны? Натан закрыл глаза и потянул за рукоятку.

Вынув нож, он понял, что напрасно сделал это. Он инстинктивно накрыл рану руками, чтобы остановить хлеставшую кровь, но все было бесполезно.

— Прости меня, Рики, — повторял Натан снова и снова. В душе он уже знал, что убил его.

Внезапно Рики схватил его за горло и начал душить. Натан пытался оторвать руку от своего горла, но у него ничего не вышло — он попался, как мышь в лапы кошке. Глаза Рики горели решимостью забрать Натана с собой на тот свет.

Нож! Он все еще лежал на полу! Натан отпустил душившую его руку и нащупал рукоятку ножа. На сей раз это будет не случайность — вложив в удар все оставшиеся силы, он вонзил нож в грудь Рики. Тот ослабил хватку и, испустив громкий стон, умер.

Натан ужасно испугался. На полу лежал мертвый воспитатель, и обвинят в убийстве именно его. Никто не поверит, если он скажет, что Рики первым схватился за нож. Про свободу, до которой оставалось десять месяцев, можно было забыть. Убийство воспитателя — самое ужасное преступление, которое только может быть совершено в этих стенах.

Он должен был как можно скорее убираться из ИЦП. Он должен был бежать, бежать изо всех сил, и бежать прямо сейчас. Но для этого ему нужны были ключи. Он снял с пояса Рики связку и выскочил из комнаты, заперев за собой дверь.

Все шло гладко, Натан легко подбирал нужные ключи. Приоткрыв входную дверь, он огляделся — нет ли поблизости полицейского или воспитателя. Удача все еще была на его стороне. Он выскользнул на улицу, запер дверь и швырнул ключи в кусты. Перед ним была лужайка, дальше — небольшой холм, а за ними — свобода.

На мгновение остановившись на вершине холма, Натан посмотрел на ИЦП. Снаружи здание, окруженное ухоженными кустами и клумбами, выглядело вполне дружелюбно, но за его стенами скрывалось царство ненависти. Натан поклялся, что никогда больше не даст упрятать себя сюда.

— И я побежал, — закончил Натан.

— С тобой все в порядке? — спросила Дэниз с искренним участием в голосе.

— Думаю, да. У меня болит глаз и заложено ухо, но в остальном все хорошо.

— Как ты думаешь, почему воспитатель хотел убить тебя? — Рассказ Натана звучал невероятно, но Дэниз поверила ему.

— Думаю, он свихнулся. Он был пьян. Взрослые всегда такие, когда напьются.

— Какие взрослые? — закинула удочку Дэниз, почувствовав, что могут всплыть новые подробности. — Твой отец, например?

— Нет, — пылко возразил Натан. — Мой отец был очень хорошим. Он никогда не пил и в жизни никого пальцем не тронул. Он был замечательным человеком.

— Так тебя били в детстве? — спросила Дэниз.

— Я не хочу об этом говорить.

— Почему? Неплохо было бы рассказать людям, через что ты прошел.

— Ерунда. Люди хотят думать, что все семьи похожи на те, которые показывают в рекламе. Если я скажу им, что это не так, они мне просто не поверят. Они могут ругаться, орать на своих детей, бить их, и им все сойдет с рук, если ребенок будет молчать. А если он попробует дать сдачи или убежать, его назовут неисправимым и посадят за решетку.

— Тебя так и посадили? Ты дал сдачи?

Натан вспомнил о драках и избиениях в доме дяди Марка. Может, стоит рассказать ей обо всем, подумал он. Рассказать, как когда-то они вдвоем с отцом жили нормальной жизнью в хорошем доме в приличном районе. Может, рассказать всем этим людям, слушающим сейчас радио в своих теплых домах, офисах и автомобилях, про то, как всего через три дня после похорон отца дядя Марк просто так, шутки ради, запер его в подвале. Им, наверное, будет интересно услышать, как своими криками о помощи он заработал первую порку. Он может многое рассказать, но не станет этого делать. Он уже говорил все это судьям, адвокатам и полицейским. И к чему это привело?

— Нет, — наконец ответил Натан. — Я никому не давал сдачи. Я угнал машину.

Дэниз была поражена.

— В свои двенадцать лет ты смог угнать машину?

— Мне тогда было одиннадцать, — в его словах прозвучала нотка гордости.

— Из-за этого ты и попал в Исправительный центр?

— Ага. Только правильнее сказать — в тюрьму.

Неужели я восхищаюсь этим мальчиком, спросила себя Дэниз. Этим убийцей? Его удивительная прямота все же задела какие-то струны ее души. У нее возникло ощущение, что в его деле все сложнее, чем казалось сначала.

— Так чем все дело кончилось? — спросила Дэниз. — Куда ты побежал? Где ты сейчас?

— По-моему, глупо было бы рассказывать вам об этом. — Ему в голову пришла страшная мысль. — Эй, а они не могут обнаружить меня по номеру телефона?

— Нет-нет, — заверила его Дэниз. — Пока действует Первая поправка, никто не может отслеживать звонки.

— Вы уверены?

— Конечно, уверена. Так что ты собираешься делать дальше? Ты же не можешь все время убегать?

— Почему не могу?

— Потому что тебя поймают.

— Выбор у меня небольшой — только сдаться. Но это ведь не лучше, чем если меня поймают?

— Натан, я просто боюсь, что ты можешь пострадать.

— Я тоже. Потому и собираюсь скрываться дальше.

А этот парень не дурак.

— Ты делаешь из меня посмешище, Натан, — сказала Дэниз добродушно.

— Нет, вы прекрасно справляетесь со своей работой, — успокоил он ее. — Но теперь вы знаете, как все было на самом деле, правда? Когда я сидел в Центре, я делал все, что от меня требовалось, но меня все равно били. Я подставлял другую щеку, как учил меня отец, но меня били и по ней. Меня попытался убить воспитатель, и я защищался, а те, кто слушает вашу передачу, называют меня убийцей и хотят посадить на электрический стул. Всем им на самом деле… — он словно подавился следующим словом и замолчал.

— Наплевать? — помогла ему Дэниз.

С самого начала разговора Натан чувствовал себя уверенно, но сейчас на него грузом навалились горечь и грусть.

— Да, — прошептал он.

Когда Дэниз услышала это, ее глаза наполнились слезами.

— Тебе страшно, да, малыш?

— Мне пора, — пробормотал он и повесил трубку.

Дэниз подняла глаза на Энрике, ожидая каких-либо указаний, но он молчал.

— Ну что же, — сказала наконец Дэниз, — это было просто захватывающе. Натан, мы искренне желаем тебе удачи. По-моему, ты ее заслужил. Думаю, всем нам нужно время, чтобы прийти в себя. Продолжим после рекламы.