Гнусно. Смотрю в окно. Там, за окном, природа. И красота. Я не знаю, что такое красота. И все-таки я ее вижу.

А вижу я ее потому, что есть окно. Рамки. То есть рамкн – это символ смерти.

Обрамление мертвого. Вот кто-то умер и его в рамжи. И есть окно. И я вижу. Окно – это щель, трещина в цельности моего существования.

И вот теперь, когда я надтреснут, в меня может попасть всё, что угодно. Например, красота. Она, как вор, проникает тайно. Без моего согласия. Через трещину. Или уродство. Оно ходит теми же тропами, что и красота. А потом с нами что-то происходит. Что со мной? А я не знаю. Во мне кто-то был. Был и ушел, а следы остались. И они дают о себе знать. Но я за них не отвечаю. Уродство и красота неотличимы. А я невменяем. И это онтология эстетического безумия, то есть онтология того, что живет во мне не по законам моего чувства, а по законам эстезиса. Ка›кого-то другого целого.

Эстетика – это техника расширения трещины в поверхности надтреснутого.- А это всегда больно. То есть эстетика – публично оправданная форма садомазохизма.

Художник – это садист.