Да не ерзай ты так на своем стуле. Я уже почти закончил свою историю. Я ждал двадцать лет, и ты можешь подождать еще несколько минут, тебе не кажется? Ой, хватит. Перестань брыкаться. Ты не сумеешь развязаться… Даже сейчас, когда ты уже протрезвел. Так… На чем это я остановился? Ах да, на том вечере, когда ты меня… пытал. Когда ты закончил со мной, я был не совсем без сознания. Хотя старался его потерять. Я закрыл глаза, я молился, я задерживал дыхание. Но я был жив, все чувствовал и слышал. Я слышал, как ты ругался, хрипел, оскорблял меня. Затем я слышал, как брат впал в панику. То, что случилось, наверняка привело его в чувство. Он без конца ходил из стороны в сторону и повторял: «Что ты наделал? Ну что ты наделал?» Он бросал на тебя полные ужаса взгляды, а я корчился на полу от боли. Трус! Он слишком боялся тебя, чтобы осудить. И он решил уничтожить свой стыд и мое унижение, выкинув меня на улицу, подальше от дома, надеясь, что я умру, уткнувшись лицом в асфальт, и крысы сожрут меня. Он не знал, что у меня есть защитница, Нет, что она живет совсем рядом с тем кварталом, где он оставил меня умирать. Она сделала все, что в ее силах, чтобы помочь мне в ту ночь. Но я продолжал страдать. Я больше не выносил Пхона, понимаешь? Я не мог больше жить в его омертвевшей плоти, в его теле, пропитавшемся твоим запахом… Пхон для меня умер, умер от твоей руки. У меня оставался один выход, чтобы продолжать жить: измениться. Уничтожить изнасилованного пьяным тигром ублюдка и вселиться в другое тело. Нет помогла мне найти специалиста, доктора Уонга, и заплатила за процедуры. Я ждал два года, прежде чем превратился в Докмай и смог поступить в «Розовую леди». Старая сутенерша согласилась взять меня на работу, когда дата операции уже была назначена. Но как видишь, я ее так и не сделал. Я предпочел окончательно изменить себе лицо… Что? Да чего ты скачешь? Ах да! Ты же был пьяный, когда я вломился к тебе. Не знал, кстати, что алкоголь делает тело таким тяжелым. Я еле затащил тебя на стул. Ну? Что скажешь по поводу моей татуировки? Тааси хорошо сделал свою работу, не находишь? Но… У меня бред или ты дрожишь? Тебя приводит в трепет тукай, поющий на моем лице, или нож в моих руках? А? И то, и другое? Ну, ты прав. Оба для тебя означают смерть, так оно и есть. Один будет петь, а второй — вырезать тебе сердце. Ладно, Тьям, ты меня извини, но я зайду тебе за спину. Я хочу обратиться к Хищнику. Потому что сначала я решил убить его… Вот и он. Связанный он не такой страшный. Если бы ты знал, как я мечтал увидеть тебя в клетке, проклятый тигр… И должен признать, что такого зрелища стоило ждать двадцать лет. Да, как все странно все-таки. Я бы ведь не убил тебя, если бы у тебя не стерся коготь и твой хозяин, который мычит там, сзади, не пошел к Тааси его подновить. Я остался бы спрятавшимся под маской призраком до конца своих дней. Но судьба вывела тебя на мою дорогу по совершенно ясной для меня сейчас причине: боги призывают тебя… Им нужна твоя жизнь, чтобы снять нависшее надо мной проклятие. И они поручили мне принести тебя в жертву. Тьям! Перестань хныкать! Ты меня не разжалобишь. Я ведь много дней подряд следил за тобой там, внизу, — представляешь? Размышлял о наказании, которого заслуживают твои преступления. Я даже встретил бедную Нет с изуродованным лицом. Я думаю, ее сейчас нет дома, потому что ты вышвырнул ее на улицу, чтобы спокойно пить? Да? Судьба еще раз подписала твой приговор. Ее присутствие затруднило бы мою задачу. Потому что она ведь меня умоляла, знаешь? В тот вечер, когда мы увиделись. Да, она умоляла пощадить тебя. И, честно говоря, я заколебался. Но девочка умирает из-за тебя. Она умирает потому, что ты жив. Девочка, которая освободила тукая из тюрьмы, которая освободила мое лицо. Теперь ты отдашь мне все, что ты у меня отнял, Тьям. Пришло время заплатить за то, что ты со мной сделал.

Снесенная дверь, река тараканов, болото грязной воды.

Я застываю на пороге и не могу войти в дом, из которого годами боялся выйти.

Я опустошен. На обратной дороге я не встретил ни одного призрака, не услышал ни одного звука из прошлого. Мне удалось заставить замолчать свою память одним ударом ножа.

Впервые я шел по улицам без маски, при свете дня. И даже когда прохожие останавливались, чтобы посмотреть на поющего на моем лице тукая, я не чувствовал ничего. Ни страха, ни стыда. Свершив свою месть, я стал равнодушен ко всему.

Кроме девочки.

Вот почему я не решаюсь пройти за жестяную дверь.

А вдруг жертвы в виде тигра недостаточно, чтобы снять проклятие? А вдруг боги хотят и жизнь маленькой несчастной наркоманки в придачу?

Я поднимаю глаза к небу, чтобы спросить его, что оно сделало с Льом.

Дует горячий, влажный ветер. Он уносит черные тучи, полные печали, к другим городам, к другим континентам. Их сменила легкая белая завеса, усеянная голубыми и сиреневыми искрами. Садящееся солнце скоро окрасит горизонт. Грязные стоячие болота исчезнут с улиц. Они устремятся в стоки и скоро покинут землю наших кварталов.

Ночь будет тихая.

Муссон уходит.

Я вижу в изменении погоды доброе предзнаменование. Быть может, счастливое. Птицы щебечут над моей головой, подтверждая мое предчувствие, придавая мне смелости толкнуть жестяную дверь. Лестница едва слышно скрипит, подсыхая, освобождаясь от пропитавшей ее сырости. Выключенные неоновые лампы не жужжат. В тени вырисовывается знакомая фигура, освещенная янтарными отблесками уходящего дня. Сидящий на ступеньках бонза видит мои окровавленные руки и улыбается мне полной слез улыбкой.

Я думаю о девочке, которую обещала мне судьба, и не решаюсь нарушить тишину вопросом. Я просто бросаю на монаха испытующий взгляд. И ветер доносит до меня его ответ:

— Она ушла.