Меня привлекают книги, в названиях которых есть что-то рекламное, чувствуется какая-то скандальность. Например, «Бесконечный тупик». Или «Капитализм и шизофрения».

Названия книг зазывают читающих зевак. И вот я зазван. Книга куплена и прочитана.

Скандала в «Капитализме и шизофрении» нет. Но я не сожалею о том, что она приобретена. Во-первых, в этой книге излагается современное, т. е. постмодернистское, воззрение на мир. Во-вторых, в ней описана психотерапия индивидуальных мифов. В-третьих, авторы книги ясно дали понять, что идеология постмодернизма зародилась среди левых.

Мысль о том, что в мире существуют богатые и бедные и что богатые угнетают бедных, не давала покоя лучшим умам Европы. То есть что им не давало покоя?

Собственность и основанные на собственности социально-классовые зависимости. У одних она есть, у других ее нет. Собственность дает власть, язык и право на желание. У собственников деньги, а деньги создают пространство целостной субъективности и знающей рациональности. В этом пространстве только собственник мог быть автором своих мыслей и речей, т. е. субъектом. Кастрированный пролетарий – всего лишь объект потребления буржуазии. Отсутствие у него собственности заполнялось фантазмами воображения, определяемого отсрочкой в удовлетворении желаний. Там, где желания, там и мифы.

Если подчинение реализуется в обществе через систему собственности и обслуживающий эту систему дискурс, то такое общество называют буржуазным. В нем власть определена присутствием собственника. Все остальное в нем произ-водно, т. е. определено в терминах этого присутствия.

Что нужно сделать, чтобы освободить бедных от богатых, пролетариев от гнета буржуа? Изменить отношения собственности. Ее изменили и ничего не изменилось.

Вот это последнее обстоятельство и обусловило появление той темы, обсуждение которой меня мало интересует. Это – женский вопрос и сексуальность. Раньше был рабочий вопрос, а теперь женский.

Социальные революции закончились неудачей и левые занялись сексуальной революцией, основным вопросом которой является по-прежнему власть. Новые левые перестали морщиться при слове «буржуазия». Мещанство получило теоретическую легитимацию.

Левые осуществили переход от одного (марксистского) языка описания свободы к другому (постмодернистскому). Что в общем-то одно и то же.

Фундаментальное значение теперь имеет не тот факт, что мы живем в буржуазном обществе, а тот, что мы живем в эпоху патриархата, т. е. в эпоху, когда мужчина "имеет преимущество перед женщиной, которая им угнетена. Женщину нужно освободить. Но как? Разрушить брак и семью, т. е. разрушить до основания весь мир культуры и затем построить новый символический порядок. И дело здесь не в собственности, а в фаллосе, в том, есть он или нет его. Этот вывод сделан французскими постмодернистами. Наша культура слишком фаллическая. Социальный гнет – иллюзия классового деления людей, создаваемая средствами языка. Язык видит только два класса: богатых и бедных, буржуазию и пролетариев.

Источник всякого гнета в мышлении, в языке/Задача постструктуралистов уничтожить языковые оппозиции путем молекулярного распределения собственности (фаллоса] среди индивидов. Так возникает средний класс. Сколько людей, столько и собственников. Буржуазия больше не существует. Собственность теперь условна.

Почему? Потому что власть перестала быть означаемым в терминах собственности.

Отныне власть символизирует фаллос, а неравенство людей определяет их деление на мужчин и женщин.

Нет оснований для существования символического порядка, отдающего предпочтение мужчине. Пол, как и класс, понятие социальное. Сколько индивидов, столько и полов. Устранение противоположности полов является, как заверяют нас феминистки, историей ближайшего будущего. А поскольку эта противоположность устраняется в среднем термине «анус», постольку история эта будет, видимо, банальной. Что ж, поживем – увидим. Русские слишком доверчивы к той игре в слова, в которую любят поиграть французские мастера постмодернизма. Не удивляет и небрежение постмодернистов к идеям К. Леонтьева и В. Розанова. Все это вполне объяснимо: левым – левое, а вечному – вечное.