2-й Русский Добровольческий Отряд в Боснии
1992–1993 годы
Шел 1992-й год. В конце июля завершилась война в Приднестровье. Завершилась вничью, по мнению большинства ее участников. У многих из них, уже понюхавших пороху, потерявших друзей и ожесточившихся, осталось чувство, которое коротко можно выразить фразой: "Не довоевали". После первой эйфории — живы! — наступало состояние, знакомое большинству профессиональных вояк: желание вновь рисковать, жить "полной" жизнью. Это так называемый "синдром отравления порохом". Народ был разный. В рядах добровольцев находились "идейные" монархисты, казаки, коммунисты, просто "любители повоевать", наконец, случайно попавшие на войну люди.
Уже в последние дни Приднестровской кампании, накануне ввода "миротворческих сил", многие "ничтоже сумняшеся" собирались воевать дальше. Одних, наименее склонных к обоснованию своих желаний, влек Карабах. Другие поглядывали на Абхазию, которая пользовалась поддержкой "патриотической" прессы. И очень многие обращали свои взоры к Югославии, о которой ходила масса всевозможных слухов. Среди последних был и автор сей статьи.
Сейчас, когда на Балканах полыхает новая война, когда добровольцы из России всеми правдами и неправдами стремятся пробраться в Югославию, — именно сейчас опыт добровольцев, воевавших в Боснии, представляет несомненный интерес.
Автор ставит своей задачей лишь ознакомить читателей с событиями, участником которых он (и некоторые из его товарищей) был в 1992–1993 годах, а также с некоторыми своими выводами, касающимися прошлого и настоящего, происходящего ныне очередного Балканского побоища.
Так получилось, что в Боснию по большей части попадали уже устремленные люди. Вот и оба моих спутника — Андрей Нименко и "Ас" (Александр Мухарев) были моими товарищами по Приднестровью. Оба воевали в ТСО (Территориальноспасательный отряд), в батальоне "Южный", участвовали в боях на Кицканском плацдарме. С нами ехал и "вербовщик" — Ярослав Ястребов (оказавшийся, как выяснилось позднее, весьма неприятной личностью). Всю дорогу вспоминали о боях, в которых участвовали, искали (и находили) общих знакомых, гадали, — как обернется для нас эта авантюра. Из всех ехавших Ас обладал наиболее богатым жизненным и военным опытом. Он и был назначен командиром отряда, получившего в прессе громкое название "Царские волки", а на самом деле скромно именовавшимся 2-м добровольческим. Что до идеологии, то все трое, сидевших в поезде, считали себя монархистами и патриотами (странное, должно быть, для человека, далекого от нынешней России, сочетание: казалось бы, одно подразумевает другое, но это не так). А, в общем, оба моих попутчика в политике не слишком разбирались. Для них, по крайней мере, вначале, совершенно неизвестны были ни причины этой войны, ни ее цели.
С поезда (мы ехали до Белграда) нас посадили в машину и повезли прямо в Вышеград. Ехали через всю Сербию. Мимо пролетали холмы и поля Шумадии, аккуратные города и поселки. Нас, впервые попавших за границу, поражал четко видимый достаток во всем: и в глади широких автобанов, и в массе частных (2-3-х этажных) домов, в обилии автомашин "престижных" марок, ухоженности полей и придорожных кафан. Мы попали "на Запад". Невольно возникал вопрос: зачем этим людям воевать? Меж тем, равнины сменились горами. Мы проехали Ужицу и за стеклами замелькали туннели, обрывы, горные озера и монастыри. Леса были еще в зелени, хотя уже наступил ноябрь (в Москве вовсю шел снег).
Картины достатка и мирного спокойствия впервые нарушил пограничный контроль на Боснийской границе. Несколько "дедов" с карабинами, в зеленых шинелях стояли у шлагбаума. Вид у них был явно не воинственный. Совсем иначе выглядели
2-3 солдата "военной полиции": молодые здоровые парни в щегольском камуфляже, обвешанные нашивками и пистолетами. Придет время, и мы научимся распознавать в этих "героях" любителей бегать с поля боя при малейшей опасности, а пока мы, невысокие русские, смотрели снизу вверх на двухметровых "громил".
За КПП пошли совсем иные картины: сож-жены дома и целые села. Следы пуль на стенах, полное безлюдье — здесь не так давно прошел Ужицкий корпус, и мусульмане панически бежали из своих родных мест.
Итак, 1-го ноября 1992 года мы прибыли в город Вышеград, занятый 2-й Подринской легкопехотной бригадой Войска Сербской Республики. Там уже находились двое русских, приехавших на два дня раньше: Тимофей Б. (бывший капитан III ранга ВМФ СССР) и Валерий Б. (впоследствии прозванный "Меченным" и "Причником" — бывший лейтенант-замполит). С этого момента начал свое существование 2-й РДО.
В город мы приехали под звуки перестрелки — сербская артиллерия вела огонь по позициям мусульман, находившихся всего в километре от города. Вечером мы получили автоматы (неважная копия нашего "Калашникова") и попали на ужин, устроенный командованием бригады в нашу честь. Надо отдать сербам должное — ни тогда, ни позже они не скупились на угощение.
14 ноября мы впервые познакомились с "сербским способом" атаки. Группа в двадцать бойцов (в том числе трое русских) подошла к сельцу Закрсница. Обнаружили шесть мусульман. С расстояния трехсот метров по селу открыли огонь из трех пулеметов, гранатомёта, стрелкового оружия. Двух "муслимов" убили (одного из них снял снайперски Ас). Бойцы противника живо отвечали из домов автоматным огнём. Они не прекратили огонь и после того, как один из домов разнесли четырьмя гранатомётными выстрелами. У сербов потерь не было. Но вместо того, чтобы спуститься с горы и взять село, сербы (очень довольные) ушли назад. При этом едва не погиб Андрей Нименко, который, ожидая сербской атаки, спустился к самым домам, собираясь забросать их гранатами.
Закрсница эта стала "камнем преткновения" для сербов. Мусульмане держали там небольшой, но стойкий гарнизон. Они, несмотря на постоянные миномётные обстрелы (Вышеград был в двух километрах, сразу за горой), умудрились даже пасти в этой долине большое стадо коров. Ещё пять раз сербы ходили в "напады" на него. Был случай, когда Ас и Андрей вошли в само село, забросали гранатами и расстреляли из гранатомёта два дома, но, не поддержанные сербами, вынуждены были отойти. Другой раз, спустившись в утреннем тумане с горы, группа русских выпустила в окна дома, где слышались голоса, две одноразовых "Золи".
Всё же сербы не потеряли под Закрсницей ни одного человека. А мусульмане ушли оттуда после того, как миномётным огнём "накрыло" их стадо. Ноябрь был омрачён ещё и внутренними неладами. После нескольких походов в горы стал "подавать голос" Тимофей Б. Ещё во время боя 5-го числа он вступал в пререкания с Асом, что не помешало ему первым исчезнуть с поля боя. Дальше — больше. Начиная с 10-го числа, Тимофей заявил, что больше он в горы не пойдет, что Ас плохой командир, что все мы дилетанты по сравнению с ним. Это не мешало "доблестному" майору каждый день напиваться в казарме, пока остальные ходили на акции. Тимофей демонстрировал хорошо знакомые мне и Андрею (Ас не служил в СА) качества советского офицера — тупое самодовольство и ничем не обоснованные претензии. В итоге, 18 ноября, его выгнали из отряда, но еще месяц он болтался по городу, ничего не делая.
В конце ноября отряд пополнился шестью новыми добровольцами. Часть из них- Андрей Мартынов, Михаил П. и Валерий Г. - прошли Приднестровье, трое других ещё не были обстреляны. 22-го ноября мусульмане спустились с Видовой горы прямо в пригород Вышеграда (Околишты), расположенный на левом берегу Дрины, и выстрелом из гранатомёта повредили подстанцию, дававшую городу электричество. Удивительный для нас, русских, факт — в этой войне можно зачастую смотреть телевизор или говорить по телефону с Москвой, находясь в нескольких ста метрах от передовых позиций.
Диверсия вызвала панику (в штабе, по сербскому обычаю, не было даже дежурного офицера) и наш выезд на позиции. Если бы мусульмане действительно решили бы атаковать, то, боюсь, кроме нас, город бы не стал защищать никто. Однако все обошлось. Мы же в течение нескольких дней усиливали гарнизон села Горна-Лиеска, ежедневно выходя на прочёсывание или в засады (несколько раз — с незначительными перестрелками). В эти же дни мусульманские снайперы ранили на позициях несколько сербов.
В конце ноября командование бригады (командант — бывший кадровый подполковник Югославской Армии Лука Драгичевич — свинья и коммунист) задумало все же отбросить противника подальше от города: сбить его с горы Орлина, выбить из сёл Почивал, Холияцы, Претиша. Для этого подтянули отряд наёмников (сербов) из-под Сараево, подвели новую гаубичную батарею. Немалую роль в планах отводили русским.
Меж тем настроения в отряде (насчитывавшем восемь человек в строю) были далеко не лучшие. Русские уже убедились, что у сербов нет и доли той храбрости, что прославила их в 1-ю мировую войну; что "итервентна чета" Бобана воюет ради грабежа захваченных сёл, а под пули подставляет себя крайне неохотно; что сербы, оказывается, хорошо заплатили "вербовщикам" в Москве, но не намерены платить русским здесь. Потом, правда, начали выплачивать по 100 — 150 немецких марок в месяц. Наконец, русские наслушались о зверствах сербов от них самих, и хотя мусульмане и хорваты ничуть не лучше, но это произвело не самое благоприятное впечатление. Все же господствовало убеждение: мы должны защищать простых сербов, которым (в отличие от наемников Бобана) бежать некуда и которые ни в каких зверствах не замешаны.
Конец ноября прошёл в приготовлениях к атаке. Сербская "секретность" привела к тому что "от Хуанхэ до Матушки-Волги все знали секретнейший план". Достаточно сказать, что за два дня до боя гурьба сербов-добровольцев звонила в Ужицу и хвасталась: "Скоро напад", а за сутки командование театрально потребовало от противника "сдать оружие", угрожая атакой. Задача, поставленная нашему отряду (на начало декабря в нем было десять русских и один серб), заключалась в следующем: пройти так же, как 5 ноября, в тыл, занять господствующую высоту и открыть огонь по селу Почивал и позициям противника. Отвлекая на себя внимание, мы должны были дать сербам возможность атаковать позиции с фронта. Общая атака была намечена на 10.00.
3-го ноября наш отряд ночью залез в гору и к утру вышел на заданную позицию, после чего был обстрелян и залег вдоль гребня. По рации мы узнали "добрую" весть — общая атака была отложена на три часа. Мы продержались как раз столько же. Мусульмане вели по гребню огонь из автоматов и пулеметов. Причем их самих видно не было. Пули били по камням. Андрею М. осколок разрывной пули попал в веко, Валере "Меченому" пуля оцарапала ствол автомата. Однако огонь противника не был бы столь губителен, если бы к нам в тыл (на то место, где уже давно должны были бы быть сербы) не вышел их снайпер. К тому времени у нас кончились ленты к пулемету. Держались, бросая вниз по склону ручные гранаты. Огнем снайпера был сбит наш пулеметчик Андрей Нименко (разрывная пуля попала ему в спину — он жил ещё 10 — 15 минут), тяжело ранен разрывной пулей в бедро был Игорь Казаковский. Осколком тромблона зацепило (легко) Юрия — добровольца из Москвы.
Спасаясь от огня снайпера, все начали скатываться вниз с гребня. Связь в цепи прервалась. Ас, ходивший в полный рост под пулеметным огнем, пытался наладить взаимодействие, но в этот момент противник полез на штурм и вышел на гребень. Вниз полетели ручные гранаты. Рядом с группой ребят (Ас, раненый Игорь, Саша Кравченко) упала наша русская "РГ-42". Но по счастливой случайности, бросивший её муслим не разогнул усики и выдернул кольцо без чеки — граната не разорвалась. Мусульмане били вниз из автоматов, но прочёсывать побоялись. Впрочем, им и так достались трофеи — на гребне остались два пулемета, кучи растрепанных лент. Тем не менее, снайпер ещё долго обстреливал склон, пытаясь достать передвигавшихся русских. Лишь к вечеру с помощью сербов, удалось вынести потерявшего много крови Игоря. А Андрея Нименко, спрятанное тело которого осталось под гребнем, вынесли лишь через два дня.
Меж тем, пока несколько десятков бойцов противника "разбирались" с нами, сербы предприняли общую атаку. Группа добровольцев-черногорцев (Чаруга, его брат Радое и их друг Марконе — действительно храбрые и достойные воины, не подчинявшиеся штабу бригады) зашли в тыл мусульманам и огнем из снайперских винтовок истребили расчёты миномётной батареи (Чаруга сам был ранен пулей в руку.) На позициях противника началась паника. Воспользовавшись ею, чета Бобана, потеряв всего двух легко раненных, завладела Почивалом, захватив неисправный танк (мусульмане бросили его только после того, как расстреляли все снаряды), пушку и крупнокалиберный пулемет. Были взяты и пленные. Достались сербам и четыре миномёта. Одновременно в двух километрах западнее наёмники при поддержке танка и БТР взяли село Претиша, но дальше не смогли продвинуться.
Ещё два дня в горах продолжались перестрелки, пока сербы прочно не заняли взятые позиции. 7-го ноября около 70 сербских солдат с броневиком вышли в с. Холияцы и учинили прямо эпический грабеж. Со стороны это выглядело крайне живописно. Нестройная толпа разномастно одетых людей (камуфляж, защитные куртки, шайкачи, чубары, пилотки) тащат на плечах видеомагнитофоны, телевизоры, радиоприёмники. Кто-то ведет найденный мотоцикл, кто-то — аккумулятор из "Фольксвагена". Рядом сербы гонят захваченных коров и телят. Из-под ног шарахаются куры — на них никто не обращает внимание. Бегают ставшие враз бездомными кошки и собаки. И один за другим вспыхивают и горят, бросая в синее небо клубы черного дыма, богатые двухэтажные "кучи". Шум, гам. Но вот с дальней горы раздается очередь — какой-то вражеский стрелок. Пули свистят высоко. Толпа начинает метаться. Люди прячутся за стены домов, за камни. С сербских позиций разом откликаются два пулемета, и стрелок замолкает. Успокоившись, толпа снова, не торопясь, двигается в гору…
Неудачный бой 3 декабря в значительной степени деморализовал отряд. В разговорах постоянно звучали не слишком лестные отзывы о сербах (особенно о командовании). Начались случаи пьянства. Некоторые бойцы, пользуясь своим "добровольческим" положением, начали бесконтрольные "походы" в город, учиняя там пьянки и стрельбу. Для сербов считалось честью принять и напоить ракией любого русского.
Уехали прикомандированные к отряду Женя И. и Юра И. Сбежал серб Симо Глишиц (прихватив часть отрядного имущества). Зато прибыло пополнение — приехали из России Андрей Б. и Петр Малышев (пал смертью храбрых впоследствии — 3 октября 1994 года, в атаке на горе Мовшевичка-брдо под г. Олово, в составе 3-го РДО). Таким образом, в отряде оставалось десять бойцов. 8 декабря мы праздновали 30-летие Валеры "Меченого". Стол был очень скромным и без спиртного.
Меж тем обстановка в районе Вышеграда оставалась достаточно неясной. Как выяснилось из показаний пленного, атака нашей бригады началась меньше чем за сутки до такой же атаки со стороны мусульман. Потеряв в бою всю имеющуюся у них в этом районе артиллерию и около 40 человек, те, однако, не совсем утратили боеспособность. Так, в ночь на 8-е, они приблизились к недавно занятым сербами позициям и произвели их обстрел из стрелкового оружия. На "положае" сидела так называемая "дидова рать" (пожилые ополченцы). Естественно, что, едва начался обстрел, всё это "воинство" дружно побежало, потеряв одного человека убитым. К счастью, противник либо, не ожидая подобного, либо, исходя из каких-то своих соображений, не стал занимать брошенные окопы.
В отместку чета Бобана совершила "набег" на село Твртковичи, окончившийся, по обычаю, безрезультатно. Пока Бобан ходил в "напад", наш отряд прикрывал ремонтников, чинивших высоковольтную линию, проходящую от электростанции куда-то на север. Раньше эта линия была под контролем противника, но после операции 3-го числа оказалась на сербской, частично — на нейтральной, территории. "Военное" значение её было очень велико — за "струю" (электричество) шла валюта, на которую, собственно, и содержалась 2-я Подринская бригада. Убедившись, что противника поблизости нет, наша команда вместе с черногорцами Радое и Чаругай спустились в село Незуци, где учинили то, что принято называть "тактикой выжженой земли". Т. е. после маленького грабежа (проделанного сербами), село частично сожгли (всю ночь потом над горами стояло малиновое зарево пожара). Отдыхали на "электране". Нас всегда удивляло: почему этот важнейший объект, находящийся вдобавок под самым носом у мусульман и довольно слабо защищенный, ни разу за все войну не подвергся нападению. Первоначально мы полагали, что противник просто хочет сохранить её для себя. Но нас "обнадёжили": просто электростанция исправно продолжала давать "струю" в осаждённое Сараево — нападать на неё не было смысла. Насколько это верно, выяснить нам не удалось.
Последующие дни были заняты (как у нас, так и у сербов) внутренними склоками. За постоянное пьянство отчислили из отряда Валеру (последний, под кличкой "Крендель", до сих пор где-то в Сараево), и тот ушёл на миномётную батарею к сербам. Вернувшийся из Ужицы (где пребывал почти постоянно) Михаил заявил, что он "договорился" с командиром другой бригады на высокую оплату за "диверсионные акции" под его, Мишиным руководством. После споров и перебранок Миша, Пётр Малышев, Андрей Б. и Василий В. уехали в тыловой гарнизон на границе с Сербией.
Пока мы решали свои проблемы, взбунтовалась чета Бобана. На 11 декабря была намечена большая операция по прочёсыванию района к северу от Вышеграда. Вместо выхода на задание Бобан привёл свою чету в штаб, где заявил, что ни он, ни его люди не пойдут никуда, пока не получат новую униформу и жалованье за два месяца, которые им задолжали. Вид у "четников", явившихся в полном вооружении (даже с пулеметами), был весьма впечатляющим. После нескольких часов ругани у командования откуда-то нашлись и новая униформа, и деньги, а меж тем всего за пару дней до того они клялись, что у них ничего нет и в помине.
12 декабря чета Бобана начала новый "напад" на долину Закрсница. Наша группа (пять русских и шесть сербов с броневиком) двигалась вниз по левому берегу Дрины вдоль дороги, осматривая пустые сгоревшие села. Противника мы не обнаружили, хотя зашли на "нейтралку" довольно глубоко. На обратном пути группа несколько углубилась в ущелье, где броневик дал несколько очередей из крупнокалиберного пулемета в сторону Закрсницы, где шёл (судя по звуку) интенсивный бой. На этом наше участие в операции и ограничилось. В общем, сербы и на этот раз Закрсницу не взяли, хотя и отошли без потерь.
В тот же день поминали покойного Андрея Нименко (9 дней). Ходили на кладбище. С большим интересом осматривали памятники, среди которых попадались кресты солдат, павших в Балканских и 1-й мировой войнах. По словам священника, на месте, где сейчас хоронят погибших, когда-то была братская могила семидесяти черногорских добровольцев, погибших в боях с австрийцами в 1914 году. Теперь здесь было 35 "свежих" крестов (ныне их втрое больше).
13 декабря отряд выехал в Белград на отдых, где пробыли 5 дней. Город оставил по себе не слишком приятное впечатление. Хотя нас и хорошо принимали (мы жили в частном доме в Ново-Пазово и гостили в клубе Сербской Народной Обновы — монархической партии), неприятно поразили после Вышеградской патриархальности "интернациональный" базар, обилие юных русских проституток, стычки с отдельными сербами ("Убирайтесь домой!") и т. д. Должен сказать, что в изрядно надоевший Вышеград возвращались с радостью, с чувством, что мы там нужны.
Возвращение было тревожным: накануне город обстреляла вражеская артиллерия — несколько снарядов упали в районе церкви. Две девочки были ранены, легкое ранение получил и один из священников — отец Марко.
На следующий день по возвращении наш отряд снова объединился — все мы переехали на левый берег Дрины в Околишты (окраина Вышеграда). К нам присоединился Женя Мальготин ("Одесса", впоследствии был дважды ранен), попавший в Вышеград случайно. До этого он торговал елочными игрушками в Ужице.
К вечеру отряд вышел на усиление позиций к селу Почивал. Сербы ждали нападения, — утром на противотанковой мине подорвался "джип", подвозивший продукты. Мины были заложены чуть ли не "под носом" у сербов. Взрывом уничтожило полмашины. Другую половину отшвырнуло метров на восемь. По обочине были разбросаны куски железа, автоматные рожки, окровавленные тряпки. Погибли два серба (оба были нам знакомы).
В течение суток занимали окопы на Почивале. Село разрушено почти до основания — кругом воронки от снарядов и мин, валяются неразорвавшиеся бетонобойные бомбы — следы непрерывных обстрелов сербской артиллерией. Сербы укрепились плохо. В основном, использовали мусульманские окопы, а новых отрыть у них не доставало желания. Маскировка отсутствовала напрочь, — "ратники" палили костры прямо на гребне высоты, не утруждая себя даже чем-нибудь скрыть огонь. Несколько раз мы будили спящих сербских часовых. Словом, караульную службу в эту ночь несли, как положено, только мы. Промерзли и пропитались дымом. К счастью, противник никак себя не проявил. Глядя на поведение стражи, Ас принял решение впредь выставлять на ночь дневального у входа в казарму, где нас разместили. Последнее неукоснительно соблюдалось все время, пока мы пребывали в Вышеграде. Позже мусульмане "наказали" сербов за подобную халатность. В феврале хоронили двух погибших на Почивале.
По возвращении в казарму из отряда был отчислен Михаил. Отчисление сопровождалось угрозами последнего "разобраться с нами", что вызывало лишь усмешки — Миша наглядно доказал свою "храбрость", пьянствуя по тылам. В тот же день (21 декабря) отряд пополнился четырьмя новыми людьми. Эдуард С. четыре года воевал в Афганистане, имел боевой орден и несколько медалей. Дослужился до звания майора и должности начальника артиллерийской разведки десантной дивизии. Отмечу, что Эдик не раз наглядно демонстрировал свою выдержку и высокий воинский профессионализм. Василий А. служил лейтенантом милиции в Петербурге. Спокойный "как слон", он позже завоевал большой авторитет как корректировщик нашей батареи.
Игорь А. ("Хозяин"), типичный, на мой взгляд, наёмник, приехал воевать по "привычке". Он успел побывать в Приднестровье и Карабахе. Храбрый и профессиональный солдат, он обладал одним недостатком, разом перечеркивавшим его достоинства, — пил запоями, в пьяном состоянии становился совершенно неконтролируемым.
Последний из новоприбывших, Александр Р. ("Птица-говорун") отличался хитростью, подлостью и длинным языком, "блистая" этими "качествами" ещё в Приднестровье. Пополненный отряд получил от сербов броневик. Уважение к нам, кстати, всегда возрастало по мере увеличения нашей численности, хотя, надо сказать, Ас к тому времени уже обладал в городе легендарной известностью. 23 декабря отряд вместе с четой Бобана прочёсывал район сёл Закрсница, Туста-Мед, Церны Врх. Мусульмане оставили свои позиции, и ушли из этих сёл — никого обнаружить в них нам не удалось. 24-го началась крупная (для наших масштабов) операция. Сербы решили взять большое село Джанкичи, расположенное примерно в семи километрах к западу от Вышеграда. По их сведениям, в селе стоял значительный гарнизон, а подходы к нему были заминированы.
Всего для атаки было выделено около восьмидесяти бойцов (в том числе 12 русских), при поддержке вооруженного двумя безоткатными пушками гусеничного бронетранспортёра, броневика и трёх минометов (2 — 120 мм, 1-82 мм). Выступили в 8 часов утра. В густом тумане долго шли по заснеженной горной дороге, серпантином взбиравшейся в гору. Впереди шли разведчики с миноискателем, русские и двое командиров — Бобан и капитан Перицо Маркович — начальник разведки бригады. К 11 часам колонна вышла на небольшое плато Добро Поле. Туман стал почти непроницаемым — на 10 метров уже нельзя было различить фигуру человека. Подошедшие сербы показали на карте гору Заглавак (высота 1366) и сообщили, что нам ставится задача занять эту высоту и прикрывать выдвинутую на нее технику, а сербы тем временем должны через г. Столац атаковать Джанкичи в лоб. Убеждая нас, что у нас "самая легкая задача" сербские командиры проявляли показавшуюся нам подозрительной живость. Чтобы развеять наши сомнения, они сказали, что сегодня на Заглавке побывала их разведка, и что мусульман там нет. Последнее показалось убедительным. Оставив двух человек для связи и взяв сербов-проводников, Ас приказал двигаться к Заглавку.
Утопая по колено в снегу, в густом тумане, мы минут двадцать осторожно продвигались по довольно ровному полю. Казалось, всё в порядке. Мы уже начали подъем, когда раздалась пулеметная очередь, и над нами засвистели пули. Отряд рассыпался: кто-то залёг за кучами камней (видимо, обозначавших границы частных участков земли), кто-то просто вдавился в снег. Стрельба продолжалась, хотя стрелявшие явно нас не видели — туман стал ещё гуще. Бойцы спешно изготовлялись к бою — передергивали затворы автоматов, готовили тромблоны. Ас принял решение идти вперёд, но, когда он сказал об этом сербам, те возмущенно закивали головами и заявили, что "туда не можно, тамо пуцают!" Махнув на них рукой, Ас приказал развернуться в две "цепи" (по пять человек) и перебежками продвигаться вперед. Сербы так и остались лежать в снегу. Медленно, с трудом перебегая по глубокому снегу, мы продвигались вверх. Стрельба то прекращалась, то начиналась снова — пули свистели то выше, то ниже. Мы не отвечали. Шли молча. Туман уже стал редеть, когда мы, обойдя высоту левее, вышли к ее длинному узкому гребню, поросшему густыми кустами горного дуба. И тут туман резко упал — над нами было голубое небо с ярким солнцем. С матерками, громкими криками, но не стреляя, русские полезли на гребень. Там — никого. Ас поднялся на пригорок, и тут же вокруг него запрыгали фонтанчики пулеметных очередей. Мы ответили тромблонами, и пулемет замолчал. Заглавок был взят. Мы осторожно осматривали неровный, покрытый скалами и изрытый впадинами гребень. Везде были долговременные, с каменными брустверами окопы, огневые точки. На снегу — россыпь свежих гильз, догорают костры — вокруг них ящики, пеньки для сидения. Четыре, пять, шесть… И ещё больше — следов, убегавших по снегу.
Под нами расстилалось, постепенно отступая, море тумана. Вот обнажились склоны: тот, по которому мы шли, и тот, что лежал с другой стороны. На первом ярко чернели в белом снегу фигуры обоих наших "водичей" (стреляй — не хочу), на другом — фигуры удалявшихся мусульман. Они уже вышли за пределы нашего огня, но уходили поспешно — 12 человек… Если бы мы остались с сербами, — вряд ли кто-нибудь из нас ушёл от этих стрелков. Стало предельно ясно: если сербы и не сочинили свою разведку как таковую, то уж здесь-то разведчиков не было со времен прошлой войны. Тем не менее, высота была в наших руках. Мы расположились вдоль гребня и стали ждать, когда подойдут броневики. Ждали три с половиной часа, время от времени обстреливая тромблонами лесок на склоне, куда скрылись бежавшие мусульмане. Техника так и не подошла — у гусеничного броневика заклинило управление и другой "бов" на буксире потащил его назад. Сербская пехота после пятиминутной перестрелки также торопливо отошла. Мы долго ждали поддержки, прислушиваясь к шелесту тяжёлых мин, пролетавших над нашей головой, пока не получили, наконец, приказ на отход. На обратном пути колонну обстреляли, но, к счастью, неточно.
Вернувшись с акции, знакомились с двумя новыми ребятами, приехавшими в наше отсутствие. Обоих ждали давно. Дмитрий Чекалин, альпинист-спасатель, воевал в Приднестровье. Отчаянно храбрый, склонный в безрассудному риску, Дмитрий погиб 10 марта 1993 года в бою под Тузлой, подорвав себя гранатой в окружении врагов. Дима "Румын", бывший студент-филолог (также побывавший на Днестре), был его полной противоположностью. Осторожный и осмотрительный (порой — излишне) он, однако, обладал веселым оптимизмом, привлекавшим к нему всеобщую симпатию. Хорошие приятели, Чекалин и "Румын" постоянно устраивали шутливые многочасовые споры, слушать которые без улыбки было просто невозможно. Несколько дней после операции 24 числа прошло в ожидании. С одной стороны, ждали новой атаки на Джанкичи, обещанной сербами. С другой, — ожидали прибытия пятидесяти казаков, набранных Ильёй И. в Москве. И вот, 27-го, в Вышеград прибыла первые трое из казачьей "сотни". Они с первого же дня поселились отдельно от нас, так как, по соглашению, казаки должны были представлять собой отдельное подразделение. Отличие было хотя бы в том, что мы, приезжая в Боснию, вообще не ожидали, что нам будут сколько-нибудь платить (тем не менее, мы получали по 100–150 дойчмарок в месяц), а казаки договорились заранее на 350 марок. Кроме того, мы ожидали, что казаки каким-то боком вольются к нам в отряд. Но вербовщик, некий Александр "Загребов" (по собственному признанию, бывший лейтенант-особист Советской Армии), смотрел на нас иначе, как на неких "конкурентов", что привело впоследствии к целому ряду столкновений и неурядиц.
Впрочем, и к нам в отряд прибыл один человек, хотя и весьма неожиданно. Самостоятельно добрался до нас Владимир — "Доктор" из Харькова. Фигурой для нашего отряда он был явно нетипичной. Биолог по образованию (окончил университет), Владимир был крайним украинским националистом, членом ряда украинских политических группировок подобного толка. Но, поскольку он производил впечатление человека весьма серьезного, возражений его вступление в отряд не вызвало. И впоследствии нам не пришлось в этом раскаиваться.
Одним из самых сильных белградских впечатлений стало для нас посещение русской церкви, построенной в годы Белой эмиграции. Священник отец Василий, сын и внук белых офицеров, с радостью принял нас, показал нам маленький музей, что при церкви, благословил на ратный труд. Для многих из нас это была, по сути, первая встреча с историей Белого Дела, с памятью Российской Имперской Армии на Сербской земле. Для меня было большой радостью увидеть своими глазами мемориальное надгробие П.Н.Врангеля, различные (хорошо знакомые по книгам) военные реликвии Белой Армии.
27 декабря отряд получил новое вооружение. Взамен броневика, который сербы решили отдать прибывающим казакам, нам дали два 82 мм миномета, пулемет "МГ" (по немецкому образцу "МГ-43"), мины и стрелковое оружие на новоприбывших бойцов. В течение двух дней производились учения: расчеты минометов под руководством Эдуарда учились обращаться с орудиями, а стрелки пристреливали новое оружие.
Отряд разделился на две части: разведывательно-ударную группу во главе с Асом и минометный взвод под командой Эдика. Общее руководство за отрядом осталось за Асом.
Меж тем интенсивно готовилась новая атака на Джанкичи. Сербов подхлёстывали бои, шедшие последние три дня к западу от Вышеграда, под городом Рогатица. До нас доносились ожесточенная канонада и не менее ожесточенные слухи о мусульманском наступлении и одержанных ими успехах. Позже, правда, известия о неудачах сербов не подтвердились.
Сербская бригада накануне получила подкрепление: в Вышеград перешла недоформированная "Горажданская" бригада (5-я Подринская) в составе (примерно) двухсот человек, прибыли грузовые "камионы" и зенитные установки. Решительная атака на Джанкичи началась утром 30 декабря. Нас подняли в 3.30 ночи. В темноте сели в заранее загруженные машины и выехали к исходной точке — селу Горна-Лиеска. В составе отряда на операцию вышли 16 человек. Сербская пехота насчитывала больше 100 бойцов при поддержке танка ("Шерман" послевоенной модели), броневика и безоткатной пушки. Со стационарных позиций операцию должны были поддержать четыре артиллерийских и миномётные батареи. Не задерживаясь в Горно-Лиеске, колонна из четырех грузовиков, танка и броневика пошла на Горно-Кочарим, а оттуда — на Джанкичи. Другая часть колонны двинулась в горы в направлении Джанкичи по рогатицкой дороге. На этот раз в целях ускорения движения сербы не высылали вперед "миноловачей" несмотря на прошедший накануне снег, который мог бы скрыть следы постановки мин. Подъехав к опасному, на их взгляд, участку дороги, сербские машины дружно встали. Наш грузовик, шедший в середине колонны, также остановился. Каково же было наше удивление, когда к нам подошел офицер и заявил, что мы должны ехать во главе колонны. Объяснить вразумительно причину такой необходимости он не сумел. Единственное, что приходило в голову к нам по этому поводу, звучало так: "Русских не жалко!" После долгих препирательств мы все же подчинились приказу. Ас пересел из кабины в кузов ("Помирать — так вместе!"). Ехали, сидя на ящиках с миномётными минами, и мрачно шутили по поводу того, как будем пробивать головами брезент, когда взлетим на воздух. На наше счастье, мусульманам не хватило ума заминировать дорогу после нашего нападения 24-го числа. Мы благополучно добрались до Добра Поля и развернулись в направлении Заглавка. Его, кстати, вновь пришлось занимать нам, хотя на этот раз там никого не было. На Заглавке развернули один миномёт. Сербы на лошади втащили безоткатную пушку. После долгих попыток взобрались на гребень "Шерман" и броневик. Сербская пехота пошла на Джанкичи через г. Столац, а Ас с нашими разведчиками двинулся с Заглавка прямо к селу. Для артиллеристов, оставшихся на горе, бой свёлся к ведению огня по видневшемуся в дымке тумана, примерно в километре от нас, селу. Огонь вели, совещаясь с сербскими танкистами, у которых был дальномер. Через нашу голову с воем летели мины и снаряды сербских батарей. Время от времени оживали засевшие где-то на Столаце мусульманские стрелки, и тогда пули визжали по камням совсем рядом с нами, но мы продолжали вести огонь.
Меж тем сербская пехота пошла на Джанкичи прямо по открытому полю. Попав под огонь, сербы залегли и долго вели безрезультатную перестрелку в надежде, что "Шерман" своим огнём подавит огневые точки противника. Но так как среди сербов не было корректировщика, танк разносил своими снарядами дом за домом, в то время как противник засел в окопах и дзотах на окраине села. Подбадривая себя песней, сербы наконец кинулись вперед, но тут же, попав под огонь, вновь залегли. Эта попытка стоила им, однако, дорого. За минуту они потеряли убитыми трёх командиров. Пулями были убиты капитан Перицо Маркович, командир штурмового взвода Мирослав Коич и командир "горажданского" взвода Душан Баранац. Трое бойцов были тяжело ранены. Пока основная часть сербов лезла в бой на окопы, Ас с семью русскими и пятью сербами попытался пройти к селу краем леса. Но и там по ним открыли огонь. Одного из сербов (по имени Шуша) пуля легко ранила в шею, и он, бросив автомат, побежал в тыл. Сделав бросок, группа Аса заняла брошенный мусульманами окоп и двинулась дальше, несмотря на ожесточенный ружейно-пулеметный огонь. Нервничая, противник даже стал обстреливать их из гранатомета — кумулятивные ракеты с треском взрывались в ветвях сосен, летела кора от пуль.
Выйдя к краю леса, в нескольких десятков метров от вражеского "бункера" наши залегли. Впереди было почти голое поле, поднимавшееся вверх к окопам. Идти вперед казалось чистым безумием. Но Ас со словами: "Сейчас я изображу Александра Матросова" (известный герой Великой Отечественной войны, закрывший своим телом амбразуру немецкого дота) бросился вперед. С ним пошел серб по имени Милорад. Остальные прикрыли их огнем, не давая мусульманам высунуться из окопов. Добежав до подножия пригорка, на котором был бункер, Ас и Милорад увидели, как оттуда вылетели, одна за другой три ручные гранаты. Одна из них упала буквально в двух метрах от Аса, и тот едва успел откатиться, чтобы его не задело осколками. Метнув в ответ свою гранату, Ас выскочил на бруствер окопа и увидел двух убегающих "мусликов". Уложив из автомата одного, Ас стал стрелять в другого, но тот упал в кусты и было неясно, что с ним. Бросив, на всякий случай, туда еще две гранаты, Ас остался в занятом бункере. Сюда же подбежали Саша Кравченко (впоследствии дважды тяжело ранен, живет в Вышеграде), Женя "Одесса", Василий В., Чаруга и Радье. Едва они заняли позицию, как показалась группа из четырех мусульман, спешно двигавшаяся по просеке вверх на гору (видимо, они бежали из окопов). "Одесса" и Василий уложили по одному из них, двое сумели сбежать. В окопах и на убитых мусульманах нашли ручной гранатомет, пулемет "ПК" с полностью расстреленной лентой на 600 патронов и снайперскую винтовку "СВД" с семью зарубками на прикладе, несколько гранат советского производства. Некоторое время группа Аса удерживала занятую позицию, ведя перестрелку с противником, но, увидев, что Бобан начал отходить, также ушла через лес к Заглавку, не понеся потерь.
Сербы уходили не спеша, угрюмо, — неудача атаки и потери подавляли их. Длинная цепочка бойцов медленно вытекала из-за Заглавка на Добро Поле, где уже ждали грузовики. Наши минометчики прикрывали отход, развернувшись цепью с автоматами в руках. Единственным исключением стал "Птица-Говорун", бегавший и кричавший, что "нас окружают", что "надо уходить, а то всех перебьют". Он даже вспомнил, что он — старший лейтенант запаса Советской Армии, и попытался приказать, но его грубо оборвали, назвали трусом (каковым он, конечно, и был) и заставили лечь в цепь. Через некоторое время, убедившись, что Ас и сербы благополучно вернулись, отошли и мы. Внизу, у машин, русские и сербы толпились вокруг убитых. Баранаца мы не знали, но смерть Перицо и Коича была для нас большой потерей. Перицо Маркович был, пожалуй, наиболее уважаемым нами офицером в бригаде. Позже мы не раз слышали от сербов версии о том, что он был кем-то убит в затылок (его прочили на место командира бригады и он был популярен среди солдат). Перицо был последним в семье — два его брата к тому времени уже погибли на других фронтах.
Мирослав Коич не успел закончить Сараевский университет. Специализировался на истории Киевской Руси. Он не был выдающимся командиром, но от пуль не бегал и человеком был хорошим и честным. Неплохо понимал по-русски и часто заходил в нашу казарму.
Канун Нового года (по новому стилю) отряд встречал в хорошем настроении. Вымывшись в туристическом комплексе "Вышеградска баня", мы вернулись в город и вдруг заметили, как изменился Вышеград за те два месяца, как мы приехали сюда. Вместо пустынных улиц — много гражданских людей, открытые магазины и кафаны. Вместо керосиновых ламп — яркое освещение, огни частных автомобилей. Новый год встретили с елкой за довольно богатым столом с гостями-черногорцами, со стрельбой трассерами в ночное небо (палил весь город, даже гаубичная батарея послала 12 снарядов куда-то к мусульманам). Всё же не зря, казалось нам, прошёл этот — 1992 год. Мы хотели верить, что год наступающий принесёт нам победу здесь и, возможно, в России. И мы поднимали бокалы шампанского за Нашу Победу, за Нашу Россию, за Наш Отряд.
Сейчас, спустя два года после описываемых событий, многое видится по-иному. Но в коротком рассказе я попытался восстановить то восприятие событий, какое было тогда. Отряд, то увеличиваясь, то сокращаясь (от 10 до 25 человек — так колебался его состав), переезжая с места на место, существовал до ноября 1993 года, когда его знамя сдали в Русскую Церковь, а оставшиеся люди перешли в 3-й РДО. Отряд воевал под Вышеградом до середины февраля 1993 года, потом, до конца марта, — под Тузлой. Дальше он переехал в Подграб и в Сараево. Менялись люди (автор вернулся в Россию в начале апреля 1993 г.), менялись командиры. Были неудачные и удачные бои, трофеи, потери…
Описать всю историю отряда в журнальных статьях сложно, да и не нужно. Это под силу лишь целой книге. Тем более что были и другие отряды — 1-й РДО в г. Требине, 1, 2 и 3 сводные казачьи сотни в Вышеграде, ещё действует 3-й РДО под Сараево.
В заключение хочется сказать только, что мы гордимся нашей принадлежностью к 2-му РДО, внесшему небольшой, но всё же реальный вклад в защиту Сербской Боснии, в сохранение традиций русско-сербского военного братства.
