Ноосфера проста, как вывеска на улице, если, конечно, ты академик. А если нет?

Вот вывеска. На ней написано: «Кофейня». И это понятно. Это просто. То есть что здесь простого? Мир ведь большой и сложный, а наши головы маленькие. С маленькой головой в большом мире даже кофе выпить сложно, нужного рычажка отыскать не сумеешь. Для того чтобы его отыскать, необходимо научиться большой мир опускать в маленькую голову. Что делать? Упрощать. Упростил и вот уже вывеска «Кофейня».

И все просто. Кто-то (может быть ты, читатель) утолил жажду. Упростил простое.

А ноосфера? О, это не вывеска. Она проста невывешенной простотой. Ноосфера – «шагадам, магадам, выгадам, пиц, пац, пацу»1. Ноосфера – заумное слово нового язычества.

Его знают академики (не я). Оно заумнее хлебниковских «Будетлян». В нем рассудок не дает себе отчета. Рассудок, как четки, перебирает свойства мира. Но в составе этих свойств нет ни простоты, ни сложности. И то, и другое – сгущения теней языка сознательной жизни. Язык говорит, а человек по простоте душевной ему отвечает. Простота хуже 1 Хлебников Велимир. Творения. М., 1987, с. 633. 72 воровства. Язык-то – не Бог. И пока он (язык) выговаривает себя, нам бы помолчать и в молчании послушать Бога. Но не человеческое это дело – молчание.

Бог говорил. Мы его не слышали в шуме языка. Он нас окликнул, мы ответили не ему, а языку. Мы – язычники, распустившие языки в простоте изначального упрощения мира. Чем проще, тем лучше. Чем лучше, тем дальше от Бога. И вот уже «скот почти тоже человек». Этим «почти» с почтением чтим новоязыческую простоту. А. Платонов все-таки успел выговорить тайну нового язычества. Выговорил и умер. Упростился.

Упростить – значит простить. И одновременно с чем-то расстаться, что-то выкинуть, т. е. опростаться. Простое, как пустое, незатейливо. Что делает нас язычниками?

Опрощение. Сняла с головы платок и вот уже она простоволосая. Есть в нас что-то, от чего мы избавляемся, чтобы стать ближе к естественности простого. Что это? Не платок. А что? Трансцендентное.