Поводом для новых тревог стала внезапная смена власти в Кремле. Находящийся у руля партии Никита Хрущёв, тщательно подготовил смену руководства страны, и одним ударом расправился почти со всем составом Политбюро ЦК КПСС. Ближайшие соратники Сталина - Молотов, Маленков, Ворошилов, Каганович были отнесены к антипартийной группе, ответственной за многие преступления в период Сталинской диктатуры. Он выступил на закрытом заседании двадцатого съезда КПСС с докладом, в котором разоблачил культ личности Сталина и раскрыл многие злодеяния, совершённые по его указаниям или с его ведома и одобрения.

Трудно описать состояние, которое я испытал на партийном собрании, когда нам прочли этот доклад, не подлежавший огласке в открытой печати. При первом чтении даже не верилось, что всё это на самом деле так и было. В это было трудно поверить потому, что подобные зверства против своего народа здравомыслящие люди совершать не могут. Жертвами этих безжалостных злодеяний стали миллионы ни в чём не повинных людей, точное количество которых, наверное, никогда не будет известно человечеству.

Нас тогда строго предупредили об ответственности за разглашение сведений, содержащихся в докладе Хрущёва. Однако, такое удержать в секрете было невозможно и началось открытое обсуждение везде: на улицах, в цехах заводов и фабрик, на колхозных полях и фермах, в очередях и на кухнях.

В то время уже пользовались транзисторными приёмниками, которые недавно появились на свет и получили широкое распространение. Зарубежные радиостанции не только передавали весь текст доклада, но и снабдили его комментариями и дополнительными подробностями, которые Хрущёв не счёл нужным приводить в докладе. Среди них были и преступления против еврейского народа, в том числе и готовящаяся депортация евреев из европейской части СССР.

Я вновь и вновь задавался вопросом, как могло случиться, что до сих пор я слепо верил в идеалы партии и её широко разрекламированные цели: свободу, равенство, братство и счастье народа.

Мало того, что верил. Я искренне стремился воплощать эти цели в жизнь и был страстным пропагандистом этих идеалов. Только теперь мне стало понятно, что на самом деле Сталин и его команда умело вводили в заблуждение своих граждан, убеждая их в том, что они живут в самой лучшей, самой богатой и самой свободной стране мира. Этому способствовала вся система советской пропаганды, печать, радио, художественные и документальные фильмы.

Я приобрёл транзисторный приёмник и стал слушать передачи зарубежных радиостанций. Хоть они и подвергались массированному глушению, но в отдельные часы суток можно было всё же уловить смысл этих радиопрограмм с Запада. Нужно было подыматься в пять утра, когда меньше было помех от глушителей. Я стал это делать ежедневно, привык, и уже не мог без этого обходиться. Даже тогда, когда запретили глушение радиопередач, и их можно было слушать в любое время, я по привычке продолжал их слушать по утрам.

В первые годы правления Хрущёва действительно стало больше свобод и даже не верилось, что такое возможно, и что так будет всегда. Ослабила свои требования цензура и стали издаваться ранее запретные книги. Журналы начали публиковать произведения в прошлом опальных авторов. Разрешались турпоездки за рубеж. Сперва открыли занавес в соцстраны, а позднее стали возможными поездки и в капстраны. Правда, в каждом таком случае требовалось согласие райкома партии и не всем оно давалось. Особенно трудно было получить согласие на поездку в капстраны. Ограничения и здесь в первую очередь касались евреев. Мне, например, ни при Хрущёве, ни при других бонзах не предоставилась возможность побывать за рубежом, несмотря на большое к тому желание и служебную необходимость. Тем не менее то, что такой возможностью могли воспользоваться многие другие, было безусловным прогрессом в годы Хрущёвской оттепели.

Были и другие демократические нововведения после прихода Хрущёва к власти. Они касались управления экономикой, внутрипартийной демократии и других сторон жизни страны.

Не было только существенных перемен в отношении к евреям. Теперь, правда, инициатива исходила, в основном, снизу, а в верхах отношение к этому было нейтральное. Бытовой антисемитизм и дискриминация по отношению к евреям на предприятиях и в организациях, учебных и научных заведениях, министерствах и ведомствах не осуждались партией и правительством. Вопрос как бы повис в воздухе и продолжалось тревожное ожидание его решения.