Разрыв между правящей элитой и обычными трудовыми людьми продолжает расти. Нассим Николас Талеб, написавший «Черный лебедь: Под знаком непредсказуемости», выкристаллизовал этот разрыв, придумав удивительный термин «Интеллектуальный идиот».

В этом эссе, написанном в сентябре 2016-го, Талеб выделил ИИ в растущую группу людей, которые спокойно заполняют роли в правительстве, политике, журналистике и академических кругах. Он заметил, что члены этой группы характеризуются высокой квалификацией на бумаге, но лишены реальной практической интеллигентности. Эссе является частью большой готовящейся книги Талеба под названием «Кожа в игре» и включено в нее как приложение.

«Идиот» – слово суровое, но эссе Талеба оказалось для меня одной из самых полезных публикаций в этом жанре, которые я читал.

Для всех нормальных людей существует глобальная закономерность отвергать правила, устанавливаемые некомпетентной элитой. Мы видели это на примерах Брексита (выхода Великобритании из Евросоюза), роста популистских партий на Западе и, конечно же, избрания Дональда Трампа.

Итак, Талеб рассказывает о людях, которые одарены природой к написанию эссе и сдаче тестов. Эта врожденная способность помогает им пробраться через начальное образование до элитных колледжей и университетов. Там их учат профессора (многие из которых – люди, тоже умеющие писать эссе и сдавать тесты). Эти профессора оказываются настолько впечатленными способностью студентов к тестированию и написанию эссе, что пишут яркие письма с самыми блестящими рекомендациями, в результате чего выпускники могут получить работу в правительстве, политике, СМИ или академических кругах.

Единственная проблема этих людей заключается в том, что они понятия не имеют, как работать. Практически вся их жизнь была проведена в классных комнатах. Эти люди могут написать блестящее эссе о том, как поменять колесо, но если прокол случается на их собственной машине, обращаются в автосервис. Они интеллектуалы, но идиоты.

Эссе Талеба прекрасно объясняет проблемы, происходящие с федеральной бюрократией. Наше правительство заполнено высокообразованными интеллектуальными карьерными бюрократами, которые никогда не производили автомобили, не строили зданий, не готовили себе еду или не работали на фермах. Они никогда не практиковали медицину, не проводили хирургических операций. И все же они наделены полномочиями писать правила, регулирующие эти отрасли, основываясь на собственном понимании академических работ.

То же самое в полной мере относится ко многим политическим консультантам, дающим советы по этим отраслям. Все это ведет к тотальной регламентации, проведению разного рода политических анализов, созданию сомнительных информационных полей и крупным научным исследованиям, которые в конце концов носят разрушительный характер и терпят крах в реальном мире.

Трамп не мог быть слишком многогранным. Он всегда старался полагаться на людей, которые действительно знают то, что они делают. На протяжении своей карьеры застройщика он регулярно получал советы от художников, плотников и других мастеров по проектам строящихся зданий. Приступая к ремонту Wallman, Трамп прежде всего стал разыскивать – и нашел – профессионалов, которые занимаются строительством катков. Он любит специалистов, обладающих практическим опытом, а не академическими знаниями, да и сам обладает немалой реальной практикой.

Когда Трамп и я находились в отеле Trump в Лас-Вегасе, оказывая поддержку Митту Ромни в октябре 2012 года, у нас появилось время, чтобы прогуляться и осмотреть его новую недвижимость. При этом Трамп проявил себя именно как практик, а не просто финансист проекта. В какой-то момент он сказал: «Я мог бы оценить количество цемента, необходимое для постройки практически любого здания. Я делал это так часто, что это стало моей второй натурой. Фактически у меня есть сотни практических навыков, которые позволяют создавать лучшие отели по более низкой цене в сравнении с моими конкурентами».

Я уверен, что если бы мы болтали в гольф-клубе Trump National об удивительной реконструкции, проведенной там, стало бы совершенно ясно, что перед началом работ он консультировался с профессионалами – архитекторами полей и лично контролировал качество работы.

 

КЛЕЙМО ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОГО ИДИОТИЗМА

Существует почти бесконечное количество доказательств, что наши бюрократии раздуты высокообразованными людьми, которые практически не имеют реальной ценности для американского правительства. Одним из ярких примеров является так называемое «Правило Чистой Воды Соединенных Штатов», которое было введено Агентством по охране окружающей среды (EPA) в 2015 году. Правила определяют критерии для рек, озер и ручьев, а контроль соблюдения этих критериев находится в юрисдикции EPA и Инженерных войск США.

В попытках внести в закон предельную ясность интеллектуалы-идиоты, его писавшие, сделали эти критерии настолько всеобъемлющими, что, как указывает американский сенатор Ламар Александер из Теннесси, они дают юрисдикцию федеральным ведомствам контролировать состояние грязевых луж на фермерских пастбищах.

В феврале президент Трамп приказал новым должностным лицам из EPA и Инженерных войск пересмотреть этот закон.

Так же нелепо, что EPA регулирует пыль в соответствии с Законом о чистом воздухе. EPA отнесло пыль, которая сдувается из сухих речных русел, гравийных дорог и выжженных полей, к загрязнителям, состоящим из твердых частиц. Это означает, что сельскохозяйственная пыль попадает под ту же категорию регулирования, как и сажа из угольных электростанций.

В 2011 году республиканцам удалось узнать, что EPA рассматривало ужесточение федеральных правил в отношении пыли после того, как одна из групп этого агентства получила запросы из Аризоны и Калифорнии. В этих штатах потребовали, чтобы семь тысяч восемьсот фермеров начали применять меры по борьбе с пылью.

После того как республиканцы из Палаты представителей и Сената подняли этот вопрос, а общественности стало известно, что федеральное правительство заинтересовано в «урегулировании» естественного природного явления, администратор EPA Лиза П. Джексон заявила в Washington Post, что EPA вряд ли будет вводить новые правила. Тем не менее, по заявлению Джексон, агентству все равно придется потратить еще несколько месяцев для рассмотрения «пыльной» проблемы. Итак, интеллектуальные идиоты из EPA признали, что не собираются воспрепятствовать образованию пыли, но проблему все равно нужно изучать, чтобы быть уверенными в правильности и так очевидного решения.

Последние выборы ясно продемонстрировали отрыв от реальности политической элиты, состоящей из интеллектуальных идиотов, причем как левых, так и правых.

В течение всего республиканского праймериз вашингтонская элита держалась за абсолютно несостоятельную теорию, что Трамп является «фракционным кандидатом с твердым потолком поддержки, ограниченным одной третью избирателей». Это было заявлено Bloomberg Politics 12 февраля 2016 г. Противники Трампа полагали, что большинство республиканских избирателей сплотятся вокруг оставшихся в борьбе соперников и «обоснованно победят ветреного миллиардера» (как было сообщено дословно в новостном выпуске). Консультанты сенаторов Марко Рубио и Теда Круза сказали, что потолок Трампа составляет примерно 30 % и он проиграет в одновременной гонке с двумя-тремя кандидатами.

Несмотря на другое мнение репортера Bloomberg Сэхила Кэпура, ссылавшегося на результаты сразу нескольких опросов и видение просвещенных консультантов, заранее показавших неверность этой теории, некоторые республиканцы хватались за нее вплоть до оглашения результатов праймериз. Трамп выиграл 44,9 %, участвуя в гонке с Крузом, Рубио и губернатором Джоном Кейсиком.

После победы Трампа в праймериз демократы разработали свою «теорию потолка». В июне 2016 Джон Винер написал в своей редакторской колонке для The Nation: «Расслабьтесь, Дональд Трамп не может выиграть». Винер использовал ту же самую запутанную логику республиканцев во время праймериза. Общее резюме этой логики выглядело так: вещи, происходящие определенным образом в прошлом, будут аналогично происходить и в будущем.

Винер, как и многие другие левые, пытался сравнивать Трампа с Миттом Ромни, Джоном Маккейном и даже Джорджем У. Бушем. Они не понимали, что Трамп и движение вокруг него уникальны, поскольку во главе поддержки Трампа стоял американский народ, а не крупные финансовые доноры и прочие «создатели королевских особ», идущие по замкнутому кругу.

Интеллектуальных идиотов легко найти и в законотворческих органах, и в СМИ. Например, посмотрите аргументацию, которая появляется почти всякий раз, когда речь заходит о контроле над оружием в газете или на телевидении.

Интеллектуальные сторонники большинства мер о контроле могут процитировать целые страницы статистики о насилии с применением оружия, но когда дело доходит до разговоров именно об огнестрельном оружии, они начинают «стрелять в молоко».

Возьмите представителя 1-го округа штата Колорадо демократку Диану Де Гетте, которая поддержала в Конгрессе закон, запрещающий продажу оружия с большой емкостью магазина. Как известно большинству людей, владеющих огнестрельным оружием, магазин – это техническое устройство, в который вставляются патроны.

Согласно сообщению в блоге корреспондента Denver Post Аллисона Шерри от 3 апреля 2013 года, когда Де Гетте был задан прямой вопрос на форуме этой газеты, каким именно образом запрет на магазины емкостью свыше пятнадцати патронов будет эффективно работать с точки зрения снижения насилия, она ответила следующее:

«Я скажу вам, что боеприпасы – это пули, поэтому люди будут знать, что если закон будет принят, то в будущем количество магазинов большой емкости снизится. Ведь постепенно пули будут расходоваться, поэтому и магазины быстрее исчезнут».

Конгресвумен решила, что федеральное правительство должно запретить продажу огнестрельного оружия с магазинами большой емкости, очевидно, даже не имея понятия, что это такое.

В том же духе «работают» и многие репортеры, совершенно не осведомленные в вопросах об огнестрельном оружии и о регулирующих его законах. Это особенно неприятно, когда крупное информационное агентство использует хотя бы одного подобного «знатока» для освещения ситуации с преступностью. Возьмите знаменитый твит от 17 августа 2014 года репортера из Huffington Post Райана Дж. Рейли, который занимается в газете вопросами криминала. Речь шла о пресечении беспорядков, разразившихся после убийства Майкла Брауна в Фергюсоне, штат Миссури (кстати, позднее Департамент юстиции счел действия полиции правомерными). Рейли написал в Twitter следующее: «Я считаю, что это были резиновые пули. Может ли кто-нибудь подтвердить?» Твит сопровождала фотография с четырьмя ярко-оранжевыми берушами.

Групповая мысль элитных СМИ печально известна. Их ментальность напоминает леммингов, которые при решении какого-то вопроса старательно используют групповые убеждения ради того, чтобы избежать индивидуальной мысли. В 2016 году появилось предположение, что Трамп будет очень опасен во внешней политике. Глупость репортеров заключалась в том, что они не представляли себе, каким именно образом Трамп будет опасен, но были уверены, что будет. В двухнедельный период они совершили дикий «лемминговый» переход от «Трампа, который приведет к войне с Россией» на «Трампа, который будет слишком слабым и мягким в отношении России». Журналисты понимали, что им следует бояться непредсказуемости Трампа-международника, и путались в схемах, на которых нужно было сосредоточиться.

Разумеется, интеллектуальные идиоты изобилуют и в университетах. Современные интеллектуальные левые основываются на своей непревзойденной способности отказываться от реальности в пользу теории. Идеальный в этом отношении случай произошел в моей альма-матер, Университете Эмори, когда какой-то якобы безжалостный злобный человек написал мелом на тротуаре «Трамп-2016». Это чрезвычайно «травмировало» левых ИИ-студентов, и они написали письмо ректору, где выражали протест вторжению политики на «безопасную территорию кампуса».

Это могло бы показаться смешным, если бы ректор не принес письменные извинения и не предложил курс групповой терапии всем психологически травмированным этой надписью. Может быть, и неудивительно, что некоторые студенты становятся ИИ, но вызывает беспокойство, когда руководитель университета это приветствует. После победы Трампа над Клинтон некоторые кампусы предложили ароматерапию и консультации от депрессии для тех, чья психика была деформирована. Согласитесь, выдумать что-то глупее вряд ли возможно.

Но университетские кампусы, отвергающие выборы как таковые, давно уже не являются сюрпризом. Университеты и академии не первый год выступают за то, чтобы американский народ управлялся «высокой элитой». Хорошим примером такого подхода служит книга проректора Джорджтаунского университета Джейсона Бреннана «Против демократии», опубликованная издательством Принстона. В ней Бреннан объявляет демократию неудачным экспериментом и вместо этого выступает за так называемую «эпистократию». Он определяет эту систему как «власть знающих». Цитирую описание этого правила, взятое из книги:

«Подобно тому, как подсудимые имеют право на справедливое судебное разбирательство, граждане имеют право на компетентное правительство. Но тогда демократия – это правило невежественное и иррациональное, его действие слишком часто оказывается недолгим. Кроме того, никто не имеет фундаментального права на какую-либо долю политической власти, а ее проявление решением большинства приносит мало пользы. С другой стороны, широкий спектр исследований в области социологии показывает, что политическое участие и обдумывание демократических процессов, как правило, делают людей хуже – они становятся иррациональными, предвзятыми и подлыми».

Дав эту мрачную картину, Бреннан утверждает, что новая система формирования правительства – эпистократия, или власть знающих – может оказаться лучше демократии и пришло время экспериментировать и находить ответ.

Перед нами налицо либеральный член академических кругов, у которого больше степеней, чем достижений, сводящий, по сути, выборы к проведению тестов на грамотность и утверждающий, что американский народ слишком не образован для того, чтобы принять решение, какое правительство ему нужно. Рецензент Washington Post, коллега академика Бреннана, Илья Сомин, написал, что его идеи могут быть безупречными как на государственном, так и на местном уровнях, поскольку «анализ Бреннаном эпистократических альтернатив демократии заслуживает серьезного рассмотрения, даже если большинство из этих идей далеко не готовы к широкомасштабной реализации».

Самая большая проблема ИИ в нашем правительстве, политических организациях, СМИ и университетах заключается в том, что эти учреждения становятся своеобразными «эхо-камерами», продвигающими бренд своего группового мышления. Подобные новые идеи, отличающиеся или не согласующиеся с общепринятым мировоззрением, следует воспринимать как абсурдные, экстремальные или опасные, поскольку они замалчивают основной принцип, согласно которому здоровая демократия требует свободного и полного обсуждения различных мнений. Талеб описывает это в своем эссе:

«ИИ считает патологией поступки людей, которых он не понимает. При этом он не отдает себе отчета в том, что, возможно, его понимание может иметь пределы. Он думает, что люди должны вести себя в соответствии с собственными интересами, а ИИ лучше знает, каковы их интересы, особенно когда речь идет о «деревенщине» или тех, кто проголосовал за Brexit. Когда плебеи делают что-то, что понятно им самим, но непонятно ИИ, то им тут же приклеивается ярлык «необразован». У ИИ есть два определения для того, что мы называем участием в политическом процессе: «демократия», когда его устраивает исход, и «популизм», когда плебеи осмеливаются голосовать вопреки пожеланиям ИИ».

Имейте в виду: Талеб написал это до выборов 2016 года, но ведь это именно то, что происходит в Америке. Огромную разницу между четырьмя столпами нашего общества – правительством, политикой, СМИ и академическими кругами, с одной стороны, и американским народом – с другой – прекрасно продемонстрировала избирательная кампания Трампа.

 

ГДЕ «ЖИВУТ» ИИ

Другой автор, Чарльз Мюррей, блестящий ученый из Американского института предпринимательства, затронул смежный вопрос в своей книге Coming Apart: The State of White America. В этой книге Мюррей рассказывает о формировании небольшой социальной группы, которую он назвал «супер зип-коды». Основная предпосылка идеи Мюррея заключается в том, что люди, которые едут за образованием в Принстон, Гарвард или Йель, как правило, создают семьи с людьми своего круга. Затем они переезжают туда, где их соседями оказываются выпускники того же Принстона, Гарварда или Йеля. Они отправляют детей в элитные подготовительные школы, окончание которых позволит им так же, как и родителям, отправиться в Принстон, Гарвард или Йель. Круг замыкается. В результате образуются своеобразные изолированные «мини-регионы», в которых проживают люди, составляющие 5 % от всего общества, обладающие экономической успешностью и лучшим образовательным уровнем.

В конечном итоге эти люди совершают приблизительно одни и те же шаблонные поступки, находятся в информационном поле одних и те же СМИ и, как результат, думают одинаково, но совершенно иначе, чем остальные 95 % американцев. Когда появился Трамп, люди «супер зип-кода», многие из которых относились к числу крупных политических доноров, списали его со счетов. Они не понимали, как кто-нибудь в Америке может поддержать или признать Трампа, до них просто не доходило, что он связан с нормальными трудящимися американцами. Они не понимали чрезвычайной многолетней популярности телешоу «Кандидат»: эти люди никогда не следили за ним, поскольку для их изолированного мышления оно было недоступно. Если бы Трамп появился на PBS сразу после «Аббатства Даунтон», элиты поняли бы, насколько он хорош на телевидении.

В Washington Post заинтересовались книгой Мюррея и создали интерактивную карту семей «супер зип-кодов». В ноябре 2013 года сообщалось, что их средний семейный доход составляет около ста двадцати тысяч долларов в год, а 70 % взрослого населения окончили университет. В то же время данные переписи населения США показывают, что средний годовой доход остальных семей составлял пятьдесят одну тысячу девятьсот тридцать девять долларов (по данным на 2013 год). Неудивительно, что самые высокие концентрации супер зип-кодов» находятся в прибрежном северо-востоке (особенно вокруг Вашингтона), в Силиконовой долине и в Лос-Анджелесе.

Но, как отмечал Washington Post, «вашингтонцы» выделялись особо. Более трети «зип-кодов» столичного региона живут настолько плотно, что их можно свести на участок в семьсот десять квадратных миль и отгородить стеной от всей страны. В своем интервью Washington Post Уильям Х. Фрей, демограф из Института Брукингса, назвал этот участок «мегаполисом яйцеголовых». И он совершенно прав. Эта популяция состоит по большей мере из тех самых ИИ, о которых говорит Талеб. Именно они и управляют нами изо дня в день.

Проводя избирательную кампанию, Трамп понял, что ему нужно обращаться ко всем американцам, а не только к проживающим в регионах «супер зип-кодов». Его обращения были написаны на языке нормальных американцев. Это заставило либеральную элиту и СМИ окрестить его популистом, то есть применить свой любимый способ дискредитировать кандидата в глазах электората. С другой стороны, Хиллари Клинтон говорила с американцами на языке элиты. Это изначально было своеобразным залогом того, что все ее слова прошли мимо большинства американских граждан, хотя люди из «мегаполиса яйцеголовых», безусловно, проглотили все сказанное Хиллари.

Несмотря на то что сейчас он живет в Белом доме, Трамп не является синонимом ИИ из упомянутого мегаполиса. Трамп – строитель. Он не стал бы писать приятное эссе про Trump Tower, чтобы заставить подрядчиков шевелиться, он должен был построить башню Трампа и сделать это хорошо.

Трамп не нанимает себе ИИ – они ему не нужны. Традиционная мудрость говорит, что чем выше вы идете, тем больше нужно консультантов (а сами консультанты убеждают, что ваша основная цель – собрать деньги, чтобы оплатить еще большее количество консультантов). Трамп мгновенно раскусил это мошенничество. В какой-то момент, весной 2016 года, когда позиции Трампа стали заметно возрастать, кто-то предположил, что в связи с этим следует расширить штат из тех, кто возглавил бы региональные отделения кампании. Трамп отнесся к этому предложению скептически и напомнил, что он везде возглавляет кампанию самостоятельно.

И этот скептицизм подтвердился отрицательным результатом Джеба Буша, потратившего сто десять миллионов долларов, имевшего легион политических консультантов, командовавшего огромной политической сетью и заработавшего… одного (!) выборщика. Малочисленной, но эффективной командой Трамп разгромил всех своих соперников. Интеллектуальным идиотам такое бы было не под силу. Как-то уже во время общей кампании один репортер спросил, не обеспокоен ли я тем, что Хиллари Клинтон потратила двадцать два миллиона долларов, в то время как Трамп всего триста тысяч. Я послал репортера к… Джебу, чтобы тот выделил ему сто десять миллионов.

Повторюсь, что Джеб Буш – мой дорогой друг, проявивший себя превосходным губернатором, и я упомянул про эту шутку лишь для того, чтобы показать, насколько Трамп ценит людей, обладающих практическим опытом, который невозможно получить, слушая лекции или читая книги. Трамп постиг основную часть искусства заключения сделки с недвижимостью, работая с отцом, а не в Уортонском университете в Пенсильвании.

Рассказывая в «Искусстве заключать сделки» о своем уортонском опыте и его реализации, Трамп пишет, что знания, полученные в реальном мире, были более полезными, чем абстрактное образование:

«Возможно, самое важное, чему я научился в Уортоне, заключалось в том, что перестал слишком уж доверять академическим знаниям. Мне не потребовалось много времени для понимания, что в однокашниках нет ничего особенно удивительного или исключительного и я могу замечательно с ними конкурировать. Другой важной вещью, которую я получил от Уортона, стала ученая степень. На мой взгляд, степень не очень что-то доказывает, но многие люди, с которыми я работал, относились к ней очень серьезно. Степень добавляла престиж. Поэтому, учитывая все обстоятельства, я рад, что закончил Уортон».

Я видел, как президент Трамп получает эти знания, в том числе наблюдая за ним в течение первых двух месяцев президентства. Он начинал с чего-то, что никогда не делал раньше, и учился на практике.

Например, он вошел в должность, будучи практически незнакомым с мировыми лидерами других держав. Трамп не стал проводить длинных брифингов, зато начал планировать телефонные разговоры. Люди были поражены, насколько долго некоторые из них продолжались и как много вопросов при этом задавал президент.

Аналогичным образом обстояло дело и с Конгрессом. Вступив в должность, Трамп начал видеться и разговаривать со всеми его членами, а не только с руководящими лицами. Для Трампа было типично пригласить на прием десяток сенаторов с супругами. При этом он проницательно наблюдал, как демократы и республиканцы общаются друг с другом, попав в такую непривычную компанию. Я подозреваю, что число подобных приемов будет только расти. Обладая огромной энергией и замечательной памятью, Трамп очень быстро уяснит все тонкости кулуаров Конгресса.

Президент, который ценит практику, а не теорию, создает огромные возможности сокращения правительства путем замены ИИ, о которых говорит Талеб, на меньшее число людей, способных решать проблемы нашей страны, а не писать о них.

Хорошим примером учреждения, нуждающегося в «правильной калибровке», является Пентагон. Он создавался как военное министерство США с тридцать одной тысячей сотрудников. Наша страна рассматривалась как государство, способное победить противника в грандиозных масштабах – от стран Оси до половины мира. В то время сотрудники печатали отчеты на бумаге в трех экземплярах. Беделл Смит, будучи тогда секретарем начальника Генштаба Джорджа Маршалла, проводил ряд тренингов персонала с целью поиска и предоставления нужного документа в любой момент.

Я уверен, что они были невероятно быстрыми, но можете ли вы представить, насколько быстрее сейчас отправлять электронную почту через безопасную сеть Пентагона? Можете ли вы представить себе, насколько меньше времени и меньше людей требуется сейчас, чем это требовалось в 1943 году? По меньшей мере 40 % военной бюрократии или излишни, или дублируют друг друга. У Трампа есть отличная возможность убрать из Пентагона ИИ, что превратит аппарат национальной безопасности из типично медленно движущейся системы в эффективный механизм обеспечения обороны и защиты наших интересов за рубежом.

В потрясающей книге полковника Дэвида Джонсона «Быстрые танки и тяжелые бомбардировщики: инновации в армии США в 1917 – 1945 гг.» рассказывается история о том, как Маршалл пытался избавить военных от ИИ. Джонсон описывает сцену, произошедшую летом 1940 года. Немцы вихрем пронеслись через Польшу и Францию, и Маршалл обратился к командующему кавалерией, чтобы выяснить, чем он собирается ответить на немецкий блиц.

Тот ответил Маршаллу, что проанализировал нападение немцев, понял, почему польская кавалерия потерпела неудачу, и теперь знает, как действовать лучшим образом. По его мнению, союзникам было нужно развивать производство грузовиков, которые доставляли бы кавалерию на поле битвы, чтобы лошади были свежими. Маршалл поблагодарил его, завершил встречу и немедленно позвонил Смиту с приказом уволить командующего в отставку с полудня текущего дня, а заодно отменил должность командующего кавалерией. В значительной степени мы выиграли войну благодаря решительности и готовности Маршалла сделать военных компактными, но эффективными, избавившись от высокопоставленных ИИ, сражающихся с танками на лошадях. Я уверен, что Трамп и министр обороны Джеймс Мэттис смогут вычислить некоторых подобных «вождей кавалерии», осевших в Пентагоне.

 

ВАЖНОСТЬ РЕАЛЬНОГО ИНТЕЛЛЕКТА

Обычно я рассказываю «кавалерийскую историю» с полуулыбкой, но в ней раскрывается, почему увеличение числа чиновников, занимающих важные позиции, но получивших образование вне практического опыта, может быть опасным.

Деннис М. Гормли, научный сотрудник международной безопасности, преподаватель теории разведки, военной стратегии, контроля над вооружениями и политики нераспространения в Университете Питтсбурга, написал в 2008 году статью под названием «Распространение ракет: Выживание». Позднее на основании этой статьи была написана книга под тем же названием. В упомянутой статье Гормли обсуждает ту же концепцию, которую описывает Талеб, но только в иных терминах.

Анализируя угрозу распространения крылатых ракет наземного базирования за рубежом, Гормли говорит о различии между «явным знанием» и «неявным знанием». Явные знания, по его словам, есть «информационные или инженерные формулировки, которые могут быть записаны и легко переданы из одного места в другое». Неявные знания, объясняет он, «являются продуктом уникальной плодотворной социальной и интеллектуальной среды, состоящей из наставников и протеже».

Другими словами, явное знание – это то, что вы узнаете из традиционного образования, а неявное знание – то, что узнаете, делая что-то фактически.

В контексте Гормли, еще в 2002 году Ирак обладал значительными «явными знаниями» о том, как расширить эффективную дальность крылатых ракет первого поколения от 150 до 1000 километров. Эти ракеты были способны нести ядерную, биологическую или химическую полезную нагрузку. К счастью, Ираку не хватило инженеров, которые имели бы «неявные знания» о фактической модернизации, поэтому, по словам Гормли, они «добились лишь скромного прогресса в большинстве случаев за семь лет работы».

Гормли предполагает, что неявное знание гораздо важнее явного и проверка распространения неявных знаний – хороший способ контроля распределения самих крылатых ракет:

«Таким образом, хотя и необходим поток самих технологий, распространение крылатых ракет невозможно без критически важной поддержки небольшой и исключительно квалифицированной группы инженеров в таком же небольшом числе промышленных стран. Это хорошая новость. Если государства смогут более эффективно контролировать распространение подобных «черных магов», существует надежда, что худшие стороны и самого распространения крылатых ракет тоже могут контролироваться эффективно».

Безусловно, Гормли обеспокоен очень специфической проблемой, связанной с контролем над вооружениями, но я думаю, что его теория работает и в других дисциплинах, будучи тесно связанной с проблемами, которые поднимает Талеб.

В бюрократии, политическом истеблишменте, СМИ и институтах высшего образования США наблюдается избыток явных знаний. Президент Трамп возглавляет движение, выносящее на передний план нашей федеральной системы знания неявные, которые позволяют вернуться к практическому правительству, эффективно работающему на общество.

Во время кампании 2016 года, а теперь уже и в президентстве Трамп столкнулся с чередой непрекращающихся сюрпризов, которые заключались в готовности элитных СМИ высказывать ложь. Первоначально Трамп был шокирован и не знал, как правильно реагировать на подобную непорядочность. Несмотря на весь опыт борьбы со СМИ в Нью-Йорке (возможно, самыми агрессивными и конфронтационными в стране), он не был готов к их жестокости и глубине нечестности. И по сей день Трамп удивляется, когда репортеры повторяют разные истории, несмотря на их абсурдность.

 

Трамп стал первым кандидатом в современной истории, который смог выдержать яростные нападки со стороны СМИ и добился успеха. Это одна из причин, по которой медиаэлита так к нему враждебна: она не любит проигрывать.

В частности, в своей рекламной кампании Трампу удалось эти СМИ перехитрить. Он знал, что все им сказанное подвергается постоянной критике, при этом СМИ стараются пробраться и в его прошлое, чтобы найти дополнительные поводы. Однако они оказались в ловушке собственной мании, поскольку у Трампа всегда была возможность привлечь к себе внимание и правильно его использовать.

Своими четко сформулированными и категорическими высказываниями в Twitter он не мог не вызвать возмущения СМИ. После того как начинался шум, он устраивал пресс-конференцию, причем с максимально возможным освещением: каждая доступная телекамера была включена. Такой подход предоставил ему бесплатную и эффективную возможность делать свое дело и напрямую общаться с американским народом, несмотря на искусственную шумиху в медиа.

Трамп интуитивно понял то, что полностью ускользнуло от репортеров: их постоянная враждебность вредила им самим. Каждый раз, когда Трамп подвергался нападкам за то, что ставил американские интересы выше глобальных, наличие рабочих мест ценил выше дешевого импорта и призывал разграничить права американцев и иммигрантов, нормальные граждане чувствовали себя так, словно эти нападки направлялись не против Трампа, а против них самих.

Медийные атаки на Трампа за то, что он выражает рациональные личные интересы американцев, стали переломным моментом. Растущие предвзятость и враждебность к либералам за игнорирование общественного мнения большинства, развивающиеся в период президентства Обамы, приобрели слишком большой масштаб, чтобы терпеть их дальше.

Уже через несколько дней после объявления о выдвижении своей кандидатуры Трамп почувствовал растущее недовольство со стороны истеблишмента и начал наступление через учетную запись в Twitter и телевидение. Такое открытое неповиновение ведущим медиа только укрепило его имидж носителя интересов средних американцев, брошенных культурной элитой страны.

Я видел такое положение дел еще во время президентской кампании 2012 года, но, по-видимому, потребовался еще четырехлетний срок «пропаганды от имени администрации Обамы», чтобы общественность дошла до точки кипения.

 

ДЕРЗОСТЬ ПРЕДВЗЯТОСТИ

Отбросим в сторону различные вопиющие примеры предвзятости. Например, Крис Мэтьюс из MSNBC в декабре 2008 года заявил, что испытал весьма острые ощущения, слушая Обаму. Достаточно было взглянуть на отчет Исследовательского центра Pew 2008 года, в котором сообщалось, что почти 37 % опрошенных во время праймериз демократов поддержало Обаму и лишь 4 % – Хиллари Клинтон.

В этом явном уклоне примечательно, что многие из тех же опрошенных слышали о нескольких громких скандалах, потопивших менее предпочтительных кандидатов. По отчету Pew, 62 % опрошенных слышали о связи Обамы с преподобным Иеремией Райтом, его «боевым» пастором, который просил Бога проклясть Америку и заявил, что Соединенные Штаты были сами виноваты в террористической атаке 11 сентября 2001 года.

Неудивительно, что люди слышали об этом. Газеты пестрели заголовками на этот счет не одну неделю. В 2015 году я напомнил Бобу Шифферу из Face the Nation, как СМИ пытались уничтожить Стива Скэлиса в связи с появившимися разногласиями вокруг речи, которую он произнес двенадцатью годами ранее. В ней упоминалось о «прощении», которое получил Обама за связь с Иеремией Райтом.

Обама красноречиво выступил, дистанцируясь от церкви Райта, утверждая, что никогда не слышал ненавистных высказываний своего пастора. СМИ коллективно «пожали плечами» и сказали: «О, хорошо!», полностью проигнорировав то, что Обама двадцать лет посещал церковь Райта на южной стороне Чикаго. Критическое освещение в СМИ этого вопроса практически закончилось 30 апреля 2008 года.

Ссылаясь на проект «Повышение качества рекламы в журналистике», центр Pew также сообщил, что Обама «получил значительно большее освещение в прессе, чем Клинтон и Джон Маккейн за одиннадцать из последних семнадцати недель (с января по май 2008 года) праймериз. Клинтон доминировала в освещении кампании лишь четыре недели (из тех же семнадцати), а Маккейн не смог обойти этих двух кандидатов от Демократической партии с точки зрения освещения в новостях в период 4 – 10 февраля, когда он стал предполагаемым республиканским кандидатом после своих побед в Республиканской партии в Супервторник».

Это было только начало. На протяжении всего своего первого срока Обама освещался в СМИ с такой же «жесткостью», с какой убаюкивают младенца. Крупные новостные агентства избегали задавать неприятные вопросы о гибели посла США Кристофера Стивенса (и еще трех других американцев) 11 сентября 2012 года в Ливии. СМИ отреклись от своего долга заставить президента отчитаться перед Конгрессом, зато переключили всю энергию на нападки на легитимность избранного Комитета Палаты по Бенгази. После того как СМИ были вынуждены подвергнуть сомнению ошибочное утверждение о том, что нападение было результатом реакции на фильм, а не проявление радикального исламского терроризма, они быстро приняли следующее оправдание Обамы: низкий уровень защиты посла и других американцев был вызван ошибками нижестоящих служащих Госдепа.

Как писал в январе 2013 года ветеран-журналист и редактор Weekly Standard Фред Барнс:

«Мое мнение здесь вполне очевидно. Я имею в виду то, как СМИ относятся к Обаме. Да, перед ним не всегда преклоняются, но в целом – что характерно при освещении в прессе – СМИ не обсуждают его ошибок, не критикуют и не задают щекотливых вопросов. Если Обама оправдывается, а делает он это часто, СМИ, как правило, просто цитируют его слова без комментариев.

Ни один президент в моей жизни не был столь благоприятно застрахован от нападок СМИ, ни с одним не обращались так осторожно. Ни одна пресс-служба даже не пыталась раскопать какие-нибудь факты, которые могли бы выставить Обаму в неприглядном свете. Как правило, СМИ как группа гордятся проявлением некоего состязательного подхода по отношению к политикам и государственным чиновникам, но в случае с Обамой пресса выступает в роли его помощника».

Далее Барнс указывает, что подобное «деликатное» обращение с Обамой становится еще более очевидным, если сравнивать его с Дж. У. Бушем-младшим. Барнс отмечает, что Буша постоянно критиковали за тактику, которую он использовал во время борьбы с терроризмом, за использование изолятора тюрьмы Гуантанамо и разрешение слежки за личными переговорами граждан в рамках Закона о борьбе с терроризмом. Между тем Обама также использовал подобную тактику, не закрыл Гуантанамо, хотя и обещал это сделать, и подписал закон, разрешающий прослушивание для сбора разведывательных данных. «Буш подвергся жесткой критике со стороны СМИ по тем же вопросам, по которым Обама получил карт-бланш», – писал Барнс.

Только в конце восьми лет правления Обамы пресса начала понимать, что он вовсе не был чемпионом, на что они так надеялись. Когда СМИ проснулись после почти десятилетнего группового мышления, журналисты были удивлены, увидев, что Обама оказался одним из самых скрытных и непрозрачных политиков, когда-либо занимавших Овальный кабинет. После того как Обама в лекции перед журналистами в марте 2016 года назвал освещение в прессе кандидатуры Дональда Трампа «ложной эквивалентностью», терпение Джека Шефера из Politico Magazine подошло к концу. 29 марта 2016 года он написал следующее:

«Ненавидим ли мы методы общения Обамы с прессой? Позвольте мне их подсчитать. Согласно недавнему расследованию Associated Press, при Обаме правительство США установило новый рекорд по установлению ряда ограничений в Законе о свободе информации. Согласно этому закону, СМИ должны предоставлять общественности свой независимый взгляд на работу исполнительной власти. Без своевременного выпуска регламентирующих правительственных документов и предоставления данных невозможно ни ответить на жизненно важные вопросы, ни что-либо об этом написать».

Далее Шефер выразил разочарование по поводу «инсайдерской угрозы», которая, с точки зрения Обамы, была сосредоточена на поиске и наказании правительственных чиновников в администрации. Действительно, Джейк Тэппер из CNN сообщил, что «администрация Обамы использовала Закон о шпионаже в поисках разоблачителей, которые сливали журналистам информацию больше, чем все предыдущие администрации, вместе взятые». При последующей онлайн-проверке фактов, изложенных PolitiFact, подтвердилось, что заявление Тэппера соответствует истине.

Джеймс Райзен, которому администрация Обамы угрожала тюремным заключением за отказ раскрыть свои информационные источники, назвал ее «самой «антимедийной» администрацией со времен Никсона» и рассмотрел подход к информационной открытости, как попытку «криминализировать расследовательскую журналистскую деятельность».

Но недовольство, высказываемое Шефером, Тэппером и Райзеном, похоже, не «улавливалось» их остальными коллегами. Подобная удовлетворенность «барьерами неприкосновенностей» в отношении Обамы куда-то исчезла, когда дело коснулось Дональда Трампа.

Когда Трамп не разрешил Washington Post, Des Moines Register и нескольким другим издательствам освещать свою кампанию и позже, уже в феврале 2017 года, когда пресс-секретарь Шон Спайсер не пригласил несколько крупных СМИ на небольшую пресс-конференцию вне камер, новостные агентства подняли невообразимый крик. Associated Press даже бойкотировала Spicer gaggle, решив, видимо, что сохранение статуса элитного СМИ более важно, нежели информирование общественности.

Между тем, когда в 2008 году Обама не допустил к своей кампании Dallas Morning News, New York Post и Washington Times, СМИ снова дали ему «зеленую дорогу», согласившись с утверждением кандидата, что «мест больше нет». Зато хватило места для Glamour.

 

МЕДИА VS ТРАМП

Пресса называет действия Трампа ошибочными, в то время как такие же действия Обамы приветствовались. Этого оказалось мало: журналисты продолжают активно искажать саму деятельность Трампа.

Как сообщает сайт RedState 28 февраля 2017 года, New York Times умышленно неправильно описала речь, которую президент Трамп произнес на Конференции политических действий консерваторов.

Во время выступления Трамп сказал так: «Мы также собираемся спасти бесчисленные американские жизни. Сегодня сотрудники иммиграционной службы находят бандитов, торговцев наркотиками, прочих преступных пришельцев и выбрасывают их из нашей страны».

Журналист Гленн Трюш описал это следующим образом: «В его [Трампа] речи также было дано обязательство «выбросить нелегальных мигрантов из страны ко всем чертям» [последние кавычки мои] в соответствии с его прочтением закона и выполнением предвыборных обещаний».

СМИ громко проталкивали ложные истории о Дональде Трампе на протяжении всей избирательной кампании. В мае 2016 года та же New York Times напечатала статью, в которой утверждалось, что он плохо обращался с бывшими подружками. Уже в следующий понедельник после выхода в свет этой статьи в Fox & Friends появилось опровержение Роуэнн Брюэр Лейн, на которую New York Times ссылалась как на основной источник информации. Лейн говорила, что почувствовала необходимость рассказать американской общественности о лживости истории, изложенной в New York Times.

Брюэр Лейн рассказала Fox & Friends, что Трамп никогда не давал ей повода чувствовать себя униженной. Он никого не оскорблял и всегда был очень любезен. Напротив, как сказала бывшая модель, она видела вокруг Трампа многих людей, включая моделей-конкурсанток. Со всеми он оставался добр, заботлив, щедр и держался джентльменом.

Для Лейн было ясно, что репортеры New York Times изложили собственное видение, представив Трампа оскорбляющим всех вокруг монстром, и с самого начала планировали злоупотребить ее комментариями. Другими словами, мало того, что репортеры пытались лгать читателям, они были бессовестны и по отношению к самой Брюэр Лейн.

«Они обещали несколько раз мне и моему менеджеру, что напишут все крайне корректно, что моя история вовсе не будет хитом и в ней будет изложено только то, что расскажу я сама. Все оказалось абсолютно не так», – сказала Брюэр в интервью Fox & Friends.

Для меня это был момент, когда я осознал, что что-то глубокое нарушает старый порядок и этот старый порядок в своем отчаянном сопротивлении становится неуклюжим и глупым.

Просто подумайте о репортере Times, который входил в журналистский пул Белого дома в день, когда Трамп занял президентский пост. Бывают случаи, когда нет оснований или просто невозможно позволить журналистам из всех СМИ осветить какое-то событие. В большинстве случаев причины заключаются в нехватке места или из соображений безопасности – как в случае с Овальным кабинетом. Поэтому и создается ограниченный журналистский пул, представляющий собой все медиа.

В этот день на боковой столик в Овальном кабинете снова вернулся бюст Уинстона Черчилля. Репортер Times Зик Миллер тут же заметил своим коллегам по пулу, что из кабинета пропал бюст Мартина Лютера Кинга-младшего. Это, конечно, вызвало фурор по всей стране, поскольку падкие на сенсации СМИ тут же подняли брошенный сочный лакомый кусочек, подкинутый с первого дня президентства Трампа. Это было серьезное обвинение, поскольку усиливало утверждение левых, что Трамп и республиканцы – несомненные расисты. Такое положение дел привело бы к реальному расколу между афроамериканцами и новым президентом. Оставалась только одна проблема: бюст Кинга никуда не пропадал из Овального кабинета, а лишь переместился на каминную полку, где стоит и сегодня. Таким образом, информация оказалась полностью ложной.

После Миллер заявил в Twitter, что эта история была «честной» ошибкой. Он написал, что дважды искал глазами бюст Кинга, но он оказывался прикрытым то дверью, то агентом секретной службы. Да, конечно. Репортеры – это люди, а людям свойственно ошибаться. Но в этом оправдании кроется одна проблема. Оно не объясняет, что мешало репортеру спросить об этом бюсте у пресс-секретаря Белого дома Шона Спайсера или, что намного проще, потратить несколько мгновений, чтобы внимательней осмотреть помещение.

Вместо этого репортер увидел именно то, что, по его мнению, выставляло президента Трампа с негативной стороны, не задумываясь при этом ни о точности, ни о справедливости. Несколько позже советник президента Келлиэнн Конуей сказала, что ложь Миллера была повторена более чем в трех тысячах СМИ.

Эта ситуация лишний раз показала, насколько правящие СМИ стремятся использовать любую ложную информацию. Появление на столике бюста Черчилля и исчезновение бюста Кинга доказало бы расистскую, империалистическую и ультраправую сущность нового президента. Заметьте, эта ложь появилась сразу же после того, как Трамп произнес инаугурационную речь, носящую полностью антидискриминационный характер, в которой подчеркивалось, что расизм должен быть непартийным и неамериканским. Вот один из самых мощных отрывков из инаугурационной речи Трампа, который иллюстрирует вышесказанное:

«Время вспомнить старую мудрость наших солдат: черные ли мы, коричневые или белые, во всех нас течет одинаковая кровь патриотов, мы все пользуемся одинаковыми славными свободами и все выражаем почтение одному и тому же великому американскому флагу.

И когда рождаются дети, в пригородах Детройта или на ветреных равнинах Небраски, они смотрят в одно и то же ночное небо, их сердца наполнены одними и теми же мечтами, и дыхание жизни вселено в них одним и тем же всемогущим Творцом. Обращаюсь ко всем американцам, в больших и малых городах, в горах, от океана до океана: вы никогда не будете забыты. Ваш голос, ваши надежды и ваши мечты будут определять наш американский курс. И ваши мужество и любовь всегда будут указывать нам путь. Вас никогда больше не будут игнорировать».

Но эти слова, которые вышли из уст президента перед всей нацией, не соответствовали тому образу, в каком СМИ хотели бы представить Трампа, поэтому их просто проигнорировали.

На этом намеренное невежество не остановилось. В феврале корреспондентка Белого дома из American Urban Radio Networks утверждала, что во время предвыборной кампании Трамп заявил – Америку построили белые.

Никогда ничего подобного Трамп не говорил.

После дня переполоха среди чиновников Белого дома и яростного волнения со стороны страждущих СМИ репортер рассказала Washington Examiner, что имела в виду выступление Трампа 12 марта 2016 года в Вандалии, штат Огайо. Тогда в его речи на митинге было сказано следующее:

«Мы не можем допустить, чтобы наши права Первой поправки были отняты у нас, ребята. Мы не можем допустить этого. Не можем. Мы имеем право говорить. Я имею в виду, что мы законопослушные люди. Все мы – люди, которые очень много работают, мы – люди, которые построили эту страну и сделали ее великой».

Трамп тогда выступал перед своими сторонниками после того, как пришлось отменить мероприятие в Чикаго из-за беззаконных действий левых фашистских протестующих. И только репортер, преследующий предвзятые цели, мог истолковать, что это утверждение касалось исключительно белых.

Вот еще один прекрасный пример, как представители СМИ традиционно и стандартно атакуют Трампа. Новостная интернет-медиакомпания BuzzFeed, канал CNN и несколько других новостных медиа выдали информацию – абсолютно непроверенную и необоснованную, предположительно полученную от бывшего британского разведчика. В ней утверждалось, что президент Трамп и несколько его коллег уязвимы с точки зрения сбора «компромата». «Компромат» – это русский термин, обозначающий материалы, которые можно использовать для шантажа, вымогательства или иного влияния на государственных должностных лиц. Эти сообщения несколько месяцев «плавали» вокруг Вашингтона, но ни одно официальное ведомство так ничего и не смогло подтвердить.

Несмотря на отсутствие возможности проверить, что источник этой информации был нанят Хиллари Клинтон с целью проведения оппозиционных исследований по Трампу, СМИ заглотили эту наживку, минуя самые элементарные принципы журналистики. Говоря простыми словами, предположительно умные и обученные журналисты просто бросили комок спагетти на стену, чтобы посмотреть, будет ли он там висеть. Все утверждения о Трампе должны слишком хорошо проверяться на наличие фактологических ошибок. В своем прожорливом стремлении собрать побольше грязи о президенте СМИ сообщили, что адвокат Трампа Майкл Коэн встречался с представителями России в Праге. Это в какой-то мере доказывало, что Трамп имел отношения с российским правительством.

Но снова возникла проблема. Никто – ни в кругах спецслужб, ни в прессе – не удосужился схватить Коэна за руку и спросить его о предъявленном обвинении – если, конечно, только не предположить, что в мире существует лишь один человек по имени Майкл Коэн. Как оказалось, тот Коэн, который работает на Трампа, никогда не был в Чехии вообще и в Праге в частности. Тем не менее пресса увидела возможность выстрелить (заведомо холостым патроном) и не упустила случая это сделать.

С пропагандой подобного рода Трампу придется сталкиваться каждый день своего президентства. И это, конечно, будет бесконечно разочаровывать не только его самого, но и тех американцев, которые сохраняли веру в СМИ.

 

НАРОД VS МЕДИА

История, рассказанная мне несколько лет назад Марком Боуденом (автором книги «Падение черного ястреба: История современной войны»), действительно помогает объяснить сущность вашингтонских СМИ.

Работая в Philadelphia Inquirer, Марк решил написать книгу «Поддай жару» о футбольной команде Philadelphia Eagles. Eagles знали его в работе как действительно любопытного человека, который выяснял все о команде, пытающейся выиграть чемпионат. Марк рассказал мне, что находился с большинством игроков в прекрасных отношениях, однако очень быстро научился презирать спортивных журналистов. Самих же игроков одна лишь мысль о пятидесятилетнем комментаторе-толстяке, который не смог бы пробежать и двадцать ярдов без остановки, сидящем в пресс-боксе с кондиционированным воздухом и рассуждающем, правильно ли они выбрали траекторию, приводила в бешенство.

Фактически то же самое мы можем увидеть в вашингтонской прессе и политологических университетах. Эти люди – вуайеристы. Они подглядывают, но ничего не делают.

В пресс-службе Белого дома может находиться какой-нибудь журналист, представляющий New York Times или Time, который, возможно, работает там уже добрые пять лет, следовательно, уполномочен выносить свое суждение над президентской деятельностью. Первое, что нужно понять: сам этот человек никогда не смог бы стать президентом, он не имеет понятия о том, насколько это сложно. Однако СМИ отказываются правильно оценивать президентский уровень, продолжают совершать ошибку за ошибкой, и, по-видимому, ничто не сможет их остановить.

И американцам это начинает надоедать.

Согласно данным американского института общественного мнения Gallup, опубликованным 14 сентября 2016 года, общественное доверие к СМИ упало до самого низкого уровня, который когда-либо был зарегистрирован.

Ежегодно c 1997 года их сотрудники задавали вопрос: «В целом насколько вы доверяете СМИ – газетам, телевидению и радио, – когда дело доходит до сообщения новостей с точки зрения полноты, точности и честности?» При этом были доступны ответы: «доверяю полностью», «в большей мере – да», «в большей мере – нет» или «совсем не доверяю».

В 1997 году 55 % опрошенных ответили либо «доверяю полностью», либо «в большей мере – да». В 2016 году эта цифра составляла 32 %, то есть упала на 23 пункта за девятнадцать лет. Опросы Gallup показали, что последний год не носил аберрантного характера, а находился в планомерном тренде. Но при этом в период 1997 – 2005 годов доверие к СМИ оставалось на уровне 50 – 55 %, за исключением падения в 10 % в 2004 году, которое к 2005 году снова восстановилось. Но начиная с 2005 года, то есть за время последней части второго срока президентства Джорджа У. Буша-младшего и двух сроков Барака Обамы, доверие к СМИ неуклонно ослабевает.

Я полагаю, что это хорошо показывает преобладание левых тенденций в СМИ на регулярной основе. По данным Gallup, 2005 год характеризовался крайне высоким уровнем доверия к левым СМИ. Хотя только 31 % республиканцев и 49 % независимых считали, что СМИ заслуживают доверия, в 2005 году, колоссальные 70 % демократов полагали, что новостные агентства страны хорошо выполняют свою работу. Вероятно, это происходило еще и потому, что в то время СМИ неустанно критиковали президента Буша.

За восемь лет президентства Обамы одобрение СМИ левыми колебалось от 60 % в 2008 году до 55 % в 2015 году и только в 2016-м упало до 51 % в связи с избирательной кампанией Трампа. В то же время у остальной части нации доверие к СМИ продолжало снижаться. Среди независимых оно упало от 41 % в 2008 году до 30 % в 2016-м, а среди республиканцев – с 27 % до 14 % за тот же период.

Я ожидаю, что эта тенденция сохранится до тех пор, пока так называемые журналисты не закончат быть пропагандистами и вновь не повернутся к объективности, проявив уважение к американскому народу.

Пока же, кажется, они ничему не научились. Это относится к журналистам из New York Times, Washington Post, CNN, MSNBC и всем остальным, которые так и не поняли, как Трамп выиграл республиканский праймериз, а затем были и вовсе ошеломлены результатами общих выборов. До сих пор они не могут остановиться вместо того, чтобы посмотреть вокруг и оценить собственную степень разрыва и отсутствия контакта с большинством американцев.

Вот несколько коротких напоминаний.

Вскоре после того, как Трамп включился в гонку, знаменитый политический аналитик Нейт Силвер отклонил его кандидатуру, назвав «величайшим троллем в мире». «В конечном счете, как показывает наш опыт с троллями из прошлого, поддержка Трампа, вероятно, просто исчезнет. Или, по крайней мере, учитывая его высокие рейтинги, он создаст себе некоторое поле, но другие кандидаты обгонят его, поскольку оставшаяся часть этого поля консолидируется», – писал Силвер 20 июля 2015 года.

После того как Трамп победил шестнадцать кандидатов на республиканских праймериз, главный политический обозреватель Washington Post Аарон Блейк 9 августа 2016 года объяснил, что Трамп выиграл праймериз просто потому, что пошел дальше, чем были готовы идти его основные противники, не понимая нюансов всеобщей предвыборной агитации:

«Трамп был сфокусирован на победу, как лазер, не обладая ни политическим опытом, ни определенной скромностью», – писал Блейк. Позже он добавил, что Трамп «растерял основной электорат на праймериз и до сих пор еще этого не понимает».

Трамп давал понять избирателям, что американская мечта вовсе не мертва, ее можно оживить и снова сделать доступной для всех.

Но даже после того как Трамп стал 45-м президентом нашей страны, элитные СМИ не могли примириться с тем, что все их усилия опорочить кандидата прошли даром. Тогда они сосредоточились на попытках петь старые песни, разъяснять ошибку, которую явно совершили избиратели.

Взгляните на заголовки в MSNBC после выборов: «Трамп критикует автора доклада, которого не читал»; «Знает ли Дональд Трамп о собственных указаниях?»; «Даже сейчас Трамп все еще пытается понять причины безработицы». И это только за январь.

Возможно, единственная объективная политическая оценка, сделанная элитой за весь 2016 год, возникла у Ларри Дж. Сабато, директора Центра политики Вирджинского университета. «Если Трамп выдвинут в кандидаты, то все, что мы думаем и знаем о президентских кандидатурах, не соответствует действительности», – написал Сабато 13 августа 2015 года на вебсайте Центра Sabato’s Crystal Ball.

Пока же мы видим все тех же самых элитных пропагандистов, которые сначала ошибались в отношении праймериз, затем в отношении основных выборов, а потом с таким же успехом ошибались в отношении выбора кабинета, пытаясь представить работу Трампа хаотичной. Подумайте сами: если спортивный комментатор постоянно искажает то, что видит во время игры, ему больше нечего делать в профессии комментатора. Тем не менее новостные репортеры не сталкиваются ни с какими последствиями, невзирая на последовательно неверную передачу политической информации.

 

СМЕЩЕНИЕ ТЕМЫ

Естественно, не каждый журналист является либеральным пропагандистом, пытающимся протолкнуть собственный материал. Я очень уважаю настоящих журналистов, которые искренне хотят информировать общественность о действиях нашего правительства. Но некоторые журналисты создают ловушки для себя самих, а редакторы позволяют им наступать на собственные грабли. Достаточно посмотреть, как новостные организации, большие и малые, подошли к историям о нелегальной миграции. Практически каждое информационное агентство в стране написало хотя бы одну статью о том, каково быть нелегальным мигрантом в нашем обществе.

Все эти истории практически написаны по единому шаблону. В первую очередь журналисты представляют в качестве главного героя самого нелегала. Затем они подробно описывают трудности, которые он (или она) пережил, чтобы добраться до нашей страны, и показывают, как трудно найти безопасную работу и жилье без надлежащих документов. Наконец, нам объясняют, каким ужасным было бы возвращение главного героя на родину. Статья, как правило, заканчивается пространной беседой с законодателями о том, каким образом закон регулирует жизнь нелегала в лучшую или худшую сторону.

Неудивительно, что и New York Times пишет по этой же формуле. В качестве примера приведу фрагмент статьи Дэмиена Кейва от 8 июня 2014 года. История драматически называется «Американская жизнь, прожитая в тени»:

«Игнасио, отец четырех детей, проскакивает на своем пикапе стареющий пригород, двигаясь точь-в-точь на предписанной скорости. На часах 6.44 утра. На зеркале раскачиваются католические четки. Сын-подросток сидит рядом с ним и беспрестанно болтает, если только не спит. Вот они приближаются к строящемуся зданию: сегодня им предстоят кровельные работы.

Справа выныривает полицейская машина. Игнасио спокойно держится за рулем и повторяет молитву, которая, спасает его уже двенадцать лет нелегальной жизни: “No me pare, no me pare” – “Не останавливай меня, не останавливай меня”.

“Раньше у нас была такая удобная жизнь, деньги, чтобы заплатить за жилье, машина, чтобы ехать куда угодно, – говорит Игнасио, жалуясь на то, что до принятия штатом Оклахома Закона о нелегальной миграции в 2007 году он успешно содержал парикмахерскую. – Теперь мы кусаем локти, пытаясь заработать достаточно денег каждый месяц”».

Во многих случаях эти истории замечательны, интересны и убедительны. Они полны конфликтов, рассказов о решительности, смелости и великой борьбе. Довольные репортеры похлопывают друг друга по спине, рассказывая истории о сирых и несчастных. Они получают награды за свои очерки о незаконных мигрантах, а затем следующие за ними журналисты, увидев успех коллег, говорят про себя: «Готов поспорить, я могу написать рассказ о нелегале не хуже». Цикл продолжается.

Между тем множество средних американцев, постоянно читающих, смотрящих и слушающих истории, которыми их неустанно пичкают, не перестают думать: «А как насчет меня? У меня не было работы в течение нескольких месяцев, и мне тоже нечем платить за жилье. Но я американец, я законопослушен и все еще борюсь изо всех сил».

Предпосылки подобных историй в стиле «день из жизни нелегала» понятны американскому народу как ясный день, но некоторые новостные организации предпочитают полностью игнорировать этот факт.

Просто взгляните на три первых абзаца статьи на вебсайте PBS Kids под названием «Иммиграция: жизнь без документов». Я не совсем понимаю, какой «новостной» аспект несет эта статья, но самое тревожное в том, что на деньги наших налогоплательщиков детям стремятся внушить либерализм миграционной политики:

«Возможно, вы слышали слова «незаконные иммигранты» в новостях или от взрослых. Что конкретно это значит? Как человек может быть незаконным?

Немного странно называть кого-то таким словом, поэтому мы решили говорить «бездокументные мигранты». Это значит, что у людей нет официальных бумаг, которые позволяют им жить в новой стране. Когда иммиграция по законному пути оказывается слишком дорогой, сложной или медленной или когда ситуация становится слишком отчаянной, люди часто остаются только с таким вариантом.

Вы представляете, как нелегальные мигранты крадутся через национальные границы под покровом ночи или прячутся в кузове грузовиков? Такое случается. Эти семьи часто приходят в новую нацию как гости, а затем предпочитают остаться навсегда. Для многих эта новая жизнь лучше той, которая была у них раньше, но и она обычно несет серьезные проблемы и опасности».

Это повествование призвано вызвать симпатию к нелегалам, игнорирующим:

• агентов пограничного патрулирования, которым мы платим, чтобы не допустить их в страну;

• налогоплательщиков, которые платят за свое здравоохранение, финансируя больницы;

• легальных мигрантов, которых клеймят как нарушителей закона;

• простых американцев как граждан, на которых такое положение дел влияет негативно.

И, конечно, большинство подобных журналистов и редакторов предпочли бы уклониться от сочувствующих и углубленных репортажей о людях, ограбленных, изнасилованных или убитых преступными нелегалами. В Германии тоже решили умолчать о двух тысячах пятистах нападениях нелегалов в канун Нового, 2015 года, и лишь когда социальные сети взорвались гневом и возмущением жертв и очевидцев, СМИ и правительство с явной неохотой признали эти факты.

Именно этот глубокий культурный перекос, поразивший СМИ, Трамп и должен был преодолеть в своей избирательной кампании.

 

СМИ ТРАМПА И ИХ ЭФФЕКТИВНОСТЬ

СМИ быстро поняли, что для общения с американцами Трамп в них не нуждается.

По состоянию на февраль личная учетная запись Дональда Трампа в Тwitter имела двадцать пять миллионов четыреста тысяч подписчиков и еще пятнадцать миллионов на @POTUS. Двадцати одному миллиону пользователей понравилась его личная страница на Facebook. Во время кампании он смог охватить эту сеть подписчиков, обойдя кабельные СМИ (и не платить при этом за рекламу). Он объявлял в сети о планах проведения митинга, и в этом месте появлялось тридцать тысяч человек со смартфонами. Затем его поклонники публиковали фотографии и статусные обновления о ходе избирательной гонки, демонстрируя энтузиазм и оказывая влияние в своих аккаунтах в соц-сетях.

Если оценить количество людей, которых Трамп охватил через социальные сети, то действительно захватывает дух. Исследовательский центр Pew рассказал в своем обновлении Social Media Update 2016, опубликованном через три дня после выборов, что 86 % американцев использовали Интернет, из которых 79 % – Facebook. Опрос тысячи пятьсот двадцати взрослых американцев показал, что 32 % пользователей Интернета имеют учетные записи в Instagram, а 24 % – Twitter.

Маркетинговая исследовательская компания Brandwatch, ориентированная на социальные сети, сообщила, что по состоянию на март 2016 года у обычного пользователя Facebook было триста тридцать восемь друзей, средний показатель составил двести, а у каждого пользователя Twitter было двести восемь подписчиков. Таким образом, исходя из этих статистических данных, мы можем оценить, что из каждых тридцати тысяч проголосовавших за Трампа двадцать пять тысяч восемьсот человек пользовались Интернетом. Из них двадцать тысяч триста восемьдесят два человека (или 79 %) использовали Facebook и имели около четырех миллионов объединенных друзей (в рамках медийного показателя по данным Brandwatch применительно к «тяжелым вбросам» друзей, объединенных приверженностью Трампу).

И эта огромная потенциальная аудитория, намного превышающая возможности кабельного телевидения, являлась следствием лишь одного митинга.

Если СМИ продолжат предоставлять ложную информацию о деятельности президента, Трамп должен быть готов разорвать монополию либеральных СМИ на освещение работы в Белом доме.

Если представители СМИ не отступят и не пересмотрят свои дальнейшие планы на освещение работы президента Трампа, они будут находиться в состоянии войны с администрацией до тех пор, пока он будет на посту.

Вы уже увидели, что Трамп не отступит. Во время выступления на Консервативной конференции по политическим действиям он заявил, что СМИ были «врагом нормальных американцев». В феврале сообщил прессе, что не будет принимать участия в ежегодном благотворительном ужине с журналистами White House Correspondents Dinner. Традиционно это мероприятие всегда было «жарким» для президентов, но сегодняшние пропагандистские СМИ запрограммированы на такую ситуацию ежедневно.

Возможно, самая трудная работа в Вашингтоне досталась пресс-секретарю Шону Спайсеру. Ему каждый день приходится бороться с людьми, изначально настроенными против Трампа, враждебно относящимися к его повестке и постоянно ищущими возможность подвергнуть критике или унизить президента и его команду.

Команда Трампа должна переопределить весь процесс общения со страной. Нет никаких оснований, чтобы в пресс-службе Белого дома доминировали элитные СМИ, враждебные президенту. Это членство может быть значительно расширено за счет локальных медиа по всей стране и альтернативных консервативных СМИ. Кроме того, вполне возможно использовать Skype и FaceTime, чтобы несколько граждан со стороны могли бы задать свои вопросы на каждом брифинге для прессы.

Другими словами, существует немало способов, чтобы сделать процесс общения максимально открытым.

Кандидат Трамп последовательно недооценивал глубину подлинной враждебности левых. У него было детское ощущение, что после прохождения тяжелой гонки все сплотятся вокруг победителя. Но снова и снова придумывается какая-нибудь плохая история, в которой президент обвиняется в расизме или нетерпимости, а что-то хорошее подвергается немедленному забвению. Например, полностью фальшивое обвинение, что Трамп плохо обращался с бывшими моделями, находилось в топе всей новостной информации несколько дней. Оставалось лишь выразить удивление и разочарование. Каждый раз я говорил Трампу: «Эти люди – смертельные враги, поскольку вы олицетворяете конец их мира. Они никогда не сдадутся, пока вы находитесь в офисе». Поскольку то, что я говорю, полностью противоречит мальчишескому воспитанию Трампа, он все еще не может это полностью принять.

 

Либеральный подход к гражданским правам произвел коренной сдвиг в обществе.

Этот сдвиг исказил объединяющее движение, способствующее равенству прав всех социальных групп, в сторону проникающей политики идентичности, которая разделяет нацию по расовым, религиозным, сексуальным и гендерным признакам.

Ни один момент в кампании 2016 года не высветил раскольническую суть либеральной идентичности лучше, чем описание половины сторонников Дональда Трампа устами Хиллари Клинтон как «нытиков», которые были «расистскими, сексистскими, гомофобными, ксенофобными, исламофобными» и при этом еще и «неисправимыми».

Победа Дональда Трампа была отчасти обусловлена призывом к отказу от этого либерализма, основанного на идентичности, на национальном уровне.

Либерализм не всегда придерживался такого подхода. Движение за гражданские права более раннего поколения привлекало широкую коалицию американцев. Либеральному направлению удалось передать основополагающий Закон о гражданских правах 1964 года, который запретил дискриминацию по признаку расы, пола, цвета кожи, религии или национального происхождения. Закон получил подавляющую двухпартийную поддержку. 63 % демократов и 80 % республиканцев поддержали его в Палате представителей, а 69 % и 82 % соответственно – в Сенате.

К другому успеху этого поколения лидеров следует отнести принятие подавляющим большинством голосов от обеих партий Закона о равной оплате труда 1963 года, который запретил платить женщинам меньше, чем мужчинам, за одинаковую работу. Он был принят поименным голосованием как в Палате представителей, так и в Сенате (более ранняя версия законопроекта была поддержана 79 % демократов и 90 % республиканцев в Палате представителей).

Подобное движение за гражданские права было успешным, поскольку имело прочные корни основополагающих принципов Америки. Оно содержало прямой посыл к положению Декларации независимости о «самоочевидной» истине того, что «все люди созданы равными». По сути, это движение было посвящено видению «бесцветного» общества доктора Мартина Лютера Кинга-младшего, по словам которого его дети «будут оцениваться не по цвету их кожи, а по содержанию их характера».

Теперь же такое видение общества «дальтоников», предусматривающего равные права для всех, отодвинуто левыми в пользу восстаний на расовой и гендерной почве против американских идеалов.

Сегодня левые договорились до того, что заявления, выражающие стремление к «бесцветному» обществу доктора Кинга, являются расистскими.

Например, в Калифорнийском университете вышла статья, озаглавленная «Признание микроагрессий и идеи, которые они распространяют», где прямо говорится, что «цветовая слепота отрицает человека как расовое и культурное существо». Другими словами, левые ушли от того, чтобы судить людей по содержанию их характера, полагая, что мы определены нашей расой. На эту же тему в 2011 году Psychology Today опубликовал статью под названием «Цветная слепота – форма расизма».

Либерализм идентичности также отвергает еще одну идею Америки как «плавильного котла». Эту фразу придумал еврейский иммигрант из Англии еще в 1908 году, чтобы описать идею того, что все иммигранты могут научиться стать американцами, приняв ключевые национальные ценности и в то же время привнеся все лучшее из родной культуры в свой новый дом.

Вместо этого левые выступают против ассимиляции и стремятся получить страну, разбитую на подгруппы, определяемые расой, национальностью, религией, сексуальными предпочтениями и сохраняющие на этой почве свои разногласия. Такой рецепт «балканизации» Америки ведет к конфликтам, а не к единству.

Я родился в Харрисбурге, штат Пенсильвания, в семье военнослужащего. Армия всегда была интегрирована, и я регулярно ходил в школу с афроамериканцами. Когда в 1960 году отца перевели из Штутгарта, Германия, в Форт-Беннинг, Джорджия, я, будучи уже юношей, испытал настоящий шок. Да, армия тоже была интегрирована, но с юридической точки зрения Джорджия косвенно поддерживала сегрегацию. Я увидел отдельные белые и черные туалеты, фонтанчики для питья, школы. Думаю, это не вело к объединению общества.

За последние двадцать лет левые перешли от антисегрегации и интеграции к отстаиванию нового стремления к расовой идентичности и новой волны сегрегации. Темнокожие студенты в Мичиганском университете требуют отдельного жизненного пространства только для черных. В кампусе предлагаются курсы, которые явно настроены против белых.

Именно ядовитая либеральная политика идентичности стала причиной того, что большинство американцев считают, что расовые отношения за последние десятилетия стали хуже. И это трагично хотя бы потому, что Барак Обама, будучи первым афроамериканским президентом страны, имел все возможности помочь исцелению нации от расовых предрассудков.

К сожалению, этого не произошло, поскольку левые извлекли неправильные уроки из своего выбора.

 

НЕПРАВИЛЬНЫЕ УРОКИ ИЗ ПОБЕДЫ ОБАМЫ

Громкая победа Барака Обамы в 2008 году стала своеобразным культурным водоразделом, вдохновившим миллионы американцев.

Я присутствовал на его инаугурации в 2009 году и помню, как выглядела огромная толпа. Увидев уровень поддержки со стороны американцев, ищущих перемен, я сказал Каллисте после того, как мы покинули Капитолий, что у Обамы есть все возможности разбить республиканцев и в Палате представителей, и в Сенате, построив тем самым демократическое большинство на несколько десятилетий.

Будучи президентом, Обама предпочел управлять с центристских позиций. Вместо того чтобы приложить силы к решению главных политических вопросов и укрепить свою массовую поддержку, он начал заниматься тем, что я назвал в своей более ранней книге «светски-социалистической» повесткой, которая отчуждала ключевые сегменты электората, отдавшего за него голоса в 2008 году.

Но не просто Обама и левые политики оттолкнули американцев, дело заключалось в самой политической деятельности. Левые и аппарат Демократической партии, который является «транспортным средством», решили, что демократическое большинство должно быть построено на основе чернокожих, латиноамериканцев, женщин с высшим образованием, политиков, помешанных на вопросах сексуальной идентичности, и молодых либеральных избирателей, не учитывая остальную часть широкой коалиции, построенной Обамой в 2008 году.

Этот вывод кажется весьма правильным, все это было точно предсказано двумя либеральными писателями в книге 2002 года «Новое демократическое большинство». Авторы утверждали, что демографические тенденции гарантируют доминирование Демократической партии, поскольку со временем страна становится все менее белой. Выборы президента-афроамериканца коалицией молодых либералов и меньшинств, похоже, подтвердили этот тезис.

Но, как писал Нети Кон в New York Times в декабре 2016 года, «ядро коалиции Обамы» не было массовым избирательным блоком меньшинства. Это был «союз между чернокожими избирателями и северным белым электоратом». В частности, Кон указал на мало– и среднеобразованных белых избирателей из рабочего класса на Среднем Западе.

Левые проигнорировали этот факт и продолжили стратегию, явно ориентированную на политику идентичности.

Вместо того чтобы идти по пути объединения, который вызвал бы всеобъемлющую поддержку на основе взаимного личного интереса и общих ценностей, левые оставались одержимыми расовыми и гендерными проблемами. Демократы поставили вопросы Black Lives Matter, однополых браков и трансгендера в центр национальных проблем, а тех, кто с ними не был согласен, объявили человеконенавистниками.

Сосредоточив риторику на явных идентификационных призывах, левые забыли о фактической идее, которую Обама использовал для создания своей выигрышной коалиции.

Правда заключается в том, что в 2008 году, будучи кандидатом, Обама проявлял крайнюю осторожность во избежание явного проявления ориентации на политику идентичности. Его подход к вопросам расы обычно основывался на декларации универсальных американских ценностей и попытках избежать делимости.

Та-Нехиси Коутс – крайне левый темнокожий активист и писатель. В январе 2017 года он написал статью, в которой размышлял, что значит для черного иметь афроамериканского президента. Подозреваю, что я не очень согласен с Коутсом, но его замечания относительно подхода Обамы к вопросам, связанным с расой, весьма разумны и не лишены проницательности.

В этой статье Коутс называет Обаму «самым подвижным междоузлием и штурманом цветной линии, которую когда-либо видел. У него была способность выражать глубокую и искреннюю связь с сердцами чернокожих людей, никогда не сомневаясь в сердцах белых». Для своей статьи Коутс получил возможность взять интервью у бывшего президента Обамы. Обсуждая свою раннюю работу по организации сообщества в Чикаго и ее влиянии как на политика, Обама сказал Коутсу:

«Когда я начал делать эту работу, моя история слилась с более крупной историей. Передо мной возник вопрос: каким образом сплотить столь разные напряженные сообщества – Кению, Гавайи, Канзас, белых, черных, азиатов. Как они могут подойти друг к другу? И только через действия, через работу я внезапно увидел себя частью более крупного процесса борьбы за справедливость, особенно для сообщества Юга [афроамериканского сообщества], людей с низким уровнем дохода. Эти идеи справедливости, равенства и сочувствия, которым меня учила мама, оказались универсальными для всех. Тем самым я обрел способность воспринимать себя не как отдельную часть каждого конкретного сообщества, а одновременно связанным с каждым из них. И я могу вписаться в борьбу афроамериканцев за свободу и справедливость в контексте всеобщего стремления к свободе и справедливости».

Стоит также отметить, что самым значительным препятствием, с которым Обама столкнулся на выборах 2008 года, стал ряд заявлений его пастора, извергающего антиамериканскую риторику. Обама ответил речью, произнесенной в лучших традициях универсализма и проамериканских ценностей, убеждающих электорат в том, что он не разделяет раскольнические взгляды своего пастора.

Сравните этот универсалистский, проамерикански-ценностный подход с антагонистической риторикой, которую слышите от лидеров Демократической партии и левых сегодня.

В июле 2016 года самый высокопоставленный демократ в Палате представителей, лидер меньшинства Нэнси Пелоси утверждала, что «малообразованные белые мужчины» голосуют за республиканцев «из-за их взглядов на оружие, однополые браки и право на аборты».

Демократический конгрессмен, представляющий Фергюсон, штат Миссури, повесил у себя в кабинете в Капитолии картину, изображающую полицейских в виде свиней.

Выступая перед афроамериканской аудиторией, вице-президент Джо Байден заявил, что республиканцы хотят «вернуть вам цепи».

Даже сам Обама, вступив в должность, начал отклоняться от собственного первоначального универсалистского подхода на выборах 2008 года в сторону явной либеральной идентичности.

Он начал оценивать широко освещаемые вопросы, касающиеся действий правоохранительных органов, совершенно неуместным образом. Например, в первые дни своего президентства Обама заметил, что полиция действовала «глупо» в случае с афроамериканским профессором Гарварда, арестованным за то, что тот взломал дверь в собственный дом, когда она оказалась перекошенной. Обама автоматически предположил, что офицер был расово мотивирован. Он совершил огромную ошибку, увеличив расовую риторику по случаю инцидента с Трейвоном Мартином во Флориде, сказав: «Если бы у меня был сын, он был бы похож на Трейвона».

Демократы и администрация Обамы приняли решение поставить проблемы геев, лесбиянок и транссексуалов в ряд центральных вопросов Демократической партии. За последние несколько десятилетий общественное мнение об однополых браках радикально изменилось, и можно утверждать, что их признание имело для демократов определенный смысл. Идентичность либерализма требует полного спектра освещения проблем различных сообществ независимо от того, какой нише уделяется внимание.

Питер Тиль, гей-республиканец, высказался на этот счет, подводя итоги на Республиканском съезде:

«Я не претендую на согласие с каждым пунктом платформы нашей партии. Но поддельные культурные войны только отвлекают нас от экономического спада. Когда я был ребенком, все великие дебаты были направлены на то, как победить Советский Союз. И мы победили. Теперь нам говорят, что великие споры касаются того, кто какую ванную комнату может использовать. Это отвлечение от наших реальных проблем. Кому это нужно?»

Фокусирование левых на политике идентичности служит лишь тому, чтобы отвернуть работающих американцев, живущих от зарплаты до зарплаты, от насущных проблем и постановки вопроса, когда же эти проблемы начнут решаться. Такое положение дел частично помогло Трампу прорваться сквозь традиционную «синюю стену» «ржавого пояса» во время выборов.

И, наконец, что наиболее деструктивно, демократы сознательно приняли стратегию делегитимизации интересов американцев, отвергших Obamacare и другие законодательные акты администрации Обамы, оценив это как проявление расизма против афроамериканского президента.

На слушании сенатского Комитета по торговле в мае 2014 года, будучи в то время его председателем, сенатор-демократ из Западной Виргинии Джей Рокфеллер сделал следующее коварное заявление:

«Очень важно взглянуть на то, что здесь происходит. Я смогу раскопать некоторые электронные письма, касающиеся Закона о доступной медицинской помощи. Эта переписка выглядит не очень хорошо, особенно если исходит от людей, которые решили этот закон саботировать. Возможно, им не нравится президент или, может быть, он не того цвета. Что-то в этом роде. Я много видел и знаю, что все это правда. Но это не то, о чем следует говорить публично. Но я говорю публично, потому что это все верно».

Ему почти вторил представитель демократов Стив Коэн из Теннесси, сказав Бриджит Джонсон в PJ Media в июне 2015 года, что «…нам нужно, чтобы люди забыли о том, что они против Закона о доступной помощи. Огромная причина, по которой они против, заключается в том, что президент Обама – афроамериканец и помогает многим людям, которые имеют более низкий доход».

Обратите внимание, это все тот же Коэн, который в интервью Politico в январе 2011 года сравнил республиканцев с нацистами за противодействие Obamacare в Палате представителей:

«Заявляя, что Obamacare представляет собой государственное поглощение здравоохранения, они лгут, как Геббельс, – сослался Коэн на главного фашистского пропагандиста. – Вы уже говорили об этом достаточно, но снова и снова повторяете ложь, и в конце концов люди этому верят. Это клевета, замешанная на крови».

В результатате подобная одержимость либеральной идентичностью привела к росту разногласий. Надежда на лучшую и более унифицированную Америку как бренд Обамы образца 2008 года ушла в какофонию расового и гендерного раскола, а также антагонизма, основанного на сексуальной ориентации.

Как написала New York Times в статье 2015 года «Год одержимости идентичностью», «у нас действительно никогда не было белого президента до тех пор, пока им не стал черный».

 

ИНТЕРСЕКЦИОНАЛЬНОСТЬ: ДЕФЕКТНАЯ ТЕОРИЯ ЗА СПИНОЙ ЛЕВОЙ ЛИБЕРАЛЬНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ

Неверная теория, лежащая в основе попытки левых создать коалицию, и их либеральная идентичность пересекаются.

Если вы когда-либо слышали термин «привилегия белых» или вам кто-нибудь сказал «проверьте свою привилегию», то будьте уверены – идея приходит именно оттуда.

Интерсекциональность как таковая была разработана в виде концепции в 1989 году Кимберли Креншоу, профессором права, которая пыталась объяснить, почему интересы чернокожих женщин были исключены из традиционных феминистских проблем. «Интерсекциональность… была моей попыткой заставить феминизм, антирасистскую активность и антидискриминационный Закон заработать, как я полагала, должным образом, путем выделения многочисленных способов, с помощью которых проблемы расового и гендерного угнетения было бы легче обсуждать и понимать», – писала она в 2015 году в пояснительной статье к своей работе.

Термин «интерсекциональность», сформулированный от имени чернокожих женщин, выявил многие ранее невидимые составляющие в различных группах, которые определяют тех, кто в них входит. Зачастую эти составляющие не представлялось возможным выразить репрезентативно. Понятие интерсекциональности дало возможность правозащитникам определять некоторые обстоятельства и бороться за их принятие во внимание при рассмотрении правовых вопросов.

Теоретически интерсекциональность создает коалиции, заставляя разные микрогруппы признать, что их проблемы имеют общие пересекающиеся причины. Но на практике она порождает разделение и непонимание внутри коалиции, которую сама пытается выстроить.

Вместо того чтобы нивелировать предполагаемую расовую и гендерную иерархию власти, интерсекциональность ее инвертирует, выталкивая при этом, предположительно, наименее привилегированных наверх. Результатом этого процесса становится самоуничижительная культура издевательств и «проверка привилегий». Каждая микрогруппа пытается разобраться в рейтинге других с точки зрения степени угнетенности, поскольку проблемы наиболее угнетенных в занимаемой нише получают наибольшее внимание. Интерсекциональный подход заменяет призыв признать общую человечность и обеспечение равноправия необходимостью разделения на более мелкие микрогруппы.

Публикация в New York Times в январе 2017 года отлично отразила ядовитое действие интерсекциональности на практике.

Действие происходило на неделе, предшествующей инаугурации президента, и левые уже мобилизовали силы на организацию протестных демонстраций, которые планировалось провести на следующий день после инаугурации в Вашингтоне и других крупных городах страны.

Дженнифер Уиллис, белая женщина из Южной Каролины, планировала принять участие в одной из таких демонстраций вместе со своими дочерями. Но затем она прочитала сообщение в Facebook, написанное женщиной-волонтером, из которого следовало, что голоса белых не нужны.

По словам New York Times, эта волонтер, чернокожая активистка из Бруклина, советовала «белым союзникам» «слушать больше, а говорить меньше». Она зашла так далеко, что предлагала всем, кто не проявлял активной позиции до выборов, вообще не появляться на демонстрации: «Вы не можете присоединиться, поскольку теперь вы тоже напуганы. Мне страшно, что я появилась на свет».

В таком удрученном состоянии миссис Уиллис решила не принимать участия в демонстрации. «Это был женский марш, – сказала она New York Times, – и мы должны быть равны и в оплате труда, и в браке, и в воспитании детей. Почему же сейчас оказалось, что «белые женщины не поймут темнокожих сестер»?

Если вы полагаете, что отношение, проявленное организаторами этого протестного марша, является отклонением от нормы, взгляните на заголовки из популярных статей, размещенных на либеральных сайтах за последние несколько лет:

«Надеемся, террорист с Бостонского марафона – белый американец»;

«Белые парни убивают нас: гнусные трусы – неизлечимая болезнь нации»;

«Да! Разнообразие в том, чтобы избавиться от белых людей (и это здорово)»;

«Белые мужчины должны быть остановлены: от этого зависит будущее человечества»;

«Чума взбешенных белых людей: расизм и культура пистолета, замешанные на мужском яде, отравляют Америку»;

«Двадцать девять вещей, уничтоженных белыми».

В рамках этого менталитета легко понять, почему так много демократов отреагировало на любую оппозицию той самой «светски-социалистической» повестки Обамы обвинениями в расизме. Если призма, через которую вы видите мир, определяется расой, полом и сексуальной ориентацией, все должно быть мотивировано либо признанием, либо враждебностью к тем или иным аспектам идентичности.

И снова, оглянувшись на несколько десятилетий назад, мы видим принципиально иной подход, отличающийся от взглядов лидеров гражданских прав того времени. Например, доктор Кинг фактически предупреждал об опасности рассмотрения любой проблемы через расовую призму. В своей последней книге «Куда мы двинемся дальше: хаос или сообщество?» Кинг особенно отмечал важность преодоления бедности как универсальной проблемы, затрагивающей всех, а не только черное сообщество:

«При обращении к вопросу нищеты на национальном уровне выделяется один факт: в Соединенных Штатах в два раза больше белой бедноты, чем темнокожей. Поэтому я не останавливаюсь на этом аспекте, базирующемся на расовой дискриминации, а буду обсуждать бедность вообще как проблему, затрагивающую и белых, и черных в одинаковой мере».

Посмотрим, какие еще вопросы оживили левые во время президентства Обамы. Летом 2016 года на либеральном веб-сайте Vox была размещена вполне предсказуемая статья под названием «Самодовольный стиль американского либерализма». В ней автор указывает, что левым удалось организовать массовые бойкоты штатов, продвигавших законопроекты, направленные против сексуальных меньшинств, и даже привлекали юристов, пытающихся запугать лидеров штатов, чтобы те отступили. Между тем отказ некоторых штатов от расширения программы Medicade, работающей под Obamacare, едва ли привлек внимание подобных «активистов».

Левые выплеснули огромную долю энергии в протесты, иногда весьма результативные, связанные с расстрелами чернокожих полицейскими и другими лицами. Некоторые из этих расстрелов были признаны необоснованными, и преступники в конечном итоге судимы и признаны виновными. Однако другие случаи оказались гораздо сложнее, чем изначально предполагалось в СМИ. Но это не имело значения для левых и сформировавшейся группы идентичности Black Lives Matter.

Стоит также отметить, что интерсекциональность стала приобретать популярность у левых примерно в то время, когда стало ясно, что программы «Великого общества» Линдона Джонсона, направленные на устранение бедности и расовой несправедливости, потерпели неудачу.

Поскольку законодательные барьеры, ограничивающие права афроамериканцев и женщин, были устранены десятилетиями ранее, постоянно существующее неравенство требовало, чтобы левые разработали новые теории, объяснявшие причины отсутствия успеха в этих направлениях.

Они начали сосредотачиваться на невидимых препятствиях, назвав их институциональными барьерами и бессознательными предубеждениями, засевшими в структуре общества и дискриминирующими группы меньшинств.

Для левых это было проще, чем согласиться с тем, что крупные правительственные либеральные программы, которые они так лелеют, не позволяют обеспечить ни обещанного должного образования, ни перспектив трудоустройства.

 

«ТРАМПИРОВАНИЕ» ИДЕНТИЧНОСТИ ЛИБЕРАЛИЗМА

Проблемы с идентичностью либерализма демократов быстро проявились во время президентства Обамы. Демократы начали резко терять белых рабочих избирателей, которые чувствовали себя исключенными из политики идентичности и хотели, чтобы их экономические проблемы были удовлетворены и заслуживали должного внимания.

Демократы потеряли Палату представителей и большинство губернаторов в 2010 году из-за Obamacare и неспособности администрации адекватно рассмотреть экономический спад. Во время выборов в Конгресс доля белых американцев без высшего образования, проголосовавших за республиканцев, увеличилась с 54 % в 2008 году до 62 % в 2010-м. Лозунг лидера меньшинств в Палате представителей Джона Бонера «Где рабочие места?» оказался тогда очень сильным.

Кроме того, демократы утратили большинство в Конгрессе, поскольку меньшинства группируются в небольшом количестве избирательных округов. Это делает идентичность либерализма особенно неэффективной при создании явки, необходимой для успеха в Палате представителей на промежуточных выборах.

Переизбрание Обамы в 2012 году стало предпосылкой к тому, что демократы проигнорировали ослабление поддержки со стороны белых рабочих. Самому же Обаме удалось использовать историю Митта Ромни, касающуюся реструктуризации Bain Capital, как негативный пример его работы в роли владельца этой компании. Кроме того, Обама заявил, что продолжающаяся экономическая слабость страны была виной президента Буша-младшего, а Митт Ромни собирается вернуть США к политике Буша.

Хотя мастерство Обамы проводить предвыборную агитацию и дало демократам временную отсрочку, они не смогли достичь заметного прогресса в Палате представителей, несмотря на уверенную победу Обамы над Ромни.

На выборах 2014 года слабость идентичности либерализма стала очевидной. Республиканцы переиграли демократов на девять мест в Сенате, на тринадцать в Палате представителей и на двух губернаторов (включая традиционно сильно демократический Мэриленд). В среде демократических лидеров следовало бы осознать, что политика либеральной идентичности не сумела собрать воедино доминирующую коалицию, и забить по этому поводу в набат.

Однако партия не могла оторваться от своей одержимости либерализацией идентичности. Кампания Хиллари Клинтон в 2016 году разительно отличалась от кампании Барака Обамы в 2008 году. Образно говоря, Клинтон была истинным «шведским столом» этой порочной политики.

Во-первых, она явно позиционировала себя как первую женщину-президента, о чем говорит один из лозунгов ее кампании «Я с ней!». Во-вторых, штаб Клинтон обвинил ее основного партийного конкурента Берни Сандерса в сексизме, а его сторонников назвал «Мальчиками сексистского братства Берни». Но это был всего лишь разминочный раунд перед всеобщими выборами, когда ее кампания и основные СМИ потратили огромные силы, чтобы записать Трампа в число сексуальных женоненавистников.

Как написала газета Huffington Post, Клинтон во время первых президентских дебатов с Трампом пошла сразу в двух направлениях. Во-первых, она позиционировала себя как первую женщину-президента, а во-вторых, Клинтон стала первой в американской истории, кто позволил себе назвать оппонента во время дебатов расистом, сказав, что он «…имеет долгую историю участия в расистском движении». Ссылаясь на профессора Университета Вирджинии, либеральный вебсайт Huffington Post сообщил: «Слово «расист» никогда еще не использовалось в телевизионных президентских дебатах».

Однако Клинтон не была «удовлетворена малым». Она продолжала обвинять американцев в утаивании «неявного уклона» по отношению к другим группам и предлагала полиции пройти переподготовку в рамках борьбы с их бессознательным расизмом. Заявления подобного рода давали сторонникам Трампа лишний раз понять, что «корзина комментариев» Клинтон требует более обоснованной аргументации, и на протяжении всей ее кампании наблюдались предупреждающие признаки, что такой подход не приносит ничего, кроме вреда.

Собирая огромные толпы митингующих, Трамп явно отказывался от либеральной идентичности и, словно лазер, сосредоточивался на экономических проблемах рабочего класса, которые игнорировали Клинтон и демократы.

В то время как большинство опросов показывали лидерство Клинтон, более глубокое погружение в цифры высвечивало ее слабости. После проведения Демократического съезда редактор Atlantic Рональд Браунштейн предупредил, что идеологические лозунги партии отталкивают большее число людей, чем привлекают. «Снижение зависимости от белого рабочего класса с 1990-х годов освободило демократов от продолжения более либеральной культурной повестки, – писал он. – Но любой, кто будет наблюдать первые заседания съезда, сможет легко увидеть, что партия своим приоритетом рассматривает социальную интеграцию, а не экономические возможности».

«Одна из проблем демократов заключается в ведении разговоров об общественном разнообразии и гендерных вопросах под таким углом, что люди, будучи такими, какие они есть, чувствуют себя не защищенными от обвинений в предвзятости и фанатизме», – добавил опросчик общественного мнения от демократов Марджи Омеро.

Ко всему прочему, профсоюзные лидеры, поддерживающие Клинтон, не раз стремились предупредить, что ее кампания не обращает внимания на рабочих, но эти предупреждения также игнорировались.

Конечно, результаты выборов вызвали шок у демократов, хотя в ретроспективе они полностью соответствовали тенденциям праймериз. Трамп продолжал использовать преимущества республиканцев среди избирателей, в число которых входил средний класс и белые без высшего образования. Между тем сила идентичности либерализма как инструмента увеличения явки среди меньшинств оказалась миражом. Показатели явки среди афроамериканцев в 2012 году значительно снизились по сравнению с 2008 годом, и Трамп фактически увеличил свою долю голосов за счет темнокожих и латиноамериканцев, проголосовавших за Митта Ромни. Оказалось, что идентичность либерализма отталкивает даже социальные меньшинства, более озабоченные экономическими проблемами, нежели борьбой за социальную справедливость.

Кроме того, Дональд Трамп также строил свою кампанию на политике идентичности, но несколько иного рода – он выделял американскую нацию. Его патриотический лозунг снова сделать Америку великой подавил призывы к расе, полу и сексуальной ориентации. Универсальный призыв, основанный на ряде более широких вопросов и общей культуре, «трампировал» идентичность либерализма.

 

ОТКАЗ ИЗВЛЕЧЬ УРОК ИЗ ПОБЕДЫ ТРАМПА

Сразу же после выборов в адрес левых посыпалось множество обвинений в случившемся. В этой обстановке после такой шокирующей потери у левых и демократов появилась возможность переоценить полезности либеральной политики идентичности при создании стабильной правящей коалиции.

Университетский профессор Марк Лилла, написал в New York Times статью «Конец либерализма идентичности», получившую широкое распространение. В ней утверждалось, что фиксация левых на политике идентичности оттолкнула рабочий класс, главной заботой которого были экономические вопросы. Лилла призвал к «постидентичному либерализму», который, как и предыдущие успешные либеральные движения, обращался бы «к американцам как к американцам вообще и подчеркивал проблемы, которые затрагивают подавляющее большинство».

Другими словами, его призыв заключался в том, что следует идти дорогой Трампа, сохраняя демократические принципы.

Один из кандидатов на пост председателя Национального комитета Демократической партии 2017 года был более откровенным, отметив, что все демократы, выдвигаемые кандидатами на пост президента в 2016 году, в большей степени заняты взаимными оскорблениями, а самой партии необходим импульс роста. В конечном счете этот кандидат, Раймонд Бакли, был вынужден снять свою кандидатуру на пост председателя НК в феврале 2016 г.

Даже Обама, несмотря на то что партийное усиление политики идентичности произошло во время его президентства, предупреждал: «Одно из сообщений, которое я хочу передать демократам, заключается в том, что стратегия, представляющая собой простой микротаргетинг, ориентированный на отдельные группы внутри демократической коалиции, иногда побеждает. Но он не обеспечит вас достаточно широким мандатом».

Однако через несколько недель после предупреждения Обамы левые снова вернулись к старому, настаивая, что идентичность либерализма по-прежнему остается ключом к политическому успеху, и жестоко нападая на тех, кто считал иначе. Дело в том, что идентичность либерализма – это место, где сосредоточена вся партийная энергия демократов, и любая попытка смягчить такой подход встречается с ожесточенной враждебностью.

Например, Салли Бойнтон Браун, одна из кандидаток на пост Председателя НК от демократов, заявила в ходе дебатов, что партия должна обеспечить «обучение» американцев «закрывать рот, если они белые». Она продолжила и дальше, заметив, что ее работа как белой женщины заключается в том, чтобы «слушать, быть голосом и затыкать других белых, когда они хотят ее прервать».

Стив Филипс, старший научный сотрудник либерального Центра Американского Прогресса, ответил на статью профессора Лилла, настаивая на том, что партия не должна совершать ошибку, гоняясь за голосами «неправильных белых людей», имея в виду тех, кто не поддерживает идеи либерализма.

Тем не менее даже такой записной либерал, как Берни Сандерс, не обошел своим гневом политику либеральной идентичности.

Удивительный вызов Сандерса, брошенный Хиллари Клинтон во время демократических праймериз, частично основывался на его поддержке белыми избирателями из числа рабочего класса. Во время своей кампании против Клинтон Сандерс предупреждал демократов, что партия теряет связь с этой ключевой избирательной группой. В конечном счете кампания Клинтон, ориентированная на политику идентификации, выиграла битву среди демократов, но проиграла войну со всеми остальными.

После того как Дональд Трамп одержал победу на основных выборах, доминируя среди рабочего класса Среднего Запада, следовало предположить, что лидеры Демократической партии будут готовы более серьезно относиться к предупреждениям Сандерса. «Недостаточно, чтобы кто-то сказал: «Я женщина! Голосуйте за меня!» Этого очень мало, – сказал Сандерс через несколько недель после президентских выборов. – Нам была нужна женщина, у которой хватило бы духа противостоять всей мощи Уолл-стрит, страховых и фармацевтических компаний».

В ответ бывший сотрудник штаба Клинтон, отвечающий за пропаганду среди меньшинств, сказал: «Мне нравится сенатор США Берни Сандерс, но его комментарии относительно политики идентичности также предполагают, что он может быть и сторонником превосходства белой расы».

Какой, однако, замечательный вывод! Согласно убеждениям левых, одержимых идентичностью, Сандерс как еврейский социалист из либерального Вермонта, который провел студенческие годы в протестах против дискриминационной жилищной политики в Чикагском университете, обязательно должен быть белым расистом, и никак иначе!

Подобные беспочвенные утверждения ярко иллюстрируют сторонников политики идентичности. Им недостаточно того, чтобы вы просто верили в равные права для всех людей, по их логике, вы не можете признать существование и каких-то других проблем или предлагать что-то еще, не менее важное.

Совершенно очевидно, что всеобъемлющий экономический левый либерализм зашел в тупик, и его первичное универсалистское видение движения за гражданские права, основанное на американских идеалах, было отвергнуто.

Полномасштабное скатывание демократов в культ идентичности либерализма трансформировало политический дискурс Америки из битвы за идею в битву между идентичными группами. В этой одержимой обстановке политические оппоненты не просто будут атаковать ваши политические позиции или теории, они сделают все, чтобы делегитимировать вас как личность. Неудивительно, что многие студенты университетов требуют безопасного пространства, свободного от противоположных точек зрения.

Они действительно чувствуют себя атакованными, потому что не видят разницы между их политическими позициями и собственной самоидентификацией.

15 ноября 2016 года USA Today сообщила, что университеты всей страны смотрят на результаты выборов как на общую трагедию. Колледжи и университеты спонсировали встречи со специалистами по психологической реабилитации и курсы по методике самовосстановления, а в Университете Канзаса пошли еще дальше – студентам разрешили проводить сеансы канистерапии.

Опасная реакция наблюдалась в Бостонском университете, где один из деканов распространил среди студентов электронное письмо следующего содержания:

«Если вы обеспокоены тем, что происходит в СМИ в данный момент, не пользуйтесь Facebook, Twitter и другими социальными сетями, которые, вероятно, переполнены тревожными материалами. К этому же следует отнести просмотр и чтение новостей. Существуют приложения и веб-сайты, такие как, например, LeechBlock или SelfControl, которые могут помочь вам временно заблокировать доступ к социальным сетям или им подобным сетевым ресурсам».

При этом, советуя скрываться от реальности, университеты на полном серьезе предполагают, что готовят студентов к настоящей жизни в обществе!

Наиболее молодым активистам-демократам будет очень сложно раскусить суть либеральной идентичности – уж очень она соблазнительна. Людям нравится рассказывать о себе, а ориентация идентичности на разделение людей на узкие подгруппы и нишевые проблемы позволяет тем, кто ее практикует, создавать собственную уникальность с точки зрения расизма, классовой дискриминации, сексизма или всего, что угодно. Но при этом забывается золотая истина: если вы постоянно говорите только о себе, то никогда не потрудитесь выслушать кого-то еще.

Из года в год американский народ все больше и больше отчуждался от высокомерной бюрократии, политики запугивания со стороны элиты и убеждался в неспособности нынешней системы на него работать. Находясь во многих местах, еще до кампании Трампа, я видел людей, обозленных на Вашингтон, боящихся своего будущего, будущего детей, будущего страны. Однако политики официального Вашингтона, как обычно, продолжали заниматься старым делом. Но затем появился Трамп. Когда мы беседовали с ним о руководстве Америки, в частности о торговле, Трамп повторял снова и снова: «Это ужасные переговорщики. Нам приходится исправлять их раз за разом». Он был уверен, что сможет быстро развернуть их в нужное русло. Увидев Трампа в бою во время избирательной кампании, я тоже надеюсь, что это ему удастся.

 

Одна из причин, по которой Трамп выиграл выборы 2016 года, в том, что Америка переживает Великий переход. Трамп оказался единственным кандидатом, который, похоже, это осознавал.

Трамп откровенно высказал американскому народу то, что другие политики умышленно игнорировали на протяжении десятилетий: большинство наших решений – как во внутренней, так и во внешней политике – основаны на принципах того мира, которого больше не существует. Послевоенная эра, когда Америка была супербогатой державой и не имела на мировом рынке серьезной конкуренции, подошла к концу.

Сразу после Второй мировой войны США должны были помочь восстановлению наших торговых партнеров в Европе. Эта инициатива была названа планом Маршалла, в соответствии с которым было выделено около двенадцати миллиардов долларов для содействия восстановлению экономики Западной Европы. Если перевести эту сумму на сегодняшний день с учетом инфляции, она составит около ста шестидесяти двух миллиардов долларов, что в четыре раза превышает сумму, которую мы в настоящее время тратим на иностранную помощь. Это был очень важный шаг, поскольку разрушенная и ослабленная Европа была главной мишенью для коммунизма. И действительно, Советский Союз отверг любую помощь, предложенную в соответствии с планом Маршалла для стран Восточного блока, поскольку Сталин прекрасно понимал, что вспомогательные деньги от США ослабят советское влияние в регионе.

Таким образом, мы помогли восстановить Западную Европу и отдельно направляли миллионы долларов (в сегодняшнем исчислении – миллиарды) во многие азиатские страны, включая Японию, Китай и Индию, а также в Израиль и ряд других стран. Мы могли позволить себе этот шаг, поскольку США практически не имели конкуренции на мировой арене. Ни одна другая крупная развитая страна не могла бы экономически конкурировать с США, поскольку средства производства и сами люди как необходимые двигатели экономики находились в хаосе.

С тех пор Соединенные Штаты разработали свою политику внешней экономической помощи и торговли во всем мире, о котором я только что упомянул, – в мире, каким он был сразу после Второй мировой войны. Почти ко всем нашим внешним экономическим связям мы подходили с позиций доброжелательных, богатых и, в конце концов, щедрых партнеров, которые без труда могли обеспечить помощь менее удачливым странам без значимого возвращения долгов. У нас это было в порядке вещей на протяжении тридцати пяти послевоенных лет. Наш государственный долг оставался относительно ровным вплоть до 1980 года, внутреннее производство за это время удвоилось, а долг в процентах от ВВП снизился от 118 % в 1946 году до 32 %. Экономическая власть на планете была сконцентрирована в наших руках.

Но к концу прошлого века положение стало меняться, а восстановленный мир понемногу просыпался. Поднялись на ноги Европа и Япония, несколько десятилетий устойчивого экономического роста продемонстрировал и Китай, идущий по пути становления великой экономической державы, да и большая часть остального мира начала процветать после периода послевоенного восстановления.

Чтобы оставаться конкурентоспособными, нам пришлось внести некоторые корректировки внутренней экономики. Так, на повестке президента Рейгана стояло снижение налогов и уровня государственного регулирования, что позволило укрепить экономику страны за счет последовавшего широкомасштабного экономического бума.

Однако во внешнеэкономической деятельности Соединенные Штаты продолжали действовать так, словно у них не было реальной конкуренции, и к концу двадцатого века это сильно ударило по средним американцам.

Согласно экономическим данным Федерального резервного банка Сент-Луиса, на протяжении десятилетий средний семейный доход американцев довольно четко коррелировался с реальным ВВП страны. Проще говоря, это означало, что экономический рост приносил пользу каждому. Положение начало меняться в конце 1990-х годов, когда семейные доходы, по существу, с 1999 года остались неизменными, а ВВП увеличился на 20 %. Таким образом, американцы не получили никакой выгоды от растущих экономических показателей.

 

СНОВА СДЕЛАТЬ ТОРГОВЛЮ СВОБОДНОЙ

Идея свободной торговли проста: есть две, три или более стран, каждая из которых специализируется на изготовлении какой-то продукции. Если другие страны не могут согласиться на торговлю этой конкретной продукцией без тарифов или налогов, то производители могут экономически выгодно экспортировать ее в больших объемах без указанных ограничений (таможенных тарифов, экспортных и импортных субсидий, квот и т. п.).

Теоретически это хорошая идея. Но в ней кроется один недостаток: страны как экономические партнеры почти никогда не выигрывают при этом в равной степени. В выигрыше остается только та страна, которая производит большинство продуктов, наиболее востребованных другими странами.

На протяжении десятилетий такой страной были Соединенные Штаты. Однако по мере усиления глобализации компании начали открывать производственные предприятия в странах с гораздо более низким уровнем жизни. Если вы можете платить иностранным рабочим лишь часть того, что вы должны платить американцам, становится невозможным производить множество видов продукции в Соединенных Штатах по конкурентоспособным ценам.

То же самое касается и импорта той или иной продукции, которая нам действительно нужна. И нет ничего хорошего в том, что мы импортируем товары, которые можем производить самостоятельно на американских объектах, с использованием американской рабочей силы.

 

ДВУХСТОРОННЕЕ ИГНОРИРОВАНИЕ

Великий переход Америки от состояния бесспорно сильного и властного мирового государства в положение одной из нескольких корыстно озабоченных стран, конкурирующих в глобальном масштабе, в значительной степени игнорируется элитой нашего правительства. Отчасти это происходит из-за инертного мышления, отчасти – из-за влияния укоренившихся особых интересов.

Как левые, так и правые политики и бюрократы игнорировали тревожные симптомы, которые проявились в вопросах внешней торговли и иммиграции, поскольку поднятие тревоги разделило бы их на множество фракций.

Крупные транснациональные корпорации со штаб-квартирой в Америке являются активными донорами избирательных кампаний обеих сторон и оказывают давление на политиков, поскольку сами корпорации получают выгоду от соглашений о свободной торговле.

Президент Трамп предельно ясно заявил, что его приоритетом является обеспечение рабочих мест для американских рабочих. Гигантские транснациональные корпорации, преследующие особые интересы и выигрывающие от открытых торговых границ, больше не будут управлять нашей торговой политикой, оставаясь в тени.

Промышленники утверждают, что дешевые трудовые и материальные затраты, доступные в других странах, позволяют компаниям производить и продавать свою продукцию американцам по более низким ценам, что означает больше денег в американских кошельках.

Это заявление игнорирует тот факт, что передача труда на аутсорсинг или поиск более дешевых производственных материалов в другом месте означает потерю работы для американцев. И что же хорошего в более дешевом виде потребительского товара, если у вас нет зарплаты, чтобы его купить?

Аргумент «больше в кошельке» здесь не работает. Артур С. Брукс, президент Американского института предпринимательства, часто пишет о том, что долговременное счастье происходит от заработанных успехов, а не от подачек, единичных удачных сделок или даже от большего количества заработанных денег. В публицистической колонке New York Times в 2013 году и в Philadelphia Inquirer в 2014-м он отмечал результаты исследований, показывающих, что занятость оказывает большее влияние на счастье, чем сам доход.

Ссылаясь на данные Всеобщего Социального Опроса – проекта независимой исследовательской организации NORC в Чикагском университете, в основном финансируемой Национальным научным фондом, – Брукс говорит, что люди, чувствующие успешность в работе, в два раза чаще заявляли, что они счастливы.

Хотя уровень дохода сильно влияет на результаты опроса тех, кто живет в бедности, Брукс сказал, что воздействие уменьшается для людей, которые имеют как минимум средний доход. «Дело не в деньгах. Секрет счастья лежит в зарабатывании успеха как убеждения, что вы создаете ценность для себя и других людей», – пишет Брукс.

В то время как Брукс утверждает, что выстраивание политики, способствующей предпринимательству в Америке, требует немаловажных отдельных усилий, другие данные говорят о важности определения приоритетов высокооплачиваемых рабочих мест при более низких ценах на потребительские товары.

 

NAFTA: ПРОЯВЛЕНИЕ НЕПРЕДУСМОТРИТЕЛЬНОСТИ

Хорошим примером разрыва между приоритетами американского народа и крупными корпорациями, влияющими на Вашингтон, является Североамериканское соглашение о свободной торговле NAFTA (North American Free Trade Agreement), которое Трамп с самого начала кампании назвал «худшей торговой сделкой, когда-либо одобренной в этой стране».

NAFTA – соглашение о свободной торговле между Соединенными Штатами, Мексикой и Канадой. Первоначально оно обсуждалось президентом Джорджем У. Бушем в 1992 году, но не было подписано до вступления в должность президента Билла Клинтона. Прежде чем вынести его на обсуждение Конгресса в 1993 году, Клинтон добавил в NAFTA некоторые положения, касающиеся условий труда и защиты окружающей среды. Это соглашение по-прежнему широко поддерживалось республиканцами, включая меня. В некотором роде оно представляло собой «последний вздох» современной Америки после Второй мировой войны, но мы в Конгрессе либо не понимали этого, либо не хотели принимать.

Я и сам подстегивал республиканцев во время голосования по NAFTA, и в результате наша партия дала голосов «за» больше, чем набрали Клинтон и Гор, вместе взятые, со стороны демократов. Тогда мы еще не понимали, что настало время перейти от модели послевоенной щедрости к более проамериканской позиции.

Мы предполагали, что затраты Соединенных Штатов будут минимальными, а Мексика, получив рабочие места, станет экспортировать товары, до этого закупаемые в Китае. Фактически же оказалось, что Мексика получила от нас рабочие места, подменив собой Китай, но разница между американскими и мексиканскими зарплатами была настолько велика, что число рабочих мест для американцев начало сокращаться.

По данным Всемирного банка, в 1994 году после реализации NAFTA ВВП США в расчете на душу населения составлял двадцать семь тысяч семьсот семьдесят шесть долларов США, а ВВП Канады – девятнадцать тысяч восемьсот пятьдесят девять долларов США (в долларах 1994 года), так что этот показатель не содержал какой-то огромной разницы. В то же время мексиканский ВВП на душу населения был пять тысяч шестьсот девяносто долларов. Кроме того, отмена тарифов и пошлин на мексиканскую и канадскую продукцию в рамках NAFTA затронула, прежде всего, автомобилестроение, легкую промышленность и сельское хозяйство, то есть те отрасли, в которых Соединенные Штаты занимали лидирующие позиции.

По данным Бюро статистики труда США, общее число производственных рабочих мест в США сократилось с 17,7 млн в 1993 году до 12,2 млн на сегодняшний день. По отраслям число рабочих мест в автомобилестроении сократилось с 1,1 млн до 944,6 тыс., а в легкой промышленности с 836,5 тыс. до 128,9 тыс. Безусловно, NAFTA не несет исключительной ответственности за этот процесс, поскольку причиной потери многих рабочих мест, особенно в автомобильной промышленности, стала автоматизация производства, но и никакой положительной роли cоглашение NAFTA здесь не сыграло.

В то же время благодаря NAFTA автомобильная промышленность в Мексике перенесла настоящий бум. Согласно данным, опубликованным в 2014 году в Wharton School-Trump’s alma mater-Mexican, экспорт автомобилей в США из этой страны значительно возрос.

Еще в 2008 году Япония экспортировала в США почти вдвое больше автомобилей, чем Мексика. В этом году экспорт Мексики в США составит один миллион шестьсот девяносто тысяч автомобилей, в то время как японский – один миллион пятьсот десять тысяч. В 2015-м Мексика планирует экспортировать в США уже один миллион девятьсот тысяч транспортных средств, превзойдя Канаду как крупнейшего экспортера в США.

В целом производство Мексики достигло двух миллионов девятисот тридцати тысяч единиц автомобилей в 2013 году. К 2020 году почти 25 % всего производства автомобилей Северной Америки будет происходить в Мексике, по сравнению с 10 % в Канаде и 65 % в Соединенных Штатах. Как для США, так и для Канады эти цифры означают значительное снижение доли североамериканского производственного «пирога» в этом секторе.

Соглашение о свободной торговле с Канадой, по-видимому, является более взаимовыгодным, поскольку наши показатели ВВП на душу населения схожи. В 2015 году Канада импортировала из США товаров на одиннадцать миллиардов девятьсот миллионов долларов больше, чем экспортировала. Между тем после реализации NAFTA общие показатели экономики и ВВП Канады выросли, при этом увеличились и американские инвестиции, как было отмечено в февральской статье Дэвида Флойда для Investopedia. Но одновременно союзы автомобилестроителей Канады жаловались, что рабочие места в отрасли автомобилестроения «оттягиваются» в Мексику.

 

АМЕРИКА ВПЕРЕДИ

Повторюсь, что президент Трамп выступал против NAFTA с самого начала своей избирательной кампании, назвав это соглашение «худшей торговой сделкой в истории». В первые же месяцы своего президентства он заявил Конгрессу, что будет пересматривать соглашение с нашими северными и южными соседями. Он не выступает полностью против торговых соглашений любого рода, сказав в своем выступлении перед Конгрессом, что «убежден в свободной торговле, но она должна быть честной торговлей».

Президент Трамп также не допустил повторения NAFTA путем выхода США из соглашения по Транстихоокеанскому партнерству, торговой сделки двенадцати государств, согласованной администрацией Обамы, через три дня после вступления в должность. Как сообщает New York Times, Трамп отменил этот проект, основанный на устаревших принципах, восходящих к временам холодной войны.

«Мы собираемся прекратить нелепые торговые сделки, которые выводят из нашей страны производственные компании и рабочие места, и они будут отменены, – заявил Трамп газете, добавив, что отныне Соединенные Штаты будут подписывать торговые соглашения только с отдельными союзниками. – Я думаю, что будет много компаний, которые вернутся обратно».

Соединенные Штаты больше не могут позволить себе быть мировым благотворителем. Пришло время бороться за свои преимущества, которых у нас достаточно.

 

ПОДЧИНЕНИЕ ПРАВИЛАМ

Но возвращение рабочих мест, оживление среднего класса, пересмотр отношений с Мексикой в рамках NAFTA и формирование более выгодных торговых соглашений с другими странами станет для Дональда Трампа лишь частью экономического пазла. Ему придется иметь дело с Китаем – нашим крупнейшим торговым партнером.

В Вашингтоне, если вы можете назвать столицы сорока двух стран, вас посчитают образованным человеком. Трамп противоположен. Его отличает предпринимательский, а не академический подход к знаниям.

По данным Управления Торгового представительства США, Соединенные Штаты в 2015 году закупили у Китая продуктов и услуг на сумму 497,8 млрд долларов, продав при этом на 161,6 млрд. Это означает, что китайские компании в прошлом году выиграли от торговли с США 336,2 млрд. Китай достигает этого одностороннего торгового превосходства посредством преднамеренной стратегии обмана и воровства.

В качестве иллюстрации махинаций Китая посмотрите на его торговлю алюминием. Эта страна – крупнейший мировой производитель этого металла.

В сентябре 2016 года Wall Street Journal сообщил, что один из производителей алюминия в Китае избежал торговых тарифов США, перенаправив свою продукцию через несколько других подставных компаний в Мексику. В 2010 году Соединенные Штаты ввели повышенные тарифы на импорт китайских алюминитов после того, как Китай годом ранее переполнил американский рынок этим металлом. Резкий рост рынка Китая в 2009 году привел к снижению мировых цен на алюминий на 30 %, что послужило предпосылкой вытеснения из этого сектора производства восемнадцати из двадцати трех американских алюминиевых заводов.

После этого американский торговый представитель из Калифорнии заподозрил крупного китайского производителя алюминия Zhongwang Holdings в уклонении от уплаты торгового тарифа. Газета сообщила, что этот представитель зафрахтовал самолет и пролетел над одним из мексиканских заводов. По его оценкам, там скопилось ни много ни мало 6 % от мировых поставок. Остается добавить, что владелец компании Zhongwang Holdings Лю Чжунтянь – член правящей коммунистической партии Китая.

Китайские хитрости, с которыми Трампу приходится сталкиваться чаще всего, заключаются в склонности этой страны к искусственной девальвации своей валюты. Китайское правительство искусственно снижает курс юаня, чтобы китайские товары были менее дорогими и, следовательно, более востребованными на мировом рынке. Естественно, что экономика Китая растет за счет американских компаний, которые не могут конкурировать с необоснованно заниженными ценами. Это привело к тому, что торговый баланс в пользу Китая – напомню цифру в 336,2 млрд долларов в 2015 году – увеличился еще больше.

В том же 2015-м Международный валютный фонд заявил, что Китай отказался от политики манипуляции валютным курсом. Очень хорошо. Но это нисколько не возмещает многомиллионного ущерба за счет потери рабочих мест и торговых сделок в США и других странах, пострадавших от долговременной политики умышленной девальвации юаня. Вы не можете, промахнувшись мимо семнадцати лунок, играя в гольф, потребовать признать чистую победу только потому, что точно попали в восемнадцатую.

Другой, еще более откровенно незаконный способ, которым обманывает Китай – и при этом уходит от ответственности, – кража бизнес-секретов у Соединенных Штатов и других стран.

Комиссия по хищению американской интеллектуальной собственности, созданная в 2013 году Национальным бюро азиатских исследований, сообщила, что Китай крадет у американцев информацию, содержащую интеллектуальную и коммерческую тайну, на сотни миллиардов долларов ежегодно. Точную сумму назвать невозможно, поскольку данные обо всех пиратских фильмах, программном обеспечении, бизнес-методиках и контрафактной продукции Китай не разглашает. Другими словами, эта страна живет законами черного рынка. Тем не менее авторы отчета работы Комиссии об интеллектуальной собственности определили, что «ежегодные потери, вероятно, будут сопоставимы с текущим годовым уровнем экспорта США в Азию – более трехсот миллиардов долларов». В докладе процитирован генерал Кейт Александер, бывший директор Агентства национальной безопасности, одновременно возглавлявший киберкомандование США, сказавший, что Соединенные Штаты осуществляют «акт величайшей передачи богатства в мировой истории».

Его слова косвенно подтвердил Уильям Эванина (бывший директор Национального центра контрразведки и безопасности при Национальном разведывательном управлении, возглавляемом Джеймсом Клэппером), сказав в ноябре 2015 года в ТВ-шоу Bloomberg Technology, что кибератаки обходятся экономике США в четыреста миллиардов долларов в год, причем 90 % этих атак исходит из Китая и «стоят» триста шестьдесят миллиардов.

Авторы отчета обнаружили, что эта массовая систематическая кража отняла у американцев миллионы рабочих мест, мешала инновациям и ухудшала экономический рост страны.

Но Китай – не единственный плохой игрок в мировой торговле. Вся глобальная торговая система пронизана коррупцией, которой в течение десятилетий уделяли слишком мало внимания. Мировая торговая сцена уже сменила декорации, а наша страна застряла в первом акте.

Именно поэтому президент Трамп принимает американский подход к новым торговым сделкам и применяет этот принцип, когда пересматривает старые. В июне 2016 года он сказал группе сталелитейщиков из Пенсильвании, что Америка «потеряла свой путь, когда мы перестали в нее верить».

«Мы разрешали зарубежным странам субсидировать товары, девальвировать валюты, нарушать соглашения и обманывать нас во всех отношениях, а наши политики ничего не делали, – сказал Трамп на этой встрече. – Триллионы наших долларов и миллионы наших рабочих мест уплыли за границу».

На встрече Трампа с председателем Китая Си Цзиньпином в апреле 2017 года была достигнута договоренность сделать Китай более открытым для американского экспорта. Конечно, предстоит проделать большую работу, но уже сейчас президент Трамп начал перезагружать американскую торговую политику под реалии XXI века. Америка больше не может себе позволить оставаться самым щедрым лакомым куском для других государств.

Я и Каллиста были в восторге от инаугурации президента Трампа. В свое время мы присутствовали и на инаугурации президента Обамы в качестве лояльных граждан, но там было совсем по-другому. В конце концов, мы просто были знакомы с Трампом и нравились ему. Было интересно наблюдать выход всей семьи. Речь Трампа оказалась вдохновляющей, и мы ушли с церемонии с чувством надежды, что Америка пойдет по новому пути. До инаугурации я несколько раз разговаривал с избранным президентом о жизненной важности этого исторического момента. В своей речи Трамп заострил внимание на важнейших ключевых точках, а я был впечатлен тем, насколько она оказалась личным обращением ко всем американцам.

 

В 2016 году американцы были сильно расстроены сохраняющимся статус-кво и, казалось, держали зло на так называемых лидеров, которые не могли или не желали что-то менять. Американцам надоело выслушивать ИИ и пропагандистские СМИ, больных всепроникающей политикой идентичности, отвергать фальсифицированные новости и никудышное образование, чувствуя бремя Великого перехода. Будучи подлинным лидером, Дональд Трамп находился в гармонии с американским народом, а не с элитами, осевшими в СМИ, научных кругах и правительстве. Поэтому и одержал победу.

Теперь, когда Трамп стал президентом, очень важно продолжать поддерживать эту связь с американцами. Он должен сосредоточиться на решении краеугольных вопросов, которые выбрал сам, и приложить все усилия к тому, чтобы не стать заложником вашингтонской элиты.

Первым поступком Трампа в качестве президента стала инаугурационная речь, произнесенная после принятия присяги 20 января 2017 года. Она стала хорошим свидетельством намерений предоставлять американскому народу реальные решения насущных вопросов.

Стоит потратить некоторое время на изучение этой замечательной речи по двум причинам.

Во-первых, это мощная дистилляция основных проблем, которые мы обсуждали в последних нескольких главах. Во-вторых, речь дает основу для остальной части этой книги, касающейся управления страной Трампом и Республиканским конгрессом, если они надеются добиться успеха.

 

КОНЕЦ ДЕЙСТВИЯ ПРАВИЛ, УСТАНОВЛЕННЫХ ИИ

В инаугурационной речи президента Трампа прямо говорится о миллионах разочарованных американцев, наблюдающих, как распадались их сообщества в то время, как ИИ в нашем правительстве и СМИ твердили об улучшении экономической ситуации, снижении безработицы и об американском мировом лидерстве.

Как и во время избирательной кампании, Трамп заверил американцев, что им больше не придется выслушивать политическую столичную элиту и выступать в роли ведомых. Интеллектуальные идиоты не будут определять курс нашей страны.

Это было конкретным осуждением старого порядка в обеих партиях. На такую позицию национальные СМИ должны были обратить особое внимание в связи с конкретикой. Она дала очень мощный посыл:

«Сегодняшняя церемония имеет особое значение, потому что сегодня мы не просто передаем власть от одной администрации другой или от одной партии другой, но передаем власть из Вашингтона, округа Колумбия, и возвращаем ее вам, народу.

Очень долго небольшая группа в столице наслаждалась всеми бонусами, а люди платили за это. Вашингтон расцветал, но не делился с народом своими богатствами. Процветали политики, но рабочие места сокращались и заводы закрывались.

Высшие классы защищали себя, а не граждан нашей страны. Их победы не были вашими победами, их триумфы не были вашими. И пока они праздновали здесь, в столице, вам мало что было праздновать, всем семьям, которые страдали об этой стране».

Этот комментарий напомнил каждому назначенцу, государственному служащему, члену Палаты представителей и сенаторам, что такое революция Трампа. Речь шла об объединении американского народа для возвращения стране будущего.

Далее президент Трамп продолжил:

«Все изменится с этого дня. Именно здесь. Ибо этот момент – ваш момент. Он принадлежит вам… Имеет смысл не то, какая партия контролирует правительство, а то, что народ контролирует правительство. 20 января 2017 года войдет в историю как день, когда люди снова стали обладателями этой страны».

Президент Трамп дал понять, что его администрация будет прежде всего заботиться о людях. Эта опора на человеческий суверенитет базируется одновременно и на американском популизме, и на понимании целостности задачи, что и делает Трампа таким разным.

Он прекрасно понимал, что потерпит неудачу, если будет выстраивать свое президентство лишь на имени Дональда Трампа. Он может добиться успеха только в том случае, если переориентирует федеральное правительство на удовлетворение потребностей всех американцев, вместо того чтобы удовлетворять приоритеты элиты.

 

КОНЕЦ ПСЕВДООБРАЗОВАНИЯ И ОТКАЗ ОТ ПОЛИТИКИ ИДЕНТИЧНОСТИ

Президент Трамп также пообещал, что в американских общинах вскоре появятся «великие школы для их детей». Великие школы станут местами, где учащиеся в Соединенных Штатах приобретут истинные знания, а не станут заново изобретать историю. Родители не станут беспокоиться о том, что их дети подвергнутся атаке либеральных идей или каких-либо других политических течений, а просто будут убеждены, что Америка – самая свободная и великая нация на земле.

Возможно, самым главным в речи президента Трампа было его обращение к проблеме политики идентичности, которая десятилетиями разделяла нацию и сеяла раздоры по всей стране. Он призвал американцев осознавать те или иные различия, но никогда при этом не забывать, что все мы едины перед Богом:

«В основе нашей политики полная верность США, и верностью стране мы снова признаем верность друг другу. Когда открываешь душу патриотизму, не остается места предубеждениям.

Как говорит нам Библия, хорошо и приятно, когда божий народ живет вместе в единстве. Мы честно должны говорить о своих мыслях, спорить, но всегда оставаться объединенными. Если США будут объединенными, Америку остановить нельзя».

Этот отрывок из речи представляется особенно важным, поскольку выражает один аспект личности президента Трампа, который полностью игнорируется СМИ. Для Трампа в патриотическом сердце нет места фанатизму. Расизм в его понимании – то есть угнетение одного гражданина другим на основе пола, религии, цвета кожи или традиций – никак не может быть связан с патриотическими чувствами.

 

ПРИЗНАВАЯ ВЕЛИКИЙ ПЕРЕХОД

Рассматривая инаугурационную речь президента Трампа и окружающие его события, вы можете отметить, что он прекрасно понимал все социальные и экономические силы, которые были очевидны для обычных американцев, но, по-видимому, игнорировались лидерами. Его признание Великого перехода было совершенно ясным. Другие политики с обеих сторон в течение многих лет рекламировали щедрость Америки – другими словами, они поддерживали невыгодную позицию США на внешнем рынке с точки зрения торговли и оказания помощи иностранным государствам. В основе кампании Трампа лежала готовность высказать вслух то, что думают нормальные американцы: «наши лидеры заключали плохие сделки и тратили наши налоговые доллары в пользу других стран, ничего не получая взамен».

Трамп прекрасно сформулировал эту идею в инаугурационной речи:

«На протяжении многих десятилетий мы снабжали деньгами не свою, а иностранную промышленность, субсидировали другие страны, позволили прийти нашим вооруженным силам в упадок. Мы защищали границы других стран и не защищали собственных. Мы тратили триллионы долларов за границей в то время, как инфраструктура Америки распадалась на части.

Мы обогатили другие страны, а богатство, сила и уверенность нашей страны рассыпались и исчезли за горизонтом. Один за другим закрывались заводы, но власть даже не подумала о миллионах американцев, оставшихся без работы.

Богатство нашего среднего класса исчезло, а затем было распределено по всему миру. Но все это в прошлом, а сейчас мы смотрим только в будущее.

Сегодня мы собрались здесь и хотим, чтобы нас услышали в каждом городе, в каждой иностранной столице и во всех коридорах власти. С этого самого дня нашей страной будет управлять новая стратегия. С этого дня на первом месте будут стоять интересы Америки. Каждое решение о торговле, налогах, иммиграции и внешней политике, будет сделано в пользу американских рабочих и американских семей…

…Мы хотим установить добрые отношения с другими странами. Мы будем это делать, исходя из того, что каждая нация имеет право заботиться прежде всего о собственных интересах. Мы не хотим навязывать наш образ жизни никому, но пусть он сияет как пример. И мы будем сиять так, что этот пример сможет брать каждая страна».

В инаугурационной речи президент Трамп отразил один простой аспект, который ускользнул от недавних президентов Америки: его основная задача – возглавить Соединенные Штаты. Трамп не собирается быть президентом геополитического уровня или возглавить какую-то коллективную группу наций. Он хочет быть президентом только одной страны.

Почти всю свою жизнь президент Трамп занимался заключением сделок, поэтому прекрасно понимает, что при ведении переговоров с другими странами их руководители будут преследовать свои рациональные корыстные интересы. Но и для Соединенных Штатов имеет смысл подходить к переговорам аналогичным образом.

Касаясь вопроса оказания помощи другим государствам, Трамп отметил, что страна перешла в новую эпоху отношений. В то время как агрессивные программы иностранной помощи после Второй мировой войны преследовали цель восстановления и поддержки экономики союзников и их защиты от советского влияния, теперь это потеряло смысл: Советский Союз исчез, а другие страны стали богаче. Президент Трамп признает, что необходимо коренным образом изменить внешнюю политику. Вместо того чтобы субсидировать другие государства в планетарном масштабе, мы должны начать отстаивать собственные интересы.

 

ДВИЖЕНИЕ ВПЕРЕД: ОПТИМИЗМ, РЕШИТЕЛЬНОСТЬ, УВЕРЕННОСТЬ

Многие СМИ назвали инаугурационную речь Трампа «темной», поскольку в ней Трамп выразил реалистичный взгляд на американскую преступность. В частности, наши телеведущие буквально начали подпрыгивать от использования Трампом фразы «американская резня». СМИ оказались настолько одержимы собственной интерпретацией, что телеведущие, журналисты, редакторы и продюсеры по всей стране полностью игнорировали остальные слова вокруг этой фразы, направленные на вопрос укрепления сообществ в каждой части страны:

«Американцы хотят отличные школы для своих детей, безопасные кварталы для своих семей и хорошие рабочие места для себя. Это справедливые и разумные требования праведной общественности.

Но для многих наших соотечественников существует другая реальность. Есть бедность. Заводы проржавели и напоминают нам могильные камни. Образовательная система не предоставляет молодежи образования и знаний. Преступность, банды и наркотики унесли много жизней и ограбили нашу страну, лишив ее нереализованного потенциала. Но эта «американская резня» прекратится прямо здесь и прямо сейчас.

Мы – единый народ. Его боль – наша боль, его мечты – наши мечты, его успехи станут нашими успехами. У нас общее сердце, общий дом и общее будущее».

Выставив свою кандидатуру на пост президента, Трамп почувствовал пульс страны и ясно ощутил душевную боль американцев. Что бы ни говорили СМИ, президент Трамп действительно произнес чрезвычайно значимую речь. Когда историки станут изучать ее в будущем, они опишут невероятно позитивное и дальновидное выступление, которое помогло нашему народу пойти смелым новым курсом:

«Времена пустых разговоров завершились, настало время действовать. Не позволяйте никому говорить вам, что это невозможно, ведь у нас есть душа. Мы не сдадимся, и наша страна будет снова процветать.

Мы видим рождение нового тысячелетия. Мы хотим освободить землю от болезней и развиваем промышленность и технологии завтрашнего дня. Возникнет новая национальная гордость, которая излечит все разногласия».

Вероятно, президент Джон Ф. Кеннеди сказал бы то же самое ради сплочения Америки во времена холодной войны. Трамп оптимистичен и позитивен, он призывает американцев сделать ведущие открытия в науке и технике, чтобы значительно улучшить будущее Соединенных Штатов. Эта цитата особенно меня взволновала, поскольку она свидетельствует о стремлении президента объединить американцев для разработки совершенно нового подхода к ускорению науки для лечения болезней, выхода в космос, создания рабочих мест и укрепления национальной безопасности.

Таким образом, речь президента не вносила никакого раскола. Напротив, в ней выражалось стремление объединить страну, укрепить ее позиции в мире и создать лучшее будущее. На протяжении всего выступления президент сосредоточивался на нации в целом, а не на республиканцах или демократах.

Фактически меня поразило преднамеренное и постоянное использование Трампом местоимения «мы», поскольку у нас только что был другой президент, который с трудом мог избежать местоимения «я». Шон Хэннити сказал мне, что только в одном из не слишком длинных выступлений Обамы он насчитал «Я» семьдесят девять раз. Однако Трамп, которого в СМИ так любят изображать карикатурной личностью, сфокусированной на собственной персоне, начал свою первую речь в качестве президента со слов: «Мы – граждане Америки. Объединившись в великом национальном усилии, мы проделаем работу по восстановлению страны и выполнению данных обещаний».

Обратите внимание, каким языком он продолжает дальше: «Вместе мы будем определять курс Америки и курс мира на долгие годы».

Здесь Трамп продемонстрировал свое понимание, что, будучи президентом Соединенных Штатов, он в конечном счете неизбежно является лидером на планете. У нас слишком сильная экономика, мы слишком сильны в военном отношении, у нас слишком большое доминирование в культуре, чтобы думать только о себе, хотя Трамп и хочет поставить Америку во главу всей мировой системы, которую глубоко осознает. Он понимает, что мы привязаны ко всей планете.

То, что он сказал далее, прямо указывает на его непоколебимую решимость: «Мы столкнемся с вызовами и трудностями, но выполним эту работу».

Эта фраза напомнила мне беседу с Трампом, которая состоялась во время некоторого спада электорального индекса его кампании. Стоял октябрь, и большинство опросов показывали превосходство Клинтон на несколько пунктов. Тогда кандидат Трамп сказал мне: «Запомни одно – я выиграю». Даже тогда, в один из самых драматических моментов, он был настроен только на победу, хотя еще и не знал, каким образом победит. Кампания еще не завершила своей борьбы за Пенсильванию, Мичиган и Висконсин, но Трамп уже знал, что залог его успеха заключается в «как», а не в «если».

Эту глубокую часть своего личного мышления Трамп хочет внедрить по всей стране. Ему не нужно, чтобы американцы рассуждали об инвалидах, он хочет говорить о возможностях, которые им можно предоставить. Например, Трамп видит больший успех в Wounded Warrior Project, нежели в действующей Программе социальной защиты инвалидов. Он видит перспективу в изменении самой культуры этой социальной группы. Дело заключается не в том, что американские инвалиды что-то не могут сделать, а напротив – в том, что они могут. И Трамп думает об этом с точки зрения, как мы можем обучить людей обеспечивать себя и свои семьи, несмотря на трудности.

Точно так же Трамп относится и к Программе дополнительного питания, ранее известной как Программа продовольственных талонов (Supplemental Nutrition Assistance Program (SNAP), ранее – Food Stamp Program) для граждан с низким уровнем дохода. Он не спрашивает, как вложить в Программу достаточно денег с целью поддержки большего числа людей, он спрашивает, как мы можем помочь этим людям найти хорошую работу, его интересует, как именно президент или Конгресс могут обеспечить легкость и доступность найма таких рабочих предприятиями малого бизнеса.

Во время написания этих строк у меня состоялся разговор с сенатором от Колорадо Кори Гарднером, который рассказал, что в его ведении насчитывается около двухсот тысяч предприятий. Если бы каждое из них могло нанять хотя бы одного рабочего или служащего, рабочая сила Колорадо увеличилась бы на двести тысяч налогоплательщиков, заботящихся о своих семьях, домах и сообществе в целом. Это мышление полностью соответствует мышлению Трампа: посмотрите на проблемы и превратите их в возможности.

В заключение речи Трамп сказал: «Вместе мы вернем Америке силу, вернем Америке богатство, вернем Америке гордость, вернем Америке безопасность. Вместе мы вернем Америке величие».

Через все выступление Трамп проводил свой главный лозунг «Сделаем Америку снова великой», направленный на укрепление веры, что наша страна станет прекрасна для всех ее граждан. Это очень разумная позиция, заявленная с самого начала президентства и доказывающая его приверженность всем американцам.

Это всеобъемлющее и вдохновляющее послание принесет президенту Трампу успех. Если президент сосредоточится на усилиях по объединению и укреплению страны, он сможет легко построить восьмилетнюю администрацию, и Америка станет намного лучше. Будет захватывающе смотреть, как он руководит и обучает окружающих людей, поскольку Трамп обладает даром видения.

Инаугурационная речь дала принципиально новое направление развития Америки для всех тех, кто заслужил право честно излагать свои мысли. Лично я не знаю никого, кто мог бы выйти из ниоткуда и побороть шестнадцать республиканских кандидатов. Я не знаю никого, кто мог бы раздавить лживую пропаганду всех элитных СМИ. Я не знаю ни одного другого кандидата, который мог бы выиграть миллиардную кампанию у Хиллари Клинтон. Иногда люди говорят мне, что какой-нибудь другой республиканец победил бы ее с еще большим отрывом. Полная чушь.

За свою карьеру мне удалось пережить множество кампаний. Победа 2016 года была победой силы воли. Трамп был готов противостоять своим противникам, и эта готовность носила крайне жесткий характер. Я не знаю другого кандидата, который мог бы сделать это так, как сделал Трамп. Доведение собственного оптимизма, решительности и уверенности до других поможет ему преуспеть в принятии революционной повестки.

 

ИСТОРИЧЕСКАЯ ПЕРСПЕКТИВА

После инаугурационной церемонии я увидел некую параллель между речью Трампа и речью Линкольна 1861 года: и та и другая содержали ясные заявления о некорректных принципах оппозиции. Оба этих президента пережили самые противоречивые кампании в американской истории, и оба апеллировали к чувству гражданского патриотизма.

Когда мне пришла эта мысль, я написал письмо доктору Аллену Гуэльзо с просьбой изложить его видение на этот счет. Поясню, что Гуэльзо – профессор Генри Р. Люса и директор Программы изучения эпохи Гражданской войны в Геттисбергском колледже. Он один из самых выдающихся историков в нашей стране и великий знаток Линкольна. Честно говоря, я ожидал, что Аллен ответит: «Не сошли ли вы с ума?!»

Но он не сделал этого.

Он написал мне следующее:

«Ваша оценка полностью себя оправдывает. Я набросал краткую сравнительную схему обеих инаугурационных речей. Хотя сама экзистенциальная ситуация в этих двух случаях отличается, но к 4 марта 1861 года Линкольн уже столкнулся с расколом семи штатов, обусловленных созданием Конфедеративных Штатов Америки и требованиями ими передачи федеральной собственности. Здесь прослеживается общая нить, связанная с сохранением народного суверенитета. Линкольн использовал этот принцип для отрицания того, что одна часть нации, то есть семь отдельных штатов, может разбить весь союз без общего согласия американского народа, а также что одна ветвь власти – Верховный суд – может отменить народную волю».

Этого мне было достаточно, чтобы почувствовать себя на правильном пути, но Гуэльзо продолжил:

«Трамп ссылается на этот же принцип. Он отрицает, что правительственная бюрократия может обогащать и укреплять себя за счет людей и что анклавы идентичности могут отменять фундаментальное единство американского народа».

Продолжая, Гуэльзо указывал, что инаугурационная речь Линкольна отвергала конфедеративный радикализм. В частности, в ней содержалось заявление надлежащего процессуального пересмотра Закона о беглых рабах. Далее Линкольн подчеркивал, что отделение конфедератов от страны невозможно и неприменимо к союзу штатов. Гуэльзо отмечал, что Линкольн и его администрация никаким образом не ущемляли гражданских прав и только люди, а не Верховный суд, являются в Америке главными арбитрами. Линкольн считал, что нация принадлежит людям, из которых состоит, справедливо указывая, что именно это замечание предопределило всю Геттисбергскую речь, где Линкольн упоминал о правительстве «людей, людьми и для людей».

По словам Гуэльзо, первое выступление Трампа захватывало множество тем.

Он обрисовал в общих чертах речь Трампа как выступление, посвященное искоренению бюрократического истеблишмента и правительственных учреждений, работающих на обнищание одних граждан и обогащение других. Гуэльзо написал, что Трамп вновь подтвердил, что его решения будут основываться на приоритете американских интересов, а правительство должно подавать пример, а не навязывать людям свои идеалы. Ну и самое главное, с точки зрения Гуэльзо, заключается в том, что Трамп обозначил патриотизм как основу американского единства.

Далее доктор Гуэльзо продолжил:

«Есть и еще одна точка совпадения. Линкольн гениально сочетал конфронтацию и примирение без каких-либо намеков на компромисс. Он обратился к лучшим чувствам всех американцев с просьбой содействовать единству, но вместе с тем отказался одобрять какое-либо компромиссное решение, за исключением общепринятых конституционных поправок. Кроме того, и это более тонко, Линкольн настаивал, чтобы применение Закона о беглых рабах проводилось с полным уважением к юридической процедуре. В этом заключался тщательно завуалированный упрек в адрес главного судьи Верховного суда Тони [70] , который в процессе «Дред Скотт против Сэнфорда» [71] настоял, что чернокожие не могут считаться гражданами и, следовательно, не могут требовать соблюдения надлежащих прав».

Оценка Гуэльзо подтвердила мое собственное мнение, что левые и элитные СМИ были полностью оторваны от жизни и мы всегда можем учиться на истории, вне зависимости от того, насколько уникальным представляется настоящее. Гуэльзо высказал и больше, но я включил его дополнительные мысли в следующую главу.

На протяжении всей избирательной кампании и в первые дни президентства Трампа я задавался вопросом, почему он никогда не отступал от борьбы и ни разу не оставлял без внимания любую, пусть даже самую незначительную критику в свой адрес. Каждый раз, когда эксперт или политический противник выставлял его в негативном свете, Трамп немедленно отвечал, даже если это и привлекало внимание к отрицательному комментарию. Ответ я получил на одной из первых президентских пресс-конференций в феврале. После более чем часового экспромта, в котором Трамп отражал критические нападки прессы, он сказал: «Мне это нравится, я просто хорошо провожу время». И я понял, что ему нравится сам процесс соревнования. И это очень хорошо, поскольку его нынешние противники намерены сражаться на каждом шагу.

 

Обладая республиканским большинством в Палате представителей и Сенате, президент Трамп находится в отличной позиции для проведения политических решений, которые значительно улучшат нашу страну. Но следует учитывать, что при этом он столкнется с постоянным сопротивлением со стороны оппозиции. Все группы, которые выступали против него во время кампании, продолжали и продолжают это делать, и президент должен помнить, что это только начало.

Инерционный Вашингтон, бюрократический аппарат и ведущие СМИ, все то, что олицетворяет старый порядок, будут ежедневно пытаться остановить крайне необходимую политическую революцию. Нет сомнений, что Трамп окажется в состоянии постоянной борьбы.

Он стал не первым президентом в истории, которому довелось возглавить разделенную нацию. Выборы Томаса Джефферсона и Джона Адамса в 1796 и 1800 годах происходили в невероятно похожей ситуации. В 1876 году президент Рутерфорд Б. Хейс победил Сэмюэля Тилдена одним избирательным голосом. Из современных примеров можно вспомнить выборы 2000 года, на которых Буш победил бывшего вице-президента Эла Гора с минимальным преимуществом 271: 266.

Однако сам идеологический разрыв сейчас велик, как никогда за период более чем сто лет. В своем выступлении в Natonal Review Деннис Прагер в январе 2017 года сказал, что внешние политические и идеологические различия представляют собой вторую американскую гражданскую войну.

Прагер утверждал, что сегодняшнее разделение носит уникальный характер. Во-первых, оно провело различие между либерализмом и левыми. Хотя либералы и консерваторы исторически находили общий язык как американцы, современные левые отвергают американские идеалы и отказываются от основных принципов либерализма:

«Антилевый либерализм был проамериканским и глубоко приверженным иудейско-христианским основам Америки, рассматривал национальное смешение как американский идеал и боролся за свободу слова, считая западную цивилизацию величайшим нравственным и культурным достижением человечества, а расовую идентичность – проявлением расизма.

Однако современные левые противостоят каждому из этих основных принципов либерализма. Как и левые в любом другом государстве, левые в Америке смотрят на американцев как на расистскую, ксенофобскую, колониальную, империалистическую, милитаризованную и религиозно-слабоумную нацию, помешанную на деньгах».

Современные левые, как сказал Прагер, действительно считают, что традиционный «плавильный котел», являющийся основой американской национальной идентичности, представляет собой «не более чем античерный, антимусульманский и антиамериканский мем». Выступления либералов в защиту традиционных американских принципов, в частности, всеобщей свободы слова, сегодняшние левые называют не иначе, как «ненавистными речами».

По мнению Прагера, левые и до сих пор выигрывают эту войну, распространяя свои взгляды среди учащихся школ и студентов. Со школьной скамьи детям вбивается в голову, что «практически каждая война в Америке была империалистической и безнравственной», что свободный рынок на самом деле является системой угнетения, что все неприятности, которые затрагивают афроамериканцев, являются виной белых расистов и что «идеальная модель нуклеарной семьи по своей сути является женоненавистнической и гомофобной».

«Таким образом, – говорил Прагер, – такой подход стал царить в учебных заведениях от начальных школ до университетов, настраивая определенным образом американскую молодежь; левые захватили почти все новостные и развлекательные медиа».

Консерваторы, по его словам, проигрывают, потому что не сопротивляются с должной степенью зеркальности:

«Назовите республиканского политика, который выступал бы конкретно против левых, но не выступал бы против демократов вообще. Почти все американские консерваторы, люди, которые гордятся Америкой и подтверждают ее основные принципы, с готовностью отправляют детей в школы, где их настраивают против всего, что ценят родители. Лишь небольшая их часть начинает протестовать, когда учителя перестают называть сына – мальчиком, дочь – девочкой, а рабовладельчество определяют основополагающим свойством отцов-основателей».

Почему-то они забывают, что во время Гражданской войны США погибло шестьсот двадцать тысяч солдат, около четырехсот тысяч пропало без вести или взяты в плен, не говоря уже о бесчисленных жертвах среди гражданского населения. Это был самый кровавый, самый серьезный конфликт в нашей истории. Потери от всех других наших войн в совокупности меньше потерь от Гражданской войны до времен Вьетнама. Я не думаю, что наша нынешняя политическая борьба будет каким-то образом связана с этими цифрами. С точки зрения Прагера, в последний раз наша страна была до такой степени идеологически разделенной в 1861 году. В 2016-м левым был нанесен сильнейший удар. На мгновение они были ошеломлены, но, оправившись, готовы и дальше продолжить свою идеологическую войну. В следующей главе мы уверимся, что имя левым – легион, и рассмотрим, как президенту Трампу предстоит решать этот вопрос.

 

ДВЕ АМЕРИКИ

Не вызывает сомнения, что пропасть в американской политике только расширилась. Опросы исследовательского центра Pew показали, что идеологическая американская середина в значительной степени испарилась, поскольку демократы сильно сместились влево, а республиканцы за последние двадцать один год стали несколько более консервативными.

В 1994 году исследовательский центр сообщал, что большинство людей, занятых в политике, придерживаются центристских взглядов. По данным Pew, 48 % политически активных демократов имели смешанные взгляды на все пять категорий либерально-консервативного диапазона. В том же 1994-м смешанных взглядов придерживалось 35 % политически активных республиканцев. Большинство населения страны в целом, не идентифицирующее себя как «политический актив», придерживалось центра. В общем итоге к центристам себя относили 53 % демократов и 44 % республиканцев.

К 2011 году доля людей, заявивших, что имеют смешанные политические взгляды, снизилась до 35 % для политически активных демократов и 28 % среди их республиканских оппонентов. Фактически равная доля демократов описала свои взгляды как «смешанные, но больше либеральные», а большинство республиканцев, 39 %, перешли на позиции «главным образом консервативные». Между тем население страны оставалось центристским, почти в равной мере высказавшись за демократов и республиканцев: 42 % и и 40 % соответственно.

С тех пор, по данным Pew, поляризация среди политически активных американцев значительно увеличилась. С 2015 года лишь только по 25 % с обеих сторон остались на центристской позиции.

Опрос показывает, что с 1994 года демократы начали смещаться по жесткой левой траектории. Большинство из опрошенных политически активных демократов, 42 %, в настоящее время «последовательно либеральны», и это важно, поскольку в 1994-м лишь только 8 % из них заявляло о том, что они определенно находятся в левом крыле. Сдвиг в тридцать четыре пункта показывает, насколько радикально изменилась их активистская партийная база за два десятилетия. Среди всех нынешних опрошенных демократов (не только активно занятых в политике) Pew обнаружил 34 % центристов и 27 % убежденных левых.

Республиканцы, в свою очередь, сдвинулись вправо, но не так экстремально, как демократы. Множество политически занятых республиканцев, 37 %, заявили, что они «в основном консервативны» (по шкале Pew это означает, что они почти в одном шаге от центра). Это гораздо более близко соответствует идеологической составляющей Республиканской партии в целом, среди которой 32 % считают себя «в основном консервативными», в отличие от соответствующих идеологических групп демократов.

Число «последовательно консервативных» политически активных республиканцев остается высоким, 34 %, то есть на двенадцать пунктов выше, чем процент крайне консервативных республиканцев среди населения в целом. В 1994 году эти цифры составляли 23 % и 13 % соответственно.

Как и следовало ожидать, данные по политически активным участникам опроса отличались от показателей среди общего населения. Но в то время как большинство политически активных республиканцев были в одном шаге от консервативных республиканцев в обществе, политические активные левые оставили своих избирателей (и большинство американцев) лежать в пыли.

Эти две Америки наиболее очевидно проявились в уик-энд после инаугурации.

В пятницу, когда президент был приведен к присяге, одна из этих Америк, приехавшая в Вашингтон, ознаменовала собой страну, которая была забыта большинством политиков с обеих сторон и регулярно упускалась из виду крупными СМИ. Это были люди, годами наблюдавшие, как федеральное правительство тратило их налоговые доллары, им стало труднее получать образование для построения карьеры, управлять личными делами и создавать достойные условия жизни. Испытывая надежду, что Америка снова станет великой, они вышли из своих отелей и направились к Капитолию, чтобы отпраздновать инаугурацию.

Затем появилась и другая Америка – та, которая пыталась блокировать контрольно-пропускные пункты на территорию Капитолия, избивала сторонников Трампа, поджигала автомобили, била магазинные витрины и швыряла камни в полицию.

На следующий день канал CNN сообщил, что после «безобразных уличных столкновений в центре Вашингтона» шесть полицейских получили ранения и двести семнадцать протестующих были арестованы.

На следующий день, в субботу, эта «вторая» Америка вела себя менее агрессивно, и теперь ее представители выражали возмущение, что сторонникам Трампа вообще уделялось какое-либо внимание со стороны СМИ.

То, как значительная часть СМИ освещала события выходных, можно было назвать лишь мелкой местью. Вместо того чтобы указать, насколько корректно сторонникам Трампа удалось справиться с опасными проявлениями ненависти и откровенной пошлостью протестующих левых (кстати, ни один из сторонников Трампа арестован не был), СМИ решили сосредоточиться на подсчете размеров толпы по сравнению с прошлыми инаугурациями.

И вот что важно иметь в виду: если в субботних репортажах преобладали практически бессмысленные оценки количества людей, пришедших на Капитолийский холм, то в день инаугурации в СМИ не прозвучало ни слова о том, что полиция арестовывала левых демонстрантов по всей стране: в Вашингтоне, Нью-Йорке, Далласе, Чикаго, Портленде, Сиэтле и многих других местах. Например, по сообщению местных новостей, в Орегоне демонстранты, вооруженные дубинками, поджигали американские флаги и бросали в полицию камни, бутылки и зажженные файеры. Протестующие в кампусе Вашингтонского университета забрасывали офицеров полиции кирпичами.

Правда, по словам левых, все это проделывали сторонники Трампа – опасные человеконенавистники, замкнутые в своем круге.

 

ЛЕВАЯ КУЛЬТУРА

В то время как некоторые умеренные демократы могут совместно работать с президентом, особенно в штатах, раздираемых политическими противоречиями, сама культура левых стремится препятствовать этому. Они продолжают нападать на Трампа на каждом шагу.

Я вовсе не имею в виду регулярных оппонентов, в конце концов, задача Чака Шумера как лидера сенатского меньшинства в том и заключается, чтобы выступать против президента-республиканца. Я также не подразумеваю миллионы американцев, голосовавших за Хиллари Клинтон, которые никоим образом не привержены принципам левого крыла. Это люди, с которыми нам предстоит работать. Я имею в виду крыло демократической партии, представленное Элизабет Уоррен, Берни Сандерсом, Китом Эллисоном и другими «бескомпромиссными либералами», входящими в упомянутые ранее 42 % исследования Pew.

Крайние левые политики подобного рода хотят создать Америку, неприемлемую для подавляющего большинства американцев. Как уже упоминалось в предыдущих главах, они одержимы проведением политики идентичности, клеймят всех республиканцев как расистов и стремятся держать американцев в полной зависимости от правительства.

Эти политики мечтают создать социалистическое государство с жесткими правительственными ограничениями и гражданами, покорно оплачивающими высшее образование, здравоохранение и социальные услуги. Тем не менее крайние левые не способны решать конкретные задачи. Они не знают, как снизить преступность в Чикаго, как бороться с бедностью в Западной Виргинии и исправить катастрофическое положение школ в Балтиморе. Максимум их деятельности заключается в выкрикивании с места «расизм» и «сексизм» и надежде на то, что этими воплями они объединят коалицию.

Посмотрите на общие сообщения о Марше женщин, состоявшемся на следующий день после инаугурации президента Трампа. По данным New York Times, около полусотни организаторов этого Марша были проплачены Джорджем Соросом. Акция посвящалась полной легализации абортов, предоставлению права трансгендерам использовать общественные туалеты по своему выбору, защите прав нелегальных мигрантов при трудоустройстве и установлению прав секс-меньшинств. И это главные вопросы повестки? Здесь не может быть «центристского» ответа: либо Трамп сдается, либо он выигрывает, но ни о каком компромиссе речи идти не может.

Правда в том, что, если республиканцы отбросят все ярлыки, которые пытаются наклеить на них левые, и привлекут на свою сторону афро-, латино-, азиатских и других американцев, они выстроят огромную национальную коалицию, предпочитающую традиционные ценности: желание работать, обеспечивать семьи и строить свое счастье без вмешательства государства. Честно говоря, в этом и должна быть одна из главных целей президента Трампа. Если он достигнет успеха, это станет самым важным его достижением как президента от Республиканской партии.

 

ТЭТЧЕР, ТРАМП И ПОЛОУМНЫЕ ЛЕВЫЕ

Через неделю после инаугурации я написал колонку в Washington Post, в которой сравнивал президента Трампа с бывшим британским премьер-министром Маргарет Тэтчер.

В этой части я провел параллель между злобным, враждебным лицом, с которым столкнулся Трамп – лицом молодого либерального фашизма, разрушающего всю страну в День инаугурации, – с горьким расстройством Британской лейбористской партии Тэтчер. Левых, отдаляющихся от нормального западного общества, в Британии называют «полоумными».

Мысль о параллели между Трампом и Тэтчер возникла у меня после прочтения блестящей книги Клэр Берлински под названием «Нет альтернативы: Почему Маргарет Тэтчер». Во время избрания Маргарет Тэтчер на пост премьер-министра Берлински училась в аспирантуре Оксфорда. Интересно, что изначально она была настроена против Тэтчер и лишь по истечении некоторого времени поняла ее абсолютно жизненный подход к руководству.

Основной аргумент Берлински заключался в том, что Тэтчер столкнулась сразу с двумя кризисами. Первым из них был кризис социализма как аморального, диктаторского и опасного направления в обществе.

Реакция Трампа на крайних левых такая же, как у Тэтчер на социалистов: он должен быть готов к моральной войне. Тэтчер напала на социализм не просто как на неправильный или экономически невыгодный строй, а как на безнравственную систему. Аморально отбирать деньги у одного человека, чтобы отдать другому. Аморально тратить чужие деньги. Аморально заниматься философией, которая ставит подобный подход выше этики трудовых отношений.

Я написал в Washington Post, что Трамп сосредоточился на том, чтобы сорвать маску моральной легитимности левых, отобрать власть лоббированных бюрократических учреждений Вашингтона так, как это сделала Тэтчер. Он уже продвинулся вперед в этом вопросе в рамках борьбы с нелегальной миграцией и ускорил создание важной энергетической инфраструктуры, против которой так активно выступали «полоумные» левые.

Трамп был готов идти на переговоры с рационально мыслящими демократами, это одно, но не мог допустить, чтобы крайние взгляды американских левых вынудили республиканцев идти на компромисс по важнейшим вопросам. Когда премьер-министр Тэтчер скончалась в 2013 году, президент Американского института предпринимательства Артур Брукс, описывая то время, рассказал, как Тэтчер прервала одного из своих коллег по консервативной партии, который утверждал, что, находясь под давлением крайних левых, тори должны перейти на центристские позиции по некоторым вопросам. Вот как писал про это Брукс:

«Она просто вынула из портфеля «Конституцию свободы» Хайека и, хлопнув ей по столу, воскликнула: “Вот то, чему мы верим!”»

Тэтчер всегда была агрессивна во всем, что противоречило ее отрицательным взглядам на социализм. Трампу необходимо быть таким же. Это жизненно важно, потому что социалистическая зависимость полностью противоположна американской культуре. Наше общество основано на трудовой этике и представлении о том, что каждый может реализовать свою большую мечту, но для этого необходимо упорно работать.

Второй кризис, с которым столкнулась Тэтчер, по мнению Берлински, заключался в попытке профсоюзов угольных шахтеров, по существу, осуществить захват страны.

Профсоюзы шахтеров считали – впрочем, так же, как профсоюзы авиадиспетчеров США в 1981 году, – что они могут навязать правительству свою волю через проведение ряда забастовок. В частности, угольщики думали, что они могут закрыть шахты, в результате чего в Великобритании закончится уголь. С помощью силовых структур Тэтчер убедила шахтеров в том, что они ошибались. Рассматривая забастовку как открытое нападение на правительство, Тэтчер позаботилась о том, чтобы угольщики поняли, что ни в коей мере не могут обойти парламент, представляющий волю народа.

Приблизительно такая же ситуация возникла и при Рейгане с PATCO. Профсоюз авиадиспетчеров был уверен, что Рейган «сломается» и выполнит их требования, потому что в противном случае система управления воздушным движением была бы парализована. В то время я был в Конгрессе и представляя интересы Центра управления воздушным движением Хэмптона и аэропорт Атланты. Я пытался объяснить организаторам забастовки, что их стратегия могла бы сработать с Джимми Картером, но с Рейганом такое не пройдет. Мне не поверили, авиадиспетчеры начали бастовать, а Рейган их просто заменил другими.

Президент Трамп сталкивается с аналогичным сопротивлением крайних левых по всему правительственному фронту, а особенно с упомянутым выше EPA. Левые сотрудники этого агентства отказываются исполнять повестку президента Трампа в вопросах энергетики. В следующем разделе мы рассмотрим это более подробно.

Тэтчер была так явно настроена против левых, что они возненавидели премьер-министра со дня приведения к присяге. Создавалось впечатление, что на нее одновременно напали сразу все британские СМИ, интеллектуальное сообщество и представители профсоюзов. Она постоянно находилась в «осаде», как и Трамп.

 

«СТАРАЯ ГВАРДИЯ»

Президент Трамп олицетворяет собой время перемен. Поэтому, естественно, ему будут сопротивляться те, кто подобных изменений вовсе не желает. Крупнейшими сторонниками сохранения статус-кво в Вашингтоне являются законодатели от старой власти с обеих сторон. Для них стало слишком удобным ничего не делать для радикальных перемен в политической культуре Конгресса и в созданных ими бюрократических структурах.

Когда речь идет о «старой гвардии», президенту Трампу на встречах с законодателями следует обращать внимание на две часто встречающиеся фразы.

Первая из них: «Для того, чтобы мы могли с этим разобраться, вам следует проявить разумность». Главным преимуществом президента Трампа в качестве нашего политического топ-менеджера является его талант к ведению переговоров. Он быстро понял, что люди с Капитолийского холма не ведут переговоры, как обычные бизнесмены, поскольку не рискуют собственными деньгами. Когда политик говорит, что «вам следует проявить разумность», то в 99 случаях из 100 это означает, что вы должны продаться и перейти на его сторону. Именно поэтому президенту следует подходить к каждому конкретному обсуждению, используя мощные рычаги давления на Конгресс, позволяющие совершать правильные вещи в правильном направлении.

Вторая фраза, которую следует ждать президенту Трампу: «Мы должны это сделать несколько позже». В нашем Конгрессе слово «позже» означает «никогда». Законодатели, которые используют эту линию, не заинтересованы в смелых изменениях, которых желает президент Трамп. Таким образом, слово «позже» сразу сигнализирует, что выраженное согласие несерьезно и законодатель ничуть не обеспокоен решением проблемы.

 

ЧЕТВЕРТАЯ ВЕТВЬ

Преодоление непримиримости федеральной бюрократии – неофициальной четвертой ветви власти – является самой большой проблемой, с которой столкнется президент. Нет никакого сомнения, что крупные фракции в правительственных структурах попытаются положить конец его президентству.

Помните, что 95 % всех пожертвований от так называемой «четвертой ветви» направлялись к Клинтон. Эта предвзятость явно проявилась и в Госдепе, в котором ее поддерживало 99 %, и в Минюсте – 97 %. Не следует ожидать, что эти люди перестанут сражаться с президентом Трампом.

Сенатор-республиканец от Оклахомы Джеймс Лэнкфорд уже предупредил: «У администратора EPA шестнадцать тысяч сотрудников, и все они работают против Трампа».

История отвержения и подрыва внешней политики президента тянется у Госдепа с давних времен. Еще когда Трумэн хотел признать государство Израиль, все руководство Государственного департамента выступило против, а его сотрудники из ООН активно поддержали резолюцию о недопущении признания Израиля. Лишь только дисциплинарный подход президента Трумэна заставил Госдеп подчиниться.

Даже перед посещением Рейганом Берлина цензоры Госдепа дважды убирали из его речи фразу «Господин Горбачев, снесите эту стену!» После того как Рейган вставил ее в третий раз, как утверждал старший советник президента, к утру ее снова вычеркнули.

Кардинальные изменения Трампа в американской внешней политике почти наверняка встретят сопротивление, исполнение указаний будет происходить медленно или вовсе саботироваться.

В свое время на канале BBC были популярны сатирический британский телесериал «Да, господин министр» (Yes, Minister, 1981 – 1984) и его продолжение «Да, господин премьер-министр» (Yes, Prime Minister, 1986 – 1988). Они были переполнены ситуациями, рассказывающими об умном сопротивлении бюрократической политике избранных должностных лиц. Проблема карьерных бюрократов, распираемых чувством наделенности теми или иными полномочиями, причем незаконно, и игнорирующих волю американского народа, принципиально не нова. Находчивые ребята из сериалов разработали целую концепцию, описывающую их отношения с бюрократами WEBEHWYG (Wee-beh-wig), то есть: «Мы появимся здесь после того, как вы отвалите».

Вскоре после инаугурации Трампа выступающие против него силы из ФБР начали расследование об утечке секретной информации в прессу. Цель лежала на поверхности: дискредитация президента и остановка прогресса, который предусматривался планом действий.

Это расследование привело к отставке генерала Майка Флинна как советника президента по национальной безопасности. Все произошло не случайно: помните, что 97 % политических пожертвований сотрудникам Министерства юстиции отправились к Хиллари Клинтон.

После этого ФБР превратилось в решето, через которое в СМИ анонимно просачивалась секретная информация о якобы предполагаемом влиянии России на президентские выборы.

Федеральные чиновники, выступающие против Трампа через правительство, начиная от EPA и Департамента труда и заканчивая Службой национальных парков США и Госдепом, начали организовывать новые каналы связи через зашифрованные коммуникационные приложения.

Вот что писал Politico в феврале 2017 года:

«Федеральные сотрудники, взволнованные, что президент Дональд Трамп уничтожит их агентства и учреждения, кинулись создавать новые адреса электронной почты, подписываться на зашифрованные приложения связи и разыскивать другие, более защищенные способы прикрытия для выражения несогласия с повесткой новой администрации.

И в EPA, и в Госдепе, и в Департаменте труда, и в других федеральных министерствах, агентствах и ведомствах сотрудники используют как новые технологии, так и более старомодные подходы – например, частные личные встречи – для написания писем, выстраивания стратегий разговоров и слухов или контактов с различными СМИ. В службах новостей сообщалось, что подобные сотрудники в основном использовали защищенные приложения, “чтобы обсудить, как им действовать в случаях, если политические назначенцы Трампа нарушат закон или не примут во внимание те или иные ценные научные данные”».

Нездоровая ирония заключается в следующем: общение федеральных чиновников с помощью защищенных приложений и их выводы не могут приниматься во внимание в соответствии с Законом о свободе информации, гарантирующем прозрачность правительственных структур. Поэтому закрытое обсуждение действий федералов на тот случай, если они потенциально станут свидетелями теоретического правонарушения, уже само по себе есть нарушение закона.

Президент Трамп не может и не должен ожидать, что правительственные чиновники окажут ему политическую поддержку или согласятся с действиями его администрации. Но в любом случае Трамп должен заставить чиновников выполнять свою работу. В случае отказа их следует увольнять, как это было сделано с исполняющей обязанности генерального прокурора Салли Йейтс, которая в январе 2017 года посоветовала сотрудникам Минюста не защищать президентский Указ.

Чтобы внести ясность, добавлю, что Йейтс уволили не за выражения несогласия с Трампом. Просто Генеральный прокурор обязан консультировать президента в любое время при обнаружении юридической ошибки в том или ином его действии, что Йейтс делать отказалась и, более того, порекомендовала своим сотрудникам игнорировать президентские указы.

Президент Трамп инициировал целенаправленные сокращения с целью снижения числа малозначимых правительственных чиновников, чья работа не влияет на внутреннюю и внешнюю безопасность, и я подозреваю, что большая волна увольнений еще впереди.

Вполне понятно, что на этом фоне бюрократия не могла не встревожиться, поскольку все эти люди считали себя неприкосновенными на протяжении десятилетий. Несомненно, они и впредь будут организовывать утечку в прессу умышленно искаженной, неточной, а порой и просто откровенно лживой информации, чтобы в глазах общественности администрация Трампа казалась дезорганизованной, а сам президент выглядел беспрецедентным агрессором по отношению к государственным служащим.

Игнорируйте эту ложь.

Вспомните нашу историю, когда Линкольн уволил 1400 из 1500 политических назначенцев после вступления в должность. Без смелой и порой драматической реформы государственной службы повестка Трампа окажется невозможной ни с точки зрения правильной формулировки, ни для последующей реализации.

 

ОПАСНОСТЬ ПОПЫТКИ ГОСУДАРСТВЕННОГО ПЕРЕВОРОТА

К моменту опубликования книги ситуация почти наверняка будет существенно отличаться от текущей. Но я подозреваю, что СМИ, разведывательное сообщество, следователи Конгресса и судебная система будут по-прежнему сосредоточены на предполагаемой связи между кампанией Трампа и Россией.

Для понимания контекста поясню, что пишу эти слова в начале апреля 2017 года. На данный момент происходят попытки собрать все больше и больше «доказательств» – а в этом «сборе» задействовано огромное число игроков – с целью использовать расследование для порождения недоверия или даже полного развала администрации Трампа.

Например, недавно обнаружилось, что советник президента Обамы по национальной безопасности Сьюзан Райс использовала свое служебное положение для связи с разведывательными сообществами с целью получения информации о команде Трампа. Не исключено, что она занималась сбором данных на иностранцев, взаимодействующих с сотрудниками избирательной кампании президента. Если первое можно назвать как минимум неэтичным и как максимум злоупотреблением властью, то второе уже классифицируется как уголовное преступление. Райс рассуждала на эту тему по телевидению, что неудивительно, поскольку именно она взяла на себя инициативу по обману общественности относительно нападения на посольство в Бенгази.

Однако опасность этой ситуации заключается в том, что система укоренившейся бюрократии заранее предопределила исследуемую проблему, безосновательно заключив, что она сосредоточена на команде Трампа.

По определению этой системы, любые попытки России проникнуть в формирование американской политики упираются в Трампа. О том, что русские пытались, но так и не смогли взломать внутреннюю компьютерную сеть республиканцев, даже не упоминается. Именно на этом основании (а точнее – безо всякого основания) генералу Флинну и Джареду Кушнеру было предложено дать свидетельские показания. Но ни один член команды Трампа не должен соглашаться давать показания без законного предоставления иммунитета: на карту могут быть поставлены их карьера и свобода.

Подобный сбор компромата, проводимый Минюстом, членами Конгресса и СМИ, может легко заманить невиновных людей в хитроумные ловушки за счет различных процедурных ошибок. Существует серьезная опасность, что члены команды Трампа начнут давать показания, предполагая, что с ними ведут честную игру. Подобная наивность грозит катастрофой.

Каждое случайно брошенное слово может быть направлено против всех других доступных доказательств, а любое несоответствие, насколько непредумышленным оно бы ни было, может привести дающего показания к обвинению в лжесвидетельстве или препятствии правосудию.

По иронии судьбы, имеется много свидетельств того, что Россия связана с Хиллари Клинтон и демократами намного теснее, чем с Трампом и республиканцами. Но, как недавно сказал мне один бывший высокопоставленный прокурор, «теперь это стало неким видом спорта, замешанным на крови. Целью ставится не справедливость или правда, а уничтожение консерваторов».

Мы не следим за объективным процессом поиска истины. Очевидное общесистемное смещение в одну сторону представляет собой ключевой недостаток текущей дискуссии.

Действительно, существует серьезная угроза американской независимости от внешних манипуляций и иностранной коррупции, но она значительно выше того, что может исходить от России, и имеет гораздо более широкий фокус, нежели влияние на исход выборов. Нам необходимо глубокое и тщательное исследование иностранных попыток оказать влияние на внутреннюю и внешнюю американскую политику.

Например, важно взглянуть на инструменты, которые Россия разрабатывает для гибридных военных действий, и как они действуют на Соединенные Штаты, Европу и другие страны.

Гибридная война – это комплексное использование интеллекта, информации, кибервойн, экономического давления, коррупции, дипломатического давления и субсидированного насилия на низовом уровне. Это уже использовалось в Украине, Эстонии и ряде других мест, где России требовалось продвинуть свои интересы. Россия полагалась на этот метод, чтобы избежать опасных конфликтов. Кремль хочет максимизировать свое влияние, сведя к минимуму риск развязывания крупной войны.

У Трампа огромная повестка – защита государственных границ, разгром радикального ислама, дерегулирование нормативных актов и многое другое. Если бы он принял обычный осторожный «вашингтонский» подход, то из всего, что он пытается сделать, не было бы выполнено и 10 %.

В этом широком исследовании следует учитывать и Китай, и зарубежных сторонников радикального ислама, и другие государства, стремящиеся оказать воздействие на американскую политику с точки зрения отношения к ним.

Все мы свидетели разворачивающейся драмы, но и понятия не имеем, как она будет развиваться дальше.

 

МЕДИА

В текущей ситуации медиаоппозиция будет оставаться самой постоянной и при этом самой смешной и нелепой.

В самом начале формирования новой администрации СМИ умышленно начали лгать про так называемые массовые отставки старших сотрудников Госдепартамента, пытаясь продвинуть идею хаоса в Кабинете президента. На самом же деле в ведомстве были уволены четыре политических назначенца, подобранные президентом Обамой, что ни в коей мере не было каким-либо символическим демаршем. Такое будет продолжаться и впредь.

Вам остается только понаблюдать, как эксперты всевозможного рода, журналисты и комментаторы, ошибавшиеся в отношении выигрыша Трампом республиканских праймериз, ошибавшиеся в его победе на всеобщих выборах, теперь ошибочно утверждают о неправильном подборе Кабинета. Думаю, они по-прежнему продолжат ошибаться, обсуждая президентскую повестку.

Корень подобных ошибок кроется в отсутствии реального отношения к жизни обычных американцев. Во время избирательной кампании элитные СМИ списали кандидатуру Трампа со счетов, поскольку он говорил о проблемах, которые не укладывались в сознании элитных медиа. Они наблюдали за выступлениями Трампа, говорящего на митингах о пересмотре торговых сделок, восстановлении контроля и безопасности в иммиграционной системе, борьбе с исламским превосходством и предоставлении людям выбора школ для своих детей. Все эти темы находились для элиты под запретом, и, замалчивая их, СМИ проявили высшую степень презрения к обыкновенным американцам по всей стране.

Нет причин полагать, что наступят перемены. До сих пор ни одно из крупных СМИ не потрудилось признать, что, будучи совершенно неправым в освещении политической ситуации за последние два года, пора сделать переоценку собственной связи с американским народом. Вместо этого сразу же после выборов журналисты и комментаторы принялись обвинять опросные агентства в необъективном анализе и претенциозных сообщениях.

Действительно, опросчики как группа ошибались, приняв для себя фиксированную идею об американском избирательном шаблоне. Многие из них полагали, что число афроамериканских избирателей на выборах 2016 года окажется таким же, как и на обоих выборах Обамы, а явка белых избирателей будет аналогична явке сторонников Ромни в том же 2012 году. По какой-то неизвестной причине они решили, что эти два показателя должны сохранять постоянство.

Даже ранним вечером в день выборов аналитики все еще опирались на цифры, основанные на модели 2012 года, из которых следовало, что Хиллари Клинтон одержит победу с большим преимуществом, а республиканцы потеряют Сенат. Они твердили об этом до тех пор, пока не стало известно, что Трамп уже набрал необходимые двести семьдесят голосов, а республиканцы заработали большинство, состоящее из пятидесяти двух сенаторов. Другими словами, аналитики фиксировались на прошлом, отвергая все, что показывало настоящее.

Этот симптом высветил большую проблему в проведении современных опросов, которые, по сути, являются частью средств массовой информации. Опросчики строили прогнозы на основе того, что люди сказали им в ходе стандартных телефонных разговоров, и исторически их результаты носили довольно точный характер. Однако теперь, учитывая огромное количество новых коммуникационных платформ – мобильных телефонов, SMS-сообщений, электронной почты, социальных сетей, услуг видеочата, – им следовало осознать, что каждая из них имеет свою специфику. Многие опросчики просто не адаптировались к новому миру общения. В результате аналитики работают с устарелыми компьютерными моделями, наивно надеясь, что страна не изменилась.

Лишь только исследовательские центры Pew и Gallup обладали целостным взглядом. Они устранились от ежедневных подсчетов голосов, осознавая, что, создав любой дополнительный опрос, только добавят путаницы. Вместо этого центры сосредоточились на том, что американцы думают о конкретных проблемах и как их мнение меняется с течением времени. Профессор Ратгерского Государственного исследовательского университета Клифф Зюкин отметил это в статье Time, опубликованной 15 октября 2015 года:

«Они [Pew и Gallup] внесли свой вклад в политический процесс, причем результаты этих исследований носят долговременный характер. Эти центры не хотят вводить в заблуждение общественность, но и не хотят рисковать, делая общие выводы. Для этого требуется намного больше ресурсов».

Мне было бы интересно узнать, кого обвинят новостные СМИ, когда в очередной раз «ошибутся» по поводу налоговой реформы президента Трампа, его инфраструктурной программы или в отношении плана окончательной отмены Obamacare.

Тем временем даже развлекательные СМИ продолжают жестоко нападать на президента и его сторонников. 24 марта либерал Билл Мар открыл свое шоу, начав с оскорблений в адрес избирателей, проголосовавших за Трампа, другими словами – в адрес половины Америки. «Я знаю, что вы, настоящие американцы, ненавидите, когда вас называют тупыми, – сказал Мар. – Если вы пойдете мне навстречу, то действительно перестанете быть таковыми». Много ли можно ожидать от подобного противостояния?

К чести Трампа будет замечено, что он одновременно противостоит и левым, и мейнстримным СМИ, и «старой гвардии». Он ведет борьбу с элитарным классом и множеством левых ценностей, которые десятилетиями укреплялись в нашей стране. В жизни мы еще не видели ничего подобного. Очевидно, Авраам Линкольн тоже мог испытывать нечто подобное.

Вернемся к доктору Гуэльзо, профессору Геттисбургского колледжа и эксперту по вопросам гражданской войны, о котором я уже упоминал в главе 8. Он прислал мне несколько вырезок из газет, напечатанных сразу после выборов Линкольна. Они замечательно отслеживают те же тенденции, которые сохраняют левые и по сей день.

Вот что писала Memphis Daily Appeal 13 ноября 1860 года:

«В течение девяноста дней после инаугурации Линкольна Республиканская партия будет полностью разрушена и уничтожена. Путь нового президента окружен таким множеством трудностей, что даже если бы он обладал способностями Джефферсона и энергией Джексона, то все равно потерпел бы неудачу. Но он слабый и неопытный человек, его администрация будет обречена с самого начала. Если он обопрется на наиболее радикально настроенных республиканцев, эти консерваторы рано или поздно от него отрекутся. Если, с другой стороны, он осудит радикалов и станет проводить более умеренную правоцентристскую согласительную политику, крайние правые объявят войну его администрации».

Вы не забыли, что речь идет о Линкольне, а не о Трампе?

Посмотрим еще одну вырезку из Lancaster Ledger, Южная Каролина, от ноября 1860 года:

«Здесь наблюдаются сильные волнения. На улицах собрались большие толпы. Всепроникающий дух среди масс – сопротивление администрации Линкольна. Эта решимость проявляется повсюду».

Но следующая заметка показалась мне наиболее интересной. Она была написана корреспондентом New York Herald’s Charleston:

«В четверг вечером улицы города заполнились возбужденными толпами. До самой полуночи на них царило оживление. Люди запускали ракеты и другие фейерверки, в воздухе раздавались оглушительные крики. Повсюду речь шла только о необходимости незамедлительных действий. Народ был уверен, что вслед за отдельными конкретными действиями их штата последуют шаги и со стороны других штатов Юга. Для любого человека вряд ли разумно выражать мнение за немедленное отделение штата, а горячие общественные страсти и нетерпимость возникли на волне популярности самой идеи».

А теперь вспомните о кампусах. Подумайте о том количестве молодых людей-консерваторов, которые подвергаются насмешкам. Подумайте о том, что произошло в день инаугурации Трампа, когда молодые левые фашисты вышли на улицы с булыжниками и дубинками.

Сцена в Чарльстоне 1860-го, которую описывает корреспондент, очень похожа на действия сегодняшних левых, столь яростно отстаивающих «особое мнение». Для любого человека вряд ли разумно выступать за немедленный раскол, а подогревание пафосных страстей и нетерпимость выдаются за популярную общественную волю.

Сегодняшние левые напоминают жителей Чарльстона, которые собирались отделиться, защищая рабство. Надеюсь, вы подумаете об этом сравнении. Пока Трамп успешно реализует свое смелое новое видение Америки, конфронтация будет продолжаться. Следующие главы посвящены тому, как президент Трамп может добиться успеха.