“Минмясомолпром” республики задумал создать Научно-производственное объединение технического прогресса. Его название и структура ещё не были уточнены, но было ясно, что в его состав должны войти проектно-конструкторское бюро, опытно-экспериментальный завод “Продмаш”, центр по научной организации труда и производства, республиканские лаборатории мясной и молочной промышленности. Целью создаваемого объединения была разработка и внедрение новой техники, прогрессивной технологии, использование законченных научных и опытно-конструкторских работ на предприятиях отрасли. Предполагалось, что генеральный директор объединения будет одновременно начальником технического управления и членом коллегии республиканского министерства.

Руководство “Минмясомолпрома” решило, что лучше моей кандидатуры на должность руководителя объединения им не найти и предложило мне эту должность. В Могилёв прибыл первый заместитель министра Гончаров, который с трудом согласовал вопрос о моём переводе в Минск с секретарями обкома и горкома партии. Они сперва возражали, но учитывая, что это являлось выдвижением на более важный участок работы и что вопрос согласован с ЦК КПБ, дали на это согласие.

Сказать по правде, мне по душе была новая должность. И не потому, что оклад там был значительно выше, и даже не потому, что давно мечтал жить в Минске, а положение члена коллегии давало массу льгот и преимуществ, в том числе и право на лечение в спецполиклинике ЦК партии. Главным образом потому, что нравилась мне творческая работа и надоела хозяйственная, полная тревог и опасностей, заканчивающихся раньше или позже уголовным преследованием и тюремным заключением. Особенно опасна она была для директора-еврея, в чём я сумел убедиться на примерах Уткина, Гельфанда, Ковалерчика, Любана в нашей отрасли и десятке примеров из других отраслей промышленности города, области и республики.

Однако, я помнил, чем в своё время заканчивались неоднократные попытки моего перевода в Минск и потому потребовал предварительного согласования на самом высоком уровне. Согласие отдела пищевой промышленности ЦК я посчитал недостаточным и попросил одобрения перевода секретарями ЦК. Гончаров мои условия принял и вскоре министр заверил меня, что секретарь ЦК КПБ по промышленности Смирнов одобрил представление министерства и заверил, что возражений против утверждения меня в этой должности не будет.

Только после этого я дал согласие и вскоре прибыл приказ министра о моём освобождении от занимаемой должности в связи с переводом на работу в министерство. Новым директором Могилёвского мясокомбината назначили Сорокина.

Его пригласили из Молдавии, где он работал директором Бендерского мясокомбината. Я ознакомил Сорокина с предприятием и мы подписали акт приёма и сдачи комбината по всем правилам действовавшего тогда Положения. Состоялось собрание рабочих и служащих, я выслушал напутствия, добрые слова благодарности, мне вручили трудовую книжку, свидетельство о занесении в книгу Трудовой Славы и золотые часы с трогательной надписью.

Новый директор приступил к работе, а я стал ждать вызова на новую работу. Около месяца длилось моё ожидание, когда тот же Гончаров прибыл в Могилёв и сообщил, что первый секретарь ЦК КПБ Машеров, якобы по просьбе бюро Могилёвского обкома партии, отменил мой перевод в Минск и велел восстановить меня в прежней должности. Выслушав извинения Гончарова и Прищепчика, я был вынужден возвратиться на свою работу.

Вечером того же дня Александр Архипович по большому секрету рассказал мне о том, что, кроме просьбы обкома, был звонок Машерову Председателя Комитета Народного контроля Лагира. Этот ярый антисемит давно искал удобный случай со мной разделаться и не мог допустить, чтобы я безнаказанно ускользнул от расправы.

Можно было, конечно, не приступать к прежней работе. Я был освобождён на законном основании и мог искать себе другую работу, но карающий меч партии нашёл бы меня в любом месте. Могли сфабриковать уголовное дело по мясокомбинату и запросто лишить свободы на неопределённый срок. В моём положении неповиновение было недопустимо. Никакие законы тогда не действовали. Основным законом было указание ЦК.

Без всяких на то оснований был освобождён от работы Сорокин, который тоже не посмел никому пожаловаться.

Министерство не нашло тогда другой подходящей кандидатуры на должность генерального директора объединения технического прогресса и отказалось от идеи его образования.

Мне в очередной раз дали понять, что я “лицо еврейской национальности”. Это я запомнил на всю оставшуюся жизнь и навсегда оставил мысль о дальнейшем продвижении по службе и, тем более, о переезде в столицу.