Мы уже не раз наталкивались на поразительные аналогии между фундаментальными особенностями крестьянской культуры, которую мы пытались реконструировать, и некоторыми передовыми тенденциями высокой культуры того времени, и это несмотря на глубочайшее различие их языков. Нельзя считать достаточным объяснением этих аналогий процесс диффузии высокой культуры — это значило бы, что идеи способны вырабатывать только господствующие классы. Мы отказываемся от этого упрощенного объяснения, будучи сторонниками иной гипотезы, которая более сложным образом описывает отношения, сложившиеся в этот период между культурой господствующих и культурой угнетенных классов.

Это гипотеза не только более сложная, но и отчасти недоказуемая. Массив документов, которыми мы располагаем, определяется, как можно было предполагать, состоянием межклассовых отношений. Почти исключительно устная культура, каковой была культура угнетенных классов доиндустриальной Европы, не оставляла о себе свидетельств или эти свидетельства бывали искажены до неузнаваемости. Отсюда важность такого пограничного случая, как случай Меноккио. Он ставит нас лицом к лицу с проблемой, все значение которой только сейчас начинает осознаваться — с проблемой народных истоков высокой европейской культуры в эпоху Средневековья и Возрождения. Рабле и Брейгель, быть может, не были только блистательными исключениями. Но они завершали эпоху плодотворных, хотя и скрытых от глаз взаимоконтактов официальной и народной культуры. Для следующего периода было характерно, с одной стороны, все более жесткое отграничение культуры господствующих классов от культуры крестьянства и городского плебса, а с другой — подъем, строго регулируемый, образовательного уровня народных масс. Хронологический раздел между двумя этими периодами падает на вторую половину XVI века, красноречиво совпадая с ужесточением социальных барьеров, происходящим под влиянием революции цен. Но решающий кризис случился несколькими десятилетиями ранее, во время крестьянской войны и прихода анабаптистов к власти в Мюнстере. Тогда перед правящими классами предстала драматическая задача: либо они возвращают себе идеологический контроль над народными массами (сохраняя, более того, увеличивая социальные дистанции), либо утрачивают над ними всякий контроль.

Это движение, направленное на восстановление пошатнувшейся гегемонии, принимало разные формы в разных частях Европы, но и евангелизация деревень, проводившаяся иезуитами, и всепроникающая религиозная организация населения, осуществленная в рамках каждой семьи протестантскими церквями, определяются одним импульсом. Им соответствует, в ином плане, начало массовой охоты на ведьм и введение жесткого контроля над маргинальными группами, вроде цыган и вообще всякого рода бродяг. Подавление и уничтожение народной культуры — именно на этом фоне разворачивается история Меноккио.