Стаффа кар Терма лежал в темноте, вытянувшись на спине. Мягкие шорохи и жужжание механизмов «Крислы» вокруг него должны были подействовать на него успокаивающе. Вместо этого в мозгу его снова и снова прокручивалось то последнее мгновение, когда орудия «Крислы» разнесли боевой корабль Претора в пыль, а с ним — единственную женщину, которую он когда-либо любил.

«Я убил ее. Откуда мне было знать?» Он поднял руку и потер двумя пальцами глаза. «А мой сын? Жив ли он? Или я и его тоже убил? Седди… Седди должны знать».

Каким был его сын? Старый вопрос, который преследовал его многие годы, снова и снова возвращался к нему. Он попытался разобраться в своих чувствах — и потерпел неудачу. Попытки мыслить рационально привели к еще большему беспорядку в голове, и он начал понимать то состояние, в которое его привели слова Претора, «Теперь я понимаю, старик. Я был твоим экспериментом, не так ли? Вот откуда гордость в твоих глазах. Ты взял осиротевшего мальчика и использовал его для своего эксперимента. С помощью тренировочных машин ты подавил мои эмоции, превратил меня в биологического робота. Рационального, логичного, без капли эмоций, кроме жажды добиться успеха. Боже мой. Претор, каким же насмешливым чудовищем ты был».

Сквозь туман в его чувствах части головоломки начали становиться на место. Но в чем заключалась правда? Был ли его мозг нормальным раньше, или только сейчас психологический механизм освободил его от состояния заданности? Он глубоко вздохнул, усмиряя свои мысли, подавляя чувства, и пытаясь вспомнить то, что ему было известно о физиологии и химии мозга.

На основе сложного взаимодействия физиологии и химии мозг создал свои критерии нормального поведения. И во время этого процесса он создал сеть нейтральных связей, которые составляют память и позволяют ей освоить новую стратегию.

«И все это было нарушено скрытым пусковым механизмом Претора». Стаффа сжал кулак и ударил по спальной платформе. «Итак, что же произошло? Слова Претора вызвали естественную реакцию, которая вступила во взаимодействие с обратной связью мозга для поддержания химического равновесия. Но какое состояние соответствует мне подлинному?»

Вот в чем была настоящая проблема. Неужели Претор закрыл от него часть его сознания на все годы, или же ключевые слова «конструкция, машина и творение» создали эмоциональный дисбаланс, рассчитанный на то, чтобы, в конце концов, уничтожить его?

Ответ на этот вопрос покоился в могиле Претора.

Остался тот факт, что был послан сигнал в подсознание.

Стаффа встал и беспокойно начал ходить по своим апартаментам. Ответ должен заключаться в последних словах Претора. В какой-то момент в их разговоре старый змей дал ему подсказку. Даже среди крушения своего мира Претор не смог бы удержаться от одного, последнего опыта, но какого? Стаффа снова и снова воспроизводил разговор в микленской больнице, слово за словом. Так, много было сказано, что много подразумевалось. Но какая из фраз содержала подсказку?

Стаффа нахмурился и положил подбородок на сжатый кулак. «Он делает ставку на мою гордость и самонадеянность — Стаффа мрачно усмехнулся. — Да, это для него привычно». Слова «нет души» снова и снова звучали в мозгу у Стаффы; старик без конца повторял их. «Нет ответственности перед господом?.. Мое воспитание уничтожило в тебе это… убило в тебе личность… создание без совести… тобой движут деньги и власть…»

Выражение лица Стаффы стало жестким. «А что еще, Претор? Как еще человек измеряет свою ценность? Власть — вот единственная мера. Этот урок я хорошо усвоил».

Призрачный отзвук детского плача донесся до него сквозь годы. Жалобный, осуждающий. Стаффа закрыл глаза, но тогда его стали преследовать печальные глаза Крислы. Ему не удавалось избежать мягкого осуждения, укора ее желтого взгляда. Невидимая рука сжала его сердце холодным обручем.

— Я не знал, что он захватил тебя, — прошептал Стаффа призраку. — Неудивительно, что ты так бесследно исчезла. Во всем свободном космосе только Претор мог купить такую секретность. Я должен был догадаться, любовь моя. Я должен был знать.

Душа его содрогнулась от одинокого плача сына. Чувство вины захлестнуло и смешалось с горем. «Почему это происходит со мной?»

Претор заявил, что у него совесть, как у рептилии. «А я сказал, что не интересуюсь совестью». Человека, который стремится объединить весь свободный космос для того, чтобы бросить вызов Запретным границам, совесть только обременяла бы. «Разве ты не видишь, Претор? Ставки слишком высоки. До тех пор, пока человечество разделено, пока мы враждуем и сражаемся друг с другом, мы никогда не сломаем сковывавшую нас клетку».

Он замотал головой, рассердившись на себя. «Вот существенный момент, который ты не учел, Претор. Ты забыл, что научил меня мечтать, стремиться ко вес более великим свершениям. Я должен править свободным космосом».

… И тебя в конце концов, постигнет неудача… неудача… неудача…

Стаффа резко повернулся. Злая улыбка растянула его жесткие губы. "Это и есть ключ, не так ли, Претор? В течение всего нашего разговора ты смеялся надо мной, очень хорошо зная, что уничтожил в моей личности всякую сентиментальность — изгнал, как ты справедливо сформулировал. Вот почему тебя удивило, что я полюбил Крислу. Она могла бы разрушить заданность, в конце концов. Ты вынужден был забрать ее у меня. Это погубило бы эксперимент — испортило бы твое «величайшее произведение».

Стаффа горько рассмеялся. «Моя ахиллесова пята — бесчеловечность, отсутствие совести. Вот почему ты назвал меня машиной». Глаза Стаффы сузились и превратились в щелочки. «Ты сделал из меня получеловека. Претор».

Но освободили ли его эти три слова? Разрушили ли они заданность совсем! Гнев смешивался в нем с отчаянием. "Ты должен найти себя, Стаффа, или Претор в конечном итоге одержит победу. Если тебе суждено увидеть осуществление твоей мечты, ты должен знать, что означает быть человечным, как сказал Претор, «чувствовать тот дух, который дышит в живых существах».

Он набрал в легкие воздуха, задержав дыхание, чтобы остановить внезапное тревожное биение сердца. «Претор, сначала я найду своего сына, если он жив. А потом найду себя».

— Мне щекотно, — сказала она, когда его пальцы, лаская ее, легонько скользнули по шелковистой прохладной коже ее бедер.

Глубоко втянув в себя воздух, Тибальт со свистом выдохнул.

— Почему ты пришла ко мне, Или? Ты же не любишь меня.

Она повернулась к нему, откидывая через плечо массу густых блестящих волос, чтобы видеть его лицо на измятой постели. Ее длинные ноги сбили золотистые простыни в скомканную груду во время их страстного совокупления. Она придвинулась поближе, как будто притянутая жаром его тела, и положила мускулистую ногу на его живот. Одна из ее грудей прижалась, сплющившись, к его предплечью. На мгновение он был поглощен зрелищем контраста между яркой белизной ее кожи и глубоким черным цветом его собственной.

Он заглянул в ее пронзительные глаза, находящиеся так близко от его глаз.

— Возможно, мне нравится вкус власти, император, — ее голос имел тот же привкус соли, что и мускусный запах ее постепенно становящегося прохладным тела.

— Может быть, вы представляете собой окончательный триумф.

Он слегка вздрогнул, когда она начала легонько пощипывать губами его грудь. Ее острый язычок вызывал дрожь в позвоночнике.

— И ты никогда не беспокоилась о последствиях в том случае, если нас разоблачат? — с трудом проговорил он, что потребовало концентрации всех его сил. Густые черные волосы щекотали его кожу.

Она рассмеялась:

— Кто? Твоя дражайшая супруга? Так императрица уже знает. Ни Мари, ни ее льстивое семейство не представляют никакой…

— Они знают? — дурное предчувствие заставило сжаться его сердце. Он уставился прищуренными глазами на богатые ярко-красные шелковые драпировки над головой.

Или снова рассмеялась, показывая белые зубы, а от глаз разбежались морщинки смеха.

— Конечно, мой господин. Ш-ш-ш! Не тревожься. Я обо всем позаботилась. Никто не пойдет против меня, Тибальт, никто! — выражение ее лица стало жестким, подчеркивая значение ее слов.

— Возможно, в твоем положении ты не сможешь угрожать своей жене — или ее могущественному семейству. — Ее язык пробежал по его верхней губе, она легла на него сверху. В дыхании ее чувствовался запах мяты. Она прибавила:

— С другой стороны, твои родственники опасаются, что кто-либо из них может быть арестован за измену, воровство, взятки или любое другое подходящее преступление. Я прослежу, чтобы ее осудили, Тибальт, и приговорили к смертной казни.

Теплая волна облегчения захлестнула его, вытеснив тот страх, который на мгновение охватил его.

— А если подозрения возникнут у Совета? Эти мелочные…

— Если в тебе недостаточно мужества, чтобы справиться со своим собственным Советом, то ты не можешь быть императором.

— В самом деле.

— Тогда чего же нам опасаться, даже если бы мы занимались любовью на ступеньках Императорского Совета Риги? — горячо прошептала она, пробуждая к жизни его мужское естество.

После того как она оставила его, обессиленного и опустошенного, он пропустил сквозь пальцы ее черные волосы и провел кончиками пальцев вниз по плечам и груди, охватывая ладонью каждую из полных грудей и слегка массируя соски. Когда она шевельнулась, на животе ее перекатились и заиграли мышцы.

— Скажи, Или, что ты знаешь о Стаффе кар Терма? Открой мне свои тайные сведения. Кто он? Какой он? Что мы действительно о нем знаем?

Она повернула голову, и щека ее оказалась лежащей на подушке из рассыпавшихся блестящих черных волос.

— Командующий? Не много мы о нем знаем. Он тот орешек, который я хотела бы расколоть, мой император. Сначала я думала, что он питает слабость к Претору. Ха! Ошибочное заблуждение! Хотя они боялись его мощи и изгнали его, они все же сумели его использовать. Дали ему корабль и послали охотиться на других. И все же он убил Претора, убил голыми руками человека, который сделал его тем, что он есть.

Ее глаза стали рассеянными, а голос упал до шепота.

— Убил того, кто дал ему все. В самом деле, хотелось бы мне знать мотивы поступков такого человека!

— Ты беседовал с ним. У тебя должны были остаться какие-то впечатления.

Тибальт вспомнил голографические изображения Командующего — мертвые серые глаза, застывшие, постоянно под контролем, черты лица, никогда не отражающие эмоций… смертельно опасный человек-крепость.

Она шевельнулась рядом с ним.

— Думаю, он самый обворожительный мужчина из всех, кого я знаю.

— Исключая присутствующих? — спросил он, осознав, что ее ответ, как ни странно, важен для него.

Ее глаза встретились с его взглядом, черные, бездонные, понимающие:

— Включая присутствующих.

«Что бы я ни делал, как бы ни старался овладеть ситуацией, он всегда затмевает меня. Как бы я ни старался измениться, именно его я всегда буду пытаться превзойти, и как же я ненавижу себя, когда думаю об этом! Ничто не принесло бы мне большего удовольствия, чем ощущение энергетического кинжала, пронзающего сердце Стаффы».

Устыдившись, он крепко стиснул челюсти. Ее откровенность ранила его.

— Я бы убил тебя за эти слова, Или.

— Но ты этого не сделаешь. — Ее лицо, имеющее форму сердечка, осталось безмятежным. — Ты ценишь мои способности слишком высоко, это во-первых. Во-вторых, ты получаешь удовольствие от моего общества, потому что я единственный человек во всей империи Рига, который обращается с тобой, как с равным, и не дрожит… как заяц, перед твоей властью. И наконец, ты по достоинству ценишь мою честность и прямоту.

Как верно. Он мог ненавидеть и Стаффу, и Или. И он нуждался в них обоих, несмотря на то, что когда-нибудь, возможно, каждого из них придется уничтожить. Любой ценой.

— Вероятно, ты права, дорогая Или. Вероятно, права. — «Но я не хочу рассуждать сейчас на эту тему, моя страстная сучка, не сейчас». — Тогда скажи мне, что нам делать со Стаффой и жителями Сассы?

Они потянулась всем своим загорелым телом, поиграв каждым мускулом, потом села, скрестив ноги. Тряхнула головой, рассыпала по плечам черные волосы, и подперла подбородок ладонями.

— Он — ключ к будущему. С ним мы сможем контролировать весь свободный космос. Возможно, при условии такого контроля, мы даже сможем собрать достаточно сил, чтобы бросить вызов Запретным границам. С одной стороны, если он заключит соглашение с Сасса, в конце концов, проиграем. У нас нет способа превзойти его способности. Никакие препятствия с нашей стороны не остановят его.

Он кивнул, едва успев подавить отрыжку.

— Твои мысли полностью соответствуют моим.

Он сложил руки на обширном животе.

— У меня есть идея. — Говоря это, он пристально смотрел ей в лицо. — Мы сделаем Командующему самое лучшее предложение, какое только сможем… и я хочу, чтобы это сделала именно ты.

Или склонила на бок голову, ее безупречное лицо сморщилось, когда она стала прокручивать его предложение в своей голове.

«Насколько могу я доверять тебе. Или? А, вижу, глаза твои зажглись! Действительно ты видишь все открывающиеся возможности! Какая же ты прелесть, моя прекрасная кобра! Не знающая удержу ведьма в моей постели, острие клинка моей империи, ты единственная из всех женщин достойна меня».

— Почему бы и нет? — Он небрежно махнул рукой. — У меня свои причины, Или. Как ты справедливо выразилась, я доверяю твоей честности и прямоте. Ты красивая женщина; возможно, он не заподозрит присущей тебе ловкости. Повидай Стаффу. Привлеки его на мою сторону. Ты знаешь, что поставлено на карту. Тайное убийство, один-другой подкуп или скомпрометированный деятель, возможно, потребуется нечто более радикальное. Я полагаюсь на твое чутье.

«А я предприму собственные шаги, моя сладкая похоть. Хоть это и огорчает меня, но я должен поработить тебя, превратить в подлинное орудие».

— У меня есть еще одна причина, чтобы послать именно тебя. Или. — Ее глаза ярко блестели, глядя в его глаза, она медленно улыбнулась. — Да, действительно, любовь моя. В том случае, если все эти меры ни к чему не приведут, ты сможешь убить Командующего — и навсегда избавить нас от угрозы.

«Конечно, ты будешь символом власти империи. Возможно, особая повязка? Да, неограниченное доверие и повязка, символизирующая власть. О, прекрасно, Тибальт. Какая дьявольская ирония! Как я связан своей властью, так и ты будешь прикована к своей, Или. Ласкай ее, милая любовница, потому что это и смерть тоже!»

Она задумалась, ее улыбка становилась все шире, гладкая кожа на лице покрылась ямочками. Засверкали белые зубы, а ее безупречная грудь задрожала от сдержанного смеха.

— Мой господин Тибальт, — засмеялась она, — вы сделали лучший выбор, чем сами думаете. Стаффа кар Терма — мой!

«А ты теперь — моя!» Тибальт улыбнулся в знак согласия и позволил пальцам скользить по изгибам ее невероятного тела.

Стена за плечом Синклера взорвалась, и его выбросило толчком в узкий проход. Один только слепой инстинкт заставил его отползти в тень, а его потрясенный разум пытался обрести способность мыслить. Пораженные нервы в его ушах издавали вопль. Сквозь туман окутавший его чувства, он слышал, как выстрелы из ружей Мака Рудера и Гретты рвали воздух треском разрядов.

Чья-то рука похлопала его по ноге; слабо различимый голос звал его сквозь туман; он едва реагировал, когда какие-то руки схватили его и поставили на ноги. Его заплетающиеся ноги, казалось, действовали независимо от его воли.

— Что? — спросил он, удивляясь тому, что его собственный голос едва проникал в дрожащий туман. — Что? Где мы? Что случилось?

Он помнил дверь, ступеньки, по которым карабкался через силу по темной изгибающей лестнице, поддерживающие его руки и маленькую комнатку за разбитой дверью. Он помнил, что его тошнило, кружилась голова, и он падал… и никак не мог долететь до дна.

Синклер лежал на куске ледяного мрамора. Он не мог повернуть головы, потому что кто-то распиливал его череп, чтобы добраться до мозга, но знал, что его прекрасная мать лежит с одной стороны от него, а отец с другой. Тело его дрожало от вибрации пилы. Он посмотрел вверх, в прекрасные голубые глаза Анатолии Давиуры.

Пок-Бам! Сотрясение и падающая пыль вернули Синклера из его смутных серых снов. Вибрация, которая во сне казалась ему вызванной пилой, исходила от пола, на котором он лежал.

— Проклятие! — Резкий мужской голос пробудил его память, и он попытался открыть глаза, крепко склеенные слизью. Нечто, напоминающее звук рвущейся ткани, он опознал как выстрел из бластера: молекулы воздуха реагировали с частицами.

Тишина.

Он потер лицо покрытыми коркой пальцами перекатился на живот, услышав, как обломки затрещали под его броней. Он чувствовал, будто каждая его кость выдернута из сустава. Тупая боль, наполнявшая его сны, горячо и яростно пронзила голову.

— Проклятые Боги, — ахнул он. — Какого…

— Молчи, — прошипел откуда-то женский голос.

Он поморгал во мраке, чтобы яснее видеть. Дождь моросил сквозь остатки крыши, шлепал по щепкам, разбитой облицовки и порванному покрытию пола. Одно ухо у него было мертвым. Тарга! Бомбежка, полет через Каспу в попытке найти свои войска, засада… все возникло в его памяти.

Мак Рудер скорчился у разбитого окна, с винтовкой наготове, пристально вглядываясь в темноту и бурю. Гретта притаилась у взорванной двери, прикрывая лестницу, глядя в прицел своей винтовки.

Его мочевой пузырь настойчиво требовал облегчения.

Вспышка фиолетового света ворвалась со стороны лестницы и пронеслась сквозь отсутствующую часть крыши.

Синклер попытался сглотнуть слюну. Язык прилип к сухой гортани. Он ощупью нащупал флягу с водой, но снял с пояса всего лишь ее расплющенные остатки. Только тогда он заметил свою боевую броню — покрытую запекшейся кровью, ужасно избитую кусками металла и каменной крошкой. Броня спасла ему жизнь.

Не стесняясь, он отполз в глубину комнаты и помочился на уцелевшую стену. Ружье Мака Рудера выплюнуло короткую вспышку в темноту.

Он пробрался туда, где дождевая вода скопилась в углублении на грязном полу, и выпил сколько мог из образовавшейся лужицы. Пыль застревала на зубах, на языке остался мерзкий привкус. Однако вода успокоила раздраженное горло.

Он перекатился на спину, чтобы дождь омыл его лихорадочно пылающее лицо.

— Как самочувствие? — спросил Мак Рудер, его голос был равнодушным, лишенным эмоций.

— Будто кто-то протащил меня сквозь сингулярность, причем боком, — хрипло отозвался Синклер. — Каково положение дел?

— Почти, как в прошлый раз. Плохо. Мы здесь наверху, и им нас не достать, пока они не добудут достаточно мощное орудие. Не думаю, чтобы им на это потребовалось много времени. Что-то там уже движется внизу. Мак Рудер не отрывал глаз от улицы под окном.

— Они дважды попытались прорваться по лестнице, — прибавила Гретта. — Я их проучила.

— Это что, какая-то башня? — спросил Синклер, глядя на крыши, виднеющиеся сквозь бреши в стенах.

— Ага, занимай позицию повыше! — Мак Рудер провел грязной рукой по своему инфракрасному визору, стирая капли дождя.

Военная аксиома.

Синклер подполз к нему и посмотрел. Их башня стояла в основании У-образного блока. На противоположной от них стороне улицы, внизу, дождь хлестал по наклонной крыше входа в подземный склад. Обвисшая на двух шестах вывеска рекламировала стоимость хранения и телефон для получения справок.

— Какой тип ночного видения они используют? Активный или пассивный? — Синклер потянул ремень своего снаряжения. Удар безнадежно повредил большую часть приборов.

— Пассивный. Должно быть, какая-то система усиления освещенности.

— Гранаты остались?

— Одна. Зачем?

— Хочешь выбраться отсюда, пока они не установили что-то по-настоящему большое, что сможет выбить нас из башни?

— Клянусь твоей розовой задницей, ученый школяр. Что у тебя на уме на этот раз?

— Простая физика.

— Например?

— Например, я надеюсь, что сила притяжения все еще действует. Только нам надо отвлечь их и ослепить, по крайней мере на тридцать секунд.

— Понимаю, пассивное ночное видение, а? Ручаюсь, у Гретты ты найдешь ракетницу, тоже пригодится.

Синклер осмотрел свое разбитое снаряжение и тихо выругался. Он с трудом дополз на четвереньках до того места, где сидела, съежившись, Гретта Артина, прикрывая вход.

— Мне нужна твоя ракетница и спасательный трос.

— Есть план? Слышала, как вы там шептались с Маком Рудером. Как чувствуешь себя? — Она мельком взглянула на него и снова уставилась через прицел на дверной проем.

— Слова не бывают такими шершавыми, — прошептал он, принимая у нее предметы, которые она сняла со своего пояса. — Одно ухо не слышит. Думаю, барабанная перепонка повреждена. Это раз, и еще я чувствую себя так, будто меня пропустили через микленский пресс для вина. Все болит.

— Да-а, ну, послушай, вытащи нас из этой переделки, и я сделаю массаж каждому квадратному дюйму твоего тела. — Она подарила ему быструю улыбку и подмигнула.

— Может, просто договоримся пообедать, а? — неуклюже спросил он, осознав, насколько неловко он чувствует себя от ее внимания.

— Только пообедаем?

— Ну, я просто… Видишь ли, я всегда был занят учебой и… — «Ему это не нужно — не сейчас!» Он повернулся, чтобы пробираться назад, и почувствовал на своей руке ее ладонь.

— Проклятые Боги! Ты еще девственник!

— Шшшш! Кто-нибудь может услышать. И кроме того, как с Маком?

— Мы поговорим об этом потом, школяр. На данный момент мне нравится твой стиль. Принимайся за работу. Если мы выберемся отсюда живыми, я выверну наизнанку твою мечтательность.

Она шлепнула его по локтю.

Его мышцы дрожали от усилий к тому времени, когда он добрался до окна Мака Рудера.

— Девственник, а?

— Почему именно я? Вот, держи. — Он подал Маку Рудеру конец спасательного троса. — Незачем ей было орать об этом на весь богом проклятый город!

Синклер завязал узел и прикрепил один конец. Угловатый осколок снаряда послужил ему необходимым весом, и он прикрутил этот вес к карабину обрывком проволоки.

— А теперь что?

— А теперь я жалею, что не проводил больше времени за игрой в мяч, вместо того чтобы сидеть над книгами.

— Ну, а чего ты хочешь? Я обычно выбивал шесть к сорока на играх лиги.

— Мне следовало догадаться. Перебрось трос на ту сторону между теми шестами. — Синклер подал ему кусок снаряда, обмотанный веревкой.

Мак Рудер сделал идеальный бросок. Обломок перенес карабин через пространство и оторвался от тонкой проволоки, когда трос натянулся. Карабин упал точно за вывеской и зацепился за материал внизу.

— Надеюсь, не порвется, — проворчал Мак Рудер.

— Я тоже надеюсь, — согласился Синклер. — Приготовься. Подними свой инфракрасный визор, или он ослепит тебя также, как и их, когда я зажгу огонь. Понял принцип?

— Да.

Синклер подполз к двери и послал Гретту вслед за Маком Рудером. Сделал глубокий вдох, поднял ружье и пустил серию выстрелов вниз, в темноту, взорвав те жалкие остатки стены, которые еще сохранились после пальбы Гретты. Выпустил мину в противоположную сторону, молясь, чтобы не провалилась крыша, и швырнул на улицу гранату с пятнадцатисекундным запалом. Рванул вверх инфракрасный визор, поднял ракетницу и на бегу выпустил обе ракеты сквозь дыры в крыше.

Яркий свет заставил его прищурить глаза. Гретта ухватилась за трос и прыгнула, скользя по тросу вниз. Мак Рудер сжал трос руками и с трудом сглотнул. Вспышки осветили все кругом, ясно были видны бегущие фигурки внизу.

— Вперед! — Синклер вытолкнул Мака Рудера и схватил трос. Он проверил крепление ружья и выпрыгнул в открытое пространство, чувствуя, как трение о трос нагревает его перчатки.

Гретта подхватила Мака Рудера и втащила его на узкую крышу. Синклер съехал на них сверху. В то же мгновение граната снесла верхушку башни, осыпав обломками улицу внизу. В ночи раздались рассерженные вопли. Приняв решение в считанные доли секунды, он поднял ноги и толкнул ими двух своих спутников, все вместе они заскользили вниз, гремя по железу, мокрому от дождя, как клубок из переплетенных рук и ног, когда ночь разорвали выстрелы из бластера. Один из шестов, держащих изодранную вывеску, сломался.

— Бежим! — крикнул Синклер, хватая Гретту за руку, перепрыгивая через кабели обслуживания, вентиляционные трубы и вентиляторы. Он слышал, как Мак Рудер гремит ботинками. При каждом скачке ему казалось, что голова его вот-вот взорвется. Приступы ужасной боли сотрясали его поврежденные нервы и пронизывали основание мозга.

С наступлением рассвета облака посерели, бросая слабый свет туда, где они сидели, скрючившись и дрожа, на крыше здания кампании по поставкам лазерного оборудования для шахт. Они ждали, лежа на животе, почти скрытые кирпичной трубой. Замерзший, промокший и голодный, Синклер вгляделся в лица своих спутников.

— Адское спасение.

— Думаете, они когда-нибудь прилетят за нами? — поинтересовалась Гретта. Под глазами у нее были мешки, лицо в полосах грязи и сажи, по которым проложили дорожки капли пота, стекавшие из-под шлема. Спутанные кольца каштановых волос свешивались с одной стороны ее лица.

— Уже два дня, — вздохнул Мак Рудер, его запавшие глаза обвели красные круги. — Столько прошло с тех пор, как эти ублюдки нанесли нам удар.

— У меня кончились заряды, — произнесла Гретта странно безразличным тоном.

— У меня тоже почти не осталось, — признался Мак. — Один или два.

— А вот и неприятности. — Синклер с большим трудом поднял ослабевшими руками винтовку, целясь в шеренгу людей, выбегающих из здания. Его первый выстрел отстрелил ногу у одного из них.

Мак Рудер выстрелил, когда преследователи упали на землю.

— Вот, пожалуйста. Ружье сдохло!

— Я задержу их, сколько смогу. — Синклер прищурился, видя, как мало зарядов на счетчике его собственного оружия.

— Эй, Синк, — окликнул его Мак Рудер. — Я знаю, что причинил тебе немало горя, за то, что ты, ну, знаешь, не такой, как все. Я хочу сказать, что вся твоя книжная премудрость до сих пор сохраняла нам жизнь. Спасибо, дружок.

Гретта прибавила с улыбкой:

— Вытащи нас отсюда живыми, Синклер, и, клянусь, я поцелую тебя тут же и выйду за тебя замуж в придачу.

— Да? Хорошо! — Его выстрел надвое расколол вентиляционную трубу и убил человека, прячущегося за ней. Вверх поднялось облачко дыма. Что-то в его мозгу среагировало. Что же это он должен знать о…

— Мак? У тебя еще есть ракетница? — Неожиданная идея родилась в его голове. Да, так и есть. Прошу шанс немного сравнять счет…

— Вот.

Он почувствовал, что в его руку вложили ракетницу. Разрывы бластера и жуткий звон импульсных лучей окружали его, когда Синклер приладил ракетницу к своей винтовке и послал фосфорную вспышку в открытые опоры крыши. Они немедленно начали испускать черный дым, и языки желтого пламени вырвались из горящего пластика. Покрытие крыши треснуло и загорелось.

— Итак, они до нас добрались, — объявил мрачно Синклер. — Мы их займем ненадолго.

Он снял еще двоих, пока они не сжали кольцо. Выстрел из бластера пробил шлем и оглушил его. Гретта и Мак попытались вжаться в крышу, держа в руках кинжалы в тщетной надежде, что кто-нибудь из врагов окажется настолько глупым, чтобы подойти поближе.

Крыша подпрыгнула от оглушительного взрыва. Уже подтянули тяжелую артиллерию? Зачем? Против трех морских пехотинцев с разряженными винтовками?

Вскрикнул человек. Крыша подпрыгнула и снова зашаталась.

Приготовившись умереть, Синклер мигнул и попытался глотнуть пересохшим горлом. Ослепленный ударом, по шлему, он взревел от ярости и вскочил. Качаясь, он поливал огнем из бластера крышу и бегущих сквозь клубы дыма людей. Громадные секции горящей крыши раскалывались и рушились под тяжелым огнем бластера. Он все еще вопил, не сознавая, что заряды кончились, когда патрульный корабль опустился рядом с ними.

Он обернулся, все еще нажимая на спусковой крючок, чтобы поразить бронированный аппарат, когда Мак Рудер сбил его с ног, крича в здоровое ухо:

— Это один из наших! Синк, они на нашей стороне! Они увидели дым и прилетели посмотреть в чем дело!

Итреатические астероиды. Не более чем груда несущихся в пространстве скал, когда-то они были телом гигантской планеты, расколовшейся более полумиллиарда лет тому назад. Никто не знает, существуют ли еще записи первых ученых, открывших Итреатическую систему. Сначала их заинтересовала плотная концентрация металлов, потом они определили точно, какие гравитационные силы разорвали гигантскую исходную планету и разбросали куски ее на большие пространства среди внезапно осиротевших спутников. Сейчас Итреатический пояс состоял из гигантской пыли и мусора, вращающейся вокруг Твин Титанс — системы из пульсирующих двойных звезд.

Голубые гиганты продолжали испускать громадные количества света и радиации, обеспечивая Итреатическим астероидам достаточное количество энергии для жизнедеятельности колонии, разместившейся на богатых металлами обломках и свободно вращающихся, усыпанных кратерами спутниках. К ним-то и причалил когда-то Стаффа кар Терма. На свои деньги он нанял инженеров, закупил оборудование и построил колонию. При помощи зеркал они собирали и конденсировали фотохимическое излучение Твин Титанс, и выплавляли лучшие сплавы во всем свободном космосе. Лаборатории в невесомости и при отсутствии атмосферы изготавливали высокотемпературную сиалоновую керамику, более прочную, чем лучшие сплавы стали.

В этот дальний уголок свободного космоса, стратегически удобно ограниченный с трех сторон Запретными границами, Командующий и приводил свой флот для отдыха.

Частные владения Стаффы — Итреатические астероиды, стали надежной крепостью.

Стаффа сидел в кресле командира и наблюдал, как впереди появились Твин Титан — желанный маяк, призванный снять груз мучений и сомнений, наваленный на него Претором. Появившиеся у него в последнее время колебания настроения продолжали мучить его, тогда как мозг жаждал равновесия. Усталость лежала у него на душе тяжким грузом. Там, где раньше царила гармония мыслей, теперь сомнения боролись с виной и депрессией, а по прошествии нескольких часов его охватывал безудержный оптимизм. При каждом колебании настроения его мысли добирались до забытых нейтральных путей, химические связи диктовали поведение.

«Я мог бы управлять ими при помощи наркотиков, но во что это превратило бы меня? Разве я не более чем машина, монстр? А если мой сын все же жив? Какое наследство я ему оставлю?»

Его серые глаза смотрели на экраны, наблюдая, как остальные корабли флота появлялись из подпространства позади флагмана. Хорошо было бы отдохнуть. Казалось, сам воздух заряжен напряжением, нарастающим по мере приближения к цели. Никогда прежде Компаньоны не бросали вызов настолько могущественному противнику, как Миклена. Успех зависел от быстрого нападения, рассчитанного на то, чтобы парализовать мощный микленский флот и деморализовать огромные силы обороны Претора. Этот долгий перелет от Сассы эмоционально опустошил даже самых лучших его друзей.

— Первый помощник, включить мониторы. — Стаффа наклонился вперед, опираясь локтем о колено, обтянутое серой тканью.

Голос первого помощника доносился из динамиков связи. Аналогичным образом она слышала голос Стаффы по корабельной связи.

— Мониторы включены. Командующий. Торможение начато. Нас принимают на курсе 001. Мониторы дают зеленый свет и… добро пожаловать домой.

— Принял, первый помощник, передайте мою признательность. — Стаффа потрогал щетину, проступившую на его щеках. Сколько прошло времени с тех пор, как он носил бороду? Тридцать лет? Или больше? Время так обошлось с ним, что все воспоминания состояли из калейдоскопа быстро меняющихся событий, мест, сражений и политических переговоров. Все, кроме того краткого периода, когда с ним была Крисла, и еще более коротких минут, проведенных с крошечным сыном.

Время — непримиримый враг и величайший из союзников. Щетина на щеках служила напоминанием, что ему снова требуется обработка, пока время не засосало его и не выплюнуло обратно стариком.

Он рассеянно теребил щетину на щеках. Бессмертие предполагало наличие цели в жизни.

Он крепко зажмурился и потряс головой:

— Претор, я…

Он встал, серая накидка взметнулась за ним.

— Первый помощник, вы остаетесь за старшего. Я буду у себя, если понадоблюсь.

— Принято, Командующий, — ответил ему монотонный голос из микрофона.

Он прошел через люк, предпочитая пешую прогулку. Кем стал его сын? Унаследовал ли он красоту Крислы? Ее сияющие янтарные глаза? Похож ли этот юноша на него? Энергичный, с острым умом? «Или он так же сеет смерть, как и я, — так же целеустремленно идет к одной цели… такой же холодный и бессердечный?»

— Стаффа? Что с тобой? — Он вздохнул, ища ключ к своим беспокойным мыслям.

Застигнутый врасплох, он не заметил Скайлу, выходящую из гимнастического зала. Ее светлая кожа была покрыта румянцем, разгоряченная усиленными гимнастическими упражнениями.

— Все в порядке? — спросила она, приноравливаясь к его шагу.

— Я размышлял над серьезными проблемами.

— Например?

Он глубоко вздохнул, глядя в глубину ее глаз, похожих на синие кристаллы. Обрывки воспоминаний кружились в его мозгу. И все же он колебался.

— Стаффа, ты сам на себя не похож в последние дни. Это меня тревожит. Ты бываешь твердым и непреклонным, а в следующее мгновение тонешь в жалости к самому себе. Ты хорошо все это скрываешь, но у меня сформировалась привычка изучать тебя, узнавать твои мысли.

Видя его нежелание отвечать, она в отчаянии покачала головой.

— Послушай, если ты не можешь поговорить со мной, то с кем же еще? И кроме того, когда ты так себя ведешь, я опасаюсь за последствия, которые это может иметь для команды.

— Скайла, ты когда-нибудь спрашивала себя, почему мы здесь? — Он остановился перед входом в каюту. — Может, мы просто несчастный случай? Откуда мы пришли? Почему у нас именно такая форма? Какой цели служит то, что мы рождаемся, растем, учимся, сражаемся, стареем и, наконец, умираем? Для того только, чтобы произвести на свет следующее поколение? — Он толкнул ладонью дверь и жестом пригласил ее войти.

— Разумеется, я задавала себе такие вопросы. Я только никогда не думала, что мне удастся найти на них ответы. Это для таких людей, как Седди, я полагаю.

Он резко обернулся, как только они миновали вторую дверь.

— Проклятые Боги, я больше не могу спать! — Он потряс головой. — Не могу сосредоточиться, не могу думать. Вся упорядоченная дисциплинированность моего ума — она исчезла, мысли стали беспорядочными и хаотичными. У меня бывают приступы паники без всякой причины. Я покрываюсь потом, задыхаюсь. У меня кружится голова, в груди я чувствую боль. Я страдаю от приступов клинической депрессии. Поэтому, да, ты права. Моя способность командовать сомнительна.

Она стояла пораженная и мрачно смотрела на него из-под нахмуренных бровей.

— Стаффа, ты изменился. Сасса и Рига балансируют на грани войны. Ты обязан собрать все силы ума. Лекарства могут помочь тебе преодолеть твои ощущения, ты же знаешь. Но дело не в этом. Претор что-то сделал, что-то сказал тебе, правда?

— Ты себе не изменяешь, Скайла…

— И я права, черт возьми! — Она пожала плечами и тихо добавила. — Я знаю немного о физической психологии. Когда мы вернемся, тебе надо будет принять что-нибудь для поддержания баланса химии мозга. Я беспокоюсь о тебе, и мне кажется… ну, ты у меня единственный друг.

Откуда беспокойство в ее голосе? Какова причина выражения боли на ее лице? Проклятые Боги, ей действительно не все равно. Эта мысль вывела его из равновесия. Защищаясь, он уставился в камин.

Она стояла, не двигаясь, и ждала.

Он нервно потер ладони, поворачиваясь к ней лицом.

— Я… мне снятся странные вещи. Понимаешь старик сорвал замок с какого-то скрытого ящичка в моей памяти. Давным-давно я обнаружил, что он установил в моем мозгу мины-ловушки. Внедренные в сознание переключатели с гипнотическим внушением, чтобы сбивать меня — внезапно лишать уверенности или вызывать неожиданную нерешительность. За эти годы я их обнаружил. Последовательно вычислил неуловимые ловушки в мозгу и деактивировал их одну за другой. Ладно! Я вижу ответ в твоих глазах. Я зайду в психиатрический центр и получу предписание.

Скайла с облегчением вздохнула.

— Понимаю, почему ты убил его…

— Понимаешь? Каковы ответы на те вопросы, которые я задавал тебе в коридоре, Скайла? Есть ли цель в нашей жизни?

Она зашагала по ковру, скрестив руки, как бы защищаясь.

— Всю жизнь до того, как я присоединилась к Компаньонам, мне приходилось драться, чтобы выжить. Для меня выживание — это все. Наверное, и сейчас тоже. Я стараюсь не беспокоиться ни о чем, кроме набитого брюха, теплой, безопасной постели и целой шкуры. Если кому-то суждено быть убитым, я приложу все усилия, чтобы это был кто-то другой, а не я. Что важнее?

— Не знаю. Возможно, это именно то, что я хочу узнать. — Он задумчиво посмотрел на нее. — У тебя было что-нибудь, когда ты была ребенком… семья? Мать, которая держала тебя на руках? Родные?

Она горько рассмеялась.

— Да! Конечно! Моя мать была проституткой. Она умерла, когда мне было четыре года. Или пять? Я работала поденщицей в кабаках, пока мне не исполнилось двенадцать лет. Потом меня продали, несмотря на мой свободный статус. Мой хозяин был чрезвычайно благородным и щедрым человеком. Он купил меня, изнасиловал и использовал как… Ладно, неважно. Довольно беспечно с его стороны. Ему не следовало оставлять энергетическую бритву в пределах моей досягаемости. Думаю, смертный приговор, который они мне вынесли, все еще остается в силе.

Итак, я очутилась на улице и, клянусь Богами, выжила.

Дни я проводила в укрытии, ночи в бегах, — что угодно, только бы избежать когтей работорговцев полиции. Именно тогда я освоила ремесло убийцы. Я была молодой и хорошенькой. Никто не мог поверить, что невинная девушка вроде меня, может представлять собой угрозу. Я жила в голоде, холоде и страхе, а потом я однажды увидела одного из Компаньонов, смело шагающего по главной улице.

Она улыбнулась, выражение ее лица смягчилось.

— О, Стаффа, как я восхищалась блестящей формой и тем, как эти свиньи-шахтеры спешили исчезнуть с его дороги. Даже «быки» — полицейские — убирались прочь и отдавали честь.

Она склонила набок голову, и белое золото ее заплетенных в косу волос свесилось набок.

— Это был Мак Райли, выбравшийся в город в поисках самого лучшего на планете борделя, как обычно…

— Полагаю, ты его надула. Так или иначе? — Стаффа вспомнил Райли, самого большого любителя подраться в барах.

— Конечно. Срезала у него с пояса кошелек и отдала ему обратно. Сказала, что кем бы он ни был, ему понадобятся мои услуги.

— И он немедленно попытался затащить тебя в постель!

— Ему это так и не удалось. — Она злорадно ухмыльнулась, ее лазурные глаза сияли. — Если женщина стремится проложить путь наверх, она никогда не должна спать с мужчиной, чье расположение хочет завоевать. Добиться своего можно, только превзойдя всех остальных на сто процентов. Там, где мужчина работает четыре часа, ты работаешь восемь.

— Это окупилось. Ты своего добилась. — Он потрогал один из трофеев на стене. — В твоем случае я пошел на риск. Я подумал, что у тебя есть нужная интуиция для командира. Скайла, преследовали ли тебя когда-нибудь угрызения совести за то, что мы делали? Не беспокоит ли тебя то, что на наших руках столько крови?

Она изучающе смотрела на него, вытянув трубочкой губы.

— Я всегда считала твои цели законными. В прошлом бывали случаи, когда мне не удавалось понять твою логику, но по мере развития событий я понимала стратегию. Честно говоря, я не вижу никакого другого пути объединить человечество.

— По-твоему, цель оправдывает средства.

— Никогда не думала, что тебя занимает вопросы теологической этики. Не попал ли ты в сети к какому-либо седдийскому мистику? Ты поэтому начал задавать такие вопросы?

Он уселся на кушетку.

— Загадочные Седди? — «Ключ к местонахождению моего сына. Но как связаться с ними? Как могу я просить тех, кто старался все эти годы убить меня, о помощи?»

Скайла вытянула ноги и обдумала свои слова, прежде чем заговорить.

— Я знала одного из них, старика. В то время он тоже был в бегах, спасая свою жизнь. Зарылся в нору на улицах, подобно многим из нас, криминальным типам. Они хотели убить его, потому что он Седди. Быки однажды, чуть не поймали его. Они выстрелили в него. Я унесла его и заботилась, пока он не умер. Он рассказывал мне вещи, которым я не верила. Как они разговаривали с созданиями из света и задавали вопросы самому Богу. Я помню, что он говорил мне, истекая кровью перед смертью, что жизнь — всего лишь иллюзия. Только «сейчас» действительно существует. И все было связано с природой квантов. Для Седди кванты — отражение божественных мыслей, распространяющихся по Вселенной. Бог существует в вечном «сейчас», и время ничего не значит. Я думала, что он бредит, так как то, что распороло ему бок, не было иллюзией. Он продолжал бормотать о квантах, о хаосе и как они отражают божественный… В чем дело, Стаффа?

Он едва слышал ее, слова Скайлы отражались от возникших образов Тарги. «Я должен пойти один. Найти Седди сам. Любой другой путь будет губительным. Я могу научиться обращаться со своей новой личностью, узнать, что значит быть человеческим существом».

— Стаффа? — снова спросила Скайла, но он уже строил свои планы.