Порядок приёма работников по личным вопросам в ПКБ соблюдался мною также свято, как и во времена работы руководителем крупного предприятия или ПО. Теперь, правда, в отведенные для этого дни в приёмной ожидало меньше людей, чем раньше, и перечень вопросов и просьб был иным, но не было случая, чтобы вовсе не было желающих поговорить наедине о возникших проблемах, желаниях и сомнениях производственного, общественного, семейного и личного характера.

Секретарь-машинистка как-то раскрыла мне содержание разговора между двумя молодыми сотрудницами в ожидании приёма, который вызвал её удивление. Она оказывается считала, что к директору ходят только о чём-то просить, а тут были чисто семейные дела, с которыми молодые женщины шли “исповедываться батьке”.

По возрасту я многим из работников уже не только в “батьки”, но и в дедушки годился. Большинство инженеров и конструкторов только недавно институты закончили, а мне было уже за шестьдесят. Средний возраст всего персонала нашего бюро был чуть больше тридцати лет. Некоторые ещё были холостыми, а другие только поженились и с ходу столкнулись со множеством житейских проблем. Тут были и жилищная неустроенность, и вопросы определения детей в ясли и садики, и материальные трудности.

Всё это часто порождало семейные скандалы и ссоры, которые нередко разрушали молодые семьи, пополняли армию матерей-одиночек и плодили безотцовщину.

Конечно, сейчас у меня не было таких возможностей помочь людям, как раньше. И жилфонд был значительно меньшим, и лимиты денежной помощи не могли быть сравнимы с прежними, но тем не менее я старался, как мог, решать вопросы, с которыми ко мне обращались работники ПКБ. Удавалось, например, почти полностью удовлетворять просьбы по получении мест в детских дошкольных заведениях, определять одиночек в общежития предприятий-заказчиков, а кое-кому и квартирные проблемы решить. Некоторым оказывалась материальная помощь и никому не было отказано в выдаче внеочередного аванса в счёт зарплаты. Когда возможностей помочь не было, доброе слово, совет и сочувствие тоже приносили ощутимую помощь.

Как-то, к моему удивлению, на приём пришла секретарь нашей парторганизации Светлана Фежюкова. Парторг тогда ещё считался вторым человеком в коллективе и мог решать все вопросы с руководителем в любое время. При этом к его слову директор обязан был прислушиваться, а мнение и советы учитывать даже тогда, когда они не совпадали с его желаниями.

Света окончила Могилевский машиностроительный институт и, как молодой специалист, была направлена на инженерную должность на желатиновый завод, где прилежно работала и вскоре была избрана секретарём партийной организации. Она фанатично верила в марксистско-ленинскую идеологию и в коммунистические идеалы, и в меру сил старалась ими руководствоваться. Всё это не всегда сочеталось с реальной жизнью и не совпадало со взглядами и действиями руководителей завода. На этой почве у неё с ними возникали частые распри, результатом которых стало её добровольное увольнение с предприятия.

Она попросилась на любую работу в ПКБ и я предложил ей вакантную должность заведующей проектного кабинета и архива. Федюкова активно взялась за дело, выступила с рядом ценных инициатив. В коллективе стали отмечать её заслуги в информационном обеспечении, что способствовало повышению уровня и качества проектов, конструкторских разработок. На первом же отчётно-выборном партсобрании её избрали секретарём партийной организации и она с увлечением взялась за эту работу.

Во всех производственных и общественных делах Светлана Михайловна занимала принципиальную позицию и всегда была сторонником объективного и справедливого решения возникающих вопросов. Такая позиция парторга пришлась мне по вкусу и не было оснований для серьёзных разногласий между нами. Она служила примером добросовестного отношения к работе, личной порядочности и честности.

Эти жизненные принципы нередко вступали у неё в противоречия с окружающей реальной действительностью, где властвовали лицемерие, бесчестье и обман. По этой причине она не нашла взаимопонимания и с мужем, молодым учёным, пренебрегавшим её идеалами и стремящимся к научной карьере всеми доступными тогда методами. Когда Светлана Михайловна поняла, что её мировозрение ему чуждо, она не поступилась своими принципами и ушла с малолетним ребёнком к матери, оставив мужу квартиру и всё совместно нажитое имущество. Таков уж был характер у Светы Федюковой.

Предвидя, что её визит ко мне в приёмные часы вызовет моё недоумение, она предупредила, что вопросы у неё сугубо личные и поэтому она сочла уместным решать их именно в такой обстановке.

Светлана Михайловна выразила своё удовлетворение работой, обстановкой, царящей в ПКБ и просила оставить её в занимаемой должности независимо от того, какой будет реакция на то, что она собирается мне изложить. После такой преамбулы Света изложила суть дела, которое сводилось к тому, что она не разделяет теперешней политики КПСС и лично её Генсека Горбачева, который молча взирает, как партийные лидеры в Центре и на местах пренебрегают ленинскими принципами руководства и постепенно сползают на путь мошенничества, обмана и наживы, как под видом создания акционерных обществ, коммерческих объединений, совместных предприятий и кооперативов разворовывается общественная собственность, народное добро. Она возмущалась тем, как богатеют дельцы и махинаторы и нищают честные труженики. Руководители партийных комитетов, по её мнению, не только не пресекали жульничество и воровство, а нередко сами ему потворствовали. Убедительными примерами из жизни в столице, городе и области Федюкова подтвердила свои выводы и обобщения. Она заявила о своём намерение оставить руководство партийной организацией ПКБ и приостановить своё членство в КПСС до изменения обстановки в партии.

Федюкова надеялась на понимание и поддержку. В душе я во многом был согласен с ней, но предвидя реакцию партийных органов и возможные последствия, попытался тогда уговорить её повременить с решением и высказал надежду на перемены к лучшему в скором будущем. При этом мне искренне хотелось как-то успокоить Свету и оградить её от неминуемых гонений и преследований, в результате которых она могла бы лишиться работы и двухкомнатной квартиры, которую должна была получить в конце года.

Когда я намекнул ей о такой опасности, она заявила, что не представляет себе, как такое может случиться в возглавляемой мною организации, а если что-нибудь подобное произойдёт, она изменит своё мнение обо мне, как о коммунисте, человеке и руководителе.

В общем не получилось у меня тогда разговора по душам со Светланой Михайловной и она ушла от меня недовольной и раздосадованной. Мои советы, уговоры и предупреждения не возымели желаемого результата. На следующей неделе поступило её официальное заявление с просьбой об освобождении от обязанностей секретаря парторганизации и выхода из партии, в связи с несогласием с её политической линией.

Тогда развал КПСС ещё только начинался и ощущалось это в непоследовательном и беспринципном поведении её руководства. Примеров добровольного выхода из партии рядовых её членов, тем более партийных активистов, в нашем городе ещё не было и поэтому поступок Федюковой оказался сродни грому среди ясного дня.

Поначалу давление было оказано на меня и руководство объединения. Мне было предложено оказать влияние на Федюкову и любой ценой принудить её отказаться от своих намерений. Партийные органы предложили при необходимости заинтересовать Светлану Михайловну увеличением оклада, немедленным выделением жилплощади и любыми другими методами поощрения. Однако все уговоры оказались тщетными.

Второй тур обработки парторга провели руководители объединения. Там ей пообещали престижную работу в аппарате с более высоким окладом, квартиру в новом доме в центре города и другие блага, но она от всего этого отказалась и продолжала настаивать на немедленном рассмотрении своего заявления.

Очередную попытку повлиять на Федюкову предпринял райком партии. Когда уговоры на неё и там не подействовали, её пытались запугать исключением из партии за использование своего положения в корыстных целях и вымогательство льгот и привилегий. Ей также угрожали освобождением от занимаемой должности. Однако и эти меры на неё не подействовали. Более того, она пригрозила жалобой в Комитет партийного контроля при ЦК КПСС.

На закрытом партийном собрании в присутствии Первого секретаря райкома Тамары Михайловны Кот она подтвердила своё желание выйти из партии по мотивам изложенным в её заявлении и привела веские доводы, побудившие её принять такое решение. Большинство коммунистов с пониманием отнеслись к её выступлению и она была исключена из членов КПСС.

Трудно было даже мысленно представить себе возможность подобного поступка секретаря первичной партийной организации несколько лет тому назад. Скорее всего Федюкова тогда лишилась бы не только работы и квартиры, но и свободы. Сейчас же было время Горбачевской гласности и демократии, и партийные органы не решились на репрессии против молодого коммуниста, демонстративно покинувшего ряды начавшей разлагаться партии.

Это был первый, но далеко не последний случай выхода из КПСС в нашем городе. В конце 1990-го года многие коммунисты перестали платить членские взносы, а в следующем году началась массовая сдача партийных билетов. В мае 1991-го года отказался и я платить взносы, и вышел из партии, в которой состоял почти полстолетия.