Психиатрия: мифы и реальность

Гиндин Валерий Петрович

Эта книга посвящена развенчанию некоторых мифов, сложившихся на рубеже XX и XXI веков о психиатрии и психиатрах.

Начиная с 90-х годов прошлого века, на психиатрию был навешен ярлык «карательной», а психиатры предстали перед обществом в чудовищном облике нацистского врача доктора Менгеле. Корни этого мифотворчества уходят в диссидентское движение прошлого века. Автор подробным образом анализирует историю диссидентского движения в России, методы борьбы властей с инакомыслием, рисует обобщенный психологический и психопатологический портрет советского диссидента, а также дает анализ психиатрических мифов. В книге приведены «странные» случаи из психиатрической практики автора.

Книга будет интересна психиатрам, психологам, социологам, политологам и всем, интересующимся психиатрией.

 

© В.П. Гиндин, 2006

© ООО «ПЕР СЭ», оригинал-макет, оформление, 2006.

 

От автора

Моя психиатрическая карьера началась в середине 60-х годов прошлого века. Я, молодой врач, уже имевший за плечами трехлетний опыт работы в «земской больнице», поступил в клиническую ординатуру при кафедре психиатрии Омского медицинского института. После такой психиатрической инициации, я пришел на работу в Омскую областную психиатрическую больницу, где и проработал более 20 лет.

Уже в те годы больница представляла собой крупное психиатрическое учреждение, обслуживавшее территорию площадью в 140 тыс. км2, с населением более 2 млн. человек. Причем почти 70 % жителей приходилось на долю городского населения. Других психиатрических учреждений в нашем регионе не было.

Больница со штатным числом 800 коек имела современное (по тем временам) оборудование, весь спектр физиотерапии, включая гидропроцедуры, электросон. Больные лечились нейролептиками, только входившими в практику работы (производные фенотиазинов, бутирофенонов, антидепрессантов – мелипрамин, амитриптилин, широкий спектр транквилизаторов – от валиума до мепробамата).

Но я захватил и старые методы терапии – лечение депрессий настойкой опия, инсулиншоковую терапию, лечение сульфозином (пиротерапия), электросудорожное лечение. Конечно, прививки возвратного тифа или малярии уже не проводились.

В больнице были лечебно-производственные мастерские – швейный, столярный цех, тепличное хозяйство.

На подсобном хозяйстве выращивали овощи, были коровник, свинарник, птичник, пасека, фруктовый сад, где тоже трудились больные.

В те годы в больнице работало около 100 врачей. Среди них были фронтовики и служившие в тыловых госпиталях. Я застал еще врачей, работавших вместе с академиком В. А. Гиляровским, кафедра которого располагалась на базе больницы во время эвакуации.

Медицинские сестры были хорошо и грамотно подготовлены, а санитары и санитарки набирались не из алкоголиков. Несмотря на трудности в работе с психическими больными, число увольнений по этому поводу было ничтожным. Научная работа возглавлялась в начале профессором И. В. Лысаковским, автором концепции о дорожных параноидах, а затем профессором Я. Л. Виккером, учеником которого я являюсь.

Отношение к больным, я не побоюсь этого слова, было внимательным и гуманным. Старые врачи учили нас патерналистскому отношению к больному, избегая обмана, заигрывания и не показывая страха даже перед бредовыми пациентами.

Применялись и методы стеснения, а как без них обойтись, если больной резистентен к нейролептической терапии обычными дозами? Приходилось одевать «химический камзол» и применять механическую фиксацию.

В т. н. «санаторных» отделениях широко проводилась психотерапия, гипнотерапия.

Единственная в Сибирском регионе лаборатория патопсихилогии была замечательным диагностическим подспорьем. Там использовались не только старые методики – плетизмографии, ассоциативного эксперимента, но и входившие тогда в моду, многопрофильные тесты ММРI Айзенка, Кетелла и пр. Проводилась электроэнцефалография.

С введением новых корпусов в 1960 и 1967 гг. удалось ликвидировать скученность больных. Они стали размещаться в палатах на 5 – 10 коек.

Питание больных отличалось высокой калорийностью и отменным вкусом. Для снятия пробы дежурному врачу выставлялось до 3-х первых блюд, до 4-х вторых блюд разных диетстолов, плюс отдельно питание для детей и больных туберкулезом.

Я пишу эти строки для того, чтобы у современного читателя отношение к психиатрическим больницам стало более благожелательным.

Психиатрия во все времена во всех государствах стояла на особом положении.

Действительно, среди множества врачебных специальностей, психиатры представляют некую касту.

Многие обыватели и даже коллеги по врачебному цеху видят на психиатрах налет некоей таинственности и метафизичности.

В обществе малознакомых людей, когда тебя представляли как психиатра всегда раздавался шепоток восхищенного удивления и многозначительные возгласы: «О, о?!».

Что же случилось сейчас? Почему психиатрию и психиатров смешивают с грязью, обвиняя, всех огульно, в шарлатанстве, гестаповских методах лечения. Объявляют психиатрию лженаукой, психиатров – взяточниками, лжесвидетелями, обманщиками, специально воздействующими на психику больных, чтобы подавить волю и подчинить их себе из-за корыстных или честолюбивых устремлений?

Откуда это все пошло?

Когда грянула Перестройка, диссиденты заявили о себе во весь голос. Если раньше они публиковали свои памфлеты в «Самиздате» или «Тамиздате», то начиная с середины 80-х годов на страницах отечественной печати запестрели «горестные заметы» правозащитников о том, что инакомыслие в СССР подавлялось не только непосредственно КГБ, но и опосредованно, направлением инакомыслящих на судебно-психиатрическую экспертизу в институт судебной психиатрии им. проф. В. П. Сербского, будто бы вотчине КГБ.

И в институте им. В. П. Сербского были такие страшные условия, что зона казалась раем.

Принудительное лечение по определению суда применялось значительному числу испытуемых, но суд был неправый (опять КГБ), а в институте им. Сербского специально использовались мучительные методы – галоперидол, сульфозин, вдувание подкожно кислорода, «влажные укрутки» и т. д. Я подчеркиваю, что они не оговариваются, употребляя слово специально. Правозащитники считают, что все, кому суд определил принудительное лечение, были психически здоровыми, и, что экспертиза за рубежом, куда диссиденты эмигрировали, признавала их психически здоровыми.

Однако в условиях «холодной войны», когда СССР на Западе считали «империей зла», могли ли зарубежные психиатры, которые тоже действовали по указке ЦРУ и ФБР признавать диссидентов душевно больными, тем самым подыгрывая КГБ?

Думаю, что нет. Далее мы увидим из психопатологического портрета советского диссидента, кто были такие диссиденты.

Диссидентское движение бесславно закончилось в середине 70-х годов. Но клевета на психиатрию и психиатров льется широкой, мутной рекой по сей день.

В недавно вышедшей интересной книге Т. Б. Дмитриевой, директора ГНЦССП им. В. П. Сербского «Альянс права и милосердия», делается попытка перевести обвинения правозащитников и «независимых» психиатров во вменяемое русло. Но не тут то было. Нападки на судебную психиатрию еще более усилились.

Видите ли, Татьяна Борисовна покаялась, да не так, и методы «карательной психиатрии» продолжают применяться, но уже к предводителям «тоталитарных» сект (заметьте, изуверских, психотронно воздействующих на разум, в особенности, молодых людей).

Чего проще – не обращать внимания – «брань на вороту не виснет», «собака лает, а караван идет», но как же подогревается ими общественное мнение!

Почему никто не защитит психиатров, работающих, и хорошо, грамотно работающих, в провинции?

Они тоже «каратели», «доктора Менгеле», гестаповцы? Почему не слышно мнения видных ученых-психиатров? Опять страх? Но ведь уже не то время, когда некоторых психиатров, не согласных с мнением членов судебно-психиатрической экспертной комиссии по делам о вменяемости диссидентов, увольняли с работы, подвергали аресту. И пр. пр. яркий пример этому – судьба психиатра С. Глузмана.

А может быть все более просто?

Может быть, весь этот сыр-бор нужно рассматривать в регионе Садового кольца г. Москвы? Зачем же так всех психиатров, работающих не за страх, а за совесть клеймить Каиновой печатью, обвиняя в предательстве и в нарушении клятвы – per primum non necere!

«Независимые психиатры», современные правозащитники и просто обыватели стоят на своем насмерть, будто бы не зная о том, что лечение легким не бывает при множестве нозологий. Возьмите лепру с мучительным воздействием лекарственной терапии, возьмите онкологию, где химиотерапия, рентгено– или радиотерапия вызывают труднопереносимые страдания, возьмите лечение коллагенозов с длительным применением стероидных гормонов, обезображивающих больного и т. д. Что же говорить о психиатрии. Ведь не во вред, а во благо проводится вся эта перечисленная выше терапия.

Другой вопрос состоит в том, что действительно ли эти методы применялись здоровым? Если это так, то преступление против личности несомненно. А сколько было таких психически здоровых людей, которым проводилась сульфозинотерапия, или лечение бутирофенонами с появлением экстрапирамидных расстройств? Никаких внятных цифр ни в одной «антипсихиатрической» публикации не приводится. Говорится то о сотнях, то о тысячах пострадавших от «карателей». Откуда эти сведения? Да от самих «пострадавших», или свидетелей их страданий в стенах психиатрических больниц. Даже в «Хронике текущих событий», рупоре диссидентства, никакой статистики на этот счет нет. Тогда задается вопрос: «А судьи кто? Разве кто-нибудь из психически больных признает себя таковым? Или свидетели “мучений” являются врачами-психиатрами, имея смелость заявить, что имярек “был нормальным”».

С другой стороны судебные психиатры, выставлявшие в угоду политической конъюнктуре, из-за страха перед реальными жестокими последствиями, диагнозы сутяжно-паранойяльной психопатии, или вялотекущей шизофрении, здоровым людям, естественно, нарушали клятву Гиппократа. Винить ли их за это? Был ли «террор карательной психиатрии» массовидным?

Факты говорят о другом. Даже директор ГНЦССП им. В. П. Сербского Т. Б. Дмитриева свидетельствует не о 100–200 человек (по сведениям диссидентов), прошедших экспертизу по ст.70 и 191—1 УК РСФСР, а о 300. Так, где же массовый характер преступлений психиатров?

Когда окончательно откроются сейфы спецхрана в ГНЦССП им. В. П. Сербского, где лежат пухлые папки с грифом «совершенно секретно» и «срок хранения 50 лет», тогда, быть может, мы узнаем всю правду.

Цель же моей книги состоит в том, чтобы из анализа печатных изданий, а также сведений, вынесенных на доступные сайты Интернета, почерпнуть факты, реабилитирующие психиатрию и развенчать существующие устойчивые мифы о психиатрии и психиатрах.

В. Гиндин

 

Часть I

Инакомыслие и психиатрия

 

Глава I

Инакомыслие и борьба с ним в России от Андрея Курбского до Андрея Сахарова

 

Введение

Казалось бы, тоталитаризм и инакомыслие понятия несовместимые. Тоталитаризм, прежде всего, совершает насилие над личностью, не оставляя места для умствований, свободного полета мыслей. Человеческое «Я» погружено во мрак безысходности, невозможности проявить свои способности, творческий потенциал. Человек в таком обществе, прежде всего, раб и не только раб, ходящий в ярме, но и раб, припадающий к ногам своего господина, не смея поднять голову и только глубже вжимая ее в плечи под жгучим посвистом хлыста.

Так на Руси было всегда и при Царях, и при Советах. Но инакомыслие все же существовало, не только в контексте религиозных отправлений.

Православная церковь жестоко карала инакомыслящих, огнем и мечом выжигала ересь из сердец и душ вероотступников. Но то были религиозные фанатики, идя на казнь, костер, простирая десницу с двуперстием к небу. Как не вспомнить потрясающее полотно В. Сурикова – «Боярыня Морозова» или героев произведений П. Мельникова-Печерского, как не потрястись сценой самосожжения раскольников во главе с Досифеем в опере М. Мусоргского «Хованщина».

Тем же была славна и средневековая Европа – Джордано Бруно, Галилео Галилей, Ян Гус и т. д.

Они ведь тоже пошли против церкви, пытаясь изменить картину мироздания.

Иное дело светская жизнь. Нужно было иметь глубокое убеждение в правоте своих идей, чтобы, пренебрегая свободой, жестокими испытаниями, обрушивавшихся на плечи этих гордецов и членов их семей, отстаивать свои взгляды. Не все могли дойти до конца. Чудовищна была машина государственного подавления инакомыслия.

И некоторые не выдерживали, становясь отступниками от своих убеждений, и коленопреклоненные вымаливали прощения у властвующих сатрапов.

Но это мало помогало. Некоторые гордецы поплатились дыбой, каторгой, мучительной пыточной смертью, часть исчезла из пределов земных, оставив только едва заметный след, по которому ощупью продвигаются историки следующих поколений.

В своем описании инакомыслия я остановлюсь только на случаях, некогда потрясших основы Российской империи на протяжении 300-летнего правления Романовых.

Что касается Советского периода, то особых потрясений от идей инакомыслящих не случалось, если не считать сфабрикованных процессов 1930—37 гг. Печать и радио молчали. Робкие очаги сопротивления всё же имели место и в сталинское время, и в последующие периоды Советской истории. Но узнали мы об этом только тогда, когда открылись архивы КГБ, т. е. с началом Перестройки.

 

1. Инакомыслие и царь

«Князь Курбский от царского гнева бежал», – так начинается поэма А. К. Толстого «Василий Шибанов».

За что же был разгневан царь Иван Васильевич IV на своего друга детства, свидетеля и наперсника юношеских игрищ и забав, князя Курбского? Вот, что пишет по этому поводу В. О. Ключевский: «В 1564 г. боярин князь А. М. Курбский, сверстник и любимец царя Ивана, герой Казанской и Ливонских войн, командуя московскими полками в Ливонии, проиграл там одну битву и, боясь царского гнева,… убежал к польскому королю, покинув в Дерпте, где был воеводой, свою жену с малолетним сыном». Князь Андрей активно воевал против Ивана Грозного на стороне польского короля. С чужбины Курбский пишет царю Ивану «досадительное» послание, царь – «словесной мудрости ритор», отвечает ему оправдательными посланиями. Переписка между друзьями юности длилась с продолжительными перерывами с 1564 по 1579 гг. Курбский написал в Литве обвинительную «Историю князя великого Московского». В своих посланиях князь Андрей выступал против царского самодержавия. Он усматривал государственный порядок, основанный на участии «Синклита», т. е. совета бояр. Но царь должен советоваться не только с великородными и правдивыми советниками, а и с народом, т. е. стоял за пользу и необходимость Земского Собора. Однако князь говорит о фактах уже имевших место в русской действительности. Государи русские исконно советовались с боярами, а первый Земский Собор был созван еще в 1550 году.

Характер переписки Курбского и царя Ивана больше напоминает спор глухого со слепым. Они пишут об одном и том же, а у историков создается впечатление, что друзья плохо понимают друг друга, но тем не менее они предсказали обоюдную гибель.

Основной гнев царя Ивана заключался в измене князя Курбского, за что жестоко поплатились жена и малолетний сын, заточенные в острог, где они и погибли. «Братьев княжат Ярославских различным смертям предал, разграбил и разрушил имения князя» (из летописи).

Да, прав Эдвард Радзинский, назвав Курбского первым диссидентом.

Но во имя какой идеи так жестоко пострадал князь?

Ведь никакой крамолы в его писаниях не было, если не считать обвинения царя в чудовищной жестокости по отношению к боярам.

Тем не менее Андрей Курбский был первым, кто осмелился пойти против грозного самодержца. Историки до сих пор спорят о том, кто же был таков князь Курбский – консерватор, сторонник боярской крамолы, противник единодержавия, разнузданный самовластитель и грубый эгоист или умный, честный и искренний человек, всегда стоявший на стороне добра и правды. Ответ за историками будущих поколений.

Следуя исторической канве, мы погружаемся в бушующий океан Великой Смуты. Не успел еще истлеть прах Грозного царя, почившего в бозе в 1584 г., как началась драка за престол между Василием Шуйским и Борисом Годуновым, да убийство (явное или мнимое – до сих пор неизвестно) царевича Дмитрия, появление Самозванца, невиданные успехи поляков, захвативших Москву, смерть царя Бориса в 1605 году – все это замутило умы у русских людей, и пошла Смута.

В 1606 г. зачинатель дворянского восстания князь Шаховский – «всей крови заводчик» (из летописи), принимает к себе на службу некоего простолюдина Ивана Болотникова. Мутный человек, бывший боярский холоп, побывавший в татарском плену и на турецкой каторге, он, строя грандиозные планы, привел в дворянское ополчение несметное число, как бы сказал К. Маркс, «люмпенизированных элементов». Это были беглые каторжники, холопы, бездомные казаки, т. е. всю муть, лежащую на дне общества.

Какие лозунги провозглашались в бунте Болотникова? Да те же, что и во время Переворота 1917 года: «Грабь награбленное». Кроме того Болотников заявил, что является представителем царевича Дмитрия, и что тот нарек его главным воеводой. 22 октября 1606 года Болотников с разномастным, разнородным войском, больше напоминавшем огромную шайку грабителей и убийц, подошел под стены Москвы. Когда на требования своего сброда показать царевича Болотников не смог того сделать, в войске началось шатание.

Далее события складывались таким образом, что Василий Шуйский тогдашний Московский государь, вначале отступавший под натиском орд Болотникова, перешел в наступление. 10 октября 1606 года после трехмесячной осады Тулы, где укрепился Болотников, 100 тысячное войско, под началом боярина Колычева, прорвало осаду. Болотников покаялся, обещал служить царю до гроба, но был ослеплен, а затем утоплен.

А при чем здесь инакомыслие? Болотников действовал, преследуя свои цели, удовлетворяя свои амбиции. Однако, тем не менее, советской идеологией он был обласкан, как защитник сирых, убогих и обездоленных. В Москве даже улица названа Болотниковской.

Я еще вернусь к описанию «инакомыслящих» атаманов – разбойников, предводителей крестьянских бунтов, случившихся много позднее, но потрясших основы монархии Романовых.

А теперь пора перейти к инакомыслящим – интеллектуалам.

Смутное время закончилось, но отголоски его еще долго будоражили многострадальную Русь. Это были случавшиеся во множестве крестьянские мятежи.

Наверху общества недовольство проявлялось в критике домашних порядков, осознания народной отсталости. На Земском Соборе 1642 года земцы высказывались о расстройстве управления, о беспрепятственном нарушении законов привилегированными.

Это были осторожные коллективные заявления о классовых нуждах. С большей энергией выражались личные суждения о положении вещей в государстве.

Наибольший интерес представляет анализ «инакомыслия» князя И. А. Хворостинина. Молодой человек состоял при дворе первого самозванца. Он сблизился с поляками, выучился латыни, заразился католической ересью. Василий Шуйский за эти прегрешения сослал его на исправление в Иосифов монастырь.

Вернувшись из монастыря, князь впал в вольнодумство, отвергал молитву и воскресение мертвых, хулил православную веру.

Поставив, таким образом, себя вне общества, Хворостинин собрался бежать в Литву. Но царским Указом он повторно был сослан в Кириллов монастырь.

При обыске у князя были изъяты его книги и стихи, где он выражал скуку и презрение к доморощенным порядкам. Критиковал видных людей Московского государства, обличал их в преклонении перед иконами, государя называл «деспотом русским».

В монастыре князь раскаялся, был возвращен в Москву, получил доступ ко двору.

Он умер в 1625 году. В. О. Ключевский так характеризует Хворостинина: «… это был своеобразный русский вольнодумец на католической подкладке, проникшийся глубокой антипатией к византийски-церковной черствой обрядности и ко всей русской жизни, ею пропитанной…»

Через 200 лет другой русский вольнодумец повторит воззрения князя Хворостинина – Петр Чаадаев (о нем будет разговор особый).

Григорий Котошихин, живший несколько позже Хворостинина, был звания «низкого», служил подьячим Посольского приказа. В 1664 году, не желая выполнять незаконные требования главнокомандующего князя Юрия Долгорукого, Григорий бежит в Польшу, затем оказывается в Германии и Стокгольме.

Котошихин не по своему уму, а по бытовым причинам – убийство мужа своей любовницы, сложил голову на плахе.

В скитаниях по заграницам Котошихин, обладая незаурядным умом и зоркой наблюдательностью, сочинил книгу, где в 13 главах описал быт московского царского двора, систему управления государством, состояние торговли и даже домашний быт высшего московского общества. В точных и ясных описаниях у него сквозит пренебрежение к Отечеству. В русских людях Котошихин осуждает «небогобоязненную натуру и спесь», наклонность к обману, невежество.

Он рисует карикатурную картину заседания Боярской думы, где бояре больше молчат, не желающие или не способные дать дельный совет государю, а некоторые из них и грамоте не обучены. Котошихин с гневом обрушивается на семейный быт русских – произвол родителей над детьми, цинизм брачного сватовства, битье, насильственное пострижение жен и т. д.

Труд Котошихина, перешедшего в протестантство, под именем Селицкого Ивана-Александра озаглавлен «О России в царствование Алексея Михайловича». Этот труд, в шведском переводе, затерявшийся почти на два века, был найден профессором Гельсингфоргского университета С. В. Соловьевым в Стокгольмском государственном архиве, а в 1838 им же был открыт и русский оригинал в библиотеке Упсальского университета.

Исторические исследования показали, что труд Котошихина был написан по заказу шведского короля для использования в работе шведских дипломатов. И, тем не менее, за исключением редких неточностей книга Котошихина является правдивым и объективным свидетельством современника.

Юрий Крижанич – знаковая фигура в русской истории. Он не был русским. По национальности хорват, вначале католик, а потом униат, он проповедовал идеи панславизма и создал свой панславянский язык. Прибыв в Россию в 1659 году, Крижанич проповедовал о создании единой, независимой от земных споров церкви Христовой. Эти воззрения были неприемлемы и для католиков, и для православных. 20 января 1661 года Крижанич был сослан в Тобольск.

Он пробыл в ссылке 16 лет, где и написал самые замечательные свои сочинения. После смерти царя Алексея Михайловича, 5 марта 1676 года Крижанич получил царское прощение и разрешение вернуться в Москву, а затем и выехать из России.

Умер он 12 сентября 1683 года близ Вены.

Но только разве в разладе с Христианскими церквами заключалось его инакомыслие?

Боготворя русский народ и святую Русь, Крижанич в своих трудах, тем не менее, вскрывает язвы, которыми страдает все славянство – это «чужебесие» – бешеное пристрастие ко всему иноземному и «чужевладство» – иноземное иго, тяготеющее над всеми славянами.

Освободиться России от этих язв мешает самомнение русских и их невежество, что является главной причиной экономической несостоятельности Руси. И далее он нелицеприятно характеризует русских (цит. по В. О. Кличевскому): «…Здесь умы у народа тупы и косны, нет уменья ни в торговле, ни в земледелии, ни в домашнем хозяйстве; здесь люди сами ничего не выдумывают, если им не покажут, ленивы…; книг у них нет никаких… купцы не учатся даже арифметике, и иноземцы во всякое время беспощадно их обманывают. Истории, старины мы не знаем и никаких политических разговоров вести не можем…» и т. д. Крижанич критикует бороды, личную нечистоплотность, неустроенность и убогость жилища… Нравственные недостатки описывает Крижанич так: «…пьянство, отсутствие бодрости, благородной гордости, одушевления, чувства личного и народного достоинства»…

Какие меры предлагает Крижанич для исправления этих недостатков?

1. Просвещение, наука.

2. Правительственная регламентация – правление сверху (самодержавие).

3. Политическая свобода – сословное самоуправление.

4. Распространение технического образования.

В доступных мне источниках не встретилось упоминаний о том, читал ли Петр I сочинения Крижанича, но его реформы, «поднявшие Россию на дыбы», почти слово в слово повторяют идеи о переустройстве России, предложенные иноземцем Юрием Крижаничем.

Язык не поворачивается назвать Степана (Стеньку) Разина инакомыслящим, но все же пошел он против власти предержащей. Это был обыкновенный разбойник и грабитель, собравший под свои знамена тысячи таких же грабителей, насильников и прочий разный сброд.

Бунт полыхал почти четыре года (1667–1671 гг.) и захватил огромное пространство от Оки до Волги. Когда Разин намеревался взять Москву, он распустил ложный слух, что вместе с ним на струге находится царевич Алексей Алексеевич (в действительности умерший в 1670 году), которого он хочет посадить на престол вместо его отца – царя Алексея Михайловича. Это вселило надежду в угнетенные массы на смягчение суровых законов царя. С грехом пополам царским воеводам удалось подавить разинский бунт, и 6 июня 1671 года Стенька, был казнен.

Конечно, никаким инакомыслием Разин не страдал, просто он хотел посадить на трон какого-то черкесского казачка, похожего на покойного царевича, и быть при нем регентом с неограниченной властью.

Среди русских инакомыслящих история знает и царствующих особ.

Первым из этой когорты был, конечно, Петр I (1672–1725 гг.). Здесь не имеет смысла описывать все реформы Петра, они хрестоматийно известны даже каждому школяру. Вот это действительно было настоящее инакомыслие, поставившее отсталую, «немытую» Россию вровень с западноевропейскими государствами.

Реформы Петра вызвали недовольство донского казачества – урежением казачьих вольностей и стрижением бород.

Во главе недовольных встал атаман Кондрат Булавин, возглавивший многотысячное войско, состоявшее из казаков, беглых крестьян и инородцев.

Конечной цели бунт не имел. Основной задачей являлось уничтожение тех, «кто неправду делает»: бояр, воевод, «начальных людей». Восстание длилось в течение 1707–1709 гг. и было жестоко подавлено. Сам Булавин был умерщвлен своими единомышленниками в результате заговора.

В 1698 г. произошел стрелецкий бунт. Стрельцы – это служивые, добровольно набираемые в армию люди, получавшие жалованье. Стрельцы бунтовали и раньше. Но бунт 1698 года по своим последствиям был самым кровавым. Исторические хроники двусмысленно характеризуют это восстание. Одни говорят, что возглавила его царевна Софья – сестра императора Петра I, другие считают, что она не имела к бунту отношения.

Одни считают, что Петр справедливо покарал бунтарей, чтобы сохранить государственность, другие считают царя кровавым головорезом. Темна и загадочна роль во всей этой истории сына Петра – царевича Алексея.

Чего же добивались стрельцы?

Фактически их можно было бы назвать диссидентами со знаком минус. Они восстали против иноземцев, стрижения бород, служебных тягот, всесилия начальников.

Бунт, как всегда, был жестоко подавлен. Обезглавлены и повешены 1182 стрельца и 601 сослан на каторгу.

Со смертью Петра I Россия входит в царство женщин – Екатерина I, Анна Иоанновна, Анна Леопольдовна, Елизавета Петровна, и, наконец, Екатерина II Великая.

Эта не только Великая императрица, но и Великая женщина способствовала процветанию России.

В исторических хрестоматиях подробно описаны все достижения царствования Великой Екатерины. Только всегда смутно и конспективно описываются ее отношения с французскими энциклопедистами, в частности с Вольтером. Видимо, дух свободомыслия, исходивший от эпистолярий Вольтера, вскружил голову императрице, и она уже мысленно примеривала на темное тело великой Руси блестящий кафтан французской Республики, сшитый окровавленными руками храбрых портняжек Робеспьера, Дантона и Марата. Но тут грянул пугачевский бунт, «бессмысленный и беспощадный», да так грянул, что содрогнулись монархические основы России, поставившие на грань существования и саму Великую императрицу. Длился бунт сравнительно недолго: с августа 1773 года по сентябрь 1774 года. В 1775 году вместе с четырьмя своими подельниками Пугачев был публично обезглавлен в Москве.

Инакомыслие Пугачева заключалось в том, что он хотел под именем Петра III сесть на державный престол и править Россией, как мог бы править мужицкий царь.

Пожалуй, на этом описание «инакомыслия» атаманов разбойничьих шаек я и закончу. Конечно, в России и в последующие годы случались крестьянские бунты, но они носили локальный характер и не сотрясали основы империи.

Но вот отголосок пугачевского бунта, явившийся первым примером интеллектуального «инакомыслия», явился памфлет Александра Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву».

Книга была издана с разрешения цензуры в 1790 году. Когда Екатерина ознакомилась с книгой, она повелела арестовать Радищева и отдать его под суд. Действительно, было чего опасаться императрице! Книга обличала крепостное право, в ней подвергалось жестокой критике царствование Екатерины II. 4 сентября 1790 г. был издан именной указ, который признавал Радищева виновным в преступлении присяги и должности подданного, изданием книги наполненной «…оскорбительными и неистовыми изражениями против сана и власти царской». Сама же императрица писала в своих заметках на книге: «Сочинитель сей книги наполнен и заражен французскими заблуждениями, всячески ищет умалить почтение к власти».

На суде 24 июня 1790 г. Радищев отрекся от своей книги, признавал себя «преступным», а книгу «пагубной, наполненной гнусными, дерзкими и развратными выражениями и что написал он ее «по сумасшествию»».

Тем не менее суд приговорил Радищева к смертной казни, которую Екатерина заменила ссылкой в Илимский острог. Освобожденный из ссылки вначале Павлом I, а затем, окончательно, с возвращением в Петербург Александром I, Радищев трудится над составлением законов, в которых вновь предлагает законодательные преобразования, в том числе, и проект освобождения крестьян. Граф Завадовский, председатель комиссии для составления законов, шутливо намекнул Радищеву, что «одной Сибири тебе видимо мало».

Это шутливое заявление Радищев воспринял, как непосредственную угрозу нового заточения. Он был крайне напуган, метался по комнатам, потерял сон, говорил, что «до него добираются».

Он слег в постель, таял на глазах, изнемогал, был беспрестанно тревожен.

В ночь с 11 на 12 сентября 1802 г. Александр Радищев с целью самоубийства выпил стакан «царской водки» и умер в страшных мучениях.

Уже после Октябрьского переворота В. Ульянов (Ленин) причислил А. Н. Радищева к числу первых революционеров наряду с декабристами и революционерами-разночинцами 70-х годов XIX века, а нарком Луначарский назвал Радищева «пророком и предтечей революции» (в книге Радищева читатель не найдет ни призывов к революции, ни пророчеств падения самодержавия). Все это неправда, выдуманная большевиками, в угоду своей идеологии. Правда только в том, что Александр Радищев был психически болен. Конечно, им овладевала доминирующая идея реформаторства, которую не поколебали даже тяжелые испытания Илимского острога, а покончил с жизнью он в результате развития острой паранойяльной реакции с исходом в raptus melancholicus (взрыв тоски).

Это лично мое мнение, которое ни в коей мере не ставит под сомнение идеи благородного труда, бросившего дерзкий вызов самодержавию.

В царствование Александра I (1777–1825 гг.) – этого «властителя слабого и лукавого, плешивого щеголя, врага труда» (так несправедливо охарактеризовал государя А. Пушкин) было очень много сделано для блага России. Самое главное – это победа над Наполеоном в 1812 году. В самом начале правления Александр I провел умеренно-либеральные реформы, разработанные М. М. Сперанским.

Михаила Михайловича Сперанского можно смело поставить в ряд инакомыслящих, хотя его «инакость» поддерживалась либерализмом императора. Он хотел дать своей стране конституцию, свободных людей, законченную систему выборных учреждений и судов, кодекс законов, упорядочение финансов, т. е. то, что частично воплотилось в царствование Александра II.

Но опять же – русская история!

Нападки и доносы на Сперанского недовольным дворянством вынудили императора расправиться с Михаилом Михайловичем и закрыть все начатые им реформы. 29 марта 1812 года Сперанский был выслан без суда в Нижний Новгород, а затем в Пермь и только в 1816 он был полностью оправдан и назначен губернатором Пензы. С 1819 по 1822 годы он возглавил генерал-губернаторство Сибири. Замечательно то, что Сперанский негласно поддерживал декабристов и до последних дней его кончины в 1839 году в глазах Николая I он оставался виновным в недоказанных связях с заговорщиками.

Кто же такие декабристы?

Что подвигло блестящих гвардейских, высокообразованных офицеров, представителей высшей знати Российской империи пойти против существующего деспотического строя? Все они побывали в победоносном шествии по Европе в 1813 году. Это они – победители Наполеона, вернувшись в Россию, задумались над существующими российскими порядками, и, находясь под впечатлением государственных устройств в странах Европы, имевших и Конституцию, и Парламент и не имевших рабского крепостного права, решили перекроить государственное устройство России. Одни, во главе с Пестелем, предусматривали республиканское правление, другие, возглавляемые Муравьевым, предлагали установление конституционной монархии, отмену крепостного права.

В программах и Южного и Северного обществ ничего не говорилось о том, каким путем необходимо свергнуть самодержавие.

13 декабря 1825 года стало известно, что присяга новому государю Николаю I произойдет 14 декабря. Совершенно неожиданно, даже для себя, Рылеев принимает решение выступить против императора. Он сам был уверен в неуспехе этого предприятия. От Рылеева пошла гулять сакраментальная фраза: «Надо ввязаться в драчку, что-нибудь выйдет». Но что из этого вышло? «Хотели как лучше, а получилось как всегда», – так скажет через 175 лет незабвенный Российский премьер-министр, правда, по другому поводу. События 14 декабря на Сенатской площади представляли собой невероятную смесь благодушия, нерешительности и даже благородства с обеих сторон.

Мятежные войска простояли на площади до вечера и были рассеяны двумя залпами картечи.

После разгрома восстания к следствию были привлечены 579 человек, из них 121 преданы суду, 5 – повешены, остальные подверглись каторге и ссылке. Свыше 3 тысяч солдат и матросов были наказаны битьем шпицрутенами, ссылкой на каторгу и на Кавказ под пули горцев.

Вот так плачевно закончился мятеж дворянской знати.

Были ли эти аристократы-князья и графы инакомыслящими? Конечно.

Ведь они первые из всех инакомыслящих призвали к изменению государственного строя и отмене крепостного права. До них никто не осмеливался оформить эти намерения в программу.

«Из искры возгорится пламя», – так писал А. Пушкин в послании к декабристам. Действительно, из искры, оброненной декабристами, разгорелось такое пламя, которое дотла сожгло старую Россию, веками устоявшуюся монархию. Вот только «народы радостно не вздохнули», иго тоталитаризма было пострашнее тягот царского правления.

Раздувать этот пожар принялся А. Герцен, «разбуженный» декабристами еще в 13-летнем возрасте. К тому времени мальчик уже ознакомился с учениями Фурье и Сен-Симона, вдохновивших его на инакомыслие. Семь лет пробыв в ссылке за участие в революционном студенческом кружке, Герцен эмигрирует за границу, где издает политические журналы, в том числе «Колокол», ударивший в набат и созывавший «сознательную» часть интеллигенции «идти в народ». Случилось это в 1873-74 гг., уже после отмены крепостного права, которое крестьянам, привыкшим жить за спиной барина, было не очень-то нужно. Вот эти «народники», из числа интеллектуальной дворянской и разночинной молодежи, проповедовали в деревнях социалистические идеи и призывали к свержению самодержавия. За эти противоправные действия было арестовано около 4 тыс. человек и 28 отправлены на каторгу по делу «193-х». Но на этом «народники» не успокоились и, хотя был «узок круг этих революционеров, страшно далеки от народа», как писал В. Ленин, тем не менее, вдохновленные А. Герценом и В. Плехановым, они создали организацию «Земля и воля», преобразованную в дальнейшем в «Народную волю» и «Черный передел». Эти кровавые организации ставили себе целью национализацию земли, свержение самодержавия путем террора.

За покушение на Александра II были повешены Д. Каракозов, Н. Кибальчич, С. Перовская, С. Халтурин, а В. Фигнер осуждена на вечную каторгу. Это только самые яркие представители террористической организации – их именами названы улицы многих городов России.

Большевики чествовали и поклонялись этим кровавым фанатикам.

Когда в 1887 г. был повешен за участие в покушении на Александра III брат В. Ульянова (Ленина) Александр, будущий «Вождь мирового пролетариата» сказал: «Мы пойдем другим путем!». Но история показала, что никакого другого пути у Вождя не было – те же кровь, насилие, узурпация власти.

Где нам искать корни терроризма, захлестнувшего современную Россию? Там, в 70-80-хх годах 19 века – среди образованных фанатиков, шедших на заведомую гибель во имя воплощения призрачной идеи освобождения народа, которого простой народ и не хотел.

Видимо, читатель устал и лениво перелистывает страницы, посвященные истории инакомыслия, все это хорошо известно со школьных и студенческих лет. Гражданская казнь Н. Чернышевского, «петрашевцы», страдания «сумрачного гения» Ф. Достоевского, процесс «сибирских областников», вознамерившихся отделить Сибирь от России – все кончили плохо – виселица, тюрьма, каторга.

Я специально не описываю события, предшествующие революции 1905 года – революционные кружки, съезды РСДРП, а затем Февральской революции 1917 года и Октябрьского переворота.

Инакомыслящих там было в избытке. Я не историк и, откровенно говоря, немного устал от перечисления исторических вех инакомыслия в России. Но это нужно было сделать, поскольку о более древних истоках инакомыслия просвещенному читателю, возможно, мало что известно.

Но вот сейчас перед вами, читатель, откроются неизвестные факты инакомыслия в Советской России, что так тщательно укрывались от народа компартией и КГБ. Эти материалы интересны тем, что извлечены они из приоткрытых архивов КГБ и «особых папок» ЦК КПСС с грифом «совершенно секретно». Итак, я начинаю путь в малоизвестное.

 

2. Инакомыслие и Советы

Несмотря на лживый лозунг большевиков «Народ и партия – едины», единение было чисто формальным актом. Почти никто не осмеливался выступить против, чтобы «в дальний путь до Нерчинска не махнуть» (А. Пушкин). Тем не менее, инакомыслие в Стране Советов не исчезало полностью даже в годы «большого террора». Но в 30-е годы это было инакомыслие одиночек.

Иначе как подвигом не назовешь выступление Мартемьяна Рютина, выходца из неграмотной крестьянской семьи, достигшего значительных высот в руководстве ВКП(б) и советских органов. Мартемьян в 1928 году входит в «Союз марксистов-ленинцев», оппозиционной Сталину организации, и пишет обращение «ко всем членам ВКП(б)», которое рассылается московскому партактиву. Есть смысл привести некоторые строки из этого обращения: «С помощью обмана и клеветы, с помощью невероятных насилий и террора, под флагом борьбы за чистоту принципов большевизма и единства партии, опираясь на централизованный мощный партийный аппарат, Сталин за последние пять лет отсек и устранил от руководства все самые лучшие кадры партии, установил в ВКП(б) и всей стране свою личную диктатуру, стал на путь самого необузданного авантюризма и дикого личного произвола». Каково было читать эти гневные строки Сталину? Расправа не замедлила сказаться. Мартемьян в 1932 г. был арестован, водворен в тюрьму, а в 1938 г. расстрелян. В 1936 г. Рютин на имя Президиума ЦИК Союза СССР пишет в частности: «…Я заранее заявляю, что не буду просить прощения или какого-либо смягчения наказания за то, чего я не делал и в чем абсолютно неповинен».

Другой ярый большевик Федор Раскольников, огнем и мечом сокрушивший контрреволюционный Кронштадский мятеж в 1917 году, занимавший высокие посты в военно-морском флоте, дипломат, редактор журналов. С 1930 года полпред в ряде Европейских государств. Не желая возвращаться в СССР из-за страха попасть под репрессии, Раскольников был лишен в 1939 г. советского гражданства и объявлен врагом народа.

Из заграницы Раскольников пишет 17 сентября 1939 года уничтожающее Сталина письмо. Нужно было иметь большую смелость, чтобы написать такие строки: «… Вы подавляете растущее недовольство насилием и террором… Никто в Советском Союзе не чувствует себя в безопасности. Никто, ложась спать, не знает, удастся ли ему избежать личного ареста, никому нет пощады… Вы – ренегат, порвавший со вчерашним днем, предавший дело Ленина… С жестокостью садиста Вы избиваете кадры полезные и нужные стране, они кажутся Вам опасными с точки зрения Вашей личной диктатуры. Ваша безумная вакханалия не может, не может продолжаться долго. Бесконечен список Ваших преступлений. Бесконечен список Ваших жертв, нет возможности их перечислить. Рано или поздно советский народ посадит Вас на скамью подсудимых, как предателя социализма и революции, главного вредителя, подлинного врага народа, организатора голода и судебных подлогов». Смерть Раскольникова произошла при загадочных обстоятельствах – он выпал из окна больничной палаты в Париже. Коротки были руки у «Кавказского горца», но все-таки, наверное, дотянулись и до Раскольникова.

Еще один знаменитый «диссидент» Лев Троцкий открыто боролся со Сталиным. История этой борьбы скрыта туманом времени. В ней много загадок и неясностей. Историки по-разному трактуют перипетии этой борьбы, и я не берусь судить о предмете малознакомом. Приведу только слова Льва Давидовича, датированные 1932 годом: «Сталин завел нас в тупик. Нельзя выйти на дорогу иначе, как ликвидировав сталинщину… Надо, наконец, выполнить последний настоятельный совет Ленина: убрать Сталина». Эти строки написаны за рубежом, а тремя годами раньше Троицкий, основательно надоев Сталину, который не мог убрать его своими руками, опасаясь сильнейшего политического резонанса в мире, высылается за границу, где в 1940 г. погибает под ударами ледоруба агента НКВД Меркадера.

Вот три революционера, стоявшие у истоков Октябрьского переворота и осмелившиеся публично проявить антисталинское инакомыслие.

Народ, как всегда, «безмолвствовал» или истерически единогласно одобрял политику тирана.

Первые политические подпольные кружки появились в 1940-х гг. В 1948 г. несколько старшеклассников создали «Коммунистическую партию молодежи», в январе-марте 1951 г. были арестованы студенты-участники «Союза борьбы за дело революции».

В 1957 г. на истфаке МГУ складывается группа марксистского толка «Союз патриотов России».

Во второй половине 60-х годов организованная оппозиция режиму имела значительный размах: с 1967 по 1971 гг. было выявлено 3096 подпольных групп и организаций. «Профилактировано» – 13602 участника.

В среднем численность организаций колебалась от 3,5 до 4,5 членов.

Никакой серьезной нелегальной работы не велось. Чаще всего участники ограничивались разговорами в узком кругу, составляли статьи, писали листовки, нередко в этом кругу и остававшиеся.

Членами этого подполья чаще были молодые люди в возрасте 16–25 лет. Как правило, уставы и клятва переписывались из Устава КПСС или романа А. Фадеева «Молодая гвардия». И поведение подпольщиков следовало образцам доблести революционеров из книг и кинофильмов. Да и названия этих групп говорят сами за себя: «Овод», «Молодая Россия», «Капуцин».

Отличительной чертой хрущевского периода стало появление подпольных организаций в рабочей среде, например, «Союз борьбы за справедливость». Эти организации не ставили целью свержение существующего строя. Преобладали антибуржуазные настроения против коммунистов-капиталистов, против Советской буржуазии.

Апофеозом этих настроений была демонстрация рабочих в Новочеркасске в 1962 году, носившая мирный характер.

Демонстранты несли красные знамена, транспаранты с экономическими требованиями, несли портреты членов политбюро, а впереди шли пионеры с красными галстуками. По приказу Хрущева демонстранты были расстреляны войсками. Трупы не хоронили, а, завернув в брезент, сбрасывали в общую яму. Об этом событии мы узнали только с началом Перестройки, был наложен строжайший запрет на информацию об этих событиях, и до сих пор новочеркасские старожилы не хотят говорить на эту тему.

 

3. История диссидентского движения в СССР

Первые годы Брежневского правления (1964—67 гг.), связанные с усиленным наступлением на небольшие островки свободы, рожденные оттепелью, положили начало формированию организованной оппозиции режиму в лице правозащитного движения.

Участники этого движения стали называть себя диссидентами. В переводе с латинского языка это слово означает «инакомыслящий, несогласный с господствующей идеологией». Слово это было известно в период Реформации в Польше XVI века (dissidents de religione), и называли им людей, несогласных с рядом религиозных исповеданий, которые существовали в тогдашней Польше.

Точную дату диссидентского движения установить нетрудно: это 5 декабря 1965 года, когда на Пушкинской площади в Москве состоялась первая демонстрация с правозащитными лозунгами. Однако этому событию предшествовали долгие годы борьбы демократически настроенных групп и одиночек.

Что же предшествовало демонстрации 5 декабря 1965 г.?

Осенью 1965 г. были арестованы московские писатели А. Синявский и Ю. Даниэль, опубликовавшие свои произведения за рубежом. Инициатором демонстрации был математик и поэт А. Есенин-Вольпин (сын С. Есенина).

На пишущей машинке он отпечатал свое воззвание «Гражданское обращение» и разбросал их в МГУ и в нескольких гуманитарных институтах Москвы.

У памятника Пушкину собралось около 200 человек. Милиция арестовала 20 человек, в основном студентов, которые в дальнейшем были исключены из институтов.

Конечно, демонстрация цели не достигла. Синявский и Даниэль были осуждены.

Началась петиционная кампания, и зародился «Самиздат». Основной протест был против ресталинизации советского общества. Наибольшую известность получили письмо в ЦК КПСС 43-х детей коммунистов, репрессированных в сталинские времена (сентябрь 1967 года) и письма Роя Медведева и Петра Якира в журнал «Коммунист», содержавшие перечень преступлений Сталина.

В 1967 г. были арестованы «самоиздатчики» во главе с Галансковыми А. И. и Ю. Т., Буковским В. К., Гинзбургом А. И., Делоне В. Н. Всего 35–40 человек.

22 января 1968 года состоялась демонстрация в защиту арестованных, организованная В. Буковским. И организаторы демонстрации, и сами Галансков и Гинзбург были осуждены.

В 1968 г., после введения Советских войск в Чехословакию, 7 человек – Богораз, Делоне, Горбаневская и др. с лозунгами в защиту демократии в Чехословакии, в том числе «Позор оккупантам», «За вашу и нашу свободу», вышли на Красную площадь. Демонстранты были осуждены.

В апреле 1968 г. начала работать группа по выпуску «Хроники текущих событий». С 30/VII-68 г. по 31/XII-82 г. было выпущено 65 номеров.

В «Хронике» описывались события правозащитного движения, происходившего на всей территории страны, уголовные процессы по делам диссидентов, положение дел в лагерях и психиатрических больницах. Это являлось terra incognita для подавляющей массы советского народа.

В 1969 году создается «Инициативная группа защиты прав человека в СССР». Данные о нарушениях прав человека и количестве заключенных отправляется в ООН.

Деятельность этой группы прекратилась в 1972 г. в связи с арестом руководителей – П. Якира и В. Красина.

Вот с этого момента в диссидентском движении начался раскол.

Вызвано это было тем, что П. Якир и В. Красин на суде 5/IX-73 года публично отреклись от диссидентского движения и раскаялись в своих действиях. Они заявляли, что диссидентского движения не существует, а оно представляет собой лишь небольшую группу людей разномыслящих и не понимающих друг друга. Мало того, они дали показания более чем на 200 человек участников движения, которые тут же были арестованы КГБ.

Действительно, в начале 70-х годов в диссидентском движении наметились, по крайней мере, три основных направления: ленинско-коммунистическое, либерально-демократическое и религиозно-националистическое. Во главе этих направлений стояли люди исключительных качеств и сильного характера: Рой Медведев, Андрей Сахаров и Александр Солженицын.

Единственное, что их роднило – это противостояние мощи государства.

Я не буду подробно останавливаться на анализе политических платформ этих направлений. Пытливый читатель при желании может погрузиться в необъятное море публикаций на тему правозащитного движения.

Заканчивая исторический обзор диссидентского движения в СССР, следует отметить, что оно перестало существовать в конце 80-х годов в связи с грянувшей Перестройкой и дарованием народу свобод, немыслимых во всей тысячелетней истории Российского государства.

Чем отличалось диссидентское движение в СССР от оппозиционного движения прежних исторических этапов?

Интересно мнение известного диссидента А. Ю. Даниэля.

1. Диссидентское движение было публично и не признавало никакого подполья.

2. Отрицалось насилие, как средство борьбы.

3. В центре внимания ставились права и свободы личности, а не политико-идеологическая конструкция.

4. Соблюдалась лояльность к действующим Советским законам.

5. Необычен был образ действий, воплотившийся в «Самиздате» – прообразе свободной печати.

 

Глава II

Как боролись власти с инакомыслием

 

1. Царь

Репрессивные действия против участников революционного и оппозиционного движения конца XIX – начала XX веков опирались как на законы, так и на временные постановления.

Дела о государственных преступлениях в царствование Александра II вели не следователи, а жандармские офицеры.

После выстрела в 1878 году В. Засулич в петербургского градоначальника Ф. Трепова, оправданной судом присяжных, подобные преступления были изъяты из ведения суда присяжных и стали рассматриваться особым Присутствием Правительствующего Сената и Верховным уголовным судом, а также военными судами.

В 1904 году было введено в действие новое Уголовное Уложение. В новом уголовном законе не предусматривались телесные наказания (битье розгами, шпицрутенами) и жестокие виды казни.

Смертная казнь с 1881 года проводилась не публично, а «в пределах тюремной ограды», каторга назначалась без клеймения.

Политическая полиция была создана Николаем I и называлась Третьим отделением Его императорского величества канцелярии. В 1894 году оно было преобразовано в Особый отдел Департамента полиции при Министерстве внутренних дел.

Департамент полиции являлся, по существу, автономным образованием – фактически государством в государстве, распространявшим надзор над всеми партиями, учреждениями, армией, редакциями газет и издательств. Численность жандармского корпуса выросла с 5 тысяч в 1850 году до 16 тысяч в 1861 году. Основную часть его составляли офицеры с высшим образованием.

Главным методом борьбы с инакомыслием Департамент полиции считал насаждение в партиях и общественных организациях «внутренней агентуры».

Основы этой практики заложил начальник Московского охранного отделения С. В. Зубатов. Секретные сотрудники хорошо оплачивались. Так, Е. Ф. Азеф получал жалование в 1000 рублей, Д. В. Малиновский – 700 рублей. В 1914 году расходы на содержание секретных сотрудников и конспиративных квартир составили 600 тысяч рублей.

Другими приемами «охранки» была слежка за политически неблагонадежными и подозрительными лицами.

Филеры (агенты наружного наблюдения) работали как в одиночку, так и группами. В 1897 году в Москве был создан «Летучий отряд филеров».

Еще одним методом борьбы являлась перлюстрация писем. Ежедневно перлюстрировалось в среднем около 380 тысяч писем.

Для слежки за политическими эмигрантами была организована Заграничная агентура.

Охранка, в целях дискредитации революционного движения, прибегала к провокациям. Так заведующий заграничной агентурой П. И. Рачковский в 1890 году инсценировал подготовку покушения на Александра III во время визита императора во Францию. По его же заданию были изготовлены «Протоколы сионских мудрецов» – фальшивка, вызвавшая активизацию еврейских погромов и пользующаяся небывалым успехом у российских антисемитов и в наше время.

Масштабы политических репрессий были впечатляющими.

После реформы 1861 года и развитием народнического движения с 1872 по 1878 гг. следствие по делам о государственных преступлениях велось против 2500 человек.

В основном это были интеллигенты и учащиеся. На более поздних этапах, особенно после революции 1905 года, увеличилось число участников противоправных действий среди рабочих, крестьян. По сравнению с 1901–1903 гг. доля лиц с высшим образованием среди политических преступников уменьшилась с 11,5 % до 1,9 %, со средним образованием – с 14,3 % до 7,6 %.

После издания Манифеста 17 октября взаимное ожесточение революционеров и царя достигло апогея. С одной стороны, В. Ленин призывал большевиков практиковаться в истреблении полицейских и жандармов, и в течение только 1906 года было убито 708 и ранено 820 представителей власти, с другой стороны, местные власти и духовенство призывали население на борьбу с «крамольниками» – студентами, евреями, забастовщиками, организовывая погромы.

В течение двух недель после обнародования манифеста 17 октября от рук погромщиков погибло около 1600 человек и 3500 было ранено.

В период с августа 1906 по апрель 1907 гг. начали действовать военно-полевые суды. В судебных заседаниях не участвовали ни прокурор, ни адвокат.

Приговор выносился не позже 48 часов и в течение 24 часов приводился в исполнение.

За восемь месяцев своего существования военно-полевые суды вынесли 1102 смертных приговора, причем было казнено 683 человек или больше, чем за 30 предшествующих лет, считая вместе с уголовными преступлениями.

Другим способом наказания за инакомыслие являлись каторжные работы. С 1905 по 1912 гг. каторжные приговоры получили 7,5 тысяч человек. К концу существования монархии числилось около 5 тысяч политкаторжан.

Существовало еще наказание в виде ссыльного поселения. В 1909 году насчитывалось 15,5 тысяч административно-ссыльных по политическим мотивам.

Всего же в конце XIX – начале XX века этой мере наказания подверглись 60–65 тысяч человек.

 

2. Советы

Что же происходило в Советской России? С первых дней Советской власти большевики нещадно вытравляли ересь и крамолу. Во-первых, это были офицеры царской Армии, во-вторых, священники, в третьих весь «старорежимный сброд» – интеллигенция, буржуазия, помещики, кулаки. Наказание было одно – за контрреволюционную деятельность без суда и следствия расстрел. В 30-е годы в УК появилась знаменитая статья 58 с многочисленными подпунктами.

Наказание было двояким или расстрел, или лагерь – 10–20 лет без права переписки. Какое там инакомыслие! Каждый дрожал за себя, за свою семью и с удовольствием доносил на соседа или сослуживца, сказавшего неосторожное слово. А те члены подпольных молодежных кружков, открывшихся в 1949 году, чем закончили? Расстрелом.

Великому вождю, попиравшему все демократические устои и плевавшего на мнение Запада, недосуг было возиться, пусть даже и с «сумасшедшими». Приговор «особого совещания» – пресловутой «тройки» без суда и следствия, как правило, заключался в расстреле или превращением подсудимых в «лагерную пыль».

Хрущевская «оттепель», вызвавшая либерализацию во всех сферах жизни, смягчила отношение к «инакомыслию». Только тогда, когда появились ростки диссидентства, началось «закручивание гаек».

По отношению к диссидентству использовался широкий спектр правоприменительных норм, зачастую даже не имевших никакого касательства к т. н. «политической деятельности».

Для осуждения диссидентов использовались более 40 статей УК РСФСР: 64 – измена Родине; 65 – шпионаже; 60 – террористический акт; 70 – антисоветская пропаганда и агитация; 72 – участие в антисоветских организациях; 79 – организация массовых беспорядков. Самой «употребимой» была ст. 70. «Удобство» этой статьи заключалось в том, что под нее можно было подвести практически любое высказывание, любую цитату.

В 1966 году правительство и компартия, озаботившись тем, что слишком много появилось заключенных, осужденных по особо тяжким статьям УК, решило причислить политические преступления к разряду уголовных. Так появились ст. УК 191–1 – распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй; 190–2 – надругательство над Государственным гербом и флагом; 190–3 – организация или активное участие в групповых действиях, нарушающих общественный порядок. Таким образом, диссиденты направлялись в уголовные зоны, где многие, подвергшись прессингу уголовников, отказывались от своих взглядов.

С 1970-х гг. началось принуждение к эмиграции с лишением гражданства.

С 1966 по 1988 гг. были лишены гражданства 175 человек, среди них Тарсис, Солженицын, Восленский, Григоренко, Аксенов, Войнович и др.

Использовался обмен диссидентов на провалившихся разведчиков, так Л. Корвалан был обменен на Буковского; Дымшица, Кузнецов, Гинзбург, Мороз – на советских разведчиков Энгера и Черняева.

Иногда диссидентов осуждали по смехотворным поводам. Например, Подрабинека осудили за хранение огнестрельного оружия, Редина по ст. 209 УК за тунеядство. Широко применялось лишение прописки в крупных городах, что было равнозначно запрету на проживание там.

Ссылка, высылка, принудительные работы – таков был спектр подавления инакомыслящих.

КГБ работало вовсю. Делалось все то, что делалось царской охранкой – слежка, перлюстрация писем, «прослушка», внедрение в диссидентскую среду осведомителей.

В отличие от царя, имевшего в оппозиции около 10 тысяч человек, КГБ противостояло по данным западных источников в 1980 г. около 200 человек, находившихся в лагерях. Это были правозащитники и националисты.

В самые суровые годы репрессий было проведено всего несколько сотен арестов. В 1970 г. «Хроника текущих событий» сообщала о 106 осужденных, из которых 20 было направлено на «профилактическое заключение» в психиатрические больницы. В 1971 г. та же «Хроника» сообщает цифры соответственно 85 и 24. В течение 1979–1984 гг. было арестовано по политическим мотивам около 500 человек.

В 1974 г. осуждено 178 человек, в 1975 – 96 человек, в 1976 – 60 человек.

Так о каком размахе диссидентского движения идет речь? Ведь еще совсем недавно правозащитники утверждали, что диссент (так они говорят) был массовым явлением и что благодаря им свершилась Перестройка.

Я попытаюсь это мнение проанализировать в следующих главах. А пока Вы, читатель, заметили, что я психиатр, впервые употребил слово психиатрия, потому что еще одним иезуитским наказанием для диссидентов явилось признание их невменяемыми, то есть не отдающих отчета в своих действиях и не могущих руководить ими. Так в судебной психиатрии квалифицируется психическое заболевание.

 

3. О карательной психиатрии

Тоталитарно охлократическое государство не признает общества, оно ненавидит интеллект и вообще любых профессионалов. Оно использует лишь единственный способ воздействия на личность – ее унижение, низведение до уровня деклассированности, а там где это не сразу удается – репрессии, особенно массовые. Такое массированное психологическое давление на личность, чаще у людей дисгармоничных, вызывает определенные девиации в психике от акцентуаций характера до патологического развития, иногда с формированием доминирующих и сверхценных идей и даже возникновением психотических состояний – бреда, галлюцинаций (правда последние чаще встречаются при экзацербации эндогенного процесса).

Правозащитники в один голос утверждают, что наказание за противоправную деятельность в виде помещения в психиатрическую больницу на принудительное лечение, было придумано председателем КГБ Ю. Андроповым. Но, в который раз, роясь в литературе о диссидентском движении, убеждаешься, что многое из того, что было написано, является или преувеличением или ложью.

История же свидетельствует об обратном.

Первый диссидент, помещенный в психиатрическую больницу за свои убеждения, был генерал Наполеоновской армии Клод Франсуа де Мале.

Он постоянно устраивал заговоры, намереваясь свергнуть императора, но был помещен в Парижскую психиатрическую больницу Сальпетриер. В 1812 году де Мале поднял восстание, захватил Париж, но был арестован и тут же расстрелян.

Прочих сведений о сумасшествии политических деятелей за рубежом я не нашел.

Не буду касаться отношения законодательных органов к психическим больным «инакомыслящим» в давней истории России, достаточно полно описанной Н. М. Жариковым с авт. (2004 г.).

Интерес представляют отдельные случаи. Иван Клеопинов в царствование Алексея Михайловича называл себя царевичем Алексеем Алексеевичем, за что был повешен. Отец же его еще ранее писал челобитную, где его сын Иван «умовреден… и называл себя великим человеком, свидетели говорили, что Ивашка умовреден, то божественные книги и иконки бесчестил, то отец и мать хотел саблею сечь и брата родного посек саблей же, и за людьми гонялся…, и в огонь бросался».

В 1660 г. была проведена первая судебно-психиатрическая экспертиза с участием трех врачей. Некий бродяга объявил себя сыном Ивана Грозного, говорил, что умеет исцелять, что живет на небесах, куда ходит через дыру и его принимают ангелы.

Доктора признали его больным, указав на необходимость надзора и лекарственного лечения.

Петр I издает ряд Указов, регламентировавших отношения к психически больным и меры применяемые к ним. В 1723 был издан именной Указ, в котором были даны критерии оценки психического состояния свидетельствуемых. В Указе 1766 года, касавшегося душевнобольных преступников, содержащихся в Суздальском монастыре, куда направлялись больные наиболее опасные, с точки зрения светской и духовной власти, подчеркивалось: «Буде же бы, который из них стал произносить что важное, то и как сие происходить будет от безумного, то оно, того не слушать и в донос о нем не вступать».

Серьезным вкладом в дело призрения душевнобольных явилось организация в 1775 году приказов общественного призрения, в обязанность которых входила забота о домах умалишенных.

В 1835 году Указом Государственного Совета был впервые установлен порядок судебно-психиатрического освидетельствования психически больных в уголовном процессе.

Второй период в истории отечественной судебной психиатрии XIX века начинается со времени земских и судебных реформ, т. е. 60-х гг.

Известны капитальные работы С. С. Корсакова, А. У. Фрезе, В. Х. Кандинского и В. П. Сербского. В 1895 г. В. П. Сербский издает первый том «Руководство по судебной психопатологии», в 1900 г. – выходит второй том Руководства.

В более поздние годы в России, чуть ли не национальным брендом становится выражение «горе от ума», заимствованное из названия комедии А. Грибоедова «Я странен, а не странен кто-же?» – так говорил герой комедии Чацкий.

Одним из первых «странных» был, по-видимому, А. Радищев, издавший «возмутительную» книгу – памфлет, по его собственным словам, написанную по «сумасшествию».

Он не «сидел» в «доме скорби», а был выслан туда, куда все правители России, включая и большевиков, высылали неугодных в Сибирь. Александр Николаевич был, одержим идеей реформаторства, и закончил жизнь самоубийством.

Другой вольнодумец, один из основателей декабристского движения генерал-майор Матвей Александрович Дмитриев-Мамонов страдал психическим расстройством. Наряду с реально выполнимыми идеями преобразования России (например, соединение Волги с Доном, или учреждение Сената) он погружается в изучение масонских ритуалов и разрабатывает современную фантастическую программу (например, орден должен иметь вокруг больших городов «дачи», где будет развита сеть подземелий и лож для отправления масонских ритуалов).

В 1819 году Дмитриев-Мамонов подает в отставку в связи с болезнью и живет в своей подмосковной деревне. В июле 1825 года он признается невменяемым по «сумасшествию», т. к. объявляет себя Владимиром Мономахом, а также Папой Римским. Оставшиеся дни своей жизни Дмитриев-Мамонов провел под опекой и 11 июля 1863 покончил с собой, поджегши рубашку, обильно смоченную одеколоном.

Несколько ранее другой масон Максим Иванович Невзоров в 1792 году, будучи уличен в связях с заграничными масонскими центрами, был направлен первоначально в Невский монастырь. Там, как он говорит: «… все иезуиты, и меня душили магнизацею, так как и в крепости, все иезуиты, и тут также его мучают составами Калиостро, горючим материалом».

В дальнейшем Невзоров был помещен в психиатрическое отделение Обуховской больницы, где и находился в течение 6 лет.

В 1807 году некая прапорщица Баскакова подала Московскому викарному архиерею письмо, в котором предлагала «способы к ограничению власти монаршей в России». Поскольку способы эти были полнейшим бредом, она была признана умалишенной и отправлена в Суздальский Покровский монастырь «впредь до исправления».

О психическом расстройстве Петра Яковлевича Чаадаева я подробно писал в своей книге «Психопатология в русской литературе».

По-видимому, П. Я. Чаадаев страдал или шизофренией или органическим психозом с шизоформной симптоматикой. Философическое письмо № 1, отредактированное в 1829 г., семь лет гуляло в списках в кругах знати обеих столиц, пока в 1836 г. не было опубликовано. В этом письме П. Чаадаев предлагает переустройство России на католический лад, отрицая прошлое и будущее своей страны. П. Вяземский писал: «Тут бой рукопашный за свою кровь, за прах отцов, за все свое и за всех своих… Это верх безумия… За это сажают в желтый дом». Николай I написал на письме такую резолюцию: «Прочитав статью, нахожу, что содержание оной – смесь дерзостной бессмыслицы, достойной умалишенного». Над П. Чаадаевым был установлен медико-полицейский надзор, который через год был снят.

Последующая история России умалчивает о психиатрическом преследовании инакомыслящих.

В первые годы Советской власти психически больные передавались на попечение семьи, как и в царское время, или помещались в инвалидные дома.

В 1918 году выходит инструкция об освидетельствовании душевнобольных.

В 1919 году в Москве при губернской тюремной больнице было организовано специальное отделение на 50 коек для проведения стационарной судебно-психиатрической экспертизы. В 1921 году на базе Пречистенской психиатрической больницы был создан Институт судебно-психиатрической экспертизы, которому вскоре было присвоено имя В. П. Сербского, сыгравшего в дальнейшем ведущую роль в развитии советской судебной психиатрии и открыто проклятый и преданный анафеме правозащитниками в годы Перестройки.

Интересны два случая.

В ноябре 1918 года суд приговорил лидера партии эсеров Марию Спиридонову к одному году тюремного заключения. Амнистированная и досрочно освобожденная, она объединила своих сторонников, пытаясь возродить партию. Спиридонова постоянно нападала на правительство за то, что оно, по ее мнению, действовало вопреки интересам народа.

Усилия большевиков подорвать ее растущее влияние оказались безуспешными. Спиридонову арестовали, хотя она не совершала никакого преступления. Для многих Мария была героем.

Московский Революционный трибунал нашел выход – отправить ее в санаторий. В письме, переданном на волю, Спиридонова пишет: «Я предчувствую, что большевики готовят мне какую-то пакость. Убить меня им несподручно, упечь меня надолго в тюрьму – тоже неловко. Они меня объявят сумасшедшей и засадят в психиатрическую больницу, или что-нибудь в таком роде… Они хотят нанести мне моральный удар. Чтобы спасти положение они не гнушаются ни чем». Решение трибунала гласило: «Поскольку в вынесении приговора Трибунал не движим желанием мстить врагам революции и не намерен применять Марии Спиридоновой излишние страдания, Московский Революционный Трибунал постановил отстранить Спиридонову сроком на 1 год от политической и общественной жизни и изолировать в санатории, где ей будет предоставлена возможность заниматься полезным физическим и умственным трудом».

Но М. Спиридонова в санаторий не попала. Она оставалась под стражей в Кремле в тяжелых физических и психических условиях, вплоть до своего побега в апреле 1919 года.

Второй пример. Анжелика Балабанова. Влиятельная фигура, как в большевистской партии, так и в международном рабочем движении.

Сотрудничала с В. Лениным и Л. Троцким. В 1920 году Балабанова выразила недовольство лично Ленину об ошибках революционного руководства. ЦК партии вынес решение направить Балабанову на лечение в санаторий, хотя о ее душевном заболевании говорили только намеками.

«Я была потрясена, получив официальное распоряжение ЦК уехать из Москвы в санаторий,… но я не настолько больна и стара, чтобы уйти в отставку», – так она говорила Н. Крестинскому, секретарю ЦК партии.

Н. Крестинский отправил Балабанову в Туркестан во главе агитпоезда.

Законодательные акты в молодой Республике Советов, касавшиеся психически больных были регламентированы Уголовным кодексом РСФСР, принятым в 1926 году. В нем, в частности, указывалось, что меры социальной защиты в отношении лиц, совершивших государственные преступления в состоянии психического расстройства, не могут быть применены.

К таким лицам применяются меры защиты медицинского характера – принудительное лечение и помещение в лечебное заведение в соединении с изоляцией.

В период владычества И. Сталина в психиатрические больницы тоже помещали для изоляции по политическим мотивам.

В Казанской спецпсихбольнице, находившейся в ведении НКВД, содержались лица исключительно по политическим мотивам. Там находился психически здоровый Ян Пилсудский, один московский рабочий, отказавшийся подписываться на заем. Ему был выставлен диагноз шизофрения.

Были и настоящие психически больные – один вообразил себя Троцким, другой говорил об опасности для всего мира иудаизма.

Таких больных было большинство.

Наум Коржавин, побывав на экспертизе в институте им. В. П. Сербского, считает, что в 1948 году помещение в психбольницу здоровых людей преследовало гуманные цели.

Интерес представляет дело Яркова.

В 1928 году 35 летний Ярков был осужден за контрреволюционную деятельность.

В 1951 году он был вновь арестован как руководитель некоей тайной секты. В прошлом Ярков страдал каким-то нервным недугом. Освидетельствованный судебно-психиатрической комиссией, он был признан невменяемым и помещен на принудительное лечение в психиатрическую больницу. Находясь там в течение трех лет, Ярков убедился в том, что арестованные по 58 статье УК, все были признаны невменяемыми. «Это были очень интересные, безусловно выдающиеся, оригинальные люди», – пишет Ярков, – «вся вина которых сводилась к тому, что они в нервно-психическом отношении были более чутки, более нетерпимы ко всяким проявлениям социальной несправедливости, подлости и жестокости и реагировали на все это более болезненно, чем это полагалось в быту».

Но были и настоящие психически больные. Например, Бурштейн.

Бурштейн в 1960 году написал Яркову письмо, в котором объявил себя немцем, поэтому требовал эмиграции в Германию для продолжения научно-исследовательской деятельности в области психиатрии.

В 1953 году Сергей Писарев пишет Сталину письмо, в котором критикует органы безопасности в фальсификации «заговора врачей», имеющего целью отравить партийных вождей. В институте им. Сербского ему поставили диагноз шизофрения. В 1970 году Писарев возобновил свою кампанию, обличая институт им. Сербского в постановке заведомо ложных диагнозов шизофрении в отношении инакомыслящих. Комиссия ЦК КПСС, созданная по письму Писарева, полностью подтвердила выводы последнего, но материалам комиссии не был дан ход.

Геофизик Николай Самсонов, лауреат Сталинской премии, в 1956 году пишет письмо в ЦК под заглавием «Мысли вслух», в котором критикует современное руководство страны, искажающее ленинские принципы. Самсонов признается невменяемым, помещается в Ленинградскую психбольницу, где пребывает до 1964 года.

Федор Шульц, коммунист с 1919 года. В 1937 году стал критиковать политику Сталина, за что пробыл в заточении почти 20 лет. Реабилитированный в 1956 году, Шульц не успокоился и пишет письмо в «Правду», где утверждает, что, вопреки заявлениям Хрущева, политзаключённые в СССР есть.

Шульц был признан невменяемым и помещен в психиатрическую больницу.

Особняком стоят дела Валерия Алмазова (Тарсиса) и Александра Есенина-Вольпина. Оба состояли на учете с диагнозом шизофрения: первый с 1962 гола, второй с 1948 года.

Тарсис пять раз на протяжении 19 лет госпитализировался в психиатрические больницы. И тот, и другой обследовались зарубежными психиатрами, которые нашли их психически здоровыми. А чего следовало ожидать?

Сейчас уже трудно отделить зерна от плевел. Истина таится в еще не раскрытых архивах КГБ и института им. Сербского. Но трудно поверить, что среди горстки диссидентов, шедших на заведомые мучения и лишения, не было больных с явной или краевой психопатологией. Конечно, можно подвергнуть сомнению данные сотрудника института Сербского профессора Ф. Кондратьева, который опубликовал следующие сведения: по ст. ст. 70 и 191–1 УК РСФСР за 25 лет органы КГБ направили на экспертизу в Государственный научный центр социальной и судебной психиатрии им. профессора В. П. Сербского со всей территории СССР 370 человек. Часть из них признавалась невменяемыми и направлялись на принудительное лечение, а другие этапировались в места лишения свободы.

По сведениям психиатра М. Буянова от «карательной» психиатрии пострадало не более 100–120 человек. Профессор Л. А. Королева дает сведения, ссылаясь на зарубежные источники, что к середине 80-х годов в местах лишения свободы по политическим статьям находилось около 200 осужденных.

Пусковым моментом к более широкому использованию психиатрии в политических целях послужило высказывание Н. Хрущева о том, что только психически ненормальные люди при коммунизме будут совершать преступления, что только они способны выступить против существующего строя.

29 апреля 1969 года будущий генсек, председатель КГБ Ю. Андропов, направляет письмо в ЦК КПСС с предложением использовать психиатрию для борьбы с диссидентами. По этому поводу было принято секретное постановление Совета СССР.

Уже в 1980 году число спецпсихбольниц достигло 11.

Судебно-психиатрическая экспертиза проводилась по ст. 70 и 191-1 обычно в ГНЦССП им. Сербского, а также в НИИ психиатрии МЗ РСФСР и в НИИ психиатрии в Харькове и Одессе.

С 1972 по 1976 гг. в институте Сербского было проведено по ст. 70–85 экспертиз, а по ст. 191-1 – 47 экспертиз.

Все эти данные расходятся с утверждениями нынешних правозащитников, считающих, что от «карательной» психиатрии пострадали сотни, если не тысячи людей.

Но внятных цифр, опять же, не приводится.

Врачи независимой психиатрической ассоциации, ознакомившись с медицинскими архивами нескольких тюремных психиатрических больниц, пришли к заключению, что за тридцать прошедших лет (1956 – 86 гг.) были признаны невменяемыми и отбывали принудительное лечение в этих больницах 1789 советских и иностранных граждан. Здесь были и ярые националисты, и религиозные фанатики и бывшие «бендеровцы», «власовцы» и пр. А сколько же среди них было диссидентов – неизвестно.

Перелистывая страницы «всемирной паутины», постоянно находишь одни и те же фамилии людей, подвергшихся мучениями карателей-психиатров: Гершуни, Горбаневская, Подрабинек, Григоренко, Новодворская, Тарсис, Вольпин, Плющ, Ж. Медведев. Эти фамилии, как карты в пасьянсной колоде перетасовываются, раскладываются то так, то этак.

В один голос утверждается, что душевно больных среди «испытанцев» не было. Стыдливо умалчиваются факты лечения в психиатрических больницах за рубежом некоторых диссидентствовавших эмигрантов.

Я не могу назвать пофамильно этих удивительных психически нездоровых людей по этическим соображениям. Многие из них живы и, дай им Бог, еще долгой жизни и здоровья, ведь они вынесли на своих плечах все тяготы ГУЛАГА, «психушек», мучительно-тяжелого лечения.

Не все они оказались стойкими, многие отказались от убеждений, не вынеся испытаний выпавших на их долю. Но честь им и хвала – они пробили брешь в стене молчания, окружавшей СССР и бросили зерна свободы в почву, тогда еще в 1965 году, не готовую дать им жизнь. И только через 20 лет свершились их надежды.

Так кто же были эти диссиденты? Чудаки, фанатики, безумцы?

 

Глава III

Психология и психопатология диссидентства

Движение диссидентов чрезвычайно раздражало советские и партийные власти. Скрыть это движение от народных масс было невозможно, т. к. «голоса» через вой глушилок доносили правду о правозащитном движении.

Власти, как могли, старались опорочить диссидентство. Средства массовой информации пытались очернить как саму идею диссидентства, так и отдельных представителей движения. Квинтэссенцией советской пропаганды явилась книга Н. Н. Яковлева «ЦРУ против СССР». Вот какая характеристика диссидентам дается в этом труде: «… отдельные люди, недоучки, лоботрясы с непомерно развитым апломбом и претензиями, собственную неполноценность ставившие в вину обществу. Люди трусливые, ленивые, злобные. О них бы никто не знал, если бы не массовые средства пропаганды США и Запада».

Когда читаешь эти строки, так и представляется злобный огнедышащий дракон, брызгающий ядовитой слюной, от которой гибнет все живое вокруг.

Все бессмысленная и чудовищная ложь.

Исследования, проведенные известным диссидентом Андреем Амальриком, автором знаменитой книги «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?», за которую он был осужден к отбыванию срока в лагерях, свидетельствуют о следующем. В конце 60-х годов среди участников демократического движения было 45 % ученых, 22 % – представителей творческой интеллигенции, 13 % – инженерно-технических работников, 9 % – издательских работников, учителей и юристов, 6 % – рабочих и 5 % – крестьян. Таким образом, диссиденты в массе своей были людьми с высоким интеллектуально-творческим потенциалом. Все они к началу своей диссидентской деятельности работали, занимая достаточно высокие посты. Так что ни лоботрясов, ни лентяев, ни недоучек среди них не было. Что касается людей амбициозных, гиперсоциальных, честолюбивых, жаждущих признания, то они составляли некоторую и немалую часть среди инакомыслящих. У отдельных лиц имелась явная акцентуация характера или психопатия, чаще шизоидного круга.

Если говорить о шизоидной психопатии как варианте аномалий личности, где дифференциальная диагностика с шизофреническим процессом затруднена, так как зачастую грани между этими дефинициями расплывчаты и нечетки, то следует привести высказывание российского психиатра П. Ганнушкина.

В его характеристике, данной шизоидным психопатам, разве не всплывают знаменитые образы диссидентов, витийствующих в наше время?

Петр Борисович писал так: «При наличии интеллектуальной или художественной одаренности или достаточной возможности проявить свою инициативу и самодеятельность, шизоиды способны к чрезвычайно большим достижениям, особенно ценным благодаря их независимости и оригинальности. Среди шизоидов можно найти людей, занимающих позиции на тех вершинах царства идей, в разреженном воздухе которых трудно дышать обыкновенному человеку: сюда относятся утонченные эстеты, художники, глубокомысленные метафизики, наконец, талантливые ученые-схематики и гениальные революционеры в науке, благодаря своей способности к неожиданным сопоставлениям с бестрепетной отвагой преображающие, иногда до неузнаваемости, лицо той дисциплины, в которой они работают».

Рихард фон Крафт-Эбинг, знаменитый психиатр, нам более известный как автор книги «Половая психопатия», в своем «Учебники психиатрии» в главе, посвященной судебной психопатологии, осветил деятельность религиозных и политических маньяков с психиатрической точки зрения: «… некоторые из этих личностей хотя и лишены общего гармонического развития умственных способностей, свойственного истинному гению, обладают, однако же, каким-нибудь недюжинным односторонним дарованием, и тогда возникает опасность, что малорассуждающая толпа, увлеченная мишурным блеском неожиданных умозаключений, сочтет такого сумасброда за гениальную голову и примет его проповедь как новое Евангелие.

Множество этих ненормальных людей остаются всю жизнь на ступенях низкого политиканства и теоретических мечтаний об усовершенствовании человечества, но эта ступень служит уже у них прологом к тяжелой и неизлечимой душевной болезни… под влиянием общего брожения умов, охватывающего массы в смутное время, теряют последний остаток самообладания,… они начинают чувствовать непреодолимое стремление поступать в смысле своих идей и являются народными фаворитами, вожаками восстаний, основоположниками новых политических партий или новых вероучений, делая тем и себя и других несчастными…».

Неправда ли этот великий австрийский прозорливец, предсказал еще в 1897 г. все те революционные потрясения, случившиеся в России в конце XIX и в XX веке, нарисовал, замечательный обобщенный психопатологический портрет руководителей этих потрясений от народовольцев, эсеров, большевиков к диссидентам средины 70—80-х годов XX века?.

Крупнейший отечественный психиатр – директор ГНЦССП им. В. П. Сербского академик Т. Б. Дмитриева (интервью Российской газете 20 ноября 2001 г.), сообщает, что среди диссидентского контингента диагноз вялотекущей шизофрении звучал чаще, чем среди других. Эти люди чаще признавались невменяемыми, чем в среднем за эти годы по другим преступлениям. Но надо учесть и такой момент. Объективно среди тех, кто оказывался в диссидентском движении, были люди с различными психическими особенностями, иначе заболеваниями. Это было подтверждено при выезде некоторых диссидентов за рубеж, где они попадали в психиатрические больницы и потом годами лечились. Практика показывает, что в любом диссидентствующем движении есть здоровые идеологи, а есть примкнувшие к ним люди, которые не всегда психически здоровы. Однако это не мешает им проповедовать и исповедовать определенные идеологические нормы… Среди людей с психическими расстройствами много талантливых, интересных, нестандартно мыслящих, которые полезны обществу, государству. Диагноз есть диагноз.

Можно лечиться, но при этом быть блестящим художником, композитором, поэтом и так далее. Одно другому не должно мешать…

Ох уж этот диагноз – вялотекущая шизофрения! Кто только из правозащитников не пытался опорочить академика А. В. Снежневского и «полковника КГБ» профессора Д. Лунца, будто бы специально в угоду КГБ, создавших концепцию «вялотекущей шизофрении». Опять ложь. В следующих главах я подробно остановлюсь на истории возникновения этого диагноза.

Теперь, чтобы меня не обвинили в очернении диссидентского движения, перейдем к свидетельствам самих диссидентов и им сочувствующих.

М. Буянов, психиатр считает, что «…среди борцов за разные идеи всегда имеется много лиц с теми или иными бросающимися в глаза особенностями, которые далеко не всегда могут быть расценены, как аномальные; эти особенности могут рождаться или усиливаться вследствие неблагоприятных жизненных ситуаций (в том числе расовых, политических и иных преследований), соматических болезней, сексуальных проблем…».

«Архитектор» Перестройки А. Яковлев характеризует диссидентство, как явление биполярное. На одном полюсе – творцы, мыслители, художники. На другом – местные правдоискатели, «чудаки».

С одной стороны, считает А. Яковлев, «чудаки» есть везде, а есть «чудаки» иначе думающие. Они с риском для себя и своей семьи высказывали свои убеждения (отличались способностями, знаниями и гражданской активностью). Они были «чудаками», но и патриотами своей Родины (не из сказок ли это про Ивана-дурака, который был умнее не только своих братьев?). И опять возникает национальный бренд «горе от ума».

Петр Вайль, известный журналист и писатель, примыкавший к диссенту и эмигрировавший в 1977 в США, так характеризует диссидентов: «Советские психиатры были, в общем-то, правы, утверждая ненормальность этих (диссидентов – В. Г.) людей. Они в той же мере психически отклонены от нормы, как поэты или религиозные подвижники. Не является и не может являться нормой творчески насыщенная жизнь, достигающая пика в привлекательном мученичестве подвига». «Я ждал этого суда, как праздника», – говорил Владимир Буковский. «То был самый жуткий момент моей жизни (суд – В. Г.), но это был мой звездный час», – восклицал генерал Петр Григоренко.

Вам читатель ничего не напоминает такая позиция?

А костры инквизиции, а мученический фанатизм девы Иоанны, Яна Гуса, Джордано Бруно, а двуперстие боярыни Морозовой, а изуверская гибель Зои? Все это было в истории. Это были смертные подвиги отдельных личностей во имя своих идеалов. Диссиденты, как и «народники» и эсеры, сознательно шли на мучения и моральную гибель во имя Идеи. Конечно, некоторые их них были фанатиками с образованием сверхценных идей реформаторства.

Психиатр Михаил Турецкий, ныне живущий в Израиле, в книге «Легенды и мифы советской психиатрии», свидетельствует о том, что среди обитателей психиатрических больниц было немало диссидентов, среди них по настоящему душевнобольных, протестующих против советских порядков по соображениям бредовым, так и не мало вполне психических здоровых.

Но разве все диссиденты были «маленечко того»? Конечно, нет.

Все-таки большинство людей, разделявших взгляды диссидентов, были психически здоровы.

Ю. Даниэль, один из первых диссидентов 60-х годов, пишет в 1995 году, что к диссидентам было двойственное отношение, не только со стороны реформаторов из Политбюро, но и со стороны многих руководителей демократической общественности. Открытая конфронтация с властью – это ненужная бравада одиночек. «В среде диссидентов задают тон безответственные честолюбцы, склонные к экстремизму и риторике. Может быть, эти люди обладают личным мужеством, но это мужество непрактично и не в состоянии породить ничего положительного».

Далее Ю. Даниэль проводит мысль о том, что диссидентство было бесплодным. Ограничившись только декларациями, оно не создало, в отличие от Польской «Солидарности» или Чехословацкой «Хартии-77», ставших впоследствии политическими партиями, никакой платформы. А какая может быть общая платформа у либерала А. Сахарова, почвенника-антисемита И. Шафаревича и генерала-коммуниста П. Григоренко, а ведь они вместе со своими единомышленниками прошли все круги диссидентского ада, устраиваемого КГБ. Значит, прав был А. Сахаров, определивший диссидентство как «способ общественного поведения в условиях несвободного общества». А как проявился творческий потенциал диссидентов, эмигрировавших за границу? Как там проявилось их общественное поведение в условиях свободного общества? Об этом чуть позже. А пока снова свидетельство Петра Вайля о том, как возникало диссидентство.

Он пишет: «Несогласие с уродствами социальной гаммы требований реакции, творческая личность противопоставляла несовершенному миру свои ценности. И высшая российская ценность легла в основу зарождающегося общественного мнения. Что может быть увлекательнее, чем в компании остроумных, подвыпивших друзей ругать Советскую власть?»

Дружить с остроумными, талантливыми и смелыми людьми – само по себе достижение и честь. Дома известных диссидентов показывали девушкам в качестве аттракциона вечерних прогулок. Вхожесть в такую квартиру ценилась выше, чем пропуск в Дом кино.

А дружба обязывала держаться на уровне. «Было очень трудно не подписать письмо: это значило признать, что я боюсь, что молодым людям всегда неприятно, или показать, что я не так уж озабочен судьбой своих заключенных друзей», – вспоминал Андрей Амальрик.

Желание быть не хуже, высокая стоимость дружеских отношений обменивалась на утраты комфорта и даже свободы.

По сути каждый диссидент 60-х годов – отдельная драма, иногда трагедия. Естественно, что эти люди заметно возвышались над толпой… Тогда диссидентство еще существовало как локальные акты отдельных личностей, когда самой развеселой организационной формой была веселая компания с неразделенным единством пения под гитару, выпивки, чтения стихов и сочинения писем протеста. Но эти компании нарушили закон молчания». Диссидентское движение, как выразился известный правозащитник Сергей Ковалев: «…Это “Ноев зоосад” – сообщество разномыслящих, отрабатывавшие в условиях несвободы модель будущего гражданского общества».

Говоря языком психиатра, здесь были и фанатики, и «чудаки», и аномальные личности, и душевнобольные, и просто интересующиеся из числа любителей «пощекотать нервы».

Психологические особенности разных групп «Ноева зоосада» тонко подметила известный московский адвокат, участница ряда политических процессов в конце 60-х годов. Она пишет: «…В те годы мне приходилось встречаться с теми, кто впоследствии приобрел широкую известность своим участием в диссидентском движении. Их, безусловно, объединял нонконформизм и достойное уважения мужество, готовность жертвовать своим благополучием и даже свободой. Однако это были очень разные люди.

Иногда мне казалось, что некоторых из них слишком увлекает сам азарт политической борьбы… Разговаривая с ними, я явно ощущала, что, борясь за свободу высказывания своих мнений, они в то же время недостаточно терпимы к мнениям и убеждениям других людей. Недостаточно бережно, без необходимой щепетильности распоряжаются судьбами тех, кто им сочувствует».

В свободном обществе диссиденты, во множестве эмигрировавшие за рубеж, должны были объединиться, выработать единую тактику и программу, чтобы из-за границы продолжать свою диссидентскую деятельность. Не тут-то было. Видимо очарованные благами Западной жизни, они забыли о том, за что боролись, за что страдали.

Василий Аксенов так характеризует диссидентов-эмигрантов: «…Диссиденты – это такие люди, которые живут на Западе в кампусах, таунхаузах, занимаются внутренними склоками и не способны к позитивным политическим идеям. Оказывается утверждение правозащитников о том, что они вне политики, были не ложью и не отговоркой, а сущей правдой. Их никчемность довела их до полного кризиса жанра – они принялись критиковать Ельцина и новый демократический режим. Но, в общем, чего же можно было еще ожидать от людей, которые не были созидателями ситуации, но лишь ее персонажами».

М. Розанова – эмигрантка, державшая салон в Париже, называет диссидентов людьми, утратившими свободу духа и нетерпимых к инакомыслию. Еще раз напомню, что приведенные высказывания принадлежат тем же диссидентам, которых трудно обвинить в умышленном очернительстве сотоварищей.

Сейчас я коснусь очень скользкой темы – о сотрудничестве диссидентов с органами безопасности.

Если вернуться вспять и вспомнить, какими методами действовала царская охранка, чтобы изнутри разложить революционное движение конца XIX начала XX веков, то такими же методами действовало и КГБ. На смену Азефу, Гапону, Малиновскому пришли провокаторы из числа диссидентов, даже находящиеся на вершинах диссидентского движения.

Психиатр М. Турецкий, на которого я ссылался (цит. по Ю. Нудельману), пишет в своей книге, что, по мнению ряда видных психологов, диссидент не может быть сильной личностью. Обратить многих диссидентов в своих агентов ничего не стоило ни царской охранке, ни КГБ.

Они легко поддавались обработке. Достаточно было зацепить диссидента за что-нибудь малое, как они в дальнейшем начинали служить системе, с которой воевали. Тот же диссидент Н. Щаранский в книге «Не убоюсь зла» так характеризует некоторых своих знакомых: «Диссидент, решивший освободиться (из заключения – В. Г.) любой ценой, может стать либо стукачом, либо публично покаяться, написать, а точнее подписать письмо в газету или принять участие в пресс-конференции, где он отречется от своих взглядов и друзей и осудит спецслужбы Запада, вредно на него повлиявшие». Приговоренный к смерти Эдуард Кузнецов утверждает: «98 % осужденных, если от них этого требовали, и без пыток сотрудничали с КГБ».

Один из знаменитых диссидентов Жорес Медведев пишет, что были великие диссиденты – это Сахаров и Солженицын, стремящиеся к изменению коммунистической системы, но даже они были пешками в «холодной войне».

«Нами манипулировали: вокруг Сахарова было целое бюро в Нью-Йорке, вокруг Солженицына – нечто подобное, называемое «Вермонтское ЦК». Там определялось, какие заявления нужно делать, когда и куда их подавать».

Профессор А. Зиновьев считает, что массовая эмиграция диссидентов была спровоцирована КГБ с целью очистить страну от нездоровых элементов. При КГБ было даже создано управление «Д», занимавшееся работой с диссидентами.

Журналист и бывший врач Ю. Нудельман, издавший в Израиле книгу «Щаранский без маски» (Натан Щаранский – бывший знаменитый диссидент, осужденный в 1978 за шпионаж на 13 лет лишения свободы, а ныне министр по делам строительства и депутат Кнессета Израиля), в которой разоблачал Щаранского как агента КГБ. На суде по иску Щаранского к Нудельману должно было выступить 40 свидетелей, утверждавших, что Щаранский действительно агент КГБ. Но суд не пожелал их выслушать и принял решение о выплате Нудельманом 900 тыс. шекелей за клевету на Щаранского.

Был суд правый или неправый?

А как Вы думаете, ведь истцом был видный политический деятель, председатель «Русской партии» в Израиле.

Когда я собирал материал к этой главе, у меня возникло двойственное чувство. С одной стороны, можно было восхищаться, не боюсь этого слова, подвигом горстки людей, пытавшихся сломать молох коммунизма.

И этот бунт одиночек, длившийся почти 15 лет, дал возможность вдохнуть воздуха свободы, но и только.

С другой стороны, куда подевались эти пламенные пассионарии, разложенные изнутри КГБ и преуспевающие в коммунальных склоках в Париже, Нью-Йорке, Гамбурге, Лондоне и др., окруженные комфортом и благами Запада?

Ведь недаром В. Буковский рекомендовал диссидентам: «Садись на три года и у тебя никогда не будет проблем на Западе».

Вот таков психологический портрет советского диссента.

 

Часть II

Мифы и реальность современной психиатрии

 

Введение

Как было раньше? Были психически больные, были психиатры и были психиатрические больницы, где и лечились душевнобольные.

И ни у кого не возникали вопросы о том, нужно ли интернировать психически больного в стенах психиатрических больниц, чтобы обезопасить общество от асоциальных поступков больного, а самого больного от себя. В порядке вещей была недобровольная госпитализация, когда больные убивали, расчленяли свои жертвы, предварительно истязая их, обезображивая до неузнаваемости, или когда сами себе наносили жуткие увечья и кончали самоубийством невероятными способами. Маньяки, насильники, чудовищные изуверы – никто из них не признавал себя психически больным. Приходилось таких больных, часто вооруженных, «брать» силовыми методами. И так было десятки лет. Больные с упорядоченным поведением лечились «добровольно» в психоневрологических диспансерах, дневных стационарах, ночных профилакториях. Работали в лечебно-производственных мастерских. Лекарства отпускали им бесплатно. Оказывалась социальная помощь. Велось четкое диспансерное наблюдение участковыми врачами – психиатрами.

Весь спектр лечебно-социальных услуг осуществлялся советской психиатрией.

Но вот в середине 60-х годов XX века, в связи с движением в СССР диссидентов и вскрывшихся фактах злоупотребления психиатрией по политическим мотивам, стали складываться мифы о психиатрии и психиатрах.

На основе чего зиждется мифотворчество о психиатрии?

Во-первых, на рассказах самих больных о тех «мучениях», которые они испытывали в психиатрической больнице и рассказов родственников больных в собственной, чаще гиперболизированной интерпретации.

Вот что пишет бывший пациент психиатрической больницы Дон Вейтц, ныне соредактор антипсихиатрического журнала в Канаде: «Психиатрия – это шарлатанство, псевдонаука, в которой отсутствуют независимые диагностические исследования, проверяемые гипотезы и методы излечения «шизофрении» и всех других типов предполагаемых «психических болезней» или «психических расстройств» и далее: «Психиатрия, особенно фундаментально-биологическая, является фашистской – прямая угроза демократии, правам человека и жизни».

Вот так и никак иначе! И ведь пишет это не советский диссидент, а канадец, уже 24 года борющийся с психиатрией. В. И. Новодворская – отдыхает.

Во-вторых – на сведениях, сообщаемых самими психиатрами в печатных изданиях и электронных СМИ. К сожалению, эти сведения часто искажают факты психиатрической жизни, по сути, являются в психиатрическом отношении малограмотными с единственной целью эпатировать читающих обывателей.

Вот мнение психиатра с мировым именем профессора Александра Бухановского в интервью радиостанции «Эхо Ростова» 13.12.05 года: «… Сейчас в психиатрии возникает новая проблема: масс-медиа и наша специальность. Сегодня на сцену выходят так называемые лже-эксперты. Таких людей Роберт Мортон, руководитель академии ФБР, удачно назвал «говорящие головы». В такой голове ничего нет, кроме того, что она говорит, она только вещает. Мозгов, знаний, материалов нет».

В-третьих – лживая, непроверенная информация исходит от самих журналистов. Почему-то большинство из них считают возможным судить о состоянии психического здоровья и судить, проявлением заболевания или нет является то или иное нарушение психической деятельности. Они с невероятной легкостью дифференцируют истинного больного от пациента, признанного душевнобольным в психиатрических или каких-либо других корыстных целях.

Собственное мнение журналистов, основанное на малопроверенных фактах и сведениях от психиатров с низкой квалификацией, формирует общественное мнение о психиатрии в отрицательном ракурсе.

В 1987—90 гг. под руководством профессора В. Рукавишникова группой сотрудников НЦПЗ РАМН было проведено исследование, основной целью которого было изучение общественного мнения о службах психического здоровья и психически больных. Важное место в этом исследовании занял анализ публикуемых в средствах массовой информации статей о психиатрии, психически больных и психиатрах.

Из 198 статей, отобранных для исследования врачами-психиатрами было написано 9 статей, а журналистами – 168. Наибольшее число публикаций на психиатрическую тему было в газете «Московский комсомолец», наименьшее в «Литературной газете» и «АиФ».

Вызывает сожаление, что в большинстве публикаций просматривается усиление сегрегации, отторжения психически больных. Язык большинства публикаций некорректен, развязен, пренебрежителен. При этом забывается очень важное обстоятельство – все психически больные стигматизированы, и каждое неосторожное слово может их больно ранить.

В 589 статьях употребляется слово «псих», в 776 – «психушка», в 330 – «дурдом».

Если в отношении неврозов и пограничных состояний публикации носят сочувственный, разъясняющий характер, даются советы по преодолению депрессий, фобий, других патологических проявлений в нервно-психической сфере, то в отношении эндогенных психозов картина совершенно иная. Тон таких публикаций нередко ироничен, открыто неприязнен. Именно к таким больным относятся слова «сумасшедший», «маньяк», «свихнулся».

Встречаются пугающие описания безумия, толкающего больного на кровавые поступки. Особенно печально, что информация такого рода порой вложена в уста психиатра.

В 2005 году увидела свет сакраментальная книга под редакцией А. Е. Тараса «Карательная психиатрия».

Книга представляет сборник статей, написанных историком, архивариусом, приведены архивные документы, наставления В. Буковского и С. Глузмана. Причем из всего перечисленного только рассуждения о психиатрии С. Глузмана имеют профессиональную базу (С. Глузман – психиатр).

В этой книге право судить о психиатрии предоставлено людям некомпетентным, позволяющим себе вторгаться в область науки, им неведомой.

На с. 178 этого труда мы найдем краткие статистические сведения о числе психически больных (вместе с алкоголиками и наркоманами).

Эти данные извлечены из доклада комиссии по проблемам улучшения здоровья населения, образованной по решению Политбюро ЦК КПСС от 19 октября 1978 года, куда входили министр здравоохранения Б. Петровский и министр МВД Н. Щелоков. Из этой записи следует, что в 1965 году в СССР состояло на учете 2 млн. 212 тыс. психически больных, указанных контингентов, а в 1978 году 7 млн. 188 тыс. В 1978 году были признаны невменяемыми 13,4 тыс. больных. Из-за нехватки мест только 17 % этой категории больных были изолированы в спецбольницах системы МВД.

Как же обстоят дела в наше время? Директор ГНЦССП им. В. П. Сербского Т. Б. Дмитриева полагает, что 25 % граждан России нуждаются в этой или иной психиатрической помощи. За последние 10 лет количество россиян, страдающих психическими заболеваниями, увеличилось на 40 %. Более 6 млн. человек хотя бы раз обращались к психиатрам. Около 10 тыс. граждан, совершивших особо тяжкие преступления и признанных невменяемыми, находятся в настоящее время на принудительном лечении.

30 % заключенных имеют психические расстройства.

А что же на Западе? Там тоже плохо.

Согласно мнению, высказанному в 1993 году маститым психиатром доктором Томасом Цасом (профессор психиатрии университета штата Нью-Йорк): «Психиатрия, по-видимому, является той главной разрушительной силой, которая влияла на американское общество в течение последних 50 лет».

Каждый шестой заключенный в США – психически болен. В американских тюрьмах втрое больше душевнобольных, чем находящихся в психиатрических больницах – в них сейчас лечатся 80 тыс. больных, а в тюрьмах пребывают 200–300 тыс. человек.

В любой из дней по меньшей мере 284 тыс. психически больных заключаются в тюрьму.

Вот такая совсем не радостная, информация, свидетельствующая о том, что не только благодаря «карателям в белых халатах» с садистской радостью помещающих в «психушки» и здоровых, и больных, но даже в США – оплоте демократии, в представлениях исконных, а не сермяжно-российских, не все хорошо со здоровьем нации.

То же самое происходит во Франции, Англии, Германии. Исключение составляют только благостная Швейцария да сказочный Люксембург.

Я не хочу и не буду анализировать причину роста числа психических заболеваний в этом «безумном, безумном, безумном мире» (Стэнли Крамер). Цель у меня совсем другая. Развенчать пустые психиатрические мифы, а их, даже в цивилизованных обществах, предостаточно. Остановлюсь на некоторых, живущих не только в головах россиян, но и жителей многих развитых стран.

 

Миф первый

Всего многообразия психических болезней не существует. Есть единый психоз

В 40—60-е годы XIX века под влиянием взглядов В. Гризингера сложилась концепция о том, что существует некое единое психическое расстройство. Течение этого расстройства характеризуется четырьмя следующими друг за другом стадиями: меланхолией, манией, безумием и деменцией. Говоря современным языком, единый психоз – это заболевание на одном полюсе, которого находится маниакально-депрессивный психоз, а на другом – шизофрения. В основу этой концепции положен принцип Т. Сиденгама, согласно которому синдром представляет собой закономерное сочетание симптомов, изменяющихся во времени.

Существуют серьезные доводы в пользу правильности этой теории…

При нарушении аффективной сферы, будь то мания или депрессия, всегда нарушается темп мышления. При мании убыстряется, иногда в чрезвычайной степени, течение ассоциаций вплоть до бессвязности, при депрессии мышление замедляется иногда до его полной остановки. Нарушения аффекта часто вызывают появление вторичного бреда. При мании – бред величия, а при депрессии – бред самообвинения, самоуничижения.

Другим доводом в пользу теории единого психоза является то обстоятельство, что между шизофренией и маниакально-депрессивным психозом существуют промежуточные переходные формы. Причем не только с точки зрения продуктивной, но и с точки зрения негативной, т. е. определяющей диагноз заболевания, симптоматики. Таким образом, шизофрения и маниакально-депрессивный психоз являются одним из вариантов течения одного и того же заболевания.

Только шизофрения – это самый злокачественный вариант течения, так как она приводит к развитию выраженного слабоумия, а маниакально-депрессивный психоз – самый доброкачественный вариант течения единого эндогенного заболевания, так как в этом случае дефект не развивается вообще.

В качестве промежуточных этапов рассматриваются эндогенные психозы с фазным течением и наличием в клинической картине бреда и чувства измененной личности или приступообразные формы без полной ремиссии с дефектом.

Ж. Гараббе в своей «Истории шизофрении» пишет, что в 1991 году, когда проводились Дни истории психиатрии в Отель-Дье, была сделана попытка подвести итог под концепцией единого психоза, т. е. собственно помешательства, то, замечает автор: «…Мы увидим, что «деменция прекокс» Е. Креполина и «шизофрения» Е. Блейлера могут рассматриваться как его перевоплощение».

Концепция «единого психоза» объединяет двух гигантов психиатрии: циклофрению и шизофрению, – оставляя в стороне огромное многообразие клинических проявлений эндогенно-органических, экзогенных и реактивных психозов. Поэтому на данном этапе развития психиатрической науки концепция единого психоза должна рассматриваться как миф.

 

Миф второй

Психических болезней не существует, а психиатрия – это лженаука

Провозвестником формирования этого мифа служит течение антипсихиатрии. У него можно выделить две ветви:

1. Медицинско-философское учение о существе психической болезни и норме.

2. Социально-культурное движение в защиту прав психических больных.

Во главе и той и другой ветви стоят видные ученые и практики психиатрии.

Ближайшая причина появления антипсихиатрии лежала в недовольстве практикой официальной психиатрии 50-х годов XX века (бесконтрольное применение лоботомии, электрошока, нейролептиков). Более глубокая причина лежала в общей иррационализации культуры 60-х гг. На формирование философского базиса антипсихиатрии наибольшее влияние оказал экзистенциализм.

Основоположниками учения об антипсихиатрии являются прежде всего Р. Лэйнг, а также Д. Купер, А. Эстерсон, Т. Жак. По их мысли, психическая болезнь – это вид ярлыка, «объективно» ее не бывает, причина болезни лежит в социальных условиях, болезнь требует понимания, а не медикаментозной терапии, болезнь представляет собой цельный процесс перехода от подлинного бытия к неподлинному, психически больным доступно то, что недоступно здоровым.

Р. Лэйнг в книге «Политика переживания» пишет: «Свет, озаряющий сумасшедшего – неземной свет… он может быть облучен светом иных миров. Они могут его сжечь», и там же далее, что «Психические заболевания – дар и особая милость, и их надо не лечить, а благодарить за них Бога».

Антипсихиатрами создавались коммуны для тяжелых психических больных, где последние жили вместе с врачами и социальными работниками, они не лечились нейролептиками. Устраивались выставки творчества больных. Антипсихиатрическое движение вызвало интерес общества к безумию как философской и социальной проблеме. Вся эта благодать закончилась трагически.

Пациенты антипсихиатров сожгли несколько психиатрических больниц и убили большое число врачей и медперсонала. Движение антипсихиатров закончилось в средине 70-х годов, но отголоски его можно было лицезреть и в 90-х годах.

Я приведу длинную цитату из публикации психиатров Ирины Медведевой и Татьяны Шишовой, побывавших в 1994 году на конгрессе по социальной психиатрии в Гамбурге. Вот, что они пишут: «…Мы увидели странную картину: заметное число делегатов конгресса выглядели, как душевнобольные. Удивительно. Почему западные врачи так похожи на своих пациентов?» – подумали мы.

Далее повествуется о том, что западные коллеги объяснили, что проводится грандиозный гуманистический эксперимент, когда психически больные, даже с глубокими расстройствами, будут делать доклады наравне с корифеями медицины. Доклады пациентов перемежались подробным описанием бреда и ругательствами в адрес психиатров. Поведение врачей, мягко говоря, тоже было неадекватным – они что-то жевали, пили воду из бутылочек, громко переговаривались, косяками выходили из зала даже во время выступления видного психиатра. Слушая же выступления пациентов, врачи веселились, так же как потешаются школьники, глядя на коверных в цирке. В последний день конгресса больные совсем растормозились – валом повалили на сцену, добираясь до микрофона. Одна индианка завывала, размахивая руками, другой больной кричал, что ему надоела Германия, и он хочет в пампасы.

В довершение по всему он запел песню о пампасах, стал изображать ковбоя, скачущего на лошади, и пытался задушить седого профессора, сидящего в президиуме.

А когда одна девица плюхнулась на колени к другому члену президиума и стала его раздевать, зал взревел от восторга. На наши недоуменные вопросы к германской коллеге, зачем выпустили эту психически больную женщину, психиатр сказала: «Откуда вы знаете, что это больная? Вы что, ее тестировали? Может, она как раз психиатр, подруга доктора Крюгера?» Авторы заканчивают этот раздел статьи, названной «Необычайный конгресс», печальным размышлением о стирании граней между безумием и нормой.

Все это было бы смешно, если бы не было так трагично.

Что же нужно антипсихиатрам?

Чтобы выпущенные на «волю» психически больные создали всемирный Бедлам?

Можно, конечно, под понятие «безумие» подводить различные философские концепции, как это сделал философ Мишель Фуко, написавший знаменитый труд «История безумия в классическую эпоху» (1961). Он заявил, что «безумие есть ни что иное, как угодная властям, конструкция для подавления тела и духа граждан».

Но психические болезни и психические больные, какую бы свободу им не давали, останутся в веках.

Антипсихиатры же не унимаются. Томас Цас в 1998 г. в Берлине со своими единомышленниками провел «Трибунал Фуко о состоянии психиатрии».

Вот только две позиции из вердикта «Трибунала» 2 мая 1998 года.

«Мы считаем, что психиатрия – не желая отказываться от использования насилия и принуждения – виновна в преступлениях против человечности, преднамеренном унижении достоинства, лишении свободы и жизни. Чаще всего это делается посредством юридической категории «психически больной», что позволяет полностью нарушать права человека, гражданские права и законы естественной справедливости» и далее: «…психиатрия не может претендовать на звание искусства врачевания, так как она нарушила клятву Гиппократа, применяя вредные химические препараты, …а также другие вмешательства, которые мы считаем пытками: принудительное лишение свободы, насильственное введение препаратов, привязывание к койке, электрошок, все формы психохирургии, амбулаторный надзор».

Можно, конечно, простить Дона Вейтца за его ненависть к психиатрии, он, хотя и бывший, но психически больной, но никак не укладывается в разуме позиция психиатра Томаса Цаса, бросающего эти чудовищные обвинения в адрес вскормившей его психиатрии.

Слава Богу, медицински-философская веточка антипсихиатрии засохла. Но древо антипсихиатрии дало новый побег, с каждым годом прибавляющий в росте – это так называемое социально-культурное движение в психиатрии.

Когда знамя диссидентства в середине 80-х годов упало в политическую пыль из-за отсутствия правозащитников, могущих держать древко, в связи с отбытием их в эмиграцию, и стало некому бороться с «карателями в белых халатах», оно с небывалым проворством было поднято, отстирано и вновь стало реять над головами его несущих. А кто были сменщики?

Как ни странно, психиатры – плоть от плоти матери-психиатрии.

В 1989 г. была создана независимая психиатрическая ассоциация (НПА) которая поставила перед собой выполнение трех задач:

– разгосударствование, демонополизация и децентрализация психиатрической службы;

– реальное ускорение правовой основы психиатрии;

– утверждение новой научной парадигмы с учетом примата клиницизма и феноменологического метода.

На юбилейном съезде НПА в мае 2004 года сообщалось, что за прошедшие 15 лет удалось осуществить масштабный контроль, создать независимую экспертизу, отозвать законопроект сворачивающего демократические завоевания «Закона о психиатрической помощи 1992 года».

И создание НПА, и психиатры, работающие в этой ассоциации, и решение задач, и планы на перспективу – все заслуживает всяческого уважения.

Однако удивление вызывает закостенелая позиция НПА в отношении «карательной психиатрии» и уничтожающая критика в адрес ГНЦССП им. проф. В. П. Сербского, несмотря на то, что с началом Перестройки в «психушки» не сажают за инакомыслие – говори, что хочешь, не признают здоровых душевно-больными, экспертиза по политическим мотивам в этом учреждении проводится в основном националистам, сепаратистам, да религиозным изуверам.

Представьте, что будет, если в нашей «демократической» стране судебно-психиатрическую экспертизу по политическим мотивам перепоручить провинциальным психиатрам, а институт им. Сербского разогнать, как своеобразную «империю зла», будто бы до сих пор не перестроившегося. Разве в России так много высокопрофессиональных судебных психиатров? Можно проводить, конечно, независимую экспертизу и силами психиатров НПА, я знаю среди них много высокопрофессиональных специалистов, но будет ли заключение НПА являться решающим в судебном разбирательстве? Закона нет, лицензии нет. И экспертное заключение НПА будет документом, приобщенным к делу, как особое мнение. Но нельзя же уже 20 лет выливать одни и те же потоки обвинений!

Я проработал 20 лет в провинциальной психиатрической больнице, и мне ни разу не приходилось сталкиваться с экспертными заключениями о невменяемости по политическим мотивам.

Еще раз хочу обратить внимание читателей на то, что никто не отрицает политически ангажированный характер советской психиатрии, что было – то было. Факты говорят сами за себя.

Но сколько же пострадало инакомыслящих от «докторов Менгеле»? Я приводил выше цифры из различных источников, отличающихся друг от друга на порядок. В этом отношении интерес представляют сведения из книги «Карательная психиатрия», где на стр. 187 архивариус А. Прокопенко пишет: «Некоторые (?) расчеты позволяют с достаточной долей осторожности вести речь о 15–20 тысячах политических заключенных психиатрических больниц МВД СССР».

Мне это напоминает строки известной песни о милиции: «если где-то, кое-кто у нас порой честно жить не хочет» или, грубо говоря, информация, рассматриваемая в системе координат – ОБС (одна бабушка сказала).

Вот так, с одной стороны 100–300 инакомыслящих, подвергшихся психиатрическому «насилию» по данным диссидентского движения и ГНЦССП им. В. П. Сербского, и «десятки тысяч» – по расчетам ярых антипсихиатров.

Как не воскликнуть здесь: «Доколе!» Хватит чернить тысячи психиатров, работающих профессионально и добросовестно в провинции.

Оставьте свои «разборки» (если хотите «разбирательства») в пределах Садового кольца.

 

Миф третий

Такой болезни, как шизофрения, не существует

Казалось бы, это утверждение бессмысленно, поскольку, начиная с Е. Крепелина и Е. Блейлера, границы, формы и типы течения этого заболевания вошли в международные классификаторы психических болезней, включая МКБ-10 и американскую DSM-III.

Тем не менее, и только за рубежом, мнения психиатров разделились. Одни, и их большинство, считают существование шизофрении непременным фактом, меньшинство же полагает, что диагноза «шизофрения» не существует.

Ярким примером этого является позиция психиатров Гарвардской медицинской школы Майкла Д. Мёрфи, Рональда Л. Коун, Ллойда И. Седерер, изложенной в их учебнике «Проекты в психиатрии» (1998). В представлении Лоренса Стивенса – юриста, многие годы представлявшего интересы психически больных, это выглядит так.

Этиология шизофрении неизвестна.

Некоторые считают, что эта психическая болезнь имеет нейробиологическую основу. Наиболее известна дофаминовая теория, которая утверждает, что шизофрения возникает из-за гиперактивности дофаминэргических структур мозга. В то же время главный хирург США Дэвид Сэтчер сказал на открытии секции этиологии шизофрении: «Причина шизофрении еще не определена. Исследования на генетическом уровне не дают никаких доказательств существования шизофрении».

Главный хирург говорит о мозговых нарушениях у людей, называемых шизофрениками, пропуская тот факт, что они часто вызваны препаратами, которые применялись к так называемым шизофреникам. Продолжая защищать шизофрению, Сэтчер ссылается на дискредитированную дофаминовую гипотезу. Он защищает использование нейролептиков, несмотря на то, что последствия их применения чрезвычайно тяжелы и опасны (имеется в виду экстрапирамидные расстройства, которые возникают примерно у 40 % людей, принимающих эти препараты).

Но шизофрения – это миф.

Джеффри Мэссон – доктор философских наук и психоаналитик в своей книге «Против терапии» (1988 г.) пишет: «…Так называемая шизофрения не истинное заболевание, а неопределенная категория, которая включает почти все поступки, мысли и чувства человека, неодобряемые другими людьми или самими так называемыми шизофрениками… Поскольку шизофрения – термин, охватывающий почти все действия и мысли, которые не нравятся другим людям, это понятие очень трудно определить объективно».

Брюс Эннис в своей книге «Узники психиатрии» пишет: «Шизофрения – такой широкий термин, охватывающий такой большой диапазон поведения, что имеются немного людей, которые не могли бы, в то или иное время, считаться шизофрениками».

Читатель, обратите внимание на эту цитату из книги американского психиатра, она пригодится нам, когда будет рассматриваться вопрос о «вялотекущей шизофрении» – диагноза, придуманного советскими психиатрами.

Сейчас бы впору и разобраться с этим мифом, но вначале следует остановиться хотя бы на краткой истории развития концепции шизофрении.

Впервые описал симптомы деменции, которые мы сейчас относим к шизофрении, великий француз Эскироль (1772–1840 гг.). Именно тогда начался путь длиной более века от dementia praecox до шизофрении.

Эскиролю удалось установить различие между деменцией и идиотией, то есть установить неоднородность психических болезней. «Человек в состоянии деменции лишен благ, которыми он наслаждался ранее, это богатый, ставший бедным. Идиот же всегда был в несчастье и нищете. Состояние человека в деменции может измениться, состояние идиота никогда не меняется».

Позднее Е. Крепелин (1896) создает классификацию с выделением двух эндогенных психозов: раннее слабоумие и маниакально-депрессивный психоз, – на основании принципиальных различий в их течении.

В понятие dementia praecox E. Крепелин включил раннее слабоумие М. Мореля, гебефрению Е. Геккера, кататонию К. Кальбаума, хронические бредовые психозы В. Маньяна.

Е. Крепелин описал симптоматику раннего слабоумия и основные закономерности его течения. В последующем он выделил благоприятно протекающие параноидные варианты болезни и сплошные в периодическом течении аффективные и аффективно-бредовые формы. Парафрению Е. Крепелин пытался выделить в отдельную форму, как самостоятельное заболевание. Но до сих пор остается спорным вопрос о самостоятельной нозологической принадлежности парафрении.

Термин «шизофрения» впервые был применен Е. Блейлером. Он показал нозологическое своеобразие этой болезни. Выделение таких признаков, как особые расстройства мышления, аутизм, амбивалентность, аффективные диссоциации, расширяло диагностические возможности.

Со времен работ Е. Блейлера взгляд на ранее слабоумие изменился – болезнь стала рассматриваться как функционально обратимое состояние. Шизофрению стали рассматривать как заболевание, включающее в себя и тяжелые прогредиентные и более благоприятные, в том числе мягкие, вялопротекающие формы.

Вот сейчас в самый раз перейти к описанию еще одного мифа, мифа, которым как жупелом пугают обывателей антипсихиатры и правозащитники всех мастей.

 

Миф четвертый

Вялотекущая шизофрения – специально придуманный диагноз для борьбы с инакомыслием

Когда анализируешь публикации правозащитников и антипсихиатров, приходишь к выводу, что пишущие антипсихиатрические памфлеты и эссе или некомпетентны в вопросах психиатрии, или, в силу своей рептильной ненависти к психиатрии советского периода, заведомо лгут. В большей мере это проявляется по отношению к концепции вялотекущей шизофрении.

Так что же? Нет такого диагноза, нет этой формы шизофрении?

Автор и разработчик концепции раннего слабоумия Е. Крепелин еще в 1896 году выделял формы шизофрении, медленно протекающие с благоприятным исходом. В 1911 году Е. Блейлер выделил латентную шизофрению.

Если прочитать статью одного из корифеев советской психиатрии профессора Е. К. Краснушкина, главного судебно-психиатрического эксперта на Нюрнбергском процессе над фашистскими военными преступниками «К вопросу о так называемых мягких формах шизофрении» (1960), то можно сделать вывод о том, что концепция этих форм шизофрении, впоследствии названных «вялотекущими», разрабатывалась и отечественными и зарубежными психиатрами, начиная с 30-х годов прошлого века.

«С легкой руки Л. М. Розенштейна, – пишет Е. К. Краснушкин, – диагноз мягкой шизофрении получил широкое распространение».

В 1932 году Розенштейн выступил на конференции с докладом, в котором привел доказательства нозологической самостоятельности мягких форм шизофрении. В 1933 году выходит его монография «Проблема мягких форм шизофрении».

Несколько ранее немецкий психиатр А. Кронфельд, написавший замечательную книгу «Кровавая шайка дегенератов», где нарисовал психопатологические портреты Гитлера и его приспешников, в 1928 году публикует статью в журнале Nervenartz № 1, в которой рассматривает концепцию мягких форм шизофрении. А. Кронфельд ссылается на Е. Блейлера, который выделил из неврозов и психопатий свою латентную шизофрению. А. Кронфельд считает, что среди мягких форм шизофрении могут встретиться все клинические разновидности грубой формы шизофрении, в том числе параноидные, ипохондрические и, наконец, неврастеноподобные и психопатоподобные картины болезни. Е. К. Краснушкин, полемизируя с А. Кронфельдом, полагает, что речь здесь идет не о бывших больничных случаях, а о случаях никогда не бывавших в психиатрических больницах, скорее лечившихся в соматических больницах или в санаториях. Критикуя позицию Л. М. Розенштейна, Е. К. Краснушкин считает, что в его теории много расплывчатого и туманного. Другое дело А. Кронфельд, писавший о больных с мягким течением шизофрении: «Это всегда больные внешне упорядоченные, с формально корректным поведением, которые по собственной инициативе приходят к врачу за помощью против мнимых или действительных симптомов».

В дальнейшем концепцию «вялотекущей шизофрении» разрабатывали советские психиатры Кербиков О. В. (1933), Мелехов Д. Е. (1963), Наджаров Р. А. (1972), Озерецковский Д. С. (1950) и др. В исследованиях зарубежных авторов, проводившихся в 30–70 гг. прошлого века, дефиниции мягких форм шизофрении крайне вариабельны: прешизофрения, псевдоневротическая, амбулаторная, несостоявшаяся, амортизированная, нерегрессивная и пр.

Западные психиатры, изъяв из обихода диагноз вялотекущая шизофрения, видимо, боясь навешивания ярлыков психической болезни и душевнобольного на всех людей без разбора, стали стыдливо прятать его за диагнозом borderline schizophrenia (пограничная шизофрения).

Таким образом, понятие вялотекущей или латентной шизофрении существует уже почти 100 лет.

Но с упорством, достойным лучшего применения, антипсихиатры и правозащитники продолжают утверждать, что диагноз «вялотекущей шизофрении» был «изобретен» в 80-х годах академиком А. В. Снежневским по указке КГБ для борьбы с диссидентами, и, будто бы до настоящего времени он продолжает фигурировать в делах о невменяемости по политическим мотивам.

Национал-патриоты, видя во всех сферах общественной жизни масонский заговор, кликушествуют о том, что и диагноз вялотекущей шизофрении был ab ovo изобретен представителями «малого народа» (по выражению антисемита-диссидента академика И. Шафаревича) и обращают внимание на фамилии А. Кронфельда и Л. М. Розенштейна. Они будто бы забывают о том, что большинство диссидентов были как раз представителями «малого народа».

Мало того, в связи с тем, что почти каждому человеку можно поставить диагноз вялотекущей шизофрении, они ничтоже сумняшеся называют и академика А. В. Снежневского и профессора М. Е. Вартаняна параноиками, видящими в каждом человеке больного шизофренией.

А. Б. Смулевич (1987), оппонируя психиатрам Н. Merskey и B. Shafran в статье «Политические опасности диагноза вялотекущая шизофрения» утверждающих, что этот диагноз якобы вышел из употребления на Западе, отвечает, что концепция А. В. Снежневского не вызывает каких-либо принципиально новых, не имеющих аналогов в мировой психиатрии положений, а является лишь этапом в развитии учения о стертых, латентных формах шизофрении, начало которому положили исследования Е. Блейлера.

Какова же клиническая картина этой «шизофрении без шизофрении» (П. Б. Ганнушкин)? Я не буду вдаваться в тонкости клинической диагностики вялотекущей шизофрении. Об этом можно прочитать в работах А. С. Тиганова, А. Б. Смулевича и др.

В основе диагностики этой формы шизофрении лежат осевые симптомы: неврозоподобные, соматоформные, психопатоподобные, сверхценные образования.

Начало процесса в пубертатном периоде. Это резкие смещения жизненной кривой: значительное и стойкое изменение интересов (всепоглощающая увлеченность какой либо одной идеей, нередко возникающей по типу «озарения» и по интенсивности быстро достигающей уровня сверхценной), разрыв внутрисемейных отношений или нарушения модуса общения с окружающими (пренебрежение общепринятыми нормами интерперсональных отношений), снижение уровня социального функционирования, прекращение обучения или работы, пассивность, вплоть до изоляции (Смулевич А. Б., 2003).

Вспомогательное, но, по мнению современных европейских психиатров (Glatzel. J,1981; Weitbrecht H. G., 1980), весьма существенное значение для диагностики имеют нарушения экспрессии, придающих облику больных черты странности, чудаковатости, эксцентричности, пренебрежение правилами личной гигиены, «запущенность», неряшливость одежды, манерность, парамимия с характерным избегающим собеседника взглядом, угловатость, толчкообразность, «шарнирность» движений, напыщенность, многозначительность речи при бедности, неадекватности интонаций.

Совокупность этих особенностей выразительной сферы с характером необычности, чужеродности определяется H.G. Rűmke (1958) понятием «praecoxgeful» (praecox feeling) в англоязычной терминологии (А. Б. Смулевич).

Несколько слов о А. В. Снежневском – «виновнике» вдруг вспыхнувшего антагонизма между психиатрами-учениками советской психиатрической школы. В представлениях антипсихиатров фигура А. В. Снежневского приобретает какие-то инфернальные черты. Договариваются до того, что вина А. В. Снежневского прежде всего состоит в том, что он развил «дьявольское» учение Е. Блейлера о стертых формах шизофрении, забывая или не желая видеть заслуги академика А. В. Снежневского перед отечественной психиатрией.

А. В. Снежневский не только разработчик «дьявольской» теории, но и крупнейший клицинист, ученый, лектор и создатель научной школы.

В редакционной статье «Независимого психиатрического журнала» посвященной 100-летнему юбилею со дня смерти А. В. Снежневского, несмотря на отрицание теории о «вялотекущей шизофрении», нашлись и такие добрые слова: «…непреходящая заслуга А. В. Снежневского в том, что в решающий, критический для отечественной психиатрии момент, когда она попала в трясину вульгарной физиологизации, он удержал ее в русле высокого клиницизма, верности лучшим отечественным традициям. Он собрал коллектив своего института по деловым качествам, не считаясь с анкетными данными».

И все-таки камень в огород покойного академика был брошен: «О вкладе А. В. Снежневского можно сказать так же, как о З. Фрейде: мы чтим автора, грандиозность его вклада, критикуем догматические редакции его концепции и боремся с издержками их практического использования».

 

Миф пятый

Методы лечения в психиатрии разработаны специально для того, чтобы вызывать мучения у больных и сломить их волю

Я очень уважал ныне покойного Александра Николаевича Яковлева – «архитектора» Перестройки за его мужество отрешиться от коммунистических догм и защищать демократию, несмотря на злобную клевету коммунистов.

Но вот в книге «По мощам и елей» (1995 г.) А. Яковлев берется судить о вещах, ему истинно неведомых, а почерпнутых, видимо, из рассказов диссидентов, побывавших в психиатрических больницах. Он пишет, что в целях подавить волю и подчинить себе диссидентов, психиатры применяли к ним «страшные» методы лечения: «укрутка», введение сульфозина, подкожное вдувание кислорода.

Особенно впечатлило Александра Николаевича лечение аминазином, после которого больной испытывает мучительные боли, у него развивается цирроз печени и наступает полная амнезия. (?) Уважаемый Александр Николаевич упустил по незнанию, что существуют еще не менее мучительные методы: инсулин-шоковая терапия, электросудорожная терапия, атропинокоматозная терапия, лечение нейролептиками группы бутирофенонов (галоперидол), других фенотиазинов (мажептил, стелазин) и пр.

Ну, допустим, что А. Н. Яковлев был человеком несведущим в вопросах психиатрии, но почему американский юрист, хотя и доктор наук (я на него ссылался) Лоренс Стивенс так бесцеремонно, одним росчерком пера заявляет: «Психиатрические препараты бесполезны, а большинство из них вредны. Многие из них (в обычных дозах) наносят необратимое повреждение в мозгу. И психиатрические препараты, и профессия, которая их продвигает – опасны для вашего здоровья». Уважаемый юрист ссылается на род американских исследователей, которые утверждают, что будь антидепрессанты так эффектны, как о них пишут исследователи, то депрессий бы в США уже давно не было. В частности, он ссылается на видного психиатра Ричарда Абрамса, который считает, что успех его книги «Электрошоковая терапия», переизданной в 1988 г., объясняется разочарованием американских психиатров в антидепрессантах и возобновлением интереса к старому методу ЭСТ, дававшей значительный терапевтический эффект при лечении депрессий.

Даже новейшие антидепрессанты прозак и золофт не дают ожидаемого результата.

Далее Лоренс Стивенс приводит отрывки из публикации психиатра Питера Бреггина «Ядовитая психиатрия» (1991), в которой говорится, что «малые транквилизаторы ничего не излечивают, а лишь выводят из строя мозг». В одном из клинических испытаний препарата Halcion у 70 % людей, принимавших этот препарат, «развилась потеря памяти, депрессия и паранойя».

Еще больший вред будто бы приносят нейролептики. Они повреждают мозг более явно, более сильно и долговременно, чем любые другие, используемые в психиатрии препараты. Об этом пишут доктора медицины-психиатры Джойс Т. Смол и Айвер Ф. Смолл. Тот же Питер Бреггин в своей книге «Психиатрические препараты: Угроза мозгу» (1983 г.) пишет: «Главные транквилизаторы (нейролептики – В. Г.) – очень ядовитые препараты, причем они ядовиты по отношению к различным органам. Они – особенно мощные нейротоксины и часто вызывают необратимое повреждение мозга».

Следует отметить, что доля правды в этих утверждениях есть.

Действительно, лечение психофармакологическими препаратами, особенно в терапевтических дозах могут вызывать осложнения в виде появления экстрапирамидных расстройств, хронических заболеваний внутренних органов и др. Но если следовать логике американских ученых, то все психически больные, к которым применялось такое лечение, становились бы слабоумными. Но этого не происходит.

Такие же серьезные осложнения возникают при лечении инсулиншоковым методом: судорожные припадки, затяжные комы. При проведении ЭСТ – остановка дыхания, повреждения опорно-двигательного аппарата, нарушения памяти.

При лечении сульфозином появляются значительной силы болевые ощущения и инфильтраты в месте введения препарата.

Все это так. Но когда антипсихиатры и правозащитники призывают отказаться от этих методов во имя гуманных целей, то тогда задается вопрос о том, чем же лечить больных бредовых, агрессивно-злобных, с императивными галлюцинациями или аутоагрессивным поведением? Опять вернуться к морфию, хлоралгидрату или барбитуратам? Или совсем их не лечить, создавая окружающим ад?

Процитирую высказывание известнейшего российского профессора Ю. А. Александровского: «…В медицине понятие о гуманности приобретает особый смысл. Любую хирургическую операцию можно рассматривать так же, как негуманную меру, учитывая то, что человека режут, он теряет кровь, у него удаляют часть какого-то органа и т. д.

Любой сильнодействующий медикамент, вызывающий тошноту или другие побочные ощущения, можно расценивать, как «отраву», которую прописывает врач. А ведь и хирург, и врач, назначающий «ядовитое» лекарство, проявляет высшую степень гуманности – они не дают человеку умереть, лечат его, может быть, внешне и не совсем «красиво»». Так же надо относиться и к методам лечения, применяемым в психиатрии, действительно причиняющих страдания больным, но во имя спасения человеческой души».

Сейчас я вкратце напомню о существе лечебных методов, использующихся в психиатрической практике с давних пор и до настоящего времени и наиболее критикуемых.

Инсулиншоковая терапия

В 1935 г. Манфред Закель опубликовал сообщение о благотворном влиянии инсулина на психические болезни с неблагоприятным, затяжным течением.

М. Закель был человеком основательным и упорным. Несмотря на тяжелые осложнения при лечении инсулиновыми шоками: судорожные припадки, психомоторное возбуждение, затяжные выходы из инсулиновой комы, он настойчиво продолжал лечение, стараясь подбирать оптимальные дозы инсулина.

Самые безнадежные больные излечивались.

Вот как это описывает Поль де Крюи в своей замечательной книге «Борьба с безумием»: «…Он (М. Закель – В. Г.) не прекращал лечения до тех пор, пока последние следы сумасшествия не исчезали. Он видел, как его пациенты выходили из длительного мрака больницы, возвращаясь к своим семьям и своей работе. Многие из них демонстрировали восхитительный признак своего воскресения из живой смерти безумия. Они проявляли то, что называется человеческой чуткостью. Улыбаясь, они говорили Закелю, что знают о своем бывшем сумасшествии».

Моя психиатрическая деятельность началась в начале эры нейролептиков, но терапия инсулиновыми комами еще была на высоте.

Лечение проводилось в специальной палате, больше напоминающей небольшой танцевальный зал, где стояли сорок кроватей. Обслуживали эту палату 1 врач, 2 медицинские сестры и 4 санитара. Всем больным в одно время вводилась определенная доза инсулина в зависимости от длительности лечения, поэтому мне приходилось видеть различные стадии лечения: и алиментарные дозы, и гипогликемические сдвиги, и собственно инсулиновые комы. Я наблюдал и тяжелые судорожные припадки, и сильнейшее психомоторное возбуждение, и другие осложнения. Но «овчинка выделки стоила». После проведенных нескольких десятков шоков у многих больных наблюдались глубокие и стойкие ремиссии, продолжавшиеся, нередко, многие годы и не требующие так называемой поддерживающей терапии. С другой стороны, возможен определенный терапевтический результат при резистентных к психофармакотерапии случаях (Авруцкий Г. Я., 1981).

Механизм инсулиншоковой терапии окончательно не выяснен. Предполагают, что в его основе лежит неспецифическое стрессорное влияние, вызывающее у больных общий синдром адаптации. Гипогликемия воздействует на функцию глубинных структур мозга, приводя, в частности, к активации переднегипоталамической системы (Руководство по психиатрии, 1983. т.1).

Электросудорожная терапия (ЭСТ)

В 1938 Церлетт У. и Бинил впервые применили ЭСТ для лечения психических заболеваний. В СССР эта процедура была разрешена Инструкцией Минздрава от 08.01.79 г.

Общепринятой концепции о механизме терапевтического эффекта судорожных припадков до настоящего времени нет. По мнению некоторых исследователей, возникновение судорожного припадка сказывается, прежде всего, на подкорковых соотношениях.

Действие ЭСТ связывают с гуморальными сдвигами и изменением метаболизма веществ, активно влияющих на деятельность центральной нервной системы (катехоламины, серотонин и др.).

Основными показателями ЭСТ являются затяжные депрессии в рамках шизофрении, инволюционные меланхолии и циклофрения. При неэффективности лечения нейролептиками деперсонализационной, ипохондрической депрессии с навязчивостями и стойкими депрессивно-бредовыми состояниями несколько сеансов ЭСТ оказываются успешными.

Все тот же Лоренс Стивенс ссылается на психиатра Уильяма Сарганта, написавшего книгу «Битва за разум. Физиология преобразования и промывания мозгов», там есть такие строки: «История психиатрического лечения показывает, в действительности, что с незапамятных времен делались попытки вылечить умственные расстройства при помощи физиологического шока, испуга и различных химических средств; и такие средства всегда давали блестящие результаты для некоторых типов пациентов». Лоренс Стивенс, ссылаясь на ряд известных американских ученых, в большинстве психологов, психоаналитиков, физиологов, утверждает, что ЭСТ наносит непоправимые повреждения мозгу, чаще лобных долей, что является ослабоумливающим процессом.

Однако профессор психиатрии Колумбийского Университета Джек М. Горман в своей книге «Основное руководство по психиатрическим препаратам» (1997 г.) отрицает какое-либо повреждающее воздействие ЭСТ на головной мозг. Доктор Горман говорит, что ЭСТ – средство большой эффективности и очень маленького риска. Юрист Лоренс Стивенс обвиняет психиатра Джека Гормана во лжи и предает его анафеме.

У нас в стране ЭСТ проводится только в крайних случаях, являясь «методикой выбора», и применяется при тяжелейших психиопатологических состояниях: острая депрессия с резким беспокойством, страхами, быстро нарастающими признаками физического истощения, суицидальными тенденциями, представляющими опасность для жизни больного, и затяжные, «застывающие» депрессии с монотонностью аффективных проявлений бредовыми идеями греховности, ипохондрическим бредом нигилистического содержания, т. е. с картиной инволюционной меланхолии, и в случаях, когда терапия антидепрессантами и психолептиками не дает эффекта.

Лечение сульфозином (пиротерапия)

В 1874 году главный врач Одесской психиатрической больницы А. С. Розенблюм, пользуясь свирепствовавшей в то время в Одессе эпидемией возвратного тифа, привил с успехом это заболевание 12-ти душевнобольным.

Только в 1887 году венский психиатр Вагнер-Яуррег поднял вопрос о лихорадочно-инфекционной терапии прогрессивного паралича и начал прививать малярию больным прогрессивным параличом.

С тех пор прививки лихорадочных инфекций стали широко применяться в лечении психических болезней. Использовалась не только малярия, но и возвратный тиф, лихорадка Садоку и т. д. Большим энтузиастом применения метода маляриотерапии был профессор П. Ф. Малкин (1934).

Позже лихорадочные состояния стали вызываться сульфозином, скипидарными абсцессами, а впоследствии был создан препарат пирогенал.

Все эти методики основываются на достижении конечного результата – вызывание гипертермической реакции у больных в пределах 39–400С.

Сульфозин – 1–2 % суспензия очищенной микрокристаллической серы в стерильном персиковом или абрикосовом масле.

Пирогенал – очищенный липополисахаридный комплекс, добываемый из бактерий Pseudomonas aeruginosa (синегнойная палочка).

В клинике эндогенных психозов эти препараты используются в качестве средств изменения реактивности организма и преодоления терапевтической резистентности к психотропным препаратам. Иногда сульфозин применяли и для коррекции нарушения поведения и борьбы с некоторыми видами возбуждения.

Сульфозин и пирогенал широко применяются и в настоящее время в наркологической практике в целях детоксикации и изменения реактивности.

Сульфозин, в отличие от пирогенала, вызывает значительные болевые ощущения. Действительно, в некоторых психиатрических больницах сульфозин вводится не только с патогенетическими целями, но и в качестве «дисциплинирующего» воздействия у больных наркоманией в состоянии абстиненции и у психопатов эксплозивного круга.

Так называемый «крест» (введение сульфозина под обе лопатки и в обе ягодицы) даже самых «звероподобных» больных «фиксировал» к койке. Но это делалось во благо защиты персонала и соседей по палате. Нужно было и об этом, а может быть, в первую очередь, думать заведующему отделением.

Лечение подкожными вдуваниями кислорода

Мифотворцы опять же утверждают, что подкожное введение кислорода специально применялось для того, чтобы создать невыносимые страдания больному. Действительно, после вдувания кислорода под кожу аппаратом для проведения искусственного пневмоторакса бедра больного увеличивались в объеме, и пациенты называли их «галифе». Но я ни от одного больного не слышал жалоб на непереносимую боль и невозможность ходить, а если учесть, что рассасывание кислорода проходило в течение 1 часа, то о каких страданиях могла идти речь?

Я начал свою работу врачом наркологического кабинета, где больным алкоголизмом наряду с широким спектром витаминотерапии и детоксикации в обязательном порядке через день проводились подкожные вдувания кислорода, в амбулаторных условиях не менее 10 раз на курс лечения.

Опять чистейшей воды вымысел.

Ингаляционное лечение кислородом известно с давних пор, но вот лечение парентеральными способами относится к 50-м годам XX века.

Академик В. А. Гиляровский рекомендовал для лечения психических заболеваний подкожные вдувания кислорода в количестве 300–500 см3 ежедневно в течение 7–10 дней или 3–4 раза в неделю. Оксигенотерапия с успехом применялась в психиатрической практике у больных с депрессивными состояниями, в особенности с тоскливым компонентом.

В генезе воздействия кислорода на организм лежат, возможно, усиление окислительно-восстановительных процессов в головном мозге и повышение реактивности организма в целом.

Лечение нейролептиками

В 1950 году П. Карпентером был синтезирован хлорпромазин, более известный как аминазин. С этого времени в лечении психических болезней началась психофармакологическая эра. Со времени создания аминазина синтезированы более 15 тыс. соединений с психотропной активностью.

В настоящее время в классификации психофармакологических препаратов выделяется 7 групп: 1) нейролептики; 2) транквилизаторы; 3) антидепрессанты; 4) нормотимики; 5) ноотропы; 6) психостимуляторы; 7) психодизлептики.

Нейролептики – основное средство активной терапии психозов, воздействующих на психомоторное возбуждение, проявляющие антипсихотическую активность (бред, галлюцинации).

Транквилизаторы – снимают тревогу, страх, эмоциональную напряженность и не обладают антипсихотическим действием, обнаруживая, в то же время, миорелаксирующие и противосудорожные свойства.

Антидепрессанты – применяются при лечении депрессий разного генеза.

Нормотимики – средства, регулирующие аффективные симптомы, чаще применяются при фазно протекающих аффективных психозах.

Ноотропы – препараты, стимулирующие метаболизм нервных клеток. Применяются при расстройствах памяти, астении, инфекциях и интоксикациях.

Психостимуляторы – применяются при астении, ликвидируют усталость, стимулируют интеллектуальную деятельность.

Психодизлептики – обладают выраженным психотическим эффектом (вызывают галлюцинации, деперсонализацию, эйфорию – часто применяются как наркотики). В лечебной практике применения они не нашли.

Поскольку основным нападкам со стороны обывателей и антипсихиатров подвергаются нейролептики (психолептики, большие транквилизаторы – так иначе они называются за рубежом), в особенности производные фенотиазинов: аминазин, тизерцин, мажептил, трифтазин (стелазин) и производные бутирофенонов – галоперидол. Перечисленные препараты обладают высокой антипсихотической активностью, но, вместе с тем, вызывают ряд достаточно тяжелых побочных эффектов.

Наиболее впечатляющими (для родственников) являются экстрапирамидные расстройства: кривошея, судорога взора, слюнотечение, тремор, непоседливость, иногда присоединяются тревога, ажитация, нарушение сна. Из других побочных эффектов: аллергические реакции, гепатиты, осложнения со стороны крови, эндокринные сдвиги.

При адекватном подборе дозы корректоров (антипаркинсонических препаратов) можно избежать выраженности экстрапирамидных и других расстройств.

«Ага! – воскликнет читатель. – Значит это не миф, значит на самом деле лечение аминазином и галоперидолом вредно, калечит тело и душу, и так нездоровую!» Да, все это верно! Но когда психиатр стоит перед выбором: обратить психическую болезнь, снять или оставить больного наедине с собой, со своим безумием – устрашающими галлюцинациями, чудовищным бредом, с мыслями о самоубийстве, тогда задается вопрос, а что лучше? На долгие месяцы приковать больного к психиатрической койке и лечить его инъекциями бромида натрия в смеси с сульфатом магния, или применить тяжелые психолептики с корректорами, чтобы глаза больного вновь смотрели на мир просветленно и радостно, чтобы больной мог вернуться в свою семью, к своим детям, пережившим ужас обострения болезни отца или матери?

В психиатрии, по мнению обывателей, все плохо: и больницы, и врачи, и методы лечения. Чего же хотят эти люди? Чтобы и волки были сыты, и овцы целы? Так не бывает, и еще долго не случится, пока причины эндогенных заболеваний не будут выяснены. А пока психиатры лечат только симптомы и синдромы. Но ни одно, даже самое сильное лекарство не влияет на структуру личностных расстройств, не затрагивая ядра больной души.

Среди других групп психофармакологических препаратов каких-либо серьезных осложнений или побочных эффектов не наблюдаются.

 

Миф шестой

Шизофрения заразна

Отечественные и зарубежные психиатры в один голос утверждают, что возбудителя шизофренического процесса не найдено.

И. Гурович, профессор, доктор медицинских наук, категорически отрицает вирусную природу шизофрении, теория которой обсуждалась в 50-х годах прошлого века и не нашла никакого научного подтверждения.

Этолей Казанец, психиатр, доктор медицинских наук, имеет противоположное суждение.

По проведенным исследованиям в 40 домах г. Москвы он установил, что в коммунальных квартирах, где жили больные шизофренией, около 10 % соседей этих больных тоже заболевают шизофренией. В этом отношении имеет большое значение тесный контакт с больным в условиях коммунальной скученности. Он считает, что заражаются чаще всего дети школьного возраста в пубертатном периоде, а манифест заболевания проявляется после 25 лет. Контакт с больным должен быть постоянным и длительным, чтобы произошло заражение, причем воздушно-капельным путем.

Оставим на совести господина Казанца его утверждения, не подкрепленные бактериологическими исследованиями.

Однако иногда действительно возникает вопрос, а не заразна ли шизофрения? Дело в том, что некоторые инфекционные заболевания в клинической картине имеют сходные с шизофренией симптомы (подострый энцефалит с шизоформной симптоматикой) и человек, чаще родственник, заболевает этим инфекционным заболеванием, находясь в тесном контакте с больным.

Есть еще примеры из психиатрической практики, когда родные или находящиеся в длительном и тесном психологическом контакте с больным шизофренией начинают продуцировать те же психотические переживания, что и больной. При этом клиническая картина бреда, галлюцинаций, чаще психического автоматизма совершенно идентична таковым у индуцирующего больного. Для возникновения такого индуцированного помешательства необходимы следующие непременные условия: тесный и длительный контакт индуктора и реципиента (чаще всего это близкие родственники), авторитетная и авторитарная личность индуктора; повышенная внушаемость реципиента на основе истероидного склада характера или инфантилизма.

Психотические переживания индуктора являются матрицей, впечатываемой в сознание реципиента. В этих случаях у реципиента отсутствует критика к переживаемому психотическому состоянию собственному, а также индуктора.

При разъединении больных и адекватной психотерапии прогноз у реципиента чаще всего благоприятный. Случай индуцированного помешательства будет описан в III части книги.

 

Миф седьмой

1. Психиатры обладают неограниченной властью над больным, подчиняют его своей воле, «зомбируют». 2. Психиатры сами психически больны

Рассматривая первую часть этого мифа, следует отметить, что имеется некоторое основание так считать.

Еще в 1911 году выдающийся русский психиатр профессор Н. В. Краинский (1869–1951 гг.), с 1946 года заведовавший биофизической лабораторией в Украинском научно-исследовательском психоневрологическом институте, писал: «Психиатр обладает страшной властью над себе подобными! Ни один монарх в стране грубого деспотизма не обладает и тенью той беспредельной силы и безапелляционной власти, которую может проявить заурядный врач психиатрической больницы по отношению к своему клиенту».

В уже цитированных исследованиях сотрудников профессора В. О. Рукавишникова образ психиатра по материалам прессы предстает демоническим, инфернальным. Это авторитарная, всемогущая фигура, повелитель безумия, знаток человеческих душ, вершитель судеб, но, обладая почти неограниченной властью, психиатр может превратиться в монстра. Страх перед этим зловещим образом смягчается путем его обесценения в анекдотах и саркастических замечаниях.

Вот два мнения, по сути совпадающие друг с другом. С одной стороны, знаменитый отечественный психиатр, с другой стороны, малокомпетентные журналисты или, если хотите, «журналюги».

Я не могу согласиться с таким дьявольским образом психиатра.

Конечно, не вызывает сомнений то, что в отличие от врачей других специальностей психиатры вынуждены постоянно общаться с самыми тяжелыми сторонами человеческой жизни, сталкиваться с множеством невероятных человеческих судеб, запутанных, порой трагических жизненных путей, редко кто наблюдает так много страданий и горя, чудовищных стечений обстоятельств.

Так что же? Психиатр – это дьявол в обличие человека, это многообразный и многорукий монстр со взглядом Василиска? Это маг, волшебник, обладающий психотронным оружием? Нет и еще раз нет.

Психиатр – прежде всего человек с его слабостями, страданиями, надеждами. Этот человек чаще, чем коллеги других специальностей, более образован в широком понятии, более интеллигентен. Мне не приходилось встречать психиатров грубых, высокомерных, что так часто наблюдается у врачей оперирующих специальностей. Психиатра можно сравнить с педиатром, работающим с детьми дошкольного возраста. Здесь то же участие, та же доброта, сочувствие, стремление утешить. В подавляющем большинстве психиатра можно сравнить с отцом-учителем или ласковой участливой матерью.

Но есть среди психиатров, к сожалению, и специалисты с невысокой квалификацией, низким культурным уровнем, «черствых сердцем и душой».

И больные находят врачей, которые совмещают в себе душевность и внутреннюю красоту. Что им «модные» врачи, заслуженные доктора наук, они ищут врача доброго, вселяющего в него надежду на исцеление.

Вот в этом и заключается воздействие психиатра на разум больного.

Если идет речь о процессуальных больных, то никаких специфических воздействий на психику больного проводить категорически нельзя.

Я имею в виду психотерапевтические методики, основанные на вызывании трансовых состояний (гипноз, в том числе эриксонианский, символдрама и т. д.).

Мало того, что применение этих методик не дает никакого лечебного эффекта, но вероятна возможность возникновения бреда гипнотического воздействия, что чревато опасными неприятностями для врача-психиатра. Нет ничего более страшного, чем вплетение врача в канву бреда больного. При вялотекущих формах и при постпроцессуальных состояниях с относительно неглубоким дефектом все виды психотерапии (кроме транса) показаны.

Откуда же убеждение, что врач подчиняет себе больного, подавляет его волю, «замбирует»?

Здесь скорее всплывает фигура психиатра-психотерапевта, работающего в области «малых форм» психиатрии и, в основном, у больных с высокой внушаемостью, а это чаще всего пациенты истероидного круга (психопатии, патологическое развитие личности, акцентуации).

У этих больных действительно могут появиться сверхценные идеи о могуществе врача-гипнотизера. В последние десятилетия появились стрессовые методики психотерапии (стресс-шок, рауш-гипноз, катарсис), когда в течение одного сеанса удается купировать некоторые невротические симптомы: фобии, обсессии, а также на определенный срок избавить больного от аддикций (алкоголь, табак, наркотики, азарт и т. д.).

По мнению больных и, особенно, их родственников, на глазах вершится «чудо» и самый отъявленный потатор (пьяница-забулдыга) выходит в ремиссию, исчисляемую годами.

В моей книге «Светлый сон аббата Фариа» я подробным образом описал эту феноменальную методику, поэтому повторять не буду. Во всяком случае, механизм однократного шокового гипноза до сих пор не изучен, но результаты налицо.

Каким-то образом термин «зомбирование» может быть применен к шоковым методам психотерапии, но не в том брутальном значении, которое используется в религии «вуду» (подчинение воли колдуна).

Приступая к рассмотрению мифа о том, что психиатры часто сами имеют отклонения в психике, нужно учесть два момента.

Первый момент заключается в том, что у психиатра в работе с бредовыми, галлюцинирующими больными, больными с ажитированной депрессией или склонных к импульсивным действиям возникают негативно-окрашенные эмоции, опасения и страх за свою жизнь. Если это повторяется часто, то путь до ухода в невроз чрезвычайно короток.

А психиатр, работающий в пограничной психиатрии – психотерапевт испытывает психический надлом, погружаясь, чаще всего, в депрессивный мир своих больных. Вот почему действительно уровень заболеваемости психиатров болезнями невротического регистра выше, чем у врачей других специальностей или у населения в целом.

Второй момент заключается в том, что, действительно, среди психиатров довольно часто можно встретить людей странных, чудаковатых, манерных, нелепо одевающихся, резонерствующих, философствующих, дисгармоничных, с навязчивостями, иногда аутичных, плохо сходящихся с коллегами, неудачливых в семейной жизни. Все перечисляемое является проявлением эндогенного процесса. Но разве длительное общение с психическими больными вызывает у психиатра эти симптомы? Нет.

Эндогенными заболеваниями психиатры заболевают не чаще, чем в популяции населения. Сказать так – значит прийти к выводу, что онкологи заболевают раком чаще, а урологи все как наперебой страдают аденомой простаты, а у всех лор-врачей – серные пробки.

Другое дело, что сама психиатрия вызывает нездоровый интерес у части студентов-медиков, погружающихся в изучение оккультизма, эзотерики, паранормальных явлений. Они с юных лет обращают на себя внимание странностью, чудаковатостью, необычными для их возраста интересами к метафизике, философии. Они изучают в средних классах школы труды Гегеля, Ницше, Канта и пр., то есть проявляют симптомы «метафизической интоксикации» (К. Ясперс). Всё перечисленное считается в психиатрии проявлением эндогенного процесса.

В завершении приведу высказывание психиатра М. Буянова: «Мир психиатра – это трагический мир страданий, и мучаются не только пациенты, но и сами врачи – они осознают печальное несовершенство индивидуальной человеческой природы, роль социальных причин в возникновении психических заболеваний».

От себя добавлю, что существует поверье о том, что в средние века юристы, священники и врачи носили черные одежды как символ прикосновения к страданиям людей.

 

Миф восьмой

Психически больные изгои. На них лежит несмываемое клеймо, они опасны для общества

В этом мифе мифической частью является только утверждение о том, что психически больные опасны для общества, и об этом несколько позже. Что же касается изгоев и клейма, то они имеют под собой реальное основание.

Лучше всего это иллюстрируется анализом печатных публикаций (В. Ястребов, с авт.).

Образ психически больного описывается в нескольких ракурсах.

Во-первых – это потенциальный убийца, насильник, извращенец. Он крайне жесток, изворотлив и упорен в достижении цели. Его поведение нелогично, непредсказуемо и вызывает ужас.

Во-вторых – психически больной – нелепый, непонятный, иногда забавный, в целом безобидный. Сочувствия у окружающих он не вызывает и нуждается в лечении у психиатра.

В-третьих – он жертва родственников и психиатров – беспомощный, жалкий, неполноценный и вызывает сочувствие.

В-четвертых – здесь чаще речь идет о больных с пограничными психическими заболеваниями. Они такие же, как все, но с небольшими отклонениями. Такие больные вызывают сопереживание. Они нуждаются в помощи психолога и психотерапевта.

В-пятых – среди талантливых людей достаточно много психически больных, а кумиры, даже совершающие антисоциальные поступки, по психическому состоянию, вызывают соболезнование и жалость среди фанатов этого кумира.

Вот такова основа стигматизации психически больных. Самое интересное заключается в том, что статьи, очерки, эссе о психиатрии, психиатрах и психически больных написаны не всегда интеллигентными, но грамотными не только в русском языке, но и в оценке явлений общественной жизни журналистами, и они, как в зеркале, отображают мнение по психиатрической проблеме широких слоев населения.

А вот что пишет психиатр профессор Ротштейн В. Г.

Социологические исследования показали – более 2/3 опрошенных считают, что человек лечившийся в психиатрической больнице, не может управлять автотранспортом, 72 % – не могут быть избраны в органы власти, 80 % – в правоохранительные учреждения, 84 % – не могут работать с детьми. Если дочь или сын встречаются с психическим больным, то 100 % опрошенных респондентов заявили о том, что эти отношения надо порвать. Только один факт, что человек лечился в психиатрической больнице, а с каким диагнозом и когда – неважно, даёт основание 1/3 опрошенных заявить, что психически больные всегда опасны. Подавляющее большинство считают, что психические болезни неизлечимы и что психическая болезнь – социальная смерть.

Интересно мнение американских пациентов: «… множество бывших пациентов пытается справиться с тем, что с ними случилось, делая вид, что ничего не было.

… Как пациентов нас учат думать о себе, как о пожизненных инвалидах, и мы склонны реагировать на радости и горести жизни, как на подтверждение нашего скрытого уродства.

…До конца своей жизни вы будете сообщать неправду в различного рода анкетах для поступления на работу, учебу или для получения водительских прав и переживать о возможности быть разоблаченным. Ваши друзья и знакомые будут поделены на две группы: тех, кто знает, и тех, кто не знает, и нужно будет внимательно следить за тем, что вы говорите последним». Это высказывание было опубликовано в статье «Освобождение психиатрических пациентов. Как? Почему?», распространявшейся в 1970 году общественным движением «Сопротивление психиатрических пациентов Бруклина» Нью-Йорк.

Да, психически больные стигматизированы. Это нужно признать, и пока никуда от этого не уйти. Даже в развитых странах Западной Европы, живущих не одну сотню лет в условиях истинной демократии, стигматизация психически больных превышает пределы разумного. Там даже простое посещение психиатра стало почти социальной стигмой.

Стигматизация – это не простое навешивание ярлыков. Отношение общества к тем или иным явлениям редко возникает совершенно стихийно, необоснованно. Оно не возникает из ничего.

Явления стигматизации известны уже более 2000 лет. Она, прежде всего, касалась больных инфекционными заболеваниями (чума, оспа, лепра).

Человечество самосохранялось от вакханалий эпидемий.

Что касается безумия, то и оно имеет давнюю стигматизацию.

На психически больных всегда лежала печать или избранности, приближения к Богу (юродивые на Руси) или одержимости дьяволом (средневековая Европа). Стереотипы восприятия безумия вырабатываются в детстве чаще неосознанно, можно говорить также и о генетической памяти, некоей матрице, впечатанной в подсознание опытом далеких предков.

Подсознательный страх – главная причина любой стигматизации и, в особенности, психической. Этот страх постоянно подкрепляется сообщениями в средствах массовой информации о случаях насилия, в которых участвуют психически больные.

Поэтому терпимость к психически больным в обществе не наступает.

В 1963 г. вышла книга американского социолога Ирвинга Гофмана «Стигма. Об особенностях искалеченной личности». Автор выделяет три различных типа стигматизации (цит. по Новикову Е.):

1. Телесные уродства;

2. Индивидуальные недостатки характера, воспринимаемые как слабость воли (спутанность сознания, наркомания, гомосексуализм, потеря работы, попытки самоубийства и даже радикальная политическая позиция);

3. Филогенетическая стигма расы и религии, передаваемая из поколения в поколение и заклеймяющая членов семьи.

Психическая стигматизация выражается в бытующем представлении о том, что «сумасшедшие», «помешанные», «полоумные», «чокнутые» представляют опасность, что от них следует держаться подальше. Это обывательское представление о психически больных сохраняется на протяжении столетий. Кроме стигматизации самого больного происходит и стигматизация его семьи.

В общем «персона прокаженного», по меткому выражению Мишеля Фуко, продолжает шествовать по странам и континентам.

Профессор И. Я. Гурович считает, что в основе стигматизации психически больных лежит предубеждение и, как следствие этого, различные виды дискриминаций.

Особенно печальным фактом нужно признать стигматизацию психически больных врачами общемедицинской сети. По данным различных авторов, у больных, обращающихся в районные поликлиники, от 30 до 60 %, имеют психиатрические проблемы.

Очень часто, если не повсеместно, врач общей практики, заподозрив диагноз психического нездоровья, немедленно отправляет больного на консультацию к психиатру, не имея даже начальной подготовки по психиатрии, а если больной уже состоит на учете в психоневрологическом диспансере, то прежде чем начать лечение соматического заболевания, тот же участковый терапевт вначале отправит этого больного к психиатру.

Стигматизация психически больных имеет огромное значение в создании и организации семейно-брачных отношений. Часто ли создаются браки, где один из брачующихся или родители его страдали или страдают психическим расстройством? Думаю, что если и создаются браки такого рода, то это единицы. Очень часто при заболевании одного из супругов психическим расстройством, особенно при затяжном течении болезни, следует развод. Нередки случаи, когда в таких браках не рискуют обзаводиться детьми, небезосновательно страшась рождения ребенка с патологическими генами, используя контрацептивы или искусственное прерывание беременности.

Конечно, создаются браки и между психически больными, так же как браки между слепыми, глухонемыми, инвалидами. Но вероятность рождения неполноценных детей в этих браках чрезвычайно велика.

Стигма, связанная с психическим заболеванием, как бы «заражает» также и родственников пациентов, их семьи. Хотя нередко члены семей отрицают стигму, но утаивание ими болезни и позиция «удаления» больных от окружающих из-за чувства стыда приводит к их социальной изоляции (Коцюбинский А. П. с авт.).

Трудно поддаются перечислению социальные последствия стигматизации. Прежде всего, это трудности, возникающие при обучении. В некоторых учебных заведениях допуск для получения какой-то специальности ограничивается наличием психического расстройства в течение жизни.

А при устройстве на некоторые виды работ отделы кадров требуют справку из психиатрического диспансера.

У некоторых пациентов возникают проблемы при съеме жилья. Если хозяин квартиры узнает о психическом заболевании предполагаемого съемщика, то, будьте уверены, ему будет отказано в съеме квартиры или комнаты.

Многочисленные исследования показали, что психически больные разделяют такое же негативное мнение о психическом заболевании, как и население. Нередко они усваивают стереотипы роли неправоспособного человека, становятся вследствие этого социально отгороженными, зависимыми от помощи других, адаптируются в роли инвалида, что ведет к углублению социальной дезадаптации. То есть здесь идет речь о самостигматизации (Гурович И. Я.).

Потери, которые сопровождают психическое заболевание: образовательные, профессиональные, личные и семейные – происходят в атмосфере стигматизации и дискриминации больных, ставших в результате своего заболевания людьми второго сорта. Жизнь с психической болезнью – это еще и жизнь с сопровождающими эту болезнь серьезными социальными утратами и невосполнимым дефицитом социальных возможностей и перспектив.

Так что же делать? Ведь прежде всего психиатры должны бороться за дестигматизацию психически больных, т. е., иными словами говоря, попытаться вернуть им статус нормальных членов общества. Выполнима ли такая задача? Выполнима, если речь идет о пациентах с пограничной психической патологией или о больных эндогенными психозами с вялотекущей симптоматикой, или продолжительными ремиссиями. А как быть с больными, у которых выражено интеллектуально-мнестическое снижение, другие виды дефектов или слабоумие?

Будем ждать «царства братства»?

А может быть, чаще выступать в СМИ на высоком профессиональном уровне, просвещая население о проблемах психиатрии, потеснив часто малокомпетентные, стремящиеся к эпатажу результаты так называемых «журналистских расследований»?

А пока стигматизация психически больных есть и еще необозримое время сохраниться.

Мы не в силах изменить косность и консерватизм нашего демократического общества.

Что касается опасности психически больных, то ответ на этот вопрос неоднозначен.

Если говорить о больных шизофренией, которых общество боится более всего, то число противоправных действий среди этого контингента составляет 3 % от общего числа правонарушений, что соответствует частоте данных заболеваний среди взрослого населения. Наибольший удельный вес преступников имеется среди психопатов, у больных с органическими поражениями центральной нервной системы, последствиями черепно-мозговых травм, у алкоголиков и наркоманов. Их, действительно, нужно опасаться.

 

Миф девятый

В психиатрических больницах над больными издеваются, бьют, привязывают к койке, делают мучительные «укрутки»

Не знаю ничего об издевательствах над больными, может, они, действительно, имели место в некоторых психиатрических больницах, но совершались они не врачами и медицинскими сестрами, а санитарами. На работу в психиатрические больницы в качестве санитаров принимались и принимаются любые физически крепкие мужчины, несмотря на их криминальное и алкогольное прошлое, которое в других организациях являлось бы препятствием для поступления на работу. Что было делать главному врачу, если в мужских отделениях не хватало мужского персонала. Приходилось принимать на работу и таких работников, которых впору самих нужно было лечить. Вот они и совершали противоправные действия в отношении больных. Но писать и говорить о том, что это было системой, просто несправедливо по отношению ко всему персоналу психиатрических больниц. Попробуйте представить мужское отделение психиатрической больницы без физической силы способной удержать возбужденного больного? Что касается привязывания больного к койке (механическая фиксация) и «укруток» (влажное обертывание), то разговор здесь особый.

1. Механическая фиксация

Советская психиатрия на всех международных форумах безапелляционно утверждала, что в Советском Союзе никаких мер стеснения психически больных не существует.

Это было заведомой ложью потому, что во всех психиатрических больницах на необъятной территории СССР больных к койкам привязывали, и еще необозримое время будут привязывать при возбуждении, агрессивных, импульсивных действиях с упорными суицидальными попытками, в случаях, резистентных к психофармакологическим препаратам. Мне кажется, что ничего в этом античеловечного нет.

Просто необходимо думать прежде всего о безопасности окружающих больных, персонала и самого пациента.

Если бы французский психиатр Филипп Пинель заглянут в наше время, то он бы был крайне удивлен, что его идеи освобождения психически больных и через 200 лет не нашли воплощения, и в XXI веке, не только в России, но и во всем цивилизованном мире: в США и странах Европы.

Бывший редактор медицинской газеты «Gasette de Sante» («Газета о здоровье») Филипп Пинель, психиатр по образованию, в 1793 году был назначен главным врачом Парижской больницы Бисетр, которая считалась «домом для бедняков». Здесь содержались вперемешку бедняки, старики, уголовные преступники и безумцы, а во время Революции и политические заключенные. Во времена Конвнета в Бисетре стали скрываться аристократы, одетые в лахмотья бедняков, иностранные агенты, плетущие заговоры под маской безумия. Не только в Бисетре, но и во всех психиатрических больницах Западной Европы беспокойных больных заковывали в кандалы, приковывали цепями к стене.

Пинель освободил больных от оков, но оставил «смирительный камзол». Освободив от цепей безумцев, Пинель смешал их с остальным населением Бисетра, тем самым уничтожив грань между разумом и безумием. Теперь, где аристократ, шпион или безумец выяснить было затруднительно.

Пинель был смещен с должности и в 1795 году приступил к обязанностям главного врача больницы Сальпетриер. В своем «Трактате о душевных болезнях» (1801 г.) Пинель сообщает о 40 больных, выпущенных им во двор больницы в рубашках с длинными рукавами. Один из этих больных «сидел» на цепи 35, а другой 45 лет.

Дав больным относительно человеческие условия, Пинель добился успокоения большинства прикованных больных. Вместе с тем Пинель оставил и такие меры стеснения, как привязывание к койке, смирительную рубашку, помещение в изолятор.

В 1839 году английский психиатр Джон Конолли уничтожил смирительные рубашки и предложил систему нестеснения – no restraint (никакого стеснения). В последующем Конолли обобщил свой опыт в книге «Лечение душевнобольных без механических стеснений» (1859 г.).

Отменив смирительную рубашку, Конолли тем не менее оставил изоляторы.

Необходимо отметить, что идеи Джона Конолли не у всех отечественных и зарубежных психиатров встретили поддержку. Сторонников системы нестеснения упрекали в том, что они в изобилии отравляют своих больных наркотиками: «Один связывает руки и ноги, а другой связывает мозг и ножки мозга. Но почему первый – скверный врач и человек, а второй – прекрасный человек и врач – этого я не понимаю» – говорил один из делегатов III съезда отечественных психиатров в 1911 году (цит. по Петрюк П. С.).

Вот и современные психиатры сидят на двух стульях. С одной стороны, фиксируя возбужденного больного, рискуешь получить плевки и подзатыльники от демократов-гуманистов, обвиняющих врача в подавлении свободы личности, с другой – вводя большие дозы нейролептиков, рискуешь получить серьезные побочные эффекты и стать вторым доктором Менгеле, по словам тех же антипсихиатров и правозащитников. Остается, видимо, одно – отпустить больного домой, и пусть себе делает, что хочет?!

2. Влажное обертывание

Эта «мучительная укрутка» представляет собой один из вариантов водолечения, наряду с обливаниями, обтираниями, ваннами и купанием и является вариантом компресса. Общий компресс или влажное укутывание (обертывание) заключается в следующем. На полужесткую кровать расстилаются последовательно широкая клеенка, шерстяное одеяло, смоченная теплой водой простыня. Больной укладывается на простыню и плотно пеленается наподобие того, как пеленают грудных детей, закрывается концами шерстяного одеяла и клеенкой. Фиксируется через грудь и бедра ремнями.

На первом этапе этой процедуры возникает легкое беспокойство, возбуждение деятельности сердечно-сосудистой системы, отнятие от организма тепла и повышение теплопродукции через повышение обменных процессов. Такой эффект наблюдается в течение первых 15–20 минут. Это первая фаза действия процедуры. Она продолжается до тех пор, пока простыня и воздух между ней и телом больного не нагреваются до температуры тела. Когда больного окружает тепло-влажный воздух и нагретая до температуры тела простыня, он не ощущает никакого раздражения, его тело постепенно и равномерно согревается – это, прежде всего, понижает возбудимость нервной системы больного, вызывает сон. Одновременно наблюдаются и другие сдвиги: сокращение сердца урежается, кровяное давление понижается, дыхание замедляется и становится более глубоким. Эта фаза действия продолжается от 15–20 до 40–50 минут. Продолжительность процедуры более 50 мин. проводить нежелательно, т. к. вследствие перегревания тела может наступить некоторое возбуждение с тревогой.

Процедура с указанной экспозицией проводится при ирритативных состояниях нервной системы (возбуждение) при бессоннице и при гипертонической болезни у лиц молодого возраста.

В психиатрической практике влажные укутывания широко применялись еще сто лет назад и носили название влажные обертывания по Кнейпу (патер Себастьян Кнейп). Эта процедура применялась к возбужденным больным и при состояниях, требующих седативного эффекта (БМЭ, 1958, т. 5).

В настоящее время влажное обертывание в связи с обвинениями психиатров в бесчеловечном отношении к больным практически не используется, но в косметологии она нашла широкое применение в антицеллюлитных программах и на бальнеологических курортах.

Так вот и получается, что, защищаясь, психиатры уже который раз «вместе с водой выплеснули и ребенка».

 

Миф десятый

Психические болезни неизлечимы

Когда говорят о том, что психическое заболевание неизлечимо, прежде всего, имеют в виду болезни с невыясненной этиологией: шизофрению, циклофрению, эпилепсию, функциональные психозы периода инволюции.

Действительно, перечисленные психические заболевания имеют низкую курабельность, и здесь речь идет не о выздоровлении после терапии, а о формировании ремиссии.

Что касается экзогенных и пограничных психических заболеваний, то здесь выздоровление вполне возможно при проведении адекватно подобранной лекарственной и психотерапии.

Большое значение при оценке результативности лечения имеет и тип течения болезни. При прогредиентном типе течения терапевтический прогноз неблагоприятен, при ремиттирующем или интермиттирующем типе течения надежда на выздоровление является объективной реальностью.

Психические болезни могут заканчиваться выздоровлением полным или с остаточными расстройствами в виде стойкого, разной выраженности психического снижения – выздоровлением с резидуальными изменениями или с дефектом. Часто психическая болезнь продолжается до смерти в результате какого-либо соматического заболевания (летальный исход непосредственно от психической болезни бывает редко).

В заключение нужно сказать, что по прогнозам ученых в XXI веке должны быть решены две важнейшие задачи в психиатрии.

Первая связана с предупреждением тяжелых форм заболеваний. Вторая – с высокой результативностью лечения уже развившегося психического расстройства. «Жаль, не нам, а уже следующим поколениям судить, как отзовется на психическом здоровье людей все то, чем сегодня живем и о чем думаем» – так сказал академик А. С. Тиганов на Московском симпозиуме «Психиатрия на рубеже веков».

От себя я хочу добавить, что все-таки наступит такая эра, когда психиатр, вооруженный новейшими лечебными методиками, не будет в отчаянии, спасая больного, следовать принципу врачей XIX века – «ut aliquid fiat» (сделать хоть что-нибудь).

 

Часть III

Эта странная психиатрия или когда у психиатров «не все дома»

 

Вступление

В клинической практике любого психиатра случаются события, влекущие за собой сомнения в правильности выбранной профессии. Это и неудачи в диагностике, неэффективности терапии, это обвинения родственников в малой компетенции, это, наконец, зафиксированные фобии в результате агрессии больных. Но бывают клинические случаи, заставляющие психиатра погрузиться в философские раздумья о сущности бытия. Эти странные, иногда загадочные и реже фантастические картины психопатологических переживаний больного, в которых отличить бред от истины трудно, а иногда и невозможно, ставят клинициста в тупик. Невольно возникает вопрос: «Кто есть кто?»

Вы, читатель, сами убедитесь, прочтя мои психиатрические эскизы, в том, что отделить «зерна от плевел» в некоторых клинических случаях трудно, а иногда и невозможно.

Иллюстративный материал собирался мной в течение 40 лет.

Все описанные случаи – это не плод моего воображения, это реальность, с которой я соприкоснулся, учась в клинической ординатуре и во время работы в психиатрической больнице.

Исключение составляют странная новелла «Возвращение куколки» – автор Г. Литвинов и юмореска «Трудный пациент» – автор В. Денисов-Мельников.

Имена и фамилии действующих лиц моего повествования вымышлены. Любая аналогия случайна.

 

Масло

Игорь Иванович пил, пил горько, беспробудно. Никакие «подшивки» и «коды» не оказывали эффекта. Остался он один в двухкомнатной квартире. Жена ушла к матери, забрав с собой десятилетнюю дочь. «Горе» свое Игорь заливал вином. Его можно было часто видеть около гадюшника в окружении таких же опустившихся полубродяг. Однажды утром, уже опохмеленный, Игорь вел «философские» беседы, сидя на кирпичах возле «гадюшника» с забулдыгой по прозвищу «Вобла» – сухого, испитого мужика, как подошли к ним двое парней: один постарше, в кепке и с наколками на руках, другой помоложе, в вязаной шапочке и с золотым зубом. Незнакомцы спросили, не сдаст ли им на время кто-нибудь комнату, за хорошую плату. Игорь сразу же согласился, т. к. Вобла сказал, что угощает его последний раз, а в долг, на «халяву», поить его не будет. Незнакомцам понравилась комната, они расплатились за неделю вперед. Квартиранты никогда не пили, покуривали «травку», иногда «подкалывались» – Игорь находил шприцы в мусорном ведре.

Целый день квартиранты были дома за плотно закрытой дверью, а вечером уходили и отсутствовали до утра. Так продолжалось несколько дней. Однажды вечером Игорю очень хотелось выпить, но денег не было. Он зашел в комнату квартирантов и стал искать в шкафу деньги, но вместо денег в шкафу лежал матово отблескивавший вороненой сталью пистолет «ТТ». «Плохо дело, – подумал Игорь, – связался я с бандитами». Чтобы проверить свои подозрения, Игорь как-то остался дома. Сквозь полуоткрытую дверь он услышал разговор квартирантов, собиравшихся кого-то «замочить». Игорь не успел отскочить от двери, как старший, подкравшись в носках, распахнул ее настежь. «Ах, так ты все слышал. Если проболтаешься – умрешь». С тех пор Игорь, приходя, домой, закрывался на ключ. Один раз видел, как ключ поворачивается в двери. В сильнейшем страхе он забаррикадировал дверь и услышал голоса квартирантов: «Масла мало, а то бы сейчас его и замочить». Целый день Игорь в страхе просидел дома, ожидая расправы. Даже «квасить» расхотелось. Тряслись руки, всего обдавало холодным потом. Вечером лег спать, закрыл глаза и отчетливо услышал: «Смерть твоя пришла, готовься!» – и жуткий хохот. Вне себя от страха Игорь выскочил из квартиры и бросился бежать в милицию. Весь трясущийся, похмельный с блуждающим взглядом, озирающийся в страхе, он бормотал дежурному о бандитах, собирающихся его убить, о найденном пистолете, о масле, которого мало, чтобы его кончить. Дело кончилось психиатрической больницей.

В отделении у Игоря, развернулась классическая белая горячка – он «видел» убийц, направленный на него пистолет, ящики со сливочным маслом, куда его пытались запечатать. По выходу из делирия, на мое удивление, Игорь продолжал высказывать, как я считал, бредовые опасения за свою жизнь, причем фабула не менялась. Я поставил диагноз: Алкогольный делирий. Резидуальный параноид, и начал лечить антипсихотическими препаратами. Придя утром на обход на 4 или 5 день по миновании делирия, я увидел Игоря привязанным к койке, мечущегося и кричащего о том, что его убьют. Мне он шепотом рассказал, что вчера на свидание к нему приходили квартиранты и продолжали угрожать ему убийством.

«Что-то тут неладно», – подумал я и созвонился с участковым милиции, чтобы он проверил квартиру Игоря. На следующий день звонит начальник отдела уголовного розыска и благодарит меня за то, что я помог найти двух опасных преступников, находящихся в розыске. Когда я рассказал об этом Игорю – куда делось его возбуждение и страх. «Не пей больше, – сказал я ему на прощание, – и с бандитами не знакомься больше». А если бы я не позвонил в милицию, то коротать Игорю несколько недель в психиатрической больнице с экстрапирамидными расстройствами после лечения аминазином и галоперидолом.

«А при чем тут “масло”», – спросите вы, а «масло» на воровском жаргоне – это патроны.

 

Шпионка

Галина после развода с мужем долго жила одна. Молодая, красивая, стройная, она не была обделена вниманием мужчин. Однажды приглянулась одному молодому инженеру, и вскоре они поженились. Инженер был тоже разведен, но причину Галя узнала позже. Оказывается, Юра был запойным алкоголиком. Запои длились у него неделю, но с перерывами в 3–4 месяца. В этот перерыв они и познакомились. Галя училась в институте культуры на режиссерском отделении, Юра работал на оборонном заводе. Он был талантливым инженером, и начальство берегло его, прощая редкие загулы. Галя была крайне удивлена запоем Юры, но он заверил ее, что пьет последний раз и ради нее готов бросить свою привычку. Но Юра, как все алкоголики, сдерживал обещание до первой рюмки. Бутылка застила ему красавицу-жену, и Галя, не желая оставаться в долгу, «крутила романы» направо-налево. Одна ее связь с пожилым и богатым человеком, закончилась предложением Гале выйти за него замуж. Брак с Юрой у них был регистрирован. Галя попыталась попросить у Юры развод, но не тут-то было, Юра ползал на коленях, рыдал, просил прощения и продолжал пить. Тогда Галя, чтобы суд развел ее без желания мужа, решила сделать из него «сумасшедшего». Почитав учебник психиатрии и узнав, как протекают психические заболевания, Галя, обладая актерским талантом, разыграла такое действие. Однажды похмельному мужу она втайне призналась, что завербована западногерманской разведкой и что Юра, работая на оборонном заводе, должен приносить ей секретные сведения о продукции, изготовляемой на заводе. Если же она не будет поставлять сведений, то их обоих убьют.

Похмельный мозг Юры поверил в эту информацию, и он был уже готов приносить и передавать секретные сведения, но вначале решил проследить за женой. Галя же, как по нотам, списанным из шпионских романов, «водила за нос» своего мужа-алкоголика. Вечером переодевалась, говорила с кем-то по телефону и исчезала, приходя, домой под утро. Галя знала, что Юра следит за ней, а он делал это несколько раз и видел, как вечерами у железнодорожных пакгаузов Галя встречается с какими-то людьми. Пьянство Юрия приобрело систематический характер, на работу он перестал ходить, т. к. слышал постоянно голос Гали: «Возьми данные, возьми данные, а то убьют». Ночами не спал. К голосу Гали присоединился еще один мужской с немецким акцентом. Однажды Юра почувствовал, что все его мысли известны окружающем, что кто-то вторгается в его мысли.

Вокруг воцарилась тревожно-непонятная обстановка – он ловил на себе многозначительные и угрожающие взгляды прохожих, дома тоже не было покоя – голоса, как громкие мысли, бились в черепную коробку. Не зная, куда себя деть, Юра метался по комнате, кричал, что его убивают.

Галя, чего добивалась, то и получила. Мужа, по ее вызову, забрала психиатрическая скорая помощь. При поступлении и в продолжении нескольких недель Юра высказывал бредовые идеи преследования, испытывал действия голосов. Утверждал, что его жена – шпионка, что и его она хочет завербовать. Не зная всей подоплеки этой истории, можно было бы поставить Юре диагноз алкогольного параноида с шизоформной симптоматикой, но меня насторожило поведение жены. Галя пришла всего один раз, и больше, несмотря на мои просьбы, не приходила, а по телефону заявляла о своей горячей любви к мужу. И тут мне звонит ее пожилой и богатый любовник, занимавший видное место в областной администрации. По телефону (он не захотел приезжать в больницу, чтобы не «засветиться») рассказал, что Галя, плача, призналась ему в разыгранной инсценировке «своей шпионской деятельности», чтобы развестись с мужем. «Дурочка – сказал этот джентльмен, – я только намекну судье, что ваш брак надо расторгнуть, и через час ты будешь свободна». Потом я узнал, что джентльмен оставил свою семью, а Галя стала у него жить в новой квартире на правах законной жены. Я рассказал Юре о «художествах» его жены, но он мне не поверил, сказав, что его Галочка не могла позволить себе такую подлость. Бредовые идеи, галлюцинации продолжали стойко держаться. Через месяц Юру пришлось перевести в психиатрическое отделение, где он лечился ещё три месяца и был выписан с диагнозом: шизофрения параноидная форма.

Вот так с легкой руки «любящей жены» у мужа сработал скрытый механизм запуска тяжёлого хронического психического заболевания.

 

Шурка-дурка

Пролог

В 300 км от Омска в таежном Муромцевском районе находится загадочная зона «Пяти озер», последние 40 лет привлекающая пристальное внимание ученых – геофизиков, этнографов и… уфологов. Зона включает в себя систему пяти озер, будто бы соединяющихся между собой подземной рекой. Серьезные исследования ученых Новосибирска и Омска показали необыкновенный состав воды в самом доступном Даниловом озере.

Жители села Окунева, известного своими аномальными странностями, испокон веку лечат многие болезни водой Данилова озера. Лабораторные исследования показали в этой воде большое количество серебра и свободного кислорода.

Более 20 лет жители Омска и Новосибирска приезжают на берег Данилова озера «дикарями» и живут здесь все лето. Очевидцы свидетельствуют, что вода и, особенно, грязь, со дна Данилова озера излечивают не только костно-суставные заболевания, но и бесплодие.

Но не только этим славна Окуневская зона. Геофизики считают, что озера имеют космическое происхождение в результате падения на Землю космического тела миллионы лет назад.

Необъяснимым фактом является изменение природных электромагнитных излучений. Они настолько велики, что в одних местах усиливают растительность, а в других ее подавляют.

Обнаружены магнитные и гравитационные аномалии, невероятные, словно возникшие из мощных залежей железных руд. Это еще более удивительно, ведь таких месторождений в районе Окунева нет и в помине.

Влияние геофизической обстановки района Окунева на человека очевидно. Воздействие так называемых геовитагенных зон оказывает на людей оздоравливающий характер, повышает творческий и духовный потенциал. С другой стороны, геопатогенные зоны, воздействуя на человека, приводят его к неадекватному поведению, «упертости», некритичности к себе.

Дальше – больше. Жители села Окунево и туристы утверждают, что ночами они видели какие-то сполохи, столбы зеленоватого света, светящиеся летающие по небу «шары», «воронки».

Жители деревни не раз встречали в тайге «людей» двухметрового роста, одетых в белые балахоны.

Этнографы предполагают, что на месте Окунева 6000 лет назад находилась древняя Сибирская цивилизация, а полуобмелевшая речка Тара, на крутом берегу которой и стоит «энергетическая» деревня, тогда была полноводной, как Ганг, а с санскрита ее название переводится как «спасительница».

Чтобы не вызвать насмешек коллег-психиатров, я не буду обращать внимание читателей на мнение уфологов о тонком мире, НЛО, гуманоидах, будто бы живущих в таежных лесах, космической музыке, часто раздающейся по ночам в домах окуневцев и т. д. Уфология – наука настолько достоверная, насколько и сомнительная, хотя и признается всем просвещенным миром.

Фон Денникен в 70-е годы XX века тоже подвергся жесточайшей обструкции со стороны «яйцеголовых» ученых, но факты, приводимые в его книге «Воспоминания о будущем» и других работах – неопровержимы.

Тогда, когда я начинал свою психиатрическую деятельность в 60-х годах прошлого века, ни о деревне Окунево, ни о «тонком мире», ни об НЛО никто ничего не слышал. И если бы я тогда знал, что неведомое возможно, то не обошелся бы так легкомысленно с судьбой простой деревенской девочки.

***

Ах, какой чудной была эта ночь! Я стоял на крыльце приемного покоя больницы и, запрокинув голову, смотрел в широкое черное ночное небо, усыпанное мириадами звезд. Нарождающийся месяц не мешал моему созерцанию, а свет уличных фонарей не проникал за высокий забор. А звезды веселились и, будто бы заигрывая со мной, перемигивались, то гасли, то загорались с новой силой, а моя любимая Вега, улыбаясь, манила меня к себе.

Стоял теплый, ранний сентябрь. Чуть попахивало увядающей листвой, и этот пряный дух кружил голову и погружал в философские раздумья. А звезды падали, падали, падали. Может, это гибли цивилизации с накопленными сокровищами знаний?

Я вспомнил стихи холмогорского паренька Михайлы, шедшего в столицу с обозом рыбы и ставшего первым академиком земли Российской – Ломоносова:

– Открылась бездна, звезд полна; Звездам числа нет, бездне дна.

и далее, что не изучали в школе, но что я, по своему любопытству, знал:

– Скажите ж, коль пространен свет? И что малейших дале звезд? Несведом тварей вам конец? Скажите ж, коль велик Творец?

Вот из-за Творца это стихотворение «Вечернее размышление о Божием величестве» никто из школяров и не знал.

Через сто лет другой русский поэт, правда, не академик, Ф. Тютчев, заклейменный как славянофил коммунистами и не изучавшийся в средней школе, так написал:

Природа – сфинкс. И тем она верней Своим искусом губит человека. Это, может статься, никакой от века Загадки нет и не было у ней.

Вот так я стоял, запрокинув голову, и размышлял над тем, что два великих поэта, один из которых был еще и математиком, и астрономом, писал о непознаваемости мира, а другой утверждал, что в природе нет никаких загадок, она ясна, как светлый день.

Я дышал полной грудью, изгоняя из себя запах бомжатника, пропитавшего и мои легкие, и стены приемного покоя.

Только что подняли в отделение белогорячечного бомжа, доставленного с помощью милиции из колодца теплотрассы. Проходившие мимо прохожие услышали громкие крики, доносившиеся из колодца, призывы о помощи и отчаянный вой. Милиционеры и санитары с трудом извлекли из глубины существо, отдаленно похожее на человека – тщедушный, маленький и костлявый, одетый в грязные лохмотья и босой, источавший отвратительный нечистый запах.

Он изо всех сил пытался вырваться из рук санитаров. Из матерной и жаргонной речи бомжа удалось понять, что он подвергается насилию «пришельцев» – одни пришельцы были петухами, другие – козлами, но все они имели огромные детородные органы, которыми водили по его лицу, а маленький петушок залез к нему в анус и там скреб когтями.

Когда его раздели, я увидел множество татуировок на груди, спине, но особенно привлекла мое внимание изображавшая костяшку домино с тремя точками.

Разбираясь немного в криминальных «наколках», я понял, что передо мной «опущенный», «петух» (изнасилованный на зоне).

– Тогда понятно происхождение этих галлюцинаций, – подумал я и отправил его в отделение.

Меня все-таки заинтересовала судьба этого «человечка» и я через три дня пришел в отделение и познакомиться с историей болезни «моего» делиранта, и поговорить с ним. Он уже был в ясном сознании и охотно рассказал, как и многие деградированные алкоголики, о своей горестной жизни.

Косой (такова была его «кликуха») дважды был судим за воровство и грабеж. Он пробыл в лагерях 12 лет, имея воровской авторитет.

После очередной «отсидки», выйдя на свободу, по «пьянке» надругался над малолеткой, за что, как особо опасный рецидивист, получил 10 лет лагерей строгого режима.

Еще в пересылке, узнав, за что Косой сидит, он был тут же «опущен» (изнасилован) и влачил жалкую участь «петуха» весь срок отсидки. Правда, через несколько лет пребывания в «петушатнике» (особое огороженное место в бараке для «опущенных»), он стал «мамкой», т. е. начальником всех «петухов» на зоне. Сам процесс ему даже стал нравиться. Отсидев 7 лет, Косой был освобожден досрочно из-за туберкулеза. Вернуться же к «честной жизни» Косой не смог, т. к. жена выписала его из квартиры, найдя себе другого уголовника, старший сын отказался от отца, а младший уже отбывал «десятку» за разбой. Косой примкнул к компании бродяг, в которую входили и женщины. Узнав из наколки, что Косой – «петушок», дискриминация продолжалась и в этом «сообществе». Ему в отопительной системе выделили уголок, где Косой и ночевал. Жили подаянием, мелким воровством. Милиция, как правило, подержав 3 дня в спецприемнике, отпускала. И почти все средства, добытые тем или иным путем, уходили на пьянку. В те годы широко использовалась политура (Полина Ивановна), Клей БФ (Борис Федорович), нитхинол стеклоочиститель (Синеглазка), тройной одеколон стоимостью 18 копеек (коньяк «три косточки»). В хорошие дни пили крепленые вина «Солнцедар» (солнцеудар), «Плодовоягодное» (плодововыгодное).

Психиатрическая практика показывала, что употребление алкоголь-содержащих жидкостей и суррогатных вин в короткий срок приводит человека к ослабоумливанию и развитию тяжелых форм алкогольных психозов, в т. ч. белой горячки («белочки»).

Я привел этот клинический случай, чтобы непросвещенному в психиатрии читателю стало понятно, что содержание зрительных образов соответствует уровню развития эпохи.

Если в XVI–XIX вв. белогорячечным «виделись» черти, колдуны, змеи, насекомые, то в XX веке уже появились марсиане, гуманоиды, динозавры, луч «Лазаря» (лазер), космические лучи, «люди в черном» и, конечно, почерпнутые из TV и Интернета разнокалиберные монстры, вампиры и т. д.

Вернувшись в освеженный ночной прохладой, приемный покой, я прилег на «дежурный» диван с надеждой отдаться в легкие «объятия Морфея». Сон уже начал подкрадываться ко мне, как я услышал за воротами больницы автомобильный сигнал:

«Опять кого – то привезли, – подумал я. – Когда это кончится, скорее бы утро!» (я уже принял 32 больных).

«Сделав свежее лицо», я вошел в приемную и увидел двоих, похожих на сельских жителей, мужчин и невзрачную девочку лет 15.

Это был еще почти ребенок с начавшей развиваться грудью. Из-под головного платка выбивались русые волосы, а не некрасивом лице мерцали огромные зеленые глаза. Что-то странное мне показалось в этих глазах.

Она смотрела на меня прямо, не мигая, но меня не видела.

В застывшей позе, с выражением какой-то зачарованности, она не ответила ни на один мой вопрос. На лице выражение страха сменялось блаженной улыбкой, губы что-то шептали, чего невозможно было понять.

Иногда ее глазные яблоки уходили под лоб, рот полуоткрывался, девочка глубоко вздыхала, на шее и лице проступали красные пятна, тело конвульсивно и ритмично вздрагивало.

Испустив глубокий вздох, она опять превращалась в созерцательницу чего-то, что было недоступно мне. Я взял ее за руку, чтобы определить пульс, но рука не опустилась, а застыла в прежнем положении.

«Восковидная гибкость», – подумал я, и начал придавать конечностям девочки разные, даже вычурные, положения – они так и застывали.

Тогда я стал расспрашивать сопровождающих – это был отец и дядя Шуры (так звали девочку).

Отец рассказал, что мать Шуры Мария на последнем месяце беременности пошла в лес по грибы. Возвращалась она под вечер и уже на околице вдруг налетела страшная гроза. Громовые раскаты перемежались чудовищными молниями, одна из которых ударила в вековую сосну, под которой пряталась Мария. Молния расщепила дерево, а Мария потеряла сознание.

Нашли ее почти бездыханной у подножия сосны часа через 3.

«Бабка» долго ее «правила» и сказала, что завтра на свет появится девочка, а Мария умрет. Так и случилось. Мария умерла на следующий день в родах. Родила она слабенькую маленькую девочку. Это была третья дочь.

Старшая дочь заканчивала 10 класс, а средняя только пошла в школу.

Шуру, так назвали новорожденную, воспитывали старшие сестры, да отец, который после смерти жены бросил пить, так более и не женившись. Росла Шура тихо и незаметно, ела плохо, играть не любила, возилась с тряпичными куклами да какими-то палочками.

Посторонних людей боялась, а когда в дом приходи малознакомые, то пряталась за печь. В школьные годы училась с трудом, еле-еле переходила из класса в класс, оставалась на второй год. К своим 15 годам сформировалась нелюдимой, производила впечатление недоразвитой, за что в деревне получила прозвище Шурка-дурка. По-житейски была рассудительна, говорила хорошо, но мало и односложно. Некоторыми своими репликами в житейских разговорах показывала свой недюжинный ум. Читать любила только «Ветхий завет», глубоко спрятанный в бабушкином сундуке и доставаемый оттуда тайно. Менструации появились к периоду нашего повествования, но мальчишки Шуру не интересовали, а она их тем более за то, что мальчишки дразнили ее «дуркой».

В тот год зима выдалась теплой, малоснежной, а на ближайшем болоте клюквы было видимо-невидимо. Две соседские девчонки, одноклассницы Шуры, позвали ее с собой на болото собирать клюкву. Шура нехотя согласилась, и все трое… исчезли. Вся деревня искала девчонок по окрестным лесам и болотам, но безрезультатно. Колхозный сторож Никита сказал, что в ночь, когда пропали девочки, он видел на небе какие-то светящиеся шары, медленно плывущие по небу.

В деревне Окунево, откуда привезли Шуру, из поколения в поколения передавались легенды о прилетающих ангелах, богах и т. д. Не все верили в это. Более разумные, в том числе директор школы, разъяснял происхождение этих космических явлений испытанием спутников. Молодежь слушала учителя и, хотя TV в деревне еще не было, но о спутниках по радио слышали все. Незадолго до того случился полет Ю. Гагарина.

Через три дня девочки «будто с неба свалились» здоровые, веселые, только Шура была бледна и растеряна. Девочки были удивлены тем, что их три дня искали. Они говорили, что отсутствовали всего три часа и в доказательство показывали корзинки с клюквой. Что с ними приключилось за эти три дня – они не знали.

После чудесного возникновения Шура стала еще более тиха и задумчива, только иногда глубоко задумывалась о чем-то, но ее огромные зеленые глаза мерцали каким-то неизъяснимым светом. Еще одна странность появилась в облике Шуры.

Деревенские женщины заметили, что Шура стала «грузнеть» и через 4 месяца окончательно стало ясно, что она беременна.

Отцу и сестрам Шура ничего не рассказывала. Все терялись в догадках – кто же отец ребенка?

Шура все вечера сидела дома, в клуб на танцы не ходила, ее никто не видел в компании мальчишек и, тем более, мужчин.

Так эта тайна не раскрыта до сих пор.

В начале сентября Шура разродилась здоровым, светловолосым мальчиком.

На следующий день после родов Шура стала вести себя странно – замкнулась, на вопросы не отвечала, шепотом произносила отдельные непонятные слова, то плакала, то блаженно улыбалась, ничего не ела. Поэтому и решено было привезти ее в психиатрическую больницу. Я поставил диагноз: Послеродовой психоз. Онейроидная кататония, и направил Шуру в женское отделение под особый надзор.

Через пять дней мне пришлось снова дежурить по больнице.

Совершая вечерний обход, я поинтересовался в женском отделении состоянием Шуры Агашиной.

В палате я увидел девочку. Она лежала на постели, устремив глаза в потолок.

– Здравствуй, Шура! – сказал я.

– Здравствуйте, доктор, вас зовут Валерий Петрович. Ведь это вы меня принимали в больницу?

– Да, Шура, это был я, а ты разве помнишь?

– Я все хорошо помню, но мне мешали вам отвечать, они проводили на мне испытания.

– Кто они?

– Вы их не знаете и никогда не увидите. Они не наши.

На все последующие вопросы Шура отвечать отказалась, сказав, что они ее накажут.

В дальнейшем я узнал от заведующей отделением, что через месяц после проведенной терапии нейролептиками с диагнозом: Острая шизофрения. Онейроидно-кататонический синдром Шура была выписана из больницы с полным выздоровлением и полной критикой к своему состоянию.

Но Шурка-дурка была умнее психиатров, сказав, что все, что она говорила по болезни, ей привиделось.

Дальнейшие события мне стали известны из двух источников.

Во-первых, от врача-психиатра Муромцевского района, которую я просил навестить больную Агашину дома, а во-вторых, от профессора этнографом Томского университета Владимирского И. В., с которым меня свел случай на кафедре этнографии и музееведения Омского Государственного Университета, где я читал популярную лекцию о психиатрии.

Среди потрясенных случаем Агашиной слушателей я увидел изумленное лицо почтенного профессора. После лекции Иосиф Владиславович подошел ко мне и, представившись, уточнил, действительно ли я курировал Шуру Агашину. На мой утвердительный ответ профессор задумчиво и с тяжелым вздохом сообщил, что нас свела судьба с судьбой Шуры. И поведал мне следующую чрезвычайно странную историю, касавшуюся недолгой жизни Шуры.

Мальчик, которого родила Шура, был всем хорош. Развивался физически и умственно, опережая темпы, свойственные детям его возраста. Ходить начал в 8 месяцев, фразовая речь появилась в годовалом возрасте. Однако была некоторая странность, на которую в ужасе указала «бабка».

– Смотри, милая, – говорила она Шуре, – мальчонка этот не наш, большой родничок какой формы, он же как ромбик, а у твоего мальца неправильная звезда.

Никто не придал значения словам знахарки, да она через два дня после своего диагноза скоропостижно и скончалась.

Шура очень любила своего сынишку и настояла, чтобы все его называли Аюша. Молока у Шуры не было, так что Аюша был «искусственником», что ему не мешало следовать слогану А. Пушкина «и растет ребенок там не по дням, а по часам».

Убаюкивала Шура Аюшу, закрывшись в горнице, но сестры слышали, как она пела колыбельную на непонятном языке, издавая клекочущие горловые звуки.

Однажды деревню Окунево посетила этнографическая экспедиция Томского университета.

На постой к отцу Шуры был определен профессор-этнограф Владимирский Иосиф Владиславович.

Однажды профессор, прислушавшись к колыбельной Шуры, побледнел, весь затрясся и с криком: «Не может быть!» – выскочил из дома.

Здесь на скамейке он долго не мог отдышаться, а когда Шура вышла из дома, профессор сказал ей только два непонятных слова, и вдруг грусть и задумчивость вмиг слетели с Шуриного лица, и она ответила профессору на непонятном языке. Молоденькая ассистентка профессора спросила у него, на каком языке изъясняется профессор с деревенской девчонкой, и профессор, посерьезнев лицом, ответил девушке:

– На санскрите. Я не буду объяснять тебе, милая девушка, что это за чудо, но оно есть. Беда в том, что я санскрит знаю в пределах университетского курса, а Шура знает его живую форму.

Так Иосифу Владиславовичу не удалось узнать шурину тайну. Он знал только одно, что имя Аюша в переводе с санскрита означает продляющий жизнь.

Ровно через год Шура исчезла из деревни уже навсегда, и никто не знает, где она теперь.

Профессор Владимирский И. В. несколько раз приезжал в Окунево, а Аюша стал для него еще одним внуком.

Как-то Иосиф Владиславович взял мальчика погостить к себе в Томск. В гостях у профессора был его друг, известный академик Ц. – специалист по математической логике и логическому программированию.

Академик случайно разговорился с Аюшей и был потрясен его способностями. «Иосиф, ты совершишь преступление, если не отдашь мальчика в мою математическую школу». Так решилась судьба Аюши, у которого большой родничок звездчатой формы так и не зарос.

Теперь Аюша, деревенский мальчишка, свободно говорящий на санскрите – профессор математической лингвистики в Йельском университете США.

Заканчивая эту странную историю, хочу читателям задать сакраментальный вопрос:

– А был ли мальчик? Может быть, все написанное есть плод воображения убеленного сединами старого психиатра? Решайте сами.

 

Белые вши

Феденька проснулся, охваченный невыразимым ужасом. За окном стояла непроглядная ночь. Моросило. Береза, росшая у дома и посаженная еще прадедом, гнулась под порывами шквального ветра.

Деревня будто вымерла – ни огонька, ни мычания коров, ни щебета птиц. В избе было смрадно от самогонного перегара, пьяный отец храпел так, что дрожали оконные стекла.

Старший брат тоже пьяный, но храпел тихонько. Две младших сестренки с бедной мамкой спали на печи и оттуда доносились тихие всхлипы матери.

Вдруг Феденька вздрогнул – кто-то скребся в окно. Мальчик подбежал к окну и в ужасе отпрянул. На него смотрел всклокоченный старик и манил его к себе змеиным искривленным пальцем. И тут Феденька услышал: «Выйди, Федя, на двор, я твой дед, поговорить надо». Деда своего – материного отца Феденька не знал.

Мать об отце никогда не говорила, уходила от ответа, пряча глаза и тяжело вздыхая. Но Феденька от деревенских мальчишек слышал, что его дед в давние времена жил в этой деревне. Он слыл ведуном и знахарем. Управлялся со многими болезнями, слывя в этом деле знатным умельцем.

К Лаврентию (так звали деда) из окрестных деревень приезжали люди за «поправкой». Мало того, дед лечил и домашнюю живность. Особенно удавалось ему избавлять скот от летающих, ползающих и прыгающих насекомых. Летом только при его появлении в стаде коров все слепни, мухи, мошка бесследно исчезали. В избах, куда заходил дед долгое время не появлялись мухи, клопы и тараканы.

Но однажды случилась беда.

Дед не смог вылечить от «младенческой» грудного ребенка, единственного и долгожданного у родителей, т. к. многочисленные беременности его матери заканчивались выкидышами. Как же были счастливы мать и отец этого грудничка, дождавшись, наконец, наследника.

И вот случилась эта страшная беда. Мать умершего ребенка в гневе прокляла Лаврентия, сказав, что он уже больше никогда не сможет лечить.

Проклятие сбылось. С тех пор, как бы Лаврентий ни старался облегчить страдания людей, ничего не получалось.

Однажды в июльскую жару, откуда ни возьмись, на стадо домашних коров налетел рой слепней. Коровы метались, жалобно мычали, и, пока пастух бегал в деревню за помощью, несколько коров – кормилиц крестьянской семьи пали. Такого отродясь не было. Подозрение в случившемся пало на Лаврентия.

Деревенские посчитали, что это Лаврентий, в отместку за проклятие, напустил слепней. Били его страшно и долго, пока дочь (мать Феденьки) не заслонила отца своим телом.

Две недели она «выхаживала» у себя в избе отца, сказав деревенским, что если они не отстанут, отец проклянет всю деревню.

Через две недели собрала Анна отцу котомку – несколько караваев хлеба, сала, солонины – и сказала: «Батюшка, прощай, уходи из деревни, чтобы не было лиха, и помни добром меня и маленького Феденьку».

И вот теперь, почти через десять лет, будто бы из небытия появился этот косматый, сгорбленный старик.

– Пойдем, Федя, на гумно, там сухо и никто нас не увидит, – сказал дед, вышедшему во двор Феденьке.

Усевшись на охапки сухой соломы, дед рассказал удивительную историю.

«Теперь, когда мне осталось жить три месяца, я передам тебе, Федя, одно тайное знание. Знаешь ли ты, мой внучок, что твой дед обладает даром повелевать насекомыми. Насекомые, а в особенности вши, древнее человека. Они жили еще во времена доисторических ящеров и с тех пор почти не изменились. Предводительницей всех насекомых является Белая вошь – царица. Я передаю тебе власть над Белой вошью, и она будет прислуживать тебе и помогать в трудную минуту». Дед погладил внука по голове: «Ну, вот и все. Прощай, внучок и помни мои заветы». Сказав прощальные слова, дед как будто растворился в туманной мороси.

Крепко врезалось в память Феде эта страшная сказка.

Много раз во сне он видел полчища насекомых, а большая Белая вошь подмаргивала своими крошечными глазками.

Федя никогда в жизни не пользовался помощью Белой вши, считая, что дед, рассказывая про насекомых, тогда был «не в себе».

Отслужив «срочную» службу в Армии, он вернулся в родную деревню и стал работать в колхозе механизатором. Пил, как и все мужики в деревне. Пьяным любил подраться и однажды сел по «хулиганке» (ст. 206 УК). На один год общего режима. Как-то в бараке, после отбоя, он услышал негромко напеваемую зэками странную песню. Когда Федор услышал слова, он весь похолодел: «Значит, правду мне говорил дед Лаврентий».

Всех слов Федор не запомнил, но вот эти врезались ему в память:

… И вот в этот час, как тупая дрожь, Проплывает во тьме тоска, И тогда просыпается Белая вошь Повелительница зэка, А мы ее называли все — Повелительница материка!

И далее:

Его утром нашли ( вертухая – В. Г.) в одном сапоге И от страха рот до ушей, И на вздувшейся шее тугой петлей Удавка из белых вшей… И никто с тех пор не вопит: «Даешь!» И смеется исподтишка Ее Величество Белая вошь, Повелительница зэка.

Когда Федор рассказывал мне свою историю и прочитал на память отрывки из стихотворения, на которое была положена песня, я решил разыскать эти стихи. Оказалось, что это почти поэма А. Галича «Королева материка».

Вернувшись после «отсидки» домой, Федор почти не работал, а беспробудно пил. Отец к тому времени умер от «опоя», мать – утопилась в озере. Две сестренки уехали в город, где и вышли замуж. Федор жил один все более и более опускаясь.

Однажды, на пятый день запоя, Федор увидел, как из-под кровати на него ползут белые вши во главе с Царицей. Это была огромная, величиной с голову новорожденного Белая вошь, увенчанная подобием короны.

«Что же ты меня не зовешь? – спросила она, – или я тебе не нужна, или ты сильно гордый? Вот сейчас я с тебя гордость собью! Взять его», – скомандовала Царица, и мириады белых вшей поползли по ногам, рукам Федора, добираясь до лица. Заползали в глаза, рот, уши, кусали и гадили на него!

Федор истошно кричал, в ужасе выбежал во двор, стал черпать ведрами воду из колодца (на дворе стоял декабрь) и поливать себя. Соседи, слыша истошные вопли Федора и глядя на уже обледеневавашего соседа, связали его и закрыли в бане. Три дня оттуда доносились крики, мольба о помощи, но деревенские знали, что делали. Так испокон веку в деревне лечили белую горячку.

Федору просовывали в дверную щель только кружки с водой.

Через три дня из бани вытащили Федора, он спал глубоким сном.

С тех пор Федор пить бросил совсем, но стал вести себя странно.

Разговаривая с собеседником, пристально вглядывался в небо, будто что-то выискивая. Но вопросы отвечал невпопад, иногда прерывал собеседника возгласом: «Да погоди ты!», – к чему-то прислушиваясь.

Затыкал левое ухо пальцем, будто там что-то свербило.

Ходил по деревне, размахивая руками, сердито бормоча, иногда вздрагивая, как от удара кнутом.

Однажды сосед, зайдя к Федору в избу, в изумлении увидел, что он, обложившись вырванными из тетради листками, что-то пишет.

На вопрос соседа Федор ответил, что он ведет расчет появления белых вшей. Сосед удивился, потому что знал, что образование у Федора семилетка, но когда увидел на столе таблицу логарифмов, то понял, что дело обстоит серьезно и что Федора надо везти в город в «дурдом».

Федору сказали, что везут его на консультацию к известному профессору-математику, который поможет рассчитать искомую формулу.

В наркологическом отделении, которым я заведовал в то время, Федор все время был спокоен, контактен, с критикой относился к пьянству и белой горячке, считая ее нарушением психики.

В то же время утверждал, что он является властителем белых вшей.

Царица же сидит у него в левом ухе, постоянно направляя ход его мыслей. Иногда каким-то образом Царица начинает думать за него, и он сам становится Белой вошью. После терапевтических доз нейролептиков у Федора будто бы появилась критика к своему состоянию. Он говорил, что белые вши хотя и существуют, но он к ним отношения не имеет. Теперь он точно знает график появления на свет белых вшей через кожу, так как нашел формулу, с помощью которой рассчитал график появления белых вшей.

– И когда же теперь состоится этот торжественный выход? – глупо пошутил я.

– Да сегодня ночью, ровно в 4 часа вши будут выходить из моей кожи.

– Ну, посмотрим, посмотрим, – ответил я.

На следующий день дежурная медсестра сообщила на планерке о том, что у больного (это был Федор) обнаружен педикулез (вши).

Вы можете представить себе мое состояние?

– Такого не может быть! – севшим голосом сказал я, – Это какой-то рок!

Подойдя к постели Федора на утреннем обходе, он, улыбаясь, с торжеством спросил меня: «Доктор, так кто же из нас сумасшедший?»

– Наверное, Федя, это совпадение, – ответил я и отошел к следующему больному.

Через несколько дней проконсультировав Федора с профессором, мы пришли к заключению, что у Федора психоз носит эндогенный характер, и он был переведен в психиатрическое отделение.

Вот так, дорогие читатели.

 

Подводная лодка

На мне, клиническом ординаторе кафедры психиатрии, лежала обязанность не только преподавания студентам курса психиатрии, но и подбора больных для иллюстраций лекций профессора.

Однажды профессор Я. Л. Виккер, заведующий кафедрой психиатрии, попросил меня подыскать больного по теме «Паранойя». Нужно сказать, что в середине 60-х годов прошлого века паранойя выделялась в самостоятельную нозологическую единицу по концепции Е. Крепелина. Современная психиатрия рассматривает паранойю в рамках шизофрении.

В одном из мужских отделений заведующая предложила посмотреть больного с паранойяльным синдромом (нозологическая принадлежность которого была неясна).

В кабинет, в сопровождении санитара, вошел пожилой человек. Я сразу же обратил внимание на его аккуратность, подтянутость, прямую спину. Волосы коротко подстрижены и уложены на косой пробор, седоватые усы-щеточки красовались над верхней губой, а больничная пижама сидела на нем, как военный мундир. Он представился, попросил разрешения сесть и стал пристально разглядывать меня. Мне показался странным этот блестящий взгляд умных глаз. Вот только один зрачок был шире другого.

Опережая мои дежурные вопросы, этот господин (про себя я так его и назвал, потому что слово «товарищ» к нему ну ни как не подходило), назвавшийся Кириллом Константиновичем, спросил меня:

– Вы, доктор, наверное, хотите узнать, как я стал лауреатом Сталинской премии?

– За какие же заслуги вы удостоились столь высокой награды?

– За изобретение подводной лодки с принципиально иным устройством. Это единственная подлодка такого класса, изобретенная мною.

– Это лодка уже создана и состоит в ВМФ СССР?

– Нет, сударь мой, чиновники и бюрократы не дали возможности построить мою субмарину, а чертежи где-то затерялись или они их спрятали. Я ведь до сих пор числюсь в списках КГБ, как неблагонадежный.

И Кирилл Константинович подробно рассказал о своей жизни.

Происходил он из древнего рода бояр Ромодановских.

Петр I, в числе других недорослей, отправил отпрыска Ромодановских в Голландию – учиться строить корабли. С тех пор и повелось, что все мужские потомки Ромодановских стали корабелами.

Отец К. К. (так я буду называть моего героя) был контр-адмиралом Управления кораблестроения при Морском министре. После Октябрьского переворота большевики, ценя ум контр-адмирала и испытывая большую нужду в боевых кораблях (вся Черноморская эскадра ушла во Францию), назначили Константина Михайловича (отца) заместителем начальника Академии судостроения (в будущем знаменитый ЦНИИ им. академика А. Н. Крылова).

Старший сын Кирилл, избрав отцовский путь, окончил эту академию в 1926 году по факультету проектирования и строительства подводных лодок.

Кирилл обладал незаурядным умом, был красив истинной мужской красотой, пользовался неизбывным успехом у женщин, сверкал остроумием. Был горд и независим, на многих своих сослуживцев смотрел свысока (он был одним из немногих, не скрывавших своего дворянского происхождения), за что особой любовью с их стороны не пользовался. Работал в той же академии, а когда отец умер, то Кирилла назначили в секретное ЦКБ-18, занимавшееся проектированием подводных лодок.

В 1941 году Кирилл имел неосторожность поделиться с близким товарищем мыслями о том, что немцы обладают техникой совершенней нашей и, что их трудно будет победить. На следующий день Кирилла «забрали», дали 10 лет лагерей по ст. 58 УК.

Вначале он валил лес в Мордовской тайге, а с 1945 года «сидел» в «шарашке» (секретные конструкторские бюро, созданные Л. Берней) – ОКБ-196. В 1946 году ОКБ-18 и ОКБ-196 слились воедино. В 1951 году Кирилл, отсидев «от звонка до звонка», остался работать, но уже «вольняшкой» в КБ-18. После развенчания культа Сталина в 1956 году, Кирилл, почувствовав свободу, стал всем знакомым говорить, что он Лауреат Сталинской премии за изобретение подводной лодки, что изобретение его украл некто Манишер Б. С. и присвоил себе. Несколько раз Кирилла вызывали в КГБ и делали внушение. Кирилл писал письма в ЦК КПСС, Совмин, Министерство Морского флота, в которых доказывал свой приоритет изобретения.

Ничего не помогало. Поскольку деятельность ЦКБ-18 была строго засекречена, то никакие материалы в свободное обращение не поступали.

В 1958 году Кирилла под благовидным предлогом послали военпредом на один из оборонных заводов в г. Омск. Здесь Кирилл уже в звании каперанга (капитан первого ранга) появлялся на службе в морской парадной форме и обязательно при кортике, чем вызывал изумление, восхищение мальчишек и представительниц прекрасного пола. На морском мундире с золотыми галунами красовались два ордена – Ленина и Трудового Красного Знамени. Конечно, в таком «прикиде» перед Кириллом раскрывались все двери.

К своим обязанностям военпреда К. К. относился добросовестно. Но в коллективе большой симпатией не пользовался из-за своего высокомерия и нескрываемого снисхождения к окружающим.

К. К., не стесняясь, рассказывал о своих заслугах, лауреатстве, чем вызывал потаенные насмешки. Открыто никто не ставил под сомнение его утверждения, боясь гнева К. К.: его язвительный тон, уничтожавший сомневающегося, был пострашнее вспышек гнева с оскорблениями и руганью. Все уже было привыкли к этим странностям и чудачествам «барина», как за глаза звали К. К., как однажды вызывает его в кабинет начальник I отдела завода (КГБ в миниатюре).

В кабинете сидел еще один человек, назвавший себя полковником КГБ.

К. К. понял, почему КГБ не оставляет его в покое.

Дело в том, что неделю назад каперанг направил в ООН и Комитет по Нобелевским премиям письма, где заявлял о своем изобретении и обвинял Советскую власть в том, что этому изобретению не дают хода, потому что оно было украдено упоминавшемся выше Манишером Б. Н. Беседа с К. К. была длительной, и невдомек было ему, что в соседней комнате сидел и все слышал мой коллега психиатр.

После окончания беседы полковник КГБ сказал, что его сейчас повезут на консультацию в психиатрическую больницу. К. К. оказал яростное сопротивление, но был связан и помещен в надзорную палату.

Первые несколько дней К. К. не держался места, кричал, что все поплатятся за совершенное над ним насилие. Требовал прокурора. Но после проведения терапии нейролептиками стал безынициативным, вялым. На свидании с женой тайком пытался передать с ней письмо в Европейскую комиссию по правам человека.

К. К. был поставлен диагноз: психопатия паранойяльно-кверулянсткого круга, а на его медицинской карте стояло обозначение С.О. (социально опасен).

С таким диагнозом на оборонном заводе было работать нельзя, и московское начальство, учитывая пенсионный возраст и выслугу лет, отправило каперанга на пенсию.

Выйдя на пенсию, К. К. не оставлял своей «писанины», на нее никто не обращал внимания до той поры, пока он не написал письмо в КГБ о том, что находится под наблюдением ЦРУ. В КГБ он рассказал, что последний месяц видит за собой слежку, ночью раздаются непонятные телефонные звонки, однажды даже услышал голос: «Он дома, начинаем».

Все это неприятно действовало на нервы. Но не такой был К. К. человек, чтобы не постоять за себя. Он стал носить с собой «наган», подаренный его батюшке военным министром еще в 1900 году, но в отличном состоянии. Однажды, возвращаясь с прогулки, увидел за собой мелькнувшую тень. Резко обернувшись, он заметил какого-то человека, спрятавшегося за углом дома. К. К. выхватил револьвер и, забежав за угол дома, выстрелил в убегавшую фигуру.

Следствие и суд, усматривая заслуги К. К., квалифицировали преступление К. К. как убийство по неосторожности («агент ЦРУ» оказался обычным бродягой), признал его невменяемым и определил меры медицинского характера – принудительное лечение в психиатрической больнице общего типа.

Вот таким Кирилл Константинович и предстал передо мной.

На лекции он охотно рассказал студентам о своих злоключениях, заявлял, что он изобретатель мирового значения, и что его можно поставить в один ряд с капитаном Немо с его «Наутилусом».

Сейчас он занят разработкой глубинного батискафа, в котором собирается опуститься на дно океана и найти Атлантиду. Эти нелепости вызвали замешательство моего учителя, и он после лекции меня спросил, а вы заметили у К. К. симптом Арджиль-Робертсона (патогномоничный для сифилиса) и анизокорию (разная величина зрачков). А какова у него реакция Вассермана (на сифилис)?

– Реакция Вассермана-то отрицательная, – ответил я, – но действительно это клиника: бредовые идеи величия, изобретательства, неустойчивый аффект, отдельные галлюцинации, бред преследования – все это не укладывается в рамки паранойяльной психопатии, хотя с этого вся психопатология и началась.

Может быть это «немой» прогрессивный паралич в его экспансивном варианте?

– Но ведь нет заметного интеллектуально-мнестического снижения.

С тех пор К. К. часто выступал и перед студентами, и на обществе психиатров. Через год он скоропостижно скончался в больнице.

Патологоанатомическое заключение гласило, что смерть наступила в результате обширного кровоизлияния в вещество мозга.

Через два года после смерти Кирилла Константиновича на кафедру пришел сын покойного и принес оттиск из журнала «Морской сборник» за 1971 год, где были опубликованы рассекреченные документы. В них в частности говорилось: «Сталинской премией II степени в 1948 году награжден коллектив ЦКБ-18 за изобретение подводной лодки с принципиально новым механизмом действия, в том числе А. К. Назаров, К. В. Трофимов, Б. С. Манишер, К. К. Ромодановский и др.».

 

Профессор из Берлина

20 июня 1941 Галя Ярош танцевала на выпускном балу. Позади оставались светлые годы учебы в школе. Галя была отличницей, особенно давалась ей русская литература. Она любила стихи и сама писала, удостоясь похвалы Клавдии Григорьевны, литераторши. В пределах школьной программы хорошо знала немецкий язык (во всех советских школах того времени предпочтение отдавалось именно языку Шиллера и Гете) и даже могла объясниться на нем. Как и большинство советских детей, она воспитывалась в духе преданности Родине, Партии и лично товарищу Сталину. Галя уже два года была в Комсомоле и состояла в школьном комитете.

Война грянула неожиданно. Уже в октябре 1941 года немцы вошли в Харьков. Как только мать и бабушка ни прятали Галю от немцев (отец был на фронте), соседка донесла, и Галю вместе с тысячами молодых женщин и девушек отправили на принудительные работы в Германию.

На германской бирже труда женщин распределяли не только на промышленные предприятия, но и в крестьянские хозяйства.

Так Галя попала в поместье графа Шулленбурга, что находилось невдалеке от красивейшего городка Пассау в устье речек, впадающих в Дунай на самой границе с Австрией. Граф в своем поместье бывал редко, но жена и дочка Амалия, ровесница Гали, жили там постоянно.

Поместьем управлял крепко сбитый мужчина, в прошлом служивший в Кайзеровской армии и списанный оттуда по ранению.

Поместье было огромным. Работало там около десятка поденных рабочих. Женская половина работниц состояла из пригнанных на работу в Германию жительниц Восточной Европы и Советского Союза.

Галю определили на скотный двор, где она помогала убирать коровник и овчарню. Доение коров ей не доверяли. Жила Галя при теплом коровнике, отделанном кафелем и фаянсом, в маленькой каморке, где стояла кровать и тумбочка.

Галя познакомилась с черноволосой красавицей-смуглянкой сербкой Миленой, убиравшей в доме Доната. Управляющий был человеком не злым, хотя и заставлял работать с раннего утра и до позднего вечера. В воскресенье у работников был выходной день, но работать все же приходилось, хотя и меньше. Режим был нестрогий. Девушкам даже разрешалось ходить в Пассау в кино.

Галя особенно любила фильмы с участием немецкого актера Конрада Вейдта. Этот горбоносый красавец поразил воображение подружек, особенно в фильмах «Багдадский вор» и «Индийская гробница».

Галя очень тосковала по Родине, Харькову, маме.

Однажды вечером, когда Галя в очередной раз, тоскуя, заливалась слезами, в каморку к ней вошел Донат. Увидев плачущую Галю, он начал ее утешать, гладил по голове, прижимал к себе по-отцовски. И случилось то, что должно было случиться между господином и рабыней. Жена Доната фрау Гертруда, видимо, догадывалась об отношениях мужа и работницы, но не могла перечить, боясь его крутого нрава. Галю же при случае то больно щипала, то шипела вслед: «Schnalle!» (шлюха) и однажды сильно ударила по лицу… Так прошло почти четыре года. Гале выдали трудовую книжку с твердыми зелеными корочками, со свастикой на лицевой стороне. Внутри книжки были внесены паспортные сведения Гали с фотографией, указанием места работы и отпечатки ее пальцев. Эта книжка помогла Гале реабилитироваться перед советской стороной в своей благонадежности.

В мае 1945 года в поместье графа вошли американские войска, а всем работникам было велено отправляться домой.

Донат заплакал, просил Галю остаться на правах обычной работницы в доме, но девушка, несмотря на то, что испытывала к нему некоторую привязанность, твердо настояла на возвращении домой.

Почти неделю Галя и Милена бродили по военным дорогам, пока американцы не отправили их в лагерь для перемещенных лиц Шляйсхальм, что находился в Австрии, в американской зоне оккупации.

Лагерь располагался в бывших военных казармах и был поделен на мужскую и женскую половину. Условия содержания ДР (displaced persons – перемещенные лица) были относительно свободными.

Мужская и женская половины разделялись одним рядом колючей проволоки. Каждый вечер вдоль «колючки» и с той, и другой стороны двигались навстречу друг другу мужчины и женщины из разных стран, разных национальностей и вероисповеданий. Они обменивались шутками, флиртовали, назначали свидания.

Однажды теплым майским вечером, наполненным запахом яблоневого цвета, Галя вдруг остановилась, почувствовав взгляд, будто бы прожигавший ее затылок.

– Что с тобой? – Спросила Милена, увидев изменившееся побледневшее лицо подруги.

– Оглянись, прошу тебя, на меня кто-то смотрит.

Милена оглянулась и, пригнувшись к уху Гали, сказала:

– Обернись потихоньку.

Обернувшись, Галя увидела, устремленный на нее взгляд серых глаз 30-летнего красавца, на котором старая лагерная униформа сидела, как фрачная пара.

Будто бы магнитом Галю потянуло к нему. И вот через «колючку» их руки соединились.

Как током пронзило девушку доселе неизведанное чувство.

– Кто ты? – спросила она по-немецки красавца, удивительно похожего на Конрада Вейдта.

– Меня зовут Анри, я француз, воевал против Гитлера в Маки, – представился француз по-немецки с сильным акцентом.

– Я украинка и зовут меня Галей, я из Харькова.

– А я жил в Лионе, работал механиком на заводе Рено. Был женат, но жена погибла в концлагере.

Так, держась за руки, они шли вдоль «колючки» и говорили, говорили…

На другой день американский часовой, увидев Галю, поманил ее к себе и сказал, коверкая немецкий язык: «Выйди, тебя ждут». За воротами стоял Анри, одетый уже в штатское. Галя тоже была одета неплохо. Амалия дарила ей много своей одежды, но Галя с собой взяла только голубое в белый горошек платье и была удивительно хороша в нем, с русой косой, перекинутой через плечо.

Недалеко от лагеря в расположении американских войск находился армейский клуб, где в одном зале «крутили» кинофильмы, а в другом – находился бар с небольшим дансингом.

Анри в этом клубе был своим – американцы уважали французских партизан. Когда стали танцевать, Анри сильно и нежно прижал к себе Галю, так, что у нее все поплыло перед глазами.

– Сегодня вечером ты будешь моей, – прошептал ей Анри на ухо, и Галя, покраснев, согласно кивнула.

Так это и случилось в лагерной каптерке, при которой состоял сержант Дени. Вернувшись в лагерь, Галя все рассказала Милене, а на следующий день познакомила подругу с Дени. Так почти ежевечерне они вчетвером ходили в клуб и на танцы.

Галино чувство к Анри разгоралось все сильнее. Она уже с нетерпением ожидала встречи с любимым, чтобы заглянуть в его серые глаза.

Как-то они попали в клуб, где шла картина «Голубой ангел».

Таких красавиц, как Марлен Дитрих, которая играла главную роль, такого эротического образа Галя никогда не видела, а при откровенных сценах сидела, опустив голову вниз.

Анри ценил целомудренность своей любимой и нежно сжимал ее руку. Особенно понравилась Гале песня, которую пела Марлен. На следующий день она ее перевела на русский язык, и вот что получилось:

Мы ничего не знаем, не видим божьих сетей, Не знаем, что это ангел уносит лучших людей. И вечером одинокие беспечно ложимся в кровать, И в пропасти сна глубокие падаем опять… Так не спите ночью в комнате, что среди ночной тишины Плавает в нашей комнате свет голубой луны .

В первых числах июня в лагере появился представитель Советского Управления по делам перемещенных лиц. Собрали всех граждан СССР и стали выяснять, кто хочет вернуться на Родину. Галя одна из первых заявила о намерении возвратиться. Когда Анри узнал об этом, он с горечью воскликнул:

– Ты захотела еще в один лагерь?

И как он Галю ни уговаривал – она оставалась стойкой, несмотря на требования Анри увезти ее во Францию. Милену еще раньше Дени уговорил ехать с ним в США.

В день расставания, когда у ворот лагеря уже стояла вереница автобусов советской стороны, Анри, прощаясь с Галей, прошептал ей на чистом немецком языке: «Моя любимая, я тебя все равно найду, сколько бы лет ни прошло. Я скоро уеду в Восточную Германию, потому что я в действительности немец. По специальности врач-психиатр, работал ассистентом у личного психиатра Гитлера профессора Э. Форстера, который проводил гипнотические сеансы над самим Фюрером». Впоследствии профессор был расстрелян, а Генриху (так на самом деле звали Анри) удалось бежать во Францию, где он, и примкнул к Маки.

Пораженная всем услышанным, Галя не могла сказать ни слова, и тут раздалась команда: «По машинам!»

Из окна автобуса Галя увидела Генриха, махавшего ей рукой, а потом вытянувшего вверх правую сжатую в кулак руку.

После нескольких месяцев изнурительных проверок в советском фильтрационном лагере Галю отправили в Омск, т. к. в Харькове не осталось никого из родных.

В феврале 1946 года Галя родила смуглую хорошенькую девочку, которую назвала Марленой.

Так называли в те годы многих детей и мальчиков и девочек (Мар-Лен – Маркс-Ленин), и ни у кого это имя не вызвало недоумения.

Про себя же Галя, называя дочку Марленой, вспоминала свою любовь и песню, освятившую это чувство, в исполнении Марлен Дитрих.

Так они и жили вдвоем в маленькой комнатке коммунальной квартиры. Марлена ходила в детский сад, затем в школу, а Галя работала медицинской сестрой в районной поликлинике.

Быт постепенно налаживался. Всех поклонников, а их было предостаточно, Галя «отшивала». Ей никто не был интересени, с Генрихом никто сравниться не мог.

Часто во сне у нее всплывали чувственно окрашенные воспоминания о Генрихе, их близости.

Утром у Гали возникали ощущения, что будто бы Генрих приходил к ней ночью на самом деле.

Так прошло еще несколько лет. Галя была вся поглощена любовью к дочери, ни в чем ей не отказывала, отказывая себе и в пище и в одежде.

К сорока годам Галя оставалась такой же красавицей, и Марлена становилась год от года краше. И все было при ней: и ум, и стать – она оканчивала школу и намеревалась получить золотую медаль.

К тому времени Галя с Марленой жили уже в отдельной двухкомнатной квартире на первом этаже «хрущевки».

Как-то вечером раздался дверной звонок, и на пороге возник невзрачный, какой-то тусклый человечек. «Вы Галя Ярош?», – спросил он и, получив утвердительный ответ, протянул ей оторванный от газеты клочок, где на белом поле были написаны по-немецки две строчки из песни, которую пела Марлен Дитрих в 1945 году.

– Что с тобой, мама! – закричала Марлена, увидев бледные, искаженные черты лица матери.

Галя ничего не ответила, и, шатаясь, подошла к столу, рухнув на стоявший стул.

Слезы у нее лились ручьем, рыдания сотрясали тело.

С обезумевшим взглядом она гладила этот газетный клочок и повторяла: «Он жив!»

Марлена уже кинулась было звать соседей, но мать пришла в себя и тоном, который дочь никогда не слышала от матери, сказала:

– Не смей, и ради Бога, никому не рассказывай о том, что случилось.

Марлена считала, что ее отец погиб в 1947, воюя против бандеровцев. Так говорила ей мать.

– А что случилось? Кто был этот человек, и что за клочок бумаги он тебе передал?

Мать, отрешенно глядя мимо дочери, постоянно повторяла: «Это профессор из Берлина».

С этого вечера мать будто подменили. Придя с работы и готовя ужин, она вдруг застывала и могла так стоять несколько минут, не отзываясь на оклики.

Потом приходила в себя, делала работу по дому, но была молчаливой, перестала интересоваться дочерними делами в школе.

Спали мать и дочь в разных комнатах, но Марлена слышала, что мать долго не могла заснуть, ворочалась, тяжело вздыхала.

Как-то ночью девушка проснулась от стонов, доносившихся из комнаты матери. Перепугавшись, Марлена открыла дверь в спальню и увидела, что мать, совершенно обнаженная, запрокинув голову и закрыв глаза, издает стоны, а тело ее ритмично колеблется. Еще не зная ничего об интимной жизни, Марлена в страхе стала будить мать, повторяя:

– Мамочка проснись, открой глаза, что с тобой?

Мать открыла глаза, и Марлена увидела ее ненавидящий взгляд и услышала: «Убирайся отсюда и не мешай мне!»

– Что было с тобой ночью? – спросила Марлена у матери утром.

– Тебе еще рано знать!

– Ну, я же взрослая, расскажи, я все пойму.

И тут глаза матери посветлели, они наполнились теплом, и она заплакала, прильнув к плечу дочери.

– Марленочка! Ко мне сегодня ночью приезжал профессор из Берлина, и мы с ним любили друг друга.

– Какой профессор из Берлина? Ты, мама, бредишь? Никого не было, я клянусь тебе!

– У тебя не было, а у меня был. Он приезжает уже третий раз и еще раз приедет через 3 дня.

– Кто такой профессор из Берлина?

– Это твой отец.

– Что ты, мама, говоришь, опомнись. Мой отец погиб в 1947 году.

– Нет, девочка моя, это был твой отец.

И мать рассказала Марлене про войну, про работу на помещика, про лагерь перемещенных лиц и про Анри-Генриха.

Марлена слушала, боясь поверить в рассказ матери. Но как будто все рассказанное вызывало доверие.

– Ну, хорошо, мама, а как отец мог оказаться в Омске. Его никто не видел и никто не слышал, кроме тебя?

– А у него есть специальный аппарат, в чем-то похожий на машину времени Г. Уэллса, ты ведь читала!

– Но это же фантастика!

– Никакой фантастики нет. Генрих действует на меня гипнозом, он психиатр. Физически его со мной нет, но он в моих мыслях – все знает, о чем я думаю, а близость происходит в результате воздействия еще одного аппарата, который он заложил в мой мозг.

Марлена похолодела, услышав такие нелепости от родной матери, которой полностью доверяла и следовала всем ее советам.

– Давай больше не будем говорить на эту тему, – сказала Галя.

Она регулярно ходила на работу, но дома почти ничего не делала. Все легло на плечи Марлены.

Теперь через каждые три дня ночью из комнаты матери доносились стоны сладострастия.

Однажды с криком: «Оставь меня, ты меня измучил», – мать выбежала из спальни и начала метаться по комнате, ломая мебель и посуду.

Марлена позвала на помощь соседей, а те уже вызвали скорую помощь.

В отделении у Гали стойко держались бредовые идеи физического воздействия сексуального характера. Она говорила, что профессор из Берлина заменяет ее мысли своими, делает ее открытой. Все ее мысли известны окружающим. Профессор постоянно совершает с ней интимные контакты через специальный аппарат. При появлении врача мужчины в отделении, Галя вся краснела, закатывала глаза, тяжело дышала и надвигалась на доктора, еле удерживаемая двумя санитарками.

Терапия нейролептиками результатов не давала, и Галю начали лечить шоковым инсулином.

Вызванная для сбора объективного анамнеза Марлена рассказала о жизни матери подробно и в деталях. Она подтверждала, что на самом деле профессор из Берлина существует, что это ее отец.

Марлена сообщила, что профессор говорил с ней по «мысленному телефону» и, узнав, что мать в больнице, сказал, что скоро и с Марленой будет то же. И на самом деле на следующую ночь девочка почувствовала в своей постели что-то чужеродное. Это было не тело, а «нечто», которое говорило с ней и заставило делать «всякие безобразия». Это «нечто» сказало, что профессор остался в Берлине, а «нечто» заменяет его.

Услышав такие речи, врач-психиатр тут же госпитализировал девочку в другое отделение.

После проведения нейролептической терапии и психотерапии у Марлены исчезли психопатологические симптомы, и она через две недели с полной критикой была выписана из больницы.

(Примечание: такая психопатология в психиатрии известна под названием индуцированное помешательство).

Галя получила 30 инсулиновых шоков. Острота симптоматики исчезла, но она продолжала утверждать, что профессор из Берлина существует и что он – отец ее дочери.

Лечение инсулином и нейролептиками неузнаваемо изменили прекрасный образ малороссийской красавицы. Я ее увидел грузной, одутловатой и коротко стриженой. Она сидела на краю кровати, опустив голову, что-то жуя и перебирая невидимое руками.

Прошло шесть месяцев пребывания Гали в психиатрической больнице.

Однажды главный врач срывающимся голосом звонит заведующей отделением Татьяне Павловне и спрашивает, есть ли у нее в отделении больная Ярош. Получив утвердительный ответ, главный врач говорит, чтобы заведующая отделением немедленно пришла к нему в кабинет.

У подъезда административного корпуса Татьяна Павловна увидела несколько черных «волг», на которых ездило обкомовское начальство.

В кабинете у главного врача сидели три, как бы сейчас сказали – господина, (иначе их назвать было нельзя).

«Познакомьтесь, Татьяна Павловна», – сказал главный. Перед Вами представители Обкома партии, КГБ, а также известный психиатр из ГДР Генрих фон Циммерман.

– Расскажите о больной Ярош.

Татьяна Павловна начала подробно рассказывать о болезни Гали, но когда она дошла до «профессора из Берлина», седой и статный господин сказал ей на неплохом русском языке: «Уважаемая, мадам, я и есть тот самый профессор из Берлина, о котором Вам рассказывала Галя!» Татьяну Павловну пришлось выводить из обморока вдыханием паров нашатырного спирта.

Главный врач – старый психиатр – сказал, что внешний вид Гали вызовет жалость и сострадание, т. к. от прежней красавицы ничего не осталось.

«В каком бы состоянии она не была, я забираю ее из больницы и увожу в ГДР вместе с моей дочерью».

Дальнейшая судьба Гали и Марлены мне неизвестна.

Кто был на самом деле этот профессор из Берлина? Как ему удалось через 20 лет в глухой Сибири отыскать свою возлюбленную?

Ясным остается одно – это был не только профессор психиатрии, а по-видимому, человек, связанный со спецслужбами.

Думаю, не обошлось здесь без КГБ и его сестренки восточногерманской «Штази».

Вот такой психиатрически-шпионский сюжет преподнесла мне жизнь, когда я был очень молод и делал первые шаги в психиатрии.

 

Возвращение куколки

Мое первое знакомство с комиссаром произошло при обстоятельствах, связанных с моей профессиональной деятельностью. После окончания юридического факультета я работал следователем в прокуратуре Центрального района Санкт-Петербурга. Я всегда увлекался психиатрией, часто общался с медиками, экспертами по судебной психиатрии, поэтому в прокуратуре мне обычно поручали дела, связанные с сомнениями во вменяемости участвующих в деле персонажей, или привлекали меня к таким делам для консультации. Так было и в тот раз. «Твой случай», – улыбаясь, сказал Петя Скворцов, мой бывший однокурсник, ставший помощником прокурора в той же прокуратуре. Мне принесли еще совсем худую картонную папочку с материалами на возбуждение уголовного дела – дело шло к отказу в возбуждении, и прокуратура должна была осуществить проверку. Из материалов дела следовало: в отделение милиции № XX обратился гражданин с заявлением о том, что произошло убийство девушки, и ему доподлинно известно о причастности к убийству гражданина Мексики по фамилии Ицпапалотль. На вопрос, как звали убитую, заявитель ответить не смог, сказав лишь, что «она была настоящая куколка». По рассказу заявителя, убийство произошло на Невском проспекте, способом убийства была инсценировка дорожно-транспортного происшествия. На просьбу сообщить свои имя, фамилию, отчество и место жительства заявитель ответил, что его зовут комиссар Джордж, и что живет он на крыше дома номер 43 по Литейному проспекту. Предъявить паспорт заявитель не смог, сославшись на то, что не имеет такового, так как является гражданином Трех Миров, а соответствующие бланки в канцелярии Министерства Внутренних Дел Вселенной еще не готовы; из документов заявителем была предъявлена лишь справка, названная заявителем «мой комиссарский мандат». Справка была выдана ПБ № 3 им. Скворцова-Степанова вроде бы на предмет освобождения от воинской обязанности и еще чего-то там: справка содержала много слов на латыни, по каковой причине не была понята сотрудниками милиции до конца. Заявитель настаивал на принятии срочных мер по задержанию подозреваемого, так как преступник якобы собирается в ближайшее время покинуть Россию самолетом из международного аэропорта Пулково-2. Обратившись с запросами в кассы аэрофлота и иммиграционное ведомство, а также в ГИБДД, сотрудники милиции выяснили, что, действительно, гражданин Мексики Хосе Фернандес Ицпапалотль, профессор энтомологии, неделю назад въехал в Россию по приглашению Российской Академии Наук в целях пополнения своей коллекции бабочек. Через два дня был вылет его рейса из Санкт-Петербурга в Амстердам, откуда профессор собирался отбыть в Африку на пассажирском судне. Дорожно-транспортное происшествие, повлекшее летальный исход, смерть пешехода, Марии Линовской, произошло на Невском проспекте три дня назад. Наезд произошел по вине самой покойной Линовской, вышедшей на проезжую часть при красном сигнале светофора непосредственно перед проезжавшим с повышенной скоростью служебным автомобилем, снабженным специальным звуковым сигналом и проблесковым маячком. Я позвонил в Пулковскую таможню и попросил тщательно проверить багаж гражданина Х. Ф. Ицпапалотля. В день выезда он был задержан, так как на вывоз коллекции бабочек не было оформлено разрешений Минприроды России и фитосанитарной инспекции. По моей просьбе Х. Ф. Ицпапалотль был доставлен в прокуратуру для дачи объяснений. Наряд милиции также доставил заявителя, который действительно был найден в мансардном помещении по адресу: Литейный проспект, 43. Я всегда добросовестно относился к своей работе. Тем более, случай мне был интересен. Поэтому днем ранее, я обратился в ПБ № 3 им. Скворцова-Степанова и, сообщив реквизиты выданной ими справки, получил на руки выписку из больничной карты заявителя, примерно следующего содержания.

Пациент доставлен на освидетельствование по просьбе соседей. Документов при себе не имеет. Называет себя по имени «Джордж» неизменно прибавляя «комиссар». Возраст достоверно не установлен. По словам пациента, он вечен, а срок пребывания в данном теле значения не имеет. По биологическим данным – около 30 лет. После опроса соседей установлена личность пациента – Рябинин Олег Иванович. Год рождения 1973. Состоял на учете в психоневрологическом диспансере XX-ского района. Запрошены материалы о постановке на учет и амбулаторном лечении. На основании полученных материалов, наблюдения за больным и опроса установлены анамнез и диагноз. Объективный анамнез (история болезни по документам и иным объективным данным). Родовая травма – асфиксия, удушение при родах, вероятно вызвавшее отмирание части нейронов головного мозга. В детстве отмечено замедленное развитие, случаи непроизвольного мочеиспускания и дефекации, замкнутость, отсутствие психологического контакта с близкими. В юности наблюдались асоциальные поведенческие комплексы, противопоставление себя окружающим, бредовые идеи о создании новой философско-религиозной системы, предназначенной освободить человечество, увлечение мистическими практиками, болезненная гиперсексуальность, проявляющаяся в злоупотреблении мастурбацией. Неоднократно был замечен в употреблении наркотических и токсических средств. Во взрослом возрасте специального образования не получил. Часто менял места работы или не работал, удовлетворяясь случайными заработками. Показаний к принудительной госпитализации не имеется ввиду отсутствия общественной опасности, агрессии и аутоагрессии, а также в связи со способностью самостоятельно удовлетворять свои повседневные нужды. Деменция (слабоумие) не прогрессирует. Состояние стабильное. Субъективный анамнез (история болезни со слов больного). Родился мертвым, отказался дышать, так как не хотел жить в нашем несовершенном мире, однако согласился вернуться в тело из сострадания к обычным живым существам, чтобы показать им путь спасения. С самого детства ощущал истину и был вне двойственности материального мира, не видя разницы между «чистым» и «нечистым», «хорошим» и «плохим»; погружаясь в медитацию, не обращал внимания на телесные выделения. Для того, чтобы найти методы освобождения для живых существ, экспериментировал с телом и сознанием, доводя их до предельных состояний. В настоящее время понял, что освобождение может быть достигнуто путем погружения в виртуальную реальность, в связи с чем приступил к экспериментальному изучению воздействия Интернета на психику. В научных изысканиях пользуется помощью постоянного спутника, которым является комиссар Ринсвинд. Опрос соседей показал, что никакого Ринсвинда, скорее всего, не существует. Пациент сам называет себя попеременно то Джорджем, то Ринсвиндом. Диагноз: Малопрогредиентная шизофрения с бредом величия, бредом изобретательства и раздвоением личности, осложненным галлюцинаторной визуализацией альтер эго, на фоне стойкого гиперстенического синдрома.

Просмотрев материалы, я пригласил в кабинет заявителя. Ничего нового для меня в его внешности не было. Неаккуратная одежда, всклокоченные волосы, особый шизофренический блеск в глазах. Все соответствовало диагнозу. Я предложил зайти и сесть. Рябинин начал диалог первым:

– Вы поймали его? Я видел этого типа в коридоре!

– Вы видели профессора Хосе Фернандеса Ицпапалотля? Мы пригласили его для дачи объяснений, и он любезно согласился, пока у него есть время – разрешения на вывоз коллекции бабочек в процессе оформления.

– Не разрешайте ему уехать и увезти ее! Если он доберется до Города Богов, ей конец.

– Кому?

– Куколке!

– Вы имеете в виду Марию Линовскую? Она погибла в автокатастрофе.

– Да! Именно это я имею в виду! Она погибла!

– Мы еще вернемся к этому вопросу. Давайте поговорим немного о Вас. Я изучил Вашу справку – Ваш мандат, как Вы изволите это называть – и другие материалы. Так значит, Вы сейчас занимаетесь важными исследованиями?

Рябинин откинулся на спинку стула с довольным видом. Помолчал минуты две и, наконец, произнес:

– Я вижу, Вы умный человек, господин следователь.

– Да, я только что закончил чрезвычайно важное исследование. Мой помощник и секретарь комиссар Ринсвинд как раз готовит письменный отчет. Это открытие перевернет весь мир!

– В самом деле? Очень интересно. Не могли бы Вы вкратце рассказать, в чем суть Вашего открытия?

Рябинин был явно польщен. Задачу установления психологического контакта с опрашиваемым можно было считать успешно решённой.

– Если только очень коротко. Научное эссе в процессе работы, я Вам обязательно пришлю потом экземпляр. Но суть в следующем. Естественные и социальные науки давно заметили наличие интересных регулирующих механизмов, имеющих сверхиндивидуальный характер. Приведу несколько самых простых примеров. Если популяция оленей чрезмерно возрастает в пределах замкнутого ареала обитания, у особей стада резко снижаются детородные функции. Напротив, в случае большой естественной убыли, для восстановления численности стада, детородные функции усиливаются. Это справедливо не только по отношению к животным. Замечено, что после войны в приплоде начинает появляться большое количество детей мужского пола, чтобы восстановить убыль мужчин, погибших в боях. Самое удивительное, что такие демографические изменения наблюдались и до войны… Есть даже народная пословица – мальчики рождаются к новой войне. Как будто этому регулятору было о ней известно. Или он сам ее устроил. Но ладно. Далее. Геронтология выяснила, что старение и смерть – результаты запускающегося в организме механизма самоуничтожения. На клеточном уровне был исследован аппарат, вложенный в клетку, единственное предназначение которого – убить клетку, получив соответствующий сигнал. Итак, мы видим, что существует некоторая сила, или механизм, способный управлять процессами генерации и аннигиляции, рождения, размножения, уничтожения живых образований – клеток, особей, видов и так далее.

– Очень интересно. Может, кофе?

– Нет, спасибо, не пью. Сердце, понимаете ли.

– Ах, да, да, понимаю. А я с Вашего позволения, выпью.

– Пожалуйста, будьте так любезны. На философском уровне это явление было исследовано и описано комиссаром Шопенгауэром. Он вывел правило, согласно которому в живой природе часть всегда приносится в жертву целому. Природа очень озабочена выживанием вида, но при этом безразлична к судьбе индивидов, этот вид составляющих. Мы видим, с одной стороны, клетка может быть принесена в жертву организму, а, с другой стороны, вид может быть принесен в жертву более крупному образованию, глобальной биосистеме. И осуществляется это путем передачи по системе приказа на самоуничтожение соответствующего элемента, либо, что практически равнозначно, приказа на отключение систем жизнеобеспечения, иммунитета, чувства и механизма самосохранения. Количественно вид регулируется активацией либо дезактивацией детородных функций. Это все понятно. Но каким образом осуществляется передача приказов? Что это за сигналы? Особые электромагнитные волны? Специальные биологические импульсы? И что это за надмирная сущность, посылающая их?

Рябинин выдержал паузу и изрек торжественно:

– Я назвал его Великий Рубильник!

– Великий Рубильник?

– Да! В самом деле, он включает либо отключает клетки, особи, виды. Он регулирует их также путем установления уровня напряжения подаваемой энергии. Это все объясняет! Динозавры не вымерли – они были отключены Великим Рубильником, так как стали представлять опасность для биосистемы Земли. С наступлением старости Рубильник уменьшает подаваемое напряжение, а затем отдает сигнал на самоубийство. Наркоманы и гомосексуалисты умирают не от вируса СПИДа – Великий Рубильник видит в них угрозу человечеству как виду и отключает их системы жизнеобеспечения. И по поводу наций у Великого Рубильника свое мнение. Он, например, полагает бесполезными европейские народы и снижает им напряжение в воспроизводстве – отсюда бесплодие, гомосексуализм. А китайцев, напротив, считает перспективными, активизирует их механизмы воспроизводства на полную катушку. Все это хорошо, но как практически применить мою теорию? Как найти способы изменить сигналы или блокировать их? Как стать свободным?

– Как?

– Я давно отметил особую связь наших половых функций, сексуальности, с осуществляемым за нами контролем, а также с уровнем жизненной энергии. Знаю по себе, что наглядная демонстрация Рубильнику своей способности к деторождению, причем в половом акте – мастурбацией его не обманешь, как я выяснил еще в юности после долгих и изнурительных опытов, приводит к повышению напряжения подаваемой жизненной энергии. К усилению иммунитета, лучшей работе всех систем. Это трюизм, понимаю, это пишется во всех бульварных журналах. Но смысл – они не понимают смысл. Смысл в том, что Великий Рубильник считает ценными тех, кто способен плодить детей для сохранения вида. Бесполезных Рубильник отключает. И я решил пойти на уловку. Провести эксперимент, дойти в сексе до предельного состояния. По счастью, мне согласились помочь…

– Комиссар Ринсвинд?

– Нет, что Вы, как Вы могли подумать! В сексуальных предпочтениях я ориентирован традиционно. Мне нравятся юные девушки. Так вот. На третьи сутки беспрерывных занятий сексом я увидел! Помните, у Кастанеды сказано, что живое существо предстает видящему как кокон из светящихся нитей. Так вот! Это не нити!!! Это провода!!! Кокон, предназначенный якобы для защиты нашей внутренней психической сущности, на самом деле является сплетением проводов, через которые Великий Рубильник манипулирует нами! Отсюда следует вывод – надо сбросить кокон, отключиться от проводов. Да, но делать это надо чрезвычайно осторожно! Знаете, как с миной, красный проводок, зеленый проводок, синий проводок… Перережешь не тот – все взорвется. При неумелом отключении внутренняя духовная сущность парализуется – что и произошло с нашей куколкой.

– С Линовской?

– Да, если хотите, с Линовской. Я не знал ее фамилии, мы виделись всего один раз. Итак, после еще трех дней посвященных продолжению эксперимента, я дошел до предельного состояния и смог понять, как отключаются проводки. И я сделал это. Теперь я бессмертен.

– То есть?

– Ну, не совсем, конечно. Меня можно застрелить из пистолета, убить кирпичом по голове. Я еще не исследовал, насколько данные события могут быть связаны с Великим Рубильником. Но отключить меня уже нельзя. Отключалка-то сломана!

Рябинин открыто и безудержно рассмеялся. Я подумал, что этого, пожалуй, достаточно. Картина помешательства ясна и очевидна. Случай типичный. Бред величия, бред бессмертия, бред изобретательства. Ходячее собрание бредовых идей. Осталось только выяснить, чем именно досадил нашему «комиссару» несчастный профессор энтомологии и отпустить всех, направив в ПБ № 3 записку об усилении амбулаторного лечения. А может, его все-таки стоит госпитализировать? Кто его знает… Вон, шесть дней сексом занимался… Он же так может кого-нибудь насмерть… Я пригласил профессора.

– Садитесь, профессор. Кофе?

– Да, пожалуйста.

– Вы неплохо говорите по-русски.

– Спасибо, я изучать Ваш язык в университет.

– Господин Хосе Фернандес, Вам нужен переводчик?

– Нет, не надо. Я понимать Вас.

– Извините, я задам Вам несколько вопросов. Чистая формальность. Цель Вашего приезда в Россию?

– Бабочки. Я изучать бабочки. Мне предложить уникальный экземпляр для мой коллекция.

– Понятно. Где Вы были XX числа в XX часов?

– Хм… Не помню… Наверное гулять, смотреть город.

– Вы могли быть на Невском?

– Что есть Невский? Я первый раз в Петербург. В чем меня обвинять? Это недоразумение! Я профессор энтомолог! Я изучать бабочки.

– Понятно. В принципе, вопросов больше нет. Извините. Вас проводят. А вот разрешение на вывоз придется оформить.

И тут произошли удивительные события, которые я до сих пор не способен понять до конца. Рябинин, тихо сидевший до этого в углу кабинета, встал и подошел к профессору. Он положил мексиканцу руку на плечо; тот вздрогнул и обернулся. Рябинин сказал:

– Отпусти ее.

– Даже не думай. Она принадлежит мне.

Я с удивлением отметил, что у профессора пропал акцент, и он перестал путать падежи и склонения.

– С ней не должно было этого случиться. Я был послан предупредить ее. Я не успел, я просто не успел ей все объяснить.

– Да, ты не успел, комиссар. Твоя игра сыграна.

– Я предлагаю сделку.

– Тебе нечего предложить мне, комиссар.

– Я предлагаю себя.

– Ты же знаешь, мы не берем комиссаров. Ну, разве что только иногда. И потом, у меня уже есть подобный экземпляр.

Мексиканец явно издевался над Рябининым. Он не спеша поднял свой черный кейс, положил его на колени, открыл. В кейсе была коллекция удивительно красивых бабочек. Профессор указал на одну из них, с алыми крыльями.

– Видишь, точно такая же, как ты.

– Ринсвинд???…

Рябинин побледнел и отступил на шаг назад. Профессор истерически захохотал.

– Твоя игра сыграна, комиссар. Твой друг у меня. И куколка тоже. Я не отдам ее. У меня раньше не было такой, с небесно-голубыми крыльями.

– Дьявол!

Профессор, как бы дразня, достал из коллекции небесно-голубого цвета бабочку и засмеялся снова.

– Нет, я не дьявол, ты же знаешь. Все гораздо проще. У каждого своя работа. Ты работаешь на одну корпорацию, а я на другую. Свободный рынок, конкуренция.

– Я догадывался, что вы как-то связаны с Великим Рубильником… Ты все просчитал… И то, что мы встретимся здесь – тоже… Говори, чего ты хочешь?

– Думаю, ты сам догадываешься.

Рябинин отвернулся к окну и помолчал.

– Хорошо. Ты выиграл. Папка с результатами эксперимента в обмен на Куколку и Ринсвинда.

– Папка у меня уже есть. Я взял ее у Ринсвинда. Вернее, вместе с Ринсвиндом.

Профессор достал из бокового отделения кейса серую картонную папку с надписью: «Дневник эксперимента № 29864777-бис». Он явно наслаждался ситуацией.

– Ты же понимаешь, я не мог уехать без таких материалов. Я должен передать эту папку нашим специалистам, они изучат, как ты взломал систему, и усовершенствуют защиту. Так что, считай, что ты помог нам. Но есть одно «но». Мы не можем оставить тебя. Мы не можем оставить никого, кто не подключен и кто знает, как отключиться. Это грозит самому существованию нашей корпорации.

– Итак, ты предлагаешь бабочек в обмен…

– В обмен на твое бессмертие. И, разве я сказал бабочек? Бабочку, всего одну бабочку. Одно бессмертие – одна бабочка. Но ты можешь выбрать, кого я освобожу. Ринсвинда? Куколку?

В комнате повисло напряженное молчание. Было слышно, как работает компьютер, как гудят лампы. Потом лицо Рябинина приняло спокойное выражение, и он твердо сказал:

– Никакого торга. Тогда забирай бабочек. Я останусь бессмертным.

Настроение профессора резко ухудшилось. Улыбка сошла с его лица, он сжал губы, стал говорить резко, отрывисто.

– Хорошо. Только здесь. Сейчас.

– Ты первый.

Профессор взял двух бабочек на ладонь, дунул. Они внезапно ожили и улетели в открытую форточку. Я посмотрел в окно. На тротуаре напротив стояли парень и девушка, явно не понимающие, что происходит. Рябинин кивнул головой. Профессор открыл еще одно отделение своего кейса и достал какой-то странный предмет, напомнивший мне, однако, обыкновенный паяльник. Запахло расплавленным оловом. Рябинин подошел к профессору и тот поднес паяльник к сердцу комиссара. Мелькнула вспышка. Рябинин вскрикнул, схватился за сердце и присел. Профессор закрыл кейс и, ничего не сказав, вышел из кабинета.

Все это время я был как будто в оцепенении. Только через минуту после выхода Ицпапалотля я вернулся к жизни. Парень и девушка ушли по тротуару в разные стороны. Профессора никто не провожал; как он вышел из прокуратуры, никто не видел. Рябинин сидел напротив меня, держась за сердце. Волосы его были всклокочены, одежда неаккуратна. Но блеска в глазах уже не было.

– Вам плохо?

– Я же говорил, сердце. Это пройдет. Господин следователь, почему я здесь? Я что-то рассказывал Вам, да? Дело в том, что я болею. У меня шизофрения, я на амбулаторном лечении. У меня и справка есть. Со мной бывают галлюцинации, я несу какой то бред, называю себя комиссаром Джорджем, а потом сам ничего не помню. Меня зовут Рябинин Олег Иванович, семьдесят третьего года рождения. Я паспорт потерял, а милиция не восстанавливает потому, что у меня прописки нет. Доктор говорит, я не опасный, меня не надо госпитализировать. Я на работу устроился, живу у знакомого в мансарде. Доктор говорит, мое состояние стабильное. Отпустите меня, господин следователь!..

Я допечатывал: «…постановил: в возбуждении уголовного дела отказать, за отсутствием события преступления». Из ГИБДД позвонили и сказали, что в ранее переданной информации произошла ошибка. ДТП на Невском действительно произошло, но гражданка Мария Линовская отделалась ушибом колена и легким испугом. Из травмпункта ее забрал знакомый, Алексей Ринсвинд. Писать заявление она отказалась. Дело было закрыто. Только с тех пор, видя, как светятся коконы, я часто думаю: какой проводок надо перерезать первым? Красный? Зеленый? Синий?..

 

Трудный пациент

Кабинет врача. Входит пациент.

– Доктор, со мной что-то происходит.

– Садитесь, рассказывайте.

– Понимаете, вчера жена стала щекотать мне пятки, а я вертелся и хохотал, как маленький.

– Ничего удивительного, взрослые тоже боятся щекотки.

– Я знаю, доктор, но она щекотала меня через ботинки.

– Не морочьте мне голову, этого не может быть.

– Еще как может! Правда, ботинки были старые и подошвы кое-где протерты до дыр.

– Слава богу, а я уже хотел звонить психиатру.

– У Вас что-то с головой, доктор?

– Не у меня, а я думал, что у Вас. Не мог же я поверить, что кто-то кого-то щекотал через ботинки. Вы бы поверили?

– Если бы сказали, что это моя жена, да.

– Конечно, если бы Вам сказали про жену и протертые ботинки, а Вы же мне информацию по частям выдавали.

– Конечно, по частям. Я вообще не хотел говорить про то, что ботинки протерты. Ведь она щекотала в прихожей.

– Ну и что?

– А я был в комнате.

– Такого не может быть.

– У моей жены может. Это не первая ее проделка. После свадьбы она не подпускала меня к себе три месяца, мы спали на разных кроватях, тем не менее, она забеременела.

– А кровати стояли далеко друг от друга?

– Нет, но между ними была тумбочка.

– Тумбочка?

– Ага.

– Поздравляю, Вашей жене достался редкий муж!

– Это еще не все, доктор. Когда я узнал, что она беременна, мне подвернулась загранкомандировка, и я уехал на целый год. Так вот, она не рожала до тех пор, пока я не вернулся.

Врач снимает трубку и набирает номер. Пациент бьет по рычагам.

– Я Вас разыграл, доктор, – хохочет он.

Врач облегченно вздыхает и кладет трубку.

– Меня не было всего одиннадцать месяцев.

– Сколько? – лицо врача снова вытягивается.

– Одиннадцать.

– Шутки у Вас идиотские! – кричит врач. – Сами вы тоже идиот. Ваша жена наставляет вам рога!

– Извините, доктор, я опять разыграл Вас.

– Убирайтесь отсюда со своими дурацкими розыгрышами! И прекратите этот идиотский смех!

– Не могу, доктор, она меня снова щекочет…

 

Заключение

В 30-е годы XX века академик-лингвист Л. В. Щерба предложил своим студентам объяснить значение такой придуманной им модельной фразы: «Глокая куздра штеко будланула бокра и курдячит бокренка».

Будто бы бессмысленная фраза, облеченная в правильные лингвистические формы. Речь здесь идет, по-видимому, о женской и мужской особях и каком-то детеныше.

Кто эти действующие лица? Люди, животные? На это ответа нет, и смысл не совсем понятен.

Кто такая эта Куздра? В каких отношениях она находится с Бокром – он муж, любовник или просто сосед? Бокренок – это явно сын Бокра, а Куздра мать?

Вряд ли, иначе его бы назвали куздренком. Тогда какое, собственно говоря, право имеет Куздра, чтобы курдячить бокренка? (бить, ласкать, ругать!)

Каждый человек, пытающийся дознаться – что же имел в виду академик, вкладывает в эту фразу свой смысл.

Так и в психиатрии – сложнейшей науке, пытающейся понять глубины человеческого бытия, но почти не имеющей точного диагностического инструментария.

Как и во всех клинических дисциплинах, здесь присутствуют нозологические формы, специфические синдромы и симптомы, мощный терапевтический арсенал.

Как ни в одной медицинской специальности психиатры следуют девизу старых и мудрых докторов: «Лечить не болезнь, а больного».

Вот они и лечат больного, прежде всего воздействуя на симптоматику и синдромы. Этиология и патогенез большинства психических заболеваний – «тайна во облацех».

И экзогенные и экзогенно-органические психические заболевания, будто бы имеющие ясный генез (сифилитические, сосудистые, травматические и пр.), в психиатрии лечатся не специфическими для этих заболеваний методами, а все тем же воздействием на психопатологические синдромы и симптомы.

Мало того, в дефиниции нозологических форм, синдромов и симптомов разные психиатры вкладывают различное содержание, иногда полярное. Можно сказать, что со времени Ф. Пинеля, психиатры блуждают в дремучем терминологическом лесу, не слыша, или не понимая друг друга. Покойный профессор Н. П. Стаценко, заведующий кафедрой психиатрии Омского медицинского института, рассказывал, что, будучи на цикле усовершенствования для заведующих кафедрами психиатрии при ЦОЛИУВ, уважаемым мэтрам было предложено написать заключение по клиническому разбору демонстрируемого больного.

Из 11 профессоров только двое (!) дали совпадающие заключения.

А сакраментальный, более пятидесяти лет длящийся, спор Московской и Ленинградской психиатрических школ о диагностических критериях шизофрении?

Вот, может быть, из-за несовершенства психиатрической науки и возникают различные, иногда чудовищные по своей нелепости, мифы.

В этой круговерти дефиниций работают психиатры и «государственные», и «независимые».

И тем не менее психиатрия была, есть и будет до скончания веков.

Нужно только с благодарностью низко поклониться врачам, несущим на своих плечах, облаченных в белые одежды – надежду на спасение страждущих.

апрель-май – 2006 г. г. Омск

 

Список литературы

1. Авруцкий Г. Я., Недува А. А. Лечение психически больных. М., 1981.

2. Аксёнов В. О диссидентстве // Знамя. 1998. № 3.

3. Ануфриев А. К. К понятию «латентного» и «резидуального» в шизофрении // Психиатрия. 2003. № 2.

4. Александровский Ю. А. Глазами психиатра. М., 1999.

5. Антипсихиатрическая коалиция. .

6. Берг М. Диссиденты 20 лет спустя www.mberg.net .

7. Болезни нашего неспокойного мира. www.medi.ru .

8. Блох С., Рэддуэй П. Диагноз – инакомыслие. www.hro.org.ru .

9. Будзилович П. Н. Психиатрия: верх предательства. www.russia-talk.ru .

10. Бухановский А. Б. Интервью. 13.12.05. www.echorostova.ru .

11. Буянов М. И. Тяжелые люди. М., 1993.

12. Буянов М. И. Профессия – психиатр. М.,1991.

13. Буянов М. И. Преждевременный человек. М.,1989.

14. Вейтц Д. 25 причин, по которым психиатрия должна быть запрещена. www.hyp.by.ru.

15. Вайль П. 60-е. Мир советского человека. М.,1998.

16. Гаррабе Ж. История психиатрии. www.psychiatry.ru .

17. Гиляровский В. А. Психиатрия. М.,1954.

18. Гиндин В. П. Психопатология в русской литературе. М., 2005.

19. Гиндин В. П. Светлый сон аббата Фариа. М., 2003.

20. Грицак Е. Тайна безумия. М., 2003.

21. Гурович И. Я. Взаимодействие общемедицинской и психиатрической помощи и стигма психических расстройств // РМЖ. 2001. Т. 9. № 25.

22. Даниэль А. Ю. Почему не перестроились диссиденты? // Новое время. 1995. № 15.

23. Даниэль А. Ю. Диссиденты: откуда они взялись? // Правое дело. 42. 3.

24. Дмитриева Т. Б. Интервью // Российская газета. 2001. 20 ноября.

25. Диктатура безумия. www.pravoslavie.ru .

26. Душевное здоровье. www.psycholevity.com .

27. Жариков Н. М., Морозов Г. В. Судебная психиатрия. М., 2004.

28. Иванов Н. Г. Аномальный субъект преступления: проблемы уголовной ответственности. М.,1988.

29. История политических репрессий и сопротивления. М., 2002.

30. Каннабих Ю. История психиатрии. Репр. Изд. М.,1994.

31. Карательная психиатрия / Под ред. А. Е. Тараса. М., 2005.

32. История политических репрессий и сопротивления несвободе в СССР. www.sakharov-center.ru. book.

33. Коцюбинский А. П. и др. Стигматизация и дестигматизация при психических заболеваниях // Социальная и клиническая психиатрия. 1999. № 3.

34. Краснушкин Е. К. Избранные труды. М., 1960.

35. Краффт-Эбинг Р. Учебник психиатрии. М., 1897.

36. Крамола (сборник статей). М., 2005.

37. Кондратьев Ф. Психического террора у нас не было // Известия 1998. 24 июля.

38. Власть и советское диссидентство: итоги и уроки. www.irex.ru .

39. Краинский Н. В. Энергетика нервного процесса. М., 1914.

40. Ключевский В. О. Собрание сочинений: В 9 т. М., 1988, Т. 2, 3.

41. Крайф (Крюи) Поль де. Борьба с безумием. М.,1960.

42. Крипс А. Склонность стигматизировать // Обзор современной психиатрии. 2001. № 12.

43. Стефен М. Стигматизация психического расстройства // Бюллетень психиатрии.1999. № 23.

44. Лидеман Р. Р. За гранью психического здоровья. М., 1992.

45. Лэйнг Р. Политика переживания. СПб., 1995.

46. Медведев Рой. Юрий Андропов. М., 2004.

47. Медведев Рой. Личность и эпоха. Политический портрет Л. И. Брежнева. М., 1991.

48. Медведева И., Шишова Т. Диктатура безумия // Наш современник. 2004. № 2.

49. Система нестеснения и Сабурова дача. www.psychiatry.opg.ru

50. Новиков Е. Об отношении общества к психически больным // Здравый смысл. 2004.

51. Нудельман Ю. О диссидентах. www.avigdor-eskin.com .

52. Освобождение психиатрических пациентов: как, почему? www.hvp.by.ru .

53. Польская Н. А. Психически больной в современном обществе: проблема стигмы. www.knowledge.isras.ru .

54. Ротштейн В. Г. Психиатрия: наука или искусство? // Век. 2004. № 2.

55. Руководство по психиатрии: В 2 т. М.,1983.

56. Серебрийская Л. Я. Социально-психологические факторы стигматизации психически больных // Ж. невр. и псих. им. С. С. Корсакова. 2002. № 9.

57. Смулевич А. Б. Вялотекущая шизофрения – миф или клиническая реальность? // Там же. 1987. № 12.

58. Смулевич А. Б. Вялотекущая шизофрения (актуальные проблемы клиники и систематики) // Там же. 2003. № 1.

59. Смулевич А. Б. В сб. Эндогенные психические заболевания под ред. А. С. Тиганова. www.psychiatry.ru .

60. Андрей Владимирович Снежневский // Независимый психиатрический журнал. 2004. № 1.

61. Стивенс Л. Психиатрия: несуществующая болезнь. www.crazy-doctor.front.ru .

62. Такие разные психиатры. www.licar/boom.ru .

63. Тенденции в отношении к правам человека. www.mhg.ru .

64. Трибунал Фуко. www.avvas.livejornal.com .

65. Тюремное служение России. www.prisonministry-russia.com .

66. Фуко М. История безумия в классическую эпоху. СПб.,1997.

67. Шизофрения, как простуда заразна. www.aif.ru .

68. Яковлев Н. Н. ЦРУ против СССР. М., 1993.

69. Яковлев А. Н. По мощам и елей. М., 1995.

70. Ястребов В. С. и др. Вопросы психического здоровья в материалах российской прессы. М., 2004 г.

Ссылки

[1] Примечание: экзацербация – обострение.

[2] Примечание: Дефиниция – определение.

[3] Примечание: Бедлам – психиатрическая больница в Лондоне.

[4] Изгой – (перен.) тот, кто отвергнут общественной средой или порвал с нею.

[5] Примечание: стигма – греч. клеймо. Стигматизация – социально-психологическая дискриминация какой-то категории людей.

Содержание