1

Из-за начавшихся в Российской армии громких расследований о мошенничестве по выплате контрактникам, служившим в «горячих точках», положенным им боевых денежных компенсаций, Лаврищев в звании майора поспешил выйти на пенсию. Когда действующие офицеры под пулями, рискуя здоровьем, а иногда и жизнью, по полгода не видели зарплаты, сам он, никогда и близко не был замечен от районов боевых действий. Он часто поступался своими принципами. И он не бедствовал. И на чужие проблемы ему было, мягко говоря — наплевать.

Играя не последнюю роль в махинациях при распределении этих денежных средств, он успел «неплохо нагреть руки». Лаврищев по долгу крутил, затмившие ему солнце, чужие деньги в Банках под бешеные проценты и просто их расхищал. Не один конечно.

Недаром ещё Суворов говорил, что каждого интенданта после года его службы в армии можно смело расстреливать.

Дело вскоре замяли, чтобы не дискредитировать более высокое, замешенное в нём начальство. Но оставаться в родном городе для Лаврищева стало не безопасно. Да и высокий уровень безработицы уже не сулил ему тёплого места под солнцем.

И до того особо не надорвавшийся на службе, Станислав Кузьмич теперь целыми днями тоскливо смотрел из окна своей квартиры на утопающую в зелени улицу родного городка, не замечая прелести солнечного дня. Он весь был погружён в мысли о том, что ему предстоит делать дальше. Он ещё молод, здоровьем не обделён и ему хочется жизни весёлой и кипучей. Но для этого нужны деньги.

Можно было устроиться в, начавшиеся создаваться, ЧОПы, куда охотно брали бывших военных. Но что — то уж не очень ему хотелось прикрывать своим телом, повылезших из всех углов, криминальных авторитетов и проходимцев, которых эти ЧОПы и охраняли.

— Стас, ты что ли? — Бесцеремонно толкнул вышедшего в магазин за продуктами Лаврищева мужик с очень знакомым лицом.

Дорогой малиновый пиджак — неизменный атрибут состоятельного мэна невыгодно оттенял синюшность его несколько помятого лица. Похоже, что владелец дорогого пиджака спивался либо от переизбытка денег, или из — за трудно разрешаемых проблем.

— Не узнал, что ли? — не отставал он от Лаврищева. — Пойдём, пропустим по пивку, я угощаю, — кивнул он на стоящие возле магазина под большими зонтами пластмассовые столы.

— Ты же за рулём? — не уверенно произнёс Станислав Кузьмич, не сумев скрыть своего завистливого взгляда в сторону дорогой, блестящей на солнце иномарки.

— А если я напьюсь, то как же тогда я домой дойду? Лучше уж поеду, — пошутил незнакомец.

Он поставил машину на сигнализацию, подхватил Лаврищева под локоть и увлёк его к магазину. Через несколько минут на их столике красовались несколько банок пива, бутылка коньяка и нарезка из импортной колбасы в одноразовой тарелке.

— Ты Вована помнишь? — спросил незнакомец, занюхивая выпитый коньяк колбасой. — Сидит Вован. Теперь надолго его закрыли. А как начинал! — разочарованно протянул он. — А Валерку длинного? Он сейчас смотрящий! К нему теперь не подступишься, в лицо не узнаёт!

— Я тебя тоже сразу и не узнал, — признался Станислав Кузьмич, гладя на Виктора, своего друга детства, с которым рос в одном бараке от швейной фабрики.

Виктор, на правах угощающего, опять разлил по пластмассовым стаканчикам коньяк, с пьяным прищуром поглядывая на прохожих.

— Ну, а ты как? Рассказывай! — выспрашивал он у Лаврищева, опорожнив второй стакан.

Станислав Кузьмич нехотя рассказал Виктору свою историю. Не всю правду, конечно. Несколько отклонился от истины, приукрасил немного, а что — то и утаил. Он чувствовал себя довольно скверно рядом с удачливым другом своего далёкого детства, на которого он сам когда — то посматривал свысока.

— Значит ты сейчас не при делах! — задумчиво произнёс Виктор и налил ещё по стаканчику коньяка. — Тогда тебя мне сам бог послал!

Они допили коньяк, потом пиво и Виктор рассказывал, как он преуспел на транспортных перевозках. А когда у него завелись хорошие деньги, одновременно с ними к нему подкатила братва, предлагая ему «крышу» за кругленькую сумму. Он попробовал от них отбрыкнуться, но набил себе шишку. Пришлось согласиться.

Виктор уже изрядно опьянел и проговорился, что перевозить его фирме теперь приходится и некоторые запрещённые грузы. Но мои умственные способности ещё далеки от угасания и пока бог миловал! Да и прибыль соответственно растёт.

Он уже заработал для своей семьи и любовницы по пятикомнатной квартире, отослал дочь учиться в Англию и недавно отстроил за городом трёхэтажный дом.

Слушая друга, Станислав Кузьмич, глотал вместе с пивом горечь зависти и жалости к себе.

— Поставил в дом кой — какую мебель и дела у меня несколько пошатнулись, — признался Виктор. — Ныть я не люблю, но бассейн мне строить пока не на что. Я рабочих с дома отпустил. А душа болит. Дом — то без присмотра. А если бомжы какие забредут? Мало, что блох нанесут, ещё спьяну и спалить могут.

Осовелыми глазами он проводил, проходивших мимо девиц лёгкого поведения, которые среагировали на его малиновый пиджак, как кошки на сметану. Виктор слегка шлёпнул одну из них чуть пониже спины и потерял нить разговора.

— О чём это я? — глянул он на Лаврищева.

— О том, что дом спалить могут! — Станислав Кузьмич пить умел и сейчас был заметно трезвее своего собеседника.

— Ну, вот я и говорю, что за домом нужен присмотр, — Виктор старался снова въехать в тему. — Мне надёжный человек нужен. Ты, Стас, надёжный человек?

Он многозначительно посмотрел на Лаврищева.

— Так, ты, хочешь, что бы я сторожем к тебе служить пошёл?

В груди Лаврищева заклокотала обида на друга и на жизнь вообще. Выпитый алкоголь уже давал о себе знать.

— Нет. Ты не понял! Ты будешь жить в моем доме со своей семьёй и в своё удовольствие, а я тебе за это буду платить «зелёными». Но, когда я туда заеду так, ненадолго, вы мне обеспечите некоторый комфорт, — Виктор, наконец, довёл смысл своего разговора до логического конца.

Он закурил, а Лаврищев молчал, обдумывая предложение. Если бы оно исходило от кого — то другого, то он бы возможно сразу согласился, но идти в «холуи» к Витьке, которому он не раз в детстве отвешивал заслуженные и не заслуженные оплеухи, как — то не очень хотелось.

Виктор достал дорогой мобильник. Набрать нужного абонента ему было уже достаточно проблематично. Его уже начало развозить.

— Мариночка, солнышко, — похоже, что ему всё же ответил нужный сейчас голос. — Возьми такси, радость моя, и приезжай ко мне. Я тут недалеко. Отвезёшь меня домой на моей машине и можешь на сегодня быть свободной.

Да, милая, признаюсь: я маненько ослаб. Моей кобре скажешь, что мы с тобой едем с удачных переговоров. Она тебе поверит, я думаю. Жду, целую.

Виктор убрал мобильник в карман, а Лаврищеву протянул визитку со своим номером телефона.

— Надумаешь — звони. Только недолго думай. Сам знаешь — свято место пусто не бывает.

Проспавшись, Станислав Кузьмич, хотя уже и привык ходить тёмным путём, всё же посоветовался со своей женой о поступившем ему предложении. Та на некоторое время впала в задумчивость, но ненадолго.

— Девочек мы оставим в квартире — им в школу надо ходить. Алина готовит хорошо, а продукты я буду им привозить. Голодными не останутся, — рассуждала жена вслух. — При нашем сокращении я попробую оставить за собой пару смен в неделю. У нас, правда, с бензином напряг. Но думаю, что для себя найдём.

Тоном, не приемлющим возражений, Людмила Григорьевна решила вопрос радикально.

Через неделю Станислав Кузьмич с женой и с небольшим количеством личных вещей ехал на машине Виктора в его загородный дом. На просёлочной дороге позади машины клубилась пыль.

Поселение представляло собой разросшийся дачный посёлок, в котором наряду с обычными, заросшими фруктовыми деревьями дачами, стояло несколько новых элитных домов. Среди них, немного недостроенный, дом Виктора был далеко не худшим. К трем этажам кирпичного здания под черепичной крышей вела, выложенная разноцветной мозаикой, дорожка. Крыльцо с колоннами было под стать поставленному вокруг участка высокому кирпичному забору с кованными воротами для проезда машин и такой же небольшой калиткой рядом.

Внутреннее оформление впечатлило Лаврищевых не меньше. Мраморный пол хорошо сочетался с отделкой стен в стиле «граффити». Огромные окна окаймляли кованные рамы. Две лестницы с разных концов вели на второй этаж. Между ними висела длинная, почти достававшая до пола первого этажа, хрустальная люстра.

— Живут же люди! — сглотнула слюну завести Людмила Григорьевна. — А мы, горемыки сидим в своем скворечнике и радуемся.

Она попыталась придать своим словам оттенок шутки. Ведь в действительности скворечник у них был трёхкомнатный, не так давно и не совсем законно обмененный ими со спившейся семьёй, в новом высотном доме.

На втором этаже дома Виктора, куда их поднял модерновый стеклянный лифт, было чисто прибрано, а комнаты обставлены антикварной мебелью.

— Санузлы на каждом этаже, — попутно объяснял Виктор. — Кухня, прачечная, тренажёрный зал — на первом. Третий этаж ещё не обставлен. Но второй уже жилой. Можете занимать любую спальню. Моя комната — на втором этаже последняя слева должна быть всегда в порядке.

Ну ладно, оставайтесь, осваивайтесь, если что, звоните. Соседи на своих дачах бывают редко. С участковым я договорился — зря беспокоить не будет. А я сейчас спешу.

Он бросил на большой круглый стол комплект ключей от дома и несколько стодолларовых купюр и уехал.

Лаврищевы осторожно прошлись по всему дому. По — началу он показался им пугающе огромным. Наконец на втором этаже они выбрали себе небольшую комнату под спальню, разложили свои вещи во встроенный шкаф, застелили высокую, мягкую кровать и пошли осваивать кухню.

Самый маленький холодильник работал. В нём стояли банки с тушёнкой, икрой, помидорами в собственном соку, лежала котелка сырокопченой колбасы. Остальное место занимали, тесно прижавшиеся друг к другу, банки с пивом.

Людмила Григорьевна по жизни мало походила на поэтическую особу, способную целый день нюхать цветочки, буйно цветущие на клумбе у крыльца. Но сейчас, явно скромничая, она освободила себе лишь одну полочку в холодильнике для привезенной с собой еды.

Перекусывать им пришлось по — быстрому. Готовить обед было некогда. У ворот уже сигналила «Скорая помощь», приехавшая забрать на смену своего фельдшера — Людмилу Григорьевну.

Глазунья из четырёх яиц запитая чашкой кофе быстро провалилась в их голодные желудки и тут же забылась.

Оставшись один, Станислав Кузьмич старался занять себя тщательным осмотром дома. Как человек военный, он всегда держал ухо востро и желал знать возможные пути отхода.

Под лестницей он обнаружил неплохой винный погребок, но его, и без того сильно задетая, гордость не позволяла ему взять оттуда хотя бы одну бутылку.

Конечно, ему необходимо было выпить, дабы немного снять стресс, и он позвонил жене, чтобы она после дежурства привезла с собой из города еду и одну, другую бутылочку спиртного. Больше Лаврищев себе позволить не мог, потому, что сон его всегда должен был оставаться чутким, как у сторожевого пса. Ведь он понимал, что эти, охраняемые им архитектурные излишества, несомненно, подвергают его драгоценную жизнь серьёзной опасности. И поэтому травматический пистолет, оставленный ему Виктором, теперь всегда должен лежать у него в кармане или под подушкой.

Через несколько дней позвонил Виктор и предупредил, что сегодня немного попозже он приедет и с дамой.

Станислав Кузьмич, по жизни привыкший только командовать, всё же сгрёб в кулак остатки своей напыщенности и в кучу, собираемые им прошлогодние листья и подмёл метлой ведущую к дому дорожку.

Людмила Григорьевна по счастью была дома. Состроив гримасу отвращения, она всё же натянула резиновые перчатки, помыла моющим пылесосом пол на двух этажах и протёрла пыль, где успела.

Вскоре у ворот дома остановилась сверкавшая лаком иномарка Виктора и внедорожник с его охраной.

С возрастом сильно полысевший Виктор на фоне молоденькой весёлой девицы выглядел старше своих лет. Но её это обстоятельство ничуть не смущало и они удалились в дальнюю комнату слева, а крутые ребята оккупировали кухню на первом этаже.

Лаврищевы предпочли скромно взять поднос с ужином в свою спальню, закрылись и включили телевизор. Они долго щёлкали пультом, переключая каналы. Телевизионные передачи их сегодня не устраивали. Из — за присутствия в доме большого количества посторонних людей, они чувствовали себя не в своей тарелке.

Далеко за полночь, когда Людмила Григорьевна уже задремала, в дверь спальни Лаврищевых постучал охранник Виктора.

— Закрывайтесь, — скомандовал он. — Мы уже уезжаем. Да, хозяин велел прибрать за ним в комнате.

Скрипя зубами, Станислав Кузьмич закрыл ворота, запер двери дома, осмотрел все три этажа и живописно загаженную дальнюю комнату слева. Он не мог сдержаться, чтобы не сплюнуть. Хорошо, что его внимание вовремя привлёк столик, на котором грели душу несколько, оставленных Виктором, сотенных долларов.

Людмила Григорьевна без видимого удовольствия, всё в тех же резиновых перчатках, убрала комнату Виктора, потом долго мыла руки и промолчала до самого утра.

Спали Лаврищевы в эту ночь плохо. Видно сказался недавно пережитый стресс. Но вскоре всё забылось.

Чтобы не сгущать краски, Лаврищевы пытались не вдаваться в подробности воспоминаний о своих недавних гостях, но где — то недели через три Виктор позвонил снова. Он собирался приехать.

Сегодня жена, как назло, была на дежурстве в службе «Скорой помощи» и убираться перед приездом хозяина Станиславу Кузьмичу пришлось самому. День начинался паршиво. Скрипя сердцем, он драил пол пылесосом, чувствуя себя солдатом — первогодком.

Когда Виктор со своей пассией уже вовсю развлекался в дальней комнате, Станислав Кузьмич услышал сквозь плохо прикрытую дверь своей спальни встревоженный голос охранника, стучавшегося к Виктору.

— Хозяин, у нас проблемы!

— Где? — послышался голос Виктора.

— Тут, прямо за забором! Похоже, что дом окружён!

— Звони участковому, пусть подтягивается и тоже поучаствует! — крикнул из комнаты Виктор.

У Станислава Кузьмича от страха засосало под ложечкой. Иллюзии закончились. Жестокая действительность громко напомнила о себе. Теперь это были и его проблемы. Он взял свою травматику и осторожно вышел в коридор.

Прижимаясь к стене, Лаврищев подобрался к окну, выходящему на ворота.

С высоты второго этажа были видны тёмные фигуры людей с автоматами, перебегавших ближе к воротам. Дом оцепили человек двадцать или больше. Это только те, фигуры которых можно было рассмотреть в предрассветных сумерках.

Машины Виктора и его охраны были припаркованы у ворот дома. Немного по — отдаль стояли чужие крутые внедорожники.

Станислав Кузьмич с ужасом осознал, что это работа не правоохранительных органов, а настоящая бандитская разборка, в которую он вляпался благодаря своей дурости. В следующую секунду он быстро отпрянул от окна. Стекло со звоном разлетелось и по полу покатилась неразорвавшаяся граната.

Лаврищев в несколько прыжков оказался на первом этаже. Там из окон уже отстреливались амбалы Виктора. Один из них упал прямо под ноги Станислава Кузьмича. Его странно запрокинувшаяся голова была залита кровью. В это время грохнуло на втором этаже.

Станислав Кузьмич осторожно перешагнул через убитого и побежал к двери под лестницей, ведущей в подвал. Он знал, что дверь открыта, потому, что охранники недавно брали из подвала вино.

Лаврищев влетел за эту спасительную дверь и трясущимися от страха руками запер её изнутри. Быстренько спустившись по лестнице, он затаился в углу за большой бочкой.

Станислав Кузьмич слышал, что наверху шёл жестокий бой. Автоматные очереди и одиночные выстрелы, звон разбитых стёкол, топот множества ног, крики были где — то совсем близко.

Его голова стала звеняще пустой и горячей. Его трясло так, что зуб на зуб не попадал. А сердце в груди стучало часто и оглушительно громко.

— А что если кто — то прорвётся в погреб? Ведь его несколько тучное тело наверняка видно из — за бочки? — мысленно ужасался Лаврищев создавшемуся положению дел.

Он никогда в жизни не думал, что когда — нибудь попадёт на передовую линию огня. И он чертовски боялся!

Стреляли долго.

Потом он услышал спасительное для себя «уходим!»

Опять затопали убегающие ноги и прозвучало ещё несколько выстрелов. Потом всё стихло.

Сколько ещё времени он просидел за бочкой, Станислав Кузьмич не помнил. Только почувствовав, что его ноги сильно затекли, он решил потихоньку приподняться и выйти из погреба.

Рассвет за выбитыми стёклами был тяжёлым и пасмурным. Ветер гнал по небу тёмные дождевые тучи и задувал клубы пыли в разбитые окна холла.

— Только бы успеть до дождя, — молил бога Лаврищев, пробираясь по разбитой лестнице на второй этаж.

В стеклянном лифте между этажами застрял окровавленный труп Виктора. Его не живые вытаращенные глаза смотрели на Лаврищева с немым укором.

На втором этаже была разрушена одна комната. Куски штукатурки и битого кирпича, осколки стёкол предательски хрустели под ногами. И истёк кровью разорванный в клочья труп того, кто вольно или невольно накрыл собою гранату.

Станислав Кузьмич забежал в свою спальню, быстро собрал в сумку свои вещи, вещи жены и их документы и осторожно вышел из комнаты. Было страшно, но он дошёл до дальней комнаты слева. Там никого не было. На столике возле бокалов с вином стояла барсетка Виктора. Станислав Кузьмич прихватил её и побежал к выходу.

На первом этаже возле входной двери валялось больше десятка трупов. Нападавшие воспользовались внезапностью и вся охрана Виктора была перебита. Кто — то ещё стонал. Поперёк мозаичной дорожки, ведущей к раскрытым воротам широко раскинув руки, лежал труп в милицейской форме.

— Наверно это и есть наш верный друг участковый, — подумал Лаврищев, стараясь обойти труп и чуть было не наступив на отлетевший чуть в сторону пистолет «Макарова».

У ворот, держась за живот, корчилась от боли растрёпанная зазноба Виктора. Силы её оставили и она села прямо на землю.

По — видимому, Марина пыталась добраться до машины, но была серьёзно ранена. Из — под пальцев её руки на юбку текла струйка тёмной крови.

Увидев Лаврищева, она протянула к нему руку и что — то слабо простонала.

Но Станислав Кузьмич даже не оглянулся. Семимильными прыжками он пробежал мимо пустой машины Виктора и внедорожников его охраны и направился к сосновой роще, близко подступавшей к посёлку. Он уже знал, что здесь роща служит живой изгородью и, пройдя через неё, можно добраться до автострады.

Пошёл сильный дождь, который старательно смыл все грязные следы от недавно сыпавшейся на Лаврищева штукатурки и разжалобил рано проснувшуюся, сидевшую за рулём иномарки, даму приличного вида. Она подобрала симпатичного, промокшего попутчика и любезно довезла его до города.

Станислав Кузьмич вышел возле автовокзала, поблагодарил свою спасительницу, забыв заплатить ей за подвоз и, петляя дворами, быстро прошёл к своему дому.

В подъезде не было света, а он как назло уронил ключ. Упав на колени, он долго шарил рукой по грязному полу лестничной площадки. Когда ключ нашёлся, он, наконец, перевёл дыхание с дрожащим вздохом. Но теперь Лаврищев никак не мог открыть дверь квартиры своим ключом. Подумал, что дверь не открывается потому, что он сильно нервничает, но она была заперта изнутри.

Оказывается у кого — то из его дочек ночевал сопливый бойфренд, который попытался быстро смыться, увидев Станислава Кузьмича.

— Уходи стервец! — милостиво прохрипел Лаврищев.

Алина и Яной в ужасе забились на кухню. Они не понаслышке знали, как страшен бывает их отец в гневе.

Но Станиславу Кузьмичу было не до разборок. Стараясь говорить спокойным голосом, он пытался дозвониться жене, чтобы предупредить её после дежурства сразу ехать на их городскую квартиру. Но всё же он сорвался, когда телефон отключился из — за недостатка на счёте денежных средств.

— Алина, с кем ты могла трепаться целых семь минут? — набросился он на дочь, просматривая исходящие звонки.

— Я? Это не я! — оправдывалась Алина. — Я так долго ни с кем не разговариваю: да я столько слов не знаю! Наверно это Янка своего парня разводила на подарок.

По телевизору в вечерних новостях того же дня Лаврищевы увидели, как выглядел дом, в котором они жили в последнее время, по приезду милиции и съёмочной группы: труппы были аккуратно сложены вдоль забора и прикрыты простынями. Кругом работали люди в штатском и в милицейской форме. За воротами стояло несколько машин «Скорой помощи» и милицейские машины.

— Предприниматель Виктор Сычёв вместе со своей секретаршей сегодня расстрелян в своём загородном доме неустановленными лицами. Возбуждено уголовное дело по факту убийства… — безучастным голосом сообщил диктор.

— Хорошо, что моя смена уже кончилась, — с облегчением констатировала Людмила Григорьевна. — А то пришлось бы ещё с этими жмуриками возиться.

Но на этом стрёмном приключении закончилась и их беззаботная жизнь. Она растаяла как сон, погасла и исчезла.

Смирится с такой потерей было трудно. Станислав Кузьмич впал в меланхолию, грозившую, по словам Людмилы Григорьевны, нарушить обмен веществ его организма. Но сначала, как следствие пришедшего скудного питания, у него упал гемоглобин.

Надо было думать, как выживать дальше.

 

2

И как — то под вечер Станислав Кузьмич вспомнил про свою родную сестру Тамару. Когда — то она уехала учиться и на пять лет поселилась у родственников. Она, правда, приезжала на похороны родителей, но ему некогда было с ней общаться. После окончания института Тамара удачно вышла замуж и осталась жить в Москве. С тех пор он с сестрой не виделся. Делая военную карьеру, он даже на свадьбу к ней не смог приехать. А потом всё времени не хватало. Да и он не очень стремился к этому, потому, что помнил, как по молодости сильно расходились их с сестрой взгляды на жизнь.

Теперь, когда сильно подпёрло, он надеялся, что муж его сестры — успешный московский бизнесмен, конечно же пристроит его куда — нибудь, чтобы его зарплаты хватало на кусок хлеба с маслом.

Ещё не забыв про лёгкие деньги Виктора, на меньшее Станислав Кузьмич уже не был согласен.

Недолго думая, он с одобрения жены срочно подался в Москву.

Чтобы не светиться на железнодорожном вокзале своего небольшого городка, где его многие знали в лицо, он решил уехать на попутных машинах.

То, зрелище, которое Ларищев увидел на автомобильной трассе, сильно потрясло даже его, всегда прикрытую пуленепробиваемым жилетом душу.

По дороге непрерывным потоком шли люди. В поисках работы и средств к существованию сумками и без вещей, они шли, не имея возможности оплатить попутный транспорт, в сторону Москвы. Запылённые, или промокшие под дождём, они сильно напоминали нищих бродяг, хотя и не теряли пока надежды на позитивные перемены в ближайшем будущем. Это нелицеприятное зрелище напоминало колонны беженцев спасавшихся от наступающих войск невидимого противника и плохо укладывалось в голове.

Попадавшиеся по дороге, закрытые из — за банкротства, полуразрушенные промышленные предприятия, стремительно пополняли своими бывшими работниками ряды безработных, надеявшихся найти хоть какое — то оплачиваемое место в столице. На периферии найти работу было практически не возможно.

Москва встретила Лаврищева косым осенним дождём, грязными бомжами на вокзале, множеством различных, загромождавших улицы, безобразных лотков и киосков в которых продавали палёный алкоголь, сосиски, шаурму и всякую ерунду.

Величественная в недавнем прошлом столица, которую по долгу службы иногда посещал Станислав Кузьмич, сейчас была похожа на бесконечный «блошиный рынок», тесно соседствующий с, разросшимися, как грибы после дождя, Банками, риэлтерскими и адвокатскими конторами и фирмами с иностранными названиями.

Не смотря на то, что на ценниках с трудом умещалось количество нулей после числительных в стоимости товаров, привычные глазу «Волги», «Жигули» и «Москвичи» на дорогах заменили иномарки.

Но и в Москве найти работу было очень трудно. Там тоже не избежали сокращений. Не пострадали лишь хитрецы, проходимцы и разное жульё. Да наиболее расторопным гражданам, опять же через всякие комбинации и аферы, как — то удавалось приспособиться к новой жизни. Но лишних людей здесь уже было хоть отбавляй, а они всё прибывали и прибывали. И среди них толкался Лаврищев.

Станислав Кузьмич предполагал, что муж его сестры Тамары уже в курсе его карьерных неприятностей по его бывшей воинской службе и его лавры сильно подмочены. И вряд ли его богатая сестра, трепеща от волнения, встретит его с распростёртыми объятьями. Теперь он надеялся только на сказочную удачу. И не зря. Она его не обманула!

Свалившийся, как снег на голову, Лаврищев, до сих пор общавшийся с мужем своей старшей сестры лишь редкими поздравительными открытками, да телефонными звонками, каким — то неизвестным образом сумел понравиться Темникову в первый же вечер их личного знакомства.

Прослуживший в интендантской службе, Станислав Кузьмич в свои сорок пять лет сохранил не дюжее здоровье, был подтянутым, бравым, с армейской выправкой, умел поддержать компанию, пил много, но никогда сильно не пьянел. А ещё он любил деньги, быстро соображал и, ко всему, неплохо умел держать язык за зубами.

Опытным взглядом делового человека Темников сумел разглядеть в своем родственнике не только жадность, но и деловую хватку и неприкрытый авантюризм.

Да и Тамара Кузьминична, не смотря на все опасения Лаврищева, была безумно рада приезду Станислава Кузьмича. Давно не видевшая младшего брата, она не отходила от него весь вечер ни на шаг и смотрела на мужа взглядом, означавшим «прошу дорогому гостю в его просьбах не отказать!»

Лаврищев терпеливо сносил все её телячьи нежности, которые оскорбительно действовали на его расшатанную нервную систему. Ему было больно ощущать себя бедным родственником. Но он старательно умилялся рассуждениям сестры о силе семейных ценностей вообще и восторгался её мужем, сыном и самой Тамарой, вдруг ставшей царицей из — за богатства мужа, без которого, по его мнению, цена ей была ноль без палочки.

Домработница Люся, состряпала для гостя праздничный ужин. Это в обычных магазинах на полупустых полках появлялась лишь импортная дрянь. Обеспеченные граждане не только не голодали, но и имели к столу различные деликатесы. Но, не смотря на плотно уставленный едой стол, алкоголя всё же оказалось слишком много.

И, уже изрядно захмелевший, Дмитрий Антонович Темников, как — то неожиданно для самого себя, предложил Лаврищеву, очень быстро ставшему «своим в доску», должность своего заместителя, которого ещё утром и не предполагал завести.

Возможно где — то на подсознании он давно хотел навести на фирме более жёсткую дисциплину и даже одно время намеревался ввести дрест — код: хотя бы белый верх — чёрный низ. Но на это у него самого никак не хватало времени, да и для этого на фирме должна была появиться жёсткая рука.

— И потом, вряд ли близкий родственник захочет развалить семейную фирму? — пьяно рассуждал Темников со «своей колокольни». — Не дурак же он! Конечно, деньги голову кружат. И чем их становится больше, тем сильнее. Но даже, если он и решиться что — либо учудить, то быстро схлопочет по морде.

К тому же недавно подписанные, солидные контракты сулили его фирме в ближайшем обозримом будущем неплохие дивиденды. И Темников решил не мелочиться.

Далеко за полночь Люся заселила Станислава Кузьмича в одну из свободных комнат, роскошной одиннадцати комнатной квартиры Темниковых, где он, уже дошедший до кондиции, рухнул на диван, даже не разобрав свой чемодан, и заснул счастливым.

— Не беспокойтесь, разбужу вовремя, — пообещала ему Люся, которую он сам не понимая зачем, схватил было за рукав.

На другое утро домработница Люся умело привела Станислава Кузьмича в божеский вид, сестра Тамара трижды перекрестила его, а Темников пописал приказ о назначении Лаврищева своим замом и представил его коллективу.

Получая на фирме хорошие деньги, Станислав Кузьмич несколько раз порывался съехать на съёмную квартиру, но сестра его останавливала, ссылаясь на то, что в их доме с ним стало веселее.

— Надеюсь, что это действительно так. Не хотелось бы сильно надоедать, — скромничал Лаврищев, в душе благодаря Тамару за сердечную заботу.

Жить у Темниковых ему на самом деле было гораздо дешевле, безопаснее и менее хлопотно. Вечно занятый делами фирмы, Дмитрий Антонович дома бывал не часто, а Вадим и того реже. Трудоголику Люсе было без разницы о ком заботиться. К тому бесплатная домашняя еда устраивала Лаврищева гораздо больше, чем фаст — фут.

Да и, когда Станислав Кузьмич звонил жене, то чувствовал, как ей приятно слышать, что её муж живёт в столице под присмотром своей старшей сестры. Хотя Лаврищев, ещё живя в своем городке, часто ловил себя на ощущении того, что его жена иногда задерживается не только на работе, а где — то ещё. Но она сама бурно отрицала все его подозрения. А уж теперь без него она была совсем свободна в своих действиях. Но, иногда гнобившая его ревность, быстро уступала место первенства его алчности.

Станислав Кузьмич быстро освоился с новой обстановкой и уже вскоре чувствовал себя на фирме, как рыба в воде.

Он сам выбрал для себя в автосалоне дорогую иномарку, ставшею его служебной машиной и нашёл себе личного водителя — москвича не хилого телосложения, который не только хорошо знал Москву, но и не был болтлив от природы.

Вскоре Лаврищев остро почувствовал, что мягкого кресла заместителя бизнес — родственника ему уже было мало. И он, с молчаливого согласия Дмитрия Антоновича, теперь старался совать свой нос во все дела фирмы. Замещая, часто отсутствующего по делам Темникова, Станислав Кузьмич старательно вникал во все вопросы, в которых он хоть что — то смыслил. Ему непременно хотелось рулить!

Сам Дмитрий Антонович старался пока его лишними делами не грузить, оставляя его на фирме вместо завхоза. Иногда, правда, он разрешал Станиславу Кузьмичу по — хорошему попугать свой сильно зажравшийся коллектив.

Вскоре вновь принимаемых кандидатов на вакантные должности фирмы менеджер по кадрам начал посылать к, всегда находящемуся на рабочем месте, заму Темникова — Лаврищеву, а Станислав Кузьмич после недолгого собеседования уже по своему усмотрению либо отправлял соискателей к Дмитрию Антоновичу, либо обходился своей подписью.

 

3

Как — то к концу обычного рабочего дня менеджер по кадрам направил к Лаврищеву претендента на освободившуюся должность охранника фирмы, скоропостижно скончавшегося от передозы, предупредив Станислава Кузьмича по телефону, что:- Мужчине уже далеко за пятьдесят и он не слишком спортивного телосложения. Но он во что бы то ни стало хочет получить эту должность. Несмотря на мой категорический отказ, он вовсе не собирается уходить и желает пообщаться с вами.

— Пейков Артём Андреевич, — представился вошедший в кабинет мужчина чуть выше среднего роста, обычной, не запоминающейся наружности, но явно армейской выправки.

— Почему вы так жаждите работать охранником? Ведь это родео для молодых быков! — Не решился сразу жёстко отказать Пейкову Станислав Кузьмич, сам не понимая почему. Может что — то выдавало в Пейкове незаурядную личность. Возможно его взгляд, глубокий и пронзительный.

— Я всё изложил в резюме, — ничуть не смутился Артём Андреевич негостеприимностью фирмы.

Лаврищев бегло просмотрел бумаги…

Офицер, спецподразделение, участник боевых действий в Чечне, пенсионер, спец — сопровождение…

То, что Пейков воевал в Чечне, не понравилось Станиславу Кузьмичу. Он ещё хорошо помнил свои неприятности связанные с этими участниками боевых действий.

…Работал в команде Коржакова при Ельцине…?

— Не слишком ли смело он себя представляет? — Лаврищев уже более внимательнее присмотрелся к Пейкову. — Возможно, обычный проходимец или аферист?

Таких он раскалывал на раз — два, потому, что сам был таковым.

— Или того хуже душевно — больной?

Пейков так же не отводил от Лаврищева взгляд, демонстрируя твёрдость характера. Но не упрашивал и не заискивал. Словно заранее знал, что он пришёл сюда не зря.

— А что, если он не врёт? Чем чёрт ни шутит? — подумал Станислав Кузьмич, развлекая себя разглядыванием Пейкова, словно самовара на рынке.

Сейчас ему меньше всего хотелось оставаться сверхурочно в этот душном кабинете. И он спросил просто так, для проформы: — И чем же конкретно вы занимались в команде Коржакова?

— Если коротко, то я был советником по прогнозам, — сказал Пейков так скромно, будто бы он работал разносчиком пиццы.

— Присядьте, — наконец предложил Лаврищев, до сих пор стоявшему перед ним по стойке смирно бывшему советнику по прогнозам руководства страны. — И расскажите о своей прошлой работе чуть подробнее.

Лаврищев без особого интереса к собеседнику посмотрел на часы. Погода за окном слякотная и безрадостная. Пожалуй, после работы ему стоит заехать в ресторан и приятно провести вечер. Можно будет прихватить с собой и безотказную секретаршу Ниночку.

С такой милашкой не стыдно засветиться в публичных местах.

А Пейков, как нарочно, удобно и видимо надолго расположился в кресле напротив, так, будто он в нём и родился.

— В восьмидесятых годах я был действующим сотрудником КГБ. Потом нескольких таких как я офицеров — людей со сверх способностями отобрали для соответствующего обучения в специальную группу.

Настроение у Станислава Кузьмича понемногу начинало портиться и он слушал всю эту чушь со снисходительным интересом.

Пейков внимательно посмотрел на Лаврищева, словно взвешивая, стоит ли рассказывать дальше.

— С нами работали до сих пор засекреченные люди со сверх способностями и их фамилии я сейчас не могу назвать. Если только Юрия Лонго, — Артём Андреевич явно не скромничал. — Обучали нас долго, но не зря — вскоре я мог по фотографии десятилетней давности любого военного морского корабля точно определить его настоящее местонахождение.

Он немного подумал, но заметив появившийся в глазах Лаврищева интерес, продолжил: — Только по фамилии, имени и отчеству я мог безошибочно провести точную диагностику больного. Его физического и психического состояния.

Однажды мне довелось корректировать ведение допроса, заранее предвидя ответы обвиняемого. Он был очень хитёр и на месте преступления не оставил никаких улик. Но своё подсознание обмануть нельзя и, в конце концов, он сбился.

Потом я проводил допрос мёртвого человека со множественным отсутствием в его организме органов и подробно рассказал о последних минутах его жизни. Нашедшийся впоследствии свидетель жуткого убийства почти полностью подтвердил мои слова.

Лаврищев открыл было рот, но потом передумал и промолчал.

— Потом, работая в особой охране президента, я не раз просматривал его окружение, возможности контактов и принятия решений, предварительно по мере надобности входя в подсознание тех, с кем затем Борису Николаевичу предстояло общаться.

— Ну, уж результаты гениальных решений Бориса Николаевича нам известны не понаслышке, — подумал Лаврищев. — Мы все ощутили их последствия на своей шкуре. Хотя до этого возможно кто — то консультировал и Горбачёва, за что ему отдельное спасибо.

Пейков как — то странно глянул на Лаврищева, словно не был согласен с его мыслями и продолжил, как бы оправдываясь за действия Ельцина: — Нашему подразделению Х удалось обнаружить в кабинете Бориса Николаевича, прямо за его спиной экран, который излучал высокочастотные волны, сильно влияющие на здоровье, соображение и поведение человека. Он был скрытно установлен противниками Ельцина. Такие тоже были.

Вы и сами наверняка не раз дивились поведению Бориса Николаевича, — прервал лёгкое оцепенение Лаврищева Пейков.

Сам в недавнем прошлом военный, Лаврищев удивлённо смотрел на Пейкова, не веря в то, что такое вообще возможно. Даже, если в его россказнях есть хоть доля правды, то тот не мог так в открытую выдавать военные секреты. Ведь он наверняка давал подписку о не разглашении.

— Сейчас времена гласности, — вслух не согласился с мыслями Станислава Кузьмича Пейков. — Да и можно ли считать военной тайной то, о чём пишет даже жёлтая пресса.

Испытывая лёгкое сотрясение ума и души, Лаврищев закурил.

— Слушая вас, можно прийти к выводу, что крах Советского Союза был сознательно предопределён группой людей, использовавших человеческие сверх возможности? — с сарказмом усмехнулся Станислав Кузьмич.

В его глазах мелькнуло недоверие. Вполне возможно, что ему на уши старательно вешают лапшу?

— И не только, — в тон ему ответил Пейков. — Наше руководство считало, что и кровопролитие возле Белого дома в мае тысяча девятьсот девяносто третьего года, которое возникло из — за противостояния Верховного Совета и Ельцина, было делом рук упразднённой лаборатории «А — 4 Гипноз» с Лубянки. Офицеры этой лаборатории решили после своего ухода, громко хлопнуть дверью, применив свои способности в организации этих беспорядков, с помощью секретной аппаратуры, которая впоследствии бесследно исчезла.

Наверняка вы помните, что тогда вышли на улицы и лезли под пули люди, далёкие от политики. Были и человеческие жертвы.

Да и то, что Ельцин по — пьяни или по дурости прыгал с моста, возможно, было внедрённым в его подсознание приказом и демонстрацией чьей — то силы.

Станислав Кузьмич почувствовал, как привычный мир вокруг него превращается в неосязаемый туман. И он находится внутри его. Но к счастью слышит свой голос, задающий вопрос.

— А лично вам приходилось входить в подсознание президента? Или это уже военная тайна? — поинтересовался Лаврищев.

Он уже был заинтригован. Его глаза заблестели. Он уже не торопился закончить свой сегодняшний не обычный рабочий день.

— Нет, на это было наложено табу, — несколько разочаровал его Пейков.

Артём Андреевич так пристально посмотрел в глаза Лаврищеву, что у того по спине до затылка побежали мурашки.

— Если такое творилось на самом верху, то, что же я так скромно преуспел в то время? — вдруг подумал Лаврищев. — Да и то чуть не обосрался со страху!

— Наше поведение напрямую зависит от принятой нами информации, — сказал Пейков. — Ведь недаром ничто не стоит так дорого, как она. У вас были возможности, но не было нужной информации, отсюда все сожаления.

— Разве я что — то сказал? — удивился Лаврищев.

— Значит, мне послышалось, — спокойно ответил Пейков.

Станислав Кузьмич воровато взглянул на Пейкова и испугался: а вдруг тот действительно видит его насквозь без рентгена? Чем чёрт не шутит?

Нет, такого просто не может быть! Возможно он хороший гипнотизёр. Не более того. А если он для меня опасен? И зачем ему я с его могуществом?

И в то же время он может стать для меня не плохой защитой!

— Хороший спортивный психолог, присутствующий на соревновании, способен взглядом вывести любого игрока противника из строя, — ответил его мыслям Пейков и скромно улыбнулся.

Станислав Кузьмич встал и приоткрыл окно. Ему вдруг стало душно и у него сильно разболелась голова, возможно от переизбытка свалившейся на него информации. Ему трудно было её переварить, ведь его мозг никогда не был обременён ни абстрактным, ни логическим мышлением.

Морозный воздух устремился в душный кабинет, неся с собой некоторое отрезвление. Но вместе с ним пришло и тошнота, совсем как тогда, когда Лаврищев очнулся от наркоза после удаления аппендицита.

— Если мы чего — то недопонимаем, то совсем не обязательно, что этого не может быть, — вдруг подумал Лаврищев и с ужасом понял, что это была не его мысль, а внедрённая в его мозг извне.

Возможно, она была послана ему Пейковым, чтобы он перестал сомневаться в услышанном. Ему стало по — настоящему страшно.

— А может я стал слишком впечатлительным, как пансионная девица? Или надо срочно гнать этого колдуна в шею, пока не поздно? Но какие перспективы тогда можно упустить! А, может, врёт он всё? Или того хуже — себе на уме? — мысленно мучился Лаврищев.

А Пейков вдруг выставил на середину кабинета два стула, раздвинул их на некоторое расстояние и лёг на них так, что его голова и ступни были на стульях, а сам он, лёжа, повис в воздухе. Зрелище было потрясающее своим профессионализмом, а так же неожиданностью.

На миг Лаврищеву показалось, что он смотрит учебный фильм, из серии тех, что он когда — то видел в учебке. Перед ним на большом экране предстал физкультурный зал и группа молодых людей спортивного телосложения. Они внимательно смотрят, как их седовласый, сильно напоминающий Пейкова, тренер прививает им навыки виртуозного владения телом.

Вдруг кадры на экране поблекли и потеряли цветное изображение, побежали неестественно быстро, словно оборвалась плёнка.

Станислав Кузьмич отчётливо слышал треск проектора. Потом у него заложило уши.

Лаврищев инстинктивно тряхнул головой и тут же вернулся в реальность. Странное наваждение прошло. Он перевёл дух и огляделся. Перед ним опять был его кабинет и сидящий в кресле Пейков.

Лаврищев, ощутил на своём лбу холодный пот, но всё же нашёл в себе силы поаплодировать увиденному.

— Зайдите ко мне завтра, — Станислав Кузьмич решил взять тайм — аут. — Возможно мы что — то придумаем.

Когда за Пейковым закрылась дверь, Лаврищев почувствовал, что у него дрожат колени. И голова словно сварена в крутом кипятке. А стены кабинета слегка искажаются. Он почувствовал себя слабым и беззащитным, только что вылупившийся птенцом в, открытом всем ветрам, гнезде на восьмом этаже офиса фирмы.

Через некоторое время мир вокруг всколыхнулся и медленно вошёл в фокус.

Станислав Кузьмич нашёл себя закрывающим дверь кабинета. По — видимому, он с почётом проводил Пейкова до двери, но совершенно не помнил об этом. Он втащил себя в кресло, вытер со лба пот и включил селектор.

Их общая с Темниковым, великолепная и вышколенная секретарша всё ещё была на месте.

— Хотите чаю или кофе? — вежливо осведомилась Ниночка.

На самом деле она надеялась, что её рабочий день закончился и сейчас Станислав Кузьмич подвезёт её до дома, или ещё куда — нибудь. Она даже уже успела переобуться и подкрасить губки.

— Хочу тишины! — рявкнул на неё Лаврищев и добавил уже спокойнее: ко мне никого не пускать и ни с кем меня не соединять. Хочу сосредоточиться и немного поработать.

Ниночка сразу завяла.

Станислав Кузьмич поискал глазами, лежавшие на виду сигареты, закурил и долго ходил взад и вперёд по кабинету. Сидеть он не мог. С каждой минутой он всё больше осязал, как его зад только что смазали скипидаром.

— Страшно! Очень страшно! Но такой шанс выпадает раз в жизни! И не всем! — сомнения раздирали его на части.

— Совершенно очевидно, что этот человек ни капельки не преувеличивает и может гораздо больше, чем он сам о себе заявляет. И его тайные возможности почти безграничны. Значит, связываться с ним может быть очень опасно. А как он держится, будто я ему чем — то обязан! Наглец! — негодовал Лаврищев.

Наконец он заметил, что пора бы уже закрыть окно, из которого дул холодный ветер.

— Но хочется, чёрт возьми! И в то же время колется! Хотя признаться хочется больше. Возможно, ему предстоит война, выйдя победителем из которой, он — майор мог бы стать генералом. А на войне все средства хороши!

После непривычно долгих его мозгу рассуждений, Лаврищев принял преподнесённый ему сюрприз судьбы, истолковав его для себя так, как ему хотелось: — Ведь, в конце концов, кто не рискует, тот не пьёт шампанского!

 

4

Уже почти год как Лаврищев, вспомнив засевшие ещё в детстве в его голове строчки стихотворения «а из нашего окна площадь Красная видна!», преодолев некоторые проблемы, купил в Москве престижную квартиру с видом на Кремль. Он сделал в ней дорогущий евроремонт и обставил её шикарной мебелью. Наконец, он смог выписать к себе жену и дочерей.

Теперь вся семья была вместе и обживала новое семейное гнездо. А так же, наслаждалась, открывшимся им с помощью прописки и немалым денежным средствам, добытым Станиславом Кузьмичом, доступом к интересной столичной жизни, которая бурлила как днём, так и ночью. И эта жизнь казалась им прекрасной!

Людмила Григорьевна под стать мужу до наглости предприимчивая особа, проработавшая в своем городе фельдшером «скорой помощи» двадцать лет, не поленилась спуститься в Московское метро и там, в переходе прикупила себе диплом врача.

Прописавшись в Москве, она удачно устроилась врачом в психиатрическую больницу, и получила доступ к специальным лекарствам, которые без зазрения совести успешно использовала для удовлетворения своих корыстных целей.

И ничего удивительного, что с помощью довольно грязных интриг, ей быстро удалось избавиться от двух своих коллег — профессиональных психиатров, посмевших заедать её жизнь. Остальным это стало острасткой.

А так же она не однократно была замечена в сделках с собственной совестью, проворачивая вместе со знакомым, нечистым на руку, нотариусом и «чёрными риелторами» продажи квартир одиноких пенсионеров. Их она незаконно помещала в психушку и объявляла недееспособными.

Когда — то давно Людмила Григорьевна давала клятву Гиппократу и мечтала помогать людям. Но сейчас она уже была вне этого, считая Гиппократа обычным лицемером.

Хорошенькая от природы, выхоленная внешне и развратная до мозга костей, она сумела стать любовницей главврача, не смотря на то, что его жена уже забыла, что её муж когда — то был мужчиной. И не ведала, какой обман она имеет теперь.

— А ведь довольно таки недурненькая, — в первый же день определился главврач.

И поведшись на соблазнительную внешность Лаврищевой и её развязанное кокетство, он помолодел душой и даже позволял Людмиле Григорьевне разные вольности, правда иногда слегка журил её, если она слишком зарывалась.

— Милочка Григорьевна, — пытался он несколько урезонить свою пассию. — А, ваша, мягко сказать — компания не боится, что у ваших подопечных старичков «божьих одуванчиков» вдруг могут объявиться законные наследнички? И тогда вполне возможна драчка! Ведь квартира в Москве сейчас лакомый кусочек! А вдруг случится Прокурорская проверка? Боюсь, что тогда я не смогу, как сейчас принято выражаться, «вас отмазать».

Лаврищевой эти предупреждения были до одного места.

А главврач был человеком рассудительным, смотрел на жизнь и её проявления трезво и часто произносил афоризмы житейской мудрости. И, старясь не вдаваться в подробности, не переставал дивиться делам, которые с лёгкостью проворачивала Людочка — несомненное украшение серых обшарпанных стен старой психушки.

— Дорогой мой начальник, — райским ручейком журчала Людочка. — Ты же сам не устаёшь повторять, что в России душевно больных людей гораздо больше, чем могут вместить все стационары страны! Так, что тебе не составит большого труда подтвердить прокуратуре, любой диагноз, поставленный мною моим старичкам.

В крайнем случае можешь выискать и у меня какую — нибудь скрытую болезнь. Вроде бы я сильно была не в себе и не ведала, что творю. Ты же «светило нашей науки»! За что я тебя и люблю! — втюхивала ему Людмила Григорьевна сладкую лесть.

Лаврищева, уверенная в своей безнаказанности, не скупилась на специальные укольчики для своих старичков, тем более, что это единственное, что она могла делать профессионально. В остальном врачевании она предпочитала прятаться за спину главврача.

А он восторгался её взглядом — взглядом капризной женщины, которой выпал счастливый жребий повелевать и встречать повиновение поклонников. Он был готов ради неё на всё, на что ещё был способен его состарившийся организм. Ведь он чертовски полюбил её!

А она морочила ему голову и менять своей характер в ближайшем будущем совсем была не намерена.

И её начальнику оставалось только отражать на своём аристократическом лице сильное смятение, вздыхать и надеяться на лучшее. И от полноты чувств не забывать выписывать Людмиле Григорьевне редкие премиальные, как ведущему специалисту клиники и просто очаровательной самочке.

Любимые дочки Лаврищевых, успевшие ко времени переезда закончить школу, теперь осваивались в дорогих бутиках, модных ночных клубах столицы, заводили различные флирты и романы. Несомненно, что до светских львиц им было ещё далеко, как до луны. Но кой — какой успех они имели.

Ещё через полгода Лаврищевы решили своих дочерей несколько остепенить. Оценив незаурядные способности старшей дочери, они не совсем честно купили и обустроили для Алины неплохое по столичным меркам кафе.

Хорошо видимый из окон офиса фирмы небольшой кондитерский магазин приглянулся Лаврищеву сразу. Раз он находился рядом с его землёй, то конкуренты по отъёму денег у населения ему тут были совсем ни к чему. Свободных денег у него теперь было много, коварства и хитрости не занимать и в его голове быстро созрела одна интересная идея.

И глядя озабоченное лицо мужа, Людмила Григорьевна решила ему помочь.

Их старшая дочь — Алина с детства готовила обеды для всей семьи. Больше было не кому. Отец на службе, мать сутками на «скорой помощи», а Яна на правах младшей сестры наглела с каждым годом, перекладывая на плечи старшей все обязанности по дому, одну за другой.

Сначала Алина варила простенькие супчики и компотики, а потом стала радовать родителей то уточкой, запеченной с яблоками, то тортиком, то другими кулинарными шедеврами к праздничному столу. Главным тогда было лишь то, чтобы эти изыски не выходили за пределы месячного семейного бюджета.

Её по началу тоненькая тетрадочка с рецептами и секретами приготовления различных блюд, постепенно превратилась в пухлый альбом, а родители прикупили для неё многофункциональную плиту.

В новую московскую квартиру Лаврищевы естественно наняли хорошего повара. Людмила Григорьевна приплюсовала к нему своего личного диетолога. Но Алина в перерыве между шопингом, посещениями солярия, фитнеса и ночных клубов, не смущаясь своим новым статусом, по настроению готовила и сама.

Станислав Кузьмич, имея здоровый аппетит, любил вкусно поесть и, естественно, одобрял эти кулинарные увлечения дочери. Но как человек практичный считал, что любое хобби тоже должно приносить деньги.

— Доча, — как — то обратился Станислав Кузьмич к Алине. — А как ты видишь себя в бизнесе? Может тебе стоит начать своё дело с небольшого кафе?

И владелец кондитерского магазина, соседствовавшего с офисом фирмы, стал потенциальным кандидатом в покойники. Вскоре он благополучно скончался от сердечного приступа, не выдержав того, что его сын, с помощью проплаченных Лаврищевым, катал наделал много карточных долгов. И своей смертью сделал Лаврищевым роскошный подарок.

Его безутешную вдову, довольно живучую особу, пышущую здоровьем и необузданной жизненной энергией, Людмила Григорьевна, разглядев в её глазах какую — то муть, без труда упрятала в психушку с диагнозом «вяло текущая шизофрения». Возмущённая вдова попыталась было протестовать, используя не дюжую силу и ненормативный лексикон, и ещё более убедила консилиум врачей в обоснованности содержания её в психбольнице.

Разумеется, Людмилу Григорьевну временами посещала мысль о том, что распоряжаться по своему усмотрению чужими жизнями, мягко говоря, не хорошо. Но она всегда чувствовала не только остроту момента, но и свой подстрахованный зад и продолжала свою кипучую деятельность под флагом — победителей не судят!

И, конкретно преследуемый кредиторами, сын — картёжник, которого уже возили мордой по полу, продал магазин Станиславу Кузьмичу практически за бесценок. И даже посчитал Лаврищева своим ангелом — спасителем.

Алина, будучи человеком практичным в маму и творческим в кого — то ещё, вкладывала всю душу, а так же папины деньги в свой бизнес. Унаследовавшая от родителей не только фамилию, но и крепкую хватку, она сразу взялась за дело. Вскоре её стараниями и папиными вложениями магазин превратился в уютное кафе с неплохой кухней.

Но для того, чтобы оно стало посещаемым, нужно было некоторое время, которое необходимо было сократить.

Лаврищев в делах дочери во всё вникал и всё тянул. Пользуясь своими безграничными возможностями бизнес — родственника, за неделю до открытия кафе, Станислав Кузьмич урезал персоналу фирмы обед на пятнадцать минут, тем самым обеспечив дочери постоянных посетителей, которые в обеденный перерыв дальше этого кафе теперь уйти не успевали.

Станиславу Кузьмичу понравился, сработанный по вкусу дочери экстравагантный и в то же время не вульгарный интерьер дочкиного пищеблока, где за чашечкой ароматного кофе с коньячком и негромкой красивой музыкой, он и сам был не прочь восстановить силы и поднять себе настроение. И он продолжал помогать Алине, чем мог.

Не без его участия три нелегалки — кореянки, были срочно выданы замуж за русских алкашей. И получили российское гражданство, жильё в коммуналках и несносную жизнь с мужьями — алкашами. Быстро поняв, во что они вляпались и, стараясь спрятаться подальше от свалившегося на их головы счастья, они предпочитали почти круглые сутки трудиться в кафе у Алины, где было много тяжёлой работы.

Ведь кафе не пустовало и по вечерам, часто снимаемое сотрудниками фирмы под семейные праздники и юбилеи. В другие дни они конечно гуляли на воздухе, посещали концерты, стрип — клубы и выставки различных искусств и пели в «караоке». Но заказать на вечер кафе «у Алины» с некоторых пор считалось модным веянием и признаком хорошего вкуса.

Сначала Алина зарабатывала себе на карманные расходы, но со временем бизнес начал приносить ей неплохие доходы.

— Яна, ты не можешь через своих знакомых пригласить на эту субботу в наше кафе Серёжу Пенкина? — в очередной раз просила Алина сестру, дождавшись её возвращения с очередной тусовки лишь под утро. — У меня на эту субботу заказан юбилей и просят непременно Пенкина.

Алина выразительно покрутила перед носом сестры несколькими сто долларовыми купюрами, прежде тем, как та успела что — либо возразить.

— Оригинальный заказ, — всё же съехидничала Яна. — Хотя Пенкин сейчас в тренде. Но не известно, как у него со временем? Да и с настроением?

— Меня не волнует, согласится ли он петь в моём кабаке. Меня интересует цена вопроса, — не отставала от сестры Алина.

Развивая свою бурную творческую деятельность, она уже привыкла к тому, что все её, проплаченные папой, желания непременно исполняются. Тем более, что вчера в кафе установили новую музыкальную аппаратуру, к которой теперь был необходим экзотический десерт.

— В Америке — то он пел в кабаках, да ещё в каких! А доллары они везде пахнут одинаково, что в кабаке, что в концертном зале, — рассуждала Яна, словно ей за бурно проведённую ночь не хватало общения и спать она не спешила.

— Ты знаешь, я вот думаю, стоит ли мне вообще его приглашать? — продолжала тормозить Алина, прекрасно понимая, что отступать ей некуда. Но она очень дорожила своим заведением и боялась ненароком отпугнуть своих постоянных клиентов, среди которых были не только те, кто постоянно пьёт, хохочет и поёт, но и впечатлительные и порядочные люди.

— Ну что ты! Посмотри, что по телевизору показывают: хорошо, если мат успеют запикать! А его голос в четыре октавы занесён в книгу «Рекордов Гиннеса»! По любому стоит пригласить, — во всю вливалась в творческий процесс Яна. Всё скандальное и неординарное было её фишкой.

Вторую дочь Яну, высокую и привлекательную девицу, не желавшую сильно напрягаться по жизни, Лаврищевым удалось пристроить в модный журнал фотомоделью. Её это устраивало. Чего — чего, а крутиться перед объективом в иллюзорных нарядах она любила. Причём для прикрытия наготы своего любимого тела, иногда ей хватало лишь нескольких нитей из бус.

— Завтра попробую узнать телефон концертного директора Пенкина и позвоню ему с рабочего. Думаю, что он клюнет на звонок из редакции журнала. Все они не прочь попиариться, — обнадёжила Алина сестру.

Теперь широко известная в узких клубных кругах, она жила в своё удовольствие, не брезговала лёгкими наркотиками, иногда бесплатно расслаблялась в клубе сестры, тянула с папаши денежки и никаких дальнейших планов на жизнь пока не имела.

Конечно, Станиславу Кузьмичу не нравилось поведение Яны, и его сердце время от времени просто сжималось в груди от досады и огорчения. На что Яна периодически радовала своих родителей, объявлением о намерении выйти замуж, но дальше обручения дело пока не заходило.

Порой, как и многие её подруги, она с вожделением поглядывала на своего двоюродного брата — актёра театра и кино Вадима Темникова — бесшабашного и беспардонного позёра и красавца. Из всего репертуара своего театра он усвоил лишь половину реплики «вся жизнь — игра!» и сделал из неё кредо своей жизни и никогда от него не отступал.

В театре ему доставались не последние роли, потому, что его отец был хорошим спонсором. А, когда он сыграл самого себя в телевизионном сериале, то Яна не преминула запечатлеться с ним на обложке журнала.

Гламурная жизнь сливок Московской молодёжи Яну явно устраивала и даже слегка утомляла.

 

5

— Я бы взял вас своим советником по конфиденциальным вопросам, — назавтра Станислав Кузьмич начал разговор с Пейковым, тщательно подобранными им предыдущей бессонной ночью, словами.

Ему хотелось сразу поставить все точки над Й и строго обозначить не только приоритеты, но и границы запретов.

— Мы оба офицеры, оба когда — то принимали присягу. Но наше непростое время заставило нас присягать слишком часто и слишком разным властям. И это могло некоторых развратить, — Лаврищев с напрягом вспоминал заранее заготовленную речь.

Он боялся встретиться с Пейковым взглядом и попасть под его власть. Этот испепеляющий взгляд снился ему этой ночью в кошмарном сне.

— Можно ли верить моему слову? — перебил его Артём Андреевич. — Я понимаю, что вы естественно хотите гарантий.

Он казался понятливым собеседником.

— Что — то вроде этого. И вы не должны причинять вред ни мне, ни моей семье! — набравшись смелости, повелел Станислав Кузьмич.

Это была шикарная идея. Но заявление прозвучало так трусливо, что Лаврищеву стало совестно за себя.

Казалось, что Пейков не заметил конфуза, или сделал вид, что не заметил.

— Это вопрос профессиональной этики. Если я на вас работаю, то на мне лежит ответственность за вашу безопасность, — заверил Станислава Кузьмича Пейков. Его слова прозвучали спокойно и, как показалось Лаврищеву, довольно искренне.

— И, затрагивая обе темы — я обязан не только выполнять ваши поручения, но и защищать вас от любых магических атак, — приободрил Артём Андреевич своего нанимателя. — И ещё — у меня больной сын. И я не хочу, что бы он по каким — то причинам оказался в доме инвалидов, — словно клятву на крови произнёс он.

Подёрнутый тоской взгляд и собравшиеся на переносице морщины подтверждали искренность его слов.

— Ну, тогда я думаю, что должность моего личного помощника с соответствующим окладом будет вам интересна, — Станислав Кузьмич сделал ударение на слове «моего» и по — барски развалился в своём кресле.

На какое — то время он снова уверовался в своём могуществе.

— Я согласен, — сдерживая свою силу, понимающе кивнул Пейков, подумав, что в данной сцене Лаврищеву не хватает только борзых собак, бегающих по кабинету и ласкавшихся к ногам хозяина.

— Но у меня условие, — Лаврищев незаметно для себя опять перешёл на командный тон. — Всё, что было и будет сказано в моём кабинете не должно выйти за пределы его стен. И все наши «проекты» — не для посторонних ушей! Для остальных сотрудников фирмы вы высококвалифицированный специалист, но самый обычный человек!

Пейков не спорил. Но подобострастия, как и особой благодарности в его глазах Лаврищев так и не заметил. Это плохо! Станислав Кузьмич привык, что его приказы выполняются беспрекословно. А с этим видимо придётся держать ухо востро!

— А менеджер по кадрам читал ваше резюме? — спохватился вдруг Станислав Кузьмич. В его голосе вновь послышалась тревога.

— Конечно, — сказал Пейков. — Но оно было несколько другое.

Они понимающе переглянулись и Лаврищев облегчённо вздохнул. Именно это он и хотел услышать. При всей своей странности, Пейков ему нравился.

— Тогда можете приступать к работе, — подытожил разговор Лаврищев. — С Темниковым я договорюсь, а секретарь проводит вас в ваш кабинет. Я знал, что мы с вами договоримся и заранее распорядился, чтобы вам его подготовили.

Резко встав из — за стола, Станислав Кузьмич дал понять своему новоиспечённому советнику, что время аудиенции закончено. Он действительно устал от этого разговора и чувствовал себя словно выжитый лимон.

— С таким советником не мешало бы поставить себе защиту, — помечтал Станислав Кузьмич, понимая, что это невозможно.

Оставшись в кабинете один, он достал из зеркального бара бутылку коньяка, плеснул немного в бокал, подумал, долил коньяк почти до краёв бокала и выпил залпом. Вкуса он не почувствовал, но почти сразу по телу растеклось благодатное спокойствие.

— На долго ли? — подумал Лаврищев. Ведь с его здоровьем, алкоголем не защититься.

Целый день его не покидало состояние двойственного чувства. С одной стороны некого драйва, с другой — гнетущей тревоги. Его грудь прямо распирало радостное вожделение, а колени тряслись противной дрожью.

Различные планы, подхлёстнутые алкоголем, со скоростью аппетита, приходящего во время еды, громоздились в его голове.

— Нет, неспроста КГБ выявляло и развивало способности именно у военнослужащих, которые были связаны присягой. Иначе бы их просто невозможно было — бы контролировать и тогда в них не было бы никакого смысла.

Несомненно, что Пейков — был именно его шанс, подаренный судьбой! И Лаврищев был ей за это премного благодарен. Он даже немного завидовал сам себе.

Станислав Кузьмич был так погружён в свои мысли, что отменил на весь день все свои изначальные планы. Даже встречу с деловым партнёром, передаренную ему Темниковым, он, извинившись, перенёс на завтра. И не заметил, как заходящее солнце оповестило, что рабочий день закончился. Об это ему так же напомнила секретарь Ниночка, которой надоела её невостребованность.

Подвозя домой Ниночку, Лаврищев задумчиво молчал всю дорогу, чем сильно обеспокоил её.

Для Нины эта поездка была непривычно короткой и неприятной.

— Неужели я так подурнела, что он не отличает меня от стенки? — переживала Ниночка. Это, безусловно, было поводом для сожаления. Ведь она не привыкла к такому свинскому невниманию к себе неотразимой.

Вечером за ужином Станислав Кузьмич окончательно дозрел и поделился с женой своими дальнейшими планами на жизнь.

— А ты знаешь, идея заманчивая, — Людмила Григорьевна затянулась сигаретой и мечтательно закатила глаза в потолок. — Тут я полностью с тобой согласна.

— Рад, что тебе понравилось, — Станислав Кузьмич ни минуты не сомневался в том, что жена его поддержит его начинания. — Но только я боюсь даже предположить, что он может с нами сделать, если случайно пересекутся общности наших интересов?

Но Лаврищева уже не слышала мужа, развивая тему дальше.

— А что, ни для кого не секрет, что испокон веков успешные и публичные люди всегда пользовались защитой и помощью колдунов и разных экстрасенсов, — Людмила Григорьевна, пропустила мимо ушей небезосновательную обеспокоенность мужа.

Оказалось, что для неё эта тема была понятна и по — настоящему интересна.

— Я случайно слышала, что у Валерия Леонтьева в группе была аккомпаниатор — экстрасенс, которая во время их выступлений всегда находилась позади него, наподобие защитного экрана на всякий неординарный случай.

И царица Александра держала при дворе провидца Распутина, не просто так.

А лечение у знахарей! Ведь врачи сами посылают к ним безнадёжно больных, когда медицина бессильна! — уже вовсю верещала супруга. — А к Джуне так вообще не попасть, даже с большими деньгами.

Всё тщательно взвесив и продумав, она взяла инициативу в свои ухоженные, но цепкие руки. Как практикующий врач и довольно коварная личность, она была уверена в своих силах.

— Только бы обошлось без последствий, — не слишком уверенно заикнулся Станислав Кузьмич, но несколько успокоился, встретив уверенный взгляд жены.

— Сначала надо поиметь пользу, а потом уже разбираться с последствиями, — вынесла твёрдый вердикт Людмила Григорьевна, вселив в мужа некоторый оптимизм.

— Будем считать, что ты меня убедила, — согласился Станислав Кузьмич, глядя на жену с восхищением.

И будто бы нарочно для них по телевизору начали показывать передачу «Битва экстрасенсов», правда очень слабо и не слишком убедительно. Но главное — вовремя!

И быстро родившийся тем вечером план, просто требовал, чтобы его привели в жизнь незамедлительно. Попусту терять время сейчас было слишком расточительно.

Через пару дней Людмила Григорьевна познакомилась с Пейковым и не церемонясь выложила ему свои с мужем планы. Лаврищева бредила быстрейшим достижением желаемого результата и ей жаль было терять время на притворство и недомолвки. Она пёрла с таким напором, что остановить её можно было, если только танком.

Артём Андреевич мельком взглянул на Людмилу Григорьевну и ужаснулся. Её лицо, с кокетливым взглядом, минуту назад бывшее таким милым и интеллигентным, сейчас исказила злобная гримаса. Из гладко причёсанной головы словно полезли змеи. Медуза Горгона приняла своё истинное обличие.

Но Артём Андреевич не воспринял её слова, как должное. Он ведь не работал Мерлином ни у самой Лаврищевой, ни у её мужа и исполнять любые их желания, не было его профессиональной обязанностью.

 

6

— Официант, подойдите! Мы хотим расплатиться, — попросили девчонки с четвёртого столика, возле окна. Они собирались уходить. Антон с удовольствием протянул им маленький поднос с, лежавшим на нем, счётом.

День был холодный и пасмурный. Моросил противный косой дождь. Многих прохожих инстинктивно тянуло в тепло и работы в переполненном кафе было много. Несмотря на это, Антон давно внимательно следил, что бы эти две свиристелки не смылись не расплатившись. Поначалу он даже не хотел обслуживать этих соплячек. Хотя лица у них хорошие. Озлобленности нет, как наверно и денег. Вроде не проститутки, откуда же у них деньги?

Но потом, приглядевшись по — лучше, он увидел на шее у тёмненькой девчонки тонкую золотую цепочку и немного успокоился.

— В крайнем случае, ею она и расплатится, — решил Антон и тут же отвлёкся на другой столик.

Минут через двадцать происходящее в кафе окончательно перестало быть похожим на настоящее.

Беленькая худышка, нагло глядя Антону в глаза, достала из стоявшего на столе стаканчика салфетку для рук и положила её на поднос.

— Вот деньги, — вкрадчивым голосом сказала она, продолжая не отрываясь глядеть в глаза официанту. — Сдачи не надо. Спасибо за обслуживание! Всё было очень вкусно, особенно чай!

Антон благодарно поклонился и так и застыл с подносом на вытянутой руке. На нём смешно торчала бумажная салфетка.

Потрясающий идиотизм ситуации странным образом не привлёк ничье внимание: ни охраны, ни других официантов, ни кого из посетителей кафе.

Так Антон и стоял до тех пор, пока хихикающие девчонки не выскочили на улицу. Лишь, когда за ними закрылась дверь, он, очнувшись, принялся убирать со стола посуду.

— Ой, Ларка, как это у тебя получается? — восхищалась проделкой подруги тёмненькая девчонка. Её глаза горели завистью и она вся дрожала от потрясения или от холода.

— Не знаю. Получается вот! Как я тебе могу объяснить вещи, в которых ты ничего не понимаешь?

Ларисе нравилось ощущать собственное превосходство, хотя сама она тоже вряд ли могла прояснить ситуацию. Просто что — то находило на неё временами, когда она с лёгкостью совершала немыслимые поступки и её это забавляло. И даже заставляло наслаждаться осознанием собственной незаурядности и пугало. Особенно, когда глядя на кого — то из знакомых, она вдруг понимала, что живым видит его в последний раз.

— Только ты смотри, не рассказывай никому! Ладно? — тем же вкрадчивым голосом Лариса теперь обрабатывала подругу. Всё же эти её игры были довольно опасны. — Чего тебе хочется больше всего на свете? Вот это?

Она протянула Светлане спрятанную в ладони солонку в виде раскрывшегося цветка, только что прихваченную её в кафе.

— Откуда ты узнала, что мне такую хочется? Ты что и мысли мои можешь читать? — даже испугалась подруга.

— Это очень легко, — засмеялась Лариса. — Думать надо по тише. Только никому не слова! Обещаешь?

На самом деле она просто заметила, как заинтересованно Алёна пялилась на эту солонку несколько минут назад.

Алёна согласно кивнула.

— А нас за это в тюрьму не посадят? — всё же беспокоилась обескураженная последними событиями подружка.

— Нет, нет, что ты! — пообещала Лариса и заразительно весело рассмеялась.

Но на другой день, проходя на перемене по школьному коридору мимо шепчущихся девчонок, Лариса услышала в свой адрес от десятиклассницы Ани, своей соседки по двору едкое «ведьма!»

Лариса вздрогнула, как от грома с ясного неба! Её щёки залились краской стыда.

— Ну, Ленка, разболтала всё таки! — разозлилась Лариса, понимая, что сама во всём виновата. Вчера она совершила ужасную ошибку, зачем — то раскрыв перед подругой свои необычные способности.

Лариса схватила портфель и в отчаянии побежала к выходу из школы. Всё что ей сейчас хотелось, это просто уничтожить болтушку Алёну, или себя — всё равно!

— Какая же я идиотка! Доигралась? Мало тебе! — ругала она себя. — Если у меня и получается что — то немыслимое, то совсем не значит, что это хорошо. И совсем не обязательно об этом кому — то знать!

У дверей дорогу ей преградил школьный охранник. Невысокий и невообразимо тощий, он просто отводил душу, командуя мелюзгой и подростками. Похоже, что большего ему в жизни было не дано.

Лариса знала, что со старшеклассниками он никогда не связывался, а иногда даже угощал кого — то из них сигаретой.

— Без записки от учителя до конца уроков не выпущу! — строго сказал он Ларисе.

Пережив несколько кошмарных мгновений, расстроенная Лариса пошарила в карманах своего дешёвенького пальто, собралась с духом и, твёрдо посмотрев охраннику в глаза, протянула ему пустую обёртку из — под жвачки.

Охранник ошарашено повертел обёртку в руках, но всё же, аккуратно положил её в тетрадь с остальными записками и открыл тяжёлую дверь.

Как Лариса дошла до своего дома, она не помнила. Возле подъезда она остановилась: ей вдруг очень захотелось чего — нибудь сладенького. В сильной стрессовой ситуации кому — то хочется курить, кому — выпить, а детям обычно — сладкого.

Лариса опять порылась в карманах и нашла лишь помятую десятку. Сейчас на эти деньги ничего не купишь!

Прямо перед её глазами было два продуктовых магазина, где она запросто могла бы взять что угодно, но там недавно поставили камеры слежения. Теперь там воровство покупателей отслеживалось и фиксировалось на плёнке.

Зато рядом возле сквера работал продуктово — водочный киоск.

Лариса терпеливо подождала пока от киоска отошли два парня, купившие там пиво и сигареты и ещё что — то и подошла поближе. Сквозь пыльное стекло витрины она разглядела разноцветные пачки с печеньями и вафлями и несколько коробок с дорогими конфетами.

— Дайте мне вон те конфеты, — попросила она полусонную продавщицу через раскрытое окошко киоска, указав на самую большую коробку.

Та протянула руку, достала с полки нужную коробку, но во время затормозила.

— Триста сорок рублей, — сказала продавец, держа коробку в руках и глядя на белобрысую девчонку, как вошь на буржуазию.

— Я же вам уже заплатила, — постаралась заглянуть продавщице в глаза Лариса. — Вот сдача.

Для большей убедительности она показала продавщице свою смятую десятку. Не смотря на всё ещё гнобивший её стыд, Лариса не отступала, ведь она уже привыкла добиваться своей цели любым способом.

Продавец недоумённо глянула в выдвижной ящик с деньгами. Кассового аппарата к счастью Ларисы в киоске ещё не было. Немного помешкав, она всё же, подала конфеты, честно смотревшей ей в глаза, беленькой, вдруг ставшей миленьким ангелочком, девочке.

— Забудь, — ляпнула наугад Лариса и поняла, что попала в точку.

От удовольствия в её глазах опять заплясали озорные чёртики: ей легко удалось стереть кусок чужой памяти.

Взяв коробку, она села на ближайшую лавочку в скверике. А продавщица взяла тряпку и, высунув руку из окошка, сосредоточенно начала тереть прилавок киоска, словно именно за этим она сегодня и пришла на работу.

Лариса открыла красивую коробку. Конфет в ней было мало. Зато стоила она дорого.

Но конфеты Ларисе понравились, тем более, что они были с разными начинками, что заставляло попробовать вот эту и ещё вон ту. Сладости немного отвлекли её от тяжёлых, разрывавших душу воспоминаний.

На последней листве деревьев играло солнце. Миловидная девочка лет четырёх с большим бантом в кудрявых волосах каталась по заасфальтированной дорожке на новом трёхколёсном велосипедике, мешая прохожим. На другой лавочке напротив Ларисы сидела её мама. Они переглядывались и довольно улыбались.

Лариса откусывала конфеты и сосредоточенно смотрела на девочку. Что — то ей в ней не нравилось. Возможно то, что рядом с ней была её любящая мама?

Вдруг девочка перестала улыбаться и направила свой велосипед на идущую ей на встречу старушку.

— Олечка, осторожно, а то бабушку раздавишь, — пошутила девочкина мама.

— А она не будет громко кричать, — серьёзно ответила маленькая девочка.

Старушка очумело шарахнулась в сторону, а Лариса улыбнулась. Она невольно расслабилась и не обратила особого внимания на двух, стоявших недалеко подростков. Тот, который выглядел постарше, чуть подтолкнул младшего вперёд. Младший подбежал к Ларисе, выхватил у неё коробку с оставшимися конфетами, быстро отбежал и передал её старшему. Тот ехидно улыбнулся, глядя на слегка растерявшуюся Ларису.

От такой наглости у неё потемнело в глазах. Если бы вокруг не было так людно, она бы заставила этих стервецов ползти через сквер на четвереньках и принести ей коробку в зубах.

— Немедленно отдай и брысь отсюда! — неслышно прошептала она, пристально глядя на пацанов. И ребята, тут же послушно положив на лавочку рядом с Ларисой коробку, пустились наутёк. Младший испуганно оглянулся и чуть было не упал.

Зато на лавочку к Ларисе подсела незнакомая бабушка. Её маленький внук тут же закрутился возле коробки.

— Ба, дай конфетку, — клянчил он.

— Это не наши, — строго сказала бабушка. — Вот мама придёт с работы и купит тебе.

Избалованный внук заплакал, ведь на лавочке лежала такая заманчивая, красивая коробка. И не пустая.

— Нельзя брать чужое! — ещё строже сказала внуку бабушка.

Так же всегда Ларисе говорила и её бабушка, а она всё равно брала иногда и пока безнаказанно. Сейчас ей опять стало стыдно. Второй раз за день.

— Это же ваше, — она придвинула коробку поближе к бабушке.

— Да? — та сделала недоумённое лицо. Но немного помедлив, открыла коробку.

— Дай! — тут же среагировал внук.

— Только одну, ты и так уже полкоробки съел, — продолжала воспитывать внука бабушка.

Дома Лариса всё же расплакалась. Ей было жаль себя и она очень злилась на обидно обозвавшую её Аню и предательницу Алёну.

— Подруга называется! — всхлипывала Лариса.

— А что же ты хотела? — неожиданно проснулся внутренний голос. — Сама воруешь и подругу подставляешь!

— Да, заткнись ты, святоша! — цыкнула на себя Лариса и разревелась ещё громче.

Она залезла с ногами на кровать и длинной деревянной линейкой включила «бум бокс» с восьмичасовым скрипичным концертом Ванессы Мей. Пультом она воспользоваться не могла, потому, что сейчас была в том состоянии, когда от её прикосновения внезапно мог перегореть утюг, заглючить мобильник, в общем — начинала барахлить вся техника.

Но все её попытки как — то поднять себе настроение были тщетны. Любимая музыка сейчас только усугубила невроз, готовый перейти в депрессию. Никакие уроки в голову не лезли. Брошенный на стол портфель так и остался не открытым. Не радовали и испечённые бабушкой, любимые Ларисой блинчики с вареньем.

А бабушке, страдавшей из — за громких музыкальных пристрастий внучки, пришлось идти к соседке. Только там была возможность спокойно посмотреть по телевизору очередной душещипательный сериал.

Наревевшись вдоволь, Лариса пошла в ванну умываться. Кран оказался переключённым на лейку и Лариса охнула от холодной воды, неожиданно окатившей её с головы до ног.

— Спасибо! — зло поблагодарила она подлый кран. Но потом всё же решила, что именно это ей и было нужно. Может кран прочитал её мысли? Нет скорее бабушка. Вытеревшись насухо и немного успокоившись, она задумчиво уставилась в окно.

Солнце поклонилось к закату. Тихо подошёл вечер и прошёл, как и многие другие, без особых приключений.

Но, когда уже стемнело к Ане, как обычно, заехал её бойфренд. Толи дольше обычного тарахтела его «Ямаха», толи у Ларисы с расстройства сильно разболелась голова, но она сильно хлопнула своей закрываемой форточкой и, ощутив прилив адской злости, выкрикнула в темноту: — Как же ты, гад, надоел со своей тарахтелкой!

А где — то через полчаса крутой байк, искорёженной грудой металлолома валялся на обочине дороги, недалеко от бездыханного тела Аниного друга. А ещё чуть подальше в большой луже крови валялась его откатившаяся от тела голова в слегка смятом мотоциклетном шлеме.

 

7

Быстро темнело. Вокруг были только горы.

Прижимаясь к скалам, машина медленно ползла по крутой каменистой дороге. Дорога становилась всё круче и уже. Наверняка такая же ведёт ад. Прыгающий свет фар освещал скалистые склоны с одной стороны и глубокий обрыв ущелья с другой. Из под колёс джипа в него с шуршаньем обсыпались мелкие камни.

— Дальше ехать небезопасно. Можно запросто навернуться в пропасть, — рассудил старший по званию.

Все находившиеся в машине придерживались того же мнения.

Шофёр заглушил мотор.

Тут же перед джипом, как из неоткуда, появились несколько боевиков с автоматами. Они окружили машину со всех сторон. После недолгой паузы двери машины открылись и из неё вышли четыре русских офицера. Их оглушил запах ночной свежести, такой контрастный духоте машины.

Контрактнику — шофёру было приказано не выходить.

Офицеры сдали оружие и моча последовали за провожатыми по узкой горной тропе, конвоируемые боевиками. Люди поднимались всё выше, а тропа становилась ещё непроходимее. Русские офицеры шли в резиденцию руководителей подпольного бандформирования, скрытую в горах, где не было мобильной связи, на случай возможного точечного удара русских войск. Это была секретная группа, которая вела переговоры с главарями боевиков о прекращении военных действий, а на деле продавала им оружие по приказу высших командиров, связанных с некоторыми нашими олигархами.

Специалист со сверх возможностями Пейков входил в состав спецгруппы, прикрывавшей офицеров и шёл в местоположение боевиков, определённое оператором — ведьмочкой в погонах.

— Как я ухитрился влипнуть в это тухлое дело? — лёгкий приступ совести шевельнулся было в его душе, но поняв, что на него не обращают внимания, затих.

Артёму было несколько стыдно и немного любопытно. Он кожей чувствовал, что вторгся в чужое пространство и просто так ему это с рук не сойдёт. Прочим подобное ощущение он испытывал уже не в первый раз.

Сверкавшие злобой глаза вооружённых боевиков, оскал зубов чернобородых врагов по — неволе вселяли ужас. Артём шёл в середине колонны и спиной чувствовал страх, идущего позади него молодого офицера. И действительно было от чего потерять голову. Ведь никто из русских не знал, что их ждёт в следующую минуту. Они надеялись только на чудо.

Исход миссии заранее знал только Пейков.

— Потому, что накануне мне довелось вторгнуться в подсознание одного из главарей, о котором я не знал ничего, кроме общеизвестных фактов, — скромно воспоминал в своём рапорте Пейков, так запросто, словно речь шла о вчерашнем футбольном матче.

Не оборачиваясь, он легонько коснулся сознания сильно трусящего русского и почувствовал, что тому немного полегчало. Это было ужасно не осторожно, но он рискнул.

— Завтра ты вернёшься домой, — эта мысль одновременно прозвучала в головах русских. Они изумлённо переглянулись. Если бы это послышалось кому — то одному, то сошло бы за галлюцинацию. Артём прислушался. Боевики ничего не заметили. Значит, среди них не было экстрасенса.

Результат переговоров превзошёл все ожидания.

Немного позже этот засекреченный штаб боевиков накрыла русская ракета, вызвав небольшое сотрясение горы и камнепад.

 

8

Они глядели друг на друга напряжёнными взглядами, стараясь подобрать слова, для того чтобы выразить то, что каждый из них чувствовал в этот момент. Но их пока не было.

Пейков долго и сосредоточенно курил, наблюдая, как начинает закипать Людмила Григорьевна. Через минуту её пухлые щёчки пошли красными пятнами. Доказывая состоятельность своих слов, она отчаянно жестикулировала дорогим маникюром, надеясь вызвать в Пейкове сочувствие и сострадание к её горемычной жизни.

Артём Андреевич никак не мог принять нужное решение, а время уже работало против него.

— Ну, хорошо, — наконец снизошёл Пейков. Хотя он говорил таким тоном, словно с одной стороны понимал, что грех отказывать хорошим людям, а с другой — ему претило выполнять их безобразную просьбу.

Лаврищева облегчённо вздохнула. Слишком много было на кону.

И Пейков начал создавать новый мир из паутины грязных грёз беспринципной семьи Лаврищевых.

— Для начала надо выявить самые болевые точки каждой из выбранных вами жертв, — объяснял он Людмиле Григорьевне.

Не в меру эксцентричная, она чуть не задохнулась от азарта. Наконец — то она могла развернуться во всю мощь. Это совсем не то, что отжатые жалкие стариковские квадратные метры!

— Вы врач, — продолжал Пейков. — не мне вам объяснять, что эти точки потому и называют болевыми, что при нажатии на них с большей степенью силы, боль становится всё невыносимее.

Для этого мне придётся войти в подсознание каждой жертвы. И узнать про все скелеты, спрятанные в их шкафах. Можно было бы ограничиться кодовым словом, но на случай, если дело вызовет сильный общественный резонанс, потребуется подстраховка какой — либо истиной.

Они договорились встретиться завтра, хотя Людмилу Григорьевну трясло от нетерпения.

Выйдя из резиденции Лаврищевых на воздух, Пейков порылся в карманах, достал сигарету и закурил. На душе у него было скверно.

Поздним вечером в своей небольшой квартире, обставленной в спартанском стиле, Артём лёг на кушетку и как сильный слипер входил по очереди в сны членов семьи Темниковых. Он пытался во время их сна считать прошлое своих пациентов.

Дмитрий Антонович в своём сне не спеша ехал куда — то на синем автомобиле, напоминавшем округлый микроавтобус. Доехав до нужного ему места, он остановил машину, вышел из неё и тут же оказался на другой стороне улицы.

Но Пейков, войдя в его сон, заставил Темникова снова вернуться в машину.

Дмитрий Антонович, не охотно, но, чувствуя, что это необходимо, преодолел месиво из грязи и мокрого снега на неубранной проезжей части, сильно испачкал ботинки и неприятно промочил ноги.

В машине было темно и жарко, как в аду. Его ноги отогрелись, да и сам он сильно вспотел. Ведь он всю ночь ездил в разные места и очень устал.

С трудом проснувшись утром, Темников понял, что не выспался, потому, что ночью мучился от кошмара, который помнил очень смутно. Сначала он колесил по разным городам. Иногда места казались ему знакомыми. Потом вроде бы его машина заглохла и её на буксире тащила какая — то лошадь. Он сидел в машине и смотрел в окно на пустые поля вокруг. Потом подъехал к кладбищу. Он понимал, что был расстроен чем — то, а чем, так и не смог вспомнить.

Но чувство грозившей ему опасности прочно обосновалось в его мозгу и периодически терроризировало его сознание.

Зато Пейков, сам находясь в состоянии транса, всю ночь подробно рассказывал о жизненных похождениях Дмитрия Антоновича. Он пытался пробиться в самые сокрытые участки подсознания Темникова, которые сами по себе являлись страхами, или страхом стало бы их изобличение.

Находившаяся рядом с ним его ассистент Валентина Кошкина записывала на диктофон всё, что говорил Артём и одновременно дублировала запись услышанного от руки, боясь, что диктофон, как это было уже не раз, может отказать.

Потом Пейков с Валентиной несколько раз прослушивали запись целиком и частями. Из полученных сведений выходило, что своей жизнью Темников был в целом доволен. Он был азартен, любил деньги, женщин и сына. Любил шумные компании и не прочь был пропустить рюмочку, другую коньячку и потом отправиться туда, где по — веселее и покашмарить там. Но с алкоголем проблем не имел. Не любил лишь «Шампанское», но это дело вкуса.

А зацепиться за что — либо серьёзное в жизни Дмитрия Антоновича, за то, что по — настоящему беспокоило бы его, не представлялось возможным.

Артём попытался сосредоточиться на фотографии Темникова старшего. Для него, как для экстрасенса, фотография человека была не только его изображением, но и всех его оболочек, в том числе и астральных.

Он включал своё внутреннее зрение подобно прибору ночного видения. И в его руках фотография становилась своеобразными открытыми воротами к, запечатленному на ней, человеку. По ней он мог не только получить о человеке информацию, но при желании и убить его, испортить или подчинить своей воле. Было бы желание.

Артём приложил максимум усилий, но в этот раз результата получить какой — либо серьёзный, скрытый компромат не было. Единственным беспокойным воспоминанием было что — то, связанное с родным городом Дмитрия Антоновича. У Артёма временами шла лишь картинка огня и имя Вера.

Но выходило, что Темников ничего конкретного не знал, просто чистый инстинкт.

Тамара Кузьминична, постоянно спотыкаясь во сне о непреодолимые препятствия, в состоянии бодрствования жила вся на нервах, постоянно переживая за свою семью. Как ни пыталась всячески обелить своего любимого мужа и обожаемого сынка, в душе она осознавала, сколько горечи она претерпела от них.

Как натура творческая, по молодости Тамара любила посещать театры, вечера поэзии и художественные выставки. И иногда слышала внутренний голос. На одной из выставок она и встретила Диму Темникова. Внутренний голос услужливо подсказал ей, что неотразимый Дима — её судьба. Она тут же ухватилась за эту мысль и начала деятельно её материализовывать.

Но Дима оказался каким — то не таким. Потом она и вовсе сильно разочаровалась в обывательском характере своего мужа. Имея твёрдый характер и поставив перед собой определённые цели, по жизни она всё же сломалась. Это и стало постсоматической причиной многочисленных болячек её организма.

В её случае болевой точкой могла стать любая, даже самая незначительная.

А пофигист Вадим вообще оказался последней сволочью. Его не только избаловали любящие родители, но в нём явно проглядывался негативный след, оставленный когда — то прочитанными им некоторыми теориями Зигмунда Фрейда.

Эти теории об отрицании стыда и совести, направленные на отрицание веры, были предназначены в основном для узких специалистов и сделали немало для возможности управления общественным сознанием и развратили не одно поколение молодёжи.

Вадим не был храбрецом, но найдя в трудах Фрейда, так созвучным его генетическим склонностям, оправдание преобладания низменных чувств и страстей над духовностью, часто выходил за рамки дозволенного.

— Гулять, так гулять, чтоб чертям было завидно! — стало его любимой фразой по вечерам. А утром, массируя оба виска, он старался вспомнить — где его вчера так отделали? И пытался сообразить какой род медицины мог бы сейчас поставить его на ноги?

Ему было глубоко наплевать на всех, кроме себя любимого. Со временем в нём проснулся немилосердный индивид, до той поры дремавший в глубине его сознания. У него не было привязанности ни к семье, ни к друзьям, ни к коллегам по актёрскому цеху.

Он нисколько не верил в мистику, считая её абсолютной хренью и просто захлебнулся бы от смеха, узнав, что кто — то может вторгнуться в его сон.

Такого не прошибёшь ничем. Значит, на него предстояло воздействовать только установкой или кодовым словом.

 

9

Лариса узнала о случившейся трагедии с парнем Ани только на следующий день. В школу Аня не пришла, но вся школа бурлила эмоциями по поводу нелепой смерти ещё одного байкера. Самым странным в этой истории было то, что друзья, ехавшие на мотоцикле впереди него, утверждали, что видимых помех движению на дороге не было. И как он мог столкнуться с бетонным ограждением, было совсем не понятно.

Только Лариса предполагала настоящую причину аварии. И радость надолго исчезла с её лица. Для неё это дорожно — транспортное происшествие со смертельным исходом стало настоящим шоком.

Она уже не чувствовала прежнего гнева ни на болтушку Алёну, а уж тем более на Аню.

Но самое ужасное было осознавать, что это она убила человека! Пожелала ему смерти. И главное — ни за что, просто потому, что у неё было плохое настроение. Других рациональных объяснений не было.

Хотя в случившимся и был для неё определённый позитив: ошарашенные страшной новостью подруги забыли о том, что вчера посчитали Ларису ведьмой.

Но для неё самой это был уже перебор и у неё случился первый в жизни нервный срыв. Ей самой тогда расхотелось жить!

Ей казалось, что земля уходила у неё из под ног! Звенящая внутренняя пустота сменила безотчётный страх, заставлявший поминутно оглядываться. Она была слишком молода, и вряд ли была готова к тому, что бы найти верное решение в сложившихся обстоятельствах. Придя домой, Лариса наглоталась таблеток. Выпила все, что нашла в аптечке.

Наверно таблетки подействовали: через некоторое время ей стало плохо и её сильно поклонило в сон.

Стучали наверно долго, потому, что когда Лариса доплелась до коридора и с недовольным видом открыла дверь, к взволнованной бабушке уже присоединились и соседи.

— Что с тобой? У тебя ужасный вид! — забеспокоилась бабушка. — Ты что — то натворила?

Угадав что, бабушка хотела отдать Ларису в больницу, но передумала и выходила её сама. Хотя на это потребовалось три дня.

— Это хорошо, что ты так переживаешь, — осторожно сказала бабушка, когда поняла, что Лариса идёт на поправку. — Значит душа у тебя ещё светлая. А зачернеет душа, сама себе не рада будешь!

Голос бабушки был полон участия.

— Твои способности — это наше родовое проклятье. Хотя некоторые думают, что это дар.

Мужчины в нашем роду долго не живут, а женщины имеют вот такую страшную силу слова. И избавиться от неё невозможно! Раз и ты эту силу почувствовала, то старайся теперь следить за своими словами и мыслями. Это неимоверно трудно, но вполне реально.

Ведь исправить содеянное зло очень трудно, а порой и невозможно. Да и оно однажды может бумерангом ударить по тебе. А ещё хуже — по твоим будущим детям!

Вечером бабушка снова вернулась к этому разговору и рассказала Ларисе, как на самом деле погибла её мать, которую Лариса не помнила.

У матери тоже была сила и она её тщательно скрывала. И было от чего. Учась в университете, Карина безумно влюбилась в своего преподавателя. Тот привык к подобному вниманию молодых студенток и поначалу просто жалел её. Но со временем у него возникли ответные чувства, постепенно переросшие в сильную страсть. Вскоре об их отношениях знало половина университета.

Слухи дошли и до его жены. Она естественно взяла блудного мужа в оборот. В ход пошли увещевания родственников, коллег и даже профсоюза. Но это не помогло.

Влюблённый преподаватель разрывался между семьёй и молоденькой возлюбленной, но принять единственно правильное решение никак не мог.

Тогда Карина, с ужасом осознав, что она беременна, решила применить к биологическому отцу своего будущего ребёнка свои феноменальные способности. Она решила, что он должен бросить жену и осчастливить именно её. И неумело наложила на него чары!

Придя на другой день в университет, она узнала, что прошлой ночью её возлюбленный преподаватель каким — то образом оказался на железнодорожном вокзале. Возможно, он собрался ехать к ней. Но упал с перрона прямо под подходивший электропоезд.

Пассажиров на последнюю электричку из Москвы было мало и они не могли объяснить, как мужчина оказался на рельсах. Хотя были те, кто видел, как он падал. Стоял, как все, только переминался с ноги на ногу, курил, а через секунды всё было кончено.

Погиб он мгновенно, а Карина даже не почувствовала этого. А когда она узнала о случившемся, её охватила настоящая паника. Едва не потеряв сознание, она опустилась на пол и встать самостоятельно уже не смогла. Из университета её увезла карета «Скорой помощи». У неё отказали ноги.

Бабушка её, конечно, выходила, но учёбу ей пришлось бросить и засунуть свои сверх способности куда подальше.

Но всё же в родильном доме Карина попала в поле зрения КГБ.

Человек с ярко выраженными экстрасенсорными способностями — она была для них настоящей находкой. Но от добровольного сотрудничества с КГБ она отказалась, опасаясь повторения ужасных последствий и понимая, что, в случае её согласия своей жизни у неё уже никогда не будет.

Тогда, опасаясь перевербовки и вообще на всякий случай, её решили ликвидировать. Удалось им это только со второго раза.

— Вот смотри, — продолжала бабушка, глядя в окно, — вон у той мамаши ребёночек в коляске расплакался. Можно сказать «замолчи!» и он замолчит, возможно, навсегда.

А можно пожелать ему «не плачь, всё хорошо, у тебя ничего не болит!». Вот видишь он и успокоился и мамаша его тоже.

После бабушкиных объяснений кое — что Ларисе представлялось в ином свете. И то, почему в детстве играя в прятки, она точно знала, кто где схоронился. И почему ей так легко удавалось разводить лохов. И то, почему, когда она вдруг слышала имя Александр, у неё вдруг ёкало сердце.

— Моего отца звали Сашей? — спросила она у бабушки.

— А ты давно это знала? — вопросом ответила ей бабушка.

— Всегда.

— Значит, дух Карины после её смерти вселился в тебя. Я подозревала это, — рассуждала вслух бабушка, но как — то грустно.

Если ты теперь всё знаешь, то постарайся не повторить судьбу матери. А то потеряешь своего любимого!

Лариса кивнула в ответ и даже легкомысленно пообещала бабушке сознательно не желать никому зла. И она тоже решила раз и навсегда заглушить в себе необычные способности и тщательно старалась контролировать свои эмоции. Иногда ей казалось, что это у неё получается. Постепенно скрытность стала её второй натурой.

Лариса с детства была хоть и худенькой, но эффектной девочкой. Ещё в школе у неё появились поклонники. Одно время она даже решилась встречаться с симпатичным пареньком, по которому сохли многие её одноклассницы.

В нежном возрасте девочкам обычно нравятся хулиганы с броской внешностью. Встретив свою первую любовь впоследствии, они искренне удивляются тому, что их так привлекало в этой посредственности несколько лет назад. Хотя чей — то взрослый выбор оказался потом ничуть не лучше.

Но Лариса очень быстро поняла, что построить отношения со своей симпатией она может, только управлять им. Материнское чувство в ней ещё не проснулось, а безалаберность парня, которого ещё нужно было воспитывать и воспитывать, её угнетала, да и она боялась, что может сорваться и опять случайно приметить свою силу. И не известно, каких добрых дел она могла бы натворить?

Она решила дружбу с ним немедленно прекратить и ждать своего суженного — того, кого она не сможет отвергнуть.

В Ларисе с детства проявилось обострённое чувство прекрасного. Такое бывает с неординарными личностями. Живопись она признавала лишь эпохи возрождения, музыку — бессмертные хиты. На уродливое подобие гипсовых и оных человеческих тел, выставленных в аллеях парка, или на выставках экспрессионизма, или модернизма, она вообще не могла смотреть без содрогания чувств.

Особое расстройство ей причиняла её дешёвая одежда. Ларисе так не хватало красивых платьев и лакированных туфель, в которых щеголяли некоторые её сверстницы и на которые у бабушки не было денег. И она придумывала для себя кружевные воротнички, вышивки и пуговички, вязала ажурные кофточки. Надо признать, что получалось у неё совсем не плохо, не смотря на то, что её этому никто не учил.

Хотя их вредная соседка как — то заметила, что и правда «голь на выдумки богата»!

И, конечно же, Лариса не могла не влюбиться в ювелирные украшения из драгоценных камней, как магнитом притягивавших взор к прилавкам дорогих магазинов. Она подолгу могла стоять у роскошной витрины, испытывая прямо щенячий восторг.

Поэтому, закончив школу, Лариса поступила в торговый техникум. Учиться там ей не составляло большого труда: предметы были простые и понятные. И потом, если Лариса когда — либо не была готова к ответам преподавателям, потому что не читала учебник, то учителя в этот день её просто не замечали.

Техникум она закончила с красным дипломом. Могла бы так же осилить и институт, но потеряла интерес к учёбе из — за страшного случая, произошедшего на последнем курсе техникума.

Там учились в основном дети торгашей и, не смотря на острый дефицит вещей в магазинах, одевались они прекрасно. Обычные студенты им конечно страшно завидовали. И как — то перед последним семестром преподаватель провела по аудиториям студентку, укравшую у своей сокурсницы модный зонтик.

Девушке было стыдно, она плакала. А вечером повесилась.

Ларисе жалела её, хотя ясно видела, что та действительно оказалась воровкой. И для того, чтобы её саму не постигла та же участь, Лариса решила пойти работать, чтобы, наконец, иметь свои деньги. Она старалась быть мудрой и осторожной, или это были старания Карины.

Первым, что пришло Ларисе в голову, было устроиться продавцом в ювелирный магазин в Столешниковом переулке. И её, естественно, взяли без лишних разговоров.

Здесь она попала в царство изысканной роскоши.

Заходя утром в магазин, она мысленно здоровалась с любимыми драгоценностями. И ей казалось, что в этот момент они сверкали как — то по — особому.

Иногда ей было жаль расставаться с некоторыми шедеврами ювелирного искусства, которые из — за бешеных цен, она не могла купить. И, для того, что — бы не завалить план продаж, она без труда, а иногда и с удовольствием позволяла себе без малейшей вины в голосе втюхать обеспеченным покупателям вовсе не то зачем они пришли, а другое изделие — гораздо примитивнее и дороже.

 

10

Для начала Артём решил отработать с Дмитрием Антоновичем Темниковым и поехал в город его детства.

Два часа, проведённые в тёплой электричке с резкой вонью включённых электро — печек и сильно разогретых ими скамеек, Пеков позволил себе проспать. Он давно приучил свой организм к послушанию и теперь засыпал, как и бодрствовал чаще по своему усмотрению.

На обледенелой железнодорожной платформе его встретил знойкий зимний ветер, старательно выдувавший мозги. На холодном воздухе, сильно отдающим мазутом, сонливость сразу прошла, но разыгрался аппетит.

Зайти в здание вокзала оказалось мыслью дурацкой, хотя и чрезвычайно соблазнительной. Вонь плохо убранного помещения слегка перебивал запах кофе, продаваемого в обшарпанном буфете, где уже с утра толклись стрёмные граждане с испитыми мордами, свято веровавшие в то, что без бокала нет вокала.

— Это всё же лучше, чем ничего, — решил Артём Андреевич, отказавшись от предложенного ему «сегодняшнего» салата, потому что подозревал, что он так же и «завтрашний» и проглотил бутерброд с колбасой сомнительного вида, запив его очень горячим напитком, отдалённо напоминавший кофе. Ведь впереди у него был плотный график работы.

Пейков намеревался управиться за день и тем же вечером уехать обратно в Москву. Эта поездка не являлась для него отдыхом. У Артёма не было времени на беззаботную экскурсию по сонному городку, безнадёжно утонувшему в бесперспективности, с немыслимо спокойной жизнью, без резкого уличного движения и каких — либо особых достопримечательностей.

Засыпанный снегом городок был старым и маленьким и никогда не смог бы стать большим. Градообразующим предприятием была картонная фабрика с небольшим количеством рабочих мест. Поэтому молодёжь, покидала город, едва закончив школу, с надеждой устроиться поближе к столице и больше никогда сюда не возвращаться. А в городке в основном оставались пожилые люди, и люди пьющие и не слишком чистые на руку. И тишина, которую старательно пытались не разбудить.

Способность расспрашивать людей на прямую, не вызывая у них особого напряга и сомнений, полученная Артёмом ещё при его обучении, позволила ему быстро разузнать всё нужное о Темникове. Да и жители посёлка, как и многих малонаселённых пунктов, оказались на редкость доверчивыми. Пейкову даже не пришлось никому платить за информацию.

Семью Темниковых, уехавших более двадцати лет назад, в городке помнили. Но вспоминали не слишком лестными словами. Казалось, что никто об их отъезде не жалел. У них тут даже не осталось друзей.

Ещё до обеда Артём был осведомлён о не слишком успешной учёбе Димы Темникова в школе, где он не отличался особым рвением к познаниям и был одним из тех хулиганов, боявшихся любого, кто мог бы дать им сдачи.

— Даже я ему однажды в физиономию заехал, — гордо сообщил Артёму небритый мужик в сильных очках и с застиранной авоськой, полной пустых бутылок. Потом он вообще понёс такой вздор, придавать значение которому, Пейков не счёл нужным.

Затем был институт и непыльная работа курьера в районной газете, разгульная жизнь в общежитии и бесшабашные, в основном пьющие друзья.

Папе Дима доставлял немало огорчений. Что поделать? Ведь он был единственным сыном обеспеченных родителей.

В армии он не служил, хотя на здоровье никогда не жаловался. По окончании института он делал головокружительную карьеру в райкоме комсомола, постепенно нагло перекладывая свои обязанности на плечи своих менее обеспеченных коллег. И любил девушку Лизу, терпеливо ожидавшую его в родном городке в выходные дни.

Но серьёзных зацепок у Пейкова пока не было.

О дочери Верочке, родившейся после отъезда Димы и потом сгоревшей заживо, о её подружке Вере, которая была с ней в момент пожара и сейчас работает в школе в районном центре по очень подходящей для дела специальности, Пейкову охотно поведала болтливая старушка. Он вежливо помог ей донести до дома тяжёлую сумку, такую тяжёлую, что Артём даже заподозрил бабулю в воровстве кирпичей. Но мысленно приглядевшись по — лучше, он обнаружил в её сумке обычный речной песок, который бабуля действительно сперла из большой кучи у магазина, что бы посыпать им скользкую дорожку возле своего дома.

— А Лизка — то кабеля этого предупредила, что ребёночка от него ждёт, — рассказывала старушка. — Да видать забыла перед этим радостным известием форточку закрыть. Так у него видать от такого счастья крылья выросли и в неё он и улетел.

В интерпретации старушки страшная смерть маленькой девочки выглядела банальным фактом: нечаянно родившийся, никому не нужный ребёнок просто не смог выжить.

Распрощавшись со старушкой, Пейков попробовал воспроизвести те страшные события и вышел на улицу, где жили Дробышевы.

Артём не любил маленькие города и посёлки с их частными домами, огороженными от посторонних глаз высокими заборами, колючим кустарником и злыми собаками. В этих домах реальных, а не только зарегистрированных преступлений совершалось гораздо больше, чем в больших городах. Там кругом постоянно много людей и любую драку, женские крики и плачь ребёнка и другой негатив слышат многие. И, если они сами не решатся заступиться за обиженного, то хотя бы вызовут милицию.

Здесь совсем другое дело. И Артём почувствовал запах зла. Медленно идя по тёмной, безлюдной улице, он постарался войти в сумрак — на границу сна и реальности. Картина, представшая перед ним, была мягко сказать безрадостная.

В крайнем доме с плотными шторами на окнах муж, днём работавший на ответственной работе, ночью в сильном опьянении несколько лет насиловал свою жену в извращённой форме. Когда она сошла с ума от его издевательств, он упрятал её в психушку. Теперь он привёл в дом молодуху, которую ждала та же участь.

Чуть подальше в хорошо отремонтированном доме было своё горе. Там недавно родился ребёнок без рук и мать в роддоме отказалась от него, а всем рассказывала, что он умер.

В другом доме долго болела женщина. Она испытывала жуткие боли и стонала, не давая мужу спать по ночам. И он повесил её в шкафу, предварительно заставив её написать стандартную предсмертную записку «в моей смерти прошу никого не винить».

Здесь запойный алкаш отравился уксусной эссенцией. Потом полмесяца страшно мучился и умер в больнице.

А по соседству безутешная вдова готовилась схоронить своего третьего мужа. Её мужья считали неприличным подолгу задерживаться на этом свете. Последнему было всего двадцать лет! Возможно чёрная вдова? Приглядевшись по — лучше, Артём понял, что она просто высосала их как сексуальный вампир.

Идя по улице, Артём видел всё когда — либо содеянное здесь и с каждым шагом зло нарастало снежным комом.

В доме через дорогу опять повешенная. Женщина не выдержала сексуальных притязаний своего взрослого сына — дауна и решительно свела счёты с жизнью.

Просто какой — то Бермудский треугольник. Похоже, здесь кто — то нарочно много лет подсаживал зло.

Артём подошёл к дому, где жила и погибла девочка Верочка. Зашторенные окна пестрили светлыми бликами. Наверно там смотрели телевизор.

Пейков знал, что, когда человек умирает насильственной смертью, происходит огромный выброс энергии, который порождает фантом погибшего. И он навсегда привязан к этому месту.

— Верочка, приди. Ты мне нужна, — мысленно позвал Артём и увидел отделившийся от забора, неясный, похожий на дым, детский образ.

Чуть колыхнувшийся в морозном воздухе, образ маленькой девочки приблизился ближе и молча поведал ему много нового и интересного. В своей смерти Верочка винила свою подружку Веру. Того же мнения придерживалась и инспектор, поставившая после того случая Веру на учёт в детскую комнату милиции.

Потом Вера старалась быть хорошей, но Боженька её всё же наказал: ей уже тридцать лет, а детей у неё нет. Хотя сама Верочка свою подружку уже простила.

Образ быстро растворился, а на крыльцо дома вышла укутанная в пуховый платок совершенно седая женщина. Она тревожно озиралась по сторонам, вглядываясь в ранние сумерки. Её взгляд наткнулся на Пейкова.

— Ты меня не видишь, — сказал ей Артём.

Лицо женщины стало спокойным и она ушла в дом. Но на крыльце тут же возникла высокая, морщинистая старуха. Она впялилась в Артёма яростным взглядом, прожигавшим мозг.

Пейков попытался отвести ей глаза, но остро почувствовал, что зеркалит. Его тело стало вялым и безвольным. Воздух вокруг него уплотнился и образовал плотный прозрачный кокон, из которого он не мог выбраться. Он был на волосок от гибели.

— Вот ведьма! — Артёма прошил страх. — У такой злыдни обязательно где — то рядом должно быть её чёрное. Это сотворённое ею зло. Возможно что — то спрятано прямо под крыльцом, поэтому она и не сходит со ступенек.

— Чего высматриваешь? Чтоб твои бельмы повытекли! — сухими листьями чужие мысли шуршали в голове Артёма.

— Опасность! — молнией пронеслось в его голове.

Чтобы отвлечь внимание старухи, он постарался призвать шофёра «Скорой помощи», спешившего на вызов по соседней улице и заблудившаяся «Скорая» послушно вырулила из переулка.

— Это за тобой! — крикнул он старухе.

Бабка недоумённо глянула в сторону подъехавшей машины и Артём, почувствовав себя свободным, поспешил уйти.

— Вот оно — здешнее зло! — поёжился он, всё ещё ощущая спиной жуткий холод властного взгляда старухи. — Но она мне не по зубам! — был вынужден признать он.

Как бы Артёму ни хотелось реванша, он всегда старался не переоценивать свои способности.

Пейков нашёл себя блуждающим по глубокому, бесконечному оврагу. Было темно, а крупный снег шёл сплошной стеной. Куда ни глянь, кругом: вверху, внизу был только холодный снег. Артём отключил мысли и доверился своему телу: ведь где — то должна быть линия электропередач и он должен был её почувствовать! Но её не было. Или он был очень слаб. И всё, что он смог, это вытолкнуть вперёд своё астральное тело и пойти за его шлейфом.

Выйдя на дорогу и поймав попутную машину, Пейков доехал на ней до райцентра. Он дождался задержавшуюся на родительском собрании молодую учительницу информатики, а так же классную руководительницу Веру Позднякову и прошёл за ней до её дома.

Внешность Веры его впечатлила, особо бросались в глаза её чувственные пухлые губки, а томный взгляд зелёных глаз из — под длинных пушистых ресниц завораживал. К тому же движения её были женственны и плавны. Она же в детстве занималась танцами, как рассказал ему призрак сгоревшей Верочки.

А вот отношения Веры с пьющим мужем, по словам вездесущих соседок, оставляли желать лучшего. Вполне возможно, что соседки просто злорадствовали из завести к Вере, или из — за своего природного коварства. Но увидев Вериного мужа воочию, Артём сплетням поверил.

Несносная семейная жизнь Веры Пейкову было только на руку.

Вскоре ветер немного утих, но снег пошёл сильнее.

— Пейков вдруг вспомнил когда — то популярную песню.

Впрочем, последняя строчка здесь была явно не уместна. Хлопья белого снега, падавшие в зимних сумерках, не могли отбелить черноты этого гиблого места. Здесь ничто не подпитывало силой, зато её тянуло из людей. Артём резко чувствовал, свойственный таким местам, спёртый запах пустых улиц, словно в наглухо заколоченном доме. И опять — сильный запах зла.

Даже мальчишки, старательно строившие снежную крепость на пришкольном участке, не отличались резвостью, а были слегка заторможенными. Артёму очень хотелось подарить им другую жизнь, вместо той, что пророчила им судьба. Но он не чувствовал на это дело в себе достаточно силы, а она ему самому сейчас была нужна, как никогда. Бабка высосала его почти до дна.

Всё же к вечеру Пейков уже знал, что приехал в эту глушь не зря и не напрасно здесь потратил время.

Знал он о Диме Темникове кое — что ещё, но, помня о наложенном на эту тему табу, с конторой, хоть и недавно прикрытой, он предпочёл не ссориться.

Дома Артём ещё раз вошёл в подсознание Темникова — старшего. Выходило, что о своей внебрачной, заживо сгоревшей дочери он действительно ничего не знал, но его самые сильные беспокойства были именно по этому поводу. Выходит, что это и могло стать его самой доступной сильной болевой точкой.

И с этой информацией Пейков начал работать.

Артём Андреевич совместно с Валентиной быстро набросал нехитрый сценарий своего страшного спектакля, который с одобрения четы Лаврищевых, они начали разыгрывать в театре под названием «жизнь».

 

11

Пейков вычислил Ларису без труда. Она опаздывала на работу, но не спешила, заранее зная, что директор забыл дома ключи.

Было обычное мартовское утро. Солнце по — весеннему пригревало. Недавно выпавший снег на тротуарах дворники уже успели убрать, а на проезжей части дороги он превратился в бурую грязную массу, сочившуюся кривыми мутными ручейками. Разлетавшаяся из — под колёс плотного потока автотранспорта, грязь быстро находила себе место на обуви и одежде своего нового хозяина.

В ярком модном пальто и хорошо сочетавшимися с ним сапожками, Лариса выгодно выделяясь в разношёрстной толпе. Она вроде бы не замечала направленных на неё заинтересованных мужских взглядов и в основном завистливых женских. Но лёгкая усмешка, игравшая на её губах, подтверждала, что она была вполне довольна собой.

Проходя мимо влюблённой парочки, Лариса кокетливо стрельнула глазами в парня и тот тут же повёлся. Счастливая улыбка, только что сиявшая на лице его подруги, мгновенно погасла.

— Кто это? — тут же поинтересовалась девушка.

Её густо накрашенные губы обиженно дрожали.

— Девушка, — рассеянно пояснил парень, ещё не придя себя от кобелиного восторга. — Красивая девушка!

— Подруга, — обернувшись, небрежно бросила Лариса.

— Ах, подруга! — взвизгнула девушка. — Чья? В её глазах, совсем недавно светившихся неземной любовью, вспыхнула злость.

— Наверно папина, — недоумевал парень.

— Ах, даже папина! Жаль, что не бабушкина! — разозлилась девушка и стеганула парня по физиономии только, что подаренным им букетом колючих роз.

Лариса расслышала последние слова девушки и они ей не понравились. Но отвечать не стала. Ещё раз оглянувшись, она скользнула по парню быстрым взглядом, гордо приосанившись, перешла на быстрый шаг.

— Дура! — закричал парень на свою теперь уже бывшую девушку и, растирая руками защипавшее лицо, побежал в противоположную сторону, жестоко поплатившись за экономию на упаковке букета.

— Сильная ведьмочка, — подумал Артём про Ларису. — Жизненную энергию отнимать умеет. И делает это с удовольствием. Интересно научилась ли она её аккумулировать?

Немного ускорив шаг, Артём без труда догнал Ларису и внимательно поглядел на её утончённый профиль. Эффектная и манерная блондинка, с голубыми глазами и недоразвитыми, но видимыми сверх способностями, она не могла не понравиться Вадиму Темникову и его семье.

Лариса поёжилась, почувствовав лёгкое сканирующее прикосновение. Но не закрылась. Не поняла, что это было, или не умела?

Считав нужную информацию, Артём послал ей расслабляющий посыл, помогая забыть все эмоции связанные с его недолгим появлением в её жизни. Лариса успокоилась, вспомнила про свои неотложные дела и ушла не оглядываясь.

Поздним вечером того же дня Дмитрий Антонович в сердцах обозвал вернувшегося с очередного свидания сына членистоногим, уточнив, что у того куда член, туда и ноги. А Тамару Кузьминичну вдруг одолели страхи за жизнь Вадима. Конечно, у неё были неважные нервы, потому она и боялась беспричинно. И она настоятельно выразила надежду на его быстрейшую женитьбу, что бы он оторвался от своих стрёмных друзей, остепенился, наконец, и нашёл счастье в любви и семейной жизни.

Нуждавшийся на тот момент в крупной сумме денег, Вадим предпочёл с родителями не ссориться. Сделав на время задумчивое лицо, он вежливо выслушал обоих спонсоров. Хотя это и было его ещё одной, неплохо сыгранной ролью, перевёрнутый след на подкорочке его мозга всё же остался. Благодаря ему Вадим осознал, как ему лучше использовать данную ситуацию в достижении своих целей, чтобы поиметь с обоих и побольше!

Так рядовое намерение родителей Вадима победить зло, породило ещё больше зла.

Артём Андреевич, не обращая внимания на некоторые издержки производства, дал Вадиму и Ларисе соответствующую установку. От её исполнения Пейков намеривался получить очень соблазнительные бонусы. Оставалось только убедиться, что Лариса с Вадимом придут к правильным выводам.

Они Пейкова не подвели и всё остальное сделали сами.

 

12

Лариса неспешно шла от станции подземки. Сегодняшняя поездка в нём стала для неё настоящей пыткой. Едва она попала в скопище людей, странные мысли полезли ей в голову. Бессвязные, они кишели у неё в мозгу.

…Надька — сволочь соблазняет Танькиного мужа, а та — дура до сих пор считает её лучшей подругой. Надо же было родиться такой наивной!..

…Не забыть бы купить эти чёртовы диоды…

…А может опять занять денег у сеструхи? Ведь своим можно не отдавать!..

Лариса тряхнула головой. Откуда это? Она обалдело огляделась по сторонам.

— Если я и сегодня опоздаю, меня точно уволят! — подумал, протискивавшийся мимо неё парень.

— Опять! — поняла Лариса. Она опять начала читать чужие мысли. Они жужжали в её голове, словно рой пчёл и это было невыносимо.

… Да не сдам я этот сопромат! Ну и чёрт с ним! Сейчас ди — джей зарабатывает больше инженера…

… Позвони мне. Ведь ничего страшного не произошло! Неужели мы больше никогда не увидимся?…

— Я не хочу этого знать! Это всё равно, что подглядывать в замочную скважину. Мне это не нужно!

Лариса сдавила виски руками. Её голова тошнотворно поплыла.

— Девушка, вам плохо? — сейчас додумает и спросит пожилая дама в шляпе, — пронеслось в голове Ларисы.

— Девушка, вам плохо? — спросила та, взглянув на Ларису больше с любопытством, чем с жалостью.

— Мне хорошо, — выдавила из себя Лариса. — Душно немного.

На самом деле ей хотелось бежать куда глаза глядят, пока она окончательно не сошла с ума. Но она шла на работу. И Лариса втолкнулась в подошедший поезд.

Здесь было ещё хуже. Затыкать уши было бесполезно, ведь чужие мысли, обгоняя друг друга, шли к ней извне, попадая прямо в мозг. Словно у неё в голове работала принимающая антенна.

— Что же делать? — испугалась Лариса. — Я не вынесу этого!

Слышать чужие мысли Лариса начала недавно. По — началу она даже не поняла, что это такое? Даже забеспокоилась: а вдруг она сошла с ума, или это галлюцинации?

Будь она более авантюрной личностью, то могла бы стать не плохим резидентом, отсылая заказчику информацию об интересующем его деле: с кем, кто и о чём собирался переговорить, считывая её из голов заданного окружения. Но ей настоящей — это было невыносимо. Больше всего она боялась неосторожно выдать свои шпионские способности.

Вдруг её взгляд упал на сидевшую рядом с матерью девочку. Ей было лет шесть и мысли её ещё были светлы и не порочны. Лариса настроилась на неё и ощутила лёгкое журчание весеннего ручейка. Так она доехала до своей остановки.

На улице ей стало немного лучше, чем в ограниченном пространстве подземки. Облегчённо вздохнув, она пошла дальше, стараясь отстраняться от общего потока спешащих мимо людей. Рядом по проспекту неслись машины, бодрым шагом шли прохожие. На переходе у светофора собирались не малые толпы. Проходя мимо них, Лариса, сама не зная почему, заставила себя мысленно петь первую пришедшую на ум песню: — Снег кружится, летает, летает…

Чужеродные мысли в её мозгу стали тише и перешли в лёгкий шёпот, но не пропали.

Лариса свернула в Столешников переулок. Здесь среди старых домов время как бы замедлилось. И её нервы немного успокоились.

Прокручивая в голове песню, она осознала, что так ей удаётся ставить блок проникновению чужих мыслей в свою голову.

И она заметила, какое чудное сегодня утро. С неба сыпал запоздалый, снег. Он белой пеленой ограждал Ларису от окружающего мира, где люди шли куда — то, любили, или ненавидели, жили своей, отдельной от неё жизнью и, сами того не замечая, непрерывно думали.

А у неё работа — дом. От этого маршрута в последнее время она отклонялась редко, хотя возвращаться после работы домой ей теперь не хотелось. Там царила тягостная атмосфера — месяц назад Лариса потеряла бабушку, последнего родного ей человека.

— Что — то грудь у меня давит, как — то не спокойно мне! — пожаловалась бабушка утром, спешившей на работу Ларисе. — Боюсь, что скоро ты останешься одна.

— Бабуля! — взмолилась Лариса.

— Я тебя не пугаю, — ласково посмотрела на неё бабушка. — Просто я немножко ясновидящая. Но у меня не так уж много силы.

Лариса и сама знала, что к вечеру бабушка умрёт от сердечной недостаточности, хотя на сердце она до этого никогда не жаловалась.

И первой чужой мыслью, услышанной её, были нелестные отзывы соседей на похоронах о её бабушке, считавших её ведьмой. Хотя раньше многие из них обращались к ней за исцелением и она им действенно помогала. Теперь они отсылали ей подлую благодарность.

Ларисе стало страшно и противно и она заглушила этот трёп слезами.

А сейчас, подсознательно создав помеху песней, она частично заблокировала ею функцию вай — фая своей биологической компьютерной системы, полученного ей генетически и принудительно подтянутого Пейковым.

Теперь у Ларисы осталось только чувство одиночества, да болезненно бившие воспоминания. И она начала мысленно разговаривать с покойной бабушкой, получать от неё ответы на трудноразрешимые вопросы, пологая, что так и должно быть.

А среди людей Лариса пребывала в скомканном настроении, чувствуя себя потерянным котёнком, до которого никому нет дела. Даже, если она замёрзнет, всем будет наплевать! Разве что на работе подумают, что возможно она что — то стащила и смылась!

Но, временами её не покидало ощущение чужого, обращённого на неё, взгляда. Не то, что бы со стороны, а прямо в душу и он вызывал тревогу.

— Что бы это могло быть? Никаких друзей я себе не заказывала! — забеспокоилась Лариса.

Её отвлекло внезапно кольнувшее сердце: из снежной завесы, ей навстречу шёл высокий, красивый парень, которого она почему — то сразу выделила среди других. Наверно потому, что он показался ей очень родным. И из него брызгал тестостерон.

Мокрые снежинки плотно облепили его волосы и плечи. Слабые и беззащитные на лёгком ветру, они так и льнули к сильному плечу.

— Снег кружится, летает, летает, — встрепенулась её душа.

Лариса вдруг остро, до самых пяток, ощутила непреодолимую потребность тоже прижаться к этому уверенному в себе, как тогда ей показалось её принцу.

Принц тоже заметил Ларису и дольше положенного задержал на ней внимательный, слегка гипнотизирующий взгляд. От него не ускользнула ни одна интересующая его деталь. Незнакомка была молоденькой, симпатичной, чистенькой и сексуальной. И к тому же такой не опытной!

Ну чем не подарок судьбы!

Будь принц более прагматичным человеком, ему всё равно было бы затруднительно пройти по лужам и не замочить ноги.

Все эти мысли пронеслись у него в голове прежде, чем он успел придумать, какие из них можно высказать вслух. И решил, что умнее всего — промолчать.

А Лариса невольно считала их и, покраснев от смущения, уронила перчатку. Парень поднял её и молча подал Ларисе.

— Спасибо, — пролепетала Лариса, почему — то отметив про себя, что уронить перчатку — это к знакомству.

Но они молча разошлись в разные стороны: парень в сторону метро, а Лариса на работу в «ювелирный».

 

13

С утра в магазине был настоящий ажиотаж. В секцию, где работала Лариса выбросили в свободную продажу сравнительно недорогие, ранее припрятанные для блатных покупателей кольца и гарнитуры с изумрудами. Покупатели волновались так, будто они голодные стояли за хлебом, который непременно закончится, как только подойдёт их очередь.

Лариса завертелась как белка в колесе. Надо было подобрать кольцо по размеру покупателя, заменить на другое, если его что — то его не устраивало, дождаться его решения брать или не брать, оформить покупку и начать обслуживать следующего потребителя. И при этом уследить, что бы никто ничего не украл. А здесь были и такие. А Лариса была материально ответственная.

Не смотря на жуткую карусель чужих мыслей в голове, она безошибочно различала скрытые намерения воров и демонстративно игнорировала их присутствие, начиная обслуживать следующего покупателя. Особенно её раздражала молодящаяся особа в пальто цвета дохлой фисташки, проявлявшая бешеную энергию, чтобы не быть отпёртой от прилавка. Ведь она пришла с твёрдым намерением стащить что — нибудь и поэтому ей необходимо было что — либо примерить.

Лариса вынула из под прилавка кольцо с изумрудом. У воровки от глубокого волнения вспыхнули щёки. Но Лариса пронесла кольцо мимо её носа и принялась обслуживать прилично одетую даму с остатками поблекшей красоты.

— Сейчас моя очередь! — Распалённая в своих чувствах воровка попыталась завладеть кольцом. — Этот изумруд явно обделён без моей внешности!

— Срок вы обязательно получите, а это не для вас, — осадила её Лариса.

— Да, как вы смеете! — взорвалась воровка. — Что за бюрократический перегиб? Вы вообще знаете, что ваша задача как продавца — обслуживать эстетические вкусы покупателя?

В результате в очереди поднялся шум и волнение и резко усилился гул в голове Ларисы. А воровка, всё же сообразив, что она спалилась, со словами «позовите директора!» на всякий случай растворилась в толпе.

В обеденный перерыв Лариса сбежала в маленькое кафе, где в это время посетителей почти не было. Есть ей не хотелось. Хотелось тишины. Но чашку кофе пришлось заказать, чтобы не гневить борзую официантку, не желавшую, чтобы кто — либо бесплатно занимал место за столиком.

— Снег кружится, летает, летает и, позёмкою кружа, Заметает зима, заметает всё, что было до тебя, — тихо зазвучала, весь день преследовавшая Ларису песня. Наверно персонал кафе скучал и развлекался, как мог.

Лариса сразу вспомнила парня, которого она встретила сегодня утром. От охватившей её лёгкой грусти засвербело в душе.

А вечером парень ждал её возле магазина и проводил домой. Они познакомились. Его звали Вадим Темников.

Они долго шли рядом, подгоняемые холодным ветром, по занесённой снегом улице, вдыхали неповторимый аромат ночного зимнего воздуха и говорили о всякой ерунде. Возле Ларисиного дома Вадим позволил себе обнять её за плечи, что бы немного согреть. Внезапно нахлынувшая страсть сомкнула их губы в поцелуе. Он не был нежным, скорее пробным.

— Он будто испытывает меня на прочность, — подумала Лариса, прибывая в томлении ожидания.

Следующий поцелуй по её желанию был не земным! И следующий! Вадим продолжал, чтобы не испортить впечатление.

Странным образом две абсолютно разные личности, они по обоюдному желанию стали встречаться почти каждый день и меньше чем через полгода поженились.

 

14

Ларисе было хорошо с Вадимом везде: на различных тусовках, в ночных клубах, на его спектаклях в театре и на репетициях, куда он её иногда брал с собой.

Как и на последнем рейсе речного трамвайчика. Время там пролетело незаметно. На открытой кормовой террасе почти никого не было. Тишину ночи разрежал лишь шум судового дизеля и слабое бурление воды у борта. От реки веяло свежестью и Лариса слегка поёживалась. Вадим снял с себя куртку и набросил её на плечи жены. Так, обнявшись, они безмолвно глядели друг другу в глаза и казалось, что им для счастья не нужно было слов. Вадим прижал Ларису к себе слишком страстно. Его учащённое дыхание стало горячим.

— Здесь не так уж и плохо, ты не находишь? — прошептал он и нежно поцеловал Ларисину грудь сквозь её тонкую кофточку.

— Мы вполне можем позволить себе хорошее продолжение этого вечера, только в более комфортных декорациях? — попробовала отстраниться Лариса.

— А я думал, что ты способна по — настоящему оценивать романтические обстоятельства? — Вадим опять прижал к себе жену.

— Люди кругом! — взмолилась Лариса.

Всё происходящее было чертовски нелепо!

— Уже нет, — усмехнулся Вадим.

Лариса огляделась вокруг. Действительно терраса была пуста. Наверно окружающим не было слишком приятно смотреть на их ласки и они ушли подальше. А Вадим не стеснялся и не торопился в движениях. Наверняка их было видно остальным интересующимся пассажирам, но сейчас — в объятьях Вадима Ларисе было слишком хорошо, что бы задумываться о мнении окружающих. Она была просто по — человечески счастлива.

Молоденькая и неопытная Лариса никак не хотела понять, что семейная жизнь — это счастье для двоих, бережно схороненное от посторонних глаз. И продолжала таскаться за мужем хвостом, которым он нехотя отмахивал от себя мух и на который собирал колючие репьи.

Их часто у себя в кафе замечала Алина. Только успев снять пальто и пройтись по своему заведению через кухню и зал до игровых автоматов, она натыкалась на странную семейную пару. Как и полагается в медовый месяц Вадим был с женой Ларисой, про которую он тут же забывал, нажав кнопку на автомате.

Алина дружески кивала Ларисе, отмечая по её усталому лицу, что новый день для молодых супругов, похоже, ещё не наступил, а их ранний визит в её кафе — это продолжение припозднившегося вчерашнего. Довольная тем, что пустующих игровых автоматов в зале нет, Алина шла к повару.

А Лариса примостившись в уголке, принималась скучающим взглядом изучать других ранних посетителей, не забывая поглядывать на своего обожаемого Вадима. Кому, кому, а ему действительно было весело, но ровно до тех пор, пока он не проиграл всю свою наличность.

Сегодня он проигрался быстро. Лариса привстала, собираясь уговорить хмельного мужа, наконец, поехать домой. И тут её взгляд упал на ближайший автомат. Она вдруг явственно увидела, что в только что бешено крутящихся окошках выпали три семёрки. Лариса тряхнула головой и видение исчезло. Но оно было.

Игроман, которому далеко за тридцать, сидел за этим автоматом с вечера. Вчера он получил аванс и не пошёл домой, надеясь на лёгкий выигрыш. Раньше было проще: получая на работе командировочные, он вместо командировки шёл в игровые заведения. Потом его уволили по статье. А на этой новой работе он с трудом дожил до аванса и теперь проиграл его полностью. Уже слабо, но ещё надеясь на удачу, он сделал ставку последними деньгами и нажал кнопку. Окошки закрутились. И вдруг игроман почувствовал, что он нестерпимо хочет в туалет.

— Что за чёрт? — удивился он. — Я же недавно оттуда.

Он решил дотерпеть до результата игры, но понял, что не судьба. В его памяти промелькнул тот страшный день, когда он — послушный первоклассник не дотерпел до конца урока и обмочился прямо в классе. Явственно вспомнившийся смех одноклассников был лишним. Игроман вскочил и что было сил посайгачил по коридору в сторону туалета.

Довольная своей проделкой Лариса, тут же заняла его стул за игровым автоматом.

Но до туалета игроман не добежал. Он остановился в середине коридора и замер в ужасе. Его джинсы промокли, а под ним на полу растеклась приличная лужа.

Проходившая мимо расфуфыренная особа обескураженно покосилась на обоссавшегося мужика, обалдело моргавшего остекленевшими глазами. К нему уже спешил недовольный охранник.

А на автомате, за который села Лариса, выпало три семёрки.

Увидев такую удачу, другие игроки дружно принялись за игру.

— А я и не знал, что ты у меня такой везунчик! — обнял за плечи жену Вадим.

Лариса скромно пожала плечом. Она была счастлива уже тем, что муж наконец — то её заметил.

— Будешь ещё играть? — поинтересовался Вадим.

Лариса обвела взглядом зал, не увидела ни одного скорого выигрыша и отказалась.

— Ну, тогда подожди меня. — Глаза Вадима азартно заблестели и он быстро проиграл весь Ларисин выигрыш.

Вызванная охранником Алина, убедившись, что выигрыш остался в кафе, а молва о выигрыше взбудоражила кровь остальным игрокам, незаметно удалилась. У неё ещё было много дел. Её рабочий день сегодня обещал быть долгим и дорогим. Впереди была подготовка к юбилею очередного хорошего друга её папы.

И как раз сегодня Станислав Кузьмич намеревался опробовать негласно установленные в кафе жучки для прослушки, которые потом позволяли ему постоянно быть в курсе личной жизни и общего настроения коллектива фирмы. И вовремя реагировать на особ мстительных и озлобленных. Кого достаточно было приструнить, кого — то — попугать, иных поставить на место, а кому — то указать на дверь. Но до серьёзных разборок Станислав Кузьмич опускался редко, считая себя личностью не кровожадной.

Со временем Алине удалось переделать её кафе в модный ночной клуб, в который с лёгкой руки гламурной фотомодели Яны, зачастили сливки Московской молодёжи, с большими деньгами и с не меньшими заморочками.

А Лариса была ослеплена любовью.

— Лишь бы милый был бы рядом, ничего другого мне не надо, — она оглохла от счастья.

Вместе со сладостным опьянением любви, она обрела смысл жизни в виде обожаемого мужа, который не уставал беспричинно кошмарить, периодически пускаясь в расколбас. И её не покидал животный страх потерять Вадима.

Его провокации не заставили себя долго ждать. Через три недели после пышной свадьбы Вадим исчез.

 

15

Стоящие в ряд дорогие «ролс — ройсы» и очередь у дверей, — на следующее утро в программе «чрезвычайное происшествие» теле — корреспондент освещала начало закрытой вечеринки в гламурном клубе «У Алины».

Поначалу всё было, как всегда. Но на face контроле неожиданно появился ОМОН и кинолог с собакой. И очень некстати.

— К чему эти «маски — шоу» и кто наслал? Всё вроде было под контролем! — судорожно соображала Алины.

Для неё всё это оказалось полнейшим сюрпризом. У неё уже нервно дёргалась щека, но, опускаться до разбирательств прямо сейчас, она не желала.

— Похоже, вам не очень нравиться такое развитие событий? — Вынырнувшая откуда — то шустрая корреспондент с кинокамерой пыталась взять у Алины интервью.

Но та сконфуженно молчала.

В плохо освещённом зале омоновцы, согласно полученному приказу, с особым рвением старались досмотреть каждого и в VIP зоне и на танц — поле. Но некоторые нетрезвые посетители продолжали танцевать, мешая работе ОМОНа, посчитав данное мероприятие — дополнительным драйвом.

Умная собака, натасканная на наркотики, старательно путалась под ногами танцующих, делом доказывая, что на этом танц — поле она не лишняя.

Скандально известному, обкуренному ди — джею такая дискотека видно тоже понравилась и он прибавил звук.

— Какая лажа! Ты такой весь нарядный, а я уже такая пьяная, — стараясь перекричать оглушительную музыку, нагло надсмехалась над, пытавшимся задержать её, бойцом, богатая посетительница клуба, тыча дорогим наклеенным маникюром в его бронежилет.

Омоновец не понимал, как ему обращаться с таким противником.

Ещё одна накаченная алкоголем силиконовая баба неопределяемого возраста, с трудом державшаяся на высоченных каблуках, висла на другом бойце.

— Если тебе со мной не комфортно в твоём настоящем статусе, то выпей со мной. Да не бойся ты — это не алкоголь, а виски с содовой. Пей и почувствуешь себя полноценным членом социума! — Старалась она напоить своего, так кстати посланного ей богом, мужика, тыча стаканом с трубочкой в его форменную маску.

Отбившийся от неё боец попытался было задержать другую девицу, старавшуюся юрко проскользнуть мимо него. Но первая особа проявила чудеса сноровки и опять зависла на его рукаве.

— Ну, зачем тебе такая подержанная? Без очков видно, что пробег у неё большой! Ей уже и тюнинг не помогает, — позорила она неожиданную соперницу, всеми силами пытаясь вернуть к себе внимание сильно понравившегося ей «мачо». — Поедем ко мне! Оплачу всё, что захочешь!

Некоторые посетители, наконец, поняв, что с ним не шутят, с надеждой вырваться на улицу, бросились к выходу, создавая пробку в дверях. Небольшой настойчивой группе, не пожелавшей засветиться перед кинокамерой в силу каких — либо причин, всё же удалось прорваться через кухню.

За, оставленными ими в гардеробе, дорогими зимними вещами так потом никто и не пришёл.

Омоновцам удалось найти под столиками в VIP зоне несколько пакетиков с дозой героина. У дверей валялись таблетки амфитамина. Наверно их скинул кто — то из убегавших. Впрочем, в такой толчее всё это несложно было и подбросить.

Разбирательства затянулись. Такой наезд на Алину был впервые. Въедливый майор всё приставал и приставал со своими тупыми вопросами. Алина не могла понять, что ему от неё ещё надо. На его лице читалась напряжённость, а глаза были очень подозрительными, словно он столкнулся с опасным преступником или с человеком очень плохой репутации.

В порыве отчаяния Алина набрала номер телефона отца. Но он был недоступен. Тогда, прежде чем совсем упасть духом, она ткнула наугад и ей ответил папин помощник — Пейков.

— Дай трубку главному, — спокойно попросил её Артём Андреевич, выслушал сбивчивый рассказ Алины.

Майор театральным жестом поднёс Алинин мобильник к своему уху. Через полминуты его лицо изменилось с точностью на оборот. От недавней агрессии не осталось и следа. Он весь подтянулся и, словно своему начальству, отчеканил телефону: — Слушаюсь!

Потом вежливо и с подобострастием вернул мобильник Алине и скомандовал своим: — Рейд окончен!

Под бесконечную, странно закрученную музыку омоновцы спешно покинули клуб, при этом аккуратно поставив на место два перевёрнутых в результате рейда столика.

— Что это было? Игра чей — то буйной фантазии, или сюда был вложен определённый смысл? — Алину трясло нервной дрожью. Она давно так не пугалась.

Вскоре, на радость ей, в дверях клуба появился сам Пейков с высоким черноволосым парнем.

У Алины слегка ёкнуло сердце и вновь вернулся страх. Хотя этого парня она видела впервые.

— Это ты правильно сделала, что позвонила мне, — заметил Пейков. — Познакомься Алина — это Олег. Он мой, — Артём Андреевич немного помедлил, видимо подбирая слово. — Он мой человек. Если хочешь, Олег будет заходить в твой клуб и решать все твои возможные проблемы. Он учится на юридическом на последнем курсе. Правда, его знания ещё нельзя считать фундаментальными. Но у этого паря потрясающий талант подчинять сложившие обстоятельства своим интересам!

Пейков говорит доверительно медленно, успокаивая сильно накрученные нервы Алины. Он пытался строго дозировать причиняемое им зло. Но совсем отказаться от него совсем, он не мог. У него теперь была своя система ценностей!

— И вы не потребуете от меня никаких компенсаций? — колебалась с ответом Алина, всё ещё находясь во вздёрнутом состоянии.

Сейчас она выглядела испуганной, но, тем не менее, решительной и меркантильной. После такой бурной встряски ей было не до возвышенных эманаций. И смысл сказанных Артёмом Андреевичем слов она восприняла буквально.

А Олег посмотрел на Алину до боли пронзительным взглядом своих красивых тёмных глаз.

 

16

Осень шаркала по мокрому тротуару ржавым листопадом. Зори становились всё холоднее, часто проливаясь моросящим дождём, и утром приходилось надевать утеплённый плащ, в котором на полуденном солнышке, иногда проглядывавшем сквозь лёгкие облака, становилось жарко.

Расстегнув пуговицы плаща, Лариса потихоньку брела по тротуару, вдыхая прохладный осенний воздух. Обед заканчивался. Она так ничего и не перекусила. Просто кусок в горло не лез.

На душе было скверно: вчера Вадим не вернулся домой с репетиции в театре и не позвонил. Она пыталась набрать его сама, но его мобильник был отключён.

Что — то подобное Лариса предвидела, но ей очень не хотелось верить в это.

На работе было легче, там не давали скучать покупатели, которым похоже некуда было девать честно наворованные деньги. Был конец месяца и они, надеясь, что как всегда в последние дни в продажу выбросят дефицит, приставали к Ларисе с расспросами. Но она лишь равнодушно пожимала плечами. За что получала новый взрыв нелестных инородных мыслей в своей голове.

А вечером дома Лариса не находила себе места, с болью в душе реагируя на каждый посторонний звук. Единственной надеждой и утешением была мысль о том, что возможно муж почему — то остался у своих родителей.

— А вдруг случилось что — то страшное? — Ларису пробрала дрожь.

— Не глупи! — тут же одёрнул её внутренний голос. — Что — то случилось, но не смертельное.

То, что муж жив, Лариса чувствовала. Ругая себя, надеясь не известно на что, она весь вечер простояла у окна, кожей ощущая промозглый дождик, холодными струйками стекавший по стеклу. Лариса мысленно перебирала все ситуации своей недолгой семейной жизни, анализируя их и пытаясь выявить свою вину. Но она её не видела, так же как и оправдания действиям Вадима. Что она сделала не так? И почему Вадим исчез ничего ей не объяснив?

Ларисе было очень обидно!

— В любом случае ты можешь вернуться ко мне! — когда почти стемнело, нервно вздохнув, она послала мужу зов, не утруждая себя открыть рот.

А в ответ — тишина. Лишь капли из плохо закрытого кухонного крана, словно молотом, стучали по раскалывавшейся от боли голове.

— Возвращайся скорее, я без тебя устала! — взмолилась Лариса. И пришёл страх одиночества.

Примерно через час телефон ожил.

— Ты куда пропала? — тревожилась за подругу соседка Юлька. — У тебя всё в порядке?

— У меня всё хорошо, насколько это сейчас возможно, — Лариса отключила телефон и села, тупо уставившись в одну точку невидящими глазами и под конец разревелась.

— Господи, почему я не могу принять то, что не могу изменить и у меня не хватает сил изменить то, что я не могу принять? — всхлипывала она, мысленно повторяя один и тот же вопрос.

Но ответа не было! Лишь тихо тикали электронные часы на кухне, да ещё где — то в дальней комнате иногда раздавался глухой звук, который Ларисе не нравился.

Наконец ранним утром третьего дня Вадим открыл дверь своим ключом, сбросил ботинки, мимоходом поцеловал жену, завалился на диван и тут же захрапел.

Лариса собиралась на работу. Её хмурое лицо на миг озарила радостная улыбка, которая тут же исчезла. Чувство радости боролось в её душе с чувством глубокого отчаяния. Ей так хотелось сесть рядом с мужем, смотреть на него, слушать его дыхание, ощущать исходящее от него тепло.

Но от Вадима несло перегаром, нестиранной одеждой и запахом женских духов, причём дешёвых. Некоторое время в Ларисе росло возмущение, постоянно грозящее вырваться наружу.

Лариса сварила себе кофе, обожглась о него, отставила чашку и тут же про неё забыла.

Но проходя в очередной раз мимо мужа, Лариса заволновалась: на той его щеке, которую ей было плохо видно, алела кровь. У Ларисы от жалости сжалось сердце. Она даже подошла к дивану, что бы снять со спящего мужа ботинки и, наклонившись ниже, снова взглянула на его лицо.

Нет, это не кровь! Его щека была вымазана в губной помаде! Губы Ларисы передёрнулись в отвращении и брезгливости. К такой жуткой подробности она оказалась не готова психологически.

Лариса ушла из дома, громко хлопнув дверью, а после работы прилетела обратно, словно на трепещущих крыльях, боясь, что Вадим обидится на неё и опять исчезнет. Но муж был дома и мылся в ванне, что — то тихонько напевая.

Так и не сказав тогда друг другу ни слова, они продолжили свою семейную жизнь. Редкое горе может продолжаться вечно. Со временем Лариса стала внимательнее к мужу, заставляла себя быть всегда привлекательной, старалась не раздражаться по пустякам, готовила на ужин что — то особенное, в постель ложилась в кружевах.

— Прекрати вспоминать про это! — Она честно пыталась забыть предательство мужа, но её ум упорно продолжал муссировать мысли об этом.

Теперь в их семье появился не званный третий — страх, причины которого Лариса могла понять. Страх неприятный и липкий, вползавший в душу без спросу и оставлявший после себя бессонные ночи, противный привкус меди во рту и нежданные прострелы в области груди и вариации на ту же тему.

Но Лариса пока не сдавалась. Она зубами вцепилась в эти свои странные отношения. Она всячески старалась быть нужной Вадиму.

Один раз ей удалось вытащить мужа в ресторан, где они приятно провели вечер в компании общих друзей. А потом была незабываемая звёздная ночь.

Но ещё через пару дней, идя домой, Лариса вдруг остро почувствовала, будто что — то должно случиться. Она поняла, что сегодня Вадим опять не придёт.

И он действительно пропал неизвестно куда. Эта неизвестность продолжалась несколько долгих дней и ночей. Конечно, Лариса понимала, что блудный характер Вадима ей не изменить. Ведь он никогда не клялся ей в верности. И редко говорил о своей любви. Выходит, что он совсем её не уважал. Но она охотно игнорировала эту аксиому.

Потом позвонила Тамара Кузьминична и посетовала на то, что давно не видела любимого сыночка и сноху. Не пора ли им показаться ей на глаза? А то она уже соскучилась!

— Да, конечно, мы придём, непременно, — рассеянно пообещала Лариса свекрови, а у неё самой оборвалось сердце: значит, у родителей Вадим не был! А она так надеялась на этот маловероятный исход!

Всё последующее показалось сплошным кошмаром.

Она услышала, как у неё скрипят, готовые расплавиться, мозги: — А вдруг с ним случилось что — то такое, о чём он, жалея её, не может ей рассказать? А она такая бессердечна и сама ничего не предпринимает! Не ищет его! А ведь Вадим — единственный её родной человек. Где же её неземная любовь?

Пытаясь унять дрожь в руках, Лариса взяла старый мобильник Вадима. Он был разряжен. Зарядное устройство она искала долго, нервно выкидывая всё содержимое ящиков письменного стола. Её зубы непроизвольно выбивали дробь, а глаза горели безумным огнём. Когда немного подзарядила телефон, полистала его.

Номеров в телефоне было забито много. Ларисино внимание привлекла некая Людок. В её памяти мгновенно всплыла эта одноклеточная, которую она как — то видела на одной из тусовок. Сильно заторможенная, она тогда вызвала в Ларисе отвращение. Но сейчас это имя показалось ей чуть ли не спасательным кругом.

— Привет, котик, — не сразу откликнулась Людок.

— Люда, извините, это Лариса Темникова, — Лариса почувствовала, как стремительно падает в ведро с помоями. — Вадим пропал! Вы его не видели?

Людок молчала, но Лариса уже слышала страшные, обращённые к ней слова.

— Не волнуйся, — после короткой паузы снизошла до общения Людок. — Ничего с ним не случилось. И жив, и пьян! Он с Маринкой улетел на Ибицу.

 

17

Как же я забыл про Познякову Веру? — вдруг удивился Пейков так коварно подкравшемуся склерозу. — Скоро летние каникулы, а она всё ещё не в игре!

— Школа? — как обычно подстраховался он, набрав номер на дисплее своего нового мобильника.

— Бу — бубу, — ответила человекообразная обезьяна, научившаяся снимать телефонную трубку, но ещё не умевшая говорить.

— Как это? — недоумевал Артём Андреевич. — Как он ухитрился попасть в цирк? Или опять он негативно влияет на технику? Ведь он только недавно сменил телефон!

Пейков покосился на дисплей. Нет, набранный им номер точно соответствовал телефонному номеру школы, данному ему справочной службой.

— Может связь плохая? — по старой привычке он легонько дунул в телефон.

— Сдурел что ли? Чего его в ухо дуешь, шпана? А то щас так дуну, что тебя там сдует! — наконец смогла выговорить тучная секретарша, трескавшая пирожки из школьной столовой, вообще — то предназначенные для подкормки малоимущих детей.

— Будьте добры, пригласите, пожалуйста, к телефону Познякову Веру Александровну, — попросил Пейков, едва не сбитый с программы хамкой — секретаршей.

— Щас, разбежалась! — продолжала хамить работник школы. Наверно своим звонком Пейков прервал её перекус на самом вкусном месте. — У неё урок на втором этаже.

Но всё же Артёму Александровичу удалось уговорить недружелюбно настроенную секретаршу дать ему номер телефона учительской, куда он и перезвонил через пятнадцать минут.

— Алё? — отозвалась сама Вера, словно нарочно дежурившая у телефона.

— С вами говорят из туристического агентства, — представился тур оператор Пейков — скромный проводник на тот свет. — Вы собираетесь оплачивать путёвку? Время не терпит — скоро ехать!

— Какую путёвку? — не поняла Вера, но Пейков уже отключил свой мобильник.

— Ошиблись наверно, — подумала Вера, а после следующего, проведённого ею урока в бестолковом седьмом «Б», совсем забыла про звонок.

Но последние слова «скоро ехать» прочно записались её на подкорочку со всей подложкой информации. И примерно через месяц Пейков заметил Веру на фирме, ожидавшую решения вопроса по, поданному ей на рассмотрение, резюме. Артём Андреевич поспешил в кабинет Лаврищева, чтобы предотвратить возможные накладки. Ведь появившееся вакантное место он лично два дня назад освободил именно под Веру.

Но даже без его вмешательства Лаврищев принял бы Веру на работу — она ему приглянулась.

— Такую вкусняшку и мимо рта! — заёрзал Станислав Кузьмич, но безрезультатно.

— Эта подсадка под Темникова. Или вам наплевать на дело? — суровость в голосе Пейкова отрезвила его и он несколько поутих.

Естественно он немного огорчился, но, быстро подобрал слюни. Для дела Станислав Кузьмич был готов на любую жертву.

Дмитрий Антонович Темников любивший всё прекрасное и особенно женщин, естественно, сразу обратил внимание на новенькую хорошенькую сотрудницу, и не раз провожал её взглядом. Но только через полгода они вместе полетели в Лондон, где и завязался из бурный роман.

 

18

Лариса молчала, слушая дыхание в трубке. Людмила немного посопела и решила продолжить разговор: — У них с Маринкой давний роман. Вадим и так любит смущать окружающих своим поведением, допуская их делать невесть какие выводы. А эту поездку они давно планировали. Теперь уже скоро вернутся.

Он хоть и сволочь, твой Вадим, но успехом у баб пользуется!

Услышав эти слова, Лариса потеряла чувство реальности. В её голове всё помутилось, к горлу подступила тошнота и она бессильно села на пол. На работе в её голову опять вторгся рой чужих мыслей, к обеду у неё случилась истерика и Лариса попала в психушку.

Её лечащий врач Людмила Григорьевна Лаврищева почти не отходила от Ларисиной постели, а после выписки даже отвезла её домой на своей машине. Вадим был дома и даже создал видимость радости. Лариса смотрела на него, как зачарованная и, разумеется, тут же простила ему всё. А вечером он ушёл на очередную репетицию нового спектакля на целых два дня.

Лариса чувствовала она себя усталой и разбитой, словно на ней черти воду возили! Безжалостная тяжесть размазывала её по земле.

Использование магических способностей в личных целях может привести к непредсказуемым последствиям. Лариса это хорошо помнила на примере матери и поэтому к Вадиму старалась их не применять. Именно с ним она хотела простых человеческих чувств.

Но со стороны Вадима чувства почему — то слишком быстро угасли. Между ними словно вырастала невидимая, но очень прочная стена, в которую, чего греха таить, и Лариса успевала заложить несколько кирпичиков. По началу, такой родной Вадим, теперь стал ей противен. Видно она сильно ошибалась, приняв волокитство Вадима за любовь к ней и потом, когда сочла, что одной её любви хватит на них двоих.

Конечно, она пыталась поговорить с Вадимом. Но серьёзного разговора у них не получалось. Каждый раз, когда удавалось избежать скандала, Вадим, мило улыбаясь, опускал свои глаза в пол, прикрывая их своими длинными ресницами. С виду — сама невинность, но Лариса легко читала его мысли. Это были мысли хитрого лиса, который ради своей выгоды заставлял других людей, в том числе и её, сильно переживать.

А, если она вдруг пыталась поставить его на место, то начинался скандал, что Вадиму было на руку. Он просто хлопал дверью и уходил. Ведь был повод! И с каждым разом Лариса чувствовала, что она просто звереет.

С работы Лариса уволилась. Ей было стыдно перед, в основном женским, коллективом за свою новую жизнь, со стороны казавшуюся такой счастливой. И теперь, шурша красно — жёлтыми листьями, опавшими с разросшихся клёнов, она не спеша шла по бульвару.

Когда — то Лариса запросто запоминала сложные и длинные стихотворения, а сейчас их обрывки беспомощно громоздились в её, пустотой голове. Но они очень соответствовали её настроению.

Лариса почувствовала дурноту и беспомощность. Такое усилие, как воспоминание, её утомило. Похоже, она дошла до предела.

Конечно, на ошибках учатся, но за такое удовольствие приходится слишком дорого платить! И как же больно их исправлять! А её семейная жизнь с Вадимом была не просто ошибкой, а сплошным кошмарным нарывом, готовым вот, вот прорваться.

И её ноги, повинуясь инстинкту самосохранения, сами привели её к дверям ЗАГСа.

— Всю нашу недолгую жизнь он вытирал об меня ноги и не считал меня своей женой! Ну что же, я не стану его разочаровывать! — эта мысль вспыхнула в её мозгу, и она даже посмотрела по сторонам, чтобы убедиться, что не крикнула в действительности.

— Невозможно потерять то, чего у тебя никогда не было, — сказала она себе, почувствовав толчок гнева. — А мужа у меня не было никогда!

И детей у них с Вадимом, слава богу, не было, и на раздел имущества она не претендентовала, а в ЗАГСе работала их общая знакомая, хорошо знавшая похождения Вадима.

Посмотрев в бледное, измученное лицо Ларисы, она решила, что присутствие Вадима при разводе вовсе не обязательно. Некоторое время она молча, изучающее смотрела на Ларису. Потом в её глазах промелькнула озадаченность, потом решимость, потом снисхождение. И она вынесла свой вердикт: развод!

Теперь Лариса осталась совсем одна! Накрапывающий дождь становился всё сильнее. Она поначалу не замечала его. А он всё шёл и текущие по щекам капли были горячие. Наверно это были слёзы.

Вскоре Лариса получила свидетельство о разводе.

— А кто собственно придумал, что все люди должны жить долго и счастливо? Ведь у каждого своя судьба, — Ларисе на миг показалось, что с ней поработал опытный психолог.

Так или иначе, но она приняла эту аксиому и надолго выключилась из времени и пространства. И поступила по принципу «назло кондуктору» — возьму билет и пойду пешком. Она нарочно ничего не сказала бывшему мужу о разводе, чтобы не доставлять ему удовольствие. Теперь уже ей нравилось всё делать ему назло.

Так Темниковы и не узнали о разводе сына, но как наследница Лариса была устранена.

Через какое — то время на опять почувствовала в себе силу и способность принимать самостоятельные решения. Словно невидимый кукловод, дёргавший её за ниточки больше года, на время забыл про неё.

 

19

Юлька достала из духовки только что испечённый корж для торта и аккуратно выложила его на салфетку. Корж был горячий. Теперь его надо остудить, а потом разрезать пополам.

— Мам, дай кусочек, — мгновенно отреагировал на быстро распространившийся по квартире сладкий аромат семилетний Денис.

Он, так же как и его сестра Танюшка, был точной копией отца. Юлька даже не раз шутила по этому поводу: что соседи у них либо пенсионеры, либо разведёнки. А Вадим Темников, хоть породистый кабель, но сам бездетный. На что Лариса косила в Юлькину сторону недобрым взглядом.

— Не стоит благодарностей, — смеялась Юлька. — Я котов люблю!

Как бы извиняясь, Юлька и в утешение подала сыну конфетку. — Это на завтра, ты же знаешь, — Поди, поиграй и Танюшку с собой возьми.

Но сын всё равно обиделся. Может потому, что редко слышал от родителей отказы на свои просьбы? Ведь он привык, чтобы его на руках носили и беспрестанно вытирали ему нос.

— Нет, ей нельзя! Я на компе в «Mortal Combat» играю. Она забоится. Она же девчонка! — серьёзно разъяснил Денис.

— А тебе самому — то не страшно? Тебе что папа эту страшилку купил? — осведомилась у сына Юлька.

— Нет, не папа. Это мне Данилка дал поиграть. Он у своего старшего брата потихонечку взял, — выдал чужой секрет Денис и, опомнившись, жалобно посмотрел на мать: — Ты никому не расскажешь?

— Нет, конечно, хотя стоило бы, — мать сделала строгое лицо. Она хотела сказать ещё, что — то в высшей степени воспитательное, но отвлеклась на смешивание миксером масла со сгущёнкой.

— Тогда отведи Танюшу к папе, — попросила она сына. — Пусть он ей сказку почитает.

— Я не хочу сказку, я хочу тут с тобой, — захныкала Танюшка, закручиваясь в Юлькин фартук, как в кулёк и искоса поглядывая на Ларису.

— Девчонки, а вы что телевизор не смотрите? — вовремя возник в проёме двери Александр.

Он включил маленький телевизор, недавно поставленный им лично на полку для жены, ну и чтобы самому лишний раз не бегать с полной до краёв тарелкой в комнату. — Сегодня последние дебаты перед выборами. Или вы уже решили за кого будете голосовать?

Подруги переглянулись.

— Сделай по — тише, а лучше переключи на другую программу, — взмолилась Юлька. — А то я сейчас соль с сахаром перепутаю!

Но Александр не среагировал на просьбу жены, что — то серьёзно возражая очередному оппоненту из телевизора. Как большинство русских граждан, он смело вступал в дискуссию с телевизором, предпочитая скромно отмалчиваться на собраниях.

Лариса невольно отметила, как нежно Юлька поглядывала на Александра, будто он был её третьим маленьким беспомощным ребёнком. У неё непроизвольно сжалось сердце, возможно, от завести к счастливой подруге, но она решительно задавила в себе это порочное чувство.

— Нам бы твои проблемы! — засмеялась Юлька над очередной репликой мужа.

— Ещё и смеётся, — постыдил жену Александр. — Где твоя гражданская совесть? У тебя между прочим двое детей, которых ещё растить и растить! Какая же ты всё — таки отсталая! Не надоело тебе плестись в хвосте событий?

Рассуждая на высокие темы, Александр не забыл заглянуть в холодильник. Вкусные запахи вызывали аппетит. Но запах головокружительный шёл не из холодильника.

— Что — то я в эти выборы уже не верю, — завелась Юлька со скоростью попутно перемешивания ею теста с порошком какао. — Выбираем лучших, а лучше не становится.

— Как же не становится: телевизор новый, шубу просим, торты печём, виноград покупаем, а в это время у нас в холодильнике бананы чернеют!

Александр критически оглядывал полки в холодильнике. Ему наверно было скучно, или он надеялся ухватить заветный, но пока запретный кусочек будущего торта. На крайний случай можно было бы и виноград попробовать. Он его сам лично сегодня купил. Но мыть его Александру не хотелось, а у жены руки заняты.

— Вот уже и олигархов начали сажать! — кивнул он на телевизор, напомнивший ему это радостное известие.

— И, что много уже посадили? — встряла в разговор супругов соседка Лариса, просто так без особого интереса.

— Пока не много, — нехотя согласился Александр.

— А зачем этих олигархов сажать? Они и так сами расплодились, как сорняки после дождя, — недовольно пробурчала Юлька. — Похоже, их надо только полоть, да и то бесполезно. Чертополох какой — то!

— Я на выборы не хожу и мне перед собой не стыдно за то, что вокруг твориться, — не нарочно продолжала злить своего соседа Лариса.

— Вы, девчонки, вообще темнота беспросветная, мне за вас даже стыдно, — махнул рукой на подруг Александр. — У вас только ваши бабские дела на уме! Что бы вы вообще без мужиков делали?

— Пойдём Татьяна, не будем мешать маме! — строго сказал он, подхватив с пола дочь.

Но Танюшка упёрлась в грудь отца, пытаясь то него отстраниться.

— Тогда пусть тётя Лариса тоже уйдёт! — набычилась она, глядя на их смутившуюся соседку.

— Тетя Лариса маме помогает, а ты мешаешь! — разрядил минутный напряг Александр.

— Я не мешаю, я маму люблю, — не сдавалась Танюша, пытаясь соскользнуть обратно на пол. — А тётя Лариса её не любит!

— Это почему ты так решила? — удивилась Лариса, на время забыв про ковшик с кремом.

Она постаралась мило улыбнуться непослушному ребёнку, но её улыбка была несколько потерянной.

— Я так решила, потому, что мне холодно, когда ты приходишь! — вытаращилась Таня на Ларису. — Ты на маму плохо смотришь! У меня вот мурашка по спине бегает!

В подтверждение своих слов, Таня поёжилась, словно заправская артистка провинциального драматического театра.

Юлька обмерла.

А на Ларисе не было лица. Она похолодела, осознав весь ужас своего положения. В эту минуту ей захотелось провалиться сквозь землю! Но это было проблемно. Ведь тогда бы ей пришлось проломить девять этажей вниз!

И снова в её мозгу понеслись чужие мысли, обгоняя одна другую.

…Конечно, Танюша ребёнок, но всё же так неудобно перед Ларисой..! Ей и так не сладко.

…И с чего это Танюшка взяла? Ведь совсем ещё сопливая и избалованная!..

— Ну, хватит глупости говорить! — резко сказал Александр, снова подхватив Танюшу на руки.

Ему было очень неловко перед симпатичной и несчастливой соседкой, сразу упавшей духом, из — за некрасивой выходки его малолетней дочери. И он, постарался по — быстрее убраться вместе с дочкой с кухни, словно опасаясь чего — то.

— Не глупости, не глупости, — хныкала, уносимая отцом в другую комнату Танюшка.

Выброс гнева страшной силы, который невозможно было укротить, испугал этот рассудительный дом, в котором редко бушевали страсти. Яростный взгляд Ларисы упёрся в затылок Танюши. Девочка притихла и оцепенела. Кончики волос на затылке ребёнка слегка оплавились.

На какую — то секунду в кухне стало темно. Лариса закрыла глаза, чтобы видимый мир не мешал проявиться невидимому. И вот это уже не кухня, а тёмный лес или парк. И яркая молния бьёт взрослой Татьяне в голову.

 

20

Если Станислав Кузьмич, затаившись в засаде, мог терпеливо ждать обещанных Пейковым молочных рек в мармеладных берегах, то Людмила Григорьевна уже начала проявлять чрезвычайное нетерпение. Она просто фонтанировала завидной энергичностью, постоянно пытаясь пересечься с Артёмом Андреевичем. И вскоре от многозначительных взглядов перешла к упрёкам. Она не могла без содрогания смотреть на прыгающие стрелки часов, безвозвратно уносящих с каждой секундой её увядающую красоту и, наконец, тупо укорачивающих её так и ещё не расцветшую жизнь.

— Сколько можно ждать? — каждый раз доставала она Артёма Андреевича.

Ей необходимо было всё завершить незамедлительно!

И, чтобы она перестала, наконец, путаться под ногами, Пейков заставил её влюбиться, ну хотя бы вот в этого ботаника, так удачно угодившего под колёса её иномарки.

Счастливый ботаник никогда в жизни не пробовал таких лакомств, которыми теперь его пичкала Людмила Григорьевна. Он жалел лишь об одном, что этот сказочный сон растает сразу, как только с него снимут гипс. И он, используя весь свой интеллект, старательно болел и страдал.

А Людмила Григорьевна кормила его с ложечки и смотрела на него с обожанием, многозначительными вздохами и вожделением. Однако ответных чувств не замечала. Поначалу этот конфуз она списывала на изматывающие боли, якобы мучившие её избранника, на самом деле оказавшегося завидным живчиком. Но с течением времени ничего в их отношениях так и не менялось. Лишь натянутая улыбка, оскорблявшая её чувства, иногда вскользь появлялась на его порозовевших губах.

Подолгу любуясь своим отражением в зеркале, Людмила Григорьевна никак не могла взять в толк, как можно не полюбить такую красоту и грацию и искренне удивлялась привередливости ботаника. А потом решила, что не может его заинтересовать лишь потому, что недотягивает до него в образованности.

Тогда она вспомнила, что кроме прописных букв есть ещё и печатные и по вечерам, а иногда и на работе, где у неё было много свободного времени, начала читать всё, что попадало ей под руку. А попалась ей их шикарная библиотека, недавно купленная ею по совету дорогого дизайнера просто потому, что корешки книг хорошо подходили по цвету к отделке стен.

Недели через полторы она уже могла найти с возлюбленным ботаником общие темы для разговоров. И даже, вдруг почувствовав себя поэтической особой, декламировала чьи — то стихи: — Мне бы только смотреть на тебя! Видеть глаз непролазный омут! И чтоб, прошлое не любя, ты уйти не посмел!

Она была в восторге! А он, не скупясь на сомнительные комплименты, смотрел на неё с удивлением и страхом и всякий раз, когда открывалась дверь палаты, боялся, что в этот момент может войти его жена. Но за всё, проведённое им в больнице время, она ни разу не пересеклась с Лаврищевой. За что он был ей крайне признателен и благодарен в душе.

Ещё больше он испугался, когда Людмила Григорьевна предложила отметить его выздоровление в хорошем ресторане. Но, соврав жене о каком — то там симпозиуме и надев свой единственный костюм, блестящий в некоторых местах, он в ресторан всё же пошёл. Там, быстро наклюкавшись, он позволил себе пригласить свою очаровательную даму на танец. Людмила Григорьевна, стараясь уберечь свои ноги от дальнейшего отдавливания, мечтала лишь о том, чтобы музыка как можно скорее закончилась. А завсегдатаев ресторана очень развлёк этот странный «флеш — моб».

Но, когда они, наконец, смогли уединиться в приватной комнате, физиология перечеркнула все возвышенные чувства Людмилы Григорьевны. Сильно разочаровавшись в своём любовнике и, расстроившись, она вызвала такси и велела шофёру доставить пьяное тело ботаника по указанному им адресу, а сама проплакала дома весь вечер, жалея попусту потраченное время.

Так прошла её странная любовь и пришла страшная злость на всех и на всё. Особенно на Пейкова. И тогда она срочно полюбила молодого стриптизёра и опять на некоторое время перестала мешать Артёму Андреевичу, потому как у неё начались встречи, ласки и нежности и сердце стало много чувствительнее. Вскоре она уже отдыхала со своим личным стриптизёром на Гоа, потом полгода как девочка бегала к нему на свидания туда, куда хотел он.

Он оказался не лохом: шиковал на её деньги и упросил Людмилу купить ему жильё на Тверской. Та конечно расстаралась и оттяпала с помощью своего риелтора неплохую квартиру у пожилого хозяина, который в полуобморочном состоянии переехал в её психушку.

Она немало потратилась на ремонт прибранных к её рукам квадратных метров, дорого обставила их, а через некоторое время, открыв дверь своим ключом, обнаружила там своего возлюбленного стриптизёра в кровати с какой — то молоденькой вокзальной шлюхой.

У Людмилы Григорьевны поплыло в глазах и резко перехватило горло.

— Урою! — всё, что она тогда смогла вымолвить, на сильных эмоциях.

Потом, пребывая в растрёпанных чувствах, но подсчитав во сколько ей обошлись нежные чувства, она опять дома проплакала весь вечер.

На утро вместе с ключами от квартиры ей пришла ответочка «Подавись!» и до вечера Людмила Григорьевна, с улыбкой лишённой смысла, раздавала всем по заслугам. Она ещё некоторое время продолжала в том же духе, чтобы не испортить о себе впечатление. Наконец ей вдруг захотелось почитать и она открыла душещипательный роман про одну из сильнейших любовных драм и плакала над ним ещё два вечера. Особо она рыдала над тем трагическим моментом, где раскрылся обман старого мужа его молодой женой, которую тот обожал и боготворил.

На следующий вечер она вдруг вспомнила про, совсем забытого ею в суматохе чувств, главврача и решила осчастливить его. И на время успокоилась, благодаря подмешенному им ей в вино проверенному средству.

Потом Людмиле Григорьевне приглянулся один депутат — несколько потрёпанный экземпляр мужского пола, который с удовольствием отдыхал с ней от своей семьи. И целую неделю она опять колотилась в страстях! Но вскоре, своей протокольной мордой, несколько попорченной житейскими бурями, он стал вызывать у неё бурный и продолжительный смех.

Тогда Людмила Григорьевна, поняв, что шашни с депутатом — это не её, молниеносно поссорилась со своим статусным любовником, обидев его простуженный нос утверждением, что сопли — это отторжение мозга его организмом.

Затем она покончила с постоянными метаморфозами и с головой ушла в косметические процедуры. Но читать продолжала, правда уже значительно реже и с выбором.

 

21

Теперь, всячески игнорируя Вадима и стараясь чем — либо заполнить оставляемый им после себя вакуум, Лариса почти не вылезала от соседки Юльки. Та не возражала и Ларисе было достаточно её молчаливого согласия.

А, когда Юлька с семьёй на две недели уехала отдыхать в Египет, Ларисе опять стало так тоскливо, что она была готова завыть, задрав голову на полную луну. Конечно, ей следовало бы поехать вместе с ними, как они и приглашали, но Людмила Григорьевна пока не рекомендовала ей менять климат. И Лариса её послушалась. Может потому, что ей хотелось покоя, а поездка — это опять сплошные хлопоты. Но одиночество оказалось куда хуже.

Сейчас, перед Танюшиным днём рождения, соскучившаяся по подруге, Лариса больше мешала, чем помогала Юле. И чуть не убила Танюшку. Как мило это было с её стороны!

— Откуда у меня такая агрессия? — Лариса в отчаянии зажмурилась. Через секунду открыв глаза, она вновь увидела светлую, уютную кухню и притихшую на руках отца Танюшку и почувствовала, что у девочки только что чуть не остановилось сердце.

— Юль, я, правда, на тебя плохо смотрю? — спросила Лариса как можно мягче, когда Александр унёс притихшую дочь в комнату.

— Ну что ты? — вздрогнула Юлька. — Просто ты всегда такая грустная. Да ладно, давай не будем говорить о ерунде.

Разрезав коржи пополам, Юлька смазала их прослойками из крема и варенья. Сверху полила торт шоколадным кремом. В одном углу торта она сделала съедобные цветочки, а посередине написала кремом «Танюше 5 лет». И отправила торт в холодильник до завтра.

А Лариса сильно расстроилась из — за Танюшкиной выходки и её возможных последствий. И поспешила уйти. Дома было тоскливо. Вадим как обычно где — то задерживался и на её глаза навернулись слёзы. Лариса включила в ванной свет и машинально глянула на себя в зеркало.

— Какая же я дрянь! — сказала она своему отражению.

Зеркало с шумом треснуло.

Лариса едва устояла на ногах! Сколько времени она смотрела на, похожую на молнию, трещину, она не помнила.

— А ведь Танюшка права: я никого не люблю, кроме себя. Даже ребёнок заметил. А устами младенца глаголет истина!

От этой философской мысли Ларисе стало страшно. А ведь бабушка её предупреждала, что так оно и будет, если у неё зачернеет душа. Попереживав, она решила перехитрить своё коварство и утром зашла в «ювелирный». Там опять был наплыв нервных покупателей и их мысли зароились в её мозгу. Включив в голове всё ту же песенку, где летал снег и, несколько заблокировав этим свой мозг, она протиснулась к витрине, где когда — то лежали её любимые золотые серьги с небольшими камушками лазурита. Они были на месте, словно знали, что Лариса когда — то придёт за ними.

Лариса сухо поздоровалась со знакомой продавщицей, которой к счастью было не до разговоров, и купила в подарок Танюше заветные серьги. Дома она сделала из них оберег для девочки. Она начитывала его трижды, зная, что число три магическое и помня, что, к сожалению, у каждой защиты есть предел насыщения.

Вечером Лариса сама проколола Танюше ушки так, что та не успела даже ойкнуть и вдела в них серьги.

Уже изрядно подвыпивший с гостями Александр хотел было что — то громко возразить, но сконфуженно заткнулся под жёстким взглядом Ларисы.

— А почему бы и нет? — снизошёл он после неловкой паузы и даже выдавил из себя подобие улыбки.

Юлька тоже, хотя и с некоторым сомнением, согласно кивнула, чтобы не создавать прецедента.

Конечно, не бедная Лариса могла позволить себе подарить такую дорогую вещь. А, если ещё и от души, то, действительно: «Почему бы и нет?».

Довольная Татьяна выскользнула из Ларисиных рук и, подбежав к зеркалу, долго крутила головой по сторонам, что бы серёжки сверкали. И даже дала потрогать серьги своим восхищённым подружкам. Танюшка была в восторге! Она тут же простила тёте Ларисе все свои страхи и опасения.

— Осторожно, ушки не оторвите, — вступился за Танюшку кто — то из взрослых гостей.

— Ничего, именинницу положено за ушки тянуть, — резюмировала Танина бабушка.

Лариса облегчённо вздохнула.

 

22

Первый рабочий день после двух недельных, отчаянно пропитых Новогодних каникул не зря был выбран пиком операции. Магический негатив пятницы тринадцатого вообще трудно переоценить. Вплеснувшаяся в огромный человеческий мир тёмная энергия, вызванная крупными и мелкими неприятностями, наложенными на мистицизм числа, входит в общее подсознание и стремительно порождает небольшие коллапсы, быстро переходящие в катаклизмы. Эта чернота, как магнит притягивает к себе преступников и преступления. Ближе к вечеру звереют природа и животные, а люди часто бывают не в себе. И они становятся уязвимыми. И тут возможны любые комбинации событий и фактов. И приближающуюся ночь никак нельзя было назвать скучной.

Да и накопившиеся за время каникул и специально подброшенные рабочие дела и трудно разрешимые проблемы обязательно должны были задержать трудоголика Темникова на работе до позднего вечера.

— И ещё, для работы мне нужна моя ассистентка — Кошкина Валентина, — корректировал Пейков план своих дальнейших действий с Людмилой Григорьевной накануне Нового года. — Лучше всего было бы устроить её секретарём к Темникову. И пусть Станислав Кузьмич порекомендует её сам.

На другой день секретарша Темникова — симпатяшка Ниночка была замечена в кабинете своего отсутствующего начальника в связях с шофёром, порочащих честь и достоинство лично её, а заодно и фирмы и немедленно уволена с работы.

Ниночка вся кипела в душе, но понимая, что она далеко не святая, решила промолчать.

И освободившееся место секретаря — референта заняла Валентина Кошкина, так визуально выгодно отличавшаяся от потаскушки Ниночки.

Затем Пейков приёмом слипера закодировал Дмитрия Антоновича на «шаг в окно» по получении им кодового слова смерти.

Этот метод был разработан ещё в Советские времена. Артёму даже посчастливилось поработать в одном Цековском санатории и на практике применить этот метод к некоторым, непозволительно много знавшим, работникам аппарата.

Но те были престарелые и одряхлевшие, почти выжившие из ума, организмы. А сейчас перед ним был достаточно здоровый и неглупый индивид. И, чтобы не случилось осечки, Валентина подмешала ему в чай дозу новейшего наркотика для спортсменов. Он должен был создать некую эйфорию, созвучную заданности момента и ещё был не подвластен современному допинг — контролю.

Но, не смотря на то, что у него позади был тяжёлый рабочий день пятницы тринадцатого, Темников по — началу чай отодвинул, чем сильно напряг Валентину. И всё же где — то через полчаса он его машинально выпил.

Наблюдавшая за этим процессом Валентина вышла в фойе и с профессиональностью бывшей разведчицы КГБ слегка кивнула собиравшемуся домой Пейкову. Со стороны этот кивок должен был означать «до свидания, всего доброго!», но на самом деле это была переданная ею информация о том, что «всё в порядке, можно действовать!»

Артём нарочито долгим взглядом проводил Валентину, чтобы побольше зашифровать этот кивок и попутно отметил, что дорогие, идеально подобранные вещи и аксессуары делали далеко не идеальную фигуру Валентины, весьма достойной внимания.

Проходивший мимо них интеллигентный, но сильно помятый жизнью сотрудник фирмы в душе позавидовал «влюблённой парочке».

А Пейков поспешил домой. Теперь ему предстояло подбросить уже находящейся в трансе, Поздняковой Вере некую предназначенную Темникову информацию и заставить её сильно загнобить Дмитрия Антоновича.

Артёму нравилось работать с Верой. Для него она была раскрытой книгой и, сама не подозревая того, — идеально послушной ассистенткой.

Со стороны действия Пейкова казались волшебными. Под скрытым воздействием Артёма, Вера безропотно оставила мужа и свою бывшую работу и послушно уехала в Москву. И даже ни разу серьёзно не задумалась о том, что не случайно ей так по крупному повезло с трудоустройством на фирму Темникова. Это было даже странно для такого практичного имени, как Вера, а тем более человека, получившего образование компьютерного программиста.

Возможно, что здесь на руку Пейкву сыграла не маловажную роль её природная завышенная самооценка, которая и должна была, в конце концов, её погубить. Но Пейков такими мелочами не заморачивался. Сейчас было не до сантиментов. Слишком высока была его ставка.

И Вера его не подвела. Умничка! Как и потом с фотографиями. Всё сама подстроила, разыграла, сняла, профессионально обработала на компьютере, всё же предусмотрительно заменив своё лицо на Лилино. Сама всё разослала и, тем самым, на какое — то время запутала следствие. Это было не плохо. Слишком быстрое расследование могло стать подозрительным.

— Ты заглядывал? — по телефону уточнила у Пейкова, оставшаяся в офисе Валентина.

Она сама через приоткрытую дверь наблюдала, как разговаривая с Верой по телефону, зеленел Темников. Смутное чувство тревоги постепенно овладевало им. Потом он совсем упал духом. В порыве приходящей агонии, он свободной рукой ослабил будто бы душивший его галстук. Глаза его сделались стеклянными.

— Захочет, захочет, — мысленно повторяла Валентина, — а не захочет — заставим!

А Вера всё кричала и кричала в трубку. Её истерический припадок, был свойственен слабой натуре.

Темников обвёл кабинет помутневшим взглядом и положил телефон на стол. Но телефон зазвонил снова и Дмитрий Антонович получил кодовое слово «Домового ли хоронят?»

Голова Темникова в этот момент стала звеняще пустой и горячей. Его вдруг охватила глубокая печаль, не похожая на обычную грусть или дурное предчувствие. Она заполнила собой всё вокруг, не оставив места для других чувств. Наверно именно это испытывает человек увидевший неизбежность своей смерти.

Дмитрий Антонович слабо застонал, но всё же поднялся с кресла и на ватных ногах пошёл к окну. На мгновение за окном он увидел образ ангела, кружащего среди снежных завихрений. Ангел был маленький, похожий на ребёнка, с крыльями из невесомых снежинок и он быстро рассеялся.

Метель за окном в вечернем сумраке выла, зачаровывала и звала за собой. И сопротивляться этому зову было невозможно.

Темников зачем — то взглянул на часы. Они показывали двадцать один час тридцать минут.

— Пора!

Собрав все свои силы, Дмитрий Антонович шагнул в окно.

В последнее мгновение Темников вроде бы опомнился. Его мозг, подстёгнутый создавшейся стрессовой ситуацией, старался разрешить ситуацию с бешеной скоростью. Чтобы удержать своё тело от падения, Дмитрий Антонович со страхом попытался зацепиться за что — либо. Но смоделированное Пейковым падение уже началось и пальцы Дмитрия Антоновича поймали лишь воздух: проём окна был внушительным.

В следующую секунду Валентина вздрогнула от звона разбившегося оконного стекла в кабинете босса. Она заглянула в дверь. В пустом кабинете вихрем кружились снежинки.

 

23

Больше стараясь больше огородить Ларису от общения со следователем, нежели действительно беспокоясь о состоянии своей пациентки, Людмила Григорьевна привезла её к себе домой.

В просторной, шикарно обставленной квартире Лаврищевых было неуютно пусто. Ни Яны, ни Алины дома не было, прислуга тоже уже ушла. И Станислав Кузьмич где — то припозднился. Лишь диковинные рыбки, сновавшие в огромном аквариуме, поддерживали иллюзию жизни.

— Вот шустрые какие! Упорхнули уже, — притворно посетовала Людмила Григорьевна на дочерей. — Ну, ничего, мы и без них можем чаю попить. Я как раз коробочку пирожных на пробу купила. На вид они довольно аппетитные.

Она сняла шубку и любовно оглядела себя в зеркале.

— Правда мой диетолог обнаружил у меня пару лишних килограммов и поставил меня на жёсткую диету: шесть устриц в день и без хлеба, — щебетала Лаврищева. — А, по-моему, регулярный и качественный секс гораздо эффективнее!

Людмила Григорьевна заговорщически глянула на Ларису. Но та промолчала, не желая обсуждать с Лаврищевой такую интимную тему.

Прихватив пирожные, Людмила Григорьевна поспешила на кухню, оставив неразговорчивую гостью молчать вместе с рыбками.

После сырого дня с низкими нахмуренными облаками, чередовавшими дождь со снегом, выпить горячего чая было очень свежей мыслью и Лариса пошла следом.

Она вошла на кухню в том момент, когда Людмила Григорьевна на барной стойке, разделявшей кухню со столовой, разливала по чашкам чай.

— Ты знаешь, что учудила наша Яна? — Спросила Лаврищева у Ларисы и, не дождавшись ответа, продолжала: — Выложила в интернет свои фотки в стиле «ню». У неё, видите ли, было настроение! Конечно, фигура у неё хорошая, к ней претензий нет. А вот голова? Похоже совсем без мозгов! Она нас так расстроила! И парень, которого мы уже считали её женихом, сразу порвал с ней отношения. Сейчас правда у неё другой бой — френд. Но там ещё всё очень мутно, — Людмила Григорьевна по — родственному делилась с Ларисой своими переживаниями.

Но Лариса её не слышала. Её взгляд упёрся в руку Людмилы Григорьевны, державшей наклонённый к чашке электрический чайник.

Маленькие золотые звёздочки и полумесяц, свисавшие с массивного золотого браслета Лаврищевой, не синхронно покачивались, поблёскивали и позвякивали над золотой изящной чашкой из чайного сервиза, который Дмитрий Антонович когда — то подарил Ларисе.

Тогда у неё был день рождения, который она нарочно замолчала. Ей никого не хотелось ни видеть, ни слышать. Вадим привычно не ночевал дома несколько дней. Лариса сходила с ума. Она тогда решила, что больше не простит мужа. Но легче ей от этого не стало. Где — то к обеду позвонила Юлька, поздравила Ларису, но, будучи в курсе событий, на празднование напрашиваться не стала.

Нервы расходились всё больше и больше и Лариса всё чаще поглядывала на входную дверь, с тревогой вслушиваясь во все шумы. И, когда, наконец, раздался звонок в дверь, она почти рывком распахнула её.

На пороге стоял молодой человек с профессионально поставленной вежливой улыбкой на лице и с большой коробкой в руках. Это был посыльный из магазина.

— Вы, пожалуйста, проверьте: не разбилось ли что? И распишитесь в квитанции, — поставил он коробку на стол.

Вадима в коробке естественно не могло быть и настроение у Ларисы упало в пол.

Вялой рукой она сдвинула с коробки упаковочную ленту с бантом и обнаружила внутри золотой сервиз и открытку с надписью «Любимой дочке Ларисе от Темниковых». Еле сдерживая слёзы, она всё же вытащила и осмотрела чайные чашки, блюдца, конфетницу и заварной чайник. Сервиз был золотой, красивый и изящный. Но надпись — лепку на чайнике «Люби вопреки!» она сочла издевательской!

Она ли не любит Вадима? Это он смеётся над ней!

Еле сдерживая слёзы, Лариса быстро запихнула сервиз обратно в коробку, надвинула на неё теперь уже бесившую её ленту с бантиком и подсунула под неё открытку. А сверху положила пять тысяч рублей и сунула всё это ошарашенному посыльному в руки и, назвав ему адрес фирмы своего свёкора, выставила его за дверь.

— Кому отдать — то? — успел спросить посыльный.

— Секретарю! — истерично выкрикнула Лариса, захлопывая за посыльным дверь.

— Когда — нибудь Ниночка нальёт Дмитрию Антоновичу в эту чашку чай, — злорадствовала в душе Лариса, — и, надеюсь, что он тогда испытает не меньшее удовольствие, чем я сейчас!

Она вымученно засмеялась.

Но Ниночка как — никак была секретарём с шестилетним стажем. Прочтя открытку, она всё поняла и поставила сервиз в стеклянный шкаф с сувенирами и подарками, презентованными Темникову партнёрами фирмы и другими дарителями и никогда им не пользовалась.

Всё эти воспоминания полугодовой давности вихрем пронеслись в голове Ларисы. Она снова взглянула на руку Людмилы Григорьевны. Качающие звёздочки и полумесяц исчезли с её округлого золотого браслета. А обе чашки оказались с рисунком из крупных розовых цветов, хотя и с широкой золотой окантовкой.

— Откуда взялось её видение? — в испуге Лариса тряхнула головой. Она уже давно не видела даже вещих снов, а тут такая явь!

Людмила Григорьевна тоже заметила испуг в глазах Ларисы, но, не поняв причины, просто постаралась отвлечь её свежими светскими сплетнями и действительно вкусными пирожными.

Лариса почувствовала, что всё же приехала к Лаврищевой не зря. Сладкое ей было необходимо для восстановления силы, которую из неё нещадно тянул Вадим. А одна бы она есть не стала.

 

24

Ниночку уволили с фирмы, как раз в канун Нового года. Да ещё так подло! Любовных романов у неё по жизни, конечно, было много. О некоторых из них даже муж не знал. А ведь Нина, всегда занимая нейтральную позицию, столько раз, выгораживала Дмитрия Антоновича, щадя чувства больной Тамары Кузьминичны, когда та звонила на фирму в неудобный момент. И вот получила чёрную благодарность за всё!

Это было ужасно несправедливо! И тут была явная подстава. Нина понимала, что убрав её, рабочее место освободили под конкретного человека. Возможно для какой — то престарелой модели или одноразовой «Мисс чего — то», а возможно и для кого — то посерьёзнее.

Констатации данного малоприятного факта ей оказалось достаточно, что бы осознать всю несправедливость бытия.

Свербело сильно. И Нина пошла. Ей необходимо было на это посмотреть!

Она словно на крыльях летела, подгоняемая любопытством и холодным порывистым ветром.

Кивнув сто лет знакомому охраннику, с улыбкой миновав «Reception», она беспрепятственно поднялась на восьмой этаж.

Рассчитывая на то, что вряд ли новая секретутка уже знает всех сотрудников в лицо, Нина застряла возле стеклянной двери приёмной Темникова. Она беспечно щебетала со своей давней приятельницей, уже собравшейся было идти домой.

Самый первый рабочий день в году, был раскачкой после бурных зимних каникул. Поэтому в семнадцать часов самые жизнерадостные сотрудники фирмы уже галдели возле лифтов, в надежде побыстрее смыться. Смешавшись с толпой и повернувшись в пол оборота, Нина пыталась разглядеть ту, на кого её так спешно променяли.

Темников по видимому намеревался задержаться на работе и Валентина собиралась налить боссу традиционную чашку чая.

Взглядом профессионала Нина быстро определила, что эта глянцевая супер — дама была вовсе не секретарём — референтом. А кем же тогда? Это так и осталось вопросом для Нины.

Особенно её поразило, как Валентина, достав из сувенирного шкафа золотую чашку блюдцем, лишь взглянула в неё, изобразив на лице движение мысли «надо бы протереть, ну да ладно, потом», бросила в неё чайный пакетик, который залила кипятком.

Нина опешила. За шесть лет своего секретарства на фирме она ни разу ничего не налила и не положила Дмитрию Антоновичу в не ополоснутую посуду.

Потом Валентина бросила в чашку что — то белое, похожее на сахар и отнесла её Темникову. Она не предполагала, что за ней наблюдают. Поэтому не закрылась. Хотя вполне могла бы создать вокруг себя зону невнимания.

Несмотря на то, что взгляд у Валентины оставался спокойным, Нина заподозрила неладное. Она знала, что Дмитрий Антонович чай пьёт без сахара, иногда с конфеткой. И правил своих он не менял никогда, как в чаепитии, так и в работе.

Нина больше не могла оставаться в офисе ни минуты. Её давил какой — то неосознанный страх, который возможно испытывает лань, случайно ступившая во владенья тигра: пока вроде ничего не случилось, но страх уже пришёл. А потом Нина узнала, что в этот день Дмитрий Антонович погиб. И эта странная секретарша никак не выходила у неё из головы. Для Нины было ясно что, она появилась на фирме совсем не случайно.

Сначала Нина хотела поговорить со следователем. Но, что она ему скажет? Про чашку из немытого сервиза? А если он сочтёт это за бред? Или про то, как её подло подставили и уволили?

Но ведь и своей вины в случившемся инциденте Нина с себя не снимала. Да и следователь мог её расценить рассказ, как подлый наговор из мести? И насколько вообще её показания могли быть существенными?

Некоторое время Нина пыталась забыть про фирму, как про жуткое наваждение. Но в очередной раз, провалив собеседование при устройстве на новую работу, она всё же решила устроить себе праздник души и именины сердца. Нина созвонилась и договорилась встретиться с Ларисой, как не с последним заинтересованным лицом семьи Темниковых.

Они шли по зимнему заснеженному скверу, слегка подсиненному ранними сумерками. Синие, полосатые тени деревьев разлиновали дорожку под ногами. Прямо как жизнь — полоса светлая, полоса тёмная, через которую хотелось поскорее переступить. Но тёмных полос явно было больше. А ещё больше было различный и странных пересечений!

Нина рассказала Ларисе о своих опасениях, стараясь говорить последовательно и убедительно. За скрипом снега под ногами, Лариса как бы не слышала её. Лишь когда речь зашла о чашке из золотого сервиза, по лицу Ларисы прошла лёгкая тень.

Она вдруг резко остановилась и взглянула Нине в глаза. Что это благородный или сентиментальный жест, или та просто жаждет мести? Ведь её на фирме кинули достаточно жёстко, хотя и примитивно! Убедившись, что всё сказанное Ниной соответствует действительности, Лариса посмотрела на свои часы и молча быстро пошла вперёд по аллее.

Оправившись от пронизывающего, пробиравшего до нутра взгляда Ларисы, Нина тоже посмотрела на свои часы. Они показывали шестнадцать часов двадцать минут. И Нина не окликнула Ларису, сразу поняв, куда та спешит.

— Как раз успею, — рассчитывала Лариса, ускоряя шаг. Она не могла позволить, что бы её подарком так фамильярно пользовались посторонние ей люди. Это не просто подарок, теперь — это память, или памятник её прошлой жизни!

Станислав Кузьмич унаследовал не только фирму Темникова, но и некоторые его привычки. И Валентина, намереваясь приготовить Лаврищеву чай, опять достала золотую чашку. Внезапно она почувствовала смутное беспокойство, но, не поняв его причины, постаралась быстро овладеть собой. Но, наклонив вскипевший электрический чайник к чашке, она с ужасом увидела, что кипяток лить просто некуда: она не помнила, как ухитрилась неосознанно набить чашку стольким количеством чайных пакетиков.

Валентина заморгала, пытаясь сбросить с себя оцепенение и оглянулась. Ужас охватил её с головы до ног: в приёмной она увидела Ларису. Та словно сматериализовалась из воздуха.

А Лариса, округлив глаза, не мигая, смотрела на руку Валентины, которой та держала чайник. Маленькие золотистые звёздочки и полумесяц, свисавшие с золотого браслета Валентины, не синхронно покачиваясь, поблёскивали и позванивали, касаясь края золотой чашки. Дежавю не проходило!

— Вот оно, моё видение…

Лариса тряхнула головой. Видение не пропадало.

Дальше дополнить картину случившегося Ларисе не составило большого труда.

Лариса пригвоздила Валентину таким взглядом, что у той похолодели внутренности. У Валентины одеревенела рука и чай тёк уже из чашки на блюдце, из блюдца на стол, со стола на пол. Лишь когда Лариса резко вышла из приёмной, Валентина смогла опустить руку с чайником. Ей стало страшно. Создалась критическая ситуация. Лариса запросто могла вычислить всех и всё!

Запаниковав, Валентина быстро набрала номер Пейква.

— Артём, здесь Лариса. Мне не нравится происходящее! — прошептала она мобильнику.

Пейков уже завёл свою машину и собрался отъезжать. Но, перекинувшись словом с Валентиной, заглушил мотор. Он вылез из машины и тут же спиной ощутил лёгкий ожёг от прикосновения чьего — то сильного сканирующего взгляда.

Как любой человек, имевший экстрасенсорные способности, Артём был способен закрыться от любого магического воздействия. Он мысленно выстроил вокруг себя глухую стену, уходящую много выше его головы и только тогда позволил себе оглянуться.

Он увидел Ларису, которая вышла из офиса и, поискав глазами с кем бы ей уехать, упёрлась взглядом в него.

Вдруг Лариса остро почувствовала чужую силу и её связь со своими страданьями. Но в следующую минуту её озарение померкло и рассеялось, как дым. На неё смотрел обычный человек, сотрудник фирмы, которого она раньше видела в кафе у Алины.

Но по ищущему взгляду Ларисы Артём понял, что её, вставшая в оборонительную стойку, злость не пропала и ищет цель.

— Откуда сила? — недоумевал Пейков. — Ведь она нарушает все законы обмена энергии!

Злость заметила его и проворно скользнула к нему. Быстро оценив ситуацию, Артём отвёл Ларисе глаза на проходившую мимо, постороннюю женщину, а сам инстинктивно пригнулся, чтобы не получить ментальный удар.

Пейков видел, как возле головы несчастной женщины вспыхнул и тут же погас неяркий свет. Зажав висок рукой, она тихонько вскрикнула, потом повела мутным взглядом по сторонам, словно не понимая, как она сюда попала. Будто моментально переместилась в пространстве. Но она всё же неуверенно пошла вперёд.

Жалобно взвизгнула собака, прижавшись к ногам, выгуливавшего её, хозяина. Того прошил смутный страх.

А на лице Ларисы не отразилось ни капли смущения.

Он бы так не смог, отметил про себя Пейков, понимая, что потерявшая рассудок женщина вряд ли дойдёт до своего дома. И не мог не из жалости, конечно, а по режиму экономии энергии.

Артём сел за руль своей машины и повернул ключ зажигания.

Образовавшийся на месте воздействия мощной силы, катаклизм тут же вызвал, неизвестно откуда взявшуюся, сильную метель. Снежная крупа быстро забила лобовое стекло внедорожника, сделав его совершенно не просматриваемым. Артём устало закрыл глаза и доверился своему собственному внутреннему навигатору. Недавно прогретый мотор ещё не остыл и чёрный «Lexus» плавно подкатил к Ларисе.

Через некоторое время Пейков открыл глаза и несколько секунд молча смотрел на Ларису. Словно мим он ощупал невидимую простому человеческому глазу ауру Ларисы. И она послушна села в его машину, даже не назвав места, куда собиралась ехать. Пейков покосился на неё. Всё было под контролем. Лучшего расклада и пожелать было нельзя.

Он профессионально быстро вернул сидящую рядом с ним Ларису в прострацию, в которой та находилась в последнее время. Сильное беспокойство в её глазах опять сменилось полной апатией.

А Валентина не на шутку испугалась. Она ещё никогда не была так близка к провалу. Чтобы панически не метаться по приёмной, притягивая чужие недоумённые взгляды, она влипла в кресло и открыла компьютер.

Через некоторое время, немного успокоившись, она выпила чашку двойного экспрессо и опять позвонила Пейкову: — Ты на меня не воздействуешь?

— Нет.

— Тогда всё хорошо. Я ухожу домой.

 

25

Выходя из супермаркета, Лариса внезапно почувствовала сильный прострел в спину. В глазах у неё потемнело. Полупустая сумка в, моментально похолодевшей, руке сделалась неподъёмной.

— Что это? Организм мстит за пережитые стрессы? И совсем нет сил! Но она же не дряхлая старуха, а молодая женщина!

Лариса отошла от дверей, чтобы никому не мешать. Ставшие пудовыми ноги, дрожали и она с трудом сдерживала желание сесть прямо на покрытый заледенелой грязью тротуар.

Москва жила своей жизнью. В ярком свете витрин, мимо проходили люди, много людей. И никто не обратил внимания на молодую, вдруг сгорбившуюся женщину. Прохожим эта незнакомка, принявшая на себя обратную ментальную атаку от Пейкова, была абсолютно безразлична.

— На сколько людское безразличие становится явным, когда нам самим нужна помощь! — подумала Лариса.

Она недоумевала. Ведь раньше ей без особого труда удавалось зацепить чьё — либо внимание. Похоже, что сейчас она случайно выпала из этого измерения!

Когда к ней вернулись слух и зрение, Лариса с радостью заметила недалеко от себя машину Александра.

— Господи! Ты всё — таки есть! — просияла в душе Лариса, пытаясь поднять свою, завалившуюся в снег, сумку.

Не получилось! Спину вновь прострелило!

Оклемавшись, Лариса увидела Юлькиного мужа, бережно усаживавшего в свою машину какую — то расфуфыренную девчонку. Нежно чмокнув её в нос, он обошёл машину, чтобы сесть за руль и тут мельком глянул на Ларису, но не узнал её. И уехал.

Лариса сконцентрировалась, пытаясь взять чужую силу, но не смогла. Видимо глюкоза в крови упала настолько, что она чуть было не впала в кому.

Как она добралась до дома, Лариса не помнила. Выйдя из лифта на своём этаже, она как пьяная, бессильно опустилась на пол возле своей двери. Сумку она где — то потеряла, но ключи от квартиры, к счастью, нашлись в кармане пальто. Кто — то из соседей помог открыть ей дверь и лечь на диван.

Только очнувшись ночью, она смогла встать и снять себя пальто, сапоги, накапала себе побольше валерьянки и проснулась лишь к вечеру, совершенно разбитая.

Спасибо Юльке! Она, прислала Александра с горячими котлетами и главным для Ларисы — с булочкой со сладким джемом.

— Ты, извини, Лариса, — Александр смущённо поставил на стол тарелку, докладывая соседке о своих чувствительных мотивах. — Я с Надей был. Ты не думай, она чудесная девушка! Но ей очень не нравится, когда я от неё отвлекаю свое внимание.

Докапываться до истины не пришлось, но и от исповеди Александра радушия на лице Ларисы не прибавилось. Она резко отвернула голову к стене. Слёзы потекли рекой, подбородок её задрожал.

— Конечно, кто я ему? Всего лишь надоедливая соседка!

Лариса чувствовала, как тёмный туман окутывает её голову. И пришёл страх. Нет, дело вовсе не в том, что Александр не помог ей. Казалось, что вместе с Юлькиным счастьем рухнула земная ось. А расшатала её сама Лариса, тогда в ночном клубе с «огненным шоу», когда пожелала, что бы Александр ударил Юльку. И зеркало ванной треснуло не случайно. А точка, от которой в разные стороны пошли трещины, пришедшая на уровне третьего глаза Ларисы и стала точкой обратного отсчёта!

— Наверно я способна приносить только горе? — злилась на себя Лариса, ощущая наметившуюся тенденцию на потенциальное зло. — Ведьма в третьем колене! Как бы я не старалась дозировать, прущее из меня говно. Права была бабушка — это наше семейное проклятье!

— Ты Юлю — то хоть любишь? — повернула голову Лариса.

— Конечно! — быстро согласился Александр, обрадовавшись тому, что с ним вообще разговаривают. — Мне и самому нелегко: Юлька — чудесный человечек! Она с первых дней смотрит мне в рот, а не в карман. Да и дети, а я без них не могу!

И без Нади не могу! Ведь только с ней я себя чувствую самим собой: мне не нужно притворяться перед ней. Я её и так во всём полностью устраиваю!

Краска стыда залила лицо брутального самца.

— Все мужики сволочи, а ваши отношения — даже не химия, а голая физика! — прошептала Лариса. — Юльку жалко!

— Что ты говоришь? — не расслышал Александр.

— Я говорю, что хотя мы не вольны в нашей любви, но управлять своими поступками в нашей власти. Ведь мы люди, а не скоты! Хотя человек отличается от животного больше всего тем, что животное не способно на предательство.

 

26

Свой двадцать пятый день рождения Алина отмечала более, чем скромно. Гостей было немного. Присутствовали в основном те, кого нельзя было не пригласить.

Для большего расслабона верхний свет в ночном клубе был убран. Модный ди — джей старательно оправдывал свой заоблачный гонорар. Пульсирующая светомузыка лишь на мгновения выхватывала из темноты кусочки жизни вокруг и немного глушила. Столики в VIP- зоне почти пустовали. Уже изрядно весёлая молодёжь толклась на танц — поле.

Алина стояла возле стойки бара. Худенькая, стройная в тёмно зелёном платье намного ниже колен, с глубоким декольте спереди и сзади и на высоченных каблуках, она напоминала молодую ёлочку. Ниточка изумрудов сверкала на тонкой девичьей шее. В полутёмном кафе она выглядела потрясающе. Её высокая причёска из густых каштановых волос, сотворённая мастером, прекрасно дополняла изысканный образ. Было очевидно, что сегодня Алина решила кого — то покорить.

Станислав Кузьмич невольно залюбовался дочерью. Чувство отцовской гордости сухим комком подступило к горлу и щипануло глаза.

Лаврищев пошёл к бару с желанием поздравить дочь. Его, сверкающий лаком и стразами, четырёхколёсный подарок, перевязанный огромным бантом, уже стоял на автомобильной стоянке возле дверей кафе.

А вообще он приехал сюда исключительно для того, что бы хорошо оттянуться. Сегодня он не отличался бодростью и особой любовью к жизни. Ведь на работе у него выдался на редкость бестолковый и нервный день. С утра насела налоговая, только отбился, как у них на глазах пришёл транш на семьсот миллионов. Да ещё и Пейков куда — то запропастился!

Алина улыбнулась отцу. Она была не одна. Рядом с ней на высоком крутящемся стуле неестественно прямо сидел молодой человек худой, очень бледный, с непослушной прядью чёрных, кудрявых волос на лбу.

Лаврищев кожей почувствовал неприятный холодок. Где — то он видел этого паря и это обстоятельство его ничуть не радовало. Но Станислав Кузьмич всё же сделал шаг вперёд и чмокнул дочь в лоб.

— Папа, — немного смутилась Алина. — У меня для тебя сюрприз!

Познакомься — это Олег, — представила она молодого человека.

Олег, немного дёрнувшись вперёд, поднялся навстречу Станиславу Кузьмичу и первым протянул ему руку. Его сосредоточенное, словно неживое лицо пугало.

Лаврищев без удовольствия пожал его холодноватую руку. По — лучше присмотревшись, он понял, что парень стоит на протезах, которые обозначались намного выше колен. Тема раздражения и досады прошла по его лицу.

Олег поймал неприязненный взгляд Лаврищева, устремлённый на его ноги, но ничуть не смутился.

— Какая — то чепуха!

Такой знакомый его дочери оказался для Лаврищева действительно полнейшим сюрпризом. А слова Алины «Папа, Олег — мой жених. Я люблю его, а он любит меня!», произнесённые нетерпящим возражения голосом, добили Станислава Кузьмича.

— Алина, — Лаврищев повернулся к дочери и оборвал её монолог. — Какой жених? Что это за спектакль?

Вдруг побагровевший Станислав Кузьмич еле сдерживал себя от распиравшей его злости. Его взгляд был полон глубокого презрения и он этого не скрывал.

— Я в первый раз вижу этого человека, а тут такие утверждения! Девочка моя, так дела не делаются!

— Папа, так нельзя! Это мой выбор! — попробовала защититься Алина. Её голос обиженно дрожал и прерывался.

События очень быстро начали принимать серьёзный оборот от плохого к худшему. Олег вдруг резко развернулся и, опираясь на трость, сильно хромая на обе ноги, пошёл к выходу. Он проклинал себя за то, что согласился ради Алины на этот визит вежливости.

Ему в спину смотрели отчаянные глаза Алины. А совершенно сопревший Станислав Кузьмич глянул в след удалявшемуся Олегу с чувством лёгкого облегчения.

— Алина, послушай! Я не хочу, что бы моя дочь путалась со всякими…, - Лаврищев пыхтел и нервничал и не мог сдерживать, захлестнувших его эмоций. — Со всякими сомнительными личностями! Ты меня слышишь?

Станислав Кузьмич схватил Алину в охапку и немного тряхнул её за плечи, стараясь вытрясти из неё всю дурь, надеясь, что на дочь нашло мимолётное увлечение и продлиться оно не долго!

И тут Алина поняла, что её замечательное наваждение, так похожее на взаимную любовь, рассеялось и она только что потеряла дорогого её сердцу человека. И она с размаху ударила, ставшего вдруг ненавистным, отца по лицу. Как любой обиженный человек, она стремилась выплеснуть свой гнев.

Глаза Станислава Кузьмича сначала расширились в немом удивлении. Он посмотрел на дочь, как на сумасшедшую, а потом заскрежетал зубами, давя в себе ответное действие. Ведь кругом них были чужие люди и они смотрели на эту безобразную семейную сцену, испытывая настоящий шок.

— Олег! — стуча высокими каблучками, Алина бросилась вслед за вышедшим из кафе своим хромым другом.

Её глаза наполнились слезами.

— Папа, так нельзя! — крикнула она отцу, резко развернулась и выскочила на улицу, понимая, что самое страшное уже случилось — Олег по — настоящему обиделся!

Станислав Кузьмич молча посмотрел дочери в след. Его рассудок помутился от гнева и отчаяния. Его кровинка только что уронила его в грязь. А он наивно полагал, что его отношения с дочерями благополучно преодолели все тяготы давно закончившегося, переходного возраста.

Небольшое замешательство, вызванное этой сценой, вскоре рассосалось и плавно перешло в весёлую дискотеку.

— Бред какой — то, — бурчал себе под нос Лаврищев, тужась понять, вдруг вышедшее из — под контроля, происходящее. — А вдруг Алина и правда, влюблена в это убожество? А ведь она такая твердолобая!

Настроение у него было испорчено начисто. Озноб, так похожий на гриппозный, скрутил его тело, заставляя зубами выбивать чечётку.

Лишь хорошая порция марочного коньяка и, хотя и с опозданием, но всё же появившаяся в кафе неотразимая Людмила Григорьевна его несколько успокоили.

 

27

День выдался на редкость пасмурным. Долго не рассветало и трудно было понять, который сейчас час. Лариса испытывала смутное беспокойство, так прочно вошедшее в её жизнь в последнее время. Всё просто валилось у неё из рук.

Вадима нет. И это было невыносимо. Ларисе казалось, что у неё вынули сердце и похоронили вместе с ним.

Всё же было и у них что — то хорошее. Иногда Вадим прямо впивался ей в губы, ласкал её волнующуюся грудь и бёдра. Правда никогда не говорил, что любит её, или Лариса не помнила. Конечно, не помнила!

Лариса хотела умыться, что бы смыть с себя нестерпимые воспоминания. Она машинально глянула в зеркало и с трудом узнала себя, так ужасно она выглядела. Прямо как опер Труханов, когда она пыталась его лечить в его кабинете. Такая же истончённая, местами рваная аура. Её Лариса кое — как зализала прикосновением своего сознания. А усилить свою защиту — у неё совсем не было сил.

Отчаянно капал кран. Лариса протянула руку, чтобы его закрыть и боковым зрением увидела опускавшуюся за стиральную машину чёрную, похожую на лохматого дикобраза голову.

— Опять ты здесь? — недовольно спросила она.

Эту лярву они с Вадимом купили вместе с квартирой. Она давно жила тут и портила батареи отопления и стояки. Во время ремонта им поставили новые батареи и заменили стояки на пластиковые. А лярву она неумело выселила к соседям. Но там она, похоже, не прижилась. Теперь под угрозой была стиральная машина. Ларисе не хотелось затопить соседей. Вокруг неё и без того было зла.

И она пошла за клубком красных шерстяных ниток, чтобы подсадить на них лярву и вынести её из дома куда подальше.

Резкий звонок домофона показался Ларисе сиреной. Она вздрогнула, чувствуя внезапный ужас, причины которого она не знала и не хотела знать.

— Такси вызывали? Предупреждали, что спешите! — сообщил домофон оторопевшей Ларисе.

— Спасибо, — сказала Лариса домофону. — Сейчас выхожу.

Забыв обо всём, она направилась к вешалке.

— Такси? Я куда — то собиралась ехать? Что — то мне совсем плохо, — думала Лариса, всё же надевая сапоги и шубу.

Машина остановилась у железнодорожного вокзала. Лариса расплатилась с таксистом и влилась в движущуюся людскую толпу. Было скользко, но кругом все спешили, смешно ползя и балансирую по гололёду. Эти странные движения напоминали детский мультик. Всё вокруг казалось неправдашным.

— Быстрее, Вадик! Пять минут осталось. Опоздаем ведь! — тянула за собой пятилетнего малыша полноватая бабушка, спешащая быстрее попасть в вагон.

Бабушка с внуком, двигаясь малым, осторожным шагом, проскользили до хвостового вагона и вошли в электричку. Лариса, словно во сне, проследовала за ними и села на свободное место напротив их.

— Куда я еду? — зашептал её рассудок.

Лариса не успела додумать, как бабушка, подавая деньги контролёру, потому как не успела обилетиться в кассе вокзала, назвала название станции, до которой собиралась ехать.

Лариса первый раз слышала это название, но тоже зачем — то повторила его, когда контролёр повернулась к ней.

Часа через два качающийся вагон почти опустел. Компания пьяных мужиков уже давно нагло пялилась на красивую Ларису, на её шубу из голубой норки и её дорогую сумочку. Лариса видела их пьяные ухмылки и слышала их грязные мысли. Ей было противно! И, когда бабушка с Вадиком пошла к двери, Лариса поспешила за ними.

— Девушка, вы случайно не в нашу сторону едете? — окликнула её бабушка. — До автобуса больше часа. Может, вместе на такси доедем? Так быстрее и втроём дешевле.

— Да, конечно поедем, — согласилась Лариса, словно в бреду, садясь со своими нежданными попутчиками в свободное такси.

Они проехали мимо «хрущёвских» пятиэтажек, потом мимо белых полей, по которым мела позёмка и остановились в каком — то посёлке со старыми одноэтажными домами.

Таксист высадил их возле небольшого магазина, сославшись на нечищеную дорогу. Он газанул навстречу спешащей компании, профессионально распознав в своих потенциальных пассажиров на обратный путь.

А Лариса так и пошла за бабушкой с внуком по еле заметной, переметённой тропинке, отстав от них шагов на десять, что — бы не потерять их из виду.

Мохнатые лапы старых елей, росших в аллее неогороженного парка, припорошенные снегом, покачивались на ветру, отбрасывая в свете редких фонарей, уродливые, пугающие тени. С дальних уголков плохо освещённой улицы наползала колючая вечерняя тьма.

Маленький Вадик всё крепче сжимал руку бабушки и пытался ускорить шаг. После яркой Москвы ему здесь было жутковато.

Бабушка с внуком прошли мимо катка, залитого на маленьком стадионе. Освещавшие его электрические гирлянды, оставшиеся после новогодних праздников, стук клюшек, звонкие голоса мальчишек, игравших в хоккей, слегка оживляли полу — дрёмную тишину, спустившихся на посёлок сумерек.

— Что так припозднились, Зинаида Семёновна? — Ускорив шаг, догнала бабушку женщина в нелепой шапке.

— Да, я в Москве у Тамарочки гостила. Кабель её запил опять. Вот взяла Вадика к себе на недельку. Чего ему пьяные скандалы слушать! — откровенничала бабушка Вадика, стараясь хоть кому — то излить, болевшую за дочь, душу.

— Видимо жизнь здесь проходит у всех на виду и тут принято всем знать обо всех и обо всём. Кто с кем в ссоре, с кем гуляет соседкин муж, кто неизлечимо болен и от кого родила пятнадцатилетняя девчонка с соседней улицы, — подумала Лариса, даже не обратив внимания на набор до боли знакомых ей имён.

— А, что у Надежды Васильевны свет горит? Продали что ли дом? — удивилась Зинаида Семёновна тому, что такое событие прошло мимо её ушей.

— Нет, не продали. Кто ж его купит — развалюху такую? Если что только под снос! — рассказывала словоохотливая женщина. — Это Вера Позднякова приехала, дочка Надина. Я её сегодня в магазине встретила. Смурная такая, прямо лица на ней нет. Зато шуба дорогая. Видать, что в Москве не бедствует!

Ларису будто ошпарили кипятком. И она решительно шагнула в сторону Вериного дома, опять одолеваемая приступом неконтролируемого гнева.

Но от соседнего дома потянуло едва различимым запахом гари.

И Лариса увидела отделившийся от забора призрак девочки, той которая кружила среди снежинок возле её окна. Вместе с девочкой зима вокруг сменилась солнечным весенним днём. Злая бабка новой метлой подмела чистый двор, подчищая за собой зло предыдущей Вальпургиевой ночи. Завершив уборку ведьминским ритуальным костром, бабка ушла за водой. А не прогоревший костёр дыхнул адским пламенем, жадно сожравшим тело беззащитного ребёнка.

Лариса передёрнулась. Кругом опять стало темно. Запах гари потянулся к Вериному дому. Был сильный мороз. Окна Вериного дома покрылись ледяным узором. Сквозь него едва пробивался тусклый электрический свет.

Укутанная Вера сидела в кресле и читала книгу. И, недоумённо взглянув на вошедшую Ларису, замерла от жуткого предчувствия, тупо припоминая, неужели она не закрыла дверь на задвижку?

Ларису трясло: вот она, та, что погубила Вадима! И значение, нарисованного вокруг кресла круга было ей понятно, как ни кому другому. Стоя в проёме распахнутой двери и глядя на своего врага, Лариса читала заклинание, вложив в него всю ментальную силу.

В воздухе старого дома, вонявшем сыростью и угарным газом от печки, поплыло безумие.

Вера смотрела на Ларису исподлобья. Она вспомнила счастливую сноху Дмитрия Антоновича, ни за что буквально купавшуюся в золоте. Слёзы гнева и бессилия застили ей глаза.

Вдруг вокруг неё вспыхнул синий огонь и начал расползаться в разные стороны. Вскоре загорелось и кресло, на котором сидела обездвиженная Вера. Глядя ненавидящими глазами, она лишь беззвучно открывала рот, словно ей не хватало воздуха.

Когда — то бабушка научила Ларису призывать огонь себе в помощь. И теперь он полыхал, закручиваемый вихрем силы, которую не каждому было дано разглядеть.

Чувствуя опаляющее дыхание огня, Лариса, пошатываясь, вышла на улицу. Она прислонилась к забору. Сердце галопом скакало в её груди. Постояв с минуту, она пошла прочь.

Холодный снег бил в лицо. Внезапно налетевший ветер закружил дикую метель, в которой сразу утонуло всё окружающее пространство.

Лариса отвернулась то ветра и увидела горящий Верин дом. Из него вырывались красно — оранжевые всполохи. Раздуваемое ветром пламя и густой чёрный дым — всё что можно было разглядеть в этой снежной круговерти. Лариса чувствовала сильную усталость и внутреннюю пустоту, словно её выкрутили, как мокрую тряпку.

— Именно выкрутили, — отчётливо отметила она для себя. Только сейчас до неё дошло, что среди её мыслей не раз проскальзывали чужие мысли — приказы. И всё последнее время действовала она по чьей — то незримой воле. Ведь для того, что бы уничтожить Веру, ей было достаточно, лишь пожелать Вере сгореть синим пламенем!

— А где же оркестр и хризантемы? — По колено утопая в снегу, она очень злилась на того, кто направил её в такую даль.

Ей стало совсем не по себе.

— Убирайся из моей головы! — мысленно приказала Лариса кому — то. — Что б тебе пусто было!

В этот момент Пейкову показалось, будто бы Лариса взаправду со всей силы ударила его по щеке. На какой — то миг он почувствовал себя крайне неловко, словно Валентина могла видеть это.

Лариса попыталась усилить свою защиту, но наткнулась на мощную невидимую преграду. Пробиться сквозь неё не было возможности. Но она почему — то даже не испугалась, а просто пошла в никуда. Ей казалось, что идёт она долго, а за злющей метелью не видно конца пути. Она вдруг ощутила такое одиночество, что ей стало невообразимо жаль себя.

— Как же я устала, — вслух пожалела она себя. — Сейчас бы чаю горячего и много, много сладких конфет!

— Не пылит дорога, не шумят кусты, Подожди немного, отдохнёшь и ты…, - услышала она чью — то безмолвную речь.

Ларисе почудилось, будто кто — то смотрит на неё из темноты. Она была в таком помрачении, что не могла понять, сходит ли она с ума, или уже сошла.

Вдруг холод и метель отступили. Лариса с удивлением обнаружила вокруг себя слабое рассеянное свечение. Её глаза стали огромными, улыбка — лишённой смысла, а ноги отделились от земли. Она будто бы воспарила над землёй. Не высоко, всего лишь на несколько сантиметров, но это было в действительности!

Раньше левитация ей не давалась. Хотя она точно знала, что когда — нибудь непременно должна взлететь.

— Что это было? — не поняла Лариса. — Её сила преодолела гравитацию, или земля, посчитав её изгоем, отказала ей в притяжении?

С необычной лёгкостью она шагнула вперёд на тропу в тонкий мир, недоступную обычному человеку.

Зинаида Семёновна укладывала уставшего внука спать. За тёмными окнами, среди валившего снега замелькали огни. Завыла пожарная сирена.

— У кого — то горит! — Зинаида Семёновна набросила пуховый платок и вышла на крыльцо, едва не задохнувшись от сильного порыва ветра и снега, ударившего ей навстречу.

Дом соседки Надежды Васильевны уже догорал. Светившиеся ярким пламенем стены догорали и падали. Скоро на месте дома остался лишь чёрный остов, мерцающий огненными точками.

— Свят, свят, свят! — перекрестилась Зинаида Семёновна и почувствовала сильную боль в груди. Она наступала пульсирующими волнами. Всё поплыло у неё перед глазами.

Держась рукой за грудь, Зинаида Семёновна дошла до калитки и из последних сил прошептала стоящим неподалёку соседям: Вызовите «скорую»! Что — то сердце прихватило.

И свалилась посиневшим лицом в снег.

Пейков устало посмотрел на Валентину. Они, похоже, одновременно пришли к одной и той же мысли: — Вроде всё получилось. И вовремя!

Ведь в закрытых лабораториях учёные уже разрабатывали методику пересадки человеческого сознания. И как любые удачные разработки это возможно скоро будет поставлено на поток.

А Вера Позднякова так и не узнала, что по предусмотрительно составленному Темниковым незадолго до его смерти, завещанию ей полагалась сумма с семью нолями и дом в Испании.

 

28

Домой Алина пришла поздно ночью. Расстроенная и заплаканная, совсем упавшая духом, она не снимая шубы, прошла в свою комнату и закрыла за собой дверь.

— Олег, не бросай трубку, мне очень плохо без тебя! — слышалось из комнаты Алины. Но на том конце провода либо молчали, либо вообще отключились.

Все слова, приготовленные Станиславом Кузьмичом для воспитания дочери, улетучились в один миг.

Но неприятный разговор, а скорее истерика, всё же имели место. Некоторое время в Алине росло возмущение поступком отца и, наконец, оно вырвалось наружу. Она плакала, кричала, что отец незаслуженно обидел её и Олега и тот теперь не хочет её видеть.

А она без него жить не может и не хочет. И она уйдёт из дома от тирана отца и больше никогда не вернётся! Она думала, что отец её любит, а он сломал ей жизнь!

Раньше таких бурных ссор с родителями у Алины никогда не было. Но сейчас причина ссоры казалась ей настолько серьёзной, что она чувствовала себя на грани войны. И она должна была победить.

Станислав Кузьмич тоже перешёл на крик, пытаясь выяснить у дочери: где она нашла такого видного и столь ценного жениха? Но так ничего и не добился, потому, что дочь никого кроме себя не слышала.

Где — то под утро заявилась Яна, окутанная запахом французских духов и стойкого винного перегара.

— Папуля, мамуля, что это вы так рано поднялись? — наткнулась она на родителей.

— Мы ещё не ложились! — неприязненно оглядел Станислав Кузьмич ещё одно своё, в стельку пьяное чадо.

— Да, ладно, — икнула Яна.

— Куда, ты, так напиваешься? — начал раздражаться Лаврищев на вторую дочь. Сегодня очевидно был тот день, когда отцу следовало бы применить ремень. — Всё равно всё не выпьешь!

— Да, ты, как всегда прав! — с умным видом кивнула Яна. — Но надо к этому стремиться!

— Спасибо, что сообщила о своих творческих планах! А то я тебе хотел ещё денег подбросить! — Станислав Кузьмич уже был вне себя от злости.

— Папулечка, — пьяно повисла на шее отца Яна. — Очень вредно для организма сдерживать порывы, идущие от сердца! Дай сюда? — сунула она отцу под нос протянутую как на паперти руку с ужасно острым и длинным маникюром «стилет».

— И в кого ты у нас такая? Разве мы с матерью тебя этому учили? — не переставал удивляться Лаврищев, тому, кого он произвёл на свет. — И, вообще, научись прикрывать свои эти, выпуклости, а то нарвёшься на какого — нибудь маньяка и твои накладные когти тебе не помогут!

Станислав Кузьмич с трудом отлепил от себя пьяную дочь.

— Папуля, не бухти, ты ведь сам говорил, что только слишком довольные собой люди хотят, что бы все вокруг были похожи на них.

— Что я тебе когда — то говорил, ты вспомнила всё! А то, что у твоей сестры вчера был день рождения — вспоминаешь?

— Да, помню, — согласно кивнула Яна и уронила на пол, расстегнувшуюся серёжку. Она попыталась её поднять, но не смогла, а только растеряла по полу все свои мысли. Но с трудом вернувшись в исходное положение, она всё же попала в тему: — Я извиняюсь, что я в кафе опоздала, но сестрёнку я поздравила ещё утром.

— Как трогательно, — протянул Станислав Кузьмич. — Зря опоздала, а то познакомилась бы с её женихом!

— И — у! А мне не надо с ним знакомиться, я его и так знаю. Это Олег — сынок твоего зама по тылу! Они с Алинкой уже месяца два встречаются.

— И ты молчала? Из какого только места у тебя голова растёт? — взбесился Лаврищев. — Жаль, что не все сплетни в этом доме доходят до моих ушей!

— Папуля, не кричи, в голове гудит! — игнорировала Яна, явно к ней относящееся.

— Я кричу? Да у меня слов нет! — у Станислава Кузьмича от злости глаза лезли на лоб. — Да он же инвалид безногий! На протезах!

— Ну и что? — продолжала злить отца Яна. — Это так прикольно и даже несколько экзотично — на половину терминатор!

— Так вот откуда ветер дует! — вмешалась в разговор, до сих пор молча курившая Людмила Григорьевна. — А твой Серый кардинал всё очень умно рассчитал.

— Глупо заниматься пустяками! — раздражённо кричал Лаврищев. — Сначала надо покончить с самим злом, а уже потом разбираться с его последствиями!

— О, боже! Где — ты, Святая Инквизиция! — вспомнила Людмила Григорьевна о боге, вопия к небу.

Она почувствовала, что к ней подбирается чёрный страх.

— В Ватикане! — кричал Станислав Кузьмич, бесцельно мечась из угла в угол, как загнанный зверь.

— Ах, он гад! Да я его пристрелю! — дикий крик Лаврищева был полон боли и ненависти. Он не привык так неуклюже отступать!

— Папуля, ты, что действительно умеешь сердиться? Тебе не слишком идёт этот стиль общения, — тормозила обкуренная Яна.

— Папа, мама, очнитесь! — выскочила из своей комнаты Алина. — Вы же всегда старались воспитать меня, как личность! А теперь, когда я хочу принять самостоятельное решение, вы все против!

— Она, что спятила? — гневно глянул на жену Лаврищев.

— Возможно, — отозвалась Людмила Григорьевна.

Она быстро развернулась к Алине всем корпусом. Нервное напряжение окружающего пространства накалилось добела.

— Твоё решение не столь самостоятельное, сколь безумное! — Людмила Григорьевна посмотрела на дочь долгим взглядом слегка прищуренных глаз, словно пытаясь подтвердить свой диагноз.

Алина поняла намерения матери. Теперь она чувствовала себя менее уверенно.

— Да вы любили когда — нибудь? Что же вы всё сводите к деньгам? Меня уже тошнит от вашей меркантильности!

— Послушай, дочка, — чётко выговаривая каждое слово, наставляла Алину мать. — Женское сердце быстро тает от любви и становится непозволительно доверчивым. А всякое жульё профессионально коварно этим пользуется в своих корыстных целях! Да и любовь, заметь, как правило, приходит и уходит, а кушать хочется всегда.

— Ну, ты — то, хоть что — нибудь скажи! — взмолилась Алина, обращаясь за помощью к сестре.

— Любовь, Алиночка, это что — то вроде приведения, про которое все слышали, но никто его никогда не видел! — завела глаза к потолку Яна. — А хороший муж — это не только шуба из ценного меха, но и три, четыре килограмма конвертируемой зелени, или «евро»! А не кошелёк для мелочи. Я сама стараюсь жить принципами…

— Да знаю я твои принципы! — перебила сестру Алина со скрытой усмешкой. — Скажи, кто твой друг и я решу с кем из вас мне сегодня переспать!

— Обижаешь, или завидуешь? — надулась Яна и, сбросив туфли, сильно усталой походкой поднялась в свою комнату.

От бурного общения с родственниками внутри её осталась какая — то чернота и ей даже захотелось заплакать. Возможно, это были и не слёзы, а перепитое вино.

— Папа, прости, что я тебя ударила! Я очень об этом сожалею. Я тебя очень люблю! Тебя и маму. Но вы совсем не хотите считаться со мной! — пыталась переломить ситуацию Алина.

Но родители дошли до точки кипения и её уже никто не слышал.

 

29

Было тепло и тихо. Лариса стояла в незнакомой комнате перед незримой перегородкой не в силах её преодолеть.

— Как же так получилось? — строго спросил её с другой половины комнаты один из седовласых старцев с длинной бородой.

Старцев было двое и на них были длинные белые одежды, или Лариса так их воспринимала.

— Но со мной же был один из ваших, — старалась оправдаться Лариса.

Мысли её были тяжёлыми и вязкими, как в болезненном бреду. Она осознавала лишь то, что ей необходимо попасть на другую половину. Но там ещё что — то было не готово. Старцы переговорили меж собой безмолвной речью и повернулись к Ларисе.

В этот момент комнату, где находилась Лариса, тряхнуло. Вначале несильно. Потом толчки повторились и стены рассыпались на невидимые осколки.

Лариса перешагнула невидимую грань, ступила на другую часть призрачной комнаты и больше ничего не воспринимала.

 

30

Спешно одевшись, Станислав Кузьмич вдруг резко затормозил возле двери. А ведь он даже не знает, где Пейков живёт! Что это с ним? Излишнее доверие, или его уже давно нагло водят за нос?

Да, он явно недооценил Пейкова!

Лаврищев сам себя уже плохо понимал. Инстинкт предупреждал его о возможной опасности, но ярость гнала вперёд. Тупое воспаление в мозгу слегка рассеялось, когда он увидел «Lexus» Пейкова, припаркованный возле офиса фирмы.

— Ах, ты уже тут! — злорадно обрадовался Станислав Кузьмич и благодарным оскалом улыбнулся судьбе.

Пейков курил в кабинете, сосредоточенно глядя на пепельницу. Вдруг его лицо сильно изменилось. Он резко обернулся к двери.

Через минуту она распахнулась и в кабинет влетел разгневанный Лаврищев с выпученными от бешенства глазами. Его лицо перекосила злость. Он смотрел на своего зама с нескрываемым отвращением.

— Что сволочь, радуешься? Думаешь, пристроил своего сынка? И себе безбедную старость обеспечил, родственничек? — процедил сквозь зубы Станислав Кузьмич, схватив за лацканы пиджака своего вчерашнего приятеля, а теперь уже злейшего врага.

От такого неслыханного коварства Лаврищев совершенно обезумел! Он дошёл до точки кипения!

— Остынь! Олег мне не сын! — Пейков с лёгкостью отбросил от себя Лаврищева.

Станислав Кузьмич впервые почувствовал в невысоком и немолодом Пейкове не дюжую силу, но это не охладило его гнев. Его трясло!

— Олег не мой сын, — повторил Артём Андреевич, повернувшись лицом к окну и спиной к Станиславу Кузьмичу, словно провоцируя того на нападение сзади. — Он сын майора Черкасова, того самого, который застрелился из — за тебя! Помнишь, надеюсь? Я давно испытывал искушение рассказать тебе правду!

Артём повернулся к Лаврищеву и, глядя ему в глаза, говорил чётким, тихим голосом, а Станиславу Кузьмичу казалось, что в его мозг вбивают раскалённые гвозди.

— Всё помню, как сейчас. Ведь прошло всего каких — то десять лет! — продолжал Пейков. — Я был на задании в вашем городе. Тогда я странным образом подставился и с ножевым ранением попал в хирургию. Палаты были переполнены. Некоторые больные лежали прямо в коридоре. Из лекарств — только бинты и марганцовка и клизма. Врачи лечили в основном подстреленных братков. У остальных тяжёлых пациентов шансов выжить не было, потому, что у них просто не было денег.

Со мной в палате пацан лежал. Ему срочно нужно было дорогое лечение. А у родителей не было денег. Ты не дал! Ты украл, положенные, Черкасову боевые! А он за них в Чечне жизнью рисковал, пока ты лобстеров хомячил и жир нагуливал!

Пытаясь как — то исправить содеянное зло, Пейков почти перешёл на шёпот. Наверно правда, что в какой — то момент атаки солдатом овладевает спокойствие.

— У Олега началась гангрена. Сначала ему ампутировали одну ногу, потом другую, а ему становилось всё хуже и хуже. Сразу остановить гангрену не удалось даже мне. Я тогда был очень слаб. Потом, как только немного оправился, отвёз Олега в Москву, пристроил в наш госпиталь. Жизнь ему тогда спасли, а вот ноги потом ещё два раза укорачивали. Его одноклассники в армии маршировали, а он заново ходить учился на протезах.

Его отец не выдержал — застрелился. И мать всего этого не пережила. В жизни бывают разные потери, но самые тяжёлые — это потери близких.

Артёму легко удавалось вновь пережить страшные воспоминания. Перед ним стоял обычный человек Лаврищев. И чем больше он ненавидел Артёма, чем больше от него исходила негативная сила, тем сильнее становился Пейков.

— И меня дома почти не было. Я тогда выполнял очень ответственную работу. Так он с сиделкой пять лет и жил. Она женщина была хорошая, добрая. Но всё же женщина, а слёзы и жалость подавляют волю. Ситуация и впрямь была мрачная. Я в него потом долго пытался жизнь вдохнуть. Только, когда его с Алиной познакомил, он улыбаться начал.

Так, что ты ему по гроб жизни должен!

— Ну, ты, Ангел! Крылья — то не жмут? — процедил сквозь зубы Станислав Кузьмич. — Не много ли на себя берёшь! Да я тебя раздавлю, как блоху! — хрипел Лаврищев.

Его лицо пошло красными пятнами. Сейчас он защищал всё, к чему стремился всю свою жизнь.

— Хочешь из меня жалость выдавить? А мою дочь ты пожалел? Думаешь, я не расскажу Алине, как ты её использовал? Ты без её ведома подверг её внушению! А это насилие над личностью! Она моя дочь, она поймёт! — Его тон становился всё агрессивнее.

— Я не касался её сознания, — Пейков говорил спокойно, хотя это давалось ему уже с трудом. — Олег — это её собственный выбор. А, если на то пошло, тогда уж всё расскажи, или мемуары напиши с чистосердечным признанием!

Пейков уже корил себя за бесполезную попытку поговорить со своей жертвой по душам. Это было крайне глупо с его стороны. Артём Андреевич читал мысли Лаврищева. И в душе рассмеявшись над собой, ощутил себя законченным романтиком.

Потеряв интерес к разговору, он отвернулся к окну.

— В глаза смотри! — разгневанный Лаврищев с силой развернул его за плечо.

— Ты, правда, этого хочешь? — спокойно спросил Артём и сосредоточил свой взгляд на переносице Лаврищева.

Станислава Кузьмича прошил животный страх, постепенно переходящий в ужас. Он не чувствовал своего тела, не видел кабинета. Только строгие, непонятного цвета глаза Пейкова, от которых он не мог отвести взгляд.

Наверно так же чувствует себя лягушка, которая инстинктивно пятясь, всё же послушно запрыгивает в пасть удава.

Сначала у Лаврищева заблокировались почти все органы чувств. Пропала воля, ненависть, жажда мести. Остался только чёрный страх! Потом вдруг его правая рука самопроизвольно поднялась и поковыряла у него в носу. Станислав Кузьмич попробовал опустить её, но она дёрнулась и с размаху ударила его по щеке.

Чувство нереальности стало сильным, как никогда. Его голова тошнотворно поплыла, а потом превратилась в сгусток чистой боли, сердце зашлось.

Лаврищев понял, что сейчас он намочит штаны.

— Отпусти! — что есть силы крикнул Станислав Кузьмич, сорвавшимся на фальцет голосом.

Пейков, совершенно не испытывал жалости к Станиславу Кузьмичу. На мгновение в его глазах сверкнула ярость. Он засмеялся негромко, и в его смехе была нотка безумия.

— Достижение одной цели способно свести вместе непримиримых врагов. Но это не означает, что они вдруг становятся друзьями! — Пейков всё же отвернулся, а Лаврищев, резко почувствовав свободу, но, не удержав равновесия, попятился назад и со всей дури ударился о стоящий сзади стол.

Сильный болевой прострел в области таза немного вернул его в реальность. Постепенно стали различимы детали интерьера. Лаврищев поймал себя на том, что перестал заглатывать воздух, как выброшенная на берег рыба. Появившийся на какое — то время сильный шум в ушах утих. Больно заныла рука, которой он судорожно вцепился в стол. Собрав в кулак всю свою волю, Станислав Кузьмич отклеился от ненавистного стола.

Ноги его не слушались. Зашатавшись, он снова схватился за спасительный край стола.

Но на этом его мучения не закончились. У него мгновенно покраснел нос и его пробил сильный чох.

— У тебя что? Аллергия? — съязвил Пейков. — Никак на меня!

Зажав рукой засоплививший нос, Лаврищев сделал несколько робких шагов и, поняв, что ноги пошли, вылетел из кабинета. Он громко хлопнул за собой дверью и быстро пошёл к себе, сталкиваясь со спешащими на свои рабочие места, сотрудниками, недоумённо поглядывавшими на него.

Обычно лощёный, всегда на галстуке и на костюме, сейчас хозяин их, мягко говоря, шокировал. Он словно постарел на десяток лет и его сковал нереальный страх. А на его лице среди проступивших морщин ярко алел распухший, сопливый нос и цвела пощёчина от его собственной ладони.

— Подумаешь колдун! Видали мы таких! Да это же обычный гипноз, которым владеют, даже промышляющие на вокзале грязные цыганки. Или это у меня, как любит говорить Людмила, пробивается синдром навязчивых состояний?

Станислав Кузьмич судорожно соображал, что ему теперь делать, но его голова была пуста.

— Ничего страшного, — успокоил себя Лаврищев. — У меня теперь столько денег, что я могу себе позволить любое состояние и спать спокойно!

Он попробовал довольно улыбнуться, но изобразил лишь дикий оскал. И страх усиливался вопреки всем, выстраиваемым им доводам, парализуя мозг. Ведь поводов для волнения было хоть отбавляй.

 

31

Артём долго стоял, глядя в окно. Белая, застывшая в окне, картина была похожа на бездушные фотообои. Или это он пригвоздил взглядом время? Пейков отвернулся к настенному мини — бару, налил в фужер немного коньяка, выпил разом и занюхал сигаретой.

Он вышел на ступеньки офиса, закурил и вздрогнул: прямо перед ним по тротуару шёл ангел.

Приглядевшись, Артём заметил, что ангела видит не он один. Прохожие обалдело провожали взглядом девушку с крыльями из настоящих белых перьев за спиной. Некоторые показывали на неё пальцем. Кто — то крутил у виска. И было от чего. Девушка шла неспешной походкой, улыбаясь блаженной улыбкой, а по её щекам катились слёзы.

Артём поймал её блуждающий взгляд.

Девушка была участницей ночного фрик — шоу.

В детстве она мечтала стать артисткой, но мать настояла на медицинском училище. Девушка подчинилась, ведь она всегда хотела нести людям добро.

Вчера друзья затащили её на шоу. Ухватив крылья ангела, она так вошла в роль, что заигралась и выложилась полностью. Этой ночью был её звёздный час.

А теперь совершенно опустошённая, она шла домой одна и уже давно прошла мимо.

Артём оглянулся. Трое весёлых парней пристроились к ангелу и кривлялись рядом, поочерёдно строя ему рожки. Четвёртый член их компании старательно снимал всё происходящие на камеру мобильного телефона.

— Кыш! — подумал Пейков.

Ребят как ветром сдуло.

— И не холодно ей! — Артём проводил взглядом странную девушку. — Пусть идёт. Ведь кто — то послал сюда этого ангела, хотя и ряженого.

Пейков постоял немного, ощущая внутри себя пустоту. Он понял, что проиграл.

А ведь ему несказанно везло последние двадцать с лишним лет. Взять хотя бы то, как он и несколько других посвящённых результативно провели дэзу о новом, якобы изобретённым русскими учёными, секретном оружии — красной ртути, на которую клюнули иностранные разведывательные управления.

На самом деле это было «отвлечение на негодный объект». Секретную ртуть под руководством прапорщиков изготовляли солдаты в воинских частях, растирая в порошок кирпичи и смешивая его с обычной ртутью.

Со временем этим «ноу — хау» начало секретно торговать КГБ. И Пейков получил свои дивиденды. Этих денег Олегу, не стань Артёма, с лихвой хватило бы на то, чтобы чёрный день сделать белым.

Потом дошло до того, что Ельцин подписал разрешение одному русскому бизнесмену продать за рубеж аж двадцать тонн «красной ртути», что бы немного залатать государственный бюджет.

Затем, как водится, этот бизнес ушёл в криминал, а потом и в народ. В девяностые годы никогда не существовавшей «красной ртутью» не торговал только ленивый. Банки по «красную ртуть» давали кредиты.

Позже Пейков понял, что эта торговля воздухом была нужна и для того, что бы развалить российскую промышленность. Зачем надо было вкладываться в предприятия, когда, продав несколько граммов «красной ртути», ты и так имел приличные деньги.

Кому на самом деле он услужил, выполнив свою работу? Этот вопрос теперь больше других временами тревожил его сознание.

После того, как Артём Андреевич попал в засекреченную группу Х, когда энцефолограммой было подтверждено изменённое состояние правого полушария его мозга в то время, когда он видел фантом, было ещё много чего неординарного.

Но сам он ощутил свою неординарность гораздо раньше, ещё в школе. Тогда на переменке в школьной столовой, желая поиздеваться над щупленьким пятиклассником, один семиклассник с толстым, не тронутым интеллектом лицом, поставил Артёму на голову тарелку. А та вместо того, чтобы закачаться и спустить макароны по ушам, странным образом прилипла к голове Пейкова.

Артём потом не раз сознательно прилеплял к голове, груди и ладоням алюминиевые тарелки, вилки и ложки. Ему нравилось ловить на себе восхищённые взгляды одноклассников и ребят с их двора. Они тешили его эго и поднимали авторитет.

Правда этот неожиданный дар судьбы потом отомстил ему тем, что он так и не смог освоить компьютер, который начинал глючить на второй минуте их общения. И его не раз подводил мобильник и диктофон и в самый ответственный момент. Поэтому он всегда был вынужден проглядывать линии вероятности. А это отнимало порой драгоценное время.

И ещё этот необычный магнетизм его тела подло подставил его в драке с противником, которого Артём сначала не воспринял всерьёз. Он видел, что его физическая подготовке выше в разы, а тело его предало и притянуло нож. С этим ранением он единственный раз в жизни и попал в госпиталь провинциального городка и выкарабкался с большим трудом.

Наверно это ангел разворошил в памяти Пейкова, то, что тот уже старательно запихнул в самые дальние уголки своего сознания.

За время его длительной подготовки в группе Х, которая длилась полтора года, он потерял любимую жену. Она не выдержала столь долгого отсутствия мужа и невозможности что — либо узнать о нём. Она встретила другого человека — инженера, который бывал дома не только вечерами, но и в выходные дни. А в отпуске они вместе отдыхали на море.

Пейков мучительно больно переживал развод, на котором он тоже не смог присутствовать. Хотя он осознавал, что этому предопределено было случиться. Телепаты — те же провидцы.

Тогда ему показалось, что всё, что было у него хорошего, осталось там — в его прошлой жизни. Вполне возможно, что так оно и было на самом деле. Но его последующая, отнимавшая много сил, опасная работа показала ему, что будь у него семья, она бы постоянно находилась в группе риска. И он бы этого не вынес!

Долгое время Артём очень гордился своей работой, выполнить которую смог бы не каждый. Но почему — то именно сейчас ему вспомнились и то, что было совсем не существенным и даже то, что ему не следовало бы делать.

Когда — то ему, начинающему, молодому офицеру секретного подразделения доверили провести допрос учёного — ядерщика Николая Лапшина. Его подозревали в шпионаже в пользу английских спецслужб. Конкретно — в продаже тем секретных разработок.

Возможно, он действительно был виновен и нанёс ущерб. Но, как ни старался Пейков, никаких фактов, подтверждавших такое серьёзное обвинение, он не выявил. Ничего не дал и допрос сына Лапшина.

Артёму оставалось либо подтасовать факты, либо расписаться в собственной некомпетентности. Тогда Пейков решил на свой страх и риск войти в подсознание всего ближайшего окружения Лапшиных.

Но жена, домработница, близкие родственники и малочисленные друзья были чисты.

Заинтересовал Артёма лишь один новоиспечённый друг сына Лапшина — Дмитрий Темников. Собственно другом он даже и не был, хотя в друзья набивался старательно.

А ещё он любил пустить пыль в глаза, любым способом.

Однажды в дорогом ресторане его обсмеяли сынки богатых родителей. И уже подхлёстнутого изрядным подпитием Дмитрия понесло: он заказал всему залу на каждый стол презент: бутылку «Шампанского». Но коллекционное «Шампанское», вовремя подсунутое в заказ расторопным официантом, оказалось намного дороже, чем он располагал. Назревал скандал и метрдотель пригрозил вызвать наряд милиции.

Дмитрий растерялся. Он никак не предполагал такого развития событий. От страха ему нестерпимо захотелось в туалет. Там к бледному, нервно курившему Темникову подошёл хорошо одетый мужчина средних лет, прикурил у него сигарету, что — то быстро опустил Дмитрию в карман пиджака и ушёл.

Темников сунул руку в карман и вытащил запечатанную пачку долларов. На его лице отразилось недоумение, сменившееся полным изумлением. От такой приятной неожиданности у него на глаза навернулись слёзы.

Ночью Дмитрий не заснул. Откуда взялся его спаситель? Он прекрасно понимал, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Дураку ясно, что он должен будет заплатить за своё спасение. Но тогда он и не представлял, какой будет цена!

Его спаситель объявился неприлично быстро и попросил Дмитрия принести ему синюю папку, которую Николай Васильевич Лапшин иногда привозит с работы домой. Только об этом никто не должен знать!

У Дмитрия сразу подкосились ноги. Это была плохая плата за «Шампанское».

Но всё вышло на удивление гладко. Во второй его приход к сыну Лапшина, с которым он навязчиво познакомился на стадионе во время футбольного матча, он увидел в кабинете Николая Васильевича заветную папку.

Папку Дмитрий оставил, а вложенные в неё листы засунул себе за ремень брюк и прикрыл застёгнутым пиджаком. И быстренько слинял, отговорившись заранее придуманной отмазой.

На другой день Лапшина старшего арестовали. Ещё через день та же участь постигла его жену и сына.

Но потом случилось страшное. Дмитрия вызвали на допрос, что сразу заставило потечь его мозги и не только мозги. Он понял, что влип по полной! По расстрельной статье!

Но ему опять несказанно повезло. Он успел позвонить своей недавней знакомой Лаврищевой Тамаре, дядя которой занимал высокий партийный пост.

Возможно опасаясь за репутацию племянницы, или даже свою собственную, дядя вовремя подключил нужных людей и Дмитрия Темникова неожиданно быстро отпустили. И он поверил в бога. Но на всякий случай женился на дурнушке Тамаре и потом всю жизнь старался быть хорошим мужем и заботливым отцом. А по ночам ему часто снились кошмарные сны, в которых его снова и снова арестовывали.

Первый и последний дорос Темникова случился после того, как Пейков доложил начальству о том, что ему удалось узнать о Дмитрии. На допросе Темников сначала всё отрицал, а потом спалился. Но к большому изумлению Пейкова, Дмитрия отпустили. Возможно потому, что накануне расстреляли семью Лапшиных.

С Пейкова взяли подписку о неразглашении, объяснив тем, что такую страшную ошибку никто не признает. Тогда это было практикой: в то время, когда за рубежом для перспективных учёных создавали все условия для их научной деятельности, в СССР многие физики, в том числе и великий Ландау годами томились в застенках НКВД.

Затем была стрёмная Чеченская война, развязанная, словно в пьяном угаре, вроде бы спровоцированная страшными терактами в Москве, по которым у рядового обывателя ещё долго будут оставаться вопросы: — А кто проплатил?

Там ему и таким как он не раз пришлось разруливать ситуацию. И расхлёбывать дерьмо! Много дерьма! И вести военные действия на астральном уровне. Они конечно обходились без формальностей, но и без них было никак!

А через много лет Пейков со своим приёмным сыном Олегом смотрел спектакль «Ромео и Джульетта».

Романтичный Ромео тогда поверг его в лёгкий шок. Что — то в нём явно тревожило Артёма. Пейков вгляделся в него, используя другое зрение. Через минуту он узнал в нём Темникова.

Но этого просто не могло быть! Ведь даже если эта беспринципная сволочь — Темников решил сменить амплуа и подался в заправдашние актёры, то всё равно он сейчас должен выглядеть как минимум дет на двадцать пять старше!

Тогда Артём первый раз пожалел, что у него не было программки. Он спросил у сидящей рядом девушки, смотревшей на сцену горящими глазами: — Извините, а кто играет Ромео?

— Как, вы не знаете? — Девушка посмотрела на Пейкова так, будто он только, что слез с дерева и на её глазах у него отвалился хвост. — Это же Вадим Темников.

— Вот и ответ: этот Темников — Вадим!

После спектакля Артём, легко оттеснив назойливых фанаток смазливого актёра, заявился в гримёрку к Вадиму с бутылкой «Виски». Под её воздействием, а так же стараниями Пейкова Вадим щебетал почти час, словно вовсе не устал за время представления на сцене.

Он действительно оказался сыном того самого Дмитрия Темникова, только гораздо подлее папаши.

И какого же было изумление Пейкова, когда он выяснил, что родным братом жены Дмитрия Темникова оказался Станислав Лаврищев, тот самый, который был причастен к гибели родителей Черкасова Олега и к тому, что болезнь того чуть была не закончилась летальным исходом…

Потом он пришёл в офис Темнокова, но к Лаврищеву. И никто не заметил, что с тех пор, как Пейков появился, на фирме произошло много более чем странных событий, к которым мог быть причастен он.

А теперь он выплеснул на Лаврищева весь смысл жизни своих последних лет. И в нём осталась только грусть. Он был совершенно один в этом бесконечно чужом пространстве и отчётливо понимал, что по существу всю свою бурную жизнь он был один. Чужой среди чужих. Хотя никак не мог смириться с этой мыслью.

Конечно, у него был Олег. Но в его венах текла чужая кровь. Некоторое время Пейков мог игнорировать это. Но не долго. И Артёму не хотелось даже частично перекладывать ответственность за свои поступки на его плечи.

Все эти воспоминания бурной и, как теперь оказалось, лишённой смысла, жизни Пейкова молниеносно пронеслись в его голове, как один миг.

 

32

Поначалу не собираясь проводить массовых репрессий, Артём запустил колесо смерти, завязав его на числе шесть. Темников погиб в двадцать один час тридцать минут. При сложении простых чисел: два, один, три и ноль — получалось магическое число шесть.

И новая цифровая техника, в частности навороченные мобильники, будто специально созданные для воспроизведения невидимых сигналов, успешно провели сотворённый Пейковым «белый шум» и закодировали Темниковых на нужные ему действия.

Ушёл Темников и колесо закрутилось. За Дмитрием Антоновичем не стало его жены и сына. Дальше должны были сгинуть Вера и Лариса. Шестая смерть должна была стать последней.

Нечаянно толкнув на фирме Пейкова плечом и не извинившись, Тимур сам обрёк себя на роль жертвы.

— Краёв не видит! — завёлся было Артём и даже хотел покрепче прихватить Тимура за причинное место, но тогда у него были дела по важнее и он на время забыл про этот инцидент.

Теперь Темниковы лежали в земле плотно, как кильки в банке.

И когда Валентина озаботила Артёма своим опасением, что старший опер Труханов оказался честным до дотошности и мог испортить всю игру, Пейков решил сделать Тимура джокером.

Уже через день от Тимура ушла жена к первому встречному и даже ухитрилась некоторое время быть с ним счастливой.

Оставшись один, Тимур быстро клюнул на смазливую Веру, на которую будучи мужем своей любимой жены, он не посмел бы строить какие — либо планы. А теперь он как с цепи сорвался! Он жадно заглотил любезно подсунутую ему Пейковым любовную наживку. Но увидев, что его ухаживания на Веру не действуют, решил взять неприступную крепость штурмом. А, когда его боевой пыл наткнулся на бастион Вериного непонимания, перешёл к длительной осаде.

Артём Андреевич, порой задыхаясь от азарта, цинично продолжал играть с жизнями людей на правах опытного кукловода. Он дёргал своих «кукол» за ниточки так, словно их боль не имела для него никакого значения. Вероятнее всего так оно и было.

А неугомонный Труханов продолжал огорчать Пейкова. Но Артём и тут не остался в накладе: долгое время продолжая смотреть на продвижение расследования его глазами. И видя, что Труханова подпирают сроки, решил напустить на этого дело побольше тумана.

Тут ему хорошо пригодился Илья со случайно подсунутыми ему фальшивыми долларами, завезёнными в Москву чеченцами ещё в стрёмных девяностых. И Труханову пришлось, высунув язык, изрядно побегать кругами.

Да и Валентина вовремя вспомнила довольно ординарный случай с нечаянным пристрастием Вадима к наркотикам, который так же отнял у Труханова драгоценное время.

Потом Евгений непременно должен был принять признание Веры за неоспоримую истину. И он согласился, не колеблясь ни минуты, и не стал выискивать никаких аргументов против!

Но тут Пейкова повела Вера. Вместо того, чтобы после допроса на Петровке прийти домой и благополучно отравиться таблетками, она исчезла.

А кто любит проигрывать?

Будучи сильным паро — психологом и, несомненно, лицемерным негодяем, Артём, войдя в расслабленное состояние и настроившись на Веру, вычислил зигзаги её пути и послал по ним полоумную Ларису. Но предварительно Артём Андреевич специально довёл её до такого состояния, иначе она просто не стала бы его слушаться.

Лариса неплохо отработала и выполнила возложенную на неё Артёмом миссию и, как отработанный материал, Пейкову больше была не интересна. И она пошла своей тропой.

Но непослушный Труханов не погиб в ДТП на МКАДе, хотя Пейков ясно видел его мёртвым. Как и его двойную ауру, какая бывает у близнецов. Его брат родился мёртвым и должен был тянуть Евгения за собой. Тому явно не слишком везло по жизни!

К тому же Труханов исхитрился откапать сведения по делу Лапшина и своим усердием мог поставить под удар безупречный план Пейкова. Ведь в последнее время многие секретные документы КГБ с именами и фамилиями странным образом начали просачиваться в прессу. Сопоставив их, опытный сыщик мог поставить под вопрос законность некоторых денежных активов, унаследованных Лаврищевым. Или, того хуже, мог наткнуться в шедеврах бюрократической отчётности на его фамилию.

Тогда Артём решил ввести в игру джокера. Хотя знал, что эта плохая карта. Она непредсказуема.

И Тимур, принудительно введённый Пейковым в замкнутую социальную группу, в отчаянии повернул ключ зажигания, судорожно хватая ртом воздух, словно ему перекрыли кислород. Он задыхался, испытывая незнакомую боль в груди. Но выжал педаль газа до отказа и почувствовал, что вот, вот разрыдается.

Стартер сработал мгновенно и взревел мотор.

Тимур жал на газ. Он словно хотел заставить свою машину совершить самоубийство и ему это удалось! «Mazda» резко развернулась поперёк дороги. Задев идущий сзади внедорожник, она отскочила и закрутилась на скользкой дороге, зацепив ещё пару машин, стрелой вылетела на тротуар и врезалась в фонарный столб.

— Лихо! — уважительно произнёс какой — то паренёк в очках, по — видимому студент — ботаник.

Труханову опять несказанно повезло, а Джокер погиб. Почему? Произошёл сбой программы, или её взлом? И теперь колесо смерти не замыкалось на числе шесть.

Идущий на работу Труханов не успел дойти до злополучного фонаря всего десять метров. Прочитанный Ларисой оберег сработал. Пейков непростительно недооценил её силу.

— Ведьма доморощенная! — процедил сквозь зубы Артём.

Он слышал, как его голос наполняется яростью и понимал, что его восклицание мог слышать кто — то посторонний, но не мог справиться с собой.

 

33

Со стороны улицы офис фирмы освещало яркое, почти весеннее солнце. Зима постепенно сдавала свои позиции. Но, ещё не потемневший, выпавший ночью снег слепил глаза. Солнечный зайчик отскочил от проезжавшей мимо машины и прыгнул Пейкову в глаз, на миг ослепив его.

Следующий миг был ещё ослепительнее. К дверям офиса спешила новая секретарша Лаврищева, недавно заменившая пропавшую Лиличку. Тоже эффектная и сногсшибательная, вызывающая бурю страстей в организме мужчины, она так же бессовестно опаздывала на работу, изображая само смущение.

Пейков эгоистично воспользовался своим шестым чувством и посмотрел возможные линии вероятности красавицы. Они пугали!

Постоянно путая представления о добре и зле и всё же расчувствовавшись, Артём Андреевич спустился со ступенек, освобождая ей вход в офис. Секретарша слегка кивнула ему и улыбнулась дежурной улыбкой.

Пейков с удовольствием глубоко вдохнул морозный воздух. В его душу входил приятный покой, какой бывает, когда вдруг удаётся разом сбросить со своих плеч весь груз проблем: Теперь Лаврищеву не соскочить. Иначе..!

Он медленно шёл вдоль офиса. И так же медленно с крыши сползала, подтаявшая на солнце, огромная сосулька.

Артём остановился и непроизвольно поднял глаза к небу. В ту же секунду он увидел прямо над собой, сверкающую на солнце, смерть. Это была бесконечно длинная секунда.

Пейков вдруг осознал, что недавно прошедшая мимо девушка — ангел — это он сам, выложившийся сполна и растерявший силу, исполняя свои бредовые идеи!

— Пытаясь перевернуть мир, я, возможно, преступил ту грань, которую нельзя было переходить? Я развязал войну, а любая война — преступна! Или совершил сделку с дьяволом…

Или поломанная программа, запущенная им самим вышла из — под контроля. И пошла цепная реакция. И на каком числе она теперь остановиться, ему не подсчитать!

Цвета кругом потускнели, исчезли тревожные запахи и многослойные контуры предметов. Мир вокруг истончился и всколыхнулся туманом.

Через мгновение сосулька рухнула, увлекая за собой солидный кусок, спрессованного за зиму, снега и с математической точностью обрушилась на голову Пейкова.

Полное понимание происходящего отразилось на его лице в этот момент, который стал для него последним. Пейков даже не успел почувствовать боль.

Из окон офиса на, привлёкший их внимание, шум выглядывали сотрудники фирмы. Редкие прохожие остановились в удивлении. Из проезжавшей мимо престижной иномарки негромко звучала песня «The show mast go on».

Шоу продолжалось!

На сером тротуаре лицом вниз без движений валялся не молодой человек в тёмном костюме. Из — под его головы текла кровь. Сверху присыпанный снегом и крошками льда в подобие белых распластанных крыльев, он напоминал разбившегося ангела.